Мой фараон

 

М. Саидов





 МОЙ ФАРАОН












МАХАЧКАЛА       2011 Г.





Аннотация

Роман «Мой Фараон» – это остросюжетное произведение о сложном периоде Дагестана в конце ХХ века, когда сложившийся за 70 лет Советской власти социалистический образ в жизни людей разрушался, а новый капиталистический, – не утвердился. В основе романа лежат события, происшедшие в Дагестане в мае 1998 года, когда безработные и отчаявшаяся молодёжь республики  решили совершить государственный переворот. 




О романе «Мой Фараон»

А. Курбанова, член Союза журналистов России..

Роман «Мой Фараон» – это уникальное произведение, отражающее переломный момент в истории Дагестана – попытка представителей радикальных взглядов в мае 1998 года свергнуть конституционную власть.
Автор в своем романе ярко и многокрасочно передал особенности той эпохи, ознаменовавшейся не только ломкой социальных устоев, но и переоценкой материальных и духовных ценностей в сознании людей.
Но данное произведение – не документальное повествование, не зеркальное отражение исторических событий конца ХХ века, а художественное перевоплощение реалий перестроечного периода 90-х годов прошлого века.
В произведении колоритно раскрывается пагубность возникновения мононациональных движений, преследующих узконациональные  интересы, и губительные последствия для целостности республики в случае переворота конституционного строя.
Автор романа с характерной ему последовательностью повествует о том, как благодаря мудрому решению руководителя Дагестана удалось  урегулировать назревшие проблемы в республике мирным путём и избежать войны в многонациональной республике. 
Для всего человечества появление растительности на обветренной зимними вьюгами, голой  земле – чудо природы. Такое же чудо происходит в душе писателя, создающего необычное произведение. Но никакая проза не в состоянии соперничать с  живой жизнью. Между словесным преображением жизни и самой жизнью такая же большая разница, как между живым фруктом и картиной, срисованной с него. Но не заметить чудо в картине, мастерски нарисованной истинным  художником, невозможно. Точно также невозможно без волнения читать и роман «Мой Фараон».
 Изображение образа даже неприметного полевого цветка  для   мастера слова – это монолитный кусочек жизни, который может всколыхнуть в душе читателя волну восхитительных чувств. Благороден этот порыв художника, передающего поколениям быстротечные, неповторимые, редкие, возвышающие его самого чувства в этот творческий миг.
Благородно  само желание художника творить в минуты творческого вдохновения. Не оценить это чудо, происходящее с ним, думается,  неблагодарным делом, так как мысли, появившиеся в его душе похожи на посеянные вовремя зерна. Слово, как и зерно, оживляется. Отпускает корни, даёт ростки, тянется к простору, к солнцу. Слово, пройдя через душу писателя,  крепнет, обретая ту или иную форму произведения, его уникальность. Пусть художник не  в состоянии целиком и полностью выразить все те чувства и ощущения, что рождаются в его душе в минуты вдохновения. Благородно и то малое, что рождается из-под его пера и складывается в строчки. Конечно же, жизнь была бы сера без таких творческих порывов художника, без его желания духовно преобразить её.
Впечатления, выхваченные из реальной жизни и преобразованные в художественные произведения, способны жить в веках, если они действительно переданы гениально. Только труд творца способен дать долголетие и чувствам, ухищряющимся появиться в душе художника слова в мгновение ока и кануть в бездну забытья. 
Думается, что чувства и мысли М. Саидова, появившиеся в его душе в творческом порыве, не канут в бездну забвенья, так как они воплотились в прозаическое повествование, выразившееся на страницах двух захватывающих частей романа «Горцы» и «Мой фараон».   

















   
 
Первая часть

Горцы

К молодым людям нельзя относиться свысока. Очень может
        быть, что, повзрослев, они станут выдающимися мужами.
Конфуций. (551 – 479г. до н.э.)


– Полуфинальные схватки! В весе семьдесят килограммов на ковер выходят борцы: Мачалаев Мансур и Магомедов Ахмед! – объявил судья-информатор.
На арену вышли молодые ребята, каждый из которых был уверен в своей победе, с левого угла – в красном трико, с правого угла – в синем трико.
– В красном углу – Мачалаев Мансур,  представитель команды «Интернат горцев»! Город Каспийск!
А в синем углу – Магомедов Ахмед, представитель команды  «Спартак»! Город Махачкала!  – уточнил информатор.
– «Горец!», «Горец!» – начали скандировать болельщики борца в красном трико.
– «Спартак!», «Спартак!» – заорали болельщики борца в синем трико.
Первая схватка шла с переменным успехом, борцы изучали друг друга.
После второй схватки Мачалаев тушировал своего противника.
– Схватку чисто выиграл борец в красном трико! – объявил судья-информатор и поднял руку Мачалаева.
– «Горец!», «Горец – молодец!» – зал рукоплескал победителю. Громче всех кричали Дауд и  Назир, брат победителя. Их от души поддерживали остальные ребята из команды «Интернат горцев», приехавшие на полуфинальную схватку болеть за своего товарища Мансура.
Мансур – гордость школы-интерната,  заканчивал десятый класс в городе Каспийск, а его  брат Назир – девятый. Их односельчанин Дауд, одноклассник Мансура, по прозвищу «Лобачевский»,  победитель республиканских олимпиад по математике, ликовал, будто сам стал чемпионом.
Когда с ковра сошел оживленный, довольный собой Мансур, из зрительного зала ему навстречу побежали Назир, Дауд и еще несколько десятиклассников. Обнимая по очереди, пожимая руки, они поздравили Мансура и увели его с собой. 
– Теперь, брат Мансур, тебе остается преодолеть еще одну ступеньку, чтобы завоевать золотую медаль чемпиона республики и подняться на вершину пьедестала, – Абакар Алиевич, учитель физкультуры школы-интерната и тренер Мансура, по-мужски крепко обнял  своего ученика.
– Постараюсь, Абакар Алиевич, оправдать Ваше доверие, – ответил, добродушно улыбаясь, Мансур.
– Не стараться надо, брат Мансур, а стремиться к победе. Новая схватка может быть для тебя трудной, а противник – хорошо подготовленным. У сегодняшнего противника была хорошая техника, но боролся он инертно. Ты был физически сильнее своего противника. Ты борешься более агрессивно, более темпераментно, я бы сказал, азартно. Твой стиль борьбы зрителям очень нравится, да и судьям тоже. Теперь иди под душ и переодевайся.
Пока Мансур мылся в душе, у дверей его ждали Назир и Дауд с другими ребятами из интерната.
Ребята из команды «Интерната горцев» во главе со своим учителем по физкультуре сели на маршрутный автобус и уехали в Каспийск.
– Сегодня, брат Мансур, отдыхай спокойно, ни о чем не беспокоясь. Завтра в это время, если Бог поможет, мы будем обмывать твое звание чемпиона Дагестана. Знаешь, брат, что такое быть чемпионом?
– Узнаю, Абакар Алиевич, когда стану чемпионом.
– Во, это мне нравится. Молодец, уверенность в победе – уже полпобеды. Не забывай, Мансур, что ты почти на вершине. Подготовься духовно. Не зря тебя ребята называют «горцем».
– Ребята меня называют «Горцем» не  из-за того, что я какой-нибудь особенный герой, а за то, что я – представитель команды «Интернат горцев», – улыбнулся Мансур.
– Да, ты прав. Действительно ты – истинный представитель команды «Интернат горцев», – согласился Абакар Алиевич.
Тем временем Али Валиевич, тренер противника Мансура, очень внимательно следивший за полуфинальной схваткой Мансура забеспокоился. В схватке Мансура и Магомедова он увидел хорошую технику и отличную физическую подготовку Мансура. Опытный тренер Али Валиевич сразу понял, что своему ученику нелегко будет противостоять такому противнику. А когда Али собрался наблюдать полуфинальный бой потенциального соперника своего ученика, он почему-то на душе помолился, чтобы хотя  бы по очкам проиграл Магомедов, считая его основным соперником очень техничного борца из общества «Спартак». Но его ожидания не оправдались. Противник Магомедова физически превосходил и технически не уступал. Самое главное – азартно боролся. Али Валиевич после уведенного очень сожалел о своей молитве, просившей Бога, чтобы победил представитель «интерната горцев», считая его слабым соперником для своего ученика. Тем более, когда он увидел, как этот «Горец» так азартно провел схватку и припечатал Магомедова лопатками к ковру. Это было для него совершенно неожиданно. Почти неизвестный мальчишка из периферии так легко одолел своего противника, легко тушировал Магомедова с отличными физическими данными, хорошей техникой борьбы, одного из претендентов на золотую медаль чемпиона.
«Невероятно! Как он легко справился со своим хорошо подготовленным противником!» – удивленно повторял Али эти свои мысли несколько раз. «Надо что-то придумать. Надо что-то делать. Когда мы уже почти у цели, откуда появился этот «Горец»? И кличку нашли достойную», –  очень расстроенный он ушел с полуфинальной схватки будущего соперника его ученика в финале.
– Ну что, Алихан Валиевич, как провел Магомедов полуфинальную схватку? Вы смотрели? – Багама подошел к своему тренеру.
– Да, Бага, смотрел, как проиграл твой потенциальный соперник.
– Султан из спортивного общества «Спартак» проиграл? – удивленно спросил Багама.
– Да, и притом – чисто, – грустно сообщил Алихан Валиевич своему ученику. – Спортивные круги  республики считали Магомедова, представителя общества «Спартак» в весе семьдесят кг, основным претендентом на золото. 
– Значит, Алихан Валиевич, эта хорошая новость. Основного претендента устранили, – обрадовался Багама.
– Хорошего, Бага, здесь мало.
– Почему, Алихан Валиевич? Вы все же не доверяли мне, Магомедова считали основным претендентом на золото.
– Не только мы считали, но и вся спортивная общественность республики так считала. Твой основной соперник на звание чемпиона в твоей весовой категории, не так уж и слаб. Как видишь, все мы ошиблись. Так что, Бага, такие неожиданности, когда появляется совершенно неожиданный претендент, часто бывают в соревнованиях такого ранга.
– Может быть, Султан просто недооценил своего противника и случайно проиграл?
– Это исключено.
– Может быть, противники Магомедова подкупили некоторых судей? А может быть, те некоторых судей судьи, которые были в предыдущих схватках, обиженные на тренера Магомедова, добавили сомнительные очки его противнику?
– Здесь, Бага, никаких сомнений не может быть. Схватку выиграл противник Магомедова чисто, на туше.
– На туше говорите? – Багама задумался.
– Мне тоже показалось, что Магомедов случайно поскользнулся и противник воспользовался этим, – Алихан Валиевич понял свою ошибку, – я знаю, Бага, что  ты его выиграешь. «Горец» – выходец из периферии, его не тренировали известные в спортивных кругах тренеры. Он не сможет оказать тебе серьезное сопротивление. Ты и физически, и технически превосходишь его.
–  Я думал, что основным  соперником для меня  будет Магомедов, а теперь его нет.
– Да, Бага.
– В таком случае, посмотрим, завтра ковер покажет, что за новый соперник появился у меня.
– Ты спокойно, не переживая, хорошенько отдохни, но не расслабляйся, помни, что если Магомедова устранили, то тебе придется встретиться с незнакомым тебе соперником.
– Хорошо, Алихан Валиевич.
В это время к беседующим молодым людям подъехала служебная машина начальника ГОВД Махачкалы и Багаму забрали домой.
  И  тут Алихана Валиевича осенила мысль: «А что, если использовать милицию?» –  «Что милиция сможет сделать, когда на ковре встречаются двое? Они же не смогут задержать горца, как хулигана, изобличенного в уличной драке». – «Его надо задержать до финала».– «А как?» – «Надо найти какую-нибудь причину и задержать до начала финального боя». – «А как задержать, если он находится в Каспийске, а наша милиция – в Махачкале?» – «Думаю, этот вариант не пройдет». – «А что если подкупить судейство? Или попросить услугу какого-нибудь судьи за услугу со стороны милиции?»  – «Это же не честно, Алихан», – возразил внутренний голос. – «Где теперь есть честность в этом мире?» – «После ухода директора спортивной школы № 2 на пенсию, директором должен был стать я – его прямой заместитель. А секретарь горкома привёл на это место своего зятя. Это   справедливо?» – «Так поступил нечестный карьерист и взяточник, секретарь горкома партии, который торгует даже партбилетами за серебряные кинжалы и золотые браслеты, но ты же – честный человек», – возразил внутренний голос. – «Правильно, я – честный человек. Но как может человек быть честным и справедливым, когда даже сам Бог порою к нему несправедлив?»
– Причем тут Бог? Ты сам ведь попросил у Бога, чтобы проиграл Магомедов,
– Я же не думал, что так получится; что этот неизвестный спортсмен «Горец» окажется еще опаснее для моего подопечного.
– У тебя, Али, получается как у того сельского имама, – хихикнул внутренний голос, – разве не помнишь рассказ аксакала, рассказанный на годекане: «Во время наводнения, когда река Гамри-Озень вышла из берегов, а в селение Какамахи произошел потоп, имам залез на крышу. К нему на лодке подплыли спасатели и предложили сесть в лодку. Он, подумав, что лодка в Бурном потоке может перевернуться, отказался садиться в неё и  ответил: «Спасибо, Бог поможет мне».
Даже тогда, когда к нему прилетел вертолет, он  ответил: «Спасибо, Бог поможет мне». А сам подумал: «А если у вертолета откажет мотор? Что тогда будет?».
Когда имам всё же утонул и встретился с Богом, он первым делом спросил у него: «Почему Ты мне не помог, ведь я только Тебе верил?» Бог на это ответил: «А кто же за тобой послал лодку и вертолет?»
– Ты хочешь сказать, что я похож на  того имама?
А что же еще сказать, когда ты сам просил у Бога, чтобы «Горец» выиграл. Бог услышал твои молитвы, и он выиграл. А теперь ходишь,  обиженный и на Бога, и на секретаря горкома партии, обвиняя их в грехах. После этого решил сам совершить грех. Собираешься затеять грешное дело, против безгрешного юнца.
– Отстань, когда мне тяжело, когда я попадаю в дурацкое положение, как сегодня, когда впервые Бог услышал мои молитвы, а это обернулось не в мою пользу, ты вмешиваешься со своими возражениями,  –  Али решительно отмахнулся от своего внутреннего голоса, как от назойливой мухи. Взял трубку телефона в своем кабинете и позвонил начальнику горотдела милиции Махачкалы.
– Муслим Багамаевич, здравствуйте. Вас беспокоит тренер Вашего сына Багамы.
– О, Алихан, здравствуйте дорогой, чем могу служить?
– Мне Ваши услуги не нужны, они нужны вашему сыну.
– Что-нибудь случилось?
– Пока, Муслим Багамаевич, ничего с ним не случилось, но завтра Ваша помощь ему может понадобиться. Как Вы знаете, у Баги финальный поединок на звание чемпиона Дагестана, а это, Муслим Багамаевич, для него много значит.
– Чем же я должен ему помочь, уважаемый Алихан?
– Надо организовать давление на судейство через ваших работников.
– Хорошо, уважаемый Алихан, это мы сможем организовать, – Муслим Багамаевич положил трубку. А тренер опять загрустил: «Ну что, предупредил сильнейших мира сего? Ты думаешь, Алихан, что они помогут тебе? И с их помощью твой подопечный выиграет? Зря ты так думаешь. Лучше бы ты помолился Богу. Это был бы лучшим вариантом. А ты решил надеяться на силовой вариант. Смотри, Алихан, Бог может стать на сторону обиженного», – возразил внутренний голос тренера.
Не меньше Алихана Валиевича, волновался из-за предстоящего поединка и тренер Мансура. Его не  беспокоила ни техническая, ни физическая подготовка  своего ученика. В этом отношении он был в нём уверен и спокоен. Но он знал противника Мансура, негласного лидера уличных пацанов Махачкалы, сына начальника ГОВД.
«Сторонники Багамы могут устроить провокации, шантажировать и запугивать судей, а работники милиции будут  поддерживать их. Более того сами работники могут спровоцировать уличный инцидент и задержать Мансура», – такие мысли тревожили Абакара Алиевича. Он попросил поддержки у Саши, бывшего своего ученика.
«Оба юных борца пришли к финишу, не потеряв ни одного очка и не проиграв бои ни одному сопернику. Ну,  брат Мансур, держись, завтра состоится финальная схватка на звание чемпиона республики. К сожалению, схватка для нас будет трудной. Пока не пройдут финальные бои, нам надо быть очень бдительными».
Тренер решил поговорить со своим учеником.
– Мансур, я попросил у Саши, чтобы взял над тобой шефство.
 – Абакар Алиевич, кто такой Саша?
– Мой бывший ученик. Его звать Сапигулла.
– А он-то тут причем?
– Притом, брат Мансур, что он город лучше нас с тобой  знает.
– Я считал, Абакар Алиевич, что  Вы, как человек, родившийся  и проживающий в этом городе,  лучше других должны знать город.
– Я знал, Мансур, его в свое время. А теперь новое поколение.  Современную молодежь, к сожалению, я плохо знаю. Тем более в последние годы я работаю в интернате. Городских пацанов я не тренирую.
– Так Вы, Абакар Алиевич, о них говорили?  Саша, что их так хорошо знает?
– Ты ничего о нем не слышал? Ты ведь  уже почти три года здесь, в интернате, живёшь.
– Слышал, что все они боятся его команды. И если в Махачкале возникают проблемы, они ходят за защитой к Саше. Но нас никто не обижает.
– Пока не обижают, Мансур. Ну, завтра ставки большие. Между тобой и Багой разыгрывается звание чемпиона республики. Бага – негласный лидер уличных мальчишек Махачкалы.
Мансур, завтра у него есть шанс стать и гласным лидером улиц города. «Чемпион республики» – это звание так гордо будет звучать для него. Кроме того это звание откроет для него дорогу к чемпионату СССР, который состоится в следующем году в Москве. Будет открыта и дорога в любое учебное заведение. Так что, брат Мансур, здесь есть над чем поразмыслить.
Ты понимаешь, какие перспективы открываются перед ним, если выиграет этот чемпионат? Да и перед тобой тоже, если ты выиграешь.
– Что здесь непонятного, Абакар Алиевич. Все понятно. Посмотрим, кому из нас больше повезёт… 
– Боюсь, что пока вы оба не выйдете на ковер, начнутся «подковерные игры».   Исключить их нам должен помочь   Саша.
– В этом году, Абакар Алиевич, он оканчивает институт и, по разговору ребят, он уедет работать к себе, в район. Тогда, без Саши, что будет делать интернат? У кого будет просить помощи? Я думаю, бои надо выигрывать чисто и честно, не надеясь на помощь таких ребят, как Саша.
– Он уедет, появится другой. Говорят  же «Свято место пусто не бывает». Ну,  например, вместо Саши останешься ты, – улыбнулся тренер.
– Я? Вы шутите?
– Вполне серьезно, – Абакар Алиевич как бы изучающе посмотрел на Мансура и подумал: «А чем черт не шутит, когда человек спит. Это вполне возможно, если он завтра выиграет звание чемпиона республики. Мальчишка с характером, физические данные есть, стремление к лидерству тоже, кажется, есть. Со временем займет место лидера среди этих уличных артистов. Со слов «Лобачевского», он и в родном селении был лидером сельских мальчишек. Выиграть бы ему завтра звание чемпиона республики, а насчет того, кто займет место Саши, не важно. Я, как тренер, не должен упустить этот великолепный шанс сделать хотя бы одного своего ученика чемпионом.
Парень талантливый, с бойцовским характером. Обидно будет, если какая-нибудь субъективная причина помешает ему стать чемпионом».
Пока Абакар Алиевич искал союзников, которые бы помогли ему и его ученику преодолеть все мыслимые и немыслимые препятствия к званию чемпиона республики, другой тренер другого претендента, тоже спокойно не сидел. Первым делом он организовал милицейских работников искать пути к победе сыну их  шефа. А отец Багамы, начальник ГОВД
обратился к своему заместителю.
 – Мурад, у тебя же есть связи со спортивным миром города?
–  Да, есть.
– Тогда мобилизуй, пожалуйста, их на помощь Багаме. Он завтра должен выступить на ковре за звание чемпиона республики. 
– Обязательно, Муслим Багамаевич.   Судья на ковре в этих соревнованиях –   мой двоюродный брат.
– Прекрасно! Значит, у тебя есть возможность помочь Баге, – обрадовался Муслим Багамаевич.
– Я сегодня вечером пойду к брату домой и договорюсь. И еще среди боковых судей тоже есть мой знакомый. Мы с ним вместе тренировались.
– Это тоже хорошо.  Это как раз то, что нам нужно. 
– Я могу поговорить с нашими участковыми работниками, чтобы они организовали  команды болельщиков.
– А зачем еще болельщики нужны?
– Для поддержки душевного настроя. Чем больше болельщиков, тем громче голос в поддержку борца. 
– Это ты хорошо придумал, Мурад. Я надеюсь на тебя.
– Я постараюсь, товарищ начальник,   помочь нашему чемпиону, чем смогу, – улыбнулся Мурад, подчеркивая слова «нашему чемпиону».
– Я даже не ожидал от моего Багамы такого спортивного подвига. Он даже в школу так охотно не ходит, как на тренировки. 
– Значит, он – настоящий спортсмен. Это очень хорошо,  Муслим Багамаевич. Сегодня чемпион республики, а завтра посмотришь, уже и чемпион Союза. Оттуда не далеко до чемпиона мира.
– Дай Бог, чтобы он услышал твои слова, Мурад. 
В это время на столе начальника ГОВД зазвенел телефон.
– Ладно, Мурад, ты иди и постарайся во всём помочь. О твоих заслугах я не забуду, – подмигнул Муслим Багамаевич. –  Алло, я слушаю. 
Мурад поспешил уйти, чтобы не мешать разговору своего начальника по телефону.
Вечером, как пообещал своему начальнику, Мурад навестил своего двоюродного брата Магомеда. 
– Ассаламу алейкум, хозяин! Можно к вам?
– Ваалейкум ассалам, брат. Заходи, заходи. Ты теперь стал редким гостем в нашем доме, – улыбаясь, Магомед пожал руку Мурада и пригласил его домой. – Садись, брат. – Предложив место на диване, он сел рядом.
Порасспросив друг друга о семейных делах, о здоровье, они сели за стол. 
Хозяйка Магомеда быстро накрыла стол, положив холодные закуски и горячительные напитки.
– Как ты, сестра Хурия, мой брат не обижает тебя?
– Нет, брат Мурад. Если я скажу, что обижает, боюсь, что ты его заберешь в милицию, – засмеялась она.
– Это точно. Я никому не позволю обижать жену моего брата, даже моему брату.
После первой рюмки Мурад вопросительно посмотрел на Магомеда.
– Ты, брат, хочешь сообщить мне что-то важное? – Магомед приготовился выслушать брата.
– Да, брат, хочу попросить об одном  деликатном деле. Но прежде чем начать разговор о деле, хочу попросить извинения за откровенность. Правда, это не по-спортивному, но я вынужден, брат, об этом попросить.
– Давай, говори, брат, что за дело?
– Завтра на ковре за звание чемпиона республики выступает сын нашего начальника и хочу попросить, чтобы ты помог ему выиграть эту схватку.
– Мурад, я же – судья. Как я могу ему помочь?
– Я понимаю, это не этично, не по-спортивному. Я сам ненавижу эти «подковерные игры», но мой начальник попросил помочь сыну. А я отказать не смог.
– Мурад, брат мой, ты же знаешь, что  подсуживать – это не в моем характере. Если подумать, – это даже не по-мужски.
– Может быть, родители противника – влиятельные люди в городе. Я понимаю твою озабоченность, брат Магомед.
– В том-то и дело, что противник Баги – мальчишка из интерната. Приезжий.
– Тогда же тебе ещё легче. Протеста не будет. На директора интерната мы сможем повлиять. Кроме того, мы еще поговорим и с другими боковыми судьями. И болельщиков в зале настроим в поддержку вашего решения.
– Брат, я это понимаю, но как настроить свою спортивную совесть?
– Магомед, мы же знаем, брат, что творится в серьезных спортивных соревнованиях, что творят судьи, как боковые судьи на чемпионатах мирового уровня засуживают борцов. А здесь что? Всего лишь республиканский чемпионат среди юниоров.
Впереди у ребят много времени. И у проигравшего есть время в дальнейшем отыграться на других соревнованиях.
– Ладно, Мурад, считай, что ты уговорил меня, пойти против собственной спортивной совести.
– Ну, не обижайся, брат, я понимаю тебя. Мне самому противно об этом просить. Но ты сам понимаешь, начальник попросил, и я не смог отказаться, – Мурад стал прощаться с двоюродным братом.
 Мурад, как обещал начальнику, решил зайти и к Шарапу – боковому судье.
Он постучал в двери бывшего друга. Выглянула жена.
 – Что Вы хотите? – увидев человека в погонах, женщина испугалась.
– Шарап дома?
– Да, дома. Что-нибудь случилось? – тревожно спросила она.
– Ничего страшного, Вы не волнуйтесь. Просто он мне, как друг, нужен. Скажите, чтобы вышел на минутку.
– Шарап, ты с кем-нибудь поругался что ли?
– Почему?
– За тобой пришел милиционер и попросил выйти, – с тревогой посмотрела Написат на мужа.
Шарап вышел.
– А, Мурад. Что ты стоишь в дверях? Заходи, заходи. 
– Спасибо, Шарап. Спешу. У меня к тебе одна просьба.
– Давай, мент, что за просьба, – улыбнулся Шарап.
Шарап Завтра финальная схватка на ковре у сына нашего начальника.
 – Да, Бага встречается с мальчишкой из команды «Интернат горцев». И что же хочет от меня, мой друг мент?
– Как будто ты сам не догадываешься?
– Догадаться-то догадался, но хочу,  чтобы мой товарищ по спорту сам первым признался в желании нарушить спортивную этику, – Шарап, улыбаясь,  посмотрел на Мурада. 
– Ладно, раз так надо «признаться», то признаюсь, я прошу, чтобы ты помог Баге выиграть эту схватку.
– Как я знаю, мент, ты в спорте любил честно выигрывать. Как же ты, бывший честный спортсмен, такое просишь?
– Хватит тебе издеваться надо мной. Начальник попросил, а я отказаться от его просьбы не смог.
– Раз сам начальник попросил, нельзя  отказывать. Сделаем, что возможно. Плохо, что ты не заходишь, Мурад. Написат,  моя жена, готовит хинкал. Заодно отличного дербентского вина отведаешь.  Может, зайдешь?
– Следующий раз. Спасибо.
Мурад и Шарап попрощались.
«Теперь остается мне найти участковых, дежурящих  на улицах, близлежащих к спорткомплексу».
Участкового вместе с дружинниками  он нашел в опорном пункте.
– Ребята, Вы знаете, что завтра финальная схватка сына нашего начальника на чемпионате республики?
– Знаем, товарищ майор. Мы в курсе дел. У нас все находится под контролем.
– Это хорошо. Надо ещё взять под контроль, чтобы в зале было больше болельщиков Багамы и чтобы они громче всех кричали, поддерживая его.
– Какого еще Багаму, товарищ майор? – спросил один из дружинников.
– Разве ты не знаешь сына нашего начальника?
– Да, да, Бага. Понятно, товарищ майор. Есть на нашем участке шумные пацаны, которые беспокоят жильцов, играя в азартные игры.
– Вот их завтра и гоните в спортзал, чтобы они болели за Багу. 
– За Багу они с удовольствием будут болеть.
–  Ещё лучше. Тогда их даже уговаривать не надо. Остается только провести их в зал.
– Это я с удовольствием сделаю, товарищ майор, раз это надо нашему начальнику, – за всех ответил участковый.
 Мурад, охватив всех, с кем пообещал поговорить,  решил доложить начальнику. 
Хотя к завтрашнему дню поддержка для сына своего начальника была подготовлена, на душе Мурада было неспокойно. «Червяк» совести точил его душу,  как короед точит высохший дуб: «Как я мог нарушить спортивную этику? Я сам – спортсмен, который ненавидел в спортивных соревнованиях подкуп, шантаж. И вдруг я сам пошел и на подкуп, и на  шантаж».
 Сторонники Мансура, почувствовав предпринимаемые сторонниками Баги неприличные шаги, приняли меры, чтобы  оградить своего кумира от их действий. После соревнования Мансур вернулся в общежитие в плотном кольце рослых десятиклассников. Из городской молодёжи никому не разрешили приблизиться к спортсмену. Даже его болельщикам не дали подступиться. Так решил Саша. И в общежитии дежурили десятиклассники, заменив дежурных из младших классов.
Через полчаса после ужина к общежитию на такси подъехало четверо ребят.  Они попросили дежурного вызвать Мансура.
– Кто вы такие и зачем вам нужен Мансур? – спросил дежурный-десятиклассник.
– Мы – его земляки. Хотим поздравить его с победой в сегодняшней схватке и выходом в финал.
– В городе у него нет земляков и вызывать его не положено. И вообще у нас,  в общежитии, вечерние вызовы не разрешаются. Вы же знаете, что это не скорая помощь города, а интернат.
– Тогда разрешите хотя бы одному из нас зайти, и от имени всех поздравить нашего земляка. Мы за него болеем и его поддерживаем.
– В вечернее время вход в общежитие посторонним запрещен. Болеть и поддержать его, приходите завтра, в спорткомплекс, где будут проходить соревнования.
 – А ты, дубина, не понимаешь, что мы и без твоего разрешения можем зайти. Мансур – наш односельчанин и хотим поздравить! – один из них попытался оттолкнуть дежурного от входа.
Дежурный загородил дорогу. После небольшой потасовки он вызвал  помощь.
«Земляки» решили не привлекать к себе внимания и быстро уехали.
На шум в вестибюле вышел Абакар Алиевич:
– Что, ребята, городские приходили?
– Да. Сказали, что они – земляки Мансура. Видите ли, хотят поздравить его с выходом в финал.
– Конечно же, ты им не поверил?
– Нет, Абакар Алиевич, какие там «земляки»? Если бы они хотели поздравить его, разве у них днем времени не было?
– Ты правильно сделал, что не пустил их в общежитие. Молодец! Эти ребята, по всей вероятности, из окружения  соперника. Наверное, они решили припугнуть Мансура.
– Я тоже так и подумал, Абакар Алиевич. Кроме того Саша строго-настрого  предупредил, чтобы мы никого из посторонних в общежитие не пускали и ни на какие приглашения Мансура не выпускали.
– Саша хорошо знает возню вокруг соревнований республиканского уровня. 
Мансур, Назир и Дауд выбрили головы, купили одинаковые черные рубашки. И даже друзья издали   отличить их друг от друга не могли.  Если Мансура и Назира еще можно было отличить по росту, то у Дауда и у Мансура и рост был одинаковый.
В день соревнований, утром, они втроем с ребятами, которые приехали вместе болеть за Мансура, вышли из салона автобуса и вошли в спорткомплекс.
К Абакару Алиевичу подошел его знакомый тренер вольников из общества «Спартак». Они отошли в сторонку поговорить:
– Абакар, будь осторожен, твоего подопечного не хотят допустить к победе. Судьи, в пользу противника, будут подсуживать.
Знакомый тренер не успел закончить речь, как молодые ребята плотным кольцом окружили Мансура и завели его в спорткомплекс.
А на улице началась драка. Проходящие стали разнимать  Дауда и городского подростка в белой окровавленной рубашке.
Работники милиции, появившиеся неожиданно, увели в отделение милиции Дауда и его противника. Вместе с ними забрали и Назира. Когда их всех  посадили на машину, работник милиции крикнул:
– Паспорт! – вопрос был обращен к  Назиру.
– У меня нет с собою документов.
– Фамилия?
– Мачалаев, – ответил Назир. Дауд сидел, молча, и думал: «Почему на нас напал этот незнакомый пацан?» Он смотрел на него и пытался вспомнить, видел ли он его когда-нибудь и где-нибудь, но никак не смог вспомнить.
Всех троих привезли в отделение и закрыли в КПЗ. А работник уголовного розыска зашел в кабинет заместителя начальника милиции:
– Мурад Акаевич, операция завершилась без осложнений. Паренёк сыграл сценарий блестяще: носовое кровотечение, окровавленная рубашка. И мы тут же задержали виновников драки и доставили в КПЗ.
– Ты их паспорта проверил?
– У них не было с собою документов.
– А фамилии уточнил?
– Да, товарищ майор. Один из бритоголовых ответил: «Мачалаев».
– Это хорошо, Запир. Никто за ним не прибежал?
– Пока нет. Очевидцы, прохожие горожане кричали нам вслед: «Правильно, что забираете их! Нашли место устраивать разборки!».   
Это неплохо, но нам надо ждать спортивных представителей и учителей интерната. Учителя умеют жалобы писать.
***
Когда Абакар Алиевич увидел драку, он проворно стал пробиваться сквозь толпу зевак. Но, заметив Мансура,  окруженного плотным кольцом подростков, последовал за ним. Он понял, что молодые ребята не дадут ему никуда двинуться и поведут на поединок. 
Тем временем тренер Багамы  получил экстренное сообщение, что противник его подопечного подрался у входа в спорткомплекс с неизвестным парнем, что работники милиции забрали «драчуна».
– Ну, Бага, держись! Бог услышал мою вечернюю молитву. Ты досрочно становишься чемпионом Дагестана. Я думаю, работники милиции так быстро Мачалаева Мансура не отпустят. Во всяком случае, до начала соревнований он в КПЗ просидит. К тому же, если они узнают, что он – твой соперник, найдут способ задержать его. 
 – Мне кажется, Али Валиевич, Вы напрасно потрудились. Я все равно выиграл бы поединок. 
– Может быть, Бага, проявил излишнюю осторожность, но нельзя расслабляться. Честно говоря, когда нас отдаляет от золотой медали лишь один шаг, надо сделать всё возможное, что кто-нибудь или что-нибудь не помешало этому шагу.
– Вы не беспокойтесь, Али Валиевич, никто и ничто не сможет помешать мне, сделать этот шаг.
– Ну, теперь, когда сделано всё, что зависело от меня, я немного успокоился. Соперник отстранен от поединка. Скорей  бы соревнования начались, пока твой противник находится в резиденции твоего отца.
***
Абакар Алиевич с большими сомнениями в душе, ворвался через толпу в спорткомплекс. Когда он увидел Мансура, окруженного плотным кольцом ребят и Сашу, стоящего рядом с ним, немного успокоился.
– Абакар Алиевич, не волнуйтесь, Ваш претендент на звание чемпиона уже здесь. Ребята чудом спасли его от хорошо продуманной милицейской провокации, – объяснил Саша.
– Что там случилось? Вначале я ничего не понял. Думал, милиция забирает обычных хулиганов. Узнав в задержанных Назира и Дауда, я собрался за ними бежать. Хорошо, что меня остановил кто-то из ваших ребят и сказал: «Мансур там». 
– Пацан – подставная утка милиции. Он спровоцировал драку с Даудом, решив, что он и есть Мансур.
Узнав из надёжных источников об этой спланированной операции, мы проворно забрали Мансура в спорткомплекс. Сегодня Бог оказался на стороне Мансура.
Хорошо, что все трое  оказались бритоголовыми, и все трое надели одинаковые черные рубашки, – объяснил Саша.
– А что теперь с задержанными ребятами будет? Мне надо попросить директора нашего интерната, чтобы он ходатайствовал об освобождении ребят, – забеспокоился Абакар Алиевич.
– Не спешите пока. Дайте Мансуру выступить на ковре. Милиция так быстро не будет заниматься расследованием дела. Они думают, что в КПЗ сидит Мачалаев Мансур, а не Назир. Им надо его задержать до конца соревнования, в крайнем случае, до окончания выступления Баги. Пусть и задерживают, – Саша  успокоил тренера.
***
Когда Дауда и Назира загнали в КПЗ, и милиционер, закрыв дверь, ушел, друзья посмотрели друг на друга:
– Дауд, теперь что с нами будет?
– Ничего не будет, Назир, в крайней случае с тобой. Будут допрашивать, узнают, кто виноват и отпустят. 
– Дауд, ты знал этого паренька?
– Какого паренька? 
– Ну, того, кто подрался с тобой?
– Понятия не имею. Я точно знаю, что с ним раньше нигде не встречался.
– А может, Дауд, он перепутал тебя с кем-нибудь другим?
– Возможно, но точно знаю, я с ним не сталкивался раньше.
– Странно, он напал на тебя, как на своего давнишнего врага, которого давно поджидал.
– Мне тоже показалось, что он специально кого-то поджидал. 
– А теперь, что же нам делать,  Дауд? – опять спросил Назир.
– Подождём, пока спросят, кто виноват и почему подрались. Когда установят причину нашей драки, я думаю, виновного оштрафуют, а нас, невиноватых, и так  отпустят.
– Я же вас разнимал? Не дрался ни с кем. Меня хоть почему забрали?
– Тебя-то они случайно взяли. Может быть, как свидетеля.
– Скорее бы разобрались. Дауд, как ты думаешь, Мансур сегодня выиграет?
– Обязательно выиграет. Я видел, как борется его противник. Он слабее Мансура и физически и технически.
– Дай Бог, чтобы сегодня мой брат стал чемпионом. Ты понимаешь, Дауд, какая для меня радость, если мой брат, Мансур, станет чемпионом Дагестана! Как это здорово! 
– Мансур этого заслуживает, Назир. Он очень хороший борец. Пока еще он на ковре никому ни разу не проиграл, даже по очкам. И Абакар Алиевич говорил, что у Мансура есть все данные: техника, физическая подготовка.
– Я знаю, Дауд, мой брат все равно выиграет. За него болеть приехали все ребята из интерната.
– Директор – молодец! Он отменил уроки, разрешил ребятам приехать и болеть за Мансура. И сам  приехал, – восхищенно произнёс Дауд.
Ребята, находясь за решеткой, в КПЗ,  болели за Мансура. И каждый из них в душе, про себя, тихо просил у Бога, чтобы Он помог Мансуру. Брат и друг Мансура не догадывались, что, находясь в неволе, они спасли Мансура и дали ему шанс, выступить на чемпионате в финальной схватке. Не только оба они, оказавшиеся случайно в ловушке, организованной  оперативниками для Мансура, но и ребята из интерната сделали всё возможное, чтобы предоставить Мансуру возможность, провести на ковре финальную схватку со своим противником: они разузнавали о готовящейся провокации.
***
– Слушай, Дауд, еще долго нам здесь сидеть? Неужели мы сегодня не увидим борьбу Мансура за золотую медаль? – Назир беспокойно прошелся взад-вперед.
– Потерпи, Назир, скоро придут работники милиции и будут допрашивать нас. А тебя могут сразу отпустить.
– А тебя, Дауд, разве не могут? Не ты же начал драку, а тот пацан на тебя напал.
– Отпустят или отпустят, это зависит от следователя, с какой стороны он на драку посмотрит.
***
До начала соревнований Саша получил информацию, что заместитель начальника милиции накануне вечером ходил ко всем судьям и всех подкупил.
 До начала соревнования оставалось полчаса. Саша подошел к главному судье соревнования.
– Если с Вашей стороны будут нарушения, знайте, что мы этого не потерпим.
 – Все будет честно и без вмешательства извне. Если что, каждая сторона может обжаловать решение судей. Жалоба будет тотчас же рассмотрена и ошибка будет исправлена, – твердо обещал главный судья.
А судья на ковре в беседе сказал:
– Саша, твой подопечный должен выиграть чисто. Иначе по очкам он не выиграет.
– Почему? Большинство борцов выигрывают по очкам.
– Ты задаешь такой вопрос, на который у меня нет ответа, – отрезал Магомед.
Саша понял, что информация, которую он утром получил от своих ребят, подтверждается.
– Абакар Алиевич,  настройте Мансура на чистую победу, иначе по очкам выиграть у него нет шанса. Сторонники Баги вчера вечером капитально поработали со всеми судьями. Мансуру надо показать свою победу всему зрительному залу, чтобы у судей не было шанса фальсифицировать победу.
 – Да, Саша, этого я и боялся, поэтому попросил тебя опекать мальчишку. Хорошо,  что у них к нему доступа не было, иначе и его могли они припугнуть, хотя он – пацан не из пугливых.
 Это невыносимо, даже в детских спортивных соревнованиях не возможно честно выиграть, –  проговорил Абакар Алиевич в сердцах.
Он подошел к Мансуру поближе, положил руку на плечо и обратился к нему, чтобы слышно было всем ребятам, окружающим его.
– Мансур, сегодня на тебя смотрят все наши ребята, все наши преподаватели. Мы надеемся, что ты нас не подведешь. Не забывай, что ты – горец, что ты – представитель команды «Интернат горцев». Собери всю свою силу, постарайся положить противника на лопатки.
– Да, Мансур, если ты хочешь выиграть звание чемпиона, ты должен своего противника на виду у всех положить на лопатки. Ты посмотри вокруг себя, как стоят за тебя наши ребята.  Ты защищаешь честь интерната. Правильно сказал Абакар Алиевич: «Собери всю свою волю к победе. Не подведи, Мансур, этих ребят, которые болеют за тебя, защищают тебя. Не подведи своего тренера и директора интерната, ради тебя он сегодня отменил занятия, чтобы все ребята смогли прийти болеть за тебя, поддержать тебя. Помни, младший брат, ты должен положить Багу на лопатки, – напутствовал Саша.
***
Начались соревнования. Первая схватка была в легчайшем весе между представителем Сергокалинского района и города Дербента. Схватку по очкам выиграл представитель Сергокалинского района.
Свою радость болельщики выразили бурными эмоциями, возгласами: «Мага – молодец!» «Мага – молодец!»
Эта радость болельщиков  спортсмена                , выступившего до него, как допинг подействовал на Мансура. «Интересно, как будут радоваться ребята из интерната, если я выиграю? Наверное, как вчера. Будут кричать: «Горец!», «Горец!».  Я должен выиграть, во что бы то ни стало».
Вскоре объявили:
– На ковер вызываются участники финальной схватки в весе 70 кг, Багамаев Багама из команды «Динамо», г. Махачкала. И Мачалаев Мансур, представитель команды «Интернат горцев», г. Каспийск!
– «Бага!», «Бага!», – скандировали болельщики с одной половины зала, а с другой – кричали: «Горец!», «Горец!».
– Давай, чемпион, пошли! Если противник не выходит на ковёр, отказавшись от дальнейшей борьбы за звание чемпиона, ты становишься досрочно чемпионом, – торжественно провозгласил Али Валиевич, обнимая своего подопечного.
 С другой стороны ковра со своим тренером появился Мансур. Ребята из интерната стали кричать: «Горец!», «Горец!».
– Откуда он появился? – удивленно посмотрел Али Валиевич на Багаму.  Почему «опричники» твоего отца отпустили его? Разве они не понимают, что главным и опасным соперником твоим на пути к золотой медали является он?
– Может, сверху на них надавили?
– Кто может надавить на правоохранительные органы, когда они выполняют свои «обязанности»? По-моему, твой отец не понял меня или милиционеры  что-то попутали?
– Я, думаю, Али Валиевич, на них  надавили чиновники из горкома партии. Недавно отец жаловался, что секретарь горкома партии не дает ему выполнять свою работу, вмешиваясь в дела телефонными звонками.
Недавно оперативники взяли одного пацана, который у прохожего сбил меховую шапку и забрал. Он оказался племянником секретаря горкома. Папе пришлось отпустить его.
– Слушай, Бага. Секретарю горкома Мансур не нужен. Он же не его племянник. И откуда мог узнать секретарь горкома о задержании ученика интерната  за драку в общественном месте? Нет, Бага, здесь что-то другое. Жаловаться пойти в горком партии сторонники Мансура не успели, все они здесь – и тренер, и директор.
 – Тогда, может быть, работники милиции что-то перепутали, взяли, взяли не того бритоголового.
– Скорее всего, Багама, так и случилось. Среди болельщиков не видно двух других бритоголовых.
Смотри, Бага, постарайся удержаться на ногах. Дай ему заработать очки, но держись. По очкам он всё равно не выиграет.
***
Первую схватку Мансур провел в хорошем темпе, беспрерывно атакуя противника, зарабатывал очки, но судьи их не фиксировали.
Когда началась вторая схватка, борец услышал   слова: «Мансур, бросай его на лопатки!».
Болельщики Баги свистом и шумом ответили на крик Саши.
Мансур свободно подставил ногу, и Бага решил этим воспользоваться. Его тренер крикнул:
– Не бери его за ногу!
Бага не услышал совета своего тренера.
Когда противник взял его за ногу, Мансур сделал оборот корпусом и кинул противника на лопатки. Зал взорвался возгласами одобрения: «Молодец! Давай, Мансур, дави его!». Противник пошел на мост и когда Мансур сделал попытку прижать его на лопатки, судья  дал свисток и не дал удержать противника, уже прижатого к ковру.
В зале поднялся невообразимый шум, свист, крики: «Судью на мыло!».
Не обращая внимания на реакцию зрителей, судья поднял борцов и пригласил их на середину ковра.
Мансур посмотрел на судью с бессильной обидой и упреком. Судья на ковре – Магомед, в этом взгляде мальчишки прочитал: «Судья должен быть честным, я же выиграл чисто, но ты не дал мне дожать противника и удержать его на лопатках. Ты украл мою победу. Ты – вор! Не стыдно тебе торговать с совестью? Ты же спортсмен, хоть бывший».
Этот немой упрек в мальчишеском взгляде подействовал на судью, как действует ушат холодной воды на голову. Совесть завопила: «– Что ты делаешь, Магомед? Я, твоя совесть, не могу вынести, как ты оскорбляешь меня! Ты же унижаешь меня перед всем зрительным залом!
– Успокойся, совесть моя. Если этот мальчишка еще раз повторит свой бросок, я дам ему завершить схватку с чистой победой».
Судья на ковре решил дать возможность Мансуру выиграть бой. 
Началась третья схватка. Мансур, обиженный на действия судьи, яростно кинулся на своего противника.
 Багама не удержался от соблазна поймать ногу противника и автоматически кинулся на ноги…
– Опять! Он уже второй раз совершает одну и ту же ошибку! – воскликнул тренер Багамы. Но этого отчаянного крика своего тренера спортсмен не услышал.
Как только Багама схватил ногу Мансура, тот опять провёл свой излюбленный прием-вертушку и кинул своего противника через бедро  на лопатки.
Судья на ковре чуть не свистнул, чтобы не дать Мансуру прижать противника на лопатки. Но совесть опять заставила его вздрогнуть: «Ты что? Опозорить решил меня? И это уже второй раз!» 
Судье стало стыдно перед своей совестью. Она, совесть, опять вынудила его одуматься: «Вспомни, как тебе самому было обидно, когда так, незаконно, поступил судья в пользу сына секретаря райкома…» 
«Хватит! Я один раз дал возможность Баге победить, выполняя просьбу брата. А во второй раз, извини, брат Мурад, я должен выполнить требование моей совести». – Магомед в сердцах выругал себя и дал Мансуру возможность прижать на лопатки своего противника.
Судья нагнулся на ковер и посмотрел на лопатки Баги, прижатые к ковру мертвой схваткой Мансура, ударил по ковру ладонью. Судья выпрямился и дал свисток, оповещая зал о чистой победе.
Зал взорвался криками и возгласами: «Молодец, Мансур!» «Так держать!».  А с другой стороны зала сторонники проигравшего Баги недовольно свистели.   Зал невообразимо гудел. Голоса победителей смешивались с обиженными голосами проигравшей стороны.
Когда весь этот галдеж смолк, и зал притих, главный судья, воспользовался тишиной, объявил:
– Чистую победу одержал представитель команды «Интернат горцев»! Мачалаев Мансур!
Судья на ковре поднял руку Мансура. Опять болельщики Мансура стали скандировать: «Молодец, Мансур!»,  «Молодец, Мансур!». 
Эта была самая большая радость в сознательной жизни Мансура. Этот был самый первый громкий спортивный успех в жизни его. 
В этот день вместе с ним радовался  его тренер, Абакар Алиевич. Радовался Саша – гроза вечернего города. Радовались все ребята из интерната. Все подходили поздравить с победой Мансура, пожимали руку. Сам директор крепко обнял его. 
– Ну, молодец, Мансур! Никаких шансов не дал противнику! Чисто положил его на лопатки! Поздравляю тебя! – Али Кадиевич пожал руку тренеру. – И тебя поздравляю Абакар Алиевич.  Не подвели интернат горцев!
– Спасибо, Али Кадиевич, без Вашей активной поддержки и помощи, может быть, не было бы этой победы.
– Не преувеличивай,  Абакар Алиевич. И без нашей помощи Мансур не проиграл бы.
– Может быть.
– Абакар Алиевич, Дауда и моего брата милиция еще не отпустила?  Я их тут не вижу.
– Теперь, Мансур, мы все свободны и можем заняться этим вопросом. 
– Али Кадиевич, если Вы не возражаете, мы, группа учителей и учащихся,  хотим пойти в городское отделение милиции и потребовать освобождения незаконно задержанных ребят.
– Да-да, я тоже с вами, пойдемте.
Группа в считанные минуты появилась в отделении милиции. Директор подошёл к дежурному работнику милиции:
– Мне нужен начальник горотдела милиции, как его найти?
Увидев внушительную группу возбужденных молодых людей, дежурный тревожно посмотрел на посетителя и ответил:
– Я сейчас. Товарищ начальник, Вас спрашивает группа посетителей!
– Представителя пропустите, остальные пусть подождут, – слышно было в трубке.
– Он у себя. Вы можете пройти к нему.
Али Кадиевич с Абакаром Алиевичем поднялись на второй этаж, зашли в первый кабинет.
– Заходите,  заходите. Во-первых, представьтесь, кто вы? Во-вторых, объясните, с каким вопросом Вы ко мне зашли.
– Я – директор Каспийской школы-интерната, а он – преподаватель, а остальная наша группа ждет внизу. Мы хотим знать, на каком основании Ваши работники задержали наших ребят?
 Начальник милиции, вспомнив о неприятном инциденте, изменился в лице, но постарался не выдать своих эмоций.
– Не волнуйтесь, уважаемые, сейчас выясним, почему и зачем задержали ваших ребят, – начальник по внутреннему телефону пригласил к себе своего заместителя. Когда тот зашел:
 – Мурад Акаевич, объясните представителям Каспийской школы-интерната, за что сидят задержанные ребята.
 – Хорошо, товарищ начальник. А Вы  идемте со мной, – заместитель начальника забрал их в свой кабинет. 
– Ваши ребята у входа в спорткомплекс устроили драку с городскими ребятами и их задержали до выяснения обстоятельств.
– Это вы, работники милиции, подстроили провокацию, чтобы не пропустить Мансура на соревнования. Вы хотели таким не спортивным методом устранить соперника Багамы – сына вашего начальника,  – с обидой  высказал своё мнение Абакар Алиевич.
«Да, вы правы, ребята, получилось, действительно, не по-спортивному. К сожалению, это факт», – подумал про себя Мурад Акаевич, а сказал:
– Ну что вы, уважаемые учителя! О чем вы говорите? Как Вы можете обвинять работников милиции? Ваш борец-то выступил в финале. И ваши обвинения в адрес наших работников я считаю бездоказательными. 
 – Да, он выступил благодаря тому, что мы успели оградить его от  нападения ваших подставных лиц. Мы хотим всем коллективом преподавателей интерната пойти на телевидение и обратиться в обком партии,  – возмутился директор.
– Уверяю вас, уважаемые учителя, мы  сейчас же разберемся с этим вопросом.    Вы меня чуть-чуть подождите, пожалуйста, я зайду в отдел уголовного розыска, чтобы выяснить этот вопрос.
– Магомед-Вали, что с задержанными? – спросил заместитель начальника у следователя.
–  Мне, кажется, ребята из интерната не виноваты.
– Почему ты так думаешь?
– Этот городской «Суслик» отвечает: «Они мне не понравились, бритоголовые,  в черных рубашках».
– Слушай, Магомед-Вали, Сулейман так не может отвечать. Видимо, драку спровоцировали интернатовские ребята.
– Вот его объяснительная записка, товарищ майор. Черным по белому написано.
– Ладно, я Запира спрошу. Он же их задерживал.
Мурад Акаевич зашел в другой кабинет, где сидел Запир и его напарник.
– Слушай, Запир, ты не мог бы подсказать Сулейману, как объяснительную записку написать?
– Товарищ майор, этот Суслик не слушал нашу подсказку и раньше, твердил своё: «Мне не понравились эти бритоголовые   чернорубашечники…».
– Ты знаешь, что большая группа учителей школы-интерната приехала сюда и требует освобождения задержанных учеников и даже угрожает жаловаться в обком партии.
– Я видел их на улице, товарищ майор. Раз операция не удалась, раз их представитель уже стал чемпионом, они могут куда угодно пойти жаловаться. Чтобы этого не случилось, надо отпустить молодых ребят на все четыре стороны. И этого Суслика со своей ненавистью к бритоголовым   чернорубашечникам.   
– Хорошо, Запир. Кажется, ты прав. Этот дурак все перепутал, подрался не с тем. Эту ошибку надо исправить.
В кабинет зашел следователь Магомед-Вали.
– Мурад Акаевич,  у Вас сидят директор и тренер. И на улице тоже большая группа их поддержки. Что с ними делать, товарищ майор?
– Объяви выговоры и отпусти ребят…
Оживленная группа гурьбой вернулись в интернат. Когда ребята разошлись по своим комнатам, Мансуру захотелось пойти в общежитие медучилища и рассказать Азе о своей победе: «Вот бы посмотреть, как она обрадуется, узнав, что я стал чемпионом. Наверное, не только Аза, но и её подруга Салихат обрадуется. Ведь двоюродный брат ее подруги стал чемпионом»,  – подумал Мансур.
– Слушай, Лобачевский, как ты думаешь, что если мы сейчас пойдем в общежитие медучилища и посмотрим, как там живёт наша односельчанка и её однокурсницы. Ведь мы почти неделю не были у них. 
– Сейчас что ли ты собираешься?
– Ну, да. Еще же не поздно.
– Поздно. К тому же, Мансур, вечером тебе нельзя никуда выходить, пока финальные страсти не улеглись. Так велел  Абакар Алиевич.
– Он, наверное, думает, что я боюсь городских ребят. Если они такие смелые, пускай выходят один на один. С любым из них я готов встретиться, – Мансур начал горячиться.
– В том-то и дело, Мансур, что они по одному не будут с тобой драться. Они группой раздавят тебя.
– Что же ты предлагаешь делать? Я должен прятаться за спины десятиклассников, как трус?
 – Зачем так усложнять вопрос? С моральной точки зрения, Мансур, ты должен понять, что пока разговоры и споры вокруг чемпионата среди ребят не улеглись, нельзя лезть на рожон. 
– Слушай, Дауд, чем больше я буду осторожничать, прятаться, тем сильнее разыграется желание моих противников еще больше припугнуть меня. Они будут считать, что я струсил. Я пойду и увижу Азу и поговорю с ней. Может быть, ей моя помощь нужна, у неё, кажется, зачеты начались.
– А я тебя одного не отпущу. 
– Ты тоже со мной идешь?
– Разумеется, Мансур. Немного подожди, я сейчас соберусь.
– Ты куда идёшь?
– Пойду предупредить дежурного, что мы с тобой придем поздно: идем в общежитие медучилища.
– Ладно, только долго не задерживайся.
Когда Мансур и Дауд появились в коридоре общежития, дежурная сразу спросила:
– Вы хотите сестру увидеть?
– Если можно, позовите, пожалуйста, её.
Мансуру понравилось, что дежурная назвала Азу сестрой и без возражений согласилась позвать её.
– Я сейчас, посидите на диване, –  дежурная остановила проходящую по коридору девушку, – Ася, позови, пожалуйста, Азу. Здесь ее ждет брат.
Аза и Салихат вышли вместе, обе улыбающиеся и радостные:
– Мансур, поздравляем тебя от души со званием чемпиона! – Аза и Салихат по очереди пожали руку Мансура.
– Вы откуда узнали об этом? – Дауд удивленно посмотрел на девушек.
– Весь город говорит об этом. И по радио передавали репортаж соревнования. Некоторые даже обрадовались, когда узнали, что проиграл этот городской хулиган. Как его?
– Бага, – подсказала Салихат.
– Да, да, Бага. Говорили, что он проиграл какому-то горцу. Я сразу догадалась, что горец – это ты, Мансур.
– А как ты догадалась об этом? – улыбнулся Дауд и почему-то посмотрел на Салихат. 
– Это же легко, Дауд. Мансур же учится в интернате для горцев.   
– Молодец, Аза. Ты догадливая, – Дауд похвалил односельчанку за сообразительность.
– Смотри, Мансур, какая осведомленность. Аза знает даже твою кличку. Ты, друг, в одночасье стал знаменитым, – обрадовался Дауд. Ему стало приятно, что победил – его друг.
– Это правда, что ты чемпион? – Салихат посмотрела на Мансура.
– Какой я чемпион? Просто выиграл финальную схватку и занял первое место, – Мансур начал скромничать, хотя ему было очень приятно, когда его называли чемпионом.
– Раз первое место занял, значит, чемпион, – сделала заключение Аза, с улыбкой глядя на Мансура.
Этот взгляд изумрудных глаз, как на   крыльях уносил Мансура в другой мир. В мир желаний, в мир великих мечтаний, в мир пока не известный ему. Уносил, как уносит озорной ветер легкий осенний лист молодого дуба. Этот обворожительный взгляд  девчонки делал его сильным, смелым  и готовым на все. Этот взгляд приносил ему ничем несравнимую радость. Радость, которая перечеркнула другую радость – радость получения звания чемпиона. Этот нежный взгляд зеленых глаз девчонки уводил его от всех неприятностей реальной жизни и увлекал в мир счастливых мечтаний.
Когда Аза бывала рядом,  все  немые угрозы со стороны противника, вся предупредительная осторожность на мгновение исчезали.
Мансуру казалось: «Есть я и Аза. Есть красивый добрый и порядочный мир и больше ничего. Даже Дауд и Салихат, кажется, где-то там далеко. Этот мир – мир больших надежд и чистой, как предутренняя роса, создан  для нас. Для нас с Азой!»
Около часа в фойе общежития медучилища молодые люди, сидя на диване, разговаривали, но Мансур не помнил, о чем говорил с Азой и сколько времени говорил. Он видел только взгляд изумрудных глаз и немой разговор этого взгляда, понятный ему одному.
– Мансур, кажется, нам время уходить… Скоро нас будут искать воспитатели. Дежурный разрешил нам отлучаться на один час, – напомнил Дауд.
– Хорошо, Лобачевский, сейчас пойдем, – согласился Мансур.
Прощаясь с Азой, он подумал: «Как быстро и незаметно прошло время. Можно было еще час посидеть, поговорить…   Нам было так приятно вместе.
Почему спешит Лобачевский? Может быть, дежурный пообещал жаловаться воспитателям, если не вернемся через час? Может быть, Дауду не так приятно сидеть здесь, как мне?»
Выходя из общежития, Мансур повернулся к Дауду:
– Почему ты так спешил? Предупреждение, что ли получил?
– Да, Мансур, дежурный воспитатель строго-настрого предупредил, чтобы мы вернулись через час. Он будет проверять нас по минутам.  Мне, кажется, все беспокоятся за тебя.
– Понятно. А я подумал, что тебе неприятно было там, в фойе, сидеть с девчонками.
– Ты что, Мансур? Аза же – непростая девчонка.  Она – наша односельчанка, и  для нас она, как сестра. Мы с детства вместе росли, вместе в одной школе, в одном классе учились. 
«Да, ты прав, Дауд, Аза непростая девчонка. Она наша одноклассница. Если бы ты знал, как я тогда радовался, что она учится в нашей школе, а не в соседней,  что она попала именно в наш класс, и сидит за соседней партой. Что это за рыжая, веснушчатая девчонка, волосами цвета золота  и изумрудными глазами живет именно в нашем ауле, а не в соседнем. Как приятно было украдкой взглянуть на соседнюю парту и  встретить улыбающийся взгляд зеленых глаз. Если бы ты, мой друг, знал, как заставлял этот взгляд часто биться сердце у меня в груди, как этот взгляд пробуждал во мне высокие благородные чувства. Он проникал в глубину моей души особым теплом и светом. Этот взгляд будил во мне добрые чувства по отношение ко всем ребятам нашего класса. Правда, я до сих пор не могу понять, что означает этот веселый, ласковый взгляд изумрудных глаз для меня, но одно определенно сказать могу: из всех окружающих меня людей: родных, друзей, знакомых, взгляд Азы вызывал особые для меня, тогда еще не совсем понятные, чувства. Перед ней мне хотелось казаться сильнее всех ребят, добрее и умнее всех. Во всем быть первым. Взгляд ее глаз уводил меня в другой красивый мир. В мир, которого я не знал. В мир, в котором я до сих пор не жил, о котором я ни от кого не слышал. Когда я вышел на ковер, перед моими глазами стояли зеленые глаза веснушчатой, золотокудрой Азы, и  они говорили мне: «Мансур, ты сильнее всех, ты должен победить». Благодаря этому взгляду я и победил, мой друг Дауд. Ты прав, Дауд, она, Аза, не простая девчонка, она – волшебница,  которая своим удивительно чистым взглядом зеленых глаз способна успокоить душу и увести в особый мир, в мир больших стремлений!» – думал Мансур.
Обворожительный взгляд золотокудрой девочки, еще в 7 классе, уводил Мансура в другой мир, о котором он совершенно ничего не знал. Мир, который каждый переживает по своему: одни бурно, красиво, отдавая без остатка свою молодость, другие, сопротивляясь, ограничивая себя в удовольствиях, мучая молодое сердце, угнетая великие чувства,  боясь подчинить себя этим чувствам оставаясь ацтеками. Хотя, до этого Мансуру было далеко. Он еще не вошел в этот мир, он лишь заглянул в него через щель. Этот мир, тогда, еще не нашел определенное место в его детском сердце. Оно пока принадлежало самой святой, самой великой в этом человеческом мире сыновней любви к матери. Однако, это маленькое сердце чувствовало что-то необычное в изумрудном взгляде рыжей девочки из его класса, сидевшей за соседней партой. В этом взгляде было что-то привлекательное, нежное. Обменяться взглядами десятки раз за день ему было просто необходимо. Когда их взгляды встречались, в классе становилось светлее и теплее. « И глаза ее весеннего цвета  так не похожи на глаза других девчонок нашей школы. У большинства черные, карие, а у нее зеленые – как изумруд. Наверное, она похожа на свою маму? Интересно, какого цвета глаза у ее мамы?» размышлял тогда Мансур. Теперь-то он знает, что цвет глаз она унаследовала от отца.
    – Быстрее, мой друг, быстрее, – Дауд прервал мысли Мансура.
– Да ты, не волнуйся, Дауд. Ничего страшного, если даже мы опоздаем. 
– Все о тебе беспокоятся. Город большой. Дружки Баги злы на тебя,  будто ты отнял звание чемпиона, принадлежавшее Баге.
– Я же, Лобачевский, его не отнял, а в честном бою чисто выиграл.
– Я понимаю тебя, Мансур, но Бага и его дружки думают по-другому. Ты для них случайный спортсмен. 
– Пускай думают, как хотят. Мы не можем запретить им думать.
– Правильно, Мансур, мы не можем запретить им думать, поэтому мы тоже должны думать о твоей безопасности. Почти так сказал дежурный воспитатель. Давай, быстрей пошли! Если мы опоздаем, они могут организовать поиски.
– Кто они, Лобачевский?
– Дежурный воспитатель и ребята. Воспитатель, наверное, предупредил Абакара Алиевича, что тебя отпустил на один час, посетить родственницу. А теперь твой тренер, наверное, ждет и волнуется.
– Ладно, пошли. Если надо быстрее – пойдём быстрее.
Спортивным шагом, чуть ли не бегом, Мансур и Дауд вернулись в интернат.  Дежурный воспитатель посмотрел на часы:
– Молодцы, вернулись с опозданием на полчаса. Без приключений?
– Все нормально, – ответил Дауд.
Дежурный поднял телефонную трубку и позвонил:
– Абакар Алиевич, ребята вернулись без приключений, все нормально.
– Видишь, я же тебе говорил, – Дауд посмотрел на Мансура.
– Я понял, Лобачевский…
***
Скоро начались экзамены. Даже пойти на море искупаться у ребят времени не было. Днями и вечерами они пропадали в библиотеке и читальном зале. Теперь «Лобачевский» всем не хватал, особенно   по математике. Все выпускники спрашивали его, просили объяснить ход решения задач и примеров. Он никому не отказывал в помощи. На время все забыли о   Мансур. Ему немного становилось обидно, что не к нему, а к Дауду больше обращаются одноклассники со всеми непонятными им вопросами.
Жизнь человека – эта череда событий. Ребята, кто как смог, сдали экзамены.    Начались летние каникулы.
Мансур и Дауд уехали домой, чтобы обдумать, куда поступить учиться. 
Обнимая Мансура, его мама волновалась:
– Сынок, ты у меня немного вырос и немного похудел. Плохо там тебя кормили?
– Нет, мама, кормили нас нормально. Я же спортом занимаюсь, поэтому сбросил немного вес, – ответил Мансур и подумал: «Почему-то мама не спрашивает, как я стал чемпионом. Может она не знает об этом? Рассказать что ли ей? Нет, нельзя. Назир услышит и подумает, что я хвастаюсь перед мамой».
– А ты как, мой маленький? – мать обняла и Назира, – как вы там, не скучали по дому?
– Скучали, мама.
Когда мать немного успокоилась, к Мансуру подошел Джабай, младший брат.
– С приездом брат, поздравляю тебя со званием чемпиона! – он обнял брата. – Говорят, что ты – чемпион Дагестана… Наверное, сильнее тебя в республике никого нет.
– Выходит, что в моей весовой категории в республике равных мне нет.
– И что же тебе дали?
– Дали диплом и золотую медаль.
– Больше ничего?
– Нет, брат, больше ничего не дали.
– Я думал, какие-нибудь дорогие подарки дают.
– Разве, брат, звание чемпиона – не подарок?
– А что это звание «чемпион» дает? Я слышал по радио, что одному мужику подарили машину… – Джабай с грустью отошёл от брата. 
В начале разговора Мансур думал, что Джабай будет восхищаться и радоваться.
– Скажи, брат, мама не знает, что я стал чемпионом?
– Я ей рассказал, что ты всех положил на лопатки и стал чемпионом Дагестана.
– И что она сказала?
– Она начала беспокоиться: «Зачем моего Мансура заставляют драться с чужими ребятами? Я его послала учиться, а не драться». 
– Значит, мама думает, как и ты, что борьба – это не нужная драка с ребятами, опасная тяжелая и бесполезная затея.
– Я же, брат, не сказал, что это  бесполезная затея. Просто я думал, когда кто-то становится чемпионом, ему дают дорогие подарки.
– Ну да, если дорогие подарки не дают, значит, и чемпионом незачем быть?    Раз мама считает, что основное дело для сына – это учеба, может быть, она права, – у Мансура отпало желание рассказать маме о своих достижениях: «Действительно, зачем ей знать, как я стал чемпионом, как сторонники Баги пытались сорвать мой выход в финальных играх, как за меня переживали ребята из интерната, как вместо меня попали в милицию Дауд и Назир? Лучше уж ей об этом не знать, а то она будет переживать и беспокоиться. Даже, наверное, будет протестовать, чтобы я больше не боролся. А мне еще в университете надо учиться".
На следующий день, с утра Мансур пораньше пошёл на годекан, где обычно в свободное от работы время собирались сельские мужчины. Он думал, что односельчане будут восхищаться тем, что он стал чемпионом Дагестана. Думал, что  старики похвалят, а молодые поинтересуются, как он стал чемпионом. Думал,  скажут: «Посмотрите, ребята, вот какой наш Мансур – чемпион Дагестана. Возьмите с него пример!»
– Ассаламу алейкум! – поприветствовал он сидящих.
– Ваалейкум ассалам, джигит Мансур, как ты там с наукой, она тебя или ты ее? – седобородый аксакал Муса, которого все сельчане называли «Дедушкой»,  улыбаясь прищуренными глазами, лукаво посмотрел на него. – Подойди-ка, сынок Мансур, поближе. С приездом, дорогой! Ты  уже одолел десять ступеней науки? – аксакал пожал ему руку. – Учись сынок, учись, может быть, станешь мудрым, умным человеком. Я слышал, что ты собираешься одолеть еще пять ступеней…
После  речи Мусы остальные односельчане тоже пожали ему руку, но никто  почему-то, его не поздравил его с званием чемпиона. Никто не спросил, каковы его успехи в спорте. 
«Может быть, они тоже не знают, что я стал чемпионом? Наверное, никто им об этом не рассказал», – подумал Мансур.
На годекане разговор пошел о колхозном производстве, о чабанах, кто и  сколько ягнят смог сохранить от каждой овцематки, и это, несмотря на трудную зимовку.
– Молодец, Мачалай, он вырастил от ста овцематок 120 ягнят. В нашем колхозе это лучший результат, – восхищенно произнес Давди, бывший бригадир ОТФ.
– Чабан Магомед тоже его догоняет, он тоже от ста овцематок сохранил 119 ягнят, – добавил Исмаил.
Разговор о ягнятах, чабанах, хороших скакунах, племенных бычках, показался   Мансуру очень скучным, и он разочарованно отошел в сторонку. За ним встали и ушли некоторые молодые ребята, которым надо было спешить на сезонные полевые работы.
В это время к Мансуру подошёл Али Маллаевич, учитель математики.
– Здравствуй, Мансур! Давно приехал, сынок?
– Здравствуйте, Али Маллаевич!  Вчера приехал. Как Ваше здоровье?
– Спасибо, слава Аллаху. Поздравляю, сынок, тебя с победой! Ты – молодец! Стать чемпионом Дагестана – это большой успех для нашего села! Первый юноша из нашего аула, получивший такое звание. Еще раз от души поздравляю тебя! – Али Маллаевич крепко пожал руку.
Только после поздравлений Али Маллаевича некоторые присутствующие на годекане обратили внимание на Мансура. Дедушка Муса еще раз подозвал его:
– Ну-ка, ну-ка, сынок, подойди-ка сюда. Оказывается, ты не уронил честь нашего села, нашего района. Поздравляю тебя, сынок! Молодец! Ты – гордость не только нашего села, но и всего района. Очень хорошо, сынок, что ты стал чемпионом, но старайся быть хорошим человеком! Звание «Хороший человек» выше звания «Чемпион Дагестана»,  – сказал в назидании Дедушка Муса.
Мансур подумал: «Может быть, эти старые аксакалы, видавшие в своей жизни многое, знали о том, что я стал чемпионом, но не придали этому случаю серьезного значения. И почему это звание «Хороший человек» выше звания «Чемпион Дагестана»?», – недоумевал Мансур.
Все стали поздравлять паренька, хвалить его.
Мансур, довольный и счастливый,  поспешил навстречу своим школьным друзьям: Али, Вали  и Халиту.
– Слушай, чемпион, мы собрались к тебе, а ты уже здесь, – Халит обнял Мансура.
– Поздравляю тебя, брат, со званием чемпиона Дагестана! – Али и Вали обняли Мансура и похлопали по плечам. 
На душе Мансура стало легче. Ему было приятно, что сельчане гордятся им.   
– Знаешь, Мансур, мы тоже собираемся поступать в университет.
Значит, будем учиться в одном городе и вместе заниматься спортом! – обрадовался Мансур. – У вас что нового? 
– У нас особых новостей нет, – с грустью ответил Вали.
– Слушай, Мансур, может, ты и во всесоюзном чемпионате сможешь взять первое место? – поинтересовался Али.
– Действительно, Мансур, может, ты станешь чемпионом СССР? – улыбнулся Халит.
– А ты не веришь этому, Халит?
– Почему ты так думаешь?
– Потому что ты улыбаешься.
– Это, брат Мансур, я просто так. Разве несколько месяцев назад кто-нибудь из нас мог поверить, что ты станешь чемпионом Дагестана? Так что всё может быть, – Халит решил узнать, что сам Мансур думает по этому поводу.
За Мансуром пришел Назир.
– Мансур, тебя мама зовёт домой. 
– Спасибо ребята за поздравления. Я пошёл домой.
 Мансур вновь вспомнил поздравления Дедушки Мусы: «Постарайся стать хорошим человеком». Разве чемпион – это плохой человек?»
На следующий день очередь пасти сельских телят дошла до Мачалаевых. Саният утром попросила Джабая пораньше встать, чтобы пойти пасти.
– Мама, почему всегда я должен пасти. Теперь Мансур и Назир  дома. Пусть они хотя бы во время каникул пасут телят. Я хочу спать. И притом я с друзьями договорился пойти на водопад.
– Сынок, Джабай, неудобно же твоих старших братьев просить. Они еще не успели отдохнуть, только вчера приехали домой. К тому же ребята такого возраста не ходят пасти телят. Это обязанность младших братьев.
– Мама, я же обещал своим друзьям.  Они скажут: «Ты Мужчина что ли? Дал слово – и тут же нарушил».
– Назир, сынок, не сможешь ты сегодня пасти телят?
– А у меня нога болит. Я не хотел тебе говорить, но вчера я её ушиб. 
– Как же это так, сынок? Ты упал или ударился куда-нибудь? – побеспокоилась Саният.
– Вчера, когда футбол гоняли, мы с другом столкнулись… 
– Покажи-ка, сынок, ногу. Что же ты ничего не сказал об этом? Может, перевязать надо было.
Назир скинул одеяло и показал левую ногу с синяком в области голени.
– Надо же, сынок, осторожно играть.
– Мама, это же случайно.
– Дай-ка я перевяжу твою ногу, – Саният принесла бинт, намылила его хозяйственным мылом и забинтовала.
– Мама, я на больничном. – Назир  обрадовался, что есть причина, не пасти телят.
– Это ты о чем, сынок?
– Наш учитель по истории, Мурад Ахмедович, когда кто-нибудь отсутствует на уроке, всегда спрашивал: «Он на больничном?»
– Он шутил, сынок. У тебя сейчас болит нога?
– Да. И вообще, мама, я не люблю пасти этих глупых телят и бегать за ними целый день. Если приблизиться муха или овод, они разбегаются в разные стороны. Саният покачала головой.
 – Мансур, сынок, не сможешь ли ты сегодня пасти телят?
– Смогу, мама, – как-то с обидой сказал Мансур и подумал: «Она не понимает, что я уже не тот Мансур, который был вчера – мальчишка на побегушках, а чемпион Дагестана. Что скажешь матери,  если она даже не знает, что значит чемпион Дагестана. 
Мансур встал, быстро оделся. Отказался позавтракать и посмотрел на маму.  На её лице видна была глубокая  печаль и слезы на глазах.
– Мансур, сынок, если не хочется идти на пастбище, оставайся дома. Я сама   пойду пасти телят.
– Нет, мама, когда я дома, я этого тебе не позволю.
– Если хочешь, мама, чтобы я позавтракал, я…
– Конечно, я хочу, сынок. Я же не могу спокойно заниматься домашними делами, зная, что мой сын голоден и пасёт   телят.
– Мама, ты не расстраивайся, – Мансур нехотя сел, позавтракал, взял сумку с обеденным пайком пошел пасти телят.
«Ну что, чемпион, иди и паси телят, – с насмешкой сказал его внутренний голос. – А ты, моя гордыня, не забывай, что и чемпионы в долгу перед матерями. Не могу же я допустить, чтобы моя мама целый день бегала за телятами, а я дома   бездельничал», – ответил ему другой голос». 
Вечером Мансур вернулся домой в хорошем настроении. Хотя он, бегал целый день за убегающими домой при приближении слепней, ищущими тень, чтобы спрятаться от мух телятами, и физически очень устал, но был рад, что выручил маму: «Все-таки я победил свою гордыню, смог обуздать ее. И теперь мне не стыдно перед мамой за свою гордыню. Наверное, прав был Дедушка Муса, когда говорил: «Звание «Хороший человек» выше звания «Чемпион Дагестана»». 
– Спасибо, сынок, ты хороший пример показал своим братьям. Устал, наверное. Нелёгкое это дело – бегать весь летний долгий день за неприрученными к пастбищу телятами.
– Садись, сынок, кушать. Я приготовила  хинкал со свежим мясом, – Саният радостно встретила Мансура.
Прихрамывая на одной ноге, Назир тоже вернулся с улицы.
– Как твоя нога, брат?
– Немного лучше. Спасибо тебе.
– За что?
– Ты же выручил меня. Если не ты, то мне пришлось бы пасти телят.
– У тебя же нога болит?
– Хотя болит, я не смог бы себе позволить, чтобы наша мама пошла пасти сельских телят.
– Если ты так думаешь, брат, ты – молодец.
– Причем тут молодец лили не молодец. Ты же не позволил маме сегодня идти и пасти.
– У меня же, как у тебя, нога не болела.
– Мне кажется, что если бы даже нога болела, ты все равно не позволил бы нашей маме бегать за двух-трехмесячными  телятами.
– Ты думаешь?
– Думаю, брат, и знаю.
– Ну, тогда спасибо тебе.
– Почему мне спасибо?
– Потому, что хорошо думаешь обо мне.
– Ты тоже мой старший, уважаемый всеми, брат. Мы, я и Джабай, не имеем право, думать о тебе плохо.
После разговора с Назиром, на душе Мансура стало еще светлее и приятнее: «Хорошо, что я не поленился и не возгордился, что я чемпион. Иначе я себе всю жизнь простить бы не смог.
Всю жизнь наш отец пасет колхозных овец. От того, что он работает чабаном, односельчане не стали менее уважать. Даже на годекане его хвалили, что он смог вырастил от ста овец сто двадцать ягнят. Видимо, сельские мудрецы, посчитали, что мой труд менее полезен по сравнению с трудом моего отца и ему подобных тружеников. Они больше знают о значимости общественно-полезного труда работников сельского хозяйства», – думал Мансур и ел вкусный, приготовленный любимой мамой, хинкал со свежим мясом, по которому за годы учёбы в интернате соскучился. 
На следующий день Мансур вновь пошел на годекан, послушать сельские новости. Дауд уже был на годекане.
– Мансур, где был ты вчера? Мы тебя искали. 
– Я вчера, Лобачевский, пас сельских телят.
– Ты пас телят? – Дауд удивленно посмотрел на Мансура.
– Что ты удивляешься, Лобачевский?  я же не мог позволить, чтобы мама целый день бегала сельскими телятами.
– А Назир?
– У Назира нога травмирована.
– А еще, у тебя же есть и младший брат?
– Он дал слово друзьям, пойти на водопад.
– Ну, тогда правильно поступил. 
– Зачем вы искали вчера меня? 
– Ребята захотели потренироваться с тобой. Я же им рассказал, как ты делаешь вертушки и через бедра кидаешь противников на лопатки.
– Лобачевский, ты слишком преувеличиваешь мои возможности и хвалишь меня.
– Мансур, реклама – это путь к успеху.
– Ты делаешь, Дауд, рекламу, а мне от этого неудобно.
– Слушай, Мансур, что неудобного? Я же ничего лишнего не говорю. Только рассказываю, как есть. Разве ты не делаешь «вертушку»?
– Делаю и готов показать ребятам, как я это делаю, и могу научить этому их тоже.
– Разве ты через бедра не бросаешь противника?
– Бросаю, когда это удается. И это готов показать.
На следующий день Али пришел к Мансуру с другим предложением.
– Друг Мансур, ты не собираешься поступать в университет в Махачкале?
– Почему ты спрашиваешь?
– Я подготовил документы и собираюсь поступать в университет, на биологический факультет. Если ты с Лобачевским едешь, хотел с вами вместе поехать.
– Да, собираемся. Мы тоже подготовили документы. Правда, еще фотографий нет. Я собираюсь на экономический факультет, а Лобачевский – на физико-математический.
 – Давайте тогда поедем вместе. Халит и Вали завтра уезжают в Краснодарский университет.
– Ладно, Али. Я поговорю с Лобачевским. Если не сможем поехать завтра, то   послезавтра обязательно поедем.
– Тогда, Мансур, я жду вас.
После обеда Мансур встретился с Даудом и рассказал о предложении Али.
– Интересно, вчера он попросил меня поговорить с тобой насчет тренировок, а сегодня предлагает другое.
– Видишь ли, Лобачевский, завтра Халит и Вали уезжают, чтобы поступать   в Краснодарский университет. И планы у Али неожиданно поменялись.
– Тогда я ничего не говорю. Раз такое дело, давай, и мы поедем в Махачкалу. 
– Тогда, Лобачевский, послезавтра на рейсовом автобусе поедем. Не забудь предупредить Али.
– Хорошо, Мансур, будет сделано. 
Как и договорились, Мансур, Дауд и Али поехали в Махачкалу.
 Когда Мансур и Дауд сдавали документы, в приемной комиссии оказался  декан университета. Увидев, что к ним в университет поступает чемпион Дагестана по вольной борьбе, он обрадовался.
– Считайте, что Вы уже в университете. Наш ректор – большой поклонник вольной борьбы и рад будет принять готового чемпиона. С сегодняшнего дня я буду опекать Вас, – посмотрев на Мансура, учтиво улыбнулся декан, – с завтрашнего дня Вас определим в профилакторий, где отдыхают наши спортсмены.
– Спасибо, но я отдельно от моего друга Лобачевского жить не могу, – ответил Мансур.
– Кто это такой «Лобачевский»?
– Вот он, рядом со мной.
– Что, его действительно Лобачевский зовут? – удивленно посмотрел декан парня.
– Его так назвал наш учитель по математике из-за того, что математику знает отлично.
– Это же отлично! такие математики   университету нужны! 
– Саид Гасанович, этот абитуриент,  Мусаев Дауд, – медалист… золотой. Как  с ним быть? – спросила секретарша.
– Куда он поступает?
– В физмат.
– Никаких экзаменов. Назначь собеседование и все.
– Значит, это и есть Лобачевский? 
– Да, он – медалист.
– Значит, мы  и его можем определить в профилакторий.
– Кроме того он и перворазрядник по вольной борьбе, – добавил Мансур.
– Тогда оба спокойно можете устроиться и в общежитии, и отдыхать в профилактории, – улыбнулся декан. – Если вы сдали документы, давайте я вас отвезу в общежитие, – предложил декан свои услуги.
– Нам надо подождать еще одного нашего товарища, который должен подойти с документами, чтобы поступить на биологический факультет.
– Что, он тоже медалист или чемпион? – улыбнулся Саид Гасанович.
– Он не медалист, но будущий чемпион, – улыбнулись ребята. Им сразу понравился декан со своим располагающим  обращением и внимательным отношением к будущим студентам университета.
– Ладно, если ждёте будущего чемпиона, то подождите. Наташа, напиши на моем бланке направление ребятам в общежитие и профилакторий, – дав секретарше указание,  декан уехал.
Ребята стали ждать Али, который решил жить у родственников, но должен был подойти для сдачи документов.
– Слушай, Мансур, как хорошо, что  без особых хлопот решился вопрос с жильем.
– Чем жить где-то в частной квартире, нам лучше жить в общежитии, Дауд. Все рядом. Ходить на занятия близко. Нам повезло и с питанием. Нет необходимости бегать по буфетам.
– Это, Мансур, благодаря тебе.
– Причем тут я?
– Ну, как причем. Твое звание чемпиона магически подействовало на декана.
– По-видимому, Лобачевский, он – тоже большой поклонник вольной борьбы. Не только это на него положительно подействовало, но и твоя золотая медаль.
– С золотыми медалями, Мансур, в университет поступает немало ребят, а чемпионов – пока ты один, по-моему, во всем университете.
В это время появился Али.
– Что ты так опаздываешь, Али? Тебя специально ждал  декан, а ты задержался, – сделал замечание Лобачевский.
– Пока тетя Тамилла не устала со своими вопросами и расспросами, я не мог уйти.
– Давай быстрей, сдай документы, в биологический факультет, опоздавших не принимают, – сказал Мансур, подгоняя Али к столу секретаря.
– Ты в курсе, что нам дали место в общежитии и определили в профилакторий?
– Ух, ты! В санатории, что ли будете жить? В честь чего это?
– В честь чемпиона, друг Али, – радостно сообщил Дауд.
– Плохо, что я – не чемпион, – произнес Али.
– Зачем тебе быть чемпионом? Тетя Тамилла и так будет кормить тебя бесплатно и жильем обеспечит своего любимого племянника.
– Между прочим, Али, мы сказали  декану, что ты – будущий чемпион. 
– Это в честь чего вы сообщили ему?
– Он спросил, что ты тоже чемпион? А мы сказали, что ты будущий чемпион, - улыбнулся Дауд.
– Это вы правильно сделали, ребята.
– Что мы правильно сделали? – вопросительно посмотрел Дауд.
– Что сказали, что я – будущий чемпион.
– Ты уверен в этом?
– Почти.
 – Может, Али, ты тоже с нами в общежитие определишься? – предложил Дауд.
– Ты что, тогда меня тетя Тамилла из города изживет. Она сильно обидится, потом даже разговаривать не будет. Когда я сказал, что приехал учиться, она сразу предложила: «Будешь жить у нас».   Она же по нас скучает. У нее всего одна дочка и та замужем. Тетя Тамилла с мужем одни живут в собственном доме.
Когда тетя Тамилла узнала, что я в этом году школу оканчиваю, она попросила моих родителей, не посылать меня, как Халита и Вали,  в Краснодар.
– Значит, Али, мы должны быть благодарны твоей тете Тамилле. 
– За что вы её должны благодарить?
– За то, что ты остался с нами, в Махачкале. 
Ребята нашли в общежитии коменданта. Передали ей направление  декана.
– Наверное, спортсмены, – с улыбкой на них посмотрела комендант.
– А разве не видно, что спортсмены? – Дауд выпрямил плечи, колесом выпятил грудь.
– Почему спрашиваете? – поинтересовался Мансур.
– Обычно наш декан шефствует над спортсменами. Он всегда старается определить их в общежитие и в профилакторий.
– Тетя…? Простите, не знаю, как Вас величать? – Али вопросительно посмотрел на коменданта.
– Ася Джамаловна, племянник, – комендант улыбнулась, показывая передний ряд зубов из желтого металла.
– Ася Джамаловна, перед Вами не простой спортсмен, а чемпион Дагестана по вольной борьбе, – Али показал на Мансура.
– Верю. А он и похож на спортсмена,   скромный молодой человек со здоровым цветом лица, – сказала комендант и выдала ключи от комнаты.
 – А кушать будете в столовой. Напротив общежития есть одноэтажное здание.  На дверях столовой висит распорядок.
– Спасибо, Ася Джамаловна, остальные объекты мы сами найдем. 
На следующий день после завтрака, Мансур предложил:
– Слушай, Лобачевский, может быть, на пляж пойдем отдыхать, у меня первый экзамен письменный. К нему можно и не  готовиться.
– Насчет письменной работы ты не бойся, я пойду за тебя писать сочинение.
– Так, наверное, Лобачевский, нельзя. Проверять будут. 
– Как нельзя? Говорят, большинство ребят так поступают. 
–  Если поймают, Лобачевский, нас обоих выгонят.
– Даже если будут проверять, Мансур, нас трудно будет отличить. Мы оба бритоголовые, в одинаковой одежде. И рост,  и телосложения у нас одинаковые. Так что, Мансур, не волнуйся. Письменную работу я возьму на себя. А насчет отдыха на пляже предложение хорошее. Пошли.
Когда они появились на пляже, их быстро заметила шайка Багамы.
– Бага, твой противник здесь, на пляже, – сообщил Хасик.
– Какой противник?
– «Горец». 
– Он один? – спросил Бага.
– Нет. С ним еще один бритоголовый. Но я думаю, он для нас – не помеха. 
– Суслик, Гусь! Прощупайте этих ребят. 
– Каких ребят?
– Бритоголовых, в красных рубашках.
 – Один из них, Бага, – твой главный соперник на чемпионате. Я сразу узнал его. 
Гусь и Суслик незаметно подошли к Мансуру и Дауду.
– Ну что, Горец, один остался? Теперь тебя не могут защитить твои горцы? – ехидно улыбнулся Суслик.
– Почему один? Со мной еще Лобачевский, – улыбнулся Мансур.
– Теперь ни Лобачевский, ни Менделеев тебе не помогут, когда мы будем разукрашивать твое лицо. 
– Ты, Суслик, иди, поищи лестницу, чтобы замочить мне лицо. 
– Ты, карусель, если даже и выше ростом, не думай, что ты в безопасности. Я тебя заставлю носом на песке формулы писать, – Суслик подошел поближе к Дауду и размахнулся, чтобы ударить по его животу. Дауд отскочил, пропуская удар мимо, и ударил ногой в пах Суслика. Суслик упал с диким воплем и начал корчиться на песке, держа пах обеими руками.
Тотчас же команда Баги плотным кольцом окружила Мансура и Дауда. Началась драка. Шестеро из шайки Баги избивали двух своих противников. На Мансура напало сразу четверо. Он изо всех сил старался отбиться от них и добраться до Баги. Но силы, оказались, неравными.  Обессилев от ударов, наносимых со всех сторон, Мансур упал. Противники начали избивать его ногами.
Пляж был полон людей, но ни один человек не попытался разнимать ребят,  будто это их не касалось.
Дауд с трудом вырвался из кольца кулачных бойцов и побежал в сторону кафе.
– Ну что, трус, побежал к маме, пожаловаться! – крикнул Суслик сзади.
– Ну вот, горец, ты остался теперь совсем один. Всю жизнь в инвалидной коляске будешь помнить тот день, когда ты помешал Баге стать чемпионом, – сказал Хасик и ударил его ногой по позвоночнику.
И в это время с металлическим багром в руках появился Дауд.
– Атас, ребята! Абориген с копьем в руках идет на абордаж! – крикнул Суслик.
 Все настороженно посмотрели на молодого человека с окровавленным лицом. Обозленный, озверевший Дауд, вытянув вперед железный багор, стремительно  пошел на нападавших. 
– Быстрей, ребята, уходите! Эта озверевшая сволочь животы вам может распороть! – крикнул Бага. В один миг всю   шайку, будто ветром сдуло с пляжа.
Дауд посмотрел вокруг. Увидев Мансура, моющего лицо на берегу моря прохладной соленой водой, слегка успокоился. Положил багор на берег и подошел к Мансуру. Тот, опуская обагренные руки в морскую воду, спросил:
– Дауд, откуда ты взял это первобытное оружие?
– С пожарного щита снял, около кафе. Если бы не это оружие, эти сволочи хорошо отдубасили бы нас.
Мансур посмотрел на отечное, в синяках и кровоподтеках, лицо Дауда.
– Ты что, серьезно хотел распороть животы напавшим?
– Клянусь, Мансур, сделал бы это, если они не убежали.
– Ты же мог их убить.
– А разве они нас не убивали? Напали на нас, двоих, шесть человек.
– Они-то кулаками напали, а ты штыком, – улыбнулся Мансур
– Какой это штык?
– Пусть будет багор, но это тоже холодное оружие.
– Багор, это противопожарный инструмент. Так что, Мансур, ты не пришивай к нему ярлык «Холодное оружие».
– Да, они нас, Лобачевский, хорошо обработали. Из-за меня ты тоже пострадал.
– Они же не на одного тебя напали, а сразу на нас, обоих. 
– Если бы ты был не со мной, на тебя бы никто не напал, Дауд. Уже второй раз из-за меня ты страдаешь.
– Слушай, Мансур, не страдаю, а учусь защищать себя. Ты знаешь, Мансур, мне даже нравится такой кулачный бой. В таких ситуациях ты чувствуешь себя человеком, умеющим постоять за себя.
– Аргумент у тебя, Лобачевский, хорош, но почему-то ты побежал за багром.
– Между прочим, противники подумали, что я испугался и убежал. Они не догадались, что я побежал за оружием. А ты, Мансур, тоже подумал, что я убежал?
– Я знал, что ты никогда меня не бросишь. Я подумал, ты побежал позвонить, чтобы позвать наших ребят на помощь. 
– Когда мы шли купаться, почему-то мой взгляд коснулся пожарного щита, что вывешен около кафе. Тогда я даже  подумал: «Рядом море, а зачем тут пожарный щит?»
И когда нам стало слишком тяжело,   у меня мысли опять вернулись к пожарному щиту: «Там же багор! Этот стержень – для нас спасение!».  Вот я и побежал за этим предметом.
– И не зря побежал, Лобачевский. Этот  багор спас нас от кулаков и пинков наглой шайки. 
 Мансур попытался улыбнуться, но опухшие губы не растянулись. Он взял майку, намочил её в прохладной соленой  воде и приложил на лицо, как компресс.
То же самое сделал и Дауд.
– Ты знаешь, Дауд, люди правильно говорят, чтобы победить врага надо изучить его оружие.
– Что ты хочешь, Мансур, этим сказать?
– Я хочу сказать, Лобачевский, что Бага не сильнее тебя и меня. Один на один каждый из нас сможет раздавить его.
– Но он же, Мансур, никогда не идет один, а нападает как матерый волк со своей стаей.
– Вот именно, Лобачевский, со своей стаей. И посмотри, почти весь город держит он в страхе. Сегодня здесь было множество людей, но никто из них не сказал ему: «Ты что на одного человека нападаешь группой?»
И ни один из этих, казалось бы, мужественных людей не подошел разнять нас. Ты знаешь почему?
– Знаю, Мансур, потому что они боятся его.
– Здесь, Лобачевский, ты не прав. Ни один из них Баги не боится.
– Правильно, Мансур, они боятся его шайки.
– Вот об этом я и подумал, Дауд. Скорее всего, они боятся его отца, начальника милиции. 
– И нам надо создать свою команду. Или хотя бы группу хороших друзей, чтобы во всем помогать друг другу, давать отпор таким городским шайкам, как у Баги.
– Это можно было в селении. И мы создали бы её. И назвали бы так: «Группа  басмачей».
– Моя мама тоже называла нас «басмачами».
– Это было, Мансур, дома, в селении, где мы всех и каждого с детства хорошо знали. Среди нас ты был духовно и физически  немного сильнее нас. Поэтому  вокруг тебя собирались ребята. Бага тоже, видимо, всех членов шайки знает с детства. Думаю, большинство из них – это его школьные друзья.
– Мы тоже, Дауд, знаем некоторых наших ребят, которые в этом году поступают в различные ВУЗы. Даже из нашего селения нас четверо, не говоря о наших однокашниках.
– А кто этот четвертый из нашего села?  Что-то я не припоминаю его.
– Как, ты не помнишь Алисултана, который на год раньше нас окончил   школу. Он просто учился в Кумухе.
– Да, вспомнил. Он же еще в прошлом году поступал в пединститут, но не прошел по баллам. Парень крепкий, но не любит лишних движений.
–  Если мы четверо объединимся, нам сопротивляться шайке Баги два раза легче будет.
– Зачем сопротивляться, Дауд. Бага использует в своей тактике количество и неожиданность, как это он продемонстрировал сегодня.
– Дагестанцы говорят, Мансур, чем больше друзей, тем меньше врагов. Чем меньше врагов, тем и дольше проживешь на свете. Ибо сам Бог за каждого друга по десять лет жизни добавляет человеку. Я поддерживаю твою идею. Давай соберем вокруг нас друзей и создадим свой круг из знакомых ребят. Я знаю, что Башир в физмат поступает, а в литфак – рыжий Мага – очень крепкий и мужественный парень. В интернате он занимался боксом, ты его знаешь.
– Рыжего Магу я хорошо знаю. Между прочим, он – сильный  драчун.
– Да, еще в исторический поступает Гасан. Он тоже с Магой на бокс ходил. Если бы сегодня, здесь, нас было бы четыре человека, Бага со своими ребятами  не осмелился бы даже подойти.
– Ничего, Дауд, сегодняшняя драка пошла нам в пользу. Они нам преподнесли урок. Мы с тобой, Дауд, как хорошие ученики, должны усвоить это урок с пользой для себя.
 – Сволочи, они чуть не изуродовали мне лицо. Стыдно теперь будет, появляться на людях с избитым лицом.
– Ты знаешь, Мансур, что говорят англичане?
– Не знаю, Дауд, что говорят англичане, но мой отец, увидев меня, спросил бы: «Где были твои руки?»
– Твой отец не знает, что на нас напала целая шайка. 
– А что же говорят твои англичане?
–  Англичане, Мансур, говорят: «Чем больше шрамов на лице, тем больше чести».
– Ты хочешь сказать, Дауд, что нам не стоит стыдиться людей из-за синяков на лице?
– Ты правильно понял, Мансур.
– Хорошо, что до экзаменов у нас еще есть время, а то у экзаменаторов может возникнуть ложное мнение о нас. 
– Да, ходить по городу с таким безобразным лицом чемпиону Дагестана – это проблема. А ну-ка убери майку, покажи лицо, – попросил Дауд. – Слушай, Мансур, эта морская вода хорошо помогает, у тебя на лице почти ничего не заметно! – улыбнулся Дауд.
– А что же ты тогда улыбаешься?
– Радуюсь, Мансур, что все со временем проходит: и синяки, и боль. Самое главное мы сумели отстоять свою честь, что убежали они, а не мы.
– А что им оставалось, Дауд, когда, озверев, ты с ржавым багром  атаковал их? – Мансур улыбнулся, превозмогая боль в разбитых губах.
– Между прочим, это ржавое, но верное орудие пожарников спасло нас от полного разгрома.
Абитуриенты легли на горячий песок и подставили лица под лучи заходящего летнего солнца.
Абитуриенты, чтобы их лица люди не увидели, вернулись в общежитии поздно вечером. Они не успели переодеться и поужинать, как к ним зашел Али.
– Где вы были? Я несколько раз приходил к вам, а вас нет и нет, и в общежитии никто вас не видел.
– Мы были на море, – сказал Дауд,  стоя спиной к Али. Сначала Али этой позе Дауда не придал значения. Когда Дауд случайно повернулся лицом к нему, он понял, почему его друзья ребята прячут лица. 
– Кто вас так разукрасил?
– Немного подрались на берегу с городскими пацанами, – сказал Мансур.
– Какое там «немного»? От души подрались с городской бандой, жаль, что нас было двое, а их шесть человек, – объяснил Дауд.
– А что, вы не могли подождать меня  или хотя бы предупредить? Я тоже мог бы принять участие, и тогда нас было бы трое.
– Мы же не знали, что встретимся там  с шайкой Баги. 
– Значит, они поджидали вас?
– Они не знали, что мы появимся на этом пляже. Случайно встретились, и шайка Баги затеяла драку, – объяснил Мансур.
– А я искал вас, думал, что вы в библиотеке, готовитесь к экзаменам и пошел и туда. Теперь буду знать, где вас искать.  Или вы больше не пойдете на пляж? – спросил Али. Он знал Мансура с детства. Знал, что он не остановится, пока не выиграет. 
– Ты что, думаешь, мы испугались? – Дауд всерьез посмотрел на Али.
– Какая разница, испугались или не испугались? Не связываться же бесконечно с этой шантрапой.
– Если завтра мы не появимся на пляже, они подумают, что мы их испугались. Поэтому, Али, и завтра пойдем, и послезавтра. Будем всегда ходить, – разволновался Дауд.
– А ты, Мансур, как думаешь? – Али испытывающе посмотрел на него.
– Дауд прав. Мы не должны давать им повода так подумать о нас.
– Хорошо, ребята, тогда не забывайте и обо мне тоже, где вы там буду и я. Мы же с одного села. И, кроме того, –  школьные друзья. Во сколько вы завтра на пляж собираетесь?
– После завтрака, возьмем с собой книги и пойдем там заниматься. 
– Тогда ждите меня. Позавтракав, сразу приду. Без завтрака тетя Тамилла не отпустит меня.
Плохо, что Халит и Вали в Краснодар уехали. Если бы они тоже с нами были, мы могли показать команде этого Багамы.
– У нас еще есть друзья с интерната. Трое из них поступают в университет. Нам надо и с ними поговорить и организовать свою команду. 
– Золотые слова, Дауд, – поддержал его Али.
На следующий день Мансур и Дауд  завтракать пошли позже всех. В профилактории университета во время летних каникул, в основном, находились спортсмены – борцы второго и третьего ранга  и волейболисты – команда, занявшая  второе место среди команд ВУЗов республики.
Как только появился Мансур, с первого дня на него спортсмены обратили особое внимание. И никто не сомневался, что он поступит в университет. Мансур знал об этом. Поэтому со вчерашнего дня он надел черные очки, чтобы спрятать синяки под глазами и старался не попадать на глаза студентам. И Дауд тоже надел черные очки.
Пока Мансур и Дауд не успели позавтракать, подошел Али. Он уже третий день ходил также как они, в черной рубашке, побрился, как они.   
– Вот и я к вам, друзья, присоединяюсь, – подошел он, улыбаясь. 
– Али, уже оделся, как мы. Тебе не хватают только черные очки, – подметил  Дауд.
– Пойду сейчас в киоск, куплю и очки, – улыбнулся Али.
– Не спеши, по пути купишь. У тебя нет под глазами особых знаков, – успокоил его Мансур.
Когда ребята появились на пляже, было около десяти часов. Летнее солнце стояло высоко. Прибрежный песок под ногами был уже горячий. На море волн совсем не было видно. Вода тихо плескалась о песочный берег.
На пляже было много людей. Трое бритоголовых парней в одинаковых чёрных рубашках, в светло-коричневых штанах сразу привлекли внимание у отдыхающих на пляже.
– Бага, наши «друзья» появились, – сообщил Суслик.
– Что за друзья? – спросил Кубик-Курбан с улицы Нефтяников. Он с Багамой учился в одной школе и вместе занимался в спортивном обществе «Динамо».
– А разве ты не знаешь, Кубик, этого Горца, который не дал нашему другу стать чемпионом? – вопросительно посмотрел Суслик на него.
– Знаю. 
– Так вот и сам чемпион со своими друзьями. 
– И как же они стали вашими друзьями?
– Вчера мы их хорошо обработали. Не видишь, черными очками они закрыли свои кровоподтёки. Между прочим, сегодня у них один дружок прибавился.
– А что, они какую-нибудь проблему создают?
– Проблему таковую они нам не создают, но должок остается за ними. 
– Это я понимаю. Давайте потребуем,  оплатить сегодня же этот долг, – Кубик решительно направился к «должникам». За ним пошли и все остальные.
– Мансур, Али, готовьтесь, они идут к нам, – предупредил Дауд.
– Пусть идут. Мы тоже здесь песок не охраняем. 
– Ай-я-я, ребята, мы же вас предупредили, чтобы вы больше не появлялись на этом пляже, – Суслик приблизился к Дауду на расстояние вытянутой руки.
– А мы разве просили у вас разрешение, ходить нам на пляж или нет? – ответил Дауд. Он тут же левой рукой блокировал удар Суслика, а правой рукой сам нанес удар. И в тот же миг, как и вчера, началась драка. Трое парней отбивались от семерых нападавших.
Магомед-Расул, выпускник  интерната, только что подошедший на пляж,  увидел драку.  Он узнал среди дерущихся своих однокашников: Мансура и Дауда. Он стремительно подошел к ним и, долго не думая, схватил одного. Это был Гусь. Когда он стал увёртываться, Магомед-Расул нанёс удар головой в его лицо. Из разбитого носа Гусена брызнула кровь.
Гусен побежал к воде смывать кровь. А Магомед-Расул тем временем пошел в рукопашную с Кубиком. Кубик решил схватить руки Магомед-Расула, сделать подсечку. Но Магомед-Расул нанёс удар головой и в его лицо. Кубик, как и Гусь, побежал к воде.
Когда Мансур, Дауд заметили  Магомед-Расула и как он разбил носы противникам, стали ожесточенно драться.
– Слушай, Кубик, откуда взялся этот «золотой»?
– Ты имеешь в виду рыжего? 
– Да. Эта сволочь, бьет головой, как кувалдой.
– Не знаю. Может быть, их товарищ. Когда тебе он разбил нос, я сильно возмутился Гусь и кинулся на него, забыв о собственной защите. Этот подлец меня тоже стукнул головой.
Почти целый час ребята колотили друг друга кулаками, били ногами. Обессилев, они отошли друг от друга, глядя    друг на друга враждебно. 
Мансур обнял Магомед-Расула и поблагодарил за помощь.
– Ты что, Мансур, мы же друзья, – улыбнулся он.
***
– Слушай, Гусь, что с вами? – спросил Хасбулат, который жил с Гусеном в одном подъезде, на одной лестничной площадке.
– Не знаю, откуда появился этот рыжий чёрт. Я не могу кровь остановить, – пожаловался Гусен соседу Хасику.
 – Мне кажется, Гусь, они против тебя лично выставили его, – проговорил Кубик.
– Почему против меня?
– Потому что ты выше ростом и головой в лицо тебе попасть легче.
– Но он и с тобой не промахнулся. 
– И откуда он взялся. Вроде с ними не был, – подошел к ним Суслик.
– Он подошел, когда мы начали драться, – объяснил Гусь.
– В следующий раз нам надо его нейтрализовать, – подошёл к ним и Бага.
– Как его нейтрализуешь? Эта  сволочь хорошо дерется, – восхищённо произнёс Кубик.
– Подослать к нему кого-нибудь и  увести в город, – высказал своё мнение  Хасик.
– Давай, пошли дальше. Сегодня была ничья, – сказал Бага и со своей командой отошел подальше от группы Мансура.
– Интересно, столько людей здесь на берегу отдыхает и ни один из них не попытался разнять вас, – высказал свое удивление Магомед-Расул. 
– Вчера тоже так же отдыхали эти люди, – усмехнулся Дауд.
– Вчера тоже подрались вы с ними? – Магомед-Расул посмотрел на Дауда с сожалением.
– Да, вчера тоже эта стая напала на нас двоих.
– А милиции рядом не было?
– Но она на хулиганские выходки сына своего начальника и его шайки не реагирует. Во всяком случае, делают вид, что ничего не заметили.
– Тогда, Мансур, тебе нельзя здесь одному появляться. Во всяком случае, без нас сюда не ходи. Не зря, оказывается, во время чемпионата нас попросили охранять и оградить тебя от городских ребят.
 –  Магомед-Расул, спасибо, тебе за поддержку. 
– Мансур, я предупрежу Башира, чтобы он тоже был в курсе и помогал тебе, – пообещал Магомед-Расул.
Команда ребят Баги до вечера больше не беспокоила. Магомед-Расул и Али усиленно готовились к экзаменам. А Дауд и Мансур занимались больше примочками и компрессами, чтобы убрать синяки и кровоподтеки на лице.
Скоро у ребят начались экзамены. Ходить на пляж, у них не было времени.
 Дауд, свободный от экзаменов, помогал друзьям готовиться к ним и пропадал в спортзале университета, записавшись в секцию по боксу. Он с первых же дней понравился тренеру, так как регулярно посещал тренировки.
Во время собеседования завкафедрой, профессор Омар Алиевич, выслушав его ответы на сложные для абитуриента вопросы, улыбнулся и спросил:
– Это тебя называют Лобачевским?
– Да. Наш учитель по математике, Назим Мазаевич, как-то раз назвал меня «Лобачевским». После этого ребята начали дразнить меня, называя «Лобачевским».
– Как это дразнить? Ты должен гордиться, что тебя так называют. Лобачевский – это величина в математике.
– Я-то пока ноль, а не величина.
– Это, молодой человек, от тебя зависит, будешь ли ты им. 
Среди медалистов, ответы Дауда отметили высшим баллом, ему дали справку, что он с сегодняшнего дня считается   студентом физико-математического факультета.
– Завтра у меня первый экзамен (сочинение), – с грустью сообщил ребятам Мансур.
–  Мансур, сможешь хорошо написать сочинение? – спросил Али, который тоже боялся  этого экзамена.
– В интернате я на четверки писал. Правда, тема тогда бывала известна, и мы подготавливались к уроку хорошо. А теперь не знаю, как справлюсь. 
– Зачем тебе волноваться и думать, какая тема будет. За тебя я сдам этот   экзамен. Я пишу сочинения на любую свободную тему, – Дауд  успокоил  Мансура. 
– Не шути, Дауд. Я же не поступаю на филологический факультет. Может быть, сочинение окажется нетрудным. Я хочу сам себя проверить, – Мансур не принял предложение Дауда.
– Тебе, Дауд, хорошо. Если у человека   аналитический ум и хорошая зрительная память, ему все предметы по плечу. Твоя  дорога определена математическими звездами.
– Мансур, а твой путь освещает спортивная звезда. Так что, друг, не переживай. Всё будет окей.
 Мансур предложил всем пойти в парк и там заниматься.
Теперь они вчетвером напряженно готовились к экзаменам. Утром рано вставали и уходили в парк, до позднего вечера заниматься в тени, спасаясь от жары.
***
– Наши «друзья» приняли наш ультиматум и уже неделю не появляются на пляже, – сделал вывод Хасик.
 – Никакого ультиматума они, Хасик, не приняли. У них сейчас экзамены в университете, у них нет времени на пляж ходить, – пояснил Бага.
– Между прочим, этот горец – парень с характером. Сколько бы мы ни избивали, он не принял ультиматума. А тот рыжий мальчуган дрался хорошо, – вступил в разговор Курбан.
– Да, Кубик, тебе от него досталось. Кажется, у тебя нос еще нормальную форму не принял, – улыбнулся Суслик.
– А что ты улыбаешься, я же спасал Гуся. 
– Ты, Кубик, не преувеличивай силы  своих противников, – отрезал Багама, хотя хорошо знал, что Мансур так легко не уступит и что ни угрозы, ни драки до сих пор на него не оказали влияние. 
«На ковре он, действительно, смелый, техничный борец. И в уличных драках  пока он нам не уступил и даже  собирает вокруг себя других ребят. Видимо, хочет численным превосходством  ликвидировать нашу группу. Нам надо придумать другой способ, чтобы их остановить.   Может быть, мне надо поговорить с Мурадом, замом отца? Он всегда готов мне помочь. Может быть, как работник правоохранительных органов, что-нибудь не обычное для нас посоветует?» – размышлял Багама, лежа спиной на горячем песке. 
***
В воскресенье на пляже появился Мансур и двое его друзей. Скоро к ним присоединился и Магомед-Расул.
– Сегодня день будет жаркий, ребята, не будете скучать, – прошептал Бага. – На пляже появились бритоголовые! 
– Опять будем драться? Зачем они нам нужны?  Они же нам не мешают, – Гусен  посмотрел на Багаму.
– Ты что, Гусь, испугался что ли? 
– Я-то не испугался. Но когда они не мешают нам, думаю, нет причины драться.
– Причина, Гусь, есть. Мы их предупредили, чтобы они больше не появлялись на этом пляже. Они нас не послушались, проигнорировали наше предупреждение. Значит, наплевали на нас. Когда плюют на тебя, оставить без ответа это дело нельзя, – Хасбулат посмотрел на Гусена, а потом на всех.
– Мне нравится принцип иудаизма «глаз за глаз», «зуб за зуб». Кто не слушает нас, тем более «плюет» на наше решение, таких мы должны наказать, – Рафаэль поддержал Хасбулата.
Багама оглядел свою команду. Ребята были готовы атаковать противника, но без былого энтузиазма. По привычке, выработанной с детства, Багама пошел вперед на противника, воображая из себя  Александра Македонского.
– Опять эта банда к нам идет. Хорошо, что их только шестеро, – Дауд вскочил на ноги и посмотрел на Мансура. 
– Ну и что, пусть идут, хотя соотношение в количественном отношении в их пользу, но качественно мы превосходим их. 
– Вы не волнуйтесь, ребята двоих я беру на себя, – улыбнулся Магомед-Расул. 
Пока нападающие не приблизились, команда Мансура приняла состояние повышенной боеготовности. Приняв круговую оборону, стояла на боевой стойке. Это заметил и Бага, и его команда. Бага почувствовал, что чем ближе они подходили к противнику, тем слабее становился боевой дух его ребят. В их глазах, как бывало раньше, не горело воодушевление. Багаме  на ходу пришлось поменять тактику боя. Он решил на этот раз из такого неопределенного состояния выйти с честью и оставить инициативу за собой.
 «Лучше сегодня объявить еще раз ультиматум. А в следующий раз увеличить количественное превосходство». 
– Горец, мы же тебя предупредили, чтобы ты со своими ребятами не ходил на этот пляж.
– Мне кажется, Бага, пляж не принадлежит твоему отцу.
– Причем здесь мой отец?
– Притом, Бага, что ты подумал, как отделение милиции, так и пляж принадлежит твоему отцу.
– Ты здесь, Горец, пятницу не путай с субботой. У каждого живого существа, не говоря о человеке, есть свой регион, который оно строго охраняет от посягательства чужака. Так, что этот пляж я  считаю своим регионом, а вам, как чужакам, запрещаю здесь появляться. Пока я  только предупреждаю. Я думаю, Горец, это тебе понятно.
– Абсолютно непонятно, Бага. И твое предупреждение мы не принимаем.
– Горец, сегодня у меня настроение хорошее, поэтому я даю еще один день вам подумать, а с завтрашнего дня вы здесь больше не появляетесь.
– Видишь ли, Бага, завтра прийти или послезавтра прийти на пляж, решение  принимаем мы, и твои предупреждения нас не касаются.
– Хотите самостоятельно, хотите при помощи других, Горец, принимайте решение, но здесь больше не появляйтесь, – сказал Бага и ушел со своими ребятами.
– Не понял? – удивленно посмотрел Дауд на ребят
– Ты о чем, Дауд? – спросил Али.
– Почему-то сегодня они  бой отменили. 
– Что здесь непонятного? Использовать количественное превосходство шансов у них не было. Это сразу и почувствовал Бага. Те, которые тогда нападали на Магомед-Расула, на этот раз держались подальше от него, хотя они, наоборот, должны были за прошлый проигрыш мстить ему. Вожак осознал, что члены его стаи боятся встречи с Магомед-Расулом. Чтобы им доказать, что рыжий не так опасен, Багаме надо было самому подраться с ним. Но вожак не решился испытать неизвестность, отложив этот момент на более благоприятный для него случай.
– Значит, Магомед-Расул является причиной не состоявшихся кулачных боев? – Дауд, улыбаясь, посмотрел на друга: «Среднего роста, широкоплечий, с разбитым, слегка сплющенным носом,   черноглазый, лобастый парень. Не сильнее меня и не выше меня. Почему его боится эта банда, а не меня?» – подумал Дауд.
– Теперь, Магомед-Расул будь осторожен, не появляйся один ни на пляже, ни в городском парке. Бага захочет раздавить тебя на глазах своей стаи, чтобы показать им, что нет равных ему в уличных боях. 
– Пусть попробует. 
Целый день группа Мансура отдыхала на пляже. Их больше никто не беспокоил, да и сами никого не беспокоили.
А Бага и его друзья хватали девушек, затаскивали в воду, а ребят, которые были с девушками, избивали и издевались над ними, как будто говорили: «Вот посмотрите, какие мы сильные и смелые. Кого хотим, собьем, кого хотим, побьем. Никто нас не остановит».
Где отдыхали Мансур и его друзья,   больше никто не подходил и с ними в разговор никто не вступал. Некоторые отдыхающие, особенно взрослые люди это заметили. 
– Ну что, ребята, все-таки завоевали себе место под солнцем? – сказал седоголовый мужчина и улыбнулся им, проходя  мимо.
Ребята ничего не ответили. Они поняли, что этот седой человек, повидавший немало на своем веку, одобрительно отнесся к их поступку.
Вечером, когда они вернулись в общежитие, Мансур предложил друзьям:
– Дауд, Али, надо следить за Магомед-Расулом, чтобы он один не оказался ни на пляже, ни в городском парке, где часто ходят ребята из окружения Баги. Я боюсь, что Бага сделает подлость.
– Какую еще подлость, Мансур? 
– Он может исподтишка ранить его, а   избить на виду своих ребят, чтобы сохранить авторитет лидера в группе.
– Не беспокойся, Мансур, Бага один на один не сможет победить Магомед-Расула. 
– В том-то и дело. Со здоровым Магомед-Расулом он не будет драться. Бага может незаметно обессилить Магомед-Расула. 
– Как же это так? Сначала вероломно ранить его, а потом пригласить в открытую драку? Это же бесчеловечный поступок, – возмутился Дауд.
– Ничего человечного для них, уличных бандитов, не существует. Это же, Дауд, стая волков. Для них не существует человеческая мораль. 
– Таких людей, Мансур, надо громить и выгонять из человеческого общества, –    разгорячился Дауд и прошелся по комнате.
– Ты прав, Дауд, надо бы разогнать  эту банду, но пока милиция их крышует. Поэтому давайте пока опекать нашего друга и уберегать его от неожиданного нападения. 
– Будет трудно, Мансур, его уберечь. Он же с нами не живет, и мы не знаем, когда и куда он пойдет. Да и не понравится ему, если мы будем опекать его. 
– Дауд, но мы неплохо знаем, где проводят свой основной досуг члены банды Баги. Это пляж, городской парк и спортзал.  Мы должны постараться, чтобы Магомед-Расул хотя бы на этих местах не был один.
– Это возможный вариант, Мансур, но его самого тоже надо предупредить.
– Мы его предупреждали, Дауд, но он всерьез не принял.
– Этого, Мансур, недостаточно.  Магомед-Расул – парень гордый, смелый, но он не понимает, как опасна для него шайка этих шакалов.
– Дауд прав, его надо убедить в том,  что для него есть немалый риск, пока эти ребята не совершить подлость. 
– Хорошо, ребята, я еще раз поговорю с Магомед-Расулом. Я знаю закон этой стаи: «Разделяй и властвуй».
– А что это значит, – переспросил Дауд.
– Есть, Дауд, такая притча: «На зеленой поляне, среди густолиственного леса,  паслись три коня. Один черный, как темная ночь, другой белый, как светлый день, третий красный, как солнечный закат. На них время от времени нападала стая голодных серых волков, но они мощными копытами дружно и смело защищались. И волки ничего не могли с ними сделать. Дружная тройка коней для стаи была не по зубам.
Волки начали обвинять друг друга в трусости и нерешительности. Некоторые молодые волки в этом обвинили вожака: «Зачем нам нужен такой вожак, который не способен добывать пропитание в тяжелую и голодную минуту членам стаи?»
Увидев угрозу распада стаи в этих протестах голодных молодых сородичей, матерый волк воскликнул: «Я нашел способ выиграть единоборство с этими безмозглыми конями! И не спешите обвинять друг друга, тем более вожака!» И стая послушно на время успокоилась.
Вечером, матерый волк, во время очередной атаки, улучив момент, нашептал на ухо черному коню:
«Если бы не конь красной масти, который своим цветом крови раздражает нас, голодных волков, мы вас оставили бы в покое.
 Черный конь сообщил об этом белому коню. Ночью, когда красный конь заснул, черный и белый тихо встали и ушли на другую поляну.
Стая волков в тот же час напала на красного коня. Красный конь долго отбывал атаку голодных волков, смело сражаясь с опасными врагами, но силы были не равны. Устоять до конца ему не хватило сил. Волки разодрали красного коня.
Целых десять дней черный и белый кони спокойно отдыхали на зеленой поляне.  Здесь их никто не беспокоил, никто им не мешал.
– Оказывается, давно надо было нам уйти от коня красной масти. Когда мы ушли от него, нас уже никто не беспокоит, – сказал черный конь.
– Мы неправильно поступили, оставив нашего товарища одного.
– Какой он нам товарищ? Своим паршивым красным цветом он и на наши головы накликал беду, – не согласился черный.
Пока ни глупый черный конь, ни немного умный белый конь не поняли тактику своих хитрых врагов, прошел еще один спокойный день. За это время от красного коня не только мясо, но и костей не осталось. Волки опять проголодались. И стая побежала в поисках пищи за черным и белым конями. Вечером они  нашли их на другой поляне. Голодные волки тут же стали атаковать коней. Но оба коня дружно и самоотверженно отбивались от волков. Кони выстояли до утра.  Стая ничего не смогла сделать с ними. Опять матерый волк попробовал испытать проверенный метод. К утру он успел прошептать на ухо черного коня:
– Если бы белый конь своим белым цветом не раздражал бы нас, голодных волков, в темную ночь мы не смогли бы вас найти. 
В следующий вечер, когда белый конь заснул, черный конь тихо встал и ушел на другую поляну, оставив друга одного.
Увидев одинокого белого коня, стая волков обрадовалась и напала на него. Белый конь понял свою ошибку, который совершил, когда уходил от красного коня, но было уже поздно. До последних сил защищался белый конь, но силы были не равны. Стая разодрала и его.
Черный конь почти неделю пасся спокойно. На зеленой поляне никто его не беспокоил. «Надо было давно пастись одному, отдельно от красного и белого коней. Из-за них столько раз и меня беспокоили голодные волки. Сколько раз и мне приходилось защищаться от острых клыков голодной стаи». Черный конь     спокойно, беззаботно и без лишних хлопот лег спать. 
И вдруг, сквозь сон, он увидел в темноте ночи множество светящихся глаз. «Опять волки?» – в страхе подумал черный конь. Он вскочил на ноги: «Они же сказали, что их раздражают красный и белый цвета. Значит, это был обман». Черный конь только успел понять свою ошибку, тут же молниеносным прыжком матерый волк острыми клыками схватил его горло.
Конь, мотая головой, поднялся на дыбы. Остальные члены стаи успели удержать его, схватив своими острыми клыками сзади и по бокам. Черный конь, задыхаясь, упал, и перед его глазами появились красный и белый кони, которых он предал по очереди. Понять-то  свою ошибку, он понял, но помочь ему уже было некому. Стая разодрала чёрного коня на лакомые кусочки». Так что мы не должны отделяться, чтобы над нами кто-то властвовал.
– Мудрая притча. Слушай, Мансур, наш профессор сказал, чтобы мы на экзамене рассказали, кроме ответа на экзаменационный билет, по одной притче или поговорке, короче говоря, что-нибудь из народного творчества. Можно ему эту притчу рассказать? – спросил Али.
– Не только можно, но и нужно. Эта притча предупреждает человека, беречь своих друзей, если он не хочет, чтобы его съели недруги.
– Что мне сказать, если профессор  спросит, откуда мне известна эта притча?
– Скажи, Али, что тебе твой дед рассказал.
– Я же, Мансур, своего деда и не видел. А тебе, Мансур, кто её рассказал?
–  Мне, мой друг Али, рассказал мой отец, когда я поругался с Даудом в четвертом классе. А моему отцу рассказал его дед, то есть, мой прадед, когда мой отец обидел своего друга, – улыбнулся Мансур.
– Я где-то читал, – усомнился Дауд.
– Может быть, Лобачевский, где-то ты читал, а может тебе тоже твой отец рассказал. Но как бы то ни было, эта притча настраивает человека на умные мысли: «Кто бережет друзей, того сам Господь Бог бережет». А это, Лобачевский, лично мои мысли.
– Я не отрицаю, Мансур, – улыбаясь, подтвердил Дауд.
– Ладно, ребята, вы пока разберетесь с притчей, я уже пошел, а то моя тетя ждет меня и не дожидается, – Али собрался уходить. – А насчет этой притчи, Мансур, тебе спасибо.
– Почему одному мне спасибо, если её создавал целый народ? 
– Потому, что сегодня ты её нам рассказал. Это поучительная притча. 
– Ты думаешь, Али, твой профессор эту притчу не знает? – Дауд попытался вызвать у Али сомнения.
– Откуда ему знать? Мой отец-то её профессору не рассказывал, – пошутил  Мансур.
– А вдруг, Мансур, ему тоже его отец рассказывал,  – не сдавался Дауд.
– Ну и что. Если  наш друг Али тоже расскажет ему эту притчу, тогда профессор подумает, что его отец был действительно прав.
Оставив диспутирующих друзей, Али решил уйти, чтобы не беспокоилась тетя Тамилла. Дауд направился за другом.
– Ты куда собрался?
– Мансур, ты рассказал притчу про трех коней, но не подумал, что Али один будет пробираться домой. Я решил его проводить.
– Я тоже не с вами, – Мансуру понравилась идея Дауда. Они оба догнали Али.
– Мы решили проводить тебя. 
– Ха! Ха! – Али громко рассмеялся.
– А что здесь смешного? 
– Дауд, мне кажется, тебя покорила эта притча.   
Друзья втроем пошли по вечерней улице Махачкалы. Она была полна народу. Все куда-то спешили, не обращая внимания, друг на друга. А машины проносились с шумом, водители нетерпеливо сигналили при образовавшихся пробках. 
Когда друзья дошли до дома тети Тамилы, Али улыбнулся:
– Слушайте, ребята, давайте, теперь я вас буду провожать.
– Как это ты собрался нас провожать?
– Точно так, как наш односельчанин Темирхан проводил своего друга Тамирлана.
– Тогда мы так до утра будем провожать друг друга. 
– Темирхан и Тамирлан так и сделали.
– Я не помню, чтобы что-то подобное в нашем селении произошло, – Дауд пытался что-то вспомнить.
– Как не помнишь. Об этом на годекане наши старики рассказывали не один раз: «После торжественного ужина Темирхан провожал Тамирлана домой. Когда Тамирлан дошёл до дома, он пригласил Темирхана в гости. Оба вновь поужинали, выпили. Теперь Тамирлан решил проводить Темирхана. Дойдя до своего дома, Темирхан опять пригласил  Тамирлана. Друзья зашли домой. Посидели. Закусили. Когда Тамирлан собрался домой, Темирхан принял решение проводить его до дома. Вот так оба друга до утра провожали друг друга». 
– Ладно, хотя пример взаимного уважения друзей, показанный  Темирханом и Тамирланом, положительный, мы не последуем их примеру, так как нас двое. Поэтому, друг Али, можешь спокойно не провожать. 
***
Следующая календарная неделя для ребят была экзаменационной. Али не уверен был по биологии. За него пошел сдавать Дауд.
Когда без осложнения сдал письменную работу и вышел Дауд, его спросили ребята:
– Ну, как, Лобачевский?
– Думаю, сдал на отлично.
– Подожди, пока объявят результаты, – упрекнул его Али.
– Что ждать, Али, я знаю, что он сделал на пять, –  поддержал Мансур Дауда.
Через день вывесили результаты. В списке абитуриентов красовалась фамилия: Магомедов Али – «пять».
– Молодец, Лобачевский, ты – гений. 
– А ты, Али, разве сомневался?
– Нет. Не сомневался. Но переживал. 
 Остальные экзамены ребята успешно сдали. Дауд, Мансур, Али стали студентами университета, а Магомед-Расул – студентом пединститута.
 Перед поездкой домой они решили еще раз отдохнуть на пляже и искупаться на море.
Раньше остальных ребят на пляже появился Магомед-Расул. Как обычно на пляже людей было много. Среди них   Магомед-Расул заметил членов команды Баги. Балуясь с девушками, подкалывая и оскорбляя ребят, которые пришли отдыхать со своими девушками, они  не заметили Магомед-Расула. Он разделся, постоял немного под солнцем, подставив лицо дующему с моря на сушу бризу. Рядом отдыхал седоволосый человек в годах со своей внучкой.
И вдруг девушка начала кричать:
– Перестаньте! Что вы делаете, подлецы!?
Магомед-Расул повернулся и увидел: двоих из команды Баги. Они насильно  тащили девчонку в воду. Седой пожилой мужчина быстро оттолкнул ребят.
Сзади него подошли другие члены этой группы и ударили его по спине.   Когда он повернулся к своим обидчикам,  спереди подошел Бага, ударил его кулаком по челюсти. Мужчина упал.
– Вы что делаете, уроды?! –  опять закричала девушка.
Магомед-Расул подбежал к ребятам, избивающим упавшего пожилого мужчину. Он схватил первого попавшегося и  ударил его по шее. Кинулся на второго,   нанес удар головой в его лицо. Это оказался Хасик.
– Бага, посмотри, кто здесь! – только успел крикнуть Хасик, как последовал ещё один сильный удар в лицо. Хасик упал с разбитым носом и окровавленным лицом.
– Ну что, Кувалда, тебя одного оставили друзья? – Бага нанес сильный прямой удар правой рукой в челюсть Магомед-Расула. Студент успел вынырнуть из-под удара и нанести удар противнику.   В этот момент кто-то подошел к Магомед-Расулу и ударил его в правый бок заточкой. Он почувствовал страшную обжигающую боль в правом боку и на несколько секунд потерял сознание.


