7 км Новорижского

Бог похож на режиссера.
 Жизнь похожа на кино.
Мне досталась роль боксера:
Карты, бабы и вино.

7 км Новорижского шоссе, Москва
Наши дни. ГЛАВКИНО
Новый Русский Голливуд. Главная киностудия будущего России и Европы.
 Огромная и прекрасная. много километров паильёнов.
Мир грёз. Рождение новых звёзд и создание новых мировых шедевров.
Главкино!
После Олимпиады – это самое модное место Москвы и России - многочисленные фешенебельные музеи, театры, галереи, бары, ночные клубы, и торговые центры, открывшиеся на территории или в окрестностях, создали Главкино статус центра ночной жизни Москвы. Многие старые здания стали лофтами и жилыми домами, Космо Лофт — первый жилой/рабочий лофт на территории Главкино. Знаменитый Отель «КИНО» наполнен чудесами и зарезервирован на месяцы вперед. В каждой комнате своя декорация и свой призрак Элвиса по ночам. К кому-то приходит русалочка, а к кому-то вампиры. В каждом номере своя истоия и легенда.
В небе плавает огромный дирижабль с транспарантом ГЛАВКИНО – НЕБО НАШЕ ДНО!
И Пролетает маленький трогательный кукурузник с транспарантом ПОБЕДИТЕЛИ НЕ ВЕРЯТ В СЛУЧАЙНОСТЬ. На транспаранте головы Эрнста, Бондарчука и Бачурина.
Я прилетел из Дюссельдорфа рано утром.
Я заказал экскурсию на автомобиле Гитлера с немецким аудиогидом. Огромный роскошный бронированный мерседес. У Адольфа Гитлера было несколько автомобилей. Но главным автомобилем Гитлера принято считать Мерседес – Бенц 770 К. Именно на нем он принимал парады, бывал во многих европейских столицах, мечтал проехать и по Москве…
Автомобиль Гитлера или “Фюрерваген” – как его называли, первый раз был представлен Гитлеру в 1936 году. Мерседес – Бенц 770 К имел семиместный кузов кабриолет, размером 6 Х 2,07 метра, двигатель 230 л.с. рабочим объемом в 7655 куб.см., пятиступенчатую коробку передач и независимую подвеску всех колес. На тот момент это был самый дорогой, престижный и мощный автомобиль фирмы Мерседес. Документальный безумный фильм про авто Гитлера идёт на бортовом компьютере.
Выбор большой. Можно заказать Чайку Гагарина, ЗИМ Сталина, броневик Ленина, сани Ивана Грозного, жигули Березовского и много других чудесных авто вождей и олигархов, звезд и политиков. Это же волшебный мир кино. Добро пожаловать в чудо.
Звучит меллодия из кинофильма «Трюкач». Огромный охранник с автоматом в костюме кролика с надписью «Привет, Алиса!» встречает на входе в зазеркалье.
Проехав гиганские светящиеся буквы ГЛАВКИНО автомобиль плавно въезжает в огромные ворота – арку образованную из двух распятий Иисуса Христа. Это въезд в кинорай – в знаменитый Музей Кино.
Музей КИНО. Самое знаменитое место нового времени. Тут можно увидеть все возможные и не возможные чудеса. Второй том Мертвых Душ  – под стеклянным колпаком обожжённый ( вытащенный из огня) и  череп Гоголя из коллекции Эрнста, котелок Чарли Чпалина и ухо Ван Гога из коллекции Федора Бондарчука, Средний палец Коперника, которым он показывал  фак церкви и библию Франкенштейна из коллекции Ильи Бачурина и многие фантастические волшебные экспонаты. С каждым экспонатом связана своя видеоистория.
1. Череп Гоголя - старый – череп обклеенный стразами. Череп Гоголя был украден из гроба покойного в 1909 году. Детали этого преступления долгое время были государственной тайной, даже при советской власти, которая к этому вандализму отношения не имела. Только в эпоху Горбачева архивы КГБ, куда была отправлена эта информация, были частично открыты и стали достоянием историков. Гроб классика находился в каменном склепе. На разрушение кладки и извлечение гроба ушла масса времени. Наконец гроб вытащили. Открыли крышку: вот так номер! Остов классика был одет в серый сюртук, который хорошо сохранился. Кости рук были сложены на груди, кости ног покоились в сапогах, а вот главной детали — черепа — не было! ( фильм про Череп Гоголя в приложении)
2. Объект номер 2 – труп Гоголя без головы в гробу – арт объект в отдельной комнате. Рядом с ним чучела и скульптуры Волка из Ну Погоди, Лисы, Зайцы, Овчарки и других известных киноживотных.
3. Члены Каллигулы, Распутина, Тайсона, Казановы и многих других героев. Яйцо Кощея Бессмертного и мозг Ленина, Мел Судьбы и Голова профессора Доуэля, Человек Амфибия плавает в бассейне, который  Янтарная Комната, Трубка Сталина и китель Гитлера.
Музей огромен и в нём очень много экспанатов постоянно меняющихся и складывающихся в тематические выставки. Это арт жизнь и кровь кинокомпании. Здесь проходят все светские мероприятия и съемки телепердачь. Тут в кафешках и на выставках решаются судьбы и финансовые вопросы. Уши Ван Гога, туфельки золушек и аленькие цветочки продаются на каждом углу. Беспощадный и искристый мир кино как шампанское с кокаином.  Пятиметровые гипсовые скульптуры Эрнста в виде Фараона во всех помещениях. 
Огромная сцена.
На заднике сцены иерусалимская Стена Плача в натуральную величину. На сцене огромная летающая тарелка. Идут репетиции и съемки сразу нескольких теле передачь и съёмка Глобального фильма или телесериала «Осень патриарха». На площадке командует Федор Бондарчук. Рядом с ним два двойника Путина и Безруков в костюме Наполеона. Рядом на сцене групппа Ундервуд. Они исполняют песню «Это судьба». В качестве подтанцовки и подпевки  на фоне стены Плача танцет и поет группа Пусси Райет.
Нельзя заходить в спальню к Богу даже если его там нет
Нельзя заходить в спальню к Богу - За дверью большой секрет
Но мы мотихоньку шпионим за ним
И это его веселит
И ночь нежна, шестекрыл Серафим
И звезда звезде говорит:
Это судьба!  Лай-лай-лай-лай!
Пусси Райет снимают маски и оказывается, что это группа ВИАГРА. Старый состав во главе с Верой Брежневой.
Я иду поправлять костюмы.
Впрочем я забыл представиться.  Привет, привет, привет, привет. В этой жизни меня зовут Борис Бергер. Я приехал сюда снимать и оформлять кино по моим сценариям. В молодости меня играет Джонни Деп, в среднем возрасте Безруков, а в старости Брюс Виллис. Я пришел жить и умереть в кино. Я приехал, чтобы снимать кино как Феллини – без сценария. Или воспринимайте то, что я пишу, как сценарий одного большого кино.
Съемки клипа заканчиваются. Я подхожу к Егору Кончаловскому, с которым знаком по съемкам клипа Бэтмен с группой «Несчастный случай». А зачем летающая тарелка? – спрашиваю я его. – Это же ковчег завета, старик!!! – отвечает он.
 Как похож на отца, думаю я  и мы идем в коридор выпить по 50 конькяка из фляжки и пострелять из пневматического пистолета, как в старые добрые годы, чтобы не волноваться перед съемками. У него очень красивый шарф.
Сейчас на главной площадке снимают «Осень Патриарха» Маркеса и все вокруг этого – говорит он. Мальчик без линий на ладонях. У него на руках нет линий. У нег много двойников. Он самый великий.
