Идиоты!

- Поехали на свадьбу! - такие предложения всю жизнь застают меня врасплох. Чищу зубы, задумчиво рассматриваю в зеркало свою физиономию. Бритую. Возможно, не зря брился? Свет мигает вопросительно - над раковиной... Она подходит сзади, неслышно ступая босыми ступнями по прохладной плитке - сколько раз я тебе говорил - простынешь?! Улыбается, обнимает меня... Прижимается сзади, кладет острый подбородок мне на плечо... Ей так нравится. А мне? Наверное, да. Больше всего на свете боюсь, что меня убьют у нее на глазах - так и вижу в кошмарных снах: ясный, солнечный день, тепло, листочки распускаются... Выходим мы из подьезда - и я немедленно получаю пулю между глаз... И последнее, что вижу на Земле - ее растерянные, огромные, золотые глаза... Всегда просыпаюсь на этом месте - и долго-долго смотрю на нее - спящую рядом. И - в который раз обещаю себе уйти от нее. Но вот же... не могу. Как там, у классиков? "Все, что тебе дорого, должно быть далеко. По возможности, там - на Земле..." А у меня как раз - здесь. Она.

 
- Поехали сегодня на свадьбу, а?
- А кто...?
- Боженка и Славомир... Ну, ты помнишь...

 
Да, помню... По крайней мере, Славомира. Прекрасный художник - чуткий, тонкий... Кажется, он рисовал ее - и хорошо рисовал... А еще у него очень умелые, длинные и сильные пальцы - на удивление экономно и бережно обращающиеся с зарядами кумулятивного действия. И - с радиовзрывателями. А вот Боженку... Боженку я не знаю. Ну, или по имени - не знаю...

 
- Поехали...

 
Ну как ей откажешь... Едем, конечно - едем.

 
Площадь у собора, и перезвон колоколов. И веселые крики вездесущих мальчишек... И открытый фаэтон, и лошади - в ярких султанах; в упряжи - цветы, какая-то зелень... Веселый кучер - на козлах. Подмигивает нам - когда я, выйдя из машины, помогаю тебе выбраться с пассажирского сиденья: у лендровера-дефендера довольно высокая осадка, и тебе, в узкой кремовой юбке и на каблуках - трудно так сразу выйти наружу... И я просто беру тебя на руки, и, вынув из машины, бережно ставлю на старые надтреснутые плитки тротуара. Кучер громко и ободрительно цокает языком, и что-то нам говорит... Не слушаю его - смотрю на тебя... Ты продеваешь мне под предупредительно согнутый локоть свою узкую ладошку - и мы торжественно шествуем к паперти. Весна - и солнышко выглянуло. Слепит - прямо в глаза прыгают веселые блики от крестов и золота куполов...

 
Шаги... Твои - цок-цок-цок - каблучками по плиткам; и мои. Рядом, в такт. Вдруг - еще звук... Чуть громче - пок-пок-пок-пок... И... фонтанчики гранитной крошки - от плиток тротуара... Строчка - все ближе... Пок-пок-пок-пок...

 
Толкаю тебя в спину - ты падаешь. Рефлексы у тебя прекрасные (гимнастка, балерина, модель)... И ты моментально ныряешь под так удачно стоящую рядом с церковной папертью скамейку - капитальную, старую... Так. А вот ... Не успеваю: тупой, тяжелый удар в левое плечо - между лопаткой и позвоночником, ближе к шее... Еще - туда же, и еще один - в левое же плечо... Господи, до чего же больно! Фонтанчиком выплескивается кровь из всех дырок сразу... Падаю - как куль с мукой. Ползу. Еще пару метров... Вот и машина. Здоровой рукой отталкиваюсь от асфальта - и закатываю свою продырявленную тушку под днище: оно - бронированное, перележим... Теперь... теперь - только ждать...

 
- Жива? Не высовывайся!!! Лежи тихо - сейчас приедут... вытащат нас...

 
Интересно, а сам я в это верю? В то, что кричу сейчас - ей... Голова кружится - и уже совсем не больно, только жарко и тускло как-то... С мира смывают краски - все стремительно сереет... Смотрю на трещины в плитках - прямо перед глазами... Вертятся в голове какие-то мысли - но вот собрать их воедино никак не удается - так, обрывки слов... Английских, Сербских, Немецких... А по-Французски только... Je t'aime...

 
Стараюсь зацепиться за что-то взглядом - чтобы не скользить, задержаться - здесь и сейчас... О! Огромный, наглый черный таракан неспешно семенит по своим важным делам куда-то, пересекая разом опустевшую площадь. И - замирает. Вопросительно водит своими длиннющими усами - рядышком, едва не касаясь моего лица кончиками... Садится, смотрит на меня - мне даже кажется, что я вижу свое отражение в его блестящих капельках-глазках... Какая красота... рациональность, покой и уверенность в себе - вот ведь... Создание природы - как придумалось миллион с лишним лет назад, так и живет. И ядерная война ему не страшна... И меня - переживет...

 
Тут прилетает мне невесть откуда мысль... странная, совершенно уж нелепая: что если я - вот прямо здесь и сейчас - сдохну от потери крови, то немедленно вернусь в этот же самый мир - вот в его тараканье, такое бесконечно рациональное хитиновое тельце... И буду тараканом - сколько мне еще отпустится... И в ушах звенит все сильнее и сильнее, и голова - кружится и кружится... кружится... Выцветает, блекнет весна...

 
Осень. Столики кафе, желтые листья неспешно кружатся в прозрачном выстуженном воздухе и опускаются на цинковую полированную поверхность, на свободный стул напротив, в мою чашку с божественным каппучино... Смотрю на часы - без двадцати три. Ты опаздываешь. Как всегда, ты - опаздываешь. Кашляю - не совсем еще затянулись дырки в легком... И кашлять-то больно - а уж как хочется курить!

 
И вдруг - внезапно, ниоткуда - твои ладошки, такие прохладные и ласковые - у меня на глазах. И как тебе все время удается так подойти - незаметно и не слышно... Ты не носишь больше туфли на каблуках - вот в чем дело... Только - удобную, легкую обувь, сшитую на заказ... Пуля снайпера вошла тогда рикошетом в твою левую ступню... и каблуки больше не для тебя... Съездили на свадьбу... идиоты.

 
Париж, осень, маленькое кафе у станции метро Мабер-Муталите. И я целую твои мягкие, теплые губы - улыбающиеся мне навстречу... Мы - все еще вместе. Странно, правда?