Он начал как сумасшедший колотить Багаму, другие члены его банды, которые подошли сзади, ударом тупым предметом свалили его на землю и начали ногами бить.
В это время на пляже появился Мансур со своими друзьями.
– На пляже драка! Слушай, Мансур, это, кажется, они с Магомед-Расулом подрались, – заметил Дауд.
Все трое бросились в драку. Команда Мансура руками и ногами стала колотить и оттеснять команду Баги. Магомед-Расул быстро поднялся на ноги, поискал среди дерущихся того, кто его ударил в бок острым предметом. Растолкав всех, он кинулся на него.
Мусик, увидев противника со страшным лицом, скорченным от боли, испугался и начал отходить назад. 
– Убью, гад! – крикнул Магомед-Расул и сделал попытку схватить Мусика. Парень в ужасе крикнул:
– Помогите! Убивают!
В это время  группа Баги прекратила драку и посмотрела в ту сторону, откуда кричал Мусик.
Магомед-Расул сильным прыжком достал Мусика, взял его за плечи, повернул к себе лицом и ударил головой по его носу.
– Помогите! Спасите! Убивают! – кричал Мусик, опустив беспомощно руки и, как гипнотизированный, не в силах был сопротивляться.   
Мансур с трудом оттащил друга от его противника.
– Магомед-Расул, хватит! Успокойся!  Ты, действительно, убьешь его. На тебе лица нет. Всё, уймись! – уговаривал его  Мансур.
– Я уколоть тебя не хотел. Это Бага приказал! – истекая кровью, Мусик сел на песок и заплакал.
Тем временем команда Баги, забрав Мусика, быстро исчезла.
Магомед-Расул побледнел, рукой прижал правый бок. Дауд проверил бок друга и заметил проникающую рану с размером в горошину.
– Мансур, давай быстрей, позвони в Скорую. Эти сволочи ранили Магомед-Расула.
– Как это ранили? – ничего не понимая, посмотрел на него Али.
– Эти гады бок ему шилом прокололи!
 Через пятнадцать минут появилась карета Скорой помощи, и Магомед-Расула забрали в больницу. С ним на машину сели Мансур, Али и Дауд.
– Ребята, вам всем нельзя. Мы раненого забираем, а не всех отдыхающих на пляже, – возразил доктор.
– Нам можно, доктор, мы – свидетели и друзья раненого, – строго посмотрел Мансур на доктора. Узнав в Мансуре чемпиона, врач промолчал.
Обследовав раненого там же, в машине, доктор поручил медсестре сделать обезболивающий укол.
–  Я, кажется, тебя узнал! – врач внимательно посмотрел на Мансура. – Ты – чемпион Дагестана по вольной борьбе? 
– Откуда Вы знаете?
–  Мой сын – ярый любитель вольной борьбы. Занимается в обществе «Спартак». Во время чемпионата Дагестана каждый раз тащит меня с собой, в спорткомплекс «Динамо», где проходит чемпионат. 
– Видишь, брат Мансур, тебя узнают везде, – обрадовался Дауд.
–  Вас не Горец зовут? – спросил доктор.
– Нет, меня зовут Мансур.
– А я думал, что Вас зовут Горцем. 
– Это  моя кличка. Я ведь учился в интернате для горцев. 
Магомед-Расула отвезли во вторую городскую больницу. Дежурный врач в приемном покое осмотрел раненого.
– Срочно в операционную, – поручил он медсестре.
– Кем он приходится Вам? – спросил врач Мансура.
– Он наш брат, что-нибудь серьезное, доктор?
– Серьезнее не бывает. У него внутреннее кровотечение.
Раненого положили на коляску и покатили в операционную. Мансур, Али, Дауд ждали у окон, пока врачи не его оперировали.
 Известие о том, что Мансур, Дауд, Али находятся в городской больнице с ножевыми ранениями, по слухам, обраставшим по мере распространения,  тут же дошло до села. 
Саният, мать Мансура, побежала к Кизай, матери Дауда, со слезами на глазах.
– Ты знаешь, что наши дети попали в больницу? – заплакала Саният.
– Только что узнала, – Кизай тоже не смогла удержать слезы.
В это время в комнату зашел Ахмед, муж Кизая.
 – Ну что вы, женщины, расплакались? Лучше собирайтесь быстрее, скоро автобус будет.
– Хорошо, брат Ахмед, я сейчас же подготовлюсь, – Саният побежала домой.
Ахмед, отец Дауда, работал в соседнем селении учителем математики. Его, участника и инвалида Великой Отечественной войны,  глубоко уважали в районе. «Наш Ахмед – порядочный, добрый и умный человек. Он всегда готов помочь человеку, попавшему в беду», – говорили о нем односельчанине. Дауд, родившийся  после двух дочерей, был у него единственным и долгожданным сыном.
Родители для Дауда ничего не жалели, но не баловали.  Сын рос свободно,  без понуканий родителей, но учился отлично. Ахмед души не чаял в сыне, гордился им. Он всегда говорил сыну: «Я хотел быть ученым-математиком, но мне война помешала. Я надеюсь, что эту мою мечту осуществишь ты".
Не успела уйти Саният, с заплаканными глазами к Кизай, прибежала и мать Али, Аслихат. Ахмед успокоил её и послал готовиться к поездке, в город. 
Больше всех в селении это известие огорчило Азу. Она места себе не могла найти в доме. Тайком от матери плакала, ходила из угла в угол.
Увидев состояние дочери, мать Азы, Хамис, испугалась.
– Ты что, доченька, заболела что ли?
– Нет, мама, еще хуже. Я с ума схожу.
– Объясни, доченька, что случилось. Может, легче  тебе станет.
– Мама, мои одноклассники попали в больницу.
– О ком ты говоришь, доченька?
– О Мансуре и Дауде. Все их родственники едут к ним. А мне что делать, мама?
Хамис подошла к дочери, посадила на диван рядом с собой, обняла её.
– Тебе нельзя, доченька, ехать никуда.   Может быть, завтрашний день принесет тебе добрые вести. Успокойся, моя дочка.   Может быть, ничего серьезного с ребятами не случилось. Подрались, видимо, они, побили друг друга, и попали в больницу.
– Мама, они же мне, как братья. В Каспийске они меня опекали, как свою родную сестру. 
– Я понимаю тебя, доченька, но тебе нельзя в больницу ехать. Чужие люди могут подумать о тебе плохо.
– Пусть думают, как хотят. Меня это не волнует. 
– А меня, доченька, очень волнует, потому что ты, моя Аза, стала уже взрослой.
– Мама, я хочу навести их. 
– Нельзя, доченька. Ты у меня красивая и умная. Так опрометчиво поступать нельзя. Если об этом узнает папа, очень разочаруется в тебе. Он у тебя гордый, независимый человек. Он тебе непослушания не простит, – Хамис уговаривала дочку с трудом.
Саният, Кизай и Аслихат с Ахмедом поехали в город, чтобы навести в больнице «раненых сыновей».
Когда они гурьбой появились в коридоре больницы, их заметил Мансур.
– Дауд, твой отец, кажется, сюда идет.
– Где ты его видишь? – Дауд посмотрел на улицу через окно. – Да, действительно, мой папа. Кажется, Мансур, и наши мамы сюда идут.
Ребята встали и пошли навстречу родителям.
– Дауд, Мансур, Али это вы? – обрадовался Ахмед. – Ну, мамаши, ваши дети, кажется, здоровы и невредимы, вот здесь! Встречайте! – объявил он торжественно.
Мамы кинулись обнимать своих детей. Ахмед, широко улыбаясь, любовался матерями, плачущими от радости. 
 – Люди, вы мешаете больным, – медсестра, провожая больного в палату после процедур, сделала замечание посетителям. 
– Что вы здесь делаете, ребята? – Ахмед решил выяснить ситуацию.
– Здесь, папа, наш раненый друг лежит. Мы за ним ухаживаем, – объяснил Дауд.
– Молодцы. Друга нельзя бросать в беде. Как я рад видеть вас здоровыми, но огорчен, что вашего друга ранили. – Как у него состояние? Мы можем его навестить?
–  Сейчас лучше. Кровь из плевральной полости врачи выкачали. – Папа, разрешают заходить только по одному, – Дауд протянул отцу халат.
Когда зашел Ахмед, женщины не удержались, и втроем, тихо, по очереди зашли к раненому, как к родному сыну. С любовью и сочувствием обняли его. А потом всем, кто лежал в палате, раздали гостинцы.
Когда женщины вышли, больные, находящиеся в одной палате с Магомед-Расулом, спросили:
– Расул, это все твои мамы?
–  Я даже их не знаю. Кажется, они родители моих друзей.
– Ну и друзья у тебя, Расул! Это настоящие друзья. Уже третий день они больничный коридор не покидают. Да и ухаживают за тобой, как настоящие братья.
– Мои братья, наверное, еще не знают, что со мной. Пока они приедут, мне надо   поправиться. Не хочу маму расстроить. Она у меня очень боевая. Ради меня она может эту больницу перевернуть, – приподнялся он с койки, слез, сделал несколько шагов.
– И друзья у тебя не из робкого десятка. Один из них, кажется, чемпион. Я по телевидению видел чемпионата Дагестана. В свое время и я занимался борьбой. Дошел до мастера спорта СССР. 
 В больницу прибежала и тетя Тамилла и родственники Магомед-Расула.
 Мать Магомед-Расула – дородная сирагинка, высокая, как чинар, признательно обняла Мансура, Дауда и Али и поблагодарила за оказанную помощь ее сыну, за их верную дружбу.
Чтобы маму не расстраивать Магомед-Расул встал и вышел в парк перед больничным корпусом, где августовское солнце жаркими лучами грело  деревья и цветы. На клумбах   вытягивая из них и распространяя в воздухе аромат, где бесперебойно цокали цукаты.
Время приближалось к полуденному намазу. Магомед-Расул сидел на скамейке рядом с матерью, окруженный родными и друзьями.
В это время к нему подошел седой мужчина, за которого Магомед-Расул заступился на пляже.
– Ассаламу алейкум, храбрец! – крепко пожал он руку заступнику внучки  и передал пакет.
– Ваалейкум салам, Гаджи Гусенович! – Ахмед подошел к седому человеку, пожал руку, – Это Ваш родственник?
– Я с большим удовольствием назвал бы родственником этого храбреца. Это он защитил мою внучку и пострадал. – А как Вы здесь оказались? – Гаджи Гусенович в свою очередь спросил у Ахмеда.
– Да вот наши ребята – его друзья храбреца, – Ахмед показал на Мансура, Дауда и Али.
– Спасибо, Ахмед, за хорошее воспитание сына. Я видел их несколько раз на пляже. Очень мужественные ребята. И, самое главное, они не предают друзей.
– А разве Вы, знаменитый ученый-педагог, мало учителей воспитали? Разве Вы Ваших бывших студентов мало защищали? Я до сих пор рассказываю своим ученикам, как Вы меня спасли, когда меня за драку исключали из института. Вы, будучи парторгом института, заступились за меня перед ректором и  спасли, вынудив ректора отменить приказ.
– Поэтому в Дагестане прибавился еще один хороший педагог. 
– Ладно, выздоравливай, храбрец и береги своих великолепных друзей, – профессор пожал руку своему пациенту. 
– Это он что ли Султанов? – Магомед-Расул посмотрел на своего старшего брата Рамазана.
– А разве ты его не знаешь? Ты к нему не подходил?
– Нет, брат, неудобно было подходить к незнакомым людям. А экзамены я хорошо сдал. В институт меня уже зачислили.   
 Пока ребята занялись обсуждением, кто есть кто, мать Магомед-Расула, Бакай, посадив сына на скамейку, с беспокойством спросила:
– Как рана, сынок, сильно болит?
– Мама, не волнуйся, у меня и раны такой нет. Тебе же мой лечащий врач объяснил, что меня через три-четыре дня выпишут домой. 
 – Как, сынок, я испугалась, когда узнала, что тебя ранили. Я чуть сознание не потеряла. Поругала твоих старших братьев, что не уберегли тебя. 
– Зачем, мама, ругать братьев. Они же не виноваты. Да и всю жизнь же они не могут охранять меня, как в детстве. Я уже, мама, взрослый, могу постоять за себя.
– Сынок, я родила вас пятерых сыновей и двух сестер, чтобы вы в трудную минуту могли поддержать друг друга.
– Мама, все необходимое для меня сделали мои новые друзья. Они быстро доставили меня в больницу. Ночью и днем, не отходя от меня, как родные братья, дежурили около меня, обеспечивая всем необходимым. 
– Знаю, сынок, я очень благодарна им, твоим друзьям.   
  Летнее солнце беспощадно грело и грело. Все собирались уехать.
Мансур, Дауд и Али не попрощались с Магомед-Расулом.
– Мы вернемся, проводив родителей на автобус, – сказал Мансур.
– Друзья, теперь я почти нормально чувствую себя. Да и братья здесь. Вы не волнуйтесь за меня. Поезжайте с родителями. Да и времени до начала занятий осталось мало.   
 Ребята, действительно, можно вам уже уехать домой. Магомед-Салам и Магомед-Али, оба моих брата, останутся. Вам, всем, большое человеческое спасибо. 
– У нас договор, пока Магомед-Расула не выпишут из больницы, никуда не уходить. Так что мы остаемся, – твердо сказал Али.
– Родные мои, пусть Аллах удовлетворит все ваши желания на этой земле. Если из моих сыновей кто-нибудь когда-нибудь забудет то, что вы  сделали моему Расулу, я их прокляну.
Материнский поклон вам, друзьям моего сына Расула, – со слезами на глазах Бакай обняла Мансура, Дауда и Али. 
–  Ладно, ребята, не будем вам мешать, выполнять свой долг перед другом. До свидания, – Ахмед за руки попрощался с ребятами, а мамы со слезами на глазах обняли своих сыновей. С надеждой, что сыновья скоро возвратятся, они уехали домой на рейсовом автобусе.
– Мои хорошие, вы бы отдохнули. Уже три-четыре дня вы здесь, в больнице, пропадаете, – разволновалась мать Расула.
– Тетя Бакай, не беспокойтесь. Вы  поезжайте домой?
– Действительно, мам, поезжай домой и подготовься к приезду Расула. Его на днях выпишут. Мы с ребятами подождем, пока его выпишут, – намекнул Рамазан.
 На седьмой день Магомед-Расула из больницы выписали.
***
– Скоро вернется домой наш Дауд. Он без экзаменов поступил в университет, – сообщила горянка своим дочерям, когда вернулась из города. Дочери восхищённо посмотрели на свою мать.
– Мама! Какая радость! Спасибо, тебе, мама, за хорошую весть! Мы знали, что он поступит!   
Старшая дочь, Айшат, была замужем, работала с отцом в школе. Младшая, Саки,  работала в сельсовете, бухгалтером. 
– Наконец-то, брат приехал! – увидев Дауда,  выходящего из автобуса, Сакишка побежала к нему.
– С приездом, брат! – обняла она Дауда, за руку поздоровалась с Мансуром и Али. – Пошли, брат. Мама ждет тебя не дождётся. 
– Ты же должна быть на работе.  Тебя в сельсовете не будет ругать за то, что ушла с работы. 
– Причина, брат, уважительная. Родной брат приехал, – улыбнулась Саки.
 Как только Дауд и Саки появились    во дворе, им навстречу пущённой стрелой побежала и Кизай.
– Мама все глаза проглядела, дожидаясь тебя, – улыбнулась Саки. 
– Да, сынок, я так соскучилась по тебе! – Кизай обняла сына и повела домой.
 Услышав, что, наконец-то, сын приехал, Ахмед, бросив работу на огороде, вернулся домой.
– Как хорошо, сынок, что ты дома, – отец обнял сына.
Кизай мигом стала накрыть на стол.
– Наверное, в дороге проголодался, сынок, садись кушать. Ты тоже, Ахмед, помой руки, садись, – от радости волновалась Кизай.
– Мама, не беспокойся, садись с нами, что надо сёстры принесут, – Дауд усадил маму рядом с собой.
Айшат разложила фужеры и блюдца. Саки принесла большой поднос горячих пельменей и кувшин кислого молока. Поставила большую тарелку сушеного мяса, вазу с персиками.
– Мама,  ты подготовилась к моему приезду, как к празднику. 
– А ты как думал, сынок? Для твоей матери твой приезд домой – это самый большой праздник, – улыбнулся Ахмед.
– Ну, папа, как-то неудобно, когда за мной подчёркнуто ухаживают.   
– Сынок, это закон гор, придуманный  не нами. С древнейших времён наши  предки считали, что сына нужно особо почитать. Сын дома – это праздник, это семейное счастье. Сколько бы прекрасных дочерей ни родились в семье горца, раньше полноценной семью не считали, пока не родится сын –  продолжатель рода.
– В наших горах, сынок, и сейчас рождение сына для семьи считается самым большим праздником, – в разговор вмешалась Кизай. – Хотя у меня подрастали прекрасные дочери-красавицы,  пока ты не родился, я тоже чувствовала себя виноватой перед твоим отцом, перед обществом, в  душе не могла считать себя полноценной женщиной, матерью. Твой отец, правда, никогда не упрекал меня, как другие мужчины своих жен, у которых не было сыновей, но  он очень надеялся, что родится ребенок мужского пола. 
 – Почему же сыну в горах отдавалось и отдаётся такое предпочтение? –  спросил Дауд.
– Это предпочтение идет из глубокой древности, – ответил  Ахмед, – Когда горцам Кавказа приходилось защищать свою Родину и семейную честь от иноземных захватчиков, в войска могли отправить только сыновей. А семья, которая не могла отправить на защиту Родины, своего дома, семейной чести, считалась ущербной. Мальчику с люльки внушали, что самое святое, что есть у человека – это Родина, что он должен вырасти её защитником. Любые проступки, какими бы они ни были неблаговидными, мать своему сыну всегда прощала. Но если сын изменил Родине, такому сыну – никогда. Она считала, что не родила сына. 
Отец внушал сыну, как только он покидал люльку: «Сынок, ты – мужчина. Мужчина должен любить и защищать Родину и Мать. Кто забывает об этом, тот – уже не мужчина».
– Женщина, родившая сына,  становилась уважаемой, сильной и почти независимой женщиной. Даже деспотичный муж начинал с уважением относиться к ней, глядя на сына. 
–  Папа, я не согласен с такой моралью: мои мужественные, красивые, смелые сестры, ни в чем не уступают мне. Нельзя их ставить ниже меня. Разве женщины хуже мужчин защищают Родину? Вспомните Парту Патиму. Вспомните женщин-воинов, помощниц во время любой войны. Без поддержки матерей, сестёр, дочерей, жен, наконец, без поддержки тыла, никакая армия одолеть врага не может.
А в мирное время, как же сыну предпочтение отдавать, если он – разгильдяй, а дочка проявляет больше любви к родителям и оказывает им помощь? Это только у нас, в горах, возвеличивают мужской пол. Может быть, отчасти для этого есть какое-то оправдание. Другие народы не отдают такого предпочтения мужскому полу. И вообще, какая разница кто у тебя:  мальчик или девочка. А разве, папа, ты меньше любишь моих сестер?
– Нет, сынок, но когда ты родился, почему-то я гордо вышел на годекан.
– Потому что, папа, у тебя после нас, двух дочерей, родился желанный сын: самый красивый, самый умный и самый добрый, – Сакинат подошла и обняла брата. – Кушай брат, пока не остыли пельмени, – Сакинат взяла с подноса горячие пельмени и подложила в тарелку брата. 
***
Саният, мать Мансура, тоже с утра варила, жарила и трепетно ждала сына.
– Заходи, сынок, заходи родной, –  Саният забрала сумку сына и завела его  домой.
– С приездом, брат, – Назир обнял старшего брата и очень обрадовался его приезду.
Запыхавшись, прибежал с улицы младший брат Джабай. Он с разбегу кинулся на шею брата.
– Мансур, ты что-нибудь для меня привез?
– Привез брат, привез. Посмотри в сумку, там автомат для тебя.
– Настоящий автомат? 
– Конечно, настоящий. Можно пластмассовыми шариками в воздух стрелять.
– Ладно. И такой хватит мне. Можно сразу взять? Я хочу ребятам показать. У Зугума тоже есть такой автомат.  С одним автоматом у нас игра не получалась.
– Хорошо, брат, возьми и покажи всем, кому захочешь. Играй, с кем хочешь.  Автомат уже твой.
Джабай из сумки старшего брата вытащил игрушечный автомат.
– Эх, Мансур, это же ненастоящий автомат. – Джабай покрутил подарок брата в руках, осмотрел его со всех сторон.
– Я же сказал, что автомат стреляет шариками.   
– Ну, я пошел! 
– Давай, брат, играй, пока улицы принадлежат вам, детворе. Когда они перейдут в распоряжение другого поколения, играть уже будет стыдно. Когда-то эти узкие, мощённые камнями, улицы аула принадлежали нам, а сегодня хозяевами этих улиц стало ваше поколение. Веселись, брат Джабай, пока есть время веселиться.   
– Мансур, садись, сынок, кушать. Я с утра много чего приготовила, – Саният быстро накрыла на стол, положила горячие чуду с мясом и картошкой, графин с абрикосовым соком, румяного окороку. 
– Назир, садись и ты, сынок, поешь с братом. Сынок, Мансур, ты же любишь хинкал с сушеным мясом. Скоро принесу и хинкал. Только что я забросила его в кастрюлю.
– Мама, мне хинкал с сушеным мясом нельзя, там соли много, – сказал Назир. 
– И свежее мясо есть, сынок, я сейчас положу, – Саният весело возилась около газовой плиты. 
– Вот, сынок, тебе сушеное мясо, – большую тарелку мяса она поставила перед Мансуром, – а это свежее мясо – тебе, – другую тарелку с мясом положила перед Назиром.
– Вот и хинкал вам, дети мои. Куда же пропал мой младший богатырь? Он только позавтракал, а обедать вовремя не возвращается, – забеспокоилась Саният. 
– Мама, еще вчера я был твоим «богатырём», теперь им стал  Джабай? – улыбаясь, Мансур посмотрел на мать теплым взглядом. 
– Я думала, сынок, ты повзрослеешь, и мне немного легче будет с младшими твоими братьями.
– Стало, наоборот, хуже да, мама? – Мансур вопросительно посмотрел на маму.
***
И на другой улице, в другом доме, другая мать, Аслихат, тоже готовилась к приезду сына.
– Мама! Мама, наш Алишка вернулся! – радостно сообщил Султан, младший брат Али. Из сакли выбежала Патя и бросилась на шею старшего брата.
– Мой сынок вернулся, – Аслихат ликующе обняла сына.
– Алишка, дай сумку, я занесу её домой, – Султан забрал сумку. Он, знал, что в сумке отца или брата всегда есть для него сюрприз.
– Султан, братишка, я тебе пистолет  привез.
– Настоящий?
– Конечно, настоящий. 
– Это хорошо, брат, – обрадовался Султан. – Алишка, а этот платочек кому ты купил?   
– Нашей Патишке-красавице. 
– Она любит красивые платья. Я бы для своего брата выбрал автомат...
– Султан, сыночек, брат устал с дороги, оставь его. Лучше пригласи его кушать и помоги маме накрыть стол.
– Пусть тебе помогает Пати, она – девочка. А я, мама, спешу на улицу, там меня ждут ребята. Султан  с пистолетом в руках выбежал на улицу.
Тем временем Аслихат накрыла стол.
– Сынок, помой руки и садись за стол. 
Али с удовольствием сел за стол. Аслихат принесла его любимые чебуреки с творогом, шашлыки, графин с компотом из сушеной кураги.
– Мама, папы нет дома? 
– Он еще с рейса не вернулся.
Патя не отходила от брата и не сводила с него глаз.  Она залезла сзади на стул, положила руки на плечи брата и обняла его.   
– Доченька, оставь брата кушать, он же голодный.
На следующий день, утром, Мансур, позавтракав, вышел из дома. Сначала направился в школу.
 Одноэтажное здание школы, побеленное известковым раствором, казалось, глухим и сонным.  Множество окон, окрашенных голубой краской, оживляло здание.
Двери школы были открыты. Уборщица Маржанат после проведённого ремонта занималась уборкой.
– Здравствуйте, тётя Маржанат!
– Здравствуй, сынок, Мансур. Как ты вырос! Прямо красавец. Решил детство вспомнить? Заходи, садись, посмотри, на  свою парту, на тот кабинет, в котором ты учился. А я пойду, закончу свою работу.
Мансур зашел и сел за «свою» парту. Внутренний голос из недавнего детства спрашивал: «Ну что, Мансур, ты уже забыл  меня, как после снежного боя в этом классе, около железной печки, грелся? Или, увидев красивую городскую трехэтажную школу, светлые классы с высокими потолками и большими окнами,  забыл про небольшой кабинет, с множеством наглядностей на стенах?» 
– Разве я могу забыть тот класс, в который я впервые, под руку мамы, вошёл зачарованным видом? Тот порог, через который я вошёл в храм знаний?
Конечно, помню, как я переживал, когда наш сосед Курбан, который был на год старше меня,  ходил в школу, а меня не пускали.
Помню, как я просил: «Мама, я хочу учиться. Курбан пошел в школу. Он все выучит, а мне ничего не останется». А мама меня успокаивала: «И до Курбана много детей пошло в школу. И до отца Курбана тоже ходило. Но всем знаний хватило. Ты, сынок, не волнуйся, хватит и на твой век. В следующем году я тебя тоже поведу в школу».   
Разве я могу забыть, как я стучал локтем по столу и как поднимал руку выше всех, чтобы первым ответить на вопрос  нашего любимого наставника, нашего первого учителя, Гаджимурада Алиевича: «Как называется этот маленький кружочек с хвостиком?»
– Я знаю, учитель! Я скажу, учитель! – стучали локтями мои ровесники кругом, чтобы обратить внимание учителя.
Тогда Гаджимурад Алиевич,  улыбаясь, попросил:
– Давай, Мансур, отвечай.
– Этот знак называется «а»! – ответил я радостно, как будто открыл новую планету.
– Молодец, Мансур! Ну что, ребята, вы согласны?
– Да! – прозвенел ответ. 
–  Правильно. С этой буквы перед учениками открывается новый мир – мир знаний, – улыбнулся учитель.
«Больше ничего не помнишь?» – спросил внутренний голос.
 «Помню, как я впервые выводил мелом на доске буквы, и как получилось слово «Ма-ма», и как эту радость после уроков сообщил матери:
– Мама, я тебя сегодня на доске мелом написал. 
– Как же ты, сынок, написал меня? –  удивленно посмотрела на меня мама.
– Я вот так написал тебя: «Ма-ма».
– Ты – моя умница! Ты – мой молодец! – мама обняла меня и поцеловала сына.
 – «И все?» – вновь спросил внутренний голос.
– Нет, не все. Помню еще изумрудные глаза, которые смотрели на меня весенней теплотой с  соседней парты, когда мы с соседкой учились в седьмом классе.
«Это хорошо, Мансур, когда человеку есть что вспоминать из минувших дней,  есть стремление узнать еще больше из последующих дней», – услышал он одобрение внутреннего голоса. 
– Ладно,   парта, я пройдусь по тем улицам аула, где еще вчера я бегал, задрав штаны со своей ватагой «басмачей»,  как моя мама называла нас.
Мансур прошелся по узким улицам аула, где между мостовыми камнями стояли лужицы с дождевой водой. На окраине аула Мансур заметил кучу навоза.    Из навозной кучи выглядывали, выходя на солнце и на свет навозные жуки. Мансур вспомнил притчу.
«Молодой жук спросил своего отца:
– Папа, почему мы всю жизнь живем и копошимся в навозной куче, а не летаем с цветка на цветок, как пчелы, собирая нектар?
– Сынок, родину и мать не выбирают. Их любят таковых, какие есть, – ответил мудрый жук-отец». 
«Странно, если сравнить аульские улочки с городскими асфальтированными улицами и выложенными плитой тротуарами, кажется, что они уступают в красоте, и ничего особенного в них нет. Но как они дороги! Сколько воспоминаний о первых годах жизни и впечатлений они приносят тем, кому они дороги». 
В это время мимо Мансура пробежали, задрав хвосты, испуганные телята.               
– Ребята, вперед! Серая собака испугалась. Она убежала! – услышал Мансур голос младшего брата Джабая и топот бегущих детей.
 Мансур отправился по тропинке на луг. «А здесь я с детьми ранней весной собирал крапиву, щавель, а чуть позже – жёлтые тюльпаны со сладко-кислым вкусом лепестков. Как много мы этих лепестков ели! И как много пили нектар из горных петушков! Как глубоко вдыхали аромат альпийских луговых трав! Оказывается человеку дороги те места, где он получает первые впечатления и познания о жизни, где впервые обрёл друзей, постиг любовь и уважение окружающих людей».
 Побродив по лугу, Мансур вернулся в аул.
– Спасибо тебе, улица моего детства. На твоей груди я вижу следы моих ног и ног моих товарищей, слышу отзвуки моего беззаботного детства. Детства, которое  так незаметно, словно луна в тумане, исчезло, – Мансур прошелся по главной улице аула. И незаметно для себя оказался на переулке, где жила Аза. Он машинально посмотрел на балкон двухэтажного дома с высокими деревянными воротами. На балкон вышла Хамис, мать Азы, стала развешивать бельё и увидела на улице Мансура. 
– С приездом, сынок! Ты и твои друзья, оказывается, напугали родителей. Ну, как, вылечился ваш друг?
– Да, вылечился.
– Пусть и дальше бережет Бог вас от несчастных случаев и бед!
– Спасибо! А как Ваше здоровье?
– Ничего, сынок. Поздравляю тебя с поступлением в ВУЗ!
– Мама, ты с кем это разговариваешь? – вышла на балкон Аза. 
– С Мансуром, доченька. Плохая весть потревожила его родителей. Даже я стала за них переживать.   
Сердце Азы начало стучать в груди учащенно. Она застенчиво посмотрела с балкона на своего одноклассника. 
– Мансур, с приездом! Что с вами случилось?
– Пустяки.
– Как там наши одноклассники: Дауд, Али?
– Все живы и здоровы, целы и невредимы!
– Я вас всех поздравляю с поступлением в ВУЗ! – Аза это сказала громко, чтобы слышали соседки: Хадижат и Ханага, которые любили подслушивать, что скажут молодые люди друг другу.
А глаза Азы говорили: «Мансур, что ты делаешь со мной, пугая мое сердце, заставляя болеть за тебя. Мой желанный одноклассник, прошу тебя, будь осторожен. Не подвергай себя в опасности. Я даже по ночам глаз не сомкнула, пока твои родители  не вернулись домой и не сказали, что ты здоров, невредим.  Когда ты в городе, наше родное селение кажется мне пустым». 
  – Спасибо! А сердце его говорило: «Как ты прекрасна, золотокудрая одноклассница моя». 
– Аза, посмотри, доченька, кажется,   молоко сбежало на плите, – крикнула Хамис, боясь сплетен соседок.
– Я сейчас, мама, – Аза забежала домой. Она поняла, что мама придумала повод, чтобы уберечь от сельских сплетен.
***
На следующий день в селении произошло событие общего масштаба села. Чабан-Магомед женил своего старшего сына. Все население села было приглашено на свадьбу. Вся молодежь села собралась на небольшой лужайке перед домом Чабан-Магомеда.
Увидев Мансура, Дауда и Али, к ним подошла Патя, их одноклассница.
– Ребята, с приездом! Как я рада видеть вас здоровыми и невредимыми.  Нас, одноклассниц, так напугало известие о том, что вы попали в больницу.
Моя подруга, Аза,  собралась, чуть ли не пешком, добраться  до столицы, чтобы проведать вас. Аза, подойди сюда, здесь наши одноклассники! – крикнула Патя.
Подошла и Аза, поздоровалась с ребятами. Её задумчивый взгляд немного дольше задержался на Мансуре. Этот взгляд вызвал в душе Мансура приятные чувства.
– Страшновато, Мансур, к тебе подойти. Ты же – чемпион Дагестана. Кто мог подумать, что наш Мансур, предводитель босоногих пацанов-басмачей, как их называли взрослые, станет знаменитостью Дагестана, – Патя, улыбаясь, посмотрела на Азу. Аза почувствовала пристальный взгляд Мансура и мгновенно отвела взгляд в сторону. На её веснушчатом лице появился оттенок смущения. Чуткая и впечатлительная Патя быстро заметила их неравнодушные взгляды, но сделала вид, что ничего не заметила. Она еще с седьмого класса знала, что Аза неравнодушна к Мансуру, что и он часто засматривался на неё, если кто-нибудь из ребят обижал Азу, то он с начальных классов заступался за нею, как за свою сестру. И ребята к этому привыкли, и особое внимание на это никто не обращал. 
– Патя, ты куда-нибудь поступила или еще не определилась? – Дауд поспешил вопросом переменить тему болтовни.
– Меня, Дауд, устроили в педучилище. Видимо, мои родные хотят, чтобы я мало училась. 
В это время к Мансуру подошла его родственница и пригласила на танец. Молодёжь подошла поближе к танцевальному кругу. 
Сделав несколько кругов, родственница поклонилась Мансуру и вышла из круга.  Мансур пригласил Азу на танец. Он не помнил, как это получилось, почему именно Азу, а не Патимат или другую девушку. Все горячо захлопали в ладоши, восторженными возгласами поддержали танцующую пару.
Златокудрая Аза, красиво расправив руки, плавно неслась в танцевальном круге. Грациозная, как лебедь, она, гордо подняв голову, улыбалась, чуть-чуть приоткрывая, жемчужно-белые зубы. Её белый шелковый платок и зеленое платье, цвета ее глаз, подчёркивали изящность её стройной фигуры.
Это был ее первый танец с хулиганистым, но дорогим для ее сердца парнем из класса. А вокруг звучали громкие, одобрительные голоса их школьных товарищей, не щадя рук хлопающих в ладоши. Оглушительная, но до боли любимая   музыка  пробуждала в девичьей душе желание, чтобы этот миг не заканчивался. Как белые паруса в морской пучине, юная пара на музыкальной волне ринулась отплясывать огненную зажигающую лезгинку. Друзья, стоящие тесным кругом вокруг танцующей пары, еще сильнее стали хлопать в ладони. Мансур, воодушевленный поддержкой ребят, танцевал легко и элегантно. 
– Мансур сегодня в настроении! – сказал Дауд на ухо Али.
– Может быть, они устали, но никто из них первым выйти из круга не решается! – на ухо Дауда шепнул Али.
– Слушай, Али, давай заменим их! – предложил Дауд.
– Хорошо, я сейчас! – Али прыгнул в круг и заменил Мансура.
Мансур вспотевший, усталый, но счастливый занял место Али и начал хлопать в ладоши.
– Патя, давай, выручай Азу!
 В круг танца плавно вошла Патимат и заменила Азу.
Уставшая Аза и Мансур,  улыбаясь, посмотрели друг на друга.
– Молодец, Аза, поздравляю! Хорошо танцуешь, – сказал Дауд.
– Мансур, ты, оказывается, хорошо танцуешь! – похвалил Вали.
– Хлопать! Хлопать! Ребята! – Ислам, организатор торжеств, балагур и сельский весельчак прервал разговор ребят.
***
– На обед ребята не вернулись. Не знаю, куда они  пропали, – пожаловалась Саният своей соседке Патимат, которая встретилась на улице.
– Куда они могут пропасть? Наверное, на свадьбе. Мои дети тоже ещё не вернулись. Ребята веселятся. А если проголодаются, придут домой, не волнуйся, – соседка Патимат успокоила Саният.   
К полднику её сыновья голодные, но оживленные, вернулись домой. С порога младший сын, Джабай, крикнул:
– Мама, мы голодные. Ты что-нибудь на обед приготовила?
– Да, сынок. И суп-харчо приготовила, и картошку с мясом пожарила. И целый день прождала вас. Куда же вы делись, мои милые озорники? 
– Никуда, мама, далеко не ходили, все это время были на свадьбе. Ты видела бы, мама, как здорово танцевал наш Мансур! – восхищался Джабай.
– С кем же он так здорово танцевал, сынок, ты мне не расскажешь? – полюбопытствовала Саният.   
– Он, мама, танцевал со своей одноклассницей.
– Кто же она, эта одноклассница, сынок, которая танцевала с тобой? – с материнской заботой Саният посмотрела на Мансура. 
– Есть же, мама, рыжая, веснушчатая! – Джабай ответил за Мансура.
– С Азой танцевал, мама. Джабай разве Али с Патей плохо танцевал?
– Неплохо, но ты с Азой танцевал лучше. 
– А ты, сынок, не танцевал? – Саният обратилась к Джабаю.
– Нет, мама, меня никто не приглашал.
– Ничего, сынок, подрастешь, как Мансур, и тебя будут приглашать самые красивые девчонки нашего аула. 
– Я, мама, обязательно научусь танцевать, как Мансур.
– Научишься, сынок, обязательно научишься, – Саният обняла Джабая и погладила по голове. 
Сыновья поели с аппетитом.
– Тебе добавить, сынок,  суп-харчо? – обратилась Саният к Мансуру.
– Спасибо, мама, обед был очень вкусный, – Мансур похвалил маму.
– Какой обед, Мансур, лучше скажи ужин, – вмешался Назир.
– Вот вам и кислое молоко, попробуйте. В интернате, наверное, сынок, вам такого не  давали.
– Там, мама, его называли простоквашей, и каждому каждый вечер после ужина по стакану давали, – пояснил Назир
После полдника ребята собрались опять на свадьбу, где продолжалась музыка и танцы, шутки и песни.
– Джабай, ты, сынок, ещё маленький, чтобы по вечерам ходить на свадьбу. Лучше оставайся дома, – предложила Саният младшему сыну.
– Почему я должен оставаться дома?
– Мама, пусть идёт. Дети всего аула  тоже были там. Даже женщины с грудными детьми были. Оставь его, мама, мы тоже долго не останемся, – Назир поддержал младшего брата.
 – Ладно, сынок, раз старшие братья берут тебя с собой, иди. 
Музыка, танцы, песни и веселье вокруг костра продолжались в ауле до двадцати двух часов. 
Мансур с братьями тоже вернулся домой. Саният не спала, ждала детей. После того, как сыновья, перекусив, легли спать, она задумалась об их будущем. 
Мансур долго не мог заснуть – перед глазами была улыбающаяся Аза. Он ворочался с боку на бок, пытался уснуть, но сон не шел. 
– Мансур, не спишь? Что-нибудь случилось? – забеспокоился Назир.
– Нет, Назир, почему-то спать не могу. Сон никак не идет.
– Правда?
– Что, правда?
– Что тебя будут готовить на чемпионат СССР?
– Ну, да. Раз я чемпион Дагестана по своей весовой категории я и должен защищать честь Дагестана в этой весовой категории, на всесоюзном чемпионате.
– А потом бросишь учебу?
– Почему я должен бросать учебу?
– Если станешь чемпионом СССР, тогда ты будешь ездить в другие страны, и учиться у тебя времени не будет.
– Для меня на первом месте стоит  учеба, а потом уже – спорт, как говорит мой тренер, Абакар Алиевич.
– Ты опять у него будешь тренироваться?
– Да. Это он сделал из меня чемпиона Дагестана.
– У меня, брат, почему-то ничего не получается. Абакар Алиевич даже сказал: «Ты, Назир, не похож на своего брата».
– Ничего, Назир, и у тебя получится, если будешь стараться.
– Все время, мне мешает математика. Я её ненавижу, но, тем не менее, она отнимает у меня все время. 
– В этом году ты идешь в 10 класс. Надо, брат, стараться и учить математику. А теперь давай поспим. Мы своим разговором можем разбудить и Джабая.
Через два дня Аза уехала на практику.
В селении для Мансура начались серые однообразные дни.
Раньше, по-детски самозабвенно увлекаясь играми, он не замечал ни  слякоти в непогоду, ни сельского однообразия.   Взрослые предоставляли свободу, играть незатейливые игры, а сами от зари до зари работали, чтобы выжить в суровых климатических условиях гор. Люди, увлеченные борьбой за выживание, не замечали, как стремительно меняется жизнь. Взрослые старели в этой борьбе, а дети становились взрослыми. Всё шло своей чередой.
 Сердце Мансура рвалось в город, где Аза проходила практику в поликлинике.   Душа его стремилась и в светлый спортзал, где начались юношеские состязания. Ему хотелось окунуться в бескомпромиссный юношеский мир – мир стремлений и надежд. Он еще не осознавал, отчего в его душе возникает дискомфорт,  почему ему, как раньше, не хочется собрать ровесников – отряд смелых пацанов (ОСП) и пробежаться, как ураган, по улицам родного аула, разгоняя собак, пугая кошек и телят: «Но ведь еще вчера  мне все это, как воздух, необходимо было. Я жаждал этих игр. А сегодня все эти игры мне кажутся несерьезными».
Мансур болезненно переживал переход из детства в юношество. На его душе поселилась какая-то непонятная тревога, волнение, ожидании чего-то неизвестного.
– Мама, я завтра уеду, наверное. Мы с Даудом уже договорились.
– Сынок, почему так рано? Неужели так быстро прошли твои каникулы? Мне кажется, что ты даже осмотреться в ауле не успел, а спешишь в город. 
– Мама,  мы решили раньше поехать, чтобы было время, подготовиться к занятиям. Кроме этого мне надо ходить и на  тренировки.
– Хорошо, сынок, раз надо ехать,   конечно же, поезжай, – Саният предалась грусти. Ей было тяжело расставаться со своим первенцем. Она до поздней ночи  пекла разные гостинцы Мансуру.
И опять Мансуру в отцовском доме, под  одной крышей с самыми близкими людьми,  сон не шел. Мысли в голове путались. Единственное, что он понял в ауле, что детство его исчезло, как исчезает в тумане горизонт. Мансуру не верилось, что детство покинуло его навсегда: «Неужели так быстро оно может исчезнуть? Куда может деться моё бесшабашное  детство? Куда же ушла моя беззаботная пора? Детство человека похоже на молнию в небесах, которая, сверкнув красиво на мгновение, исчезает навсегда.  Ищи не ищи, след молнии в небесах не найдёшь». 
 «Смогу ли я достичь тех высоких стремлений, которых мечты юности мне  приносят? Смогу ли я сохранить     чистоту и юношеское благородство в своей душе? Какой для меня окажется эта новая самостоятельная жизнь?»
 В полночь Саният зашла к сыновьям, поправила одеяло на Джабай и вышла.
«Сколько же ночей мама поправляла скользнувшее с меня одеяло? – подумал Мансур, следивший тайком за мамой. – Хорошо было, когда весь мой мир вмещался в родном ауле, когда мои мировоззрения ограничивались горизонтом,  видимым с горных склонов. В детстве мне  казалось, что дальше горного хребта нет ни мира, ни людей. И неплохо было. В детские годы кроме теплых материнских ласк ничего не было нужно. Целебнее материнских поцелуев не было ничего, чтобы вылечить синяки на моём лице, ссадины на моих пальцах. Какой теплотой, нежностью и лаской мама окружила меня в детстве. С каким вниманием она  выслушивала меня и помогала преодолевать боль или обиды. А теперь я спешу уехать, даже не подсобив ей ни в чём».
«Мой сынок, мой маленький орленок», вот так ласково обнимала она меня в детстве и спрашивала: «Где упал? Как ты ушибся, сынок?». И лучше любого врача перевязывала ушибленное место.
«Теперь твои ласки и забота, мама,  направь на Джабая. Его ещё надо поднимать», – думал Мансур.
Короткая летняя ночь тихо нагнала на Мансура сон. Во сне к нему вернулось его детство. И он со своими друзьями гнался по узкой улице за серой собакой Молла-Магомеда, которая всегда нападала на коров и телят, не давая им пройти перед воротами, за которыми жил ее хозяин. Ее звали Сартлан.
«– Али, ты давай с левой стороны обгоняй Сартлана! Она нападала на корову бабушки  Басират! На, получай, серая зараза!» – Мансур своим криком разбудил Назира. Назир поднял голову с подушки и посмотрел на Джабая. Он спокойно спал. Назир встал, подошел к койке Мансура:
– Мансур! Проснись! – толкнул он брата в плечо. – Ты что кричишь? 
– Что? Я кричал?
–  Еще как… Я не знаю, что ты хотел приказать Али, но во весь голос кричал: «Али, обойди слева!».
– Сон видел. Во сне мы с ребятами гонялись за Сартланом. 
– Хорошо, что это было во сне, иначе Молла-Магомед тот час же прибежал бы к маме, жаловаться на тебя, – вздохнул Назир.
– Кажется, время уже вставать, да Назир?
Назир посмотрел на стенные часы, висящие над головой Мансура на стене.
– Да, брат, уже половина седьмого.
– Значит, я вовремя разбудил тебя, – Мансур соскочил с койки и быстро пошел умываться.
Саният накрыла стол. 
– Мансур, Назир, давайте завтракать! 
– Мама, времени нет. Мы на автобус опаздываем, – Мансур хотел отказаться.
– Сынок, если ты не сядешь кушать, и твой брат останется целый день голодным. – Саният уговорила Мансура. Слегка позавтракав, Назир пришёл до автобусной остановки, чтобы проводить Мансура.
Дауд и Али уже ждали Мансура на остановке. 
***
Увидев Мансура, вернувшегося с каникул, Абакар Алиевич обрадовался:
– Мансур, не забудь вечером на тренировки прийти.   
– Видишь, Мансур, тренер, оказывается, тебя ждал. Я тоже приду с тобой на тренировки, – проговорил Дауд.
Мансур сначала тренировался со всей группой. Когда общая тренировка закончилась, Абакар Алиевич спросил:
– Мансур, ты не устал? Можешь продолжить индивидуальные тренировки?
– Нет, Абакар Алиевич, не устал и готов продолжить тренировки.
– Тогда на ковер, – Абакар Алиевич сорок минут занимался индивидуально с Мансуром, показывая ему различные приемы и заставляя некоторые из них отрабатывать до автоматизма.
– С завтрашнего дня у тебя спарринги будут со старшекурсниками. Они тяжелее тебя весом, но техники у тебя больше.
Чтобы накопить физические силы и   превосходить своего противника, тебе нужны, Мансур, на тренировках соперники сильнее тебя и спарринги должны быть с разными соперниками. А насчет «подачи» ноги противнику и контрприем на тренировках у тебя неплохо получается, но чтобы этот прием тебя не подвел в бою, его надо довести до автоматизма. Этот прием будешь отрабатывать со старшекурсниками, которые сильнее тебя. «Тяжело в учении – легко   бою», как говорил Суворов, – улыбнулся Абакар Алиевич.  – На сегодня, Мансур, хватит. Иди, отдыхай, но во время отдыха мысленно повторяй все приемы.
  На следующий день в спортзале университета во время тренировок появился Шарапутдин, главный тренер сборной команды республики.  Он подозвал к себе Мансура.
– Ну, чемпион, ты не собираешься в сборную команду республики?
– Я готов в любое время. 
– Если готов, со следующей недели приходи в спорткомплекс.
– Я бы хотел со своим тренером.
– Самые лучшие тренеры республики будут тебя тренировать, чемпион. Насчет тренеров ты не беспокойся.
– Я не беспокоюсь. Но решил не менять тренера.
– Мы же из-за одного тебя не можем менять тренеров, работающих в спорткомплексе республики.
– Я же не настаиваю менять тренеров сборной. У меня есть свой тренер,  я с ним хочу остаться.
– Тогда не попадешь в состав сборной команды Дагестана, – Шарапутдин жестко предупредил, Мансура.
На Мансура это предупреждение не подействовало. Во всяком случае, так показалось тренеру сборной команды Дагестана по вольной борьбе. Он подумал: «Все-таки мальчуган – молодец. Гоняясь за престижем, тренироваться в сборной команде юношей республики, он не захотел обидеть того, кто заложил в него основу к спортивной карьере». 
– Ладно, Мансур, тогда оставайся со своим тренером и без участия в чемпионате. Если передумаешь, мы ждем тебя.
Шарапутдин ушел.
– Мансур, он прав. Тебе одному не удастся принять участие. В чемпионате будут команды из каждой республики и области. Не надо упрямиться, иди, тренируйся с командой. Может, там большему научишься, больше будет возможности делать спарринги с разными борцами,  – Абакар Алиевич стал уговаривать Мансура.
– Абакар Алиевич, это Вы – мой тренер. Я же сказал, что без Вас я никуда не пойду тренироваться. Если Вы отказываетесь тренировать меня, тогда – другое дело.
– Ты что, Мансур, я рад тренировать тебя, учить тому, что я знаю. У тебя очень хорошие физические данные и духом ты – пацан сильный, упрямый, мужественный. Но тебе надо попасть в сборную команду республики, если хочешь принять участие на чемпионате СССР. А у тебя есть возможность стать чемпионом СССР. 
«Парень с характером. Он не хочет, как перчатки, менять своих тренеров. Я должен сделать все возможное, чтобы хорошо подготовить его к чемпионату  СССР. Может быть, мне самому попросить главного тренера сборной Республики, чтобы разрешил мне тренировать его? А если он неправильно поймет и подумает, что я не оставляю Мансура ходить на общекомандные тренировки сборной Дагестана?» – думал Абакар Алиевич.
Ни уговоры своего тренера, ни угрозы главного тренера сборной команды Дагестана не возымели действие на Мансура. Он стоял на своем: «Я буду тренироваться у своего тренера Абакара Алиевича».
В сборной команде Дагестана по его весовой категории был только один претендент на титул чемпиона СССР – Бага. Некоторые его толкачи внушали тренеру сборной команды, что Бага, если его  хорошо тренировать, может выиграть на чемпионате СССР. Поэтому тренер сборной команды хотел привести Мансура в другую весовую категорию, предложив Мансуру за оставшееся время до чемпионата набирать вес. 
Когда Абакар Алиевич об этом узнал, он возмутился и решил поговорить с главным тренером сборной Дагестана.
В свободный от занятий день, он зашел к главному тренеру и высказал свои претензии:
– Как же это получается, Шарапутдин? Ты приглашаешь Мансура в сборную команду, когда на это место уже взял Багу? Они же вдвоем не будут выступать в одной весовой категории. 
– Зачем выступать вдвоем на одной весовой категории? Мансуру надо немного веса набрать и перейти в другую весовую категорию, для этого достаточно время есть.
– Это же будет тяжело для него, вне привычной весовой категории выступать, набрав искусственно вес.
– Что здесь трудного? Растущий организм парня это легко перенесёт, да и рост у него есть. Надо набрать вес и все. Когда надо, спортсмен и за неделю набирает нужный вес или его сгоняет.
– Зачем ему набирать или сгонять вес. Он – чемпион Дагестана по своей весовой категории и должен попасть в сборную команду.
– Это, Абакар, с твоей и моей точки зрения. Но спортивные чиновники города так не думают.
– А как же они думают?
– Они говорят, что именно Багама, сын начальника ОВД города, должен выступить в этой весовой категории. Для того чтобы мощная влиятельная организация города помогала спортивному обществу, обязательно надо включить в сборную команду сына руководителя этой организации.
– Вот оно что! Теперь я понял, почему Вы хотите, чтобы Мансур выступал в другой весовой категории. Скажи, Шарапутдин, но это нечестно.
– Не только нечестно, даже непорядочно, несправедливо.
– Удивительный парадокс, мы знаем, что это непорядочно, но позволяем поступать не честно?
– Да, Абакар, потому что вынуждены так делать: заставляют обстоятельства. Ты посмотри, Абакар, как упрямо стоит на своем твой ученик: «Я буду тренироваться у своего тренера. Он понимает, что, бросив своего первоначального наставника, который из него сделал чемпиона, поступить не честно и не переходит к другому тренеру. Мы тоже были, Абакар, такими упрямцами в его возрасте. Тогда нам тоже казалось, никто и ничто не должно мешать человеку, жить и работать честно. Повзрослев, понимаем, что жизнь заставляет мыслить по-другому и делать иначе. Обстоятельства, складывающиеся вокруг нас, вынуждают поступать против своих принципов. Мы становимся заложниками обстоятельств. Это печально, Абакар, но факт.
– Даже угроза быть не включенным в сборную команду республики и потеря возможности попасть на чемпионат СССР не заставят Мансура изменить своему принципу. Он уверен, что всё зависит от человека.
– А человек, Абакар, живет среди людей, в определённом обществе. И от влияния общественного мнения уйти не может. 
– Короче говоря, Шарапутдин, по своей весовой категории в составе сборной Дагестана для Мансура места нет?
– Выходит так и это факт. Но драматизировать ситуацию не стоит. Мансур может выступить, если захочет в другой весовой категории. И без всякого осложнения сможет участвовать на чемпионате СССР. 
– Я так не думаю, Шарапутдин.
– Что нам остаётся делать, если сверху нам диктуют условия. Если согласен с моим предложением, продолжай тренировать его к началу чемпионата. К этому времени нам обязательно придется делать перекидки по весовым категориям. Тогда и посмотрим.
– Я могу его тренировать? 
– Да, можешь. 
Абакар Алиевич договорившись с главным тренером, уверенно решил продолжить тренировки с Мансуром. Для этого ему надо было совмещать работу в интернате и в университете. 
Мансур радовался, что ему удалось настоять на своем и остаться со своим тренером в стенах университета.
Абакар Алиевич, будучи юношей, сам мечтал стать чемпионом, но ему этого не удалось, а теперь он надеялся, что его мечту сможет осуществить его ученик.
 «Пока Мансур ни одну схватку не проиграл своему противнику. Но на чемпионате СССР будут выступать сильные из сильнейших, ловкие из ловчайших, самые техничные из техничнейших. Но Мансур так легко никому победу на ковре не уступит. Он с характером, но как знать, что какая-нибудь нелепая случайность не помешает ему... Неужели я не услышу слова: «Мачалаев Мансур – чемпион СССР! Его тренирует Алиев Абакар Алиевич!» – волновался тренер, наблюдая за тем, как в очередной раз Мансур бросил на лопатки своего противника, кандидата в мастера спорта СССР.
Время шло быстро. До чемпионата оставались считанные месяцы. Тренер получили сообщение от главного тренера сборной Дагестана: «Через неделю будут перекидки по весовым категориям, приведите Мансура на проверку».
 За месяцы тренировок Мансур прибавил в весе и росте. То же самое произошло и с Багамой. Во время прикидок оба попали в одинаковую весовую категорию.
Абакар Алиевич вопросительно посмотрел на тренера сборной команды республики.
– Мы тренировали Багу в этой весовой категории. Он в хорошей спортивной форме, – сказал тренер сборной команды.
– Мансуру надо набирать еще больше и перейти в другую весовую категорию, – предложил главный тренер.
– Почему не дать ребятам побороться, пусть ковер решает, кому защищать честь республики? – вмешался Абакар Алиевич.
– Какая разница Мансуру, в каком весе он поборется на чемпионате?
– Если нет разницы, почему бы это не сделать Багаме? – попытался возразить Абакар Алиевич.
 Недовольные случившимся, Абакар Алиевич и Мансур стали перед выбором: перейти в другую весовую категорию и стать членом сборной команды Дагестана или остаться без участия в чемпионате СССР. 
Пока тренер думал над тем, как найти выход из этой ситуации, Лобачевский  предложил поговорить об этом с завкафедрой физкультуры или проректором университета.
Абакар Алиевич, Мансур, Дауд и Али пошли к проректору.
Саид Гасанович был в своем кабинете. Ребят принял доброжелательно.
– Ну, чемпион, готовишься к чемпионату СССР?
 – Саид Гасанович, по этому вопросу мы и пришли к Вам. Нам нужна Ваша помощь, – сказал Абакар Алиевич.
– В чем заключается моя помощь?
– Вы не смогли бы поговорить с ректором насчет Мансура?
– А что с Мансуром? 
– Его не включают в сборной команду республики по своей весовой категории. Предлагают набрать больше веса и выступить в непривычной для него весовой категории.
– А что, по его весовой категории появился претендент сильнее него?
– Нет. Тот, которого они взяли, проиграл на чемпионате Дагестана финальную схватку чисто.
– Тогда в чем дело?
– Отец этого претендента – начальник ГОВД города Махачкалы. Вся милиция давит на спортивных руководителей республики.
– Вы подумали, что этот вопрос может решить только ректор? Я завтра поговорю с ним, о результатах потом сообщу вам, – пообещал Саид Гасанович.
Ребята с надеждой покинули кабинет проректора университета.
На следующий день ректор пригласил к себе тренера Абакара Алиевича и Мансура.
– Ситуацию мне Саид Гасанович объяснил. Однако мне нужно ваше объяснение, – обратился ректор к Абакару Алиевичу.
– Как Вы знаете, Мансур является чемпионом Дагестана по своей весовой категории, но в сборную Дагестана по этой весовой категории включили того, кто проиграл ему финальную схватку.
– Чем же это мотивировали?
– Мотивация, что он – сын начальника городского отдела внутренних дел.
– И больше ничего?
– Это единственное преимущество претендента.
– Может быть, перед набором в сборную  он выиграл?
– Прикидки еще не состоялись. Если во время перекидок выиграет, разговора нет.
– Значит, главный тренер сборной Дагестана, наверное, не знает, что Мачалаев Мансур, чемпион Дагестана, является студентом Дагестанского государственного университета? Этот вопрос считайте решенным. Наш студент будет участвовать в своей весовой категории на чемпионате СССР, если, конечно, он во время перекидок выиграет, – слегка улыбнулся ректор.
– Спасибо, Абуталиб Мурсалович, – поблагодарил его Абакар Алиевич. 
«Начальник милиции – шишка на ровном месте. Он осмелится помешать студенту Дагестанского государственного университета.
Наверное, он  не понял, что ректор университета не тот, что был вчера», – ректор университета, ругая в душе начальника ГОВД, набрал номер телефона заведующего административным отделом  обкома партии.
– Алло, Владимир Сергеевич, добрый день. Вас беспокоит Бегиев, ректор ДГУ. 
– Добрый день, Абуталиб Мурсалович. Как Вы там, на новом месте?
– Привыкаю. Владимир Сергеевич, у меня к Вам просьба необычного характера.
– Я Вас слушаю, Абуталиб Мурсалович.
– Одного нашего студента, чемпиона Дагестана по вольной борьбе, никак не хотят включить в сборную Дагестана, чтобы это место закрепить за сыном начальника городского отдела внутренних дел. Начальник ГОВД, используя свое служебное положение, давит на спортивную общественность республики. Между прочим, его сын, Багамаев Багама, проиграл финальную схватку нашему студенту. Видите ли, наш студент – горец, сын тружеников сельского хозяйства. 
– Абуталиб Мурсалович, как Вы знаете, наша партия защищает интересы трудящихся. Наверное, начальник городского отдела внутренних дел об этом забыл. Если этот горе-чиновник забыл об этом, мы ему напомним, – пообещал Иванов Владимир Сергеевич, заведующий административным отделом  обкома партии Дагестана, и срочно вызвал к себе министра внутренних дел Дагестана.
Через полчаса в кабинете Иванова В. С. появился министр внутренних дел Дагестана.
– Товарищ Абдулла Асадович Магомедов, Вы в какой партии состоите?
– Я – член КПСС, товарищ Иванов.
– А почему об этом забывает Ваш начальник городского отдела внутренних дел Багамаев?
– Не понял, уважаемый Владимир Сергеевич. Как может забывать начальник городского отдела внутренних дел, в какой партии он состоит? Насколько я знаю, он – член КПСС.
– А чьи интересы охраняет наша партия?
– Интересы трудового народа, уважаемый Владимир Сергеевич.
– Об этом Вы помните, Ваш начальник городского отдела внутренних дел – забывает.
– Как это забывает? Он, как член КПСС, не должен забывать основные положения Устава нашей партии.
– Вот об этом Вы, лично, напомните ему, товарищ министр. Сегодня он, воспользовавшись своим служебным положением, решил помешать сыну тружеников сельского хозяйства, между прочим,  чемпиону Дагестана по вольной борьбе, занять положенное ему место в сборной команде Дагестана, требуя своему отпрыску, который проиграл финальную схватку на чемпионате Дагестана, место чемпиона. 
– Этого я не допущу, товарищ Иванов. Потребую письменного объяснения.
– Я надеюсь, товарищ Магомедов, что справедливость будет восстановлена.
Министр МВД вернулся из обкома партии злой: «Как мог начальник городского отдела внутренних дел требовать от спортивной общественности города включения своего сына в сборную команду республики? Лучше бы он занимался уменьшением процента преступности в городе и более активно боролся с нарушителями общественного порядка на улицах города».
Как только министр МВД зашел в свой кабинет, попросил секретаря:
– Вызовите ко мне срочно начальника городского отдела внутренних дел Багамаева. 
«Почему же так срочно вызывает меня  министр МВД? – удивился начальник ГОВД. – В Махачкале чрезвычайного происшествия не было». Он позвонил заместителю начальника ГОВД города Махачкалы.
– Абдулла Асадович, что-нибудь чрезвычайное произошло в городе за последнее время?
– Нет, товарищ начальник, если не считать ссору пассажира с таксистом.
«Тогда… что же может быть причиной такого срочного вызова? Может быть, кто-нибудь из высоких гостей приезжает в Дагестан, и министр хочет усилить охрану общественного порядка… 
Да, скорее всего, это и беспокоит нашего министра», – подумал Муслим Багамаев и поспешил в министерство.
– Товарищ генерал, – начальник ГОВД начал было докладывать министру МВД.
– Давай, Муслим, без официальностей, – махнул рукой Магомедов и попросил своего подчиненного сесть за стол переговоров.
– Ты знаешь, что в обкоме партии усомнились в искренности моей партийной принадлежности, а причиной этого явилась жалоба на твои противоправные  действия?
– Как?
– Муслим, как мне сказали в обкоме партии, ты используешь свое служебное положение в корыстных целях.
–  Вы о чем, товарищ министр? – начальник ГОВД с удивлением посмотрел на министра.
–  Сигнал об этом уже поступил в обком партии.
– Ничего подобного, Абдулла Асадович, я не совершал.
– Как не совершал, если там приведены неопровержимые факты?
– Какие еще факты, товарищ генерал? – Муслим посмотрел на грозного генерала с недоумением и со страхом. Он вспомнил, как он освободил директора сепараторного завода, пойманного с крупной партией левого товара, и возмутился в душе: «Сволочь! Ябеда Мурад, наверное, уже написал об этом в обком: очень спешит занять мое место. Нет-нет, Мурад – это упрямый, но продуманный и честный работник. Он так низко не будет опускаться, чтобы жаловаться на своих. Этого не может быть! Кто же еще быстрее хочет занять мое место?»
– Ты надавил на спортивную общественность города и вместо чемпиона Дагестана сына крестьянки и животновода  попросил включить своего сына в сборную команду республики.
– Господи, ну и нашли о чем жаловаться, – начальник ГОВД вздохнул облегченно.
– Я даже не попросил об этом, товарищ министр. Даю честное слово коммуниста, я даже не знаю, моего сына включили в сборную команду республики или нет. Знаю, что он проиграл финальную схватку какому-то горцу, и больше ничего.
– Вот, вот! Этот какой-то горец – чемпион Дагестана. Он же – сын   крестьянки, товарищ коммунист. Интересы  честного трудового народа наша партия и обязана защищать. 
– Я всегда готов служить интересам рабочего класса и крестьянства, товарищ министр.
– Об этом ты расскажешь в обкоме партии, а пока исправляй свою ошибку и не мешай войти в сборную команду республики по вольной борьбе тому, кому это место положено, несмотря на его социальное происхождение.
– Я сегодня готов исправлять свои ошибки, товарищ генерал. Если совершена такая ошибка, используя мое имя, она будет исправлена. А пока я не знаю,  друзья ли моего сына решили использовать  моё имя или кто-то другой, – начальник милиции обрадовался, что вопрос касался только спортивной карьеры сына, а не крупной взятки, которую он получил от директора-теневика.
– Товарищ министр, я свободен?
– Да, можешь идти и не забудь доложить об исполнении поручения. Мне не хочется по этому поводу еще раз краснеть в обкоме партии.
доложить Хорошо, товарищ министр, будет исполнено, – Муслим Багамаевич поспешно ушёл.
«Пронесло. Как я испугался, решив,  что эта жалоба касается взятки и освобождения от уголовной ответственности крупного теневика.
Нашли о чем жалобу писать: «Используя служебное положение». Может быть, мой сын сам попросил включить в сборную команду республики от моего имени? Или Мурад решил помочь Багаме войти в состав сборной? Скорее всего, Мурад надавил на спортивную общественность. Но как бы ни было, этот поступок не осудительный. В таком случае, Мурад – молодец, оказал уважение своему начальнику», – думал  Муслим Багамаевич, возвращаясь из министра. 
В отделе он позвал Мурада  в свой  кабинет.
– Мурад, это ты попросил, чтобы Багаму включили в сборную команду республики?
– А что, нельзя было, товарищ начальник?
– Нельзя было, Мурад.
– Ведь пацан хорошо борется. Только одну схватку проиграл в финале чемпионата республики.
– Ты понимаешь, что об этом кто-то написал жалобу в обком партии и заявил, что я воспользовался служебным положением, надавил на спортивную общественность города и не дал включить в сборную команду чемпиона Дагестана, сына крестьянки?
– Муслим Багамаевич, никто ничего не писал. Это все устроил ректор университета, бывший секретарь обкома партии Бегиев.
– А причем здесь ректор университета?
– Притом, товарищ начальник, что  чемпион Дагестана является студентом университета, а ректор беспокоится о престиже университета.
– Теперь мне все понятно, спасибо тебе, Мурад. Ты успокоил меня, разъяснив обстановку. А теперь объясни мне, как можно исправить эту ошибку?
– Без Вас уже исправляют. Через три дня будут перекидки. Кто выиграет их, тот и будет включен в сборную команду республики.
– Ты думаешь, что опять этот чемпион выиграет схватку?
– Да, Муслим Багамаевич. Парень хорошо борется. Равных ему нет, кроме Багамы. Но Багама по технике немного уступает ему.
– Может быть, Мурад, Баге найти хорошего тренера?
– Это уже в следующий раз, Муслим Багамаевич. На этот раз никакой тренер подготовить Багу к чемпионату не успеет. 
– Ладно, так и быть. Я могу доложить министру, что вопрос решен положительно, что чемпион Дагестана займет своё законное место в сборной республики?
– Да, Муслим Багамаевич. Я больше не нужен Вам?
– В данное время нет. Мурад, тебе спасибо.
– За что, Муслим Багамаевич?
– За Багу. Ты, как настоящий товарищ, помогаешь моему Баге.
– Бага – хороший спортсмен, но его подводит отсутствие спортивной дисциплины. Он пропускает тренировки. Регулярно не тренируется. Его больше увлекают уличные разборки.
– В этом, Мурад, отчасти я тоже виноват. Как отец, я ни разу не был на его тренировках. Не интересовался, как он занимается. Я думал, что он сам, самостоятельно, выберет себе любимый вид спорта, и предоставил ему полную свободу. 
– То, что сыну самому предоставили свобода выбора, правильно сделали. Но если бы Вы интересовались его успехами, по-моему, он еще лучше бы занимался.
– Признаюсь, Мурад, я этого не сделал. Впредь буду знать, – задумался Муслим Багамаевич.
Скоро Абакар Алиевич получил письмо от главного тренера сборной республики: «Через два дня состоятся отборочные схватки спортсменов, претендующих на место в сборной Дагестана по вольной борьбе. Прошу обеспечить на эти соревнования явку Мачалаева Мансура».
– Наш ректор все-таки сумел повлиять на главного тренера сборной. Вот письмо, Мансур. Тебе надо участвовать в отборочных схватках. 
– Я готов Абакар Алиевич, участвовать в этих схватках.
– Я знаю, Мансур, физически и технически ты готов, на оставшееся время настрой себя и психологически. На соревнованиях такого ранга бывает много неожиданностей. Не желательно появляться одному в общественных местах. 
– Абакар Алиевич, Вы не волнуйтесь. Нас, друзей, четверо в университете. На улице мы вместе, в библиотеке – вместе. Мы, Мансура одного не оставим, – пообещал Дауд.
 – Это хорошо, Дауд, что сами понимаете, что могут возникнуть непредвиденные ситуации, что и к ним вы должны быть готовы, – Абакар Алиевич боялся какого-нибудь подвоха со стороны Багги или со стороны его болельщиков, которым очень не хотелось, чтобы в его весовой категории выступил Мансур. Тренер  решил ввести  в курс дела и остальных ребят, которых он тренировал.
– Расул, Алик, вы знаете, что через два дня состоятся отборочные схватки в сборную Дагестана по вольной борьбе?   
– Да.
– Вот что я хотел у вас попросить.  Ни в коем случае не разрешайте Мансуру  куда-нибудь отлучаться без вас. Я боюсь, что сторонники Багамы смогут совершить какой-нибудь подвох. 
– Мы понимаем, Абакар Алиевич.   
 Решение главного тренера сборной команды борцов Дагестана в окружении Баги встретили неодобрительно. Даже тренер сборной, Али Басирович, был не доволен:
– Бага, у тебя будет встреча с Горцем.  Через два дня состоятся отборочные схватки. Тебе надо во все оружие подготовиться.
– Али Басирович, Вы же обещали перевести Горца в группу с другой весовой категорией.
– Обещал, Бага. Но обещание выполнить мне не дают, Сверху надавили на наших руководителей. Они боятся, что-либо изменить. И даже твои толкачи  предложили пропустить чемпиона Дагестана по своей весовой категории. Ты понимаешь, что это работники твоего отца предложили. Значит, на них верхний пресс давит. Здесь, Бага, кажется, давит   партийный пресс. Кто-то пожаловался в обком партии на твоего отца.
– А причем здесь мой отец? Он же – не главный тренер сборной Дагестана.
– Зато он – начальник городского отдела внутренних дел города Махачкалы. В обкоме партии считают, что он злоупотребил служебным положением. Надавил на главного тренера сборной и не пропустил сына Мансура в сборную команду. 
– Вот, гады… Это родственники Горца, наверное, написали на моего отца.
– Родственники Горца живут в горах. Они ничего не писали. Говорят, у Горца появился могущественный покровитель в лице ректора университета. Он – бывший секретарь обкома партии. Теперь ты понимаешь, каково мое положение. Так что, Бага, теперь дело за твоими опричниками. Вам надо вместе подумать, каким способом не допустить на соревнования Горца. Его надо задержать, хотя бы на несколько часов, пока будут идти бои. Я договорюсь с судьями, чтобы объявили о твоей победе из-за уклонения противника от схватки.
– Я поговорю с ребятами, Али Басирович, придумаем что-нибудь. 
– Решай, Бага, все карты в твоих руках. Может быть, ты попросишь работников твоего отца, чтобы они задержали Горца? Они – мастера на это. 
– Вы же сказали, что написали жалобу на моего отца. После этого они вряд ли согласятся связываться с Горцем. 
– Не знаю, Бага, решение за тобой и за твоими ребятами. Сделайте так, чтобы Горец не появился на ковре во время объявления выхода. Но если ты думаешь, что ты сможешь выиграть схватку, можно и не беспокоиться. Я думаю, Бага, он сейчас в хорошей форме и выиграть у него тебе будет очень трудно, если, конечно, его психологически не подавишь.
– Вряд ли мне удастся психологически его напугать. У него своя четверка бритоголовых гладиаторов.  Ребята на все готовы и железно стоят друг за друга. 
«Вечером надо будет поговорить с ребятами и поручить Мусику, придумать выход из ситуации. Пусть ребята распространяют слух: «На Горца напал случайный болельщик Баги». Пусть этот болельщик будет несовершеннолетним мальчишкой».
Когда Бага возвращался с тренировок, он поручил Хасику найти Мусика и собираться во дворе.
– Хорошо, Бага. Во сколько встречаемся?
– В 21 час, как обычно. Не забудь и Рафика позвать.
– Что-нибудь серьезное?
– Надо будет не допустить Горца на прикидку.
– Опять встреча с Горцем?   
– Да, Хасик. Главный тренер – трус, испугался обкома и решил провести отборочные схватки. Чтобы выиграть на них, мне нужна ваша помощь.
–  Скажи, что делать, мы готовы помочь тебе.
–  Соберитесь на нашем месте, как обычно. 
– Я понял, Бага. 
Как договорились, в подъезде пятиэтажного дома, собрались друзья Баги:   Хасик, Гусь, Суслик, Мусик, Рафик.
 – Ребята, послезавтра в спортивном комплексе города состоятся отборочные схватки в сборную Дагестана по вольной борьбе. Мне опять придется провести встречу на ковре с Горцем.
– Ну и что?  Бага, ты же не слабее Горца. И на ковре это докажешь, – усмехнулся Рафик.
– Рафик, на ковре может всякое случиться, – вмешался в разговор Суслик.
– Пускай это «всякое» случится с Горцем, – добавил Рафик.
– Вот поэтому, чтобы это «всякое» случилось с Горцем, мы и поговорим  сейчас.
– Мусик, ты – единственный из нас, способный организовать это «всякое».  Ты – самый смелый, самый конкретный пацан. Выручай, пожалуйста, нашего брата, чтобы он стал чемпионом СССР, –  попросил Хасик
– Я готов это сделать, а что я должен делать конкретно, – Мусик посмотрел вопросительно на Хасика.
– По-моему, ты уже спасал нас всех  от мордобоя  Кувалды. 
– Ты предлагаешь заточкой проколоть?
– Вот именно. 
– А если его просто закрыть в раздевалке? – Мусик попытался отвести давление от себя.
– Этот вариант самый лучший, Мусик. Ты – умница. Мыслишь хорошо, но у этого варианта есть одна отрицательная сторона: когда Горец пойдет, в раздевалку,  его будут охранять его бритоголовые чернорубашечники.
– А если их вызвать куда-нибудь? А  когда они уйдут, закрыть его в раздевалке? – Мусику явно не хотелось причинить Мансуру увечье. 
– Можно, Мусик, но они так не сделают. Один уйдет узнать, кто их вызывает, а двое останутся охранять Горца, –  Хасик старался закрыть все ходы Мусику, оставив один-единственный выход: нанести удар заточкой в грудную клетку Горца.
Бага молчал, целиком доверяя своим «братьям»: «Для меня самой  идеальной операцией является удар с заточкой. После такого удара противник будет задыхаться и на ковре не сможет оказать сопротивление. Окружающие могут не понять  причину тяжелого состояния борца.  Если ему не будет хватать дыхание, он проиграет схватку». 
– Ну, Мусик, ты готов выручить нашего брата Багу? – не отступал Хасик.
– Если других вариантов нет, тогда готов, – с неохотой согласился Мусик.
– Операцию, Мусик, надо совершить совершенно незаметно. Тебе надо поджидать Горца у центрального входа.  Когда он в давке, как обычно у нас бывает, будет проходить, можешь незаметно подойти к нему и проколоть бок заточкой. Не бойся, наши ребята заранее устроят давку для того, чтобы «автограф попросить». После прокола ты можешь тут же раствориться в толпе людей. И никто тебя не заподозрит,  – описал ход операции Хасик.
Хотя Мусик был взволнован хвалебными эпитетами Хасика и согласился совершить подлость против Горца, на его душе было тяжело: «Я же не забыл, как Горец спас меня от рыжего Кувалды на берегу моря. Если бы не он, Кувалда  сделал бы меня инвалидом с обезображенным лицом. Он тогда крикнул: «Не надо! Ты его убьешь!». Он насильно оторвал от меня Кувалду. Получается, что теперь я должен своего спасителя искалечить.
Это же не хорошо.  Да, нехорошо. Но как я могу отказать «братьям». Если откажусь, то они назовут меня трусом и изгонят из «братства» и я потеряю авторитет среди пацанов. Пока я в братстве, никто из горожан не сможет оскорбить меня. 
Но как ответит чемпиону Дагестана  злом за добро, которое он мне сделал? Мне же не хочется этого делать…
А как же выйти из этого тяжелого положения? Как не предать своих «братьев» и не совершить поступок против своей совести? А вот как! – обрадовался Мусик. – Надо  предупредить Горца, чтобы он не проходил через парадный вход. Пусть идёт через служебный ход. Он – чемпион. Его могут пропустить.  Тогда совесть моя будет чиста. Значит, выполняя поручение друзей, я жду Горца у центрального входа, а он, будучи осторожным, проходит через служебный вход, будто бы из-за того, что не хочет встречаться с журналистами».   
Когда Мансур возвращался с занятий, Мусик тихо, как кошка, подошел к чемпиону.
– Это ты, Мусик? – тревожно посмотрел Мансур вокруг, чтобы увидеть других членов «братства» Баги.
– Не шуми, Горец, и выслушай меня, – оглядываясь вокруг с опаской, обратился Мусик к нему, – я прошу тебя спасти меня от своей совести.
– Как я могу тебя спасти от твоей же совести? – удивленно посмотрел Мансур на Мусика.
– Очень просто, Горец. Завтра на соревнования в спорткомплекс через парадный вход не проходи. Я хочу вернуть тебе мой долг. Ты меня от Кувалды спас.
– Через какие же двери проходить, не подскажешь мне?
– Через служебный вход проходи. Ты – чемпион, тебя через любой вход пропустят.   
– Это почему, Мусик, мне нельзя через центральный вход проходить?
– Я же сказал, чтобы спасти меня от совести.
– Хорошо, договорились.
В это время Дауд догнал Мансура.
– Что это шайтан хотел от тебя? – Дауд вопросительно посмотрел на Мансура.
Мусик, как тень, на перекрестке улиц исчез, растворившись в потоке прохожих. 
– Ты на мой вопрос не ответил, Мансур – Дауд вновь посмотрел на друга.
– Он попросил спасти его от его же совести.
– А разве у него совесть есть?
– Оказывается, есть, Дауд.
– И как же собираешься спасти его?
– Завтра на соревнования в спорткомплекс, как он попросил, я не пройду через парадный вход.
– А что, решил он решил отправить тебя через окна? 
– Нет, Лобачевский, он попросил пойти через служебный вход. 
– И ты веришь ему? Наверное, эти подлецы замышляют против тебя опять какую-нибудь подлость? А почему же  Мусик предупредил тебя?
– Он решил оплатить долг за то, что я, как он сказал, «спас его от Кувалды».
– Это он так сказал? – вмешался Али.
– Да, он сказал, что в тот раз я не дал Кувалде искалечить его.
–  Кто же тебя ждет на этот раз в проходе? Может быть, работники милиции?
– А кто еще может быть. Знакомая сцена: случайная драка. Задержка. Доставка милиции. Объяснительная… – начал излагать Дауд свои предположения.
Не оповещая Багаму, зам. начальника горотдела милиции Мурад, задетый вмешательством ректора университета, решил самостоятельно устранить Мансура  с ковра.  Он вызвал к себе в кабинет молодого оперативника Салиха:
– Лейтенант, есть одно общественное поручение, – улыбнулся Мурад.
– Товарищ майор, я очень не люблю общественные поручения. Из-за этого меня еще в школе из комсомола исключили.
– Ты об этом факте, Салих, в анкете не написал?
– Как не написал? Даже жирным шрифтом подчеркнул: "За невыполнение комсомольского поручения: узнать и доложить на комсомольском собрании о том, кто в туалете курит, меня исключили. Я отказался быть стукачом». Вот так.   
– Ну, хорошо. Есть оперативное поручение.
– Слушаю Вас, товарищ майор.
– Надо задержать за «употребление наркотиков» Мачалаева Мансура. Завтра же у входа в спорткомплекс.
– А факты есть, товарищ майор?
– Подкинь ему в карман вот эту пилюлю и при свидетелях задержи. Смотри, свидетелей заранее подготовь из своих осведомителей.
– Товарищ майор, но это не украшает работника милиции.
– А ты не хочешь получить лишнюю звезду, которая украсит твои погоны?
– Хочу, товарищ майор, но хочу честно заслужить.
– «Честно заслужить» – это понятие, лейтенант, относительное. Учись подавать начальству больше материалов  с  «раскрытыми преступлениями». 
– Слушаюсь, товарищ майор.
– Вот фотография этого чемпиона, правда, здесь он в борцовке, – Мурад протянул лейтенанту газету «Дагестанская правда».
Сторонники Мансура не подозревали, что существуют препятствия на пути Мансура к отборочным соревнованиям. Хотя Мусик предупредил Мансура, его друзья к предупреждению недруга отнеслись подозрительно. 
Мансур поверил Мусику и решил пройти в спорткомплекс со служебного входа.
– Мне кажется, Мансур, нельзя верить Мусику. Раз ты решил пройти через служебный вход, то тогда с тобой пойдут Магомед-Расул и Абакар Алиевич, а я и  Али пройдем через парадный вход,  разведаем обстановку.
– Смотри, Дауд, чтобы тебя не перепутали с Мансуром и удар, назначенный ему, как бы тебе не нанесли, – предупредил Магомед-Расул.
– Мусик-то Дауда хорошо знает.
– Мусику разве можно верить? 
 – Посмотрим.
В спорткомплекс Мансур зашел через служебный вход в сопровождении своего тренера.
Перед началом соревнований Хасик, контролировавший Мусика, сообщил:
– Бага, что-то опять этот Горец темнит.
– Как это темнит? – Бага раздраженно посмотрел на Хасика.
– Видимо, решил опоздать, до сих пор он не пришел. Мусик волнуется, ждет у входа, говорит: «Не появился».
– Наверное, его тренер что-то заподозрил. 
– Ты думаешь, что он догадался?
– Во всяком случае, можно предположить.
– Он через Мусика сможет незаметно пройти. Мусик его хорошо знает.
– Боюсь, Хасик, если его тренер что-то заподозрить, он проведет Горца через другие входы. 
В это время в зале прошел слух, что у входа в спорткомплекс чемпиона Дагестана Мачалаева милиция задержала за употребление наркотиков.
Суслик, улыбаясь, подошел к Багаме:
– Поздравляю, ты уже в сборной Дагестана!
– Не спеши, Суслик, еще неизвестно,  кого задержали. Горец – не дурак, чтобы с анашой в кармане приходить на соревнования, – проговорил Рафик.
– Чтобы снять страх и стресс перед ответственными соревнованиями, он может её употребить, – вмешался Хасик.
– Во всяком случае, пока в зале Горца не видно, – подтвердил слух Суслик.
Когда Дауд и Али подошли к спорткомплексу, их около входа задержал молодой лейтенант.
– Молодые люди, ваши билеты.
– Вот.
– А теперь документы?
– А почему других не проверяете? – рассердился Али.
– Пока вас проверяю. А потом и других.
Дауд вытащил студенческий билет Мансура и протянул милиционеру.
Милиционер, прочитав записи в студенческом билете, повернулся к проходящим людям:
– Понятые, подойдите, пожалуйста, сюда.
В это время Дауд повернулся в сторону, откуда шли двое молодых людей – понятых. Воспользовавшись этим мгновением, милиционер успел закинуть пилюлю в карман куртки Дауда.
Когда понятые подошли поближе и зеваки обступили Дауда, милиционер предложил ему:
– Выверните ваши карманы!
Дауд вывернул карманы и из его кармана выпала пилюля.
Милиционер быстро поднял и, держа двумя пальцами, продемонстрировал понятым:
– Видите, эта пилюля содержит наркотические средства.
– Видим, товарищ лейтенант.
– Теперь ты, давай, выворачивай карманы куртки, – обратился к Али лейтенант.
– У меня их нет, – ответил Али
– Проверьте, пожалуйста, – лейтенант предложил понятым проверить карманы Али.
– Карманы куртки у него зашиты, товарищ лейтенант.
– Мачалаев, следуйте за мной, в отделение.
Дауда увели в отделение милиции. За ним пошел и Али.
– Товарищ майор, Ваше поручение я выполнил: Мачалаев доставлен в отделение. Понятые написали свидетельские показания. Задержанному предъявили обвинение: употребление наркотических средств.
– У задержанного взяли объяснительную записку?
– Он отказывается от объяснительной.
– Задержи его на сутки. Потом сам её напишет. Ты – молодец, Салих. Помог нашему начальнику. О твоей успешной операции я доложу начальнику, – Мурад с радостной вестью направился к начальнику милиции
– Муслим Багамаевич, мы задержали Мачалаева за употребление наркотических средств перед соревнованием.
– Доказательства есть?
– В кармане Мачалаева обнаружили пилюлю наркотического характера. Изъяли при понятых. 
– Мурад, спасибо за то, что помогаешь Баге, но прошу тебя,  не перепутай ничего. Дело надо грамотно оформить и передать суду.
– Не беспокойтесь, Муслим Багамаевич, все будет нормально. 
А в спорткомплексе до начала соревнования оставалось около десяти минут. Багама и его команда с волнением ждали, чтобы быстрей прошли эти десять минут. Бага с волнением еще раз осмотрел зал и недалеко от себя заметил Мансура со своим тренером и Кувалдой. По его телу пробежал холодный ветерок. В голове пронеслись мысли: «Опять ускользнул этот Горец от наших капканов».
– Бага, ты посмотри, Горец появился, будто из-под земли вышел, – Хасик не мог поверить своим глазам. 
– С ним нет его тени – Дауда. Может,  перепутали опять что-то? – удивился Суслик.
Бага ничего не говоря, молчал. Он понял: ему дорогу в сборную команду Горец уже перекрыл.
– Опять с Даудом что-нибудь случилось, наверное, что-то ни его, ни Али не видно, – Мансур беспокойно оглянулся вокруг.
– Может быть, милиция их задержала, – высказал свое мнение Магомед-Расул. 
В это время к ним подошли двое ребят из интерната, посмотрели на Мансура удивленно.
– Что вы так подозрительно смотрите на меня?
– Думаем ты или не ты? Несколько минут назад здесь слух прошел: «Чемпиона Дагестана, Мачалаева Мансура,  милиция задержала из-за хранения и употребления наркотических веществ».   А ты здесь стоишь, как ни в чем не бывало, – сказал Рашид – однокашник по интернату.
– Опять, наверное, задержали Дауда. Когда его не увидел в зале, я сразу подумал об этом, – возмутился Мансур.
– Давай, Мансур, возьми себя в руки. И не забывай, что тебе предстоит провести схватку с неплохо подготовленным претендентом. Ну и что, отведут в отделение, и как в тот раз убедятся, что он не того взяли, отпустят. Дауд им не нужен. Им нужен был ты. И то до   начала соревнований. Считай и на этот раз им не повезло, – Абакар Алиевич решил успокоить Мансура.
– Действительно, Мансур, что ты волнуешься. Дауд знает, что делает. Твое дело выиграть схватку и попасть в сборную. Этим самим ты докажешь, что недаром Дауд пострадал, – Магомед-Расул поддержал тренера.
– Я должен был догадаться, когда он забирал мой студенческий билет, что так случится. Обидно, всегда Дауд страдает из-за меня.
– На то вы и друзья, – Абакар Алиевич похлопал борца по плечу.
В зале объявили о начале соревнований. Все сосредоточенно прислушались. 
И  судья-информатор объявил:
– На ковер вызываются борцы в полутяжелом весе… (информатор сделал паузу)  Мачалаев Мансур и Багамаев Багама.
Мансур быстро и легко вышел на ковер, постояв в углу, сделал несколько поскоков, разминок ног. На другом углу ковра Багама тоже делал разминки ног и настроил себя на схватку.
 – В красном трико – чемпион Дагестана Мачалаев Мансур!
Зал взорвался аплодисментами, а сторонники и болельщики Багамы начали свистеть, стучать.
Информатор задержал дыхание на несколько секунд, давая разрядиться залу:
– В синем трико, претендент на звание  чемпиона – Багамаев Багама!
Опять зал зашумел аплодисментами, но уже со стороны болельщиков Багамы,  а теперь болельщики Мансура начали свистеть и стучать.
 Начались схватки. Первая схватка прошла в пользу Мансура по очкам: Мансур прием за приемом обрушил на Багаму каскад. Багама, защищаясь, отступал и уходил от приемов.
Это не устраивало Абакара Алиевича.
– Мансур, что ты растягиваешь схватку? Ты не понимаешь, что тебе надо выиграть чисто и убедить зрителей и коллегию судей, что ты сильнее Багамы?
– Он же убегает, не борется, только защищается.
– А ты не давай ему убегать, возьми в клещи. 
– Я понял, Абакар Алиевич.
– Если понял, не давай ему по всему ковру бегать, возьми в клещи и бросай через себя на лопатки.
В начале второй схватки Мансур  резко взял Багаму в клещи и молниеносно кинул его через себя на ковер и прижал на лопатки. Судья не давал свистка, предоставляя Багаме возможность уйти от захвата, но Багама  не смог вырваться из цепких рук Мансура.
Прозвучал свисток судьи, борцы  поднялись.
Информатор объявил:
– Схватку чисто выиграл борец в красном трико!
В зале поднялся неописуемый  взрыв  аплодисментов. «Горец!», «Горец!» –  скандировали болельщики Мансура.  Почти несколько секунд они не давали объявить информатору следующую пару борцов.
Друзья подняли Мансура на руках и стали его подкидывать.
– Молодец, хорошо припечатал его на ковре. Считай себя с сегодняшнего дня членом сборной команды Дагестана. Перед тобой открыта дорога в большой спорт, на чемпионат СССР. Я знаю, ты и там ты выиграешь, – Абакар Алиевич от души радовался успеху своего ученика.
– Мужчина – ты, Мансур, вышвырнул сынка начальника ГОВД из сборной Дагестана. Хотя бы теперь поймет, что он – ничтожество. Если отец начальник городского отдела внутренних дел, он думал, что ему все дозволено, – выругался Магомед-Расул.
– Бага, я же тебя предупреждал, что его нельзя было пускать на соревнования. Он сильнее тебя во всех отношениях: и технически, и физически.
– Али Басирович, не знаю, сам ли  догадался или его тренер почувствовал угрозу, но он не прошёл через парадный вход. Мы для Горца приготовили «сюрприз», думая, что он пройдет через парадный вход, как и все другие участники.
– А откуда же он прошел?
– Думаю, через служебный вход.
А как понять тот слух в зале: «Мачалаева Мансура, чемпиона Дагестана,  милиция задержала за хранение и употребление наркотических веществ, как допинг»? 
–  Милиция перепутала Дауда с Горцем. Они похожи друг на друга, как близнецы.
– Ладно, Бага, не обращай внимания на неудачу, не переживай. В спорте всегда один выигрывает, другой проигрывает. Мой совет тебе: тренируйся, Бага, и тренируйся.
– Я понял, Али Басирович. 
– Ты – очень хороший борец, но техника подводит тебя. Как твой соперник, ты регулярно не тренируешься. Время покажет, ты, Бага,  ещё будешь тренироваться в сборной. Я поговорю с главным тренером сборной, чтобы тебя оставили как кандидата.
– На тренировки, Али Басирович, обязательно буду ходить, а что касается кандидата, я не люблю вторые роли.
– Ты пока подумай, нельзя рубить сгоряча. Я все равно по этому вопросу с главным поговорю. Он тоже – твой сторонник. Он очень хотел, чтобы ты остался в сборной по твоей весовой категории. Видишь ли, ректор университета перемешал все наши карты.   
– Бага, честно скажи, ты мог бы выиграть у него? – спросил Хасик.
– В данное время нет, Хасик. Он подготовлен лучше меня.
– Если серьезно будешь тренироваться, в следующий раз выиграешь?
– Этот Горец, Хасик, на ковре совершенно другим человеком становится. Он наглее меня на ковре и увереннее. В драке, Хасик, я смогу одолеть его, но на ковре – нет.
– Значит, он честно занял первое место в вашей весовой категории.
– Я ничего не говорю, Хасик. Он действительно выиграл схватку.
– Слушай Бага, как он догадался пройти через служебный ход, а своих товарищей послать через парадный.
– Инстинкт самосохранения сработался, наверное, Хасик.
– Видимо, Бага, он догадался, что как в тот раз милиция попытается задержать его. 
– Так и есть, Хасик. 
– Нам, Бага, этого горного козла надо искалечить, чтобы он не мог стоять на твоем пути.
– Да, ты покалечишь его. Он же без друзей никуда в город не выходит. 
– Все равно, Суслик, волк когда-нибудь попадается в капкан охотника, если на волка устроить охоту. Нам нужно следить за ним и устроить настоящую охоту, – предложил Гусь.
– Он всякий раз очень умно уходит от наших сетей, – мрачно прошептал Бага.
Пока команда Баги решала, как и где устроить засаду на Мансура, Мансуру   предстояло решить вопрос с задержкой Дауда.
Когда закончились соревнования, Мансур поспешил увидеть Дауда. Свидание с ним Абакару Алиевичу не разрешили.
На следующий день до суда Дауда отпустили.
– Что на этот раз случилось с тобой?   – побеспокоился Мансур.
– На этот раз не меня, а тебя задержали, товарищ Мачалаев. 
– Если меня, то это хорошо, но я не понял тебя.
– У меня в кармане оказался твой студенческий билет. Когда в  билете увидел твою фамилию, он незаметно подкинул в карман моей куртки какую-то пилюлю, а потом в присутствии понятых заставил вывернуть карманы и задержал, обвинив меня в употреблении наркотического вещества. Я был задержан как Мачалаев. Протокол составлен по данным студенческого билета. 
– Сегодня милиция будет знать все подробности соревнования через газеты и телевидение и поймет свою ошибку, – улыбнулся Абакар Алиевич.
– Протокол, кажется, передали в суд. 
– Так быстро? – Мансур удивленно посмотрел на Абакара Алиевича.
– Раз следователям все ясно, видимо, спешат исключить тебя из сборной команды, как спортсмена, употребляющего допинг. 
– Нам надо проконсультироваться у  заведующего кафедрой юридического факультета Магомед-Загидом Османовичем. Он из нашего района. Он очень порядочный человек. Всегда помогает землякам, попавшим в беду, – предложил Магомед-Расул.
– Эта идея хорошая. Он юридически грамотно подскажет, что делать и как вести себя на суде, – поддержал Абакар Алиевич и отправился к заведующему кафедрой.
– Ты говоришь, задержали Алиева, а протокол составили на Мачалаева – чемпиона Дагестана по вольной борьбе? – удивился Магомед-Загид Османович, выслушав странную историю.
– Да. 
– Это зачем нужно было милиции?
– Соперником Мачалаева является сын начальника городского отделения милиции. По-видимому, работники милиции решили помочь сыну своего начальника.
– Без таких мер у них не было возможности помочь отпрыску начальника? 
– Видимо, нет. 
– Теперь мотивация задержки ясна.
– Но задержали Алиева, друга Мачалаева – студента математического факультета.
– Почему он показал студенческий билет Мачалаева?
– Чтобы, спасти Мачалаева, он вызвал «огонь на себя».
– Следовательно, Алиев решил запутать карты работников милиции. 
– Это уже второй раз. Перед чемпионатом Дагестана тоже работники милиции спровоцировали драку и задержали Алиева, думая, что он – Мачалаев.
– Что, они так похожи?
– Как близнецы. 
– Мотивация поступка ясна. Задержанный дал следователю объяснительную?
– Он от объяснений отказался.
– Это интересный прецедент в юриспруденции. Ты приведи этих ребят ко мне, надо мне самому с ними поговорить.
Магомед-Расул. Дауд и Мансур зашли в кабинет. Дауд подробно рассказал, как его задержали. 
– Это дело нельзя доводить до суда. А если дойдёт, предварительно обсудите,  кому какую роль сыграть. 
– Вы же, Мансур, вчера выступали на ковре? И, кажется, победили.
– Да.
– Вечером по ТВ фрагменты соревнования показывали?
– Да.
– Значит,  в это же время милиция Вас задержать и отвести в отделение, никак не могла.  Таким образом, Вам остаётся   обезоружить ваших противников прямо в зале суда, на виду у всех, – улыбнулся Магомед-Загид Османович.
Он доступно объяснил Мансуру, когда и как выступить, а Дауду подсказал, как отвечать и как вести себя на заседании.
В следующий день состоялось заседание суда. От обвинения вызвали свидетелей – двух понятых. Они подтвердили предварительные свои показания.
– Вопросы к свидетелю обвинения  есть? – спросил судья.
– Вы как оказались на месте задержания обвиняемого?
– Нас позвали, как понятых.
– Значит, Вас заранее предупредили, чтобы  Вы стали свидетелями?
– Протестую! – возразил гособвинитель.
– Протест отклонен, отвечайте.
– Мы же сказали, что нас попросили об этом.  Выслушав обвинительную сторону, адвокат посмотрел вокруг:
– Больше вопросов нет, Ваша честь.  Я прошу, в зал суда пригласить Али, как свидетеля от защиты.
Али подошёл к трибуне.
– Да, Ваша честь, я подтверждаю факт, что работник милиции подсунул в карман обвиняемому пилюлю. Я это видел своими глазами, но не догадался, что это может быть наркотическое средство.
– Вопросы к свидетелю защиты есть? – обратился судья к обвинителю.
– Есть. Почему не Вам, а именно ему подсунули пилюлю?
– Потому, что моя тетя оказалась умной женщиной. Она мне сказала, что в карман соседского мальчика подкинули наркотические вещества и его забрали в милицию. Она зашила карманы моей куртки.
Сидящие в зале громко засмеялись.
Судья, призывая зал к порядку, стукнул деревянным молотком по подставке.
– Садитесь. Обвиняемый Мачалаев Мансур, Вы признаете свою вину?
– Нет, Ваша честь! – из зала крикнул Мансур и вышел вперед, а Дауд даже не встал.
– Вы кто такой? Почему нарушаете судебный порядок?
– Ваша честь! Вы задали вопрос мне, я и ответил.
– Я вопрос задавал обвиняемому Мачалаеву Мансуру. Встаньте обвиняемый, – судья посмотрел на Дауда.
– Ваша честь, я – не Мачалаев Мансур, поэтому и не встал.
– Я и есть Мачалаев Мансур. Вот мой паспорт, – Мансур положил перед судьей свой документ.
Судья посмотрел на паспорт и вернул Мансуру.
– А Вы кто такой? – обратился он к Дауду.
– Я – Алиев Дауд – студент математического факультета ДГУ. Вот мой паспорт и студенческий билет.
В зале поднялся смех и шум. Одни присутствующие стали протестовать против ведения заседания суда, другие стали  громко возмущаться, обвиняя милицию.
Судья посмотрел на гособвинителя, тот ничего не понимая, удивленно смотрел то на Дауда, то на Мансура.
– Суд удаляется на совещание, – объявил судья.
В зале поднялся галдеж. 
Через несколько минут с гособвинителем и адвокатом вернулся судья.
– Встать, суд идет!
Все в зале встали, судья предложил сесть и объявил:
– Суд приносит свои извинения перед Алиевым Даудом.
***
У Назира в десятом выпускном классе положение осложнилось. Учитель математики предупредил его, что у него будет годовая «двойка». Назир решил попросить содействия у брата.
– Мансур, Назим Мазаевич  предупредил меня, что  у меня по математике будет «двойка». Для него кроме математики другая наука не существует. Он говорит: «Назир, ты с математикой не дружишь». Как я могу дружить, если я эту математику ненавижу и самого учителя тоже. И в селении тоже так было у меня. Я ненавидел Али Маллаевича с его математикой. Он тоже каждый раз ставил «двойки», но он в конце года ставил тройки и говорил: «Я не хочу загубить будущего писателя Дагестана». А этот  сумасшедший обещал поставить и годовую «двойку». 
– Что-то, брат, ты агрессивно настроен против математики. Без математики в университет не поступишь.  Занимайся усиленно математикой и с учителями математики. Чтобы победить противника, надо его хорошо знать.
– Если бы я мог хорошо заниматься, то не пришел бы просить твоей помощи. Уже и поздно полюбить эту чёртову математику. После окончания десятого класса она мне не нужна. Я поступаю на литературный факультет, а там математика не нужна.
– Как я могу помочь тебе, Назир? Я же не могу за тебя пойти и сдать экзамен по математике?
– Я же, брат, не прошу за меня экзамен сдавать. Насчет экзаменов по математике я договорился с ребятами. Мне нужно, чтобы этот помешанный, годовую двойку не поставил. Ты же можешь попросить его. Ты –  же чемпион Дагестана, свой человек в интернате. 
– Хорошо,  Назир. Дауд являлся любимчиком у Назима Мазаевича. Попрошу Лобачевского, чтобы он тебе помог.
– Слушай, Лобачевский, ты выручил меня. Спасибо. Пожалуйста, выручай теперь младшего Мачалаева.
– У него тоже проблемы с милицией? 
– Наоборот, у него проблемы Назимом Мазаевичем.
– Разве с Мазаевичем у Назира могут быть проблемы? Мазаевич же – прекрасный человек и  талантливый учитель по математике.
– В том-то и дело, что этот талантливый учитель хочет загубить будущего талантливого поэта, – улыбнулся Мансур.
– Что, Назир, плохи у тебя дела с математикой?
– Да, Дауд. Он обещал годовую   двойку, и оставить меня ещё один год в десятом классе. 
– Видишь ли, Назир, он очень любит свой предмет. Всегда старается помочь  ученику, желающему заниматься математикой…
– Вот-вот, Дауд, желающему! Я-то не желаю. После десятого класса математика мне не нужна. Зачем заставлять ученика заниматься тем, чем он не хочет. Это же бесполезно. Сколько бы он мне двойки ни ставил, все равно я не полюблю математику. Вместо этого лучше дали бы возможность заниматься литературой, скажем, тем, чем я хочу. Мне, например, за целый день не удаётся решить один простой пример. А читать художественные книги я могу неделями. 
– Значит, Назир, ты окончательно решил, что не справишься с математикой?
 – Да, не справлюсь.
– Ладно, Назир, я поеду с тобой, в интернат, попрошу Назима Мазаевича смилостивиться. 
– Если с тобой приедет и мой брат, может это поможет. 
– Ты слышал, Мансур, твой брат хочет, чтобы к Назиму Мазаевичу делегация ходоков отправилась.
– Хорошо, Лобачевский, поедем и попросим его, может, он даст возможность сдать экзамен.
– А ты думаешь, что экзамены сможешь сдать?
–  Ребята помогут мне.
Мансура и Дауда в интернате встретили радушно.  Пока Назим Мазаевич был на уроке, Али Кадиевич, директор интерната, пригласил к себе в кабинет.
– Теперь готовишься на чемпионат СССР?
– Да, Али Кадиевич. Мы, члены сборной команды Дагестана по вольной борьбе, сейчас на сборах.
– Удачи тебе, Мансур, и на чемпионате СССР. Может, и там станешь чемпионом и обрадуешь нас.
– Постараюсь, Али Кадиевич.
– Я знаю, у тебя получится. В этом и тренер твой уверен. Он мне по секрету сказал… – Али Кадиевич не успел что-либо сказать: зазвенел звонок.
– За прием спасибо, Али Кадиевич, мы, наверное, пойдем, если Вы разрешите, – сказал Мансур, собираясь вставать.
– Пожалуйста, пожалуйста. А у тебя, Лобачевский, как там, в университете, дела? Сумеешь, сдержать нашу марку лучшего математика?
– Пока ничего, все идёт нормально, – скромно ответил Дауд.
– Как это ничего, он – стипендиат Ленинской стипендии. Лучший студент университета, – добавил Мансур
– Молодец, Лобачевский. Мы не сомневались, что ты станешь лучшим математиком и в университете, – обрадовался Али Кадиевич успехам своих учеников. 
Назим Мазаевич вышел с урока. 
– Лобачевский! Решил повторно поступить в интернат? Да ты еще в сопровождении самого чемпиона Дагестана? – учитель математики оживленно встретил ребят. После встречных эмоций, Назим Мазаевич спросил:
– Вы ко мне? 
– Да, лично к Вам и с большой просьбой.
– С какой же это просьбой? – улыбнулся Назим Мазаевич.
 Они отошли в дальний угол коридора, подальше от шума детей.
– Я слушаю вас, Лобачевский.
– Назим Мазаевич, у нас к Вам большая просьба, если можно дайте, пожалуйста, возможность Назиру Мачалаеву, младшему брату Мансура, сдать экзамены.
– Лобачевский, я и так не собирался портить аттестат пацану. К тому же учитель русского языка и литературы хвалит его. Я поставлю ему  годовую тройку. Пусть он немного серьезно отнесется к математике.  Предупреди его,  чтобы он за оставшееся время исправил оценки.
– Он уже обещал заниматься усиленно и исправить, – только успел сказать Дауд, как зазвенел звонок на урок.
– Вы извините, у меня урок, – Назим Мазаевич поспешил на урок. 
– Дауд, неужели, он согласился? – взволновался Назир.
– Я же, Назир, тебе сказал, что он – очень хороший учитель.
– Я тоже не говорил, что он – плохой учитель. Но я не люблю  математику.
– Но на этот раз, любишь или не любишь, Назир, надо серьезно взяться за математику и исправить двойки, если хочешь окончить десять классов.
– Хорошо, я обещаю исправить, в этом  ребята помогут мне. 
– Назир, самому надо взяться серьезно.
–  Мне бы закончить десять классов, после этого я ближе к математике и не подойду.   
Дауд и Мансур уехали, а Назир при помощи одноклассников начал готовиться по математике.  Дни шли. Время приближалось к экзаменам. Назим Мазаевич сдержал свое обещание:  «вытянул» Назира и вывел годовую тройку. 
Первые экзамены Назир сдал на «четверку» и на «пять». Письменную работу по математике на удивление Назима Мазаевича Назир написал на «четыре».
Назир расстался с интернатом. Получив аттестат  с одной тройкой  и удостоверение первого разряда по вольной борьбе. Выпускник вернулся домой на летние каникулы.
– Сынок, я так надеялась, что ты  приедешь вместе с братом. Почему Мансур не приехал с тобой? 
– Мама, он же – чемпион Дагестана. Сейчас он на сборах. Команду готовят на всесоюзный чемпионат.
– Лучше бы, сынок он не был  чемпионом.
– Ты что, мама, все родственники, односельчане, даже весь наш район гордится, что Мансур стал чемпионом Дагестана, а ты сожалеешь.
– Да, сынок, сожалею. Когда он не был чемпионом, я часто видела его. Я нужна была ему.
 – Ну, мама, он стал взрослым. В данное время за него болеет и беспокоится весь Дагестан.
– А я разве меньше беспокоюсь. Ты знаешь, сынок, как мне не нравятся слова  «бороться», «драться». Они меня пугают, Назир.
– Мама, ты что? Наоборот, ты должна гордиться, что твой сын сильнее всех в Дагестане, а теперь хочет доказать, что в СССР он сильнее всех.
–  Зачем это доказывать? Для меня он и так сильнее всех, красивее всех, смелее всех. Я же, сынок, послала его учиться, а не драться.
– Ладно, мама, через месяц вернется Мансур, и ты ему самому расскажешь, как ты переживаешь. 
– Еще месяц мне придётся ждать?
– Да, мама, через месяц закончится чемпионат СССР, и он домой может вернуться чемпионом страны. Ты понимаешь, мама, как это здорово, если твой сын, Мансур, станет чемпионом СССР!
Сердце матери переживало за сына: «Вдруг его там сильно изобьют или нанесут увечья. Когда мужчины дерутся, они забывают о жалости, стараются, сделать друг другу больнее и победить.  Если даже Мансур станет чемпионом, он же при этом причинит боль другому, такому же молодому человеку, как и он. Это же не только боль, но позор для другой, такой же, как и я, матери. Плохо, что мой Мансур стремится, что бы во что ни стало победить. Плохо и то, что я не могу отговорить сына от такого стремления…» 
В следующий день, утром, Назир и Джабай, позавтракав, пошли с  сельскими ребятами купаться на речку.
Погода была солнечная. Июньское солнце грело землю, отдавая поровну свое тепло травам, цветам, деревьям и даже скальным камням. А дети, искупавшись под водопадом, бегали по поляне, боролись под солнцем и время от времени  прыгали в речку. 
Назир показал Джабаю приемы борьбы. Дети, ровесники Джабая, плотным кольцом окружили Назира и Джабая и с   интересом смотрели на то, как борются братья.
Когда Джабай устал, к Назиру подошел сын соседа, Сабир, и попросил:
– Назир, покажи, пожалуйста, мне тоже этот приём.
– Хорошо, дружок, – Назир показал и ему несколько приемов.
– И мне тоже, – попросил Салам.
Так почти до обеда Назиру пришлось то одному, то другому мальчишке  показывать разные приемы борьбы. Так продолжалось два дня. 
На третий день Вазир, друг Назира, ученик профтехшколы, предложил:
– Назир, давай, организуем секцию по вольной борьбе для школьников.
– Где их тренировать?
– На этой поляне. Правда, надо сначала очистить её от камней. Ты будешь тренером.
– Я буду тренером? Это, конечно,   приятно. Но я – только перворазрядник по вольной борьбе.
– Слушай, это уже хорошо. В нашей школе учитель физкультуры не имеет никакого разряда.
–  Действительно, надо организовать  секцию по вольной борьбе. Ты поможешь мне?
– Какой разговор, сегодня же начнем очищать территорию «спортплощадки»  от посторонних предметов.
– Вазир подошел к играющим детям:
– Ребята, с сегодняшнего дня на этой поляне будут проходить тренировки по вольной борьбе. Тренером будет Назир, перворазрядник по вольной борьбе. Кто хочет заниматься в спортивной секции по вольной борьбе, может записаться. А сегодня всем будущим борцам и их болельщикам, надо будет поработать, чтобы очистить поляну от камней и твердых предметов.
– Ур-ра! – мальчишки бросились очищать поляну и до обеда очистили лужайку от камней, веток и от разного мусора. 
– Хорошо бы поискать дома старые одеяла или матрасы, – предложил Вазир.
– Это хорошее предложение. Но старые матрацы и одеяла должны быть чистыми. 
– Правильно, мы можем их почистить – речка рядом. 
 – Все так думают? – спросил Назир.
– Да!  – за всех ответил Джабай.
Одни ребята притащили старые матрасы, другие – изношенные паласы, некоторые – старые ватные одеяла. Под руководством Назира организовали «большую чистку»,  почистили и обновили всё, что можно. Вскоре на зеленой лужайке рядом с водопадом, появился «борцовский ковер». Мальчишки разбили всю команду на две группы: младшую и старшую. С младшей группой Назир и Вазир занимались до обеда, а старшей группой – после обеда. Постепенно начали появляться и зрители – босоногие малыши. Каждый из них спешил занять место поближе к «ковру». Постепенно болельщики начали группироваться и болеть за определенного спортсмена. Это деление на своих и противников начало формироваться по родству, соседству и по верхней и нижней части аула.
На необычную тишину в ауле в то время года, когда все дети свободны от школьных занятий, первым обратил внимание председатель сельского совета Сурхай. В один день он спросил своего исполнителя:
– Исмаил, где это наши дети пропадают. Что-то в последнее время в селении их не видно. Нигде не слышны детские голоса.  Да и никто в последние две недели не приходил жаловаться на нарушителей общественного порядка.
– Дети, уважаемый Сурхай, с утра до вечера уходят на поляну, что вблизи водопада. Там, говорят, Назир готовит свою команду борцов. Все дети, даже те, которые еще вчера лежали в люльке, ходят туда.
– Почему ты меня не предупредил об этом? – слегка возмутился Сурхай.
–  Я подумал, что незачем тебя беспокоить: в селении спокойно, дети не нарушают общественный порядок. А мне не приходится вызывать родителей в контору и нет необходимости штрафовать их.
– А если там ребята занимаются противоправными занятиями? 
– Об этом я не подумал, – Исмаилу стало неудобно из-за своей неосмотрительности.
– Когда они собираются там? 
–  Они после завтрака уходят к речке.
–  Когда же они возвращаются в селение?
– К полуденному намазу.  Но долго не задерживаются дома. Через час-полтора обратно уходят.
– Они молятся что ли, приходят домой к полуденному намазу?
– Молятся или не молятся, я этого не знаю, уважаемый Сурхай, но обедать-то они должны.
– Да, обедать они должны. Хорошо, Исмаил, сегодня я сам пронаблюдаю за ними.
После разговора с Исмаилом, Сурхай пошел к парторгу.
– Багатыр, ты знаешь, чем занимаются наши ребята во время летних каникул?
–  Не знаю, Сурхай, я – не пионервожатый, а секретарь партийной организации села. Мне, кажется, чем занимаются дети во время каникул, должен знать сельсовет и директор школы.
– Сельсовет-то знает, а директор, не знаю, в курсе ли он, где пропадают его школьники целыми днями и чем занимаются.
– Если ты об этом знаешь, Сурхай,  почему же у меня ещё спрашиваешь?
–   Потому что, Багатыр, не знаешь, чем занимаются пионеры, будущий резерв коммунистической партии, юные ленинцы. Об этом ты, как секретарь партийной организации, должен знать.
– Причем тут парторг и пионеры?
– Притом, уважаемый наш секретарь, воспитанием будущего поколения, ленинцев, в селении должна заниматься наша родная партийная организация.
– Понял, теперь объясни, Сурхай, какими противоправными действиями занимаются будущее поколение аула. 
– Ребята целыми днями находятся за селом, около водопада и без контроля старших ответственных товарищей. И занимаются силовыми упражнениями, тренируются боевым искусством, создают команды «басмачей».
– Это же позор. Если в райкоме узнают об этом?
– Вот поэтому я и пришел тебя предупредить.
– Спасибо, Сурхай, что предупредил. Эти отряды надо будет немедленно расформировать и отправить ребят в летние пионерские лагеря. 
– Я сегодня же хочу проследить и подробно узнать, чем занимаются ребята.
– Это ты хорошо, что ты решил узнать  о них подробности. Может быть, кто-нибудь из старших своей невидимой рукой враждебно настраивает ребят против нашей идеологии. Ознакомься с этим делом, а потом соберем партийное собрание и поговорим… 
 Когда Сурхай вернулся с обеда, Исмаил доложил ситуацию:
– Ребята полчаса назад пришли домой. 
– Хорошо, Исмаил. Ты среди них Назира не видел?
–  Еще как видел, уважаемый Сурхай. Он же является главным организатором секций борьбы. Ребята всегда вокруг него собираются.
– Опять этот Назир! – воскликнул Сурхай, – Я думал, во время учебы в городе он остепенится, и не будет заниматься глупыми вещами.
– Какими вещами он там, около речки, занимается с ребятами, я не знаю, уважаемый Сурхай, но в селении стало спокойнее и тише. 
– Это временное затишье перед бурей, Исмаил.
– Какая еще буря?  Вы о чем?
– О том, Исмаил, что Назир со своими  басмачами начнёт нарушать покой односельчан.
В это время недалеко от годекана на улице появился Назир и к нему подошли некоторые ребята.
–  Назир, как говорится, легок на помине, вон и он, и ребята, которые собираются вокруг него. Скоро они пойдут к речке.
– Позови-ка Назира ко мне, – попросил Сурхай.
– Назир! – крикнул Исмаил.  – Тебя вызывают в сельсовет!
Назир быстро прибежал к ним.
– Я слушаю Вас, дядя Сурхай!
– Назир, скажи-ка мне, племянник,  можно ли нам узнать, чем вы занимаетесь там, около речки. 
– Пожалуйста, дядя Сурхай. Если хотите узнать, можете присутствовать во время тренировок и посмотреть на ребят, как они борются.
– А с кем они борются?
– Между собой, дядя Сурхай. Но это борьба тренировочная.
– Если я сейчас с вами пойду?
– Хорошо, дядя Сурхай, сейчас ребята после обеденного перерыва соберутся, и мы все вместе пойдем. 
«Значит, Исмаил прав. Они там тренируются и создают свои «боевые отряды», – подумал Сурхай, – вряд ли  сами, дети, догадались бы создавать такие отряды. Кто этот таинственный человек, который руководит ими?» 
Когда все ребята собрались, Назир позвал и Сурхая. Группа ребят вместе с ним пошла к водопаду.
Председатель сельсовета удивился увиденному. На берегу речки были настелены старые матрасы, старые одеяла, над ними – старые паласы. Взрослые ребята, раздетые до пояса, сидели по краям «ковра». Младшая группа ребят расселась на склоне над лужайкой.
«Видимо, это зрители, – подумал Сурхай, – они, как орлята, наблюдают за происходящим на «ковре». Среди зрителей «амфитеатра» Сурхай тоже занял почетное место. 
На «ковер» вышел Назир.   
– Ну что, пацаны, начнем?
– Начнем! – хором ответили ребята, оглушая шум водопада.
– На ковер вызываются: Али, с верхней части аула и Магомед, с нижней её части! – объявил Назир.
Один справа, другой слева ребята-подростки подошли к Назиру. Он предложил борцам пожать руки друг другу и отойти в разные стороны. Потом он дал свисток, показал рукой на середину ковра. Как только Назир отошел в сторону, ребята кинулись друг на друга, хватая за руки, за ноги. Зрители начали подбадривать борцов:
– Мага, дави его! – Это кричали болельщики из нижней части аула.
– Алишка! Бросай его на лопатки! – кричали болельщики верхней части аула.
Сурхай тоже вошел в азарт и начал кричать:
– Давай Али, возьми его за ноги! – Сурхай забыл, что он – председатель сельского совета всего аула и начал болеть за борца из верхней части аула. 
Борцы, одна пара за другой, выходили на «ковер», боролись страстно. Одни побеждали, другие проигрывали, но ребята, пожав друг другу руки, уходили с ковра без обиды и спора. Бои были учебно-тренировочные. Когда «свой» выигрывал, одна часть аула радовалась, болельщики другой, проигравшей части аула огорчалась. Малыши следили за борьбой и приемами старших ребят на ковре, чтобы завтра, когда настанет их очередь, повторить успехи победивших. Увлеченный происходящим, Сурхай забыл о времени. Когда Назир объявил перерыв и ребята пошли купаться под водопадом, он посмотрел на часы.
– Ты смотри, как незаметно прошло время, почти три часа, оказывается, я сидел здесь. Назир, ты – молодец, племянничек. Ты обрадовал меня. Учеба в городе тебе в пользу пошла, – Сурхай обратился к ребятам, – будьте здоровы ребята! Отдыхайте!
Сурхай тут же рассказал парторгу, как дети увлеченно, с пользой для здоровья,  на свежем воздухе проводят время.   Багатыр успокоился.
– Значит, никаких боевых отрядов наши ребята у водопада не создают?
– Они, Багатыр, учатся бороться, как учатся орлята летать. Их этому обучает Назир, выпускник интерната.
– Это же твой племянник.
– Да, Багатыр. Назир – мой племянник, – гордо ответил Сурхай.
– Это хорошо, что наши дети заняты   полезным делом, а то ты со своими эпитетами «отряды басмачей» напугал меня. 
– Меня тоже напугал Исмаил. Оказывается, ребята самостоятельно без помощи колхоза, районной организации, государственных органов, создали спортивный лагерь, где проводятся тренировки по вольной борьбе.
– Где они нашли такое место бороться? Как я знаю, около водопада одни камни.
– Лужайку, что на берегу речки, дети  очистили от камней, постелили на ней старые матрасы и ватные одеяла. Сделали что-то наподобие борцовского ковра.
– Одеяла откуда взяли?
– Каждый из них из дома принес. 
Через два дня после этого разговора парторг Багатыр и сельсовет Сурхай пошли вместе осматривать спортивный лагерь ребят. Они посидели с ребятами, «поболели» вместе за борцов, затею ребят одобрили, а организаторов похвалили.
 После их похвалы в свободные от полевых работ дни около водопада  стали появляться и взрослые на годекане начали хвалить Назира. Такое отношение взрослых к своим тренировкам, ребятам понравилось, это их воодушевляло.
Когда прошло около месяца после открытия «спортивного лагеря», в  газете «Илчи» вышла небольшая заметка, озаглавленная «Брат чемпиона тренирует». Учитель истории Мурад Ахмедович в ней рассказывал о лагере, организованном Мачалаевым Назиром. 
В один день, Саният пошла за водой. У родника она встретилась с Патимат,  женой Али Маллаевича.
– Саният,  ты уже читала, наверное, как о твоем Назире пишут в газете? 
– Мой Назир никому ничего плохого не сделал.   Он каждый день со своими сверстниками уходит к речке и никого из односельчан не беспокоит.
– Вот-вот, об этом и пишут.
– Он там что-нибудь натворил? 
– Пишут, что он тренирует ребят, помогает им расти хорошими спортсменами.
– Ой, соседка, как ты напугала меня. Я подумала, что опять со своими друзьями, как в детстве, начал шалить и тревожить односельчан.
– Нет, Саният, наоборот, его хвалят, пишут, что он додумался организовать спортивный лагерь, где ребята могут заниматься спортом. Пишут, что без помощи взрослых, сами ребята организовали место, где можно было бороться, при этом нашли для занятий старые матрасы, ватные одеяла и паласы.
– Это правда, соседка, два матраса и почти новый палас да еще ватное одеяло Назир из дома туда отнёс, – обрадовалась  Саният тому, что о сыне ничего плохого не пишут. 
Вечером, когда Назир вернулся домой, Саният радостно встретила его:
– Сынок, ты знаешь, что пишут в газете «Илчи» о тебе?
– Не знаю, мама, я эту газету не видел и ничего не читал.
– Тебя, сынок, там хвалят за то, что ты обучаешь детей бороться, создал   спортивный лагерь.
– Не я один создавал лагерь. Со мной работали Али, Магомед, Джабай, Вазир. Организовать спортивную площадку предложил Вазир.
– Но тренируешь ребят ты. Это хорошо, сынок, когда люди благодарят тебя, хвалят тебя.
– Что в этом хорошего, мама? Лучше бы помогли построить спортзал,  – вмешался в разговор Джабай.
–  Но, по-моему, доброе слово о тебе – это уже немало, – не согласилась Саният с мнением младшего сына Джабая.
«Интересно, Ася читала эту газету? Если читала, что подумала обо мне? Я ее не видел около трех дней. Завтра надо увидеть ее», – подумал Назир. Его мысли уносили его далеко. Он слышал разговор мамы и Джабая, но их слова не доходили до него. – «Три дня тому назад, когда случайно встретились, она спросила: «Вас с Вазиром не видно было несколько дней, куда-нибудь уезжали?» – «Нет. Мы за аулом, около водопада, ребят тренируем. Занимаемся спортом» – кажется, я так ответил ей. А она сказала: «Вам, мальчишкам, хорошо, целый день можете  играть на свежем воздухе и купаться под водопадом. А девочкам разрешается за водой ходить в день три-четыре раза и выполнять домашнюю работу». – Я сказал: "И вам хорошо, встречаетесь у родника и обсуждаете сельские новости».
– Назир, сынок,  что же ты не участвуешь в разговоре. Ты слушай, о чем и как рассуждает твой брат.
– Я и так знаю, мама, что наш Джабай – большой материалист, – ответил Назир,  улыбаясь.
– Как это понимать, сынок, материалист?
– Ну, мама, Джабай словесные благодарности не признает, ему подавай денежную премию или материальные ценности.
– Это ты, верно, заметил, сынок, – Саният улыбнулась и посмотрела на Назира.
Эта маленькая заметка в газете принесла Назиру добрую славу. Утром, когда он вышел на годекан, дедушка Муса сразу обратился к нему.
– Назир, подойди-ка, сынок, поближе. Ты, оказывается, в ауле делаешь добрые дела, учишь ребят тому, чему ты научился в городе. Это похвально, сынок. Это знак доброты человека, а добрый человек нигде не пропадет. 
В тот же день, когда Назир шел домой, встретилась Аза, возвращающаяся с родника.
– Назир, я очень обрадовалась, когда прочитала в газете о тебе. Вчера утром мама принесла газету и сказала: «Аза, доченька, на, прочитай газету, здесь о твоих школьных товарищах написано».  Теперь весь район знает о тебе и о твоем спортивном лагере. Поздравляю тебя. Как ты додумался организовать  «спортивный лагерь»?
– Это мне предложил Вазир. помогали и Алибулат, и Мага. Так что это  групповая идея.
– Но как бы там ни было, все хвалят тебя. Ты же – тренер.
– Да, я – тренер, – сказал гордо Назир, – но, мне кажется, что это немного не справедливо по отношению ребят. И честно говоря, мне от них неудобно,  будто я присваиваю себе общую идею.
– Назир, что-то ты лукавишь. Я же знаю, что тебе очень нравится, что именно одного тебя хвалят, ты гордишься, что тебя называют тренером. А что касается ребят, Назир, эту несправедливость твои друзья переживут, – улыбнулась Аза. 
«Не пойму я ее. Она дразнит, что ли меня? Откуда она знает, что мне нравится, а что нет», – думал Назир. – «Она с начальных классов всегда играла с ребятами футбол и никого не боялась. Конечно, ее всегда защищали старшие братья. А их у нее пятеро. Она гордилась ими. С коротко стриженными темными волосами, мы даже не замечали в ней девочку. Она, гоняясь по улицам, играла с нами в прятки.  Всегда в штанах, как мальчишка, она быстро включалась в наши игры. Она училась лучше всех одноклассников Мансура. Даже  мне помогала по математике. Я списывал решённые ею домашние задания. Все девчонки ей завидовали, а мальчики уважали». 
***
 Назиру предстояло сдавать вступительные экзамены в ДГУ.
– Вазир, мне уже надо поехать в Махачкалу. С завтрашнего дня придется прекратить тренировки.
– Зачем их прекращать? Пока ты сдашь экзамены, я буду их тренировать. Я тоже занимаюсь вольной борьбой и занял первое место среди учащихся профтехучилищ Дагестана.
– Значит ты, ты – чемпион среди учащихся профтехучилищ?
– Чемпион или не чемпион не знаю, но по моей весовой категории занял первое место и получил диплом первой степени.
– А что же ты до сих пор молчал?  А я думал, что наше  дело придется прервать.
– Ты не беспокойся, Назир, поезжай, сдавай свои экзамены спокойно.
– Только не забывайте по вечерам и перед грозой убирать матрацы и ватные одеяла, под скалистый навес.
– Ладно, не забудем.
Назир уехал в город. А ребята продолжили свои тренировки под руководством Вазира до конца летних каникул.
Около безымянной речки, рядом с небольшим красивым водопадом, дети набрались сил и умений.            
 Солнце, вода и воздух придали подросткам мужественный вид. 
***
С началом осени с горных вершин подул прохладной осенний ветер.  Он срывал со скирд охапки сена и гонял их по склонам, срывал с гумна пшеничные снопы и бросал их в ущелье. Он шумел в лесу, то как обиженный старик, то как смеющийся, проказливый ребенок. 
На склонах гор трава, высушенная солнцем и ветром, пожухла. Сжатые  поля и луга, что располагались за околицей    аула, сиротливо безмолвствовали. Не стало слышно ни пения птиц, ни гула насекомых.
В Чуглинской семилетней школе оживился многоголосый звон детворы.   
А Назиру без больших проблем удалось сдать вступительные экзамены в университет, на филологический факультет. Теперь он с нетерпением ждал возвращения Мансура с чемпионата СССР.
У Мансура первая схватка состоялась с очень настойчивым соперником из Осетии. Два тура он выиграл по очкам. В третьем – ему удалось провести прием вертушку, и осетинский борец оказался на лопатках. Это случилось так неожиданно, что даже организаторы чемпионата, считавшие осетинского борца основным претендентом на золото по этой весовой категории, растерянно оглянулись кругом. Честный выигрыш над таким сильным соперником заставил руководство по вольной борьбы СССР обратить внимание на еще неизвестного борца из Дагестана. После этой победы Мансур находился под пристальным вниманием руководителей сборной СССР. Во втором бою Мансур выиграл чисто и без особого труда. Последующие схватки тоже Мансуру удалось провести темпераментно,   под аплодисменты болельщиков. Ни одному сопернику он не дал выиграть более  одного очка. Схватки выиграл чисто.
Из дагестанских борцов в финал вышли в легком весе Алиев и среднетяжелом – Мансур.
Финальная схватка Мансура состоялась с Красноярским спортсменом.
– На ковер вызываются Яниев из города Красноярск и Мачалаев из Дагестана, – объявил информатор. Мансур вышел на ковер, как обычно, в красном трико. Болельщики начали скандировать: «Горец!», «Горец!» Их поддержали зрители, понимающие толк в вольной борьбе. Зрителям, следившим несколько дней за схватками на ковре, понравился дагестанский борец своей темпераментной борьбой.
– Ну, давай, Мансур, Бог тебе в помощь! Один шаг отделяет тебя от золотой медали. Не упусти этого шанса, Мансур, – прошептал Абакар Алиевич.
– Я все равно выиграю, – уверенно ответил Мансур. Он вышел на середину ковра и пожал руку противнику.
Судья на ковре дал свисток, и  схватка началась. Мансур атаковал Яниева, его противник уходил, защищаясь от приемов Мансура. Первая схватка завершилась, как игра «убегаю, догоняй».
– Мансур, твой противник решил уйти от чистого проигрыша. Его заботит проигрыш по очкам. Он чувствует, что у него шансов выиграть нет. Не давай ему уходить с ковра, – подсказал Абакар Алиевич, обливая Мансура водой.
Во втором туре зал вновь начал скандировать: «Горец!», «Горец!»   
Мансур подставил ногу. Нападая,  Яниев схватился за ногу своего противника. Этого и ожидал Мансур. Воспользовавшись мгновением, он поднял спортсмена и бросил его через себя  на лопатки и, не давая ему подняться, прижал на ковре.
Зал притих… Судья нагнулся, проверил насколько прижаты лопатки, поднял руку и дал свисток. Встав между борцами, взялся за руки, ожидая сообщение информатора.
– Борец в красном трико выиграл чисто схватку!
–  «Горец!», «Горец!» – зал  стал скандировать и бурно аплодировать.  Члены  команды Дагестана и друзья Мансура  подняли его на руки и стали подбрасывать, поздравляя с победой.
Это было второе золото дагестанской команды. Первое золото выиграл Алиев. Сборная Дагестана вернулась, завоевав две золотые и две бронзовые медали.
На железнодорожном вокзале их встретили друзья, родственники, спортивные чиновники республики. Среди встречающих был и Назир.
– Назир, дорогой брат, как ты сумел поступить в университет? Извини, что я  не смог тебе помочь.
–  Без проблем. Экзамены сдал хорошо и по конкурсу прошел. Я же тебе сказал, что у меня проблемы только с математикой, а математика там и не нужна была.
– Поздравляю тебя с поступлением! Я очень этому рад. 
– Я тебя тоже поздравляю с таким высоким званием «Чемпион СССР». Как это красиво и гордо звучит! Мой брат – чемпион СССР. Даже не верится. Это же   фантастика! Как рады будут наши родители. Особенно младший брат, наш Джабай.   
***
   Аза и Салихат работали медсестрами в Центральной районной больнице. Во время распределения они попросили комиссию, направить в один район, в одну больницу.
Они вместе  сняли квартиру и вместе стали жить и работать: Салихат  – медсестрой процедурного кабинета, а Аза – помощницей в операционном отделении. 
Накануне возвращения Мансура из Москвы, Салихат узнала от своего пациента, что районное руководство будет встречать чемпиона СССР.
– Аза, ты знаешь, что завтра приезжает твой «двоюродный брат»?
Аза удивленно посмотрела с немым вопросом: «Какой еще двоюродный брат?».
– Горец приезжает. Не помнишь, что ли?
 Салихат с удивлением посмотрела на Азу: «Неужели она уже влюбилась в зама главврача, сына первого секретаря райкома партии, который не даёт ей прохода,  добиваясь ее расположения. Он оказывает ей разные услуги. Все работники на каждом шагу утверждают, что он – будущий главврач Центральной районной больницы (ЦРБ)».
– Откуда ты знаешь, Саля? – изменилась в лице Аза.
– Работник райкома, который ходит на перевязки, сказал: «Руководство района готовится встречать чемпиона СССР.  В районе – завтра праздник. А мы, интересно, будем работать?
–  Завтра праздник, говоришь?
– Он сказал, что завтра.
– Ой, Саля, мне надо в парикмахерскую, прическу сделать. 
– Вряд ли у Горца будет время, забежать в больницу. Если руководство района будет его встречать, он там и   останется.
– Саля, ты не знаешь Мансура.  Он был таким необузданным в школе. Что задумает, то обязательно сделает. 
– Ну, а если ты уверенна, что он сможет зайти, то спеши. Уже шестнадцать часов, парикмахерская скоро закроется.
– Еще время есть, успею. Ты тоже собираешься в парикмахерскую?
– А мне зачем?
– А вдруг с Мансуром появится и Дауд.
– Вряд ли. Он и в медтехникум  заходил ради тебя, своей землячки.
– Это, Саля, был повод. Я же говорила, что к тебе он не равнодушен.
– Мне тоже показалось, но не более. Почти два месяца мы здесь, он и не появлялся.
– Как он мог появиться, если он был в Москве? Аза, скажи, пожалуйста, какие отношения у тебя с замом главврача?
–  Рабочие. Он всегда только меня просит во время операции завязать его халат на спине, вытирать пот со лба во время операции, подавать инструменты. Вот и все.
 – Старые работники говорят, что у него близкие отношения с главной операционной медсестрой.
– Я не интересовалась, какие у него  отношения с Майсарат, но он грубит ей. Но она очень дорожит его мнением.
– Еще бы, он же – сын первого секретаря райкома. Говорят, главврач без его согласия ни один вопрос не может решить. 
– И так видно же, Саля, что он – райкомовский.
– Смотри, подруга, чтобы этот сердцеед женщин тебе голову не вскружил.
– Ты что, Саля? Он для меня – ноль. С Мансуром я дружу с детства. Тетя Саният относилась ко мне очень ласково, как к своей дочери. Она говорила Мансуру: «Сынок, у тебя нет сестры. Береги Азу,  как свою родную сестру и не обижай ее».   Односельчане привыкли смотреть на нас,  как на брата и сестру, потому что я всегда бывала там, где Мансур.
– Твой отец ничего не говорил?
– Мой отец всегда смеялся и шутил: «Моя жена во время родов немного ошиблась. Она думала рожать сына, а получилась дочка». Когда мама просила надевать юбку, а я отказывалась. Отец поддерживал меня: «Оставь ее, я не могу представить Азу в юбке».
– Значит, у тебя с Мансуром братская дружба?
– Не знаю. С седьмого класса я стала немного стесняться его и не чувствую в нём брата. Я скучаю, когда его рядом нет,    живу надеждами, что он  будет искать со мной встречи. 
– Аза, он – чемпион СССР, ты понимаешь? У него будет много поклонниц.   Ты не боишься, что они могут увести его у тебя?
 – Нет.
– Он – знаменитость. Красивых девушек, желающих с ним познакомиться,  множество. 
– Такие мысли я отгоняю подальше от себя.   
– А если так случится, что у него появится другая избранница?
– Тогда, Саля, считай, что на свете Азы нет. 
– Извини, я не хотела тебя обидеть. Решила просто так испытать тебя, любишь ты его или нет. 
– Саля,  не шути на эту тему. Ладно?
***
После обеда, когда все собрались на экстренную операцию, Тавти  Бадавиевич остановил Азу и положил руку на её плечо Азы: «Азочка, пошли быстрее».
 Аза резко убрала его руку и дала пощечину при всех. 
– Ты что? Сумасшедшая? Ты знаешь, что я с тобой сделаю?! – хирург решил   вытолкнуть её из операционного блока.
Аза вывернулась и ударила его ногой в берцовую кость.   
– Ничего ты со мной не сделаешь.   Если ты ещё раз подойдёшь ко мне близко, я скажу моим друзьям. 
– Ты угрожаешь мне? Вон из операционной!
– Да, пошел ты, навозный жук, – Аза  хлопнула дверями и ушла в процедурный кабинет.
– Салихат, ты представляешь, Тавти, этот навозный жук, попытался обнять меня, а я дала ему по морде.
– Правильно сделала, – улыбнулась Салихат. 
Слух о том, как рыжая медсестра дала пощёчину сыну первого секретаря райкома, как пожар распространился по больнице.
Увидев смеющихся Азу и Салихат,  пожилая санитарка операционного блока,   Патимат, улыбнулась:
– Ты, доченька, – молодец, и впредь не позволяй обижать себя. 
В операционном блоке все присутствующие были потрясены случившимся.   
 Вали Халитович, пожилой хирург, шепнул молодому коллеге:
– Тавти Тайгибович, будь осторожнее, ее друзья – ребята опасные. Один из них, кажется, – чемпион СССР.
– А кто такой передо мной чемпион СССР? Я эту дуру выгоню с работы! 
– Мне, кажется, это меньше всего беспокоит ее.
– Вали Халитович, я таких много видел. Она на четвереньках приползет ко мне. Еще будет просить прощения.
– Может быть, сынок, много видел. Но Аза – не из робкого десятка. Я как старший  товарищ советую, не ходи по острию лезвия.
***
На следующий день главврач, узнав о конфликте медсестры и своего заместителя, «заболел» и опоздал на работу. Утреннюю пятиминутку проводил Тавти Тайгибович. Все ждали  увольнения рыжей медсестры, осмелившейся нанести пощечину сыну первого секретаря райкома. Но ожидание большинства работников не оправдалось. Зам главврача   ни слова не сказал о вчерашнем инциденте в операционном блоке.
 После пятиминутки к Азе подошла старшая операционная сестра Майсарат.
– Аза, ты не собираешься работать в операционном блоке?
–  Нет. Я попросила главную медсестру больницы, чтобы меня перевели палатной медсестрой.
– Аза, спасибо тебе, ты  и за меня   отомстила, – у Майсарат на глазах появились слезы.
– Я только за себя ответила. 
– Я знаю, Аза. Но это получилось за всех нас, оскорбленных. Ты при всех дала ему пощёчину. А мы, боясь увольнения, не решились потерять его расположения. 
– Мне, Майсарат, не нужно его покровительства. Если он не будет держаться подальше от меня, у него будут проблемы, несмотря на то, что он – сын первого секретаря райкома. Ты так передай ему. 
 – Аза, говорят, что чемпион СССР –  твой жених. Это правда?
– Нет, мы вместе выросли, вместе в одной школе учились. В училище, где я училась, все считали его моим братом. 
– Вот почему ты, оказывается, смелая… Я тебя очень прошу, не говори Мансуру о случившемся.
Как только медсестра операционного блока ушла, в процедурный кабинет вернулась Салихат.
– Что эта дура хочет от тебя?
– Она хочет, чтобы я не говорила Мансуру о случившемся и безнаказанно оставила зама.
– А как ты можешь его наказать? Скорее всего, он тебя накажет.
– Видишь ли, Саля, я сказала: «Попрошу моих друзей, чтобы тебя наказали».
– Ты, действительно, решила поссорить Мансура и молодого хирурга?
– Ты что? Нет. Я просто решила припугнуть врача. 
 – Ты думаешь, что Мансур зайдёт в больницу?
– Не знаю, Саля. Думаю, поехать в наше селение, где будут чествовать  чемпиона СССР.
 – Думаешь, что главврач разрешит?
– Мы с тобой вместе зайдем главврачу и попросим. Не разрешить он не сможет.
– Тебе хорошо, Аза, ты так уверена.
– После инцидента с его замом, он обязательно разрешит. 
– Почему ты так думаешь?
– Он не любит этого самоуверенного зама, который на каждом шагу вмешивается в его работу.
– Это ты правильно подметила. Все работники больницы так думают.
 Аза и Саля постучались в дверь главврача.
– Муса Цахаевич, можно к Вам?
– Заходи, Аза, заходи. Поздравляю тебя, Аза. Говорят, чемпион СССР – твой жених, – главврач уважительно принял медсестер.
– Спасибо, Муса Цахаевич, как раз по этому вопросу мы зашли к Вам.
– Слушаю, Аза.
– Если Вы разрешите, мы с подругой хотим поехать к нам, где все соберутся поздравить Мансура.
– Ты только подругу приглашаешь на торжество? – главврач, улыбаясь, посмотрел на Азу.
– Я бы весь коллектив пригласила, но этого не возможно.
– Хорошо, Аза, поздравьте чемпиона. Я тоже приглашен райкомом партии на это торжественное мероприятие.  Ты – достойная невеста чемпиона.
 Аза смутилась.
Когда Аза вышла из кабинета главврача, она сказала:
 – Мне кажется, Саля, ему очень трудно будет работать с сыном райкома. 
– Еще бы. 
– Не надо было его принимать. Он разве не знал, что так и будет.
– Как он может не принять сына первого секретаря райкома? Наверное, не думал, что сын первого секретаря окажется таким бессовестным человеком.
***
– Теперь, Мансур, мы можем поехать домой. Мать скучает по тебе. 
– Я её понимаю. В первую очередь, надо увидеть маму, а потом уже делать другие дела. Завтра же поедем домой, правда, Лобачевский? – Мансур посмотрел на своего друга.
– Честно говоря, мне тоже очень хочется увидеть свою маму. 
– Я сначала, друзья, тетю Тамилу увижу, а потом поеду с вами домой, – улыбнулся Али.
В это время подошел корреспондент газеты «Дагестанская правда».
– Скажите, Мачалаев, трудно было завоевать золото?
– Нелегко. Когда на ковёр выходят    достойные и сильные соперники, каждый из которых хочет завоевать его, приходится несладко.
– Вы были чемпионом Дагестана, теперь стали чемпионом СССР. Где была  конкуренция сильнее?
– На чемпионате Дагестана.
– Почему? 
– Об этом рассказывать долго.   
– Последний вопрос: вы счастливы, став чемпионом СССР?
– Да, я рад, что мне это удалось, что  не подвел своих болельщиков, своего  тренера, Абакара Алиевича. Ведь он стал заслуженным тренером СССР.
– А Вам можно задать вопрос? – корреспондент обратился к Абакару Алиевичу.
– Только один, – улыбнулся Абакар Алиевич.
– Вы довольны успехом Вашего ученика?
– Пока мы с ним прошли половину пути. Впереди  у нас трудная высота.
– Значит, Вы мечтаете о мировом чемпионате?
– Мечтать, по-моему, не вредно, – Абакар Алиевич решил уйти от вопросов назойливого корреспондента.
***
Доехав до села, Назир еще со двора  закричал:
– Мама,  я привез тебе чемпиона!
Саният вышла из сакли и, как на крыльях, полетела навстречу сыновьям. 
– Сынок, Мансур, наконец-то ты дома! – Саният обняла Мансура и тайком вытерла навернувшиеся неожиданно слёза радости.   
– А я, мама, разве не твой сын? – улыбнулся Назир.
– Конечно, ты тоже – мой сын, – мать обняла и младшего сына.
– Как видишь Мансура, ты обо мне, кажется, забываешь, мама, – улыбнулся Назир.
– Ты что, сынок, как я могу забыть  о тебе? Мансура же я почти год не видела.
– Мама, я пошутил, – захохотал Назир.
– Мансур, сынок, ты, наверное, скоро дорогу к родному дому забудешь. Зачем  тебе так далеко уезжаешь от родного дома, чтобы драться?
– Мама, я занимаюсь спортом вместе с  командой. А команду надо поддержать. 
– Мама, ты знаешь, что твой сын стал чемпионом  СССР?!  – с гордостью заявил Назир.
– А мне нужен не чемпион, а мой сын. Мой предводитель босоногой детворы.   
– Мама,  Мансур уже вышел из детского возраста. Он уже большой. Он –  богатырь, – Назир восхищался братом. – Скоро к нам приедут хакимы, чтобы поздравить моего брата – чемпиона СССР, а ты готова принять их?
– Сынок, Джабай, где ты? – забеспокоилась Саният.
– Я здесь, мама.
–  Сынок, возьми у соседа лошадь, проскочи на пастбище и позови отца. 
Отары овец Мачалая находились в горах, на  альпийских лугах, Джабай побежал просить у соседа Али коня.
– Зачем, сынок, тебе конь? –   спросил сосед.
– За отцом надо поехать.
– Дома что-нибудь случилось?   
– Ничего, дядя Али, не случилось. Мансур вернулся из Москвы.
– Значит, наш чемпион вернулся? Эта добрая весть. Давай, сынок, проскочи, – Али оседлал коня  и передал Джабаю.
Время приближалось к обеду, когда Джабай доскакал до стоянки чабанов. Собаки окружили всадника, не давая его коню двигаться. Конь, привыкший к лаю собак, мотал головой, стучал копытами.
К Джабаю подбежал напарник Мачалая и отогнал собак.
– Дядя Муртуз, папа где? Мама его домой зовет.
– Что-нибудь случилось, Джабай?
– Нет. Из Москвы вернулся брат Мансур.
– Это хорошо, сынок, когда дети возвращаются домой, тем более, чемпионами.
Муртуз немного отошел от стоянки:
– Мачалай! Тебя домой зовут! Твой сын,  чемпион СССР, вернулся домой!
Пригнав стада поближе к стоянке, Мачалай подошёл к  Джабаю.
– Это ты, сынок? Говоришь, что наш Мансур вернулся?
– Да, папа, Мансур вернулся и Назир тоже. Назир сказал, что к нам люди приедут, все хакимы будут поздравлять Мансура. А мама послала  меня за тобой.
Пока Мачалай подгонял стада к стоянке, Муртуз и Муслим прирезали барана и освежили.
– На закуски мясо уже есть, Мачалай. Мы положили его в одну суму хурджин. А в другую суму – свежую брынзу,  – ликовал Муртуз, помогая Мачалаю собраться домой.
– Вы что? Брынза – колхозная! Я его не отвезу, – заявил Мачалай.
– Молчи! У тебя будет много гостей. Считай, что во время грозы мы не смогли  надоить овец, и не было брынзы.   
– Не забудь, Мачалай, и от нас поздравить нашего чемпиона, – произнес старший  чабан Муса. – Он прославил наш аул, Мнасур – настоящий горец!
– Спасибо, друзья, за помощь и за добрые слова! –  Мачалай перебросил хурджины через седло, посадил Джабая на коня и поскакал в аул.
Увидев сыновей дома, Мачалай воскликнул:
– Ассаламу алейкум, мои богатыри, мои сыновья, моя опора и надежда!   Саният, помнишь, как ты просила, чтобы   во время  летних каникул я забирал детей пасти овец? А что я тебе говорил?
– «Мои дети должны быть грамотными. Я и на их долю выполнил тяжелый труд чабана».
– Скажи, Назир, тебе нравится учиться в университете?
– Да, папа, экзамены я сдал хорошо. 
– Вот видишь, Саният, какие сыновья у меня! Оба сына учатся в университете, оба будут грамотными людьми! 
– Я-то  ничего, отец. А Мансур, действительно, молодец. Теперь нашего Мансура знает весь Советский Союз!
– И чемпиону, сынок, нужно образование. Видишь, как я, ваш папа, сожалею, что у меня не было возможности получить образование. Мне всю жизнь приходится чабанить.
– Ты что, Мачалай, унижаешь себя и свою профессию. Без твоего труда, без труда таких тружеников, как ты, не  было бы, ни чемпионов, ни ученных. Им  всем нужно кушать. Ни мясо на столе, ни хлеб, ни фрукты просто так не появляются.  Это же – результат труда таких тружеников, как ты. Ты вправе гордиться своим трудом. Драками сыт не будешь. Чем хвастаться своими сыновьями, ты, Мачалай, лучше бы помог  мне, разделать мясо и сварить его, пока уважаемые люди аула не соберутся. А то я не успею приготовить хинкал, – улыбнулась Саният.
– Хинкал готовить – это моя  «специальность»! Это я лучше тебя умею делать! Но не упрекай меня, я всю жизнь мечтал, чтобы мои сыновья учились в вузах. Они  – моя  единственная радость, единственное достижение в  жизни.
–  Я рада, Мачалай, что наши богатыри   сумели тебя обрадовать, постучи по дереву, чтобы их не сглазить.
– А что касается хинкала, Саният, то  это дело поручи мне: я сам всю сделаю, –    засучив рукава до локтей, помыв руки,  Мачалай взялся за приготовление чабанского хинкала.
Раньше всех в доме Мачалаевых появился Сурхай, председатель сельского совета, двоюродный брат Мачалая.
– Ассаламу алейкум, брат мой Мачалай, дай-ка сначала с тобой, по-братски поздороваюсь, а потом подойду к твоим чемпионам, –  улыбаясь, Сурхай обнял Мачалая.
– Ваалейкум салам, брат Сурхай! Мансур, ты где?
– Я здесь, – из другой комнаты вышел Мансур.
– Дядя Сурхай, здравствуйте!
– Вот каким стал,  наш чемпион, наш богатырь, прославивший весь наш  район, – подтянувшись на цыпочках, Сурхай обнял Мансура: – даже достать до тебя трудно.   Вымахал, как настоящий богатырь.
Саният, улыбаясь, посмотрела на своего рослого первенца:
– Помнишь, Сурхай, сколько ты меня ругал и штрафовал за его детские неукротимые шалости?
– А сколько проблем он мне создавал, руководя  своим босоногим отрядом «басмачей», сколько гонял по улицам собак, телят, ягнят.  Во время его летних каникул я не успевал на работу зайти, там кто-нибудь из односельчан ждал меня с жалобой на Мансура и его команду. Больше всех жаловались хозяева собак, чьих овчарок он стравливал на бой.  Хорошо, что  в этом году  летние каникулы наших детей благодаря Назиру  прошли без проблем. 
– Дядя Сурхай, Вы должны были нам за это премию дать, – улыбнулся Назир довольный, что его затея одобрена руководством аула.
– Насчет премии не спеши, племянник. Кое-что мы вручим и тебе, – хитровато посмотрел Сурхай на Назира.
– Если не секрет, что же это, дядя Сурхай?
 –   Всему свое время, племянник. Вот и Сулейман с Багатыром – председатель родного колхоза с партийным вожаком –  к нам идут. – Сурхай встал, чтобы приветствовал гостей. 
– Заходите, дорогие гости, – Мачалай пригласил их домой.
Через минуту на пороге появился Халит Хусейнович, директор сельской школы, и Загир, секретарь сельсовета.
Приглашая их в дом, Мачалай пожал всем руки:
– Когда мой двоюродный брат,  Сурхай, ругал Мансура, называя его хулиганом, единственные люди, которые   увидели в Мансуре будущего  спортсмена и студента – это Вы, Халит Хусейнович  и ты Загир. Вы мне сказали: «Твой сын – мужественный пацан, лидер  сельских ребят, будущий чемпион.  Не будь к нему слишком строг». 
Вы знаете, как Вы тогда меня обрадовали? Мне так  приятно было слышать в адрес сына такие добрые и лестные слова. 
– Не просто сына, дядя Мачалай, а в адрес будущего чемпиона СССР!
– В то, что мой сын станет чемпионом, я, конечно же, не поверил, но после Ваших слов я ни разу его не поругал.
Односельчане один за другим начали заходить к Мачалаю, чтобы поздравить Мансура со званием чемпиона СССР. Вскоре прибыл  и первый секретарь райкома партии  Тайгиб Давдиевич со своей  свитой.
***
 Горбачевские реформы сказались и на дагестанских традициях. В доме Мачалая на столах стояли кувшины с  медовухой. Алкоголя не было видно.
Партийные работники помнили, что им вообще запрещено пить алкоголь,  что за нарушение партийного указа могут исключить из партии.
Безалькогольная реформа Горбачева, как ураган, прошлась по виноградникам Дагестана. По партийному  указу совхозы и колхозы выкорчевали огромные плантации виноградников, закрывали винзаводы. Экономика республики понесла огромный ущерб.
На свадьбах и торжествах дагестанцы стали использовать, как в старину, медовуху (напиток из соток пчелиного меда) и брагу.
Торжеством  в доме Мачалая управлял секретарь райкома. Он предоставлял слово каждому желающему поздравить Мансура, его родителей, наставников с титулом чемпиона. Наконец, предоставил слово и «виновнику торжества», Мансуру.
 – Дорогие мои родители, односельчане, родственники, друзья гости нашего аула, спасибо всем вам за такое уважение ко мне, за напутственные слова и советы. Низкий всем Вам поклон.
Тут рассказывали о моих детских шалостях, которые  беспокоили тихий жизненный уклад моих односельчан. Я  прошу у них извинения и до сих пор с содроганием вспоминаю один случай из моего детства.
Было время летних каникул. В очередной раз, когда мы, ребята, собирались пойти купаться под водопадом, из верхнего аула прибежал Али. Запыхавшись, он сказал:
 – Мансур, у меня есть интересная идея. 
– Какая?  Ты опоздал оттого, что искал эту идею? – Дауд сделал  ему замечание.
– Ну, давай говори, что за идея у тебя. 
– Я предлагаю, сегодня организовать собачьи бои, – улыбнулся Али.
– Откуда же нам брать собак? – поинтересовались ребята. 
– У нашего соседа, Чабан-Магомеда. У него есть большая белая овчарка, такая же, как у Вазира, Их можно натравить друг на друга.
– Идея, Али, у тебя интересная, но хозяева собак этого делать нам не разрешат, 
– Зачем нам их разрешение. Вали может взять с собой собаку соседа, Чабан-Магомеда. 
К тому же  сосед уехал на базар, в соседний аул, – сказал Али уверенно.
– Тогда пошли, организуем собачьи бои.
– Этой подлюге, Тарзану, собака Чабан-Магомеда задаст жару. А то Тарзан  больно гордится и никому не дает прохода, – поддержал идею Хабиб, который боялся Тарзана и пробирался домой через чужие дворы.
– Ладно, сегодня поход на водопад отменяем. Ты, Вали, давай приведи соседскую собаку. Кстати, какая кличка у него? – спросил я.
– Палач.
– Палач – хорошая кличка, 
– А если Палач проиграет? Разве Чабан-Магомед не будет ругать нас? – засомневался Дауд.
– Ты что? Палач никогда не проиграет,  – уверенно сказал Вали.
–  Ты же её не знаешь, хорошо ли она дерется, – не согласился Дауд.
– Раз её назвали Палач, значит, она сильная. Она должна наказать Тарзана.   
– Ты думаешь, Вали, что собака бывает похожа на свою кличку? – не сдавался Дауд. Он тоже хотел, чтобы Палач победил Тарзана, нападающего на всех прохожих, но не хотел, чтобы об идее Али узнали взрослые.
Пока мы обсуждали предстоящие бои двух бойцовских собак, Вали появился с крупной белой молодой овчаркой.  На крики ребят, на их зов Палач ответил дружелюбно, виляя хвостом.
Трехгодовалая  овчарка бойцовской породы, приподняв крупную голову, демонстрировала ребятам свой бойцовский характер.
– Между прочим, Магомедбег, большой любитель собачьих боев, говорил, что Палач – сильная собака. Односельчане говорят, что Магомедбег  занимается собачьим бизнесом. Он ездит  по селениям, покупает собак и увозит их на бои в соседнюю республику. 
Пока ребята обсуждали бойцовские качества Палача,  овчарка обнюхала, чуть ли не каждого мальчишку.  Ей понравились ребята, которые восторженно приветствовали её. 
– Палач, ты – хорошая собака и должна помочь нам наказать Тарзана, –  Дауд погладил овчарку по шерсти. – Смотрите, ребята, овчарка кивнула головой, значит, она согласна, – улыбнулся мой друг Дауд.
Ватага ребят, задрав штаны, побежала на улицу, где жил Вазир и его собака Тарзан.
Когда перед домом своего хозяина появилась ватага ребят, да ещё с чужой собакой, которую она раньше в ауле не видела, гордая овчарка серого цвета с темно-серыми полосками и отрезанными ушами, не выдержала. Она, оскалив клики, кинулась на «чужака», приблизившегося ко двору.
– Давай, Палач, дави её! – Али подтолкнул Палача к Тарзану, Тарзан прыгнул на Палача и, взяв за холку, пытался  схватить его за  шею.
Али  крикнул:
– Палач, возьми Тарзана за ногу!  Палач, воспользовалась подсказкой, повернул голову и схватил переднюю правую ногу Тарзана, зажал её крепкими молодыми зубами. Так зажал, что кости  стали трещать. А потом,  кинув Тарзана через свою спину на землю, растоптал его.
Услышав рычание дерущихся собак и  крики ребят, прибежала соседка Вазира, Сакинат.
– Ах, басмачи, что вы здесь натворили? Гасан! Быстрей сюда!
Гасан, пожилой каменщик,   прибежал  на зов соседки.
– Ты, посмотри, что они натворили! Эти негодники натравили собак друг на друга! Разними, Гасан, этих собак, не то Палач задушит Тарзана! – кричала Сакинат, бегая вокруг дерущихся собак.
– Не шуми, Сакинат! Ну и что, что подрались собаки.  Давай, быстрей  принеси ведро воды! – скомандовал Гасан. Сакинат побежала домой, принесла ведро холодной воды.
Гасан взял воду и облил  собак. Овчарки отпустили друг друга. Гасан встал между собаками:
– Тарзан! Успокойся! 
– Палач, ты тоже успокойся! – Вали  повторил действия Гасана.
– Пацаны, быстро уберите собаку, пока  не случился скандал между хозяевами собак.