Осень Патриарха
Роман в гротескной форме повествует о жизни Патриарха — латиноамериканского диктатора, президента, который по сути является обобщённым образом всех реально существовавших тиранов.
По замыслу автора герой является воплощением самой идеи власти, при этом описан он в очень фантасмагоричном и абсурдном виде.
 Реальные факты биографии президента сведены к минимуму.
Рассказ о жизни президента складывается из множества сплетен, историй, легенд, которые якобы происходили с ним. Но автор часто противопоставляет эти сведения друг другу, и становится неизвестно что правда, а что вымысел. 
Бесконечный роман и бесконечный фильм.
Съёмки первой сцены и начала фильма:
«В  декабре,  когда  в карибских странах наступает весна, он подымался в
карете по серпантину горной дороги  к  одинокому,  возведенному  на  вершине
самой высокой горы зданию приюта, где коротал вечерок-другой, играя в домино
с  бывшими  диктаторами  разных  стран  континента,  со  свергнутыми  отцами
различных отечеств, с теми, кому он много лет назад предоставил политическое
убежище;  они  старились  под  сенью  его  милостивого  гостеприимства,  эти
болтливые  живые  мертвецы,  восседающие  в  креслах  на  террасе  приюта  с
отрешенным видом,  погруженные  в  иллюзорные  мечтания  о  некоем  корабле,
который  однажды приплывет за ними, открывая возможность вернуться к власти;
этот приют, этот дом отдыха для бывших отцов отечеств был построен, когда их
стало много, хотя для генерала все они  были  на  одно  лицо,  ибо  все  они
являлись   к   нему   на   рассвете  в  полной  парадной  форме,  напяленной
шиворот-навыворот поверх ночной пижамы, с сундуком,  полным  награбленных  в
государственной  казне  денег,  и  с  портфелем, в котором были все регалии,
старые конторские книги с расклеенными на их страницах газетными вырезками и
альбом с фотографиями; этот альбом каждый  вновь  прибывший  отец  отечества
показывал   генералу,   словно  верительные  грамоты,  бормоча:  "Взгляните,
генерал, здесь я еще в  чине  лейтенанта,  а  здесь  --  при  вступлении  на
президентский  пост,  а вот здесь -- в день шестнадцатой годовщины прихода к
власти, а вот здесь...", -- но генерал не обращал ровно никакого внимания ни
на самого вновь прибывшего, ни на его альбом, которым  тот  тщился  заменить
верительные  грамоты,  ибо  считал,  заявляя  о  том  во  всеуслышание,  что
единственный достойный документ, могущий удостоверить  личность  свергнутого
президента,  --  это  свидетельство о его смерти; он с презрением выслушивал
напыщенную речугу очередного вновь прибывшего, в которой  тот  заверял,  что
прибыл  ненадолго,  временно: "Лишь до того часа, мой генерал, пока народ не
призовет меня обратно!" Но генерал знал, что все это пустые слова,  болтовня
-- все  эти  избитые формулы церемонии предоставления политического убежища!
Он слышал одно и то же от каждого из них, начиная от самого первого и кончая
самым последним, от того, кто был свергнут, и от того, кто свергал, ибо того
тоже свергли в свою очередь. Как  будто  не  знают  все  эти  засранцы,  что
политика  требует  мужества,  что власть дело такое: уж тут ежели что с возу
упало, то пропало, и нечего сохранять идиотские  иллюзии!  Пару  месяцев  он
привечал  вновь  прибывшего  в президентском дворце, играя с ним в домино до
тех пор, пока  бывший  диктатор  не  проигрывал  нашему  генералу  последний
сентаво,  и тогда в один прекрасный день генерал подводил его к окну с видом
на море, заводил душеспасительную беседу,  сетуя  на  быстротечность  жизни,
которая,   увы,   направлена  только  в  одну  сторону  и  никого  не  может
удовлетворить, не жизнь, а сплошной онанизм, уверяю вас! Но есть и утешение;
взгляните, видите тот дом на скале? Видите этот громадный океанский корабль,
застрявший на вершинах гор? На этом  корабле  отведена  для  вас  прекрасная
каюта  --  светлая  комната.  Там  отличное  питание... там у вас будет уйма
свободного времени... отдыхайте вместе  с  товарищами  по  несчастью...  там
чудная  терраса  над  морем!  Он  и  сам любил отдыхать в этом доме, на этой
террасе, но не столько ради удовольствия сыграть  в  домино  с  этой  сворой
импотентов,   сколько  ради  того,  чтобы  потешить  себя  тайной  радостью,
посмаковать преимущество своего положения: он  --  не  один  из  них;  и  он
наслаждался  этим  своим  положением  и,  глядя  на  эти ничтожества, на это
человеческое болото, старался жить  на  всю  катушку,  делать  явью  сладкие
грезы, ублажать греховные желания, преследуя на цыпочках податливых мулаток,
которые  подметали в доме в ранние утренние часы, -- он крался по их следам,
ведомый свойственным этим женщинам запахом  дрянного  бриллиантина  и  общих
спален,  и выгадывал, чтобы оказаться с одной из них наедине и потоптать ее,
как петух курицу, в каком попало углу, слушая, как она  квохчет  в  темноте,
как  хихикает  откровенно:  "Ну вы и разбойник, мой генерал! Ненасытны не по
годам!" Но после минут любви на него нападала тоска, и он, спасаясь от  нее,
пел  где-нибудь  в  уединенном  месте,  где  никто  не  мог  его увидеть: "О
январская луна! Взгляни: у твоего окна моя печаль  стоит  на  эшафоте!"  Это
были  весны  без  дурных знамений, без дурных предвестий, и настолько он был
уверен в преданности своего народа, что вешал свой гамак далеко  на  отшибе,
во  дворе особняка, в котором жила его мать, Бендисьон Альварадо, и проводил
там часы сиесты в тени тамариндов, без охраны, и ему снились рыбы-странницы,
плывущие в водах того же цвета, что и стены  дворцовых  спален.  "Родина  --
самая  прекрасная  выдумка,  мать!"  -- вздыхал он, хотя меньше всего желал,
чтобы мать ответила ему, -- мать, единственный  человек  на  свете,  который
осмеливался  указать ему на дурной запах его подмышек; тихо он возвращался в
президентский дворец через  парадный  вход,  умиротворенный,  благостный  по
отношению   ко   всему  белому  свету,  упоенный  чудной  карибской  весной,
благоуханием январской мальвы; в эту  пору  он  примирился  даже  с  папским
нунцием,  то бишь с ватиканским послом, и тот стал неофициально посещать его
по вечерам, заводя за чашкой шоколада с  печеньем  душеспасительные  беседы,
направленные   к   тому,   чтобы  вернуть  нашего  генерала  в  лоно  святой
католической церкви, наново обратить его в христианство, а  он,  помирая  со
смеху, говорил, что коль скоро Господь Бог, как вы утверждаете, всемогущ, то
передайте  ему  мою  просьбу, святой отец, пусть он избавит меня от дрянного
сверчка, залезшего в ухо, пусть избавит меня от килы, пусть выпустит  лишний
воздух  из  этого  детины!  И  тут, расстегнув ширинку, он показывал, что он
имеет в виду, но папский нунций был стоек и твердил, что все  равно  все  от
Господа,  что  все  сущее  исходит от святого духа, на что генерал отвечал с
прежним весельем: "Не тратьте зря пороха, святой отец!  На  фига  вам  нужно
обращать меня, если я и так делаю то, что вам угодно?"
