Шалман

                Шалман.

             Оглядывая приборы и прислушиваясь к работе машины, Витька слушал новую кассету Кучина купленную днем на одной из автостоянок, называемых шоферами шалманами. Он точно не знал - что означало это слово. Но, как и всякое народное прозвище, оно было как раз то. Дни и ночи здесь дымились самовары и на все лады гремела музыка. Со сделанных на скорую руку лотков и навесов над ними торговали всякой всячиной – облапошенное ельциными, чубайсами и гайдарами дурачье, просрав все что было построено отцами, дедами и ими самими, в надежде на скорые вареники и галушки кинулось в торговлю.               
             Многочисленные киоски старались всучить все, что только пожелает душа - от мягких игрушек до телевизоров и норковых шуб. Здесь же высились горы   автомобильной резины, масел, жидкостей, запчастей и аксессуаров. Сновали какие-то хмыри, предлагавшие  презервативы и проституток. И, даже, «Макаровых» и «Калаши». Цены конечно кусались, но что поделаешь - дорога. И таких шалманов было множество. Впрочем, сегодня вся эта страна была один сплошной шалман.               
             Жизнь здесь не замирала ни днем, ни ночью, а несшаяся из киосков торгующих кассетами и дисками наглая разухабистая блатата задавала тон, ритм и смысл этой жизни. Ею было пропитано буквально все. Даже бабушкины стаканы шустро отмеряющие семечки, арахис, чай или брагу и те, казалось, жизнерадостно вызванивали – рублики, гоните рублики. Шалман, он и есть шалман.
             Ближе к югу можно было видеть сложенные на земле арбузы, дыни, капусту, ящики с черешней, вишней, сливами, яблоками, огурцами, помидорами. Дальше к северу - мешки с картошкой. Ею  торговали прямо с земли или с выпряженных, без лошадей телег - торговать приходилось иногда по несколько дней, а лошади, наверное, были нужны в хозяйстве. Это местные крестьяне или перекупщики предлагали оптовикам свой товар. Здесь цены были уже божеские.
             С автостоянок, где днем вольготно располагались редкие в это время машины, доносился  стук кувалд по колесным дискам. Витьке пришлось поколесить по стране, но где бы он не был, без этого стука наши дороги также немыслимы, как и сама Россия без колокольного звона.
             Кое-где возле машин на разостланном  тряпье лежали полуразобранные или полусобранные помпы, стартеры, генераторы, трамблеры, карбюраторы, бензонасосы. А иногда и коробки передач, редукторы задних мостов и даже двигатели - это смотря кого, какая беда заставала в пути.
             Кто-то сидя в машине перекусывал или завесив стекла полотенцами и прочим тряпьем от солнца и посторонних глаз, отдыхал, делал какие-то свои дела или поджидал назначившего встречу клиента.    
             К вечеру становилось теснее. Машины прижимались одна к одной - шофера располагались на ночь. Из кабин слышалась музыка, неразборчивый мужской гомон, женский смех и взвизгивания. А кое-кто даже ночью, даже при тусклом свете переноски продолжал колдовать над тем что было разостлано на тряпье.             
         - Пожалуй надо уже подыскивать стоянку - зевая и поглядывая в темноту за стеклами подумал Витька. Монотонно взмахивая, щетки стеклоочистителя едва успевали убирать с лобовых стекол дождевые капли и потеки от них.  Щетка с его стороны, как это всегда бывает по законам подлости, в самом верху, аккурат там где было нужнее всего, терла намного хуже чем внизу. Подумав - не поменять ли их местами - глянул на правую. Но та была еще хуже. Ему ничего не оставалось, как сползать вниз по сиденью, чтобы глаза были на уровне того места на лобовом стекле которое протиралось более-менее или постоянно наклонять голову.
          - Ннееет. Этто не дело. Надо будет завтра купить пару щеток - поглядывая в лобовое стекло, на щиток приборов, зеркала заднего вида и нашаривая  за сиденьем бутылку с «вымиралкой» подумал он.