– Почему должен случиться скандал между хозяевами, дядя Гасан?  –  поинтересовался Дауд. –  Хозяева же – не враги.
– Они могут стать сегодня врагами, глядя на своих собак. Если бы тут оказался Вазир, он непременно начал бы бить Палача, чтобы его овчарка не боялась его.  Узнав об этом, Чабан-Магомеду пришлось бы свести счеты с Вазиром. Вот тебе и война. Пока этого не случилось, вы с этой собакой исчезните отсюда быстрей, – посоветовал Гасан. 
– Видели, как Палач сделал подсечку и бросил Тарзана на землю! Я же сказал, что Палач никого не оставить, – хвастался Али.
Пока мы восхищались Палачом, время прошло незаметно. Летнее солнце стояло на зените. Время приближалось к  обеду. Некоторые односельчане возвращались с полей домой, чтобы вовремя совершить намаз и отдохнуть в тени, от полуденной летной жары. Вместе с ними вернулся с огорода и Вазир. 
– Мансур, давай пойдем следить за Вазиром, что он сделает, увидев раненого Тарзана.
– Он пойдет жаловаться к Сурхаю, – сказал Вали.
 Тарзан встретил своего хозяина, выбежав на улицу,     жалобно визжа и прихрамывая на переднюю ногу.
– Тарзан, что с твоей ногой? Кто-нибудь ударил тебя палкой или камень кинул? Дай-ка свою лапу, посмотрю, что у тебя там случилось. – Вазир протянул  открытую ладонь, а Тарзан положил свою раненую лапу на руку хозяина.
– Во дают! – воскликнул Дауд, глядя на них. – Тарзан, оказывается, понимает человеческий язык…
Услышав разговор соседа с собакой, соседка Сакинат вышла на крыльцо.
– Никто не побил её, сосед, твоя собака подралась с чужой собакой. 
– А чья собака была, соседка? 
– Кажется, Чабан-Магомеда, – сказала Сакинат и ушла домой.
Вазир тщательно осмотрел лапу Тарзана.
– Эта собака ногу тебе разгрызла, да, Тарзан? – Я покажу Чабан-Магомеду, как натравливать свою собаку на тебя! Как он мог, воспользовавшись моим отсутствием, натравить на тебя свою собаку…  Вазир еще не умер! Он сможет защитить свою собаку! 
Выхватив со двора топор, которым утром рубил дрова, он побежал в верхнюю часть  аула. За ним побежал и Тарзан, прихрамывая на переднюю правую ногу, за ними побежали и мы.
Вазир остановился около ворот Чабан-Магомеда:
– Эй, ты, паршивый чабан, выходи, если ты – мужчина! Я тебя зарублю этим топором! – вскричал Вазир на всю улицу, собирая односельчан.
Первым на крик отозвался Палач. Услышав лай чужой собаки, овчарка кинулась к  воротам. Хорошо, что ворота были заперты. Снаружи Тарзан, изнутри Палач готовы  были кинуться друг на друга. 
– Ты, огородное чучело, угрожаешь мне, Чабан-Магомеду? Таких сусликов, как ты я живыми закопаю! Я тебя этой лопатой расколю на две части! – С лопатой в руках перед носом Вазира неожиданно появился крепкий, как столетний  дуб, мужчина два раза выше ростом и шире плечах, чем Вазир.
От неожиданности Вазир немного  растерялся. Он не ожидал такой мгновенной реакции от спокойного соседа. Хорошо, что рядом оказался каменщик Гасан и другие  односельчане, собравшиеся на шум Вазира. Они не дали сойтись разъяренным хозяевам овчарок, готовым наносить удары с лопатой и топором.
Тем временем, пока народ разнимал хозяев, собаки кинулись друг на друга.  Тарзан  схватил Палача за холку, а  Палач повторил свой коронный прием.
Дети кричали: «Дави его, Палач!», «Задуши Тарзана!»   
Тем временем на помощь односельчанам,  разнимающим Вазира и Чабан-Магомеда, поспешил дедушка Муса и за ним – дядя Сурхай. Тогда мы поняли, что натворили ужасное.
Увидев дедушку Мусу, все уступили ему дорогу, и он оказался посреди воюющих сторон. Опираясь  на костыль, он спокойно посмотрел на Вазира, а потом повернулся к Чабан-Магомеду. Оба вояки   опустили свои оружия, приняв стойку «Смирно»,  готовы были выслушать замечание уважаемого человека в  ауле, 105-летного дедушку Мусу.
– Сынок, Вазир, скажи, пожалуйста, что плохого сделал тебе односельчанин Чабан-Магомед?
– Дедушка Муса, он натравил свою собаку на мою овчарку, издевался над ней.   
– Ты видел, сынок, это?
– Не видел, дедушка Муса. Но моя соседка  Сакинат видела, как собака Чабан-Магомеда разгрызала лапу  моей овчарки.
– Дочка Сакинат, ты видела, как Чабан-Магомед натравливал свою собаку на овчарку Вазира?
– Нет, не видела. Там  были только дети. 
– Дети, дочка Сакинат, всегда бывают там, где собаки дерутся, как сейчас.  Видите, как они кричат?  Дети, быстрее успокойте собак!
– Чабан-Магомед, где ты был с утра?
– Я поехал на базар в соседний аул и только что вернулся.
– Значит, ты не видел, когда собаки подрались?
– Не видел. Моя собака была на цепи.  Правда, ворота были не заперты.   
Все это время дядя Сурхай, не вмешиваясь в расследование дедушки Мусы, внимательно слушал его и искал глазами среди детей-зрителей, собравшихся вокруг,  меня.
– Сынок Вазир, я горжусь тем, что я – твой односельчанин. Ты готов принять любой бой, чтобы защитить своего четвероногого друга, Тарзана. Собака, сынок, никогда не предаст своего хозяина. Ты правильно делаешь, что любишь свою собаку. – Эти слова дедушки  Мусы  очень понравились Вазиру. Он смутился. – Но, сынок, ты немного погорячился, и чуть не убил своего односельчанина, чьим мужеством гордится  наш   аул. Таких людей у нас и так мало. Вы посмотрите на соседние аулы. Их годеканы полны аксакалами.  Всю жизнь я завидую жителям соседних селений оттого, что они умеют ценить друг друга. 
Чабан-Магомед у тебя какие-нибудь претензии к твоему односельчанину, Вазиру были или есть?
– Нет, дедушка Муса. Я  даже не понял, почему он мне угрожал топором, Я, на всякий случай, решил постоять за себя. 
– А у тебя, Вазир, к твоему односельчанину, Чабан-Магомеду, есть претензии?
– Нет и не было. Пока наши собаки не подрались, мы с ним не ссорились. 
– Тогда отбросьте в сторону случайные обиды и пожмите друг другу руки, как порядочные и нормальные люди.
После разрешения конфликта мирным путём, все собравшееся разошлись. А я   три дня и три ночи думал, что могло  произойти в ауле, если бы дедушка Муса не образумил Вазира и Чабан-Магомеда. Если бы они зарубили друг друга,  виноватым были бы мы. Ведь это мы, дети,  устроили собачьи бои, не подумав, что последствия наших  забав отразятся на хозяевах собак.
Поэтому я посвящаю этот тост самому мудрому, самому умному и уважаемому в ауле Чугли человеку, дедушке Мусе, который не только отвёл тогда беду, нависшую над Вазиром и Чабан-Магомедом, но и с пониманием отнёсся к нам, детям,  учтя нашу неосмотрительность! Хочу пожелать и ему, и моим близким родственникам, которые не давали мне пасть духом, и учителям, которые первыми заметили во мне задатки  к спорту, и моим тренерам, которые помогли мне правильно бороться и не допускать ошибок, и друзьям, которые поддерживали меня, и всем моим болельщикам, которые доброжелательно вдохновляли меня на победу, и гостям, которые не пожалели время и приехали меня поздравить – всем людям крепкого здоровья и долгих лет счастливой жизни! Без Вашего сплоченного содействия у меня не было бы этого чемпионского звания. Спасибо  всем Вам за поддержку!
Секретарю райкома партии,   сидящему за торжественным столом, речь Мансура не понравилась, то ли оттого, что ни слова не было сказано о руководящей роли партии или лично не названо было его имя – имя первого секретаря райкома партии. Это заметил секретарь партийной ячейки аула Чугли, Багатыр, который следил реакцией первого секретаря. Он на это обратил внимание и Сурхай. Они между собой посоветовались, и решили перенести торжественную часть чествование  чемпиона СССР в сельский клуб, где их давно ждала вся молодежь аула. Известив первого секретаря райкома партии,   Багатыр предложил:
– Друзья, торжественную часть сегодняшнего  мероприятия  с одобрения наших гостей переносится во  дворец культуры нашего аула, где нас всех ждет и не дождется вся молодежь аула Чугли.
– Правильно! Это наш общий праздник! 
***
   Аза, Салихат и Патимат ждали Мансура в сельском клубе.   
Аза, не обращая внимания на болтовню подруг, думала: «Друг моего детства,  избранник  моего сердца, каким же человеком ты станешь после звания чемпиона СССР? Когда ты уже стал знаменитым, когда всеобщее внимание  приковано к твоей персоне, вряд ли ты, спортивная звезда,  удержишься в своей прежней орбите? Будешь ли ты теперь вспоминать о детских друзьях из маленького горного  аула. 
 Особое положение, почетное звание, общество новых друзей, новых знакомых известных во всей республике, оставят ли места в твоём сердце старым, никому неизвестным, друзьям?» 
«Возможно,  Аза, ты права. В детстве, когда ваша жизнь была ограничена в одном маленьком ауле, еще не знали большой мир, пока вы, как орлята из своего гнезда, расположенном на скальном выступе, сомнений не было и не могло быть. А теперь… Всё может быть…» – вещал её внутренний голос.
 «Ну что, если орлята, научившись летать, покидают родные скалы? Как перелетные птицы орлы не улетают в чужие края и там не вьют гнезда», – перебил мысли Азы другой мудрый голос.
«Аргументы не убедительные. Рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше», – не уступал внутренний голос. 
«При всей своей занятости он же в каждый воскресный день не забывал приходить в общежитие медучилища», – обрывал мысли Азы рассудительный голос.
«Он приходил, как порядочный юноша, узнать какие проблемы у своей землячки и помочь их решить.  Разве с ним Дауд не приходил?», – заставлял её вздрагивать внутренний голос.
«Дауд – его друг, сопровождающий его всюду», – не сдавался  благоразумный  голос.
– Ты, что молчишь? – Салихат вопросительно посмотрела на Азу. 
– Я думаю над вопросом: «Изменился ли он после получения звания чемпиона?»   Сомнения меня мучают.   
Девушки, каждая в отдельности,  думали о своих избранниках среди  веселой толпы сельской молодежи, которая до прихода почётных гостей плясала и пела, отмечая торжественное событие в честь чемпиона СССР.
 Когда в зале в зале все собрались, и установилась тишина,   Сурхай сказал:
– Товарищи, к нам приехал Тайгиб Давдиевич, первый секретарь райкома партии! Ему предоставляется слово! 
Зал встал и поприветствовал его аплодисментами.   
 Первый секретарь райкома   поздравил всех чуглинцев и самого чемпиона с выдающимся событием, подчеркнул  руководящую роль партии в развитии спорта.  Отметил и свои личные заслуги в деле воспитания здорового поколения.  После него выступили и другие ораторы, ответственные работники райкома, которые беспокоились за развитие спорта в горных условиях. Но эти выступления чуглинцам не были интересны.    Им подавай танцы, песни и веселье с шутовскими трюками.
Как только закончились выступления, Мансур  подошел к Азе. Она вскочила на ноги и, не замечая никого вокруг, решила протолкнуться через толпу навстречу своему детскому другу. Салихат схватила ей за руку и остановила:
– Жди здесь. Если захочет, он сам подойдет, – сказала она на ухо.
– Я знаю, что он идёт сюда,  – уверенно ответила  Аза.
– Это ещё лучше, стой здесь и подожди! – повторила Салихат, не отпуская её руку. Вся сидящие в зале знали, куда стремительно направляется их чемпион.
Слева и справа все расступились, делая живой коридор.
За руки здороваясь с одними, расписывая автографы другим, Мансур подошел к  Азе. Ему хотелось обнять девушку, повести её на танец.   «Нельзя нарушать традиции своих односельчан. Она еще не нареченная невеста», –  грозно предупредило сознание.
Мансур подошел к Азе, заглянул в глубину её зеленых глаз и увидел в ней радость, смешанную с грустью.  Он,  улыбаясь, протянул обе руки: одну – Азе, другую – Патимат:
– Здравствуйте, мои школьные друзья!
– Поздравляю тебя, Мансур! – произнесла Патя.
Аза, молча, сквозь слезы  радости на глазах, смотрела на Мансура и ничего не могла выговорить. 
– Салихат, ты тоже здесь? Спасибо тебе, что приехала.
– Поздравляю, Мансур, со званием чемпиона.
– Спасибо, спасибо, сестра!
– Если вы разрешите, Патя и Салихат, я хочу пригласить на танец эту конопатую девчонку, спутницу моих детских шалостей, – улыбаясь, Мансур посмотрел на Азу.
– Разрешаем, брат Мансур, – ответила Патя.
В это время Дауд подошел к Салихат.
– С приездом, Салихат, приятно видеть тебя на торжественном мероприятии, посвященном нашему другу Мансуру.
 – Спасибо, Дауд, Аза меня пригласила, и я не могла ей отказать. 
– Как, ты думаешь, Салихат, я хочу пригласить тебя на танец? – спросил Дауд, улыбаясь большими раскосыми черными глазами. 
С коротко остриженными черными волосами, высоким ростом, широкоплечим телосложением, Дауд показался Салихат писаным красавцем. 
Черноокая, с прямым носом, белым молочного цвета лицом, с длинными черными, как смола, волосами, с изящными плечами и тонкой талией, высокая, как тополь, и стройная Салихат Дауду давно приглянулась.
 – Думаю, нет, – улыбнулась Салихат.
– А вот и не угадала, – в ответ улыбнулся и Дауд.
В это время Али пригласил  Патю.   
– Танец  чемпиона! – крикнул ведущий.
– Танец нашего класса! – поправил его Мансур. Все одноклассники Мансура вышли на танец.
В белом платье и такого же цвета тонком шелковом платке Аза была обворожительно красива. Легко, словно лань, она кружилась в танце, изредка бросая, чарующий взгляд на Мансура.  Вокруг них, образовав круг и держась за руки, танцевали и их   одноклассники.
Зал хлопал, не щадя  ладони. Время, от времени подбадривая счастливую пару свистом и возгласами. 
– Красивая пара и прекрасный танец! – воскликнул Вали Халитович стоявшему рядом шоферу скорой помощи. 
– Это же наша медсестра,  Если бы я Азу не знал, то  подумал бы, что она из коллектива «Лезгинка».
– Ну, Вы скажете, Вали Халитович. 
– Куда полез наш бабник, замглавврача больницы? Где ему сравниться с таким женихом, высокорослым богатырём, – восхищался Вали Халитович, сравнивая Мансура со своим замом.
 «Веснушчатая моя, как хорошо, что ты из нашего аула. Иначе разве мог бы сидеть в одном классе с тобой?  Как я скучал, когда я не видел тебя…
А теперь, когда я сам бываю вдали от тебя, сердце мое возвращается к тебе.  Много  красивых девушек в больших городах я видел, но… ни одна из них не сравнится с тобой. Взгляд ни одной из них не вызвал тревожное смущение в моей душе, как взгляд твоих зеленых глаз», –  размышлял Мансур, любуясь легкими танцевальными движениями Азы. 
***
– Дауд, сынок, у тебя серьезные отношения с этой медсестрой Салихат? –  спросил  Ахмед  у сына, вернувшегося домой после  торжественного вечера.
– Ты о чем, папа?
– Ну, с той девушкой, с которой ты почти весь вечер  танцевал?
–  Она подруга Азы. Когда мы с Мансуром ходили навешать Азу, мы с ней встречаемся.
– Знаешь, сынок, почему я спросил? Недавно был районный  актив, там шёл слух, что какой-то  молодой человек угрожал врачам, что если кто-нибудь из них будет беспокоить медсестёр, то он сделает его инвалидом.   
– Ты что, Ахмед, пугаешь моего сына каким-то молодым человеком? А что ему с девушками танцевать нельзя?
– Кизай, пусть твой сын танцует с кем угодно. Но кода он целый вечер танцует с одной и от нее не отходит, не замечая других девушек, это уже другое дело.
– Ахмед, молодые люди  танцуют,  поют, шутят друг с другом. Что здесь плохого
– Плохое, Кизай, то, что он создает себе проблемы, если серьезно не думает создать семью с этой девушкой.
– Какие  серьезные ещё отношения? Он же ребенок, – Кизай встала на защиту сына.
– Для тебя он всегда ребенок, даже если будет ходить с усами.
– Папа, я не знаю, серьезно это или несерьезно,  но эта девушка мне  нравится.
– Я это, сынок, сегодня заметил. Мне кажется, и она к тебе неравнодушна.  Сынок, и в танце надо вести себя достойно. Лишние движения по отношению к девушке, молодого человека не украшают. Ахмед предупредил сына. – Я думаю, что с учебой у тебя все в порядке.
– Да, папа, первый курс я окончил отлично.
– Это хорошо, сынок. Ты радуешь меня своей учебой.   А насчет той  медсестры, если  она тебе нравится, и у вас  взаимная симпатия, я не возражаю, чтобы ты с ней танцевал. Но относись к ней с таким уважением, с каким уважением ты хотел бы, чтобы относились к своей родной сестре. 
Когда отец ушел, в другую комнату к Дауду подошла средняя сестра Сакинат. 
– По-моему брат, выбор у тебя хороший – улыбаясь, посмотрела она на брата.
– Ты о чем, сестра? – Дауд сделал вид, что не понимает её. 
– Твоя девушка красива, скромна, к тому же красиво танцует.
– Тебе она понравилась? 
– Это не то слово. Я восхищена её красотой и скромностью. Скажи правду, ты любишь её?
– Этого, сестра, я точно не знаю. Когда её не вижу,  я скучаю по ней. У меня  на душе бывает тяжело. Вокруг  меня мир становится неуютным и серым. А когда она рядом, на душе у меня радость и спокойствие, у меня появляется желание совершить какой-нибудь благородный поступок, чтобы она восхищалась мной. Вот и всё.
– Это, брат, любовь! Ты влюблен в эту девушку. Береги её, 
Дауду очень приятно было говорить с родными о той девушке, которая нравилась ему.  После такой приятной беседы Дауд ушел в свою комнату. Он долго лежал на кровати с открытыми глазами и не мог уснуть и всё  о Салихат.
В ночной темноте видел её красивое лицо молочного цвета и черные большие глаза, тайком смотрящие на него. Дауд видел перед глазами её худенькие плечи, её шелковистые волосы с запахом  полевых ромашек. Утомленный воспоминаниями, Дауд под утро сладко уснул.
Когда солнце взошло высоко, Кизай, устав ожидать сына к завтраку, зашла в его спальную комнату. Увидев сына, лежащего на постели, она удивилась:
– Дауд, сынок, почему не встаешь, ты плохо чувствуешь себя? 
– Нет, мама. Наоборот, я себя отлично чувствую – Дауд соскочил с койки.
Когда Дауд умылся и собрался завтракать, Ахмед    возвращался с годекана.
***
Когда уставшие, но  радостные сыновья с торжественного вечера вернулись домой, Саният обратилась к Мансуру:
– Сынок Мансур, из-за тебя сам секретарь райкома к нам приехал. Я-то думала, сынок, что ты занимаешься никчемным делом, как бывало в детстве. Не думала, что такие серьезные люди, такие важные чиновники так солидно примут твое увлечение. 
– Мама, ты же не понимаешь, какого труда стоило Мансуру звание чемпиона, – за брата ответил Назир.
–  Назир прав, даже чемпионом Дагестана стать очень трудно, – добавил Джабай.
– Сынок, зачем тебе так напрягаться на тренировках.  Я, сынок, ночью спокойно спать не могу, думая, что тебя больно будут бить. Я же вижу по телевизору, как чемпионы друг друга бьют, пока один из них, весь в кровоподтёках, не потеряет сознание или не признается, что проиграл…
– Мама, ты не поняла меня. Бороться вовсе не трудно, к тому же есть множество приемов, чтобы не тратить свои  силы и уложить противника на лопатки. Если бы ты знала, мама, какая радость, когда ощущаешь, что твой противник лежит на лопатках и весь зал аплодируют тебе.
 – Может быть, сынок, не понимаю…
***
 Устав за целый, насыщенный впечатлениями день,  Джабай крепко заснул. Саният поправила на нем одеяло, посоветовав старшим сыновьям ложиться спать, вышла на веранду.
– Мансур, можно тебя спросить? – обратился Назир к Мансуру.
– Пожалуйста, брат, спрашивай.
– Ты  любишь Азу?
–  Я  дружу с ней с детских лет.
– Я это понимаю, брат, и  все думают, что у вас только дружба с детства и не больше. 
– Кто это все?
– Наши  односельчане, отец, мать. Они все привыкли, видеть вас вместе, словно вы брат и сестра.
– Тише разбудишь Джабая.
– Когда он спит, его пушкой не разбудишь.
– Если честно сказать, она мне нравится, как красивая и скромная девушка.  Не зависимо от меня, мои ноги сами  идут туда, где она.  С седьмого  класса она стала для меня моим талисманом. Я, брат, боюсь её разочаровать. Каждая победа на  ковре – это думы о ней. Я часто полагаю: «Я не могу никому проиграть, потому что стыдно будет перед ней. Ей будет больно, если я проиграю. Мне, кажется, что она лучше всех». 
– Я, брат, ни о ком так не думаю. Я даже не знаю, кто из аульских девушек лучше. 
– Не спеши, Назир. Придет время, и твоё сердце очарует кто-нибудь из них.   
– Правда, есть одна девчонка, которая часто помогала мне по математике. Она очень расстраивалась, когда учитель математики ставил мне двойку. Ты её знаешь. Её зовут Соня.
– Она же такая некрасивая.
– Зато хорошая.
– Давай, брат, поспим, не то  своими разговорами  разбудим Джабая.
***
На веранде  Мачалай с женой обсуждали торжество, посвященное чествованию Мансура.
– Столько дорогих машин, столько высоких гостей приехало в наш аул Чугли! Отроду я не  видел такого. Эти люди  собрались, чтобы поздравить нашего сына.  А ты говорила мне: «Забери  Мансура пасти овец. Пускай помогает тебе чабанить, хотя бы летом». Если бы я послушался тебя, разве он стал бы таким знаменитым?
– Я, Мачалай, не от хорошей жизни так я просила. 
–  Я еще тогда знал, что мой Мансур – необычный мальчик. – Мачалай зевнул, как будто решились все проблемы жизни, его клонило ко сну. – Давай, старушка моя, поспим. Пусть у наших сыновей и впредь всё будет хорошо.
***
  Конец августа был очень жарким. Махачкалинцы от летней духоты спасались на пляже. На берегу моря, особенно на столичном пляже,  яблоку  негде было упасть.   И Мансур, вернувшись с аула, тоже решил с ребятами искупаться на море. 
– Что-то Мансур, наших «друзей» на пляже не видно, – поинтересовался Дауд.
– Как не видно, вон Мусик, – Али указал на Муслима,  отдыхающего среди молодёжи. 
– Раз Мусик здесь, тогда и остальные члены этого «братства», наверное, здесь. 
– Ты что, брат, опасаешься каких-то городских хулиганов? Ты же чемпион СССР? – удивился Назир.
– Я не опасаюсь, Назир. Просто знаю, что готовность к неожиданностям  уменьшает риск для моих друзей
–  Кто осмелится  беспокоить тебя – чемпиона СССР? 
– Назир, то, что ты считаешь меня особенным, это, не скрою, мне приятно.  Хоть я – чемпион СССР, здесь, среди этой отдыхающей толпы, я – рядовой гражданин. 
– Нет, брат, ты отличаешься от всех этих людей. 
– Назир, ты думаешь так, потому что я – твой брат. 
В это время к Мансуру подошёл Муслим. Он поприветствовал всех за руки.
– Поздравляю тебя, Мансур,  со званием чемпиона СССР!
– Спасибо, Мусик.
– Что, Мусик, один отдыхаешь? Где твои ребята? – спросил Дауд.
– После того, как Багама  уехал в Москву учиться, ребята меньше стали посещать пляж.
– Багама в Москве учится? Он же в сельхозе учился.
– Отец Баги устроил его в высшую милицейскую школу и попросил бросить сельхозинститут.   
– Слава Богу, хотя бы теперь горожане будут отдыхать на пляже спокойно! – воскликнул Али.
– Говорят, свято место пусто не бывает. Появится кто-нибудь другой, и опять начнутся разборки на пляже. 
– Зато нас не будет беспокоить, – возразил Али.
– Как знать, – не согласился с ним Дауд.
Неожиданно беседу ребят прервал крик девушки: «Помогите! Помогите кто-нибудь! Отпустите, изверги!». Девушка, извиваясь  в руках троих ребят, пыталась спастись, как рыба, попавшаяся в сеть.
Пожилой отдыхающий, посмотрев на Мансура и его друзей вопросительным взглядом: «Ну что вы, молодые люди, не помогаете девушке избавиться от этих насильников?». Он побежал к  хулиганам:
– Эй вы бессовестные! Оставьте девушку в покое!
– Ты, старый мешок костей, лежи, и отдыхай себе на здоровье! –  сделал угрожающую позу один из нападавших.
Магомед-Расул не выдержал. Он, молча, подошел к угрожающему парню, молниеносно ударил головой по его лицу. Хулиган упал, обливаясь кровью  из носа. Двое его товарищей с кулаками кинулись на Магомед-Расула. Их по одному взяли на себя Дауд, Мансур и швырнули их в песок, как бросают бараньих шкур.
– Ребята, это же Горец! – крикнул один из хулиганов.
– Извините, пожалуйста, мы не знали, что эта девушка с вами, – хулиганы, смутившись, ушли. 
– Правильно говорят русские: «Клин клином вышибают». Силу надо подавлять силой, – улыбнулся пожилой человек, который заступился за девушку. 
– Мы с братом благодарны вам, ребята, – сказала девушка.
В этот момент появились  работники милиции.
– Вы что, ребята, не даете горожанам нормально отдыхать на пляже? Ваши документы?
– В чем дело, товарищи милиционеры? –  спросил недовольно пожилой человек.
– Дедушка, Вы отдыхайте, у Вас никто ничего не спрашивает, – сказал один из милиционеров.
– А когда Вы нужны были,  почему-то не пришли, – упрекнула пострадавшая. – Это не они ко мне приставали, а вон те нахалы, что стоят у раздевальни.
– Девушка, Ваши документы?
– Вы бы попросили документы у ваших подставных уток, – не выдержал Магомед-Расул.
– Вот документы, – Мансур показал удостоверение и паспорт.
– Это, Вы – чемпион СССР?
– Ну, да. 
– Извините, пожалуйста, что сразу Вас не узнали. Если будут какие-нибудь проблемы, обращайтесь к нам, – молодые работники милиции восхищённо посмотрели на Мансура.
– У нас пока нет проблем. – Мансур пожал им руку.
– Как прекрасно августовское море, – Дауд, стряхивая   с бритой головы прохладные капли воды, вышел из волн.
– Завтра, Лобачевский,  уже сентябрь и конец нашему отдыху, – улыбнулся Али.
– А потом… библиотека, аудитория, общежитие – вот объекты нашего пребывания.
– А спортзал кому оставляешь, Дауд? 
– Спортзал оставим Мансуру.   
Мансур не обращал внимания на разговоры друзей. Перед его глазами стояла Аза.  В  её глазах, как при последней встрече, еле заметны были  тени тревоги. «Интересно, что же её так тревожить? Казалось бы, у неё все нормально: есть работа, родители здоровы…».
– Мансур, когда у тебя новые сборы? – поинтересовался Назир, отрывая его от назойливых мыслей.
– Какие сборы имеешь в виду, Назир?
– В команду СССР.
– Через три месяца. Мне  придется зимнюю сессию сдать досрочно.
– Это для тебя проблему не составит. Преподаватели сами помогут тебе сдать.
– Все-таки надо мне самому хорошо подготовиться. Я не могу всегда полагаться на добрые отношения преподавателями, – возразил Мансур. 
 Мансур всегда серьезно готовился к зачетам, правда, ему приходилось некоторые из них сдавать, не имея возможности подготовиться основательно, хотя во время зачетов и экзаменов он по вечерам не выходил из библиотеки.
– Сынок, Мансур, ты можешь не стать великим спортсменом, но хорошим учителем стать обязан. А без знания современного русского языка ты не сможешь стать  хорошим учителем. Этот язык нужен на всех факультетах.   Язык – это основа любой нации и народа. Нет языка, нет   и народа», – говорил профессор. И Мансур старался не подводить профессора Парфения Аристарховича, влюбленного  в свой предмет. Он уважал его за требовательность и искреннюю честность. 
– Я бы, брат, на твоем месте книгу в руку не брал. 
– Так нельзя, брат. Я  должен хороший овладеть специальностью. 
 – Ладно, брат, я это понимаю. Я просто сказал, чтобы ты больше отдыхал и до поздней ночи не пропадал в библиотеке.  Ребята говорят, что ты должен стать чемпионом Олимпийских игр. Это же здорово! 
– Здорово-то, здорово, но до сих пор никто из Дагестана не мог стать чемпионом на Олимпийских играх. Даже сам пятикратный чемпион мира Али Алиев им не стал. А мне очень далеко до него.
– Далеко и близко. Раз ты   стал чемпионом СССР, я думаю, что  станешь и чемпионам на Олимпийских играх. 
– Ты думаешь, стать на олимпиаде чемпионом так легко?
– Не думаю. Я мечтаю об этом.
– Да, Назир. Ты можешь мечтать. Но я ещё не попал и на Европейский чемпионат.
– А вдруг ты станешь   чемпионом Европы, и тебя отправят на   олимпиаду… 
– Раз мой брат так хочет,  чтобы я стал чемпионом Олимпийских игр, надо постараться, – улыбнулся Мансур, – но чтобы осуществилась твоя мечта, надо платить  и силой воли и временем. 
– Поэтому же, Мансур, я тебе советую  беречь время, не тратить его на просиживание в библиотеке. Ты знаешь,   как мне жалко твоё время, которое ты тратишь не в спортзале. 
– А знаешь, что мне Парфений Аристархович говорил?
– Не знаю.
– Он мне сказал: «Ты можешь не стать великим спортсменом, но хорошим учителем стать обязан».
– Ты бы, брат, сказал ему, что хорошим учителем может стать любой, стать великим спортсменом – не каждый человек.
–  Этого, брат, я не сказал, потому что он говорит правду.
– Правильно. Пусть все, кроме тебя, станут хорошими учителями. Но ты – выдающийся спортсмен. Так  говорят о тебе твои друзья, твои тренеры. 
– Значит, ты вдохновляешь меня, чтобы я стал олимпийским чемпионом?
– Я знаю, что ты им станешь. С детства ты привык быть во всем и везде первым. А почему в спорте ты должен кому-то уступить?
– Назир, на Олимпийских играх собираются такие же спортсмены, как и я, не желающие уступить победу другому борцу, словом, сильные из сильнейших.
– Ну что же, – Назир не сдавался.
– Если на Европейском чемпионате проиграю, ты думаешь, меня пустят на Олимпиаду?
– Я знаю, что на Европейском чемпионате ты никому первое место не уступишь.
– Хорошо, брат, что ты так уверен во мне. 
* * *
С того дня, как Салихат окончила медучилище и по распределению попала на работу в другой район, Муслимат, мать Салихат, не давала покоя ни мужу, ни старшему сыну Сурахану: «Вы, мужчины, как можете спокойно дома спать, когда наша единственная дочка находится в чужом районе. Почему вы не можете, устроить так, чтобы она работала в нашем районе?
– Мама, мы тоже хотим, чтобы наша сестра работала  в нашем селении. Ты немного потерпи. Заведующая нашим  ФАПом скоро уходит в декретный отпуск. На освободившееся место обещали устроить нашу сестру, – сказал Сурахан.
–  Кто тебе обещал, сынок?
– Сам главврач района. 
Долго ли еще придется твоей сестре находиться в чужом районе?
– Всего лишь месяц, мама.
–  Муслимат, успокойся, пожалуйста. Каждый день напоминаешь нам об этом, как будто я, её отец, не хочу,  чтобы она работала в нашем селе.   
– Мне кажется, Рамазан, что тебе кроме уроков в школе больше ничего не беспокоит. А я не могу спокойно по ночам спать, когда взрослая,   незамужняя дочь вдали от меня.   
После ноябрьских праздников заведующая ФАП ушла в декретный отпуск. Сурахан, как участковый милиционер, узнал об этом раньше всех  и сразу же появился в кабинете главного врача района.
– Юнус  Меджидович, я к  Вам с большой просьбой.
– Только у самого высокого милиционера района может быть самая большая просьба,  – улыбнулся  Юнус Меджидович, любопытно  рассматривая с головы до ног высокорослого крепкого молодого человека. И подумал: «Одним ударом кулака он быка свалит». – Говорите, Сурахан, что  за большая просьба у Вас.
– Наша заведующая ФАПом  ушла в декретный отпуск. Я хочу попросить у Вас, Юнус Меджидович, на освободившееся место  определить мою сестру.  Я в долгу не останусь.
– Ты знаешь, Сурахан, сколько медсестер хочет туда устроиться?   
– Знаю, Юнус Меджидович, поэтому я лично пришел к Вам, думая, что Вы мне не откажете.  Здесь шестьдесят тысяч рублей. Если мало, я  добавлю.
– Такой гонорар полагается за должность медсестры,  а за заведующую ФАП намного больше. Но за нашу знакомство я готов удовлетворить твою просьбу, – подмигнул главврач и пригласил инспектора по кадрам.
– Патимат, вот заявление будущей нашей коллеги. Напиши  приказ о её назначении заведующей ФАПом.   
– Хорошо, Юнус Меджидович.   
– Копию приказа отдай в  руки  нашему другу Сурахану.
– Хорошо, Юнус Меджидович. А Вы идемте со мной, – она позвала Сурахана.
– Иди, дорогой Сурахан, твоя сестра с сегодняшнего дня может приступить к работе. 
– Спасибо, Юнус Меджидович.   
 Главврач пересчитал деньги и спрятал их в сейф.
Сурахан с района вернулся хорошим настроением.
– Мама! Мам! Ты можешь забрать свою  младшую дочь их чужого района. С сегодняшнего дня она по приказу главного врача назначена заведующей ФАПом.   
 – Спасибо, сынок, ты успокоил  тревожную мою душу.   Сегодня ночью я смогу спать спокойно. Наконец, моя дочь будет в доме своего отца. 
– Рамазан! – с порога школы Муслимат стала звать мужа.
– Что случилось, Муслимат? 
–  Рамазан, ты знаешь, нашу Салихат назначили заведующей ФАПом.
– Это хорошо, Муслимат. Через минут  пятнадцать я буду дома, –  Рамазан закрыл дверь.
 Муслимат  как на крыльях побежала домой и стала ждать мужа.
 Как только Рамазан вернулся, она, улыбаясь, подошла к нему:
– Ты знаешь, Рамазан, какой молодец наш сын Сурахан. Он сегодня из района принес приказ о назначении Салихат на работу в нашем селении. 
– Это хорошо, Муслимат. Хотя бы теперь ты немного успокоишься?
– Ну, да.
– Ты почему прибежала в  школу? Дома не могла  подождать?
– Я хотела попросить тебя, чтобы ты сегодня же поехал забирать её.
– А Сурахан для чего?  У меня же нет машины, как у него.
– Честно говоря, Рамазан, я не смогла попросить сына и об этом.
–  Ты, пожалуйста,  успокойся. Мы с Сураханом решим, кому из нас ехать. А ты поухаживай за Патей. Когда Салихат будет дома, она сможет за ней ухаживать.
– Да-да, она поможет нашей Патимат. Моя красавица, как она  похудела. Как эта болезнь украла её красоту... 
 Рамазан подошёл к сыну.
 – Сынок, твоя мама хочет, чтобы мы сегодня же забрали, Салихат. 
– Если надо сегодня, папа, сегодня же и заберем. Ладно, папа, ты не  волнуйся. Я сейчас же поеду за сестрой.
Когда Салихат увидела брата и узнала, что он приехал забирать её, она не знала радоваться ей или огорчаться.
 – Что я буду дома делать? Здесь хотя  бы работа есть? – Салихат недовольно  посмотрела на брата.
– Сестра,  ты с сегодняшнего дня являешься заведующей нашего  ФАПа
– Не может этого быть! 
– Да, ты заведующая ФАПом, в родном селении будешь работать. Ты бы видела, как наша мама этому обрадовалась.
– Я знаю, брат, маме хочется, чтобы  я всегда была рядом с ней. Для неё я – еще маленькая ребенок. Мама не догадывается, что я самостоятельно хочу решать свои проблемы.
– Мама хорошо знает, что   тебе лучше будет, если твои  проблемы решать вместе с  родными. 
–  Но я  же должна когда-нибудь решать их самостоятельно.
– Салихат, не спорь. Сколько можно маме ухаживать за больной сестрой?
– Ладно, я сейчас соберусь. Как там Патя?
 – У Пати  улучшений пока  нет. Она с каждым днём слабеет,  особенно после облучения. Поэтому, мне кажется,  ты должна быть рядом с ней.  Только ты сможешь поддержать её.
– Подожди-ка, брат.  Мне надо поговорить с Азой. – Салихат пошла в операционный блок. Вскоре она  вернулась со златовласой девушкой.
– Познакомься, брат, это моя подруга.
– Аза, – протянула она руку.
– Сурахан.   
 – Может быть, моей подруге Салихат, будет хорошо  в родном селе, но я буду скучать без неё. 
– Вы пока поговорите, я с твоим заявлением, Салихат, пойду к главврачу вашей больницы.   
Заявление Салихат главврач принял с  радостью и  тут же подписал приказ.
– Слушайте, она же потеряет работу. 
– Не беспокойтесь, доктор, она уже оформлена на работу медсестрой  в родном селении.
– Раз Вы нашли ей работу,   мне остается обрадовать мою родственницу, которая просила принять свою дочку на работу…
Ваш вопрос решен, – главврач с улыбкой на лице посмотрел на Сурахана.
– Спасибо. 
 Сурахан, вспомнив, сколько он сам заплатил за сестру, усмехнулся.
***
Больше все возвращению  Салихат домой, обрадовалась её мама.
– Салихат, доченька моя,  моя маленькая,  наконец-то ты вернулась в отцовский дом. 
– Ну что ты, мама? Разве можно так переживать за меня. Я же уже большая. 
– Какая ты большая, доченька?   Как  мне не переживать, скажи,  доченька, когда старшая дочка безнадежно  больна, а младшая – в чужом районе… От твоей красавицы-сестры остались кожа до кости. Она растаяла, как весенний снег, – горько заплакала Муслимат.
– Мама, не надо плакать, может быть, всё обойдется. Наша Патя  – сильная личность, так  легко она не сдастся.
– Я больше всего хотела вернуть тебя в родное село, чтобы ты поддержала её, чтобы её маленькая Аида не осиротела.
– Не говори, мама так. Мне  становиться страшно. Патя должна вырасти свою дочурку.
– Я тоже каждый день, доченька, молюсь Богу, чтобы он дал здоровья Пате, вырастить маленькую дочь.
Салихат решила сама зайти к старшей сестре.
 – Ладно, мама я пойду к Пате. Если узнает, что я приехала, и сразу к ней не зашла, она обидится на меня.
– Ты права, доченька, иди, поддержи её. 
Когда Салихат подошла к двухэтажному белокаменному дому с голубыми окнами, её сердце начало убыстренно стучать: «Как  я в детстве  завидовала тебе, моя старшая сестра. Смешно вспоминать, но я когда-то наивно  восхищалась Султаном Ахмедовичем. Он был молод, но уже работал директором школы, преподавал уроки по математики в старших классах. Тренировал школьную  команду                по вольной борьбе. Я ходила на борьбу, чтобы видеть кареглазого тренера-красавца  с кучерявыми черными волосами. Мне тогда казалось, что все девушки, записавшиеся на борьбу, влюблены в него. Почему-то директор выбрал старшую сестру, прозванная сельчанами «Антика-Патимат» (красавца-Патитмат). Видимо, выбрал не только за красоту, признанную членами жюри на конкурсе «Красавица-горянка», 
В начале мая, на празднике «День весны», где проходил конкурс мастерства  «Умелые руки» сестра Патимат по баллам превзошла всех своих соперниц по всем его видам. Султан Ахмедович, как победитель конкурса удальцов, проходившего среди юношей, предпочел ёё из всех красавиц. Люди ещё тогда говорили: «Они  созданы Богом друг для друга».
Я же думала, моя любимая сестра, что к твоей чистой, как жемчуг, крепкой, как белый мрамор, прочной, как гранитная крепость, любви    никакое зло, никакая болезнь не подступиться», – думала Салихат, поднимаясь по лестнице дома её сестры. Она зашла в чисто убранный коридор, откуда виден был зал, освещенный двумя большими онами. На широком диване лежала больная. Увидев младшую сестру, Антика-Патимат обрадовалась. На её матовом лице разлилась широкая улыбка, открылся ровный ряд белоснежных зубов. Она с трудом и поднялась:
– Моя  младшая сестра! Ты вернулась! Как хорошо, что ты уже дома. Дай-ка я на тебя посмотрю. – Её увлажненный слезами взгляд скользнул с лица до ног по стройному стану младшей сестры.  –  Какая ты красивая у меня! Береги, сестра, себя, чтобы болезнь, как у меня, не украла твою красоту… – Антика-Патимат обняла    младшую сестру.– Теперь ты будешь в селении работать?
– Да, Патя. Как твои дела? 
– Неважно, сестра. Мне кажется, что дни мои сочтены.
– Ну что ты, Патя! Ты же у меня – самая красивая и самая умная сестра. Как ты можешь говорить. Тебе надо жить и растить свою маленькую Аиду.
– Вряд ли, сестра, мне удастся вырваться из когтей смерти… 
– Патя, не падай духом. Ты стала еще красивее, твоё белое нежное лицо стало ещё восхитительнее, а глаза твои небесного цвета стали больше и глубже.  Тебе похудение даже идет.
– Ну, садись, сестра, и рассказывай, на постоянную работу ты устроилась или на временную?
– Буду работать заведующей ФАПом. 
– Это хорошо, Саля, – задумалась Патя. – Ты знаешь, как мама беспокоилась о тебе: «Моя маленькая Саля в чужом районе, одна, без  защиты.  Теперь мама успокоится.
– А как твои анализы, Патя?   
– После удаления груди, думала, все будет хорошо. В последний раз, когда провели обследование, обнаружили метастазы в легких.  Каждый день делают по  три укола. С каждым днём становится  тяжелее дышать. Может, легкая твоя рука поможет мне вылечиться,  – грустно улыбнулась Патя. 
– Когда все вместе будем бороться с болезнью, мы эти  проблемы одолеем. Ты знаешь, Патя, что мама решила устроить торжество?
– В честь твоего приезда,  наверное.   
– Она пригласила тебя  с Султаном и дочкой.
– Непременно приедем. Пока ты ещё здесь, сделай, пожалуйста, мне укол. Давно мы все вместе за столом не собирались.   
На следующий день вся родня Мусаева Рамазана собралась в его доме. Муслимат приготовила к торжеству свои любимые блюда: пельмени из   говяжьего фарша,  чуду из отваренного сушеного мяса и картошки, блины с творогом, домашнюю колбасу из рубленой печени. Больше всех торжеству радовалась внучка Мусаевых, Аида. Она вертелась около Салихат. 
– Ты – моя тетя? 
– Да, моя красавица Аида. Я – твоя тетя Салихат.
– А почему тебя называют Салей?
– Нашим родственникам хочется называть меня ласково.   
– Я тоже хочу тебе приятное делать и буду  называть тебя тетя Саля.
– Тетя Саля, ты почему раньше у бабушки не жила?
– Я работала вдали отсюда и не могла жить у неё. 
– А теперь можешь?
– А теперь могу, потому, что я здесь буду работать.
– Мама, мама, ты знаешь, что теперь тетя Саля здесь будет работать? Она у бабушки будет жить. Теперь я могу в садик не ходить и оставаться у бабушки с тетей Салей.
– Можешь, моя красавица. Твоя бабушка будет ждать тебя каждый день – Муслимат обняла внучку.
– Бабушка, а тетя Саля будет со мной играть?
– Конечно, будет, моя воробейка, Садись за стол, поешь пельмени. 
– Можно рядом с тетей Салей сесть?
– Конечно, можно,  моя  умница, – Салихат рядом собой усадила Аиду.
– Дедушка, а дедушка, это твой день рождения?
– Сегодня, внучка-воробейка, наш общий семейный  день рождения, – улыбнулся Рамазан.
Аида так и не поняла, как может день рождения общим. Но ей было приятно, что на столе много вкусных блюд и фруктов. 
 Патимат на торжестве держалась весело. Ни  разу даже не вздохнула. Все делали вид, будто забыли о её болезни.
Султан, подойдя к жене, улыбнулся ей:
– Ты сегодня лучше выглядишь, чем вчера, – и слегка обнял её. Она, как ребенок,  прижималась к груди мужа.
Антика-Патимат и дома старалась не говорить о своей болезни при муже и дочери.  Она вставала раньше мужа, приводила себя в порядок, будто собираясь на работу. 
За шесть лет совместной семейной жизни Патимат ни разу не позволила мужу выйти из дома, не выпив чашку   чая, не позавтракав. Эту традицию она не нарушала, будучи даже тяжело больной. Преодолевая боль, слабость,  она ставила мужу завтрак. 
– Патя, я же сам хотел тебе приготовить завтрак, ты опять опередила меня, – смущался Султан.
– Мой дорогой, я хочу с утра сделать для тебя маленькую приятность.
– Спасибо, Патя, – улыбался, завтракая, Султан. Патимат хватало этой улыбки на целый день, чтобы бороться со своей болезнью и страхом смерти.
 Когда все собрались уходить, Патимат сказала: «Спасибо, мама, за прекрасный вечер. Было приятно и весело среди  близких и дорогих для меня людей.
– Доченька, я рада, что тебе вечер понравился. Если хочешь, я часто буду устраивать такие вечера.
– Мама, какая ты у меня хорошая...
***
На следующий день, когда Салихат пришла к старшей сестре сделать укол,  из другой комнаты, прибежала Аида.
– Тётя Салихат, я сегодня в садик не пойду, буду помогать тебе.
– Это хорошо, племянница. Мне как раз нужна была такая помощница.
– Аида, давай, доченька, собирайся в садик, мы опаздываем, – за ней зашел Султан. – Здравствуй, Саля, ты уже здесь?
– Здравствуйте, Султан Ахмедович.
– Папа, я сегодня в садик не иду. Я буду помогать тёте Сале.
Султан посмотрел на жену.
– Доченька, тётя Салихат идет к другим больным. Она с тобой вечером поиграет. 
– Мама, я тоже пойду к больным, буду помогать тёте Сале.
– Ты же, доченька, не доктор. К больным ходят доктора.
– Мама, у меня тоже есть белое платье. Я надену её и пойду с тётей Салей. 
Салихат неудобно стало отказывать племяннице.
– Оставьте её сегодня. Я заберу её с собой, если что, у мамы оставлю.
– Я у бабушки не останусь.  Я хочу помогать тебе, тётя Салихат, – Аида серьезно, как взрослый человек, посмотрела на свою тётю.  На её румяном лице появился еле заметный след обиды.  Высокая для своего возраста и худощавая малышка с длинными черными косами, приняла боевую стойку.
– Хорошо, моя красивая помощница, собирайся, вместе пойдем навещать больных, – Салихат ласково посмотрела на Аиду.
    Вечером, вернувшись со школы, Султан пришел за Аидой.
– Аида, давай доченька, домой. Нас ждет мама. Ты же, наверное, проголодалась.
– Нет, папа, тётя Саля меня накормила. Я покушала печенье с чаем.
– Чай – это хорошо, но мама приготовила очень вкусный борщ со сметаной.
– А мясо положила?
– И мясо положила.
– Тётя Саля, пошли со мной.
Всевышний Хорошо, Аидочка, я уже иду. Надо же маму быстрее вылечить. 
Следующий день тоже Аида утром в садик не пошла и стала ждать Салихат.
 Салихат, она чувствует в тебе родную кровь. Возьми её с собой, пусть привыкнет к тебе. 
Салихат каждый день стала забирать её к себе. Аида  привязалась к ней. Даже вечером она не хотела возвращаться домой. День за днем состояние старшей сестры ухудшалось. Боли её усиливались, и Салихат вынуждена была в день три-четыре раза бывать   делать обезболивающие уколы.
«Судьба, как ты жестока к моей сестре. И за что ты так жестока? Если Всевышний определил ей такую судьбу ещё до её рождения, хотела бы узнать, в чём она провинилась. Она же безгрешна и свята, как младенец. О Всевышний, за что так страдает моя сестра, моя Антика-Патимат?» – разрывалось сердце Салихат, глядя на старшую сестру. Больная несколько раз кашлянула, в слюне появились сгустки крови.
«Я так мечтала увидеть, как  моя маленькая Аида пойдет в школу! Видимо, Аллах не даст мне возможность повести за руку свою дочурку в школу», – думала Антика-Патимат, но произнести эти  слова вслух, она боялась, 
Султан, молодой директор школы, учитель математики, ярый атеист в  студенческие годы, во время болезни жены окончательно сломался. Стал   каждый день молиться, в каждую пятницу стал ходить в сельскую мечеть. В своих молитвах он неустанно просил у Аллаха здоровья для его жены.
Несмотря на его отчаянные молитвы, состояние Антика-Патимат день за днем ухудшалось. Антика-Патимат  отчаянно сопротивлялась, делала всё, что прописывали врачи, всё, что советовали знахари и гадалки, но болезнь неумолимо прогрессировала.  Больная смерти не боялась. Ей казалось, что будет легче, если покинуть этот бренный мир, чем мучиться от страшных болей. Она боялась за пятилетнюю дочку. «Что с ней будет без меня? К кому она привяжется, когда Салихат выйдет замуж?» Эти  страшные вопросы не выходили из ее головы. Они приносили ей    больше страданий, чем боли, вызываемые в ее организме страшной болезнью – раком лёгких.
 Тем временем Аида ни на шаг не отходила от Салихат и    редко подходила к матери, старалась не смотреть в её угасающие глаза. Родственникам, которые заходили к больной, чтобы проведать её, казалось, что Бог своей невидимой рукой помогает ребенку легко перенести утрату материнской заботы.
 К весне Антике-Патимат стало хуже. Муслимат оставалась ночевать у постели дочери. По ночам Салихат ходила делать обезболивающие уколы.
В очередной раз, сделав укол, Салихат вернулась домой. Она еще не успела уснуть, как услышала стук в ворота, Салихат вскочила с постели и вышла в коридор, тут она столкнулась с отцом:
– Я сам открою, доченька. Ты отдыхай.
– Наверное, папа, это ко мне: сын Исы, вечером температурил и плохо чувствовал себя, скажи, что я сейчас выйду.
Перед воротами стоял Султан Ахмедович.
– Патя очень плохо чувствует. Она просит к себе Салихат, 
– Сейчас, сынок, мы придем, Салихат, быстрей, доченька, твоей сестре стало плохо, Салихат разбудила Гамида, чтобы он проследил за Аидой.
Увидев отца и сестру, Патимат с трудом улыбнулась.
– Я же просила привести только Салихат. Зачем еще папу побеспокоили?
– Как же, доченька, не беспокоить отца, если его дочь не может ночью спать, – Рамазан, улыбаясь, наклонился над дочерью и погладил её по волосам.
– Папа, мне очень плохо, – Патимат, как в детстве, пожаловалась своему отцу.  В уголках её почти потухших голубых глаз появились серебряные бусинки слез. Покатившись по щекам, они упали на белоснежную наволочку.
Султан не выдержал, задыхаясь от образовавшегося в горле комочка, выбежал в коридор.
Рамазан, видевший на войне много человеческих страданий и смертей, с большим трудом подавил в себе приступ сострадания. 
– Я знаю, доченька, сейчас твоя сестра сделает укол, и тебе легче станет.
– Моя красавица, потерпи немного, сестра уже здесь, – сказала Муслимат.
– Мама, какая же я красавица, если я стала похожа на болезненную мышь. 
–  Доченька, ты вылечишься, и к тебе вернётся твоя былая красота. 
– Я знаю, мама, только это будет на том свете.
Салихат сделала сестре укол, дышать Патимат стало легче.
– Теперь, мои родные, выслушайте меня. Мне недолго осталось жить. 
– Ты что говоришь, доченька. У тебя маленький ребенок, ты молода. Ты должна жить, – заплакала Муслимат.
– Да, мама, я молода. Я любила, и меня любили в этом мире. За шесть лет совместной семейной жизни у меня было столько счастья, сколько иные женщины не видят за всю жизнь. Я благодарна, мама, моему Султану. Он каждый день, каждый час, каждую минуту дарил мне радость и счастье в жизни. У меня не было ни одной минуты, чтобы на его лице появилась тень разочарования или обиды.
Мне столько радости приносили торжества в день рождения нашей дочери, которые устраивал Султан!
Наша маленькая дочурка зажгла мне еще одно солнце в небесах. Салихат, моя родная, я очень прошу тебя, замени, пожалуйста, для моей маленькой дочки маму. Пообещай, что ты никому ее не отдашь, будешь воспитывать её, как свою дочку. Она уже привязалась к тебе. 
–  Патя, ты что? Не говори так. Ты сама сможешь ее воспитать. Ты сильная, – голос Салихат задрожал, по щекам покатились слезы.
– Ты не плачь, моя хорошая, дай мне слово, что ты никому её не отдашь… 
Я знаю, отец моей дочери никогда её в обиду не даст. Но почему-то, мне кажется, что он не выдержит удар судьбы. Моя смерть его сильно потрясет. Мы были созданы друг для друга, но злая судьба меня с ним  разлучает. Я не знаю, выдержит ли он эту разлуку…  Поэтому прошу тебя, сестра, позаботиться о моей Аиде.
В это время зашёл Султан.
– После укола тебе немного легче не стало? – хриплым голосом спросил Султан.
– Мне уже лучше, любимый. Ты не волнуйся. Султан, уже рассвет. Ты бы посмотрел, как там наша Аида. Может быть, она раскрылась, – Патимат не хотела, чтобы муж видел, как потухают ее голубые глаза. 
– Хорошо, я пойду, побуду с ней.
– Иди, любимый, – сказала она, будто знала, что прощается навсегда. Когда Султан вышел, у Патимат по щекам покатились слезы. Видя страдания дочери, Муслимат не смогла сдержать слёз.
– Мама, не плачь. Все мои желания на этом свете сбылись. Бог дал мне всё,     что я хотела, красоту, любовь, счастье, радость, признание. Со студенческих лет я, как считали мои подруги, была безмерно удачлива: полюбила самого красивого парня из нашего села, и он ответил мне такой же горячей любовью. Мы стали учителями, создали красивую семью. У нас родилась очаровательная дочурка Аида. Может быть, Бог дал мне сразу всё, чтобы я за свою короткую жизнь успела понять, что значит быть счастливой. Мама, я ухожу. Сестра, не забудь о моей просьбе.
Это были последние слова Антики-Патимат. 
После смерти жены, Султан изменился до неузнаваемости. Отпустил бороду. Избегал общения с людьми. Каждый день ходил молиться в мечеть. Единственное, в чём он не изменился, это было аккуратное отношение к своим занятиям в школе.
Аида оставалась с Салихат. Она ее забирала с собой на работу, хотя Муслимат уговаривала дочку, оставлять Аиду дома. Но Аида не принимала хлопот и забот   бабушки. Пока Салихат не расскажет вечернюю сказку, она и не засыпала.
Султан два раза в день навещал дочку: утром, когда шел в школу, и вечером, когда возвращался домой. Старался забрать дочку домой, покупать ей подарки, играть с ней, но Аиде быстро надоедали куклы и игры с «хмурым» отцом. Она просила, чтобы папа отвел её к тёте Сале. И Султан беспрекословно выполнял просьбы дочери. 
 – Доченька, тебе же тяжело днем и ночью находиться около ребенка. Тебе надо еще больных принимать. Ты постарайся, уговорить её, чтобы она осталась со мной, – просила Муслимат.
– Мама, я должна сдержать данное  сестре слово. Я не могу заменить ей свою маму, но не обидеть, не разочаровать Аиду, я стараюсь.
– Доченька, ты слишком балуешь её. Выполняешь её детские капризы, безграничные требования, во всем поощряя её.
– Мама, я стараюсь, чтобы она не чувствовала отсутствие материнской любви, заботы, тепла. Я готова выполнить любой каприз, лишь бы не испортить её настроение.
– Я боюсь, доченька, что ты не выдержишь. Я же вижу, как тебе трудно. 
– Все нормально, мама, ты не беспокойся, я выдержу.
– Я же хочу тебе помочь. Целыми днями я дома, можно же Аиду оставить со мной.
–  Мама, у тебя большое хозяйство.  Один уход за огородом, коровами чего стоит.
Такое отношение Салихат к своей осиротевшей племяннице, многие односельчане понимали по-своему. Однажды, во время очередного обхода больных стариков, когда Салихат возвращалась вместе с Аидой, она встретилась с пожилой женщиной. Хадижат беззубым ртом  улыбнулась:
– Вот как вы подружились. Ох, эти сплетницы… Болтают, что ты хочешь прибрать к своим рукам молодого директора школы, что хитрая Муслимат старается выдать замуж Салихат за Султана, чтобы внучка-малолетка не попала в чужие руки и созданный её старшей дочерью семейный очаг не достался чужим. Ты, дочка, не слушай их. Болтают они от нечего делать.
– Что касается малолетней Аиды, они правы, бабушка, она никому не достанется. Она будет со мной. А насчет семейного очага и Султана Ахмедовича зря они беспокоятся. Я на это не претендую. Мне хватает моей маленькой беззащитной  племянницы.
– Ты правильно говоришь, доченька, береги сиротку, за это тебе Бог воздаст.  Идите, мои красавицы, пусть Бог хранит вас.
***
Смерть жены очень сильно сокрушила   Султана. Он растерялся. Душа его обнищала. Сердце опустело. Султан был на грани нервного срыва. Днем он немного отвлекался от тяжелых мыслей. Этому  помогала работа в школе. Вечером, когда он возвращался домой, глядя на холодный и пустой домашний очаг, скорбь  дьявольскими когтями хватала его за горло и начинала душить. Из глубины небытия появлялась голубоглазая Патимат с очаровательной улыбкой на лице.  Образ стройной, похожей на молодой тополек, Пати помогал Султану вырваться из дьявольских когтей скорби. Он целыми часами сидел в  кресле, закрыв глаза и не зажигая света. Он боялся открыть глаза, чтобы не исчез этот милый для его души образ. После смерти Патимат ни разу он не включил телевизор. С уходом хозяйки надолго замолчал голубой экран в углу широкой гостиной.
Салихат, наблюдавшая за Султаном Ахмедовичем, бывшим их директором, испугалась: «Он же болен. Ходит с длинной бородой, потухшими глазами, никого не замечает на улице. Это ли он, удалец Султан, в которого были влюблены старшеклассницы? Это ли он, Султан Ахмедович, который всегда ходил в свежевыглаженной рубашке и в галстуке? Неужели Патя была права: «Он не выдержит мою смерть»?
 «Надо ему помочь», – подумала она. 
Когда отец вернулся со школы, Салихат подошла к нему, серьезно посмотрела на него.
– Что, доченька, проблемы какие-то появились? – Рамазан опередил её вопросом.
– Не у меня, папа, проблемы. Я хотела попросить тебя, чтобы ты поговорил с Султаном Ахмедовичем. Он же тебя, как родного отца, уважает. Может, ты сможешь воздействовать на него. Он совсем опустился. Ходит мрачный, небритый.  Он же – учитель, перед учениками так появляться же нельзя. С людьми он не общается. После смерти Пати он совсем изменился, как будто заболел.
Раньше он красиво одевался. Я даже не знаю, как на него смотрят учащиеся. Он же каждый день перед их глазами. А он за собой не ухаживает. Мне кажется, что ему безразлично, во что одеться, что о нем скажут его ученики, учителя, товарищи. Мне жалко его, папа.
– Это, доченька, и учителя заметили. Я думал, что он со временем справится с горем. И не решался поговорить. Хорошо, доченька, мне тоже не нравится, как он сдался. Несколько раз пробовал с ним  поговорить, но не подвернулся удобный случай. Муслимат, приготовь на ужин свой фирменный хинкал. Я хочу пригласить Султана. 
После разговора с Салей, Рамазану стало даже неудобно за свою оплошность: «Почему сам не решился с ним  поговорить?» Рамазан попросил младшего сына, Гамида, позвать Султана Ахмедовича на ужин.
За ужином Рамазан заглянул в глаза  Султана.
 – Сынок, мне очень тяжело видеть тебя таким подавленным. Патю уже не вернешь, сынок, сколько бы ты ни горевал. На ней жизнь на земле не кончается. Тебе надо жить ради своей дочери. Соберись с духом, сынок. Ты – образованный, красивый молодой человек. Найди себе жену. 
– Рамазан Сураханович, Вы говорите, что жизнь продолжается, а у меня ее нет. Я – сгоревшая комета, сорвавшаяся со своей орбиты. Вы говорите, соберись духом. Моя душа ушла вместе с Патей. Она с собой унесла мое сердце. От меня осталась только оболочка. Я открыт для всех   ветров. Даже моя пятилетняя дочурка сильнее меня. Она нашла себе новую любовь взамен потерянной материнской любви. Она оказалась более подготовленной к удару судьбы. Она нашла себе защиту.
А вокруг меня образовалась пустота, будто я остался один на безлюдном острове.
Весь мир, Рамазан Сураханович, стал для меня безлюдной пустыней. В школе я жду звонка на перемену, кажется, вот-вот она с урока зайдет в учительскую вся в солнечном свете. А когда домой прихожу, заглядываю в каждую комнату, как будто могу увидеть её светлое лицо. Вечерами она и во сне, и наяву со мной.
– Сынок, тебе надо взять себя в руки.   Так жить нельзя, сынок, Патя больше не вернется.   Тебе надо жить, найти другую женщину. Это говорю тебе я, отец, потерявший свою любимую дочь. Ты должен быть мужественнее меня: ведь я любил свою Патю, как ты любишь свою дочь Аиду. Пойми, ты для меня стал сыном. Я тебе, как родному сыну, советую, отвлекись от всего, возьми путёвку на курорт и поезжай отдохнуть. Мне тяжело смотреть на тебя.
– Я подумаю, Рамазан Сураханович.
 Слова покойной жены до сердца Султана не дошли. Утешение он стал искать в религии. В каждую пятницу регулярно ходил молиться в сельскую мечеть. В очередной раз, когда односельчане собрались в сельской мечети на пятничную молитву, отряд ОМОНа, приехавший из города, оцепил мечеть. Командир ОМОНа, молодой человек, зашел в мечеть в униформе и объявил:
– Всем оставаться на своих местах. Отряд ОМОНа проводит антитеррористическую акцию!
Группа людей в черных масках и в форме ОМОНа, но без автоматов, зашли в мечеть. Из толпы молящихся ОМОН отобрал бородатых молодых людей и без всякого объяснения вывел на улицу, посадил в газели и увез в город. Среди этих бородатых молодых людей оказался и Султан Ахмедович. 
Узнав, что он является директором  школы, ОМОН решил, что он – руководитель группы.
Следователь пристрастно стал его допрашивать:
– Сколько человек состоит в вашей группе?
– Двое.
– Имена?
– Я, Магомедов Султан, и Господь Бог.
– Ребята, он еще для допроса не созрел. С ним надо поработать, – ушел следователь.
После ухода следователя в подвале, где держали арестованных, для Султана начался ад. Сначала повесили его за руки и били по ногам:
– Что ты делал в мечети и с кем ты встречался там?
– Я молился Богу. И хотел встретиться с ним.
– С кем «с ним»?
– С Господом Богом.
– Ну, встретился?
– К сожалению, нет.
– Давай-ка мы тебе поможем с ним встретиться, – ехидно улыбнулся агент-палач и начал бить его резиновой дубинкой. Султан тихо стонал, прикусив нижнюю губу.
– Я думаю, теперь ты назовешь своих сообщников.
Султана сняли с верёвок, усадили на табуретку. Он на табуретке не удержался, свалился на пол.
– Слушай, он копыта не откинет? – тревожно спросил один ОМОНовец другого.
– Не думаю. Я его обработал по пояс.
На Султана брызнули холодную воду, привели в чувство. Позвали следователя.
– Ну что, назовёте членов вашей группы?
– В нашей группе учился нынешний  заместитель министра внутренних дел Магомедов.
– Ты о чем?
– Вы же спрашиваете, кто был в нашей группе в университете?
– Меня не интересует, кто с вами учился. Ты лучше расскажи о деятельности вашей подпольной группы вахабитов?
– Вы меня путаете с кем-то. Я – учитель, работаю в школе. У меня нет времени заниматься разборками различных религиозных течений.
– Эти басни ты можешь рассказывать  детям. А мне нужно узнать все, что касается ваших бородатых братьев.
– Слушайте, у меня жена умерла. Я в трауре. Живу с пятилетней девочкой. Мне нет дела до вахабитов. Может, вы из-за бороды взяли меня сюда?
– И из-за бороды.
– Я же Вам объясняю: у меня жена умерла, уже год, как я в трауре.
– Я этого не исключаю, – смягчил тон следователь, – но мне нужно, чтобы ты рассказал все, что знаешь о молодежи, связанной с вахабитами.
– Господин следователь…
– Я тебе не господин, мы всех господ в семнадцатом уничтожили. Я для тебя гражданин следователь.
– Гражданин следователь, ходить и узнавать, чем занимается сельская молодежь, у меня не ни времени, ни настроения. Я каждый день в школе, а после школы бываю со своим ребенком. Когда дочка засыпает, готовлюсь к урокам. Откуда мне взять время, чтобы ходить на какие-то сборища. Раньше, пока не заболела моя жена, даже в мечеть не ходил.
Повторяя одни и те же вопросы, два дня следователь мучил Султана.
Тем временем в селении возмущение людей задержанием директора школы переросло в организованную демонстрацию.
У Султана близких родственников не было, кроме двоюродных братьев и сестер. Двоюродный брат Магомед прибежал к Рамазану.
– Рамазан Сураханович, более грамотного и уважаемого чем Вы в селении человека нет. Ради Султана мы, его родственники, просим Вас возглавить нашу группу и поехать с нами на площадь столицы с требованием выпустить директора нашей школы. 
– Я готов, Магомед, пойти с вами куда угодно ради Султана. Он – отец моей внучки. Мне небезразлична его судьба.
С делегацией демонстрантов, требующих освободить безвинного человека, в Министерство внутренних дел поступила справка о том, что Магомедов Султан Ахмедович является директором Мурзамахинской школы, что она по итогам проверки прошлого года показала лучшие результаты в районе по успеваемости и воспитанности учащихся. В справке было отмечено, что Магомедов С. А.  является уважаемым человеком в селении и прекрасным учителем, что он год назад похоронил жену, что из-за  траура носит бороду.
Справка подтверждала, что он не связан ни с какими религиозными группами.   
 Следователь за два дня задержания директора не смог собрать обвинительную базу и выпустил его с отбитыми почками.
После выхода из КПЗ, Султан через несколько дней тяжело заболел и попал в больницу. Отбитые почки начали отказывать. Для очищения крови его направили в республиканский центр.
***
В один из пасмурных дней в медпункте появилась старушка Хадижат, сельская предсказательница.
– Что, бабушка Хадижат, заболела что ли? – улыбаясь, Салихат предложила ей сесть на кушетку.
Хадижат внимательно посмотрела на кушетку, покрытую белоснежной простыней и тихо, стараясь не помять её, осторожно села.
– Рассказывай, бабушка, что тебя беспокоит, на что жалуешься?
– Голова болит, доченька, со вчерашнего дня. Думаю, давление поднялось…
– Сейчас, бабушка, – Салихат проверила давление. Дала таблетку от головной боли.
Хадижат внимательно посмотрела на диван, где сидела Аида и рассматривала рисунки в книге.
– Что-то, доченька, твоя сестра не отпускает Султана. Я видела сон: Султан тянется за твоей сестрой. Она зовет его туда, где она сама. Не дай Аллах, она и вправду заберёт его.
Ты, доченька, мне нравишься, добрая, красивая, заботливая. Помогаешь нам, больным старикам. 
Я думаю, у тебя есть другой молодой человек. Оставайся верной ему и никого не слушай, только береги сиротку, – предупредила старуха и ушла.
«Странная старушка, – подумала Салихат. – Она не может понять, что я на эти сельские сплетни не обращаю никакого внимания. К тому же у  меня нет других чувств к Султану, кроме жалости. 
 С утра до вечера я работаю в амбулатории, обслуживаю больных, даже ночью  спешу на вызовы, когда мне слушать эти сплетни. И зачем мне их слушать. У меня нет времени даже подумать о себе. Мне бы позаботиться о своей племяннице. Другого мне ничего и не надо.
Странно, откуда знает старушка Хадижат, что у меня есть молодой человек? А  разве он у меня есть? Разве я кого-нибудь люблю? Мимолетные встречи с Лобачевским можно ли назвать любовью? Это же  было обычным общением с близким по духу молодым человеком?  Просто было приятно вместе с Азой находиться в компании Дауда и Мансура. Почему она сказала: «Султана зовет твоя сестра». Что она имела в виду?
***
   После избиения в КПЗ Султану Ахмедовичу приходилось часто пропускать уроки. Он вынужден был ездить в город на очищение крови. Врачи предупреждали, что так он долго не протянет, надо сделать операцию по пересадке почек.
Очередной раз, когда в тяжелом состоянии Султан поехал в город на очищение крови, ему стало совсем плохо. Братья Султана, Магомед и Али, через несколько дней, узнав о его болезни,    спешно поехали в больницу. Врачи им сказали: «Что могли, мы сделали. У него не только почки, но и сердце отказало».
 Султана похоронили на сельском кладбище, рядом с женой.
– О Аллах, за что Ты лишил мою бедную   внучку, не только матери, но и отца? – разрыдалась Муслимат. – За что? За какие грехи? Их же не было у родителей моей внучки! Они же свято соблюдали все предписания ислама. О Аллах, за что ты наказываешь честных людей, когда грешные люди припеваючи живут на Земле?
– Муслимат, ради всего святого, успокойся. Причитать вот так  – это грех.  Уймись, Аллах лишил твою внучку родителей, Аллах же даст ей удачи. Не лишай, Муслимат, свою внучку этого счастья, – соседки старались смягчить горе скорбящей горянки. – Молись Аллаху, чтобы Аида была счастлива.
Отметив сорокадневный траур, Муслимат обняла  Салихат:
– Теперь, доченька, наша Аида – круглая сирота. Тебе трудно будет одной  заботиться о ней. Постарайся убедить Аиду  в том, что ей надо оставаться с нами – с бабушкой и дедушкой. Тебе тоже когда-нибудь надо свить своё гнездо.
 – Мама, в любом случае она останется со мной. Она теперь – моя дочка. Я знаю, что и вы должны принять участие в её воспитании. Я постараюсь, чтобы она время от времени оставалась с вами.  Но растить её буду я.
***
С отъездом Салихат жизнь у Азы осложнилась. Тавти Тайгибович, став главным врачом, преследовал её на каждом шагу. 
После отъезда Салихат Аза жила на квартире одна. Хозяйка дома не то, чтобы   не позволять зайти постороннему мужчине к своей клиентке, даже рада была приходу в её дом главврача. «Это же сын первого секретаря райкома. Как можно так возгордиться и не признавать сына первого человека в районе», – недоумевала она.
Аза решила поменять квартиру и жить подальше от центральной районной больницы. Но новые хозяева тоже были рады тому, что их дом посещает сам главврач и всеми возможными путями добивается руки Азы.
В один из воскресных дней (обычно Аза в каждое воскресенье уезжала домой) она пожаловалась матери о притязаниях главврача.
– Доченька, пока папе ничего не говори. Сгоряча он может наломать дров. Я сама поговорю с этим подлецом. Как он, руководитель огромного лечебного учреждения, может преследовать медсестру, которая работает у него же в больнице, –  возмутилась она. 
На следующий день вместе с Азой  Хамис поехала в районный центр. Сначала она поговорила с хозяевами квартиры. Они ничего дурного не видели в том, что к ним заходит главврач и интересуется бытовыми условиями своей работницы. После этого Хамис разыскала своего родственника – троюродного брата, который жил в районном центре и попросила его дать комнату Азе.
Али не только согласился, даже выразил свою обиду, что Аза сразу не пришла к ним, а сняла квартиру у чужих людей. 
 – А теперь, дорогой Али, ты и твоя семья – покровители моей дочери. Любите и берегите её.
– Доченька, раз вопрос с квартирой решен, я хочу зайти к твоему главврачу и поговорить с ним.
– Мама, о чем ты будешь говорить с этим бессовестным человеком?
– Доченька, я, твоя мать, найду, что ему сказать. Может быть, он поймет, что нехорошо обхаживать своих молодых работниц. Я его пристыжу и припугну Мансуром.
– Мама, ради Бога, насчет Мансура ни слова.
– Почему, доченька, он – знаменитый  в республике молодой человек. Я знаю, что он его может остановить. Мансур и ты еще с рождения помолвлены. Ваши отцы дали друг другу слово. Да и Мансуру ты небезразлична. 
– Это было раньше, мама, теперь он – в городе, а я – в селе. 
–  Доченька, что-нибудь изменилось что ли? – Хамис с тревогой посмотрела на дочь.
– В моих отношениях, мама, нет. А Мансура я уже почти полгода не вижу.   Может быть, он встретил другую девушку. Мало ли красавиц, желающих познакомиться с чемпионом Советского Союза, – разволновалась Аза.
– Хорошо, хорошо, Аза, не волнуйся. Раз ты этого хочешь, ничего не буду говорить о Мансуре. Но я все равно поговорю с этим распущенным главврачом. 
После окончания рабочего дня, в шестнадцать часов Аза вернулась домой.
– Теперь, доченька, мне можно пойти и поговорить с вашим главврачом?
– Если ты хочешь, мама, можешь поговорить. От беседы, мне кажется, не будет толку. Этот бабник не послушает, мама, тебя.
– Если не послушает, тогда пойду в райком партии.
– Мама, у этого бабника отец – первый секретарь райкома, так что райком тебе не поможет.
– Поэтому, доченька, я хотела припугнуть его Мансуром, но этого делать ты согласия не дала.
– Мама, ради Бога, в это дело не вмешивай Мансура.
– Не беспокойся, я ни словом не обмолвлюсь о нем, – Хамис пошла в больницу.
Главврача на работе она не застала.
– Главврач с тринадцати часов находится на совещании в райкоме партии, – сказала молодая девушка, которая сидела в приемной главврача. – Вы по какому вопросу к главврачу? 
– Я, доченька, к нему по личному вопросу, – сказала Хамис спокойно.
– Тогда приходите утром, после девяти часов. Обычно главврач по личным вопросам принимает после пятиминутки, – объяснила секретарша.
«Нашли время проводить совещание.   Рабочий день еще не закончился, а людей отрывают от работы», – в сердцах подумала Хамис и вернулась к Азе.
Аза очень волновалась, пока не вернулась мама. Она боялась, что мама с обиды  выговорит лишнее прилюдно. 
– Что-то, мама, ты рано вернулась, – с волнением в голосе сказала Аза.
– Вашего бабника не нашла, доченька. Секретарша сказала, он на совещании, в райкоме, посоветовала завтра утром прийти, будто я здешняя и могу подойти к главврачу, когда захочу.
– Она не спросила, зачем тебе главврач?
– Спросила, доченька. Но я сказала, что по личному вопросу.
– Больше ничего не спрашивала? 
– Нет, доченька. Я ведь тоже понимаю, что тебе работать в этом коллективе. Я не хочу, чтобы твои коллеги узнали о скандале с главврачом.
 Аза немного успокоилась: «До завтра у мамы есть время подумать о том, как себя вести и подготовиться к встрече». 
– Мама, переоденься, отдохни, – Аза протянула маме свой домашний халат.
– С одной стороны, доченька, это хорошо, что я сегодня не застала главврача на работе. Сгоряча я могла бы и лишнего наговорить. 
На следующий день, как рекомендовала секретарша, Хамис пришла к девяти часам к главврачу. Когда Хамис собралась в больницу, Аза уже была на работе. 
– Вы пока посидите, я спрошу у него, – сказала секретарша, узнав Хамис.
Через минуту она вышла из кабинета главврача.
– Заходите, Тавти Тайгибович вас ждет, – сказала она, улыбаясь.
Хамис с бьющимся сердцем зашла в кабинет. 
– Здравствуйте.
– Заходите, – главврач пригласил её сесть.
Хамис плотно закрыла за собой дверь:
– Спасибо, сидеть у меня времени нет. Я – мать Азы.
– Очень приятно, – улыбнулся главврач. – И все-таки садитесь. Сидя легче будет беседовать. 
– Я буду говорить стоя, – сказала Хамис, грозно посмотрев на молодого человека с симпатичным лицом.
– Молодой человек, ты меня внимательно слушай и скажи, почему ты преследуешь мою дочь?
– Я её, мамаша, абсолютно не преследую. Я её...
– А я тебя, молодой человек,  очень прошу: оставь мою Азу в покое. Я боюсь, если узнает об этом мой муж, он – горячий человек, то я не знаю, что с тобой сделает. А мы не хотим неприятностей.
– Мамаша, Вы что? У меня никогда  даже в мыслях не было обидеть Азу. Она – хорошая работница. Я всегда ее в пример привожу другим медсестрам. Очень аккуратная, грамотная медсестра, которая исполняет свои обязанности на высоком уровне.
– Зачем же ты ходишь туда, где она живет?
–  Уважаемая...
– Хамис меня звать.
– Уважаемая Хамис, я знаю, что Вы работаете учительницей. Если Ваш  директор школы придет к Вам домой и спросит, как Вы поживаете, какие бытовые вопросы нерешены, Вы это посчитаете преследованием? А когда главврач больницы и по службе обязан интересоваться жизнью и бытом своих сотрудников, Вы считаете это преследованием? Я не понимаю, если к вашей дочери зашел главврач и поинтересовался, какие бытовые проблемы ее беспокоят, что здесь плохого?
– Плохое, молодой человек, в том, что ты не один раз  «интересовался, как она живет». Её бытовые проблемы мы, её родители, сами как-нибудь решим.
– Хорошо, если Вам не нравится, что я интересуюсь проблемами быта вашей дочери, больше не буду её беспокоить. Прошу извинения.
– Так будет лучше, молодой человек, для Вас и для нас. Иначе мы вынуждены будем забрать дочь домой.
– Я же сказал, что я интересовался бытовыми условиями вашей дочери, больше этого не повторится. И домой забирать Азу, необходимости нет. Пускай она работает, никто ей на работе мешать не будет.
– Так-то хорошо, главврач, – облегчённо вздохнула Хамис и покинула кабинет.
Хамис накупила продукты для дочери и стала ждать её, пока она с работы вернется. Аза, как обычно, вернулась в шестнадцать часов.
– Мама, вы с главврачом не поругались?
– Нет, доченька. Он оказался сдержанным, воспитанным молодым человеком. И пообещал мне, что преследовать тебя не будет.    
– Хорошо, мама, что вы прилюдно не поругались. Ты же знаешь, мама, какие злые языки у здешних людей.
– Поэтому я постаралась тебя не подвести.
К вечеру Хамис уехала домой.
После встречи с Хамис, главврач, как и обещал, больше «не интересовался бытовыми условиями» Азы.
***
Пути судьбы неисповедимы. Беда появляется оттуда, откуда ты её не ждешь. Она любит удивлять человека своей непредсказуемостью, устраивает засаду на свою жертву там, где, казалось бы, невозможно. Для беды нет ничего запретного, невозможного. Она может появиться в любое время и в любом месте. Избежать ее человеку бывает очень трудно. Но к Азе она пришла во сне, как предупреждение. Она показала ей, что может случиться с ней, если она не предпримет необходимые меры. Видимо, судьба не могла допустить, чтобы Аза, осторожная молодая девушка пострадала. 
В один из зимних месяцев был день рождения старшей медсестры Центральной районной больницы (ЦРБ). Среди приглашенных медработников была Аза. На торжество собрались после работы, к семнадцати часам.
Азу старшая медсестра пригласила специально.  Пригласив её, Марьям  хотела обрадовать Тавти Тайгибовича. Она главврача любила безумно, уважала его безмерно. Молодой хирург  сожительствовал с ней. А она была ему предана,  как собачка своему хозяину. И на работе она всегда поощряла и хвалила Азу, зная, что это будет приятно главврачу. Хотя она сама ужасно ревновала, она старалась не выдавать себя. 
– Марьям, можно тебя на минутку, – Тавти позвал старшую медсестру в другую комнату и обнял её. Она прижалась к нему.
– Поздравляю тебя с днем рождения! – хирург поцеловал её в губы.
– Спасибо, мой дорогой друг, – ответила она горячим поцелуем.
– Слушай, ты случайно пригласила Азу или специально ради меня? – улыбнулся он многозначительно.
– Конечно, ради тебя. Ты же знаешь, как я люблю делать для тебя что-либо приятное.
– Молодец. Спасибо, Марьямочка, я хотел у тебя попросить одну вещь.
–  Проси, что хочешь, я сделаю всё для тебя, – она думала, что главврач попросит её остаться с ним на ночь.
– Ты не сможешь организовать для меня близкие отношения с Азой?
– Что ты имеешь в виду? 
– Как будто ты не понимаешь, Марьямочка, какие бывают близкие отношения между мужчиной и женщиной. Ты же знаешь, что для меня ты – самая главная  моя избранница, но гордячка и недотрога по имени Аза насмехается надо мной. Я хочу её поломать, чтобы она не глумилась надо мной. 
– Но она же – не женщина. Тебя она не подпустит, как молодая гордая кобылка табунного жеребца, – улыбнулась Марьям.
– Ты сделай так, чтобы она подпустила.
– Она мне – не подруга и не послушает меня, мой дорогой. Что, у тебя разыгралась мужская гордость?
–  Представь себе, ты попала в точку.
– Правда, мой жеребец, я не знаю, как приручить эту дикую кобылку.
– Разве в медицине мало средств, чтобы снять контрольные рычаги мозга?
– Ладно, я постараюсь. 
– Спасибо, Марьямочка, – главврач  обнял медсестру и поцеловал.
Когда большинство из приглашенных гостей собралось, Тавти в роли тамады открыл торжественный вечер, посвященный дню рождения старшей медсестры. Он поздравил Марьям от имени коллектива и от себя лично, пожелал ей  здоровье на благо районной больницы.
После открытия вечера пошли тосты, поздравления сотрудников ЦРБ и длились это почти до десяти часов вечера. После десяти часов изрядно выпившие молодые люди организовали танцы.
– Наша Аза вино не пьет, водку не пьет. Может, Марьям, подашь ей чашку чая? – многозначительно улыбнулся главврач.
– Тавти Тайгибович, может, и Вам чашечку чая?
–  Я тоже не откажусь. Надо же разбавить коньяк чаем. Разумеется в желудке. 
– Хорошо, Тавти Тайгибович, – Марьям  пошла на кухню.
Веселая компания шумела, танцевала. 
Марьям принесла чай. Одну чашку она поставила перед Азой, а Аза эту чашку придвинула к главврачу, как старшему уважаемому  человеку.
– Нет-нет, Аза, это тебе, – разволновалась Марьям. Аза подозрительно посмотрела на неё, но ничего не сказала.
– Для главврача немного крепкий я налила, чтобы мог освежиться,  – Марьям вернула чашку Азе, другую поставила перед Тавти Тайгибовичем.
У Азы возникли сомнения и, когда тамада встал, призывая компанию к порядку, Аза подменила чашку чая.
Скоро тамада начал зевать, веки стали тяжелыми, глаза начали закрываться.
– Пойду-ка покурю, – сказал он   сидящей рядом Марьям. И вышел.
После его ухода одни тут же, за столом  стали курить, другие начали танцевать, третьи – петь. Аза тихо встала и, когда Марьям зашла в кухню, незаметно ушла домой.
Выпитый коньяк и чай со снотворным порошком моментально подействовали на главврача. Его, спящего, коллеги доставили домой. Но этого Аза  не видела.
Она, уставшая от шумной компании и  выпитого шампанского, быстро заснула.
А во сне она вернулась туда, где шумела пьяная компания. После чашечки чая у неё веки стали свинцовыми, тяжелыми, глаза слипались. В голове кружилось. Она пыталась подняться, но ноги подкашивались.
Марьям, пристально наблюдая за Азой, проворно подошла к ней.
– Аза, тебе плохо?
– Я хочу спать!
– Хорошо, я сейчас проведу тебя.
– Я хочу домой.
– Хорошо, хорошо, домой проведу, –  Марьям провела её под руку в спальную комнату и уложила на свободный диван, сняла с неё туфли, укрыла легким одеялом.  А сама вышла провожать уходящих гостей.
Под утро Аза проснулась. В голове ещё шумело, мутило, а во рту пересохло. Во всем теле чувствовалась тяжесть,  будто её палкой побили. В комнате свет горел. «Как же я свет не выключила?» – Аза решила приподняться.
– Ужас! Рядом со мной в постели   лежит мужчина? – В страхе она выскочила на улицу, будто оказалась рядом с ядовитой змеёй. Она поняла, что главврач лежал рядом с ней и спал. По всему её телу пробежала холодная дрожь. Ноги, как ватные, подкашивались. Ничего не соображая, она с трудом побежала в предрассветной темноте в сторону, где она жила. 
Хозяева дома спали. Она тихо открыла дверь своей комнаты и встала, как вкопанная: «Надо утопиться». – «Но где? Речка-то здесь только до колен». –   «Сброситься со скалы?» –  «Этого и добиваются те, которые устроили тебе ад», – возразил внутренний голос. –  «Неужели?» – «Да. Этого хочет та, которая устроила тебе ловушку», – повторил внутренний голос. – «Надо выжить! Надо выжить, чтобы отомстить за поруганную честь!» 
Аза обеими руками зацепилась за эту спасательную соломинку, подброшенную внутренним голосом. Она решила удержаться от опрометчивого шага: «Видимо, судьбе не хочется, так быстро со мной расправиться». – «Аза, ты думала, что  жизнь – это одни радости? С  сегодняшнего дня ты поймешь, что в жизни есть и горести. Ты думала, что жизнь – это воздушные замки? А теперь будешь знать, что она приносит разочарования и  несчастья. Ты научишься любить жизнь даже такую, какая она есть. Теперь ты поняла, зачем надо тебе жить? Ты в первый раз столкнулась с мерзостью. И с этой мерзостью ты без помощи родителей и друзей сама одна должна справиться. Справиться, как бы тебе тяжело ни было!» – твердил внутренний голос.
Аза села за стол, оторвала листок из блокнота и написала: «Мама, я погибла!   Не ищите меня. Твоя несчастная дочь Аза», быстро собрала вещи первой необходимости в чемодан. Взяла документы, пока хозяева квартиры не встали, рано утром с чемоданом в руках она поспешила к первому автобусу».
 И тут Аза проснулась. Со страхом посмотрела на свою постель. Никого. Вокруг знакомая обстановка.
– Хорошо, что это был сон! – воскликнула Аза и заплакала от радости. Она быстро встала и посмотрела на стол. Там она увидела записку: «Как же я во сне написала это письмо?» – удивилась Аза. Она порвала и бросила его в печку.
Не позавтракав, Аза побежала на работу. В коридоре она встретилась с  медсестрой Марьям. Та улыбнулась:
– Ты что неожиданно исчезла. Между прочим, тебя кое-кто искал.
– После чая меня начало тянуть ко сну,  и я ушла домой, – Аза ушла в свой кабинет, чтобы переодеться.
«Значит, он напился, а я заподозрила, что она чай подменила», – подумала Марьям.
Целый день Аза не могла прийти в себя. Все время перед глазами был вчерашний сон. Он не давал ей покоя. «Как хорошо, что это был сон. Ещё лучше, что я подменила чай. Если бы я это не сделала, что же со мной случилось бы? Ведь такое могло случиться, если бы я выпила ту  чашку чая, которую предложила мне Марьям. Аллах спас меня, от этого позора. Страшно представить, что такая подлость могла осуществиться. Главврач и его верная собачка по имени Марьям могут меня погубить. Надо уходить с этой работы. Чем быстрее, тем лучше. Пока не поздно надо уезжать. Надо предупредить родителей и уехать в город. Там можно найти работу, да и продолжить учёбу. В крайнем случае, можно днем учиться, а вечером работать дежурной медсестрой. Здесь мне оставаться нельзя. Аллах  предупредил меня. Он показал во сне, что может со мной случиться», – думала Аза.
В конце рабочего дня она зашла к старшей медсестре и отпросилась на несколько дней, чтобы навестить «больную» мать.
– Ты бы её привезла сюда. Здесь в стационаре легче будет ее лечить, – посоветовала ей Марьям.
– Я тоже хочу уговорить её приехать в райбольницу. 
На следующий день Аза поехала домой. Она никак не могла освободиться от воздействия вчерашнего сна. 
Чуть-чуть отдохнув от дороги, Аза подошла к отцу.
– Папа, я хочу уехать в город, искать работу и продолжить учёбу в мединституте.   
– Что тебе для этого нужно, доченька? – спросил Бадави, чтобы помочь дочери  поступить в институт.
– Ничего не нужно, папа, кроме твоего согласия.
– Разве я могу возражать, если моя дочка хочет стать настоящим доктором? Я давно об этом мечтаю.
– Хорошо, папа, в эту неделю я поеду искать себе работу.
– Может, я поеду с тобой? – спросил отец.
– Нет. Я сама поеду с Азой, – возразила Хамис.
– Тогда, доченька, вопрос решен. Раз твоя мама хочет с тобой поехать, я не возражаю. Насчет денег ты не волнуйся, я помогу тебе.
– Я знаю, папа, – сказала Аза уверенно.
Хамис знала, почему дочь спешит уехать из района и одобрила её выбор, хотя не знала, почему дочка спешит оставить работу в ЦРБ и старалась при всей семье лишних вопросов не задавать.
Через день Аза с матерью уехали в город, оставив заявление об уходе с работы у секретаря главврача.
Когда автобус прибыл в Махачкалу, оставив маму в зале ожидания автостанции, чтобы она смотрела за тяжёлыми сумками, Аза пошла в основной корпус ДГУ, решила поискать Мансура или Дауда. Но нашла только Назира да и того на занятиях.
– Дауд, кажется, ушел в общежитие. Пошли, найдем его там, – ответил Назир на её вопрос.
– Аза, с приездом! – Дауд и Али пожали руки Азе. – Какой ветер загнал тебя в нашу обитель? – улыбаясь, спросил Дауд.
– Я ушла с работы и уехала из района, Лобачевский. Мне нужна ваша помощь. Я хочу поискать работу и квартиру. 
– Для начала угощайся чаем и булочкой. Ты же с дороги.
– Спасибо, ребята, от чая не откажусь, – она взяла чашку в руки, но не смогла выпить: перед её глазами возник тот  кошмарный сон.
– Чай горячий, – сказала она и,  пригубив, поставила в блюдце.
– А как насчет моей просьбы?
– Аза, проблем нет. Работу мы сейчас же поищем. А насчет квартиры – это организуем через тетю Кизай, – сказал Дауд, глядя на Али.
– Верно, Лобачевский, квартирный вопрос тетя Тамилла может лучше всех решить, – Али поддержал предложение Дауда.
Все вместе пошли искать работу. Сначала зашли к главврачу Центральной республиканской больницы.
– Медсестры нам нужны. Где и кем работала ваша сестра? – спросил главврач.
– Я работала в операционном блоке Центральной районной больницы.
– Это хорошо. Нам как раз нужна сестра в перевязочном отделении. Ваши документы?
Аза протянула диплом и паспорт.
– А  трудовую?
– Не смогла взять. Инспектор по кадрам заболела, – сказала Аза.
– Доктор, мы привезем через два-три дня, – сказал уверенно Дауд.
– Ладно. Напишите заявление и оставьте у секретаря, – предложил главврач. – С завтрашнего дня можете выходить на работу.
– Теперь поедем к тёте Тамилле, – предложил Дауд.
– Ребята, у меня мама на вокзале.
– В железнодорожном?
– Нет, на автостанции.
Али, остановив такси, забрал соседку  Хамис и вчетвером поехали к  Тамилле.
– С приездом, сестра Хамис, – Тамилла крепко обняла Хамис и Азу. – Как там наши поживают?
Тамилла очень обрадовалась, что к ней зашли односельчанки.
– Тётя Тамилла, Аза будет жить в городе. Она устроилась на работу в Центральную больницу, – сказал Али.
– Как это устроилась? Почему я об этом не узнала?  – удивилась Тамилла, которая любила активно участвовать в решении вопросов своих односельчан, приехавших в город.
 – Теперь ей надо найти квартиру.
– Этот вопрос, мои хорошие, я решу и  без вашей помощи. Недалеко от нас наша землячка Нарижат сдает квартиру. Вы пока садитесь, я накормлю вас теплыми печеными яблоками и пирожками. Есть у меня хороший абрикосовый компот.
Нарижат обрадовалась клиентке.
– Хорошо, доченька, что ты – наша землячка, родственница Тамиллы. Я не хотели отдавать комнату незнакомым: всякое в жизни бывает.
– Теперь, Аза, твои проблемы решены. Остается вам с матерью обставить комнату. Мы не будем вам мешать. С вашего разрешения мы пошли, – Дауд улыбнулся и посмотрел на ребят.
–  Спасибо, ребята, за помощь.
– Да ладно, сестра, – проговорил Назир.
Хамис одобряюще посмотрела на Назира. Ей понравилось, что сыновья Мачалаевых по-прежнему называют Азу сестрой.
***
С отъездом Азы в город главврач районной больницы потерял покой и сон. Его гордость и чувства были задеты. Неожиданный поступок Азы перепутал все его планы завоевать ее расположение и любовь. Он уверен был, что Аза скоро будет сама бегать за ним, искать тайные и явные встречи с ним.  Но никак Тавти Тайгибович не ожидал, что Аза в один день, написав заявление об уходе, уедет в город и так легко устроится на работу. Теперь у него оставалась одна-единственная дорога: попросить отца,   засватать Азу. Он был уверен, что ни один человек в районе не откажется выдать дочь за сына первого секретаря райкома.
Вечером, после работы, Тавти  появился в родительском доме (он жил отдельно в служебной трехкомнатной квартире со всеми удобствами).
После работы, Тайгиб Давдиевич, переодевшись в спортивную форму, в своем домашнем кабинете, просматривал республиканские газеты и журналы. Приоткрыв дверь, жена его предупредила:
– Бадави, пришел наш сын.
Отец вышел из кабинета навстречу сыну.
– Добрый вечер, папа, – Тавти поздоровался с отцом.
– Здравствуй, сынок, что-то ты редко стал заглядывать в родительский дом? Ты бы пожалел маму свою. Она же каждый день ждет тебя, скучает по тебе.
– Работа, папа, у меня такая. Днем и ночью пропадаю в больнице. Операция за операцией, ты же знаешь, – начал Тавти оправдываться.
– Это хорошо, сынок, что ты увлечен своей работой.  Тебя хвалят, как хорошего хирурга. Говорят, у тебя легкая рука. Но о родительском доме, о маме забывать нельзя.
– Что ты, – Тайгиб пристал к нему с упреками, – сынок, я не обижаюсь на тебя, хотя хочется, чтобы ты чаще заглядывал ко мне. 
– Мама,  ты же – моя радость.
– Садись за стол. Папа тоже еще не поужинал. Я быстро накрою стол, – улыбаясь, Зулхижат зашла в кухню.
 – Папа, у меня есть к тебе одна просьба. Даже не знаю, как начать…
– Тавти, сынок, говори, я всегда готов помочь тебе. 
– Я хотел попросить, чтобы ты помог мне засватать одну девушку.
– Ты решил, сынок, жениться? – улыбаясь,   Тайгиб Давдиевич обнял сына, а потом посмотрел на жену.
– Какая радость, сынок, что ты, наконец-то, решился жениться, – обрадовалась Зулхижат. – Кто же эта избранница твоего сердца? 
– Её зовут Аза. Она – работница нашей больницы. Правда, она из другого села. Может быть, её отца ты знаешь? Он работает главбухом в совхозе «Рассвет».
– А она кто? Врач?
– Нет, папа. Она работает медсестрой.
– Ты не мог выбрать девушку из своего круга?
– Как это своего круга?
– Девушка достойная тебя, директор средней школы, например. Её отец – второй секретарь РК КПСС. Между прочим, он занесен в кадровый список обкома КПСС.  Перспективный руководитель.
– Папа, я же не интересуюсь кругом ваших руководящих работников. Тем более, после отмены 6-й статьи Конституции СССР.
– Не спеши, сынок, списывать роль партии в государстве. 
– Не я спешу, папа, а генеральный секретарь Горбачев спешит стать президентом страны и снизить роль компартии в управлении государством.
– Напрасно ты, сынок, пошел в медицину. Тебе бы быть партийным работником, раз ты так хорошо разбираешься в политике. 
–Тайгиб, зачем ты завел разговор о партии, ты бы выслушал сына и постарался выполнить его просьбу, – вмешалась Зулхижат.
– Я ничего против его просьбы не имею и готов послать уважаемых людей просить руки его избранницы-медсестры.
– Так-то лучше, Тайгиб, – Зулхижат одобрила решение мужа.
День был погожий. С утра директор совхоза собрался ехать в первую бригаду ОТФ (овцетоварную ферму). На столе зазвенел телефон. Сулейман поднял трубку.
– Алло!
– Мне нужен директор совхоза, – в трубке слышен был женский голос.
– Я директор совхоза, – ответил Сулейман.
– Вас срочно вызывает первый секретарь райкома.
Сулейман опешил и сразу зашел к парторгу. 
– Багатыр, откуда первый секретарь узнал о вчерашнем происшествии в первой бригаде ОТФ? Вчера волк напал на стадо ягнят, а сегодня уже узнали в райкоме партии?
– Я, например, об этом его не информировал. Мы же договорились: сами чабаны возместят потерю ягнят из собственного поголовья. 
– Тогда почему же первый секретарь вызывает меня? – задумался директор.
– Мало ли что бывает. Хозяйство большое, вопросов много, – успокоил его парторг.
– Как я знаю, больше нарушений в нашем хозяйстве не было.
– Может, хочет представить тебя к награде? – улыбнулся Багатыр.
– Ты тоже скажешь…
– А что? Вполне возможно.   Хозяйство передовое. Находится в районе на хорошем счету.
– Ладно, не будем гадать, скоро узнаю. Если бы разговор шёл о награждении, тогда первым делом секретарь райкома вызвал бы тебя, как секретаря первичной парторганизации села, чтобы узнать твое мнение.
– Раз меня не вызывает, значит, вопрос совхоза не касается.
Сулейман срочно выехал в райцентр.   
–Тайгиб Давдиевич, директор совхоза «Рассвет» ждет в приемной, – доложила секретарша.
– Впусти.
– Можете зайти, – кивнула головой секретарша. 
Сулейман тихо открыл дверь.
–  Можно к Вам? 
– Заходите.
– Ассаламу алейкум, многоуважаемый Тайгиб Давдиевич.
– Ваалейкум салам, – поздоровался первый секретарь за руку. – Садитесь. 
– Вы знаете, Сулейман Салихович, я Вас пригласил по очень деликатному вопросу. Мой сын хочет сродниться с Вами.   Вернее, просит руку дочери Вашего главного бухгалтера. Я подумал, Сулейман Салихович, что нам не найти лучшего свата. Наша семья просит Вас стать нашим сватом и решит этот деликатный вопрос, – Бадави Аммаевич испытывающе посмотрел на Сулеймана.
Сулейман облегченно вздохнул. 
– Я с большим удовольствием готов выполнить Ваше поручение, Бадави Аммаевич. Это большая честь для меня. Вы знаете, Бадави Аммаевич, это большая радость не только семьи Абдуловых, но и для всего нашего села, – обрадовался Сулейман. 
– Раз Вы лично берете на себя ответственность решить эту задачу, наша семья, Сулейман Салихович, будет очень Вам благодарна.
Сулейман был уверен, что семья Абдуловых очень обрадуется этому случаю: «Какая семья в районе не захочет породниться с семьей первого секретаря райкома партии.  Так обрадуется этот наглец Бадави. Теперь надо быть мне очень осторожным. Когда он станет родственником первого секретаря, не будет слушать меня и подчиняться.
Везет же людям. Рыжая, веснушчатая девчонка. Что хорошего нашел сын первого секретаря в ней?» – думал Сулейман по дороге домой.
Как только вернулся с района, он даже домой не заехал, прямиком поехал в контору.
Увидев Сулеймана, вернувшегося из района, Багатыр поспешно осыпал его вопросами. 
– Ну, как там? Я вижу, голова твоя еще на плечах, значит, первый секретарь не снял его?
– Ты знаешь, Багатыр,  сам первый секретарь райкома партии хочет с нами породниться. 
– Не понял.
–  Он поручил тебе и мне быть сватами со стороны их семьи.
– Ты объясни, кого хочет засватать первый секретарь за сына. У тебя же дочка несовершеннолетняя, а у меня двое сыновей… 
– Зато есть совершеннолетняя красавица у нашего главного бухгалтера.
– Ты имеешь в  виду Азу?
– Ну да.
– Ты что? И он даст согласие?
– А ты бы не дал?
– Я бы объяснил, что этот вариант опасен, что она с рождения засватана за  Мачалаева Мансура – чемпиона СССР.
– А кто такой для первого секретаря райкома сын колхозного чабана, если даже он – чемпион СССР.
– Сулейман, ты недооцениваешь таких ребят. Они могут даже первому секретарю райкома создать проблемы.
– Какие проблемы? О чем ты, Багатыр? Давай, пойдем в обеденный перерыв к Абдуловым, попросим руку их дочери для сына райкома партии. Ты увидишь, как они обрадуются и обеими руками ухватятся за сынка райкома. 
– Ты как хочешь, Сулейман. Я не хочу иметь дело с этими городскими хулиганами. Ты разве не слышал, какие проблемы они создали сыну начальника милиции города Махачкалы. Сам секретарь обкома заступился за Мансура Мачалаева.
– Да ладно, Багатыр, ты можешь ничего не говорить. Но идти со мной не отказывайся. Мне же одному неудобно по такому «деликатному вопросу», зайти к родителям девушки.
– Хорошо, Сулейман, я с тобой компанию составлю, но ничего просить не буду.
–  Не беспокойся. Я сам скажу, что надо. 
Сулейман и Багатыр к Абдуловым.
Бадави пригласил гостей домой. Хозяйка занялась приготовлением еды.  Она быстро накрыла стол, положив холодные закуски. Поставила на стол и трехлитровый бутыль с медовухой.   
Горбачевская антиалкогольная политика действовала и в каждом горном селении. За осуществлением этой политики   следили первичные партийные организации.
Бадави пригласил гостей за стол и открыл бутыль медовухи. Налил по стаканчику. Гости выпили и закусили.
– Бадави, ты, наверное, удивляешься: «Зачем пришли неожиданные гости. С каким вопросом они к нам пожаловали?»
Так вот. Многоуважаемый в нашем районе и в республике человек, первый секретарь райкома, Бадави Аммаевич  попросил нас прийти к тебе и попросить руку твоей дочери Азы. Он хочет породниться с твоей семьёй, взяв в жены твою  дочь Азу за своего сына Тавти, главного врача районной больницы. Мы думаем, такое предложение делает честь не только вашей семье, но и всему нашему селению. 
Бадави слушал и думал: «Как же этот «уважаемый в районе и в республике человек» не соизволил явиться лично и попросить руку нашей дочери за своего сына, а послал моего начальника, постороннего для их семьи человека?» 
– Уважаемые сваты, наша дочка – свободный человек. Она сама вправе выбрать себе мужа. 
– Уважаемый Бадави, мы тоже не против воли твоей дочери. Но её судьба в твоих руках.  Ты – отец и хозяин дома. Решать тебе, за кого выдать дочь замуж. В нашем районе никто, не отказался бы от такого предложения. И лучшую партию для твоей дочери, чем эту, тебе в целом Дагестане не найти. 
– Гости мои дорогие, вы же хорошо знаете наших детей. Еще с люльки они – нареченные «жених» и «невеста», – вмешалась в разговор Хамис. – Ей стало обидно оттого, что Сулейман и Багатыр хвалили злостного бабника, сына первого секретаря. Она знала, что Аза ни за что не согласится выйти замуж за этого главврача.
– Сестра Хамис, мы это знаем. Но ты понимаешь, кто просит руку вашей дочери? Этот молодой человек – жених номер один в районе. Блестящая специальность – хирург района. Авторитетная должность – главврач райбольницы… 
– Чем хуже Мансур? Или он малоизвестен в республике? 
– Да, Мансур сегодня известен, как чемпион. А завтра… он проиграет, и все его забудут. Даже в родном селении. Спортсмен, сестра, как падающая звезда. В одно мгновение он вспыхивает, освещая небосклон, а потом, сгорев, быстро исчезает. Да и Мачалай – не секретарь райкома, а простой  совхозный чабан.
– Чем же он хуже секретаря райкома? Всю жизнь честно трудился, честно жил. Ни у кого ничего не воровал. Ни у кого взятку не брал. Так же честно воспитал и своих трёх сыновей, – не сдавалась Хамис.
– Сулейман правильно говорит, Хамис. Мачалай – не первый секретарь райкома. Ты знаешь, сколько семейств в районе хотели бы породниться с его семьей? 
– Кто хочет породниться, пусть и роднится. Мы – маленькие люди, нам хватит родство с Мачалаевыми.
– Уважаемый Багатыр, многоуважаемый Сулейман, мы – люди не знаменитые, не могущественные. Но носим на голове папаху и от своих слов, данных нами восемнадцать лет назад перед уважаемыми своими односельчанами, не отказываемся.  А выбор – за Азой, – сказал Бадави.
– Мы не возражаем против такого решения. Пускай молодые люди сами решают, как им быть, – согласился парторг.
– Такие деликатные вопросы должен решать отец семейства, – возразил директор совхоза. Он никак не ожидал такого осложнения вопроса: «Как это объяснить первому секретарю райкома партии. Это же оскорбительно человеку такого ранга.  Простые рабочие совхоза отказались  выдать дочку замуж за его сына», – основательно задумался Сулейман.
Тем временем, на скорости молнии в селении распространился слух: «К родителям Азы приехали уважаемые люди на двух черных волгах с богатыми подарками, чтобы засватать дочку за сына  первого секретаря райкома». Все селение тревожно замерло в ожидании решения этого вопроса. Ведь все односельчане знали, что еще с люльки Мансур и Аза  наречены женихом и невестой. Это случилось тогда, когда в один день, в один час, по соседству, у совхозного бухгалтера Бадави родилась дочка, а у совхозного чабана Мачалая родился сын. Оба соседа по такому случаю решили провести шикарное торжество. Каждый из них зарезал по черному барану, пригласил на ужин односельчан. Так как соседи не могли поделить односельчан, торжества решили объединить.
После горячительных напитков и обильной еды Мачалай дал своему первенцу имя – Мансур, а Бадави назвал дочку Азой. После очередной выпивки Мачалай решил оказать особое уважение своему соседу Бадави и объявил Мансура женихом Азы. Бадави тоже решил не обижать соседа Мачалая и согласился огласить Азу невестой Мансура. Это  событие молодые отцы отметили стоя, заверяя свои слова клятвами. 
Это событие восемнадцатилетней давности односельчане хорошо помнили. Каждый из односельчан задавал друг другу вопросы: «Неужели бухгалтер совхоза Бадави ради могущественного хозяина района откажется от своих слов?», «Неужели Хамис предпочтет породниться с богатой и влиятельной семьей, отвернувшись от своих добрых и порядочных, но рядовых соседей?»
И вдруг к вечеру по всему селу прошел слух: Бадави неожиданным сватам ответил: «Я лучше своего соседа возвеличу, чем чужого хана».
По селу ходил и другой слух: Хамис сказала: «Нам дороже наши честные, порядочные, скромные, хотя и не знаменитые соседи, нежели  могущественные и знаменитые незнакомцы». 
Говорят, Бадави добавил: «Мы не богаты, не могущественны, но носим на головах папахи и от своих слов, данных соседям восемнадцать лет назад перед всеми уважаемыми односельчанами, не отказываемся». Слухи повторялись, обрастая «подробностями».
Точно так или по-другому сказали Бадави и Хамис, никто из односельчан не слышал, кроме директора совхоза Сулеймана и секретаря парторганизации Багатыра. Но чуглинцы хотели услышать от своих порядочных односельчан именно такие слова. И поэтому мужчины повторяли их на годекане, а женщины – около родника. Этот слух дошел и до ушей Саният, а Мачалай со своей отарой был далеко от села, на зимовье.
К Саният прибежала соседка Халисат:
– Ты знаешь, Саният, оказывается, сам директор совхоза Сулейман и секретарь парторганизации Багатыр сопровождали сватов от первого секретаря райкома на двух черных волгах с богатыми подарками к Бадави и Хамис. Они решили засватать Азу за сына первого секретаря райкома.
– Как Азу засватать? – Саният соскочила с места, приготовилась бежать к родителям Азы. – Ведь наши дети с рождения наречены женихом и невестой… О Аллах, что же делать? И Мачалая, к несчастью, нет дома. Неужели Бадави откажется от своих слов? Вы же, все соседи, знаете, как мы еще с детства оберегали Азу. Относились к ней, как к своей дочери…  – взволновалась Саният.
– Вот поэтому, Саният, мы с таким беспокойством следили, что скажут сватам Бадави и Хамис.
– Ну что, они решили породниться с первым секретарем райкома? Они предпочли богатого жениха? Где нам, семье совхозного чабана, тягаться с авторитетной семьей райкома партии… – расстроилась Саният.
– Что ты волнуешься, Саният, и не даешь докончить договорить. Ты знаешь, что Хамис им ответила…
– И что она им ответила?
–  Нам дороже наши честные,  порядочные, скромные, хотя и не знаменитые соседи, нежели  могущественные и знаменитые незнакомцы.
–  Она так и сказала?
– Да, так она и сказала, – подтвердила Халисат.
– А Бадави?
– А он сказал: «Мы не богаты, не могущественны, но носим на головах папахи и от своих слов, данных соседя восемнадцать лет назад перед всеми уважаемыми односельчанами, не отказываемся».
– Ты это правду говоришь, Халисат?
– Истинная правда. Так говорят все односельчане. Если не веришь, спроси у соседки Патимат. Мне тоже она рассказала, и я поспешила обрадовать тебя, Саният.
– Спасибо, сестра Халисат!  Я так  испугалась. Думала, что соседи могут предпочесть сродниться с семьей райкома. Я завтра же отнесу кольцо моей красавице Азе, чтобы никто из больших хакимов не осмелился беспокоить ее, чтобы она и сама не согласилась за другого, кроме Мансура.
– Если бы Бадави дал бы согласие, Аза  не смогла пойти против воли отца, она   вынуждена была бы с ним согласиться.
– Но Бадави не дал согласия. Надо поскорее сосватать эту девушку. 
– Ты, Саният, не спеши со сватовством без согласия Мансура и Мачалая.
– А что же теперь делать? 
– Достаточно подарить ей кольцо или часы, чтобы все знали, что она – ваша невестка. 
–  Я подарю ей фамильное кольцо, доставшееся мне от бабушки.   
После такого громкого события, как отказ Абдуловых выдать замуж свою дочь за сына первого секретаря райкома, Саният зашла к Хамис и рассказала о своем намерении.
–  Это очень хорошо, соседка, чтобы люди нас не беспокоили сватовством, – одобрила Хамис. 
После этого разговора Саният поехала в город, к Назиру, попросила сына отвезти её к Азе.
– Аза, к тебе приехала мама. Она ждет тебя в коридоре, – медсестра отделения. 
Аза, закончив перевязку больному, вышла.
– Аза, доченька, какая ты красива в этой белой одежде.
– С приездом, тетя Саният, – обняла она маму Мансура. 
– Как тебе на новом месте работается? Не тяжело в городе?
– Привыкаю, тетя Саният, как Ваше  здоровье?
– Все нормально, доченька.
– Сестра Аза, я на перевязку, – подошел больной.
– Немного подождите, я сейчас.
– Хорошо, сестра.
– Я вижу, к тебе идут больные. Вот что, доченька, я долго здесь не буду. Я решила тебе подарить кольцо, как нареченной Мансура, чтобы молодые люди не беспокоили тебя. А потом, когда из Москвы вернется Мансур, сами решите, как вам быть.
– Спасибо, тетя Саният. Для меня большая радость быть официально нареченной Мансура.  Если он выберет другую, я не обижусь, пойму его. 
– Спасибо, доченька, я другого и не ожидала, – Саният обняла Азу и попрощалась.
В глазах Азы Назир заметил слезы.
– Держись, Аза – ты уже – наша невестка, – улыбнулся Назир.
 В следующее воскресенье к Азе поехала мать. Аза с радостью встретила маму и показала ей фамильное кольцо Мансуровых.
– Доченька, ты знаешь, что к нам приезжали сваты от первого секретаря райкома. Я очень боялась, что твой отец не выдержит их давления и даст согласие выдать тебя замуж за Тавти. Но твой отец оказался крепким орешком и дал им отпор. Поэтому Саният поспешила подарить тебе кольцо, чтобы все знали, что ты – нареченная Мансура.
– Мама, ты же знала, что я ни за что не вышла бы за этого бабника, главврача. 
– Это я знала, доченька. Твой отец-то об этом до сих пор не знает. Причина твоего отъезда в город ему ещё неизвестна. Отец думает, ты уехала в город ради учебы в мединституте. Одно только плохо, после отказа давление на твоего отца усилилось. Даже могут его уволить с работы. Ко мне тоже директор школы начал придираться. Я чувствую, что это не без указки первого секретаря райкома. 
– Этот подлец, Тавти, так легко от меня не отстанет.
– Теперь, доченька, все знают, что ты – нареченная Мансура, и никто тебя больше беспокоить не будет. Ты спокойно можешь заниматься своей учебой.
– С марта месяца, мама, при мединституте открываются подкурсы, я уже заявление подала.
– Это хорошо. Твой отец обрадуется. Он очень хочет, чтобы ты училась на врача.
***
Политическая ситуация в стране катастрофически быстро менялась. Роль партии в государстве начала снижаться.   Генеральный секретарь ЦК КПСС  М. С. Горбачев методично способствовал смене политической системе в государстве. Став президентом СССР и руководителем государства, он лишил партию руководящей роли в управлении государством. В стране под маской «гласность» началась анархия, а  под маской «свобода» – вседозволенность.
Первый секретарь райкома партии, забыв о сватовстве сына, начал лихорадочно искать себе нишу в быстро меняющейся политической системе.
– Папа, как мои дела? – спросил Тавти после очередного совещания в райкоме партии.
– Пока родители девушки не дали согласия, оставив выбор за девушкой.
– Понятно, партия уже не может влиять на массы.
– Ты, сынок, на партию не замахивайся.
– Не я, папа, а ваш бывший комбайнер  махнул на неё рукой, став президентом СССР. 
– Партия, сынок, – это монолит. Она ещё покажет себя.
– Партия, папа, – это мафия. Она показала себя, что могла. Теперь на арене государства появилась другая мафия, потеснившая КПСС.
– Что ты имеешь в виду, Тавти?
– Мафия воров и бандитов, – сказал Тавти, недовольный тем, что его отец – первый секретарь райкома партии не смог помочь в решении его личного вопроса.
***
Мансур все время находился на сборах. Во время экзаменационной сессии он на несколько дней появлялся в университете, сдав сессию, быстро уезжал.
 Аза ждала Мансура. Она очень хотела видеть его после обручения.  Она не знала, понравится ли Мансуру то, что сделала тетя Саният, без его согласия. И вдруг она получила от него письмо.
«Подруга моего детства, моя  рыжеволосая богиня, как ты воодушевляла меня на детские «подвиги». Как ты вдохновляла меня бывать везде первым, превосходить других наших ребят, не уступать никому ни в чем. Когда я со старшеклассниками дрался, ты берегла мою сумку с учебниками. Хотя в драках и мне доставалось, ты не давала мне падать духом.
Когда начинаются схватки на ковре, мои глаза ищут в зрительном зале тебя, моя златокудрая. В такие мгновения  перед моими глазами появляется твой образ, среди тысяч голосов я слышу твой  звонкий, как журчащий родник, голос.   Помнишь, как ты кричала на школьной площадке: «Мансур, ты сильнее всех, ты выиграешь!». Когда я иду на ковер, этот голос каждый раз возвращается ко мне. Он вдохновляет меня к победе. Златокудрая моя подруга, ты знаешь, как мне  хочется слышать эти слова из зрительного зала. 
Прости: я больше не могу писать. Ребята зовут на тренировку. Готовимся к чемпионату Европы. Звонким чистым голосом твоим кричи издалёка: «Мансур, ты сильнее всех! Ты выиграешь!» Я тебя  услышу. Пока, златокудрая!»
Аза за день десять раз перечитала письмо Мансура.
К вечеру к Азе зашли Дауд, Али и Назир.
– Я сегодня получила письмо от Мансура, – Аза, улыбаясь, сообщила ребятам свою радость.
– Поэтому ты сегодня веселая? Он тебе пишет, а нам, своим друзьям, – ни слова.
– Лобачевский, не говори так, тебе-то он, наверно, каждый месяц пишет.
– На этот раз, Аза, он о нас забыл, – улыбнулся Дауд.
– Как там наш чемпион? – спросил Али.
– Готовится к чемпионату Европы.
– Видишь, Аза, ты знаешь то, что мы не знаем, – улыбнулся Дауд.
– Ему надо выиграть чемпионат Европы обязательно, чтобы попасть на Олимпийские игры, – добавил Назир.
– Назир, ты так хочешь, чтобы Мансур попал на Олимпиаду.
– А разве ты, Дауд, не хочешь?
– Не только хочу, но и мечтаю видеть его Олимпийским чемпионом.
– Вот видишь, мы мыслим одинаково, но разница, Дауд, в том, что я выражаю мысли вслух, а ты держишь их в душе.
– У любого чемпиона должна быть мечта выиграть в Олимпийских играх. Это же вершина спорта, – поддержал Али.
***
Аза вечером, после смены написала ответ Мансуру.
«Мой родной, я знаю, что ты выиграешь и этот чемпионат, и последующие, сколько бы их ни было, потому, что ты сильнее всех. Ты знаешь, как мне пусто здесь, без тебя. Оказывается, весь мой мир – это ты. Моя радость и счастье – это ты. Я этого не понимала, когда ты бывал всегда рядом, когда мы жили в одном селении, а потом – в одном городе. А теперь, когда ты далеко от меня, я чувствую себя одинокой, как на необитаемом острове. Ты знаешь, мой родной, когда я тебя не вижу, весна мне кажется холоднее зимы. Дни однообразны, вечера скучны. Мой детский друг, мое взрослое счастье, как хорошо, что есть ты на этом свете. Не зря  Бог распорядился, чтобы мы родились в один день и в один час, в одном селении и на одной улице.  Если бы ты знал, мой родной, как обрадовала меня твоя мама, как она одарила меня счастьем, назвав «нареченной Мансура». Она мне подарила кольцо. Этот самый дорогой подарок в моей жизни. Ты знаешь, я – твоя «нареченная». И я этим горжусь. Мой родной, я буду молиться нашему Богу, сотворившему нас с тобой в один день.  Твоя Аза».
– Что, Мансур, письмо получил? Надеюсь с родителями все нормально? – усмехнулся Абакар Алиевич
– Письмо от моего детского друга.
– Это хорошо, когда друзья детства не забывают.
– Они бывают самыми верными друзьями, Абакар Алиевич.
– Да ты прав, Мансур. Детская дружба бывает самой бескорыстной. 
Тебе нужна была поддержка из родного края. Этот у тебя первый выход на международную арену, Мансур. Это считай трамплин на Олимпиаду. В твоей весовой категории в Европейском чемпионате есть сильнейшие претенденты на золотую медаль: представитель турецкой команды и болгарин. Так что, Мансур, скучать не придется.
– Абакар Алиевич, вы не волнуйтесь, я все равно выиграю.
– Это же письмо друга внушает тебе такую уверенность?
– Откуда Вы узнали, Абакар Алиевич?
– Догадываюсь, Мансур.
– Вы попали в десятку. 
– Надежда – хорошая помощница, но работать надо серьезно. Пошли, уже время, – сказал Абакар Алиевич, зовя своего ученика на тренировку.   
Абакар Алиевич раньше тренировал   представителей с большей весовой категории. Спарринги проводил с тяжеловесами.
***
Чемпионат Европы проходил в Болгарии. София готовилась принять высоких спортивных гостей со всего Старого Света. Советская сборная приехала в Софию почти на неделю раньше других команд. Болгары приняли советскую сборную по вольной борьбе по-братски тепло, предоставили широкие возможности потренироваться и адаптироваться.
– К нам с большим уважением относится местное население, чем к представителям других стран, – сказал Мансур.
– Еще бы, мы же из братской Советской страны, – улыбнулся Абакар Алиевич.
До полуфинальной схватки бои на ковре для Мансура прошли нормально. Одних борцов он выиграл по очкам, других – чисто. Единственная трудная схватка была с турецким борцом.  Изнурительная первая схватка закончилась с перевесом в одно очко в пользу Мансура.
– Мансур, надо нападать быстро и заставить ошибиться противника! –  волновался Абакар Алиевич.
Мансур начал интенсивнее нападать на противника. Он обрушил на борца каскад приемов, зарабатывая одно очко за другим. И, в конце концов, ему удалось схватить противника и припечатать его к ковру, уложив на лопатки.
Когда судья на ковре поднял руку Мансура, зал взорвался аплодисментами. 
– Вот так бы давно! В первой схватке ты не похож был на себя. Видишь, даже здесь тебе дружно скандируют, – радовался Абакар Алиевич.  – Ты поверг одного из претендентов на золотую медаль на этом чемпионате. Теперь предстоит побороть еще одного такого же претендента. Тот не сильнее турецкого борца, однако, у него есть моральное превосходство. Зал будет болеть, поддерживать его.
– Не зал же будет бороться со мной на ковре, а спортсмен.
– Молодец, так и думай, – Абакар Алиевич подбодрил своего воспитанника.
– Мансур, ты – молодец!  Противник,  ошеломленный каскадом твоих  приемов, практически растерялся на ковре, – похвалил Юрий Аванесович, главный тренер сборной команды вольников.
– Теперь ты в финале. Тебе остается сделать один шаг к золотой медали чемпионата. Если с этой задачей ты справишься, тогда перед тобой открывается дорога к олимпиаде. Правда, у твоего противника болельщиков много. 
– У нас тоже немало болельщиков. Шуметь и кричать в зале наши тоже умеют, – в разговор вмешался массажист команды Василий Кац.
– Завтра увидим. На сегодня у нас все выступили. Пошли отдыхать, – главный тренер увел свою команду в гостиницу.
Следующий день соревнований для Мансура был очень тяжелым. Когда информатор объявил: «На ковер выходят финальная пара в весе восемьдесят четыре кг. Мачалаев Мансур. Советский Союз и Ламан Станков! Болгария! Зал взорвался аплодисментами, овациями: «Ламан!» «Ламан!». 
– Да, нелегко будет сегодня нашему Мансуру вырвать победу и золотую медаль у этих болельщиков, – в сердцах сказал главный тренер.
Накануне вся периодическая печать пестрела информациями, называя наиболее вероятным претендентом на золотую медаль Ламана Станкова. Это подлило масло в огонь многочисленных болельщиков.
– Мансуру не привыкать. Еще хуже было в Махачкале, на чемпионате Дагестана, когда милиция загнала в зал городскую шпану. 
 – Надеемся, Абакар, парень не из робких. 
Первая схватка закончилась преимуществом Мансура, но на табло не появилось ни одно очко.
– Ты смотри, что делают эти судьи? – взорвался Абакар Алиевич.
– Спокойно, Абакар, спокойно, разве мы этого не ожидали? Ты же видишь, что творится в зале? Какое колоссальное давление оказывают на судей? – главный тренер пытался успокоить Абакара Алиевича, хотя и сам был на взводе.
–  Мансур, у тебя выход один, на  чистую! – крикнул Абакар Алиевич.
На ковре Мансур озверел. Он осыпал удачными бросками без передышки противника. Зал замер. Тревожная тишина в зале со стороны болельщиков Станкова и единичные голоса: «Давай, Горец!»  – привели в смятение весь зал.  Зал уныло смотрел на своего кумира. Станков  уже не мог оказать явное сопротивление.
– Кажется, он сдался!  На лопатки его! – кричал главный тренер. 
  Болельщики Станкова начали свистеть.
Новым броском Мансур свалил Ламана и прижал его на лопатках к ковру. Советская команда и болельщики Мансура, сидящие на запасных скамейках, вскочили на ноги и начали кричать: «Горец – молодец! Горец – молодец!».
 Судья на ковре поднял руку Мансура. 
К Мансуру подбежал главный тренер сборной СССР:
– Молодец, Мансур! Великолепно ты провел финальную схватку. Любо было на тебя смотреть! – восхищался Шахмурадов.
 Мансур улыбался. Это была радость победы.
– Юрий Аванесович, я свое обещание выполнил. Теперь слово за вами, – Мансур, улыбаясь, посмотрел на Абакара Алиевича.
– Ты о чем, Мансур?
– Об Олимпийских играх, Юрий Аванесович.
– Слов нет, Мансур, ты сегодня доказал, что в весовой категории 84 кг. сильнее тебя в Европейском чемпионате никого не было. Значит, это место в сборной СССР на Олимпиаду закрепим за тобой, Мансур. Если, конечно, не изменится твоя весовая категория. До олимпиады еще более года.
– Это зависит от стараний моей мамы.
– Как это от твоей мамы? 
– Когда я возвращаюсь домой, она пичкает меня хинкалом с сушеным мясом.
– Ты хинкал кушай, а сушеное мясо нам отправляй, – улыбнулся массажист, любитель мясного.
– Не волнуйся, Мансур, у тебя последний курс и впереди госэкзамены в университете, поправляться не придётся,  Наоборот похудеешь, – улыбался   Абакар Алиевич.
 Весть о победе Мансура на европейском чемпионате в Болгарии быстро прилетела в Махачкалу.
Вечером, когда возвращался со спортивных занятий, Назира поздравили друзья. 
– Назир, с тебя причитается. Твой брат стал чемпионом Европы, – радовались и  однокурсники.
– Откуда вы знаете, ребята?
– Из вечерних новостей. Центральное телевидение показывало отдельные фрагменты борьбы, как он на финале припечатал к ковру болгарского борца.
– Спасибо, ребята, за хорошие вести.
– Одного спасибо мало, братан. Ты бы организовал поход в кафе, – предложил Толстый Мага.
– Алкоголь употреблять запрещено. Когда секретарь обкома партии читал   нам лекции о директивных указаниях ЦК КПСС, ты отсутствовал, но поход отменяется, – предупредил староста Хасбулат.
– Между прочим, «Толстый», ректор тоже предупредил, что студента, уличённого в распивании алкоголя, будет отчислять из университета.
– Не понял, Хасик, как это, отчислять из-за бутылки пива?
– Ну, да. 
– Хасик, ты же, братан, не стукач?
– Я – не стукач, но предупреждаю, чтобы ты был осторожен.
–  Какой-то абсурд в голове у Генерального секретаря… Он всё правительство ставит на уши. Теперь, оказывается, и стакан пива нельзя выпить.
Что происходит в стране?  Вся экономика Дагестана базируется на виноградарстве, а на днях всех директоров совхозов заставили вырубить плодоносящие плантации винограда, – стал возмущаться Саид, лучший студент экономического факультета.
– Видишь ли, Саид, когда наверху принимают судьбоносные решения, забывают посоветоваться с такими выдающимися экономистами, как ты. 
– Теперь и ты начал выступать, как житель Тепломахи на совещании передовиков сельского хозяйства района.
– А что сказал тепломахинец на совещании, Саид? – поинтересовался любитель анекдотов Расул.
– Он сказал: «Зачем дагестанцам овцеводством заниматься? Овцам нужны кошары, нужно корма заготовить, нужны чабаны, чтобы пасти их. Не лучше ли вместо этого заниматься выращиванием помидоров. На рынке кило мяса стоит  один рубль, а кило майских помидоров – десять рублей! Чтобы помидоры выращивать, чабаны не нужны, кошары и корма не требуются. Красные  помидоры продавай на рынке, а зеленые – бросай в соленую бочку на зиму.
В это время знатный чабан Билал, не выдержал и произнес на весь зал: «Слушай, тепломахинец, если помидоры были бы хорошие, как ты их хвалишь, волки тоже нападали бы на помидоры, а не на баранов!»
Ребята засмеялись.
–  Саид, ты даёшь! И откуда эти анекдоты на экономическую тему ты черпаешь?
– Мага, Саид учится на экономическом факультете, а не на историческом, – подколол Хасик.
– Давно тебе, Мага, я говорил, бросай исторический и переходи на экономический факультет. 
В это время в коридоре появились Дауд и Али, поправляя спортивные сумки за спинами. 
– Лобачевский, твой друг стал чемпионом Европы! Поздравляю! – поспешил Толстой-Мага обрадовать Ленинского стипендиата.
– Спасибо, Мага, я не сомневался, что Мансур станет чемпионом Европы. 
 – Он буквально припечатал противника, уложив его на лопатки. Ты понимаешь, Лобачевский, он выиграл чисто. 
– Мага, спасибо за хорошую информацию.
–  Кто-то сказал: «Кто владеет информацией, тот владеет миром».
– Этого, Мага, я не сказал, – засмеялся Лобачевский.
– Я знаю, Лобачевский, что не ты это сказал, но, тем не менее, у нас отличная   информация. А за такую – подарки дают. Так что, Лобачевский, одного спасибо мало. 
– Понятно, Мага, за мной сушеное мясо и абрикосовый сок.
– Пойдет,  – согласился Мага. – Ты у нас – Ленинский стипендиат, так что  раскошеливайся,  – затараторил Расул.
– Это логично. Заходите. Садитесь. Вот сушеное мясо, между прочим, вареное. Давай, Али, культурно раздели на куски. Я сейчас за абрикосовым соком схожу.
– Трехлитровый возьми, Лобачевский! 
Пока Али разделял мясо на кусочки, Дауд вернулся с баллоном абрикосового сока.
– Сок  свежий, ребята.
Когда над столом распространился аромат сушеного мяса, у Маги от аппетита заурчало в желудке:
– Ребята, как я кушать хочу.   
Дауд налил в стаканы содержимое баллона. Студенты взяли свои стаканы, выпили. Улыбнулись, посмотрев друг на друга.
– Действительно свежее, – сделал «экспертное» заключение Мага. 
– Это же пиво, ребята! – воскликнул Расул.
– Ну, великий математик, ты сказал… 
 – В буфете в обед студентам разливают  абрикосовый сок, а вечером в этих же баллонах с этикеткой абрикосового сока  продают пиво.
– Я даже не спросил, что  в баллоне.  Вижу на нём этикетка «Абрикосовый сок», вот и взял, – засмеялся Дауд.
Ребята выпили «абрикосовый сок», поели сушеное мясо и разошлись по своим комнатам.
***
 В тот день, когда у Мансура был поединок в финальной игре, Аза была на дежурстве. Вечерняя раздача лекарств заканчивалась. И вдруг больные, которые смотрели телевизор, громко крикнули: «Ай да, молодец!», «Как он бросил болгарина на лопатки!»
Аза невольно остановилась и посмотрела в телевизор. На экране телевизора сияло лицо Мансура. Это был тот момент, когда судья на ковре поднимал руку победителя: «Я же писала, что ты сильнее всех!». Она смутилась, подумав, что больные услышали её слова. Аза посмотрела вокруг.
Пациенты, занятые обсуждением победы дагестанского борца, не обратили внимания на ее слова.
«Теперь он скоро вернётся, мой суженый, мой чемпион», – улыбаясь, она  зашла в ординаторскую и позвонила в общежитие университета.
– Алло! Вам кого? – спросила дежурная.
– Вы не смогли бы позвать к телефону Дауда и Назира?
–  Лобачевского?
– Да, его.
– Сейчас, не кладите трубку.
– Их в общежитии нет, – сообщила дежурная через некоторое время. – Они еще не вернулись с тренировок. Может, что-нибудь передать?
– Да, скажите, Аза звонила.
Через час позвонил Назир.
– Аза, что-нибудь случилось?
– Да, Назир, Мансур выиграл. Ты знаешь, я ему писала: «Ты сильнее всех. Ты выиграешь!» Представляешь, он выиграл! Мансур – чемпион Европы! Теперь он скоро вернется домой.
– Надолго ли, Аза? У него впереди Олимпиада.
–  Надолго или ненадолго, хотя бы  посмотрим на него.
Один из мощных информаторов народных масс – телеэкран принес новость о победе на чемпионате Европы Мансура и в горные селения.
Саният, управившись с коровами,  поднималась в саклю с большим ведром    молока. К ней прибежала соседка Хамис и, задыхаясь, сообщила:
– Ты знаешь, соседка, твой Мансур стал чемпионом Европы! Его   показывали по телевидению.
– Я даже телевизор не смотрю, Хамис, работ много. Как я не догадалась, заглянуть программу ТВ, чтобы узнать, во сколько спортивная передача.
В это время прибежал с улицы и Джабай:
– Мама, мама! Мансур выиграл схватку? Он поднял своего противника и бросил его на ковер! – Джабай восхищенно сообщил матери последнюю новость. 
– Сынок, хотя бы ты предупредил меня, чтобы я тоже увидела своего Мансура. Как он там, сыночек мой?
– Мама, меня тоже во время передачи ребята позвали в библиотеку. 
– Хотя бы теперь вернулся бы он домой. Как я скучаю по нему, Хамис, если бы ты знала!
– Я тебя понимаю.
– Как там наша невестка?
– Она поступила в мединститут и работает в больнице дежурной медсестрой.
– Когда я ее увижу, у меня бывает такое ощущение, будто я Мансура вижу. Я рада за неё. 
– Пойду-ка я домой. Наверное, Бадави вернулся домой. Он часто задерживается по вечерам на работе. И, видимо, ещё не знает, что Мансур стал чемпионом Европы. 
В следующий день, утром, когда Саният шла за водой, её окружили женщины села. 
– Саният, дай Бог, соседка, чтобы ваш дом всегда посещали только добрые, приятные вести. Наша семья так обрадовалась, когда увидела по телевизору Мансура, – подошла Сарижат.
– Поздравляю, Саният! Пусть твоему Мансуру всегда улыбается счастье, восхищённо произнесла Патимат из верхнего аула.
– Мой муж сказал сыну: «Сынок, посмотри на этого парня. Это наш Мансур. Он прославляет весь Дагестан. Тебе тоже надо заниматься борьбой, чтобы вырасти таким, прославить наше селение, а потом район, а потом и республику!»  Вся наша семья поздравляет, Саният, вашу семью с победой Мансура, – выразила свою радость Ханича из нижнего аула.
– Мы все присоединяемся к поздравлениям, тетя Саният, и желаем   Мансуру большое здоровье, – сказала учительница Майсарат.
– Спасибо вам, мои хорошие, добрые односельчане. Вы простите ему за его детские шалости. Он был в детстве немного взбалмошным, гонялся по улицам села с ватагой ребят, разгоняя собак и кошек, пугая телят и ягнят.
–  Саният, мы об этом давно забыли.  И наши были такие же.  И по улицам бегали, и на крыши залезали, и собак дразнили, и голубей пугали,  хотя таких спортивных высот не достигли. 
 Вернувшись домой, она не могла скрыть своей радости от Джабая.
 – Все односельчане, сынок, весть о победе Мансура приняли, как свою радость. Как я благодарна им. Даже  все мужчины, которые сидели на годекане, поздравили нас с победой Мансура. Даже дедушка Муса встал и подошёл ко мне и поздравил с победой. Я никогда не думала, что наши односельчане будут так радоваться успехам моего сына. 
– Мансур же – чемпион Европы! Как можно его не уважать?   
– Раньше люди ходили в сельсовет, чтобы жаловаться на Мансура. 
– Мама, тогда же Мансур был маленьким. Он тогда не понимал, что обижает односельчан. Он же нарочно никого не обижал, а играл с ребятами.
– Да, сынок, ты прав. Скорей бы мой ненаглядный вернулся домой. 
– Скоро, мама, он приедет. Ты только еще немного потерпи.
Заметив на лице матери слезы,  Джабай подумал: «Скоро я тоже получу аттестат и уеду в город учиться. Интересно, мама будет скучать по мне. И так ли она будет ждать меня, как сейчас ждет Мансура?».
***
Спортивная общественность республики готовилась встречать чемпиона Европы.
Назир, Дауд, Али и друзья Мансура собрались отдельной группой от представителей университета.
Назир на своей машине забрал с собой и Азу.   
– Аза, как ты там? Как твоя учёба? – поинтересовался Дауд.
– Пока ничего, первый курс закончила. 
– Во-первых, я тебя поздравляю с окончанием первого курса, а во-вторых, с сегодняшним праздником.
– Спасибо, Дауд. Действительно у нас сегодня праздник. Мы же встречаем  чемпиона Европы.
 В аэропорту стояла солидная группа встречающих. Возглавлял группу  председатель комитета республики по физической культуре и спорта Алиханов.
– Видишь, Аза, нашего друга встречают даже пионеры, – произнес Дауд, улыбаясь.
– Это же танцевальная группа из Дома пионеров, – подтвердил Назир.
Вскоре прилетел самолет из Москвы. Первым из самолета вышел Мансур. Когда он появился на трапе самолета,  Алиханов побежал обнять чемпиона. За Алихановым подошла вся группа с огромными букетами цветов. Пока представители университета не успели подойти и поздравить Мансура, Дауд с друзьями  развернул круг и начал плясать темпераментную лезгинку, пригласил в круг и Мансура. Сделав танцевальный круг, Мансур заметил Азу и пригласил её в круг.
Расправив руки, как белый аист свои крылья, Аза легко закружилась в танцевальном круге. Один за другим защелкали фотоаппараты корреспондентов.
К танцующим парам подошла группа бритоголовых молодых ребят в черных рубашках и начала хлопать, не щадя ладоней  рук. Мансур подвел Азу к Абакару  Алиевичу. Она пригласила тренера Мансура в танцевальный круг. 
 Опять защелкали фотоаппараты, фотографируя чемпиона в кругу бритоголовых друзей в черных рубашках. 
После торжественной встречи Мансура  всеми группами, приехавшими в аэропорт, Алиханов пригласил корреспондентов в комитет, на пресс-конференцию.
 Дауд с друзьями тридцать минут ждал перед зданием комитета, пока закончится пресс-конференция, а потом с Мансуром уехал в общежитие университета.
На следующий день после приезда Мансура в республиканских газетах, журналах появились фоторепортажи о встрече с чемпионом Европы. Центральное место заняла красивая танцевальная пара: Мансур и Аза.
Вечером Бадави принес домой республиканские газеты.
– На, почитай, что пишут газеты о нашем соседе Мансуре.
Хамис заглянула в газеты:
– Это же наша Аза! – воскликнула она.
– Да, Аза. А чья же ещё она должна быть? – улыбнулся Бадави.
– Ты посмотри, как красиво они вышли…
– Каждой маме кажется, что её дети красивее всех. Это же, Хамис, из-за чемпиона Европы, твоя дочка попала на страницы газет. 
– Ой, Бадави, я так волнуюсь за Азу. Скорей бы они поженились.
– Чего ты боишься? Теперь власть из-под ног партии уходит. Секретарь райкома уже ничего сделать не сможет с   Азой. Ты думаешь, много чемпионов Европы в Дагестане?
– Я знаю, что из нашего села Мансур один-единственный. Я потому и боюсь, что он часто бывает за пределами Дагестана. Как бы дружки главврача или его родственники не обидели нашу дочку.
– Да никто не смеет ее обидеть. У Азы есть отец и братья. 
Через два дня Мансур со своими друзьями собрался домой.
– Назир, я хочу домой. Наверное, наша мама давно ждет нас.
– Еще бы, брат. 
– Как ты думаешь, не лучше ли её предупредить, ведь я хочу с ребятами поехать.
– Вот что. Я поеду сегодня, чтобы предупредить и папу. Ему же надо оставить вместо себя подмену. Отару без хозяина не оставишь.
– Хорошо, Назир. Мы приедем завтра. Я хочу пригласить и нашего декана, и куратора, и Абакара Алиевича.
Когда Назир доехал до дома, он крикнул маме:
– Мама, завтра Мансур приедет с друзьями. С ним приедут профессора. Готовься гостей принять! 
– Ты, сынок, хорошо сделал, что на день раньше приехал. Ты – мой умница. Ты всегда выручаешь меня. Сегодня же сообщи бригадиру Хадису, чтобы он отправил папу домой. 
– Джабай, иди, сынок, в хлебный магазин и попроси, чтобы Маржанат хлеба больше заказала и сто буханок оставила нам.
–  Мама, зачем столько? С Мансуром приедет человек восемь-девять. 
– Сынок, к Мансуру зайдут и наши односельчане. Это же праздник всего нашего села. Бадави и директор совхоза Сулейман попросили обязательно их предупредить, когда приедет Мансур. Они решили всем селом отметить день приезда Мансура. Бадави сказал, что будут приглашены уважаемые гости из района и  соседних сел.
– Хорошо, мама. Я пойду в контору.   
Тем временем Назир предупредил Бадави. А Бадави – директора совхоза Сулеймана. Директор совхоза – Хадиса. И закрутились административные винтики. Одним работникам  Сулейман поручил подготовить место встречи, другим – организовать столы.   
– Столы-то накроем, а как быть с выпивкой? – спросил замдиректора по хозяйственной части Насим.
– Пить будем минеральную воду. Мы нарушать не будем сухой закон Генерального секретаря Горбачева.
– Может, Сулейман, медовуху взять?
– Насим, не будем осложнять вопрос. И так первый секретарь ищет причину, чтобы наказать чуглинцев. Он закрыл наш винзавод.
– Хорошо, Сулейман, все знают, что наш винзавод закрыт, обед будет без вина, – согласился Назир.
Саният в ожидании гостей закрутилась, как белка в колесе. Она позвала на помощь своих родственников и соседок. Приготовили холодные закуски.
К вечеру появился Мачалай, привез на коне четыре бараньих туши, бурдюк, полный овечьим сыром.
– Саният, будь готова. Завтра за околицей села, на берегу речки, я хочу организовать пикник для друзей моего сына.
– Мачалай, ты подумал о том, как я буду носить туда приготовленные блюда?
– Подумал, Саният. И хочу тебе помочь.
– Как же ты поможешь мне, когда тебе с мужиками, придётся сидеть около речки? 
– Зачем туда носить горячие блюда из дома? Холодные закуски отвезти не составит труда, а горячие блюда: шашлыки, жаркое, хинкал можно и там приготовить.   
– Как же ты будешь готовить горячие блюда?
–  Разожжём костры. 
– Мачалай, я знаю, ты всегда стараешься мне помочь, но на этот раз ты превзошёл все мои ожидания, – обрадовалась Саният.
 Он обрадовался, что Саният понравилась его идея. 
– Папа, зачем ты создаешь лишние проблемы с организацией шашлыков и хинкала на свежем воздухе, когда всеми этими яствами занимается руководство совхоза. Сулейман всем ответственным работникам поручил подготовить праздничный обед. На встречу с чемпионом приглашены гости из соседних аулов.
  – Как же мне не заниматься организацией шашлыков и хинкала, если гости собираются в честь моего сына?
В следующий день, к десяти часам, Мансур со своими друзьями доехал до родного села. К этому времени у Мачалая почти все было готово. Он забрал всех гостей на пикник, организованный им на природе. Гости на трех машинах отправились с Назиром к речке. Мансур задержался дома, поговорить с матерью. 
– Сынок, ты не устал драться со всеми? Тебе мало граждан нашей страны, ты еще с иностранцами драться ездишь? Твой отец ни с кем не дрался. Всю жизнь жил мирно, в ладу со всеми односельчанами и соседними аульчанами. И без драк он сумел поставить семью на ноги и вырастил вас, троих сыновей.
– Мама, я тоже ни с кем не дерусь. Я тоже живу со всеми мирно. Никого не обижаю. Я просто борюсь. Это же спорт, мама. Я тоже мог проиграть, как проиграли мои соперники, но я не  должен обижаться на своего противника. Кто-то должен выиграть, а кто-то – проиграть. Здесь ничего оскорбительного и обидного нет.
– Все равно, сынок, мне не нравится это твое занятие. Я боюсь, что ты получишь травму.
– Не бойся, мама. После того как стану олимпийским чемпионом, я не буду выступать на борцовском ковре. Приеду в селение и буду работать учителем, – улыбнулся Мансур.
– Этого долго надо ждать, сынок?
– Через год, мама, я заканчиваю университет. К этому времени планируются    олимпийские игры.
– После окончания университета, сынок, тебе надо жениться. Нехорошо заставлять Азу долго ждет тебя.
***
– Ребята, я чувствую запах шашлыка! – воскликнул Дауд, когда подъехал к лужайке.
Действительно около речки гости почувствовали запах шашлыка и сваренного мяса, смешавшийся с ароматом альпийских цветов и зеленой травы.
– Ай, молодец дядя Мачалай! Как вкусно пахнет… Обалдеть! Абакар Алиевич, вы сегодня узнаете, как дядя Мачалай вкусно готовит чабанский хинкал…   
– Честно говоря, Лобачевский, когда сюда ехал, я подумал: «Как было бы хорошо, поехать к отцу Мансура и попробовать чабанского хинкала. Оказывается, дядя Мачалай умеет читать мысли на расстоянии.
Когда перед Парфением Аристарховичем, заведующим кафедрой русского языка, и деканом, Саидом Гасановичем,  положили большой поднос с хинкалом и кусками мяса, Саид Гасанович улыбнулся и начал рассказывать.
– Однажды ко мне в гости приехал мой научный руководитель, Борис Максимович, с женой. После трехдневного отдыха на берегу моря, для разнообразия я повёз их в горы, к чабанам. Мой старший брат работал  бригадиром ОТФ. Как сегодня дядя Мачалай, мой брат перед моими гостями поставил большой деревянный поднос с хинкалом и мясом. Когда все приступили к еде, Борис Максимович придвинул тарелку с мясом и блюдце со свежей брынзой, помидоры, огурцы, его жена тихо спросила:
– Боря, нельзя ли галушки кушать с мясом?
– Ты что, Наталья, ешь только мясо. Скоро увидишь, и они через полчаса будут кататься по земле с вздутыми животами от этих вареных кусков теста, – тихо проговорил Борис Максимович, откусывая кусок мяса.   
А мы продолжали кушать хинкал и мясо.  Брат подал всем в кружках и горячий бульон. Мы стали запивать хинкал  бульоном.
– Боря, ничего с их животами не будет, они  запивают бульоном эти галушки.
– Наталья Федоровна, вы не слушайте Бориса Максимовича. Он шутит,  попробуйте галушки с бульоном, – сказал я и положил в её тарелочку две штуки хинкала и мясо. Она их покушала.
– А ещё можно? – попросила она.
Я опять положил ей две штуки и сказал: «И про мясо не забудьте». Брат поставил перед ней фарфоровую чашку с бульоном.
Ей очень понравилось наше блюдо – хинкал. Теперь, когда мы созваниваемся, она спрашивает: «Саид Гасанович, когда еще раз позовете на хинкал?».
– Раз Саид Гасанович так хорошо разрекламировал хинкал, надо его попробовать, – улыбнулся профессор.
Гости не успели поесть хинкал, на столе появились горячие, ароматные  шашлыки.
Мансур вопросительно посмотрел на отца.
– Сынок, что-нибудь не так?
– Папа, у тебя же всегда энный запас бывал…
– Понял, сынок, бывал, бывает и есть. А я же сомневался, открывать или не открывать, – Мачалай вытащил из сумки бутылки красного вина. Ударив широкой крепкой ладонью по дну бутылки, выбил пробку.
– Браво! Какие шашлыки без вина! – воскликнул Абакар Алиевич.
– Партия не будет ругать нас, что пьем вино? – улыбнулся Парфений Аристархович.
– Профессор, в Дагестане шашлык без вина не едят.  И притом среди нас нет партийных работников.
– Мы пьем вино, а французы лечатся им, поэтому они реже заболевают сердечнососудистыми заболеваниями. Хотя они тоже, как и мы, употребляют мясо, сыр, они дольше нас живут. Их спасает хорошее добротное вино, без которого не обедают, – профессор выпил полстакана вина.
– В последнее время и наши медики рекомендуют вино, особенно красное, при малокровии или потере аппетита.
– Самое главное, Саид Гасанович, вино предотвращает тромбозы и выводит из организма радионуклиды. 
– После такой рекламы, не пить вино грешно, – Абакар Алиевич поднял тост.
– Дядя Мачалай, за твое здоровье! Как говорят даргинцы: «Дерхъаб!»
– Спасибо, дорогие гости, за ваше здоровье! – Мачалай поднял стакан янтарного вина.
– За всю свою жизнь я только один раз был у врача. Он меня спросил: «Что болит? На что жалуешься?
– Доктор, у меня ноги мерзнут, – говорю я.
– Мясо меньше кушай, – говорит он мне и смеётся.
Я обиделся на доктора и ушел. После этого к докторам я не хожу. Когда ноги мерзнут, надеваю теплые носки, иду и пасу отару, – улыбнулся Мачалай.
– Дядя Мачалай, зачем вам ходить к докторам, когда они рядом с вами: чистый горный воздух, аромат альпийских лугов, чистые, как девичьи слезы, горные родники и экологически чистые продукты, – Абакар Алиевич сделал  заключение.
После стакана вина беседа пошла веселее, и шашлыки елись с аппетитом.   Мачалай открыл еще одну бутылку вина. Молодые вино не пили.
– Саид Гасанович, а молодым нельзя пить вино? Они что-то увлеклись мясом и бульоном, – профессор посмотрел на декана.
– Во-первых, они – спортсмены. Во-вторых, все смотрят на Мансура, а Мансуру, по горским традициям, при отце не положено пить, курить. 
В это время к отдыхающим подъехал председатель сельского совета Сурхай.
– Ассаламу алейкум, приятного аппетита.
– Ваалейкум салам, – за всех ответил Мачалай, – садись, Сурхай.
– Спасибо, брат, времени нет. Руководство села приглашает вас всех на торжественный обед.
– Уважаемый руководитель села, мы тоже приглашаем Вас к нашему столу, – приподнялся Саид Гасанович. Сурхай принял приглашение, присел к столу, поднял стакан вина и произнёс: «За успехи нашего Мансура – моего племянника, добивающегося своим упорством успехов в спорте и в жизни! – Сурхай выпил вино и закусил, – а теперь все за мной!
– Мансур, тебя, племянник, с твоими друзьями и гостями общественность села особо зовет на торжественную встречу. 
– Здесь тоже есть все: и свежее мясо, и хинкал, и шашлыки. Я не знаю, когда-нибудь еще удастся ли так хорошо отдохнуть на природе, вырвавшись из городской суеты. Так что, уважаемый председатель сельского совета, если можно, мы бы хотели здесь посидеть. Нам хочется с этим великим тружеником сельского хозяйства, нашим кунаком Мачалаем, беседовать и дальше.
– Основная наша цель, профессор, – создать условия отдыха для вас, исходя из наших весьма скромных возможностей, – Сурхай решил больше не настаивать.
Молодежь поехала на общесельское торжество. Мачалай остался со своими гостями.
– Саид Гасанович, руководство села на нас не обидится?
– Нет, профессор. Мы здесь – гости. На гостей хозяева обижаться не могут. Это в горах не принято.
– Нам, профессор, нравится здесь отдыхать. Значит, наше желание – для них закон, – добавил Абакар Алиевич.
– Парфений Аристархович, вы все – мои кунаки. Я здесь, с вами. Если я сам не поведу вас туда, вы не можете туда   пойти. Будем здесь,  на свежем воздухе,  под журчание речки, как солидные люди  беседовать, – Мачалай успокоил гостей.
Ударив ладонью, раскупорил еще одну бутылку вина. Разлил янтарную жидкость по стаканам. Гости продолжили беседу.
Из села доносились звуки музыки и веселые голоса молодежи. Селение торжественно чествовало своего чемпиона.
Вскоре появилась Саният на машине Бадави. Она перед каждым гостем положила по две тарелки. В одной тарелке лежало чуду из картошки и сушеного мяса, а в другой – чебуреки из творога.
– Ешьте, дорогие гости, мои чуду, пока они горячие.
 Саният убрала тарелки с остывшим хинкалом, поставила кувшин с бузой, а рядом – маленькие глиняные кружки.
– Мачалай, что еще принести?
– Ничего не надо, милая хозяйка. Такие великолепные чебуреки! Их не кушать нельзя, – похвалил Парфений Аристархович.
– Вы ешьте, профессор, чуду с картошкой и сушеным мясом. Итальянской пицце далеко до такого чуду, – Абакар Алиевич с аппетитом ел чуду. 
В следующий день, когда возвращался в город, Парфений Аристархович признался:
– Ты понимаешь, Саид Гасанович, за эти два дня я получил огромный заряд бодрости и свежести, будто я месяц отдыхал в санатории.
–   Это потому что в горах не только природа, но и люди особенные. Такая гостеприимная семья у Мачалаевых. Сами живут скромно, а гостей встречают, как короли. Мне очень понравился отец семейства. Человек широкой души. Он и его супруга души не чают в детях. Да и  дети относятся с уважением к своим родителям. 
– В горах, Парфений Аристархович, мать для сына богоподобна. Горец знает, что его могут предать друзья, братья, а мать никогда. Она самая дорогая, самая любимая.  Отец может жестоко наказать, а мать – никогда. Для матери нет ничего красивее, мужественнее, храбрее, добрее, честнее и порядочнее её детей. 
***
Как только столичные гости уехали, к Мачалаевым один за другим начали приходить односельчане, знакомые, гости из соседних аулов, чтобы поздравлять чемпиона.  Почти три дня у Саният и Мачалая не было ни одного свободного часа, чтобы поговорить с Мансуром.
На третий день после приезда Мансура в селении погода испортилась. На горных вершинах появились дымчатые шатры тумана. Небо затянуло серыми свинцово-тяжелыми тучами. И после  обеда начался ливень, который  загнал аульчан в свои дома.
Когда за ужином собралась вся семья Мачалаевых, Саният подняла вопрос о женитьбе Мансура.
– Мансур, сынок, мы с твоим отцом ждали тебя, чтобы получить твое согласие насчет сватовства. Нам неудобно перед соседями и родителями Азы.
– Да, сынок, отец Азы, как настоящий человек, выдержал сильное давление на него со стороны райкома и не нарушил слово, данное нам. Он сейчас на грани снятия с работы, – вмешался в разговор и Мачалай.
– Мама, разве я против сватовства Азы. Мне никто, кроме Азы, не нужен, но пока жениться не собираюсь.
– Мы понимаем тебя, сынок, и не торопим тебя с женитьбой. Но у людей должна быть определенность.
– Пожалуйста, папа, я же сказал, что  согласен с вашим предложением.
– Больше, сынок, от тебя ничего не нужно. Остальное мы сами сделаем.
– Сегодня же, пока Аза дома, я пойду к ним. 
– Правильно поступаешь, Саният,  – обрадовался Мачалай. – Мансур, сынок, сколько лет я жил в страхе, боясь опозориться перед односельчанами, если ты от неё откажешься. На торжествах твоего и Азы рождения я же дал клятву перед сельчанами, что возьму за тебя Азу.  Сегодня, сынок, ты меня осчастливил.
– Мачалай, давай собирайся, нам надо пойти сватать Азу.
– Саният, куда спешишь, можем и завтра. Нам же недалеко идти.
– Можно было, Мачалай, и послезавтра. Но мы не знаем, будет ли Аза завтра дома. Она же работает в городе. 
В следующий день, утром, как дым после пожара по селу разнеслась весть, что за Мансура засватали Азу.
Дауд не успел сесть за стол позавтракать, как Кизай решила уговорить сына жениться.
– Дауд, сынок, видишь ли, умные люди хотят вовремя обзавестись семьей. Твой друг послал сватов к Азе.
– Мама, Аза ведь рождения засватана за Мансура. Еще в школе мы дразнили их «женихом» и «невестой».
–  Сынок, и тебе надо решить этот вопрос. В следующем году ты оканчиваешь университет, так что пора жениться.
– Мать правильно говорит, сынок. А чтобы жениться, надо найти невесту, – посмотрев на сына, улыбнулся Ахмед.
– Папа, я хочу поступить в аспирантуру.
– Молодец, сынок. Из нашей семьи тоже должен выйти хотя бы один ученый. Но аспирантура женитьбе не помеха. 
– Сынок, ты только назови нам девушку. Кого ты захочешь, мы согласны засватать, – настаивала Кизай.
Дауд задумался: «Как там Салихат? Наверное, её  за «своего» засватали?» 
– Мама, пока у меня на примете такой девушки нет.  С этим вопросом пока не торопите меня.
– Ты подумай, сынок, с таким вопросом спешить нельзя, – Ахмед дал сыну время подумать. 
Когда Кизай пошла за чаем, Ахмед тихо спросил:
– Дауд, неужели у тебя хотя бы на душе до сих пор не было никого?
– Была, папа, и есть. Она из другого района.
– Не важно, сынок, с какого она района, с какой области, лишь бы вы полюбили друг друга.
– Правда, у нее немного семейные обстоятельства изменились. Мне надо увидеть ее.
– Замуж что ли собираются её выдать?
– Нет, папа, у неё сестра умерла.
– Ты разве не выразил ей соболезнование?
– Мы, ее друзья, всей группой послали телеграмму.
– Сынок, разве это дело?
– Вам чай налить или кофе? – Кизай чайником в руках вернулась в столовую.