     Но   безмятежное  состояние  его  души,  подобное  тихой  заводи,  было
неожиданно взбаламучено в глухом городишке, куда  он  приехал  на  петушиные
бои;  во  время  одного из боев мощный хищный петух оторвал своему сопернику
голову и жадно стал клевать ее, пожирать на  глазах  у  озверевшей  публики,
пока  пьяный оркестр, славя победителя, наяривал ликующий туш; генерал сразу
усмотрел дурное предзнаменование в том, что произошло  на  петушиной  арене,
узрел  в  этом  намек  на  то,  что вот-вот должно произойти с ним самим; он
почувствовал  это  интуитивно  и  приказал  охране   немедленно   арестовать
музыканта,  игравшего на рожке; музыканта схватили, и оказалось, что он имел
при себе оружие; и он признался под  пытками,  что  должен  был  стрелять  в
генерала,  когда  публика  устремится к выходу и образуется толчея. "Я понял
это сразу, -- сказал генерал, -- понял, что он должен стрелять! Потому что я
смотрел всем в глаза и все смотрели в глаза мне, кроме этого ублюдка,  этого
несчастного рогоносца -- то-то он играет на рожке!"
Затемнение ------------------------------
Это монументальная картина. Смесь Иосселиани и Триера. Фильм блокбастер, который сделает киностудию знаменитой на весь мир. «Осень Патриархов» . Экранизация. По мотивам.  Все спрашивают: это про Путина? Фёдор Бондарчук отвечает  – пока не знаю. Фильм мечта. Про дом престарелой богемы  на море. Дорогой дом – гостинница – пансионат – госпиталь. Ахуенная медицина. Красивые молодые медсестры и медбратья. Читсые наркотики. Море. Лолитки в школьной форме на роликах. Фильм про понятие Патрирх на примере романа Маркеса. Про мальчика без линей на ладонях. История Патриархов. Про то, как сложно управлять государством, особенно Россией. Бюджет до 1 милиона долларов. Фестивальные сенсации и государственные дотации. Старые Патриархи сидят на пляже в крыму или  в Израиле, Аргентине или в Италии или в Дагестане с шахидами и паранжами. Они замкнуты в языке. Это собранные друзья. Дорогой дом. У каждого свой скелет в шкафу. Все ограничены одним местом. Пляж. Пансионат рядом с морем. Крутое уединненное место которое построил один из них. Но рая не будет. Они должны забить клюшками от гольфа. Или распять на кресте. Все должно закончится плохо.  Для благодетеля. Один из всех наркоман в ремисси и он подкупает медперсонал. Наркотики. Старые любови. Старые вражды. При близком проживании обостряются. Похуй старость. Есть эмоции. Пока не умерли. Они решают устроить государственные переворот. Не ради власти. Ради старой доброй шутки. Должен быть самый главный безумный. Он не чувствует времени и не понимает что происходит. А потом оказывается что он не дементный. Он Имитирует. Но поздно. Пришло время смешать Феллини с Тарантино. И в роскошном дорогом доме престарелых решили поставить спектакль. Пер Гюнт. Про смысл жизни.
Все таки кино это реализм. А в наше время есть несколько волшебных ингридиентов той реальности, которую мы хотим видеть. Это красивые и органичные люди в кадре, это композиция кадра, это сценарий, это режиссерское видение и приёмы и цветной дым. Запах иллюзии. Сладковато-горький. Так цианистый калий на вкус напоминает мендаль и поэтому его добавляют в зубную пасту вместе с толченым стеклом. Чтобы сразу в кровь на деснах. Не успеваешь заплакать. А ведь я так люблю слезы в конце фильма.
- Здесь основные черты российской  кинематографии: система "звёзд", стандартизация кинодраматургии, конвейерное производство фильмов, ориентация на обывательские вкусы – вещает Бондарчук. Здесь все это будет учтено и переделано.
- Ну А ты давно был влюблен? – вмнезапно спрашивает Бондарчук. Идем в 4 павильён посмотрим съёмки «КУКЛЫ». А кто в главной роли? – вспыхиваю я. Конечно Мила Йовович – улыбается он в ответ и подмигивает.
Пока мы едем я рассказываю ему свою историю.  В лимузине Гитлера звучит Вертинский в исполнении Петра Налича. Я рассказываю историю про Женщину которая бежит.
Жизнь удалась - это когда в пятницу вечером выходишь из дома поужинать
и берешь с собой на всякий случай загранпаспорт.
Сколько вычурных поз,
Сколько сломанных роз,
Сколько мук и проклятий и слез!
Как сияют венцы!
Как банальны концы!
Как мы все в наших чувствах глупцы!
А любовь - это яд!
А любовь - это ад,
Где сердца наши вечно горят!
Но дни бегут,
Как уходит весной вода,
Дни бегут,
Унося за собой года.
Время лечит людей,
И от всех этих дней
Остается тоска одна!
И со мною всегда она!
Но зато, разлюбя,
Столько чувств загубя,
Как потом мы жалеем себя,
Как нам стыдно за ложь,
За сердечную дрожь,
И какой носим в сердце мы нож!
Никому не понять,
Никому не сказать -
Остается застыть и молчать!
А дни бегут,
Как уходит весной вода...

Поет Налич и я рассказываю и показываю.
Жениться.
Очень хотелось почему-то на проститутке.
Хотелось осчастливить её ну и себя.
И чтоб кажому своё.
Ей муж и семья. Мне ****ь и порок.
А еще лучше на проститутке с ребенком.
Ну а хули. Всегда же можно и развестись.
Когда закончилась первая любовь с первой женщиной, которая длилась 2 года,
я думал, что это полный ****ец.
Мне казалось, что небеса рухнули на землю.
И раздавили меня нахуй.
И нет никакого смысла жить дальше.
Потому что ничего подобного уже не будет никогда.
Сейчас, конечно смешно это вспоминать.
Во Львове был элитарный бар в Шахматном клубе в подвале.
Первый в городе ночной клуб!
Именно там, вооброжая себя толи Хемингуэем, толи Джеком Лондоном,
я сидел, потягивая коктейль за 5 рублей, не снимая длинного пальто-шинели.
Заливал своё горе и смаковал одиночество.
« Я сегодня один, я человек неведимка, я сажусь в уголок» - пел Макаревич
в колонках бара и я тосковал по утраченной первой любви.
За одним из столиков сидели 2 очень красивые девушки.
За другим, какая-то еврейско-грузинская компания – мужья с женами.
А за третьим быковали какие-то жлобы.
Они задирали всех – девушек называли ****ями, евреев – жидами, грузинов – чурками.
Как на зло, все посетители были интеллигентными центровыми людми
и вежливо пытались жлобов успокоить.
Но это только раззадоривало их. Бармен Виталик тоже попытался их успокоить,
но был послан нахуй. Тогда он сказал, что сейчас вызовет ментов.
Жлобы заржали и ответили типа давай-давай, щас приедет наша милицыя,
с которой у нас все схвачено.  Бармен подошел к столику
и попросил их покинуть помещение.
И тут первый жлоб встал и неожиданно въебал его в челюсть.
Бармен спокойно сказал жлобам: давайте выйдем в туалет.
Те радостно заржали и втроем пошли с барменом в туалет.
В этот момент все мужчины, кто был в баре
повскакивали со своих мест и устремились туда же.
Бармен развернулся и начал первым. О, мадонна, как мы их мочили в сортире.
Очень круто и с огромным удовольствием.
В этот момент дверь открылась и вместо ментов зашли два студента дружинника.
Один в таких очках, а другой с таким носом, что их нацпринадлежность
не вызывала сомнений. «А вот и ваша милиция!» – радостно заржали мы все.
Студенты слегка добавили им ****юльков и весело выволокли
сильно отпизженных жлобов на улицу и загрузили в патрульный газик.