             Из полумрака кабины, в свете фар было видно как косо хлестал дождь, а ветер сотрясал иногда машину так, что она заметно теряла в скорости.
         - Погодка… - зябко передергиваясь, подумал он. Но в кабине было тепло и уютно, все что требовалось, та же «вымиралка», сигареты или сухари которыми он хрустел когда начинало клонить в сон, всегда были под рукой.  Где-то там, на зимней дороге между укрытых снегом сосен, неизвестно после скольких бутылок глючил Кучин - ему примерещилась мать… 
          - Дааа… длинно-длинно зевнув подумал Витька - в дороге может привидеться и не такое. Особенно ночью.
             Ему нравился Кучин, вернее его песни и он покупал каждую новую, появлявшуюся его кассету. В них была не только эта разухабистая блатата, но и что-то искреннее, человеческое. Судя по всему, он был нормальный мужик. Но по молодости, как и многие из нас, успел-таки натворить кой чего. А будучи в очередной отсидке не смог даже похоронить мать. И вот теперь...
        -  Возможно это был один из тех душещипательных приемов которые так любят блатные для придания песням чего-то эдакого - думал Витька - а может и вправду крик надорванного сердца в том вечном под этим небом запоздалом раскаянии, ожидающего каждого в отношении матерей. Но которое как всегда, приходит поздно. Слишком поздно...   
             Где-то в глубине души он понимал -  материнской темой, не спекулируют даже в песнях. Будучи еще в том сопливом возрасте и загремев на нары, мы  только там и вспоминаем о матерях. Вспоминаем так, что начинаем тянуться к локтям в надежде дотянуться до них зубами. Но и это еще не то. Даже в этом случае сердце не покидает надежда на то, что пусть через год, через три, через пять, через десять, но все-таки...
              Кто для нас мать, мы в полной мере понимаем только тогда, когда надеяться, увы - уже не на что. Когда нет уже той надежды. Когда единственное что нам остается, так это глючить… 
              Заглушая Кучина и рокот ровно работающего двигателя набирающего обороты после очередного переключения передачи, сработал тормозной кран. Выбросив длинную-длинную струю воздуха, также неожиданно и резко, как бы отсекающее, умолк.
              Далеко впереди, справа от дороги, приближались яркие огни фар.
           - Вот это свет! Ксенон наверное?.. - с завистью подумал он, отмечая как яркие, словно молнии лучи то задирались куда-то вверх, то почти упирались в землю.
Проселок… На асфальте, каким бы он не был, свет фар такого не вытворяет.
              Вдруг, в ровной «музыке» работающего грузовика, в его постоянных, сопровождающих работу звуках, уловил фальшивую ноту, какой-то посторонний гул и легкую вибрацию.
            - Давно ли это?.. Или только сейчас началось?.. - мысленно спрашивал себя, инстинктивно наклоняясь и прислушиваясь.
          - Только этого не хватало… Что бы это могло быть?.. Кардан?.. Подвесной?.. А может сцепление?.. – вспыхивали и гасли одна «краше» другой невеселые мысли. Лезть по такой погоде с ключами под машину и в свете осатанело метающейся переноски раскручивать сначала горячее, но быстро остывающее железо…
              Но не это было самым страшным. На обломавшуюся машину словно гиены на раненного буйвола, тут же налетали шайки местных и залетных «хозяев» этих мест. В лучшем случае требуя отстегнуть за проезд по «их территории», а в худшем…
              Поэтому, кого нужда гонит сейчас в дорогу молятся - чтобы только машина не подвела.      
              Различные неисправности под нагрузкой, «в натяг» или наоборот без нее, «в накат», ведут себя по-разному. Он давил на газ, заставляя двигатель работать под нагрузкой. Сбрасывал его, одновременно прислушиваясь к изменяющейся тональности гула и интенсивности вибрации. Но ничего определенного по поводу возникшей неисправности решить  не мог.
