Кое-что о слепцах

Я бы не стал писать на эту тему, потому что слепота или невозможность достаточно ясно видеть, полученная натуральным путем от рождения или в следствие каких-то жизненных осложнений есть признак неравенства с другими, а значит и инвалидность некоторого рода.
Помню, что писал как-то про слепого фотографа, который выставляет натуру для съемки способом отсчета шагами до нее, а потом просит подавать натуру звуковые сигналы для максимальной фокусировки объектива на источнике звука. Про него была целая программа по трубе с приводом его в студию.
Глядя на на него, никогда не скажешь, что он слепой.
Может быть, он одет немного старомодно: яркая и узкая одежда времен фанка и попопулярности группы Sly and Family Stone.
Эдакий черный вариант Паниковского.
Помню, что во время интервью, несмотря на звуковые сигналы, он все время норовил смотреть мимо камеры.
К нему на съемку надо записываться заблаговременнно, потому что фотографии, им выполненные, считаются предметами искусства слепых, а не просто так – на память.
Слово «искусство» здесь играет не последнюю роль, потому что если посмотреть на те фотки, то сразу не понять - как же они достигают такого качества и имеют влияние на нас, зрячих.
Объяснение этому только одно – великая сила искусства.
Все изображения настолько динамичны, что шлейф движения прослеживается вне запечатленного.
Для сравнения, могу сказать, это как если взять картину о полете кометы и вырезать в ней маленький прямоугольник.  Этот прямоугольник и есть фото сделанное слепым ходожником.
Но разница состоит в том, что если посмотреть на ту же картину, то всякий про нее скажет, что это полет кометы с прямоугольной дыркой.
А вот когда держишь в руках маленький вырезанный прямоугольник и видешь на нем изображение всего полета кометы, то это и есть искусство. Лучше, чем так, мне сегодня не объяснить.
Однако вернемся к слепым. Процент слепого населения в обществе приблизительно одинаковый, но он повышается во время и после социальных и политических катаклизмов, например – войн или индустриальных скачков в отсталых странах.
Я не буду описывать средневековых групповух слепцов, заблудившихся между холерными городами или слепых музыкантов типа Бочелли, Стиви Уандера – Рея Чарлза или всякого рода производственных комбинатов, на которых натурально или насильственно невидящие люди занимались посильным трудом: собирали картонные коробки, плели сетки для спортивных мероприятий или простые продуктовые авоськи, а хочу отметить, какую замечательную нишу некоторые из них нашли в театральном мире.
Если вы, читатель, не такой уж домосед и посещаете театр хотя бы 5-6 раз в год, то хотя бы в одно из посещений  могли бы заметить на сцене слепого или даже двух, которые к событиям в спектакле никакого отношения не имеют. Они обычно одеты по теме, чтобы не выпирать, и делают  или изображают что-нибудь объемное, но статичное, например пассажиров в соседнем купе или немых свидетелей происшествия или просто гуляющих.
Сам я не большой театрал, но все равно видел, как после занавеса, опущенного для антракта, откуда-то на сцене появился неловкий мужчина, который лицом и руками пытался добыть себе дорогу сквозь пыльный бархат назад на сцену. Зрители в зале подумали, что это комическая реприза и стали над ним смеяться. На что он повернулся к ним лицом и нецензурно всех обкладывал, пока чья-то рука из-за занавеса не втащила его на сцену.
Кроме пассивных слепцов в театральных постановках бывают еще и активные.
Как все мы знаем, многие великие литературные произведения не были изначально написаны для постановки на сцене, а были адаптированы позже.
По этой причине роль автора-рассказчика, но не участника событий, просто зависала между стульев, и некому было слово автора замолвить, пока такого рассказчика не научились вводить в состав действующих лиц.
Именно эти роли ведущих, рассказчиков или свидетелей и стали популярными среди слепых актеров.
Несведующая публика и не подозревает, что характер, сидящий на стуле у самой оркестровой ямы и делающий поучительные или саркастические ремарки в адрес героев, и есть слепой актер.
В антракте ему дают выпивку без очереди.
На сцене его голос громче обычного декламирует с максимальным выражением самое важное о том, что уже произошло, но еще не до конца понято.
Он смотрит невидящим, но проницательным взглядом в самый первый ряд так, что у конкретного зрителя от такой непрошенной интимности мурашки бегут по спине.
В конце своих монологов он обычно предлагает: «Давайте же, посмотрим, что будет дальше».