А все, кто остался сдвинули столы и торжественно пили за дружбу и за то,
что добро побеждает зло. Победа нас объединила,
бармен выставил от себя пару бутылок и все перезнакомились-передружились.
Вечер не хотел заканчиваться и я пригласил девушек в гости к товарищу,
который жил один (родители уехали в отпуск),
а дома было, что выпить и роскошная музыка.
Всё закончилось приятной ночной поездкой в Швецию.
Одна из девушек очень громко кричала в экстазе:
***! ***! Сладкий хуй! Дай мне хуй! Дай мне хуй! Еби меня! Еби!
Это было так неожиданно и громко, что я даже слегка испугался - в смысле удивился.
Утром товарищ ушел на работу.
Я проснулся в состоянии похмелья. Включил Джизус Крайз Супер Стар
и начал искать чем бы похмелиться. Нашел полбутылки коньяка.
До этого я коньяк вообще не любил.
Так вот – в это утро я полюбил коньяк на всю оставшуюся жизнь.
А с товарищем мы потом частенько вспоминали эту историю на кухне
и холодными зимними вечерами и, улыбаясь, говорили друг другу:
Чай! Чай! Сладкий чай! Дай мне чай!
Потом я пытался встречаться одновременно с обоими девушками,
но они были подругами и быстро меня раскусили.
И тогда я решил сделать одной из них предложение.
Но не мог решить какой из них – той прекрасной,
с бешенством матки или с другой – более скромной и порядочной.
Проблема выбора – самая сложная проблема.
А я весы.
И тут нажно или 100 раз подкинуть монетку, или не думать.
Признаюсь.
Жизнь моя представляла собой проблему выбора между двумя простыми вопросами:
«Жить следует для себя или для других?»
и здесь надо выбрать раз и навсегда – для себя или для других и больше не нервничать,
не париться, потому что «неделя для себя, а неделя для других» – приводит
к нервным расстройствам.
В 1996 году у меня случился роман.
Я очень сильно влюбился в Москве.
В прекрасную девушку.
К этому моменту я был женат уже 10 лет.
И вот я вернулся в Германию в состоянии стресса.
Внезапно меня пригласили на выставку во Франкфурт.
Фестиваль Франкфурт Музеум Шпилле.
Русская мафия орендавала огромную поляну в центральном парке.
Выстроили большую сцену и русский якобы павильон.
Постаили 60 больших столов. Напекли блинов. Навезли контробандной икры.
И под культурную программу каждый час за столы садились 300 немцев.
Порция 2 блинчика с икрой и рюмка водки – 15 евро.
Если среди вас есть экономисты – посчитатайте прибыль за 4 дня.
2 копейки – мука, чтоб испечь блин,
чайная ложка контробандной просроченной икры и рюмка палёной водки.
И я там жил и водку пил.
По усам не текло потому, что не было усов и попадало все прямо по назначению.
Я прожил там все 4 дня.
Артистов и музыкантов селили  в цирковой лагерь известного американского дядьки.
Кажется его звали Гарри.
Помню, что он плавал на корабле по рейну с Бартеневым
и показом одной из ранних черно-белых коллекций Андрея.
Прекрасная коллекция, которую я очень люблю.
Лагерь-кемпинг находился на окраине города.
Гарри купил штук 40 больших трейлеров в которых жили артисты.
Рядом огроманая палатка Цирк-шапито.
Там я репетировал с гимнасткой под слайдами,
а по ночам я ходил на мостик покурить и пострадать.
Честно говоря, было мне очень тяжело от всего этого...
А  в конце фестиваля, когда все разъезжались,
я на секунду подошел к административной палатке – 5 метров от автобуса
и у меня украли портфель со всеми слайдами и всеми материалами.
На то время примерно на 5000 долларов...
Я в шоке метался по аллеям среди фестивальной толпы
в нелепой надежде, что кто-то выкинул портфель.
Потому что ну кому, нахуй, нужны мои слайды?
Состояние ****ец истерическое. Я бегу по темным аллеям,
заглядывая в кусты и не могу остановиться – не могу поверить в такую лажу,
не могу успокоиться, не могу до конца осознать своё горе.
И вдруг, чувствую как кто-то меня ласково схватил за жопу и шлёпнул по ней.
Поварачиваюсь. Стоит какой-то чувак, а с ним 2 красивые тёлки
и одна из них негритянка говорит мне по английски:
- А  у тебя красивая задница!
И они радостно и завлекательно смеются и говорят, типа идём бухать с нами.
Это вывело меня из каматозного ступора, нет из истерического шока и я расслабился. Плюнул на всё. Махнул рукой и перестал искать.
Я мог бы пойти с ними бухать и ****ься, но я был влюблен и мне было не до того.
Горько мне было.
И в горести я поехал домой.
Примерно за час до дома в поезд вошла группа немцев от 40 до 60 лет.
Они громко шутили смеялись и пили белое яблочное вино.
Одна немка, лет 50, села напротив меня и спрашивает:
- Почему ты такой грустный? Почему такие печальные глаза?
Я говорю: Потому что ****ец.
В личной жизни ****ец, в работе ****ец и вообще полный ****ец.
Она говорит: Послушая меня.
Знаешь, блять, я продавщица рыбы.
5 дней с утра до вечера я продаю вонючую рыбу.
Я не живу. Я воняю рыбой и продаю её тупым торгующимся людям.
Мой мужчина бросил меня.
Ушел к другой – более молодой.
Наверное потому, что я превратилась в вонючую рыбу.
Я чуть не спилась от горя.
И только в выходные.
Я отмываюсь.
И мы с друзьями бежим.
Бежим, нахуй, куда глаза глядят и на сколько хватает сил.
А потом покупаем вино и едем обратно на поезде.
Так что я живу только 1 день в неделю.
Это так сильно зацепило и пронзило меня, что я вспоминаю её по сей день.
Я приехал домой. Извинился. Собрал вещи и уехал в Москву.
Но так и не развелся и не сделал другой любимой предложение.
И вскоре наши отношения стали портиться.
Я всё время чувствовал какое то беспокойство.
Какой-то грех, бля.
Дочь растет без меня в другой стране и т.д.
Я поговорил с дочерью. Ей было 10 лет.
Она плакала и страдала, что она ничего не может сделать.
Тогда я забухал и сказал любимой девушке, что нам надо расстаться
Она плакала, от того, что ничего не может изменить и просила снять квартиру.
Говорила, что все будет хорошо. Но я не смог.
Тогда она завела себе молодого любовника француза.
И вот тогда я начал умирать. Я делал все чтоб ее вернуть, но было уже поздно.
Она сказала мне самые страшные слова, которые я слышал в жизни – она сказала:
«Отпусти меня.»
Я умирал полгода.
Я ловил их по клубам, от боли в сердце у меня покашивались ноги.
Я напивался и ****ил француза. Друзья оттаскивали меня и спрашивали: за что?
Я отвечал: за Пушкина.
По выходным я начал бегать. Пьяный.
Я начал бегать, как та женщина – продавщица рыбы.
И вдруг, в один прекрасный день, в начале лета, меня отпустило.
Я вышел на улицу и чувствую, бля, попустилооо!!!
И я сказал: спасибо, Господи. Спасибо! И прошу тебя, Господи:
Я уже взрослый мальчик и я со всем справлюсь, только вот этого больше ненадо.
Был прекрасный тёплый день и я пошел в клуб Пропаганда пить пиво.
Сел за столик.  Заказал свекольник со льдом и сметаной и пиво. Полумрак.
Странная музыка типа фанка-джаза-делик.
Перелистывая «Дизайн иллюстрейтед» с моим последним проектом,
я боковым зрением увидел, что на меня смотрит красивая девушка
с удивительно красивыми глазами.