              Настроение сразу же упало - когда все работает нормально, хоть и в трудном но все-таки режиме машина воспринимается как родной, надежный дом. Пусть, даже, где-то у черта на куличках. И даже больше чем дом - воспринимается как кормилица и поилица без которой никто не мыслит своего существования. Но когда что-то нарушается в ее  работе, когда с минуты на минуту ждешь что, вот сию минуту, вот сейчас, что-то застучит, загремит, загрюкает и заклинит или вибрация станет такой что ни о какой езде не может быть и речи, тогда… 
            - Дотянуть бы до стоянки, а уж утром… -
              Яркий  свет фар резанул по глазам. Витька инстинктивно вдавил педаль тормоза, но поздно - удар правой стороной кабины потряс машину. Потом было слышно как его грузовик протащил какое-то время то что ударилось в него и остановился. Правая фара потухла. В свете левой было видно как запарило перед капотом, а в воздухе запахло горячим тосолом, маслом, соляркой и чем-то таким что было ни к чему. Запахло бедой.
              Ночь, погода, осознание случившегося, острое чувство одиночества, заброшенности куда-то к черту на кулички и своего сиротства на этой земле враз охватило его - черт-те где от дома и один… Как всегда, совсем один…
            - Пп****еццц!.. Ппприехали!.. – уныло проскрипело в голове.
              Отвлекшись на миг прислушиваясь к машине, он так и не понял что произошло. Его грузовик стоял на асфальте, на своей полосе. Правда, во время удара, его несколько сместило к середине дороги, за осевую. Ну и фиг бы с ней, с осевой...
              Вспомнив про танцующий свет справа, подумал - тот придурок  решил, наверное, что успеет проскочить.
           - Уссспел!.. Ммать тттвою!.. – зло прошипел он открывая дверь. Сзади, в темноте, чем-то непроглядным и недобрым придавила землю исходящая дождем  ночь. Колючие злые капли хлестанули по лицу и зашуршали, зашумели, забарабанили по одежде прошивая ее насквозь и холодными острыми иголками прокалывая тело. Съежившись и втянув голову в плечи, Витька обошел машину. Рядом с фурой, прилепившись к ней стоял джип. Его правая фара освещала днище фуры, задние колеса тягача, дорогу за ними и косые струи дождя. Ткнувшись во время столкновения под фуру, он выглядел так нелепо словно щенок сунувшийся отведать кобыльего молока.
           - Ну и какого ж ты… Ммать тттвою, там забыл?.. – зло, с большой долей сарказма но как-то тоскливо и обреченно протащилось в голове.
              Левые его двери открыть было невозможно, так как он стоял прилепившись к фуре. Но справа, передняя и задняя, распахнулись и под дождь буквально вывалились…   
             Едва стоя на ногах и с большим трудом ворочая языками принялись обвинять его в том, что он не пропустил их.
           - А с какой стати?.. – зло огрызался он - вы что, не видели знак или меня, в конце концов.
              При пересечении проселка с главной дорогой обязательно стоял соответствующий знак. Хотя в том состоянии в котором находились эти «шумахеры», невозможно было заметить, наверное, даже паровоз.
              Несмотря на то что вины его в случившемся не было, Витька чувствовал что влип. И влип по крупному. Во первых он был не дома, в чужой области, а эти, судя по номерам, свои, местные. А имея ввиду, сколько могла стоить такая машина - еще и при деньгах. Так что и здешняя ГАИ, и суд, конечно же, будут на их стороне. К тому же их четверо, а он один. И им ничего не стоило доказать что они стояли на обочине в то время как он врезался в них.
              Вспомнился анекдот про дорожный каток и влепившийся в него сзади мэрс. Как, переговорив о чем-то с хозяином мэрса, подоспевший гаишник подходя к водителю катка и помахивая своим жездом спрашивал того -  ну… Давай… Рассказывай… Как обгонял мэрс… Как подрезал…
               Тот кто был за рулем, видимо хозяин машины, разглядывая развороченный передок джипа изрек - ну ты мужик попал… Попал на бабло… И бабло немалое…
               И что-то соображая, спросил - что везешь?..
               Узнав что фура под завязку забита бытовой техникой, повеселевшим  голосом продолжил - в общем, гони мужик сорок тонн зеленых. А если с собой нет, оставляй  фуру и дуй за баблом. Привезешь бабло, заберешь фуру.