Отец и сын замолчали.   
Мансур и его друзья в селении долго не задержались. Они поспешили вернуться в город, позагорать и купаться на море. 
Пока Мансур со своими друзьями загорал на песке, отдыхал на море, лето    незаметно закончилось.
Сентябрь собрал студентов в аудитории. А Мансуру пришлось готовиться на сборы в сборную олимпийскую команду СССР.
***
Дауд давно собирался поговорить с Азой о Салихат, узнать, в курсе ли она, как дела у Салихат. На днях ему такой случай представился, Али пригласил Азу на день своего рождения.
Дауд пригласил Азу танцевать и шёпотом спросил о Салихат.
– Лобачевский, мне кажется, она очень не равнодушна к тебе.
– Она что-нибудь обо мне говорила?
– Ты что? Салихат – очень скромная девушка. Она даже меня ругала, когда я говорила ей о своих чувствах к Мансуру. Она умеет скрывать свои чувства. 
– А как ты узнала, что она не равнодушна ко мне?
– Интуиция, Лобачевский, – это тебе не математика, а медицина. Я научилась читать мысли человека и предугадывать его чувства.
– Случайно она не собирается выйти замуж?
– За кого? За тебя, может быть. А за другого, не думаю. Знаю только, что она   в трауре. Ты же знаешь, что у нее умерла старшая сестра – признанная красавица в их округе. А через год скончался и зять.   У них осталась маленькая дочурка, которая привязалась к Салихат, как к матери.
– Это плохо.
– Что плохо, Лобачевский?
– Что у Салихат сестра умерла. Может быть,  ее засватали, как тебя?
– Этого пока не произошло. Поэтому, Лобачевский, ты поспеши. Салихат –  такая же красавица, как её сестра.
– Ты права, Аза. Она, действительно, –  красавица, – произнес Дауд. – Стройная и высокая, как тополек, Салихат – заметная девчонка.
 – Ты, Лобачевский, не только великий математик, но и отличный художник. Я вижу, ты влюблён в мою подругу.
– Любовь ли это, я не знаю, Аза, но она мне нравится. Когда она рядом, я других девчонок не замечаю. Честно говоря, я по ней сильно скучаю. 
–  Лобачевский, это любовь. Короче, я узнаю, что и как у Салихат. Но точно знаю, что у нее нет никого, кроме тебя.
– Если родители решат засватать её «за своего»?
–  Это исключено. Она – девчонка с характером. Никто ее не заставит, если она сама не захочет. Мне кажется, она знает, вернее, чувствует, что ты неравнодушен к ней. Между прочим, я приглашала ее в мединститут поступать.
– И что она ответила?
– Пока она хочет определиться с дочкой старшей сестры. Кажется, она хочет ее удочерить. Ты пока не спеши, Лобачевский, я сама обо всем с ней поговорю.
– У меня спешки нет, Аза. Лишь бы ее не потерять. У меня ведь последний курс. 
– Потом куда собираешься?
– В аспирантуру.
– Тогда у Салихат есть время подумать.
После этого случайного разговора с Даудом прошло около четырех месяцев, но Азе не удалось встретиться с Салихат.   И вдруг Салихат, приехавшая в город по  делам, сама зашла к Азе.
– Ой, подруга, как я соскучилась по тебе, – Аза обняла Салихат. – Ты хоть  предупредила бы меня, может, я чем-нибудь помогла. 
– Я тоже соскучилась по тебе. Давно хотела приехать к тебе, но никак не могла время выбрать. Сегодня брат ехал в город по своим делам, я попросила подвезти меня.
– Хорошо, что ты зашла ко мне. Я так хотела увидеть тебя и поговорить. 
– Аза, не трудно тебе работать по вечерам, а днем – учиться?
– Я уже привыкла.
– Я тебя поздравляю, подруга, слышала, что тебя засватали за Мансура.
– Спасибо, Салихат, а для тебя  у меня есть секретная информация. Не знаю, как об этом говорить, ты же еще траур не сняла.
 – Вся наша семья в трауре. Через месяц будет два года.
– Салихат, можно задать тебе один вопрос? Может, он не уместный, только ты не обижайся.
– Ты что, Аза, разве я могу на тебя обидеться?
– Я обещала одному нашему хорошему знакомому, поэтому не могу не задать ее.
– Давай, задавай, что за вопрос?
– Скажи, пожалуйста, тебя не засватали еще? 
– Пока наша семья в трауре, с таким вопросом не принято обращался. И кто же этот наш знакомый, который интересуется этим вопросом? – покраснела Салихат.
– Ты не догадалась? Этот наш  знаменитый математик Лобачевский.
– Дауд что ли? – Салихат опустила глаза.
– Он самый. Дауд хочет узнать, любишь ли ты кого-нибудь? 
– Честно сказать, Аза, он мне небезразличен. Я думаю, ты об этом давно догадывалась. Но в последнее время я чуть ли стала не матерью, не успев выйти замуж. Поэтому думать о Дауде, у меня не было времени. Мне нужно, Аза, подумать. 
– Он тебя не торопит, Саля. К тому же он собирается в аспирантуру.
–  Как ты там подруга? Как работа, жизнь?
– Работы сколько хочешь, Аза. А жизнь сера и однообразна. Только Аида и работа меня спасают.
– Как ребенок? Привыкает к тебе?
 Лицо Салихат осветилась внутренним светом.
– Мои родители её  еле удерживают, когда я иду на вызов к больным. Куда я, туда и она. 
– Дай Бог тебе, подруга, силы и возможности вырастить и воспитать её. 
– Спасибо, Аза. 
За Салихат приехал брат.
– Сурахан! Заходи брат, будешь гостем, – Аза, улыбаясь, пожала ему руку.
– Спасибо, Аза. Мы поедем.
Салихат уехала с братом.
Аза в тот же день позвонила Дауду в общежитие и попросила зайти в гости.   Дауд сразу догадался, о чем хочет поговорить Аза. 
Дауд, как всегда, приехал с Назиром и Али. После сватовства Дауд к Азе без Назира не ходил.
Аза угостила студентов чаем, а потом рассказала о беседе с Салихат.
– Мне самому надо еще два года подождать, – улыбаясь, согласился Дауд.
–  Аза, насчет ребенка, пусть она не беспокоится. Если она решится удочерить её, я согласен стать сироте отцом.
– Как вы, мои великодушные друзья, подходите друг другу – обрадовалась Аза.
***
В конце мая Мансур приехал на госэкзамены. Его отпустили на двадцать дней для сдачи экзаменов. Эти двадцать дней были для Азы праздничными. Правда он ни разу не приходил к ней без Дауда, Назира и Али. 
В один вечер, после концерта танцевального коллектива «Лезгинка», когда остались одни, Назир спросил:
– Мансур, Аза – твоя невеста. Ты имеешь право, встречаться с ней, где хочешь и когда хочешь. Почему каждый раз, когда ты идешь к ней, приглашаешь с собой и нас? 
– Потому что, Назир, я боюсь своих чувств, вдруг я не выдержу и попытаюсь обнять её или, еще хуже, целовать её. Такой пылкий поступок может оскорбить Азу. Она воспитана, Назир, по горским обычаям.   Обнимки, поцелуи по темным уголочкам – это не для неё. Ей приятнее чувства возвышенные, самозабвенные. 
– Удивительная любовь, брат, у тебя.   Например, когда встречаюсь с Басират, я не люблю, чтобы кто-то был рядом. От того, что я её обнимаю, она не оскорбляется. Мне кажется, от этого наша любовь   становится ещё крепче.
– А что у вас, Назир, в таком случае, останется сокровенного до первой брачной ночи? Этой святой таинственной встречи двух влюбленных? Я считаю, что влюбленные должны сохранить платоническое таинство до начала супружеской жизни. До той минуты, пока они не станут законными супругами. А чистая любовь – это связующее звено, соединяющая влюблённых в семейные узы. Эти узы должны приносить  им не только хлопоты, но и радость новых таинственных  ощущений. 
– Мансур, не зря профессор Парфений Аристархович называет тебя «философом».
– Это, Назир, не философия, а сама жизненная суть.
– По-моему, Мансур, когда человек обо всем знает: и о душевных чувствах девушки, и о физических отношениях, то он чувствует в себе больше уверенности.   
– Может быть, ты прав.   Но Аза для меня, Назир, не просто девушка. Она – моя судьба. Она – моя Богиня. А Богов не испытывают, пред ними преклоняются.
– Я понял тебя, брат. Ради Бога не обижайся.
– За то, что брат честно задает непонятные для него вопросы, не обижаются.   
–  До сих пор я восхищался твоими успехами в спорте.   Гордился тем, что ты – мой брат. Зная, сколько красивых девушек горит желанием познакомиться с тобой, с  чемпионом Европы, ты предпочел скромную горянку из соседнего двора свято бережешь её чувства. Это еще сильнее возвышает тебя перед моими глазами.
***
За двадцать дней, отведенных для него, Мансур при помощи преподавателей и деканата сдал экзамены досрочно.
Накануне отъезда, Мансур вместе с друзьями провожал Азу домой и попрощался с ней около ворот.
Все эти дни хозяйка квартиры, где жила Аза, любопытно следила за молодыми людьми.
Когда  Аза вошла во двор хозяйка спросила:
– Аза, ты, кажется, засватана за того высокого широкоплечего красавца с темными волосами?
– Да, тетя Маржанат. Он не понравился вам?
– Наоборот, Аза. Он не похож на наших наглых развязных молодых людей, не знающих никаких приличий. Хотя ты его невеста, он ни разу не позволил себе переступить за порог твоей квартиры. Он хорошо воспитан. Соблюдает обычаи наших отцов. Я вижу, он и по городу с тобой один не ходит. Всегда с ним его товарищи. Друзья у него хорошие. Женихом Бог тебя не обидел.  Я рада за тебя.
 После отъезда Мансура  Аза стала скучать. Каждый день она покупала газету «Спорт» и журналы со  спортивными рубриками, искала информацию об Олимпийской сборной по вольной борьбе СССР. Пока газеты, журналы о сборной СССР по вольной борьбе молчали. Как будто выжидали время соревнований.
***
Тем временем Дауд окончил университет с красным дипломом. Ему предложили поступить в аспирантуру.   Выпускник  сразу же позвонил отцу:
– Папа, мне предложили поступить в аспирантуру, я жду твоего ответа?
– Сынок, поздравляю тебя! Поступай,  не задумываясь. Я поддержу тебя и помогу финансами, – Дауд услышал голос отца.
Получив от отца положительный ответ, Дауд головой ушёл в науку.
Али, получив диплом, уехал  в родной район работать учителем.
Магомед-Расул устроился в школу-интернат тренером по боксу. 
 В Махачкале остался  один Назир. Город для Азы ещё больше опустел. Она не хотела беспокоить Мансура своими письмами, но не выдержала.
«Мой дорогой человек, если бы ты знал, какую  глухую и угнетающую тишину я чувствую после твоего отъезда… Не слыша твоего голоса в этом многоголосье города, не видя тебя в людском потоке, мне одиноко. Одна радость утешает меня – ожидание тебя.
Мансур, помни,  что я верю в тебя: «Ты сильнее всех. Ты победишь…» Я знаю, ты обрадуешь всех дагестанцев, но самое главное, наших односельчан. Я видела во сне, как ты поднялся на пьедестал выше всех, с золотой медалью на шее.
Ты знаешь, Мансур, как я жалею, что не могу быть твоим секундантом, как это бывало в детстве, что все бои проходят далеко от меня. О победах узнаю только через телевидение и газеты. Как хорошо было в детстве, когда твои драки, кулачные бои проходили на улицах нашего небольшого села. Как мне бывало приятно  громче всех кричать, чтобы твои противники слышали: «Мансур, ты сильнее всех! Ты выиграешь!» Теперь, мой дорогой, издалека молюсь и повторяю: «Мансур, ты сильнее всех! Ты выиграешь! Твоя Аза».
Письмо Мансур получил перед отъездом на олимпиаду.
Он решил, не откладывая ответить.
«Моя красавица,  спасибо тебе за то, что ты есть на этом свете. Подарок моей судьбы,   хотя ты далека от меня, я слышу тебя. Выступая на ковре, я чувствую твою поддержку.
Златокудрая ты моя, ты не можешь чувствовать себя одинокой, потому что ты всегда в моей душе, потому что ты всегда рядом со мной.
Может быть, я до сих пор ни разу не проиграл, оттого что ты есть на этой планете, оттого что ждешь меня с победой, оттого что веришь, что я сильнее всех.
Твой друг Мансур».
***
Первые схватки на ковре Мансур уверенно выиграл. Из Сборной СССР вышли на финал трое. На финале Мансур должен был встретиться с сильным борцом из Арабских Эмиратов. Многие поговаривали, что некоторые его противники подозрительно уступили ему по очкам, что он –  сын очень богатого нефтяного магната.
Мансур этим разговорам значения не придавал. Он к каждой схватке готовился очень серьезно, не забывая поговорку своего тренера: «На олимпиаду попадают сильные из сильнейших».
– Как ты настроен на завтрашнюю встречу? – улыбаясь, спросил главный тренер по вольной борьбе сборной СССР.
– На выигрыш, Юрий Ашутович.
– Молодец, так держать. Хотя твой противник все встречи легко выиграл по очкам у титулованных борцов, выигрыши мне показались подозрительными. Он слабее тебя по всем данным.
– Я знаю, Юрий Ашутович,  я выиграю его.
– Хорошо, мой друг, ты должен сделать подарок для всего Дагестана.
– Постараюсь, Юрий Ашутович, – Мансур зашел в свой номер. Он принял душ и переоделся. Как только собрался выйти в фойе, где решили собраться вольники, в номер постучали. Мансур открыл дверь:
– Можно к Вам, лучший мастер ковра? – двое ребят: один в форме обслуживающего персонала, другой в форме олимпийской команды СССР, появились в дверях.
–  Чем я Вам обязан?
– Ничем, лучший мастер ковра. Мы хотим с Вами заключить маленькую сделку.
– В чем заключается Ваша сделка?
– Мы хотим, чтобы  завтра Вы проиграли…
– А я не хочу проигрывать, – перебил их Мансур.
– Взамен мы даём Вам золото, стократно превышающую цену золотой медали Олимпиады плюс пятьсот тысяч долларов.
– Такие сделки для меня не приемлемы. Я – спортсмен. Привык честно выигрывать.
– Ты должен принять, брат, предложение господина Сахиба. Иначе? – сделал угрожающий вид тот, кто был в форме сборной СССР, бритоголовая горилла с длинными руками.
– Ты знаешь, раб Сахиба, оставь себе это золото, заверни его долларами!
– Не спеши, лучший мастер ковра. Чем быть инвалидом, всё же лучше вернуться домой богатым, – сказал Сахиб тихим настойчивым голосом.
– Ты здесь один, дагестанец. Никто тебе не поможет, – пригрозил опять горилла.
– Вы не забывайте, я – гражданин СССР. Нас двести пятьдесят миллионов.
– Скоро, брат, от твоего Советского Союза останутся одни ножки да рожки, как говорится в русской сказке.
– Оказывается, ты хорошо знаешь русские сказки?
– Мама мне их перед сном читала, брат, – улыбнулся горилла.
– Мне кажется, что ты – бывший  гражданин СССР.
– Правильно, бывший.  А  ныне я – свободный гражданин мира.
– Ты «гражданин мира», убирайся, пока я добрый. А то…
– А то, хочешь по-кавказски?
– Горилла, успокойся и уходи.
– Ты, молодой человек, зря отказываешься от делового предложения. Для тебя очень выгодного. Что же с тобой будет, твоего Советского Союза не будет? К тому же твой СССР далеко отсюда. Ты здесь один. Если не согласишься по-хорошему, ты не сможешь завтра выступить. Наши ребята умеют обрабатывать упрямых. 
– Довольно мрачную картину ты описываешь, господин…
– Сахиб.
– Господин Сахиб. Ты не забывай, если со мной что-нибудь случится по вашей вине, Советский Союз с лица земли сотрет Эмираты.
В это время, открыв дверь, заглянул Иванов, тяжеловес сборной СССР.
– Мансур, мы ждем тебя? Ты почему не выходишь? – увидев сердитое лицо Мансура, – Иванов посмотрел на незнакомых людей. – Тебя беспокоят эти господа?
В этот момент Сахиб со своим спутником исчез за дверями номера.
– Нет, Василий, у них было деловое предложение, я это предложение не принял.
Мансур с Ивановым вышел в фойе. На его душе остался неприятный осадок от разговора с не прошеными посетителями. Нехорошее впечатление на Мансура произвел  горилла, называемый себя  «гражданин мира».
«Может, я испугался его?» – спросил Мансур сам себя. – «Испугаться-то я не испугался, но надо быть осторожным. Эти грязные люди, которые крутятся вокруг спорта с деньгами, на все способны», – ответил ему внутренний голос.
«Может быть, надо Абакару Алиевичу обо всём рассказать? Что скажешь ему? Предлагали золото и доллары за проигрыш? И ты не принял их условия. Но это и так ясно, и он знает, ты никогда не продашь честь и совесть».   
Целый вечер Мансур был без настроения.  Это все заметили.
– Что-нибудь случилось, Мансур? Ты сегодня что-то без настроения? – поинтересовался Абакар Алиевич. 
– Ничего, Абакар Алиевич, все нормально.
– Мансур, наверно, тебе эти подозрительные типы испортили настроение? – вмешался в разговор Иванов, помогая Абакару Алиевичу разговорить Мансура.
– Какие еще типы? – тренер посмотрел на Мансура.
– Недавно в номер зашли двое, предложили проиграть завтра за большую сумму. Я их послал подальше.
– И хорошо сделал, –   успокоился Абакар Алиевич.
Об этом Иванов доложил комиссару олимпийской команды СССР. Иванов сотрудничал с комитетом безопасности. Он собирался поступить на работу в КГБ.
– Об этом нам известно. Все находится под контролем. Спокойно готовьтесь к соревнованиям.
Перед отъездом всем членам сборной команды под роспись были вручены значки с гербом СССР и все были предупреждены, после окончания олимпийских игр значки нужно вернуть руководителю команды. Членам команды везде носить форму с этими значками.
После того, как Иванов доложил о подозрительных личностях, крутившихся вокруг Мансура, комиссару команды, у Мансура незаметно забрали значок. Комиссар со значка вытащил микрочип. И на специальном компьютере расшифровал разговор подозрительных людей с Мансуром. Значок незаметно опять вернули на место. Номер Мансура взяли на особую охрану.
Утром команда СССР изменила маршрут и время выезда на соревнования. 
– На ковер выходят борцы категории восемьдесят четыре кг. Мачалаев Мансур.  СССР».  Справа зал стал скандировать: «Горец!» «Горец!»    Судья-информатор выжидал тишину и объявил: «И… Саид Абдел ал’ Саляхи. Арабские Эмираты!»
Зал с левой стороны стал  скандировать: «Саляхи!» «Саляхи!» В зале поднялся невообразимый шум купленных  болельщиков.
Мансур посмотрел в зал и, закрыв глаза, замер на секунду. Среди туристов из СССР появилась высокая, грациозная фигура девчонки с золотыми волосами, спадающими,  как водопад, на тонкие плечи, и он ясно услышал в зале, среди множества голосов, ее звонкий голос: «Ты сильнее всех! Мансур, ты победишь!» Это был для него, знак, посланный Богом.
В первые же минуты Мансур начал схватку в атакующем стиле. На своего противника он обрушил каскад приемов и ошеломил его. Зал замер в тишине. Многочисленные купленные «болельщики» притихли. Единичные голоса пытались приободрить ал’ Саляхи: «Давай, Саляхи!» А Саляхи даже  защищаться не успевал, не только контратаковать. Он убегал с ковра, уступая очки Мансуру. Мансур не намерен был отсиживаться, зарабатывая очки. Он решил показать многочисленным болельщикам противника, особенно этому «горилле», что не испугался его угроз. Мансур подставил ногу противнику. Противник схватился за ногу. Мансур, сделав вертушку, бросил его на лопатки. Противник попытался пойти на мост. Но Мансур крепко прижал его к ковру.
Свист судьи на ковре остановил схватку. Борцы поднялись с ковра.
– «Молодец, Мансур!» –    скандировали болельщики. 
– Чистую победу одержал представитель СССР! – объявил судья-информатор.  Зал взорвался аплодисментами. 
Члены команды СССР побежали к ковру, подняли на руки Мансура, под крики  «Горец!» «Горец!».
Когда вручали медали олимпиады, Мансур встал на высшую ступеньку пьедестала. И в его честь, вчерашнего мальчишки из горного аула,
В величественном зале, где проходили олимпийские  игры, в честь победителя подняли флаг СССР и прозвучал гимн Советского Союза.
Это произвело на Мансура огромное впечатление. 
Ему захотелось крикнуть: «Слышите! Я – гражданин СССР!». Крикнуть назло тому «горилле», который решил его напугать.   
На следующий день в утренних выпусках по телевидению Аза мельком увидела репортаж об Олимпийских играх, где продемонстрировали фрагмент, когда Мансуру вручали золотую медаль. 
– Мансур, мой родной, я же знала, что ты выиграешь!
Аза побежала на занятия. Во время перерыва между лекциями она побежала в  киоск за свежими газетами. – «Блестящее выступление Советского борца, Мансура Мачалаева, – начала она  читать радостную весть со  слезами на глазах, завершилось его победой.  Борец работал в стиле каттенаги. Во всех четырех схватках Мачалаев провел на ковре восемь периодов и завершил с общим счетом 12:0. Соперники его были очень сильными спортсменами, но Мачалаев оказался предельно жестким и  техничным борцом, прекрасно подготовленным к олимпийским играм».
Вечером, когда Аза пришла на дежурство, санитарка с коридора крикнула: «Аза, тебя к телефону!».
Аза вышла из процедурного кабинета, побежала к телефону.  Звонил Назир.
– Аза, поздравляю! Наш Мансур стал чемпионом Олимпиады! Ты понимаешь, мой брат стал чемпионом Олимпийских игр!
– Понимаю, Назир, поздравляю и тебя.
 Аза не успела отойти после разговора с Назиром, как позвонил Дауд. Следом за ним – Али и  Магомед-Расул.
   Неделя для Азы прошла в ожидании приезда Мансура.  К приезду Олимпийского чемпиона стала готовиться и вся республика во главе с заместителем председателя Правительства Шамхаловым.
После торжественной встречи Шамхалов еще раз поздравил чемпиона с большим успехом и вручил ему ордер на двухкомнатную квартиру в новом микрорайоне Махачкалы, как награду за выдающиеся спортивные успехи.
***
Теперь Мансур имел все, о чем в то время мог мечтать молодой человек: квартира в городе – в столице республики, диплом, подтверждающий окончание ДГУ, титул чемпиона Олимпийских игр.
Его ждала блестящая карьера государственного чиновника.
Но страна, в которой он жил, которой он гордился, начала распадаться, как добротный дом при сильном землетрясении. 
В скором времени в СМИ появилась информация о Беловежском сговоре президентов трех союзных республик: Кравчука с Украины, Ельцина из России, Шушкевича из Белоруссии, об образовании СНГ вместо СССР.
Ребята собрались обмывать квартиру Мансура. Когда все сели за обеденный стол, вдруг Магомед-Расул спросил:
– Ребята, вы читали сегодняшний номер газеты «Правда»?
– А зачем читать правду, когда мы её и так знаем, – засмеялся Дауд.
– Затем, Лобачевский, чтобы знать в какой стране ты живешь?
– Пока, Магомед-Расул, я живу в Советском Союзе.
– Нет, мой друг, со вчерашнего дня ты живешь в СНГ.
– Где говоришь?
– В Союзе независимых государств.
– Магомед-Расул, человек же должен быть гражданином какого-нибудь одного государства.
– Ну, тогда, Лобачевский, получается, что мы граждане не СССР, а СНГ. Со вчерашнего дня, Лобачевский, такой страны с названием Советский Союз уже нет.
– Слушайте, ребята, когда мне на Олимпиаде один урод, назвавший себя «гражданином мира», сказал, что скоро от твоего СССР останутся ножки да рожки, я его послал подальше. Значит, он знал, что СССР распадётся. 
– Мансур, это давно планировали западные спецслужбы и «друзья» нашего президента. Маргарет Тэтчер говорила в своем докладе перед парламентом своей страны, что Советский Союз – это страна представляющая угрозу для Запада не только в военном отношении, но и  в экономическом. Благодаря плановой политике в СССР процент прироста валового национального продукта примерно в два раза выше, чем в западных странах».
– Ты что, Лобачевский, на заседании английского парламента присутствовал? – засмеялся Магомед-Расул.
– Слушал Би-Би-Си.
– Ну, ты даешь, Лобачевский. Ты же – советский аспирант. Как ты можешь слушать такие передачи?
– Слышали умные мысли: «Кто владеет информацией, тот владеет миром»? Между прочим, Горбачев обвиняет  Кравчука, Ельцина и Шушкевича в измене родине, так как  на мартовском референдуме 77% граждан нашей страны высказались за сохранение СССР. 
– За нарушение закона на них можно возбудить уголовное дело, – вмешался Назир. 
– Такой человек, как Горбачев, не способен на возбуждение уголовного дела. Мне кажется, что он скоро все посты государственной власти потеряет. Он же – мягкий человек. 
– Между прочим, в своём докладе Маргарет Тэтчер сказала: «Я уверяю вас, что в течение ближайшего месяца вы услышите о юридическом оформлении распада Советского Союза».
– Я не могу понять, Лобачевский, как это вдруг нет той великой страны, в которой мы жили с рождения?
– Да, Мансур, может оказаться так, что если какой-нибудь генерал не возьмет политическую власть в свои руки, и Россия распадётся на мелкие части.   
– Ты хочешь сказать, Лобачевский, что нашей стране нужен такой генерал, как Пиночет?
– Да, Мансур, во главе государства должен стоять такой же крепкий человек, как Пиночет.
– Такой генерал, Лобачевский, в рядах советских вооруженных сил вряд ли найдется. Все генералы – коммунисты, а коммунисты против генерального секретаря не пойдут. К тому же М. С. Горбачев давно убрал  нелояльных к нему генералов с руководства армии.
– Ребята, как это понять?   Сам  М. С. Горбачев способствует тому, чтобы поредели ряды истинных коммунистов?  – Магомед-Расул посмотрел на Дауда, мозгового центра группы.
– Об этом пишет профессор и Абадов, доктор  философских наук, заведующий кафедрой философии в сегодняшнем номере газеты «Новое дело». Прочитать вам?
– Давай, Лобачевский, читай, что у тебя там? – засмеялся Магомед-Расул.  – У него всегда бывают оригинальные выступления. 
Дауд вытащил из папки газету и развернул. Вот что он пишет:
«В восьмидесятые годы двадцатого столетия в СССР социальный статус коммунистической партии резко и значительно снизился. Этот процесс стал прослеживаться с семидесятых годов, когда в  партию стали вступать на руку нечистые карьеристы, люди сомнительной репутацией, борцы за собственное благополучие.
Большинство работников райкома торговали партбилетами. Это особенно заметно было в Дагестане. При приёме на работу на задний план отошли деловые качества кандидатов в члены партии, их моральные принципы. Имущий деньги за серебряный кинжал, золотой браслет мог купить партийный билет, который давал право занять руководящий пост на местах или на вышестоящих инстанциях.
Этот процесс полным ходом пошел, когда М. С. Горбачев – человек безвольный, слабохарактерный, любящий ездить бесконечные путешествия в различные страны вместе со своей женой, Раисой Максимовной,  стал руководителем ЦК КПСС. К тому же Михаил Сергеевич политически недальновидный и весьма честолюбивый руководитель оказался человеком неосторожным. Как говорили коммунисты старой закалки:  «Бывший комбайнер не сумел охватить со своим умом механизатора масштабы государственной политики».
Он за собой в руководство партией и государством привел сомнительных, жаждущих обогащения людей.
Среди таких политически неграмотных руководителей, желающих занять ключевые посты в верхних эшелонах власти, в восьмидесятые годы оказалось ещё больше.   
Вопреки утверждениям Солженицына, заявлявшим в СМИ Запада, что «изнутри разрушить СССР невозможно», таким людям, как Маковлевы, хорошо подготовленным специалистами ЦРУ США,  удалось изнутри развалить партию и государство.
То, что не удалось сделать с помощью внешней экспансии, получилось у ЦРУ...»
Дальше не буду читать. Итак, понятно, почему начался распад Советского Союза.
– Говорят, «Рыба гниёт с головы». Получается, что в  распаде Советского Союза виноватым является Горбачев со своими перестройками?
– А кто же ещё? Он же обескровил и Дагестан, издав указ вырубить виноградники  и закрыть винзаводы.  Уже многие совхозы стали нерентабельными, директора совхозов не могут заплатить зарплату рабочим. Теперь он развалит и Россию, – заговорил Али.
– Поэтому же, ребята, я говорю, стране нужен железный генерал, который мог бы взять бразды правления страной в свои руки.
– Магомед-Расул, СССР – это не Латиноамериканская страна, – возразил Назир.
– Ребята, зачем нам политические диспуты и споры?  Мы с вами всё равно ничего изменить не можем. Давайте ешьте и отдыхайте, – предложил Мансур своим друзьям. –  Кстати, Магомед-Расул, я слышал, что ты стал чемпионом Дагестана, и очень обрадовался этому. Теперь тебе надо выйти на Всесоюзную арену, а потом и на мировую.
– На чемпионате РСФСР по боксу я проиграл, Мансур. Теперь решил заняться тренерской работой в интернате. 
– А у тебя, Назир, как дела?
– Я, брат, дошел до первого разряда. И на этом остановился.
– Почему?
– Тренировки мешали учиться.
Назир не сказал брату, что связался с городскими ребятами, занимающимися вечерними разбоями.
– Думаю, ты прав, в первую очередь, нужно заняться  учёбой, а потом уже спортом, – согласился Мансур.
– Тренировки, брат, я не бросил, но сократил, и на соревнованиях решил не участвовать.
– Наш Назир скромничает. Он тоже является чемпионом общества «Буревестник» по боксу, – Магомед-Расул поддержал Назира.
– Мансур, ты чем решил заниматься?
– Честно сказать, Лобачевский, еще конкретно не определился. Предложили работу в комитете по физкультуре и спорту республики. От предложения пока воздержался.
– Может, поступишь в аспирантуру?  Если хочешь,  я поговорю с Парфением Аристарховичем.
– Нет, Лобачевский, из нашей группы хватит одного ученого. 
– Ну, смотри, Горец, чтобы потом не сожалеть, отказавшись сегодня от такого выгодного предложения.
– Правильно говорит Мансур. Если мы будем все учеными, учить детей будет некому, – Али поддержал Мансура.
– Лучше, ребята, пока нам  не разбегаться. Думаю, нам надо вместе держаться и внимательно присматриваться к окружающему нас миру, чтобы понять, куда он катится.  Что-то время быстро стало меняться. Может быть, перед нами откроются другие возможности. Мы молоды, духовно здоровы, физически сильны и хорошо образованы. Мы должны в этой меняющейся жизни найти свое место. 
А жизнь начала меняться с космической скоростью. Страна, в которой жили и еще вчера мечтали ребята, сегодня оборачивалась державой  с другими моральными ценностями, другими понятиями о жизни в человеческом обществе. 
В подтверждение к «пророческим» словам Магомед-Расула, в скором времени Горбачев сложил с себя полномочия президента СССР в связи с распадом этого государства.
Великая страна, перед вооруженными силами которой весь мир трепетал, без единого выстрела исчезла с карты мира. С распадом СССР экономическая жизнь в республиках Северного Кавказа, и в особенности, в Дагестане резко изменилась  в худшую сторону. 
Те, которые в советское время занимались спекуляцией, ударились в так называемый «челночный бизнес». Они заполонили рынки «одноразовым», некачественным турецким и китайским ширпотребом.
Все фабрики и заводы в республике Дагестан остановились. Их новоявленные хозяева выбросили рабочих на улицу. Появившиеся, как грибы после дождя, организации с ограниченной ответственностью (ООО) бесконтрольно хозяйничали на бывших государственных  производственных объектах. Опустевшие цеха поспешно превращались в склады, а новоявленные хозяева отдавали их в долгосрочную аренду своим родственникам, занимающимся челночным бизнесом. Огромные заводские территории превращались в рыночные ларьки, даже общественные туалеты ими обращались в торговые точки.
Чиновничья элита делила общенародную собственность между собой, хватая большие жирные куски себе и даря своим родственникам куски поменьше. Иные горе-руководители, подобно хамелеонам, меняющим свою окраску, разменивали свои убеждения и моральные принципы на приспособленческие взгляды. Став крупными собственниками, они искали себе союзников и защитников в среде воров, рецидивистов, выпущенных из  тюрьмы. Подобные руководители одновременно лихорадочно готовили среди населения  средний класс – класс «бизнесменов». В этот класс входили бывшие советские спекулянты, разного рода заготовители, стремящиеся к элитному положению в обществе. Покровители среднего класса, отхватившие лакомые куски от государственной собственности, принимали на скорую руку законопроекты, снимающие все ограничения с кооператоров и поощряющие челночный бизнес. Все моральные качества, накопленные трудящимися сотни и тысячи лет, были выброшены на свалку. В республике действовал один закон: «Торгуй, где хочешь, чем хочешь и кем хочешь!».
На таком фоне распадающегося коммунистического общества к власти, как в России, так и в Дагестане, пришли аппаратчики, способные преступить закон и наплевать на  всякую мораль. Люди-камни, способные  предать не только коммунистическую партию, но и своего брата, когда дело касалось материальных благ. Люди без чести и совести, точнее говоря, моральные уроды, они, воспользовавшись политической малограмотностью широких народных масс, спешили скупить чубайсовские ваучеры и приватизировать жирные куски из всенародного государственного пирога. Обманным путем некоторые чиновники, рождённые «свободой и гласностью», воспринимающими эти понятия, как «вседозволенность», за короткий срок сконцентрировали в своих руках огромное богатство.
В начале 90-х годов в республике, кроме коммунистической партии, других объединений не было. В Дагестане воры в законе или вне закона роли не играли, так как к ворам общество относилось с неуважением, их не пускали в деловые круги. Дружить с вором или иметь в семье вора считалось позором. Поэтому деление всенародной государственной  собственности проходило между двумя «политическими» силами: компартией, руководимой на тот момент государственными предприятиями и спортивным обществом. В  это время исподволь появились экономические шулеры-консультанты. Они за определенную долю предлагали спортсменам фальшивые документы и рекомендовали создавать фирмы-однодневки, банки с фиктивным стартовым капиталом. Спортсмены быстро освоили эту нехитрую «науку» и догадались, что на партийных чиновников надо надавить обнищавшим слоем народных масс и решили воспользоваться национальными движениями, которые начали создавать интеллигенты-националисты. Зная о недовольстве народа   партийными демагогами, спортсмены стали лихорадочно направлять тружеников, лишившихся работы и вытеснять интеллигентов, руководивших национальными движениями. Распуская многонациональные коллективы, сложившиеся на производственных объектах, растаскивая дружбу  между людьми по национальным квартирам, неформальные движения молодых политиков стали создавать в многонациональной республике Дагестан особые национальные настроения.
Труд рабочих заводов и фабрик и работников сельского хозяйства стал не востребованным. Рынок труда в Дагестане уступил рынку челночников. Даже высокообразованные специалисты бюджетной сферы оказались,  чуть ли не за чертой бедности. Социалистический принцип: «Каждому по труду» на рынке труда уступил место дикому капиталистическому принципу: «Выживай любыми способами, чтобы тебя не выжили». Труд полностью потерял первоначальную   ценность.  С изменением  отношения к социалистическому труду  стала меняться мораль обновляющегося общества и отношения между членами этого общества. На месте социалистического принципа: «Человек человеку – брат» появилось понятие: «Человек человеку – конкурент, недруг». Исчезла из общества взаимная выручка,   шефская помощь. В общественной морали образовалась пустота. Как говорится: «Свято место пусто не бывает», образовавшаяся ниша в общественной морали начала постепенно заполняться религиозной моралью. Новоиспечённые религиозные деятели, бывшие атеисты, стали внушать расслаивающемуся народу: «Все происходит по воле Бога. И богатство на земле от Бога, и бедность.
***
После окончания университета Назира направили на работу в свой район, Он стал работать учителем русского языка и литературы в селении Урцаши, что располагалось далеко от его родного аула Чугли. 
Директор школы, опытный педагог Рамазан Магомедович доброжелательно встретил молодого учителя и помог определиться в частной квартире. Аул Урцаши, расположенный на косогоре, с его разбросанными то тут, то там  домами и с кривыми улочками, не произвёл на Назира хорошее впечатление.   
Работа в школе началась со знакомства с молодой учительницей Айной Алиевной. Она преподавала математику,  работала в школе второй год. Девушка невысокого роста с раскосыми черными глазами не отличалась от других своей привлекательной внешностью. Светлолицая, коротко стриженными черными волосами, курносая, подчеркнуто броско одетая, она скорее похожа была на европейку, нежели на горянку.
– Вы, наверное, местная, Айна Алиевна? – спросил её Назир.
– Нет. Я из другого района.
– Давно работаете здесь?
– Второй год работаю и живу.
– Университет окончили?
– Я окончила пединститут. Правда, после смерти отца мне пришлось на последнем курсе перейти на заочное обучение и работать.
– Значит, в этом году окончили.
– Да, в этом году получила диплом учителя.
– Получается, мы – ровесники?
– Если не считать, что в пединституте учатся четыре года, – Айна обворожительно улыбнулась.
– Как же Ваши родители, не выдав Вас замуж, позволили устроиться на работу в другом районе?
– Никто не берет замуж, – засмеялась Айна.
– Такую красивую, образованную девушку как можно замуж не брать? – Назир испытующе посмотрел на учительницу.
Звонок на урок прервал их беседу. Между двумя молодыми учителями, с первых  дней, как они познакомились, возникли взаимные симпатия. 
– Кажется, Айне  понравился новый филолог, – сказала в один день завуч Гулаймат Гусенова, догадываясь о взаимных симпатиях двух молодых коллег.
– Вы что говорите? – переспросил директор школы.
– Айна Алиевна  собиралась уехать в город. А теперь, как только появился молодой филолог, она успокоилась.
– Парень неплохой, и как человек, и как специалист. Не только она, даже некоторые ребята изменились после того, как Назир Мачалаевич начал их по вечерам тренировать по боксу.
Рамазан Магомедович,   широкоплечий, плотного телосложения, среднего роста молодой человек с орлиным носом и добрыми карими глазами, ничего предосудительного не увидел в отношениях молодых коллег. 
 В один день Айна, не сумев перебороть женское любопытство, спросила у завуча.
– Гулаймат Гусейновна, случайно Назир – не спортсмен?
– Молодой учитель становится их кумиром подростков.  Он организовал для них спортивную секцию и по вечерам их тренирует по боксу. 
– Он и физкультуру преподает?
– Нет, Айна Алиевна, на общественных началах он  тренирует ребят по вечерам. Думаю, теперь у ребят времени не будет безобразничать на сельских улицах и беспокоить односельчан.
– Наверное, он скоро привезет сюда жену, детей и у него не останется времени по вечерам заниматься с сельскими хулиганами…
 – Между прочим, Айна Алиевна, он еще не женат.
А про себя Гулаймат подумала: «Вот что тебе надо было узнать из биографии молодого учителя…»
  Айна улыбнулась и тоже подумала: «Слава Богу, хоть один нормальный молодой человек появился в этой школе. Так скучно было работать среди этих долгожителей и заслуженных пенсионеров. Не только в школе, даже в селении у них остались одни аксакалы – годеканские орлы и женатые организаторы колхозного производства».
– Наверно, Гулаймат Гусейновна, Назир Мачалаевич  тоже убежит отсюда.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что, в этом селении нет ни одного молодого человека, с кем можно поговорить по душам. Вся молодёжь уезжает в города. В селении остаются одни старики.
– Видишь ли, Айна Алиевна, после начавшегося развала колхозного производства, молодым людям негде работать. Вот и получается, что в  поисках работы все молодые семьи уезжают в города. Я боюсь, Айна Алиевна, в недалеком будущем нам некого будет учить. Все молодые детородные семьи переселись на равнину. Детей в селении ежегодно становится всё меньше и меньше.
– Поэтому я тоже хотела уехать в город.  А моя мать не соглашается. Она не понимает, что не только работа, но и среда обитания должна соответствовать потребностям  каждого живого существа.
– Слушай, мы разговорились, уже время, кажется, на перерыв, – завуч вышла, нажала кнопку. Зазвенел звонок. В коридор выбежали дети с шумом и криками, обгоняя друг друга, понеслись на улицу.
С урока вернулся и Назир.
– Мы как раз о Вас говорили, коллега Назир, – Гулаймат Гусейновна с улыбкой посмотрела на Айну.
– Интересно, о чем самые красивые женщины этого селения говорили обо мне? – Назир таинственным взглядом улыбающихся серых глаз посмотрел сначала на Айну, а потом на Гулаймат Гусейновну.
   Завуч  для своих пятьдесят лет выглядела молодо. Её иссиня-черные волосы, гладко зачесанные к затылку,  большие серо-зеленые глаза с обворожительным взглядом, мраморно-белое лицо и красивая улыбка ещё притягивали взгляд собеседника.
– Мы с Айной Алиевной задались вопросом, надолго ли задержится в нашей школе  новый учитель?
– Пока мне нравится преподавать. К тому же в селении такие добрые люди… Самое  главное, мне нравятся мои коллеги, – Назир таинственным взглядом прошёлся  по  тонкой талии Айны, по её широким бедрам и стройной фигуре. Айна даже смутилась от его  взгляда. 
Гулаймат Гусейновна не смогла не заметить их обворожительные взгляды. 
***
Назир пошел вечером в спортзал.
– Назир, ребята из младших классов тоже хотят заниматься в спортивной секции по боксу.
– Хорошо, Махач Кубатаевич, запишите их данные, и положите список на мой стол, – сказал Назир, разделяя ребят на группы по их весовым категориям. Около двух часов он проводил с ребятами спарринги.
 Дома мысли Назира  вернулись к Айне: «Мне кажется, она интересуется мною? Иначе, зачем ей обо мне говорить с завучем? 
Между прочим, фигура у Айны красивая. Что это я так   быстро забываю о Басират? Почему-то Айна заслоняет её… Басират – типичная городская девушка. Свободная и демократичная, она чувствует себя лидером во всех  своих действиях. Мой отъезд на работу в сельскую местность нисколько не взволновал её. К моему отъезду она  отнеслась с каким-то безразличием. Может быть, это мне  просто показалось?»
 Утром, только успев выпить стакан чая, Назир рано  ушел в школу.
Если Назир на воскресенье не приезжал домой, его мама приезжала к нему с продовольственными запасами.  На этой недели тоже он, занятый в воскресный день подготовкой ребят к районным соревнованиям по боксу, не смог поехать домой. Он чувствовал, что мама опять прибежит к нему с продуктами.
Когда он вернулся со школы, он почувствовал запах вареного мяса ещё с улицы: «Уже мама приехала. Еще кто  может мне приготовить горячий обед, кроме мамы?».   
Распахнув дверь, Саният обняла Назира. 
– Сынок, когда ты не появляешься дома, хотя бы в воскресенье, то мне хлеб в горло не лезет, думая, что ты голоден.
– Мама, я же – уже не маленький. Ты извини, что я  не приехал и на этот раз. Я уже должен помочь тебе. Получается наоборот. Ты опять меня кормишь.
– Ничего, сынок, я и буду кормить тебя. Я же знаю, что  учителям зарплату вовремя не дают.
– Мама, это правда. Я думал, что каждый месяц младшему брату буду приносить подарки, но третий месяц не дают зарплату.
– У нас, сынок, коровы есть, огород есть. Еды у нас хватает. Ты не беспокойся о нас. Я недавно и Мансуру послала мешок картошки и сушеное мясо отправила. Он очень любит сушеное мясо с картошкой.
– Мама, ты извини, что мы с Мансуром не можем обеспечивать тебя и себя без отцовской помощи.
Следующий день, когда пришел в школу, Назир, директор школы обратился к нему.
– Что, Назир, мама приехала к тебе?
– Да, Рамазан Магомедович. Она привезла продовольственный паёк своему сыну, работающему учителем. 
В голосе молодого учителя директор почувствовал недовольство. И на эту тему он разговорился и с Гулаймат Гусейновной.
– Наверное,  после летних каникул наш молодой филолог не вернется на работу.
– Рамазан Магомедович, разве в этом мы можем винить молодого учителя, если он свою заработанную плату не может получать даже после истечения трех-четырех месяцев. Хорошо, что у него родители близко живут и в состоянии помочь ему. Если он обзаведется семьей, как ему семью кормить?
– Да, ты права, Гулаймат Гусейновна, зарплаты  учителей крутятся в финансовых кругах республики. Чиновники получают с них огромные проценты-прибыли, а учитель ходит на работу голодный. 
– Самое страшное, Рамазан Магомедович, работа учителя в нашем государстве стала самой непрестижной. Учитель – самый не защищенный бюджетный работник.  Обидно, об этом наше правительство знает и ничего не делает. Сами учителя тоже молчат.
– Учителя-то, Гулаймат Гусейновна, не молчат. Недавно все учителя столицы нашей республики вышли на площадь с лозунгами и транспарантами: «Верните нашу зарплату!».
– От того, что они вышли и требовали, что-нибудь изменилось?
– Может быть, изменится. На встречу с демонстрантами вышли министр Просвещения республики, и первый зампредседателя Правительства республики. Они пообещали вовремя выплатить летние отпуска учителей и ликвидировать до летних каникул задолженность по заработной плате работникам просвещения.
Самое обидное, что местные чиновники своевременно деньги не выдают, хотя   Правительство России посылает их вовремя.
– Рамазан Магомедович, местным олигархам-чиновникам они, видимо, больше нужны, чем нам, учителям… Им, видите ли, хочется вкладывать их в коммерческие структуры, чтобы  за четыре-пять месяцев получить огромные прибыли в виде процентов.
Иначе откуда наш заведующий районным отделом образования взял бы деньги, чтобы построить трехэтажный особняк из итальянского красного кирпича? Это безобразие видят молодые учителя, видят и бросают работу. Одарённые учителя уходят в коммерческие структуры. Немало на базаре бывших  учителей, врачей или экономистов.
– Рамазан Магомедович,   эти молодые специалисты, торгующие на рынке, видят, как их городские друзья – молодые спортсмены – легко зарабатывают огромные деньги «крышуя» бизнесменов. 
 – Человек всегда находит способ, зарабатывать средства для существования. Одни отнимая их у других, другие – делили отобранное. Когда само существование человека ставится под угрозу, он защищаться любыми способами.
В это время  в кабинет зашла Айна Алиевна. Улыбаясь, она поздоровалась с директором и завучем. А потом попросила у Гулаймат Гусейновны разрешения поехать домой к матери. После того как Айна и Назир вместе вышли, завуч проговорила:
– После смерти отца мать Айны вышла замуж. Отношения дочери с матерью стали прохладными. Айна никак не может простить матери её замужество, считает, что мать слишком рано забыла об умершем муже, её отце.   
Кроме того, мать предложила Айне выйти замуж за сына дальнего своего родственника. Однако Айна предложение матери отвергла. По той или другой причине мать ни разу не поинтересовалась, как живет дочь в другом районе, не посетила селение, где работала и жила Айна. 
Может быть, Рамазан Магомедович, сейчас Айна Алиевна решила поговорить с матерью о своих отношениях с Назиром?
– Наверное, ей тоже надоели разговоры сельских сплетниц о ней, и решила выйти замуж?
– Мне тоже, кажется, Рамазан Магомедович, что отношения у наших молодых коллег далеко зашли. Чем быстрее поженятся, тем будет хорошо.
– Это было бы хорошо не только для них, но и для нас всех, чтобы урцашинцы на годекане каждый день не склоняли учительский коллектив. 
– Будем надеяться, что Айне удастся уговорить свою мать и получить благословение, Рамазан Магомедович.
– Скоро экзамены закончатся.  Во время летних каникул, неплохо было бы сыграть их свадьбу. 
– Айна Алиевна в последнее время изменилась, – добавил Рамазан Магомедович, – стала веселая, добрее ко всем. Работать стала с желанием.
– Да, что не сделает любовь с человеком, – завуч с горечью задумалась, сожалея о том, что ее молодость прошла так быстро.
Рамазан Магомедович обратил внимание и на физические изменения в телосложении Айны, но промолчал.  Его замечание насчет Айны Алиевны завуч не поняла.
 На годекане мужики, а у родника женщины в последние дни бурно обсуждали поведение молодых учителей. В селении ничего невозможно утаить от любопытных глаз сельских сплетниц.
Назира начали тяготить проблемы с зарплатой, ходить к родителям за продуктами питания в каждое воскресенье. Ему неудобно было перед младшим братом появляться дома с пустыми руками, без подарков. Нищета  в  жизни учителей его сильно угнетала.
Когда Назир ехал сюда работать, знакомился с учениками, учительским коллективом и жителями Урцаши, он думал: «Вот мое место, где я всем нужен». А когда ближе познакомился и с Айной, все вокруг выглядело в лучшем виде. С задержкой заработной платы и невозможностью хотя к праздникам преподнести Айне приличный подарок, раздражало Назира. В такие моменты все благие намерения у него и вера в лучшее будущее разом исчезали.
***
Не в лучшем положении был и Магомед-Расул, который работал учителем в городе, в родном интернате. Здесь тоже задерживали зарплату на три-четыре месяца. Неимоверно дорогие коммунальные услуги и в городе заставляли и его чувствовать  себя нищим, не защищенным работником бюджетной сферы. Магомед-Расулу труднее было, чем Назиру. Его родители жили далеко от него. Да и просить помощь у родителей работающему учителю, молодому тренеру было неудобно. Ему помогали выжить в этих условиях платные тренировки детей богатых бизнесменов. Они ежемесячно аккуратно оплачивали его труд.
В один день после спортивных занятий Магомед-Расул предложил всей группе прогуляться по городу.
Случайно группа зашла в чайхану, что располагалась в парке отдыха. Кто-то из ребят попросил пиво.
– Это частное заведение. Здесь посетителей строго чаем угощают, – ответил чайханщик.
– Кто его хозяин? – поинтересовался Магомед-Расул.
– Юрий Ханукаевич.
– Где можно его найти?
– Вы чем-то недовольны?
– Я доволен чаем. Просто Юра – мой институтский друг.
– Если он Вам – друг, я могу это ему передать. Он здесь, – чайханщик зашел в заднее помещение. Вместе с ним вышел и улыбающийся Юра. Он подошел к Магомед-Расулу. Друзья слегка обнялись, поздоровались.  После второстепенных вопросов, Юра обратился к нему с просьбой.
– Расул, мне нужна твоя помощь. Вернее, помощь твоих ребят.
– Пожалуйста, говори, в чем заключается эта помощь. Я и мои ребята готовы оказать её.
– У меня кроме этой чайханы есть на пляже и шашлычная «Дельфин». В последние дни меня сильно беспокоит одна группа пацанов, требуя огромную сумму «налогов». В последние дни в наш адрес пошли угрозы поджечь склады шашлычной, если не выплачу требуемую сумму. Я чувствую, что ими управляет рука умного делового человека, который претендует прибрать к своим рукам это прибыльное место на пляже.
– И какую же сумму требуют они у тебя?
–  Миллион рублей.
– Вот дают… Ты познакомь нас с ними.
– С тем, кто стоит за ребятами, я тоже не знаком. А с налетчиками могу познакомить.
– Того, кто стоит за ними,   мы сами найдем.
– В таком случае, когда за деньгами они придут, я тебе позвоню.
Через два дня Юрий, действительно, позвонил. Магомед-Расул собрал своих ребят, объявил готовность  номер один.
– Сбор на пляже, в шашлычной «Дельфин». Мы должны быть там через тридцать минут. Вооружившись  кастетами, битами, ребята зашли в шашлычную. 
– Хорошо, что вы раньше них успели подойти, – обрадовался Юрий.
Через минут десять появились молодые ребята спортивного телосложения. Они подошли к Юрию, потребовали «свою» сумму.
В это время в помещение, где незваные гости прижали Юрия, требуя денег, вошел Магомед-Расул с ребятами. Между ними и незваными гостями  завязалась драка. Двоих непрошенных гостей группа Магомед-Расула избила, одному битой сломала руку, а старшего из группы забрала с собой, в заложники.
 – Если с шашлычной и его хозяином что-нибудь случится, или же вы попытаетесь поджечь склады, ваш старший будет гореть в этом огне, – предупредил Магомед-Расул избитых ребят. 
Через заложника Магомед-Расул узнал, кто претендует на шашлычную «Дельфин». Им оказался бывший руководитель горторга Атай Муслимович, один из преуспевающих бизнесменов города. У него было несколько магазинов, ресторан «Лезгинка» и супермаркет «Аристократ» в центре города.
Вечером, когда Атай возвращался домой, в подъезде его поджидали трое молодых людей в масках. Они без предупреждения, ударом в челюсть, свалили его на землю.    Один из нападающих приподнял его за грудки.
– Вас зовут Атай? Вы – хозяин супермаркета  «Аристократ»?
– Да я. Что вам от меня нужно?
– От тебя нам ничего не нужно. Мы только предупреждаем, чтобы ты другим не мешал! – посыпались на Атая  удары. Он упал и потерял сознание. Очнулся он в машине скорой помощи.
Два-три дня Юра тревожно ждал наряд милиции. Он усиленно охранял по вечерам шашлычную.  На третий день к Юре со стороны налётчиков пришла делегация в составе четырех человек.
 – Мы пришли заключить мирное соглашение, – сказал один и гостей.
– Мы готовы выслушать ваши мирные предложения.
– Мы не имеем больше претензии к хозяину шашлычной «Дельфин», с условием, что  вы вернете нашего товарища.
– А как насчет Атая?
– Мы расторгли с ним все деловые соглашения.
– Почему же так быстро? – усомнился Магомед-Расул. 
– Он не поддержал нашу акцию возмездия финансами. Ему показалось, что сумма, которую мы требуем большой. 
– Мы принимаем ваше предложение. Мага, приведи нашего «гостя», – попросил Магомед-Расул.
Когда ребята увидели своего улыбающегося товарища в нормальном состоянии, они облегченно вздохнули.
 – Как ты, Суслик? – спросил старший из группы налётчиков.
– Эти ребята оказались гостеприимными. 
– Теперь мы хотим с вами договориться. Если наши интересы впредь пересекутся, предлагаем собраться всем вместе и мирно решать их, – добавил старший из группы налётчиков.
– Предложение принимаем, – ответил Магомед-Расул.
На столах тут же появились соки, минеральная вода и дымящиеся шашлыки.
– «Дельфин» за свой счет угощает вас, ребята, – сказал Юра, удовлетворенный переговорами.
Противоборствующие стороны выпили примирительные фужеры сока, поели шашлыки и разошлись.
Когда ушли рэкетиры, Юра вытащил из сейфа деньги.
– Расул, вот ваши премиальные.
– За что премия? 
–  Они у меня потребовали миллион, а вы освободили мены от такой крупной суммы.
– Миллион рублей или долларов?
– Долларов. Они деньгами не принимают. Заранее зная, что я такую сумму собрать не могу и вынужден буду заложить «Дельфин», и потребовали такую сумму.
– А если не заплатил бы?
– Подожгли бы всё. Получалось, и так, и сяк я терял «Дельфин». А ты со своими ребятами уладил этот сложный для меня вопрос без шума. За это и решил дать вам премию.
– Юра, ты – мой друг. Я друзей своих за деньги не защищаю и не продаю.
– Тогда разреши ребятам их предложить?
– Насчет ребят решай сам.
Юра каждому участнику защиты отдал по двадцать тысяч рублей. Ребятам показалось огромной суммой. И когда они уходили, собрали с каждого по две тысячи  рублей и предложили своему руководителю.
– Ребята, эти деньги вам каждому лично отдал мой друг, они – ваши. И я их не возьму. 
–  Мы понимаем, Вам неудобно было брать деньги у своего друга. Нам он много дал. Поэтому от души хотим поделиться.
– Я знаю, ребята. Вы рисковали своим здоровьем. Юра понял это и заплатил вам, сколько мог. 
После этих событий не прошло даже недели, Юра опять позвонил Магомед-Расулу.
– Расул, у моего хорошего знакомого проблема. Он попросил у меня помощи.
– Так помоги ему. 
– Проблема, Расул, в том, что от тебя зависит, окажу ли я эту помощь.
– Если эта помощь от меня зависит, то я всегда готов помочь друзьям моего друга.
– В таком случае, сегодня,  вечером, я жду тебя с этим товарищем в «Дельфине». 
– Во сколько, Юра?
– Я знаю, у тебя до девяти вечера тренировки. После тренировок приходи.
– Договорились. К девяти часам я буду у тебя.
Когда Магомед-Расул пришел в шашлычную «Дельфин», там было полно народу. В зале пахло шашлыками. Их запах перемешивался с кислым запахом пива.
Юрий со своим знакомым ждал Магомед-Расула в офисе. 
– Знакомьтесь, это мой друг Магомед-Расул, между прочим, чемпион Дагестана по боксу, тренер городских ребят.
– Меня зовут Салим Салимович Акаев. Работаю директором нефтебазы города.
– Садитесь, – Юра пригласил всех сесть за обеденный стол, сервированный холодными закусками и напитками.  Поближе к Магомед-Расулу он поставил гранатовый сок. 
– Между прочим, Салим Салимович, мой друг Расул не пьёт спиртного. Со студенческих лет у него любимый сок – это гранатовый.
–  Человек, преданный спорту, тем более, тренер,  должен показать пример своим ученикам. Мой Сулейман тоже не употребляет алкогольные напитки, – лицо Салима Салимовича помрачнело, в глазах появились слезы.
– Салим Салимович, расскажите Магомед-Расулу всю ситуацию.
– У меня сына украли… Простите, – он носовым платком вытер слезы, появившиеся в уголках глаз. – Уже около месяца не могу найти никаких следов.  Сообщил в милицию, подключил дружинников, пока безрезультатно. Юра посоветовал, через вас попробовать выйти на след. Я  ухватился за эту соломинку, решил попросить Вас.
– Кто-нибудь выкуп потребовал?
– Никто с таким предложением не обратился.
– Теперь расскажите-ка обстоятельства похищения. Сколько лет сыну?
– Семнадцать лет. Дома засиживался за компьютером, занимался играми. Увлекался спортивными машинами. В тот день какой-то мальчишка попросил его осмотреть спортивную машину. На улице сын сел в  машину красного цвета и исчез.
– В тот день у Вас никого кроме сына дома не было?
– Дома он был один. 
– Откуда узнали, что именно мальчик его вызвал?
– Сосед по дому увидел, что из ворот нашего дома выходил мальчишка в темно-синей спортивной куртке, за ним – мой сын. Они сели в машину и на большой скорости уехали.
– Вспомните, кому-нибудь в последнее время Вы деньги взаймы не давали или в этом не отказали?
– Такого не было.
– Тогда, может быть, есть  люди, недовольные Вашим поведением в бизнесе?
– Были мелочные отказы, нарушения договоров. В бизнесе без этого не бывает.
– С кем Вы нарушили договор накануне похищения сына?
– С одним посредником расторг договор, отказавшись  принять мазут в большом количестве по заранее договоренной цене.
– Много ли мазута?
– Шестьдесят тонн.
– Фамилию, имя этого человека не помните? 
–  Он с Хасавюртовского района. Этим вопросом работники милиции тоже занимались, но след не нашли.
– Ладно, раз мой друг Юра попросил, отказать не могу. В Хасавюрте тоже у меня есть друг. Мы вместе выступали,  на сборах вместе тренировались. Через него попробую найти этого посредника.
– Я вас прошу, помогите всем спортивным миром найти моего сына. Он у меня единственный. Вам пока не понять, какое это для меня горе.  С финансами ограничений не будет.
Он позвонил шоферу, который ждал его на машине и попросил принести портфель.
– Вот вам деньги для транспортных расходов и для добычи информации, – Салим Салимович положил перед Магомед-Расулом толстую пачку долларов.
Через десять дней удалось выйти на след. Посредником по торговле мазутом оказался Казиханов Муса. Помощники Магомед-Расула установили за ним слежку.
В один вечер молодые люди в форме ОМОНа и в масках на многолюдной улице остановили белые «Жигули», за рулем которого находился Муса. Человек в маске и в форме ОМОНа спросил:
– Это вы Казиханов Муса?
– Да, я.  Но я закон не нарушал.
– Ваши документы!
Посмотрев паспорт и права, человек в маске проговорил:
– Следуйте за нами. 
Открыв дверца его машины, двое сели на заднее сидение.
– Вы что? Не слышали! Следуйте за той машиной, – в спину Мусы люди в форме толкнули пистолетом.
Впереди ехал джип. За ним поехал и Муса.
Когда выехали из города, Муса забеспокоился.
– Куда вы меня везете?
– Не мы везем тебя, ты сам едешь в Махачкалу.
– Я что, задержан?
– Да, ты задержан, Казиханов! – грубо ответил тот, кто  сидел сзади него.
– А за что, можно узнать?
– Можно. За похищение сына Акаева, директора нефтебазы.
– Я никого не похищал. Вы ошиблись, – заволновался Муса.
– Это объяснишь следователю.
По дороге его пересадили в джип, а его машину опрокинули через мост и подожгли.
Только теперь понял Муса, в чьи руки он попал: «Они решительно перекрывают мне все дороги к отступлению».
Муса мысленно продумал  различные варианты для ответов, но, оказавшись в подвале многоэтажного дома,  смелости не хватило что-либо скрывать. 
– Ребята, Акаев меня кинул и вынудил совершить это преступление. В начале сделки мы договорились о поставке в нефтебазу шестьдесят тонн мазута, а когда привезли, он отказался, нарушив наш прежний договор.
– Что вы сделали с его сыном?
–  Ничего не сделал. Он жив и здоров, находится в гостях у нас.
– Когда мы сможем получить его?
– Хоть сегодня, если его отец возьмет шестьдесят тонн мазута по той цене, которую обговорённой вначале договора.
– Нас не интересует ваш договор. Говори, где мальчик!
Муса понял, попытка договориться с ними бесполезна: «Пока они не подвергли меня  пыткам, надо освободиться от них. Чёрт с ним, с мазутом! Они мне закрыли дороги назад. Родственники подумают, что я погиб в автоаварии и  сгорел в машине. Возможно, поплачут и не будут меня искать…» 
– Скажи адрес, где находится мальчик?
– Хорошо. Я напишу записку и скажу, кому передать.
К вечеру привезли мальчика.
– Тебя били? 
– Нет.
– С тобой нормально обращались?
– Держали дома, кормили, поили, но выйти не разрешали.
Мальчика спрашивали и при присутствии отца. Он подтвердил свои слова.
– Теперь Вы свободны. А мазут я приму по нынешним рыночным ценам.
– Хорошо. Кроме того, Акаев, ты должен заплатить стоимость «Жигули».
– Папа, сделай то, что он просит.
– Хорошо, сынок, лишь бы ты был у меня здоров и невредим, я все сделаю.
  – Теперь Вы свободны,  сказал он людям в униформе и в масках.
После благополучного возвращения сына директора нефтебазы, Юра спросил друга:
– Слушай, Расул, сколько ты получаешь зарплату, работая учителем?
– Нисколько. Уже четвертый месяц ни копейку не дали.
– Есть же у тебя оклад, установленный государством?
– Оклад начинающего учителя, как я, небольшой. Около трех тысяч рублей.
– А зачем ты тогда работаешь учителем?
– А кем же работать? Если я, окончив университет,  получил специальность учителя?
– Подумаешь, специальность. Я тоже окончил с тобой университет, но занимаюсь бизнесом. Ты знаешь, сколько я получаю?
– Не интересовался, Юра.
– Сто пятьдесят тысяч рублей.
– Что ты мне предлагаешь?  Шашлычную или кафе открыть?
– Нет. Не надо создавать  конкуренцию. Тебе надо организовать ЧОП. Сколько твои ребята получили за операцию спасения сына директора нефтебазы?
– По двести тысяч рублей.
– Это вы получили за две недели.
– Я не понял, что за ЧОП?
– Частное охранное предприятие. Любому бизнесмену нужна охрана и телохранители. У вас это хорошо получается. Ты же видел, какую радость вы принесли Акаеву, освободив его сына. Теперь он будет на вас молиться. Все, что у него есть, он готов был отдать ради спасения единственного сына. Эта еще и благородная работа, спасать заложников, защищать слабых от угроз сильных сего мира. Подумай над моим предложением.
***
Тем временем разочарование своей профессией, отношением государства и общества к труду учителя нарастало и у Назира.  Вряд ли Назир тоже удержался бы на учительской работе в чужом селении, если бы не Айна. Она постепенно притягивала все  его чувства, мысли. Айна  умная красивая девушка, румяная, как яблоко в сезон своего созревания, считала, что в Назире встретила свою любовь, бурно растущую, как  трава в сезон дождей.  Она отдалась этим всепоглощающим чувствам без остатка: «Сумеет ли Назир оценить мою безмерную преданность? Мои чувства? Я, пренебрегая всеми ограничениями, установленными веками сельской общиной, даю волю своим чувствам. Оценит ли он мою любовь?»   
Зов любви заглушал в ней сомнения, доминировал в её сознании над другими чувствами.
«Как же Назир смог так быстро закружить мне  голову?», – недоумевала и сама Айна, и на годекане аксакалы удивлялись этому.
– Развратники, эти молодые учителя живут как муж с женой, – осуждали их женщины у родника.
Все эти сплетни доходили до директора школы. Он несколько раз собирался поговорить с Назиром, как старший по возрасту и по должности, но каждый раз откладывал. У него язык не поворачивался осудить коллегу, боялся оскорбить его чувства.   Он ценил Назира, как хорошего учителя и тренера, работающего с детьми на общественных началах.    
«Как мне с ним говорить о личных его чувствах? Было бы легче говорить с ним, если бы дело касалось работы.   Его авторитет в этом отношении и среди ребят, и среди коллектива, и среди родителей очень высок. Он возрос ещё больше после районных соревнований по боксу. Команда Урцашинской средней школы заняла первое место. Те, которые получили золотые жетоны, чувствуют себя, как большие чемпионы, особенно боксеры из младших классов. А перед старшеклассниками открылись шансы поступать в высшие учебные заведения. В  коллектив учителей Назир тоже внес дух молодости: многие учителя стали чаще применять ТСО, больше проводить творческих работ, активнее вести общественную работу...», – директор не мог заставить себя собраться с мыслями и поговорить с Назиром. –  «Потом поговорю», – и каждый раз он оттягивал этот разговор.   
Тем временем в селении слухи росли, как снежный ком. Некоторые аксакалы этот вопрос о молодых учителях обговаривали с имамом села: «Они плохой пример подают нашим детям».
Но, тем не менее, никто из  урцашинцев не осмеливался сделать замечание молодым  влюблённым. Одних пугало, что брат Назира – чемпион, а других – что он связан с бритоголовыми молодыми людьми, которые в месяц один раз группой навещали Назира и по воскресеньям увозили его в город.
 ***
Летние каникулы детей неумолимо приближались. И директор школы, и некоторые аксакалы надеялись, что до следующего учебного года ситуация, которая всех урцашинцев так остро волновала,  изменится сама собой.
На летние каникулы Назир уехал, не попрощавшись с Айной. В субботу к Назиру приехали ребята из города. Они рассказали ему, как за пятнадцать дней работы заработали сотни тысяч рублей. Магомед-Расул объяснил Назиру, что  он хочет создать ЧОП из состава спортсменов.
– Это идея, Магомед-Расул, меня заинтриговала. Мне надоела нищенская жизнь сельского учителя. Стыдно ходить за продуктами питания к родителям.
– Слушай, Назир, не лучше тебя живет и городской учитель. Поэтому я и решил внедриться в бизнес со своими ребятами. Ты понимаешь, некоторые люди, занимающиеся бизнесом за счет государственных ресурсов, зарабатывают миллиарды. И чтобы охранять эти миллиарды, им нужны молодые люди,  смелые и решительные, с крепкими бицепсами. Так вот, я хочу им предложить свои услуги. У нас, Назир, есть бицепсы, кулаки, смелость, но не хватает навыков владения  оружием. Я хочу, создав ЧОП, научить ребят, чтобы они не хуже кулаков владели разными видами оружия.
– Я, Магомед-Расул, с тобой и в огонь, и в воду пойду.
Назир с гостями уехал в город, стал со своей группой охранять пивзавод и семью директора. В свободное от дежурства время он регулярно тренировался в подвале офиса ЧОПа, где он организовал стрелковый тир. Тренировки проходили с использованием разных видов пистолетов.
Пивзавод помимо пива нелегально выпускал коньяки, водку и вино, но небольшими партиями. Продукцию начали поставлять в Прибалтийские страны, в бывшие союзные республики. Там за советские деньги любую продукцию, особенно алкогольную, быстро закупали за такие цены, какие предлагал производитель или посредник. Бывшие союзные республики спешили избавиться от накопленных за десятилетия советских денег.
Когда Назир, вчерашний учитель, увидел, какие прибыли привозили дельцы за винно-водочную продукцию, очень удивился. Он не мог понять, как государство может разрешать, чтобы такие суммы с астрономическими цифрами, попадали в руки того или другого гражданина, когда основная масса работающих людей нищенствовала: «Целый день учитель занимается в школе, чтобы вырастить умных способных граждан, ночами не спит и проверяет тетради, составляет тематические, поурочные планы, даже в свободное от уроков время подготавливает слабых учеников, при этом получает три тысячи рублей в месяц и их вовремя не выдают. А какой-то посредственный торговец, который оказался у каравая, когда его делили государственную собственность, получает миллиарды».
Продукцию пивзавода отправляли вагонами. По пути до конечной точки прибытия и обратно в Дагестан охраняли спортсмены из ЧОПа. Руководил сопровождающей группой Назир.
В очередной раз, когда Назир вернулся с рейса, он заговорил с Магомед-Расулом.
– Слушай, Расул, интересно, как можно взять этот завод в свои руки? Мне кажется, директор здесь – ненужный человек. Он даже неделями на пивзаводе не бывает. Основную работу делает главный винодел. А деньги, все те  миллиарды, вырученные за продукцию, стекают на личный счет директора.
– Правильно, он, Лачинов Лачин, и является хозяином завода. Поэтому деньги и стекают на его личный счет.
– Какой он хозяин? Здесь хозяевами, Расул, являются акционеры.
– Контрольный пакет акций всё же в его руках… Если ты хочешь стать хозяином завода, женись на его дочери.
– Откуда ты знаешь, что у него есть незамужняя дочь.
– Я это, шутя, сказал, Назир.
– Расул, а я серьезно говорю тебе. Нам с тобой надо, как ты говоришь, этот контрольный пакет взять в свои руки…
– Сначала нам надо стать долевиками, Назир, а потом думать о контрольном пакете. Идея твоя  мне тоже нравится. Но…
– Как можно стать долевиком?
– У меня есть один советник. Посоветуюсь с ним, как это легче сделать.
– Расул, это надо сделать, как можно быстрее. Так долго государство не может существовать.  Советские деньги теряют свою цену. 
В один раз, когда Назир со своей группой сопровождал вагоны с вино-водочной продукцией, на них напала группа молодых людей, которая требовала «свою долю» вина и водки. В этих разборках Назира и еще одного охранника тяжело ранило. Они попали в больницу. Мансур, Расул и Али спешно приехали в Ригу, разыскали знакомых спортсменов по сборной СССР. При их помощи оказали необходимую помощь в больнице. Мансур добился, раненым выделили отдельную палату, организовали индивидуальный уход.
– У Назира проникающая рана в брюшной полости, задеты петли кишечника, пулевая рана в грудной клетке, задето правое легкое, – объяснили врачи Мансуру. – А у Вали – ранение в брюшной полости и в правой ноге, задета большая берцовая кость.
***
Когда из селения Урцаши уезжал Назир, Айна была у матери. Она поехала к ней в субботу. Назир, не дождавшись ее возвращения, уехал с друзьями. Он особо не придавал серьезного значения  своим отношением с ней. О  беременности Айны он и вовсе не знал. Увлечение Айной,  единственной, на его взгляд,  красивой девушкой в сельском захолустье, он считал временным. Он думал: «Уеду в город, забуду о ней». Но  мысли, наперекор его намерениям, не давали ему забыть об Айне. Они, как воспоминания о хорошем сне,   возвращали память Назира к ней. Каждый вечер она,  как нектар цветов притягивает пчел, влекла его мысли к благоуханию её бархатного тела. Он ощущал её благовоние, лёжа  одиноко на больничной койке. В бреду чувствовал её теплые мягкие руки.  Как только закрывал глаза, появлялась она, как приятный сон. А когда сон исчезал, он еще долго ощущал в своих объятиях бархатное, упругое тело Анны.
***
В горах начался  благоухающий сезон. В конце июля стояли жаркие солнечные дни. В воздухе пахло полевыми цветами. Взмахи крыльев пчел, летающих над медоносными цветами, будили необычную даже для альпийских гор тишину. После весеннего половодья склоны и лощины покрылись таким разноцветьем, что трудно было оторвать от них взгляд. А на лугах то там, то здесь паслись ягнята и телята, на речке купались дети, принимая загар под припекающим солнцем.
Неожиданно по горным кряжам пронесся ветер, предвещающий грозу. Горизонт стал обволакиваться  свинцово-тяжёлыми тучами. По окрестностям селения Урцаши стремительно прошлась  гроза, охватив верхнюю часть селения. Выпал крупный град, побил посевы урцашинцев и жителей соседних сёл. Град оказался с размером голубиных яиц. На некоторых крышах он пробил шифер, разбил стёкла окон. А в нижней части села, к удивлению всех, прошел дождь. Это странное явление в умах фанатично верующих урцашинцев вызвало смятение.
На улице при встрече, на годекане урцашинцы судачили: «Это Божье наказание за развратное поведение некоторых молодых людей».
– Айна, беспутная учительница, живет в верхней части аула. Вот и послал Бог наказание на верхнюю часть селения. – Возмущалась у родника Патимат из верхней части села Урцаши.
– Так нельзя говорить, Патимат, ты же не знаешь,  молодые люди обвенчались или нет. Сейчас многие влюблённые ограничиваются венчанием в мечети и не ходят регистрироваться в сельсовет, – Сакинат из нижней части аула заступилась за Айну.
– Тебе легко так говорить, она же не живет в вашей части села. Поэтому у вас огороды не побиты градом, – не согласилась Патимат. – Кто видел, что их обвенчал сельский имам? Говорят, что её   родня не дала согласия на венчание.
– И бритоголовые друзья заставили Назира уехать подальше от неё, – вмешалась в разговор Хамисат.
– Хамисат, не говори так.   У тебя сын учится в городе. Откуда ты знаешь, что он натворит? У бедной Айны отец умер давно, а брат – ещё маленький. Отчим её не понимает. С матерью у неё холодные отношения. Айна предоставлена сама себе. Будь с ней отец или хотя бы понимающий её человек, она бы к советам старших прислушалась. Нет рядом с ней человека, болеющего за неё душой. Кто будет устраивать её жизнь, если не она сама? – упрекнула сельчанок Сакинат.
–  Ты права, Сакинат, какая нам разница, обвенчались молодые или нет. Раз имам обвенчал, значит все нормально, – Хамисат испугалась, что   кто-нибудь передаст её слова  бритоголовым друзьям Назира, и они запросто смогут обидеть её сына. 
Это замечание Сакинат подействовало на всех женщин, оказавшихся у родника, как ушат холодной воды на голову.
А в мечети некоторые мужчины подняли шум.
– Пока мы, молча, терпим бессовестные поступки беспутной женщины в селении,  Господь Бог посылает на нас наказание в виде града. Братья-мусульмане, вы видели, как гроза прошла по селению, разделив Урцаши, как делят каравай ножом? На верхнюю  часть аула, где живет эта беспутная, Бог послал град размером с голубиных яиц.  У Омари, у которого она снимает комнату,  град пробил на крыше шифер, разбил стёкла,  не говоря о наших посевах. А в нижней части аула, где редко бывает эта беспутная, пошёл тихий дождь, – возмутился Мулла-Али.
 – Назир оставил её здесь одну, беременную, а сам уехал в город. Имам, почему ты молчишь? Почему не регистрировал брак, когда сожительствовали молодые учителя, – Магомед-Хаджи, молодой человек, совершивший хадж в Мекку,  поддержал Мулла-Али, рьяно защищая законы шариата.
– Али-Хаджи, ты – наш имам, ты должен нам сказать, как быть с этой беспутной женщиной, открыто оскорбляющей законы шариата? –  Магомед-Хаджи обратился к Али,  сельскому имаму, который после совершения хаджа получил право именовать себя Али-Хаджи.
Имам, молча, выслушал выступающих. Муса, племянник имама, подошел к нему и нашептал что-то на ухо имама, предупреждая своего  родственника, чтобы не связывался с бритоголовыми друзьями молодого учителя. Муса знал, чем может закончиться для имама его вмешательство в личную жизнь  Назира. 
– Вот что я вам скажу, правоверные мусульмане, мои братья по вере, этих молодых людей обвенчал имам соседнего села Садики-Хаджи. А что они  не зарегистрировались в сельсовете, это не является грехом. Если даже у молодого человека в городе есть жена, шариат не запрещает взять вторую жену.  Разве наш пророк регистрировал в сельсовете свои браки  со всеми своими женами? Он считал, что венчание  молодых супругов перед Всевидящим Богом и при свидетелях с обеих сторон является самым крепким закреплением союза  супругов. Большинство верующих согласилось с доводами имама. Это спасло будущую учительницу от публичного побития камнями со стороны обезумевшей толпы шариатских фанатов.
Мулла-Али, не послушав имама, с некоторыми религиозными фанатами после обеденной молитвы организовал агрессивную демонстрацию.  Они, по пути забрали и  школьников. Впереди этой толпы шел сам организатор.  Он выкрикивал:
 – Ла-иляхи-илла-лах!
Толпа за ним повторяла:
– Ла-иляхи-илла-лах.
 Асадулла, ученик десятого класса, стал отговаривать своих друзей от этой акции, предупреждая их словами:
– Не трогайте жену нашего тренера, Назира Мачалаевича. Когда он вернется, вам будет стыдно. Вы же будете ходить к нему на тренировки.
Ребята потихоньку отстали   от толпы, ушли домой.
К шествующим мужчинам присоединились и женщины. Мулла-Али с заранее приготовленным заявлением выселить из села Айну, направился к дому, где жила Айна. Толпа закидала дом камнями, разбив оконные стекла и повалив местами штукатурку.
Айна спряталась в задней комнате. На помощь Айне прибежала Гулаймат Гусейновна:
– Прекратите  безобразничать! Я позвонила в милицию. Скоро работники милиции приедут сюда.
– Пусть приедут! Твоим милиционерам тоже мы скажем, чтобы загнали эту беспутную женщину в тюрьму! – в ответ прокричал Магомед-Хаджи.
– Ты сейчас такой смелый. Подожди, вечером вернется ее муж из города со своими друзьями, посмотришь, что он с вами и вашими семьями сделает!
– Хочешь нас запугать бритоголовыми бандитами? Не получится! – опять прокричал Магомед-Хаджи.
Мулла-Али  обернулся в сторону Гулаймат Гусейновна и скомандовал:
– Назад!  Все уходите! Разойдитесь по домам!
– Мулла-Али, у нас взрослые дети. Мы не хотим, чтобы они следовали примеру этих беспутных молодых людей. Многим из них завтра придётся учиться в городе. А пока наши дети должны понять, насколько аморально поведение их учителей.
– Но мы не должны связываться с бритоголовыми бандитами. 
 Толпа понемножку разошлась.   
 Гулимат Гусейновна зашла к Айне.
– Ты что плачешь, моя хорошая? Успокойся. Все уже ушли.
– Гулаймат Гусейновна, мне плохо. Кажется, схватки начались?
– Я сейчас вызову медсестру.
После осмотра Айны, медсестра позвонила и вызвала Скорую помощь.
Айну забрали в райбольницу. От переживаний и страха у Айны начались преждевременные роды.
– Айна, ты не позвонила Назиру? 
– Нет, Гулаймат Гусейновна. Он, как вор убежал, не попрощавшись со мной. Если бы он хотел узнать о ребенке, он давно был бы здесь. Я ошиблась, слишком доверившись своей любви, – заплакала Айна. – Они правы, я – «беспутная» женщина. Если бы не этот ребенок, я бы ушла из жизни.
– Так думать тебе нельзя. Ты – умная грамотная женщина, должна понимать, что твои переживания могут сказаться на здоровье ребенка.  Разве мало женщин, которые одни воспитывают своих детей? 
Гулаймат Гусейновна   нашла в записной книжке Айны номер телефона заместителя председателя комитета по физкультуре и спорту республики и позвонила Мансуру, старшему брату Назира. Ей ответили: «Он в командировке. В данное время находится за границей». Потом она позвонила в интернат, к Магомед-Расулу, другу Назира, сообщила о случившемся с Айной.
– Назира в Дагестане нет. Он за границей, на лечении, – сообщил Магомед-Расул. –  Когда выписывается Айна с ребенком?
– Через шесть дней. 
«Господи, как не везёт Айне... Надо ж заболеть и Назиру, когда Айне так нужна его поддержка… Наверное, он серьезно болен, раз лечится  за границей», – подумала Гулимат Гусейновна. 
Магомед-Расул тут же позвонил Назиру. 
– Как ты там, Назир?
– Теперь лучше. Скоро собираюсь выписаться.
– Ты знаешь, что у тебя   родился сын! Мы все поздравляем тебя!
– Назир, у тебя родился сын? – удивился Мансур, который ухаживал за братом. – Когда ты успел жениться?
– Как? У меня родился сын? – переспросил Назир, не веря своим ушам. – Айна ведь ничего не говорила про беременность.
– Говорила или не говорила, не имеет значения, но у тебя родился сын! – Магомед-Расул отключил телефон.
– Сколько же вы не виделись с ней? – поинтересовался Мансур.
– Три месяца.
– Ты сам не догадался о её беременности?
–  Я даже не подумал об этом.
– Ладно, брат, поздравляю.
– Спасибо. Теперь, когда у меня есть сын, даже умереть не страшно. Род наш продолжается! У меня есть сын! понимаете, сын! – радовался Назир. – Дай-ка телефон. Я должен забрать своего ребенка из роддома. Я должен уехать домой!
– Если ты здоров, брат, мы уедем, – согласился Мансур.
***
Магомед-Расул, узнав, что натворили религиозные фанаты в селении, как оскорбляли Айну, решил проучить их.  Он собрал своих ребят и отправил их в Урцаши с поручением: а) найти зачинщика демонстрации фанатов и заставить застеклить окна и произвести уборку дома, где проживала Айна; б) того, кто написал заявление в сельсовет, чтобы выселить из села Айну, заставить забрать заявление и наказать его; в) в день выписки Айны с ребенком из больницы организовать мавлид в доме, где она жила, под руководством сельского имама.
 Неожиданно в доме Муллы-Али появились молодые люди в форме ОМОНа, в черных масках.  Они  отвели его в школьный двор, избили и повесили на перекладине за ноги.
– Прежде чем отправиться к Богу, пойдешь в сельсовет и заберешь заявление, которое ты написал от имени односельчан. А если не заберёшь его, будешь гореть в огне ада.
– Где я найду сельсовета сейчас? Ведь уже ночь… 
Один из тех, кто, был в униформе, подошел к Мулле-Али, взял большой палец  правой руки и поломал его.
– Звери, что вы делаете?! – от боли заорал Мулла-Али. – Я буду жаловаться.
– Жалуйся, рыжий козел.
– Бог вас накажет, – заплакал он, как ребенок.
– Бог через нас уже наказал тебя  за то, что ты решил забросать  камнями беременную женщину. Дай-ка второй палец!
– Не надо, ради Бога! Я не хотел обижать эту женщину! Бес меня попутал! – закричал мулла. – Отпустите меня, я сейчас пойду, заберу заявление и принесу вам.
Мулла-Али отправился в сельсовет. Он попросил председателя сельского совета, пойти с ним к омоновцам. Но председатель сельского совета предпочел не связываться с работниками «ОМОНа».
– Я же тебя предупреждал, что нарушение общественного порядка в селении может плохо кончиться для тебя, – Касум поспешил домой. 
Через полчаса Мулла-Али вернулся с заявлением.
–  Будешь ещё писать заявление?
– Нет! Нет! Не буду!   
  – Если не хочешь продолжения сеанса с пальцами, скажи нам, кто забрасывал дом камнями? Ещё лучше  найди их и заставь застеклить окна, произвести очистку дома.
– Я все сделаю! Богом прошу, больше не трогайте мои пальцы!
– Даем время до утра. 
Посланцы Магомед-Расула нашли и имама. Ночью же привели его в мечеть.
– Ты имам?
– Да, я – имам этого села.
– Тогда чем объяснишь, что в этом доме Всевышнего, ты допускаешь, чтобы твои действия приносили горе кому-то?
– В доме Всевышнего мои действия не приносят никому горе. 
 – Тогда как объяснишь, что твои последователи совершают неугодные Богу деяния по отношению к матери, которая носит под сердцем ребёнка? Может быть, тебе помочь отправиться к Богу?   
– Клянусь Богом, я наоборот уговаривал их, чтобы они не совершали преступления.
– А они совершили. Значит, ты плохо их отговаривал. 
– Клянусь Богом, я отговаривал, как мог. Я даже пример привел из жизни нашего пророка и засвидетельствовал, что этих молодых людей обвенчал имам из соседнего аула.
– Ладно, мы дадим тебе шанс совершить богоугодное дело и искупить свои грехи перед Господом Богом.
– Я готов сделать, что вы скажете.
– Через пять дней Айна,  учительница ваших детей, со своим младенцем выписывается из больницы. В день их приезда ты с группой самых уважаемых аксакалов должен сделать мавлид в том доме, где она жила. Ты понимаешь, важность этого мероприятия?
– Понимаю. 
– Я согласен.
В это время Магомед-Хаджи прибежал в мечеть. Увидев людей в униформе и масках, он сильно испугался. 
– Что же хочет молодой человек в мечети? – с  подозрением на него посмотрели люди в униформе. 
 – Я хотел поговорить с имамом, – дрожащим голосом   ответил пришедший.
 – Ну, давай, поговори. Наверное, ты тоже участник нападения на молодую учительницу?
– Нет! Нет! Я на неё не нападал, – Магомед-Гаджи дрожал от страха.
– Тебе Мулла-Али не сказал, чтобы ты пошел стеклить окна в том доме, где  проживала Айна. 
– Сказал. Я даже взял стеклорез, сейчас туда иду.
– Почему тогда ты здесь? 
– Я хотел попросить у имама стекло в кредит.
– Ладно. – Оставив имама и Магомед-Хаджи разбираться со стеклом, люди в масках ушли из мечети.
***
За эти две недели в больнице никто, кроме Гулимат Гусейновны, не посетил Айну. 
Молодые женщины, которые находились в одной с ней палате, с гордостью рассказывая о своих заботливых мужьях. Когда мужья посещали их, они, как подают нищему подаяние, предлагали Айне фрукты. Она не брала их, ссылаясь на аллергию.
А когда одна роженица из соседней палаты, которая приехала из Урцаши, им рассказала, как Айна оказалась в роддоме, они перешли в другую палату.
В палате с ней осталась одна Соня. У Сони муж работал шофером. Когда он навещал Соню, она с Айной, как с родным человеком, делилась всем, что муж приносил.
Те женщины, которые ушли в другую палату, встречаясь в коридоре, не здоровались с Айной, отворачивались, как от прокажённой, старались  не замечать её.
Поначалу Айна, укрывшись одеялом, тихо плакала, думая о том, как люди примут её с ребенком на руках, у которого нет отца. Каждый день,  наблюдая из окна, она видела, как к другим женщинам приезжали их мужья, родственники, с какой радостью они   принимали своих детей из рук медсестёр или врачей, как они дарили подарки медперсоналу.
Айна склонилась над ребёнком: «Да, сынок, нас с  тобой никто не будет встречать у выхода из больницы. Тебя не возьмет на руки твой отец, не подарит дорогие подарки работникам роддома. 
Если бы ты знал, как я верила ему. Как любила его,  сынок.
Ночью что ли уехать, чтобы никто не увидел нас с тобой. Одиноких?» 
Утром палатная медсестра предупредила Айну, что её сегодня будут выписывать.
– Соберите вещи и подготовьтесь.
Айна, положив свои вещи в пакет, села на койку и расплакалась.
– Не плачь, Айна, может кто-нибудь приедет и за тобой. Позвони родным. Мир, сестра, не без добрых людей, – расстроилась с ней и Соня. 
Айна вытерла слезы и позвонила.
– Гулаймат Гусейновна, нас сегодня выписывают.
– Жди меня, я скоро буду. 
Через два часа в палате Айны появилась Гулаймат Гусейновна.
– Вот видишь, Айна, ты беспокоилась, что тебя никто не будет встречать. Действительно, мир не без добрых людей, – обрадовалась Соня.
– Пошли, я заказала такси, – Айна с Гулаймат Гусейновной пошли в детское отделение, забрать ребенка.
– Я вас провожу, – сказала медсестра и, взяв на руки ребенка, вышла из отделения.
– Ну, сынок, открою-ка я тебе дверь в мир людей. Не знаю, кто тебя и что тебя там ждет. Это только одному Богу известно! – сказала Гулаймат Гусейновна и распахнула дверь  в коридор.
***
Перед дверью больницы стояли три иномарки «Мерседес». Из первой машины с огромным букетом живых цветов, вышел улыбающийся Назир, а за ним – группа бритоголовых молодых ребят.
– Здравствуй, моя дорогая! – осыпав с головы до ног цветами, Назир обнял Айну.
– Назир, мой дорогой! – прижалась она к груди мужа, плача от пережитых волнений и неизмеримо большой радости.
– Приветствую тебя, сынок! – Назир взял на руки сына, как неожиданный подарок,  судьбы.
Огромный букет цветов, бутылку шампанского и коробку конфет «Коркунов» Магомед-Расул передал медсестре, а Али в карман медсестры засунул деньги.
– Это Вам от друзей отца новорожденного!
– Айна, это деньги тебе, может быть, ты кому-нибудь должна или хочешь кого-нибудь отблагодарить… И еще… эти подарки, – Али вытащил из машины пакеты с фруктами, напитками, сладостями.
– Ты только скажи, кого ты хочешь отблагодарить, мы их понесем.
Айна с Али и Вазиром вернулась в корпус. Отблагодарила лечащего врача, палатную  санитарку и Соню. 
– Айна, сестра, что ждет человека в этом мире, никто не знает. А ты переживала, что некому будет тебя встретить, –  обрадовалась Соня.   
Когда во дворе больницы появились три иномарки, из окон и дверей высунулись   роженицы, с любопытством за молодыми людьми стал  наблюдать медперсонал.
Когда увидели Айну рядом с мужем, который держал в руках сына, роженицы, которые перешли в другую палату, удивились:
– Карина, посмотри на нашу «беспутную», как её встречают… Будто из роддома выписывается дочь самого президента. 
– Зоя, я же тебе говорила, что её муж – бандит или вор. 
– Наверное, вор в законе. 
– Ты тоже скажешь: «Вор в законе». Я слышала, что они не имеют право жениться.
– Видимо, поэтому он убежал, оставив её.
– Но он приехал, да ещё с таким эскортом.
Пока женщины чесали злые языки, Айна со своим сыном в машине мужа и в сопровождении двух черных джипов  «Мерседес» уехала в селение Урцаши.
Назир хотел увезти жену и сына домой, к своим родителям, но Гулимат Гусейновна предложила первоначально заехать в Урцаши и показать «некоторым бородатым козлам», как Назир встретил Айну и заставить обидчиков Айны извиниться перед ней.
А в селении Урцаши последние несколько дней ходили слухи о том, как неожиданно появились работники ОМОНа, как они наказали участников массового протеста против учительницы,  как заставили погромщиков   ремонтировать разбитые окна, стены и крышу.
Больше всего жители Урцаши удивились в день возвращения учительницы, сам имам аула собрал на мавлид самых уважаемых аксакалов аула в доме учительницы.
Пока во главе с имамом  аксакалы читали мавлид, приехала Айна с сыном и мужем в сопровождении иномарок.   
Все жители аула: одни – с удивлением, другие – с завистью, третьи – с восхищением смотрели, с каким уважением Назир относится к Айне. Даже те, которые ещё вчера камнями забрасывали окна Айны, сегодня восхищались, глядя на молодую семью. 
– Ни в одной семье урцашинцев рождение ребенка так торжественно не отметили. Я не видел, даже не слышал, чтобы ребенка из роддома домой сопровождали дорогие джипы. Я думал, что такое можно увидеть только по телевизору, – восхищались аксакалы на годекане.
И почему-то присутствующие замечание не сделали ему – вчерашнему организатору протеста против безвинной учительницы, которые уже третий год обучает их детей, несмотря на мизерную зарплату и тяжелую жизнь учителя в селе.
Магомед-Хаджи не выдержал вопросительных взглядов годеканских завсегдатаев и стал оправдываться: «Наш имам, зная, что Назир и Айна были обвенчаны муллой из соседнего аула, зря обвинил её в беспутстве. Сегодня мне стыдно за вчерашний мой поступок.
Тем временем большинство урцашинцев начали собираться во дворе, где жила Айна на торжество рождения сына.
– Все в твоих руках, о Великий Творец! Только Ты один можешь изменять так быстро судьбы людей! – воскликнул Ахмед-Хаджи громко, чтобы все услышали, и провел ладонями костлявых рук по седой бороде.
Торжество в доме, где жила Айна, было в полном разгаре: на всё село звучала танцевальная музыка, слышались песни, столы ломились от яств. Магомед-Расул и Вазир накупили всё, что можно было купить в сельском магазине.   
К вечеру Магомед-Расул получил сообщение заместителя ЧОПа: «Бывший директор пивзавода, имея в руках решение суда, ворвался на территорию завода со своей охраной и насильно выгнал нас с завода. Быстрей приезжай!»
Магомед-Расул сообщил Назиру о ситуации на пивзаводе. 
– Нам завод проиграть нельзя, – сказал Назир. – Сейчас поезжайте туда. Завтра я тоже вернусь. 
Ребята срочно покинули Урцаши.
Приехав в город, Магомед-Расул решил встретиться с новоявленным «хозяином». Но его новая охрана даже на территорию завода не пустила, «хозяин» изнутри забаррикадировался. Когда озадаченный руководитель ЧОПа вернулся в свой офис, к нему пришел вчерашний директор завода Лачинов.
– Магомед-Расул, я даже не знаю, что мне делать с заводом, может уступить ему?
– Лачин Чапаевич, как ты можешь уступить завод, принадлежащий акционерам?
– Суллаев Магомед Маликович – страшный человек. Я  боюсь за свою семью.
– Кто он такой этот захватчик завода? 
– Он – бывший директор этого завода, один из самых богатых людей при советской власти.
– И за что же его, этого богатого человека, сняли?
– Во время внезапной ревизии он не успел убрать лишний виноматериал. На заводских складах нашли  около шестнадцати тонн левой продукции. Склады опечатали. Но Суллаев решил обвести ревизию вокруг пальца. Через форточку   послал своего человека в помещение склада и попросил выпустить все шестнадцать тонн вина в канализацию завода. Никто об этом не догадался бы, если бы  с пастбищ  к своим хозяевам не вернулись пьяные коровы.
– Пьяные коровы, говоришь? – улыбнулся Магомед-Расул.
– Да. Вечером коровы,   возвращающиеся с пастбищ, стали хором мычать, бегать, бодаться.  Кругом слышались: «Му-у-у!», «Ма-а-а-а!»
  Аксакалы, оказавшиеся на годекане, удивились невиданному раньше явлению:
– Что сегодня с коровами? Как на свадьбе бабы поют хором…
– Может, бешенством заболели? – сказал оказавшийся рядом зоотехник.
В степном поселке многие хозяйки испугались за своих коров. Подумав, что коровы заболели бешенством, они побежали к ветеринарному врачу. Ветврач Мусалай,  осмотрев бодающуюся и  брыкающуюся корову, поставил диагноз «бешенство» и предложил хозяйке забить корову и сжечь. Когда у всех коров оказались одни и те же симптомы, Мусалай решил узнать, не съели ли коровы ядовитую траву. Он разыскал пастуха и спросил, где пас коров и почему изменилось поведение коров?
Пастух объяснил, что коровы начали бегать, мычать и  резвиться после водопоя из пруда, что расположено рядом с пивзаводом.
Эксперты провели анализы воды, а там оказалось вино.   Источником загрязнения пруда, оказались канализационные стоки винзавода.
Процесс был шумный. На бюро горкома партии Суллиева исключили из партии и, естественно, сняли с работы.
– А теперь он обратился в суд и его восстановили?
– Правильно. А как ты догадался?
– Лачин Чапаевич, указом президента России Бориса Ельцина партийные организации на производстве ликвидированы, и их решение считается незаконным.
– Мне, видимо, надо признать действия Суллиева законными и подчиниться новшествам.
– Слушай, Чапаевич, ты разве не слышал, что говорил один из секретарей райкома, когда его сняли?
– А что он говорил?
– «Ни один царь власть без боя не сдавал, и я не сдам».
– Ты предлагаешь мне побороться за свою должность?
– А ты сам, Лачин Чапаевич, как думаешь?
– Думаю, без ЧОПа я не справляюсь с опричниками Суллиева.
– Тогда я соберу своих ребят и объясню им ситуацию. А  завтра этого новоявленного директора с его охраной выкинем с завода. Только при одном условии.
– Пожалуйста, любые ваши условия я приму. Скажите прямо.
– Если заместителем директора завода назначишь нашего друга. Он еще не оправился от тяжелых ран, и сопровождать вагоны пока не может. И всё же.
– Ты имеешь в виду Назира?
– Да, Лачин Чапаевич.
– Я сегодня же издам такой приказ. Когда кусочек из властного каравая находится в ваших руках, вы будете яростнее защищать его.
– Лачин Чапаевич, в сложившемся положении только так можно  действовать против Суллиева.
***
Магомед-Расул собрал своих ребят, предложил освободить завод от Суллиева силовым методом.
– Его команда изнутри хорошо забаррикадировалась, и войти нам будет трудно, – возразил Вазир.
– Вазир, зачем нам приступом брать крепость.
– А что же ты тогда предлагаешь?
– Об этом потом. Во сколько новоявленный директор приезжает на работу?
– В восемь часов он приезжает с личной охраной.
– Сколько человек в его охране?
– Двое молодых людей, бывшие афганцы.
–  Противники достойные. Мы будем ждать их у ворот и не дадим  директору зайти.
– План хороший. Но он позовет на помощь и внутреннюю охрану.
– Мы будем их поджидать. 
На следующий день утром Суллиева остановили у ворот и не пропустили во  внутрь.
– Ребята, вы знаете, что я являюсь директором этого завода.
– Такого директора здесь не было давно. Мы знаем, что директором завода является Лачинов и вам здесь нечего делать.
– Давайте-ка по-хорошему решим этот вопрос, иначе у вас будут много проблем.
– О наших проблемах вы не беспокойтесь, мы научились свои проблемы сами решать.
– Ребята, вы лезете на рожон, у меня на руках решение суда.
– Это решение покажете парторганизации. Вы были партийным директором. Эта партия Вас и освободила. А теперь Вы никакое отношение не имеете к акционированному заводу.
В это время подошел один из телохранителей Суллиева. Он только успел взять за грудки Магомед-Расула, а он неожиданно нанес удар головой в переносицу телохранителя. Телохранитель, как сноп, рухнул на землю.
  Суллиев позвонил внутренней охране:
– Мне нужна ваша помощь. Какие-то молодые люди закрыли вход на завод!
Через несколько минут ворота открылись и четверо охранников вышли на помощь своему хозяину. Этого и надо было команде из ЧОПа. Они мгновенно избили их битами и со связанными руками уложили их на землю. Отобрав ключи, ЧОПовцы вошли на территорию завода и вывели    оставшихся троих охранников Суллиева за ворота.
Экс-директор через день попытался контратаковать охрану завода и штурмом взять завод. Атака захлебнулась, нападающим взять завод штурмом не удалось. 
Лачинов появился в своем кабинете и в первый же день подписал приказ о назначении своим заместителем Назира Мачалаева. У Назира  появилась возможность влиять на доходы завода в их распределении.
Суллиев так легко не хотел уступить завод Лачинову. Он решил уговорить рабочих завода организовать забастовку и потребовать отставку директора ООО. Он и его телохранители ходили к активным работникам завода и предлагали денежные вознаграждения, чтобы они подбили пассивную часть рабочих на забастовку. Ему удалось за хорошую сумму привлечь на свою сторону механика Ахмедхана, негласного лидера рабочих завода. Об этом сразу узнали работники ЧОПа.
Вечером в подъезде, где жил Ахмедхан, двое в форме ОМОНа и в масках остановили механика, возвращавшегося из очередной встречи с Суллиевым. Он был в хорошем настроении и при солидной сумме в кармане.
– Вы – Загидов Ахмедхан? – остановили его
–  Да.
–  Следуйте за нами.
– Ребята, вы что? Я ничего противозаконного не совершил. Спокойно иду с работы. 
– Садитесь в машину, – его затолкали на заднее сиденье. С двух сторон в машину сели двое в масках.
– В чем дело? 
–  Узнаешь, когда надо будет. 
Когда проехали перекресток двух улиц, Ахмедхану завязали глаза.
– Что вы делаете, ребята? – Ахмедхан взволновался не на шутку.
– Сиди и молчи! – стукнули его по ребрам.
Его завели в подвал, привязали к водопроводной трубе.
– О чем говорили вы с Суллиевым?
–  Я не знаю никакого Суллиева. 
– Слушай, брат, он не знает Суллиева. Сделайте-ка так, чтобы он вспомнил его, –  человек в маске к своему напарникам. 
Двое в форме ОМОНа повесили Ахмедхана за ноги. Из его из кармана брюк выпали деньги.
– Смотри, брат, этот негодяй, оказывается, торгует рабочими.
– Я никем не торгую. Эти мной заработанные деньги.
– Да, видно, ты сегодня получил «зарплату» и не успел отдать жене.
По спине Ахмедхана прошлись резиновыми дубинками.
– Не надо, я скажу!
– Ну, давай, говори!
– Эти деньги дал мне Суллиев.
– За что, для чего?
– Я должен был подбивать рабочих на забастовку, раздавая им деньги.
– За эти деньги? Вот подлец! – Двое в форме ОМОНа опять прошлись по его спине. 
– Не надо! Я скажу! Вы отбиваете мне почки. У меня двое детей, – закричал Ахмедхан. – Эти деньги он дал лично мне. Завтра вечером он должен ещё передать деньги для рабочих.
– Через кого?
– Через меня.
– Где и когда?
– Вечером в кафе «Юность», в двадцать часов. 
– Слушай, подлец, внимательно. Завтра ты пойдешь на встречу к Суллиеву, возьмешь деньги. Когда деньги получишь, закуришь.
– Он же знает, что я не курю.
– Скажешь, что разволновался.
– Потом, что мне делать с деньгами?
– Мы решим, что с деньгами делать.
– А теперь приведи себя в порядок, мы отвезем тебя домой, но никому ни слова, если хочешь видеть своих детей.
– Я понимаю. 
На следующий день Ахмедхан, как ни в чем не бывало, появился на работе, поговорил с рабочими, обещал им деньги за простой.
Многие рабочие отказались простаивать: «У нас дети, семьи. Нам нужно их кормить. Кроме того мы боимся угроз членов ЧОПа.
– Слушай, Ахмедхан, ты лучше язык держи за зубами. Чтобы тебе его не отрезали, и оставь нас в покое. Ты видел, как они выбросили охранников Суллиева, – проговорил сантехник Омар.
На следующий день под двойным страхом Ахмедхан пришел на встречу с Суллиевым. Во время передачи денег на них напала группа людей в форме ОМОНа. Они оглушили Ахмедхана. избили двух телохранителей Суллиева и его  самого. На короткое время бывший директор потерял сознание от удара по шее.
Как только Суллиев очнулся, он стал искать дипломат с долларами. Не найдя его, он спросил об этом у своих телохранителей.
– Ребята, где дипломат?
– Шеф, на нас напали из-за дипломата. Значит, напавшие люди его забрали.
– Ахмедхан, ты кому-нибудь рассказал о нашей встрече?
– Да, Магомед Маликович, все рабочим сказал, что у меня с вами будет встреча, что я получу деньги, завтра же их раздам.
– Значит, рабочие знали о нашей встрече и о деньгах?
– Они у меня деньги наперед требовали.
– Шеф, это почерк хорошо организованной группы. Рабочие могли передать им информацию. Скорее всего, это ребята из окружения Лачинова. Они решили одним выстрелом двух зайцев убить, забрать деньги и остановить выступление рабочих, – высказал своё предположение один из телохранителей Суллиева.
 После этого прошло около недели. Все было тихо и мирно. Суллиев больше на заводе не появлялся. Его личная охрана никого не беспокоила.    Почти все подумали: Суллиев успокоился, он понял несостоятельность своего притязания на завод.
И вдруг к Магомед-Расулу пришел расстроенный, растерянный Лачинов.
– Магомед-Расул, помоги ради Бога, спаси мою жену. Говорят, только твои ребята смогли вернуть сына директору нефтебазы.
– Лачин Чапаевич, что случилось с вашей женой?
– Её похитили. Требуют два миллиона за выкуп.
– Сообщи в милицию и скажи о том, кого подозреваешь в похищении.
– Они предупредили, если пойду в милицию, убьют её. Думаю, это дело рук Суллиева. Он – страшный человек, на все способен.
«Интересно, почему этого низкорослого коротыша, с большой лысиной, жидкими рыжими волосами так боится Лачинов? Он же выше него ростом и шире в плечах» – подумал Магомед-Расул.
– Так заявите в ФСБ.
– Я боюсь, что тогда похитители убьет её.
– Тогда отдай два миллиона и верни свою жену.
– Откуда взять мне два миллиона долларов? Помоги, пожалуйста. Организуй своих ребят. Мне авторитетные люди сказали, что в городе криминал контролируют твои ребята. Лучше я дам твоим ребятам то, что у меня есть.
– Хорошо, Лачин Чапаевич, я организую ребят, узнаю конкретно, кто похитил твою жену.
– Я же сказал тебе, что это совершить мог только Суллиев, больше никто. Вот тебе деньги на транспортные расходы и на покупку информации. Ради Бога, Расул, начни сегодня же. 
 Магомед-Расулу жалко стало его. Он собрал ребят, обсудил ситуацию. Ребята предлагали разные варианты: где искать, через кого искать. Остановились на варианте: заплатить большие деньги телохранителю Суллиева за информацию.
– Такой информацией могут владеть самые приближенные люди Суллиева: исполнители и заказчик. Исполнять заказ могут телохранители.  Если первый варианту не пройдёт, тогда надо решиться на второй вариант – похитить самого Суллиева. Давайте работать над этими двумя вариантами, – Магомед-Расул направил своих ребят на поиски похищенной жены Лачинова. Через несколько дней, благодаря усиленным поискам членов ЧОПа, Магомед-Расулу удалось по первому варианту выйти на след похитителей.
Один из членов личной охраны Суллиева согласился сотрудничать с ребятами за пятьсот тысяч долларов. Когда получил аванс двести пятьдесят тысяч долларов, он указал место нахождения жены Лачинова. Это была больница для душевнобольных, где главврачом работал зять Суллиева.
Лачинов каждый день приходил в ЧОП, спрашивал о результатах поисков. Обросший, подавленный, он выглядел очень удрученным.
– Слушай, Вазир, посмотри, как изменился Лачинов. Не бреется. На работу не ходит. Завод, деньги – все это потеряло для него смысл. Он, кажется, запил.
– Еще бы не огорчиться. Потерять красавицу-жену, с которой совместно прожил более двадцати лет – это же нешуточное дело.
– Хорошо, что он Назира назначил заместителем, иначе он завод уступил бы  Суллиеву.
– Значит, Суллиев хорошо знал слабое место Лачинова и нанес точный удар.
***
В день похищения жены, Лачинов не приезжал обедать домой. Обычно он обедал в заводском буфете. Джамиля перед обеденным перерывом собралась зайти в дамский салон. Ей позвонили по домашнему телефону.
– Мне нужна жена директора Лачинова? – услышала она незнакомый голос.
– Я вас слушаю.
– Ваш муж попал в больницу. У него сердечный приступ. Врачи сказали: «Инфаркт».
– В какую больницу? Кто это звонит? – разволновалась Джамиля.
– Его личный телохранитель. Если хотите, могу отвезти Вас в больницу.
– Если вам не трудно, сделайте одолжение.
– Я сейчас подъеду.
Лачинов с женой жили в трехкомнатной секции, в элитном пятиэтажном доме, в центральной части города. Их обе дочери были замужем и жили в других городах. Строительство собственного трехэтажного особняка на берегу моря была на стадии завершения. Джамиля до звонка представляла себе роскошное новоселье в особняке. Услышав о болезни мужа, она чуть не потеряла дар речи. Больше ни о чём не думая, она выскочила на улицу. У подъезда её ждала машина. Из серого мерседеса  вышел высокий здоровый молодой человек в черном костюме и в белой рубашке.
– Вы жена Лачина Чапаевича?
– Да.
– Садитесь в машину, мы отвезем вас в больницу, – улыбаясь, молодой человек вежливо открыл дверь.
В больничном коридоре её встретили двое мужчин в белых халатах.
– Не скажете, в какой палате лежит Лачинов? – Джамиля обратилась к одному из них. 
– Обязательно скажем. Он в той палате, где лежит Орлов.
– Мне надо Лачинова.
– И Лачинов там, и Орлов, и Воронов, – улыбнулись мужчины в белых халатах и провели её в санпропусник. Мужчина моложе не отрывал взгляд от её больших серых глаз, от белого ухоженного лица молочного цвета, от черных длинных кос, спадающих на изящные плечи, от её высокой не по годам стройной фигуры.
Когда её насильно переодели и привели в палату, Джамиля поняла, куда она попала, что с ней случилось, и заплакала от бессилия и беспомощности.
Два дня Джамиля ждала, что вот-вот муж приедет и спасет её от этой ужасной и страшной больницы. Но чувствовала, что он может не знать, где её искать.
С первого дня Джамилю пичкали лекарствами. При приёме она брала таблетки в рот, но задерживала их под языком, когда медсестра уходила, выплевывала в унитаз. От таблеток она как-нибудь могла спасаться, но от уколов спастись у неё не было возможности. Джамиля решила уговорить процедурную медсестру не делать уколы обещаниями и просьбами.
Медсестру больные звали «Сестричка Асият». Эта женщина в возрасте, казалось, привыкла не обращать внимания на жалобы, слезы, угрозы больных. Она спокойно относилась к этим человеческим слабостям, пропуская их мимо ушей. Но Джамиля все-таки решила вступить в контакт с ней. Да и больше выхода не было.
– Сестра Асият, если ни сегодня, то завтра или послезавтра обязательно мой муж придёт сюда, и заберет меня. Он сумеет наказать моих обидчиков. Я тебя очень прошу, сестра Асият, не делай мне уколы. Они отнимают мои силы, энергию, волю. Я после них становлюсь полумертвой.
Мы – очень богатые люди. Мой муж хорошо оплатит твои услуги.
– В том-то и беда твоя, красавица, что ты очень богата. И твое богатство нужно кому-то очень сильному человеку. Тому, кто сильнее твоего мужа. Поэтому, красавица, ты и находишься здесь.
– Сестра Асият, если даже я не смогу по каким-то причинам оплатить долг,  Бог не забудет твоей доброты. 
– Богу нет дела до бедного человека, как я. Если Он отвернулся от тебя, как ты говоришь, очень богатого человека, на что мне надеяться? У меня  нет возможностей, как у тебя, раздавать бедным подаяние,  заниматься благотворительностью или помочь тем, кто попал в беду…
– От меня Бог еще не отвернулся, сестра Асият, мне кажется, Он  испытывает меня, заставляя испить эту горькую чашу страданий.
– Как же плохо ты знаешь этот ужасный мир, Джамиля. Мир лжи и страданий. Кто сюда попадает, моя хорошая, тот отсюда обратного пути не может найти.
– Так не говори, сестра Асият, я обязательно найду дорогу и выйду отсюда. Только помоги мне сохранить свое собственное «я». Ради Бога прошу тебя, не делай мне уколы.
– А ты знаешь, милая, если я не буду выполнять назначения врача, тем более, лечить тебя,  ты знаешь, что со мной будет? Самым мягким наказанием для меня будет увольнением с работы. В худшем случае, меня  вместе с тобой могут закрыть здесь, как «больную»...
– Я же сказала, что услуги будут щедро оплачены. У тебя не будет    нужды работать. Да и никто не будет знать, делаешь ты уколы или нет. Не прокалывая кожу иглой, выпусти содержимое на ягодицу.
– Много не разговаривай, повернись к стенке! – грубо сказала медсестра.
Джамиля покорно повернулась, открыла ягодицу, ожидая болевого ощущения. По ягодице покатились капли прохладной жидкости. Место «укол» Асият помассировала ватным тампоном, намоченным в спирте. 
У Джамили покатились по щекам слезы.
– Ты что? Разве так больно было?
– Разве неболючие уколы бывают?
– Больные говорят, что рука у меня легкая.
– Кому как, сестра Асият, – Джамиля ладонями вытерла слезы. У нее появились искорки надежды, выйти из этого зверинца живой и в нормальном сознании: «Я знаю, он все равно придет за мной. Он найдет дорогу в этот ад. Он откроет двери этой тюрьмы и вытащит меня. Мой Лачин вытащит меня из этого омута. Никто его не остановит: ни охрана, ни стальные двери, ни эти бездушные врачи-варвары». 
Джамиля искренне верила, что муж ради её спасения не пожалеет ни денег, ни времени, ни сил. Эта вера давала ей силы противостоять  ухищрениям, придуманным людьми в белых халатах, называющих себя врачами.
Эта вера ни на минуту не покидала Джамилю. Она ждала мужа. Но  ожидания казались вечными и беспросветными. 
В психиатрической «тюрьме» стремились подавить сознание человека, чтобы превратить его в посредственное безродное существо.
***
  Медсестра Асият каждый раз уносила пустые шприцы и ложила их в  пакет.
– После укола ты будешь хорошо спать, Джамиля, – сказала медсестра Асият после очередной процедуры. Это была команда Джамиле, как ей вести себя, чтобы не выдать себя, сказанная громче обычного. Медсестра хорошо знала, что в этих палатах и стены имеют уши и глаза. 
«Спасибо, сестра Асият, я поняла твой намек. Ты мне поможешь выдержать этот ад, пока появится мой спаситель. Он появится, я знаю.   Лишь бы он узнал, где я. У него широкие связи с деловым миром. Он обязательно узнает, где я», – Джамиля, как заклинание повторила в душе слова надежды и легла на кровать и прикинулась без памяти спящей.
Асият понесла пустые шприцы и сдала старшей медсестре и подумала: «Может быть, эта несчастная женщина сумеет вырваться из этой душегубки. Она слишком уверенна, что сможет вырваться отсюда. Она мужественно сопротивляется жестокому больничному режиму и верит, что муж спасёт её. Видимо, чужие люди похитили и спрятали её от мужа, чтобы получить большой выкуп. Ее держат в отдельной палате, а  доктора не обращают на неё внимания, как на больную и не дают возможность ни с кем общаться и встречаться. Значит, эта пациентка – здоровая женщина. Если правда то, что я думаю, может, она, выйдя отсюда,  не забудет мои услуги и, как обещала, отблагодарит...  Может быть, я – дура, поверила душевнобольной женщине…».
Когда в очередной раз появился Лачинов, Магомед-Расул сообщил:
– Лачин Чапаевич, мы напали на след похитителей твоей жены.  Правда, информация досталась дорого. Информатор потребовал пятьсот тысяч рублей.
– Расул, за деньги не переживай, дом продам, деньги у вас будут. Только спасите мне мою жену. Без неё мне не нужны ни деньги, ни богатства. Самое большое богатство для меня – это мать моих детей, моя спутница жизни.
–  Лачин Чапаевич, мы с ребятами уже разрабатываем операцию, как нам проникнуть в психиатрическую больницу неожиданно, без большого шума, пока они не успели увести ее в другое место.
– Вот гады, значит, они  держат ее в психбольнице? Как же я раньше не догадался об этом. Там же Суллиева зять работает главврачом.
–  Суллиева зять там главврач?
– Да. 
– Это хорошо.
– Что там хорошего?
– То, что мы знаем, куда нанести оперативный удар противнику.
– Вы хотите его убить?
– Зачем убивать? Просто через него будем действовать.
– Богом прошу тебя, Расул, что хочешь, делай, но Джамилю вырви из этого психиатрического ада. 
– Лачин Чапаевич, через два-три дня ваша жена будет у вас дома. Вы успокойтесь и приведите себя в порядок. В таком виде вас жена и не узнает.
Лачинов с надеждой вернулся домой.
***
Позже всех работников после работы домой возвращался главный  врач. Когда собрался открыть дверь и сесть за руль мерседеса, к нему подошли трое. Один в гражданской форме в черных костюмах и в белой рубашке, а двое – в униформе.
– Вы Али Бегаевич?
– Да.
– Главный врач психиатрической больницы?
– Я являюсь главврачом этой больницы, – он посмотрел на двухэтажную больницу серого цвета с белыми зарешеченными окнами.
– Пройдемте с нами, – молодые люди в форме ОМОНа и в масках они   посадили главврача на заднее сиденье джипа. 
– В чем дело?
– Это ты нам объясни, насильник, – локтем ударил его тот, кто сидел слева. Удар был такой сильный, что у главврача дыхание перехватило.
– Я же не знаю, что от меня вы хотите? И не понимаю, кого я насиловал.
Машина, набрав скорость, выехала из больничного двора и остановилась на пустынном пляже.
– Выходи, паскуда! – открыв дверь, молодые люди вытащили главврача. Он понял, что дело серьезное.
 К нему подошел молодой человек крепкого спортивного телосложения в черных костюмах и тихим голосом спросил:
– Куда ты спрятал похищенную женщину, Джамилю Лачинова?
– Вы ищете Лачинову? – главврач  вздохнул с каким-то облегчением.
– Да, мы ищем похищенную вашими сообщниками Лачинову Джамилю.
– Её никто не похищал. Она лежит у нас в клинике. Между прочим, её туда сдал муж. Мне так докладывал дежурный врач.
– Кто её туда сдал, мы не хуже тебя знаем, паскуда! – тот, кто был в маске, ударил главврача в живот.
– Вы что, изверги? Мне дежурные сказали, что ее сопровождал муж.
–  Где она сейчас?
– Она, товарищ следователь, находится в клинике.
– Точнее…
– На первом этаже, в шестой палате.
–  Давай, садись в машину! 
Они вчетвером вернулись во двор психиатрической больницы. Главврач провел сопровождающих в отделение. 
– Они со мной, – предупредил он охрану, которая косо смотрела на незнакомцев.
Все вместе зашли в кабинет главврача. Через несколько минут  дежурная медсестра в сопровождении санитара-охранника привела Джамилю в кабинет главврача.
 – Товарищи работники милиции, меня обманули, сказали, что у моего  мужа инфаркт и загнали в психушку. Врачи насильно задерживают меня здесь. Прошу Вас заберите меня отсюда, – разрыдалась Джамиля.
– Гражданочка, не плачьте, ради Бога. Сейчас разберемся и заберем Вас, – сказал ровным голосом тот, кто был в штатском.
– Ты слышал, паскуда! –  тот, кто был в маске, чуть не ударил главврача.
– Ребята, спокойно. Заберите её, и поехали! 
– Надо переодеть её, – крикнул вслед главврач. На это из присутствующих никто не обратил внимания.
Санитар-охранник,  подслушавший разговор около дверей, потянул Джамилю за руку: «Идемте переодеваться!».
Сопровождающий Джамили ударом приклада автомата свалил санитара и забрал «пациентку».
Очнувшись, санитар выбежал во двор. Увидев при свете уличного фонаря черный мерседес, куда посадили женщину, он начал стрелять из пистолета и ранил одного из ОМОНовцев. Ответным огнем из автомата уложил другого нападающего охранника. Мерседес с большой скоростью уехал в сторону центра города. Через двадцать минут Джамиля оказалась в собственном доме в объятиях любимого мужа.
Вали, раненного в грудь, уложили в платную клинику имени Алиханова. Все члены высшего совета ЧОПа ночью дежурили в клинике.
– Жизненно-важные органы не задеты. Ранение сквозное. До утра он будет находиться в реанимационном отделении, – дежурный хирург успокоил ребят.
Тем временем Суллиеву доложили.
– Далгат, охранявший похищенную женщину, убит. А женщину  забрали работники ОМОНа.
– Это ЧОПовские ребята. Они объявили нам войну. Нам остается одно – принять их вызов, – сказал Суллиев.
– Между прочим, по информации вашего зятя, стрельбу затеял Далгат.
– Ладно, завтра на похоронах решим этот вопрос. А пока надо забрать тело Далгата и подготовиться к похоронам. – Слушай, Шамиль, тебе не кажется подозрительным то, как ЧОПовцы могли обнаружить похищенную. Операцию знал узкий круг наших работников. Место было идеальное. Операцию провели чисто, тем не менее, ЧОПовцам удалось неожиданно и быстро раскрыть эту операцию.
– Это надо спросить, шеф, у вашего зятя.
– Операция, была совершена без его участия. Он о ней ничего не знал.
– Поэтому он ее легко отпустил, как больную, случайно попавшую в психиатрическую больницу.
– ЧОПовцы вышли на руководителя учреждения, имея достоверную информацию о нахождении.
– Короче говоря, вы предлагаете проверить источник информации?
– Пока мы не найдем источник, сливающий информацию, мы не можем уверенно совершить никакую другую операцию. Почему-то я уверен, что этот источник среди нас.
– Хорошо, шеф, проведу внутреннее расследование.
Через несколько дней Лачинов с женой уехал отдыхать в Египет. Пивзаводом единовластно стал руководить Назир. Вагон за вагоном он начал отгружать виноматериал в прибалтийские республики. Поток денег бесконтрольно он присваивал себе, при этом, не забывая пополнить счет ЧОПовцев.
Назир приобрел пятикомнатную квартиру в элитном доме в центре города, забрал из селения Урцаши Айну с сыном.
В очередной раз, когда ребята зашли в чайхану к Юре, в дружеской беседе он рассказал ребятам, какие деньги делают некоторые «деловые люди», тесно связанные с правительственными чиновниками, создавая фиктивные банки и завершая операции с кредитными бюджетными  деньгами.
– Как можно создавать фиктивные банки?
–  Если в правительственных кругах есть толкач, можно на основании чужого паспорта создать банк для «выдачи» кредитов фермерам. Сейчас это модно стать «фермером» и «производить сельскохозяйственную продукцию». Получаешь из центра миллиарды, раздаешь «фермерам» деньги на бумаге, а на твоём счету – миллиарды. Банк выполнил свою функцию и тут же закрылся.
– А потом бедные фермеры должны будут деньги возвращать?   
– Как фермеры будут возвращать кредит, если они его не получили?
– Кто-то должен же вернуть государству деньги, – не согласился Магомед-Расул.
– Должны вроде бы фермеры, но они кредит-то не получили. Тогда в ответе должен быть банк, но он не существует. Остается в ответе банкир. Но банк открыт на основании чужого паспорта, хозяин которого давно умер.
– Над этим, ребята, нам надо подумать. Время мутное, а в мутной воде концы не разглядишь. Открыть банк может помочь Мансур. У него с правительством связи, – предложил Юрий.
ЧОПовцы, занятые созданием фиктивного банка под названием «Пахарь», на время забыли о Суллиеве и его команде.
***
Из минарета центральной мечети муэдзин призывал мусульман на пятничный полуденный намаз.
ЧОПовцы во главе с Назиром (после ранения Назир стал набожным) часто ходили на намаз в мечеть.
Днём раньше Назир с друзьями поехал в район, открывать филиал банка «Пахарь». На работе остались Халит и Магомед-Расул.
– Магомед-Расул, может, ты поедешь со мной на пятничный намаз? Я  привык ходить туда вместе с ребятами, а сегодня, без них, как-то не то.
– Я еще не готов совершать намазы.
– Там большая подготовка не нужна. Читай то, что ты знаешь из суры Корана, повторяй движения за имамом и молись.
– Ты не понял, Халит, меня. Мы с тобой избиваем людей, похищаем их, даже убиваем, когда есть необходимость защитить себя. Я думаю, после этого идти в мечеть и просить у Бога прощения – нечестно. В мечеть надо войти безгрешным. Или же идти тогда, когда ты уверен, что не совершишь  греховные поступки по отношению к себе подобным. А так просить прощения у Бога – некрасиво.
– Ты думаешь, что другие так не делают? Я уверен, что в мечети грешный и праведный стоят в одном ряду, в одном ритме совершают намаз и просят Милостивого и  Милосердного Бога, чтобы Он помог не совершить грех. А если кто-то уж совершил грех, простил за  содеянное.
– Я, Халит, как другие, не могу просить об этом Бога. У меня в голове не укладывается такая раскладка: совершать грех, а потом просить  прощения. 
– Магомед-Расул, совершать любой поступок, нас жизнь вынуждает. Чтобы выжить, прокормить семьи, нам нужно заработать. А наш заработок связан с силовыми методами действия. Между прочим, мы эту силу направляем против насильников. Вот, например, Вали убил насильника, который с оружием в руках удерживал беззащитную женщину, требуя у мужа выкуп. Наши ребята освободили эту несчастную женщину от злодеев. Такой поступок разве может быть греховным?
– Да, Халит. При этом мы действовали группой и отняли у человека жизнь. А жизнь каждому живому дает Бог. Только Он может отнять у человека то, что он дал.
– Убийство мучителя – это Божье наказание, совершенное рукой человека. Эту руку человека направил на злодея сам Бог, как наказание за те мучения, которые он причинил другому человеку.
–  Халит, ты мыслишь философски, чтобы оправдать наши действия.  Услышит ли  Бог эти доводы во время молитвы в мечети, я не знаю.
 Халиту пришлось ехать в мечеть одному, без Магомед-Расула.   
***
После похорон Далгата, Суллиев собрал сход своих личных работников.   
– ЧОПовцы объявили нам войну. Нам остается одно, принять их вызов. Мы похоронили нашего боевого товарища. Его кровь призывает нас о мести.
– Шеф, не лучше ли урегулировать разногласия мирными переговорами? Если мы начнем войну, то ей не будет конца.
Шамиль, руководитель личной охраны, высказал свое мнение. Он, бывший борец, мастер спорта, тяжеловес, хорошо знал Магомед-Расула, чемпиона Дагестана по боксу, прозванного в спортивной среде «Кувалдой» и знал о том, какие ребята собрались вокруг него. У Шамиля особого желания не было связываться с ЧОПовцами.
– Не мы объявили войну, Шамиль, а они нам объявили, – Суллиев упрямо повторил своё требование.
Суллиев после исключения из рядов КПСС и увольнения из директорского корпуса вступил в ряды советских заготовителей и накопил огромные денежные средства. Он, привыкший ходить с дипломатом, набитым деньгами и подкупать нечистых на руку госчиновников, стал  мстительным.
– Шеф, они нам никакую войну не объявили, началась перестрелка. Наш друг погиб, а их представитель тяжело ранен и лежит в реанимации. – Магомед Маликович решил переубедить Суллиева.
– Магомед, друг мой, зачем много разговаривать? За смерть двоюродного брата я обязан отомстить. 
Магомед после похорон брата каждый день вел наблюдение за передвижениями работников ЧОПа. Он заметил, что в каждый пятничный день четверо ЧОПовцев ходит в мечеть.  В мозгу у него созрел план мести.
***
После того, как Халит уехал на пятничный намаз, около центральной мечети раздался взрыв. Магомед-Расул вздрагивал всякий раз, когда раздавался звук огнестрельного оружия или взрыва. На душе у него становилось тяжело оттого, что  совершается греховный по его взглядам поступок. Он почувствовал, что произошло что-то ужасное. В это время ему позвонил Гусен, бухгалтер пивзавода:
– Магомед-Расул, срочно приезжай, я жду тебя у центральной мечети! 
– Что там случилось? 
– Взорвали машину Халита.
– Да ты что?! А что с ним?
– Он погиб.
– Я сейчас выеду!
Когда Магомед-Расул приехал, место взрыва было оцеплено работниками милиции. Работники МЧС тушили огонь и собирали части тела погибшего, разбросанные взрывной волной. К месту происшествия стекал поток людей:
Магомед-Расул позвонил Назиру:
– Срочно возвращайся, у нас ЧП – погиб Халит.
Назир, узнав, что Халит погиб, затрясся от негодования и тут же поехал в город.
Когда все ЧОПовцы собрались, Назир произнес:
– Друзья, в городе у него никого нет. Тело его надо отвезти в район, где живут его родители, и выделить, как компенсацию, похоронные деньги.   
 Когда собрались выехать в район, к телефону вызвали Магомед-Расула.
– Это я отправил убийцу моего брата на Божий суд.
–  Готовься и ты, пойти за ним следом, – ответил Магомед-Расул.
Когда чуглинцы, совершив предвечерний намаз, выходили из мечети, недалеко от дома родителей Халита остановилась колонна автомашин. Хвост колонны растянулся до края села.
Чуглинцы поспешили к дому родителей Халита, чтобы выразить соболезнование родным и принять соболезнования многочисленных гостей. Дотемна похоронили останки тела Халита. 
На следующий день, когда все односельчане сидели на соболезновании, аксакал Муса прошептал:
– Даже на похоронах Сурхай-хана не было столько машин. 
– Конечно, не было, дедушка Муса. Тогда все ездили на конях, –  поддержал его учитель истории Мурад.
– Говорят, Халит оставил  своим родителям миллион рублей, – добавил чабан Магомед.
– Лучше бы, сынок Магомед, сам остался живым. Халит был хорошим сыном для своих родителей и добрым сельчанином для нас, –  печально прошептал дедушка Муса.
***
После похорон Халита, Магомед-Расул вернулся в город мрачный.  Он решил собрать общий сход сотрудников ЧОПа и предупредил об этом Назира. 
– Я, например, Магомед-Расул, не возражаю собрать сход, но что на этом сходе ты хочешь сказать, не знаю.
–  Объясню: а) меня очень волнует вопрос нашей безопасности; б) образование компенсационного фонда; в) выборы руководящего органа нашей организации.
 – Зачем нам руководящий орган? Ты – руководитель ЧОПа. Нам другого руководителя не надо, – возразил Али.
– Али, ЧОП – это предприятие. Вокруг этого предприятия образовалась организация. Эта организация должна иметь свой устав.
– Это ясно.
– Значит, мою инициативу вы одобряете?
– Считай, что одобрили, – предложил Назир.
– В семнадцать часов, в среду, – добавил Али.
В спортклубе собрались все работники ЧОПа и около тридцати человек частных охранников города.
Магомед-Расул обратился к собравшимся. 
– Ребята, мне кажется, что нам, каждому в отдельности, защищаться от похитителей, казнокрадов и от олигархов-самодуров на данном этапе  будет трудно. Поэтому предлагаю, объединиться и создать свою организацию «ОЧО» (организация частных охранников). Это будет организация добровольная. Лозунг  организации будет такой: «Один за всех, и все за одного». Её членом может стать молодой спортивно развитый молодой человек в возрасте от 18 до 30 лет после подачи соответствующего заявления. Член ОЧО должен пройти обязательные тренировки по каратэ и по стрельбе, а остальные виды спорта – по желанию.
У «ОЧО» должен быть компенсационный фонд, который будет выдавать денежные выплаты при потере членом организации здоровья. А в случае, не дай Бог, смерти во время исполнения своих служебных обязанностей, (к сожалению, и от этого наши работники не застрахованы) единовременная компенсация в размере в миллион рублей.
 Зал поддержал Магомед-Расула аплодисментами.
– Что касается руководящего звена «ОЧО»: а) на машине больше одного человека не ездить; б) машины ОЧО рядом не парковать, соблюдать дистанцию парковки сто метров; в) квартиры в одном доме не покупать.
Эти правила безопасности должен соблюдать каждый.
 Тем временем вокруг Назира начали собираться религиозно-настроенные молодые люди «Братья-мусульмане», боевой отряд которых возглавлял имам Джабраил Карамахинский. Финансовой базой для этой организации служили миллиарды кредитных денег, которые благодаря Назиру поступили для фермерских хозяйств в коммерческий банк «Пахарь».
Проверка фермерских хозяйств в республике организацией, возглавляемой Назиром, обнаружила, что большинство из них (около восьмидесяти процентов) существуют на бумаге, а остальные занимаются бизнесом. Руководство фиктивного банка решило выделить мизерные суммы для фермеров-бизнесменов, а остальные деньги – прикарманить. Через несколько дней банк «Пахарь» исчез.
Его «создателя» Муллу-Али Курбанова объявили во всероссийский  розыск.
Мулла-Али, услышав по телевидению об этом банке и о розыске, потерял дар речи. Его жена, Патимат, вызвала скорую. Дежурный врач скорой помощи диагностировал инфаркт и дал указание, доставить больного   в центральную районную больницу для стационарного лечения.
На следующий день следователь Иммаев, появившись в селении Урцаши, разыскал дом Курбанова Муллы-Али, бывшего председателя ревизионной комиссии совхоза, недавнего имама мечети.
Дома он застал только дочку имама.
– Отца в тяжелом состоянии забрали в больницу. Мама поехала к папе  – заплакала Маржанат.
– Не плачь, доченька. Все будет хорошо, – посочувствовал сельсовет Алихан, пришедший со следователем.
– Что с отцом случилось? – спросил следователь.
– Он смотрел в телевизор. Когда он услышал, что его разыскивают, как создателя фиктивного банка, ему стало плохо. Но он никогда никакого банка не создавал. Наверное, кто-то использовал папин паспорт…. 
– Можно посмотреть, оставил ли твой папа какую-нибудь записку?
– Заходите, посмотрите,
 Следователь и председатель сельского совета Алихан осмотрели дом.   
В гостиной комнате стоял диван советского образца с мочалочными подушками. В центре – обеденный стол с полумягкими стульями. В углу,  на подставке, стоял телевизор «Рекорд» с черно-белым экраном. На полу – ковер табасаранского производства. На стене небольшой синтетический ковер.
Следователь заглянул в спальню. Двуспальная деревянная кровать, двустворчатый платяной шкаф. Книжный шкаф. Ковры на стенах такие, какие были и у других горцев.
В кухне холодильник «Орск». Шкаф с полками для посуды кустарного производства, газовая четырех камфорная плита.
– Ничего излишнего я тут не вижу. А хозяина этого дома обвиняют в присвоении миллиард рублей, – удивился Иммаев и посмотрел на председателя сельского совета.
– Какой миллиард? После развала совхоза, единственный источник дохода у этой семьи, да и у других односельчан – это подсобное хозяйство. Мулла-Али – работяга. Всю жизнь жил и живет своим трудом.
–  А по данным правоохранительных органов он является создателем и руководителем коммерческого банка «Пахарь». Он присвоил миллиард рублей, выделенных в кредит фермерским хозяйствам. Во всяком случае, в документах его паспортные данные.
– Паспорт у Муллы-Али полгода назад отняли работники ОМОНа, которые решили наказать его за противоправную акцию, организованную им против поведения учительницы.   
– Почему об этом не было сообщено в правоохранительные органы.
– Я сам по этому поводу был у вашего начальника. В правоохранительных органах никто не знал,  о каком ОМОНе идет речь. Обещали узнать, кем был направлен ОМОН. Через месяц сам Мулла-Али был в милиции. Ему сказали, что никакого ОМОНа никто не посылал в селение Урцаши.
– Как это понять? Был ОМОН в селении или не был? 
– Это вы, правоохранительные органы, должны знать об этом. ОМОН – это ваше подразделение.
  Ладно, поищем след этого ОМОНа.  Но сейчас я поеду в райбольницу. Может, сам Мулла-Али расскажет, куда дел миллиард  кредитных денег.
Следователь разочарованно уехал. В больнице ему сказали: «У больного инфаркт. Он в тяжелом состоянии находится в реанимации».
Следователя к больному не пустили.
***
В воскресенье день выдался жаркий. На пляже сидеть места не было.   Горожане, уставшие от напряженной трудовой недели, высыпали на берег моря. Работники кафе еле-еле успевали обслуживать клиентов. В такое напряженное время на пляже появились сборщики «налогов» Суллиева. По их приказу работники кафе «Дельфин» вызвали своего шефа. 
– Хозяин кафе, с сегодняшнего дня этот объект переходит под наш контроль. Мы обеспечиваем вам безопасность, а вы – пятнадцатью процентами от выручки. 
 – У меня есть своя охрана. 
– Это охрана не надёжна. Только мы можем обеспечить вашу безопасность без вмешательства других организаций.
– Я регулярно плачу положенный налог, выполняю предписания санитарных врачей и пожарных инспекторов.
– Уважаемый хозяин, кроме законных налогов, есть множество нелегальных поборов. Ты меня, наверное, понимаешь, что я имею в виду. Мы приедем за процентами в следующее воскресенье…
Юра сразу позвонил Магомед-Расулу. Магомед-Расул обычно и в воскресенье бывал на работе, следил за спортивными тренировками работников ЧОПа, на этот раз его не было на работе.
– Он в отъезде, – ответила секретарь.
– Когда вернется?
– В следующий понедельник.
«До следующего понедельника есть время. Придется подождать», – подумал Юра. Для него неделя быстро прошла. Через неделю Магомед-Расул еще не вернулся в город. А с другими работниками ЧОПа Юра говорить не решился.
Сборщики «налога», как и обещали, появились в воскресенье. Юра   надеялся, что Магомед-Расул поможет ему и решил не платить требующую сумму.
– Зря ты, хозяин, отказываешься от платы. Видимо, ты не понял, что тебя ждёт. 
Вечером, закончив работу, Юра собрался домой. Рядом с ним остановилась машина. Трое молодых людей бесцеремонно затолкали его в машину, усадили на заднее сиденье.
– Ты будешь сидеть в подвале, пока не подпишешь соглашение заплатить налоги с процентами.
До утра его держали в сыром подвале. Утром к нему зашли трое молодых людей, похожие на ресторанных вышибал в белых кроссовках и футболках темно-красного цвета.
– Ну что, спекулянт, ты еще не решил заплатить налог в пользу обманутых покупателей? – спросил один из них.
– Какой я спекулянт? Я продаю то, что произвожу.
– Ты смотри, Кубик, он продает то, что производит, – к нему подошел один из молодых людей и ударил ногой в живот. От резкого удара у Юры дыхание перехватило, он согнулся и обеими руками прижал живот. Последовал второй удар, который прошелся по челюсти. Юра, потеряв равновесие, рухнул на пол.
– Когда решишь заплатить налог в пользу обманутых покупателей, крикнешь. Мы тебя ждем
Поборщики налогов, работающие на Суллиева, вышли из подвала и закрыли наглухо дверь.
С утра жена Юрия, Берта, звонила Магомед-Расулу.
– Шеф еще не пришел на работу, – ответила секретарша.
Через полчаса Берте позвонил сам Магомед-Расул.
– Доброе утро, сестра.
– Это ты, Магомед-Расул? Я со вчерашнего дня ищу тебя. У нас беда. Со вчерашнего дня Юра не вернулся домой. Я не знаю, что мне делать. 
– Ты звонила в милицию?
– Да, звонила. Милиция велела, подождать три дня. Может быть, он в отъезде, – сказал дежурный работник милиции, – объявится.
– Не волнуйся, Берта. Я сейчас же начну поиски и сообщу о результатах.   
Магомед-Расул, узнав на работе, что коллеги не располагают информацией о  местонахождении хозяина кафе «Дельфин», решил, что похищение Юрия  – это дело рук ребят Суллиева.   
– Но предприятие Юры находится не в их районе. 
– Мне кажется, на это разрешение им дал Назир, а на неадекватные действия похитителей толкает имам Карамахинский, - сказал Али.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что, не согласовав с Назиром, братство мусульман не может  привносить изменения в свою программу. 
– Я плевал на такое братство, которое не уважает моих друзей и близких!
Когда Магомед-Расул вошел в кабинет, у Назира сидели имам Джабраил и его советник Муса.
– Ой, Магомед-Расул, что-то серьезное случилось? – Назир встал и направился навстречу другу.
– Случилось, Назир! Серьезнее, дальше некуда! Почему ты даешь разрешение нашим конкурентам вторгаться в наш регион?!
–Ты о чем, Расул?
– О том, что наши конкуренты похитили Юру!
– Клянусь, Расул, этот вопрос со мной не согласовали. И о похищении только от тебя я слышу.
– Назир, помни, что налоги собирать Суллиеву мы разрешили только  в вашем регионе.
–  Суллиев – не конкурент, а наш союзник. Его группа тоже входит в нашу организацию, – вмешался Джабраил Карамахинский.
–  Может быть, он входит в вашу организацию, а не в мою – нет! Я требую немедленно вернуть Юру. Иначе…
– А что же ты сделаешь, если «Иначе…»
Магомед-Расул подскочил к Джабраилу на высоте прыжка, ударом головы  в переносицу нокаутировал этого почти двухметроворостого широкоплечего богатыря.
– Назир, это недопустимое поведение члена братства, – возмутился Мусса. 
– Ты кто такой? Беспаспортник! – Расул повернулся к Мусе.
– Я – гражданин мира. И помогаю в любом уголке мира возродиться братьям мусульманам!
– Ты – гражданин без Родины, без рода! И без тебя мы соблюдали все кануны ислама! – Магомед-Расул направился к Мусе. Муса увидел, как рухнул геркулес Джамал от одного удара руководителя ЧОПа, и сразу спрятался за спину Назира.
– Магомед-Расул, не горячись, спокойно разберемся. 
– Назир, я сам разберусь. Ты дай мне координаты, где найти Юру.
– Я сейчас, – Назир позвонил Суллиеву. 
– Ты извини, Магомед-Расул, вышло какое-то недоразумение, – Назир протянул адрес.
Магомед-Расул, даже не попрощавшись, пулей выбежал из кабинета и помчался искать Юрия. 
– Слушай, Назир, твой друг – какой-то сумасшедший человек. Нам надо избавиться от него, – возмущался Джабраил.
– Не зря городские «авторитеты» его боятся и называют «кувалдой».
– Он – необузданный молодой человек. Он не уважает нашу религию. 
– Во-первых, Муса, он больше нас уважает и почитает Всевышнего.   Во-вторых, Магомед-Расул – истинный сын Дагестана. Для него все нации равны, все дагестанцы – братья. Я имею в виду и русские, и евреи, и армяне, словом, все народности не только Дагестана, но и России. Он не делит людей по религиозным отличиям. Поэтому вокруг него собираются все молодые дагестанцы разной национальности и представители разных религий.
– Назир, в нашей организации не должны быть иноверцы. Он меня, брата по вере, мусульманина, нокаутировал из-за какого-то еврея.
– Муса, в Дагестане у каждого ребёнка с молоком матери впитывается национальная дружба. Магомед-Расул в этом вопросе слишком щепетильный. Юра – его институтский друг. Ради него он даже своего родственника, если он будет не прав, может обидеть.
– Поэтому, Назир, если мы хотим создать мощную мусульманскую организацию в Дагестане, мы должны избавляться от таких братьев, как Магомед-Расул, – настаивал имам Карамахинский.
– Пока всех нас объединяет группа Магомед-Расула, его ЧОП, – не согласился Назир.
– Мы, Назир, не говорим избавиться от него физически.
– Наступит время, Муса, мы поговорим об этом вопросе, – Назир дал понять, что он не категоричен в этом вопросе. 
Тем временем Магомед-Расул появился в офисе Суллиева. Вся охрана Суллиева насторожилась и удивленно посмотрела на Магомед-Расула.   Информаторы Суллиева предупредили своего шефа о том, что к нему в офис едет Кувалда.
Суллиев пошел встречать Магомед-Расула.
– Ассаламу алейкум, Магомед Маликович.
– Ваалейкум салам, ночной мэр! Заходи, дорогой Магомед-Расул, заходи, – Суллиев пригласил гостя в офис. Предложил сесть на кресло. – Говори, с каким вопросом ты к нам? 
Секретарь поставила перед ними чашки чая.
– Магомед-Расул, ты извини, что с твоим другом, хозяином  «Дельфина» вышло недоразумение. 
– Магомед Маликович, к Вам у меня претензий нет. Свои претензии я высказал членам «Совета». Я пришел забрать своего друга.
– Один вопрос можно тебе задать, Расул?
– Пожалуйста.
– Как ты смотришь на «Братство мусульман»?
–  Магомед Маликович, Вы хорошо знаете, сколько национальностей проживает в Дагестане. Семьи многих дагестанцев интернациональны. Как может посмотреть на деление людей на мусульман и не мусульман молодой человек, у которого отец аварец, а мать русская? Или же молодой человек, у которого мать еврейка, а отец даргинец? Наших бабушек и дедушек и даже родителей обучали учителя, приехавшие с Москвы, Ленинграда, Владикавказа и других городов России. Они нас даргинцев или аварцев, кумыков или лакцев, лезгин или табасаранцев не делили на христиан или нехристиан.  Вы думаете, тому поколению, которое развивало просвещение в Дагестане, понравится такого рода «братство»?
 – Думаю, нет. 
– Вот видите, Магомед Маликович, этим привнесённым «братством»  мы подрываем единство дагестанского народа. Где нет единства, там нет и республики. Если мы сегодня объявим своей идеологией – ислам, некоторые граждане подумает, что это братство создано против татов, русских, армян, украинцев, белорусов, которые живут здесь, в Дагестане.   
– В этом отношении ты прав, Магомед-Расул. 
***
Пока между лидерами двух группировок продолжалась беседа, за невольником пришло трое молодых людей.
– Выходи, мужик!
– Куда ведете вы меня?
– Туда, где решается твоя судьба.
– Слушай, Гусь, почему с ним церемонится наш шеф? Разрешил бы мне, я его быстро заставил бы заплатить «налог», даже с процентами.
– Дурак ты, Суслик. Ты разве до сих пор не понял, кто стоит за этим буфетчиком?
– Меня не интересует, кто стоит или кто лежит за ним. Пусть бы разрешил мне обработать его. 
– Суслик, ты забыл, как бежал по берегу моря с разбитым носом?
– Тогда же мы с Кувалдой дрались.
– И сейчас тебе придется с Кувалдой встретиться, – Гусь саркастически улыбнулся.
– Ты думаешь, что за ним стоит ночной мэр?
– Не только думаю, но и знаю.
– Вот почему шеф предупреждал, чтобы мы его не трогали, – заключение сделал Мусик.
– А как же ночной мэр позволил взять его, если он – его друг? 
– Суслик, ночного мэра тогда в городе не было.
– Теперь я понимаю осторожность нашего шефа. Хотя он заручился разрешением организации «Братство мусульман», он, видимо, не знал, на что может решиться Магомед-Расул.
– Шеф, чайханщика привели, – приоткрыв дверь, доложил Суллиеву Шамиль.
– Пусть зайдет. 
Когда в офисе появился Юра, Суллиев покраснел, как помидор.
– Уважаемый Юрий Ханукаевич, извините ради Бога за неудобства, причиненные Вам моими ребятами со вчерашнего дня.
– Ничего, ничего. Охранники отнеслись ко мне нормально.
Магомед-Расул обнял друга, моргнул ему.
– Ладно, Магомед Маликович, мы поехали. 
– Еще раз прошу извинения за недоразумение.
– Что было, то было, – улыбнулся Магомед-Расул, выходя из офиса. –  Они хоть нормально относились к тебе? Не били? – спросил он у Юры.
– Нет, не били. Просто закрыли в подвале, требуя подписать договор. Мне кажется, Суллиев ждал твоей реакции на их действия, – Юра не признался в побоях, чтобы не расстроить друга.
Юра жил на втором этаже пятиэтажного дома в трехкомнатной квартире в центре города, напротив городского парка.
Магомед-Расул нажал на кнопку звонка.
– Кто там? 
– Берточка. Это мы, – сказал взволнованно Юра.
– Юрка, где ты пропадал?! – Берта обняла мужа и заплакала.
– Ты что, Берточка? Не надо плакать. Я уже дома.
– Спасибо, Расул. Значит, не зря люди называют тебя ночным мэром.
 Берта – стройная женщина, с аккуратно стриженной короткой прической, с большими затянутыми серой дымкой глазами и красивой улыбкой белоснежных зубов, поверить не могла, что муж вернулся домой.
На голоса взрослых выбежал  четырехлетний Хасик:
– Папа, мы с мамой долго ждали тебя! – обнял он своего отца. – Дядя Расул, привет!
– Привет, Хасик!
– Что стоим мы в прихожей? Заходите, – Берта пригласила всех в зал.
– Спасибо, Берта, я на работу спешу, – Магомед-Расул собрался уходить.
– Расул, ты в горы ездил?
– Да, был дома. 
– Твоя мама ещё не нашла тебе невесту? Говорят, в Дагестане самые  отважные девушки – это высокогорные горянки.
– Нет.
– Почему?
– Потому что все мои ровесницы уже замуж вышли. – Юра, я завтра буду ждать тебя, заходи.
– Что-нибудь важное?
– Хочу решить один вопрос насчет ЧОПа.
– Во сколько зайти?
– К девяти часам хочу собрать ребят и поговорить.
– Ладно, буду к девяти.
– До завтра. 
– До свидания, дядя Расул.
– До свидания, мой друг Хасик.
***
Мансур в отличие от своих интернатских друзей рвался к власти через политику. Он отошел от межгрупповых драк за сферу влияния в бизнесе города.
 В один день, в банкетном зале «Европа», в разгар увеселительных мероприятий к Мансуру подошла дочь хозяина торжества, Шахруза, и прервала разговор Мансура и Дауда:
– Молодой аполлон, можно Вас пригласить на танец? – улыбаясь, кокетливо прохаживаясь, она пожирающим взглядом посмотрела на Мансура. 
– Извините, я здесь с женой, – Мансур, улыбнувшись, посмотрел на Азу.
– Молодой Аполлон, я же Вас под венец не зову, а на танец приглашаю.
– Я танцую только со своей женой.
– Я не знала, что Ваша жена не разрешает Вам танцевать с другими партнершами, – круто повернувшись на высоких каблуках красных хромовых сапог, она прошла мимо Дауда. Кожаная юбка такого же цвета облегала её круглые бедра с широким тазом. Черная рубашка с белыми пуговицами и подчёркивала её тонкую талию. А густые черные волосы волнообразно рассыпались по спине. 
– Мансур, ты обидел самую богатую и красивую девушку города, –  Назир с восхищением посмотрел вслед уходящей кокетке. 
– Ты бы станцевал с ней танец?
– Ей нужен был Аполлон, а не я.
– С Аполлоном станцует Венера, – Дауд посмотрел на Азу.
– Аза простила бы Мансуру.
– Она привыкла с детства прикрывать мои грехи, но совесть моя не простила бы мне. 
– Брат, женщины мстительны. Ты видишь, сейчас её друзья смеются над ней. Видимо, она держала пари, что ты пойдешь с ней танцевать.
«Лучше бы Мансур потанцевал с ней. Эта опьяненная богатством особа может отомстить ему», – подумала Аза. Она готова была жертвовать своими чувствами, лишь бы никто не мешал Мансуру в его продвижении по служебной лестнице.
А Мансур это хорошо понимал и никогда никому не позволял расстроить её.   
Когда Шахруза вернулась к своей группе «ни с чем», молодые дамы, богато и модно одетые ребята громко засмеялись. Это заметили все присутствующие в зале. В это время знаменитая лакская певица Пери-Ханум подошла к Азе и поздоровалась с ней. 
– Как ты, жена лакского аполлона, красива и скромна! – улыбаясь, она  поцеловала Азу в щеку. – Мансур, не забывай, что богатые завидуют любви, которую невозможно купить!
– Богаче тебя  вряд ли есть кто-нибудь на этом вечере, Пери-Ханум. Чтобы твой голос услышать, сам муэдзин прервал, говорят, призыв правоверных мусульман на молитву, – улыбнулся Мансур.
– Говорят, богатые банкиры тебе под ноги бросают деньги, – добавил Назир.
– Пери-Ханум! Пери-Ханум! Тебя зовут петь, – композитор Хан-Паша под руку забрал её.
– Друзья! Для вас поет заслуженная артистка Дагестана, эстрадная звезда, непревзойденная Пери-Ханум! Песня: «Ты – моя судьба», слова Аминова, музыка Шарипова! – объявил Хан-Паша.
Зал притих. Все повернулись в сторону певицы. Соловьиная песня Пери-Ханум понеслась, разрывая тишину огромного банкетного зала «Европа», очаровывая слушателей своим красивым бархатистым голосом певицы.
Когда закончилась песня, зал взорвался аплодисментами, а дочка юбиляра Шахруза грациозно подошла к певице и преподнесла букет цветов с конвертом.
Главный тамада торжественного вечера предложил тост за здоровье певицы.