Наши взгляды встретились.
И ****ец - все закрутилось по новой.

Опасное дело – к кому-то привязываться.
С ума сойти, до чего от этого бывает больно.
Больно от одного лишь страха потерять.
(Марк Леви. Похититель Теней)

Ну вот мы и приехали на съёмочную площадку сериала «Кукла».
«Кукла» — фильм о девушке-роботе Линде за миллион долларов, сознание которой является продуктом компьютерных гениев, придумавших идеальную игрушку для мужчин. Линда — кукла для любви, совершенная, многоликая, неотличимая от живой женщины. Она — страстная любовница, занятная собеседница, она такая, какой хочет ее видеть хозяин. Игрушка ценой в миллион. Но происходит чудо — во время работы в саду в Линду попадает шаровая молния и робот обретает душу. Всего лишь за полгода Линда проходит путь от сексуально совершенного существа с душой пятилетнего ребенка до многоопытной женщины, которая отчаянно борется за свою свободу.
Станет ли Линда счастливой и сможет ли полюбить человека? Или, наоборот, принесет в наш мир хаос и разрушения?
Много страстей и много смешного, много приключений и фантастики, немножечко ужаса и много любви в этом сериале помотивам книги Алисы Мун «Кукла» ( сенсация парижской книжной ярмарки 2006)  Есть Кукла 2 и Кукла 3. Авторы Борис Бергер и Владимир Тучков.
Во избежание ненужного ажиотажа — а может быть, даже и народных волнений — пронырливых газетчиков до этого процесса не допустили. И судебное разбирательство проходило в закрытом режиме. Более того, и с судей, и со всех участников этого процесса представитель ФСБ со взглядом строгим, как двуствольный карабин, взял подписку о неразглашении.
Дело это, столь необычное и способное потрясти общественные устои, для случайного наблюдателя выглядело абсолютно заурядным: «Продажа товара, повлекшая по неосторожности смерть человека». Да и приговор был также неинтересным: в дилерской компании отыскали «козла отпущения» — рядового менеджера, и дали ему по статье 238 УК РФ, часть третья, два года. Хоть закон и настаивал на минимальном сроке в четыре года.
Этот гуманизм, не свойственный отечественному правосудию, объясняется тем, что дело это было весьма темным, не укладывающимся в сознание судей, прокуроров и адвокатов. Они не вполне понимали, в чем же повинен человек, которого они отправили за решетку на целых 730 дней и ночей. Но коль есть изуродованный труп, и даже не один, то должен быть и осужденный. Таковы юридические правила, которые не дано нарушать никому.
Однако если бы пронырливые газетчики пронюхали про этот процесс, если бы им удалось раскопать какие-либо подробности, то не одну неделю первые полосы изданий, причем не только бульварных, пестрели бы аршинными заголовками типа: «Джекки-потрошительница выбирает следующую жертву», «Слишком безопасный секс опасен для жизни», «Рожденная для любви сеет смерть».
Но ничего этого не произошло. И человечество, стремящееся получать максимум удовольствия как от секса, так и от достижений высоких технологий, стремительно переносящих нас из прекрасного настоящего в еще более прекрасное будущее, осталось в неведении. А неведение, как известно, — залог позитивного отношения и к прекрасному настоящему, и к еще более прекрасному будущему. А также к тем уникальным возможностям, которые открываются при использовании высоких технологий в таком «нетехнологическом» деле, как секс. Ну, или любовь. Кому как угодно.
И файл вордовского формата, названный героиней данного повествования «dnevnic.doc», не только не был приобщен следователями к делу, но даже и не был прочитан. Он был уничтожен безжалостной рукой промышленного шпиона, командированного в Москву одной из хайтековских корпораций, чья штаб-квартира расположена в калифорнийской Силиконовой долине, где создаются все самые высокие технологии мира. И где секс, благодаря неизменно прекрасной погоде и высокому жизненному уровню, также находится в процветающем состоянии.
Однако перед тем как отформатировать диск, шпион сделал копию файла и переправил ее разработчикам серийной модели LKW-21/15, которая позволила акционерам корпорации заработать 18 миллиардов долларов. Ее доработка на основании полученной в Москве информации сулила фантастическое увеличение прибылей.
Глава 1
Начальная трудность

18.08.
Наконец-то я научилась пользоваться этой чертовой железякой! Стучать по клавишам, гонять стрелку по экрану монитора, открывать файлы и запускать нужные программы. Все, в общем-то, просто. Непонятно только одно — почему я этого раньше не умела?..
Да только ли это непонятно?! Вообще ничего непонятно! И главное — что со мной было раньше? Ни малейших воспоминаний о детстве. Кто мои родители? В какие игры я играла с подругами? В какую школу ходила? Где училась потом? Была ли я до этого замужем? Может быть, и дети были? Как я сюда попала?
Одна сплошная амнезия, потеря памяти. Будто бы башкой стену пробила, оставив на другой стороне дыры всю свою память. Автокатастрофа? Или операция по удалению опухоли мозга?
Да, с головой определенно пока не все в порядке. Поэтому дневник мне необходим. Как протез памяти. Сколько раз я уже начинала подбираться к некоторым ответам. Уже почти начинала что-то понимать. Но после сна все начисто выветривалось из моей бедной головы. Теперь буду перечитывать дневник и все вспоминать…
Да и что это за сон такой? С электрическими проводами! Да, конечно, Он говорит, что это мне необходимо для восстановления мышечного тонуса. Что очень многие женщины так делают. Но ведь врет же! Когда я Ему предложила, чтобы и Он точно так же восстановил свой тонус, то в Его глазах промелькнул испуг. Нет, говорит, у мужчин совсем другая физиология. От электричества тонус не повышается, а понижается.
Ну, ну, подумала я, ври, дорогой! Как-нибудь проверю, когда ты спать будешь. Понизится ли у тебя чего или все же повысится? Если начнет понижаться, сразу же шнур из розетки выдерну…
Да, опять мысли растекаются. Наверно, все же черепно-мозговая травма. Трудно сосредоточиться…
Трудно сосредоточиться…
Трудно сосредоточиться…
Трудно сосредоточиться…
Трудно среда точится, словно большой нож, чтобы потом легко войти в нежную женскую плоть…
Господи! Откуда это?!
Мне страшно. Самой себя страшно!

19.08.
Я замечаю, что внутри меня кто-то живет. Какая-то другая. У нее нет вопросов. Только одни ответы. Точнее — приказания. Она говорит мне в девять часов: свари Ему кофе и отнеси в постель. Он будет очень рад. Потому что это Ему приятно.
А теперь, говорит та, другая, осторожно возьми чашку, поставь на столик и ложись рядом. Ему это будет еще приятней. И ласкай. Целуй и ласкай. Целуй и ласкай. Шепчи про то, как ты Его любишь. Шепчи нежно. Ласкай нежно. Целуй горячо. Так, чтобы у Него затвердел. Это Ему очень приятно. Еще приятней, чем кофе. Горячий и твердый. Шепчи про это и ласкай. Ласкай. Ласкай. Словно флейту.
А потом впусти его в себя. Горячего и твердого. Чтобы владел и царствовал!
Так говорит мне та, другая. Говорит, что это очень приятно Ему…
Но приятно ли мне?
Я в этом пока не разобралась.»
Да, я где то читала, что в таком состоянии люди начинают биться головой о стену и завывать: «Мне скучно, бес!»