               Ни на что другое Витька и не рассчитывал. Хотя до этого, Бог миловал, ему не приходилось бывать в таких переделках, но по рассказам шоферов попадавших в такие передряги - именно так и было всегда.
            - Именно так, в таких случаях, и поступают с нашим братом - мрачно подумал он.
               С тяжелым сердцем включил в кабине свет. Здесь все стало чужим, не его. Еще десять минут назад это был его дом, все было так удобно и уютно. Глядя в лобовое стекло и прислушиваясь как барабанит по крыше, подумал - если бы все было нормально, заруливал бы наверное уже на первую попавшуюся стоянку. Не спеша  поужинал бы и лежал бы зевая и покуривая да слушая дождь под который спится особенно хорошо, чутко настораживаясь от каждого постороннего шума или толчка - не залез бы кто в фуру. А теперь?.. 
               С фотографии на панели приборов смотрели сын и дочь. С тех пор как развелся с женой, он успел сменить четыре города. Когда шоферская судьба забрасывала в их  город, если позволяло время, гулял с ними. В один из таких редких радостных для них дней и была сделана та фотография. Получавшая фиг да ни фига жена, не могла побаловать их всем тем, что другие дети получают ежедневно - ни качелями, ни каруселями, ни игрушками, ни «Баунти», ни мороженым. Всем этим, бывая здесь в очередном рейсе, одаривал их он. И именно их счастливые глазенки на фотографии согревали его всегда.
               Казалось, словно вымокнув и продрогнув под этим дождем, зябко прижимаясь друг к дружке, с враз потухшими глазенками безмолвно и испуганно спрашивали - что же теперь будет с нами?.. А?.. Папка?..
            -  А ничего… Ничччего… - горестно отозвалось в душе.               
               Взял фотографию и куртку, из под матраса на спальнике достал деньги и документы. Рассовал по карманам начатую и две не начатые пачки легкого «Мальборо». Хотел забрать и магнитолу, бывшую его собственной и которую  таскал с собой из машины в машину, но тут же оставил эту затею - пока найдешь ключи, пока снимешь ее… И куда я теперь ее поставлю?.. Да ебись она в рот -  сожалеючи и зло подумал он, спрыгивая под дождь.
               Боясь что его могут заставить гнать фуру, куда  им было надо и воспользовавшись тем что они были в таком состоянии что эта хорошая мысля придет к ним только завтра, шмыгнул на противоположную обочину в темноту. Вспомнив что километра три-четыре назад проезжал автобусную остановку, запахнувшись и натянув на голову капюшон зашагал обратно.            
              Несмотря на случившееся, несмотря на неожиданность с которой это произошло, внутренне он всегда был готов к этому - ходить под дождем и не намокнуть, такого не бывает. Дома, за бутылкой, на стоянках, заправках или на тех же шалманах не раз слышал про подобные истории. Не один раз видел и попадавших в такое мужиков, без гроша за душой пробиравшихся домой - а куда же нам еще? Хотя и дома ничего хорошего не ждало.
              Зная, что рано или поздно что-то подобное должно случиться и с ним, всегда имел кое-что на черный день. Этого «кое-что» было далеко не достаточно, чтобы расплатиться как в этом случае. Но оно позволяло какое-то время продержаться на плаву.
              Остановка как-то неожиданно надвинулась из темноты. Никаким жильем  поблизости даже и не пахло, но где-то в лесу, наверное, все-таки была какая-то деревенька. Иначе за каким... Здесь эта остановка. Щелкнув зажигалкой глянул на часы - третий час.
          - Самое глухое, самое  мертвое время – подумал он, когда набегавшись, намаявшись, намахавшись и напахавшись за день – все живое засыпало, замирало, забывалось вздрагивая или тяжело ворочаясь во сне. И только нечисть творила, вершила, обтяпывала свои делишки - это было ее время. Нормальные же люди, сейчас, и в сухом, и в тепле, и видят самые сладкие сны. Лежа в теплой постели кто-то спросонья начинал оглаживать жену. А, кто-то, и не жену… 
              Не обращая на него внимания и не сбавляя скорости, несколько автобусов пронеслись мимо.