Вторая часть

Мой Фараон

Каким прекрасным существом
является человек, если он
действительно Человек.
Менстдер.
 
В последнее время Мансур стал активно участвовать на собраниях и  митингах национального движения лакского народа имени «Парту Патима». Он так увлекся идеями этого движения, что скоро стал его единоличным руководителем. Оно стояло на политической арене республики Дагестан в первых рядах наряду с национальным движением аварского народа имени имама «Узун-Хаджи», кумыкского народа «Кизил».
Вскоре в Дагестане началась предвыборная кампания. Республика собиралась выбрать свой парламент под названием «Народное Собрание». Выборы должны были пройти свободно, без национальных и религиозных квот.
 Мансур, молодой лидер лакского народного движения, решил от имени своего народа баллотироваться в Народное Собрание республики. Для этого ему понадобилась помощь от друзей, поэтому, первым делом, он позвонил Магомед-Расулу.
 – Магомед-Расул, ассаламу алейкум!
– Ваалайкум салам, Мансур.
– Мне нужна твоя помощь.
– В любое время, когда надо и сколько надо, организация «ОЧО» в твоем распоряжении.
– Я решил, брат, баллотироваться в Народное Собрание республики. Мне нужны агитаторы и помощники, которые могут сопровождать меня  во время поездок в районы и города, а также для охраны общественного порядка во время встреч с населением.
– Определи, Мансур, сколько человек тебе понадобятся, когда и где. Уверяю, они будут в твоем распоряжении.
– Магомед-Расул, если ты не очень занят, приезжай в спорткомитет нашей республики. Мы с тобой разработаем график поездок и встреч. Определим количество работников, способных обеспечить безопасность и порядок проводимых мероприятий.
В одном округе с Мансуром баллотировались еще трое кандидатов: бывший руководитель района, директор нефтебазы и дочь банкира Тамадаева.
Магомед-Расул, подводя итоги первой разведки, сообщил:
– Из всех трех соперников больше шансов набрать голоса имеет дочь банкира, красавица Шахруза, так как располагает преимуществом финансовых ресурсов. Время диктует новые условия. Кто больше дал, тот больше голосов получил.
С директором нефтебазы мы поговорили. Он колеблется. Я думаю, если оказать давления на его бизнес, он снимет свою кандидатуру. А у Бадави, бывшего первого секретаря района, получить голоса, практически никаких шансов нет. Население его не поддерживает.
Таким образом, Мансур, основной соперник, вернее, твоя основная соперница на этих выборах  – красавица Шахруза Тамадаева.
– Я знаю, Расул, она мстит мне. И постарается на этих выборах провалить мою кандидатуру. Для этого она может мобилизовать большие денежные ресурсы из отцовского банка. В правительственных кругах тоже поддерживают её кандидатуру.
– Ты прав, Мансур, по негласным данным, ей дал добро сам Магомед-Хан Багомедович, будут использованы в ее пользу административные ресурсы.
– На это мы еще посмотрим, кто какими ресурсами будет пользоваться. Мы молоды, мы богаты, мы смелы! – вмешался в разговор Назир.
– Я бы хотел, Назир, чтобы меня поддержал народ с чистой совестью, без давления денег и силы, – Мансур не мог мириться с новоиспеченным методом купли голосов. – В советское время люди шли на выборы, как на праздник, никто ни у кого голосов не покупал, никто ни на кого давления не оказывал… 
– Не волнуйся, Мансур. У тебя людских ресурсов в несколько крат больше. Ты – молодой лидер национального движения тех людей, которые являются потенциальными избирателями. Кроме того за тобой стоит спортивная молодежь и спортивное общество республики, – Магомед-Расул решил успокоить своего друга.
– Кому нужны сегодня спортсмены? Народу, доведенному перестройкой до нищеты, сегодня надо выжить. Поэтому сегодня народ пойдет за тем, кто предложит ему самое необходимое. К сожалению, сегодня нашему народу нужны деньги. Шахруза может предложить деньги в разумных пределах каждому и, как говорится, купить голос. Потребность порождает спрос.
– А для чего мы тут, если не можем нейтрализовать дочь банкира с её  денежным мешком? – улыбнулся Назир.
– Ты на что намекаешь, Назир?
– Не бойся, я ничего криминального предпринимать не собираюсь. Просто в мою голову пришла одна идея. 
– Ради Бога, Назир, не трогай её. Это непозволительно для нас,  мужчин. Она одна из прекрасного пола осмелилась выдвинуть свою кандидатуру.
– Мансур, ты знаешь: мы с женщинами не воюем. Пусть она баллотируется против тебя, кидая налево и направо награбленные отцом деньги. Я хочу ее обезвредить её же оружием. 
 –  Не надо никого обезвреживать. Если Вас не затруднит, организуйте группу ребят, которые будут сопровождать её в поездках по селам и городам. И всё. 
– Будет сделано, Мансур, – уехал Магомед-Расул.
– Ты что, дорогой брат, тревожишь меня? Какими словами ты выражаешься: «Нейтрализуем, «обезвредим»? Назир, что о нас скажут люди, если с первых же дней выборной кампании начнем давить своих оппонентов, тем более девушку? – Мансур недовольно посмотрел младшего брата.
– Мансур, я же ничего особенного не сказал. Однако мы не можем, сидеть, сложа руки, когда дочка банкира будет покупать голоса даже у тех избирателей, которые от души хотят голосовать за тебя. Если им предложат деньги, отказаться от них у них на сегодня нет возможности. И они вынуждены будут продавать свои голоса тому, кто больше заплатит.  В данной ситуации мы должны дать больше денег, чем Шахруза. 
– Но у нас же нет таких средств.
– У нас тоже найдутся средства, если мы возьмём в долг.  Есть ребята, которые могут предложить определенные суммы. С возвратом, конечно.
– Назир, такой вариант не приемлем для нас.
– Поэтому же я сказал, что у меня есть другая идея. Дай мне время,   чтобы я смог проверить реальность этой идеи.
– Только в том случае, если не применишь силовой метод.
– Никакого силового метода, – Назир успокоил брата.

***
В начале предвыборной кампании Мансуру казалось, что ему легко удастся выиграть у своих соперников голоса избирателей.
Первая встреча кандидата в депутаты Народного Собрания республики Мачалаева Мансура состоялась в районном центре.
Большой зал дворца культуры был заполнен до отказа избирателями и школьниками. Желающих встретиться с прославленным спортсменом республики было ещё больше. Вначале встречи Мансура бурно приветствовала молодежь. Спортивную звезду поприветствовали и ученики из разных школ. А потом последовали вопросы, как кандидату в депутаты в Народное Собрание республики:
– В районе большая безработица, молодым людям, окончившим высшие учебные заведения, негде работать. Колхозы, совхозы разорены и распущены. Молодежь уходит в города в поисках работы. Что Ты думаешь делать, чтобы решить вопрос трудоустройства молодежи, если станешь депутатом?
– Создать малые предприятия, перерабатывающие сельскохозяйственную продукцию в районном центре и в крупных селах района. Организовать молодежные дорожно-строительные отряды, чтобы в каждое село проложить шоссейную дорогу. Кроме того, на нашей горной реке построить малые электростанции. Тем самим создать рабочие места.
– Строительство дорог и малых электростанций – это понятно, а что имеешь в виду под «переработкой сельхозпродукции»?
– Наш народ содержит большое поголовье скота, из полученного огромного количества молока производят сыр. В настоящее время можно построить новейшие сырозаводы. Наши люди вскармливают скот мясной породы, значит, можно строить мясокомбинаты, колбасные цеха. Горцы разводят баранов, а шерсть и шкурки за бесценок забирают редкие гости – заготовители. Можно на местах организовать прядильные цеха, цеха по обработке шкур крупного и мелкого рогатого скота. Шкуры, из которых можно получить ценнейшую кожу, за ненадобностью выкидываются. Это, мягко говоря, бесхозяйственность.
– Еще вопрос можно?
– Давайте.
– Чтобы поступить на работу учителем, медсестрой, врачом,    милиционером чиновникам надо давать взятку. Например: мой отец, чтобы устроить сестру в медучилище, дал директору шестьдесят тысяч рублей. После окончания учёбы, чтобы главврач устроил сестру медсестрой в селении, пришлось заплатить ещё пятьдесят тысяч рублей. Как Вы собираетесь, будучи депутатом, бороться с взяточничеством?
– Если народ меня выберёт, я, в первую очередь, постараюсь принять закон: за информацию о взятках, предоставленную в правоохранительные органы, выплатить вознаграждение в размере взятки, а у взяточника конфисковать имущество и пожизненно лишить его занимаемой должности, продвижения по государственной службе.
– Во многих селах нет спортивных сооружений. В зимнее время сельским ребятам негде заниматься спортом. В  районном спорткомплексе не хватает спортивных снарядов и инвентаря. Вы не могли бы помочь в этом вопросе?
– Будем ставить вопрос перед министром просвещения республики, чтобы  в каждой средней школе был спортивный зал. А что касается спортивного инвентаря, мы уже договорились с директором спорткомплекса, чтобы со следующей недели он приехал за инвентарем для секций по вольной борьбы, бокса и каратэ. Мы окажем спонсорскую помощь.
– Уважаемый кандидат, зачем нужны спортивные сооружения, заниматься спортом, быть здоровым? Сейчас здоровые дипломированные безработные не могут прокормить свои семьи и кочуют в поисках работы по всей республике. А многие молодые и ленивые люди симулируют, изображая из себя больных, платят врачам огромные деньги, чтобы они подготовили документы на пожизненную инвалидность и живут себе припеваючи.
В недавнем прошлом, если сына не забирали в армию, признав его инвалидом, для родителей это было трагедией. За инвалида никто не замуж выдавал свою дочь. А сегодня, когда идешь сватать девушку, первым долгом родители невесты спрашивают: «Инвалидность есть?» Как ты думаешь, не лучше ли быть лжеинвалидом, чем быть здоровым безработным? 
– Мой отец всегда говорит: «Лучше быть здоровым и бедным, чем богатым и больным». Так что, уважаемый, Вашу позицию я не поддерживаю. 
 Мансур в отличие от других кандидатов встречался с избирателями часто, был во всех крупных населенных пунктах района. Везде  избирателей беспокоили одни и те же вопросы: как бороться с безработицей, которая порождает преступность среди молодежи. Как вести борьбу с    невиданных масштабов взяточничеством, распространенным среди государственных чиновников, особенно в судебных и правоохранительных органах, заставляющим граждан нарушать законы.  Как противостоять  против подорожания лечения и учения. 
Предвыборный штаб Мансура, кандидата в депутаты Народного Собрания республики, группировал основные вопросы избирателей по темам.
Другие кандидаты, в отличие от Мансура, в народ не ходили. Ограничились встречами в районном центре с представителями из некоторых сел района. А Шахруза с избирателями вовсе не встречалась, а раздавала им деньги, муку, сахар. Когда об этом узнали в штабе Мансура, его актив  пошел в избирательную участковую комиссию с протестом. Их отослали в правоохранительные органы. А там им сказали: «Не пойман – не вор». «Нет свидетелей, нет и фактов».
– Ходить с жалобами – признать себя слабыми. Получается, никто нам не поможет, если не мы сами, – сказал Назир Мансуру. – Я и Магомед-Расул решили действовать через избирательные комиссии. Мы каждому члену участковой избирательной комиссии даем хорошие деньги, а они нам – хорошие результаты голосования.
– Там же будут наблюдатели от каждого кандидата, – возразил Дауд.
– Мы их нейтрализуем.
– Как это нейтрализуем? – тревожно спросил Дауд.
– Предложим деньги. А если не возьмут, не смогут присутствовать по болезни, – улыбнулся Назир.
– У тебя, Назир, получается все так легко, – Дауду не понравилась эта идея.
– Лобачевский, Шахрузе можно покупать голоса у избирателей, а нам нельзя купить протокол участковой избирательной комиссии?
– Может быть, можно. Не понятно, как «заболеют» наблюдатели от каждого кандидата?
– Очень просто, Лобачевский. Один падает с лестницы и ломает ногу. Другой – скользит по паркету и выворачивает руку. Мало ли что бывает с человеком, когда он ведет себя не осторожно, – улыбнулся Назир.
– На случайности надеяться нельзя, Назир.
– На случайность, Лобачевский, не надейся, а на меня можешь положиться.
– Назир, здесь выборы, никакого криминала не должно быть!
– Лобачевский, все властные структуры делают криминалы, и это во время выборов. Вспомни выборы первого президента Российской  Федерации. Народ голосовал за Зюганова, а выбрали Ельцина. Вспомни  партийные выборы. Народ голосовал за КПРФ, а выбрали «Наш дом – Россия». Так что, Лобачевский, нам нужны протоколы голосования, а не голоса избирателей.
– Если, Назир, ты так уверен, действуй. Нам нужен конечный результат: видеть депутатом Народного Собрания республики Дагестан Мансура.
– Наконец-то, Лобачевский, ты согласился со мной: не важен ход решения задачи, а важен правильный ответ.
Магомед-Расул, до сих пор безучастно следивший за разговором Дауда и Назира, вмешался в разговор:
– Назир правильно мыслит. Нам надо работать с членами участковых избирательных комиссий. Выборы последних лет показывают, что не голоса избирателей решают вопрос выборов, а протоколы избирательных комиссий.
Назир со своими друзьями стал действовать открыто и нагло. Ему удалось подкупить и привлечь на свою сторону большинство участковых избирательных комиссий и «нейтрализовать» наблюдателей от команды Шахрузы. Единственным препятствием оставался наблюдатель из районной избирательной комиссии двоюродный брат Шахрузы Магомед-Камиль. Алил доложил Назиру:
– С Магомед-Камилем ничего у нас не получается. Упрямец, он сказал: «Если надо будет, я могу купить и Вашего Назира». Деньги он не взял.
– Я этому боцману покажу, как покупать Назира!
–  Джабраил, у тебя нет ребят, которые могли бы привести в чувство эту пузатую мелочь?
–  Ты кого имеешь в виду, Назир?
– Магомед-Камиля, двоюродного брата Шахрузы.
 –  Мои ребята, шеф, любого приведут в чувство. Когда это надо?
– Чем быстрее, тем лучше.
– Будет сделано, шеф.
В день голосования в районном избирательном участке молодой человек учинил драку с наблюдателем со стороны кандидата в депутаты Народного Собрания Республики Тамадаевой. Из-за полученных травм Магомед-Камиля госпитализировали. К вечеру об этом Джабраил доложил Назиру.
– Магомед-Камиля госпитализировали. Он подрался с посетителем районной избирательной комиссии. При потасовке получил серьезные травмы.
– Будет лучше, если его в больнице задержат, как можно дольше. 
– Не меньше двух недель он будет находиться в стационаре.
– Такая серьезная травма?
– Множество ушибов, перелом ребер, кажется, и перелом ноги.
– А теперь, Джабраил, нам надо не упустить нового наблюдателя, которого назначит Шахруза на место Магомед-Камиля.
– Об этом наши ребята побеспокоились. Новый наблюдатель понял, в чем дело. Кажется, даже сама Шахруза догадывается об этом. Она попросила тщательно проверить причину возникновения драки.
– Ну что? Новый наблюдатель готов сотрудничать с нами?
– Он сказал: «Мне надо живым и здоровым вернуться домой».
– Это хорошо, что он понятливый. «Береженого бог бережет», –  улыбнулся Назир.
Самым тяжелым днем для Мансура был день выборов. В этот день он встал раньше времени, сделал во дворе утреннюю зарядку, принял прохладный душ и привел себя в порядок.
Аза приготовила кофе, сварила вкрутую яички и пригласила сесть за стол позавтракать.
Он сел молча, задумчиво пригубил чашку кофе. Кушать аппетита не было. Мансур съел одно яйцо и,  не допив чашку кофе, прошёлся по комнате. 
– Волнуешься? – улыбаясь, подошла Аза и мягкими бархатными руками нежно обняла мужа.
– Ты знаешь, моя златокудрая, мне кажется, я так не волновался даже тогда, когда выходил на финальную схватку во время Олимпийских игр.   
– Там победа, мой «Горец», зависела от тебя самого, от твоего настроя, от твоей решительности, от твоей готовности выиграть. И тебе легче было самого себя настроить на победу. Там ты был уверен в победе. Знал противника.
А здесь действует множество факторов: голоса избирателей, члены избирательных комиссий, агитаторы, наблюдатели. Ты выдвинул свою кандидатуру. Выбирать или не выбирать, решать им. Я уверена, народ выберет тебя. Потому что среди всех кандидатов ты – лучше всех.  Ты , «Горец», единственный человек, кто сможет защитить интересы избирателей. Ты один из тех, кто может донести голос своего народа до высших чинов руководства республики.
 – Это тебе кажется, златокудрая, что я лучше других кандидатов смогу защитить интересы нашего народа. К сожалению, сегодня люди не думают о завтрашнем дне. Они считают лучшим того, кто сегодня даст им мешок муки, несколько килограммов сахара или сто рублей. Они не думают, каким окажется их избранник завтра, как будет защищать их интересы в будущем.
– Не все так думают, мой «Горец». Немало и таких людей, которые не продают свои голоса, а голосуют именно за того, кого они считают достойным представлять их интересы в законодательном органе республики.
– На сегодня среди избирателей таких меньшинство.
– Не забывай, что ты – лидер своего народа. Ты был бойцом всегда таким ты и остался.
Зазвенел дверной звонок и зашел Назир.
– Доброе утро, сестра Аза! Доброе утро, Мансур!
– Доброе утро, Назир, садись за стол. Тебе кофе, чай? – спросила Аза.
– Мне, сестра, налей-ка чашку кофе.
– Брат, ребята готовы. Мы тебя ждем, чтобы поехать в район.
– Я готов, Назир.
– Я тоже с вами. Мансур сильно волнуется. Я хочу быть рядом с ним.
– С моим племянником кто же остается, сестра?
– Я хочу его тоже забрать. Бабушка и дедушка хотят его увидеть.
– Хорошо, сестра, пусть мой племянник «болеет» за своего отца. 
Мансур не одобрил решения жены, поехать с сыном в район, но возражать не стал. Он внутренне волновался, хотя старался не выдавать своих эмоций.
Ситуация на выборах была сложная. По информации его агитаторов Шахруза в последние дни увеличила ставки до трёх тысяч рублей за голос, стала перетягивать избирателей на свою сторону. Такая ситуация была не в пользу Мансура. Он хотел выиграть выборы, полагаясь на свою спортивную известность и на национальное движение «Парту Патима», лидером которого он был. Однако большинства избирателей интересовал денежный эквивалент своего голоса. 
Такой небывалый предвыборный ажиотаж хорошо понимал Назир. Поэтому он держал ситуацию на избирательных участках под своим контролем. Здесь он тоже не жалел денег. Основное, что беспокоило его – избирательная комиссия центрального участка. 
 Отец Шахрузы усилил охрану дочери и сам не отходил от нее, не пускал ее на встречу с избирателями в дальние селения. Держал рядом с собой в районном центре, где была милицейская охрана.
Тамадаев поздно понял, с кем связалась его дочь, и хотел быстрее выйти из этой игры, угрожающей жизни его дочери. До него каждый день доходили угрозы со стороны друзей Назира. 
Только для Мачалая и Саният выборы были как праздники. В каждую субботу и воскресенье они виделись с сыновьями и внуками. И в день выборов они ждали с утра Мансура и Назира и их семьи.
– Вот и наши дети, Мачалай, они уже приехали, – Саният, вытирая рукавом платья слезы радости, выбежала во двор. Из машины вышли Мансур и Аза с ребенком. Саният, улыбаясь, раскрыла свои объятья:
– Дай-ка, сынок, я обниму тебя! Трудно дотянуться до твоих плеч. Или ты стал выше ростом или я стала ещё ниже. Наверно, сынок, я стала ниже ростом, состарилась…
– Наверно, мама, я ещё вырос! – улыбаясь, Мансур нагнулся, обнял маму и стал здороваться за руку со всеми близкими людьми.  Саният обняла Азу и взяла на руки своего любимого внука.
– Мой маленький, мой родненький Мачалай, как я по тебе соскучилась… 
– Иди-ка и ко мне, моя тёзка, покажись дедушке, как ты вырос… – Мачалай старший забрал у жены своего внука, прижал его к груди. В этом маленьком мягком крохотном тельце малыша Мачалай почувствовал сладкую подлинную теплоту родной крови. Теплота этого маленького тельца, нежно прижимающегося к его груди, как жизненный эликсир распространилась по всему телу горца, вернула ему его детство. На миг ему показалось, что не он прижимает к груди своего внука, а его самого  обнимает покойный отец. А рядом появилось ликующее лицо матери. 
– Мама, ты никого не видишь вокруг себя, когда рядом появляется Мансур, – Назир, улыбаясь, подошел к матери и обнял её.
–  Скучаю, мои ненаглядные, по вас.
– Тебе, мама, надо приехать в город, жить с нами, нянчить внуков.
– Я бы, сынок, с большим удовольствием приехала бы, но ваш отец не захочет.   
– Да и отца надо забрать с собой.
– Он, сынок, не согласится. Без привычного горного пейзажа он не сможет в городе жить. Он сросся с родной природой. 
– Мама, тебе же трудно.
– Сынок, я уже привыкла. Единственное трудное дело для меня – это невозможность видеть вас в каждое утро, а когда вы спите, поправлять одеяла, как это бывало в детстве. И порою я забываю, сынок, что вы уже стали большими, что у вас уже свои дети.
– Мама, время бежит, жизнь меняется. Мы уже стали взрослыми. У нас появились свои проблемы и часто забываем о тебе, наша добрая мама.
В это время к ним подошел Магомед-Расул. За руку поздоровался с Мачалаем, обнял как маму Саният.
– Назир, надо и ваши машины мобилизовать, чтобы избирателей возить. Наши оппоненты с утра развозят избирателей. Наших машин не хватает. 
– Хорошо, Расул. Пять машин в вашем распоряжении.
– Только с агитаторами надо связаться. Без них водители не знают, за кем надо поехать, кого привезти.
– Избирательная комиссия не будет считать это нарушением?
– Нет, она сама попросила, привозить пожилых избирателей на выборы. 
 Один из агитаторов обратился к Магомед-Расулу:
– Расул, скажи, как быть, с этим молодым человеком? Он хочет голосовать за Мансура, но вчера агитатор Шахрузы дал ему три тысячи рублей за голос…
– Пусть голосует за Мансура. Если кто-нибудь будет предъявлять претензию к нему, пусть подойдет к нам. Мы быстро успокоим такового.
– Они не будут требовать обратно денег? – наивно спросил молодой человек.
– Не только денег обратно требовать, даже пикнуть о деньгах никто не осмелится.
– Если кто-нибудь о деньгах напомнит тебе, подойди к Магомед-Расулу, – подмигнул агитатор.
Со всех дальних улиц районного центра до вечера привозили  и отвозили избирателей все три кандидата, обеспечивали их явку на выборы. 
К ночи уже начали поступать предварительные результаты голосования экзепола.
Самое радостное сообщение для Мансура поступило из его родного села Чугли. Все избиратели села проголосовали за него. Из других селений сведения поступали противоречивые. 
В штабе Мансура к вечеру пик напряженности поднялся. Волновались все, кроме Назира. А он был уверен, что на выборах победит его брат.   Такая уверенность младшего брата немного успокаивала Мансура, а Магомед-Расула, наоборот, раздражала.
 – Назир, эта твоя уверенность может обернуться для нас катастрофой. Некоторых наших сторонников Шахруза успела подкупить. Она ни на что не смотрит: ни на закон, ни на наши угрозы.  Наши ребята нашли в списках избирателей, проголосовавших за неё, несколько фамилий граждан, умерших несколько месяцев тому назад. Каким-то образом в руках её агитаторов оказались их паспорта.
– Расул, ты зря беспокоишься. Ты же знаешь меня. Если даже победит другой кандидат, что невероятно, я заставлю его отказаться в пользу моего брата.
– Не лучше ли сейчас, пока еще голосуют люди, и не завершилось голосование, купить оставшиеся голоса? Зачем нам угрозами, просьбами или давлением добывать не хватающие голоса? 
– Я с тобой согласен, Расул, но я выбрал другой вариант оплаты. А у вас не хватает терпения дождаться результатов.
– Если тогда не будет хватать энное количество голосов, где их найдёшь? 
– Поверь моему слову: на выборах победит мой брат. Этот вопрос считай решенным. И никто не осмелится обжаловать результаты. Если таковой появится, я его под асфальт закатаю. Тамадаев хорошо знает нас,    «братьев мусульман». Мне кажется, у него нет большого желания связываться с организацией «Братья-мусульмане». 
– Вряд ли, Назир, он так легко уступит победу на выборах. Мандат депутата Народного Собрания – это для его взбалмошной дочери с необузданными чувствами символ неприкосновенности.
  Ближе к вечеру, будто в подтверждение слов Магомед-Расула, Али принес новости:
– В районном штабе у Шахрузы появилась подмога: на пяти черных джипах появились криминальные братаны из Ростова.
– Сколько человек? 
– Пять металлистов с золотыми ошейниками.
– Это немного. Я-то думал, что приехало человек двадцать-тридцать, – улыбнулся Джабраил.
– Для районного масштаба и пять человек – это много, – вмешался в разговор Магомед-Расул.
– Нам надо встретиться с ними, – Назир посмотрел на Джабраила.
– Нет проблем, шеф. Если надо, пойдем и встретимся.   
– Никуда ходить не надо. Если надо, пусть сами к нам придут, – возразил Дауд.
– Дауд прав. Если мы туда пойдем, они могут нас провоцировать на силовые действия, чтобы это выглядело, как нападение на штаб кандидата Шахрузы, – Магомед-Расул поддержал мнение Дауда.
– Я тоже думаю так же. Эти бандиты и воры на все способны. 
Штурмовики Тамадаева долго не заставили себя ждать.  К дежурному по штабу Мансура, его двоюродному брату, подошла группа металлистов. 
– Вы куда собрались, ребята? Здесь штаб кандидата в депутаты Мачалаева? – Алихан решил остановить непрошенных гостей.
Из группы металлистов вышел вперед двухметровый, плотного телосложения, с большими ручищами молодой человек. Он небрежно взял Алила за грудки, поднял его и отстранил от дверей. Металлисты, молча, вошли в штаб.
– Ребята,  вы с каким вопросом к нам? – из-за стола встал Дауд.
– Макс, объясни этому молодчику, для чего мы здесь, – обратился к богатырю один из пришедших.
Макс направился к Дауду. Вдруг перед ним встал во весь рост Джабраил, такой же, как и Макс, силач  богатырского телосложения.
Присутствующие с любопытством посмотрели на двух богатырей.   По  всему было видно, что Макс не предвидел такого поворота событий, и  как-то замешкался.  Джабраил воспользовался этим замешательством, резким движением правой руки прошел в пах, схватив за яйца, приподнял противника. Раздался нечеловеческий крик, Макс, потеряв от боли  сознание, рухнул на пол, как вырубленный могучий столб.
Друг Макса, член его боевой группы, решил ударить рукояткой Джабраила  в затылок, но Магомед-Расул, заметив его намерения, прямым  ударом в челюсть свалил его.
– Ребята, вы что? Мы же поговорить пришли, – возмутился третий пришелец, но стал отступать, увлекая за собой своих друзей. 
Дауд позвонил в милицию и вызвал скорую. 
– У пострадавшего болевой шок, – сказал дежурный врач и забрал Макса в стационар. Милиция составила протокол, фиксировав факт о нападения на штаб Мачалаева, кандидата в депутаты Народного Собрания республики.
 Он позвал группу подкрепления из Ростова с намерением оказать силовое давление на сторонников Мансура и членов избирательных комиссий, однако эта попытка не дала отцу Шахрузы ожидаемых результатов. 
– Эти металлисты с золотыми ошейниками и браслетами, обвешанные  как индийские танцовщицы, хотели нас удивить, и не могли представить, что мы не из робкого десятка, – радовался Али.
– Да, они и могли нас удивить, не окажись на их пути Джабраил со своими огромными и ловкими ручищами, – Назир восхищённо посмотрел на Джабраила.
– Все хорошо, что хорошо кончается, давайте не будем спешить и дождёмся подсчёта голосов, – предложил Дауд. 
– Лобачевский, стопроцентно не считай, что избиратели, которых мы    привезли на нашем транспорте, будут голосовать за Мансура.  Среди них могут быть и те, которые голосовали за Шахрузу. 
– Неужели, Расул, и такие могут быть?
– Могут, Лобачевский. Что не делает сегодня человек ради денег. 
– Я думаю, раз нам дали слово голосовать за Мансура, то они не подведут.
– Лобачевский, они голосовать будут за того, кто им заплатил.
Напряженный день с неприятными для Мансура событиями приближался к своему концу. Некоторые машины возвращались с одним,  двумя избирателями. Весеннее солнце, отмерив свой путь на голубом небосклоне, спряталось за горизонтом, обагрив вечерние сумерки багряной зарей. Люди, не расходясь после голосования, толпились группами на площади перед избирательным участком. Гадали, кто из их округа станет депутатом Народного Собрания республики.
– Слушай, Лобачевский, сколько у тебя набралось человек, которым ты обещал устроить их детей в физмат университета? – спросил Магомед-Расул.
– Наверное, человек пять-шесть? – вмешался Назир.
– Нет, Назир, столько не набралось. Ныне физмат, кажется, не в моде.   
– И сколько же голосов за это они обещали тебе?
– Около шестидесяти голосов, – улыбнулся Дауд.
– Негусто, Лобачевский. Я-то думал, сотни голосов пообещали, – разочаровался Магомед-Расул.
– У тебя, Расул, избиратели работы не просили?
– Трое молодых ребят попросились на работу в ЧОП.
– Сколько же голосов за это они обещали? – поинтересовался Али.
– Обещали принести по двадцать паспортов потенциально голосующих.
– Ты принял предложение?
– Конечно, шестьдесят голосов, это тоже неплохо.
– Удивительным образом изменился мир. Вроде бы недавно кандидатов в депутаты называла КПСС. И весь народ стопроцентно выходил голосовать с музыкой и песнями. Никто не думал тогда, что голос можно продавать. Если кто-то не выходил голосовать, бывал политический скандал в Союзе. Сегодня любая деятельность и деяние человека измеряется в денежном эквиваленте. Работа, должность, лечение, учёба и даже  голос – все продаётся и покупается, – изумлялся Дауд.
– Нет, Лобачевский, не все. Я не видел покупателя болезни, – улыбнулся Али, у которого с утра болел зуб. 
– Не говори, Али, как раз сегодня дороже всех покупают болезни. Многие «безработные» платят десятки тысяч рублей, чтобы купить у доктора «раковую опухоль», «астму», чтобы стать инвалидами, – печально посмотрел на Али Лобачевский.
– Об этом тебе наша сестра Салихат рассказала?
– Да, Расул. И рассказала с таким удивлением…
– Что здесь удивительного, Лобачевский. Когда молодой здоровый отец не может найти работу, чтобы накормить детей, он вынужден покупать инвалидность. Как же оставишь детей без хлеба? 
– Если это так, то скоро наше государство превратится в общество инвалидов и пенсионеров?
– Уже превратилось, один государственный деятель назвал Дагестан обществом, где живет двадцать процентов спортсменов и восемьдесят – инвалидов, – усмехнулся Назир.

***
Наконец, голосование завершилось. Все участники, болельщики, агитаторы, сторонники Мансура ждали в штабе, не расходясь до поздней ночи, пока не проверили все протоколы избирательных участков и не  подводили итоги.
С долгожданными новостями вернулся Назир с дальних избирательных участков. 
– Ребята, у меня есть для вас две новости: одна плохая, другая хорошая. Я не знаю с чего начать? 
– Давай, брат, начинай с плохой вести. Не так, наверное, всё плохо, если есть и хорошая новость.
– Плохое, ребята, то, что, несмотря на все наши старания, несмотря на клятвенные обещания наших агитаторов, большинство избирателей проголосовало за Шахрузу.
– Сволочи, люди что ли они? – выругался Али.
– Этого надо было ожидать. Когда я говорил вам, что надо поджечь машины, развозящие муку и сахар, вы меня не поддержали, - возмутился Магомед-Расул.
– Расул, все вопросы надо решать в рамках закона. Результаты можно обжаловать на суде, чтобы отменили выборы, как несостоявшиеся, – Дауд призвал всех к миру.
Только один Мансур молчал: «Раз народ решил продать свой голос, значит, так и надо. Не от хорошей жизни человек вынужден воевать со своим собственным я, со своей человеческой гордостью, унижая свое достоинство». 
– Мансур, ты почему молчишь? – Назир посмотрел на Мансура.
– А что он должен говорить, когда ты не согласился раздавать деньги, решив, что дешево обойдётся купля членов избирательных комиссий, –
 упрекнул Назира Али.
– Ладно, спорить не надо. Расскажи, брат, теперь обещанную хорошую новость, – Мансур посмотрел на младшего брата. 
– Хорошая новость – это весть о том, что на выборах выиграл ты! – Назир, широко улыбаясь, посмотрел на ребят.
– Как? Я на выборах выиграл?
– Да, Мансур! Да!
– Ты же только что сказал, большинство избирателей проголосовало за Шахрузу?
– Правильно. Всё равно Шахруза не выиграла. Брат Мансур, поздравляю тебя! Ты прошел, как депутат в Народное Собрание республики Дагестан. Вот копия протокола районной избирательной комиссии с результатами голосования!
– Назир, ты же мог начать с хорошей новости, чтобы не вызвать такую досаду, – Мансур обнял брата.
– Мансур, поздравляю тебя! – обнялись оба друга.
– Ребята, наливайте шампанское! За победу Мансура! Ура! – Магомед-Расул провозгласил тост.
Все подняли бокалы и дружно крикнули «Ура!».

***
Когда Мансур стал депутатом Народного Собрания республики Дагестан, перед ним открылась широкая возможность для решения на заседаниях Народного Собрания назревших проблем. 
  – Уважаемые депутаты Народного Собрания республики Дагестан, Сегодня я хочу перед вами поднять вопрос моих избирателей, оказавшихся «чужими» среди своих. Как вы знаете из истории СССР, вслед за выселенными в Казахстан чеченцами в феврале-марте 1944 года, на их землю принудительно переселили целые селения горцев Дагестана, и был образован Новолакский район.
В 1957 году Хрущев реабилитировал репрессированные во время Отечественной войны народы, в том числе и чеченцев. Вернувшимся чеченцам-аккинцам были предоставлены свободные земли и средства для их обустройства в Хасавюртовском районе.
Когда началась Горбачевская перестройка в СССР, у чеченцев-аккинцев проявилось организованное недовольство, вылившееся в                массовые митинги и требования, возвратить им землю своих отцов. Под давлением выступления чеченцев и не без помощи Хасбулатова в 1991 году принят закон, согласно  которому чеченцам-аккинцам предоставлена возможность вернуться на историческую родину. А моим землякам предложили, вернуться в горы или переселиться в Кумтуркалинский район.
Уважаемые депутаты, как объяснить моим землякам, третьему поколению, родившемуся в Новолакском районе, что данный район – это не их Родина? Почему за одночасье должен исчезнуть Новолакский район, где проживает около одиннадцати тысяч лакцев? Почему они должны поселяться раздельно: кто в горы, кто в степь? Я жду от Вас ответа, господа руководители республики. Я, как лидер лакского национального движения «Парту Патима», должен ответить на этот вопрос перед своими избирателями.
Раз Вы решили выделить около десяти тысяч гектаров земли рядом с Махачкалой, почему бы не переселить население Новолакского района  на эту территорию? Почему бы не объявить её, эту территорию, исторической, настоящей и будущей Родиной лакцев, чтобы завтра какая-нибудь другая нация не предъявила свои претензии на эту территорию, называя её своей! Ведь любая часть Дагестана – это Родина всех дагестанцев, в том числе и лакцев!
Я предлагаю ускоренными темпами построить около четырех тысяч домов для переселенцев, зданий для разных инфраструктур. Каждый частный дом закрепить за своим хозяином, как его собственность. Только  тогда, когда это все будет готово, переселить целиком население Новолакского района со своим названием, администрацией. Наш народ не может смириться с потерей районной единицы. 
Выступление депутата Мачалаева на заседании Народного Собрания республики подхватили республиканские средства массовой информации, особенно после того, как фрагменты его выступления показали по телевидению в прямом эфире. В газетах и журналах появились статьи с броскими названиями «Депутат обвиняет власть», «Выступление олимпийского чемпиона в парламенте республики», «Жизненное пространство – Новолакскому району», «Любой участок земли Дагестана – это родина лакцев».   
Авторитет Мансура, как нового политического лидера в республике, начал расти, как на дрожжах. Еще громче и сенсационнее стали звучать его речи на парламенте республики, когда он решился обвинить председателя Госсовета и председателя Правительства в коррупции и клановости.
Его вопросы, прозвучавшие на заседаниях парламента, не сходили с уст читателей и зрителей СМИ. Люди спрашивали друг друга, повторяя слова Мансура: «Почему дети руководителей правительства должны владеть предприятиями республики, и быть фактическими хозяевами учебных или медицинских учреждений? Почему молодой человек, окончивший вуз с отличием, не может найти работу? А дети руководителей правительства, пользуясь тем, что отцы прочно сидят во властных структурах, занимают высокие должности?      
После скандального выступления Мансура на парламенте республики, Магомед-Хан пригласил к себе председателя Правительства.
– Абдурашид Шихиевич, неужели нельзя пресечь выступления этого демагога?
– Кого Вы имеете в виду?
– Мачалаева. Вы же видите, что на каждом заседании он оскорбляет Госсовет республики и Правительство.
– Магомед-Хан Багомедович, Мачалаев – лидер национального движения лакского народа. Для правоохранительных органов он – лицо неприкосновенное.
– Что же Вы предлагаете? Оставить его, чтобы он подрывал авторитет Госсовета и Правительства республики?
– Я бы предложил, во-первых, лишить его неприкосновенности, только не знаю, как это сделать: закон на его стороне. К тому же за ним стоит целое национальное движение. Да и депутаты не согласятся с таким предложением: на многих народных избранников он имеет большое влияние. Можно было убрать его другим методом, но его охраняют бритоголовые беспредельщики.
– Тогда нужно решить вопросы, которые поднимает он. Или хотя бы выделить этому «борцу за справедливость» кусок из «общественного пирога», уважаемый Абдурашид Шихиевич, чтобы он стал покладистым, – предложил Магомед-Хан. 
– Насчет этого надо подумать. Точно не знаю, он этого захочет или нет. 
–  До получения такого куска лидер аварского народного движения   «Узун-Хаджи» тоже везде и всюду, во всех мыслимых и не мыслимых грехах обвинял Госсовет и Правительство, а потом успокоился.
– Не только аварского, но и лидер кумыкского народного движения митинговал, шумел, пока не получил свою долю. 
– Вот таким образом и этого демагога надо успокоить, Абдурашид Шихиевич.
– Я понял Вас, Магомед-Хан Багомедович. 

***
Талантливый лакский народ в любом городе и в любой области необъятного Советского Союза жил неплохо. Благодаря своему трудолюбию и мастерству, они легко приспосабливались к любым обстоятельствам. Лакцы работали часовщиками, сапожниками, лудильщиками. Любой дагестанец, оказавшись случайно в дальних краях большой родины или попав в тяжелую ситуацию, спешил к лакцам, как к своим родным братьям.   И лакцы, живущие вдали от Дагестана, действительно, как своим братьям, оказывали помощь тем, кто обращался к ним. В самой республике они не стремились занимать большие должности.
Во время распада Советского Союза, когда в Дагестане появились национальные движения, Мансур  Мачалаев, как лидер лакского народного движения, начал требовать высокие должности в правительстве республики, и в Госсовете представителям лакского народа .
В очередной раз, выступая на заседании Народного Собрания республики, Мансур открыто выразил недовольство в отношении кадровой политики. 
– Уважаемые депутаты Народного Собрания, в Конституции Дагестана написано, что в Правительстве республики и в Госсовете должны быть представители каждой нации Дагестана. Однако этот конституционный порядок в отношении  лакского народа, депутатом которого я являюсь, нарушается. Видимо, господа Мусабеков и Алиев думают, что лачка не может родить умного сына, чтобы мог занять первые должности в министерствах и ведомствах республики.
– Что он мелет? Почти в каждом министерстве есть представители лакского народа! – послышалась реплика из зала. 
– Я не говорю, что нет заместителей, но назовите, хотя бы одну фамилию лакца в должности министра!
– Мы уже думали над этим вопросом. При подборе кадров, прежде всего, надо думать о профессиональных качествах кандидата, а не о принадлежности той или иной национальности. Скоро намечается подбор представителя лакского народа на должность министра сельского хозяйства. Это, как вы знаете, – ведущее министерство в нашей республике. Если по профессиональным качествам представитель лакского народа подойдёт на должность министра, его и выберем министром сельского хозяйства, – прозвучала реплика Алиева – председателя Госсовета.
– И на том спасибо, господин Алиев. 
Прошла неделя после этого выступления Мачалаева Мансура. Выступление подхватили почти все независимые и зависимые газеты, ответственные и безответственные журналы, выпускаемые в республике. В статьях писали: «Лакский народ требует портфели министров и директоров департамента в Правительстве Дагестана», «Лакцы хотят видеть своих представителей в исполнительной власти республики».
Вскоре состоялась встреча председателя Правительства Мусабекова и председателя Госсовета Алиева по поводу выдвижения кандидатуры на должность председателя Пенсионного фонда республики.
– Магомед-Хан Багомедович, кандидатура Сайгидова на должность председателя Пенсионного фонда по республике провалилась.
– Как это провалилась? Москва что ли не утвердила?
– Нет. Довезти документы до Москвы не успели. Он сам отказался.
– По какой причине?
– Он сказал: «На живое место не хочу».
– Как «на живое место»? Разве Маллаев не освобожден?
– Ему еще не предъявили обвинение в хищение двести миллионов рублей из Фонда.
– Я думал, что следствие закончилось, раз заместитель Генпрокурора Российской Федерации почти месяц работает в республике и занимается именно этим вопросом.
– Первый заместитель генерального прокурора России играет в кошки-мышки. Сидит в Махачкале, прохлаждается в кабинете с новейшим кондиционером и высказывает через прессу громкие выражения. Дело возбуждено о хищении двести миллионов рублей, а он фигуранта до сих пор не допросил. 
– Как же это так? Сам первый заместитель генерального прокурора не доводит дело до логического конца? А как он может требовать выполнения обязанностей с других работников? Его ведь специально по этому делу прислали сюда… Ладно, я позвоню генеральному прокурору. Если Сайгидов вновь откажется, надо подобрать другую кандидатуру.
– Подобрали уже. Предложили  должность директору кирпичного завода Ахмедову. Он тоже отказался. Он сказал: «Жить пока не надоело».
– Он боится Маллаева?
– Так и выходит, Магомед-Хан Багомедович. Маллаев спокойно отдыхает дома, присвоив двести миллионов рублей из Пенсионного Фонда республики. Через своих телохранителей пугает потенциальных претендентов на должность руководителя республиканского Пенсионного Фонда.
– Может быть, этот тупиковый вопрос решим, исполнив требования лакского народного движения?
– Каким образом, Магомед-Хан Багомедович? – Мусабеков удивленно посмотрел на председателя Госсовета.
– Предложив пост председателя Пенсионного Фонда представителю этого движения.
– Предложение весьма оригинальное, надо попробовать. За кандидатурой далеко ходить не надо. В Фонде заместителем работает Аммациев.
– Хорошая кандидатура. Если он до сих пор работал в республиканском Фонде в ранге второго лица, а теперь пришло время работать на уровне первого лица. Пусть Маллаев и лакское народное движение посоревнуются между собой и докажут, кто из них достоин занять место министра.   
– Вариант, Магомед-Хан Багомедович, подходящий. С Вашего согласия я предложу эту должность Аммациеву. 
– Не возражаю. 
В следующий день председатель Правительства Мусабеков пригласил к себе Аммациева.
– Уважаемый Муса Алиевич, как идёт работа в Фонде? Без руководителя не трудно? 
– Фонд работает нормально, есть двухмесячная задолженность. Федеральный Фонд выделил средства. Через несколько дней мы их получим и ликвидируем задолженность.
– Мы хотим предложить Вам должность председателя республиканского Фонда. Работу Вы знаете. Коллектив Вас знает. И мы Вас поддержим. Так что проблем у Вас не будет.
Аммациев от неожиданного предложения растерялся. 
– Уважаемый Абдурашид Шихиевич, мне надо подумать. 
– Подумайте, Муса Алиевич, хорошенько, подумайте. Завтра я жду Вашего ответа.
«Это предложение, мне кажется, будет ответом на выступление Мачалаева на Народном Собрании республики. Как же быть? – думал Аммациев, покидая кабинет председателя Правительства республики. –  Маллаев ещё пост не сдал. Если я приму предложение, он будет угрожать моей семье через своих телохранителей».
– Почему тебя вызвал Мусабеков? По работе что-нибудь серьезное? – спросили работники, когда Муса вернулся.
– Мне предложили должность председателя Фонда.
– А ты не боишься опричников Маллаева? – спросил инспектор по кадрам, ехидно улыбаясь.
– Я об этом не подумал.
– Придется, Муса, подумать. Маллаев пока еще – руководитель. Приказа об его освобождении нет. Маллаев так легко эту должность никому не уступит. 
–   Тебе надо, Муса, поговорить с Мачалаевым, лидером Лакского народного движения, заручиться его поддержкой. Если он поддержит тебя, Маллаев ничего не сможет с тобой сделать, – посоветовал Мусе заведующий отделом Фонда Нурутдин.
– Нурутдин, я же братьев Мачалаевых хорошо не знаю.
– Тогда поищи твоего знакомого среди их друзей.
– Есть такой знакомый, их и мой хороший друг. Зовут его Али. Он работает в ЧОПе.
– Через него и действуй. 
– Спасибо за совет, Нурутдин.
Муса поискал в своем блокноте номер телефона Али и позвонил.
– Али, брат, мне нужна твоя помощь. Вернее, помощь Мансура. Ты не смог бы посодействовать?
– Без проблем.  Могу организовать и встречу, если надо.
– Можно сегодня?
– Я договорюсь, а потом позвоню тебе.
Через минут десять Али перезвонил Мусе.
– Через час Мансур ждет тебя в своем офисе.
– Али, я бы хотел, чтобы ты тоже был со мной во время встречи.
– Я готов. За тобой приехать?
– Не надо, Али. Это уже слишком. Я сам подъеду через полчаса.
Муса и Али поехали к Мачалаеву на прием. Его офис находился дома. На прием к Мансуру приехали еще двое. Пока Аза угощала их чаем. Муса и Али зашли к Мансуру. 
– Ассаламу алейкум, Мансур! – Али обнял Мансура. – Я вижу, у тебя, как у Абачара Гусейнаева, около дверей парад обуви. Ещё недавно все лакские ходоки со всеми своими наболевшими вопросами обращались к нему. Этот ученый, писатель и  просто добрый порядочный человек всех ходоков принимал, как своих близких. И помогал им: одним из них – советом, другим – с оформление документов, третьим – телефонным звонком  в нужные инстанции. А его добрая супруга Шамай, пока муж разбирался с вопросами ходоков, всех гостей, откуда бы они ни приезжали и по какому бы вопросу ни обращались, кормила и поила их, давала отдых и приют.
– Мне далеко до великодушия Абачара Гусейнаевича, но я стараюсь быть на него похожим, – Мансур с улыбкой посмотрел на Мусу.
Тем временем Муса изложил свой вопрос.
– Мансур, мне предложили пост управляющего ОПФ по РД. Прежде чем дать своё согласие, я решил посоветоваться с тобой, как с лидером нашего народа.
– Мне кажется, пока Маллаев не освобожден от занимаемой должности, тебе не следует спешить с ответом. Маллаеву обвинение предъявили, но проблема ещё не решена. Чтобы не было недоразумений между  лакским народным движением и Федерацией бокса республики, нам надо обговорить этот вопрос с самим Маллаевым. Ведь он является и  президентом Федерации бокса республики. 
– Но мне завтра надо дать ответ.
– Я сегодня же переговорю с Маллаевым и сообщу тебе его ответ, – пообещал Мансур.
***
Мансур через своих друзей установил контакт с Маллаевым. 
– Шапи Маллаевич, если ты не возражаешь, мы хотим протолкнуть нашего представителя на должность управляющего ОПФ по РД.
– Не возражать я не могу, Мансур. Пока я являюсь Управляющим Фондом и буду им.
– Если ты хочешь вернуться, мы не претендуем на эту должность.
– Я нахожусь в отпуске по состоянию здоровья, а потом видно будет.
– Дело в том, что Госсовет и Правительство предложили этот пост нашему представителю. 
– В данное время я не могу приступить к работе по ряду причин. Но это вопрос времени.
– Тогда можно ли нашему представителю дать согласие, как ВИО?
– На это я согласен, с одной только оговоркой.
– Мы готовы выслушать твои условия.
– Я хочу баллотироваться на пост председателя Госсовета. Если ваши депутаты в Народном Собрании будут голосовать за меня, я, пожалуй, соглашусь.
 – А что мы при этом получим?
– Ваш представитель станет Управляющим ОПФ в РД.
– А если ты не пройдешь?
– Эта моя проблема.
– Об этом я сегодня же поговорю с коллегами. 
 
***
 На следующий день Аммациев пошел к председателю Правительства республики на приём. 
– Ну что, Муса Алиевич, обговорили вопрос с лидером лакского народного движения? – улыбаясь, спросил Мусабеков.
– Да, обговорили, Абдурашид Шихиевич. Маллаев пока находится на больничном, и в ближайшее время не может приступить к работе. Поэтому я решил принять предложенный пост как ВИО. 
– Вряд ли Маллаев когда-нибудь будет работать Управляющим ОПФ по РД, тем не менее, решение Вы приняли правильное, – согласился Мусабеков.
Председатель Правительства Мусабеков на встрече с председателем  Госсовета доложил о результатах проведённой работы.   
– Может быть, теперь успокоится этот выскочка – депутат Мачалаев. 
– Национальное движение в нашей республике, Абдурашид Шихиевич, – это социальное явление. В советское время таких молодых  лидеров, как Мансур Мачалаев, партия выдвигала на руководящие должности, чтобы они работали с молодежными организациями. Партия направляла их  молодую энергию в нужном направлении, не давала возникнуть конфликтам между поколениями, национальностями или властями. Сейчас нет комсомола, нет и организаций, куда молодёжь с пользой для себя и для государства направила бы свою неукротимую энергию. 
– А как же с ними нам быть, Магомед-Хан Багомедович? Мы же не можем позволить им раскачивать общество.
– Вы правы, мы не можем позволить молодым спортсменам с чрезмерными требованиями взорвать этот хрупкий мир и разжечь межнациональный конфликт в республике.
– Что же Вы предлагаете, уважаемый Магомед-Хан Багомедович, закрывать им рты силовыми приемами? «Демократия» нам этого не позволит.
 – Подумай, Абдурашид Шихиевич…    
– Хорошо, Магомед-Хан Багомедович. 
После этого разговора не прошел и месяц, а Мачалаева Мансура назначили директором департамента рыбного хозяйства.
Перед Майскими праздниками Мансур сказал Азе:
– Слушай, златокудрая, давай, пойдём перед праздником к нашему другу Дауду.
– Хорошо, мой родной. Я не видела свою подругу Салихат, со дня её свадьбы с Лобачевским. Может быть, молодые до сих пор они сводят концы с концами… Твой друг ведь так и не научился брать взятки, хотя видит, какие деньги загребают ректора вузов во время приема экзаменов  абитуриентов. Особенно на юридическом факультете.
– А Дауд завкафедрой не юридического, а физико-математического факультета.
– Ну что? Физмат является самым престижным факультетом.
– Это было когда-то. Когда за физики, математики нужны были школам, кафедрам, научным институтам.
–  Да и теперь они нужны. Они же – самые умные люди.
– Правильно, умные. В наше время умных людей считают дураками, если они живут честно. Учителю математики государство платит 2500 рублей. Даже моему другу, доктору математических наук, завкафедрой физмата, государство платит 5000 рублей, а муниципальному чиновнику  – 60000 рублей.
– Оставим эти проблемы решать парламенту республики. Скажи мне, какие гостинцы возьмём нашим друзьям?
–  Для их сына возьмем машину с рулевым управлением. Для моего  друга – ляжку тура.
– Ладно, собирайся, только не забудь остановить машину около центрального универмага, я кое-что возьму и для Салихат.
День был воскресный. Дауд, как обычно, сидел за письменным столом и готовил научную статью в журнал. Салихат вышла на балкон повесить стираное белье. Магомед, шестилетний сын Дауда, который играл во дворе с детьми, узнав появившийся вдруг перед подъездом черный джип, побежал навстречу гостям. 
– Салам алейкум, дядя Мансур!
– Ваалейкум салам, мой друг! Ты уже здороваешься, как настоящий мужчина. – Мансур с восхищением пожал его ручонку и обнял. 
– Дядя Мансур, можно мне сесть на Вашу машину?
– Садись, мой друг, садись.
Семья Дауда жила в трехкомнатной секции в центральной части Махачкалы. После свадьбы он полностью ушел в науку. Его кандидатскую работу на тему «Астрофизическая общерелятивистическая теория» высоко оценили оппоненты, но зарплата преподавателя университета в пять тысяч рублей, не хватало даже на поездки в Москву. Несмотря на трудности с финансами, он сумел защитить докторскую диссертацию на очень тему: «Космические взрывы и гравитационный коллапс».  Дауд был безмерно рад, что Мансур и Магомед-Расул помогли финансами.  Экономная и умная хозяйка дома Салихат не замечала проблемы, создаваемые нехваткой денег. Она работала медсестрой в родильном отделении в горбольнице. В этот тяжелый для преподавателей и медиков период, несмотря на мизерную зарплату, она старалась выжить и содержать семью, радуясь традициям родильного отделения.
Обычно родственники, приезжая забирать из родильного отделения роженицу и новорожденного, дарили подарки и деньги. Когда у какого-либо бизнесмена рождался сын, вместе с родителями карапуза радовались и медработники родильного отделения, зная, что отец новорожденного преподнесёт им щедрые подарки. Такие «благотворительные» средства хватало Салихат содержать семью с ученым мужем, который все свои зарплаты вкладывал в науку. 
Появлению Мансура и Азы семья Дауда очень обрадовалась.  Салихат и Аза обнялись, как сестры, и сразу ушли в кухню посекретничать от мужей и сетовать на занятость и семейные проблемы. 
– А где же Аида? Для нее у меня особый подарок, – сказала Аза, заглядывая в сумку. Салихат позвала Аиду.
– Как я рада видеть тебя, моя красавица! – Аза обняла Аиду. – Ты стала ещё выше и красивее. Вот тебе мой подарок, – гостья протянула футляр с бриллиантовыми серьгами.
– Спасибо, тетя Аза, – смущенно улыбнулась Аида. Её большие черные глаза с длинными ресницами сверкнули с необычайной теплотой. На её белом лице молочного цвета появился оттенок смущения. Алые   губы открылись в улыбке, блеснул ровный ряд белоснежных зубов.
– Настоящая красавица, – восхищенно посмотрела Аза на стройную Аиду, похожую на молодой тополек.
– Да, моя красавица Аида, похожа на свою маму, избранную королеву красоты гор, – глубоко вздохнула Салихат, вспомнив безвременно ушедшую сестру.
– Салихат! – послышался голос Мансура из другой комнаты.
Салихат не успела выйти на зов, как из гостиной комнаты вышли  Мансур и Дауд. –  У нас с Даудом маленькая просьба есть к тебе. 
–  Да хоть большая, брат Мансур, я готова выполнить ваш заказ.
– Тогда приготовь нам лакский хинкал с туриным мясом.
– Заказ принят, – улыбнулась Салихат и посмотрела на Азу.
Салихат и Аза занялись хинкалом. Аида стала им помогать.
А Дауд и Мансур в гостиной комнате занялись дискуссией по поводу зарплат учителей и ученых. И вскоре занялись вопросами юриспруденции.
– Сегодня, Мансур, учитель, ученый, писатель, творческий работник потеряли былое уважение в обществе. Была страна, где эти люди чувствовали себя востребованными. Сегодня общество кардинально изменилось. В обществе потребителей модными стали люди другой профессии: воры, бандиты, их оппоненты, судьи, адвокаты. Воры воруют у общества миллиарды. Судьи делают вид, что собираются их наказать, адвокаты бросаются их защищать. Вор вовремя делится ворованным, и с судьями, и щедро оплачивают труд адвокатов. 
– Видишь ли, Дауд, эта закономерность, повторяющаяся в каждом обществе. Разработка уголовных кодексов происходит в одностороннем порядке. В этом процессе не участвуют те, которые испытали на себе отдельные статьи этого кодекса. Это получается как в самолетостроении. Самолеты разрабатывают конструкторы, но испытания самолетов осуществляют летчики. Однако конструкторы учитывают все технические замечания летчиков, испытывающих эти самолеты. А разработчики уголовного кодекса никогда, ни при каком обществе, не учитывают замечания заключенных насчет того или иного кодекса, где остаются лазейки для судей или адвокатов. Эти лазейки разъедают наше государство, как ржавчина металл.  То, что выгодно судье, невыгодно осужденному. Судья один, а осужденных много. В конце концов, большинство свергают меньшинство. Меняется государство и его строение. На смену приходят те, которые вчера были осужденными. И они же повторяют глупую и простую ошибку своих оппонентов – своих врагов. 
– Что-то, Мансур, в последнее время ты начал философствовать об устройстве общества и государства.
– Я же, Дауд, – основной представитель в Народном Собрании от лакского народного движения. И по должности обязан думать об интересах общества, которого я представляю, об общественных интересах, которые  тесно переплетаются с государственной политикой.
– Да, я чувствую, мой друг, что ты становишься настоящим лидером нашего народа. Не только общественным лидером, но и политическим.
– Честно говоря, до политического лидерства мне еще далеко. Но интересы того общества, которое меня выбрало своим депутатом и лидером, я обязан защищать и на политической арене.
– Таковой ареной является Народное Собрание, где ты являешься депутатом. Между прочим, последние твои выступления на заседании Народного Собрания одобряет наш народ. Ты становишься, мой друг, популярным.
– Популярным становлюсь или нет, не знаю, Дауд, но стараюсь изо всех сил использовать возможность помочь моим избирателям. 
– Благодаря твоим критическим выступлениям в адрес Правительства и Госсовета нашим представителям достались портфели министра сельского хозяйства, Управляющего ОПФ по РД и главного санитарного врача РД, удалось сохранить за нашими ребятами должности: начальника Махачкалинского отделения СКЖД (Северо-Кавказской железной дороги), Генерального директора ОАО «Авиалиния Дагестана». 
– Друзья, вот и хинкал, – улыбаясь, Салихат зашла с подносом на руках. Она расставила тарелки с ароматно дымящим хинкалом перед Мансуром и Даудом. Вслед за ней зашла и Аза, неся поднос со сваренным мясом. В комнате распространился аромат сушеного туриного мяса.   Аида привела Магомеда на обед.
– Мама, я хочу играть на машине дяди Мансура. Аида не оставляет меня, – пожаловался Магомед. Ему хотелось подольше сидеть за рулем Джипа и красоваться перед товарищами.
– Аида правильно сделала, сынок. Твоя сестра хочет, чтобы ты стал сильным  и быстро вырос. Поэтому и позвала обедать.
– После обеда можно мне сесть за руль?
– Об этом надо спросить у дяди Мансура.
– Дядя Мансур, после обеда можно мне сесть за руль вашей машины.
– Если хорошо покушаешь, можно.

***
Назир Мачалаев вскоре стал хозяином камнеобрабатывающего комбината и трех каменных карьер. Он же стал и хозяином нескольких бензоколонок.  И  обувную фабрику в городе Мачалаев Назир прибрал к своим рукам. Он сумел за бесценок приобрести у государства рыболовную флотилию Каспия. Как туман, поднимающийся с долины к вершинам гор, он поднялся на политический олимп Дагестана. Он стал самым   влиятельным и богатым молодым человеком в республике.
При помощи боевой дружины имама Джабраила Карамахинского его избрали председателем Союза мусульман Дагестана. 
Чтобы закрепить статус лидера мусульман Дагестана, Назир совершил хадж. Во время хаджа по рекомендации общества мусульман Северного Кавказа сам Шейх Абдул Вахид аль Мусани принял Назира и признал его истинным мусульманином. А в Арабских Эмиратах Назира приняли на правительственном уровне.
После отъезда Назира Шейх Абдул Вахид аль Мусани читал донесение своего эмиссара в обществе мусульман Северного Кавказа: «Сегодня на политической арене Дагестана самыми влиятельными молодыми людьми являются братья Мачалаевы.
Мансур Мачалаев пользуется большой популярностью среди спортивной молодежи Дагестана. Он же является  национальным лидером лакского народа. Это физически и духовно подготовленный боец. Уважает своих родителей, хороший семьянин, однолюб. Не курит, спиртными напитками не увлекается. Это человек с твердым кавказским характером и  с трезвым умом. Слово давать не любит, но если даст, сдерживает его железно. Обладает ораторскими способностями. Умеет вести за собой массы. Самый большой недостаток в характере Мансура Мачалаева: это его приверженность всему русскому: языку, культуре и манерам общения. Он считает, что будущее Дагестана только в составе России. Этот недостаток делает его неудобным для нас партнером. Привлечь его на  нашу сторону и доверить ему нашу святую миссию считаю невозможным.
Назир  Мачалаев. Характер кавказский, решительный. Обладает способностями лидера. Физически и духовно крепок. Приверженный исламист, открыто поддерживает связи с духовным управлением мусульман Дагестана. Является основным лидером Союза мусульман Дагестана. Хотя придерживается традиционного ислама, склонен к воинственности     вахабистского толка. Богат. Образован. Женат. Имеет одного сына.
Слабость: деньги и женщины.
Привлечь на нашу сторону необходимо. Считаю возможным доверить святую миссию на Северном Кавказе.
– Слабость: женщины и деньги? – громко повторил Шейх Абдул Вахид аль Мусани. – От этих пороков даже наш пророк не был свободен.
Когда Назир вернулся с хаджа, его навестил Джабраил. И во время беседы как бы невзначай, имам произнёс:
– Уважаемый Назир-хаджи, как ты думаешь о  должности председателя Союза мусульман России?
– Не понял, Джабраил?
– Не пора ли тебе баллотироваться на должность председателя Союза мусульман России?
– На эту должность, наверное, конкуренция слишком большая. Да и ставка высокая.
– Конкуренцию на любом уровне можно преодолеть и любая высота ставок – не проблема, если мы будем действовать вместе.
– А разве, имам Джабраил, мы не вместе действуем?
– Я не имел в виду, нас с тобой вместе с братьями мусульманами Северного Кавказа.
– Чтобы стать председателем Союза мусульман России мы не можем просить помощи совершенно незнакомых людей.
– Почему незнакомых? Все мусульмане – это братья, Назир-хаджи. Они должны друг другу помогать.
– У этих братьев немало своих братьев, желающих занять этот высокий пост.
– Ты прав, Назир-хаджи, желающих много. Место одно. И все братья должны делать ставку на одного и поддержать его во всех отношениях.
– В каких отношениях? 
– В моральном и финансовом.
– Ты думаешь, что мы можем получить такую поддержку?
– Да, Назир-хаджи.
– Кому именно предлагают такую должность?
– Тебе предлагают, Назир-хаджи.
– С какой стати?
– Старшие их считают, что на данном этапе самая лучшая кандидатура – это твоя. 
– Кто это определил?
– Члены экспертной комиссии Союза мусульман России.
– Об этом со мной никто не говорил.
– Я разве не говорю с тобой? Так близко, как я, никто из верующих специалистов из Союза мусульман не знает тебя.
– А кроме тебя?
– А я – не авторитет для тебя? – улыбнулся Джабраил.
– Мы с тобой, Джабраил, – друзья. Мы и так обязаны поддерживать друг друга. 
– Этот вопрос муссировался среди членов экспертной комиссии, но я ждал, пока все члены не придут к единому мнению, я решил не беспокоить тебя.
– Значит, теперь все члены поддержали мою кандидатуру? 
– Да, особенно после хаджа и твоих встреч с авторитетными лицами…
– Скажи прямо, после встречи с Шейхом Абдул-Вахид аль Мусани?
– Да.
– Теперь мне надо собрать необходимую сумму?
– Ничего собирать не надо. Необходимую финансовую и моральную поддержку окажут братья-мусульмане Северного Кавказа и Союз мусульман Дагестана.
– Как же это, Джабраил? Если я – председатель Союза мусульман Дагестана, кто без моего ведома, может оказать финансовую поддержку?
– Твои заместители. Вопрос-то тебя касается. Сам же ты не можешь идти против себя. 
– Этим вопросом ты занимался?
– Ну да, как первый заместитель председателя Союза мусульман Дагестана.
– Мне надо поговорить со старшим братом.
– Поговори. Мне кажется, Мансур возражать не будет, – уверенно сказал Джабраил.
 
***
В тот же день Назир вечером зашел домой к Мансуру и подробно рассказал о предложении братьев-мусульман Северного Кавказа, но утаил факт своей встречи с Шейхом Абдул Вахид аль Мусани.
Мансуру не понравилось, что Назир под различными предлогами втягивается в орбиту братьев-мусульман Северного Кавказа.
– Назир, будь осторожен. Тебя недаром поддерживают братья-мусульмане, за это придётся расходовать огромными деньгами. Смотри, чтобы потом не пришлось поплатиться своими принципами. Помни,   долг красен платежом.
– Почему я должен платить долг? Я у них ни копейки в долг не взял, и не просил. Они сами должность предложили.
– Назир, такие организации вкладывают средства туда, где можно получить наибольшие прибыли. Лучше бы ты не связывался с этими религиозными организациями.
– Мансур, это же религия наших отцов, с детства мы связаны с ней.
– С детства мы свободно молились и не входили в никакую организацию мусульман, где существует диктат. Возьми пример с нашего отца. Он – истинный мусульманин. Каждый день пять раз молится, в год один месяц держит уразу, совершил хадж. И никогда не забывает  раздать садака – делится с бедными частью своего заработка. Но не состоит в никакой мусульманской организации и поэтому живет без проблем с религией и риска для жизни.
– Ты прав, Мансур, он не состоит в никакой организации и поэтому ничего значительного не смог совершить в своей жизни. 
– Достаточно и того, что он вырастил нас, троих сыновей. Дал образование.
– Мансур, он живет так, как живут миллионы других мусульман, о которых мир ничего не знает.   
– А нам что мешает так жить?
– Амбиции. Мне кажется, чем так тускло, невыразительно жить долго-долго на этой земле, лучше вспыхнуть ярче звезды в небосклоне, озарить   ту часть земли, где живешь, и исчезнуть.
– Назир, у тебя, оказывается, амбиции высокого полета.
– Да, ты прав, Мансур, я хочу высоко подняться. Если для этого придется использовать Союз мусульман, я это сделаю.
– Осторожно, мой младший брат, с этими Союзами и организациями. Как они поднимут тебя, так же могут и свергнуть, не спросив тебя. Я боюсь за тебя, мой любимый брат, потому что все такого рода религиозные притязания кончаются большой кровью.
– Но я хочу попытать счастья  на этом пути. Единственный раз в жизни человека попадается такой шанс.
– Ты болен звёздной болезнью, брат. Если ты уж решил пойти таким путем, и я не смог убедить тебя в обратном, мне остается помогать тебе,  как смогу.
Получив благословение старшего брата, Назир устремился в политическую борьбу. На его пути стоял Мухамедшин из Татарстана. Его поддерживал Союз мусульман Татарстана. Башкортостан тоже решил  поддержать Мухамедшина. Эти организации с многочисленными членами, мощными финансовыми фондами были в силах преградить путь Назиру. Некоторые деятели из Союза мусульман Северного Кавказа начали уговаривать Назира, снять кандидатуру. Но Назира, молодого и амбициозного бойца, не пугала финансовая и людская мощь, которая стояла за Мухамедшином. Она даже его подзадоривала. 
Но неожиданно для всех в эту ситуацию вмешался Шейх Абдул Вахид аль Мусани: «Татарстан – это остров. А нам нужен  полуостров. Северный Кавказ – стратегически важный для нас объект. Здесь пересекаются политические интересы многих государств».
Эти слова, сказанные Шейхом на высшем Совете имамов, изменили ход выборов. Председателем Союза мусульман России стал Назир. Его сторонники, как имам Джабраил Карамахинский, предложили Назиру баллотироваться и в депутаты Госдумы Российской Федерации.

***
После избрания Назира Мачалаева председателем Союза мусульман России, в его руках оказалась большая власть и огромные денежные потоки из частных пожертвований, поступающих в мечеть даже от иностранных граждан.
Мачалаев младший ушел из-под влияния старшего брата, который всегда одергивал от необузданных поступков. Мансур потерял контроль над братом, которого он опекал с маленьких лет, поэтому он с тревогой в душе воспринял весть о том, что младший брат избран председателем Союза мусульман России: «Сможет ли мой брат правильно распорядиться этой властью? Он же слишком молодой, духовно еще не созревший лидер мусульман. Назир – это личность с большими амбициями, стремящаяся к власти. Сможет ли он соизмерить свои амбиции с властью и отношением людей к нему? Слишком в молодом возрасте стал лидером единоверцев…»
Назир был на вершине власти над своей бывшей группой единомышленников. «Еще один шаг, ещё один бросок, он сможет получить  право  не воспринимать наши замечания – депутатскую  неприкосновенность в огромной стране, называемой Российской Федерацией»,  – с завистью смотрели на него единоверцы. Об этом хорошо знал и имам Карамахинский, но он всячески способствовал выдвижению кандидатуры Назира в депутаты Госдумы Российской Федерации.
Для достижения этой должности в руках Назира было все: деньги, люди, сподвижники и его личные стремления. Назир заранее купил нужное количество избирателей. За каждый голос он одним заплатил деньгами, другим – продуктами и Назир прошел на выборах в первом же туре. Став председателем Союза мусульман России, и одновременно являясь депутатом Госдумы Российской Федерации, Мачалаев младший оказался для многих его друзей из интерната, недавних партнеров по бизнесу на недосягаемой высоте власти. Вокруг него начали собираться молодые люди, недовольные взяточничеством чиновников; безработные, обиженные властью и те представительные личности, которые преследовали определенные политические и религиозные цели. Но доступ к нему был ограничен. Друзья, родственники с трудом пробивались к нему. Власть и деньги изменили Назира. Появилось высокомерие, нетерпимость к инакомыслящим друзьям и своим оппонентам. Хотя Мансур замечал явно выступающие отрицательные качества в поведении брата, но повлиять на него уже не мог.
Магомед-Расул, Дауд тоже по возможности старались делать замечания Назиру, советовали бороться с высокомерием, но депутат Госдумы Российской Федерации на эти замечания вчерашних друзей не реагировал. Ему казалось, что в советах и замечаниях друзей и близких уже не нуждался. 
Всё лето родители ждали Мансура и Назира с семьями. Хотя Мансур успел два раза навестить родителей, Назир ни разу не посетил их.
Саният отчаянно ждала Назира после того, как он стал «большим человеком» – председателем Союза мусульман России. Она гордилась сыном.  Но лето прошло, Назир так и не приехал в селение. Вскоре мать узнала, что сын «блестяще» защитил диссертацию на степень кандидата экономических наук, что он стал почетным членом Академии наук.

***
В один из октябрьских дней с утра туман расправил свой серый шатер над аулом Чугли. Аул неохотно просыпался от утреннего сладкого сна, прерванного дружным пением петухов. Женщины после утреннего намаза стали выводить на выпас коров. К петушиным пениям прибавились мычания коров, перекликающих друг с другом.
Саният повела своих двух коров до края села. Забрав из ниши хлева двухлитровый кувшин парного молока, она вернулась домой.
Мачалай после утренней молитвы, выглянул в окно. Увидев ползущий по улицам сизый осенний туман, решил не выходить на годекан. Он вернулся на свое место в углу комнаты, где еще лежал молитвенный коврик темно-красного цвета с рисунком святой Каабы. Присев на коврик, он закрыл глаза, негромко повторил святые хадисы из Корана.
– Мачалай, ты что? Плохо себя чувствуешь? – спросила Саният.
– Ты чего каркаешь, старуха?
– После молитвы ты повторно молишься и не вышел, как обычно, на  годекан…
–  Погода показалась нелетной.
– Нашелся мне летчик! – улыбнулась Саният. Ее насмешили слова старика-мужа.
– Для нас, Саният, хватит одного летчика из семейства Мачалаевых.
– Чем ты недоволен, старик? Что тебе не нравится, что наш сын летает на самолете?
– Мне не нравится, Саният, что наш сын не может отличить сельских коров от туров.
– Каких еще туров?
– Диких горных козлов.
– Откуда ты знаешь, что наш сын не может отличить коров от туров? 
– Оттуда, Саният, что твой сын недавно из вертолета обстрелял на сельском пастбище коров из соседнего аула.
– Может быть, случайно. Бывает, что в жизни случается и ошибка. В  непогоду, видимо, нелегко отличить с высоты полёта туров и пасущихся в горах коров…
– Твой сын родился и вырос в горах, чтобы не мог отличить коров от диких туров!
– Может быть, было плохо видно…
– Вертолеты, Саният, летают низко, и как на ладони бывает видно, что происходит внизу, на земле.
– Как будто ты много летал на вертолёте и видел, что происходит на земле.
– Немного, но раза два-три летал. Когда к нам, в селение, автобус по гололёду не мог доехать, нам, пассажирам, предоставили рейсовый вертолет.
– Ну, Мачалай, как можно сравнить старый рейсовый вертолет с новым скоростным вертолетом, на чем прилетал наш Назир?
– Какая разница, вертолет новый или старый?
– Большая разница, Мачалай, очень даже большая. На старом могли летать все сельчане, глухонемой Аскер, который абсолютно не слышит гул вертолёта. 
 – Но никто, кроме твоего сына, ни из старого рейсового вертолета, ни  с нового скоростного вертолета не обстрелял коров. Ты знаешь, старуха, почему?
– Скажи, узнаю.
– Потому что все пассажиры вертолётов живут среди людей, ходят по  земле, а не витают в облаках, как твой сын!
 Мачалай возмущался не от того, что ему пришлось заплатить ущерб, нанесенный сыном жителям соседнего села, а потому что он, как человек, воспитанный в традициях горцев, привык уважать человека любого ранга, несмотря на его положение и занимаемую должность.
Возмущался он поступком сына и потому, что Назир после того случая не извинился перед хозяевами коров. Мачалай привык уважать человека, несмотря на то, беден он или богат. 
– Шеф, в милиции лежит жалоба, написанная на тебя, – улыбнулся Бадави, телохранитель Назира.
– Кто же этот смельчак?
– Хозяин коровы, которую в прошлое воскресенье мы убили в горах.
– Наверно, Бадави, хозяин коровы не знает, кто такой Мачалаев Назир. Фамилию заявителя ты случайно не узнал?
– Некий Мулла-Али из соседнего села, где ты раньше работал учителем.
– Понятно. Это бывший имам села Урцаши.
– Ты знаешь его?
– Да, давнишний противник.
– Между прочим, шеф, Твой отец попросил извинения у хозяина коровы и возместил ущерб.
– Это похоже на моего отца, добродушного мусульманина, порядочного горца. Он не любит обижать людей.
– Видишь ли, Бадави, какие неблагодарные люди живут в нашем крае? Я защищаю их интересы в Государственной думе. А они из-за какой-то коровы пишут жалобы в милицию. Хорошо, что в Госдуму России не написали, – улыбнулся Назир. – Придется этого наглеца наказать, чтобы больше неповадно было писать жалобы.
– Это, шеф, наша забота. Любого наглеца мы поставим на место.
– Мулла-Али давно путается у меня под ногами. Надо с ним конкретно разобраться. Он думает, что я – тот самый добродушный сельский учитель.
– Шеф, в чем проблема? Поручи нам это дело, мы сделаем так, чтобы Мулла-Али не только забыл твоё имя, но и свое собственное не вспомнил.
– Назир, завтра в Кумухе открывается фестиваль лакской песни, спонсором которого является Мансур, – вмешался в разговор Муса.
– Мой брат решил помочь раскрыться талантам лакского народа?
– Да. Твой брат помогает, вернее, спонсирует это мероприятие, чтобы вывести на республиканскую арену талантливую молодежь нашего народа. Поэтому народ уважает и почитает Мансура.
– В отличие от меня, хочешь сказать, Муса? – саркастически улыбаясь, Назир посмотрел на своего телохранителя, высокорослого молодого человека, с большими, как лопата, ладонями.
От сделанного замечания Мусы черные густые брови нахмурились, придвинулись на переносицу, а карие глаза, не моргая, посмотрели на Назира: «Ты что, мои мысли читаешь?».
– Да нет, Назир. Разве ты меньше делаешь добро для всех мусульман Дагестана? 
– Видишь ли, Муса, в масштабах республики, что я делаю для мусульман, мало кто замечает. А мой брат умно делает. Он тратит свои средства и силы, чтобы поддержать один лакский народ. Лакский народ это хорошо понимает. Поэтому на каждом шагу, на каждом годекане хвалят его и одобряют его поступки.
– Это разве плохо, если люди помнят добрые намерения твоего брата,  если люди ценят благородные помыслы  Мансура? Наверно, Назир, такое благодарное отношение лакцев к его деятельности нравится и твоему брату.
– Кому это может не понравиться? Может, и мне проскочить в Кумух и присутствовать на фестивале?
– Это было бы хорошо, Назир. Ты знаешь, какие красотки там будут… – заинтриговал Назира Муса. – Может, найдутся среди тех, кто будет выступать на фестивале, и такие, кто сможет украсить твой «гарем». 
– Давай, Муса, насчет таких красавиц держи язык за зубами, если не хочешь его потерять, – грубо посмотрел Назир на своего телохранителя.
Муса знал, как Назир быстро и неожиданно исполняет свои угрозы.
– Я виноват, Назир, прости. 
– У мужчин, Муса, должны быть любовницы. Это вполне допустимое поведение. У нашего пророка было их одиннадцать. Наподобие других арабских вельмож, он гарем не создавал, а называл их законными жёнами. Раз сам пророк Аллаха имел десяток любовниц, почему бы рабу Аллаха, Назиру, не иметь хотя бы одну любовницу? 
Муса, молча, выслушал аргументы Назира: «И вправду, он мне один раз отрежет язык. Это сделать ему будет нетрудно. Стоит ему пальцем показать, как его опричники моментально приведут в исполнение немой приказ хозяина. Угораздило меня заговорить о «гареме». Это же правда.  Как не назвать гаремом сауну Биби-ханум, где он нанял пять красавиц?    Он же чуть ли не каждый вечер развлекается с ними. Но никто об этом не может ему сказать. И ты, Муса, как и все, молчи, если хочешь жить спокойно в это опасное время», – рассуждал Муса, прислушиваясь к  своему внутреннему голосу.
– Ты что-то притих, Муса. Ничего не говоришь. Может, ты испугался, что тебе язык отрежут? – засмеялся Назир.
– «Береженого Бог бережет», – говорят мудрые люди. Ты правильно сказал, что свой мягкий язык лучше держать за  крепким штакетником зубов.
– День ото дня, Муса, ты становишься мудрым, умным и осторожным.
– Рядом с таким, всеми уважаемым молодым мудрецом, мало-мальски, но набираешься мудрости.
– Ты называешь меня молодым мудрецом?
– Кого среди дагестанцев найти мудрее тебя, который в таком возрасте стал лидером мусульман России.
– Ты прав, Муса, должность у меня высокая, но очень ответственная. Ты думаешь, что мне очень легко приходится решать вопросы мусульман в окружении большого христианского мира? Когда вокруг тебя много атеистов – могущественных противников ислама? Когда каждое преступление, совершающееся на Северном Кавказе, приписывается на так называемых «исламских экстремистов»? Когда идея о разгуле «исламских экстремистов» широко подхватывают все средства массовой информации России и Европы?
– Я понимаю тебя, Назир, чтобы решить такие глобальные проблемы мусульманского мира в России, когда явно и тайно твоей работе мешают большие влиятельные люди, надо иметь большое мужество, ум и кропотливый труд. Несмотря на такие трудности, ты сумел решить немало вопросов, имеющие актуальное значение для мусульман России.
– Если бы ты знал, Муса, сколько еще нерешенных вопросов впереди. Многие думают, что, потратив огромные средства, я зря стал депутатом Госдумы Российской Федерации. Некоторые думают, что я стал депутатом ради престижа. Даже мои недруги говорят, что я стал им, чтобы прикрывать «свои незаконные» действия депутатской неприкосновенностью.
– Ну что ты, Назир, кто может такое неприятное обвинение предъявить в ваш адрес?
– Зато скрытно, как змеи, умудряются это делать, распространяя нелепые слухи.
– Назир, слухам верить нельзя. Пусть попробуют, это выразить открыто. Мы таким наглецам языки вырвем!
– Открыто говорить, Муса, им надо мужество иметь. А подлецам явно всегда мужества не хватает. Беда в том, что эти подлецы, в основном, –  бывшие мои друзья. Одни из них школьные, другие – спортивные.
– Они, Назир, завидуют. Такому высокому положению, которое ты занимаешь в обществе. На это не стоит обращать внимание.
– Мой брат, Муса, всегда повторяет слова древних мудрецов: «Избавь меня от бывших друзей, а с врагами я и сам справлюсь».
– Красиво сказанные слова, Назир. С врагами воевать легче, с друзьями – труднее. 
Беседуя на отвлеченную тему, Назир со своим кортежем, сопровождающим его, незаметно доехал до Кумуха.
Когда кортеж черных джипов-иномарок остановился перед Дворцом Культуры, все собравшиеся во главе с администрацией района бросились   встречать высокого гостя – лидера мусульман России, депутата Госдумы.
– Ассаламу алейкум, уважаемый джамаат! – поприветствовал встречающих Назир.
– Ваалейкум салам, наш защитник и покровитель! – ответил имам Кумуха, ждавший духовного лидера мусульман России.
– Мы рады видеть Вас на земле Ваших предков, Назир Мачалаевич! – глава администрации района, бывший чемпион Дагестана по шашкам,  Али-Султан обеими руками пожал руку высокого гостя.
За ним весь чиновничий отряд района за руки поздоровался с Назиром.
 Окруженный с двух сторон: с одной стороны чиновниками с  администрации района, а с другой – имамом Кумуха и его учениками, Назир прошёл в большой зал Дворца Культуры района, где уже собрались участники фестиваля «Лакские песни» и зрители.
Назира и его телохранителей пригласили в ложи для почетных гостей.
Вскоре на сцену поднялся Али-Султан и объявил:
– Дорогие участники фестиваля «Лакские песни», приглашенные и гости! На сегодняшнем нашем мероприятии присутствует один из авторитетных политиков не только в Дагестане, но и в России, лидер мусульман России, депутат Государственной Думы Российской Федерации Мачалаев Назир Мачалаевич!
Али-Султан похлопал, весь зал встал и зааплодировал речам.
Назир приподнялся, положив правую руку на область сердца, поклоном головы ответил всем приветствующим. После небольшой вступительной речи ведущий объявил имя участника концерта. На сцену вышла молодая женщина и спела песню, восхваляющую братьев Мачалаевых. Назир на это не обратил особого внимания. Его не интересовали песни, пляски. Он осматривал каждую молодую участницу оживленным взглядом, как опытный жокей осматривает скачковых коней. Пока на сцене не появилась ни одна певица, которая могла привлечь внимание духовного лидера. Он почти скучал: ему надоели однообразные песни, давно знакомые мелодии, повторяющиеся слова. Разочарованный, он собирался покинуть фестиваль.
Вдруг на сцене появилась длинноногая юная девушка в голубом платье. Её черные волнистые волосы покрывали тонкие плечи, словно бахрома переливающейся шали. Белое, молочного цвета лицо, прямой аккуратный нос, алые губы, похожие на лепестки розы, делали её похожей  на портрет, нарисованный великим художником. Она, как пугливая серна, удивленно, но гордо посмотрела в зал, заполненный до отказа. Зрители, шумевшие, как бурная река в дождливую погоду, вдруг притихли,   обратив свои взоры на красавицу, смущённо стоящую на сцене.
Когда в такт музыке она запела, зал замер, очарованный красотой певицы и ее бархатным мягким голосом. Зал слушал её, впитывая в себя  каждое слово из песни. Притих и Назир. Ему понравилась и певица, и её песня. 
Когда песня закончилась, зал взорвался овациями. Зрители хлопали, топали ногами, свистели, вызывая певицу на «бис», но юная исполнительница народной песни не вышла больше на сцену.
– Кто эта горная антилопа? – Назир повернулся назад и спросил у Мусы.
– Я сейчас, Назир, пойду и узнаю, – Муса встал и незаметно исчез из зала минут на десять. Так же незаметно он появился за спиной Назира.
– Шеф, она – дочь бывшего имама. В этом году окончила одиннадцать классов, – проговорил на ухо Муса.
– Ты кого спросил? – Назир недовольно посмотрел на Мусу.
– Не волнуйся, шеф. Источник информации – свой человек. Муса – не дурак, у чужих людей о таких делах не будет спрашивать, – опять на ухо прошептал Муса.
– Ладно, Муса, забудь об этом. 
Назир задумался. Он даже не услышал, о чём объявлял конферансье. Не услышал голос следующей певицы. Его мысли были заняты юной  певицей. Она обворожила его своей невиданной естественной красотой, как казалось Назиру.  Всё остальное, что происходило во Дворце Культуры, его уже не интересовало. 
– Муса, узнай о той певице больше. Я хочу помочь ей выйти на республиканскую арену. Такому таланту не место в сельских Дворцах культуры или на свадьбах. Она, мне кажется, редкое создание, с очаровательным голосом. Ее должна слушать вся республика.
– Только если она сама захочет, шеф…
– Найди веские аргументы, Муса, я что ли должен учить тебя?
– Понял, шеф, – Муса, получив согласие шефа, действовать, не имея  ограничений, пошел разрабатывать план дальнейших действий. С двумя другими телохранителями начал «изобретать» разные способы, чтобы заманить юную красавицу в город.  Вдали от родных и близких легче было заставить её делать то, что захочет шеф.
Для такого случаев, чтобы самим телохранителям не засветиться, Назир держал, так называемых, теневиков. О них не знали даже некоторые работники охраны Назира. Все щепетильные дела поручались им, но их никогда и никто не видел около Назира.

***
– Алибек, есть поручение, – позвонил Муса.
– Я слушаю.
– Под номером восемь выступала одна особа, узнай подробно о ней.
– Больше ничего?
– И еще, подумай, каким образом можно завлечь ее в город.
– Для чего?
– Чтобы продвинуть на республиканскую арену новые таланты. 
– А если она откажется?
– Отказ не должен быть.
– Понятно.
– Сколько времени для этого тебе потребуется?
– Максимум один час.
– Есть у тебя один час. Действуй.
Пока концерт во Дворце Культуры Кумуха не закончился, Алибек разыскал подругу юной певицы.
– Сакинат, вот тебе сто долларов, познакомь меня с твоей подругой-певицей.
– С Маржанат? – увидев сто долларов, Сакинат обрадовалась.
– Да, с ней.
– Зачем она Вам?
– Я из телевидения. Хочу предложить ей работу солистки на телевидении.
– Это правда? Я тоже хотела бы работать на телевидении, – улыбнулась Сакинат.
– Если хочешь, и тебе могу помочь устроиться на работу. Но пока выполни мое поручение. 
– Она-то будет рада работать на телевидении солисткой, но отец вряд ли разрешит ей.
– А кто ее отец?
– Вы его, наверное, не знаете. Его зовут Мулла-Али. Бывший имам в селении Урцаши.
– Интеллигентный человек, он, думаю, не будет против, чтобы дочка работала солисткой на телевидении.
– Человек он очень строгий. Может и согласиться. Я не знаю, правда. Могу только познакомить Вас.
– Неудобно в зале, на виду у всех, подходить к молодой красивой девушке. Люди могут подумать нехорошо, тем более, как ты говоришь, если отец ее – человек очень строгий.
– А как тогда познакомить Вас?
– Ты ее незаметно выведи после концерта. Недалеко от Дворца Культуры будут стоять белые жигули. В машине и познакомимся. 
– Это ещё более неудобно, сесть в машину к незнакомому человеку.
– Извини, Сакинат, забыл представиться. Магомед-хаджи, корреспондент Дагестанского телевидения.
– Такой молодой, уже в хадже были? – кокетливо улыбнулась Сакинат.
– Да, Сакинат, был и в хадже. Отец у меня – очень верующий человек. Он старался воспитать меня в строгих правилах ислама.
«Раз благородно воспитанный молодой человек успел побывать в хадже, значит, можно доверять ему», – подумала Сакинат. Она не заметила ничего подозрительного в молодом «корреспонденте телевидения». 
После концерта состоялась церемония награждения лауреатов фестиваля дипломами и ценными подарками. Маржанат вручили диплом первой степени и «особо ценный» подарок – конверт с деньгами. Сакинат поздравила подругу и обняла:
– Ай, подруга, тебя ждет еще один подарок, – сказала она на ухо певицы.
– Какой еще подарок? 
– С тобой хочет познакомиться корреспондент телевидения и пригласить тебя на работу солисткой Дагестанского телевидения. Ты понимаешь, подруга, солисткой республиканского телевидения. Скоро ты станешь знаменитой певицей в республике. Весь Дагестан будет тебя слушать и аплодировать! – Сакинат с восторгом стала рисовать радужное будущее подруги. Ничего плохого не подозревая, Сакинат подвела подругу к «её будущему протеже».
Не предупредив никого, Маржанат, как под гипнозом поплелась за подругой.
– Вот его машина, пошли. Там ждет он тебя.
– Кто он?
– Корреспондент ТВ.
– Ты хотя бы знаешь его? – усомнилась Маржанат.
– Знаю, подруга. Его звать Магомед-хаджи. Недавно был в хадже.
–  Тогда пошли, – проговорила Маржанат.
Обе девушки сели на заднее сидение. За рулем сидел «корреспондент». Он повернулся, улыбаясь:
– Поздравляю, Маржанат, тебя с первым местом на фестивале «Лакские песни». Ты очень красиво пела и покорила весь зал своим соловьиным голосом. Тебе, наверное, Сакинат рассказала, что мы хотим пригласить тебя солисткой на телевидение, – произнес «корреспондент», не давая Маржанат что-либо ответить.
– Я же без разрешения отца не могу уехать в город.
– Нет проблем, поедем сейчас к твоему отцу. Он – интеллигентный человек, бывший имам. Я думаю, он не откажет дочери стать знаменитой певицей Дагестана, – «корреспондент» завел машину.
– Я не хочу беспокоить отца, – Маржанат попробовала возразить.
– Зачем откладывать на завтра, – сказал Магомед-хаджи, и машина сорвалась с места.
Когда они отъехали немного, к ним подсели еще двое ребят. Они сели на заднее сидение, зажав обеих девушек.
Маржанат почувствовала что-то нехорошее в намерениях ребят. Но уже было поздно. Машина на бешеной скорости направилась за околицу.
Девушки начали кричать, плакать, требуя остановить машину.
– Заткните им рты! – не выдержал «корреспондент».
Подсевшие ребята, открыв баллончик эфира, накапали на тряпки и ими закрыли дыхание девушкам. Скоро прекратились крики, слезы. Девушки заснули. А машина по горным серпантинам помчалась вниз, замедляя скорость на крутых поворотах, спускающихся с гор на прикаспийскую низменность.
– Зачем ты и вторую прихватил, Алибек?  Это же в наши планы не входило, – недовольно спросил молодой человек, сидящий сзади.
– Без неё невозможно было заманить певицу. 
– Теперь что с твоей помощницей делать?
– Её устроим на телевидение.
– Кем ты хочешь её устроить на телевидении? Она каким-нибудь  талантом обладает? 
–  Для уборщицы талант не нужен.
– Кто тебя попросил найти уборщицу на телевидении?
– Может быть, нужна им такая работница.
– Ладно, теперь зачем об этом спорить, немало таких безработных девушек в городе. Одни – на базаре, другие – в борделе. Ей тоже найдется место среди них. 
– Мы по дороге должны избавиться от неё. Нам лишние свидетели не нужны.
– Как это, Махач, по дороге избавиться? Ты решил прикончить её?
– Зачем убивать её? Надо высадить её, где есть больница, сдать её, как больную.
– Вы что, ребята, сумасшедшие? Потом вас могут опознать, – возразил Алибек.
– Успокойтесь, когда доедем до Буйнакска, этот вопрос я сам решу, –  Махач взял на себя эту проблему.
 Доехав до города, Махач попросил остановить машину возле автостанции. Из машины, как сонную муху, вытащили Сакинат, посадили её на скамейку. Махач нанял двух молодых подвыпивших людей. Заплатил им каждому на бутылку «белого» и попросил, вызвав «Скорую», сдать больную девушку в больницу.
– Начальник, Вы забыли дать нам на закуску, – напомнил один из молодых людей.
– И на закуску будет, а пока занесите девушку в зал и положите на скамейку, – сказал Махач.
Молодые люди выполнили своё обещание.
– Ребята, откуда она? Что с ней? – сестра попыталась узнать от молодых людей.
– Сестричка, спросите у неё самой, – бросили они реплику и завернули в переулок.
Медсестра со «Скорой» попросила их помочь занести больную в машину. 
– Сестричка, за эту работу зарплату тебе дают, – сказали они и исчезли за переулком.
– Господи, до чего мы дожили… Как эта перестроечная политика загубила в людях доброту и милосердие… Человеку, попавшему в беду, некому помочь.
Врачи в реанимации откачали Сакинат от наркоза. До утра она находилась в горбольнице. Утром выписалась и уехала домой.