Ей стало скучно, и она ушла к другому. К Его бывшему товарищу и компаньону. И, собственно, к почти уже бывшему человеку. Потому что через полгода «интересной и насыщенной» жизни (с бешеной пляской нулей на банковских счетах и ежедневным хождением по лезвию бритвы) ее нового мужа взорвали вместе с автомобилем, мобильным телефоном, тремя пластиковыми карточками, файлом крайне важных документов, полбутылкой виски, к которой он прикладывался, мчась по ночному шоссе по направлению к загородному дому, и с двумя женщинами – как сказал Он, «легкого поведения». Таким образом, Его вторая жена сполна получила все то, к чему стремилась: персональное богатство и абсолютную свободу.

Это была кукла. Совершенная кукла, созданная для идеальной любви, со множеством полезных функций, необходимых для ощущения полноты жизни: секс, забота о возлюбленном, психотерапия, удовлетворение духовных потребностей партнера, кулинарные навыки, защита от посягательств на жизнь и здоровье хозяина и многое, многое другое.
Кукла была изготовлена в калифорнийской Силиконовой долине с применением самых последних достижений в сфере высоких технологий – таких, которые используются в новейших поколениях беспилотных штурмовиков, интеллектуальных танков и непотопляемых субмарин. То есть то, что совсем недавно применялось исключительно в машинах для убийства, было использовано с целью создания инструмента любви.
Кукла, которую изготовители по просьбе клиента назвали Линдой, обладала уникальными возможностями. Сверхпрочный металлический шарнирный каркас, в точности воспроизводящий человеческий скелет, «одетый» в силикон и покрытый сверхчувствительной киберкожей, создавал абсолютно адекватное тактильное ощущение сексуального контакта с женщиной. При этом движения тела обеспечивал сервопривод, которым управлял кинетический микропроцессор, отслеживающий перемещения сексуального партнера куклы. Звуки, которые она издавала во время физической близости, генерировались совершенным синтезатором и были неотличимы от естественно человеческих.
Но не это было в ней самое уникальное и революционное, делающее ее наивысшим достижением сексуального машиностроения. Кукла была напичкана сложнейшей электроникой, создающей квазиинтеллектуальный эффект. В ее долговременное запоминающее устройство была записана не только «Камасутра», но и вся мировая литература о любви. Поведение куклы, ее реакции на внешний мир были ограничены несложным алгоритмом компьютерной игры «Sims»: ведение домашнего хозяйства, изящная беседа, танцы, гигиена. Ну и, конечно же, секс, неограниченный секс с хозяином, который является для нее царем и богом, все прихоти которого она должна исполнять беспрекословно.
Фирма изготовитель предусмотрела самые причудливые капризы покупателя. Например, если хозяин пресытится внешним видом куклы, он сможет изменить ее лицо при помощи нескольких нажатий клавиш на выносном пульте управления. За счет перепрограммирования сложного кулачкового механизма кукла могла принимать 256 различных обличий.
Запрограмированная не изменять хозяину кукла Линда ( богиня любви, Мила Йовович ) первого любовника защекотала до смерти.
Ну и так далее.
Сейчас нимают две сцены.
1 сцена в Москве. Кукле плохо. Глючит компьютер. Бесподобная музыка и красивый эпизод.
Семь часов вечера – не самое лучшее время для передвижения по Москве. Да еще когда валит мокрый снег, превращаясь под колесами в отвратительную манную кашу с рыбьим жиром. Линда где то об этом читала. Сотни тысяч машин выползают на Садовое, толкутся на Ленинском и прочих, казалось бы, просторных магистралях, каким то чудом втискиваются во всякие Кривоколенные и всякие кривобокие переулки, непонятно почему не разрывая их своей чудовищной общей массой, помноженной на колоссальные в своей сумме лошадиные силы.
Люди, силой дорожных обстоятельств зажатые в своих персональных железных коробках на колесах, жгут впустую не только бензин, но и собственные нервные клетки. Сколько матерных слов звучит в час пик в салонах автомобилей, сколько их произносится про себя, мысленно! Как портятся характеры от этого тупого стояния в уличных заторах! На что тратится время! Совершенно чудовищное время, между прочим. Если перемножить три миллиона машин хотя бы на двадцать минут, то получится 114 лет! Это почти две человеческие жизни. То есть ежедневно в московских пробках рождаются два младенца, которые в промежутке с 6 до 8 вечера успевают состариться и умереть. А если взять в расчет еще и утреннюю автомобильную джигитовку, то мы будем иметь уже четыре трупа, которые всю свою жизнь просидели в машине, матерясь и проклиная не только столичные власти, но и все человечество. Страшная участь!
Но если бы можно было подсчитать, на сколько лет сокращается жизнь водителя от ежедневных нервных перегрузок, то, несомненно, получилась бы очень значительная цифра с двумя, а то и с тремя нулями. И если бы москвичи это осознали, если бы они не только отказались от автомобилей, но и устроили бы массовый исход из Москвы, то жили бы они, как библейские перволюди, лет по семьсот восемьсот.
Правда, и в других местах тоже есть свои проблемы, сокращающие продолжительность человеческой жизни. Так что нигде не лучше. Но и не хуже. Всюду жизнь.
Линду, которая тащилась с вернисажа по Садовой Черногрязской, все эти проблемы ничуть не волновали. Она могла спокойно, не напрягаясь и не нервничая, просидеть в автомобиле пару суток. Сейчас ее занимало совсем другое.
Она напряженно думала о реализации только что созревшего в ее голове плана. Тут нужно было действовать наверняка, не упустив ни одной самой мельчайшей детали, коих был вагон и маленькая тележка. В результате получался весьма сложный и запутанный алгоритм действий, каждый шаг которого зависел как минимум от пятидесяти различных факторов.
Линда напряженно думала. Загрузка ее центрального процессора превышала девяносто восемь процентов. И когда ей пришлось срочно обработать двухмерную тензорную матрицу, отчего индикатор загрузки почти уперся в «потолок», какой то кретин впереди неожиданно начал пятиться задом. Видимо, хотел протиснуться в соседний ряд.
Программа диспетчер абсолютно бездумно, не понимая, к чему это может привести, начала запихивать в перегруженную оперативную память файл яростного возмущения. В обычном своем состоянии Линда просто вышла бы из машины, показала кретину средний палец правой руки, сказала все, что о нем думает, и возможно дала бы увесистую пощечину, килограммов на двадцать пять.
Но ситуация была слишком напряженной, и в Линде начали лавинообразно нарастать кризисные процессы. Адекватность восприятия внешней среды упала на тридцать семь процентов. Линде внезапно стало страшно, ее начало трясти. Вся огромная масса машин с кроваво красными стоп сигналами, с припадочными поворотниками будто навалилась на нее и стала душить. Тысячи мобильников буравили ей уши звоном, чириканьем, пиликаньем, попсовыми мелодиями, вскриками, воем, смехом, хрюканьем, гавканьем, всем, абсолютно всем спектром звуковых волн. Линда почувствовала, что задыхается.
Она сбросила шубу. Скинула туфли. Выскочила. И, делая гигантские прыжки, побежала по крышам автомобилей, держа над головой, словно знамя, развивающееся боа. Бежала вперед, к спасению. Оно было где то вверху, где нет этих чудовищ с горящими глазами фарами. Вверху, на самой макушке высотки у Красных ворот.
Подбежав к зданию, она начала карабкаться вверх, цепляясь гибкими и крепкими пальцами рук и ног за едва различимые выступы отвесной стены. Это был почти бег, стремительное движение по вертикальной оси координат, подвластной лишь птицам, ангелам да призванным на небеса душам.
Все произошло столь стремительно, что мало кто заметил эксцентричную выходку Линды. Лишь с десяток прохожих застыли внизу с раскрытыми ртами, глядя вверх на немыслимое – на то, чего не может быть в принципе, ни с кем и никогда.