          -  Да и какой дурак сейчас остановится - сдувая с носа дождевые капли и поеживаясь подумал он - а вдруг, кроме меня, за остановкой стоят еще человек пять с «калашами» наперевес?..
              Он и сам никогда никого не брал в такое время на такой же безлюдной дороге. Дома да. Дома, зная окружающую тебя обстановку, зная чего можно ожидать от того или другого места, дома совсем не то что в рейсе. Дома даже бандюки были свои, местные, которых все знали и которые знали всех. Поэтому дома все было предсказуемо.         
              В рейсе же… Каждый такой рейс походил на боевую операцию, требовал к себе ни на миг не расслабляющегося внимания. А в незнакомой местности за каждым углом мерещились черные кошки.
           - Хотя какая она, бля, к черту боевая? – тут же мысленно поправил он себя. Все его «вооружение» составляла лежащая справа, на всякий случай, монтировка. Те же кто промышлял таким, были вооружены до зубов. Иногда даже гранатометами. То что сегодня представляла собой эта страна и то что делал он, больше походило на выход из окружения по занятой врагом территории. Это было ближе к истине - и враг был налицо. И территория его, вражеская. Хотя… Куда именно надо выходить… И где она своя… - сказать не мог никто. 
              Из-за этого, да еще при такой дороговизне горючего, без особой нужды нынче просто так, никто не высовывался. А кого нужда все-таки гнала в дорогу, тот ехал или с деньгами за товаром, или уже груженный, с товаром. И остановиться в этом случае мог только законченный идиот. Поэтому все что ему оставалось - ждать местного автобуса на котором собирался добраться до областного центра, а там, на поезд и домой.
              Минут через сорок его прозябания, включив поворот очередной автобус стал подруливать к остановке. В теплой темноте освещаемой только щитком приборов было наполовину пусто. Выбрав место подальше от всех, расстегнул и снял промокшую насквозь куртку. Хотя и под ней было не суше, но все-таки… Укрывшись ею и пригревшись, вскоре задремал.
              Прокинувшись, отметил тот же дождь и темноту за окном. В той стороне, где был, наверное, восток, едва заметно посветлело. Хотя это могло быть и зарево городских огней. Сразу навалилось случившееся. Ничего хорошего не ждало и дома - таких денег ему не найти вовек. И теперь, надо было скрываться уже не от тех, там, а от своего хозяина которому принадлежала машина и груз. И рассчитаться с которым было нечем.
              Да и какой это был дом?.. С тех пор как разошелся с женой и начал шоферить, домом для него стала кабина машины. Именно там проводил большую часть своей жизни, не отказываясь ни от каких рейсов. Поэтому все что касалось спальника, разных полочек, ниш, приспособлений и креплений стремился обустроить и оборудовать с максимальным удобством.
              Вволю намахавшись кувалдой монтируя колеса и под таким же дождем, и в зной, и в мороз – со временем стал умнее. Под днищем фуры приварил из «уголка» место для колес и без двух-трех запасок никогда не выезжал. У него всегда был с собой пятилитровый термос с кипятком, которым мог не только заварить чай или кофе, но и «бичпакет» лапши или супа. Но это так, на всякий случай. Сегодня у дорог было столько таких шалманов, где можно было найти буквально все. Поэтому ни с чем никаких проблем никогда не было. Были бы деньги. Только их, как всегда - было в обрез.
              Размышляя о случившемся, видел для себя  единственный выход, опять податься туда, где работал после окончания института - в край вечной мерзлоты, в край зеков и золота где Игорь работал начальником какой-то сохранившейся еще экспедиции.
           - Попрошусь в какую-нибудь самую отдаленную партию или на буровую, отсижусь два-три года, а там… Там будет видно…
              Решил, не показываясь никому, забрать на квартире все необходимое, сказать хозяйке что обломался где-то у черта на куличках, что приезжал за деньгами и, теперь, едет ремонтировать машину. Самому же, отправиться туда.