***
С вечера Мулла-Али тревожно ждал возвращения дочери с фестиваля, искал её у родственников, соседей, у её подруг. С женой ночью ходил к художественному руководителю Дворца культуры, чтобы узнать, почему Маржанат домой не вернулась.
– Она со своей подругой с райцентра ушла после выступления. Наверное, она осталась ночевать у подруги. Утром она вернётся. Успокойтесь, не переживайте, – худрук Хадижа решила успокоить родителей Маржанат. – Ложитесь спать.
– В полночь в Кумух не поедешь. Да и неудобно стучаться к чужим спящим людям поздней ночью.
Хотя Мулла-Али лег спать, до утра он не смог сомкнуть глаза. Почему-то на душе было тревожно.  Нехорошие мысли бродили в голове. Придумывая разные способы, он старался отвлечься от назойливых мыслей, но не мог.
Встал он рано, на рассвете, помолился и веско просил Бога вернуть его единственную дочку. Закончив молиться, он поспешил встретить рейсовый автобус из районного центра.
Когда из автобуса не вышла Маржанат, тревожные мысли в голове у Мулла-Али усилились. Он вернулся домой раздраженный, растревоженный и злой на весь мир и тут же накинулся на жену.
– Я же тебе говорил, что ей не нужны поездки на фестиваль. Просил, чтобы ты оставила готовиться для поступления в ВУЗ, а когда ВУЗ закончит, сама может решить, где и чем ей заниматься! Сколько раз я тебе говорил, что ей песни и танцы не нужны. Ты меня не послушала: «У дочери талант». Вот до чего довёл талант... Автобус уже приехал, а дочери нет. Иди, узнай у худрука Хадижи, что за подруга её увела и где живет она.
– Хорошо, Али, не волнуйся, она вернется, – сказала Патимат, хотя у самой сердце разрывалось от тревожных мыслей. Хадижа была уже на работе. Как зашла Патимат, Хадижа спросила:
– Маржанат не вернулась?
– Не вернулась, Хадижа, мы с Али очень волнуемся. Не сможешь ли ты сказать адрес подруги Маржанат, с которой она ушла. 
– Я же, Патимат, не знаю, откуда она и как её звать. Я видела её с Маржанат, но спросить, кто она неудобно было. Знаю, что она из Кумуха. И всё. Я спрошу о ней у работников районного Дворца культуры, – пообещала Хадижа и вышла.
Патимат вернулась домой без информации о дочери. Мулла-Али окончательно расстроился и решил заявить в районное отделение МВД.
Через полчаса, после возвращения Патимат, пришла Хадижа с неутешительной информацией:
– Подруга Маржанат тоже со вчерашнего вечера домой не вернулась. И её родители тоже думали, что она уехала с Маржанат к вам в гости.
– Значит, обе потерялись, – Мулла-Али пришёл к тревожному заключению.
– Так бывает что ли, люди! Взрослая дочка потерялась, как ягненок! – начала рыдать Патимат. На её крик собрались соседи, родственники.
В отделении милиции отца попросили подождать три дня, а если не вернётся, потом написать заявление.
К вечеру Сакинат вернулась домой. Узнав об этом, Хадижа побежала к  Мулле-Али. Мулла-Али с женой поехали к подруге Маржанат.
– Корреспондент из Дагестанского телевидения увез Маржанат в Махачкалу, он пообещал ей работу солистки Дагтелевидения. Нам обеим он  пообещал работу. В машине мне плохо стало. Я потеряла сознание, и меня они сдали в больницу. Очнулась я в городе Буйнакске, – рассказала Сакинат.
– Как она могла уехать в Махачкалу, не спросив нас, родителей? Даже по телефону ничего не сообщила… – начала возмущаться Патимат.
У Муллы-Али сердце начало колотиться в груди. На душе стало еще тревожнее. Он подозревал, что что-то с его дочерью случилось: «Она никогда не позволила бы уехать с незнакомым человеком, не предупредив родителей. Значит, ей не дали сообщить родителям. Ее увезли без её согласия? Если она жива и свободна, с утра позвонила бы домой. Нет, здесь что-то неладное».
Мулла-Али опять поспешил в милицию, сообщил информацию, полученную от Сакинат.
– Не волнуйтесь, Мулла-Али, раз одна нашлась, вторая тоже найдется. Это даже хорошо, если ваша дочь станет солисткой Дагестанского телевидения, – дежурный милиционер начал успокаивать Муллу-Али.
– Патимат, поеду в Махачкалу, на телевидение, найду этого корреспондента и посмотрю в глаза этому подлецу, который увез нашу дочь без нашего согласия. Ты поезжай домой, на автобусе, жди меня с дочкой, – глухо, с волнением выговорил Али. Дыхание у него перехватило, будто у него в горле застрял комок сухого хлеба. Он старался сохранить тонкую, как ниточка, надежду увидеть любимую дочку живой и невредимой: «О Аллах, что ты делаешь со мной? Я же еще не оправился  от одного удара. Меня же недавно прилюдно оскорбили, обозвав вором. Украв мой паспорт, взяв кредит, подлец купаются в роскоши, а меня до сих пор таскают по судам. Вот и второй удар…. Неужели не увижу свою дочь живой и беззаботной? Моя красавица Маржанат! Где же ты? Помоги же, Всемогущий, найти мне её…»
Мулла-Али готов был стать на колени и просить у людей, чтобы ему вернули любимую дочь. С Кумуха до Махачкалы среди радостно смеющихся, громко общающихся пассажиров он один ехал с мрачным видом. 
Директор телевидения «Дагестан» очень вежливо принял Муллу-Али: 
– Отец, Вы с каким вопросом ко мне?
– Я ищу свою дочь, которую вчера Ваш работник пригласил на работу.
Директор вызвал инспектора по кадрам.
– Галина Васильевна, вчера или сегодня кто-нибудь на работу к нам поступал.
– На какую работу имеете в виду?
– Она поет. Она на фестивале «Лакские песни» заняла призовое место. Её сразу после фестиваля увезли из Кумуха, – сказал Мулла-Али.
– Такая солистка к нам на работу не поступала.
– Как она могла не поступать, если сам Ваш журналист, который присутствовал на фестивале, увёз её? – Мулла-Али удивленно посмотрел на инспектора отдела кадров.
– Кто из наших работников был вчера в Кумухе, на фестивале?
– Я не знаю, Магомед Мусаевич.
Директор попросил узнать об этом секретаря. После проверки, секретарь сообщила:
– Магомед Мусаевич, вчера на фестивале «Лакские песни» присутствовала Анжелла Калаева.
– А мою дочь увёз Ваш журналист Магомед-хаджи.
– У нас такого журналиста по имени Магомед-хаджи нет, отец. Вы  его видели?
– Нет, не видел. О нем сказала подруга моей дочери, которая была с ней.
– У нас в телевидении такой журналист не работает. Вы обратились не по адресу, отец, – Магомед Мусаевич вежливо проводил Муллу-Али.
«Значит, мою дочь похитили?!» – страшные мысли стали будоражить Муллы-Али. С таким страшным вопросом Мулла-Али, не помня себя,  появился в МВД республики. Там отцу девушки посоветовали обратиться в свое районное отделение МВД с письменным заявлением.
К вечеру он, подавленный горем, разбитый усталостью, вернулся домой.
– Ну, нашел нашу дочь? Она устроилась на работу в телевидение? – Патимат встретила мужа вопросами.
Мулла-Али в ответ еле выговорил страшные для Патимат слова:
– Нигде нет нашей дочери.
– Как это нет?! Не может этого быть! Ведь её пригласил журналист на работу, на телевидение! Ты нашел этого журналиста? Его же зовут Магомед-хаджи.
– На телевидении, Патимат, нет такого журналиста.
– Что ты этим хочешь сказать, Мулла-Али?! – зарыдала Патимат.
– Я хочу сказать, что нашу дочь, по всей вероятности, похитили. 
– Значит, это правда, что говорят односельчане? 
– Ты о чем, Патимат?
– О том, что ты получил миллиардный кредит из банка и поэтому украли нашу дочь, чтобы потребовать выкуп.
– Ты же знаешь, что это неправда. Я никакие миллиарды не получал!
– Я-то знаю, но похитители не знают, что ты не получал их, что у тебя паспорт украли. 
– Я чувствую, что нашу дочь украли те же люди, которые забрали мои документы. Люди, которые похитили банковский кредит. Эти люди из окружения Мачалаева. Но доказать я этого не могу. Достучаться к властям невозможно. Что мне теперь делать? Я не знаю, где искать дочь. Хочется повеситься от отчаяния.
– Ты что, Али? Бойся Бога. Ты – имам сельской мечети. Как могли прийти в голову такие мысли? – испугалась Патимат.
– Извини, это вырвалось у меня от безысходности. Зная своего обидчика, я не могу наказать за поруганную честь, не в силах отомстить за обиды.
– Потерпи, Али. Мы не знаем, что завтра будет с нашим обидчиком. Если сам не сумеешь отомстить, есть высший суд. Суд Всевышнего. От этого суда он не откупится.
– Ты предлагаешь, чтобы я все свои проблемы и долги оставил на суд Бога?
– Я этого не сказала, Али. Я попросила, чтобы ты не спешил. Повремени немного. Не всегда этот поддонок будет депутатом. Не всегда его будут охранять нукеры. За одну человеческую жизнь мир меняется много  раз. Вот увидишь, что с этим подонком будет…   – Патимат решила успокоить мужа, хотя у самой сердце плакало кровавыми слезами.
Мулла-Али не мог найти себе места. Чувства оскорбленного человека   искали выход из тяжелого положения. К Мулле-Али зашел сосед Вазир.
– Сосед, какие новости о Маржанат? 
–  Никаких следов.
– Надежду, сосед, не теряй. Все равно найдется. Она же – не иголка, чтобы потеряться в стоге сена.
– Единственное утешение, Вазир, – это надежда на Бога. Я думаю, Он не оставит своего раба без помощи. 
Вазир подумал: «Почему ни одно животное, ни один зверь: будь это лев – самый сильный зверь, будь это обезьяна – умница, будь это заяц – самый трусливый зверёк не ждет помощи от Бога. Каждый из них самостоятельно старается решить свои проблемы.
Самый умный, самый сильный из живых существ, человек не может жить без надежды на Бога? Почему одному человеку нужен Бог? В чем секрет этого явления?  Даже маленький трусливый заяц больше доверяет своим ногам. Он, при смертельной опасности, старается как можно быстрей убежать от врага. Почему-то Бог придумал Рай и Ад только для человека». Но вслух произнёс:
– Бог, сосед, милостив и милосерден. Он один может подсказать верное решение, – сказал Вазир.
– От нас, Вазир, Бог в последнее время отвернулся. Один за другим посылает испытания. Мы еще не оправились от одной неожиданной беды – не полученных нами кредитов, опять грянула вторая беда, – заплакала Патимат.
– Не удалось выяснить, кто воспользовался твоим паспортом и получил кредит?
– Следователь сказал, что «Нет свидетелей, подтверждающих, что Мачалаев и его друзья забрали твой паспорт». Представляешь, в нашем селении не оказалось ни одного мужчины, который подтвердил бы этот факт, хотя все прекрасно знают, что они меня избили и документы забрали…
– Почему, сосед, так плохо думаешь об односельчанах?
– Как еще думать, если даже сельсовет отказался подтвердить этот факт, хотя он был явным очевидцем.
– Например, Мулла-Али, я готов хоть сегодня поехать с тобой к следователю и подтвердить, что твой паспорт забрали телохранители Мачалаева.
– Спасибо, Вазир, хотя наша милиция, как говорит Патимат, ничего не сделает против человека, у которого много денег и немало нукеров, но я хотел бы доказать следователю Султану, что говорю правду.
– Не переживай, сосед, я поеду с тобой к следователю и подтвержу, что твой паспорт забрали телохранители Мачалаева.
На следующий день Мулла-Али с Вазиром появился в кабинете следователя Султана.
– Уважаемый следователь, я хочу доказать Вам, что я говорил правду и для подтверждения привел свидетеля-очевидца тех событий, при которых Назир Мачалаев и его телохранители забрали мой паспорт.
– Вазир, ты готов дать показания, кто из помощников Мачалаева забрал паспорт Муллы-Али?
– Кто взял паспорт точно не могу сказать, потому что они были в масках и в форме ОМОНа. Один из них сначала потребовал у моего соседа паспорт и, убедившись, что перед ними Мулла-Али забрали документ, а его самого около школы избили.
– Вазир, ты готов изложить свои показания против помощников Мачалаева на бумаге? – саркастически улыбнулся Султан.
– А что, телохранителям Мачалаева и самому Мачалаеву законы не существуют? – возмутился Вазир.
– Я этого не сказал.
– Не сказали, но дали понять, господин следователь.
– Вазир, не обижайся. К сожалению, некоторые фермеры района утверждают, что Мулла-Али взял кредит.
– Я за фермеров не отвечаю. А что касается меня не только здесь, но и на суде готов подтвердить, что Мулла-Али не получил кредит. Его подставляют те, которые забрали его паспорт и получили кредит.
– Ты это можешь изложить на бумаге и подписаться, – сомнительно посмотрел следователь на Вазира.
– Да я готов, – Вазир взял у следователя бумагу и ручку. Изложил показания в пользу Муллы-Али.
Вазир и Мулла-Али, выйдя из кабинета, направились в чайхану, расположенную недалеко от отделения милиции.
Султан подумал: «Жаль этого мужественного молодого человека, решившегося доказать правду. Если узнают  опричники Мачалаева, могут искалечить его. Вряд ли они дадут Вазиру появиться на суде, как свидетелю Муллы-Али».
И в свою очередь Мулла-Али тоже сожалел: «Зачем я привел своего свидетеля к следователю? Бандиты с большой дороги, в чьих руках сегодня сосредоточились большие деньги и огромная власть, теперь начнут    угрожать Вазиру. Не лучше ли порвать показания Вазира и не втягивать его в мои личные проблемы с Мачалаевым? У Вазира двое детей. Если с отцом что-нибудь случится, я не смогу посмотреть в глаза его детей…»
– Вазир, давай, сынок, вернемся к следователю и заберем твои показания.
– Зачем?
– Ты понимаешь, Вазир, если с тобой что-нибудь случится, я потом себе простить не смогу.
– Что может со мной случиться? Я разве неправду написал?
– В том-то и дело, Вазир, что ты правду написал. Я боюсь, что за эту правду ты пострадаешь.
– Если каждый раз, боясь пострадать за правду, будем молчать, тогда как может она существовать в этом мире? Если каждый из нас будет предавать правду, как же ее сохранить для наших детей?
– К сожалению, сынок, ее и продают из-за страха, и продают за деньги.
– Не все.
– К нашему стыду, Вазир, тех, кто её не предает, становится всё меньше и меньше. Поэтому найти сегодня правду, особенно во властных коридорах, становится невозможным. Сегодня, Вазир, у каждого своя правда. За общую правду страдать никто не хочет.
– За общую правду никто не будет страдать, если общество будет защищать правдолюбцев.
– Общество сегодня бессильно опускает руки перед ворами и бандитами-нарушителями общественного порядка, а честный порядочный член общества вынужден защищаться самостоятельно.
– Если Вы, активный член общества, к тому же имам села, так говорите, тогда что остается делать пассивной части общества? – Вазир удивленно посмотрел на Муллу-Али.
–  Эта «пассивная часть общества» и дает возможность бандитам и ворам, организованным в группы, подчинить своей преступной морали все общество. А бандиты запугивают активных членов общества. После распада нашей страны они даже не могут собраться вместе и дать отпор новоявленным моральным уродам. Воры в «законе» и бандиты наглым образом присвоили огромные богатства, накопленные честными, порядочными членами общества. На службу и на поклон «богачам» пошла вся правоохранительная система. Бандиты, воры, как и в нашем районе,  сумели путем подкупа занять высшие должности в республике. Начальник милиции Алибутаев – бывший преступник, который отсидел за убийство. Несмотря на такую биографию, Мачалаев сумел протащить  его на такую ответственную должность.
– Алибутаев – двоюродный брат Назира. Назир с его деньгами может  купить любую должность. 
– Да, Вазир, сегодня все продается, даже государственные должности.
– Это очевидный факт. Об этом в нашей республике все знают, но молчат.
– В том-то беда, Вазир. Все знают, все недовольны, все на годекане осуждают, дома с женами обсуждают, но, объединившись, открыто выступать не хотят. Все прячутся, поджав хвосты.
– Люди боятся, сосед. Они видят, что закон защищает бандитов, потому что в их руках оружие и деньги.
– Да, Вазир, честный человек стал бедным. Бедных защищать наше государство не может. Не потому, что оно не хочет, а просто у него власти нет над богатыми. А богатые разделили государство на части. В этих занятых частях они руководят, как хотят: кого захотят, пинают; кого вдумается, подавляют; кого заблагорассудится, продают. Государство оказалось бессильным перед мракобесием и наглостью богатых. Если оно само себя не может защитить от воров и бандитов, что говорить о защите таких граждан, как я?
– Вы правы, сосед, все административные, правоохранительные органы на сегодня в руках таких людей, как Назир, которые настолько обнаглели, что ворованные у государства деньги щедро тратят на сауны и публичные дома.
– Не боясь при этом ни закона, ни Бога.
– А что же тогда делать бедным людям? Терпеть издевательства таких людей, как Мачалаев Назир?
– Нет, сосед, не терпеть, не жаловаться, а самим решать свои проблемы…
Пока Мулла-Али со своим соседом Вазиром в чайхане вели беседу,  начальник милиции Алибутаев вызвал к себе следователя Султана.
– Султан Иммаевич, ты можешь сказать мне, как продвигается дело о похищении кредита? 
– Товарищ начальник, в деле появился новый свидетель, который подтверждает, что у Муллы-Али паспорт действительно отобрали во время разборок. И сделали это телохранители Мачалаева Назира.
– Как помощники депутата Госдумы Российской Федерации смогли отобрать паспорт у Мулла-Али?
– Как отобрали, Нурахмед Магомедович, я не знаю, но свидетель это утверждает.
– Откуда этот свидетель?
– Односельчанин Муллы-Али. Он утверждает, что Мулла-Али не получил кредита.
– Султан Иммаевич, имея такую сумму денег в руках, Мулла-Али может купить любого свидетеля.
– Может быть, товарищ начальник.
– Ладно, ты не забывай, что этот вопрос на контроле у прокурора республики по запросу депутата Госдумы Мачалаева Назира.
– Я понимаю, товарищ начальник. Мне надо еще раз встретиться с помощниками депутата Госдумы Мачалаева.
– Ты собираешься их допросить?
– Если не допросить, товарищ начальник, хотя бы спросить надо. Их ведь обвиняют в разборках и отнятии документов обвиняемого.
– Ты не боишься, Султан Иммаевич, что твой миллионер, пока ты допросами занимаешься, может уехать в заграницу, прихватив хорошую сумму?
– Товарищ начальник, у него даже паспорта нет.
– Ну, получит заграничный паспорт и с туристами уедет в Турцию.
– Почему в Турцию, товарищ начальник?
– Потому что он – имам сельской мечети.
– Я об этом не подумал, товарищ начальник.
– А надо думать, Султан Иммаевич…
На следующий день Алибутаев, будучи в Махачкале, на совещании руководителей правоохранительных органов, случайно встретился с Бадави, помощником Назира.
– Ассаламу алейкум, Нурахмед Магомедович.
– Ваалейкум салам, Бадави.
– Каким вопросом, Нурахмед Магомедович, в республиканском центре? Чем помочь?
– Спасибо, Бадави. Я на совещании был. Собираюсь домой.
– Как хорошо, что у Вас закончилось совещание. Я приглашаю Вас в гости.
– Спасибо, Бадави. Спешу домой уехать.
– Тогда, Нурахмед Магомедович, зайдем в ресторан. Он тут, рядом.
– В ресторан могу, но ненадолго, – улыбнулся Алибутаев, принимая приглашения Бадави.
Когда сели за стол, Нурахмед спросил:
– Как там мой брат Назир? Он, наверно, в Москве?
– Нет, несколько дней приехал в Махачкалу. Скоро собирается уехать в Москву.
– Да, Бадави, чуть не забыл. По делу похищенного кредита, у Муллы-Али появился свидетель, который обвиняет помощников депутата Госдумы Мачалаева в том, что они устроили разборку с Муллой-Али и во время разборок отобрали паспорт, по которому получили кредит. Мы, конечно, не поверили свидетелю, так как Мулла-Али мог купить любого свидетеля, имея такую сумму наличными.
– А что этот свидетель видел, кто именно отобрал паспорт?
– Кто конкретно это сделал, он опознать не может, но...
– Адресные данные его не помнишь?
– Помню.
Начальник милиции передал адресные данные свидетеля. После этого разговора не прошло и двух дней, как Вазир, возвращаясь из района домой, попал в аварию. Машина, за рулем которой он сидел, столкнулась с КАМАЗом, выехавшим на встречную полосу. Он попал в реанимацию в тяжелом состоянии, без памяти. Найти водителя КАМАЗа, убежавшего с места аварии, установить номер машины, столкнувшейся с легковой машиной, в милиции так и не смогли.

***
На следующий день Маржанат очнулась поздно. Голова у неё сильно болела, подташнивало. Она чувствовала во всем теле усталость, будто после тяжелого физического труда.  В голове блуждали тревожные мысли: «Где я? Что со мной случилось?»
Она с трудом вспомнила, что выступала на фестивале «Лакские песни». Ее поздравляли. Вспомнила, что Сакинат позвала её к корреспонденту, что вместе с ней сели в машину. Что за машина, кто в ней сидел, чья она была, почему она села в машину, вспомнить она не смогла.
Она лежала на диване, в небольшой комнате. На низком столе перед диваном стояла большая круглая хрустальная ваза с фруктами. Кувшин с апельсиновым соком. У Маржанат во рту пересохло. Ей хотелось пить, но встать и выпить сока не осмелилась. «Почему я одна в комнате? Почему комната освещена матовым светом? Где же Сакинат? Она в другой комнате?», – путались мысли в голове Маржанат.
 Зашла женщина средних лет в красном бархатном халате. Среднего роста с красивым матово-белым лицом, большими черными глазами, она тепло посмотрела на Маржанат и подошла поближе:
– Ну, проснулась, красавица? – улыбнулась она, показывая ровный ряд золотых зубов.
– Скажите, пожалуйста, где я нахожусь? Что со мной случилось?
– Во-первых, красавица, ничего ужасного с тобой не случилось. Ты заснула. Тебя устроили здесь на отдых. Во-вторых, ты находишься в салоне «Женской красоты» Биби-Ханум.
– Как я оказалась здесь?
– Я же объяснила, что ты заснула по дороге в город.
– Где моя подруга Сакинат?
– Никакой подруги с тобой не было, красавица.
– Как я оказалась в городе?
– Это ты должна знать, милая моя.
– Я же не помню. Я знаю, что участвовала на фестивале в Кумухе. Кто сюда привез и зачем, я не знаю.
– Сюда тебя привезли хорошие люди. Зачем? Они сами скажут тебе. А пока, раз ты проснулась, приведи себя в порядок. Ты же была в дороге, – женщина вышла в другую комнату и принесла вещи для Маржанат.
– Вот тебе халат и бельё. Полотенце в ванной комнате. Мне, красавица, немного неудобно говорить с тобой. Давай познакомимся: меня зовут Биби-Ханум. Я – хозяйка этого салона.
– Меня зовут Маржанат. Я из селения Урцаши. Окончила одиннадцать классов. Собираюсь поступить на музыкальный факультет Пединститута.
– У тебя, Маржанат, все впереди. Теперь иди, принимай ванну.
Теплая ванна приятно сняла усталость в теле, освежила память. Она вспомнила, что ее пригласили на работу в телевидение.
На диване лежало платье. На столе завтрак, покрытый белой салфеткой.
– С легким паром, Маржанат, переодевайся и садись позавтракать
– У меня есть свое платье. Мне неудобно одевать чужое.
– Это платье уже твое. Одевайся.
– Сестра, Биби-Ханум, я вспомнила, почему я здесь. Меня пригласили на работу солистки  телевидения.
– Это хорошо, Маржанат. Если будешь работать солисткой на телевидении, тебя будет слушать и видеть вся республика. И в скором будущем ты станешь знаменитой певицей, – как-то неестественно улыбнулась Биби-Ханум. Маржанат почувствовала какой-то подвох. Она целый день ждала корреспондента, обещавшего устроить ее на работу. К вечеру девушка спросила Биби-ханум, почему корреспондент не идёт.
– Сегодня уже рабочий день закончился. Наверное, завтра придется пойти на телевидение.  Ты об этом, Маржанат, не думай. Тот, кто тебя привез сюда и обещал устроить, уже, наверное,  договорился с руководством телевидения. Ты сегодня отдыхай, – Биби-Ханум вышла, давая Маржанат привести себя в порядок и поужинать.
Биби-Ханум была очень деликатна к этой удивительно красивой девушке. Она знала, для кого предназначено это необычной красоты создание. Когда Маржанат переодевалась, Биби-Ханум из другой комнаты смотрела на ее отточенную фигуру: узкие плечи, круглые покатые бедра, высокие ноги, гордую, как у дикой серны, осанку, на алые, как лепестки розы, губы. Биби-Ханум, пораженная красотой юного создания, не удержалась от зависти: «Какую красоту подарил Всевышний этой беспутной девчонке. «Хозяин» не ошибся в своем выборе!» – в сердцах подумала Биби-Ханум и, улыбаясь, подошла к Маржанат.
– Это платье тебе идет. Оно цвета твоих глаз. Если наши салонные мастера немного поработают, ты будешь пользоваться большим успехом у мужчин.
Маржанат не поняла значения этих слов. Она не понимала, о каком успехе говорит Биби-Ханум. Она волновалась из-за того, что родителей не предупредила о том, куда поехала: «Надо было спросить у отца согласия, не будет ли он возражать поступлению на работу на телевидение? Если вдруг ему не понравится мой выбор? Надо срочно позвонить домой и сообщить, что нахожусь в Махачкале и поступаю на работу».
– Биби-Ханум, Вы не поможете мне позвонить домой? Я в спешке забыла предупредить родителей. Может быть, они волнуются.
– Маржанат, твой хозяин мне ничего не велел насчет телефонных звонков. В этом салоне телефонами пользуются ограниченно.
– Биби-Ханум, о каком хозяине Вы говорите? У меня нет никакого хозяина.
– О том, Маржанат, кто привез тебя сюда, в город.
– Меня никто не привез. Я сама приехала поступать на работу.
– Вот когда поступишь на работу, красавица, тогда и позвонишь. И родителям приятно будет узнать, что ты сама решила самостоятельно свою проблему. Зачем тебе заранее беспокоить их, – Биби-Ханум смягчилась и решила успокоить «пленницу».
– Ладно, позвоню с работы, раз Вам трудно оказать такую незначительную услугу.
«Да, ты ещё не понимаешь, бедная «пленница», куда ты попала. Ты похожа на муху, севшую на липучку. Тебя обворожили красивой перспективой, как муху сладким ароматом. Но у тебя есть одно оружие – это твоя необычная красота. Сумеешь воспользоваться этим, будешь иметь успех. Не сумеешь, значит, пропадать тебе как черной мухе, севшей на липучку», – подумала Биби-Ханум, пожелав пленной красавице спокойной ночи.
Маржанат ночь провела спокойно. Никто ее не беспокоил в номере. Правда, она долго не могла заснуть, думая о родителях. Укоряла себя за то, что не предупредила родителей. Укоры совести, почти до поздней ночи мучили ее.
Хотя поздно заснула, утром она рано проснулась и приготовилась пойти на телевидение. 
Утром Биби-Ханум, улыбаясь, зашла в номер. Поздоровалась.
– Ну, как спалось на новом месте?
– Нормально, Биби-Ханум. Правда, долго не могла заснуть, думая правильно ли поступила, не предупредив родителей.
– Ничего, когда устроишься здесь, успеешь позвонить, – успокоила её Биби-Ханум.
– Вы не скажете, как быть? Самой поехать на телевидение или ждать Магомед-хаджи?
– Тебе, красавица, надо ждать. Давай пока завтракать.
– Вы сказали, что хозяин придет? Вы хотите познакомить меня со своим мужем?
–   К тебе, красавица, сам Назир Мачалаевич – покровитель всех мусульман России придет познакомиться.
Маржанат разволновалась. Сердце начало колотиться в груди громко и чаще.
 Улыбаясь, вошёл Назир. Молодой человек приятной внешности, был одет в черную рубашку с открытым воротничком. Маржанат сразу узнала в нём мужа их учительницы, Айны Алиевны, учителя русского языка и литературы.  Девушка обрадовалась.
– Здравствуй, райская птичка – ласточка наших гор! – улыбнулся Назир, открывая ровный ряд белых зубов и пристально осматривая молоденькую красавицу с головы до ног.   
– Здравствуйте, Назир Мачалаевич.
– Ну, как тебе здесь? Никто не обижает?
– Здесь хорошо встретили меня. Никто не обижал. Назир Мачалаевич, как там наша учительница, Айна Алиевна?
– Жива-здорова, – Назир изменился в лице. Ему не понравилось, что его пленница знакома с его женой. Он немного смутился. Это заметила Биби-Ханум.
– Тогда немного еще отдыхай, – Назир чуть-чуть задержал на ней взгляд. Девушка  смутилась от его взгляда и покраснела до ушей. 
«Какое оно красивое создание. Свежее и чистое, как первый снег на вершине горы», – подумал Назир и собрался выйти.
– Назир Мачалаевич, можно Вас спросить?
– Пожалуйста.
– Меня в Махачкалу привез корреспондент телевидения и обещал устроить на работу. Где он?
– На какую работу, если не секрет?
– Солисткой на телевидении.
– А разве в салоне Биби-Ханум тебе плохо?
– Я хочу петь.
– Во-первых, петь здесь тоже можно. И Биби-Ханум нужны талантливые красивые певицы, как ты. 
Маржанат стало немного приятно: «Сам Назир Мачалаевич может помочь мне устроиться на работу.
– Сегодня же я позвоню руководителю республиканским телевидением и узнаю, есть ли там  вакансия солистки. Если там откажут тебе в приеме, можешь быть уверенной, что здесь этого  не случится, – улыбнулся Назир, обворожительно глядя на Маржанат. Его открытый взгляд опять смутил Маржанат. Такое влияние своего наглого взгляда на молодых женщин Назиру нравилось. «Скромна, красива, стеснительна. Ее мысли заняты пением. Стремление ее стать признанной певицей похвально. Она спешит выйти на республиканскую сцену. Уверенно чувствует свой талант и хочет, как можно быстрее использовать его. Трудно будет удержать эту птицу редкой красоты  в клетке. Она, кажется, предназначена самим Богом для большого полета, дав ей талант и редкую красоту. Может быть, не надо было связываться с ней? Она же – выпускница той школы, где я работал. Но… Если не я, то все равно бы кто-нибудь другой украл ее. Кто сегодня оставит лежать в ларьке сельского простака такое ожерелье в золотой оправе?». – С раздвоенными мыслями ушел Назир из номера.
Маржанат обрадовалась встрече с самим Назиром Мачалаевичем – депутатом Госдумы Российской Федерации. «Если он позвонит, разве на телевидении кто-нибудь сможет отказать самому лидеру Союза мусульман России? Он обязательно позвонит. И непременно попросит устроить меня на работу. Он же обещал. Да, сегодня же позвонит. Где же этот корреспондент? Он сам пригласил так уверенно  на работу и не появляется. Скоро уже одиннадцатый час. Может, он обманул меня? Разве может обманывать человек, который был в хадже? Может быть, срочное задание у него на работе или выехал в какой-нибудь район? Буду здесь ждать».
***
– Биби-Ханум, используй весь арсенал своих методов и чар для того, чтобы склонить в мою сторону это редкое создание природы. Этот жемчуг должен украсить мою коллекцию, – Назир, довольный своей находкой, улыбнулся владелице сауны и «Салона красоты».
– Для тебя, хозяин, я постараюсь.
– Мне не старания твои нужны, Биби, а конкретная помощь.
– Непременно сделаю, – обещала уверенно хозяйка «Салона красоты». А сама подумала: «Жалко погубить этот редкий цветок красоты, беззащитное чистое  юное создание. Мне кажется, Бог предназначил её для высших целей, чем удовлетворения прихоти опьяненного властью и богатством духовного лидера».
Биби-Ханум вспомнила рассказ своего отца, всю жизнь проработавшего чабаном: «Волк напал на отару овец. Он поймал овечку и  утащил ее в ущелье. Ягненок побежал в ту сторону, куда волк утащил его маму. Пока зверь раздирал овцу, ягненок стоял рядом, не понимая, почему волк так поступает с его матерью. Малыш даже не знал, что если вот так стоять рядом, то волк сможет пожрать и его самого. Он стоял до тех пор, пока с овчарками не прогнал волка и не забрал его. Мне пришлось приучить ягненка сосать из бутылки коровье молоко».
Этот эпизод, рассказанный отцом в ее детстве, заставил Биби-Ханум сравнить Маржанат с ягнёнком.
«Может быть, если я пожалею её, как мой отец ягненка, серый волк раздерёт меня, как ту овцу, которую он разодрал.  Здесь даже мыслить о спасении кого-то  небезопасно. Везде уши и глаза опричников Назира» 

***
Маржанат целый день ждала Магомед-хаджи. «Корреспондент» так не появился.
«И от Назира Мачалаевича пока ответа нет. Я думала, устроюсь на работу и позвоню родителям. Наверное, они с ума сходят, не находя меня. Черт меня угораздил поехать с этим корреспондентом.  Когда же придет Магомед-хаджи? Надо было Биби-Ханум попросить помощи и позвонить родителям, сообщить, где я», – Размышляла Маржанат.
К вечеру к ней зашла Биби-Ханум.
– Хорошо, что Вы зашли, – обрадовалась Маржанат.
«Что же ты радуешься, бедный ягненок? Наверное, ты не понимаешь истинное свое положение», – подумала хозяйка «Салона красоты», но улыбнулась.
– Услышала какие-нибудь хорошие вести? 
– Я хотела попросить Вас, позвонить к моим родителям и сообщить, где я нахожусь.
– Хорошо, Маржанат, дай данные твоих родителей, я поручу помощнице позвонить.
– Я сама позвоню. Только скажите, где Ваш телефон.   
– Зачем тебе волноваться? Моя помощница, то есть, секретарь, позвонит и предупредит твоих родителей, чтобы не беспокоились.
– Пусть позвонит в селение Урцаши и   позовёт к телефону Муллу-Али, моего отца, или мать, Патимат.
– Хорошо, я поручу это секретарше. Еще что хочет наша красавица?
– Вы не смогли бы разузнать, почему не идёт корреспондент Магомед-хаджи.
– Ну, сегодня уже поздно заниматься поисками твоего корреспондента. Завтра постараюсь через своих работников выяснить о твоем покровителе, – пообещала Биби-Ханум.
– А ты почему не попросила Назира, чтобы он тебе помог позвонить к родителям? – поинтересовалась Биби-Ханум.
– Я думала, поступлю на работу и сама позвоню. Назир Мачалаевич обещал позвонить на телевидение, что-то и от него нет ответа.
– Ты его раньше знала?
– Он в нашем селении работал учителем.
– Ты училась у него?
– Нет, он преподавал в старших классах. Я училась у его жены Айны Алаутдиновны.
– Тогда тебе немного легче будет устроиться на работу.
– Мне самой надо было пойти на телевидение и узнать, есть ли там вакансия.
– Если даже есть, красавица, без знакомств и денег в наши дни на работу устроиться тяжело.
– Тогда еще один вечер придется подождать. Может, завтра появится корреспондент. 
– Без рекомендации своих работников и знакомых вряд ли ты поступишь туда на работу… – бросив на ходу малопонятную для Маржанат реплику, Биби-Ханум быстро ушла.
«Родителей жалко. Они будут беспокоиться обо мне. Как же я вышла в город и не позвонила через телеграф? Получается, что они и сегодня проведут бессонную ночь. Как я опрометчиво поступила, дура! Как я могла довериться чужим обещаниям?» – уныло задумалась Маржанат.
Ей принесли ужин. Она собралась заплатить.
– Оплачено, – сказала официантка.
«Кто же оплачивает еду вместо меня? Может и за этот гостиничный номер тоже оплатили? Надо спросить у Биби-Ханум. Почему она сегодня так быстро ушла. Ей  не понравилось, что я училась у Айны Алиевны?»
У Маржанат аппетита не было. Волнение у неё нарастало: «Как теперь сообщить родителям, где я? Как мне больно и обидно, что подвергаю родителей волнению и заставляет переживать обо мне».
Биби-Ханум, не завершив беседу с Маржанат, направилась к Назиру.
– Назир, эта пленница училась у Айны Алиевны.
– Поистине мир тесен. Черт побери, это не в нашу пользу. Биби, Айна об этом не должна знать.  Если кто-нибудь ей об этом расскажет, этого человека из-под земли достану!
– Не беспокойся, никто об этом не узнает, – твердо пообещала Биби-Ханум. Она знала, что его угрозы – не пустые слова.
На следующий день, утром, Биби-Ханум  встретилась с поставщиком «живого товара», владельцем фирмы «Женский салон  красоты» Алибеком, представившимся перед Маржанат, как Магомед-хаджи:
– Она ждет тебя, чтобы устроиться на работу солисткой на телевидение.
– Этот товар вашей фирмы стоит 500 тысяч рублей. Вы можете, что хотите с ней делать. Товар я вам поставил, а дальше – это ваши проблемы
– Я думала, что вы с Назиром хотите ее устроить на телевидение и сделать из нее супермодную певицу.
– Это идея неплохая. Если «хозяин» согласится, можно и попробовать, мы  с  ней могли бы немалые бабки заработать, 
– Ладно, «корреспондент». Твой «товар», действительно стоит этих 500 тысяч, – сказала в сердцах Биби-Ханум.
– Это гроши. Мы написали ее отцу, который «своровал» банковский кредит миллиард рублей, письмо с требованием выкупа в сумме миллион рублей.
– Её отец богатый человек?
– Богатый или бедный, я не знаю, но по его паспортным данным он получил из банка кредит в сумме, сколько бы ты думала, Биби-Ханум? – ехидно улыбнулся Алибек.
– Ну, десять-пятнадцать миллионов рублей.
– Скромно, хозяйка «Салона красоты»: он получил  миллиард рублей.
– Тогда ему ничего не стоит выплатить за свою дочь миллион рублей.

***
На следующий день, утром, узнав от Биби-Ханум, что за неё Магомед-хаджи требует миллион рублей, на Маржанат, как вязкая массивная лавина, обрушилась суровая действительность. 
– Вот так, милая, твой «корреспондент» продал тебя, – серьезно сообщила Биби-Ханум.
– Как это продал? – удивленно посмотрела Маржанат на Биби-Ханум.
– Как продают коней на базаре. Правда, за большие деньги.
– Сколько же Вы заплатили за меня? – слезы, усмешка – всё смешалось в словах  Маржанат. Она не хотела верить этим словам хозяйки сауны. 
– Фирма за тебя заплатила твоему «корреспонденту» 500 тысяч рублей.
– Я для вас – товар что ли, чтобы покупать, продавать? Я – свободный человек в свободной стране! – выкрикнула Маржанат.
– Ты не ори и забудь пионерские лозунги: «Свободный человек», «Свободная страна». Это были советские лозунги. Советского Союза давно нет, и ты не в пионерском лагере.
– Он же мне сказал, что был в хадже, что он  – верующий человек!
– Ты благодари Бога, что твой «хаджи» не увез тебя в «хадж», не продал какому-нибудь арабу в рабство.
– Я не понимаю, как можно воровать живых людей и продавать? 
– Мало ли девушек воруют в Дагестане, да и во всей России и как коней продают на «базаре».
– Я не знаю, мало или много, но мои родители меня найдут. Они, наверное, уже сообщили в милицию и ищут меня!
– От твоих родителей, милая, похитители потребовали выкуп в миллион рублей. Они знают, что твой отец своровал из сельхозбанка миллиард.
– Откуда Вам известны эти подробности? Мой отец ни копейки не воровал. У него своровали паспорт, а кто-то получил деньги.
– Эта проблема твоего отца. А ты у нас должна отработать 500 тысяч рублей.
– Как я могу отработать, если Вы меня держите в плену.
– Никто пока тебя в плену не держит. У тебя есть красота, у тебя есть талант.
– Тогда разрешите использовать мой талант и поступить на работу на телевидение. Все заработанные деньги буду отдавать Вам, чтобы отплатить долг.
– Мы еще посмотрим. У нас есть другое предложение.
– Какое еще предложение? Вы люди или нет? Вы не имеете права держать меня, как рабыню! – горько заплакала Маржанат. Она поняла, в какие страшные сети она попала. «Как это глупо! Как серая мышь, которую заманили сыром, я попала в мышеловку! Что делать? Как вырваться отсюда? Не может этого быть, чтобы я, гордая горянка, так глупо попалась в паутину, сплетённую купцами двадцатого века! Как можно торговать  живыми людьми? Неужели для них не существуют человеческие или Божеские законы?»
– Вы обманываете меня! – зарыдала девушка.
– Обману тебя Магомед-хаджи, а не я. Ты думала, что он Богу молится, а он деньгам поклоняется. И в «хадж» ездит, чтобы деньги делать, а не поклоняться святым местам. Это он обманывает таких молодых дурочек, как ты, представляясь корреспондентом телевидения. Это он  показывает девушкам-дурочкам фальшивое удостоверение, знакомится с ними. А потом, женившись по мусульманскому шариату, вывозит их на продажу.
Ты не плачь, красавица, пока Бог на твоей стороне. Тебе Он подарил физическую красоту, редкий певческий голос. Если ты будешь разумно вести себя, не пропадешь. Ты сегодня ещё в цене. На тебя нашелся покупатель и наши затраты ты можешь с лихвой нам вернуть, – улыбнулась Биби-Ханум. 
– Слушайте, я – человек! 
– Ты с той поры, как попала в сеть «хаджи», являешься товаром. Я же объяснила тебе твое положение.
– Как можно продавать меня за 500 тысяч рублей?
– Спроси об этом у Магомед-хаджи.
– А теперь Вы решили перепродать меня? – слезы душили Маржанат.
Она не могла понять, почему так быстро изменилась ее судьба, отчего она за три сутки из свободного человека превратилась в рабыню, как она могла оказаться в руках дельцов рынка живым товаром: «Кого винить мне за то, что она попала в такую ситуацию: государство, не защищающее свободу своих граждан или саму себя, за излишнюю доверчивость к незнакомым людям? Как я могла не доверять человеку, предложившему то, о чем она мечтала? Откуда же этот подлец «хаджи» мог узнать о моем желании? Кто мог ему рассказать об этом? Как он мог догадаться, что я хочу поступить на работу на телевидение? Где же сейчас моя подруга Сакинат? Если она сумела вырваться из рук этих подлецов, она должна рассказать моим родителям, кто меня увез в город. А может, она тоже так же в плену и ждет своей участи? Как же могла довериться Сакинат этому подонку и позвать меня? Разве я сама не поверила бы? Да какая она мне подруга? Несколько раз встречались на праздничных торжествах, фестивалях, на мероприятиях района и все? А может, сама Сакинат подстроила это, организовав встречу с «хаджи»?
Теперь поздно, Маржанат, думать о вчерашнем дне. Вчерашний день прошел. Думай, как быть с завтрашним днем…»
А завтра для Маржанат наступило не с добрыми вестями. Она перечеркнула все ее надежды на престижную работу на телевидении.
 ***
Тем временем Мулла-Али на четвертый день появился в районном отделении милиции с письменным заявлением о похищении дочери. К заявлению он приложил письмо похитителей, требующих выкуп в миллион рублей.
Следователь Иммаев зарегистрировал заявление Муллы-Али. И одновременно предъявил ему обвинение о похищении кредитных денег из сельхозбанка.
– Султан, Вы не верите мне? Я же давал Вам объяснение и заявил в прокуратуре, что у меня телохранители Мачалаева Назира отобрали паспорт во время разборок
– Вы понимаете, уважаемый Мулла-Али, кого обвиняете? Мачалаев – депутат Госдумы. И те люди, которых вы называете телохранителями, являются официально помощниками депутата. Вы можете назвать фамилию и имя того, кто отобрал ваш паспорт? Или опознать его конкретно? Или у Вас есть свидетель, который подтвердит этот факт? 
– В той суматохе я никого не запомнил, товарищ следователь.
– Вот видите, сами не можете определенно сказать, кто отобрал у вас паспорт. И свидетель, кого Вы в прошлый раз привели, утверждал: «Они были в масках, конкретно указать на кого-либо не могу». И все факты говорят против Вас.
– Какие еще факты, Султан?
– Вот письмо, которое Вы сами принесли в милицию, где с Вас требуют миллион рублей. Вот уголовное дело, где Вас   подозревают в том, что Вы взяли кредит из банка. Вот еще заявление от фермеров района, которым не достался кредит. Они тоже обвиняют Вас в незаконном получении кредитных денег, предназначенных для них.
Мулла-Али попросил очки и прочитал заявление «фермеров».
– Это же неправда, товарищ следователь!
– Какая ещё неправда?
– То, что написали эти фермеры.
– Может быть, уважаемый Мулла-Али. А что Вы скажете насчет письма из сельхозбанка, где указаны все Ваши паспортные данные? 
– Я не отрицаю, что это мои паспортные данные, но я не предъявил свой паспорт никуда. У меня его отобрали.
– Эти слова я уже слышал, уважаемый Мулла-Али. К сожалению, я должен Вам предъявить обвинение и возбудить уголовное дело. Сверху требуют. Кто-то из этих фермеров написал депутату Госдумы Российской Федерации Мачалаеву Назиру. Вчера с этим письмом и с проверкой приехал помощник депутата.
– Возбуждай, сынок, возбуждай. Раз государство не может защищать честных своих граждан, что останется им? Или покорно заполнять тюремные камеры, или взять оружие в руки и самим защищаться.
– Я не говорю взять оружие и самому защищаться. Однако я вынужден буду задержать Вас. А что касается Вашего заявления насчет похищения дочери, я сегодня же поговорю со свидетелями, обещаю, в скором времени найти ее и наказать похитителей Вашей дочери, – пообещал Султан.
Вскоре Сакинат вызвали к следователю. Она вспомнила, что их позвал Магомед-хаджи. Он представился, как корреспондент телевидения. Также вспомнила марку машины, номера и цвет.
– Вы вдвоем были в машине?
– В начале нас было двое. Корреспондент обещал обеих устроить на работу на телевидение. Когда мы немного отъехали, в машину подсели еще двое молодых людей.
– Они знакомы были с водителем машины?
– Каким еще водителем?
– Я имею в виду с корреспондентом?
– Да, кажется, они хорошо знали друг другу.
– Теперь скажите, Сакинат, как Вас высадили и почему?
– Когда из селения начали выезжать, Маржанат потребовала остановить машину, собираясь выйти. Они насильно удержали ее. Тогда она начала кричать, вызывая помощь. Один из двух подсевших молодых людей из сумки вытащил бутылку с жидкостью и налил на салфетку и этим закрыл рот Маржанат, а потом и мне. Я отключилась. Дальше не помню. Я очнулась в больнице. Когда пришла в себя, у медсестры спросила: «Кроме меня кого-нибудь сдали в больницу?» Она сказала, что меня одну сдали.
По показаниям свидетельницы, следователю удалось через ГАИ узнать, кому принадлежит машина указанной марки и выйти на ее хозяина Магомедова Алибека. Ни машины, ни хозяина на тот момент, когда появился следователь, дома не оказалось.
– Алибек выехал в район, – сказала пожилая женщина, представившаяся как мать хозяина разыскиваемой машины. – Что-нибудь случилось? Зачем Вам понадобился Алибек?
– В связи с аварией, он нужен, как свидетель, – объяснил Иммаев. Он решил поздно вечером или рано утром взять его.
В кабинет Назира зашел Бадави.
– Шеф, у нас проблема.
– Какая еще проблема?
– Гончие взяли след корреспондента. Дело серьезное.
– Ты говоришь проблема серьезная?
– Еще серьезнее не может быть. Только что позвонил наш  осведомитель. Следствие располагает показаниями очевидца. Свидетель серьезный. После этого я позвонил домой Алибеку. Его дома нет.
– Арестовали уже?
– Еще нет, шеф. Он в отъезде. Мать сказала, что недавно его искал один молодой человек по поводу аварии на дороге.
– Это дежурный повод.
– Да, еще наш осведомитель сообщил «паспортиста» задержали. Он сидит в КПЗ.
– Пока этот «паспортист» существует, Бадави, у нас проблемы не исчезнут.
– Это вторая проблема, шеф.
– В грядущем нас ждут великие события, Бадави. Проблемы нам не нужны.
– Нет человека, шеф, нет и проблем.
– Молодец, Бадави. Ты правильно мыслишь.
После разговора с шефом, Бадави поручил своим ребятам решить вопрос с «корреспондентом».
Алибек поздно вернулся из района. Его на улице остановили ребята от Бадави и не дали зайти домой.
– Тебя «гончие» поджидают. Они, кажется, организовали засаду у вас в квартире. Надо уехать быстрее из города.
– Куда же уехать? Что случилось? В чем меня обвиняют?
– Кажется, в похищении девушек.
– Это серьезное обвинение, – задумался Алибек.
– Думать времени нет, разворачивай машину и следуй за нами, – сказал Махач.
Они на двух машинах выехали из города. Направились в сторону Буйнакска.
«Опять в горы решили податься. Они не понимают что ли, что спрятаться в городе легче», – подумал Алибек.
Когда преодолели подъем с извилистыми поворотами, ребята остановились и решили поужинать в кафе «Кунак». Во время еды Мусик встал и подошел к Алибеку, и совершенно спокойно обняв его, заговаривая зубы, проколол шею.
– Ты что делаешь, Мусик?
– Прививку делаю, друг, – сказал Мусик, бывший сельский фельдшер.
– Отчего же ты прививаешь меня? – Алибек рукой провел по шее, где почувствовал боль, похожую на укус комара.
– От допросов следователя.
– Какие сле-до…ват…ах…., – язык стал заплетаться у Алибека, его начал одолевать сон.
 Алибека вынесли из кафе на руках,  посадили его за руль заведенной машины и пустили по горным серпантинам.
На следующий день во время очередного допроса, следователь Иммаев сообщил Мулле-Али:
 – Что касается похитителя Вашей дочери, мы нашли его, к сожалению, задержать не успели: он погиб сегодня ночью в автокатастрофе.
– Опять Бог отвернулся от меня, – еле  выговорил Мулла-Али. – Одно за другим несчастья преследуют меня после того, как организовал протест односельчан против беспутной учительницы. Это мне мстит Мачалаев Назир. Сначала его слуги поломали мне пальцы, потом забрали мой паспорт, позже по данным моего паспорта получили кредит из банка. Сам Назир с вертолёта обстрелял моих коров, будто собирался охотиться на туров. И похищение моей дочери тоже, может быть,  – дело рук Назира.
– Это Ваши домыслы и предположения, Мулла-Али, а нам нужны факты. К  сожалению, фактов у Вас нет.
– Отвечать на Ваши вопросы я больше   не могу, – отказался Мулла-Али. Его очень расстроило сообщение о гибели «корреспондента», похитившего его дочь. Он понял: «Следы заметают».
Через два дня следователь получил сообщение, что его подследственный, Мулла-Али, в КПЗ повесился. К самоубийству Муллы-Али родственники отнеслись с подозрением, некоторые односельчане не поверили, что бывший имам сельской мечети, человек глубоко порядочный и верующий мог наложить на себя руку.
При расследовании самоубийства Муллы-Али, следователь Иммаев выяснил, что накануне этого случая к подследственному приходил адвокат и недолго беседовал с покойным.

***
Биби-Ханум в очередной раз попыталась добиться от Маржанат согласия на венчание с «хозяином».
– Упрямая ты девчонка. Ты закончишь жизнь, как твой отец. Судьба преподносит тебе подарок и счастье, а ты отказываешься от этого подарка.
– Как это мой отец закончил жизнь самоубийством? – со страхом спросила  Маржанат.
– Разве наши не сказали тебе?
– Что они должны были сказать?
– Что твой отец в КПЗ наложил руку на себя.
– Как это наложил руку на себя? – побледнела Маржанат. Губы её начали дрожать, горький комок обиды подступил к горлу.
– Он не выдержал, наверное, пытки и повесился.
– Не обманывайте меня! Мой отец – верующий человек. Он никогда так не поступит! Не верю!  – зарыдала Маржанат.
– Верить или не верить – это дело твое, но я правду сказала. Так что если не хочешь отправиться в ад вслед за своим отцом, лучше согласись стать женой «хозяина».
– Ваш «хозяин» давно женат и имеет сына! Отстаньте от меня! О, мой отец! Отец! – от горя Маржанат стала царапать себе лицо. Биби-Ханум пыталась удержать её от импульсивных порывов. Вырываясь из её рук, Маржанат стукнула себя головой об стенку. От сильного удара она упала в обморок.
Позвали доктора, обслуживающего «Салон красоты». Она поднесла к ноздрям девушки нашатырный спирт. Когда Маржанат очнулась и пришла в себя, ей предложили выпить капли валерьянки. Девушка отказалась. Она чувствовала себя, как загнанная дичь. Глядя в одну точку, она пыталась понять, что происходит вокруг, а по её щекам катились горькие слезы.
К вечеру опять пришла Биби-Ханум. с одним и тем же вопросом.
– Маржанат, пойми, Назир хочет на тебе жениться, соблюдая законы нашей религии.
– Без гражданского брака? 
– Зачем тебе гражданский брак? Назир будет обеспечивать всем необходимым. В обиду тебя даст. Мусульманин по шариатским законам имеет право жениться, если даже у него есть семья. 
– Может быть, Вам безразлично, как сложится моя судьба, но для меня этот вариант не подходит. Я не собираюсь стать наложницей Назира.  Биби-Ханум, ради Бога, скажите, пожалуйста, правда ли то, что Вы сказали о моем отце?
– Я точно не знаю. Но слышала от наших ребят.
– Это все из-за меня, – горько  заплакала Маржанат. Но внутренний голос старался уберечь её: «Не верь им. Они что угодно могут придумать, чтобы тебя раздавить горем и сломать. Ты должна собрать все силы и сопротивляться. Если хочешь выдержать сопротивление, не верь ни одному слову Биби-Ханум и других работников, которые прислуживают, как собаки своему хозяину».
У Назира были еще две наложницы, вернее, две жены. С ними он обвенчался по исламским законам. Заботился о них, как хороший семьянин. Обе жены жили в разных районах города. Были обеспечены квартирами, работой. Друг с другом жены были незнакомы. Они знали, что у Назира есть жена Айна, с которой он после рождения сына, жил в законном браке. Айна не знала о наложницах. Хотя интуиция подсказывала ей, что Назир не однолюб, она не проявляла признаков ревности.
На этот раз ему захотелось развлечься с молоденькой красавицей. Как истинный лидер мусульман России, он соблюдал  все требования ислама, касающиеся многожёнства. Прежде чем жить с кем-либо из них, он заключал брачный контракт,  венчался у муллы. И на этот раз он решил не нарушать каноны ислама. Поручил Биби-Ханум подготовить Маржанат к бракосочетанию. Он не был уверен, что Маржанат согласится, как и другие его наложницы, чтобы в такое переломное время жить в городе безбедно. 
Но, по словам Биби-Ханум, дошедшим до Назира, девушка была дика, как необузданный скакун. Он знал, что без ее согласия ни один мулла не согласится обвенчать их. 
Биби-Ханум давила на Маржанат и психологически, и морально. Каждый новый день, она подавляла надежду Маржанат на возвращение в родительский дом, сообщая сведения, происходящие за пределами дома.  Эти отголоски вызывали у Маржанат отрицательные эмоции. Они отдаляли ее от Назира, увеличивая и без того глубокую пропасть. 
Маржанат краем уха услышала из разговоров работников салона о гибели «корреспондента». Маржанат подумала: «Может быть, его гибель с моим похищением, как и  смерть отца?»
День ото дня между Биби-Ханум и ней росла враждебность, росла и неприязнь на душе у Маржанат к Назиру. 
Вначале Биби-Ханум думала, что ей легко удастся уговорить гордячку и получить её согласие на венчание с самым богатым и знаменитым молодым человеком в республике, как это было с предыдущими наложницами, которые и сами были не прочь обвенчаться с Назиром.
А  Маржанат даже в мыслях не допускала венчание с человеком, виновным в гибели его отца. Девушка всё твердила: «Зачем мне его богатство и авторитет? Я без них обходилась и раньше. У меня не было брата. Мой отец считал, что я должна стать гордостью семьи и вместо сына беречь родовую честь. Я должна сохранить силы, чтобы вырваться отсюда и отомстить за смерть отца».
Каждый вечер Маржанат видела во сне   маму с заплаканными и ослепшими от слёз глазами. Она заклинала её: «Доченька, ты у нас одна: и за дочку, и за сына. Ты должна отомстить за смерть отца».
Маржанат понимала, чтобы бесследно не исчезнуть, надо сопротивляться. Смерть отца и страдания матери, причиной которого была она, требовали мести за те страдания, которые причинил ей Назир. 
– Хозяин, новая девчонка категорично отказывается дать согласие на венчание.
– Чем она мотивирует свой отказ?
– Она знает вашу жену Айну. Знает, что у Вас есть сын. 
– Вот оно что? – задумался Назир: «Если об этом узнает Айна, очень расстроится».
– Значит, Биби-Ханум, для венчания она еще не созрела.
–  Как же теперь быть?
– Она хорошая певица, к тому же внешне красивая девчонка.
– Вы правы. Она – настоящая красавица. Как она поёт, правда, не знаю.
– Насчет пения можешь не сомневаться. У нее очень красивый голос, как у соловья. Она может приносить хорошие доходы для салона.
– Она остается у нас?
– Она в твоём распоряжении. Раз не хочет стать на путь истинной мусульманки, нагружай ее, чтобы она забыла о родной матери, – обиделся Назир, как отверженный мужчина.
Биби-Ханум поняла, что Назир имел в виду. И с этого дня для Маржанат жизнь в «Салоне красоты» превратилась в ад.
***
Тем временем  в городе начали происходить события исторического характера. Отношения между мэром Махачкалы и работниками торговли начали обостряться. Порядок, который предлагал мэр города, не устраивал зарождающийся   класс бизнесменов. 
Отношения между властью города и бизнесменами особенно обострились  на рынке № 3. 
В последние годы Советской власти высотные дома в городе росли, как грибы после дождя. При индустриализации страны каждый завод, каждая фабрика быстрыми темпами возводили крупнопанельные высотные дома для своих рабочих. В одном таком микрорайоне Махачкалы перед высотными домами оставался  незастроенный участок. По архитектурному проектированию здесь должны были возвести спорткомплекс. Но перестроечные реформы уничтожили все средства, выделенные на строительство спорткомплекса.
На том пустыре перед высотными домами по утрам появлялся торговый ряд продавщиц молочными продуктами. Женщины из  пригородных поселков: Тарки, Талги, Хушет торговали свежим молоком, творогом, сыром, зеленью.
Через некоторое время здесь образовался стихийный рынок. В годы реформ он начал расширяться и обустраиваться. Появились крытые ряды, вагонетки, будки. И вся инфраструктура рынка.
Жильцам высотных домов этот рынок был выгоден. У них отпала необходимость ездить на автобусах, маршрутках в первый  или на второй рынок и появилась возможность сразу же, выйдя из своего подъезда,  приобретать на рынке необходимые для семьи сельхозпродукты и промышленные товары.
Рынок № 3, как в шутку называли его в народе, в городе был каким-то островком. От него в городскую казну никакие доходы не шли. Мэр города не имел влияния на этот небольшой «особый» рынок. Он был поделен мафиозными кланами на две части. Вернее, не сам рынок, а доходы от рынка: пятьдесят процентов налогов, собираемых с торговцев рынка, принадлежали начальнику милиции города, остальные пятьдесят процентов – Патаху Чародинскому. Основным кассиром на рынке была Манавша Пурпурная – одна из красивейших женщин города.
Мэр города никак не мог смириться с таким положением. Он решил перенести рынок на новое место. Ссылаясь на то, что на освобожденной территории нужно проектировать строительство спортивного комплекса, он лишил неофициальных «опекунов» рынка № 3. 
По этой причине возникло противостояние работников рынка и мэра города. Молодые люди, окружавшие Патаха Чародинского, и работники горотдела милиции подговорили продавцов бастовать. С этой целью Патах Чародинский обратился за помощью к депутату Госдумы Российской Федерации Мачалаеву Назиру.
Назир это обращение обсудил среди своих сторонников.
– На рынке работают наши сестры и братья по вере. Когда им трудно, мы обязаны помочь. Сегодня отряд карамахинцев будет стоять рядом с продавцами, которые выступят с протестом, и будет защищать их права.
Имам Джабраил поддержал идею Назира.
– Законные требования продавцов рынка будет поддерживать и отряд ЧОПовцев, – согласился с идеей Магомед-Расул.
Все посмотрели на реакцию Мансура. Мансур задумался.
– Брат, мы ждем твоего ответа? – обратился Назир к Мансуру.
– Мы должны поддержать работников рынка, но сначала надо подготовить конкретные экономические требования к мэру и Правительству Дагестана. Я имею в виду, требования. 
 – Мансур правильно говорит, прежде чем вывести на улицу огромную толпу людей, надо подготовить письменные требования, где необходимо указать, что мы конкретно хотим от мэра и от Правительства, – поддержал Магомед-Расул.
– Мы так и сделаем: сначала я попрошу Патаха изложить требования продавцов в письменном виде. А потом к ним подсоединим общие требования трудящихся всего города. Для этого нам нужно организовать комиссию по уточнению  требований.
– Какую еще комиссию? Просто можно поручить это дело Дауду, Магомед-Расулу и Мансуру, – предложил Джабраил.
Все согласились.
На встречу с Назиром Патах приехал с Манавшой Пурпурной. Назир познакомил их с комиссией по выработке экономических требований. 
Манавша четко изложила свои требования:
1. Рынок № 3 принадлежит тем, то работает в нем.
2. Торговые точки должны быть постоянно закреплены за ними.
– За теми, кто работает в настоящее время на этих точках пожизненно, – заметил Дауд.
– Правильно, – согласились все. 
3. Рынок должен остаться там, где и возник и работает в настоящее время.
К требованиям продавцов члены комитета добавили общие экономические требования, созвучные с требованиями молодежи республики и рабочего класса города.
– Молодежь республики осталась без работы, она унижена и оскорблена, – заметил Дауд. – Безработная молодежь отброшена взяточниками и карьеристами чиновниками на обочину жизни. Рабочий класс лишился всего. Поэтому  требования должны быть такими:
1. Верните наши права: на труд, на бесплатное медицинское обслуживание, бесплатное образование.
2. Долой взяточников из госаппарата.
3. Пенсионерам – почет, уважение и отдых с нормальной пенсией.
4. Молодым – доступ на должности в госаппарате и работу в министерствах и ведомствах.
Эти лозунги сторонники Мачалаева стали озвучивать на совещаниях, на собраниях, в повседневных беседах. Молодежь охотно начала собираться вокруг них.
– Человек, семьдесят лет веривший, что государство охраняет его, заботится о нем, служит его интересам, сегодня потрясён тем, что в одночасье оно повернулось к нему спиной. Это особенно тяжело сказывается на жизни молодежи.
В стране должно быть Правительство, охраняющее интересы всего народа, а не отдельных магнатов! – выкрикивали студенты на студсоветах. – Правительство обязано гарантировать бесплатное образование, а не способствовать кормёжке администрации вузов.
– Здравоохранение должно быть бесплатным! – обсуждали требования протестующих пациенты в палатах, недовольные тем, что врачи прописывали необходимые лекарства, но заставляли купить эти лекарства на свои деньги, ссылаясь на то, что их нет в аптеках.   
В таких сложных жизненных ситуациях, резко изменивших жизненные условия населения, молодежь стала искать помощи и защиты в национальных движениях и нелегальных боевых отрядах, готовящихся взять власть в свои руки.
***
Вечером у Салимат заболела голова, жар в груди душил ее. Тело покрылось холодным потом. Руки начали дрожать. Лицо, шея покраснели. Она подошла к столу и из красного дуба, выдвинула ящик. Дрожащими пальцами взяла таблетку «климонорм», положила на язык и запила кипяченой водой, которую она всегда держала в хрустальном кувшине с серебряными монетами.
– Асият, я хочу в бассейн купаться, проверь воду, – попросила она у домработницы.
– Температура воды, моя госпожа, (когда Асият ее так называла, на лице Салимат появлялась улыбка, ей это нравилось) 27° – сказала Асият.
Домработница всегда старалась угодить хозяйке. Она знала все мелочи, которые поднимали настроение Салимат.
– Асият, ты раньше меня называла сестрой?
– Это было, моя госпожа, в советское время, когда каждый человек друг другу приходился как брат и сестра. Люди жили, как братья, помогая друг другу. Тогда не было ни господ, ни слуг. Все были равны. Теперь времена другие.
– Мы-то остались те же, – сказала Салимат, чтобы Асият не чувствовала разницу между ними.
– Нет, моя госпожа, условия жизни у людей изменились. Одни стали богаче.   Богатые хотят жить ещё богаче, используя имеющиеся в своём распоряжении  материальные возможности. Вы же, моя госпожа, раньше в бассейне не купались.
– Да и бассейнов, Асият, тогда не было. Ты же помнишь: мы жили в пятикомнатной секции. Правда, ванная комната была. Это хватало нам, хотя семья была не маленькая. Теперь все строят собственные дома с лишней жилплощадью.
– Не дома, моя госпожа, а дворцы с плавательными бассейнами, – сказала Асият.
– Да, Асият, это – мода времени. Каждый старается построить дом выше соседа и шире брата, – сказала Салимат и невольно посмотрела на свой белокаменный трехэтажный дом с красной железной кровлей, с большим двором, где  красовался плавательный бассейн и  теннисный корт. Двор, обнесенный трехметровым забором из итальянского красного кирпича, охраняемый двумя кавказскими овчарками с милицейским постом у ворот, со вкусом украшенный зелеными газонами и цветниками, нравился Салимат.
– Когда у меня подрастали дети, не было двора. Помню, в зимнее время они, как только вернутся со школы, дом верх дном переворачивали. Устраивали подушечные бои в своих спальнях. Переворачивали стулья, разбрасывали штаны, рубашки. Особенно младший сын. Он всегда провоцировал домашние бои со старшим братом и привлекая в игру и сестру. Старший мой сын, Баганд, спокойный, рассудительный парень, как и его отец, а Хаджимурад не знаю, в кого  уродился. Не сосчитать, сколько раз в школу вызывали меня из-за него. Иногда он приходил домой с разбитым носом, порванной рубашкой: «Мама, классный руководитель сказала, чтобы завтра в школу пришла», – сообщал он мне без тени угрызения совести на лице, будто подарок преподносил. Бывало, я жаловалась Магомед-хану, а он только усмехался: «Что ты от него хочешь? Он ведь Хаджимурад».   
Мне казалось, что ему нравился необузданный характер младшего сына, – глубоко вздохнула Салимат. – Теперь двор у меня есть, детей нет: они живут в своих собственных гнездах со своими собственными птенцами.
– У каждого, моя госпожа, своя судьба.   
– Когда Магомед-хан уезжал в Москву, я поехала к младшему сыну, забрать внуков на несколько дней, чтобы они у меня жили. Знаешь, Асият, что они ответили? «Бабушка, мы не хотим к тебе: там милиционер не даёт нам играть», – сказали они и не захотели ехать со мной.
– Значит, моя госпожа, условия для отдыха в их доме не хуже, чем ваши, поэтому и не согласились.
– Я же – их бабушка, Асият. Мне тоже хочется, как и каждой бабушке, нянчить внуков, видеть их рядом, слышать их голоса. Ты же видишь, что в этом большом доме, когда Магомед-хана нет, я остаюсь одна, даже не с кем поговорить.
– Позовите детей старшего сына, Баганда. Вы же говорите, что Баганд – спокойный, рассудительный человек.
– Ты понимаешь, Асият, дети Баганда обычно бывают в Левашах, у бабушки и дедушки по матери.
Посмотрев на красивый большой дом со всеми удобствами, Асият вспомнила слова неизвестного поэта:
Дом, где ворота для гостей закрыты,
Не могу я назвать домом от души,
Будь он хоть построен из гранита, 
И живет в нем гордый юзбаши.
– Вот Ваше полотенце, моя госпожа, – сказала Асият, и положила белоснежное пуховое полотенце в целлофановом пакете на скамейку, покрытую бесцветным лаком.
– Мне здесь остаться, моя госпожа?
– Пока не уходи, Асият. Может быть, ты мне понадобишься.
– Хорошо, моя госпожа, – сказала Асият и села на скамейку, стоящую среди белых бутонов чайной розы, в нище зеленого газона. Глядя на аккуратно остриженные ряды вечнозеленых насаждений, она  прислушивалась к тому, как «госпожа» барахтается в голубых водах бассейна. Асият присмотрелась к купальщице: «Удивительно хорошо выглядит она для своего возраста: нежное и белое, как у младенца, её тело красиво обтянуто красным купальником. Гибкий стан, дряблость которой не везде прикрывает купальник, покатистые бедра, узкие плечи, длинные пальцы, на щеках здоровый румянец… В свои 63 года  Салимат  похожа на белый бутон розы, опаленный первым осенним морозом». 
Купальщица с удовольствием нырнула в воду и вынырнула из неё, как русалка. Искупавшись в приятной прохладной воде, Салимат освежилась. Взяла полотенце, слегка обтерлась. Распустила длинные черные волосы и стала их сушить. 
– Асият, что-то ты задумалась? Сидишь, храня молчание… – открыв ровный ряд белых зубов, которых Асият не могла отличить естественные они или вставные, Салимат улыбнулась.
– Смотрю на Вас, моя госпожа, и любуюсь: у Вас очень нежная и красивая фигура. Думаю, Вы были красавицей в молодости.
 – А сейчас я некрасивая? – кокетливо улыбнулась Салимат, и, прищурив глаза небесного цвета, посмотрела на домработницу.
– Нет, нет, моя госпожа, и сейчас Вы красивы. У Вас изящная фигура, даже небольшие отложения подкожного жирового слоя, придающие Вашему телу солидность, женственность и незаметные тонкие паутинки вокруг глаз, легкий  румянец на щеках делает Вас похожей на осенний цветок розы. 
– Да, Асият, меня уже коснулась осень. Когда надо было ухаживать за собой в молодости, у меня на это времени не было.  Маленькие дети, гости, приезжающие по своим делам, муж, который находился на ответственной работе и не мог уделить времени семье, отнимали много времени. А лично для себя и свободного часа не оставалось. Вечера, когда муж вовремя возвращался с работы и играл с детьми, были для меня большими праздниками.
Усталость, напряжение рабочего времени  он оставлял за дверями нашей квартиры, заходил в квартиру, будто неся с собой тепло и свет весеннего солнца. С порога, как листок тополя, сорванный ветром, легко поднимал меня на руках и вертел в воздухе, приговаривая: «Синеокая фортуна моя». 
Рано утром, пока дети спали, он  уходил на работу. Как сейчас домработницу или няньку нанимать тогда не было возможности. Да, и времена были другие, и  нравы не те, что сейчас. Мои и его родители не могли помочь в воспитании детей. Они сами были занятые люди. 
– Благодарите Бога, моя госпожа, что Вам самим удалось воспитать своих детей. Если бы какие-нибудь няньки воспитали их, Ваши дети так не обожали бы Вас, как сейчас.
– Это ты, верно, говоришь, Асият. Дети меня уважают и любят, хотя в детстве не  слушались меня. Особенно младший сын, Хаджимурад. Вечно встревал в какие-нибудь разборки. Когда я просила его вынести мусор, он всегда отвечал: «Почему я? Пусть Баганд вынесет. Он старше меня». Или: «Пусть Зайнабка вынесет. Она – девочка. А я – мужчина. А девочки должны делать всю работу по дому. Вот папа тоже целый день на работе. Он тоже мусор не выносит».
Магомед-хану нравился независимый характер младшего сына.
– Оказывается, все мужчины одинаковы. Им нравятся бойкие неукротимые мужественные сыновья, – усмехнулась Асият.
Салимат села отдохнуть на скамейку, задумчиво посмотрела на зеркальную гладь бассейна, увидела золотой серп молодого месяца.
– Уже вечер, – проговорила Салимат, надела халат и направилась в дом. 
– Асият, ты уже можешь пойти домой. Я тебя отпускаю, хотя без тебя мне не с кем будет поговорить. Магомед-хан всё ещё в Москве. Думала из детей кто-нибудь зайдет. Ждала целый день. Но…
Асият ушла. Салимат стала смотреть  телепередачи. Обычно она регулярно смотрела «Время» и «Вести».  Ничего нового из телепередач не узнав, она просмотрела первые страницы всех сегодняшних газет. В некоторых из них сообщалось о том, что председатель Госсовета встречался в Москве с Чубайсом, что разговор шёл об Ирганайской ГЭС. Устав читать газеты, Салимат в 22 часа зашла в зал.
«Что-то сегодня и Хаджимурад не заглянул, он ведь часто заходил ко мне, когда знал, что отца нет дома. Раньше он не давал мне почувствовать одиночество. Может, сегодня он с друзьями в отъезде», – подумала Салимат, и решила принять гигиенический душ перед сном.
В двадцать три часа, как обычно, легла спать. Но заснула она с трудом.
Приснилось ей, что она с Магомед-ханом купалась на море.
Пляж был полон людьми, что яблоку негде упасть. Под ногами у отдыхающих чувствовался горячий песок. Вода в море казалась такой теплой, будто кто-то
подогрел её  на плите.
На небе не было ни единого облачка. Голубое чистое летнее небо, легкий бриз, дующий с моря, освежающие волны, давали отдыхающим возможность позабыть о суете жизни.
Вдруг морские волны начали подниматься на «дыбы». Откуда-то с северной стороны на небе появились серые тяжелые  тучи. Они быстро закрыли небо. Люди начали лихорадочно одеваться и собирать свои вещи. В это  время Магомед-хан находился в воде, плавал мастерски, несмотря на штурмующее море. В  это время высокая волна накрыла его и  унесла с берега. Она начала кричать: «Магомед-хан! Ой, Магомед-хан!»
Кто-то стоящий рядом, обратив внимание на её отчаянные крики, предложил: «Кидайте ему спасательный круг!». Она посмотрела на будку спасателей, там висели желтые резиновые круги. Она побежала к будке. Никого там не найдя,  она быстро схватила спасательный круг, побежала на берег. Подойдя поближе к Магомед-хану, который пытался бороться с волной, она, собрав все силы, с размаху бросила ему круг и отчаянно крикнула: «Магомед-хан! Поймай!» 
На гребне одной волны Магомед-хан поймал спасательный круг. Но новая гигантская волна трехметровой высоты опять подняла его на свой гребень. Заметив эту огромную высоту, к горлу  Салимат подступил комок: «Он же сейчас разобьётся… Как ему помочь? Что делать?»
В поисках помощи она посмотрела вокруг, но никого не увидела, кто мог бы прийти на помощь. Будка спасателей как была пуста, так и осталась пустой. 
В отчаянном рывке, расправив руки,   готовясь подхватить Магомед-хана, она бросилась под огромную волну.
Магомед-хан соскользнул с гребня волны и сел на песчаную отмель. Она решила подойти к нему и увести его, но следующая волна сбила его, водяной вал снова накрыл его.
Салимат прыгнула в воду. Отступающая волна замочила её до пояса, потянула за собой в море, но она устояла. Салимат кинулась на помощь Магомед-хану, чтобы следующая волна не успела накрыть его и затянуть в море. Она чудом  успела зацепиться за его руку и со всей силой вытянуть его на песчаный берег. 
В этот момент она проснулась. Все тело было напряжено, как натянутая тетива, оно дрожало, как после перенесённого потрясения. Сердце громко и учащенно стучало в груди.
 В спальне горел ночник с матовым мягким светом. Перед глазами Салимат стояло разбушевавшееся море, увиденное во сне. Огромные волны, неожиданно накрывающие Магомед-хана. Хозяйка дома была под сильным впечатлением сна: «Что значит увидеть во сне разбушевавшееся море, чуть не унесшее Магомед-хана? Может, в Москве с ним что-нибудь случилось? Может быть, ему кто-нибудь угрожает? После начавшихся реформ на каждом шагу, невзирая на лица, совершают покушение. Особенно на руководителей республик и областей. Надо бы позвонить Магомед-хану, может быть, у него неприятности по работе? Мало ли что может случиться с ответственным работником в наше неспокойное безжалостное постсоветское время, когда человек человеку становится соперником, конкурентом. Сколько человек явно и скрытно завидует ему, желает занять его место? Может быть, даже есть такие люди, которые желают устранить его… – Салимат, тревожно рассуждая сама с собой, протянула дрожащую от волнения руку и нажала на кнопку. Зажгла свет. Посмотрела на большие настенные часы, с инкрустированным из слоновой кости корпусом, висящие напротив спального ложа белорусского производства.
«Надо бы позвонить. Но еще четырех нет. Надо немного подождать. Неудобно глубокой ночью тревожить его, – подумала Салимат. – Лучше поговорю с Хаджимурадом. Может, он подскажет, как быть с тревожными предчувствиями и что  делать, чтобы не думать о плохом». Она взяла трубку и позвонила младшему сыну.
– Сынок, ты спишь?
– Мама, это ты?
– Да, сынок.
– Что-нибудь случилось? Что-то, мама, голос у тебя неспокойный? – с тревогой спросил Хаджимурад.
– Да, сынок, случилось.
– Я сейчас, мама, приеду, ты держись.  Пока я приеду, пей сердечные капли. Я с собой привезу знакомого доктора. Ты его знаешь, это профессор Абакар.
– Сынок, мне никакого доктора не надо. Сердце у меня болит совсем не из-за болезни.  Тут доктор мне не поможет.
– Мама, тебе совсем плохо? Держись, я сейчас буду у тебя!
– Хаджимурад, сынок, никуда ехать тебе не надо. Ты послушай меня и подскажи, что делать?
– Да, мама, я тебя внимательно слушаю, говори.
– Сынок, я видела плохой сон. Боюсь, что с твоим отцом может что-то случиться.
– У… Мама! Как ты меня напугала. Если из-за плохого сна ты переживаешь, просто не придавай ему значения и благодари Аллаха, что это лишь сон.  Главное, что ты здорова! Раз здоровье в порядке, сны не страшны. 
– Я хотела, сынок, позвонить твоему отцу. Узнать, как он и предупредить, чтобы был осторожен.
– Мама, ты знаешь, сколько времени сейчас?
– Знаю, сынок, около 4-х часов ночи.
– Ну, раз знаешь время, постарайся успокоиться. Неудобно среди ночи сонного человека будить. Ты знаешь, как потревожит твой звонок в столь позднее время?  Ты понимаешь, мама, как я перепугался, когда услышал твой тревожный голос среди ночи. 
– Поэтому же, сынок, я к тебе позвонила, чтобы поговорить с тобой и поделиться со своими тревогами. 
– Мама, жизнь человека – это же не сонное царство. Чего во сне человек не видит. Даже коровы летают во сне. Но в жизни-то этого не бывает.
– Летающих коров не увидела, сынок. Видела море, которое вдруг разбушевалось. Видела, как высокие мутные свинцово-тяжелые волны накрыли твоего отца и чуть его не унесли в море. Я успела бросить ему спасательный круг.
– Ты же спасла, мама, его?!
– Да, сынок. Но чуть не потеряла его.
– Раз спасла, значит, ничего страшного не случится с папой. Если бы с ним что-нибудь случилось, все телеканалы России об этом сразу сообщили, к тебе по  горячей линии поступили бы звонки.  Так что всё нормально.
– Это правда, сынок. Я хотела предупредить его, чтобы он берег себя, был начеку, чтобы ничего с ним не случилось. У меня на сердце тревожно. Я чувствую, что ему что-то угрожает.
– Мама, мы с тобой утром предупредим папу, а сейчас постарайся успокоиться и отдохнуть до утра. Утром я тебе привезу человека, который разгадывает  сны.
– Сынок, ты смеёшься над моими тревогами.
– Мама, родная, разве я могу это сделать? Я же – твой сын! Я вижу, как ты тревожишься из-за папы, беспокоишься о нём. Разве над такими чувствами я могу смеяться? Конечно же, нет. Я сейчас, мама, приеду к тебе.
– Сынок, не надо приезжать. У меня все в порядке. Только этот страшный беспокоил меня. Раз мы решили утром позвонить отцу, подождём до утра.
– Мама, а теперь постарайся отдохнуть, моя храбрая и добрая мама.
– Хорошо, сынок. Спокойной ночи! Пусть Аллах хранит тебя с твоими детьми.
– Спокойной ночи, мама.
«Сынок, ты просишь меня не беспокоиться. Разве материнскому сердцу прикажешь, чтобы оно не беспокоилось о детях своих? Разве женскому сердцу укажешь, чтобы оно не волновалось о  любимом человеке?» – усмехнулась Салимат. Она выключила свет и попыталась успокоиться и уснуть. Она легла, повторяя святые молитвы, которым в детстве мать учила ее. Даже святые молитвы не помогли. Сон покинул ее. Вернее, его разгоняли тревожные мысли в голове. Они, как назойливые мухи, жужжали в голове, возвращали ее к тревожному сну. Все детали сна, как в калейдоскопе, многократно повторялись в голове. И от этого становилось на сердце ещё тревожнее. Она никак не могла освободиться от тревожных мыслей, которые нагоняли на неё страх и беспокойство за здоровье Магомед-хана.
Как только она помнила себя, мальчик, который жил по соседству, был кумиром ее детства, другом ее школьных симпатий, любовью ее молодости.  Она с детских лет считала его своим самым родным, самым близким и самым красивым человеком на этой земле. Такие чувства сохранились в ее сердце, хотя они совместно в супружеской жизни прожили более сорока лет. И сегодня, когда она увидела страшный сон, она шестым чувством почувствовала неизвестную, непонятную угрозу для его жизни. Мысли о нём не давали ей забыться, думать о чём-либо другом. Хотя после разговора с сыном, она старалась отогнать тревожные, недобрые мысли и успокоиться, ей не удавалось это. И ночь показалась длинной, тревожной и рассвет почему-то сегодня не спешил наступить.
Салимат несколько раз вставала, несколько раз ложилась, но нигде спокойного места не могла найти. Она включила компьютер, просмотрела сайт Магомед-хана. Но и там не обнаружила угрозу или   подозрительное послание. 
В это время из настенных часов, висящих в зале, кукушка возвестила 5 часов, приветствуя рассвет пятикратно.
– Слава тебе Господи. Наконец-то наступил рассвет, – глубоко вздохнула Салимат.
Кое-как дождалась и шести часов утра и решила позвонить мужу: «Может быть, он не будет спать в это время? Он обычно дома встает в 6 часов утра…
Но сейчас-то он не дома… Лучше позвоню в семь часов. Может быть, в столице рабочий день для него был тяжелым? Может, он решил немного отдохнуть?
Да нет, он никогда режим не нарушает, в шесть часов он будет на ногах», – подумала Салимат и набрала номер.
– Что, моя фортуна, не спится тебе без меня? – веселым голосом спросил Магомед-хан.
«Слава тебе Господи! Он здоров, он бодр», – обрадовалась Салимат. Она чуть не забыла о ночном сне.
– Мой Фараон, без тебя трудно спится. Сердце тревожится, мысли не дают покоя. У тебя все в порядке? – стараясь быть спокойной, спросила она мужа.
– Синеглазая моя фортуна, что-то у тебя голос необычный? Может, из внуков кто-то заболел?
– Нет, нет, мой Фараон, все здоровы. У нас всё нормально. Ночью я увидела очень плохой сон и до сих пор не могу освободиться от впечатления этого сна.
– Какой еще сон? А разве ты веришь  в  сны?
– Я видела во сне бушующее море, огромные мутные волны. И эти волны чуть тебя не унесли в море, я успела бросить тебе спасательный круг и вытянуть тебя за руку. Ты представляешь, еле успела спасти тебя.
– Синеокая моя, ты же всю жизнь  и наяву спасала меня. Теперь решила и во сне спасать? Успокойся, со мной все в порядке. Если дома всё хорошо, передай привет детям и внукам. 
– Если с тобой все хорошо, мой фараон, наши все здоровы, – Салимат немного успокоилась, услышав голос мужа. Но мысли тревожные все равно не покинули ее, на сердце было тревожно. Голова болела после бессонной ночи. Салимат решила прилечь. В это время позвонил Хаджимурад.
– Мама, как ты? Ты уже успела позвонить отцу?
– Да, сынок, позвонила. Услышала  голос твоего отца, немного на душе отлегло. Но, сынок, тревожные мысли меня не покидают. 
– Значит, мама, ты целую ночь не спала, не отдохнула. Мама, я нашел человек, который разгадывает сны. К 7 часам мы приедем к тебе с ним.
– Сынок, что может сказать этот человек? Я сама лучше него знаю, как расшифровать его. Но раз ты решил позвать его, привези его, сынок.
Хаджимурад привел к матери знаменитого толкователя снов, предсказателя и ясновидца Ахмед-хаджи Аданакского.
Мужик небольшого роста, с рыжей бородой, с маленькими черными глазами,  слегла прихрамывающий на левую ногу, ничем не отличался от обычных служителей мечети. Салимат обратила внимание на большой золотой перстень на среднем пальце его правой руки. Она пригласила его в гостиную. Предложила сесть в мягкое кожаное кресло черного цвета.
Устроившись удобнее, Ахмед-хаджи попросил Салимат:
– Расскажи-ка, сестра, что ты увидела во сне?
– День был солнечный, жаркий. Мы с мужем купались в море и отдыхали на пляже. И вдруг погода резко изменилась. Небо затянули серые тучи. Море начало штормить. Мутные, тяжелые волны кидались на берег. Муж купался в воде и не успел перед штормом выйти из воды. Большая волна подняла его на свой гребень и бросила на берег, но со своим откатом волна обратно утащила его в море. Я успела кинуть ему спасательный круг, и когда повторная волна выбросила его на берег, с трудом сумела вытащить его из воды.
–  Волны не повредили его здоровье?
– Нет. 
– Разбушевавшееся море – это народ,  восставший против властей. Мутные морские волны – это гнев обездоленных граждан, уставших от коррумпированных чиновников, потерявших работу и надежду на завтрашний день. 
– Какое восстание? Это же не семнадцатый год, уважаемый Хаджи?
– Революция в любое время может произойти, госпожа, если для этого есть причины и условия, – сказал гость, горделиво подняв голову, как знаток истории человечества.
– Хаджимурад, откуда ты взял этого «революционера»? И так у меня на душе тяжело. Сердце болит от предчувствия чего-то. А он еще со своей революцией пугает меня, – Салимат вопросительно посмотрела на сына. 
– Но хорошо, госпожа, что ты успела спасти своего мужа, что мутные морские волны не успели унести его в открытое море.
– Я же говорил, мама, раз ты спасла отца во сне – это уже хорошо. Ведь ты у нас самая сильная мама!
Видя, что мама не хочет слушать Хаджи, Хаджимурад решил вмешаться в их разговор. 
– Да, да, верно говорит уважаемый Хаджимурад. Раз ты выручила его и не дала проглотить морским волнам, с твоим супругом ничего не может случиться. 
Вначале Ахмед-хаджи решил нагнать страх, припугнуть госпожу, чтобы она больше раскошелилась. Но он сразу понял, кто перед ним и что за госпожа. И поэтому решил поправить свою ошибку. Этому ему помог и Хаджимурад, вмешавшись в разговор. Когда толкователь снов посмотрел в глаза Хаджимурада, он прочитал в них немой укор: «Ты что делаешь, гад?! Ты думаешь, что перед тобой неграмотная лавочница? Она лучше тебя знает, что значит «революция». 
– Мама, теперь ты знаешь, что папе ничего не угрожает, что у него все нормально, – улыбнулся Хаджимурад. – Я отведу Ахмед-Хаджи.
– Вам, госпожа, не о чем беспокоиться, сон у Вас закончился спасением. Это хороший сигнал, – сказал Хаджи и встал, чтобы уехать с Хаджимурадом. В это время появилась и Асият.
– Доброе утро! У нас гости? Что же Вам приготовить: чай, кофе?
– Не беспокойся, Асият. Чай мы успеем в кафе выпить, – сказал Хаджимурад. И гости ушли.
– Что здесь делал этот знаменитый предсказатель, моя госпожа?
– Ты его знаешь?
– Кто его не знает в нашем городе? Все ходят к нему, начиная с мелких бизнесменов, кончая большими чиновниками. Все хотят узнать, что будет завтра с ним с его делом. У Вас тоже возникли проблемы, моя госпожа?
– Хаджимурад привез его, чтобы растолковал мой сон.
– Что еще за сон, моя госпожа?
– Ночью мне приснилось, Асият, что Магомед-хана чуть не унесли морские волны.
–  Вы его спасли?
– Откуда ты знаешь, что я спасла его?
– По настроению вашего сына, моя госпожа.
– Молодец, Асият, ты наблюдательна. Как думаешь, как он растолковал мой сон?
– Зачем ещё думать, моя госпожа, и так всё ясно: Вы его спасли.
– Да, я спасла его, Асият, иначе я не смогла бы жить.
– Вы живы и он спасен, значит все в порядке.
– Кажется, да, Асият. Но на сердце у меня до сих пор неспокойно. Я боюсь, что с ним что-то может случиться, – Салимат встала и задумчиво стала прохаживаться. – На душе у меня тревожно, что-то должно произойти, но я не знаю, что и не могу предупредить его, – тревожно посмотрела она на Асият.
– Ничего страшного не произойдет, моя госпожа, успокойтесь. А я приготовлю Вам кофе, – Асият пошла на кухню.
А Салимат тревожно ждала чего-то, но она сама не знала чего. Немое сердце не могло на человеческом языке, объяснить чего оно опасается, почему оно так волнуется, почему ему так тревожно.
***
Ситуация между администрацией города и работниками рынка резко обострилась. Рыночный комитет во главе со своим лидером решил организовать массовые выступления.  Комитет попросил Союза мусульман, лакское движение «Парту Патима» и ЧОПовцев поддержать свое выступление.   
Идея организовать массовые выступления понравилась Назиру. Он собрал на экстренное совещание своих сторонников, где было принято решение поддержать выступления рыночников и заодно продемонстрировать и свои силы.
В один из майских дней на рынке № 3 появились бритоголовые   молодые люди в одинаковых черных рубашках. На рынке уже толпились  молодые люди, одетые в такие же  черные рубашки.
В отличие от остальных, молодые люди, подошедшие позже всех, были в черных кожаных шапках без козырьков. В одном из них базарная толпа узнала Мачалаева  Мансура, широкоплечего молодого человека с красивым мужественным лицом, кумира молодёжи, олимпийского чемпиона по вольной борьбе.  А в другом молодом человеке, среднего роста, с мрачным лицом и строгим взглядом, собравшиеся узнали Мачалаева Назира. 
Сопровождающие их молодые люди предложили всем торгующим временно закрыть торговые ряды и собраться на центральной площади рынка:
– С вами хочет поговорить председатель Союза мусульман России Назир Мачалаев.
– Что он хочет нам сказать? Пять раз в день мы молимся Богу. Бедных не обижаем. Саадака (милостыню) раздавать бедным не забываем, – сказал один из торгующих на рынке, крупного телосложения мужик среднего возраста.
– Если хочешь услышать, что хочет он вам сказать, брат, закрывай свою будку, – сказал молодой глашатай.
Через полчаса все ларьки и торговые точки закрылись. Народ собрался на центральной части базара. Площадь заполнилась и студентами, пришедшими из столичных вузов.
Оба брата Мачалаевых и их помощники залезли на бортовую машину, подготовленную для выступлений. Вокруг машины собрались вооруженные телохранители выступающих.
Слово для выступления одним из первых взял человек огромного роста, похожий на столетний дуб, крепкого телосложения с черной бородой. Это был Джабраил, имам селения Карамахи.
– Братья мусульмане и сестры! – обратился он к собравшейся толпе. – Сегодня будут решаться вопросы, связанные с нашим дальнейшим существованием. С такими вопросами перед вами выступит председатель Союза мусульман России Мачалаев Назир и постарается решить вопрос вашего рынка. Он не даст отнять его администрации города Махачкалы. 
– Мы слушаем! Пусть говорит! – раздались возгласы из толпы.
– Братья и сестры! Вчера еще у вас было право на труд. Каждый из вас работал на заводе, на фабрике. Но бывшие бандиты, вышедшие из тюрем, воры и даже многие партийные работники за бесценок выкупили заводы и фабрики, на которых вы работали, разорили их, превратили в площадки для реализации продукций кооператоров, а вас выбросили на улицу.
Ещё вчера у вас было право на бесплатное образование и медицинское обслуживание, а сегодня их у вас отняли. Вы вынуждены платить всю свою пенсию на лекарства и то подозрительного происхождения.
Ещё вчера при окончании ВУЗов и техникумов, вам вручали дипломы специалистов, по вашему выбору направляли на работу в любой район или город нашей великой страны. Вы должны были отработать три года, пользуясь правами молодого специалиста: вам предоставлялось жилье без очереди, льготы на свет и тепло. А сегодня вы учителя, врачи, инженеры, агрономы с дипломами стали безработными. Чтобы заработать на буханку хлеба для детей, вы вынуждены сидеть на рынке и торговать турецкими шампунями, китайскими носками. И это место, где вы зарабатываете кусок хлеба, городская администрация решила отнять у вас! Отнять у вас рынок под площадку для строительства высотных домов, которыми она потом будет торговать в три дорого!
Сколько вы будете терпеть этот произвол?! Не пора ли вам, работникам рынка и пролетариям ХХ века, взяться за  оружие?!
– Правильно говоришь, товарищ Мачалаев! Пора уже! Сколько мы должны терпеть это беззаконие! – крикнул из толпы кто-то.
Как только Назир закончил свою зажигательную речь, на «трибуну» поднялась Манавша Пурпурная. В красном платье с белыми манжетами, она,  казалось, явилась на площадь прямо из салона красоты. Её белое, молочного цвета, лицо, иссиня-черные волосы, гладко зачесанные и затянутые на затылке удивительной красоты заколкой – весь её вид привлекал взоры слушателей: 
– Правильно говорил тут Назир! Пора нам заявить свое право на собственность на наших рабочих местах! Рынок принадлежит нам всем, кто сегодня работает здесь! И никакая администрация города не имеет права отнимать его у нас!
– Правильно, Манавша! Рынок принадлежит тем, кто сегодня здесь трудится! Нам больше зарабатывать хлеб, чтобы прокормить свои семьи! – начали кричать из толпы, поддерживая оратора.
– Вперед, братья и сестры! Мы сегодня с вами покажем, кому принадлежит рынок! Все на центральную площадь города! – Назир бросил в толпу боевой клич.
– Если у пролетариата в 1917 году главным оружием был булыжник, то у нас будут топоры, лопаты и багры! – крикнул имам Джабраил.
– Вперед, ребята! – крикнул мясник, подняв над головой топор.
Из хозяйственных магазинов протестующие забрали топоры, лопаты, ломы. Толпа направилась вслед за своим вожаком, Манавшой. По пути к ним присоединялись отряды молодых ребят, поджидавшие их на улице, боевики Назира и Джабраила Карамахинского. Эта огромная толпа, вооруженная автоматическим оружием, как горный поток, увеличившийся после летней грозы, шла по широкой улице Махачкалы, привлекая к себе взгляды пешеходов, не понимающих, что происходит, и хлынула на площадь. Молодые люди и пожилые продавцы, держащие в руках топоры, лопаты, ломы, ножи, палки и присоединившиеся к ним безоружные и злые безработные, потерявшие работу на заводах и фабриках, граждане без определенного места жительства. За считанные минуты они заполнили всю центральную площадь Махачкалы. Здесь собрались и родители, потерявшие своих детей, горожане, доведенные до отчаяния взяточниками-чиновниками, правдоискатели, задавленные силовиками. 
 Людям, собравшимся на площади, казалось, что вождь мирового пролетариата, В.И. Ленин, следящий за митингом, улыбаясь прищуренными глазами, с высокого пьедестала заявлял: «Это же вооруженное восстание, товарищи! Народ, доведенный до отчаяния реформами, восстал! – и, протянув вверх правую руку, звал: «Вперед, пролетариат!» 
– «Вперед!»  – этот клич вождя мирового пролетариата был услышан  женщинами, вооруженными лопатами, ломами, топорами. Они бросились на штурм Дома Правительства и Госсовета. Малочисленные отряды милиции, охраняющие Дом Правительства и Госсовет, не смея стрелять в женщин, в молодёжь, разбежались в разные стороны.
Путь наступающим женщинам освободился.
– Али, почему все бегут в Госсовет и в Дом правительства? Мы же вначале собирались выступить против мэра… 
– Там, мой друг, раздают должности, поэтому все спешат, чтобы получить хорошую должность.
– А тебе, Али, зачем туда бежать? У  тебя же есть должность…
– Все бегут, и я тоже. 
– У тебя, Али, получается как у Молла-Насрутдина.
– А что, Насрутдин тоже побежал туда?
– Да, Али. Но не туда, а в соседнее село.
– А зачем в соседнее село?
– Как зачем? За золотыми монетами.
– За золотыми монетами, Вали, я тоже побежал бы и даже дальше, чем в соседнее село.
– Тогда, Али, тебя там не было.
– А что из-за того, что меня там не было, Насрутдину больше досталось монет?
 – Нет, просто Молла-Насрутдин тогда  решил подшутить над своими односельчанами. Однажды, когда Насрутдин возвращался из соседнего аула, его догнала Патимат. Она с родника возвращалась с кувшином холодной родниковой воды за спиной. Время было осеннее. Погода была холодной. Туман, сырость, накрапывал мелкий дождь.
– С возвращением тебя, Насрутдин. В соседнем ауле тоже шёл дождь?
– Там, Патимат, шёл не простой дождь, а золотой.
 Пока Молла-Насрутдин со своим ослом добирался до села, Патимат  опередила его и сообщила сельчанам:
– Люди! Вы слышали, в соседнем ауле дождь с золотыми монетами идет!
Люди побежали посмотреть на чудо. 
Насрутдину стали встречаться односельчане, спешившие куда-то.
– Добрые люди, куда спешите? – удивился Молла-Насрутдин.
– Насрутдин, разве ты не слышал, что в соседнем ауле дождь с золотыми монетами идет?
– Там с утра солнце было.
– Это с утра, Насрутдин. Сейчас время послеобеденное. Пока Насрутдин добирался до дома, половина села побежала в соседнее село.
Когда Молла-Насрутдин увидел своего соседа Ахмеда, спешившего в соседний аул, шутник и сам поверил своему обману: «Если бы в соседнем селе не шёл дождь с золотыми монетами, разве половина села побежала бы туда?»
–  У тебя тоже, Али, так получается, как у Молла-Насрутдина, – улыбнулся Вали.
***
Первыми в Дом Правительства ворвались женщины. Внутренняя охрана попыталась задержать их, угрожая автоматами, но разъяренная толпа, следовавшая за пожилыми женщинами в траурной  одежде, подмяла их под себя. Толпа приступом взяли и Госсовет. За ней в здание ворвались и вооруженные отряды молодых людей.
Члены Госсовета и Правительства во главе с председателем вовремя успели покинуть свои кабинеты и уйти через тайные ходы. Они поспешно уехали в город Каспийск, решили организовать временную резиденцию и ждать, пока из Москвы вернется председатель Госсовета Магомед-Хан Алиев. Все ждали его указаний. 
Дом Правительства республики, неожиданно даже для самих восставшихся, оказался в их руках. И толпа, и вооруженные отряды молодых людей не ожидали такого быстрого исхода противостояния. Председатель Правительства и члены Госсовета, предвидя последствия, даже не попытались организовать вооружённое сопротивление и задержать отчаявшихся женщин, безрассудно горячих подростков, идущих впереди вооруженной толпы. 
Вначале восставшие и их лидеры растерялись и замешкались, не зная, что делать с властью, оказавшейся в их руках. 
– Непонятно, зачем нам нужно это пустое здание? – Манавша в нерешительности посмотрела на Патаха.
– Что здесь непонятного, Манавша? Мы победили! Мы разогнали коррумпированное правительство и касса распределения должностей – Госсовет! – глаза у Патаха заблестели, как у кошки, тайком проникшей в кладовую и лизающей хозяйскую сметану
– Непонятно, Патах, с кем можно теперь договориться насчет рынка, и как Правительство решит наш вопрос?
– Манавша, теперь Правительство – это мы! Сами будем самостоятельно решать этот вопрос!
В это время в здание Правительства, уже занятое пожилыми продавцами и молодежью, зашли вооружённые отряды во главе с Назиром.
– Брат Назир, посмотри на нашу сестру, Манавшу, горько сожалеющую о том, что Правительство, не договорившись с нами, убежало, – усмехнулся Патах. 
– Правильно, с кем мы сейчас будем договариваться? От кого будем требовать отдачи рынка работникам торговой сферы? В здании-то никого не осталось, – серьезно сказала Манавша.
– Манавша, теперь правительство – это мы! Понятно? – Назир повторил слова Патаха. – С нами и будешь договариваться, – улыбнулся он. – Считай, что уже договорилась. Рынок ваш. Никакой мэр больше в ваши дела вмешиваться не будет. Скоро мы доберемся и до мэра – пахана городской мафии. Скоро ему не до рынка будет. Ты видишь, теперь все в наших руках! Отсюда до сих пор управляли Республикой Дагестан! – торжествовал Назир. Да и другие лидеры ликовали.
Единственный человек, который был  озабочен происходящим – это был Мансур. Это видно было по его лицу. Он с тревогой следил за поведением своего брата. Назир это заметил.
– Брат, ты чем-то озабочен? Расслабься. Ты посмотри, как легко мы взяли власть.
– Назир, нам надо, как можно быстрей, нейтрализовать мэра Махачкалы. Наши ребята передают, что он поспешно собирает своих сторонников из районов республики. Усиливает охрану мэрии. Уже к нему на помощь прибыли отряды с Изберга и Дербента.
– Мансур, брат, не спеши, мы и до него  скоро доберемся. Пока нам надо определиться со статусом Дагестана и создать временное правительство.
– Я-то не спешу, Назир. Это Аминов спешит закрыть нам дороги.
– Какие еще дороги, Мансур?
– Дороги, ведущие из Хасавюрта и Буйнакска.
– Зачем нам эти дороги? Мы же не собираемся ехать в Хасавюрт или  Буйнакск.
– Назир, мы ждем помощи оттуда.
– Точно. Я об этом забыл, оттого что  без их помощи сами здесь справились. Ты же видишь, наши ребята без единого  выстрела взяли здание Госсовета и Правительства.
– В том-то и беда, что так легко взяли. Эта случайность, Назир. В Госсовете и Правительстве республики не ожидали, что женщины и подростки толпой ворвутся в здание. Эта случайность не должна расслабить  наших ребят и нас самих. Активная фаза нашего движения, нашего наступления в самом пике уже начала затухать. Это даёт возможность нашему основному противнику время и возможность собраться с силами. Наше промедление играет на руку противнику.
В это время в разговор вмешался Джабраил и что-то сказал на ухо Назиру. Назир кивнул головой, видимо, одобряя его решение.
Джабраил дал команду своим ребятам убрать с фасада Правительственного здания символику РД и РФ. На их месте вскоре появилось зеленое знамя ислама.
После водружения зелёного знамени  Назир обратился к восставшим:
– Братья и сестры по вере! Правительство Дагестана убежало. Мы победили! Отныне Дагестан является Исламской Республикой!
Некоторая часть восставших крикнула: «Ура!». Некоторые лидеры восставших в растерянности посмотрели на Назира. Дауд и Магомед-Расул подошли к Мансуру.
– Мансур, мы же так не договаривались? – проговорил Магомед-Расул.
– Ты знаешь, брат Мансур, что после этого будет? – возмутился Дауд.
Мансур сразу понял, что идея со знаменем ислама принадлежит Джабраилу. Он поближе подошел к нему и грубо  спросил:
– Слушай, Джабраил, кто дал вам право назвать Дагестан «Исламской Республикой»?
– Наш руководитель Назир-шах, председатель Союза мусульман России.
– Перестань, Джабраил, глупостями заниматься. И не смей моего брата оскорблять, называя его «Назир-шахом». Наши родители дали ему родовое имя, Назир.
– Брат Мансур, что плохого в этом названии. Ислам – религия наших отцов.
– Это, Джабраил, ты скоро узнаешь.
– Мансур, я прошу тебя, не затевать спор. Нам нужно сообща наступать на мэрию, – попросил Назир.
***
Ободренные успехом наступления на Правительство, руководители восставших решили штурмовать мэрию. В руководстве восставших неожиданно произошел раскол. С решением Назира и Джабраила назвать Дагестан «Исламской Республикой» не согласились Дауд и Магомед-Расул, их поддержал Мансур. Отряд ЧОПовцев во главе со своим руководителем Магомед-Расулом и студенческий отряд во главе с Даудом собрались покинуть площадь. Основной силой для наступления на мэрию были: отряд Джабраила Карамахинского и толпа, вооружённая орудиями труда. 
В отличие от председателя Правительства, мэр города успел организовать сопротивление из своих сторонников. Быстро и надежно укрепил охрану мэрии,  выставил посты на магистральных дорогах, откуда восставшие и их лидеры могли ожидать помощи.
  Осведомители Мансура, находящиеся в мэрии, докладывали ему о ситуации через каждый час.
– Брат Мансур, вот теперь мы подошли вплотную к вопросу мэрии, – торжественно произнес Назир.
– Ты, Назир, на один шаг опоздал. Аминов за то время, которое ты упустил, успел основательно подготовиться. Да и необдуманное ваше решение, я имею в виду, Джабраила и твое: «Объявить Дагестан «Исламской Республикой», отпугнуло некоторых наших союзников.
– Ты имеешь в виду Магомед-Расула и Дауда?
– Да, Назир, мне кажется, ЧОПовцы и студенты не будут участвовать в штурме мэрии. Они, кажется, собираются покинуть нас.
– Пускай покидают. И без них у нас достаточно сил и средств, чтобы, как  Правительство и Госсовет, разогнать мэрию. Весь Дагестан в наших руках.
– Назир, не только весь Дагестан, но и  город Махачкалу мы не взяли, – с досадой высказался Мансур. Он понимал, что  предстоящая атака восставших на мэрию,  успеха не принесет.
– Считай, Мансур, что город Махачкала взят. Скоро на мэрию обрушится мощь отряда Джабраила Карамахинского. Чем Дом Правительства, который охраняли отборные отряды милиции и ОМОНа, мэрию нам легче будет взять.
– Мы опоздали, Назир. К сожалению. Аминов успел организовать надежную оборону. 
Мы потеряли самого мощного нашего союзника – фактора неожиданности. Аминов – боец, привыкший не сдаваться. Почти восемь лет он находится в беспрерывной борьбе с конкурентами, но никогда еще не проиграл. Физически искалечен, но духом не сдается.
– Ты что, Мансур, хвалишь его? – Назир саркастически улыбнулся.
– Я не хвалю, оцениваю нашего противника по заслугам.
– Ты сейчас увидишь, как рассыплется оборона мэра под ударами отряда Карамахинского и народной армии, отчаявшейся из-за беспредела в годы реформ.    К ним присоединится отряд Патаха.
– Аминов – очень хитрый, умный и невероятно смелый противник. Он, Назир, никуда не убежит, а будет драться до последнего дыхания.
– Тем хуже для него. 
– Я так не думаю, Назир. Ты совершил  большую ошибку, не поняв маленькой истины.
– А что за истина? 
– Эта истина заключается в том, что Россия никому не позволит оттолкнуть свой субъект на южной границе. Ты в согласии с Джабраилом не должен был объявлять Дагестан «Исламской Республикой». Скоро Магомед-хан прибудет с российским спецназом и армейскими частями и в считанные минуты всех восставших уничтожат.
***