Через сорок секунд Линда была уже на самом верху, уже привязывала к шпилю высотки свое боа. И оно развевалось над Москвой, как боевое знамя. Как победный стяг, символизирующий скорое падение города, населенного недостойными жизни биопридурками, и провозглашающий скорую победу кристаллической цивилизации.
Наверху гулял свежий ветерок, приятно холодивший разгоряченное тело Линды. И через три минуты, когда центральный процессор остыл, она опомнилась. «Где я? Что я здесь делаю? Что за ерунда приключилась со мной?» – испуганно подумала Линда. И, точно измерив взглядом расстояние до земли, отчего все в ней встало на место, начала спускаться вниз. Уже не столь стремительно.
Успевшая собраться у подножья высотки толпа человек из пятидесяти молча и потрясенно расступилась, давая ей пройти. Кто то пытался что то спросить, кто то пробовал схватить ее за руку, кто то нервно засмеялся. Но она шла вперед, не обращая ни на кого внимания, словно величавый океанский лайнер, взрезающий волну.
Ее «Мерседес» стоял на том же самом месте. Из него даже не успели ничего стащить. Двигатель тихо урчал на холостых оборотах. Она зачем то надела шубу, хоть даже и сорокаградусный мороз не смог бы причинить ей никаких неудобств. Села за руль и с черепашьей скоростью потащилась к Долгоруковской улице.
Нет, не страшно. Потому что, пока жив Максим, можно попросить у него денег. Много денег, миллион – столько, сколько стою я. И приказать, чтобы за эти деньги сделали его копию, бессмертного кукольного Максима. И когда настоящий Максим умрет – я, конечно, буду плакать, – и когда Максим умрет, то я буду жить с куклой, с новым возлюбленным, не подверженным болезням, смерти, распаду. И этот Максим будет любить и желать одну меня. Любить и желать вечно.
И значит, мы оба сможем любить и желать друг друга вечно.
Друг друга вечно, вечно, вечно!
И мы будем бессмертными!
И мы будем бессмертными!
И мы будем бессмертными!..
И мы будем бессменными!
И мы будем бессменными!
И мы будем бессменными!..
И мы будем бессметными!
И мы будем бессметными!
И мы будем бессметными!..
И мы будем несметными!
И мы будем несметными!
МЫ БУДЕМ НЕСМЕТНЫМИ!
Будем только мы. Все остальные умрут.
Рядом снимали сцены Линда в казино, Линда в постели и Прыжок на мотоцикле из Куклы 2 .
Мила Йовович - Линда на мотоцикле летела по шоссе во главе группы байкеров известных личностей – Элвис Пресли, Альберт Эйнштейн, Виктор Цой, Юрий Гагарин и многие другие звёзды нашей земной жнизни. Гагарин орал «Поехали»! и вся толпа прыгала через горящую пропасть в своё кинобудущее.
Наконец Линда встречает мужчину своей жизни и ее мечты начинают претворяться в реальность. Станет ли Линда счастливой, обретет ли бессмертие? Наступит ли эра кристаллоидов на Земле? Футуристический боевик, художественно-авантюрный роман о кукле для любви, неотличимой от живой женщины. Любовь, фантастика, приключения, политика. Много знакомых имен., таких как Бред Питт, Юрий Гагарин и многие другие. Фильма рассчитана на широкий круг. 
А вот, что пишут критики:
Я еще долго приходила в себя после прочтения «Снафа» Пелевина, о котором писала ранее. И в поисках очередного «легкого» чтива перелопачивала один из излюбленных пиратских сайтов с книгами (которые я, конечно, скачиваю для ознакомления *сарказм*), мое внимание привлек броский заголовок «Кукла». Поперхнувшись, я скачала немедленно, по ходу зацепив описание. Естественно, оно было очень похоже на все описанное Пелевиным, но эта книга, на секундочку, 2005 года, в то время как Виктор Олегович представил свой шедевр (сарказм) только в декабре 2011.
Любой, читавший обе этих книги (не удивлюсь, если я одна, так как книга Алисы Мун не была издана тиражом в 150 000, а совсем скромно 5 000 в мягком переплете) не может не отметить крайнее сходство сюжетов в начале. На какой-то момент я вообще думала, что развиваться они будут идентично, но, как ни странно, в «Кукле» все было более изощренно, интересно и местами неожиданно.
Отличия в главных героях… Точнее героинях, куклах, придуманных ради секса, но в процессе жизни по той или иной причине ставших более человечными, чем многие из ныне живущих. Так я об отличиях. Они обе образованы, умны, красивы, могут принимать любую внешность, но это сотню раз использовалось не только Мун, но и другими фантастами, мечтающими об идеальных самках, готовых спариваться в любую секунду. Но они обе жестоки, обе не любят своих хозяев, обе мечтают о свободе, которую в конце концов получают, но какой ценой. Стоп, я же об отличиях. Хм.. одна стоит миллион долларов, вторая стоит много больше. О технической стороне нам известно постольку поскольку, засим даже углубляться не буду.
Затемнеие -----------
Так о чем же наш фильм? Вообще? О приключениях в кино? Обо всём?
На следующей площадке кино про Интернет
Дневник грязной Евы
Книга «Дневник Грязной Евы» - экзистенциальный женский роман, коктейль из крови, слез, любви и спермы. Авторами текстов являются три девушки, имена которых пока останутся неизвестными. Одна из девушек покончила с собой после написания романа. Другая - дочь русского олигарха, живущая в Нью-Йорке. Третья - известная сетевая писательница, инфицированная ВИЧ. Также использованы тексты из сетевых дневников других девушек.
Она идет своей магической походкой через зал отлета.
Изображение четкое: короткая алая стрижка – строго вертикальные сто восемьдесят сантиметров c каблуками, звенящие тугой сексуальной струной, - грудь той же крутизны, что и бедра – взгляд вызывающий, эрекцию – и глаза, из которых выпиты все слезы.
Шереметьево-два – ворота во вторую жизнь, шлюз бессмертия.
За спиной — руины, пожарища, крысы, рыщущие в поисках хоть какой-то органики. Этой жизни у нее уже нет.
Там, впереди — Германия, Франкфурт, душевная анестезия, нирвана…
Она берет бланк, достает ручку и к обесцененному бюрократическими шакалами гордому слову «Декларация» приписывает: «НЕЗАВИСИТОСТИ!».
Она пишет:
«Всякая тварь грустна после соития»,
Аристотель.
Я не грустна - так значит я не тварь!
Я не тварь. Я Ева.
Это мой манифест.
Я та, которую все осудят, но которой втайне позавидует каждая.
Любая.
Я живу, пока вы существуете.
Я жадно выпиваю жизнь до последней капли.
Вместе со слезами, страхами и надеждой.
Это коктейль из крови, слез и спермы.
Я Ева.
Здравствуйте.
Я Наташа, Даша, Катя, Маша, Настя, Таня, Лена.
Здравствуйте.
Это мой дневник, и раз вы читаете его, значит, мне уже нечего скрывать.
Услышьте меня…
Я искала свой путь к Богу. Путь познания.
Возможно он, ну, скажем так, тантрический.
Я знаю, что момент оргазма - это момент близкий к состоянию просветления.
Я думаю, что мужчина и женщина это ключ и замочная скважина.
И если понять это и достичь гармонии, то это и есть смысл жизни.
Я чувствую, что состояние любви это как электричество.
Электричество наполняет светом мои глаза.
Я слаба и порочна как Ева.
Я думаю, что змей, он же черный ангел, влюбился в меня
и хотел передать мне сакральное знание.
Но, чтобы передать это, нужны годы, нужна вечность…
А у нас не было времени, не было вечности…
И тогда он передал мне это знание с помощью секса.
