Глава 1. мы едем на праздники домой

ГЛАВА 1.
Мы едем на праздники домой.
       

        Пасмурный осенний день. То сыплет косой мелкий дождь, то вдруг колючая снежная крупа, подхваченная порывом жгучего ветра, ударит в лицо. Безнадёжно унылы посиневшие лица ссутулившихся прохожих, воротниками заслоняющихся от ветра.
        А нам весело! Ну, ещё бы нам не веселиться! Мы студентки - первокурсницы!
        А до этого, сколько было вопросов, сколько сомнений!
        Послевоенные - всё ещё не лёгкие годы. Жили холодно, голодно, жили в деревне. Отцы погибли на фронте. Матери, кроме нас, тянули ещё младших сестрёнок и братишек.
        И какой бы ты способной в школе не была, учиться дальше - непозволительная роскошь.
        Мечтали мы об институте, да и матери уговаривали нас попытать счастья, а они уж как-нибудь, войну ведь пережили - о чём теперь может быть речь!
        Поехали. "Не так страшен чёрт, как его малюют" - вступительные экзамены сдали лучше многих городских, по конкурсу прошли, хотя на одно место было по двадцать человек, в пединститут на литфак поступили.
        На уборочную в совхоз от института съездили, кое-как перебились.
        Трепать свои осенние пальтишки было жалко. Чищенные - перечищенные, штопанные - перештопанные предназначены они были, чтобы ходить в институт, а по утрам уже заморозки.
        "Не без добрых душ на свете" - сердобольные хозяйки, у кого разместили нас по квартирам, давали нам для работы свою ветошь.
        Приходилось нелегко. Ведь автопогрузчиков не было. Вручную, большими вёдрами без ручек, назывались они чиляками, грузили на машины мы зерно.
       - Старательные девчонки! - удивлялись местные женщины, а мы-то ведь судачили: "Прислали, дескать, нам заморышей не для работы".
        Грузили мы зерно, а сами думали: "как и где будем жить, можно ли зиму обойтись без тёплого пальто, можно ли прожить на стипендию в месяц? И ведь её чтобы получать, нужно сдавать экзамены без троек. Как там пойдёт она - учёба в институте?"
        Но теперь все эти вопросы были решены. Общежитием нас обеспечили, коммуной вполне, оказалось возможно прожить на стипендию в месяц, чай в общей кухне кипятили по целому ведру. Складывались на питание в общую кассу. В комнате нас было двенадцать человек, и все, кроме Стеши Куделькиной, вступили в коммуну по столу.
        По очереди дежуря, готовили для всех горячий завтрак и ужин. Это было удобно и дёшево. Обедали в студенческой столовой. Обед, состоящий из щей, оладий и компота или простокваши, тоже был нам по карману.
        Общежитие тёплое, институт рядом - можно обойтись и без зимнего пальто. Даже оказалось, что в разных соседних учреждениях в неурочное время можно было техничками, официантками, гардеробщицами немного подработать, и учёба пошла у нас хорошо.
        Всем этим необходимо было с родными и близкими поделиться, и не в коротких письмах, это надо было рассказать со всеми подробностями, увидеть, как сияют от радости за нас, их бесконечно дорогие нам лица.
        Ведь мы впервые вдалеке от дома, очень соскучились по домашнему теплу, и сегодня ехали на ноябрьские праздники домой.
Оттого и были так веселы в пасмурный неласковый день.
        Нас шесть человек - всем в одну сторону, всем ехать в одной электричке. Намёрзлись всё-таки в холодном трамвае до вокзала, но не прятали носов в воротники, ведь не зима ещё.
        В зале ожидания, прежде всего, подошли к буфету с разными разностями, разными недоступными нам вкусностями. Полюбовались тем, как белели выпуклыми боками варёные яйца, как плотно сидели одна на другой поджаристые коричневые котлеты на тарелке, как жирно поблескивал срез свиного солёного сала, дымился горячий чай. Вид нарядных пирожных вызвал фантастические мечты.
        - Хватит глазеть, идёмте за билетами, - подтолкнула нас Люба Савинова, - а то не вытерплю, чего-нибудь куплю.
        Мы с сожалением оторвались от соблазнительных видений и в кассу подались. Заняли очередь за билетами, пристроились поближе к тёплой батарее, поиграли в "выжимай масло", чтобы скорее согреться, то есть стали у стенки в ряд и жали друг на друга, стараясь вытеснить из ряда зазевавшихся и слабосильных - смех, визг!
        Тамара Одинцова стоит в сторонке, с нами не играет. Спросили - почему? Оказалось потому, что не совсем прилично в нашем возрасте в людных местах так себя вести. Люба Савинова с Тамарой согласилась:
       - Всё-таки работать будем в школе.
       -До школы ещё далеко, - возразили мы, но играть перестали. А безудержная радость так и рвётся наружу, вызывая нестерпимое желание делать что-нибудь весёлое, недозволенное.
        Сладкоежка Галочка Сметанкина предложила купить пирожные в буфете. Ей можно о пирожных думать - у неё отец вернулся с фронта, она - единственная дочка у родителей, единственная толстушка среди нас - высоких и худых. Посмеялись над тем, какая она румяная, глазки - незабудки, губки - вишенки. Сама похожа на пирожное - съешь меня, да и только! Галочка обиделась.