Тем временем Хаджимурад позвал Ахмед-Хаджи в кафе, чтобы труд предсказателя оплатить хорошим гонораром. Вместе они слегка позавтракали.
– Спасибо, Хаджимурад, за щедрый гонорар. Не забудь заглянуть на центральную площадь. Может, там увидишь причину ночного сна твоей матери.
Ахмед-Хаджи знал о предстоящем выступлении части молодежи и работников рынка, недовольных властью. Представители их лидеров накануне были у Ахмед-Хаджи. Он им предсказал легкую победу. И компромиссное бескровное согласие с противником.
– В чью пользу это согласие? – спросил глава делегации Бадави.
– В пользу восставших, Бадави-жан.
– Зачем же, колдун, тогда компромисс?
– Не знаю, Бадави-жан, звезды так предсказывают, – сказал как можно мягче Ахмед-Хаджи. Он боялся разозлить свирепого Бадави.
– Смотри, звездочет, чтобы ты язык держал за зубами, иначе останешься и без языка, и зубов, – угрожающе посмотрел Бадави на предсказателя.
– Ты что, Бадави-жан, Ахмед-Хаджи Аданакский свою профессиональную тайну никогда не выдает.
– Тогда зубы и будут целыми, и язык будет здоровым во рту. Ха-ха-ха! – посмеялся Бадави и ушел со своей группой.
Это было днём раньше. А тут Ахмед-Хаджи, расставшись с Хаджимурадом, усмехнулся: «Но вот, Бадави-жан, даже самому Хаджимураду ничего не сказал о нашем с тобой разговоре». 
Хаджимурад решил воспользоваться предложением ясновидца Ахмед-Хаджи, проехал по улице Даниялова, подъехал   к площади и вышел из машины.
Площадь им. Ленина была заполнена вооруженными людьми и транспортом. Одни перед Правительственным зданием митинговали, другие, угрожая автоматами, пулеметами атаковали махачкалинскую мэрию. Перед атакующими вооруженными молодыми людьми шла толпа женщин, вооруженная топорами, лопатами, баграми. Их остановил заградительный огонь защитников мэрии.
Те, которые митинговали перед Правительственным Домом, выкрикивали в микрофон лозунги: «Да здравствует Исламская Республика Дагестан!».
Толпа кричала: «Аллаху Акбар!»
В это время незаметно к Хаджимураду подошел бывший работник охранной службы «Лудильщик». 
– Ассаламу алейкум, Хаджимурад Магомед-ханович!
– Ваалейкум салам, Мурад. Что ты делаешь здесь? 
– Я-то участвую в этом восстании Дагестанской молодежи против коррумпированного Правительства бездельников. А Вы чем занимаетесь здесь?
– Не видишь? Наблюдаю за штурмовиками мэрии.
– Вижу, поэтому и подошел, чтобы предупредить Вас. Вам необходимо уходить быстрей отсюда, пока не заметили мюриды Назир-шаха. Иначе у Вас могут быть очень большие неприятности.
– Мурад, что здесь происходит? 
– Здесь не происходит, а уже произошел переворот, разогнано  Правительство и Госсовет и провозглашена Исламская Республика Дагестан. Так что, пока не начались аресты, разборки с бывшими правителями власти, Вам надо уехать из города.
– А как же милиция и ОМОН допустили это? Ведь они же обязаны были  охранять Правительство и Госсовет.
– За считанные минуты вооруженные отряды мюридов Назир-шаха их разогнали.
– Кто их возглавляет этих вооруженных восставших?
– Много вопросов задаете, Хаджимурад Магомед-ханович, и время теряете. Чем быстрее Вы отсюда уйдете, тем лучше будет для Вас и для Вашей семьи. 
Хаджимурад сел в мерседес с тонированными стеклами и уехал с бунтующей площади. Сначала он решил зайти к матери, предупредить ее, чтобы согласилась  ухать в селение: «Пока есть время, маму  надо спасать. Когда закончится эйфория, восставшие вооружённые люди начнут хватать и сажать членов и сторонников Правительства и Госсовета», – подумал Хаджимурад.
***
Салимат еще находилась под впечатлением своего сна, думала о том, что же может случиться с Магомед-ханом. Увидев на пороге возбужденного и растерянного сына, она спросила:
– Ну что, сынок, проводил  предсказателя?
– Проводить-то проводил, мама, но этот предсказатель оказался прав.
– Как прав, сынок?
– Давай, мама, быстрей собирайся, нам надо уехать, а по пути расскажу, как и что.
– Куда уехать, сынок? Что случилось? 
– Мама, для объяснения у нас времени нет. Как говорил этот ясновидец, в Махачкале бунтующая молодежь совершила переворот, разогнала Правительство и Госсовет.
– Я знала, сынок, что твоему отцу угрожает беда. Не зря я видела ночью такой страшный сон. Мое сердце чувствовало, что твоему отцу угрожает опасность. Надо  срочно позвонить ему, сынок.
– Я даже забыл об этом. Подумал только о том, что ты в опасности. Ладно, мама, ты быстро собирайся, а я позвоню папе.
– Куда собираться, сынок?
– В селение, мама, отвезу тебя туда.
– Зачем в селение уезжать? Если будут искать, они быстрее найдут Вас в селении. Ведь они знают, с какого Вы селения. Не лучше ли Вам пока жить у меня? – вмешалась в разговор Асият.
Она жила одна со старой матерью в частном одноэтажном домике на окраине города. Её единственная дочка была замужем и жила в городе со своей семьей.
Муж Асият давно умер, и она посвятила свою жизнь воспитанию дочери. Асият больше замуж не выходила. Раньше она работала воспитательницей в детском садике. Её, как чистоплотную и порядочную женщину закрепили домработницей к Салимат. Хозяйке дома она понравилась. Салимат  вот уже 5 лет не расставалась с ней. 
– Сынок, никуда я не уеду из города, пока не вернется твой отец. Я должна видеть его, находиться рядом с ним! 
– Мама, тебе нельзя здесь оставаться. Ты понимаешь, если ты здесь останешься, тебя могут забрать, даже как заложницу. Тогда вопрос о твоей встрече с отцом еще больше осложнится. Ты это понимаешь, мама!
– Понимаю, сынок, тогда я лучше останусь у Асият.
– Хорошо, мама, если хочешь, живи у неё, но уходи из этого дома. Сюда с минуты на минуту могут ворваться боевики  Назира.
– Какого Назира, сынок?
– Лидера восставших молодых людей.
Салимат  стала собирать необходимые вещи, Хаджимурад стал звонить отцу.
***
Когда председатель Госсовета Дагестана Магомед-хан Алиев в очередной раз улетал в столицу Российской Федерации, на его душе было тяжело. Внутренний голос протестовал против этой поездки: «Магомед-хан, время смутное. Опять осложняется вопрос между мэром Махачкалы и «хозяевами» рынка, что расположено около новой мечети. Недовольны политикой Правительства Дагестана и новоявленные национальные движения, неофициально поддерживаемые руководителем конгресса мусульман России. – Но и что? – вмешивался в мысли Магомед-хана его внутренний голос. –  Сам мэр Махачкалы разберётся с проблемой рынка. – Дело не в рынке, Магомед-хан, – мысли старались заглушить внутренний голос, – а в недовольстве твоих политических противников. Особенно молодежное крыло национального движения. Сам мэр затеял идею о спорткомплекс на месте рынка, пусть теперь сам и разбирается: где в городе расположить рынок, а где строить спорткомплекс. На то он и мэр, чтобы решать проблемы города. – Магомед-хан, пока мэр города Махачкалы разберется с проблемами города, ситуация может выйти из-под контроля. А город-то столичный, где располагается Госсовет Дагестана. – Ну и что столичный? Раз сторонники Аминова с большим энтузиазмом избрали его мэром, отметая всех остальных кандидатов,   пусть сами же со своим мэром разбираются в насущных вопросах города»,   –  Магомед-хан решительно отмахнулся от назойливого, как надоедливая муха, внутреннего голоса и улетел в Москву.
После встречи с Чубайсом насчет Ирганайской ГЭС, настроение Магомед-хана намного улучшилось. Чубайс пообещал выделить средства намного больше, чем предусматривалось по плану текущего года.  Магомед-хан на время забыл о проблемах столицы Дагестана и о недовольной части населения.
На следующий день он попросил  аудиенцию у президента России Ельцина.
***
В столице России погода была хорошая. Чистое небо, солнечный день, весна. Утром Магомед-хан встал, как обычно, в 6 часов, с хорошим настроением. Зашел в ванную комнату люксового номера гостиницы. Побрился, надушился, как обычно  одеколоном «Дипломат». Он подумал: «Сегодня мне надо зайти в администрацию президента. Пока он благосклонно относится к Дагестану, надо будет попросить Ельцина принять меня».
Горничная доложила: «Вам принесли завтрак».
Магомед-хан открыл дверь. Официантка занесла в номер завтрак. Застелив обеденный стол, белоснежной скатертью, она положила завтрак.
Официантка улыбнулась:
 – Приятного аппетита!
Магомед-хан съел одно яйцо, выпил горячий кофе с шоколадом. После легкого завтрака позвонил в администрацию президента и попросил аудиенции Ельцина.
Пока он просматривал записи с информацией для президента и  вопросы, о  решении которых хотел попросить помощи Ельцина, снова зазвенел телефон. Магомед-хан быстро подошел к телефону  и поднял трубку.
– Магомед-хан слушает, – сказал он автоматически тихим бархатным голосом.
– Товарищ Алиев, Вас срочно приглашают в администрацию президента Российской Федерации, – жесткий голос, как металлический звон, прозвучал в телефонной трубке. Магомед-хан машинально положил трубку, а  жесткий голос еще звучал в ушах. Почему-то этот голос вызвал в его теле холодный неприятный озноб. Рука, державшая трубку, вспотела, потом все тело покрылось холодным, липким потом. Он невольно посмотрел еще раз на телефонную трубку, будто хозяин этого металлического голоса находился внутри этой трубки.
«Зачем я так срочно понадобился в администрации? Даже не объяснили, по какому вопросу президент России приглашает меня… Хоть бы предупредили, почему я так срочно понадобился. Мне же надо подготовиться. О чём я буду говорить с Ельциным, если я не знаю, по какому поводу он меня вызывает?  – Ты же сам хотел попросить аудиенцию самого президента? – прервал его мысли внутренний голос, – Ну да, я хотел, а получилось, что неожиданно меня он вызывает… Может быть, на пенсию хочет отправить? – Нет, здесь что-то серьезное? Не зря тяжело было на душе у меня в эти последние несколько дней. – Что ты так волнуешься, Магомед-хан? Дальше Сибири не пошлют», – он решил подшутить над собой и успокоиться.
Когда собрался выйти, опять зазвенел телефон. Магомед-хан вернулся и настороженно поднял трубку.
– Папа, в Дагестане совершили переворот. Надо быстрей вернуться домой! – услышал он голос Хаджимурада.
– Хаджимурад, сынок, ты о чем? Какой еще переворот? – удивленно спросил  Магомед-хан.
– Работники 3-го рынка, недовольные политикой мэра Махачкалы, объявили забастовку. К ним присоединились отряды вооруженных молодых людей, возглавляемые братьями Мачалаевыми. Восставшие заняли центральную площадь Махачкалы. Милиция не смогла оказать сопротивления. Толпа штурмом взяла Правительственное здание, Госсовет. Членов Правительства и Госсовета разогнали. Над правительственным зданием водрузили зеленое знамя шариата и провозгласили Дагестан Исламской Республикой. На помощь бунтовщикам прибывают молодые люди, в основном из Лакского, Новолакского районов и Кадарской зоны.
– Бунтовщики только Махачкалу взяли или еще другие города?
–  Бунт в основном в Махачкале.
– Сынок, город в руках бунтарей?
– Кажется, нет, папа. Мне кажется, пока они успели взять Правительственное здание и Госсовет, митингуют на центральной площади.
– Сынок, где Аминов, мэр города?
– Он, кажется, еще в мэрии. Недавно я видел толпу женщин, вооруженных топорами, лопатами, а сзади них шли молодые ребята, вооруженные автоматами и пулеметами. Они атаковали мэрию, но заградительный огонь защитников мэрии.   По сведениям очевидцев (очевидцы – это наши ребята), мэрию плотно охраняют отряды, созданные из горожан и тех добровольцев, которые прибыли на территорию мэрии из горных районов и из города Избербаш.
– Это хорошо, сынок, если город не в руках мятежников. Значит, не все потеряно. Сынок, держи меня в курсе и береги маму. Меня вызвали в администрацию президента. Я спешу.
– Отец, когда ты вернешься? Я хочу встретить тебя с нашими надежными ребятами. Я собрал около сотни подготовленных вооруженных ребят.
– Когда вернусь, сынок, не знаю. Как только администрация президента позволит, сразу прилечу.
– Папа, не забудь уточнить время прилета, мы с надежными людьми будем тебя встречать в аэропорту. Восставшие собираются арестовать членов Правительства и Госсовета. Может, попытаются и тебя «встретить» в аэропорту.
– Сынок, обо мне не беспокойся, береги маму и детей. Мачалаев так легко у Аминова город не возьмет. Там, сынок, пахнет межнациональным конфликтом. Очень жаль, что мы не смогли сохранить мир между нациями в республике. Я скоро вернусь и разберусь, сынок.
– Ты тоже береги себя, отец, ты у нас один. Мы ждем тебя.
Магомед-хан ехал в администрацию президента и думал: «О, Господи, при наличии стольких национальных движений переворот в Дагестане – это же межнациональный конфликт, точнее, война. Сотни лет в республике люди разной национальности жили мирно, по-братски  выручая друг друга. Что же произошло сегодня с дагестанцами? Почему в республике произошёл переворот? Почему одни люди пошли друг против друга? Нельзя было нам, Госсовету и Правительству, допустить в республике мононациональные движения. Надо было срочно принять закон, запрещающий организовывать мононациональные движения. Как же мы упустили этот момент? В корне опасными оказались для дагестанского народа мононациональные движения. Такой оплошности история не простит нам. Создать в многонациональной республике мононациональные движения – это же безумие! Они разобщают интернациональные коллективы и семьи, созданные при советской власти. Изменяя власть в республике, мы должны были сохранить и размножить тот положительный опыт межнационального общения, созданный коммунистическим режимом. Борясь против коммунистического режима, мы не заметили новые ростки, очень опасные для дагестанского народа. Мононациональные движения делают народности Дагестана эгоистичными, каждая народность выпячивает свою боль, не видя боли и страдания другой народности. Некоторые националистически настроенные лидеры и их сторонники требуют особое место во властных структурах. 
Как же мы не догадались об этом, когда допустили создать национальные движения: лакское – «Парту Патима», аварское –  «Узун-Хаджи», кумыкское – «Кизил», лезгинское – «Самур», даргинское – «Сабур», что в Дагестане произойдёт восстание. Мы обязаны были тогда предвидеть сегодняшний день, что движения с узконациональными интересами опасны для межнациональной дружбы дагестанцев, что лидеры национальных движений попытаются использовать актуальные проблемы, возникшие в республике, для решения своих клановых интересов, что такие амбиции отдельных лидеров идут в разрез интересам всего Дагестана. Мы должны были предвидеть, что большинство лидеров этих движений далеки от нужд своего народа. Дождались до дня, что отъявленные воры и бандиты насильственно захватили власть в республике, превратили её в орудие для достижения личных целей, для распространения ваххабизма.  Видно же было, что ни один из лидеров движения не выдвигает общенациональную проблему перед властными структурами. Если даже выдвигает, то не предлагает пути решения таких проблем.
Народу, лидерами которого они являются, порою хлеб купить не на что, а сами лидеры катаются на дорогих иномарках с внушительным количеством телохранителей. Бог с ними и их телохранителями, все можно было терпеть, если бы они не угрожали межнациональной дружбе дагестанского народа – большого этноса с одинаковыми традициями, обычаями, вероисповеданием, но говорящим на разных языках. Ведь каждый из нас за пределами Дагестана становится представителем одного этноса «дагестанец». Каждый из нас, выезжая за пределы республики, говорит: «Я – дагестанец». Сегодня над этим этносом  нависла угроза. Ее создали, так называемые «борцы» за национальные интересы, далекие от своих народов. Бог бы с ними, лидерами, и их амбициями к власти и личному обогащению. Все это можно было бы вытерпеть, если бы они не сказывались на межнациональной дружбе. На этой дружбе всегда держался Дагестан. Не дай Бог, если действия одной народности будет противостоять действиям другой, это может привести к межнациональному конфликту. А такой конфликт может привести к исчезновению  Дагестана, как целостной республики».
В администрации президента Ельцина Магомед-хана предупредили: в девять часов будет заседание Совета безопасности Российской Федерации по Дагестану. Вам обязательно необходимо присутствовать. 
– Значит, вопрос серьезный, раз Совет безопасности собирают, – подумал Магомед-хан.
Когда все члены Совета безопасности   собрались, появился и Ельцин.
Все встали и, молча, оглядели президента: вид президента был озабоченным. Ельцин быстрыми шагами подходил к каждому и за руки здоровался со всеми. Во время приветствия Ельцина Магомед-хан почувствовал холодок в рукопожатии. На этот раз во время рукопожатия Борис Николаевич, как обычно, не улыбнулся Магомед-хану, а немым укором просверлил председателя его, будто говорил: «Что Вы натворили в Дагестане?» 
На заседании Совета первым докладывал министр внутренних дел Российской Федерации Степашин.
– Сегодня в Дагестане братья Мачалаевы, опираясь на помощь работников рынка и вооруженной толпы, недовольной политикой мэра города Махачкалы,  совершили государственный переворот.  К восставшим присоединилось большое количество безработной молодежи. Лидеры национальных движений организовали народ на взятие власти в Дагестане. 
Восставшие штурмом взяли Дом Правительства и Госсовет. Дагестан объявлен «Исламской Республикой». К сожалению, работники правоохранительных органов не справились с бунтующим населением Махачкалы.
– Как же это так? В Дагестане количество работников правоохранительных органов больше, чем армии некоторых западноевропейских стран?! – жестко посмотрел Ельцин на своего министра.
– Неуправляемая толпа вооруженных людей разогнала малочисленные отряды   работников милиции. Количество бунтующих в десятки раз превосходило численность работников правоохранительных органов.
– Среди населения или работников правоохранительных органов жертвы есть?
– Информация о погибших и раненых не поступала.
– Убитых и раненых с обеих сторон нет, – уточнил Ковалев.
– Ваш вывод? – Ельцин задал вопрос министру внутренних дел и посмотрел на Магомед-хана.
– К сожалению, товарищ президент, мы потеряли Дагестан.
– Республика Дагестан была субъектом Российской Федерации и будет! – вскочил Магомед-хан. Но, опомнившись, спохватился. – Борис Николаевич, извините, пожалуйста… – Председатель  Госсовета виноватым взглядом посмотрел на президента Российской Федерации. Его реплика, хотя и была уместной, но  при таком авторитетном заседании, в присутствии президента России, прозвучала   несерьёзно.
 – Нет, нет, продолжайте, Магомед-хан Багомедович, – Ельцину понравилась горячность председателя Госсовета Дагестана. 
– Никакого переворота в Дагестане, товарищ президент, не совершен, и совершить никто не сможет. Дагестан – многонациональная республика. Народы Дагестана совершить переворот лидерам одной народности не дадут. Если даже бунтовщики разогнали Правительство и членов Госсовета из своих кабинетов, это не значит, что совершён переворот.  Члены Правительства и Госсовета далеко не ушли. Они временно перенесли резиденцию в безопасное место, в город Каспийск. В Махачкале мэрия защищает городскую власть! В городе функционируют все городские службы и действуют все законы Российской Федерации. Во всех городах и районах республики действует конституционный порядок Российской Федерации.
– Значит, Вы думаете, что Вам, как председателю Госсовета Дагестана, можно спокойно вернуться в Махачкалу и осуществить функции Госсовета? – Ельцин изучающим взглядом осмотрел Магомед-хана с головы до ног: «Этот рослый широкоплечий приверженец России, думаю, не подведет. Истинный последователь Конституции Российской федерации, хотя не молод, держится прямо. Говорит горячо, от души.   
Почему-то Степашин недоволен его работой. Недавно, вернувшись с  проверки по Северному Кавказу, он в своей докладной записке написал: «Председатель Госсовета Дагестана не соответствует занимаемой должности. Вся республика, начиная с мелких чиновников, кончая большими руководителями, коррумпирована».
«Может быть, Степашин перегнул палку: улей не состоит из одного мёда. Может быть, республика коррумпирована,  но сегодня этот спортивно сложенный человек нужен Дагестану и Российской Федерации», – сделал мысленное заключение Ельцин.
– Да, Борис Николаевич, мне никто из бунтарей и их лидеров не сможет помешать эти функции осуществить, –  ответил Магомед-хан.
– Вы уверены, что ситуацию можно исправить? События, происходящие в Махачкале, можно взять под контроль? – Ельцин уважительно посмотрел на немолодого,  но невозмутимого человека.
– Уважаемый президент Российской Федерации, вне России у Дагестана быть отдельной исламской республикой, нет перспективы. Это понимает большинство дагестанцев. Русский язык стал для них вторым родным языком и языком межнационального общения. Дагестанцы знают, этот язык дал им возможность, приобщиться к русской и мировой литературе, культуре, науке.
Со дня присоединения Дагестана к России и за существования советской власти у Дагестана и России сложилась общая история, сблизились культуры, выработались схожие принципы на актуальные проблемы.
Попытка отдельных лиц отколоть Дагестан от России, не увенчится успехом. Этого делать народ не даст. Источник  мятежа в Махачкале – это неподеленный рынок и безработица молодежи. Недовольство работников рынка можно решить переговорным путем. Насчет рабочих мест для молодежи и путей ее занятости будем искать вместе с федеральным правительством. А с теми, которые кто воспользовался недовольством небольшой части населения города Махачкалы и организовал мятеж, мы на компромисс не пойдем, – уверенно ответил Магомед-хан.
Уверенность председателя Госсовета Дагестана Ельцину понравилась.
«Нет, уважаемый Степашин, мы еще не потеряли Дагестан», президент России  задумчиво посмотрел на министра внутренних дел. Участники заседания это заметили. Уверенность руководителя республики Дагестан вызвала у них надежду    на мирное решение конфликта.   
Степашин и Сергеев усмехнулись между собой, считая, что председатель Госсовета Дагестана наивен в своей уверенности, уладить конфликт в рамках правового поля. Они оставались приверженцами силового метода решения кризиса в Дагестане, были убеждены в невозможности мирных переговоров с лидерами мятежа. 
Ельцин с опаской посмотрел на председателя Госсовета Дагестана:
– Магомед-хан Багомедович, пока долетите до Махачкалы, может, сопроводить Вас отрядом ОМОНа или предоставить Вам армейскую часть? 
– Нет, уважаемый Борис Николаевич, если я появлюсь с  армейскими частями, народ Дагестана начнет сопротивляться с оружием в руках. Это на руку главарям мятежников. Я сам хочу поговорить с народом и решить назревшие в республике вопросы мирным путем. 
– Тогда срочно возвращайтесь в республику и сразу, как только долетите, изучите обстановку и доложите лично мне. 
– Хорошо, Борис Николаевич, – Магомед-хан попрощался с президентом России и отправился в аэропорт.
 Ельцин посмотрел вслед за ним:
– В национальных республиках нам нужны убежденные сторонники России,   мудрые руководители, как председатель Госсовета Дагестана. Он не испугался мятежа, организованного против него и политики России на Северном Кавказе, не попросил убежища в Москве, как некоторые его соседи. Он даже отказался от силового варианта, предложенного нами, чтобы его поддержать, – Ельцин высказал свои мысли вслух.
– Уверенность или смелость руководителя ничего не дадут, так как народ его не поддерживает, – бросил реплику Степашин. 
– Мне кажется, поступок руководителя Дагестана достоин уважения, – проговорил Ельцин.
– В данной ситуации надо дать Алиеву возможность решить конфликт мирным путем, – поддержал его Ковалев.
– Я не возражаю, но какой мир может быть в республике, если мятежники свергли все российские конституционные институты. Сняли с правительственных зданий трехцветный Российский флаг и водрузили зеленое знамя ислама? В Дагестане совершили государственный переворот, – возразил Степашин.
– Вы не верите, товарищ министр, что мятеж в Дагестане удастся ликвидировать нынешнему руководителю республики? 
– Абсолютно не верю. Пока председатель Госсовета долетит, мятежники и мэрию могут взять.
– А Вы как думаете? – посмотрел президент на руководителя ФСБ Ковалева.
– Я думаю, Борис Николаевич, председатель Госсовета Дагестана совместно с мэром Махачкалы сумеют подавить мятеж и успокоить народ.
– А как?
– Во-первых, из разных районов республики в столицу прибывают добровольные отряды на помощь защитникам мэрии. Во-вторых, в самой Махачкале большинство населения не поддерживает мятежников. По информации наших источников, братьям Мачалаевым удалось привлечь на свою сторону помощников из нескольких селений и направить их против существующего  режима. А бунт возник после того, как мэр Махачкалы собрался убрать рынок.
– И зачем это понадобилось мэру?
– Там, где по архитектурному плану градостроения, должен быть построен спортивный комплекс, люди организовали рынок.
– Спортивный комплекс – это неплохо, а противостояние – нехорошо, – произнес Ельцин, посмотрев на листок бумаги, лежавший перед ним. Он задумался на несколько секунд.
– Эти результаты позорного Хасавюртовского договора генерала Лебедя! Мы не должны допустить чеченский вариант в Дагестане. Чеченская война расколола наше общество. Она разложила армию! Если в Дагестане это повторится, южная граница России окажется в черте Краснодарского края. Вы это понимаете, товарищи?! – он посмотрел в начале на Ковалева, потом на Степашина и Сергеева.
В этом жестком строгом взгляде Ельцина министры увидели решительность главнокомандующего, его готовность на самые жесткие оперативные действия.
– Мне кажется, что это простой бунт горожан города Махачкалы, недовольных   политикой мэра, – Ковалев знал, что основные отряды вооруженных бунтовщиков состоят из религиозной секты «ваххабитов», которых не поддерживает традиционный ислам, широко распространенный на Кавказе. Он знал, что деятели традиционного ислама категорически против этого течения, поэтому оно не находит поддержки в широких слоях населения. Знал и о том, что для ФСБ нужен был такой открытый, демонстративный вызов, точнее говоря, «выступление с ясными лозунгами», чтобы выявить основных лидеров этого течения и их  намерения.
– Но, товарищ Ковалёв, этим, как Вы говорите, простым бунтом горожан города Махачкалы воспользовались противники России и свергли Правительство и Госсовет. Город оказался в руках противников России, – парировал Степашин, не желая умалять роль своего ведомства, проигравшего схватку с бунтующими молодыми людьми.
– Громко сказано «город Махачкала в руках мятежников, все конституционные институты свергнуты». На самом деле город контролирует мэр города. Мятежники стоят на площади и митингуют. Правительство Дагестана находится в городе Каспийск, рядом с Махачкалой, ждет приезда председателя Госсовета. Убитых, раненых нет. Так, что слишком драматизировать ситуацию нельзя, – спокойно ответил Ковалев.
– Раз федеральная служба безопасности утверждает, что в Дагестане не совершен переворот, будем ждать, пока долетит руководитель Республики и сообщит о сложившейся там ситуации.
На всякий случай нужно будет срочно подготовить батальон ОМОНа, если председатель Госсовета Дагестана обратится за помощью. А ФСБ нужно будет привести в боевую готовность спецотряд «Альфа», чтобы выбить мятежников из Правительственного здания.
Если возникнет необходимость, министру обороны ввести в Дагестан военные части мобильного реагирования.
– Товарищ главнокомандующий, пока мятежники сконцентрированы в одном городе, может высадить десант? – спросил Сергеев.
На лице Ельцина появилась ехидная, но довольная улыбка.
– Товарищ министр обороны, мы помним, как Грачев высадил десант в Грозном.
– Спешить нельзя, в Дагестане  нельзя  повторить чеченский вариант. Там другой менталитет, другое руководство. Толпа мятежников два раза попыталась штурмовать мэрию Махачкалы. Но добровольческие заградительные отряды, приехавшие из разных районов, чтобы защитить мэрию, открыли предупредительный огонь и не дали мятежникам приблизиться, – сообщил Ковалев последнюю информацию из Дагестана.
– Давайте на время прервем заседание, пока председатель Госсовета будет на месте и выяснит обстановку. 
В это время из администрации президента принесли информацию об обстановке в Дагестане. Ельцин быстро прошелся глазами по принесённой бумаге. 
– Вот и подтвердились слова руководителя ФСБ. В сообщении из Дагестана сказано: мятежники решили атаковать здание мэрии и штурмом взять его. Хорошо организованная охрана мэрии и  добровольческие отряды оттеснили мятежников с площади. 
Лицо Ельцина стало серьезным, высокий лоб нахмурился: «Неужели в Дагестане конфликт городского масштаба перерастёт в  межнациональный? Удастся ли председателю Госсовета сохранить межнациональный мир и согласие, установившийся в Дагестане веками?» Но свои мысли Ельцин вслух не высказал. Однако все участники заседания насторожились. 
***
Все ждали, пока долетит председатель Госсовета республики: одни – в Кремле, другие – в аэропорту, в Каспийске.
А самому Магомед-хану казалось, что самолет почему-то  долго летит: «Сумеет ли Аминов удержать город, спасти мэрию? Превратится ли противостояние братьев Мачалаевых и Аминова в межнациональную войну? Скорей бы долететь, пока люди из разных районов не потянулись в Махачкалу! Пока эти районы не успели бросить клич: «Наших бьют!»
Магомед-хан вспомнил давние события из студенческой жизни, драку в общежитии университета. Когда два студента, два Рамазана из-за одной девушки   во дворе общежития подрались. Кто-то   крикнул: «Нашего Рамазана, лакца,  бьют!». Все лакцы, проживающие в общежитии, бросились защищать «своего» Рамазана. Узнав об этом, кто-то из аварцев крикнул: «Нашего Рамазана лакцы бьют!» Тут же высыпались из общежития и аварцы, чтобы спасти «своего» Рамазана. Тогда он, Магомед-хан, был председателем студсовета, и комендантша прибежала к нему:
– Магомед-хан, общежитие разрушают! Быстро выходи!
– Как это общежитие разрушают? – Он выбежал по коридору во двор. Комендантша, бегущая с ним, успела рассказать, что аварцы и лакцы дерутся.
Когда он вышел во двор, увидел противостояние двух групп молодых ребят, бьющих друг друга. 
– Ребята, вы что? Обедом вы были друзьями, с одной кастрюли хинкал ели, а вечером решили стать врагами? – громовым голосом прикрикнул Магомед-хан на ребят. Студенты насторожились.
– Ты не видишь что ли, аварца Рамазана лакцы собрались избить? – проговорил Нурмагомед, студент второго курса.
– А что, твой однокашник лакец Рамазан для тебя, Нурмагомед, враг?
– Да нет, Магомед-хан, я его уважаю как своего брата.
– Что здесь мешает тебе уважать его и встать на его защиту?
– Здесь же другой вопрос, Магомед-хан. Тут лакцы защищают лакца, а аварцы – аварца. 
– А разве среди лакцев нет друзей у аварца Рамазана?
– Почему нет? Я – его друг, – вышел третьекурсник Нурутдин. 
– Если, ты – друг Рамазана, почему же ты хочешь избить его?
– Я… Я никогда бы с ним не подрался:  мы с ним – настоящие друзья. Но тут аварцы решили защитить виноватого Рамазана, – подтвердил Нурутдин.
– Ребята, подумайте сами и, если можно, послушайте меня. Я и по возрасту и по курсу старше вас. Как вы знаете, я на пятом курсе. За пять лет в этом общежитии я и не слышал, чтобы аварцы дрались с лакцами, даргинцы с кумыками, лезгины с табасаранцами. Да, бывало, что отдельные ребята дрались между собой на танцах или на прогулке. А через некоторое время смотришь, подравшиеся ребята уже помирились и вместе пьют чай.
Если вы сегодня устроите групповую драку на межнациональной основе, завтра же вас всех отчислят из университета. Вы же знаете, наш ректор терпеть не может межнациональную рознь. В комнаты общежития заселят ребят разных национальностей, в учебные группы подбирают ребят из разных национальностей. А вы решили, что лакцы должны стоять на одной стороне баррикады, а аварцы – на другой.
– А что ты предлагаешь, Магомед-хан?
– Что я могу предложить? Здесь подрались два Рамазана. Не имеет значения, кто из них лакец, а кто – аварец. Вы  должны были узнать причину драки. 
– Почему мы, аварцы, должны выяснять причины ссоры, если раньше нас на драку вышли лакцы.
– Я разве говорю, что лакцы не должны были выяснить причину? 
– Какая может быть причина. Оба Рамазана девушку не поделили, – проговорил лакец Гарун.
– Вот видите, здесь национальности не причём. Да, если подумать, девушка – не яблоко. Ее не поделишь пополам.
–  Немало ребят дерется из-за ревности, – подтвердил Зухраб. 
– Поймите, ребята, ни драки, ни ссора между обоими Рамазанами ничего не выяснят. Этот вопрос остается за девушкой. С кем она захочет, с тем она и будет танцевать, встречаться, назначать свидание. Это ее право. 
– Ты прав, Магомед-хан. Серьезной причины, чтобы мы, аварцы, подрались с лакцами, тем более, с друзьями-однокашниками, нет. Оба Рамазана должны понять, что выбор за девушкой. Как русские говорят, насильно мил не будешь. Немилому Рамазану придётся уступить, – согласился Нурутдин.
Да и сами, оба Рамазана, наверняка,  поняли, что  девушке придётся сделать  выбор. 
Ребят Магомед-хан помирил, попросил их, пожать друг другу руки. Студенты, улыбаясь, будто ничего не случилось, зашли в одно общежитие.
«Удивительные люди мы, дагестанцы. За пределами республики мы совершенно по-другому ведем себя. Как проезжаем  границу республики, мы превращаемся в дагестанцев, не делим себя ни на даргинцев, ни на лакцев, ни на аварцев, ни на кумыков, ни на лезгин. Помним, что мы –  единая нация, «дагестанцы», – тихо прошептал Магомед-хан. Невольно в его памяти появились и другие события давно минувших дней.
Это было в молодости. Когда он работал сельским учителем. В одно лето, когда он поехал в Баку, где проходили двухмесячные курсы повышения учителей. День в то лето был воскресный. Некоторые ребята, те, которые жили ближе к Северо-Кавказской железной дороге, на поезде Баку-Москва уехали домой, в Дагестан. А те, которые прибыли в Баку из горных районов Дагестана, остались. Обычно в воскресный вечер в общежитии, где жили слушатели, бывали танцы. В тот воскресный вечер тоже в фойе общежития играла музыка, начались танцы.  Магомед-хан только успел переодеться, чтобы пойти на танцы, как без стука резко открылась дверь.
– Магомед-хан, там дагестанцев бьют!  – крикнула Людмила из Ростовской области, которая жила в смежном номере.
Я быстро выбежал из комнаты, почти бегом спустился с третьего этажа по  лестнице. Не найдя среди танцующей молодёжи дерущихся ребят, он выбежал из фойе. Трое местных ребят, прижав Патаха из Цумадинского района к стене, били кулаками и ногами. Патах, защищая спину входными дверями, еле успевал отбиваться. Магомед-хан, подойдя к дерущимся, схватил  за шиворот одного из нападающих. Повернув его к себе лицом, ударил по челюсти.
Магомед-хан тогда весил 90 кг. При росте 1 метр 88 см. он регулярно занимался вольной борьбой, был I-разрядником – чемпионом среди студенческой молодежи ВУЗов республики. Видимо, поэтому он не рассчитал свои силы. От его удара нападающий на Патаха ударился об дверь и разбил со звоном   дверное стекло. Музыканты, услышав звон битого стекла, прекратили играть.  Танцующие разбежались врассыпную.  К месту потасовки прибежал Рамазан из Табасаранского района, рядом с ним появился Камал из Лакского района. Все вместе разогнали нападающих на Патаха.     Танцы в этот день отменили. Комендант общежития начал искать виновных.  Все учителя с Дагестана собрались в номере, где жил Патах: три девушки, четверо ребят и решали, как дальше быть? Что делать, если милиция придет?
Байсанат из Карабудахкентского района предложила:
– С милицией будем говорить мы, девушки, потому что местные ребята начали приставать к нам, а вы заступились. Мы так и скажем, как местные ребята затеяли драку. 
– Будет лучше, ребята, если вы будете молчать. Это к нам приставали и не давали возможности отдыхать. Мы попросили вас, наших ребят, убрать из фойе этих местных хулиганов. А выпившие местные ребята, затеяли драку, – поддержала Хамис из Сергокалинского района.
Утренним поездом на курсы повышения вернулись те шестеро ребят, которые уехали на воскресенье домой. Первым делом они, узнав от коменданта общежития о вчерашней драке, побежали к землякам. Все 13 дагестанцев собрались в номере Патаха. Все знали, что в десять часов в общежитии состоится собрание, где будут присутствовать ректор и проректор по учебной части.
– По всей вероятности, ребята, вас двоих отчислят из института. Во всяком случае, пока мнение ректора таково, – передал комендант.
– Почему на этот раз так строго? Разве на танцах мало стычек бывает здесь, в общежитии, между местными и приезжими ребятами? – возмутился Бедеф из Хасавюрта.
– Стычки стычкам рознь, вчера вы избили сына министра финансов Азербайджана! –  возмущенно сказал комендант.
– Он успел пожаловаться отцу? – спросил Бедеф.
– В том-то и дело, что он никому об этом не сообщил. Видимо, парень сам хочет с вами свести счеты. А у него в городе много друзей, которые стоят за него горой. По-видимому, ректор боится последствий вчерашний драки. 
– Пускай ректор о нас не беспокоится. За себя мы сами можем постоять, – разволновался Рамазан из Табасаранского района.
– Он не о нас думает, Рамазан, а о своей карьере беспокоится, – сделала заключение Байсанат. – Ладно, ребята, если будет стоять вопрос об исключении Патаха и Магомед-хана, заявим, что все мы, дагестанцы, уедем вместе с исключенными ребятами, а это станет предметом обсуждения СМИ.
– Правильно, Байсанат. Мы должны стоять друг за друга, как герои романа А. Дюма «Три мушкетёра», – поддержала Хамис.
– Да, «Один за всех и все за одного», – повторила знакомые с детства слова   Марьям из Гуниба.
 Все 13 дагестанцев вместе пошли на собрание, правда, с опаской. Боялись, что не удастся отстоять свою позицию, что   девушкам не хватит смелости дискутировать с администрацией института. 
Когда дагестанцы подошли к актовому залу общежития, они удивились: помещение было заполнено слушателями, как никогда раньше. За столом, на трибуне, сидели проректор и комендант общежития и несколько преподавателей.
Дагестанцев милиционеры повели на передние ряды. Все вместе, как обвиняемые, сели на указанные кресла в первом ряду.
Пришел и ректор. Все встали. Ректор поздоровался со всеми кивком головы и сел за стол в президиуме.
Дагестанцы осмотрелись. На окнах шторы были задвинуты. Зал освещали потолочные светильники дневного света.
Собрание открыл проректор. В своей  речи он подчеркнул роль межнациональной политике партии, сообщил о достижениях партии в укреплении межнациональной дружбы советских граждан. И плавно перешел к событиям минувшего дня: 
– Отдельные слушатели курсов повышения не понимают, где и в каком обществе они живут. Пользуясь великими благами социалистического общества, они из отдельных окон плюют на членов этого общества. Таким людям не место в нашем социалистическом общежитии! – закончил свою речь проректор Гасан Кулиевич.
После такого эмоционального выступления руководителя учебной части, в зале наступила гробовая тишина.
Слово взял парторг института усовершенствования учителей Вазипов Алим Мамедович.
– По моему, случайную стычку молодых ребят на танцплощадке нельзя возводить в ранг противодействия социалистическому обществу. Они живут в этом обществе, воспитаны этим же обществом. Они – полноправные члены этого общества, хотя и горячи. Где красивые девушки, там и ревнивые стычки молодых и  вполне нормальных ребят. Парторг института немного смягчил атмосферу в зале. 
После парторга слово попросил  комендант:
– В нашем общежитии живут молодые учителя из различных республик и областей СССР, люди, призванные воспитать подрастающее поколение страны Советов. Учитель – это емкое слово. Педагог помогает постичь маленьким гражданам величие Человека с большой буквы смысла жизни. Он воспитывает их, помогает им стать достойными гражданами нашего социалистического общества. Он делает их великими гражданами СССР. Ученик всегда и во всем берет пример со  своего учителя. Говорят, какой учитель, таков и его ученик. Те, которые нарушают в общежитии порядок, те, которые, как хулиганы, устраивают драки и срывают вечерний отдых своих же товарищей, смогут ли воспитывать детей, чтобы они стали достойными, преданными гражданами Великой страны? Я в этом сомневаюсь.
– Вы все выступаете горячо, эмоционально, перечисляя правила социалистического общества, права и обязанности членов этого общества, но конкретно ничего не предлагаете, как быть  нарушителями этих правил, – сделал замечание ректор.
– Я предлагаю отчислить Алиева Магомед-хана и Магомедова Патаха из института, – проговорил проректор.
– Я поддерживаю предложение Гасана Кулиевича, – прибавил к своему выступлению комендант.
Секретарь парткома института, молча глядя в зал, следил за реакцией слушателей.
– Можно мне выступить, – слово попросила Байсанат. Ей предоставили слово.
– Выступление проректора по учебной части мне кажется странным. Он предлагает отчислить и Магомедова, и Алиева, не объяснив почему? Не доказав их вины, делая их виноватыми. Мне кажется это предложение предвзятым. Почему же он не предлагает вместе с Магомедовым и Алиевым отчислить Мирзу-оглы? Если он – сын министра финансов Азербайджана, я не считаю, что ему все должно быть дозволено. Разве в социалистическом общежитии права и обязанности не одинаково касаются сына министра и сына рабочего? Здесь вопрос в другом: «Мирза-оглы, видите ли, – наш земляк, а Магомедов и Алиев – нет. Мирзе-оглы  можно нарушать общественный порядок, приходить в пьяном виде с городскими друзьями, приставать на танцах к девушкам, а Магомедову и Алиеву нельзя заступиться за честь знакомых девушек?  Разве комендант не видел, с чего началась драка? Конечно, видел, но он считает, что Мирза-оглы – хулиган, но свой человек. А вчера, когда он начал приставать к нам со своими друзьями, мы попросили наших ребят оградить нас от этих пьяных хулиганов. Патах выбросил Мирзу-оглы из фойе.  Если вы ставите вопрос так: местным можно хулиганить, а нашим нельзя заступаться за честь девушек, то мы все 13  дагестанцев уезжаем вместе с нашими товарищами и попросим Министерство образования Дагестана, чтобы не брали путевки Азербайджанского института усовершенствования учителей.
Затем слово взяла Хамис:
– Сегодня в этом зале нам напоминают о том, где мы живем. Мы тоже хорошо знаем, что живем в социалистическом обществе, являемся гражданами Великой страны – СССР. Но мы никогда не думали, что наши старшие товарищи, наши учителя учителей так несправедливо подойдут к данному вопросу. Самое обидное, нарушителя хулигана оставляют в институте, а тех, кто призвал Мирзу-оглы  к порядку и уважению к товарищам по учебе, предлагают отчислить. Если такие двойные стандарты практикуются в общежитии института усовершенствования учителей, вы должны были нас об этом предупредить. Раз вы так несправедливо относитесь к нам, из-за того, что мы приехали из маленького Дагестана, нам здесь нечего делать. Мы все, 13 дагестанцев, завтра же уезжаем из Баку!
– Девушки, не горячитесь, никто не сказал, что вы – не наши. Вы все – наши слушатели. Неважно, кто сын министра, кто сын рабочего. Все одинаково должны выполнять требования внутреннего распорядка общежития. 
Потом Бедеф попросил слова, но его парторг попросил подождать.
– И я бы хотел послушать мнение слушателей из других республик о вчерашней стычке между ребятами? – вопросительно посмотрел в зал парторг.
На несколько секунд зал молчал.
– Мне можно? Я – из Ростовской области. Зовут меня Владимир Васильев. Девушки из Дагестана правильно сказали. Мирза-оглы на каждый вечер приводит в общежитие молодых людей из города. Они пристают к девушкам. Если они отказываются с ними танцевать, оскорбляют их. Если из ребят кто-то заступится за девушку, то на него молодые люди нападают группой. Вчера тоже так случилось, здесь дагестанские ребята поступили их же методом.
– Как это понять «их методом»? – поинтересовался парторг.
– Пошли группой на них. 
– Это была стычка молодых ребят из-за девушек.
– Да, Вы правы, – подтвердил Володя. – Однако парторг не хочет признать, что стычка переросла в драку на национальной почве. 
Бедеф, выступив на собрании, подтвердил намерение дагестанцев протестовать против несправедливого решения института и уехать в знак протеста.
Пока шли последние выступления, парторг и ректор пошептались за столом президиума. После всех выступил ректор. Не тратя впустую много слов, озвучил проект  приказа:
 1. В общежитие института вход посторонним воспрещён. 
2. За проведение вечера назначить ответственных лиц.
3. Всю культурно-массовую работу среди слушателей института, проживающих в общежитии, держать в поле зрения коменданта общежития и ответственных за эту работу преподавателей.
4. В последний раз предупредить за недостойное поведение слушателей института Магомедова Патаха, Алиева Магомед-хана и Вагифа Мирза-оглы.
5. Коменданту общежития организовать дежурство вахтеров в общежитии.
6. Восстановить пропускной режим в общежитии по удостоверениям слушателей.
  –   Проект приказ будет издан сегодня же. А теперь расходитесь мирно и культурно. До свидания, – попрощался ректор.
– Ну вот, ребята, прошла ужасная гроза. Спасибо нашим девушкам, которые смогли добиться отмены приказа ректора, – поздравил всех Владимир Васильев. – Взяла верх ваша дружба. 
Этот случай часто вспоминал Магомед-хан, когда он долго находился за пределами республики. Хотя иных головоломных случаев в его жизни бывало немало, этот эпизод заставил Магомед-хана все последующие годы по-другому смотреть на дагестанцев. Это происшествие вспоминался, может быть, потому, что он был первым в его жизни. А может быть, потому, что молодая динамичная память лучше зафиксировала этот незабываемый поступок, который убеждал его в неделимости дагестанских народов на национальные группы.    
***
Салимат, доехав до дома Асият, предложила ей пачку долларов:
– Асият, найди, пожалуйста, надежных 5-10 человек, отдай им эти доллары и договорись, чтобы они поддержали Магомед-хана, когда он будет выступать перед ними, и агитировали других бунтующих, прекратить протест. 
– Понятно, моя госпожа. Я обязательно найду таких людей, тем более за доллары. Мои родственники с большим удовольствием поддержат Магомед-хана и будут призывать других разоружиться.
– Кроме этого, Асият, мне очень нужно знать, что происходит на площади, что  требуют бунтующие, что они хотят от Магомед-хана.
Я тебя очень прошу, обо всем, что происходит на площади, ты заранее сообщай  мне по телефону. Чтобы тебя никто не заподозрил, называй меня «мамой», а я тебя буду звать «дочкой». И будь осторожна, чтобы «мюриды» Назира, как их назвал Хаджимурад, не поймали тебя.  Иди и помоги своей «маме». Удачи тебе, – Салимат слегка обняла Асият. 
В сумке Салимат зазвенел телефон.
– Мама, скоро прилетит папа, – предупредил маму Хаджимурад.
– Сынок, мне надо до аэропорта добраться, ты не поможешь?
– Я заеду и отвезу в аэропорт. Только ты не волнуйся.
Как только закончился разговор с сыном, снова зазвенел телефон. 
«Магомед-хан», – обрадовалась Салимат.
– Синеокая моя, как ты и где ты?
– Я в безопасности и жду тебя, мой фараон.
– Береги себя, я скоро буду на аэродроме.
«Мне надо собраться в аэропорт, пока заедет Хаджимурад», – подумала Салимат, вытаскивая из вещевой сумки черный плащ с капюшоном.
Опять зазвенел телефон.
– Я слушаю, «дочка».
– «Мама», я на площади. Участвую в штурме махачкалинской мэрии. А другие «наши» ребята устраивают баррикады. Говорят, с отрядом ОМОНа и спецназа  приезжает Магомед-хан. Ребята готовятся достойно встретить ОМОН и спецназ. «Мама», ты не волнуйся, все будет хорошо.
– Береги себя, «дочка»!
«Значит, они знают, что прилетает Магомед-хан и готовятся воевать с ОМОНом? Это плохо. Надо предупредить Магомед-хана».
 За ней приехал Хаджимурад и забрал её в аэропорт.
– Сынок, восставшие на площади устраивают баррикады и готовятся воевать с ОМОНом.
– Пусть попробуют. Я тоже собрал отряд надежных ребят. Они пойдут защищать мэрию и освобождать Госсовет.
– Сынок, это уже война?
– А что ты думаешь, мама, конечно, война.
– Как ты легко произносишь, сынок, слово «война»…
– С просьбой же не вернешь власть, которую они с оружием в руках хотят захватить.   
– Скорей бы твой папа прилетел, сынок, в Дагестан. Я надеюсь, он  сможет сохранить мир в родном краю.
– Это хорошо, мама, если ты уверена, что все можно решить мирно, без кровопролития. Но власть «никто без боя не сдаст», как сказал наш земляк Запир Далгатов.
– Не спеши, сынок, с жесткими выводами. Вернется, твой отец, тогда посмотрим.
 Снова зазвенел телефон в сумке Салимат.
– Слушаю, «доченька»?
– «Мама», нашу атаку отбили сторонники Аминова. Видно, что они этого мэра нам не сдадут. Перед зданием мэрии, на площади, известкой провели жирную  линию и написали большими буквами: «Кто переступит эту линию, будет поражён насмерть». Как только мы приблизились к этой линии, защитники мэрии открыли огонь, и свинцовые пули, как град, посыпались на линию. Хорошо, что  никто из нас не переступил эту смертельно опасную черту. Нам пришлось, «мама», отступить назад и временно отложить атаку.
– Береги себя, «доченька», время смутное.
– Только что наши ребята закончили устраивать баррикады. За баррикадами устроились хорошо вооруженные ребята. Они покажут Магомед-хану и его ОМОНу.
– Ты с кем это разговариваешь? – появился рядом мужчина.
– С мамой.
– Почему она интересуется происходящим на площади?
– Она сотрудничает в газете «Дагестанцы» и собирает материал.
Мужчина вырвал из рук Асият телефон и стал слушать.
– Доченька, я боюсь за тебя, ты у меня одна. Я молюсь Богу за тебя и за твоих товарищей.
– Молись, молись, бабуля, может, твои молитвы дойдут до Бога. На свой телефон! Спрячь его. Возьми в руки оружие и меньше разговаривай.
***
– Мама, откуда появилась у тебя еще одна дочка? Как я знаю, сестра сейчас находится в Лавашах, а не на площади.
– Это, сынок, Асият. Мы с ней договорились называться «мамой» и «дочкой». 
– Ну, мама, ты даешь! Ты уже  забросила агентурную сеть в стан врагов! Мама моя! Ты – умница. Я восхищаюсь тобой!
– Сынок, я хотела узнать, что ждет твоего отца там, на площади. Какая опасность его ждёт и откуда? Ты знаешь своего отца. Он – упрямый человек, и решится пойти навстречу бунтующим. 
– Ты права, мама. Как ты догадалась отправить Асият в толпу бунтующих?
– Когда любишь человека и боишься за его жизнь, обучаешься, сынок, находить  способы оградить его от опасности.
– А чтобы оградить, надо знать, от кого она исходит. Правильно ты поступила, мама. Вот мы и доехали! Кажется, все уже собрались здесь встречать его, – Хаджимурад поставил машину на стоянку.
Салимат, как только вышла из машины,  надела черный плащ с капюшоном, прошитый стальными канителями.
– Ты что, мама, решила сопровождать отца?
– Да, сынок, я должна быть рядом с ним. Ты не возражай, сынок, прошу тебя.
– Делай, мама, что считаешь нужным.   Ты лучше знаешь отца, чем я, – изменился в лице Хаджимурад.
Теперь только он по-настоящему почувствовал, что ждет его отца на площади. Он поискал глазами своих ребят, которые стояли недалеко от него в полном обмундировании и вооруженные стрелковым оружием. Чуть дальше от них стоял милицейским отряд. Отдельно стояла группа молодых людей в камуфляжной форме ОМОНа. Один из них поднял руку, показывая Хаджимураду, что они ждут его. Это был Абусуфиян Аварский. 
Увидев отлично экипированную и хорошо вооруженную группу молодых людей, Хаджимурад немного успокоился.
– Не беспокойся, мама, я не дам никому из бунтарей, собравшихся на площади, причинить зло моему отцу. 
Хаджимурад заранее договорился со своими ребятами, что они будут сопровождать председателя Госсовета, когда он будет идти на переговоры с бунтующим населением города. Если понадобится охранять его с оружием в руках, то будут защищать его, не жалея жизни. 
– За честное исполнение этой миссии обещаю премию,  – заверил их Хаджимурад.
– Ты прав, Хаджимурад, каждый участник нынешних событий спрашивает у другого: «А что будет от этого мне?» Так что наши ребята, зная о своей выгоде, не подведут. 
– Я знаю, Абус, что сейчас настало время рыночной экономики. Бесплатно никто ничего не делает и не защищает с оружием в руках. 
***
Назир, довольный легкой победой,  улыбаясь, прошелся по пустому, разворошенному кабинету председателя Госсовета.
Пристально осмотрев черное кресло с высокой спинкой, он подумал: «На нем обычно сидел Магомед-хан. Он приглашал посетителей сесть за длинный дубовый стол, приставленный к его рабочему столу. Недавно Магомед-хан здесь меня  тоже принимал. Когда я стал председателем Союза мусульман России и депутатом Государственной Думы Российской Федерации, он сказал: «Сынок Назир, выиграть выборы в Государственную Думу Российской Федерации – эта большая победа. В таком молодом возрасте завоевать симпатию и доверие избирателей, не каждый может. Поэтому я от души поздравляю тебя с победой и с высоким доверием избирателей. Я надеюсь,  что ты оправдаешь доверие твоих избирателей и будешь защищать их интересы на трибуне Госдумы». 
«Не только в Госдуме, старец Магомед-хан, но и в Дагестане защищу интересы моих избирателей,  как я защитил их сегодня.
– Что-то не так, Назир? – спросил Джабраил.
– Всё так, как надо, Джабраил. Просто  вырвались мысли вслух. Я вспомнил, как Магомед-хан поздравлял меня с победой на выборах.
– А теперь ты будешь поздравлять всех. Садись в кресло, командуй и властвуй, брат Назир, – радовался Джабраил, находясь в эйфории. Неожиданная победа совсем  обескуражила его. 
Мансура беспокоило такое беззаботное  состояние ребят. Он понял, протест потерял свою стремительность и идёт по инерции. То, что никто из правительственных чиновников не захотел взять на себя ответственность и дать команду открыть огонь по штурмующим отрядам восставших, дезорганизовала  протестующих.
Мансуру не понравилось и то, как   штурмующие стреляли в потолок, предупреждая милиционеров, чтобы они сдавали свои посты, как правительственные чиновники, без боя.
 – Пусть уходят и добровольно покидают свои посты! А кто не уходит, того выкиньте из окна! – услышал Мансур жесткий приказ Назира и в душе он возмутился: «Таким резким тоном можно отпугнуть народ от себя…».
– По-моему, брат, мы не должны были позволить председателю Правительства и его членам воспользоваться запасными выходами, – недовольно проговорил Назир.
– Это же хорошо, брат, что они ушли, – произнес удовлетворенно Мансур.
– Что здесь хорошего? 
– Хорошо то, что члены Правительства и Госсовета без боя власть сдали.
– С этим я согласен, но было бы лучше, если бы мы их задержали и арестовали.
***
Утром Аминов еще не успел зайти в свой рабочий кабинет, как получил срочное донесение: «Работники рынка № 3 во главе с кассиром Манавша организовали несанкционированный митинг на центральной площади Махачкалы. К ним быстро присоединились вооруженные отряды молодых людей в масках и экипированные в униформу ОМОНа, что они требуют отставку правительства РД  и мэра Махачкалы. Вооруженные отряды восставшихся  захватили Дом правительство и Госсовет. Работники милиции и охрана правительства не оказали сопротивления. Восставшим удалось ворваться в здание Дома правительства. Из здания слышны единичные выстрелы».
Прочитав  донесение, Аминов срочно собрал своих заместителей, активистов, начальников милицейской охраны и руководителя службы безопасности. В большом кабинете мэра собрались встревоженные люди. Многие из них знали ситуацию, происходящую на площади.
Аминов, сидя на своем обычном месте, спокойно встречал своих работников,  будто ничего не произошло. В черном костюме 50-размера, который хорошо сидел на его широких плечах, белоснежной рубашке с черным галстуком, подобранным по цвету костюма, мэр выглядел свежо. Его зачесанные назад, слегка волнистые черные волосы с проседью на   висках, высокой лоб, черные глаза, хладнокровный взгляд, который пронизывал собеседника – всё говорило о решительности его характера. Он, молча, пожимал руки входящим, оглядывал каждого, будто пытался понять, останутся ли эти люди ему верны, когда бунтующие предъявляют свои требования. Глядя на его спокойствие, казалось, что он собрал работников на очередное административное совещание, а не чрезвычайное заседание.
Когда все уселись, он, храня молчание, посмотрел на всех, как будто изучал, о чем они думают. Потом сообщил информацию о ситуации на площади и в городе, в целом. Поручил руководителю  службы безопасности мэрии срочно собрать всех работников службы безопасности и милиции из ГОВД, составить список горожан, которые будут добровольно защищать мэрию, вооружить всех добровольце стрелковым оружием из  арсенала  ГОВД. Двойным кольцом выставить кордон  вокруг мэрии. 
– Поймите, товарищи, ситуация чрезвычайная. Она коренным образом меняется. Восставшие бандиты уже захватили Дом правительства.  Теперь на очереди мэрия. Поэтому первым делом нужно будет эвакуировать женщин, работниц из мэрии. Всем остальным, кто может носить оружие и стрелять, выйти из здания и организовать оборонительный рубеж.
Срочно надо выехать в районы следующим товарищам. – Мэр прочитал список работников с отметкой, кто в какой район уполномочен ехать. – Вам, друзья, необходимо вместе с главами администраций районов организовать отряды добровольцев и с ними срочно прибыть в столицу.
***
Прошел час после захвата Дома правительства. Пока восставшие знакомились с «трофеями» и перебирали то, что им пригодится, мэр города успел эвакуировать женский персонал, работающий в  учреждении и отправить с ними важнейшие документы, подготовить вооруженную охрану из работников службы безопасности и городского отдела милиции в количестве  200 человек. Ему удалось сформировать отряды из подоспевших к ним горажан-добровольцев и вооружить их.
Мэр поставил на дежурство  около 10 санитарных машин с бригадами медработников для возможной эвакуации раненых. Дал указание горбольницам, выписать из больниц нетяжёлых больных и подготовить койки на случай поступления раненых.
К этому времени из разных районов прибыли отряды добровольцев. Их руководители собрались в актовом зале администрации.
В десять часов в актовом зале администрации города появился Джапар Алиевич.
– Ассаламу алейкум уважаемые друзья!
– Ваалейкум салам. Джапар Алиевич! – ответил зал дружно.
Джапар Алиевич окинул взглядом людей, сидящих в  зале.  Вдруг на его лице   появилась  еле заметная улыбка.
– О, ОМОН-Магомед тоже здесь?
– Да, Джапар Алиевич, – молодой широкоплечий человек плотного телосложения, в чине капитана встал во весь рост. Это был капитан милиции Избербашского ГОВД, балагур, весельчак,  душа компании, человек неукротимой отваги, которого друзья прозвали его «ОМОН-Магомедом».   
 – Раз  ОМОН-Магомед здесь, значит,  будет порядок. Между прочим, Магомед,  твой старый знакомый, Патах Чародинский, опять стоит против нас, – проговорил Аминов. – Магомед, я не забыл, как твои ребята охраняли избирательные участки во время выборов мэра столицы. Не забыл и о твоём поединке с Патахом Чародинским.
И вновь мне понадобилась твоя помощь. Тогда, после дуэли, я  предложил  тебе перевестись в ГОВД Махачкалы. Но ты не согласился. 
– Избербаш тоже, Джапар Алиевич, недалеко отсюда, – улыбнулся Магомед. 
–  Ты это и сегодня доказал. Некоторые  отделы  ГОВД города Махачкалы ещё не собрались. А ты уже здесь, в рядах защитников мэрии.
– Раз ты здесь, Магомед, начну с тебя. Я надеюсь, ты своих ребят успел привести сюда?
– Да, Джапар Алиевич, наш отряд «ДОС» готов охранять любой участок столицы и защищать мэрию.
– Мне кажется, основные силы бунтующих горожан будут наступать со стороны площади. И  попытаются прорваться через парадный ход в администрацию. Большая надежда, младший брат, на твой отряд. Задача отряда: не допустить обезумевших женщин и молодых людей со стороны площади. Рядом с вами будет действовать и Хаджалмахинский отряд.  Очень прошу, в толпу не стрелять. Наступающих сначала нужно отпугнуть  газовый атакой. 
– А разве газ не опасен? – Кто-то из зала задал тревожный вопрос.
Аминов  посмотрел вопросительно на кандидата химико-биологических наук Тагира. Тагир Тайгибович работал ассистентом на кафедре технического университета.
– Газ, так называемый ДЦС, действует избирательно на центр страха. Действие газа проходит бесследно через 2-3 часа, – сухо и коротко ответил молодой ученый.
– Как действует газ на центр страха? –  одновременно заинтересовались несколько человек.
– Например, газ ДЦС нагоняет на  противника страх. Люди, отравленные этим газом, бросают оружие и бегут прятаться в тень.
– А где испытали его?
– В лаборатории, на морских свинках. А потом был испытан и на собаках. Даже бойцовская собака, отравившись этим газом, убегает  от маленькой  дворняжки.
– Значит, на людях не испытали?
– Нет, – признался молодой химик.
– Ничего. Если сегодня вожаки бунтующих решатся бросить на штурм мэрии толпу подпоивших ими и  молодых людей на них и попробуем испытать этот газ, – сделал заключение учёный.
Аминов поднял командира отряда из Каспийска.
– Магомед-Наби, я хочу поручить тебе тяжелый участок.
– Джапар Алиевич, мои ребята готовы защитить любой участок.
– Сколько человек в твоём отряде?
– Пятьдесят человек. Джапар  Алиевич. Если возникнет необходимость, есть и резервы.
–  Хорошо,  Магомед-Наби. Получите вооружение из арсенала ГОВД.
– Джапар Алиевич. Вы не сказали, на какой участок нам идти?
– На дорогу, ведущую из Буйнакского района в Махачкалу. Без проверки на этом участке никого в город не пускайте,  никого и из города не выпускайте.  Дорогу заблокируйте. Непонятливых надоумьте, а недовольных обезоружьте и под конвоем доставьте на стадион «Динамо».
– Если окажет вооруженное сопротивление?
– Сейчас, подожди, Магомед-Наби.  Расул Бутаевич, отпечатай распоряжение: «При оказании вооруженного сопротивления противной стороной, расстрелять на месте».
– Так нельзя, Джапар Алиевич, – не согласился Расул.
– Почему нельзя? В нас стрелять можно, а их расстрелять  нельзя! Странно рассуждаешь, Расул Бутаевич.
– Джапар Алиевич, бунтовщики – это оппозиционеры, мы – представители государственной власти, которые должны соблюдать конституционный порядок. Мы не должны допустить  нарушение закона. Расстрелять людей без суда и следствия, пусть даже бандитов, нельзя.
– А что же ты предлагаешь? Сказать им спасибо и попросить: «Добейте нас»?
– Да нет. Распоряжение надо написать по-другому. Вы же его подписывать будете.   
– Давай своё предложение.
– «При оказании вооруженного  сопротивления открыть огонь на поражение», думаю, звучит лучше.
– Я здесь разницы не вижу.
– Вы, как мэр, не даете распоряжения расстрелять, а разрешаете открыть огонь. При этом можно сделать предупредительные выстрелы. А это не значит  ранить кого-то или убивать.
– Расул Бутаевич, ты думаешь, на  суде я буду говорить: «Я не дал распоряжение  расстрелять, а разрешил только открыть огонь?
 – Да, Джапар Алиевич.
–   Расул Бутаевич, если мы мягкость проявим и не расстреляем их, то они нас расстреляют с большим удовольствием без рассуждения.
 Расул постучал по клавиатуру компьютера, распечатал несколько экземпляров распоряжения и отдал на подпись Аминову.
Аминов прочитал распоряжение и усмехнулся.
– Ну и ну, Расул Бутаевич, все равно ты написал по-своему, – мэр покачал головой, расписался и попросил приложить печать. – Могомед-Наби, прошу прощения, что сразу не ответил на твой вопрос. Возьми распоряжение, – он протянул 1 экземпляр распоряжения, где командирам отрядов давались   чрезвычайные  полномочия. – Я надеюсь, что ты не дашь нашим противникам проехать по  дороге Буйнакск-Махачкала.
Потом Аминов поднял Баммата, начальника Таркинского отряда.
– Дорогой Баммат, сколько человек в твоем отряде?
– Около 70 человек, Джапар Алиевич. Все ребята надежные, имеют боевой опыт. Некоторые из них служили в Афганистане.
– Вооружение получили?
– Да, мы были в ГОВД. Оружие и обмундирование получили.
– Прошу тебя, без бронежилетов ребят не пускай на передовую линию.
– Все одеты, Джапар Алиевич, в бронежилеты и каски.
– Вот и тебе распоряжение мэра, где  даются чрезвычайные полномочия. Твоему отряду надо будет заблокировать дорогу, ведущую из Хасавюртовского района в Махачкалу. Никого подозрительного в сторону Махачкалы не пропускай, не подчиняющихся доставь на стадион «Динамо». 
Теперь, ребята, всем удачи и поспешите на свои объекты.
Участники заседания  вышли из актового зала администрации города и направились со своими отрядами занимать порученные им объекты.
– Слушай, ОМОН-Магомед, о какой дуэли говорил с тобой Аминов? –  поинтересовался Тагир.
– Об этом лучше меня расскажет очевидец и участник этого события, мой родственник Герай.
– Во время выборов в Махачкале, – улыбнулся Герай, – наш отряд во главе с Магомедом охранял третий избирательный участок. Противники кандидата Аминова решили фальсифицировать результаты голосования за мэра. До этого они фальсифицировали документы на пятом участке.
Когда на третьем участке появилась группа подвыпивших  молодых людей, перед  ними на лестничной клетке появился наш Магомед. Он вытащил пистолет, сделал предупредительный выстрел:
– Кто попытается зайти в фойе и фальсифицировать результаты голосования,  застрелю на месте. 
Это предупреждение, как ушат холодной воды, подействовало на молодых. Они отступили и доложили об этом своему руководителю, Патаху Чародинскому.
– Я сам разберусь с этим «ОМОНом» – услышал Магомед голос говорящего по  телефону.
Через минут двадцать пять появился Патах со своей группой.
– Ребята,  бой будет горячий. Приготовьтесь! – проговорил Магомед и пошел навстречу Патаху.
«Лестница узкая, подниматься можно по одному», – подумал Магомед, стоя на верхней ступеньке. 
Он закрыл лестничную клетку своим плотным телом. Рядом с ним мы тоже заняли боевые позиции.
 – А дальше?
– Дальше, Тагир Тайгибович, по лестнице стал подниматься Патах. Сняв предохранитель с пистолета, он направил его дуло на Магомеда. 
Направив пистолет на Патаха, Магомед тоже начал спускаться. Оба наступали друг на друга, пока дула пистолетов не соприкоснулись друг с другом.
– Пока я тебя не застрелил, отойди в сторону! – прохрипел Патах.
– Если не хочешь получить пулю в лоб, уходи с лестницы! – ответил Магомед.
Из тех, кто присутствовал на разборках, ни с нашей стороны, ни со стороны Патаха никто не решился вмешаться.
Несколько секунд, направив пистолеты лоб в лоб, оба противника стояли молча.
– Упрямец, ты, наверно, чародинец? – спросил неожиданно Патах.
– А ты, упрямец, по всей вероятности, сирагинец, – ответил ОМОН-Магомед.
Не выдержав упорных взглядов, пробуравливающих друг друга, они опустили пистолеты, махнув в сердцах руками, противники разошлись в разные стороны.
Вот об этом и вспомнил сегодня Джапар Алиевич, – произнес Герай.
– Действительно, забавно, – улыбнулся учёный и посмотрел на ОМОН-Магомеда.
Пока Аминов тщательно подбирал отряды народных дружин и расставлял их по отдельным участкам города, ОМОН-Магомед перекрыл центральный вход в мэрию.
Основной  костяк этого отряда состоял из сирагинцев, проживающий в городе Избербаш. Одни из них работали в милиции, а другие – каменщиками на стройках. В этот отряд вошёл и молодой ученый-химик со своими пушками-распылителями газа ДЦС.
За испытанием ДЦС негласно следили агенты ФСБ: «Если испытание ДЦС успешно пройдет на людях, любое сражение можно выиграть без людских потер и материальных ценностей».
 «Сегодняшние события – самый подходящий момент для  испытания ДЦС. Это будет сенсация мирового масштаба, если удастся нейтрализовать газом неудержимую толпу молодых людей, вооружённых стрелковым оружием. Это открытие может изменить тактику   вооружения государств», – думал Круглов, замдиректора ФСБ по Дагестану, ответственный за  эту операцию.
Посмотрев на трех пушкарей, ОМОН-Магомед спросил:
– Тагир Тайгибович, неужели Вы думаете, что Ваш ДЦС может разогнать атакующих вооруженных людей?
– Я больше чем уверен, Магомед. Поэтому советую, не спеши вступать в бой.   Я не хочу, чтобы твои ребята пострадали при столкновении с толпой нападающих. Если ДЦС подействует на людей так же, как на собак, я думаю, можно спасти твоих ребят от смерти и увечий.  А это для меня самое главное.
– Видите ли, Тагир Тайгибович, Вашему изобретению даже глава администрации Махачкалы не доверяет.
– Почему, Магомед, ты так думаешь?
– Потому что защищать центральный ход послал наш вооружённый отряд.   Значит, он страхуется.
– Ты правильно мыслишь, Магомед, – улыбнулся Тагир.
– Вы же, Тагир Тайгибович, думаете об одном, о ДЦС, удастся ли Вам нейтрализовать вооруженные отряды нападающих своим одним газом, исчезающим быстро и  незаметно, к тому же не оставляющим  на поле ни раненых, ни убитых, не причиняющим противнику человеческих страданий.   
– Действительно, все мои мысли заняты ДЦС. Ты понимаешь, Магомед, молодые люди, возбужденные призывными выступлениями своих  лидеров, вооружённые топорами, лопатами,  автоматами и пулеметами, наступают на вас. Вы тоже встречаете их огнестрельным оружием. Это война. Война между бывшими друзьями, знакомым, земляками. И нападающие, и Вы, защитники мэрии – граждане одной республики, которые можете стать в один миг кровными врагами. А светло-серые облака дыма, действующие на центр страха, вдруг останавливают агрессивную толпу. В мозгу у человека проясняется мысль, что он может погибнуть, что защитники мэрии могут нанести ему тяжёлые ранения, могут искалечить.   Надышавшись ДПС, воинственная толпа вдруг становится уязвимой. Она, бросив оружие, убегает в тень. Ты понимаешь, без единого выстрела, организованный отряд распадается на отдельные лица, и разбегается кто куда!
– Вы думаете, Тагир Тайгибович, что так и будет? – Магомед саркастически улыбнулся.
– Я знаю, Магомед, что ты не веришь, что небольшое газовое облако может решить исход сражения. Но движущей силой человека и любого животного является страх. Страх делает человека осторожным и осмотрительным. Страх  делает его общительным и уступчивым. Если мы получим возможность воздействовать на  центр страха человека, то мир может измениться.
– Тагир Тайгибович, Вы любите мечтать, – опять улыбнулся Магомед.
Эта  улыбка недоверчивости сильно раздражала Тагира. У него появилось желание сегодня же на опыте доказать Магомеду и всем остальным скептикам, что не только автоматом Калашникова, но и газом ДЦС можно отбить атаку противника.
Пока Магомед и учёный спорили о достоинствах ДПС, ситуация в городе изменилась.
Учреждения города работали в тревожном ожидании чего-то жуткого.  Из всех  организаций города женский персонал отправили домой.
Директор Гостелерадиокомпании Галимов два раза позвонил Аминову:
– Джапар Алиевич, очень прошу Вас, послать отряд ОМОНа на помощь малочисленной охране телецентра. После взятия Дома правительства мятежники  возьмут телецентр.
– Не волнуйтесь, сейчас же направляю в Ваше распоряжение отряд молодых добровольцев из Сергокалинского района вместе с отрядом  спецназа. Телецентр ни в коем случае нельзя сдавать мятежникам! Помните, Мурад Саламович, Ваши же слова: «Кто владеет средствами массовой информации, тот владеет  миром».
– Я постараюсь, Джапар Алиевич, чтобы  телецентр не попал в руки мятежников.
 Через некоторое время в кабинет Галимова, постучавшись, зашел молодой человек в форме ОМОНа.
– Отряд добровольцев из Сергокалинского района прибыл в Ваше распоряжение. Командир отряда, капитан Кичиев, – отрапортовал вошедший.
– Спасибо. Вовремя прибыли. Али,  объясни обстановку нашим защитникам, – попросил Галимов старшего охрана.
Через два часа Аминов получил донесение: «Разграблены кабинеты в Доме правительства. Назир-шах железной рукой  направляет своих подчинённых на мэрию Махачкалы».
Услышав это донесение, личная охрана Аминова попросила его, выехать из города в Тарки. Заместители просили выехать его и хотя бы  в Каспийск, где  находилось правительство Дагестана. Но мэр отверг все предложения и решил остаться в мэрии.
– Тогда, Джапар Алиевич спуститесь в бункер, оттуда легче будет руководить, – попросил Расул, первый заместитель мэра.
– Нет, Расул, я не могу спуститься в бункер. Когда молодые ребята решали стоять насмерть, чтобы защитить мэрию и конституционный порядок в городе, мэр города, как трус, не должен  отсиживаться в бункере? Нет, и ещё раз нет! Я в бункер не спущусь!
Если бы ты знал, Расул, как мне сейчас хочется выйти к ребятам и стоять на самом видном месте, следить за происходящим! Но… ноги  не позволяют! – отчаянно крикнул он, зажимая  кулаки и пытаясь подняться.
Во время очередного покушения у мэра был повреждён позвоночник. Это повреждение не позволяло ему подняться на ноги.   
***
Тем временем в кабинете председателя Госсовета, только что взятом мятежниками, происходил диалог между  братьями Мачалаевыми. Это был даже не диалог, а спор между недовольным ходом операции, трезво оценивающим обстановку данный момент, старшим братом Мансуром и восхищающимся победой Назиром. 
– Мансур, я не понимаю, чем ты не доволен? Куда ты спешишь? Почему волнуешься? Дагестан в наших руках! Члены Правительства и Госсовета сбежали, добровольно сдали нам власть! – Восхищался Назир, шагая взад-вперед, заложив руки за спиной, как шагал Наполеон в Кремле.
– Не спеши, Назир, праздновать победу, просто так власть нам никто не сдаст. В Дагестане ОМОНа и Спецназа больше,  чем населения республики, – предупредил Мансур слишком самоуверенного  младшего брата.
– О каком бое, о каком ОМОНе говоришь, Мансур. Если правительство Дагестана безоговорочно капитулировало! Видишь, ни  одного милиционера на посту нет. Даже некоторые из них присоединились к восставшимся!
– Назир, члены правительства РД ушли, так как  мы застали их, как сонных мух. Они, я думаю, уже очнулись. Увидев, что город находится под контролем мэра, что в городе ничего страшного не произошло,  они захотят вернуться.
– Мансур, центр власти Дагестана в наших руках. Остаётся только отдавать приказы и командовать. Дагестан привык слушать власть! – у Назира было хорошее настроение.
– Назир, не только Дагестан, даже   город Махачкала, в котором мы находимся,  не находится в нашей власти. Мы не взяли мэрию города. Пока Махачкала находится во власти Аминова и речи не может быть о нашем руководстве Дагестаном.
– Мансур, что нам мешает, и кто нам не даст взять Махачкалу? Столица под нашими ногами!
– Пока Махачкалой руководит Аминов,  а не мы. 
– Мансур, стоит мне указать пальцем на него, Карамахинский отряд тут же уберёт его за считанные минуты.   
– А пока. Назир, он сидит в кресле мэра и командует городом.
– Посмотришь, брат, как я вышибу его из кресла мэра. – Назир быстро вышел из кабинета и твердыми шагами, как властелин земли, гордо подняв голову, направился на площадь. В мгновение она он оказался среди торжествующей толпы, бурно приветствующей взятие Дома правительства. Назир легко поднялся на  капот черного джипа, на котором он ездил. С двух сторон оттеснив толпу, рядом с ним стали его телохранители: Бадави, бывший штангист, плотный широкоплечий молодой человек, работавший до недавнего времени инспектором уголовного розыска в Новолакском в  районе и  Муса, бывший  работник милиции, тренер детско-юношеской школы Новолакского  района по тайбоксу, чемпион Дагестана по этому виду спорта. Назир им  доверял, как родным братьям.
Когда Назир поднялся на капот джипа, толпа замерла, готовая слушать своего руководителя. Назир, одетый в черные брюки и черную рубашку, подпоясавшийся белым ремнём, с правой стороны  которого торчал пистолет в светлой кобуре, а с левой – небольшой кинжал в серебряных ножнах, производил впечатление человека, умудрённого жизнью. Черный кожаный тюрбан, сшитый цудахарскими мастерами, придавал ему солидность.
Мансур, который очень переживал за брата, тоже встал рядом. 
Назир положил левую руку на рукоятку кинжала, инкрустированной из слоновой кости, правую – поднял над главой,  призывая толпу успокоиться и прислушаться к нему. Бадави передал ему микрофон.
Над огромной центральной площадью, до отказа заполненной людьми, нависла грабовая тишина.      
– Братья-мусульмане!
– Аллаху акбар! – ответил толпа.
 Назир немного понизил голос, мягче и по-свойски обратился к своим слушателям. 
– Братья-мусульмане, – еще раз повторил он, – Вы же знаете, почему сюда пришли, и кто вынудил Вас взяться за оружие.   Сестры-мусульманки, Вы, задавленные чиновниками города Махачкалы, обдираемые налоговиками города, обижаемые работниками милиции, оскорбляемые инспекторами роспотребнадзора до тех пор,   пока не получат взятку,  пришли сюда с возмущением и со своей обидой. Пришли, чтобы отстоять свои права торговать на рынке, чтобы заработать кусочек хлеба голодным детям, которые ждут Вас дома!
Сестры мои по вере, вы пришли сюда сегодня, оттого что мэр города угрожает убрать базар и построить спорткомплекс. Разве мы против этого спортивного комплекса? Нет! Но чтобы заниматься спортом, надо хорошо кушать! Единственное место, где Вы можете заработать кусок хлеба – это базар! И этого у вас хотят отнять! Вы пришли сюда, мои сестры по вере, сказать: «Базар принадлежит нам, а не Аминову!
– Да, Назир! Базар принадлежит нам! – крикнул в микрофон  кто-то из толпы. Толпа поддержала крикуна, его клич, как гром, прокатился по площади.
– Друзья мои по вере, городские власти, вытолкнув нас на обочины дороги, живут на широкую ногу. Те, которые находятся  у власти, оставив нас без работы, без зарплаты, даже без средства существования, забывают, что мы тоже члены общества, что и у нас есть доля в национальном богатстве республики! И это мы показали им сегодня, на что мы способны! Мы сегодня разогнали коррумпированное правительство, разогнали Госсовет. Мы объявили Дагестан исламской республикой! Братья и сестры, с сегодняшнего дня эта республика принадлежит вам!
– Аллаху акбар! – Крикнул Джабраил Карамахинский.
– Аллаху акбар! – повторили одни.
– Ура! – крикнули другие
– Братья и сестры по вере, мы без единого выстрела взяли оплот несправедливой власти! Нам осталось сделать еще один шаг: разогнать   мэрию города Махачкалы! Сможем мы сделать этот шаг?
– Да! – отозвалась часть толпы.
– Аллаху акбар! – призвал всех к боеготовности Джабраил Карамахинский.
– И защитим Исламскую республику!
– Аллаху акбар! – вновь крикнул Джабраил Карамахинский.
В этот момент Магомед-Расул подошел к Назиру.
– Назир, я – учитель русского языка! Мне  нечего делать на этой площади, и в Исламской республике.  Я привык работать в интернациональном коллективе, где рука об руку работают и мусульмане, и христиане, и иудеи, поэтому я покидаю ваше движение!
– Магомед-Расул, пожалеешь. Но  потом  поздно будет вернуться к нам!
– Не беспокойся, Назир. Мне кажется, что недолго будет существовать Исламская республика, так как она чужда сути дагестанскому народу, – Магомед-Расул подошел к микрофону:
ЧОПовцы! Братья! Кто хочет остаться в Исламской республике, под властью Назир-шаха, может остаться. Остальные уходим с площади. Нам не по пути с «шахами» и «королями!»
Отряд Магомед-Расула покинул площадь.
– Слушай, Назир, скоро наша родная мама не сможет узнать в тебе своего Назира. Что за чушь ты несёшь?  Какой ты к чёрту шах?
– Ну, Мансур, тебя же наша мама узнаёт, хотя все называют Горцем.
– Это другое дело, брат. Мы, все, с гор. В кличке Горец ничего необычного нет.
– А что необычного ты видишь в слове «шах»? 
– «Шахи», «Короли» возвращают нас в  средневековье.
– Ничего же не случилось с Ираном, где правил шах?
– Как не случилось? На смену шаху пришёл Аятулла Хомейни, – улыбнулся Мансур.
– Ну, брат, тебе становится смешно от игры слов: «шах», «король», «Аятулла».
– Да.  Но когда с этими словами связывают власть, становится очень грустно. Ты нас, Назир, загнал в тупик. И вместе с нами и наше движение за справедливость. Разве можно  объявлять Дагестан Исламской республикой? Ты на каком языке обращаешься к ним, к людям, собравшимся вокруг нас? – Мансур рукой показал народ, стоящий на площади. 
– На русском языке. Мансур, не могу же обратиться на лакском языке к даргинцам, аварцам, кумыкам, лезгинам, не владеющим лакским языком. 
– Правильно. Не можешь. Потому что, вторым языком родным для Дагестана является русский язык. Этот язык – язык междунационального общения. Чьи произведения ты любил читать всю свою сознательную жизнь?
– Русских писателей и произведения ученых. 
– Духовный мир у тебя, Назир, и у других дагестанцев связан с русской культурой. Несмотря на это, ты объявляешь Дагестан Исламской республикой. Поэтому от нас ушёл наш друг Магомед-Расул.  За ним последует и другие наши сторонники.
– Каждый человек сам выбирает себе путь, Мансур.
– А  мне какой путь выбрать? Я же не могу оставить тебя, своего младшего брата, хотя мне не нравится путь, выбранный сегодня  тобой?  Этот путь загоняет  нас с тобой в угол. Уже даже загнал. Ребята, – обратился Мансур к молодым людям, окружавшим Джабраила Карамахинского, – с ума сходите, уберите зеленое знамя. Верните символику Российской государственности!
– О чем ты, Мансур? Ты опоздал с советами. Мы уже объявили Дагестан Исламской республикой, – вмешался в разговор братьев Джабраил Карамахинский.
– Правительство убежала, народ победил. Воля победившего народа такова. Он хочет видеть Дагестан Исламской  республикой, – поддержал Джабраила Патах Чародинский, лидер аварского национального движения «Узун-Гаджи».
– Брат, радуйся. Мы – хозяева Дагестана. Мы берем республику в наши руки – Назир, пытаясь успокоить Мансура, подмигнул ему.
– Назир, ты далеко зашел. Пока  не поздно, ситуацию надо изменить.
– Что ты предлагаешь?
– Вернуть символику России и убрать зеленое знамя ислама. Выбросить из головы бредовые идеи об Исламской республике. У нас первоначально были только требования экономического характера: убрать взяточников из руководящих должностей. Вернуть городские рынки тем, кто работает на них. Вернуть права на  бесплатное  образование и лечение, права на  труд.
– Это вопросы мы можем решить сами,  когда начнём руководить. 
– Назир, ты хочешь повторить Чеченский вариант. Но этого нельзя допустить. Дагестан – многонациональная республика. Здесь другой менталитет. С твоей политикой в республике может возникнуть  межнациональный конфликт.
– Наша вера объединит нас, всех дагестанцев! Братья и сестры, вперед на штурм мэрии Махачкалы!
– Братья и сестры, вперед на штурм! – повторила  Манавша и и вышла вперёд, сверкая под солнцем пурпурно-красным платьем. За ней двинулась разношерстная толпа: женщины, вооруженные топорами, баграми, лопатами, снятыми с пожарных щитов, и молодые ребята-установочники, гипнотизированные речью Назира и кличем Манавши, готовые выполнить любую установку своих факиров Назира и Манавши.   
Когда Манавша наступила на белую линию, проведенную на  асфальте, её  охватило смятение. Но, собрав все душевные силы, она решила перейти опасную  линию.  Как только она сделала шаг вперед, над площадью затрещали выстрелы в воздух, предупреждающие толпу о решительности защитников мэрии.
Манавша машинально остановилась и обратила внимание на надпись, сделанную на черном асфальте большими белыми буквами: «Остановитесь: за линией Вас ждёт смерть!»
Манавша подняла руку, в которой она зажимала пистолет. Толпа, идущая за ней, мгновенно остановилась. Прочитав, надпись на асфальте, Манавша пришла в замешательство. Опять затрещали автоматы, и свинцовые пули, как град, начали падать рядом с линией. Манавша в растерянности посмотрела на хорошо обмундированных и вооруженных молодых людей. На спине и на груди были надписи «ДОС». И среди этого враждебно настроенного отряда, она заметила своего студенческого друга Тагира. В душе у нее появились чувства радости и удивления, что её друг по другую сторону баррикад: «Тагир, будучи студентом химического факультета Даггосуниверситета, на студенческом кружке по химии занимался в каждую минуту с профессором   Грушевским, проводил опыты для получения  газа, действующего на центр страха (ДЦС),   испытывал газ на собаках. Профессор Грушевский предсказывал  Тагиру большее будущее, славу в ученом мире, убеждал Тагира, что ДЦС найдет большое применение в военном деле.     Тагир  фанатично увлекался опытами для получения ДЦС».   
Манавша Пурпурная удивлялась напористости Тагира. Ей казалось, что она   влюблена в Тагира, что и он отвечал взаимностью. Некоторые студенты, просмотрев фильм «Тахир и Зухра» за спиной называли их тогда Тахиром и Зухрой.
«Как же Тагир, – подумала Манавша, – этот мастер спорта по вольной борьбы, любимчик профессора, примкнул к лагерю, охраняющего гнездо казнокрадов? Разве он забыл, как работники КГБ, узнав, чем занимается Грушевский с Тагиром и с другими помощниками, разогнали их кружок, как отобрал у них чертежи, химические формулы, как неизвестно куда забрали Грушевского, а его, Тагира, тогда родители чудом спасли, получив справку психиатра о его психическом расстройстве? Как можно после всего этого примкнуть  к их лагерю?» 
Тагир тоже заметил Манавшу, и к нему вернулись студенческие годы, его влюблённость в рослую гимнастку, кареглазую красавицу с лицом молочного цвета.
«Её иссиня-чёрные волосы, её грациозная фигура меня с ума сводили, – размышлял Тагир. – Манавша тогда занималась в кружке «Молодой психолог», была  увлечена гипнозом. Когда я узнал, что она встречается с молодым профессором по психологии, я был взбешен. Хотелось довести влюблённых психологов до белого каления. Видимо, меня тогда спасла моя гордость: я решил забыть о Манавше навсегда. Хотя даже после окончания института мы не потеряли интереса друг  к другу, делились новостями из личной жизни друг друга. Но сегодня на центральной площади столицы они стояли друг против друга. В недавнем прошлом они, казалось бы, созданные Великим творцом друг для друга, на заре своей молодости, впору вхождения в мир грез и любви, обожглись вспышкой великих чувств.  И сегодня они оказались по разные стороны баррикад, в противоборствующих лагерях. 
«Что за идеология заставила Манавшу с оружием в руках стоять против защитников мэрии, – думал Тагир. – Обыкновенный обыватель скажет: «Жизнь сделала её такой жестокой и безжалостной. Так ли это? Хорошо бы послушать её, саму».
  До начала столкновения Манавша и Тагир встретились с глазу на глаз. 
 Сделав от белой линии шаг назад, Манавша обратилась к своим сторонникам.
– Ребята, я хочу поговорить с противником, подготовившим на нас газовую атаку.
Она сняла белую косынку, которой она обвязывала шею, привязав ее к пистолету, подняла, как белый флажок парламентария.
– Тагир, я хочу переговорить с тобой.
– Я  готов на переговоры! – ответил Тагир. Недолго думая, Тагир вытащил из кармана белый носовой платок.  Манавша и Тагир пошли навстречу друг другу,   остановились по обе стороны белой линии.
Увидев двух сопровождающих Манавши, ОМОН-Магомед попросил двух бойцов из своего отряда сопровождать ученого.
– Тагир. Ты знаешь, о чем я жалею? – Манавша испытывающе посмотрела на бывшего однокурсника.
– О чем же, если не секрет?
– О том, что мы находимся в разные стороны баррикад. Почему ты не с нами,  с народом?
– Я же защищаю народную власть, – Тагир  как-то неестественно улыбнулся.
– Смешно называть власть нынешних чиновников народной властью. Ты же идёшь против этих обездоленных, полунищих, безработных людей, которые сидят на необустроенных прилавках и в холод, и в жару. 
– Ты думаешь, если разгромишь мэрию, у них появится работа или они будут хорошо жить?
Глядя на Манавшу, Тагир разволновался. Его сердце стало клокотать в груди, в висках застучало, как молотком, но по телу разлилось приятное тепло от   воспоминаний студенческих лет. Эта встреча, в таком необычном месте,  на мгновение вернула к Тагиру, его студенческая молодость. Он с нескрываемым  восхищением смотрел на свою студенческую любовь.
 Манавша это почувствовала, но, как хороший психолог, не дала своим внутренним эмоциям проявиться наружу.
– Хотя бы будут жить, как жили раньше. 
– Манавша, прежним временам возврата нет. Мы уже давно потеряли ту великую страну, которая называлась СССР. Нам надо сохранить хотя бы тот порядок, который есть сегодня, чтобы не стало еще хуже.
– Хуже этого, Тагир, не  может быть. Если сегодня не разгромить мэрию, эти полуголодные люди навсегда потеряют даже те рабочие места за дощатой лавкой. Они потеряют базар – основной  источник средств существования. 
– Манавша, этот вопрос можно решить  мирно, без демонстраций, противостояний и кровопролития. Если мэр хочет построить там спортивный комплекс, что тут плохого? Он же предлагает твоим подопечным,  территорию бывшего завода имени Гаджиева.
– Это исключено, Тагир.
– Почему так категорично?
– Потому что на новом месте появятся новые хозяева. Они будут продавать места для контейнеров, торговые точки за лавкой и сами лавки. Эти места купить большинство моих подопечных не смогут – у них на это нет средств.
– Чтобы никто не торговал местами для контейнеров, торговыми точки или  лавками,  мэр вынёс решение: на новом месте бесплатно выдать места взамен потерянным. Безвозмездно возвратить лавки, бесплатно перевезти контейнера на новые места. Если это решение не будут выполнять отдельные чиновники, то можно об этом заявить мэру. Он крепко стоит за выполнение своих решений.
– Видишь ли, Тагир, пока до мэра доберешься, между этими обездоленными людьми и ним стоят чиновники, готовые содрать с бедного человека семь шкур.
Скажи, пожалуйста, за что и почему ты защищаешь мэра Махачкалы? Ведь ты и бойцы твоего отряда – сельские жители. Если подумать, вы к городу никакого отношения не имеете. Раз вы пришли с оружием в руках защитить мэра Махачкалы, значит,  у вас есть свои симпатии к нему. Так ли это? Что Аминов сделал хорошего, чтобы его защищать?
– Наверное, Манавша, ты не знаешь, что я уже живу в городе и к городу имею прямое отношение.   
Кроме того, в перестроечные годы, когда государство перестало поддерживать науку и культуру, мэр города Махачкалы пришёл на помощь многим писателям, поэтам, ученым, то есть, на помощь той интеллигенции, которая не могла издать свои книги или научные труды из-за отсутствия средств. Я, как ты знаешь, отношусь к той обнищавшей интеллигенции, которую Аминов, как спонсор, поддержал. Я тоже обратился к нему, с просьбой помочь лаборатории университета, чтобы проводить дальнейшие исследовательские работы над получением газа ДЦС. Он помог мне:  выделил средства для работы.
Я ценю его и за ту популярность среди простого народа, которую он приобрёл при защите русскоязычного населения Махачкалы. Когда некоторые представители национальных движений Дагестана, руководствуясь чубайсовской приватизацией, скупали чеки, «прихватывали» коммунальные квартиры и насильно выселяли беззащитных одиноких граждан города, Аминов пресек все их действия, выходящие за рамки закона. 
Разгул «прихватизации» коснулся и ветхих частных домов, на месте которых фанаты из национальных движений возводили дворцы.  Все граждане, обиженные и обманутые новой политикой,  ходили к Аминову. Он никому не отказал в помощи. Более  того, сам лично принимал участие в возвращение насильно отнятых у стариков домов, разбирался с фиктивными документами, сделанными для отвода глаз. Это побудило фанатов из национальных движений,  совершить  на Аминова, препятствующего захвату недвижимости и земельных участков в городе, многочисленные   покушения.
Его лечащие врачи говорят, что в теле мэра нет свободного от рубцов места. Его искалечили, припугнуть не смогли.
Граждане города и сегодня, когда видят человека, обиженного чиновниками, напуганного националистически настроенными молодыми людьми, советует пожаловаться Аминову. Фамилия Аминова в городе Махачкала в годы разгула националистических настроений стала символом защиты обездоленных, обиженных одиноких граждан, особенно русскоязычного населения. Аминов – это человек с железным характером, принимающий самые жесткие, порой даже грубые меры по отношению к тем, кто считает  себя неприкосновенным под  эгидой национального движения, занимаемой должности или богатства.  Поэтому у меня есть свои симпатии к нему
– Ты мне очень распространенно, как на лекции, объяснил, кто такой Аминов.   Я эти сведения и раньше слышала. Но  ответь ещё на один вопрос, как это  ты, живя и работая в этом городе, хотя бы один раз мог не зайти ко мне по старой дружбе? 
– Я очень часто посещаю базар, где ты работаешь, ночной клуб, где ты проводишь гипнотерапию. Но ты не заметила меня.
– Значит, все-таки ты знал, где я работаю. 
– Знал. Мне же интересно было узнать, как ты устроилась, как идет твоя работа. 
– И как же это я тебя не заметила? – как бы с сожалением сказала она.
– Ты же очень занята. Вокруг тебя столько молодых, красивых и  сильных людей. Они тебя защищают, уводят от лишних посторонних  глаз. 
– Как твои творческие успехи? Так же усердно занимаешься получением неизвестного газа?
–  Мне удалось получить газ, действующий на центр страха. Опыты в лаборатории прошли довольно-таки удачно.  Газ животным физического  вреда не причиняет.
– Может быть, ты решил на  нас испытать его? Все говорят, что Аминов готовит газовую атаку.
– Возможно, Манавша.
– Как это ты мог согласиться на такое преступление, Тагир? Ты знаешь, что с тобой после этого будет?
– Мне важен сам факт испытания,  а не последствие.
– Ты посмотри на этих обездоленных женщин, ведь тебя тоже родила такая же женщина, как они. Наверное, у тебя тоже есть дочери, сыновья.
– Манавша, газ не представляет собой никакой опасности. После газовой атаки все надышавшиеся газом физически будут здоровыми. Они почувствуют только лишь небольшую эйфорию, как после выпивки и страх, заставляющий их бросить оружие и убежать. Через сутки все они придут в нормальное состояние.
– Удивительный  химик, массовое отравление людей газом он считает нормальным явлением. Как ты можешь назвать  себя человеком после этого? Многие великие ученные отказывались от своих идей, когда убеждались, что их открытия принесут страдания и вред людям.
– Ты права, Манавша, но я не убежден, что ДСЦ принесет страдания людям.
– Когда убедишься, Тагир, будет уже поздно. Как же я, считающая себя психологом, не могла узнать, кто ты и как я могла  восхищаться тобой? 
– Манавша, ты любила только себя и восхищалась только собой.
–  Ведь ты тоже живешь среди нас. И нас же собираешься отравить газом, как мух! И после этого ты считаешь себя человеком? Ну, давай отравляй нас своим ядовитым газом! Ты уже придумал оправдание своему поступку? Нашел  аргументы, которые заставляют тебя стоять с оружием в руках против своего народа, чтобы защитить    своего покровителя. А я надеялась, что ты переменишь намерение и будешь защищать людей, боящихся не за свою жизнь, а за жизнь своих детей, за благополучия семьи. Посмотри, газовик, против кого ты стоишь?! – Манавша, повернувшись, показала рукой на женщин, которые стояли за ней.
– Манавша, убери первый ряд, как ты говоришь, бедных и обездоленных женщин, и я посмотрю, кто стоит во втором ряду этой толпы. Там, как ты знаешь, краснолицые молодые люди в бронежилетах, вооруженные пулеметами, гранатометами. Увижу и их руководителя, окружённого огромным количеством телохранителей. Посмотри, на их вождей в черных кожаных шапочках, обшитых зелеными лентами,  с дорогим позолоченным оружием на поясе. Ты можешь дать гарантию этим женщинам, вооруженным топорами, что,   убрав мэра, эти чалмоносцы дадут бесплатную учебу, медицину, работу, зарплату?
– Они хотя бы обещают сохранить базар, где есть возможность, закрепить и сохранить рабочие места. Обещают наказать сборщиков нашей прибыли. 
– Обещать сегодня все научились. Начиная с глав администрации сёл до председателя Госсовета. Но как только приступают к работе, выполнять   обещания, данные народу во время предвыборной кампании, не спешат.
– Мэр, Тагир, тоже обещал не трогать базар и закрепить рабочие места  за теми, кто работает там. Я не понимаю, как можно мужчине, как говорится, носящему папаху, не выполнять обещанное слово. Не понимаю, как их можно защищать таких людей, выступающих с оружием в руках против восставшихся  женщин, – Манавша, улыбаясь, открыла белый, как первый снег на вершинах гор, ряд зубов. На углах её красных, как лепестки красной розы, губах образовались тонкие паутинки. Серые  большие глаза блеснули, как звезды в вечернем небосклоне, излучая бледный холодный свет. На переносице образовалась слабозаметная складка.
– О Боже, какое красивое создание! – в  душе воскликнул Тагир, глядя на Манавшу зачарованным взглядом.
– Что ты сказал? – спросила Манавша, гипнотизированная пристальным взглядом и улыбкой  Тагира.
Учёный пришел в замешательство, по всему его телу пробежала  волна возбужденной забурлившей крови. Услышав вопрос Манавши, он почувствовал отрезвление как после выпивки бокала холодного шампанского в жаркий день августа.   
– Ничего, просто мысли вслух, – невнятно ответил Тагир, с трудом сдерживая волнение, вызванное пристальным гипнотизирующим взглядом,  нагоняющим летаргический  сон.
Этот таинственный взгляд красавицы, который в студенческие годы сводил его  с ума, и сегодня, спустя десятилетие, подействовал на него как аромат альпийских цветов: «Она владеет могучими чарами. Если приложит немного усилий психического воздействия, она любого мужчину сможет увести в свой загадочный мир. В таком  незащищённом обезоруженном состоянии, когда на поведение человека действуют чудотворные чары,    он  инстинктивно становится податливым материалом. Лепи из него любые фигуры, как из пластилина, двигай их в любом направлении. Манавша эту божественную силу красоты умело использует. Удивительно,  как мне удалось в те студенческие годы не потерять голову, когда под ее взглядом моё сердце  готово было выполнить любую её  прихоть? Когда оно бешено стучало, требуя встречи с ней, когда оно стремилось  увидеть её, услышать её? Видимо, спасло меня гордое самолюбие. Иначе не удалось бы горячей голове обуздать влюбленное сердце.
Удивительна природа человека: в одном его теле располагаются холодный рассудительный ум и горячее безрассудное сердце. Всевидящий всеслышащий всепонимающий разум и ослепленное и оглушенное любовью, упрямое сердце, которое ничего не хочет знать и слышать, кроме своих чувств. Трезвый ум, который хочет контролировать каждый ритм сердца, чтобы оно ритмично билось в  унисон со средой, в которой живет человек и неугомонное непослушное сердце, готовое выскочить из груди ради встречи с любимой. Может быть, мне помогло не стать игрушкой в её руках то, что я узнал о её увлечении психологом, молодым профессором,  Байришевским? Да, это больно ударило по моей гордыне. Очень глубоко задело меня, моё самолюбию, как унизило моё чувство собственного достоинства. Тольку одному Богу и мне  самому  известно, как я это пережил, как я, борясь с собой, стал похож на сумасшедшего, начал отставать в учебе. К этому еще добавились и проблемы с  опытами над получением газа ДСЦ, проверки КГБ. Грушевскому пришлось оставить научные исследования и уехать, а мне – заполучить академический отпуск, вернуться домой, в горы, и находиться «на домашнем лечении. Родители переживали, опасаясь, что я всерьёз заболею, не имея возможности заняться любимым делом. Мать приглашала домой знакомых  знахарей. Одна  знахарка, войдя в транс,    даже сказала маме: «Твой сын, когда по  коридору ходил босиком, наступил на дьяволенка. Родители дьяволёнка сильно беспокоятся о нём, Если ему станет лучше, тогда и твой сын начнёт поправляться.
Днем и ночью мама молилась Богу, чтобы Он послал выздоровления маленькому дьяволёнку.
Старый фельдшер из соседнего аула, работающий в медпункте со времен Великой Отечественной войны, сказал отцу: «Не беспокойся, Тайгиб, ни один человек не ещё умер от любви. Твой сын тоже выздоровеет. Потерпи, ему нужно немного времени, чтобы успокоиться и прийти в себя» и  назначил успокоительную  микстуру – жидкую  смесь с неприятным  вкусом. Я даже удивился и подумал: «Как это старый лекарь мог догадаться, что я переживаю из-за ущемлённого самолюбия? Я же ему ничего не рассказал о моих чувствах. Да и сам он не спросил, был ли я влюблён в кого-нибудь. Однако старый медик догадался. Закрыв свои бесцветные мутные слезящиеся глаза, наморщив высокий лоб, похожий на старую пергаментную бумагу,   раскинув по лицу добрую, старчески  умную улыбку, он изрек: «От любви еще никто не умер», –  думал Тагир.
– Что же ты задумался, Тагир? – с обворожительной улыбкой Манавша посмотрела на учёного. Она почувствовала, что Тагир растерян: «Раз он оторопел при встрече со мной, значит, по-прежнему я небезразлична ему», – Тагир, может быть, ты, как неустрашимый человек, пойдешь защищать интересы народа?
«Её обворожительная улыбка опять заставляет глупое сердце так же беспокойно стучать в груди, как и десять лет назад», – подумал Тагир. До него, занятого  своими мыслями, еле дошёл вопрос Манавши.
– С народом можно пойти, но те, с которыми ты вышла на площадь, это ещё не весь народ. Это обдиральщики народа. Сами покупают товар за 100 рублей, а продают за триста. Нет, Манавша, я со спекулянтами в одном строю не пойду. 
– Ты не подумал, что ели бы дагестанцы без тех людей, которых ты называешь спекулянтами? Что кушал бы твой народ, который сидит в служебных норках, ожидая очередной подачки коррумпированных правителей? 
– Что им ещё остаётся делать, когда спекулянты, которые идут за тобой,  вкладывают деньги в производство иностранных государств, скупая и рекламируя их товар, разоряя и  разваливая наши заводы, фабрики, если требуют сдачи в аренду заводские корпуса под склады для товаров? Если скупают заводы, фабрики за копейки и объявляют их своей собственностью?
– Тагир, этим занимаются не те порядочные бизнесмены, а администраторы, которых ты защищаешь. Это они продали фабрики, заводы своим близким и родным за бесценок. Это они сдают продавцам в аренду помещения промышленных объектов. Жаль, Тагир, что ты не с нами, что  тебя не волнует судьба народа, судьба   обнищавших бюджетников, а защищаешь коррумпированных чиновников.
– Я не коррумпированных чиновников защищаю, Манавша, а порядок и демократически избранных руководителей.
– Тагир, не смеши, пожалуйста.  О чем ты говоришь? Какая демократия? Где это «демократически избранные  руководители»? Люди, продающие свои голоса за сотни рублей, за мешок муки, за полмешка сахара, это ли «демократически избранные руководители»?
Когда вы, их послушники, идете к ним с просьбой и говорите: «Мы за вас голосовали», правильно они вам отвечают: «Мы за ваши голоса уже заплатили», тем самим, напоминая вам, что  в мире рыночных отношений все продается и покупается. Жаль, Тагир, что  мы не поняли друг друга, – Манавша поправила красную тунику на изящных плечах. Засунув большие пальцы под широкий белый, украшенный серебряными львами, пояс,  она положила обе руки на два пистолета, которые были прикреплены к поясу своими кобурами.   В  белой косынке, обвязанной вокруг шеи,  Манавша была похоже на бесстрашную предводительницу морских пиратов, на корсара из старых романов.
На центральной площади ее установочники-сателлиты готовы были развернуть кровавый бой, как пираты на просторах океана.
«Этих кровожадных мюридов только ДЦС может остановить, чтобы они не  ввергли Дагестан в братоубийственную войну. Неужели этот газ подведет? Все-таки надо было испытать его, хотя бы на добровольцах. Откуда мне взять таких добровольцев?
А эти сателлиты: чем они – не добровольцы? Но там же Манавша… Ну и что? Давай действовать, алхимик, больше такого шанса у тебя не будет для испытания ДЦС! – размышлял Тагир.
Распылители газа были  уже  выдвинуты на переднюю линию. Тагир с отрядом «ДОС» занял передовые позиции, расположившись на ступеньках пьедестала памятнику Ленину. Преграждая путь наступающим мюридам Джабраила Карамахинского и установочникам Манавши, защитники мэрии Махачкалы, чувствовали себя в полной боевой  готовности.
 В это время отряд  Манавши перегруппировался и отступил от белой линии. Манавша поднялась на капот черного Мерседеса. Возвышаясь над толпой, она, как Венера, богиня любви, храня молчание, окинула всех взглядом, привлекая внимание толпы. Когда её сторонники повернулись к ней лицом, она заговорила: 
– Братья мои и сестры! Мы сегодня вышли  на центральную площадь столицы Дагестана с одним лишь требованием:   не мешайте нам, жить и работать!
– Верно, сестра! – поддержала её пожилая женщина, подняв топор над головой.
– Аминов не хочет слышать нас! Он от народа оградился  кордоном милиционеров. Сестры мои, еще со школы нам знакомо выражение: «Если враг сдается, то его уничтожают». Заставим же врага не сдаться, если не хочет, чтобы его уничтожили!
Пока Манавша настраивала толпу на  штурм мэрии, Тагир думал: «Как остановить ее? Уговорить ее невозможно. Что же придумать? Чем отвлечь ее от этой идеи? А если женщины пойдут на  штурм, как провести против них газовую атаку? Как мне воевать с женщинами, которые в матери мне годятся?»
Пока Тагир размышлял над наболевшим вопросом, к нему подошел Базуй, один из бойцов отряда, здоровый широкоплечий штангист.
– Слушай, алхимик, ты решил воевать с бабами? 
– Какие это бабы? Перед тобой стоят вооруженные противники мэра Махачкалы. Ты тоже добровольно изъявил желание защитить мэра Махачкалы.
– Да, я изъявил такое желание и  готов с честью его выполнить. Но я привык воевать с мужчинами, а не бабами.
– Ты посмотри, кто стоит за женским отрядом!
– Ну да, они стоят за женским отрядом, а не впереди них.
– Честно говоря, Базуй, мне самому не хочется воевать с женским отрядом, – признался Тагир и задумался.
Как только закончилось обращение Манавши, Тагир через микрофон обратился к Джабраилу, чей отряд стоял сзади  женщин.
– Господин Джабраил, что же вы, мужчины, прячетесь за спины женщин? Неужели в  Дагестане перевелись мужчины?
Джабраил не заставил долго себя ждать. Слова Тагира задели его за живое. 
– Сестры,  отойдите назад и разрешите нам, мужчинам,  решать и ваши  и наши проблемы.
Джабраил выдвинул вперед вооруженный и экипированный отряд карамахинцев.
– Вот так-то, имам! Нехорошо прятаться за спинами женщин, – довольным голосом ответил Тагир. Теперь по обе  стороны белой линии стояли вооруженные до зубов отряды, готовые открыть шквальный огонь друг  против друга.
 Назир, опьяненный  легкой  победой над правительством Дагестана, решил одним рывком, как берет рекордный вес  хороший штангист, взять и мэрию Махачкалы. Он принял решение, выражаясь  языком борца-вольника, бросить мэра на лапотки, и заставить его признать себя побеждённым: «Для этого можно использовать отряд Манавши, как  Троянский конь. За ним незаметно ввести в здание мэрии отряд карамахинцев. Дагестанские  мужчины, даже если они милиционеры,  не будут стрелять в женщин».
На подступах к мэрии Назир заметил   какое-то замешательство. «Почему отряд Манавши отступил? Из-за чего отряд Джабраила Карамахинского выдвинулся вперед?»
– Джабраил! – крикнул Назир.
– Я Вас слушаю, Назир-шах, – Джабраил вытянулся по стойке «Смирно».
– Что вы церемонитесь с мэром города?
– Ждём Вашего указания.
– Разгони его к чёрту! В плен никого не бери! С пленниками возиться, у нас нет времени!
– Слушаюсь, Назир-шах! – отчеканил высокорослый широкоплечий командир отряда.   
***
Когда Назир отдал  приказ, штурмовать мэрию, бывший учитель Карамахинской средней школы подошёл к своему односельчанину и неодобрительно посмотрел на Джабраила.
– Слушай, Джабраил, мэр является нашим земляком, нам неудобно стрелять по своим гражданам.
– Как по нашим? Там нет карамахинцев.
– Зато, Джабраил, есть наши соседи из  Левашинского района.
– Ты понимаешь, Ахмед-хаджи, не  стрелять по мэрии мы уже не можем. Это приказ Назир-шаха.
– Слушай, Джабраил, не смеши людей, какой он «шах». Он  тоже такой же, как мы с тобой, Божий раб. Перед Богом, Джабраил, мы все равны.
– Мы, мой помощник, пока на земле.
– А что по земле  Божья власть не простирается?
– И на этой земле, Ахмед-Хаджи, мы ходим под Богом и там предстаём перед ним, – имам поспешил исправить случайно допущенную ошибку.
– Вот видишь, Джабраил, раз под одним Богом ходим, мы все равны между собой. Назир не может приказывать нам убивать своих братьев по вере.
– Что же ты предлагаешь?
– Мы один раз уже взяли грех на душу: первыми атаковали правительство нашего края.  Пусть теперь отряды Али и Вали атакуют мэрию.
– Мы на передней линии. Нам неудобно отступать, – заупрямился Джабраил.
– Но против нас стоят  люди, вооруженные пулеметами, гранатометами,  автоматами. Они готовы стрелять в нас при первом же нашем движении. Еще вчера мы встречали друг друга со словами: «Ассаламу алейкум», слышали в ответ: «Ваалейкум салам» и  пожимали руки. И защитники мэрии, и мы, штурмовики мэрии, здороваясь за руки, старались сохранить мир теплотой своих ладоней. Еще вчера друг у друга спрашивали о здоровье, о семье. А сегодня мы готовы убить друг друга, забывая о том, что при этом сделаем чьих-то детей сиротами, а жен – вдовами…
Нам не нравилась бедность, нищета народа, взяточничество чиновников, сплошная безработица и полунищенская жизнь, поэтому и собрались на площади.
А те, которые стоят против нас, хотят не только защитить мэрию, но и сохранить пусть и худой, но мир. Многие  из них видели, что принесла война в Чечне, где погибла одна четвёртая часть чеченской нации. Видели разрушенные города, бегущих от войны женщин с детьми  на руках.  Повторения этого в Дагестане они не хотят. Вот и защищают ради мира эту  власть. Потому что им братоубийственная война ненавистнее, чем  коррумпированная власть. 
***
На центральной площади Махачкалы стояла огромная толпа, разделившаяся на две группы. Люди, окидывая друг друга враждебными взглядами, не решались сделать непоправимый шаг.
ОМОН-Магомед со своим отрядом «ДОС» прикрывал все подступы к центральному входу мэрии. Все члены отряда, сняв предохранители с автоматов и пулеметов, ожидали команду «Огонь!»
– Ребята! Сегодня, сейчас и здесь  решается вопрос быть или не быть большой войне в Дагестане! Вы посмотрите, что натворили эти дикобразы – руководители  восставшихся бунтарей. Над правительственным зданием Дагестана водружено  зеленое знамя ислама. Дагестан объявлен  «Исламской Республикой» Друзья, мы тоже уважаем ислам – религию наших отцов, соблюдаем все каноны. Но… наши отцы встанут из своих могил, если узнают, что мы изменяем своей большой Родине. Большая Родина – это Россия! Мы никому не позволим  её отнять у нас. Ни чиновникам Москвы, притесняющим «Лиц кавказской национальности»! Ни лидерам национальных движений, каковыми являются  бунтари Мачалаевы. Ребята, приготовиться к атаке! – ОМОН-Магомед поднял правую руку.
– Магомед, не спеши атаковать. Дай мне испытать «ДЦС», – попросил Тагир.
Между противостоящими вооруженными толпами проходила белая линия – «Линия смерти» шириной в спичечную  коробку и видна была надпись: «Каждого, кто переступит эту линию, ожидает смерть!». А смерть, в образе дьявола,  лежала посередине линии. Лёжа на спине, подложив ладони под голову, смерть в образе дьявола смотрела в небо, улыбаясь, вопрошала Бога: «Ну, что, Создатель, Ты думал, что ты создал умных рабов, которых и черту невозможно будет совратить. А они оказались готовыми убить друг друга и бросить друг друга в мои жернова. Ха-ха-ха! – посмеялась смерть. 
– Ты думаешь, что у них не хватит сознания, чтобы не переступить эту узкую линию? Напрасно думаешь. Они уже готовы решить свои проблемы мирным путём.
– Ты, создатель, говоришь: «Я дал всем жизнь, и никто не вправе отнять ее ни у кого, даже у комара». А разве они тебя послушают? Ты же создал  их самостоятельными. Вот и  плоды твоих трудов, создатель. Смотри, смотри сверху, видишь, как я смеюсь над твоими «сознательными»  рабами. Скорее я их проглочу при помощи их же собратьев. Ну, что, Создатель, ты не смог создать их умнее черта? Ха-ха-ха!
Пока смерть в образе дьявола  беседовала с Создателем, на площади имени Ленина воцарилась минутная тревожная тишина. Ее прервал голос Патаха Чародинского.
– Слушай Джабраил, что вы все церемонитесь с этим учителем?  Пора  атаковать мэрию! Вперед, ребята, на мэрию!
– Газовую  атаку! – крикнул ученый. Заработали три пушки-хлопушки. Над  наступающей толпой нависла низкая туча тумана, и в тот же час образовалось паника в рядах  наступающих. Передние ряды повернулись назад и разбежались, бросая оружие. Когда рассеялось небольшое облако сизого дыма, никого из наступающих на площади не осталось:  одни спрятались в  парке, что находился за площадью, другие – за высокими жилыми зданиями. Вместе с ними убежали  и их лидеры, не понимая, что с ними случилось.
Единственный человек, кто понял, в чём дело, была Манавша. Она во время газовой атаки несколькими слоями белой косынки успела закрыть дыхательные пути и выбежать за границы облака, уводя за собой женщин криками: «Закройте дыхательные пути платками и бегите  против ветра!» 
 ОМОН-Магомед и его отряд удивленно смотрели вслед за бегущими людьми. 
– Ай да, химик! – воскликнул один из членов отряда. – Без единого выстрела разогнал боевые отряды противника!  Пока ребята выражали свое восхищение химику, сотворившему чудо, рядом с Тагиром, откуда ни возьмись, появилось четверо молодых людей спортивного телосложения, но в штатском, вежливо поздоровались с ним, и отвели его в  сторону, и тут же Тагир  с тремя пушкарями, вооружёнными хлопушками, снялись с позиции. Их в окружении неизвестных молодых людей посадили на бронированные Мерседесы и увезли.
– Куда увезли Тагира? – спросил Герай у ОМОН-Магомеда.
– Мне кажется, в ФСБ. Молодые люди  были агентами Федеральной службы, – проговорил  Магомед
– Зачем ФСБ нужен Тагир? 
– Как это зачем? Он сделал  открытие. Ему дали возможность испытать новое оружие. И когда поняли, как его открытие действует на  людей, ФСБ решила засекретить новое оружие.
– А что теперь будет  с химиком? 
– Ничего не будет. Как  знаменитый ученый будет работать в засекреченной лаборатории, – объяснил ОМОН-Магомед.
Лёгкий ветерок, дующий с моря, быстро поднял в воздух облако сизого дыма и так же быстро рассеял его. Те, которые догадались побежать против ветра, и те,  которые были в масках, вернулись на площадь раньше ожидаемого времени.  Патах Чародинский тоже оказался среди тех, кто был в масках. Он пришёл в себя  через полчаса, но ещё чувствовал слабость в теле, как после тяжелого сна. Это был странный сон, где страх преследования сочетался чем-то неизвестным пугающим болезненным состоянием, от которого  не было никакого спасения. Его всё ещё одолевал страх, перед которым он сам себе казался беззащитным. Что с ним случилось, он не понял, но подумал: «Слава Богу, это  все позади».   
Патах собрал свой отряд и поспешил к Дому  правительства, где вновь стали собираться митингующие. Через полчаса на площадь со своим отрядом вернулся и Джабраил Карамахинский. Все его бойцы выглядели уставшими, разбитыми, будто  только что освободились от страшных испытаний. Многие из них думали, что  это случилось с  ними во сне.
Когда Мансур и Назир увидели, что  случилось на площади во время газовой атаки, как легкое облако дыма заставило  восставших бросать оружие и убегать их   в разные стороны, они поняли, что битва проиграна.
– Назир, мы совершили глупую ошибку, подняв народ на восстание. Мы же видели, что случилось в Чечне, в мононациональной республике, когда там      чеченцы выясняли межродовые отношения и воевали друг против друга. Одних снабжали  оружием, другим давали деньги заставляли уничтожать друг друга. Мы должны были предвидеть, что с нами может случиться в многонациональной республике, каковой является Дагестан, где легко натравить одну нацию против другой нации. Если начнётся межнациональная война, наша республика может  превратиться в выжженную землю.  Что же ты поспешил со своим другом, Карамахинским имамом, назвать Дагестан исламской республикой? Это ваше поспешное решение отпугнуло некоторых наших сторонников. Сельская молодежь, которая должна была приехать из районов, и поддержать нас, тоже отвернулась. 
– За нами пошла городская молодежь и  взрослые. 
– Да. Они шли за нами, пока в наших  устах звучали близкие им лозунги: «В бой с коррупцией! Нам нужна бесплатная медицина и бесплатное образование! Дадим дорогу молодым специалистам к государственным должностям. Свобода в торговой сфере! Рынок принадлежит тем, кто там торгует! Работа всем! Все равны перед законом: и бедные и богатые!». Эти были их лозунги, которые мы озвучивали. Вот поэтому они шли за нами. Они шли за нами, когда мы кричали: «Долой коррумпированное правительство!». Но когда вы поспешно объявили Дагестан «Исламской Республикой», когда выбросили атрибуты Российской государственности, наши молодые попутчики разочаровались. Вряд ли так яростно, как Дом правительства, будут штурмовать мэрию… 
– Еще не все потеряно, Мансур. У нас еще есть достаточно сил  и средства, чтобы разгромить мэрию.
– Уже поздно, Назир. Скоро прилетит Магомед-хан. По сведениям наших агентов, самолет скоро приземлится в аэропорту.
***
Пока Магомед-хан не успел  приземлиться в аэропорту, среди восставших  молниеносно распространилась весть о том, что руководитель Дагестана привел с собой ОМОН и армейские части. Отряды восставшихся лихорадочно начали перегруппировываться. Основной удар    восставшие решили перенести на председателя Госсовета. 
Манавша  отвела свой отряд от мэрии. Так же поступили и Джабраил, командир отряда карамахинцев. Проснувшись от странного сна, он ничего толком не понимал, что происходит вокруг.
– Мужики, давайте назад, потеснитесь, пропустите вперед женщин, чтобы   солдатам было  стыдно, стрелять в женщин, – скомандовала Манавша
– Ты что, Манавша, какая там совесть или стыд у ОМОНа? Они вместо совести   надели  на лица черные маски! Так что, сестра, пусть в нас стрелюют, мы найдем, чем ответить, а вы с детьми лучше уходите за здание медакадемии, – вперед вышел Джабраил.
– Правильно говоришь, Джабраил, женщинам  и детям лучше отойти за здания медакадемии и краеведческого музея, – поддержал его Али, руководитель отряда из Лакского района.
– Лишь бы вертолеты не использовали.   Солдат и ОМОН мы встретим достойно, поддержал соратника и Патах Чародинский, прижимая к груди автомат Калашникова,  любимое оружие мировых повстанцев.
– Калашка нас не подведет, – добавил Султан, стоявший рядом. Он не мог оторвать взгляд от мясника с окровавленным топором, который размахивал волосистыми руками, и время от времени поправлял белый клеёнчатый фартук, прикрывающий бочкообразный живот. По его окропившейся серой рубашке с засученными рукавами было видно, что этот широкоплечий мужчина с красным  лицом и коротко остриженными рыжими волосами, до выхода на площадь торговал мясом.
Манавша, укрепляя передние ряды женщинами и детьми-подростками, оттесняла мужиков назад.
– Мужики, слушайте мою команду! Увидев вас с автоматами и топорами в руках, командирам ОМОНа легче  будет приказать «Огонь!». Давайте-ка лучше все мужчины, у кого в руках есть оружие, отойдите назад! Пусть бойцы ОМОНа увидят, что против них стоят безоружные женщины. Их тоже родили такие же женщины, как мы. Офицеры, считающие  себя мужчинами, не смогут дать команду своим бойцам стрелять, когда перед ними стоят безоружные женщины и дети!
–  Ну, баба красавица! – восхищенно воскликнул Бадави, молодой телохранитель Назира,   алчным взглядом рассматривая высокую стройную фигуру с покатистыми бедрами, широким тазом и стройными ногами, которых прикрывало пурпурно-красное платье. Бадави перевёл взгляд на её высокую шею, обвязанную белым платком, на тугие косы, сложенные на затылке змейкой, на черные глянцевитые брови, похожие на расправленные крылья ласточки, на прямой нос и молочного цвета лицо. – Вот красавица? –  повторил Бадави, обращаясь к своему напарнику Мусе, стоящему рядом. 
– Нашел, кем восхищаться… Будь осторожен, брат мой по вере.  Она является кассиром мафиозного общака чародинцев по торговле. Если Патах узнает,  что ты восхищаешься Манавшой, не жить тебе на свете, несмотря на то, что ты входишь в охранную службу самого Назир-шаха.
 – Что я плохого сделал? Я просто любуюсь красотой этой женщины.
– Вот-вот «любуешься». Любоваться или влюбляться в таких женщин, как Манавша, нельзя. Таких влюбленных в нее юношей, как ты, как баранов зарубят на мясо для пельменей.
– Как это зарубят? – телохранитель Назира испуганными глазами посмотрел на своего  напарника.
 – Свидание с влюбленным молодым человеком она назначает в подземном ночном клубе-баре. Ты, наверное, Бадави, не видел этот клуб-бар «Манавша»?
– Нет. Я даже слышал об этом.   
– В этом подземном царстве «Манавша», в красиво обставленном зале, красавица предлагает вино, такого же красно-пурпурного цвета, как ее платье,.
– Что она всегда надевает красное платье?
– Бывает на ней и черное, но это редко, при случае потери близкого человека. А  так, Бадави, она предпочитает красный цвет. Цвет человеческой крови и белый, как саван, платок.
– А что там, в баре, происходит? –  заинтересовался  Бадави. 
 – Там, брат Бадави, сильные мира сего пьют красное вино, закусывая миндальными орехами и жареными каштанами. А потом там подают шашлыки из телятины, тонко нарезанные куски турятины в молочном соусе.
Там горят сотни свеч в золотых подсвечниках, освещая интимный салон матовым светом. Там тихий бархатный голос певицы, нанятой Манавшой, сопровождают чарующие звуки флейты и барабана. Как кобра, гипнотизированная звуками флейты базарного факира, юноша там становится беззащитным.
– А что же происходит потом, Муса? – Бадави не терпелось узнать, что случается с влюблённым юношей.
– Под гипнозом красавица Манавша дает юноше установку.
– Как это понять, Муса?
– Установка,  брат  Бадави, – это приказ. Приказ факира, который должен выполнить полусонный человек. Он этот приказ и выполняет, как во сне, без обсуждений и рассуждений. Для него больше ничего не существует, кроме этой установки, который он должен выполнить.
– И выполняет?
– Бесспорно, брат Бадави. Установка своего факира, в данном случае Манавши, молодой человек выполняет без всякого страха.
– Значит, она может дать любую установку гипнотизированному молодому человеку? 
– Точно, брат Бадави. И поэтому все, включая руководителей тайного общества, боятся ее.
– Вот почему осторожно, с таким подчеркнутым уважением, к ней обращается и Назир-шах…
– Она, брат Бадави, любого может заказать. А заказ, не сомневайся, установочники выполняют.
– Да ты прав, Муса. Значит, опасно влюбиться в ту женщину, – лицо Бадави стало мрачным.
– Не только влюбляться, даже восхищаться опасно, брат Бадави, – сделал заключение Муса, довольный своей выдумкой.
Тем времени Манавша, оттеснив назад вооруженные отряды Назир-шаха, выставила вперед отряды женщин.
Во время дислокации отрядов повстанцев в сопровождении своих телохранителей на площади появился и Назир. Он легко поднялся на капот черного джипа.
– Братья и сестры! – поднял он руку.
– Сколько раз он сегодня выступает? – спросил Ахмед-хаджи, обращаясь к  Джабраилу Карамахинскому.
– Какая разница? Раз опять выступает, значит, есть, что сказать  народу,  – имам не поддержал разговор Ахмед-хаджи. 
– Братья и сестры по вере! Только что приземлился самолет с Магомед-ханом на борту. С ним армейские части и ОМОН. Он хочет устроить  кровавую   бойню в Дагестане! Если  с Магомед-ханом  Российская армия, с нами – Аллах!
– Аллаху акбар! – крикнул имам Карамахинский. Толпа повторила:
– Аллаху акбар!
– От вас, от вашего мужества и отваги,  зависит судьба Исламской республики Дагестан! Давайте же, братья и сестры, врагов республики встретим огнем и мечом! Лучше умереть, чем жить нищими и униженными! Аллаху акбар!
– Аллаху акбар! – поддержала толпа.
***
Выйдя на трап самолета, Магомед-хан посмотрел на голубой свод майского неба, местами закрытый белыми, похожими на сугробы, облаками. 
Погода была безветренная. Весеннее тепло мягко грело песчаные барханы Прикаспийской низменности. Заостренные  листья Серебристого Лоха, растущего на золотистом фоне прибережного песка,   блестели белыми серебряным бисером.    Акации, которые росли по краям дороги, своими тёмно-зеленными листьями, как большими зонтиками, спасали людей от яркого весеннего солнца под тенью. Тюльпаны, ромашки, гвоздики, нарциссы, растущие на клумбах между зданиями, испускали изумительный аромат  расцветающих бутонов.
Магомед-хан, погруженный в свои мысли, тихо  спускался по трапу. К нему  подошли члены правительства. Шихалиев, широкоплечий плотный мужчина среднего роста,  слегка обнял председателя Госсовета. Отойдя немного назад, давая возможность всем членам правительства поздороваться за руку с Магомед-ханом, председатель правительства предложил:
– Уважаемый Магомед-хан Багомедович,  Вам нельзя в данное время возвращаться в Махачкалу. Город находится в руках восставших, здание Госсовета и Дом правительства находятся в руках  лидеров восставшихся. Они объявили Дагестан «Исламской республикой». Государственные символики побросали под ноги бунтующей толпы. Город Махачкала контролируют братья Мачалаевы и  имам из Карамахи.   
–– Нам необходимо создать свой штаб в Каспийске, пока бунтари не добрались  сюда, попросить ограниченный контингент военных, чтобы подавить мятеж и восстановить конституционный порядок в республике Дагестан. 
– Нам надо спешить, пока восставшие  взяли только город Махачкала. Нельзя допустить, чтобы эта зараза распространилась в других городах и районах Дагестана,  – вмешался Мурсалов, министр МВД Дагестана.
– Как же Вы допустили это безобразие? Где была милиция, когда лидеры восставших объявляли Дагестан «Исламской республикой», когда государственные символики разбрасывали под ноги бунтующей толпы? Где был республиканский ОМОН? – Магомед-хан строго посмотрел на министра внутренних дел.
– Малочисленные отряды милиции, товарищ председатель Госсовета, не выдержали натиск многочисленной толпы бунтующих, – начал  оправдываться Мурсалов.
– Вы знаете, товарищ министр, что сказал президент  Российский  Федерации Борис Николаевич Ельцин?
– Нет, товарищ председатель Госсовета.
– Он сказал, Мурсалов, что в Дагестане количество работников милиции предвещает количество военных некоторых европейских государств.
– Уважаемый, Магомед-хан Багомедович, когда бунтующие внезапно появились на площади, сопротивление им оказывал только отряд милиции, охранявший Госсовет и Дом правительства. Толпа быстро заполнила площадь, чтобы подтянуть милицейские силы из других районов, даже из самого города нам не  дали возможность. Захват Дома правительства и Госсовета произошло молниеносно, за считанные минуты, так как милиционеры не посмели стрелять в женщин, которые им годились в матери...
– Все районы Дагестана поддерживают мятежников?
– Пока несколько районов: Лакский, Новолакский, Буйнакский, частично Хасавюртовский.
– Вот видите, товарищи, что произошло из-за того, что мы вовремя не обуздали Кадарскую зону? – Магомед-хану стало обидно, что карамахинцы, которых правительство Дагестана недавно защитило и не дало силовикам провести военную операцию по защите конституционного порядка в селе,   поддерживают лидеров Лакского народного движения.
– Что Лакский, Новолакский, Хасавюртовский районы бунтуют, это мне понятно. Что делают в этом  движении кадарцы? 
– Вовремя обуздать их, нам воспрепятствовал и Степашин, министр внутренних дел Российской Федерации. Он говорил, что народ трудится, хочет жить и обустроиться. Но он не мог понять, зачем кадарцам бункеры, называемые ими «подвалы для капусты», – стал оправдываться руководитель республиканской ФСБ.
Пока Магомед-хан разбирался с    министром, к нему подошли младший сын.
– Папа, мы тебя ждем. Наши ребята готовы сопровождать тебя всюду, – Хаджимурад показал рукой на вооруженный автоматическим оружием отряд молодых людей в черных масках и в униформе. Отряд оттеснил членов правительства и  милицейский кордон, образовал вокруг председателя Госсовета республики плотное кольцо и замер в ожидании, чтобы пойти туда, куда направит руководитель республики.
За зданием аэропорта стояли черные бронированные джипы, мерседесы и три БТР. Среди этого вооруженного круга остались двое: молодой человек  атлетического телосложения с  коротко остриженными волосами  потомок   Магомед-хана и седоволосый широкоплечий пожилой  председатель Госсовета, выделявшийся  среди плотного круга воинственных молодых людей своим высоким ростом.  Магомед-хан тревожным орлиным взглядом искал кого-то. Он заметил за вооруженными молодыми людьми ту, за жизнь которой он очень опасался.  Она стояла недалеко от членов правительства, наблюдая за происходящим. В черной широкой накидке, натянутой на лоб до черных бровей, она держалась в тени высоких тополей. 
«Значит, ты здесь синеокая фортуна моя. Раз ты здесь, мне не нужна охрана. Лучше любой охраны меня охраняет твоя любовь. Чем десятки отрядов ОМОНовцев ты надежнее сопроводишь меня сквозь враждующую судьбу. Синеокая моя фортуна, твоя любовь защищала меня критики моих недругов, защитит и теперь от неприятельских клинков.  Ты здесь. Значит, я не один», – тихо шептали губы Магомед-хана, глядя на жену, с которой прожил 50 лет. Он чувствовал себя без нее, как ребенок без матери, ранимым и уязвимым. Когда она бывала рядом, он чувствовал себя сильным, смелым, решительным и добрым. Он никак не мог понять, каким образом она, стройная как тростник, высокая, как тополь, нежная, как весенний цветок, ласковая, как мать женщина, всегда оказывалась рядом с ним. И сегодня, когда чуть ли не пол-Дагестана восстала против него, она рядом. Увидев ее, Магомед-хану захотелось поехать с ней один, без охраны, без ОМОНа, без солдат.
– Что за таинственная сила  кроется в тебя моя синеокая фортуна! – воскликнул вслух.
– Что ты сказал, папа? – спросил Хаджимурад, стоявший рядом. Сын заметил пристальный взгляд отца, обращённый на женщину, которая стояла в тени тополей на противоположной стороне аллеи.
– Это мама, я ей говорил, чтобы она не выходила из дома. Она  заявила: «Я должна быть рядом с твоим отцом, особенно тогда, когда ему угрожает опасность». Папа, командуй. Эти ребята готовы защитить конституционную власть в Дагестане, –  Хаджимурад испытующе посмотрел на молодых ребят, вооруженных стрелковым оружием.
Услышав слова Хаджимурада, отряд вытянулся по стойке «смирно», показывая свою готовность воевать против  бунтарей.
– Ни одна власть, сынок, не стоит крови и смерти этих полных сил молодых дагестанцев. Ведь и бунтующие тоже – наши граждане. Разве много нас, дагестанцев, чтобы уничтожать друг друга?   
– Папа, не ты же первым начал эту войну. Раз твои противники решили отнять власть с оружием в руках, с оружием в руках и нужно её отстаивать! Пусть только попробуют отнять у тебя законную власть! –  Хаджимурад начал горячиться.
– Сынок, ты похож на героя из книги Л. Н. Толстого «Хаджимурат». Так же воинственен, смел, горяч, готов влезть в драку. Но сейчас, сынок, может произойти не драка школьников за лидерство, а война между взрослыми с применением автоматов и пулеметов. Разреши, сынок, своему седому отцу на старости лет не совершить самую большую ошибку в жизни, чтобы мне и вам, моим потомкам, не было стыдно перед  дагестанским народом. Мне не хочется, сынок, совершить грех и перед Богом, чтобы на том свете не было стыдно перед Всевышным. –  Магомед-хан, прищурив глаза, посмотрел на молодых людей, прижимающих к груди автоматы, обвешенных лентами   патронов, ожидающих его команды: «Эти молодые люди готовы безоглядно открыть дождь свинцовых пуль по тем, кто решился свергнуть существующую власть. И здесь, и на той стороне баррикад стоят дети одного дагестанского народа. Те, которые называют себя «революционерами, временно свергнувшими насильственно законное правительство, радуются   минутной победе, не зная, что после этого их  ждет. Они не понимают, что взяточничеством болеет даже само  правительство Российской Федерации во главе с Ельциным. Разбогатевшее на нефтедолларах, оно тратит  огромные средства, чтобы содержать отряды внутренних войск, ОМОН, спецназ. Для защиты прав коррумпированного государства привлечено всё судейство, увеличив им зарплаты до 70 тысяч, когда на одного ребенка, будущего защитника родины и труженика страны, выплачивается пособие в 70 рублей. «Революционеры», свергнувшими  законное правительство, не понимают, что  коррумпированное государство, начиная с 90-х годов до сегодняшних дней, укрепилось, создав  защитные механизмы в  лице силовых структур.  Не понимают, что стоит мне попросить у президента России Ельцина  ОМОН и армейские силы, как они за считанные часы будут в Дагестане. Эти  бунтари не успеют крикнуть: «Аллах акбар», как окажутся на том свете.
Ельцин не будет заигрывать с ними полумерами, как в Чечне, оглядываясь на Запад. Он уже на горьком опыте научился действовать. Жаль, мои молодые соотечественники, что вы, недовольные политикой власти, не понимаете всей ситуации… Но мне  не думать об этом нельзя, так как на площади стоит  народ, среди которых я родился и живу,   стоят дети моих знакомых, с кем должны жить и мои дети. Может быть, мне удастся уговорить бунтующих, понять их требования и по возможности удовлетворить их запросы… В том, что они вышли против правительства – это наша вина. Совершить переворот – это крайне опасный для всех шаг. Если бы в свое время мы удовлетворили их требования, возможно, они не восстали бы сегодня против существующего режима, не попытались бы свергнуть конституционный порядок в республике. Мы вовремя не разоблачили самолюбивых лидеров национальных движений, жаждущих власти, не объяснили народу, что они хотят, куда они хотят увести республику… Мы этот шанс и время упустили. Теперь надо действовать по-другому.  Конфликт любой ценой надо разрешить без кровопролития», – думал Магомед-хан, стоя в минутном замешательстве в окружении вооруженного отряда молодых людей и милицейского кордона.
– Папа, что ты медлишь и мучаешь себя в сомнениях? Дай нам разрешение разогнать этих бунтарей, пока они на площади Махачкалы и не ушли в подполье. Ведь они – твои противники. Надо спешить, пока их настроения не передались жителям других районов Дагестана.
– Сынок, мне не только вас, моих сторонников, но и противников хочется уберечь от необдуманных шагов. Пока являюсь председателем Госсовета, я в ответе и за вас, моих сторонников, и за противников.  Полномочия председателя Госсовета Дагестана  с меня никто не снимал. Ты понимаешь, Хаджимурад?!
– Я-то понимаю, папа, но те, которые стоят на площади, ждут твоего появления, чтобы обезоружить твою охрану, а тебя самого, в лучшем случае, арестовать.
– Это, сынок, зависит от меня. 
Магомед-хан направился к Салимат, ждущей его по другую сторону аллеи.
Хаджимурад понял, что отец не принял его предложения, поехать на площадь в сопровождении добровольного вооруженного отряда и ОМОНа.
– Папа, нельзя так глупо рисковать! – крикнул сын вдогонку. Но отец не услышал сына. У него мысли были заняты идеей, как решить мирно конфликт, возникший между властью и группой молодых людей, обманутых лидерами национальных движений.  В одном  он был уверен: ему нельзя появляться на площадь в сопровождении ОМОНа или  вооруженного отряда его сторонников. Это неизбежно приведет к столкновению двух противоборствующих сторон. Люди начнут стрелять друг в друга. Этого  и хотят, и ждут бунтующие люди.
«Мне надо принять неординарное решение, появиться одному, без сопровождения силовых структур. Появиться, как  свой человек, уверенный в их невраждебном отношении к нему. Выслушать недовольных, пообещать им исправить допущенные властью ошибки и попросить разойтись. Объяснить, что если они к вечеру не разойдутся, то может  случиться непредвиденное. Но поймут ли они меня? Может, прав сын и те члены  правительства, которые требуют силовой вариант разрешения конфликта»,  – думал Магомед-хан, пока добирался на другую сторону аллеи.
– Мой фараон, опять решил идти на дуэль с противником один на один? – вышла из тени тополей Салимат. 
Высокорослая, стройная, как тополь, женщина со светлым лицом молочного цвета с еле заметными паутинками морщин вокруг глаз. Ее стройное тело, немного потрепанное прожитыми годами, было прикрыто черным плотным плащом, прошитым стальными нитками.
Магомед-хан понял, опять она готова сопровождать его всюду, на какую бы смертельно-опасную встречу с противником он ни шёл.
– Синеокая фортуна моя, ты опять надела этот боевой плащ? Не  собираешься ли ты опять сопровождать меня всюду?
 – Собираюсь, – улыбнулась Салимат.
– Но слишком опасно для тебя, – на лице Магомед-хана появилась солнечная улыбка. Он тепло обнял жену.
– Мой фараон, я – твоя тень. Вижу, ты  опять один, без силовиков, без защиты, безоружный решил выйти на поединок.
– Да, ты права, моя фортуна, я боюсь кровопролития. Из-за временной смены власти в республике я не должен терять власть над своими эмоциями. Сколько раз ты мне говорила, что никакая власть не стоит человеческой жизни. Ты знаешь, если я сейчас решусь пойти на силовой вариант, сколько сыновей сегодня вечером не вернется домой, к своим матерям? Сколько отцов потеряет детей? Как мне  после этого руководить республикой? Чем оправдать потом кровавую бойню? Как после этого оправдаться перед дагестанским народом, среди которого я родился, вырос и живу? Когда я думаю об этом, мне становится страшно.
– Мой фараон, на площади вооруженная толпа обезумевших от нищеты, от произвола чиновников, от безработицы людей:  среди них есть и обкуренные,  пьяные и просто обиженные на власть молодые люди. Я боюсь за тебя. Может, ты послушаешь сына, послушаешь председателя  правительства и возьмешь с собой отряды ОМОНа и тех, кто готов за тебя стоять?
– Нет, нет! Синеокая! Этот вариант исключён.
– Почему, мой фараон? Чиновники, подобные тебе, даже в  туалет не ходят без  охраны.
– Сегодня этого и ждут те, которые вооружили народ против власти. Они жаждут кровавой бойни. Я не должен этого допустить. Там действительно опасно. Я тебя прошу, оставайся здесь, с сыновьями. 
– Мой фараон, я – твоя тень. Ребята у нас определены, у них свои дети, а  у меня – ты один. Если тебя потеряю, считай, что я потеряла смысл жизни на этой земле. Я хочу следовать за тобой и на  этом свете, и в том мире.  – Она нежно обняла мужа, прижалась к его широкой груди.
Магомед-хан, увидев решительность жены, не стал больше уговаривать ее. Посадил на заднее сидение Салимат и, молча, сел в черный бронированной мерседес. За мерседесом, в котором сидела чета Багомедовых,  тронулись еще три такого же цвета бронированные машины. В них сидела охрана. Но  Магомед-хан, махнув рукой, остановил их и попросил оставаться на месте.
– Папа, разреши мне поехать за тобой? – вышел из одной машины Хаджимурад.
– Нет, сынок, на все «дуэли», даже  когда я дрался с одноклассниками, меня сопровождал только один человек – твоя мама. И сегодня, сынок, она со мной.  Неужели ты не уверен в своем отце?
– Папа, этот не тот случай, когда ты дрался с твоими одноклассниками ради    забавы. Там вооруженные люди.  Прошу тебя, разреши мне со своими ребятами сопровождать тебя? – Хаджимурад умоляющим взглядом вновь посмотрел на отца.
– Хаджимурад, сынок, я тебя попросил остаться и все. Разговор окончен.
– Папа, знай, если с  тобой что-нибудь случится, я за считанные минуты взорву ту площадь! Уничтожу род Мачалаевых до последнего члена семьи! – Отчаянно кричал Хаджимурад, опасаясь за жизнь отца. – Этого моя мама не вынесет… – помутнели глаза Хаджимурада.
– Не волнуйся, сынок, моя  фортуна  со мной, когда она рядом, все беды обходит меня стороной! 
Одинокий черный мерседес взял направление в сторону Махачкалы. 
– Горячий у нас сын. Видимо, не зря мы назвали его Хаджимурадом, – улыбнулась Салимат, посмотрев на мужа.
 – А что, старший не такой?
– Он спокойный, взвешенный, рассудительный, похож на тебя. А Хаджимурад – другое дело. Он до безрассудства  храбрый и неукротимый. Мне кажется, это имя сделала его таким.
* * *
Когда мерседес председателя Госсовета Дагестана отъехал в Махачкалу, Иванов, руководитель Дагестанской ФСБ, срочно информировал своего шефа Ковалева.
– Председатель Госсовета Дагестана один без охраны и без ОМОНа выехал в Махачкалу на встречу с восставшим населением города. Город Махачкала блокирован со всех сторон сторонниками мэра Махачкалы и добровольными отрядами, прибывшими на помощь мэру из разных районов Дагестана. Сторонниками Аминова усиленно контролируются дороги, ведущие из Буйнакского и Хасавюртовского районов. Задержаны сотни активистов из Новолакского, Лакского, Буйнакского районов. Их доставляют в городской стадион, который охраняют добровольные отряды, созданные по распоряжению мэра Махачкалы.
В городе пока  действует конституционный порядок Российской Федерации. Повстанцы пытались штурмом взять мэрию Махачкалы. Первая  попытка была отбита газовой атакой. Она прошла удачно: без потерь с обеих сторон. 
 По информации наших оперативников около 150 человек, вооруженных стрелковым оружием, готовы сражаться на площади. Кроме того на вторых этажах высотных зданий расположились гранатометчики, минометчики, а на крышах – снайперы»,   –  прочитал Ковалев донесение, поступившее в Москву из Дагестана.
– В Дагестане повторяется сценарий Грозного. Но не понятно, сдаться ли хочет председатель Госсовета Дагестана, отправившись на площадь один, без ОМОНа и армейских частей? – бросил реплику Степашин.
– Он хочет избежать кровопролития и провести мирные переговоры с недовольной частью населения города Махачкалы, – произнес Ковалев.
– Если этому человеку удастся провести переговоры с бунтующими людьми, – это будет блестящая операция на Северном Кавказе, – поддержал разговор министр обороны Сергеев.
– Я думаю, это безумие, идти на переговоры с лидерами восставшего народа. Как можно решиться на такой шаг, зная заранее, что операция провалиться, что бунтари, свергнувшие правительство республики, никогда добровольно не отдадут захваченную власть… Поступок Магомед-хана равносилен сдаче позиций  противнику без боя, – парировал Степашин.
– Председатель Госсовета знает, что повстанцы и их лидеры могут встретить ОМОН и армейские части огнем. Он решил обхитрить бунтующих. Когда он появится на площади один, восставшие поймут, что лидеры их обманули, что руководитель республики уверенно возвращается исполнять свои обязанности, что он настроен решить вопросы, которые их волнуют, мирным путём. Его поступок окажет на психологию недовольной части населения  сильное влияние.  У них  другого выхода нет: им остаётся или   убивать других и погибать самим, или провести мирные переговоры и сохранить себе и другим жизнь, ведь город находится под юрисдикцией мэрии.   
– А что если противная сторона не пойдет на переговоры? – Ельцин вопросительно посмотрел на Ковалева.
– Тактический ход заключается, товарищ президент, в психологическом прессинге на мятежников, разрушительно действуя на заранее подготовленную защиту мятежников. Алиев застаёт их  врасплох, так как в данный момент на первом плане у них вопрос рынка. Этот вопрос можно решить легко. Большинству восставших «Исламская республика» совершенно не нужна. Нужна работа, нужны торговые места на рынке № 3.       Магомед-хан решил не провоцировать межнациональную войну. 
– Это понятно. Председатель Госсовета, видимо,  почувствовал,  к чему  может  привести силовой вариант в многонациональном Дагестане.  Мне кажется, это  очень мужественный шаг руководителя республики, – сделал заключение Ельцин.
– По информации наших  оперативников, он поехал не один. С ним и его жена, – улыбнулся Ковалев. 
– Это еще лучше. Жена может найти общий язык с митингующими женщинами. Посмотрим, чем закончится переговорный процесс.
– Теперь вопрос о мэре Махачкалы. Какая информация имеется на него в ФСБ?
– Человек с железным характером. Он навел порядок в городе, решительно пресекая незаконные действия лидеров мононациональных движений, дестабилизирующие общественный распорядок в городе. Это один из приверженных сторонников Конституции Российской Федерации. Жесткий и последовательный защитник русскоязычного населения города. Авторитарный руководитель. Аминов – это явление, рожденное в девяностые годы, когда для некоторых мафиозных кланов Дагестана не существовал государственный закон. Ветераны труда, люди, которые принимали участие в свое время в строительстве города и  приумножали богатство республики, в лице Аминова нашли защитника и справедливого руководителя, – Ковалев  с улыбкой посмотрел на Ельцина, ожидая его реакцию на информацию.
Ельцин, молча, смотрел в одну точку. Он вспомнил своего сокурсника Магомеда, мужественного парня, выходца из Дагестана: «Я тогда занимался в секции волейбола. Выступал за сборную института. Был чемпионом города. Однажды  грузин Гера, который требовал проиграть схватку во время перекидок, и я подрались. На помощь Гере пришел его земляк, Асканидзе.  Вдвоем они зажали меня в раздевалке спортзала и начали бить. Я защищался, как  мог, но силы были не равны. Ни один из ребят, которые проходили через раздевалку, не заступился. Все, молча, одевались и уходили, будто говоря: «Сами разберитесь». И тут появился Магомед. Я даже не надеялся, что он заступится за меня. Я же дрался с кавказцами. Он, как другие ребята, не прошел мимо и крикнул: «Эй,  вы! У вас советь есть? Не стыдно вам вдвоем нападать на одного?»
– Сейчас узнаешь! – двинулся на него Асканидзе. Магомед был хороший драчун, негласный лидер на курсе. Он одним ударом припечатал Асканидзе к стене.   Противник вырубился.
– Магомед, что ты наделал? У нас же с тобой не было никаких неприязненных  отношений, – удивился Гера.
– И с ним не должны быть. Боря – мой однокурсник и товарищ.
– Ты же – кавказец! Тебе будет приятно, тебя  назовут кавказским дикарём?
– Боря никогда меня так не называл.
– Тебя, может быть, не назвал. А нас он уже обозвал.
– Всё равно несправедливо вдвоём нападать на одного. Кавказцы любят справедливость».
Ельцин, вспомнив эпизод из своей студенческой жизни, произнес вслух:
– Да, кавказцы любят справедливость.
Присутствующие посмотрели на президента и не поняли, о какой справедливости он говорит.
                * * *
После неудачной попытки штурмовать мэрию Махачкалы, лидеры мятежников решили собраться на заседание своего комитета.
Внеочередное заседание проходило в зале заседаний Дома правительства.
Назир, открывая заседание, пристально оглядел собравшихся и произнес: 
– Друзья, члены комитета и приглашенные, мы победили коррумпированное правительство Дагестана. Вся власть в республики отныне принадлежит комитету.
– Ура! – крикнули в зале.
– Мы объявили  Дагестан Исламской республикой и упразднили на территории Дагестана конституционный порядок Российской Федерации! Первая фаза нашего восстания закончилась. Вторая фаза, друзья, нашего восстания продолжается. Мы должны сегодня определить, что делать нам в  данный момент и ближайшее время.
–  Насчет республиканского  устройство я хотел бы предложить такую идею: назвать Дагестан «Имаматом», как при имаме Шамиле, – вмешался в разговор Муслим-ата.
– Зачем нам повторять пройденный этап? Лучше назовем его «Эмиратом»,  как это было в 1918 году, о котором мечтал Узун-хаджи, – не согласился Патах Чародинский.
– Друзья, давайте не будем спорить. Объявили Дагестан Исламской республикой, посчитаем этот вопрос решённым.  На данном этапе  надо дать народу то, что мы обещали? – отрезал Ахмед-хаджи Аданакский.
– Землю – крестьянам, фабрики и заводы – рабочим! –  пошутил Бадави, улыбаясь.
Собравшие засмеялись.
– Почему смеётесь? Мы должны объяснить народу кому, что принадлежит земля, фабрики, заводы, – не согласился Ахмед-хаджи Аданакский.
– Ахмед-хаджи у нас лозунг: «Свобода торговцам от роспотребнадзора, от милиции и госчиновников», – объяснила Манавша.
Увидев, как спорят члены комитета,   Мансур подумал: «Они во главе с моим братом собираются делить шкуру неубитого медведя». Он встал и взял слово:
– Слушайте, друзья, о чем вы спорите? Сначала нужно власть взять, а потом спорить, как её изменить. Если члены правительства Дагестана поспешно покинули свои кабинеты и переехали в другой город, это ещё не значит, что мы   взяли Дагестан. Пока нам с вами удалось взять только пустое здание с разграбленными кабинетами. А город, где расположено это здание, находится в руках мэра. Одно за другим я получил сообщения:
1. Повторно штурмовать мэрию наши отряды не решились. Причины: силы обороняющихся десятикратно превосходят. Атаковать её со стороны площади невозможно: огонь слишком массированный и частый.
2. Отряды, отправленные  брать телецентр, не смогли выполнить поставленную перед ними задачу. Их оттеснили отряды добровольцев, подоспевшие на помощь охране телецентра.
3. Нашим сторонникам не удаётся добраться до нас: все дороги, ведущие в город, заблокированы.
– Значит, неоткуда  ждать помощи? – спросил Ахмед-хаджи Аданакский.
– Не волнуйся, новый отряд карамахинцев скоро прибудет, –  ответил Джабраил, пытаясь успокоить себя, нежели  Ахмед-хаджи.
– Карамахинский отряд обезоружили, а лидеров загнали на стадион «Динамо»,  во временный лагерь для изоляции задержанных, – разъяснил Мансур. – Друзья, пока мы здесь спорим, Аминов получил внушительную помощь из ближайших районов. Мы дали ему для этого время, и он этим отлично воспользовался. Закрыл дороги, ведущие из Буйнакского, Хасавюртовского районов. Заблокировал средства массовой информации. Усилил охрану   телецентра. Заблокировал все улицы города, ведущие на площадь. Вот такая обстановка в данный момент, –  лицо Мансура стало мрачным.
В это время по рации сообщили:
– «Магомед-хан прилетел и направляется на площадь. Вокруг него  двойное кольцо ОМОНа и отрядов добровольцев, экипированных и хорошо вооруженных.  Ждите встречи с ОМОНом и добровольцами». Сообщение поступило открытым текстом. Все члены комитета  ознакомились с ним.
– Пускай едет. Мы тоже его не с цветами встретим, – сказал Назир, глядя на Мансура, на лице которого было заметно подавленное настроение.
– Мансур, кто такой для нас Аминов? Всего лишь мэр Махачкалы! Нет больше власти в Дагестане кроме нашей власти! 
– Над кем ты властвуешь, Назир, когда все властные структуры  в городе принадлежит мэру. Была у нас возможность два часа назад, чтобы взять город в свои руки.
– Я же ещё утром говорила, что сначала нужно брать мэрию, а потом Дом правительства, – сожалением произнесла Манавша. 
– Да, надо было утром, пока Аминов  не успел подготовиться, взять и мэрию. К сожалению, это мы упустили, – признался Джабраил Карамахинский.
– Что вы, ребята, драматизируете ситуацию? Последнее слово еще за  нами. В первую очередь, отобьём атаку ОМОНа и заставим Магомед-хана открыто, принародно и по телевидению признаться в сложении с себя полномочий председателя Госсовета, а потом  возьмемся за Аминова. – Назир не терял присутствия духа. – Не бывает безвыходных положений. А выход всегда лежит на поверхности идей. Нам нужны конкретные идеи.
– Я предлагаю обратиться за поддержкой к Арабским Эмиратам, – предложил – Муслим-ата.
– Зачем нам нужны Эмираты? Лучше  обратиться к потомкам Великого  имама Хомейни,  – возразил Джабраил.
– Слушайте, господа, о какой помощи вы говорите? Какую помощь могут вам оказать иностранные государства? Вы думаете, что из-за ваших бредовых идей Иран и Арабские Эмираты объявят войну России. Если даже это случится, Россия за считанные часы сотрет их с лица земли. Нам нужна только поддержка дагестанского народа, – глухо проговорил Мансур. – Я обратился  с предложением ко всем национальным движениям Дагестана. Ни один лидер национальных движений до сих пор не ответил ни да, ни нет, кроме Аварского национального движения имени Узун-хаджи. Таким образом, мы изолированы от собственного народа.   Аминов перекрыл нам путь к национальным средствам массовой информации,   от городского населения.  Что говорить, Аминов оказался лучшим стратегом в этой битве.
Мансур в душе чувствовал поражение, но мысленно искал выход из сложившейся ситуации.
Манавша, внимательно слушая выступления членов комитета, поняла, что поставленной цели она не достигла: «Я  не смогла убрать мэра Махачкалы и не смогу. Может быть, действительно Аминов – спаситель бедных, обездоленных и беззащитных стариков. А если это не так, то почему его поддержали простые граждане? Что теперь сказать женщинам, которых я привела сюда в надежде отстоять их коммерческие интересы? Может быть, как надеется Назир, удастся встретить Магомед-хана с огнём и заставить его отречься от власти… Тогда с мэром говорить будет легче и предъявить ему наши требования…» – задавленная сомнениями Манавша встала. «Я к своему отряду», – сказала она председательствующему Назиру, вышла из правительственного дома и направилась к ожидающим её  женщинам.
* * *
Тем временем Аминов, получив в своё распоряжение множество отрядов добровольцев, дал команду, никого из горожан на площадь не пускать, по тем, кто окажет вооружённое сопротивление, открыть огонь на поражение. После этого он обратился к Мурсалову, министру внутренних дел Дагестана, с просьбой выделить два вертолёта с ракетами на борту для того, чтобы накрыть ракетами Дом правительства, где заседали лидеры восставших. Однако Мурсалов его просьбу оставил без ответа. Такой поступок министра не понравился Аминову.
– Что-то министр внутренних дел медлит с ответом. Он не понимает, что судьба Дагестана, его будущее поставлено на карту.
– Вы о чём, Джапар Алиевич? – Расул, его заместитель, посмотрел на Аминова непонимающе.
– Я попросил срочно выделить в моё распоряжение два боевых вертолёта. Он почему-то медлит с ответом.
– Может быть, хочет самостоятельно   решить такой вопрос.
– Такая нерешительность с его стороны помогла восставшим без боя взять Дом правительства. 
– Может, он ждёт указаний Магомед-хана? 
– Нам, Расул, не указания нужны, а  боевые вертолёты. Действовать  мы и без министра сможем.
– Но вертолёты-то находятся в его распоряжении, Джапар Алиевич, выделяя их, он поможет развязать войну против восставших.
– Вот в том-то дело, Расул, он не уверен в нашей победе. Он думает, если восставшие в действительности возьмут власть, перед ними отвечать придётся ему.
– Правильно, Джапар Алиевич, кому хочется отвечать за смерть и кровь людей?
– Ты тоже так думаешь, Расул? – Аминов испытующе посмотрел.
В чёрных, как виноград, зрачках Аминова вспыхнули искорки гнева.
– Джапар Алиевич, не я так думаю, а министр внутренних дел, – быстро ответил Расул, чтобы уйти от пронизывающего душу холодного взгляда.
Их беседу прервало сообщение из аэропорта: «Магомед-хан направляется на площадь. 
– Неужели этот мужественный человек примет трусливое решение, – громко высказался Аминов.
– Вряд ли, Джапар Алиевич, по сведениям наших осведомителей на площади восставшие баррикадировались, чтобы встретить ОМОН и армейский ограниченный контингент, с которым появится Магомед-хан на площади.
– Что им баррикадироваться на площади? Они же окружены и заблокированы нашими отрядами, находятся, как мыши в мышеловке. Я хочу дать команду  Тагиру, чтобы он закидал толпу, митингующую на площади, дымовыми шашками.
– Джапар Алиевич, я Вас прошу этого не делать. Там стоят женщины, дети. Газ ещё не испытан. Люди – не собаки. Как на людей подействует этот газ учёный и сам не знает.
– Да ты не бойся, Расул. Если даже совершим газовую атаку, под приказом будет одна подпись мэра.
– Я не ответственности перед людьми боюсь, а не хочу пачкать свою совесть. 
– Хорошо. Подождём с этим приказом. Раз Магомед-хан приехал, повременим с нашим наступлением. 
– Решительность, Джапар Алиевич, и смелость – хорошие качества человека.   Но когда их сопровождает неоправданная жестокость, пусть даже к своим кровным врагам, не говоря о политических противниках, они становятся патологическими факторами.
– Расул Бутаевич, то, о чём ты говоришь, – это философия, а в жизни жестокость управляет миром.
– Когда жестокость управляет миром, Джапар Алиевич, в мире появляются явления противоположного характера, как Христос или как пророк Мухаммед. Чтобы мир не погиб, чтобы человеческий мир в своей жестокости не покатился по наклонной плоскости к краху, как тормоза, выключающие скорость жестокости, появляются пророки от Бога. По-видимому, Бог не хочет, чтобы созданные Им разумные существа погибли в безумной жестокости и исчезли с лица земли.
 – Ты предлагаешь, Расул Бутаевич, как Мурсалов, не взяв на себя ответственность, как говорится грех на душу, оставить мэрию и убежать?
– Вы неправильно меня поняли, Джапар Алиевич. Я имел в виду, что не надо нам спешить применить неиспытанный  газ. Даже во время войны не все оружие разрешается использовать.
– Короче говоря, Расул Бутаевич, тебя  беспокоит газовая атака, но она состоялась. Не было ни отравления, ни погибших.
– Да. А какие будут потом последствия, даже сам учёный не знает. И лучевая болезнь не сразу проявляется. А каковы последствия этой неизлечимой болезни Вы знаете.
***
В Кремле члены Совета безопасности Российской Федерации напряжённо ждали известий из Дагестана, особенно  сообщения от председателя Госсовета республики. Прервав на время заседание Совета безопасности, тут же продолжили его в рабочем режиме.
Президент с силовиками активно обсуждал каждую информацию, поступающую из горячей точки. 
 – Предупредите всех информаторов, чтобы информацию докладывали в администрацию президента и не передавались в СМИ, – Ельцин посмотрел на Ковалёва Н.Д.
– Да, Борис Николаевич, через каждые двадцать минут подробно обработанную информацию мои подчиненные будут передавать Вам, – проговорил шеф ФСБ.
 И вскоре поступила информация. Ковалёв доложил: 1. «Очередная атака женского отряда на мэрию отбита заградительным огнём отрядами добровольцев, охраняющих мэрию». 2. «Охрана телецентра выдержала атаку восставших. К ней подоспел отряд добровольцев, отправленный из мэрии, который разогнал атакующих. Город работает в обычном режиме. Ситуация в городе Аминовым контролируется». 3. «Восставшие ждут сигнала, чтобы открыть огонь по  ОМОНу и спецназ, если таковые  прибудут с председателем Госсовета. На площади организованы баррикады. Вокруг Дома правительства и Госсовета расположились вооружённые стрелковым оружием отряды сторонников конституционного порядка, чтобы предпринять силовые действия против бунтующих.  Председатель Госсовета намеривается начать переговоры с митингующими.
– Ситуация пока обнадёживающая, – произнес Ельцин с некоторым оттенком волнения в голосе.
Но никто из сидящих не осознал, что имел он в виду под словом «обнадёживающая». Но Ковалёв, как разведчик, понял, что Ельцин не хочет решить вопрос силовым методом, как  в Чеченской республике.
Ельцин же был рад, что не будет  вынужден повторить кровопролитие собственных граждан, что не поддался эмоциям министров силовых структур. Ему импонировала инициатива руководителя Дагестана, решившегося пойти на мировую с бунтарями. Исправить допущенную ошибку по отношению к части населения города, не уступая при этом никаким политическим требованиям лидеров мононациональных групп.
– Вряд ли удастся председателю Госсовета поговорить с лидерами восставших и мирно решить вопрос. Если даже удастся, я думаю, Борис Николаевич, власть они добровольно не вернут, – высказался Степашин.
– Чтобы вернуть власть, надо её обрести, – глухо выговорил Ковалёв.
– Митингующие могут его не принять. Более того, могут и арестовать, – Сергеев поддержал Степашина.
– Наверное, председатель Госсовета Дагестана лучше нас знает этих лидеров и психологию дагестанского народа. Иначе так уверенно он не пошёл бы на этот шаг, – Ельцин успокоил силовиков, а потом вопросительно посмотрел на Ковалёва.
«Может быть, ты, как руководитель   вездесущей, всевидящей, всеслышащей службы, знаешь то, что не знает Сергеев и Степашин? 
– По-моему, никакой переворот в Дагестане не совершён. Если в Махачкале работает мэрия и мэр держит ситуацию под контролем, можно надеяться, что по всей территории Дагестана действуют законы Российской Федерации. Если даже знамя с крыши Дома правительства сбросили и  объявили Дагестан «Исламской республикой», Дагестан на одной площади, занятой бунтарями, не заканчивается,  – произнес Ковалёв.
– Правильно. Пока в Махачкале пройдут переговоры председателя Госсовета с восставшими, эта антироссийская зараза может перекинуться на другие города Дагестана. Раз из разных районов Дагестана прибывают горячие сторонники восставших и их лидеров, национальных движений, они могут прорвать блокаду, организованную мэром Махачкалы. Да и мэрия может не выдержать следующие атаки восставшей части горожан, – Степашин не согласился с доводами и аргументами Ковалёва.
– Всё-таки, Борис Николаевич, пока на одной площади, в одном здании сконцентрированы основные силы восставших, надо там высадить отряд десантников, – предложил Сергеев.
– По имеющейся информации, восстание в Махачкале на затухающей фазе. Кроме того во всех стычках между восставшими и сторонниками мэра пока нет ни одного убитого. Значит, обе стороны стараются избежать кровопролития. Если мы сейчас высадим десант, получится, что мы развязываем кровавую бойню в Махачкале. Я думаю, что нецелесообразно, – произнес Ковалёв.
– Дагестанцы – это граждане России, и использовать силовой вариант, упустив шанс мирного урегулирования  конфликта, неразумно. Мы должны ждать  информацию от руководителя республики, – президент поддержал мнение руководителя ФСБ, вспоминая события в Чечне в 1994-1996 годах.
– Время работает на восставших. Поэтому необходимо в срочном порядке арестовать лидеров радикальной молодёжи и национальных движений, выступающих против конституционного порядка, а толпу разогнать, – стал настаивать министр внутренних дел, излишне драматизируя ситуацию, возникшую в Дагестане, чтобы поддержать авторитет работников милиции Дагестана, сдавших охраняемые объекты без сопротивления. 
– Кто мешал работникам милиции до бунта задержать лидеров восставших и разогнать толпу нарушителей общественного порядка? – Ельцин жёстко посмотрел на Степашина.
–  Борис Николаевич, силы там были неравны. Назир, молодой амбициозный лидер, руководитель восставшей молодёжи, опирался на Джабраила  Карамахинского и его отряд боевиков.
 Борис Николаевич, знал, что  заставило молодёжь, бизнесменов бунтовать:  «В Дагестане самая низкая из всех регионов России заработная плата, самая большая безработица, доходящая до 80% от трудоспособного населения. Там самый горячий и гордый народ. Значит, чтобы народ не бунтовал, надо поддержать Дагестан, создавая рабочие места, привлекая молодых людей на работу. Укрепляя южные границы России, нужно создавать на территории Дагестана и погранзаставы, привлекать молодых  парней на службу по контракту, создавать по берегу моря зоны отдыха, улучшать быт местного населения.
Кроме того… надо проконтролировать социальные службы Дагестана, которые дают в два раза больше инвалидов, чем в других регионах России. Тут уже докладывали, что коррумпированные  экспертные комиссии за определённую сумму даже здорового богатыря  «превращают» в инвалида II или I группы, а он спокойно работает или на рынке или таксистом на транспорте, имеет льготы по газу, свету и медпомощи, когда высокопрофессиональные специалисты, работающие в бюджетной сфере, получают гроши. Нужно проверить и те каналы, по которым социальные службы Дагестана находят «крыши» в Москве. Без попустительства Москвы, вряд ли региональные службы осмелились бы на такое. Не зря говорят, рыба гниёт с головы…
Нам сейчас необходимо всячески поддержать гордый дух дагестанского народа, их приверженность Российской конституции, их желание жить вместе со всеми россиянами.
Думаю, дагестанцы не поддержат   исламизацию Дагестана и выступят против бредовых идей новоявленного «шаха».
В данной ситуации, тяжёлой для России и Дагестана, я не стану размахивать военной дубинкой, как в 1994 году, так как Магомед-хан, председатель Госсовета Дагестана, как мужественный человек, рискнул самостоятельно разрешить внутренний конфликт в республике, переросший в попытку переворота. Он не стал настаивать ввести ограниченный контингент армейских соединений в Дагестан и отказался от предложенного десантного полка, который готов был отправиться в Махачкалу. Он отказался от отрядов ОМОНа и спецназа, и решил встретиться один на один с бунтующей толпой и их лидерами, несмотря на то, что они уже не считают его руководителем.
Обычно в такой ситуации руководители республик, оказавшись «бывшими руководителями», просят политического убежища, уходят из родного края, поспешно забирая свои семьи. А этот немолодой седоволосый    рассудительный человек, как горячий политик, решил пойти в логово своих противников. Удастся ли ему, как Цезарю «пойти, посмотреть, победить», покажет время. Но пока я не могу не верить безрассудной смелости этого человека, видавшего виды, познавшего на своём веку, что значит дипломатия.   Я не только поверил ему, но и одобрил его дерзкий шаг». 
***
У лидеров мятежной молодёжи, радикально настроенной части населения не было ясной программы. Они взяли власть, но не знали, как быть дальше. Они не могли, как большевики в 1917 году объявить: «землю – крестьянам», потому что её в Дагестане не было. Та террасообразная земля, что была на высокогорье, после разрушения колхозов и совхозов, не обрабатывалась, ввиду её трудоёмкости и малоурожайности. А на плоскости, где она давала хорошие урожаи, была занята «арендаторами».
Лидеры радикально настроенной части населения не могли обещать рабочим фабрики и заводы, так как они были превращены в базарные точки и склады для бизнесменов. Основной лозунг: «Долой коррупцию и взяточников из властных структур» был невыгоден даже самим лидерам, мечтающим, оказавшись у власти, брать их, «как до сих пор брали другие»: «Без взятки не устроишь детей в высшие учебные заведения, не выиграешь иск в суде».
***
Когда Назир-шах закончил свою речь перед восставшими словами: «Долой коррупционное правительство! Нет взяткам места в нашей жизни!», Вали спросил у Али:
– Слушай, Али, тебе нравится этот паршивый лозунг: «Нет взяткам места в нашей жизни»? 
– Почему спрашиваешь, Вали?
– Потому что я – инвалид I группы. Если не дать взятку врачам, на следующий год я опять должен медкомиссию пройти.
– Ну, проходи. Тебе же этот лозунг не мешает пройти комиссию.
– Очень и очень мешает.
– Не понял, Вали-жан.
– Если врачи не будут брать взятку, мне инвалидность не дадут.
– На кой чёрт нужна тебе эта инвалидность? Ты же, Вали-жан, здоров, как бык?
– Кому я нужен здоровый, но без гроша в кармане. Ты понимаешь, без пенсии, без льгот на электроэнергию, на газ, на общественный транспорт я не могу содержать семью.
– Я, например, горжусь, что ты – один из самых здоровых мужиков нашего района. Дружу с тобой, считая тебя сильной личностью.
– Ты дружишь со мной, пока я могу с тобой сидеть в кафе, пить вместе пиво, могу пригласить в гости. Это делать мне позволяет моя пенсия. Если у меня её не будет, наша дружба закончится, брат Али.
– Может быть, в чём-то ты прав. Если бы не взятка, я тоже не видел бы  должности заместителя директора на базаре.
– Вот видишь, и ты согласен со мной. Нам надо поговорить об этом с Назир-шахом.
– Не спеши, Вали-жан. Спешно только горная речка течет. 
– Ты прав, спешить не стоит. Сегодня  он нас и не поймёт.
– Понять-то он, наверное, поймёт, так как он сам взятки давал и берёт, когда их дают. 
***
Мерседес, в котором сидел Магомед-хан с женой, держал путь в Махачкалу.
– Мне кажется, что дагестанский народ поймёт тебя и выслушает. 
На эти слова  Магомед-хан туманно ответил:
– Может быть, очень даже может быть, – тяжело вздохнул он, думая о предстоящей встрече с вооружёнными противниками. 
«Правильно ли я сделал, взяв с собой жену? Разве я имею право подвергать опасности её жизнь вместе со своей судьбой? Если с ней что-нибудь случится, как мне держать ответ перед детьми?»
Салимат почувствовала опасения мужа. Она решила немного отвлечь его от тяжёлых мыслей.  Но Магомед-хан опередил её.
– Помнишь, Фортуна моя, как ты спасла меня от верной смерти тогда, когда мы жили в Левашах? Я даже не заметил, как ты оказалась рядом со мной.
– Ко мне прибежала малознакомая женщина, которую до этого я почти не знала. Может быть, где-то встречала я её, не помню. Мы с ней потом подружились. Её звали Ханича. Она предупредила меня, что Омар, бывший глава сельсовета, на тебя готовит покушение. Ханича сказала: «Он со своим  другом Багандом, которого Магомед-хан отстранил от работы в райисполкоме за пьянство, натравили на твоего мужа бывшего уголовника Мурада», – Я, испугавшись, спросила: «Какого Мурада?» «Того Мурада, чья жена работает секретарём у твоего мужа», – проговорила она, удивлённо посмотрев на меня. – Разве ты не знаешь, что говорят люди о твоём муже и о секретарше Муминат?» – «Нет», говорю.
– Да, подлец Омар распространял сплетни, чтобы натравить сумасшедшего   Мурада на меня. – Ты  поверила тем сплетням моих недругов?
– Нет, мой Фараон, не поверила. Я ещё с детства знала, какой у тебя характер.
– Да, мы жили рядом, по соседству. Я  называл тебя сестричкой, – улыбнулся Магомед-хан.
– И защищал меня от хулиганистых ребят нашего класса, дразнивших меня, дёргая за длинные косички.
– Что-то я этого не помню.
– Я-то хорошо помню. Только не знаю, почему я, девчонка из пятого класса, привязалась к тебе, десятикласснику.    Все думали, что я – твоя двоюродная сестра. По-видимому, мой Фараон, и тогда я безумно любила тебя детской чистой, как утренняя роса, любовью. Мне казалось, что только ты мне одной должен улыбаться, только меня одну должен называть сестрой. Когда мне исполнилось четырнадцать лет, я выцарапала на скальном камне: «Он мой». Не знаю, как  я воспринимала тебя тогда: может быть, как брата, а может, как избранника...
Ты помнишь, как на осеннем балу я кинулась на красавицу Патимат с вашего класса? Как оттолкнула её и стала танцевать с тобой?
– Ты тогда, как маленькая тигрица, удивила всех.   
– Я тогда ещё не понимала, что значит   женская ревность, что означает большая любовь. Просто думала, что ты – мой самый близкий и родной человек, и никто не должен смотреть на тебя зачарованно.
Удивительно, что Патимат тогда нисколько не обиделась ни на тебя, ни на меня.
– Смелая у тебя сестра, она никому не позволит танцевать с тобой, Магомед-хан, – сказала она, и, улыбаясь, отошла.
 – А я до сих пор удивляюсь, как ты смогла спасти меня от верной смерти… 
 – Когда я прибежала в твой кабинет, я тоже удивилась: ты, как обычно, сидишь за рабочим столом, не чувствуя, как Мурад, взбешенный от ревности, с кинжалом в руках пробирается к тебе.
– Ты понимаешь, моя Фортуна, я не ожидал этого, так как я никогда не позволял себе ни единым словом или взглядом вызвать у Мурада ревность. Я даже  не знал, что за моей спиной, Омар распространяет сплетни. Считал, что он, как взяточник Баганд, как пьяница, нарушают служебную этику, что уволить их с работы – это мой долг. Я был уверен, что эти разгильдяи одумаются и исправятся. Мне и в голову не приходило, что они чужими руками – руками бывшего уголовника Мурада – захотят отомстить мне. Хорош и Мурад. Вместо того чтобы разобраться в ситуации, поддался на подстрекательства. Мог бы понять, что Муминат я ценю, как трудолюбивого, пунктуального работника.
А так я всю жизнь гордился тобой, только ты одна была и есть в моей жизни, больше для меня другой женщины не существовало.
– Я знаю, мой Фараон, это. Я не представляю без тебя своей жизни...
– Поэтому ты бросилась под кинжал умалишенного ревнивца, спасая меня?
– Да. Когда в воздухе блеснуло лезвие кинжала, направленное в твою грудь, я успела только подумать, что теряю тебя и ужас охватил меня.
– И ты, как пантера, одним прыжком оказалась между мной и моим противником, приняла удар на себя.
– Видимо, не столько лёгочное кровотечение довёло меня до шокового состояния, сколько страх. Страх потерять тебя и жизнь. Страх, что дети наши осиротеют. Как во сне я слышала тогда крики Мурада: «Я тебя не хотел, сестра, убивать! Прости меня, прости!»
– Этот день был самым тяжёлым днём в моей жизни. Когда доктор сказал, что ты не выдержишь операции, я чуть рассудок не потерял. Хотя слёзы душили меня, я не мог плакать. Я готов был разрушить весь мир и вернуть тебя. Ты знаешь, что я за всю жизнь один-единственный раз обратился к Богу с просьбой. Когда тебя сняли с операционного стола и врачи сказали: «Мы сделали всё, что могли». Я, задыхаясь от спазмов в горле, крикнул: «Аллах,  прошу тебя, верни мне её!».
Ты очнулась, моя Фортуна, когда санитарка Сарижат решила вытереть с твоих глаз капельки слёз. «Она жива!» – радостно крикнула в этот момент санитарка. И врачи обратно забрали тебя в реанимацию.
Аллах вернул тебя. Видимо, Он знал, что я всегда и везде буду нуждаться в твоей опеке. Опека опеке рознь.  Ты, моя Фортуна, опекаешь меня незаметно, тихо, как раз в то время, когда в этом появляется необходимость в моей жизни, когда мне угрожает опасность или когда судьба   решает посмеяться надо мной. Ты появляешься, будто из невидимого мира, готовая ради моего спасения пожертвовать своим здоровьем, выдержать любую боль. Это с одной стороны нехорошо, моя синеокая Фортуна. Ты – нежное хрупкое создание Бога, рискуешь своим  здоровьем, чтобы никто не мог причинить мне моральную или физическую боль. Казалось бы, я – сильный пол,  должен тебя защищать, тебя оберегать, тебя охранять. А у нас получается наоборот.
– Мой фараон, я же – твоя тень. Если ты исчезнешь, вместе с тобой исчезает и твоя тень. Чтобы тень не исчезла, ты должен здравствовать…
***
 Доехав до моста, что возвышался над железной дорогой, шофёр притормозил машину и посмотрел на Магомед-хана с немым вопросом: «Куда поехать?»
– Прямо на площадь, – ответил Магомед-хан без колебаний.
– Держись, мой Фараон, я чувствую, что ни один человек не сможет поднять на тебя оружие или оскорбить тебя, так как ты никому зла не желал, никому плохого не делал, с детских лет предан Родине и дагестанскому народу.
– Конечно, ни один человек не сможет поднять на меня оружие, когда ты, моя Фортуна, со мной, – улыбнулся Магомед-хан, но улыбка получилась мрачной.
Ты понимаешь, синеокая, я не боюсь ни смерти, ни боли, которые могут мне причинить бунтовщики. Больше всего я боюсь, что сегодня на площади может произойти кровопролитие. Я боюсь, что  бунт, подогретый горячительными напитками для молодёжи и подстрекаемый националистическими лозунгами отдельных лидеров, может перерасти в межнациональную войну. Дагестанцы, жившие сотни лет мирно, начнут уничтожать друг друга. Вот чего я боюсь, – Магомед-хан глубоко вздохнул.
– Чтобы этого не случилось, мой Фараон, ты сегодня должен выиграть и эту поединок. Я знаю, ты выиграешь. Я это чувствую.
– Спасибо за то, что ты хочешь выдавать желаемое за действительное. Я постараюсь, чтобы не было войны.
На пересечении улиц Дахадаева с проспектом Ленина блокпост остановил машину, и старший офицер подошёл и отдал честь:
– Товарищ председатель Госсовета, на площади забаррикадировались бунтующие горожане. Туда заезжать опасно.
– Кто поставил блокпост?
– Аминов, мэр города.
– Где сейчас находится Аминов?
– В мэрии.
– Это хорошо.
– Магомед-хан Багомедович, вам опасно на площади появляться.
– Мне надо, сынок, на площадь.
– Тогда разрешите сопровождать вас…
 – Спасибо, сынок, я должен идти один.
– Если Вы не возражаете, Магомед-хан Багомедович, я доложу Аминову.
– Доложи, сынок, доложи, – сказал Магомед-хан.
Машина тихо выехала на площадь. Не доезжая до баррикад, Магомед-хан попросил водителя остановить машину. Он с женой направился к толпе.
В это время перед собравшейся на площади толпой выступал Назир:
– Сегодня Магомед-хан в сопровождении армейской части и отряда ОМОНа появится здесь. Защитники справедливости и равенства между людьми, готовьтесь сражаться со столичными ОМОНовцами и солдатами. Мы сегодня докажем, кто на самом деле борется за справедливость! Кто заступится сегодня здесь на площади за обиженный и униженный свой народ, то за него завтра на том свете заступится сам Аллах!
– Аллаху акбар! – крикнул имам Джабраил.
– Ура! – хором повторила толпа. 
Не успел Назир закончить свою речь, на площади появился Магомед-хан. На удивление всех собравшихся, готовых  отразить натиск ОМОНа и сражаться с солдатами, он приехал один, без охраны, в сопровождении одной лишь женщины. Толпа, забаррикадировавшаяся на площади за  грузовыми машинами, переглядываясь, задавала немой вопрос: «Где ОМОН? Где армия?» Пулемётчики, гранатомётчики, а также снайперы, расположившиеся на крыше Дома Правительства и у окон  высотных домов, расслабились:
– Он же один! Безоружен, идёт без охраны!
– Магомед-хан направляется к нам, как свой человек, желающий выслушать Вас и помочь решить Ваши проблемы! – крикнула женщина из толпы. Это была Асият, домработница Салимат.
Толпа в ожидании замерла, разглядывая женскую фигуру в чёрной тонкой накидке, прикрывающей всё тело от головы до ног. 
Магомед-хан с открытой головой, с взлохмаченными свежим ветерком седыми волосами, в чёрном тонком плаще с расстёгнутыми пуговицами, в тёмно-синем костюме и белой рубашке, в   галстуке, который время от времени теребил   ветер, казалось, собрался на праздник. Только озабоченное лицо выдавало, что он внутренне глубоко переживает из-за происходящего. В глазах у него заметен был немой вопрос: «Что вы натворили, земляки мои?»
Он приближался к толпе с озабоченным лицом. Шёл прямо к толпе. К нему присоединился плотный мужчина среднего  роста, в тёмном костюме, без головного убора, с чёрными, зачёсанными назад, волосами. Это был бывший боксёр, спортивная гордость университета,   Магомед Кункинский.
На ринге, казалось, что он проигрывает бой, однако своей упрямой стойкостью, побитый противником, в конце концов, всегда выигрывал бой. Поэтому его студенты прозвали «Мех-Мага» (железный Магомед). Магомед Кункинский в последнее время работал заместителем министра национальной политики и информации Дагестана и поддерживал деловые отношения с Магомед-ханом.
 – Назир! Магомед-хан идёт один, без армейских частей, без ОМОНа. Даже без личной охраны в сопровождении своей жены, как будто вышел прогуляться на центральную площадь.
– Посмотрим, Мансур, как он тут прогуляется! – Назир сам удивился необычной тишине, воцарившейся на площади при приближении Магомед-хана. 
– Назир, то, что мы не осознали в молодой горячности, Магомед-хан, умудрённый жизненным опытом, уяснил для себя, что без силовиков легче поговорить с бунтующей молодёжью и митингующим населением. Магомед-хан раньше нас догадался, что будет с дагестанским народом, если ввести армейский полк.   Опять он на коне, брат Назир, а мы под конём! – отчаянно вскрикнул Мансур.
– Ассаламу алейкум, джамаат! – поздоровался Магомед-хан с людьми, стоящими на площади.
– Ваалейкум салам! – ответили люди,  не смея не ответить, когда их приветствовал  представитель по вероисповеданию.
– По мусульманской вере стрелять в единоверца, приветствующего мусульман,  – это большой грех, – сказал Вали своему другу брат Али, стоящему рядом, прижимая к груди автомат.
– Ты прав, Вали, нам не стоит стрелять в безоружного человека. Он, как правоверный мусульманин, мирно приветствует нас. Но откуда мы знаем, какие силы стоят за этим человеком? Может быть, они, замаскировавшись, находятся  где-то поблизости. Один выстрел в его сторону, ответом может быть ракетный залп по нас.
– Видишь ли, Али, он – очень мудрый человек. Не взял с собой никого, даже телохранителей при нём нет. А наши лидеры даже в туалет не ходят без охраны. Вали имел в виду Назира.
– А нам говорили, что он прилетает из Москвы с армейскими частями и ОМОНом, – проговорил Али.
– Мне почему-то эта затея с оружием не нравится, Али. В этой неразберихе мы можем наломать много дров.
– Ты прав, Вали. Вот посмотри, там за белой линией, защищая Аминова, стоят два моих двоюродных брата. А по эту сторону – я против них. Если мы начнём стрелять друг в друга, то убьём своих же близких. Мы, близкие родственники, становимся между собой кровными врагами. Как нам жить после этого?
–  Видишь, эта война, друг мой, нам не нужна. Если она начнётся, считай, что мы все погибли… 
 Когда Магомед-хан приблизился, Али и Вали нагнули автоматы и одновременно опустили глаза. Им было стыдно направлять оружие против  мирно шагающего человека.
– Видишь, Вали, он, как Аминов, не собрал отряды вооружённых людей.
– Да зачем ему собирать отряды необученных людей, когда у него есть возможность вызвать выученных солдат, ОМОНовцев и бросить их на толпу с её воинствующими лидерами? 
– Но он этого не сделал, Вали. Более того, он один на один  решил с нами поговорить.
– Ты правильно говоришь, Али,  он пришёл к нам, как свой к своим, с миром.   Нам надо быстрей уходить со своими отрядами.
– Смотри, друг Вали, о твоём настроении я могу донести Назир-шаху. Он с тобой и твоей семьёй в два счёта разделается, – улыбнулся Али, увидев страх на лице Вали, командира отряда, прибывшего из Новолакского района.
– Ты что, дурак что ли? – серьёзно посмотрел в глаза Вали, командира отряда, приехавшего из  Лакского района. – Ты думаешь, за это ты орден получишь?
– Орден, может быть, не получу, но расположение самого Назир-шаха могу завоевать, – опять улыбнулся Али.
– Слишком дёшево ты продаёшь нашу дружбу.
– Успокойся, мой друг Вали, я пошутил.
– Вы только посмотрите, мои братья и сёстры, Магомед-хан без охраны идёт к нам! Идёт один, безоружный! А вы кричали: «Магомед-хан идёт на нас с армией! Где эта армия? Где этот ОМОН? Нас лидеры бунтующей части населения обманули! Не верьте им, – крикнула одна молодая женщина, одетая во всё чёрное. Это было сестра Асият.
– Магомед-хан – настоящий дагестанец. Он, как некоторые наши лидеры не спрячется за спины телохранителей, сам, как горный тур, гордо подняв голову,    идёт к нам, – поддержала другая женщина, подруга Асият.
– Он ещё не знает, что его ждёт здесь! – Манавша грубо прервала Асият.
– Что плохого может здесь его ждать, сестра Манавша. Ты посмотри, как он мирно, улыбаясь, идёт без страха, считая Вас разумными людьми! 
– В этом ты права, сестра, он никого и ничего не боится, потому что за ним стоят российская армия и ОМОН.
– Он не привёл сюда армию, наши лидеры нас обманули.
– Зачем её приводить. Он может по телефону позвонить, и тут же на наши головы, как дождь, посыплются пули.
– Сестра Манавша, он этого не делает. Магомед-хан пришёл к народу, чтобы  спросить, чего ему не хватает, чем помочь, – Асият очень хотела склонить Манавшу на мирные переговоры.
– Пока не сделал. Может быть, как ты говоришь, он хочет всё мирно решить, но если кто-нибудь начнёт стрелять, тогда ты увидишь, что здесь будет…
– Я надеюсь, сестра Манавша, этого не случится.
– Я тоже. Даже предупредила ребят, чтобы не брались за оружие, – Манавша беспокойно посмотрела на толпу, стоящую за ней.
Пока женщины, стоявшие в передних рядах, обсуждали достоинства Магомед-хана, он подошёл поближе к толпе и обратился со словами:
– Дорогие братья и сёстры, сынки!
– Мы, дедушка, во внуки Вам годимся! – крикнул кто-то из толпы, перебивая Магомед-хана.
Но он эту реплику оставил без внимания и продолжил.
– Я пришёл к Вам, чтобы сегодняшний конфликт между Вами и властью решить мирно, чтобы он не перерос в войну.
– Не поздно ли, Магомед-хан Багомедович, Вы пришли к народу? – спросила Манавша.
– Пока, сестра, не поздно. Поздно будет потом, когда на этой площади начнут свистеть пули.
– Ты, дедушка, нас не пугай, мы готовы умереть за свои идеи, защищать  бедных и обездоленных! – крикнул из толпы Джабраил.
– Если раньше времени погибнешь, Джабраил, –  Магомед-хан знал его, – не сумеешь защитить бедных и обездоленных.
– Зачем вы, мужчины, говорите о смерти и войне. Вас дома ждут дети и старые родители! Одумайтесь ради Аллаха. Магомед-хан Багомедович, мы требуем, чтобы рынок № 3 принадлежал работникам, торгующим там. Чтобы рабочие места на рынке закрепили навечно за теми, кто сегодня занимает эти места и торгует там, – Асият вмешалась в грубый мужской разговор, желая направить беседу на решение экономического вопроса.
– Правильно, сестра, нас дома ждут голодные дети. У нас воевать и умирать времени нет. Нам надо заработать на хлеб для детей. Мы хотим, Магомед-хан Багомедович, чтобы Вы лично издали приказ или указ, я не знаю, как это называется на языке политиков, чтобы нас,  торгующих на рынке № 3, не обдирали многочисленные проверяющие: врачи, пожарники, милиция.
– Верно, говоришь, сестра. Рынок № 3 принадлежит тем, кто работает на этом рынке, а не всякого рода поборщикам налогов, – поддержала выступающих другая женщина.
– Женщины, подождите! – подняла руку над головой Манавша.
Толпа притихла.
– Магомед-хан Багомедович, раз Вы решили, наконец, выслушать нас и решить наш вопрос, касающийся рынка № 3, мы требуем: 1. Рынок № 3 оставить там, где он расположен. 2. Рабочие места, которые временно занимают бизнесмены,  закрепить за ними навечно. 3. Сократить до минимума все проверки контролирующих органов и иных крохоборов. 4.  Упростить получение лицензий на торговлю различными видами товаров, – Манавша конкретизировала свои требования.
– Очень и очень прошу у Вас извинения, сёстры мои, за невнимательное отношение правительства и Госсовета к Вашим насущным требованиям. Я завтра же издам распоряжение, чтобы их немедленно решили. Я твёрдо обещаю, что Ваши требования будут выполнены.
После этого выступления Магомед-хан с сопровождающей его женой и Магомедом Кункинским прошёл по живому коридору бунтующих людей и направился в здание Госсовета, где недавно «совещались» лидеры восставшего населения. Ни один человек из толпы не произнёс ни одного оскорбительного слова в адрес председателя Госсовета. Провожая его удивлёнными взглядами, люди думали: «Выйти без охраны и оружия на площадь, заполненную политическими оппонентами, – это безумно смелый поступок председателя Госсовета.  Только человек, не желающий кровопролития безвинных людей, разрушения домов, сиротства детей, мог решиться на это».
* * *
Ковалёв сообщил Ельцину донесение оперативников.
– Первый этап переговоров председателя Госсовета с бастующими прошёл  успешно.
Лицо Ельцина посветлело. Президент России дал Ковалёву указание: «Продолжай».
– Толпа без единого выстрела приняла председателя Госсовета. На его приветствие она ответили приветствием. Отдельные представители передали руководителю республики свои требования. Всё требования, в основном, экономического характера. Председатель Госсовета пообещал удовлетворить все их требования. Дойдя до широкой лестничной площадки здания Госсовета, откуда можно обозреть толпу, стоящую на площади, Магомед-хан повернулся лицом к восставшим и выступил: «Президент России попросил сохранить мир в многонациональном Дагестане! Попросил, чтобы вы, поддавшись лозунгам лидеров национальных движений, не уничтожили друг друга. Я понимаю, трудно всем выживать в этот переходный период, но катастрофически трудно будет жить нам в Дагестане, если начнётся война!». Это выступление восставшие благосклонно восприняли. – Закончив докладывать, Ковалёв посмотрел на президента.
– Это хорошо, что толпа бунтующих приняла председателя Госсовета мирно, – Ельцин облегчённо вдохнул. 
– Толпа может принять председателя Госсовета по привычке. Вопрос в том, как примет его сборище лидеров мононациональнных движений, антиконституционно настроенных молодых людей, так называемый Комитет восставших, – усомнился Степашин.
– По-моему, самый тяжёлый рубеж для председателя Госсовета был рубеж, занимаемый бунтующей вооружённой и неуправляемой толпой. Здесь его приняли мирно и высказали свои требования. Это значит, что народ пока доверяет ему, – проговорил Ковалёв.
* * *
Когда Магомед-хан зашёл в свой служебный кабинет, он изменился в лице, но не показал виду, что ужаснулся увиденному. Из книжного шкафа выброшены были книги и журналы, дверца сейфа были открыты с помощью сварки. На пустых полках сейфа, не было даже клочка бумаги, не говоря о ценных документах, стулья были перевернуты, некоторые из них были поломаны. Окно, открывающееся в сторону моря, было сорвано, осколки разбитого стекла лежали на полу кабинета. Все телефонные аппараты были разбиты, осколки от них были разбросаны всюду. Провода от телефонов были оборваны. Портрет Ельцина, висевший на стене, с разорванным лицом висел вниз головой. Компьютерные, телевизионные установки исчезли. Шагая осторожно через книги, газеты, бумаги, он с болью в сердце подошёл к своему рабочему столу. Кожаное кресло, на котором пять лет сидел, кто-то успел забрать. Магомед Кункинский поискал среди разломанных стульев целый, подставил рядом с рабочим столом. Магомед-хан с трудом выдавил из себя: 
– Пойдём туда, где заседают эти варвары.
Когда он зашёл в зал заседаний правительства, лидеры восставших, сидящие в зале и на трибуне, удивлённо посмотрели на «непрошеного посетителя». Магомед-хан без приглашения прошёл на трибуну и сел на свободный стул.
Лидеры восставших прервали свои выступления и внимательно смотрели на Магомед-хана и его спутницу. Спутница, не отходя от него ни на шаг, прошла на трибуну и встала за спиной Магомед-хана. Её светлые глаза пристально следили за каждым участником заседания.
– Господа, я пришёл провести с вами мирные переговоры. На это у меня тридцать минут. Если моё предложение не примет Комитет восставших, начнутся силовые действия.
– Магомед-хан Багомедович, мы вас слушаем, – сказал Мансур.
И у него появилась маленькая надежда склонить Магомед-хана на мирный отказ от власти в пользу Комитета восставших.
– Что вы натворили, ребята? Вы знаете, что с вами будет? Вы же разогнали законно избранное правительство, выбросили символики Российской государственности, объявили Дагестан Исламской республикой. Это же по сути дела  переворот. Вы знаете, что с вами будет через час за попытку государственного переворота?
– Вы решили нас попугать? Мы уже сделали свой выбор! – сказал Назир-шах.
– Может ты сделал свой выбор, молодой человек, назвав себя шахом Дагестана. Но дагестанский народ сделал свой выбор – жить в составе Российской федерации. Он хорошо знает, что без России у Дагестана нет будущего. Ты оглянись назад, за тобой стоит твоя смерть!
Назир-шах невольно оглянулся назад, там сзади него сидел Джабраил, главный советник Назир-шаха.
Всё это время женщина в чёрной накидке, пристально следившая за каждым участником переговорного процесса, угрожающим взглядом засекала  их попытки нагрубить председателю Госсовета. Лидеры восставших чувствовали себя напряжённо и всё время с оглядкой на неё совершали свои движения. Они интуитивно чувствовали направленную на них из-под чёрной накидки холодную глазницу автомата. Большинство лидеров восставших узнало в этой чёрной мрачной фигуре жену Магомед-хана, Салимат, которая один раз спасла его при покушении на его жизнь. О ней ходили слухи, что её, как лучшего снайпера каждый вечер тренируют лучшие специалисты ФСБ, что она владеет магией, отражающей пули, направленные на Магомед-хана.
– Слушай, Муса, ты знаешь, кто эта женщина в чёрной накидке? – спросил Бадави, телохранитель Назир-шаха, у своего напарника.
– Эта чёрная мрачная личность и есть жена Магомед-хана, – улыбнулся Муса.
– Как её зовут? – поинтересовался Бадави.
– Что, Бадави, ты решил с ней познакомиться? Не смей, для этого ты опоздал, – улыбнулся Муса, хлопая Бадави по плечу.
– Просто интересно. Люди много рассказывают о ней.  Говорят, что её мужа, когда она рядом, никакое оружие не берёт, что она своим присутствием создаёт вокруг него пуленепробиваемую ауру. 
– Это, Бадави, сказки, которые придумывают люди. По-моему, она никакую ауру не создаёт, а спасает его, прикрывая своим телом. Я слышал от очевидца, как  в Левашах заградила мужа и приняла удар наёмного убийцы на себя.
– Вот именно, Муса. Когда её ранил этот убийца, она лежала, говорят, десять дней без памяти и даже думали, что умерла. А она вернулась с того света. После этого, говорят, у неё появился особый дар – умение создавать защитную ауру вокруг своего мужа.
– Я же говорю, Бадави, это сказки. Я тоже слышал, что работники ФСБ тренируют  её стрелять, защищаться и  нападать. Если она может создавать особое поле вокруг мужа, зачем ей тренироваться? Мне кажется, что её черная накидка – это пуленепроницаемый бронеплащ. 
– Я не знаю, Муса, из какого материала сделан этот плащ, но чувствую, что  под ним она держит автомат со снятым предохранителем.
– Может, это автомат, а может, пулемёт, Бадави, но она очень зорко, как орлица, защищающая своих орлят, следит за каждым движением Назир-шаха и Мансура.
– И даже за нашими движениями.  Я думаю, Муса, за любое наше подозрительное движение, она может открыть по нас автоматную очередь.
– Это правда, Муса. Говорят, что она застрелила убийцу-фаната, напавшего на председателя Госсовета, когда он возвращался с похорон муфтия Дагестана, – улыбнулся Бадави.
 – А ещё говорят, Бадави, когда убили муфтия Дагестана, в смерти своего сына отец муфтия прилюдно обвинил председателя Госсовета.
– Как же это так, Муса, сам Магомед-хан сказал, что муфтий являлся, чуть ли не его другом и советником, что потеря муфтия – для него лично большая утрата.
– Эти слова председателя Госсовета отец покойного муфтия всерьёз не принял. А обвинения в адрес председателя Госсовета толкнули религиозных фанатов на покушение на Магомед-хана. Покушение организовали в день похорон муфтия. Они знали, что он будет присутствовать на похоронах. Организаторы и убийцы на мотоциклах подкараулили Магомед-хана, возвращающегося с похорон. Нападающие не заметили в бронированном мерседесе с затонированными стёклами  женщину в чёрной накидке.  Машине Магомед-хана они дали отъехать метров на пятьсот от кладбища. КАМАЗ, неожиданно выехавший с перекрёстной улицы, преградил дорогу машине председателя Госсовета. Когда он оторвался от охраны на расстояние метров триста, его мерседесу перекрыла дорогу грузовая газель. Мерседес Магомед-хана остановился. К нему подъехали мотоциклисты и открыли огонь. Шофёр скончался на месте. Магомед-хана, сидящего на заднем сидении, укрыла женщина в чёрной накидке, толкнув его за спинки кресел. Когда мотоциклист подъехал для контрольного выстрела, она из-под плаща открыла автоматную очередь по мотоциклисту – пули прошли по шее и груди убийцы. Подоспевшие чуть позже охранники отогнали машину Магомед-хана в сторону. Тело убитого шофёра отвезли на другой машине, а Магомед-хана – под прикрытием милицейских машин доставили домой. Доехав до дома и увидев изрешеченную пулями машину, Магомед-хан был поражён, что не только остался жив, но и отделался без единой царапины. А за ним вышла женщина в тёмной накидке.
Эта же женщина, как его тень, всегда стоит рядом с ним. Это его жена Салимат.
– Откуда ты знаешь, Муса, такие подробности? – удивлённо посмотрел Бадави на своего собеседника.
– Слухи, мой друг. Ими полнится земля. А слухи – это вымысел, хотя слухи и претендуют на правдивость.
– Зачем нам повторять слухи, которых мы не можем ни доказать, ни опровергнуть? А перемывать кому-то кости, не имея на это никаких доказательств – это грех, – говорил мой отец.
– Я не знаю, Муса, что говорил твой отец, но эти слова я читал где-то, в какой-то книге, но сейчас не помню в какой.
– Какая разница, кто говорил эти слова. Мне интересно знать, как Салимат оказывается на нужном месте в нужное для мужа время?
– Может быть, случайно, Муса. Она же не всегда бывает рядом с Магомед-ханом.
– В том-то и дело, что не всегда. Она всегда оказывается рядом именно тогда,  когда Магомед-хану кто-то или что-то угрожает.
– Может быть, люди правы, Муса. А они говорят, что она угадывает, откуда идёт угроза для Магомед-хана и появляется там, где нужна её помощь.
– Может быть, Бадави, у неё дар ясновидящей… Может быть, она общается с   таинственными силами… Но как бы там ни было, она остаётся для нас неотгаданной загадкой, играющей в судьбе Магомед-хана огромную роль. 
– Муса, оставим о ней разговор, лучше послушаем, что предложит Назир-шах председателю Госсовета Дагестана и как он воспримет предложение нашего лидера.
Бадави поспешно присоединился к группе Назир-шаха, собравшейся за столом переговоров.
Переговорный процесс начался в очень невыгодных условиях для Магомед-хана: зал был заполнен сторонниками Назир-шаха. Высокорослые молодые люди, вооружённые автоматическим оружием, в зале заседания правительства вели себя подчеркнуто развязно, показывая Магомед-хану, что они являются хозяевами положения, будто весь Дагестан уже находится под их властью. 
 Назир-шах, новоявленный руководитель «Новой республики», посмотрел на Салимат.
– Что-то, Магомед-хан Багомедович, с Вашей стороны маловато участников переговорного процесса, – улыбнулся он.
– Я придерживаюсь, сынок, высказывания великого Суворова.
– Что же он высказывал насчёт сегодняшних переговоров?
– Суворов, сынок, сказал: «Побеждают не количеством, а умением».
– Думаете, что Вы умнее нас? –  вмешался в разговор Патах Чародинский.
– Нет, сынок, не думаю. Дети часто бывают умнее своих родителей. Они перенимают опыт своих родителей и используют на практике и новые знания. Думаю, что вы, к сожалению, отбросили в сторону жизненный опыт ваших отцов и дедов: «Жить в России вместе со всеми россиянами».
– А мы хотим выбрать новый путь для развития нашей республики, – улыбнулся Назир-шах.
Лидеры восставшей молодёжи Назир и Мансур Мачалаевы и присоединившиеся к ним руководители отрядов: Джабраил Карамахинский и Патах Чародинский явно не спешили начать переговоры с председателем Госсовета. Они ждали вестей, то есть, информации от руководителей штурмовых отрядов повторно отправленных атаковать мэрию Махачкалы, а также телецентр Дагестана.
Однако Магомед-хан сидел спокойно и уверенно. Такую уверенность ему добавило спокойное отношение к нему основной массы бунтующих на площади людей: «Дагестанцы ещё считают меня руководителем республики. Они обращались ко мне: «Уважаемый председатель Госсовета! Мы требуем, чтобы городские правители не вмешивались в дела рынка № 3. Сами подумайте, что остаётся  безработным людям? Женщинам, выброшенным из фабрики III интернационала; мужикам, выкинутым из завода им. Гаджиева? Оказавшись безработными, мы  хотя бы бизнесом должны заниматься, чтобы содержать свои семьи! – сказала женщина в красном платье. А мужики поддержали её: «Магомед-хан Багомедович, мы просим Вас решить наш вопрос положительно!».
Это значит, что те бунтующие люди на площади, ещё считают меня руководителем республики. Они ещё верят мне. Значит, не всё потеряно.
Здесь, на переговорах, Мансур и Назир со своими сторонниками попытаются взять меня напористостью. Не выйдет, сынки! Смотрите, чтобы Вы сами не напоролись на большие острые грабли», – подбадривал себя Магомед-хан. Однако ему не нравилась медлительность лидеров восставших начать переговоры.
– Мне нужно поговорить с мэром Махачкалы, – сказал Магомед-хан, изменив выражение лица на суровый вид.
– Перед вами телефон, можете поговорить, – сказал Назир-шах и посмотрел вопросительно на вооружённых молодых людей, будто спрашивая, не взяли ли мэрию и самого мэра.
– Скоро ребята подойдут, – произнес Джабраил.
– Магомед-хан, молча, взял трубку, но гудка не последовало. Телефон был отключен.
– Ну что? Не получается разговаривать с мэром? – улыбнулся на этот раз Джабраил. 
В это время с дежурным аппаратом к нему подошёл человек в рабочей одежде связиста. В нём Магомед-хан узнал агента ФСБ Вали-хана, который всегда следил за их домом. «Значит здесь я не один, господин Назир-шах», – подумал Магомед-хан.
Валихан позвонил и передал трубку Магомед-хану с включенным на громкость микрофоном.
– Магомед-хан Багомедович, Аминов у телефона, – сказал и посмотрел изучающим всеобъемлющим взглядом разведчика на всех присутствующих в зале.
Назир-шах спросил своего телохранителя Бадави:
– Кто это?
– Я его в первый раз вижу, Назир-шах.
– Проверь и узнай, кто он. Если не из наших, убери.
– Понял, – Бадави дал задание Абдулле высокорослому молодому человеку, чемпиону Дагестана по метанию камня. Абдулла пошёл ловить Вали-хана.
Валихан почувствовал угрозу со стороны Назир-шаха и быстро исчез в лабиринтах здания Госсовета, которых он хорошо изучил за время своей работы в охране Магомед-хана. Сам Магомед-хан тоже не понял Вали-хана,  какие обязанности он выполнял в зале заседаний, но почувствовал, что Валихан является тайным агентом ФСБ Дагестана, отвечающим за безопасность председателя Госсовета. Где бывал Магомед-хан, там всегда, не высовываясь, присутствовал молчаливый, мрачный, но решительный Вал-хан. Ходил он всегда в белой рубашке при галстуке красного цвета. 
– Что-то, Валихан, ты всегда в красном галстуке,– однажды Магомед-хан, как бы по-дружески, сделал ему замечание.
– Это значит, что я, как пионер, всегда готов, – с улыбкой, блестя здоровыми белыми зубами, ответил тогда Валихан.
И сегодня под спецкостюмом связиста просматривалась белая рубашка и аккуратно завязанный красный галстук. Магомед-хан краешком уха услышал команду Назир-шаха своему телохранителю.
«Готов ли ты, «пионер», на этот раз исчезнуть и не попасть в руки этих бунтарей?» – подумал Магомед-хан, с тревогой  держа телефонную трубку.
– Магомед-хан Багомедович, с приездом! – подчёркнуто вежливо  поприветствовал Аминов председателя Госсовета, зная, что лидеры бунтующих будут подслушивать его телефонный разговор. – Магомед-хан Багомедович, вы в Каспийске?
Микрофон был включен, разговор слышен был всем присутствующим в зале. Аминов знал, где находится Магомед-хан. Он получил информацию от работников блокпоста, что председатель Госсовета на площади встречается с восставшими.
– Я в правительственном здании, беседую с представителями недовольной части населения города. Вы сами где? (Магомед-хан не знал, где находится мэр и какое положение в городе).
–  Я в мэрии, уважаемый председатель Госсовета республики Дагестан, докладываю: в городе всё спокойно. Бунтующая толпа находится под нашим контролем. Атаки отдельных пьяных обкуренных молодых людей на мэрию отбиты, а также подавлена попытка взять телецентр. Все дороги, ведущие в город, блокированы и находятся под нашим контролем. Под особым контролем находятся дороги, ведущие из Буйнакска и Хасавюрта в Махачкалу. Отдельные группы людей, прибывающие на помощь бунтующим, задержаны нами. Толпа, бунтующая на площади, окружена и изолирована от городского населения нашими отрядами самообороны. Поступают сообщения от глав администраций многих районов о готовности отправить отряды  добровольцев на защиту города и городской мэрии. Мы предъявили ультиматум бунтующим и их лидерам: сложить оружие и по одному выходить из площади. Если они не выполнят наших условий,  через час открываем огонь на поражение из всех видов оружия, в том числе с привлечением военных вертолётов и ракетных установок. Таким образом, товарищ председатель Госсовета Дагестана, ситуация на площади и в целом в городе под нашим контролем!
– Аминов, сынок, без моего согласия никакие военные действия на площади не проводить! Тем более с привлечением вертолётов. Ты что? Не понимаешь, на площади тоже наши люди?   Наши знакомые, друзья, обиженные нами, нашими политическими ошибками?  Ты не понимаешь, что наша республика является многонациональной? И до нас дагестанцы жили мирно. И мы сегодня не должны спровоцировать межнациональный конфликт!
В Дагестане войну начать легко, а остановить её будет слишком трудно, – эти слова Магомед-хан говорил Аминову, но адресованы были сидящим в зале лидерам восставших и толпе, стоящей на площади.
– Магомед-хан Багомедович, они посягнули на власть, избранную народом, и вышли с оружием в руках. Не мы начинали войну, а они уже начали её с утра сегодняшнего дня, разогнав правительство республики.
–  Джафар Алиевич, ни одна власть не стоит крови наших граждан. Бунтующие люди – тоже наш народ, который голосовал за конституционную власть, сынок.
Назир забрал из рук Магомед-хана трубку, оторвал провод и выкинул телефон.
– Ваша власть закончилась! Её уже нет! Вы что? Не видели, какое знамя реет над зданием? Уже пришёл конец вашей власти!
В это время Магомед Кункинский резко встал и неожиданно для всех присутствующих, дал пощёчину Назир-шаху.
Назир-шах вскочил на ноги, вытащил пистолет, и его телохранители приготовились выполнять любое его указание. Назир, увидев из-под плаща Салимат холодное дуло автомата, направленное на него, остепенился. Его взгляд перекрестился с враждебно-угрожающим  взглядом голубых женских  глаз. Этот решительный взгляд женщины в чёрном плаще пробуравливал все его тело. Назир автоматически опустил пистолет, вернее, его рука без его воли, самостоятельно опустилась. Он под гипнотически действующим взглядом женщины в чёрной накидке запустил пистолет в кобуру. То же самое повторили его телохранители.
Магомед Кункинский, сообразив, что натворил что-то ужасное, что может закончиться кровопролитием, поспешил сгладить свою вину и внести успокоение в зал:
– Где ты родился, Назир? Где ты вырос? Как ты разговариваешь со старшим человеком, который тебе в отцы годится? В Дагестане благовоспитанный молодой человек не пререкается со старшим! Нужно взвешивать слова, прежде чем их произнести!» – Магомед Кункинский решил направить свои действия по другой плоскости, как замечание старшего по возрасту человека  младшему, как совет наставника своему воспитаннику. 
Слова Магомеда Кункинского подействовали на Назир-шаха и его телохранителей успокоительно. 
После оправдательных слов Магомеда Кункинского все успокоились. Хотя каждый из них в душе был готов наказать человека, который своими действиями оскорбил самого Назир-шаха. 
Всё это время с тревожным спокойствием за группой людей следил один человек. Это был старший брат Назира,  Мансур. Он погрузился в свои мысли. Мансур, недовольный действиями младшего брата, размышлял: «Что за юродство провозглашать себя шахом. Какое это безумство. Даже в Иране разогнали шахов.   И вдруг Назир объявляет себя шахом, а Дагестан – Исламской республикой… Ой, брат, ты зашёл в тупик, Назир, где ты сейчас найдёшь выход?
 Магомед-хан прав, нам надо быстро вернуться из «неоткуда». Пока мэр Махачкалы не устроил ракетный обстрел на людей, собравшихся на площади. Председатель Госсовета  принял умное решение, появившись перед вооружённой толпой безоружным, без сопровождения ОМОНа и солдат. Один, как горный тур, пройдя с поднятой головой сквозь толпу, он 50% наших сторонников перетянул на свою сторону. Он хорошо знает, какие качества ценятся в Дагестане в мужчинах: безумная храбрость, решительность и мудрость. Он доказал безработным, обиженным властью, людям: руководитель не должен прятаться за широкой спиной ОМОНа.
«Я верю вам, мои знакомые, мои земляки. Если вы чем-то обижены, скажите мне в лицо. Я сейчас перед вами. Если ошибся, готов исправить свою ошибку. Я стою перед вами открыто. Говорите прямо, я готов выслушать Вашу боль, вашу обиду.
Я бы мог направить на вас армейское подразделение, ОМОН. Вы видите, я этого не сделал, потому что я один из вас», – говорил он спокойным голосом. И народ, брат мой Назир, послушал его спокойно. Он прошёл сквозь них,  приветствуя их.
Многим молодым людям, собравшимся сегодня на этой площади, он явился как человек, готовый мирно решить проблемы народа. Ни у одного молодого человека не поднялась рука выстрелить  в него. Более того они, уважительно расступаясь, сделали ему живой коридор. Правда, бросали реплики: «Магомед-хан Багомедович, нам нужна работа!» 
 Толпа была гипнотизирована его смелостью, его уверенностью, его решительностью. Люди опять поверили ему. Который раз за последнее десятилетие он так выигрывает доверие людей… А мой младший брат хотел удивить дагестанцев пистолетом на боку и званием «шаха». Он даже не понял, какие мудрые слова сказал Магомед-хан Аминову: «Ни одна власть не стоит крови наших граждан».   Мы ждали сегодня совершенно другого финала. Думали, что он появится с отрядом ОМОНа. Хорошо, что удалось избежать кровавой драмы на площади, хаос в городе и возмущение народа. Этот старик оказался хорошим знатоком психологии дагестанского народа. Он понял, что восставшие молодые ребята будут отчаянно сражаться против ОМОНа и солдат. Видимо,  представил себе обагренную кровью центральную площадь Махачкалы и резкое осуждение войны, подхваченное средствами массовой информации иностранных государств, гневные речи лидеров национальных движений Дагестана в его адрес.  Все эти моменты, он отсек одним смелым  решением. Вооруженные люди, еще утром считавшие его своим врагом, после переговоров, стали поддерживать Магомед-хана. Никто из этих   решительных ребят не осмелился задержать его, когда он пробирался в здание Госсовета».   
Из размышлений и углубленного анализа сегодняшних событий Мансура вывели резкие движения Назира и его телохранителей, взявшихся за оружие и слова Магомедом Кункинским: «Где ты родился, Назир? Где вырос? Как ты разговариваешь со старшим человеком, который тебе в отцы годится? В Дагестане благовоспитанный молодой человек не пререкается со старшим! Нужно взвешивать слова, прежде чем их произнести!» 
Мансур хорошо знал Магомеда Кункинского, как человека порядочного, смелого, любящего справедливость. Но Мансур, занятый мысленным анализом происшедших событий, искал ответ на вопрос: «Почему мы проиграли сегодня? Ведь утром казалось, что мы победили.   Без единого выстрела почти вся власть перешла в наши руки…»
Мансур не заметил, что произошло между Назиром и Мех-магой. Когда оторвался от своего мысленного анализа, он заметил, что автоматное дуло из-под черной накидки Салимат смотрело на Назира, что взгляд женщины был решителен.
«Она выстрелит и не промахнется»,   –   Мансур поспешил успокоить своего слишком ретивого младшего брата. Он усадил брата рядом с собой. Мансур, хотя  не получил от своих информаторов точное сообщение о завершении атаки,   из сообщений Аминова понял, что восставшим не удалось взять мэрию Махачкалы.  – «В такой ситуации остается один выход: переговоры с Магомед-ханом», –   
В это время у Салимат зазвенел телефон, зазвучала даргинская мелодия и песня «Я – твоя тень».
Салимат любила эту народную песню в исполнении Султанат Курбановой.  Она выражала ее чувства, отражала ее жизненное кредо, цель ее жизни.
Стоя за спиной Магомед-хана, она, правой рукой держа наготове автомат, левой рукой взяла трубку.
– Алло, Салимат! Скажи-ка, сестра, где Магомед-хан? Что с ним? Нас почему-то прервали, – она услышала голос Аминова.
– Председатель Госсовета Дагестана сам Вам ответит. Трубку я передаю ему, – подчеркнуто твердо произнесла она, посмотрев на Назира.
– Эй ты, баба! Мы тебя телефонисткой не принимали! – крикнул Патах Чародинский.
– Патах, успокойся, информация от  противника два раза ценнее, чем от своих информаторов, – сделал замечание Мансур.
– Джафар Алиевич, я Вас слушаю.
– Магомед-хан Багомедович, кто-то нас прервал во время предыдущего разговора. Может, что-то неожиданное произошло? Не нужна ли помощь?
– Все нормально. Видимо, кто-то оборвал провод в здании.
– Через двадцать пять минут заканчивается время ультиматума. Если Вы не возражаете, я хочу начать операцию по уничтожению бандитов и грабителей правительственного здания. Пора кончать с отщепенцами общества.
– Пусть  только попробует атаковать! Вместе с нами и Вы останетесь со своим   под обломками кассы по продаже должностей, называемой Госсоветом, – вскипел Назир.
– Ты что? Хочешь нас в заложники взять? – улыбнулась Салимат. 
– Видишь ли, сынок, я достаточно прожил на этом свете и желаю тебе и твоим товарищам дожить до моих лет.
– О нас Вы не беспокойтесь. Мы с помощью Аллаха пойдем своим путём, – присоединился к разговору Джабраил   Карамахинский.
– Я знаю, Джабраил, ты найдешь свой путь, не дожидаясь помощи Аллаха, для себя выход тайком, не заботясь о тех, кого ты привел на площадь. Ты уйдешь через черный ход, оставив своих последователей погибать на площади под ракетами и градом пуль. Но скажи, имам, с каким лицом, с какой совестью ты будешь стоять перед Аллахом во время молитвы, погубив их? – Магомед-хан презрительно посмотрел на Джабраила.
– Мы с Аллахом сами разберемся без вашей помощи.
– Да? Понесешь Аллаху мешок кадарской картошки или нефтедоллары Эмиратов? – Магомед-хан зол был на Джабраила, выходца из соседнего аула, считая его неблагодарным.
– Аллах – не председатель Госсовета… 
– Слушай, Джабраил, хватит спорить,   – вмешался в разговор Мансур. Пора   начать переговоры. Пока Вы вместе обдумаете свои предложения, я хочу с братом покинуть вас всех на десять минут и поговорить наедине, – Мансур с Назиром  зашли в один из пустых кабинетов.
Прикрыв дверь за собой, Мансур строго посмотрел на брата: 
– Назир, брат мой, мы проиграли, ты чувствуешь это?
– Да, брат Мансур, ты прав, нам надо было сначала, когда ты предлагал, взять Аминова, пока он не успел организовать сопротивление. Прости меня, брат, – в глазах Назира блеснула печаль и разочарование.
– Давай, брат, хоть теперь не допустим ошибки: из переговоров нужно извлечь максимум выгоды для восставших ребят, которые доверились нам и пошли за нами.
– Хорошо, Мансур, как лучше, так и договаривайся с этим «незаменимым»председателем Госсовета.
– Да, Назир, он обхитрил всех. Поэтому и оказался «незаменимым». Нам необходимо уйти с площади без потерь, пока он не использовал против нас военные вертолеты с ракетами на борту.
– Мы сможем сбить вертолеты, – Назир опять вспыхнул как искра.
– Да, Назир, если они будут летать  над нашими головами. Но вертолеты могут стрелять ракетами из дальнего расстояния.
– Давай,  Мансур, ты будешь вести переговоры, – предложил Назир, считая старшего брата дипломатичным.
И оба брата вернулись в зал заседания правительства.
– Магомед-хан Багомедович, мы слушаем Вас, – Мансур предоставил слово председателю Госсовета, которого  несколько часов назад считал свергнутым.
– Ребята, знаете ли вы, что натворили в республике? В какую опасную игру втянули вы себя и сотни других людей, которых оглушительными лозунгами вывели на площадь?
– Они и без нас вышли бы на площадь.
– Возможно. Но как вы решились выбросить государственные символы Российской Федерации и водрузить зеленое знамя ислама, объявить Дагестан «Исламской республикой»? У кого вы спросили об этом?
– У народа, дедушка, который ненавидит вашу власть! – сквозь зубы проговорил Джабраил.
– Ты, имам, себя и те сотни боевиков, которых ты собрал, называешь народом? Ты знаешь, что в Дагестане проживает 2 600 тысяч человек. Ты у них спросил, в какой республике они хотят жить?
– А зачем их спрашивать? Я и так знаю, что у нас много сторонников.
– Вы хоть понимаете, что сделали попытку совершить государственный переворот?
– Да.
– Ты знаешь, имам, как карает закон  за попытку совершить государственный переворот?
– Что Вы пугаете нас? Мы свергли власть тех, кто преступил закон, обманывая народ, – вмешался в разговор Назир.
– Я не пугаю тебя, Назир, а предостерегаю, чтобы глупые ошибки не искалечили вам жизнь. 
– Вы разговариваете, «дедушка», с Назир-шахом… – вмешался Патах.
 В это время в зал ворвалась Манавша Пурпурная:
– Магомед-хан Багомедович, аминовцы не выпускают женщин из площади.
– Сейчас, – сказал Магомед-хан и посмотрел на жену.
Салимат вытащила телефон, набрала номер и передала Магомед-хану.
– Джапар Алиевич, пропустите женщин через блокпосты! Люди, собравшиеся на площади, хотят разойтись.
– После сдачи оружия, Магомед-хан Багомедович, – услышали все сидящие голос Аминова. 
– Какое оружие может быть у женщин, лопаты и топоры, которые, по-видимому, сняли с пожарных щитов.
– Хорошо, Магомед-хан Багомедович.
Манавша собралась уходить. Она поняла, что бессмысленно воевать с мэром. Единственная надежда выиграть рынок оставалась у неё на председателя Госсовета.
– Манавша, почему бойцы покидают площадь без моего приказа? – строго спросил Назир.
– Какие из женщин бойцы? Их ждут дома работы, – она сказала как можно мягче, увидев во взгляде Назира угрозу.
– А мужики?
– Мужики остаются на площади до Вашего приказа.
Сидящие поняли, что безрезультатные попытки штурмовать мэрию не дали результатов.
  Особенно после такого неожиданного появления Магомед-хана.
 Мансур понял, что восставшие находятся в запутанном положении, что больше медлить нельзя. 
– Ребята, ситуация складывается не в Вашу пользу. Ваши сторонники уходят с  площади. Они по одному покидают свои позиции и уходят домой. Для вас самый лучший выход – это возвратиться домой с миром, – предложил Магомед-хан,  увидев импульсивные действия противников.
– Вы находитесь на приеме у нас, а не мы у Вас. Поэтому позвольте нам самим решить, как нам быть, – как отчаянный крик вырвался ответ у Назира, почуявшего потерю полученной власти. 
Мансур же поспешил зачитать свои требования.
– Мы требуем:
1. Беспрепятственный выход с площади всем участникам восстания. 
2. Не подвергать участников восстания и их лидеров преследованиям по политическим мотивам.
3. Никаких претензий не иметь ни к одному участнику восстания и их лидерам по поводу нанесенного ущерба Дому правительства. 
4. Рынок № 3 закрепить за работниками рынка без вмешательства городских властей.
5. Сохранить депутатские мандаты Госдумы Российской Федерации за Мачалаевым Назиром, Народного Собрания республики Дагестан за Мачалаевым Мансуром.
6. Сохранить должности рыбного департамента Республики Дагестан за Мачалаевым Мансуром. – подсказал Патах Чародинский.
– А вам, господин Джабраил Карамахинский, ничего не надо? – спросил Магомед Кункинский. 
– Что мне надо, я у Аллаха попрошу, господин замминистра  национальной политики и информации. 
– Все ваши требования кроме одного я, как руководитель республики, готов удовлетворить.
– Какое же требование Вы не хотите или не можете удовлетворить? – поинтересовался Патах Чародинский.
– Требование, касающееся мандата депутата Государственной Думы Российской Федерации.
– А почему же? Или уже есть кандидатура, подготовленная Вами? – спросил Назир.
– Потому что, сынок, она в компетенции спикера нижней палаты Российской Федерации.
– Вы же можете помешать тому, кто будет претендовать на этот мандат из республики Дагестан? – не хотел отступать Патах Чародинский.
– Во время голосования, сынок, избиратели у меня спрашивать не будут.
– Зато результаты голосования будут в руках участковой и центральной избирательной комиссии.
 – Разве не такие люди, как ты, являются членами комиссии, которые могут менять свои принципы? Вчера они были вроде бы лояльны по отношению к власти, а завтра готовы выступать против власти.
– Таких, как я, лояльных вчера по отношению к власти, а потом выступающих  против власти, Вы туда не пустите, – улыбнулся Патах.
– Почему же «Назир-шах» не подумал об этом, когда выбрасывал символики Российской государственности? Почему он забыл, что он – депутат Госдумы РФ? Вам не кажется, что вы об этом поздно подумали?
– Нам кажется, что мы с Вами переговоры ведем?
– Такие предложения решать Госдума меня не уполномочила.
***
Когда лидеры восставшей части граждан освободили Дом правительства и тихо, почти незаметно исчезли, отпустив своих боевиков по домам, когда центральная площадь перед Госсоветом покинули бунтующие безработные горожане, Магомед-хан связался с администрацией президента:
– Переговоры с бунтующей частью населения города Махачкалы и их лидерами прошли успешно. Основные требования восставших были экономического характера. Мною дано обещание, удовлетворить их требования, после чего состоялась встреча и переговоры с их лидерами. Все амбициозные требования лидеров восставших были отклонены. Восставшим был объявлен ультиматум: сложить оружие разойтись по домам. Лидеры восставших вынуждены были принять наши мирные предложения.
Дом Правительства освобожден. Члены Правительства и Госсовета возвращаются на работу. Жертв и пострадавших нет.
– Благодарим за безупречно проведенную операцию, – Магомед-хан  услышал голос Ельцина с другого конца связи.
Президент России и его силовики, напряженно ожидавшие информации из Дагестана, облегчённо вздохнули, получив её из уст председателя Госсовета Дагестана.   Получив сообщение об успешном завершении переговоров, на заседании секретариата безопасности вновь завязались дебаты.
Первым выступил Ковалев.
– Благодаря мужественным действиям руководителя республики Дагестан и его умелому подходу в решении актуальных вопросов, возникших в республике, глава республики нашёл общий язык с народом. Сегодня мы избежали в Дагестане повторения войны, подобной Чеченской. 
Должен отметить, что этому способствовали и жесткие действия мэра Махачкалы и его умение организовать людей на защиту мирных граждан и законности, его идейная приверженность к Российской Федерации, сыграли немаловажную роль в защите конституционного порядка в Дагестане. 
Однако ситуация, возникшая в Дагестане, нас настораживает. Мы эту ситуацию сбросить со счетов пока не можем. Пока источник существует, всегда будут возникать проблемы с дестабилизацией политической ситуации на Северном Кавказе.
Молодые лидеры национальных движений, возглавившие бунт в Махачкале, – это потенциальная сила антироссийских настроений, которая будет создавать напряжённость в регионе.
Где низкие зарплаты и высокая безработица, там экстремисты вербуют в свои ряды безработную молодежь, лишенную  средств для существования. Хотя экстремисты являются гражданами Российской Федерации, они становятся противниками Российской государственности.
В таких условиях, расширяя базу для новых рабочих мест, увеличивая занятость молодых людей работой, мы обязаны думать о безопасности нашей Родины, – Ковалев посмотрел на Ельцина.
Ельцин, молча, слушал начальника тайной службы. По выражению его лица Ковалев не мог понять, понравилось ли его выступление президенту.
Ельцин, храня молчание, посмотрел на присутствующих строгим взглядом, будто проверяя, кто еще хочет высказаться и  подумал: «Руководитель ФСБ хорошо понимает текущий момент. Надо дать указание задержать восставших и запретить в республике националистические движения».
Слова взял Степашин.
– Безнаказанность всегда порождает повторное преступление. Лидеры национальных движений в Дагестане попытались фактически совершить государственный переворот, разогнав законное правительство. Для этого они использовали вооруженные отряды, образованные из безработных, а также из молодежи, недовольной политикой существующей власти. Более того, они попытались вывести Дагестан из Российской Федерации, объявив Дагестан «Исламской Республикой». Это очень опасный прецедент, который может послужить примером для других националистически настроенных лидеров. А это угроза целостности Российской Федерации.
Лидеры нарушили в республике конституционный порядок, по-моему, необходимо создать авторитетную группу следственных работников генпрокуратуры и отправить в республику Дагестан для расследования ЧП. Необходимо привлечь к ответственности и строго наказать организаторов и вдохновителей несостоявшегося государственного переворота, – проговорил министр внутренних дел.
Потом взял слово Сергеев:
– Эти так называемые лидеры национальных движений в Дагестане не только попытались, даже совершили государственный переворот, хотя не смогли довести его до логического конца. Это равносильно государственной измене. Изменников надо наказывать. В республике Дагестан необходимо ликвидировать национальные движения, приносящие вред интернациональному воспитанию молодежи. 
– Невероятно, как удалось председателю Госсовета Дагестана выйти из этой тяжелой ситуации без жертв и кровопролития. Трудно понять и то, как он смог склонить молодых людей сдать власть без боя, – недоумевал Иванов.
– Может быть, кавказский менталитет тут сказался? – бросил реплику Степашин.
– Попытка восставших взять мэрию и телецентр не увенчались успехом. Мятежники натолкнулись на очень мощное сопротивление добровольческих отрядов, организованных мэром города. Добровольческие отряды окружили восставших, изолировали их от другого населения Республики. В безвыходном положении у лидеров восставших сработал инстинкт самосохранения. И они  вынуждены были принять условия, предлагаемые председателем Госсовета республики, – разъяснил Ковалев ситуацию с точки зрения ФСБ.
После получения сообщения о положительных результатах переговоров председателя Госсовета Дагестана, Ельцин, находившийся с утра в напряженном состоянии, немного расслабился и сделал заключение:
– Недовольство молодежи и их протест  против безработицы, против взяточничества, казнокрадства мы должны поддержать и поощрять, так как такое недовольство является движущим инструментом государства вперед. Но когда такие экономические требования и недовольства медленным решением насущных вопросов правительством республики используют экстремистки настроенные лидеры националистических движений, это становится опасным для целостности Федерального государства. Такие проявления в молодежной среде  мы должны в корне пресекать и искоренять, – сделал заключение Ельцин. – А что касается председателя Госсовета, он поступил очень мудро и мужественно. Ему удалось блестяще провести операцию по ликвидации мятежа в Махачкале. Самое главное без жертв и кровопролития, – добавил президент.
После заседания секретариата, Ельцин спросил у главы администрации президента.
– Что есть у Вас на председателя Госсовета Республики Дагестан?
–  Есть нелестная справка генпрокуратуры, где пишут:
– «В республике процветает коррупция. Чиновники разного уровня, начиная с глав сельских администраций и кончая министерств,  ухитряются продавать и покупать должности»
– По сведениям, дошедшим до меня,  председатель Госсовета Республики Дагестан только предлагает каждую кандидатуру, а назначением их занимаются федеральные министерства и ведомства.
Глава администрации Волошин понял: «В голове президента уже созрело решение. В таких случаях против исполнения этого решения на него никто и ничто не могли повлиять. Этим и силен Ельцин».
Президент России в упор посмотрел на Волошина:
– Эти факты мы поручили проверить ФСБ. Нам показалось, что генеральный прокурор больше ссылается на информацию, распространяемую нечестными на руки журналистами центральных газет, особенно после назначения Гамидова-младшего министром финансов на место убитого брата. Такую информацию мы получили после нашего поручения ФСБ. Ответ был однозначный: «Председатель Госсовета, рекомендуя кандидатуру Гамидова-младшего, исходил из таких соображений: организаторы покушения решились на убийство Гамидова-старшего, чтобы получить должность министра финансов, занимаемую убитым. Поэтому должность министра финансов должна остаться в чистых руках.
– Соображение почти правильное, но пахнет азербайджанским вариантом: там должности переходят по наследству. Поэтому противники председателя Госсовета Дагестана, воспользовавшись данным  назначением, давят на него через журналистов, нечистых на руки. 
Ельцину по душе были результаты сегодняшних действий председателя Госсовета Республики Дагестан,  его преданность интересам целостности Российской Федерации: «Этот человек, рискуя своей жизнью, совершил смелый поступок на благо Республики Дагестан и Российской государственности: разрешил конфликт между властью и восставшими».
– Мы должны отметить заслугу Алиева перед отечеством. Подумайте о награде… – проговорил Ельцин.
***
Вечерние сумерки только-только начали опускаться на город. Многие горожане после работы спешили в магазины за продуктами. Тихий прохладный весенний ветер, дующий с моря, освежал улицы, тротуары города, нагревшиеся днем под весенним солнцем. Многие горожане  не обратили внимания на то, почему милиция так усиленно контролирует дороги, ведущие на центральную площадь города. Они и не знали, что происходит на центральной площади столицы. Единственное, что они увидели, это был эпизод, показанный по телевидению: толпа людей, собравшаяся на площади и митингующая против Правительства и мэра города Махачкалы. Видели и кадры, где  Магомед-хан, председатель Госсовета, проходил среди бунтующих митингующих.
Город жил обычной жизнью. И те, которые с утра бунтовали на площади, проиграв противостояние властям, спешили разойтись.
Джабраил Карамахинский, недовольный исходом событий, злой на всех, собирался со своим отрядом покинуть площадь и уехать домой.
Во главе колонны КАМАЗов со стороны площади подъехал к блокпосту на улице М. Гаджиева.
– Ассаламу алейкум, уличная охрана.
– Ваалейкум салам, – ответили бойцы, стоящие на блокпосту.
– Кто у вас начальник? – спросил, открыв стекло машины.
– Я буду начальником отряда, стоящего на блокпосту по улице им. Гаджиева, – подошел вооруженный автоматом молодой человек с двумя автоматчиками в форме ОМОНа.
– Открой, командир дорогу, мы хотим проехать.
– У меня приказ: пока не сдадите оружие, не пропускать вас.
– Кто дал этот приказ?
– Аминов, мэр города Махачкалы.
– Командир, у тебя сколько жизней?
– Одна. А у тебя разве две?
– Нет, командир. Мне тоже Аллах дал одну, и как тебе. Раз у тебя она одна,   береги её. Если потеряешь, мэр не вернёт её тебе.   
– Спасибо за совет. Однако сдавайте оружие и проезжайте.
– Командир, тебя в Махачкалу вызвали охранять мэра. Будь добр, охраняй его, а дороги добрым людям, таким же рабам Аллаха, как ты, не закрывай.
– А как же мне поступить, когда у меня приказ: охранять покой горожан и стоять на блокпосту.
– Стой на своем посту и пропусти нас – ты нас не видел, мы тебя не видели. 
– Ладно, проезжайте.
Джабраил на своем мерседесе отъехал, за ней попыталась проехать колонна КАМАЗов. Их остановили
– Что Вы везете?
– Ничего. Не видишь трафарет: «Пустой».
–  Проверим.
– Проверяй, командир, проверяй, – сказал бородатый молодой широкоплечий человек крепкого телосложения и подошел к шоферу следующей машины.
Командир отряда с двумя автоматчиками подошли к машине.
– Открывай дверь!
– Открывай сам, тебе же надо осмотреть машину, – бородатый здоровяк о чем-то договорился с шофером другого КАМАЗа и посмотрел на бойцов, охраняющих блокпост.
Когда один из автоматчиков открыл заднюю дверь КАМАЗа, а командир подошел ближе к двери и собрался заглянуть в внутрь, к КАМАЗу подошла группа здоровых бородатых молодых ребят, взяла на руки командира блокпоста с двумя автоматчиками и забросила их в КАМАЗ, где сидели бойцы Джабраила, вооружённые стрелковым оружием. Командира блокпоста и его помощников ударами прикладов по голове оглушили, дверь закрыли. Колонна КАМАЗов, загруженная бойцами Джабраила Карамахинского, беспрепятственно проехала по улицам вечерней Махачкалы.
Скоро в штаб мэрии города поступила срочная информация: «На блокпост, расположенный на улице им. Гаджиева, совершено нападение. Отряд карамахинского имама взял в заложники командира отряда, охраняющего блокпост, и двух бойцов».
Через несколько времени поступила и другая информация: «Колонна КАМАЗов направилась в сторону города Буйнакск».
В штабе мэра сделали заключение: отряд возвращается в горы, домой, чтобы не сдавать оружие, совершено нападение на блокпост.
После такой информации Аминов дал распоряжение отряду, охраняющему блокпост в Буйнакском направлении: «Задержать колонну КАМАЗов. Освободить заложников. Карамахинского имама доставить в мэрию!».
На блокпосту, получив такой приказ, бойцы отряда заняли оборонительные блиндажи, приготовились к бою.
Джабраил понял, что после нападения на блокпост по улице Гаджиева, его отряд из города без осложнений выйти не сможет. Он догадался, что Аминов даст команду блокпосту, расположенному по Буйнакскому шоссе, предупредил всех водителей и бойцов, что их могут задержать на кольцевом блокпосту при выезде из города:
– Ваша задача: протаранить автотранспорт, заграждающий КАМАЗам дорогу. Для этого на первой машине уменьшить число пассажиров и количество оружия. Остальным КАМАЗам открыть боковые окошки кузовов и без предупреждения открыть двухсторонний огонь.
Когда колонна КАМАЗов на скорости приблизилась к блокпосту, на дороге появился красный свет.
Шофер КАМАЗа не сбавил скорость. Командир блокпоста открыл предупредительный огонь, но КАМАЗ на бешеной скорости протаранил транспорт, преграждающий дорогу, проскочил. КАМАЗы,  едущие за ним, открыв боковые окошки, начали стрелять из всех видов оружия. Из-за плотности огня бойцы, охранявшие блокпост,  скрываясь за мешками песка, успевали давать только одиночные выстрелы.
Джабраил со своим отрядом проскочил без потерь. Он приказал бросить на дороге поврежденную машину и поджечь.
Когда Хияс доложил Джабраилу, что заложники являются бойцами из отряда ОМОН-Магомеда, своя затея пришлась ему не по душе.
«Теперь у меня ещё одна проблема: как быть с заложниками. Они мне и моему отряду могут осложнить жизнь.  ОМОН-Магомед не отстанет от нас, пока не получит своих людей в целости и сохранности. Если отвезти их в селение Карамахи, за нами вечером появится весь  отряд. Тогда в селении могут разыграться большие неприятности и для меня, как имама села, и для моих односельчан. Значит, вопрос с отвозом их в селение Карамахи, отпадает.
Мы уже через блокпост проехали. Охранники столичного поста больше нам не нужны. Будет всем лучше, если я их отправлю из Буйнакска обратно в Махачкалу», – подумал имам, хорошо знающий Джапара Алиевича, мэра Махачкалы, как человека жесткого и требовательного.
– Итак, сегодня слишком сильно дразнил я его. После сегодняшнего дня лучше будет для обоих, если будем меньше встречаться, – сказал Джабраил вслух.
Шофер, он же и телохранитель имама, посмотрел на него вопросительно.
– Я говорю, Ражаб, о том, что нам придётся освободить заложников и отправить их обратно. Зачем нам возить в селение и создавать себе проблемы?
– Нам, Джабраил, лишние проблемы не нужны. Аминов никогда не бросает своих сторонников, – улыбнулся имам.
 – Имам, для размышлений или для того, чтобы судиться-рядиться у нас времени нет.
– Правильно, Ражаб, жизнь человеку дает Аллах, и только он в праве ее отнимать её у своих рабов. 
– Верно, имам, но сам ты этого не соблюдаешь? Вот сегодня ты дал команду, открыть огонь по бойцам, охраняющим блокпост. Мы даже не знаем, сколько человек сегодня убили, скольких ранили.   Ведь им тоже жизнь не ты дал, а Аллах.   
– Это, Ражаб, другое дело. Это война за религию, за справедливость на земле. Мы защищаем обездоленных людей и чистоту нашей религии. Кто борется за религию, он является воином Аллаха. И тот, который погибнет в этой войне, является шахидом.
– Те ребята, имам, которые защищали блокпосты, тоже являются мусульманами, то есть, братьями по религии. По-моему, грешно и их убивать.
– Они, Ражаб, – предатели религии. Они защищают власть, ненавистную  безработным людям. Власть, установленную Москвой.
– Мы говорим, имам, безработные люди ненавидят сегодняшнюю власть, но почему-то они сегодня не поддержали  нас на площади.   
– Это, Ражаб, непонимание людей. Разве против нашего пророка не выступали его же родственники, его родной город. Вначале они боялись изменить своим   Богам и поменять свое мышление, свои представления. Им было страшно отрекаться от своего божества. Они верили, что во всех земных делах им поможет только свой языческий Бог.  Наш пророк, выступая против язычества, не дрался, не ругался, не воевал, он убеждал своих родственников, чтобы  они одумались.
– Нет, нет, имам. Он всё же убежал от них и не воевал с ними потому, что у него сторонников было слишком мало и силы были неравны. А когда у него появились сторонники и конница арабских бедуинов, поддержала его, как пророка, наш пророк объявил своим последователям, что Бог един, а острие кинжала открывает ворота Рая. Пророк  пообещал тем молодым людям, которые погибнут за религию, блаженный отдых в саду рая, расположенного на берегу молочных рек и чуть ли не 20 чернооких гурий рая.
– Откуда, Ражаб, тебе известны такие подробности. Как я знаю, чтением Корана ты не занимаешься. В обиходной жизни ты – занятой человек и примерный мусульманин.
– В каждом киоске, книжном магазине продается масса книг и брошюр, повествующих на разных языках о деяниях нашего пророка, о его борьбе против врагов ислама. Я много читаю о нём. Ведь он – наш пророк, наш заступник в судный день.
– Это хорошо, Ражаб, что ты читаешь разные книги о нашем пророке, о деяниях и борьбе против язычников, но тебе надо заняться чтением  Корана.
– Такое желание у меня, имам, есть. Но пока время никак не выберу. Объем большой, боюсь, начав читать, не смогу бросить.
– Коран, Ражаб, – святое писание, посланное самим Аллахом. Когда начинаешь читать его, не замечаешь время.  Прочитав его один раз, хочется повторять и повторять, пока не выучишь назубок.  Читая его ты, Ражаб, раб Божий, становишься совершенно другим человеком.
– Это я знаю, имам, но пока смелости и времени у меня не хватает, чтобы взяться за чтение Корана.
– Откуда знаешь, что тебе смелости и времени не хватает, чтобы взяться за чтение Корана, если ты его ни разу еще не читал, – улыбнулся имам. 
– Мой отец и сосед Хайрулла то же самое говорили...
– Вот видишь, среди каких хороших людей ты вырос, но решительности тебе читать Коран не хватило. Так бывает, Ражаб, когда человек стоит около дверей прекрасного богатого Божьего дома и открыть дверь, войти во внутрь боится. Ты сейчас в таком нерешительном состоянии. Не огорчайся, раз у тебя есть желание, ты войдешь в этот Божий дом. Узнаешь великие вещи, прекрасные события, которые могут произойти в твоей жизни, – Джабраил, увлеченный беседой с Раджабом, не заметил, как доехал до Буйнакска.
– Имам, мы уже в Буйнакске. Ты, кажется, хотел здесь решить один проблемный вопрос.
– Какой еще проблемный вопрос?   Нам, Ражаб, хватит еще на несколько месяцев те проблемы, которые возникли у нас в Махачкале.
– Как раз, имам, об этом и идет речь.
– Что за проблема, не помню? – Джабраил посмотрел на Раджаба.
– Вы же хотели заложников отправить обратно в Махачкалу.
– Да, это верно, Ражаб, нам надо избавиться от этой проблемы, как можно быстрее. Останови колонну и позови ко мне Хияса.
Ражаб вышел из машины имама и поднял руку. Колонна остановилась. Ражаб подошел к первому КАМАЗу.
– Хияс, имам просит тебя, подойти к нему. 
Широкоплечий плотный молодой человек среднего роста с черной бородой подошел к машине имама.
– Хияс, тебе проблемы с ОМОН-Магомедом нужны?
– Для других он, может быть, – крутой человек, а для меня он – нуль. Для меня только один повелитель – наш Создатель. Из людей никто мне проблемы создавать не может, – погорячился Хияс. Он не переносил слово «ОМОН».   
– Не кипятись, брат Хияс. Мы знаем, ты боишься только Его одного, Аллаха. Но на твоем КАМАЗе есть заложники, их надо быстрей освободить и отправить в Махачкалу.
– Так бы и сказал, имам. А то ОМОН-Магомедом хотел припугнуть меня.
– Ну что ты, Хияс, я и не думал, брат, об этом. Просто хотел объяснить, что нам проблемы с заложниками не нужны. 
– Ты прав, имам, перед Аллахом нам неудобно своих братьев по вере брать в заложники, – успокоился Хияс.
– Хияс, брат, посмотри, может, у этих ребят нет денег на такси. Займи такси, оплати проезд до Махачкалы и отправь их с Богом.
– Хорошо, имам, я сейчас, – Хияс открыл заднюю дверь КАМАЗа, – командир, выходи со своими бойцами! 
– Зачем этих рядовых? Возьми меня одного.
– Ты хочешь оставить их здесь?
– Ты думаешь, без них меня на том свете не примут?
– А ты что, собрался на тот свет? –  улыбнулся Хияс.
– Вы же хотите нас расстрелять.
– Ты думаешь, что мы поступим так, как Аминов поступает с нашими?
– Как вы поступаете, я не знаю, но мы думаем, что вы хотите нас расстрелять, – Селимов с трудом поднялся с пола кузова, прощаясь, незаметно пожал друзьям руку.  Он собрался умереть мужественно, не прося пощады у похитителей.
– Давай быстрей вылезай, что ты возишься, как старик.
– Куда спешишь, начальник, успеешь расстрелять. До рассвета ещё далеко, – выговорил Селимов, собрав всё мужество.
– И вы тоже, автоматчики, давайте выходите.
– Зачем их? Они – рядовые. Они выполняли мои приказы. Значит, я один в ответе перед вами.
– Ребята, я же сказал, живее! – прикрикнул Хияс.
Оба автоматчика встали с неохотой, вылезли за своим командиром.
Пока они вылезали, к КАМАЗу подъехал таксист.
– Вот сволочи, решили вывезти в лес и там расстрелять, – тихо проговорил автоматчик. 
– Ну да. Здесь, на дороге, рядом с городом, расстрелять нас у них не хватает смелости.
– О чём вы переговариваетесь? Садитесь быстрее на такси.
Все трое сели на заднее сидение.
– Кто-нибудь из вас садитесь вперёд, а двое сзади, – сказал таксист.
– А тебе какая разница, как нас везти, – огрызнулся Селимов, но пересел на переднее сидение.
– Вот что, таксист, даю тебе деньги за проезд до Махачкалы и поручение: отвезти этих ребят туда, куда они захотят. Ну, прощайте бойцы ОМОНа, – улыбнулся Хияс.
Хотя такси направилось в сторону Махачкалы, Селимов не верил, что их отпустили.
– Слушай, командир, сзади нас машины нет.
– Вроде бы  нет. 
– Значит, нас отпустили! – произнес радостно автоматчик.
– Но автоматы они нам не вернули, – сказал другой автоматчик.
– Кажется, ваши автоматы они положили в багажник, – сказал таксист.
– Вряд ли эти варвары способны на такой благородный поступок, – проговорил Селимов.
– Подождите, – остановил машину таксист. – Проверим.
Он вышел из машины, открыл багажник, вытащил два автомата и пистолеты. – Вот ваше оружие, возьмите, ребята. С вас причитается «магарыч», – улыбнулся шофёр, сверкая зубами, освещёнными при свете задних фар машины.
 – Магомед, всё-таки они оказались людьми, – сказал один боец другому.
– Да, Вали, я ошибся, подумав о них плохо.
– Разве, Магомед, ты мог думать о хорошем, когда они насильно закинули нас в кузов КАМАЗа? Ведь они и оглушили нас ударами прикладов по голове. Хорошо, что каски спасли наши черепные коробки. Иначе эти бородатые сволочи и череп могли пробить, – выругался Вали.
А Селимов молчал. «С трудом верится, что они отпустили нас, не расстреляв», – думал он.
В это время навстречу ехала колонна военных машин. Во главе колонны ехал УАЗ. Селимов узнал УАЗ ОМОНа.
– Эй, остановитесь, ОМОН! – крикнул он.
Автоматчики начали свистеть, помогая командиру остановить колонну.
Колонна остановилась.
Герай, сидящий в УАЗе, удивился:   
– Магомед, там, кажется, наши ребята!
– Ребята, проверьте! – дал команду ОМОН-Магомед.
Двое с автоматами наготове осторожно подошли к такси, где сидели бойцы. 
– Мурад, это ты? – один из бойцов ОМОНа узнал Селимова.
– Да, мы здесь. А вы куда собрались?
– Мы за вами. Нам сказали, что вас бандиты взяли в заложники и увезли в сторону города Буйнакск. 
– ОМОН-Магомед! Селимов со своими ребятами здесь!
Магомед, окруженный бойцами, вышел из своей машины и подошёл к такси.
– Что вы на такси катаетесь? – спросил Магомед, здороваясь со всеми за руку.
– Нам другого транспорта не предоставили, – улыбнулся Мурад.
– Кто это вам другой транспорт не дал?
– карамахинские боевики.
– Мы получили сообщение, что вас взяли в заложники. 
– Во время проверки машин они ударами прикладов по голове отключили нас, бросили в кузов КАМАЗа и довезли до Буйнакска. А потом, не знаю, что случилось, нас отпустили, наняли такси, оплатили проезд до Махачкалы.
– А оружие?
– Оружие у нас при себе.
– Это же надо! Хорошо, что с миром вас отпустили. Колонна разворачивайся! Едем обратно, – приказал ОМОН-Магомед.
Тем временем в штабе Аминова подбирали участников карательного отряда из горожан Махачкалы, чтобы направить в Карамахи на помощь отряду ОМОН-Магомеда. Отряд должен был возглавить бывший глава сельской администрации Карамахи, насильно свергнутый боевиками имама.
Отряд подобрали из хорошо подготовленных ребят: бывших омоновцев, работников милиции, которых выгнали со  службы за нарушение дисциплины и не послушание командиру отряда. В отряде оказались ребята, которые любили самостоятельно действовать. Аминов обычно и на охранную службу подбирал «бывших» непослушников. Почему-то он ценил эти «отрицательные» качества работников, за которые их выгоняли из органов. Он говорил: «В экстремальных ситуациях только такие работники могут решать задачи, поставленные перед ними». Подбирали участников карательного отряда, он остался верен своему принципу. Когда набралось 50 человек, поступило сообщение о том, что похищенный командир и двое автоматчиков освобождёны отрядом ОМОН-Магомеда.
Не давая команду отбоя карательному отряду, мэр решил лично встретиться с командиром отряда, охранявший блокпост на улице Гаджиева, и выяснить ситуацию похищения и последующего его  освобождения.
Селимова и ОМОН-Магомеда срочно вызвали в штаб.  Двое охранников богатырского телосложения сопроводили их в кабинет Аминова. 
Селимов с ОМОН-Магомедом зашли в светлый просторный кабинет, похожий на зал заседания. Посреди кабинета  стоял столов со стульями. Столы были приставлены к большому дубовому столу, за которым сидел Аминов. За спиной мэра висели портреты Ельцина и Магомед-хана. По углам стояли знамена: справа – Российской федерации, слева – Республики Дагестан.
– Здравствуйте, Джафар Алиевич, – Селимов и Магомед поздоровались с мэром.
– Здравствуйте, друзья, – приподнявшись из кресла, Аминов протянул им руку. – Садитесь, – он рукой показал на стулья. – И рассказывайте, как вам удалось освободиться.
– Когда мы решили осмотреть КАМАЗ и обезоружить боевиков Джабраила Карамахинского, сзади  подошли боевики имама,  ударили по голове прикладами, оглушили и увезли с собой. Когда доехали до Буйнакска вдруг КАМАЗы остановились. Нам приказали выходить.
«Зачем рядовых, они выполняли мой приказ, расстреляйте меня, а их оставьте», – сказал я. – «Нам не нужны проблемы с ОМОНом, возвращайтесь в свой город», – ответили нам.
Посадили на такси, заплатили таксисту деньги и отправили нас.
 Аминов улыбнулся. Ему понравились слова бойцов. Он нажал на кнопку.
– Акай, зайди ко мне.
Тут же открылась дверь, и зашёл человек средних лет плотного телосложения, среднего роста, в чёрных костюмах и серой рубашке без галстука.
– Вот наш герой, Акай, познакомься.
– Акай, – вошедший протянул руку.
– Магомед.
– Мурад Селимов.
– Твоему отряду даём отбой. Раз наших ребят отпустили, пока не будем беспокоить это орлиное гнездо, – мэр решил с наказанием повременить.
– Хорошо, Джафар Алиевич, можно идти?
– Акай, вопрос с повестки дня не снимается. Отряд пока не распускай. В ближайшее время мы к этому вопросу ещё вернёмся, но с другой стороны. В данное время в городе необходимо восстановить порядок. Вы можете идти. 
«Значит, этот вопрос считается решённым без осложнения. Карамахинская банда, видите ли, не хочет проблем с ОМОНом. А какого чёрта она приехала на бронированных КАМАЗах в Махачкалу, и поддержали бунтующих горожан?
Наведём порядок в городе, потом доберемся и до вас, карамахинские бандиты. Вы захотели убрать Аминова. Ну что? Не вышло? Об этом скоро я вам лично напомню. Вы в бронированных КАМАЗах от возмездия не спрячетесь …», – подумал Аминов. 
Выйдя из кабинета мэра Махачкалы, Селимов и Акай разговорились:
– Вы знаете, Акай, что КАМАЗы карамахинцев, как и бронепоезд, имеют по бокам окошки-бойницы, откуда могут стрелять из любого вида оружия?
– Да. Как тебя зовут?
– Мурад.
– Мурад, мы знаем не только это. Знаем и то, что кузова КАМАЗов имеют двойные стенки, что пространство между ними забито песком. Эти стенки лучше заводской брони защищают бойцов от пуль противника. Между прочим, я сам тоже из Карамахи.
– Тогда Вам должны быть известны все их тайны.
– Ещё бы. Самая большая их тайна – это идеология вахабизма. Этой идеологией они объединены. Этой идеологией они вооружены. За эту идеологию, к сожалению, они даже готовы  умереть.
Из-за идеологических расхождений они ополчились против меня. Под руководством сельского имама они всем селом вынудили уехать из родного села. В селении Карамахи давно не существует конституционный порядок Российской Федерации. Селом руководит имам, который ввёл шариатские законы. 
– Вы же готовы были с экспедиционным отрядом выступить против карамахинцев. Не предприняли ничего? – поинтересовался ОМОН-Магомед.
–  Как я могу выступить с экспедиционным отрядом против своих односельчан. Там и мои друзья, знакомые улицы, старики. Я готов выступить против носителей вредной для нашего села и односельчан идеологии – идеологии вахабитов, которую проповедует имам Джабраил. Не всё карамахинцы разделяют эту идеологию. Есть в селении немало противников подобной идеологии, но они боятся открыто выступать.
– А чего бояться? Они друг друга хорошо знают, и должны сказать: «Нам  вахабизм не нравится! Ваши взгляды насчёт религии мы не разделяем».
– Да, выскажешь… После такого высказывания каждый может исчезнуть, то есть, не вернуться из дальнего рейса. В лучшем случае, они, как я, могут быть изгнаны из села. Имам жестоко расправляется со своими противниками. В его руках оружие, деньги, которыми зарубежные покровители щедро снабжают его. В его руках и вооружённый отряд боевиков, который он содержит на средства зарубежных покровителей. Там всё схвачено. И в самом Дагестане немало его сторонников, особенно среди молодёжи. Всем этим движением нелегально руководит председатель комитета мусульман России Назир Мачалаев. Так что, ОМОН-Магомед, неспроста отряд карамахинцев во главе с имамом оказался здесь. Они исполняли распоряжения Назира, рвущегося к власти в Дагестане при финансовой поддержке иностранных покровителей.
– Я не понимаю, как нас отпустила такая мощная секта, не расстреляв на месте. Между прочим, когда нас высаживали из КАМАЗа, я думал, что нас ведут на расстрел, – проговорил Мурад. 
– Да и расстреляли бы они тебя со своими бойцами, если бы не помешала одна ситуация.
– Какая ситуация? За нас там никто не заступился, они беспрепятственно вывезли нас из города. Выкупа никакого они не попросили. Да вряд ли кто-нибудь и дал бы его. Да и других моментов, которые помешали бы им совершить расстрел, не было.
– Другие моменты, Мурад, были. Хотя Вы об этом не знали, – улыбнулся Акай. 
– Какие моменты? 
– Имам Джабраил оглядывался назад.     Он знал, что Аминов подготовит карательный отряд,  что у него будут большие проблемы. Знал, что  Аминов не бросает своих в беде, что будет искать их везде и всюду, и любыми путями найдёт живыми или мёртвыми.  Поэтому имам не захотел ещё больше осложнить своё положение, удерживая заложников. Иначе бы, Мурад, Вам не видать свободы. В Карамахи много подвалов, где Вас заставили бы чистить капусту и сортировать картошку. Если бы через час вы не вернулись в город, Аминов на ваши поиски отправил бы карательный отряд.
– Нашим освобождением мы обязаны Аминову?
– Не только Аминову, но и  ОМОН-Магомеду. Он помчался освобождать вас,   – улыбнулся Акай. – Кстати, Мурад, ты из какого села?
– Из Новокаякента.
– Значит, из курортной зоны. Недавно я тоже лечился в Вашей замечательной грязелечебнице. У меня сильно беспокоила поясница. С трудом выпрямлялся. Тяжесть поднимать не мог. Ходить было трудно. Врачи поставили диагноз – грыжа позвоночника. Почти три месяца мучился. Лежал в больнице. После выписки лечащий врач порекомендовал грязелечение в санатории «Каякент». Около двадцати дней он принимал грязевые ванны в самом озере с очень странным названием...
– «Дипсуз», – подсказал Мурад.
– Да, да, Дипсуз. Представь себе, Мурад, эти грязевые ванны мне хорошо помогли. Уже второй год позвоночник не беспокоит.
–  Говоришь, недавно, оказывается, давно, целых два года тому назад, – улыбнулся Мурад.
– Разве это давно? Мне кажется, что это было вчера. В общем, Мурад, приятно было с тобой познакомиться.
– Мне тоже.   
***
На Махачкалу опустились ночные тени. Улицы города ярко озарялись рекламными неоновыми освещениями, уличными фонарями с дневным светом. Было настолько светло, что в сквере, сидя на скамейке,  можно было читать книгу.
Селимов вернулся к своему отряду, охранявшему блокпост. По проспекту Ленина к Дому правительства машина за машиной проезжали бронированные мерседесы.
«Это, кажется, правительство возвращается», – подумал Селимов.
Ночной город жил размеренной мирной жизнью. Дворники и дополнительно нанятые рабочие убирали с площади бумаги, пластмассовые бутылки и стаканы – мусор, накопившийся за смутный день. А территорию вокруг Дома правительства очищали от битого стекла и поломанной мебели. В некоторых кабинетах заменяли оконные стёкла и мебель.
Нужно было привести к утру в надлежащее санитарное состояние всю площадь и прилегающую к ней территорию.
Отряд Селимова тоже получил распоряжение: «До утра улицу Гаджиева разблокировать. Отряду собраться на площади, перед мэрией, к 9 часам».
Город, очищаясь от дневного мусора и забот, готовился к ночному покою.  А мэрия Махачкалы работала в напряжённом ритме.
 Вскоре в мэрию поступило сообщение от блокпоста, расположенного на улице Даниялова: «Во время отступления отряд Мачалаева Назира не подчинился приказу: «Сдать оружие!» и открыл огонь. Был застрелен капитан Валиев, командир отряда добровольцев, охраняющий блокпост на улице Дахадаева».
Как только Аминову доложили об этом, мэр тотчас же отправил отряд быстрого реагирования. Отряд окружил дом Назира Мачалаева, требуя его выйти из дома и сдаться.
Когда отряд стал вламываться в ворота, телохранители Назира открыли прицельный огонь. Перестрелка между телохранителями Назира и спецотрядом из мэрии продолжалась около тридцати минут. Когда Мачалаев младший понял, что попал в сложную ситуацию, он позвонил старшему брату.
– Мансур, выручай. Мой дом окружён сторонниками Аминова. Они требуют сдаться.
– Как они могут окружить твой дом  и требовать сдаться? Разве Аминов не понимает, что ты – лицо неприкосновенное,  депутат Госдумы России?
– Для Аминова нет разницы, кто я – депутат или бандит. Ты же знаешь, для него не существует ничего неприкосновенного.
– Раз сторонники Аминова окружили  твой дом, значит, Назир, для этого должна быть причина…
– Я застрелил одного наглеца, который требовал, чтобы я сдал личное оружие.
– Ну, брат Назир, ты даёшь! Ты понимаешь, что ты натворил? Не только Аминов, но и родственники убитого будут теперь требовать, чтобы тебя наказали. Если ты застрелил работника из службы охраны Аминова, он не успокоится, пока не накажет тебя. Ты держись, брат, не сдавайся. Я скоро приеду.
Когда Мансур прибыл со своими телохранителями на помощь младшему брату, стрельба между отрядом добровольцев-спецназовцев и телохранителями Назира ещё продолжалась. Спецотряд не пропустил Мансура к дому Назира, стал вести переговоры на расстоянии. 
Командир отряда Базуев попросил  Мансура, сдать брата мирно, пока не возобновилась перестрелка или уговорил    Назира, чтобы он сдался добровольно и явился в мэрию.
Мансур понимал, что если его брат попадёт к Аминову, то мэр, в лучшем случае, добьётся ареста Назира.
«Аминову легче объявить, что Назир Мачалаев был убит при оказании вооружённого сопротивления отряду добровольцев. Так обычно делают отряды спецназа в последнее время», – подумал Мансур и в упор посмотрел на Базуева, командира отряда.
– Разве не знаете, что Мачалаев Назир является депутатом Госдумы России и  лицом неприкосновенным? 
– Мы выполняем распоряжение мэра Махачкалы, – ответил командир спецотряда. – Если Назир не хочет идти под конвоем, пусть явится в мэрию добровольно.
В кармане Мансура зазвенел телефон.
 – Брат, если я попаду в лапы мэра,  мне трудно будет вырваться. Тут не поможет даже мандат неприкосновенности, – звонил Назир, общаясь с братом на лакском языке. – Выручай.
Мансур стал отвечать ему на родном лакском языке.
– Я стараюсь, Назир. Но как ты мог его застрелить? 
– Он очень нагло вёл себя. Когда я назвал себя, что я – Назир Мачалаев, председатель Союза мусульман России, он ехидно ответил: «А я – Александр Македонский».  Это убийство Бадави пообещал взять на себя, поэтому ты можешь смело сказать мэру: «Командира отряда убил Бадави, а не мой брат». Выручи до  завтра. А утром, пока не закончится расследование, и не улягутся страсти, я уеду из Дагестана к своим друзьям.
– Хорошо, Назир, я попрошу Дедушку заступиться за тебя. Хотя это мне будет и нелегко.
***
Мансур позвонил председателю Госсовета Дагестана.
– Уважаемый Магомед-хан Багомедович, заключая мирное соглашение, Вы  обещали, никого из участников сегодняшних событий не трогать.
– А кто же, сынок, тебя трогает?
– Не меня, Магомед-хан Багомедович, а Назира, депутата Госдумы России, – последние слова Мансур произнёс подчеркнуто. – Его дом окружён спецотрядом мэра и требует сдаться.
– А что мэр города не знает, что Назир Мачалаев – лицо неприкосновенное?
– Может быть, Назир совершил тяжкое преступление, которое даёт основание мэру задержать его?
– Магомед-хан Багомедович, какое отношение имеет Аминов к преступлениям и наказаниям. Если мой брат и совершил преступление, для его задержания  есть прокуратура и следственный отдел республики. Почему Аминов должен их подменять? Разве мэр имеет право задерживать людей, подозревающихся в совершении преступления?
Если охранник моего брата убил при перестрелке капитана Валиева, командира отряда добровольцев, причём здесь мой брат?
– Хорошо, Мансур, я позвоню Аминову и попрошу не совершать противоправных действий.
– Спасибо, Магомед-хан Багомедович.
При телефонном разговоре председателя Госсовета с Мачалаевым Мансуром в кабинете присутствовал председатель правительства Шихалиев.
– Сегодня, днём, Мурад Исаевич, мы, дагестанцы, стояли над пропастью. Если бы не остепенились, не уступили друг другу, могли оказаться в пропасти. 
– Между прочим, Магомед-хан Багомедович, Аминов не посчитался с нашим мнением. Мы предложили ему переехать в Каспийск вместе с администрацией. Он отказался. 
– В этом отношении, Мурад Исаевич, мэр правильно поступил. Если бы он покинул мэрию и не собрал отряды добровольцев, было бы труднее организовать  оборону города.
– Да не город он оборонял, а мэрию и себя. 
– Возможно. Если бы восставшим удалось взять мэрию, то начались бы такие погромы, какие они учинили в Доме правительства. Те же самые погромы прокатились бы и по всему городу. Аминов спас город от погромов и сумел изолировать восставших от горожан и от всего Дагестана.   Об этом, Мурад Исаевич, поговорим завтра на заседании Госсовета?
– Мария Ивановна, соедините меня с мэром Махачкалы, – попросил Магомед-хан секретаря.
– Магомед-хан Багомедович, Аминов на линии, – произнесла Мария Ивановна.
– Джафар Алиевич, что за проблемы у вас с Назиром Мачалаевым?
– Магомед-хан Багомедович, этот бандит застрелил капитана Валиева, командира отряда. И я направил спецотряд задержать его и доставить в мэрию.
–  Мачалаев Назир является депутатом Госдумы России. Он имеет мандат неприкосновенности.
– В данный момент он – бандит, а не депутат.
– Джафар Алиевич, может быть, для тебя и для меня он – бандит, но для закона он – депутат. Пока его не лишат депутатского мандата неприкосновенности, мы не имеем права его задерживать. По закону этим вопросом должны заниматься следственные органы, прокуратура республики, а не мэр города – гарант конституционных прав горожан. К тому же, по информации, которая имеется у нас, во время перестрелки командира убил охранник Назира.
– Магомед-хан Багомедович, Вас обманывают. По-видимому, они успели уговорить охранника, чтобы он взял на себя убийство капитана Валиева.
– Джафар Алиевич, в данный момент, когда мы ещё не пришли в себя после погрома  Дома правительства и Госсовета,  нам нельзя опять вызывать напряжение в обществе.
– Ладно, Магомед-хан Багомедович, слушаю вас и отзываю своих ребят.
– Правильно! Сегодня нам надо успокоиться, чтобы работали законы, а не эмоции. 
«Сколько раз этот Дед спасает республику, доведённую отдельными лидерами национальных и религиозных движений до грани войны… – думал Аминов. – На этот раз ему удалось остановить стычку, готовую перерасти в большую войну». 
***
На следующий день Назир Мачалаев со своими телохранителями уехал в Чечню, даже не предупредив Мансура.
Мансур, как только через домашнюю охрану брата узнал об этом, немного успокоился и решил больше не беспокоить председателя Госсовета из-за проблем  брата.
Но он раньше времени успокоился. Ни Мансур, ни его младший брат не знали, что с этого дня не Аминов будет на них  охотиться, а более могущественное объединение, которое будет видеть их и слышать, где бы они ни находились, будет знать обо всех их делах, чем бы они ни занимались. Оба брата и их окружение попали в поле зрения этой могущественной организации, которая как машина, едущая за братьями Мачалаевыми, спустила тормоза. Когда она задавит их, пока никто не предполагал.
* * *
Руководитель ФСБ Дагестана Иванов получил директиву из Москвы: «Принять братьев Мачалаевых и других лидеров восстания в Махачкале под своё наблюдение, так как они представляют угрозу национальной безопасности России. Срочно разработать план оперативных мероприятий по внедрению своих агентов в окружение братьев Мачалаевых и Джабраила Карамахинского». 
Руководитель ФСБ Дагестана  пригласил к себе полковника Кадиева – кадрового офицера ФСБ, оперативника с солидным опытом, хорошо знающего обычаи и традиции дагестанского народа.
– Джарулла Ибрагимович, только что я получил директиву из центра. Нам необходимо внедрить своих агентов в окружение лидеров вчерашнего мятежа. Я решил посоветоваться с Вами: лучше вас никто не знает национальные нюансы Дагестана. А эти знания, думаю, нам помогут лучшим образом конспирировать и внедрить своих агентов в их среду.
– Спасибо, Василий Иванович, за доверие. У меня есть час на размышление по этому вопросу?
– Даже два часа, Джарулла Ибрагимович, только хорошо обдумайте кандидатуры и методы их внедрения.
– Понятно. Я пойду с вашего разрешения.
– Можете идти. 
Джарулла вернулся в свой кабинет. Вызвал начальника отдела кадров.
– Магомед Мусаевич, мне нужны личные дела Ширвани Шамсаева, Бориса Расулова. Да ещё посмотри, нет ли у нас оперативника из Кадарской зоны.
 Через два часа Джарулла явился к Иванову, руководителю ФСБ Дагестана.
– Василий Иванович, во-первых,  необходимо, чтобы наш агент был по национальности лакцем...
– Джарулла Ибрагимович, необходимо внедрить в окружение Мачалаевых двух агентов, чтобы у каждого брата был свой пастырь.
– Поэтому, Василий Иванович, я подобрал двух кандидатов. Первый – Шамсаев Ширвани, по национальности лакец. Владеет тремя языками: лакским, русским, английским. Служит в ФСБ около 5 лет. Капитан. Педантичный, пунктуальный в действиях офицер.  Способен  выходить из сложных ситуаций без поражения. Смел, честен. Ревниво служит в рядах ФСБ, предан  законам Российской Федерации. Служил в Чечне. В Дагестане  держал под наблюдением лиц, разделяющих идеологию вахабизма. За успешное завершение операции он награждён орденом Мужества. Самое главное, он – дальний родственник Мачалаевых.
– А эти родственные связи, Джарулла Ибрагимович, не помешают ему исполнить свой долг и успешно завершить операцию?
– Наоборот, они помогут внедрить его без осложнений в окружение Мачалаевых.
– Если вы уверены, Джарулла Ибрагимович, действуйте.
– Я уверен, Василий Иванович, проверенный на деле кадровый офицер.
Метод внедрения: «За антироссийские высказывания и поддержку действий Мачалаевых, митингующих на площади, «уволить» из ФСБ, лишить офицерского звания».
– Принимаю. А кто второй кандидат? 
– Второй – Расулов Борис. Лакец. Учился в одной школе с Мачалаевым младшим, хотя близкой дружбы между ними не было. Около 6 лет служит в ФСБ. Майор. Хороший спортсмен, отличный стрелок. Служил в Афганистане, в Чечне, в окружении Яндарбиева, бывшего вице-президента Чечни. Умеет самостоятельно принимать решения. Владеет тремя языками: лакским, русским, английским. Преданный сторонник Российской федерации.
Он тоже будет «уволен» из рядов ФСБ и лишён офицерского звания за сочувствие к восставшим и антиправительственные высказывания.
– И по второй кандидатуре замечаний нет.
– Кандидатура третья: Хиясов Шахмирза. Даргинец. Уроженец Карамахи. В последние годы живёт в Махачкале. «Состоял» в группе карамахинских вахабитов, ушёл из-за разногласий между ним и лидером вахабитов Джабраилом.
– Я полагаю, товарищ полковник, версия о принадлежности к вахабитам выдуманная? – с сомнением посмотрел Иванов на Джаруллу.
– Так точно, товарищ генерал.
– Продолжайте.
– В ФСБ Хиясов около четырёх лет. Капитан. Пришёл из милиции. Служил в армии ВДВ. Хороший спортсмен, превосходный стрелок. Мастер рукопашного боя. Он тоже «За сочувствие  антиправительственные, антироссийские высказывания выдворен из ФСБ и лишён офицерского звания».
– Предложения по всем трём кандидатурам принимаются. А как вы думаете их забросить?
– Сегодня же в оппозиционной печати появится информация: «За сочувствие и солидарность с восставшими горожанами, а также за антиправительственные и антироссийские высказывания на службе уволены со службы в ФСБ кадровые офицеры – сторонники братьев Мачалаевых: Шамсаев Ширвани, Расулов Борис, Хиясов Шихмирза».
Кроме того наши осведомители будут в усиленном режиме работать, создавая образы пострадавших офицеров ФСБ за поддержку восставшим на площади горожанам, в особенности, Мачалаевым,  из-за чего кадровые офицеры остались без работы. Будут настойчиво рекомендованы в охранную службу братьев Мачалаевых.
– В случае провала этого варианта есть запасная версия?
– Когда этот вариант провалится, и нашим ребятам не удастся внедриться в окружение братьев Мачалаевых, предполагается имитировать кражу жены Мансура, работающей в Центральной больнице врачом. А для её спасения бросим наших агентов, «случайно» оказавшихся в нужное время на нужном месте. У Шамсаева и Расулова, как у спасателей, появится шанс, познакомится поближе с Мачалаевыми.
– План операции с запасным вариантом, Джарулла Ибрагимович, утверждаю. Начало операции с сегодняшнего дня считается открытым. Операцией руководите лично Вы, Джарулла Ибрагимович. Держите меня в курсе всех событий. Учтите, этот вопрос находится на контроле центра.
– Постараюсь, товарищ генерал, не подвести ФСБ.
– Между нами говоря, Джарулла Ибрагимович, центр очень беспокоится по поводу вчерашних событий на центральной площади нашей республики.  Дагестан – крайний субъект на южной границе России. После объявления братьями Мачалаевыми Дагестана «Исламской республикой», считайте, что сделана попытка отделить Дагестан от России. Борис Николаевич особо поручил, взять этот вопрос на контроль ФСБ. Высоко оценил решительные и корректные шаги председателя Госсовета Дагестана, решившего восстановить  конституционный порядок Российской федерации на территории Дагестана.
* * *
На следующий день, после заключения мирного договора между председателем Госсовета Алиевым и лидерами восставшей части населения Махачкалы,  Мачалаев Мансур вернулся на свою работу директором департамента рыбного хозяйства Дагестана. К полудню Алил, помощник Мансура, принёс независимую газету «Дагестанцы» с сенсационной статьёй.
– «Мансур Мачалаевич, вы просмотрели сегодняшний номер газеты «Дагестанцы»?
– Нет, Алил. А что там пишут?
– Оказывается, Вас, лидеров восставшей молодёжи, поддержали некоторые работники ФСБ.
– Дай-ка, Алил, газету. Посмотрю, что за смелые ребята из ФСБ поддержали нас, – заинтересовался Мансур. 
– «За солидарность с восставшими» под броским заглавием на третьей странице, пишут о них, – произнес Алил, протягивая газету.
– «За сочувствие и солидарность с восставшими мятежниками, а так же за антиправительственные, антироссийские высказывания на службе среди товарищей по работе, из организации ФСБ уволены кадровые офицеры, сторонники братьев Мачалаевых.
Шамсаев Ширвани до сегодняшнего дня был в должности капитана этой  организации. Проходил службу в Афганистане, отличился своим жестким характером и преданным служением своему ведомству. Участвовал в первой Чеченской войне. 
Также уволен из ФСБ его товарищ, Расулов Борис, майор ФСБ, участник Афганской и Чеченской войны, сторонник Российской федерации.
Видимо, у этих ребят разыгрались национальные чувства. Поддержав лидеров национального движения лакского народа «Парту Патима», они поплатились должностями и офицерскими званиями. Их точку зрения поддержал и капитан Хиясов Шихмирза, бывший сподвижник небезызвестного Джабраила, лидера карамахинских вахабитов. Ему тоже предъявлены такие же обвинения, какие вынесены Расулову, Шамсаеву. 
– Здесь что-то странное пишут, Мансур Мачалаевич. 
– Что здесь странного, Алил? 
– Странно то, что Хиясов оказался  сподвижником лидера карамахинских вахабитов. А как же такого молодого человека приняли на работу в ФСБ? – Алил постарался вызвать сомнения у Мансура   по поводу «просочившейся» информации через оппозиционную прессу, когда официальная проправительственная пресса умалчивает об этом факте увольнения офицеров.
– Может быть, молодой офицер Хиясов отказался от своих прежних взглядов, и толкач устроил его в ФСБ, как своего человека. В наше время такие происшествия, Алил, случаются довольно-таки часто. Разве в республике трудно устроить на любую должность любого человека, какие бы взгляды он не разделял, лишь бы были деньги и толкач.
– Это, Мансур, в правительственных органах. Здесь речь идёт о ФСБ?
– Ты думаешь, что в ФСБ без денег устраиваются? Ошибаешься, Алил, здесь самые большие ставки, – улыбнулся Мансур.
– Может быть, Мансур Мачалаевич, ставки большие и толкачи могущественные, – согласился Алил, но в душе остался недоволен, что не может разбудить в  молодом ярком лидере молодёжи сомнения. Алил негодовал из-за того, что Мансур осторожно не относится к этой информации: «Здесь явно что-то не стыкуется. Может быть, именно два лакца и один карамахинец, оказались «выброшенными» из ФСБ с расчётом, что их подберут те люди, которыми интересуется ФСБ?» – думал Алил, удивляясь беспечности талантливого спортсмена. 
– Мансур, ты читал сегодняшнюю газету «Дагестанцы»? – позвонил Назир.
– Читал, Назир. Мне кажется странным, что сразу два лакца, два офицера ФСБ, оказались недовольными работой дагестанского правительства и политикой России в Дагестане.
– Ничего странного, Мансур, здесь нет. У ребят разыгрались национальные чувства и высказались в поддержку лакского народного движения «Парту Патима».  Они лучше других знают, насколько коррумпировано руководство республики и как продаются должности. Между прочим, Мансур, ребята лишились работы и звания, им надо помочь.
– Чем же, Назир, ты хочешь помочь им?
– Устроить на работу. Расулова я уже принял.
– Кем же он у тебя будет работать?
– Охранником в службе безопасности. Кем же еще может работать бывший офицер ФСБ?
– Шамсаев может поступить ко мне и работать, как и Расулов, охранником в службе безопасности.   
В следующий день Алил узнал, что Расулов устроился на работу к Назиру и зашел поговорить Мансуром.
– ФСБ, Мансур, – жестокая организация. Я не понимаю, как она могла ребят, столько лет работавших у нее, дослужившихся до чинов капитана и майора, из-за каких-то взглядов выгнать со службы и лишить офицерских званий. Получается, что работники ФСБ не должны мыслить и иметь свою точку зрения на события и явления, происходящие в обществе.
– Почему же, Алил? Каждый работник ФСБ имеет право мыслить и имеет свою точку зрения на каждый случай, происходящий в обществе, если он созвучен с общими установками ФСБ. Это, брат Алил, мафия – самая организованная, самая жесткая и самая грозная. ФСБ не нужно устойчивое спокойное общество. Если в нём не возникают проблемы, то ФСБ обществу, как организация не нужна, а её работников нужно распускать.  Понимая это, ФСБ старается сохранить и должности, получать и награды за «Успешно проведённую операцию». Поэтому она держит огромный отряд обученных, подготовленных и хорошо оплачиваемых провокаторов, подстрекателей, дезорганизаторов общественного порядка.
А когда происходят события, расшатывающие  основы общества или эти события направляются для изменения существующего  чьей-либо власти, она проявляет себя, как гарант устойчивости существующего в этом обществе порядка.
– По-твоему, Мансур, получается, что ФСБ сама создает в обществе проблемы и сама же пытается решить их. 
– Так и есть, брат Алил. 
Работники ФСБ, так называемые рыцари плаща и кинжала,  время от времени порождают явления, при которых у них будет возможность бороться с «инакомыслием и нестабильностью». Таким образом, ФСБ оправдывает свою службу и поддерживает свое существование, показывая обществу, что ее работники хлеб даром не едят.
– Удивительно ты рассуждаешь, Мансур.  Ты считаешь, что одни работники этой службы поджигают антигосударственные или антиобщественные настроения, а другие тушат их?
– Так и есть, Алил, ФСБ нужны проблемы государственного масштаба. Иначе в ней нужды не будет у государства.
– Слушай, брат Мансур, тебе надо стать руководителем ФСБ, – улыбнулся Алил.
– Я – не Иванов, Алил.
«Недаром люди говорят: «Глаз хорошо видит то, что идет на других, но не видит то, что на себя идет», – подумал  Алил, слушая философию Мансура, и улыбнулся.
– Что ты улыбаешься, Алил, что-нибудь не так сказал? – Мансур вопросительно посмотрел на помощника.
– Нет, нет, Мансур, просто подумал: что человек – удивительное создание природы.
– Как тебя понять?
– Человек хорошо знает, что происходит в обществе, с другими людьми, предвидит даже самые сложные, непонятные, порою даже очень запутанные вещи и явления, но не может понять, что у себя на душе происходит. Он знает, что будет завтра с соседом, сватом, со знакомым человеком, но не может знать, что с ним самим будет завтра. Казалось бы, легче разобраться, что произойдет завтра с собственной персоной. Нет же, он обязательно будет думать о глобальных проблемах и мировых событиях, но не предугадает своё будущее.
– Что-то, Алил, ты хочешь мне сказать, но не решаешься и увлечен философией… – Мансур подозрительно посмотрел на своего помощника.
– Не знаю, Мансур, почему, но я люблю с тобой философствовать. Может быть, оттого, что ты – лидер молодежи.   Ладно, Мансур, я пойду.
– Хорошо, Алил. Что же всё-таки ты хотел мне сказать, но не решился? Может быть, есть на то причина.
– Ты, Мансур, – удивительно умный, смелый молодой человек, хочешь  определить судьбу всего лакского народа, руководишь лакским народным движением, чуть ли не совершил переворот в Дагестане, но, тем не менее, не анализируешь, что с тобой завтра будет. Не стараешься предугадать, какие шаги предпримет против тебя твой противник. Ты не думаешь о том, что  после вчерашнего мятежа и грабежа Дома Правительства, какие меры могут принять политические противники против их организаторов, откуда и какой удар ему нанесут государственные органы, против которых митингующие вчера выступали. Ты чувствует себя свободно, будто вчера на площади под  руководством твоего брата не мятеж был совершен против существующего строя, а состоялась пионерская линейка. Не понимаешь, что вчерашние мирные переговоры, проведенные председателем Госсовета Дагестана, были элементарные меры, чтобы увести массу народа из-под твоего и брата влияния. 
  – Хорошо, Алил, я подумаю над твоими словами.
 Алил, покидая рабочий кабинет своего шефа, подумал: «По сегодняшнему поведению, Мансур, кажется, или слишком уверен, или недопонимает ситуацию, складывающуюся вокруг себя.
Он думает, что все вопросы вчера обговорены с Магомед-ханом и ситуация  разрешилась мирно, без официальных претензий друг к другу.  Но он в расчет не взял, что в республике есть другая сила, действующая по указке Москвы. Он  не подозревает, что ФСБ может окутать его сетями своих агентур».
На следующий день в окружении Мансура появился Шамсаев, «бывший» капитан ФСБ.
«Неужели Мансур клюнул на наживку ФСБ? – подумал Алил, и решил убедиться в этом. Когда в кабинете Мансура появился Шамсаев, любопытный Алил как  бы невзначай зашел с обычным рабочим вопросом.
– Кстати, Алил, вчера мы с Вами говорили о наших ребятах, выброшенных из ФСБ из-за свободного мышления о происходящих событиях в нашем обществе. Познакомься, вот один из них: бывший капитан ФСБ.
– Алил Исаевич.
– Ширвани.
– Очень приятно, – сказал Алил, пожал руку и изучающе посмотрел в глаза «бывшего» капитана ФСБ. 
Пожимая крепко руку, капитан слегка  улыбнулся, показывая ровный ряд белых здоровых зубов, а черные глаза с большими зрачками остались безучастно холодными, ни одна мышца на его лице при улыбке не пошевелилась.
«Ну и маска! Вряд ли Мансур сумеет разглядеть за этой маской истинное лицо капитана», – подумал Алил.
– Я решил, Алил Исаевич, взять Ширвани на службу к себе, – сказал Мансур, прерывая мысли Алила.
– И кем же будет работать славный капитан ФСБ? – улыбнулся Алил.
– Бывший капитан, Алил, – поправил его Мансур, – охранником в службе безопасности.
А Ширвани промолчал, осторожно наблюдая за выражением лица Алила. Он, как опытный разведчик, почувствовал подозрительную ноту в выражении «славный офицер ФСБ». Ему не понравился тон речи Алила.
 Ширвани, как разведчик, сделал   умозаключение: «Алил не доверяет мне, не верит придуманной версии о моём  увольнении из ФСБ. Иначе он сказал бы «славный офицер ФСБ», а выразился бы «бывший». 
– Правильно сделали, Мансур Мачалаевич, что приняли его на работу, – произнёс Алил, наблюдая за Ширвани. – Сейчас почти во всех ООО, ОАО и министерствах стало модным создавать собственные службы безопасности. 
«Как ты нагло обманываешь своего земляка, готового помочь тебе. Мансур думает, что ты попал в беду. Ты же – наглец. У тебя ничего человеческого не осталось. Все гуманные качества в тебе съедены погоней за званием и погонами, которые ты носил на плечах. Ты им, как дьяволу, даже душу продал, Ширвани Бутаевич. Разве после этого ты можешь назвать себя человеком. Если бы не так, ты бы подумал, как скверно обманывать человека, который хочет сделать тебе добро, искренне поверив, что ты попал в тяжелое положение.
Разве ты можешь думать? У тебя же и мысли отняла погоня за званиями и погонами», – подумал Алил, глядя на Ширвани.
Во взгляде Алила Ширвани почувствовал недоверие: «Надо позвонить в центр, чтобы нейтрализовать этого подозрительного типа. Он, кажется, расшифровал нас. Пока он не рассказал Мансуру о своих подозрениях, его надо хотя бы изолировать. Иначе он может сделать много шума», – подумал Ширвани.
«Он неплохо умеет держаться, значит, отлично подготовлен», – подумал о нем Алил.
– Ты смотришь на Ширвани, как разведчик. Что-то раньше за тобой я такого не замечал. Ты, случайно, не служил разведчиком? Бывший разведчик об этом мне что-то не говорил, – спросил Мансур.
– Это небольшой штрих в моей биографии. Рассказывать об этом необходимости не было, Мансур Мачалаевич.
«А сейчас появился повод для этого? – Ширвани мысленно задал вопрос Алилу. – Этот опасный тип явно не по душе мне. Он догадывается о нашей миссии. Придется подключить наших оперативников и нейтрализовать этого армейского разведчика. На одной тропе двум разведчикам явно тесновато и нечего делать», – подумал Ширвани. Он внутренне волновался, но этим волнениям он не дал воли выйти наружу, сумел погасить их внутри.
Шамсаев решил вечером, в явочной квартире полковника, поговорить со своим шефом насчет армейского разведчика.
А Алил, удовлетворив свое любопытство, ушел. По дороге он рассуждал: «Самая влиятельная организация «вытолкнула» со своих высиженных мест офицеров и посадила их на плечи обоих братьев. Теперь они вместо Божьих ангелов будут описывать каждый шаг братьев Мачалаевых. Агент (ангел) справа будет фиксировать все праведные шаги, а агент (ангел)  слева – греховные.
Братья Мачалаевы даже не почувствовали замены ангелов на своих плечах  агентами ФСБ. Поэтому суд на основании записей этих агентов состоится раньше, чем Божий суд на том. На суде этого   света сам пророк, как на Божьем суде, заступиться не сможет. Братьям Мачалаевым придется самим защищаться без помощи добрых ангелов и Пророка.
Единственная их защита в современном, рыночном обществе, на которое они могут надеяться – это взятка. Многие думают, что ФСБ – это организация работников «с чистыми руками, горячим сердцем и холодным умом. Коррупция не успела проникнуть в эту организацию». Как бы ни так! Правда, Мачалаевы замахнулись топором на плодоносящее дерево коррупции, объявили войну правительству. Как Мулла Насрутдин, начали рубить дерево, на котором они сами сидят. Так, что этого единственного адвоката, который мог бы защитить их интересы, они обидели. Хотя братья Мачалаевы вчера всенародно осудили взяточничество, завтра им, самим придётся тем же методом нажимать на адвокатов. 
На сегодняшнем этапе социального развития общества, преднамеренно лишившего граждан нравственных принципов и убеждений, никто так самоотверженно не защищает интересы своего клиента, как взятка. Она может находить веские убедительные аргументы против любого обвинения со стороны обвинителя.
«Благословим руку, дающую и берущую» говорит человеческое общество с библейских времен до настоящего времени. Рука дающая и берущая видна везде. Начиная со школьной парты, где родители вынуждены платить за хорошую отметку своего дитя, до лечебных учреждений, где больной должен платить не только за лечение, но и за место в палате. Иной человек может получить диплом, не имея знаний, но располагая кошельком с деньгами. А иной выпускник, получив даже блестящие знания и красный диплом, не может поступить на работу, если у него нет денег, заплатить за должность, которую он хочет занять.
Братья Мачалаевы думали, что смогут искоренить коррупцию, угрожающую национальной самобытности Дагестана. Вряд ли это удастся кому-либо в ближайшие годы», – философствовал Алил целый рабочий день.
***
На следующий день вечером Ширвани в явочной квартире докладывал полковнику Казиеву об успешном внедрении в окружение Мачалаевых.
– Мой подопечный даже не сомневается о том, что меня «выгнали» из ФСБ. Более того он посчитал нас приверженцами его идей и старается поддержать материально, как пострадавшего.
– Это хорошо, товарищ капитан. Старайся расположить его к себе.
– Для этого, товарищ полковник, нам надо разыграть ситуацию, угрожающую жизненным интересам Мачалаева или его семьи. 
– Ситуацию такого характера мы создадим в самое ближайшее время. А ты будь готов к такой ситуации. 
– Товарищ полковник, мне кажется, что один тип на службе у Мачалаева меня подозревает. Я чувствую, что этот он  занят расшифровкой нашей операции и, как бывший армейский разведчик, очень опасен.
– Кто же этот тип?
– Заместитель Мачалаева, некий Алил Исаевич. 
– Алил? Он – бывший армейский разведчик? Я посмотрю, есть ли у нас на него досье, и поговорю с генералом. Ты пока не делай никаких движений по устранению подозреваемого объекта.
– У него, кажется, много свободного времени. Надо сделать так, чтобы у него не было его. 
– Во всяком случае, скоро он тебя беспокоить не будет.
– Долго придется мне «пасти» Мачалаева?
–  Пока операция не закончится.
– Я понимаю, товарищ полковник, но хотелось бы узнать до отведенного для этой операции отрезка времени.
– Ты же в начале пути…
– Как-то неблагодарно получается с моей стороны. Человек искренно поверил моей «беде». Так порядочно решил помочь мне.
– В том-то и сила наших действий, капитан, что можем заставить противника, верить нам.
– Здесь, товарищ полковник, другое дело. Мачалаева убедила не наша блестящая операция.
– А что же?
– То, что я – лакец. Моя национальная принадлежность здесь сыграла основную роль. Мансур, как истинный сын лакского народа, решил помочь мне, своему земляку, попавшему в беду.
– Поэтому же, капитан, используя его национальные чувства, и разработан план операции.
– Я это понимаю, но от этого мне становится еще хуже.
– Что здесь плохого? 
– Плохо то, что я становлюсь предателем своего народа. Когда операция раскроется, мне мой народ не простит. Ведь Мансур Мачалаев – признанный лидер лакской молодежи.
– Не беспокойся, капитан, операция никогда не раскроется. Во всяком случае, при нашей жизни. Может, ты хочешь выйти из игры?
– Уже поздно. Я хочу, чтобы она завершилась, как можно быстрей.
– В этом отношении не переживай. Она на контроле центра. Я понимаю тебя, Ширвани, но обратного хода уже нет.
– Я понимаю, товарищ полковник.  Не забудьте об Алиле.
– Ты спокойно делай свое дело. Алилом займутся наши ребята. 
***
Мансур, не подозревая, что его обложила ФСБ, как охотники медведя, спящего в берлоге, занялся мысленным разбором вчерашних выступлений: «Так удачно сложившаяся обстановка в начале нашего выступления вдруг изменилась в пользу противника. Почему власть, полученная утром без боя, к вечеру выскользнула из наших рук? В чем же была наша ошибка? Первая ошибка – это ясно. Мы недооценили мэра. Нам надо было немедленно взять мэрию и арестовать Аминова. Нас, особенно моего брата, расслабила эйфория после легкой сдачи власти председателем правительства и его министрами.
Пока мы почивали на лаврах легкой победы, Аминов воспользовался нашим затишьем, нашей неорганизованностью и грабежом правительственных кабинетов, собрал внушительные отряды для защиты мэрии и не подпустил к городу вооруженные отряды наших сторонников из различных районов республики.
Но больше всего, кажется, мы совершили ошибку, забыв, что Дагестан – многонациональная республика. Прежде чем выступить, нам, лидерам всех национальных движений, надо было сначала объединиться. 
Хотя в восстании участвовали чародинские аварцы во главе с начальником отряда Патахом Чародинским. Кадарские даргинцы с начальником отряда Джабраилом Карамахинским, а также отряд бизнесменов во главе с Манавшой,   молодежь города всех национальностей,   основными руководителями восстания оказались мы, оба брата Мачалаевы, то есть, руководители лакского национального движения. Это оказалось на руку Аминову. Он оказался выше узконациональных амбиций и объединил вокруг себя людей разных национальностей.
 Нам, всем национальным движениям, надо было объединиться и создать одну организацию. Организовать национальный конгресс народов Дагестана. Во главе конгресса должен был стоять политсовет, состоящий из лидеров всех национальных движений.
Со своими мыслями Мансур  поделился с корреспондентом независимой газеты «Черновик», вошедшим неожиданно к нему.
– Представьте себе, председатель  конгресса через каждые два года выбирается    руководителями национальных движения, вошедших в национальный конгресс. Высшим органом конгресса должен становиться политсовет, собирающийся в два года один раз. В промежуточное время конгрессом руководит его председатель. 
Правда, этими мыслями мне необходимо сначала поделиться со всеми руководителями национальных движений. Они могут отвергнуть эти мысли и предложить свои. Но он уверен, что предложение  объединиться, примут все руководители движений. Это показали вчерашние события.
– Как принял Ваши мысли духовный лидер мусульман Дагестана, руководитель вчерашнего восстания, Назир?
– Я пока не успел поделиться своими мыслями с братом. Пока мы оба брата между собой не договоримся и не придем к единому мнению, о встрече с другими лидерами национальных движений и речи не может быть. Когда у нас созреет по этому вопросу единое решение, тогда попытаемся собрать всех лидеров и выработать единую программу.
После беседы, проводив корреспондента газеты, Мансур прошелся по кабинету и опять его мысли вернулись к вчерашнему дню: «Если бы до выступления мы объединились со всеми национальными движениями, у Аминова не остался бы шанс, организовать отряды против нас…
«Век живи, век учись», – говорят в народе. – Вчерашнее поражение – это хороший урок для нас…
Не откладывая дела в долгий ящик, Мансур решил посоветоваться с младшим братом Назиром, так как среди верующих Дагестана его авторитет был   больше, чем у лидеров национальных движений: «Необузданный характер моего брата не нравится имаму Дагестана. Но даже он не считаться с Назиром не может, так как делегации мусульманского мира востока, в частности Арабских Эмиратов, настаивают на этом. Кроме того в распоряжении Назира находятся огромные «благотворительные» средства из различных организаций мусульманского  мира. Для строительства новой джума-мечети нужны большие средства. А они  находятся в руках Назира, поэтому имам вынужден будет поддерживать Назира.
Нам необходимо поддержать и русскоязычное населения города, чтобы на   этой почве у Назира не было противостояния с мэром Махачкалы. Имам итак старается установить хорошие отношения между противоборствующими сторонами. 
– Назир, ты свободен? – позвонил Мансур.
– Нет, брат, я занят. Провожу с друзьями небольшое обсуждение вчерашних событий! 
– Опять, ты что-то затеваешь?
– Нет, брат, делаю анализ событий и выявляю наши ошибки, чтобы не допустить их в следующий раз.
– Следующего раза для нас не будет. Бог только один раз дает шанс такого характера. Сможет человек воспользоваться этим шансом или нет, Богу до этого нет дела.
– Давай, брат, пока отдохнем, а потом  вдвоем обсудим наши проблемы. Хорошо?
–  Хорошо, Назир, отдыхай, – проговорил Мансур, разочарованный тем, что сердечный разговор не состоялся, только не забудь отпустить Маржанат на волю.
«Как же я перед ней виноват, – подумал Назир, – такой красавице поломал жизнь. Хорошо, что я ждал её доброго согласия и ни к чему её не принуждал. Да, Маржанат чертовски хороша. Но… много наломал я дров. Много греха на себя взял. Пора от них отчиститься.
Не может всегда солнце держаться в зените. Моё солнце катится к закату, пора приобщиться к безмятежной праведной жизни…»

 
 
Об авторе романа

Саидов Магомед Мирзаханович, проработал в системе профсоюзных здравниц более 45 лет. Его трудовая деятельность в системе профсоюзных здравниц началась с должности главного врача в санатории «Талги».  (1969г.) Как вдумчивый и энергичный специалист и руководитель он раскрылся в период работы главным врачом в санатории «Каякент». Под его руководством курортная поликлиника была преобразована в санаторий «Каякент», было введено в эксплуатацию грязевое озеро «Дипсуз», было  проведено строительство лечебного корпуса и столовой, спального корпуса на 600 мест, Дворца культуры. 
По инициативе Саидова М. М. в 1975 году была восстановлена 11-я скважина минерального источника.
За период работы Саидова Магомеда Мирзахановича в данном санатории был улучшен лечебный процесс, разработаны методики бальнеологического лечения, опорнодвигательного аппарата, лечения минеральной водой и природной грязью, благодаря чему многие поколения больных суставами, кожными заболеваниями обрели в этом санатории радость движения и чувство полноты жизни. Отдыхающие со всех концов ныне распавшегося Советского Союза почувствовали на себе благотворное влияние лечением термальными водами и лечебной грязью.
К тому же он разработал методику лечения сердечнососудистых и бронхолегочных больных, используя микроклимат Каспийского побережья. Выпустил методические пособия «Чудо Каякента» (1994) и «Санаторий Каспий» (1995 г.)
Саидов М. М. не только врач, но и писатель. Его перу принадлежат такие книги, как «Заира» (1977 г.), сборник юмористических новелл «Имацци на годекане» (1984 г.), сборник рассказов «Пламя любви», сборник повестей «Серый», «Девичий утёс» (2000 г.), сборник стихов «Рукият» (2007 г.), вышедшие на даргинском языке.
Большую известность ему, как писателю, принесли романы на русском языке: 2-х томный роман «Невесты в черном» и приключенческий роман «Рыжик и Пузик» адресованный детской и юношеской аудитории, а также повесть «Девичий утес».
 Хочется верить, что новый роман «Мой фараон» Магомеда Саидова,  человека удивительной скромности,  всегда ставящего духовное выше материального, внесет свою лепту в сокровищницу дагестанской литературы и обрадует многочисленных читателей.

А. Магомедов,  член союза журналистов России.