        -А почему бы нам, в самом деле, пирожных не попробовать? - задалась вопросом Люба Савинова, чтобы отвлечь от Галочки внимание коллектива, - все ведь сдали на стипендию.
        И мы неожиданно для себя с ней согласились. Даже Тамара Одинцова не была против. И тут же, у буфетной стойки съели по пирожному, мгновенно проглотили, как будто их и не было.
        - Очень вкусно! - сказала сладкоежка Галочка.
        - Ничего вкусного, - возразила Люба, - сладко и приторно. Большинство из нас ели пирожные впервые. Кто-то предложил ещё по одному взять, чтобы точнее разобраться в этом вопросе. Купили ещё по одному, снова съели и не пришли к общему мнению. Кто-то даже по третьему предложил купить, но мы тут спохватились, ругая себя за расточительность, прикинули, сколько за эти деньги могли бы приобрести хлеба, килек, сахару - привычной и полезной вкусной пищи. И, чтобы возместить расходы, решили ехать без билетов.
        При посадке на электричку их не требуют, в электричке не всегда проверяют, и если даже будут проверять, то можно перейти в другой вагон.
        Сказано - сделано, мы отошли подальше от кассы, снова шутили, веселились. И вдруг заметили, что с нами нет Тамары Одинцовой. Мы её подождали, поискали, электричка вот-вот должна подойти. Но Тамара явилась, наконец.
        - Ты где была? - набросились мы на неё.
        - Стояла в кассе за билетом, - ответила она.
        - За каким билетом? - удивились мы, - ведь без билетов все решили ехать.
        - Вы решили, - ответила Тамара, - я думаю иначе - если уж жить, то жить честно, без лазеек и виляний.
        - У тебя нет чувства коллективизма, - старались мы её усовестить.
        - Да, к бесчестному коллективу у меня нет чувства коллективизма, - был ответ. Негодованию нашему не было границ.
        - Слишком громкие и неуместные к случаю слова, - старались Тамару вразумить, - нашла жуликов! Мы ведь тоже не рецидивистами готовимся стать. Но если не сводим сейчас концы с концами... Смотри, какое преступление! - Заметили, что сами себя убеждаем в собственной честности. С Тамарой много не наговоришь. Сказала и помалкивает стоит. Мы тоже замолчали. Исчезла радость наша "как будто в бочку мёда попала ложка дёгтя".
        - Может, правда билеты взять? - предложила Галочка Сметанкина. Мы так на неё посмотрели, что она рта больше не раскрыла.
        Электричка подошла. Побежали на посадку. Заняли хорошие места - два свободных сиденья, обращённых друг к другу. Молчали, не говорилось больше, не шутилось. Достали книги из портфелей, стали читать.
        Чтобы доказать, что никакие Тамары Одинцовы не могут омрачить радость нашу, нашли в себе силы подшутить над трусоватой и доверчивой Галочкой Сметанкиной - будто контролёр идёт. Она заморгала длинными ресницами, завертела в страхе кудрявой головой, налилась алой краской, как на глазах созревший помидор. Посмеялись, даже Тамара Одинцова не выдержала, хохотнула. И снова углубились в чтение. Ни слова, ни звука, только время от времени страницы шелестят.
        И вдруг по вагону раздаётся строгий голос:
        - Товарищи, приготовьте билеты для проверки! Это настоящий контролёр идёт - немолодая, худощавая женщина в форменной куртке.
        В чувствах наших и мыслях смятение, отчаяние, желание сквозь землю провалиться, робкое обращение к судьбе: "хотя бы пронесло!" Только не пронесёт, её голос всё ближе и ближе. Что если встать и двинуть на глазах у всех в другой вагон? Пожалуй, ещё хуже - выхода нет, шарим по страницам жалкими затравленными глазами.
        - Ваши билеты! - это уже обращение к нам. Но есть ещё отсрочка - Тамара Одинцова, не поднимая глаз, неверными, дрожащими пальцами ищет и протягивает свой билет. Так стыдно ей за нас - бесчестный коллектив.
        - Ваши билеты, девочки! - ещё строже говорит женщина в форменной куртке.
        - Все ведь без билетов едем, почему оправдываться должна я? - думает каждая из нас, и мы молчим.
        - По-моему, я обращаюсь к вам! - начинает она сердиться, и тогда мы одновременно поднимаем от книг стыдливые глаза и очень тихо говорим, что билетов у нас нет.
        - Как это нет? - удивляется она.
        - Просто нет, - ещё тише, ещё мучительней отвечаем мы и снова опускаем глаза.
        По нашим книгам, портфелям, худым бледным лицам, по длинным рукам, вылезшим из потёртых коротких рукавов, конечно, видно, что мы, живущие на стороне студентки, что едем на праздники домой.
        Женщина ещё долго стоит над нами, может быть, представляет своих таких же, на стороне учащихся детей, и, не сказав больше ни слова, идёт дальше.
        Пронесло, но мы не чувствуем удовлетворения, мы молчим. Снова время от времени страницы шелестят, но это так, для вида, никто из нас больше не читал. Каждая из нас, по-моему, давала себе торжественную клятву: "Если уж жить, то жить честно!". И помнить, как Тамара Одинцова, что для девиза этого нет в жизни мелочей.