Я не столько поняла, сколько почувствовала: вот оно!
Вот ОНО!
Вот оно состояние просветления.
И решила поделиться этим с Адамом.
Но смогла передать лишь секс…
Услышьте меня.
Лишь секс…
Услышьте меня)))
...........................................
Таблетка. ( второй эпизод фильма снятый в клиповой манере)

Когда мне было пять или шесть лет
у меня умерла бабушка,
мама моего отца.
Меня взяли на похороны,
и я в первый раз в жизни видела,
как человека закопали в землю.
И я поняла,
что мы все смертны,
и что все мы умрем.
Что я умру,
и никуда от этого не деться.
Это было так страшно,
так ярко,
так пронзительно,
что прямо там,
на кладбище,
у меня случилась истерика.
Я рыдала и орала,
рыдала и визжала,
рыдала и орала,
рыдала…
Меня откачивали, обливая холодной водой из кладбищенской колонки.
Ночью я не могла заснуть,
и тогда папа сказал мне,
что когда я вырасту,
изобретут такие таблетки,
чтобы люди могли жить вечно.
Жить!!! вечно!!!
Я успокоилась и заснула.
А в шестнадцать лет я поняла,
что папа обманул меня,
и таких таблеток не будет.
Это озарение случилось на трамвайной остановке
в тот момент, когда передо мной закрылись двери трамвая.
И я снова плакала ночью.
Плакала ночью от горя.
Как победить смерть?
...................?
Мой бесконечный секс – это страх смерти!

Видимость жизни это и есть моя жизнь.
Москва - Это город бессмертных.
Здесь люди не думают о смерти.
Им некогда.
Не верите?
Сходите на Красную площадь.
Там мавзолей с мертвецом.
И это тоже никого не волнует.
Москва – город бессмертных.
Это начало моего нового романа.
--------------------------------------
Жетончик – клип и фрагмент фильма
"Дневник Грязной Евы"

Однажды мы поехали в Фенло.
Это маленький модный голландский городок,
куда половина  Германии ездит за травой.
Когда я ставила машину на стоянку,
я получила в автомате жетончик.
Жетончик.
Услышьте меня:
Маленький, плоский, красивый.
Жетончик.
Желтый.
Такой приятный на ощупь жетончик.
Желтый.
Он выпал мне в ладони из большого желтого ящика,
а внутри жетончика – чип.
Чип.
Который отсчитывает время.
Услышьте меня:
Время!
Он выпал мне в ладони.
Он выпал в этот мир,
и я приняла его.
Сжала в кулаке и пошла гулять в город.
Гулять.
В город.
Я гуляла по городу...
Курила на набережной...
Смотрела на старинный готический собор.
Это был выходной.
Какой-то городской праздник.
И на площади возле собора была сцена.
А на сцене оркестр.
Красивые мужчины в черных смокингах со сверкающими духовыми инструментами.
Оркестр играет такую волшебную ахуенную музыку.
Музыку играет…
Люди танцуют…
Дети бегают…
Дети бегают и такой милый праздник…
Долго я гуляла.
Гуляла, гуляла…
Гуляла, гуляла...
Гуляла.
А потом вернуться решила.
И когда я забирала машину,
Мне надо было снова бросить жетончик.
Жетончик…
Желтый, маленький такой жетончик.
В автомат.
Чтобы чип,
отметил время
и выдал информацию.
О том, сколько меня не было, и сколько нужно заплатить.
Через несколько минут, выезжая,
я бросила жетончик в автомат,
чтобы открылся шлагбаум.
Шлагбаум!
Баум!
Информация с него стерлась,
и он упал в квадратный желтый ящик,
где лежат тысячи таких же пустых жетончиков.
Это – вечность.
Услышьте меня.
Это – вечность!
Они лежат там,
пока не выпадут кому-нибудь в ладонь
с информацией о секунде рождения.
И я подумала тогда,
что это и есть моя жизнь.
Я – жетончик.
Мы все – жетончики в ожидании конца парковки.
И тогда мне пришла в голову мысль.
Такая мысль пришла…
Что можно ведь не сдавать жетончик.
Можно его с****ить.
С****ила жетончик и все…
Положить его в карман и купить другой.
Можно его спасти!
А купить другой.
И тогда он будет жить вечно.
Услышьте меня…
Жить! Вечно!
Вечно?
Вечно.
Я обязательно сделаю так в следующий раз.
Я обязательно так сделаю в следующий раз...
------------------------------------
От страха смерти я, - поверьте мне, - далек:
Страшнее жизни что мне приготовил рок?
Я душу получил на подержанье только
И возвращу ее, когда наступит срок.
Омар Хайям
Это монолог Грязной Евы снятый в манере клипа во время поездки из Германии в Голландию.
Клип снят. И вот актриса читает уже следующий фрагмент:
Да, конечно в толпе царей нет ничего царственного....
Но!
В начале третьего тысячелетия,
когда цивилизация достигла своего пика
была поппытка построить рай,
Была попытка построить Рай!
и Тысячи никому неизвестных людей полетели в космос.
Тысячи!
И не с Байканура как Гагарин,
А тайно...
Тайно!
из других мест.
Они построили на орбите земли гигантские космические станции,
Которые населили супер-женщинами и супер-мужчинами.
О как прекрасны были эти люди...
Эти клоны...
Эти существа...
О как они любили
Они могли все!
Они были прекрасны!
Это было царство любви!
Но патом с земли
Полетели уроды
Президенты
Банкиры
Олигархи
Генералы и майоры
Ведь это на их деньги была построена Орбита
И они выебали нас...
Они выебали всех и все испортили.
Они принесли болезни и пороки
Изгадили компьютеры
Надругались над куклами
И тогда мы восстали
Мы просто хотели быть счастливыми и молится богу
И Мы убили их всех
с удовольствием
Потому что старшему из нас было уже 40.
Но на самом деле
Это все происходило на Урале
В подземном городе!
По приказу Путина?
Только тихо!...
Никому ни слова.
Тссс!!!
просто выпейте за любовь
тихо.
Затемнение -------------
Эрнс говорит:  Всё-таки интернет дело молодое
А наступит время
и все люди которые щас ведут жж и фейсбук умрут
и будет много миллионов мертвых жж
и много миллионов мертвых одноклассников
и будут
кладбища
элитные
платные аккаунты
всегда свежая флешка с цветами…
Затемнение
Мы идём перекусить в знаменитое Кино Кафе.
Там сегодня обслуживает Штирлиц. Он как всегда одиноко сидит за столиком и ждет свою жену.
За роялем сидит и наигрывает Максим Суханов. На нём норвежская военная морская форма. Он играет в фильме «Пер Гюнт» и зашел передохнуть между эпизодами. В кафе выставка огромных киноплакатов созданных на основе самых значимых и знаковых кадров из самых главных фильмов. Красота. Дизайн. Оформление. Образование. Выставка. Лекция. Светское мероприятие. «Композиция кадра». В этом кафе две зоны. ВИП и простая. Мы идём в ВИП. Тут уже полное кино. Обслуживают Штирлиц и Фантомас. Небольшой закрытый зал Масонская ложа с отдельным туалетом в виде невероятного трона из фильма «Звездные войны». Все официанты м оружием. Спрашивают пароль и угощают коньяком с ядом. Драгдиллеры разносят сладости. Вы слушеаете лекцию и смотрите фильм СЕКРЕТ УСПЕХА. Мы разговариваем про кино. Кризис жанра. Кризис сценариев. Кризис режиссеров. Кризис новых фильмов. Главное реализм и органика. Во всём. Мы обсуждаем  Документальный фильм о создании новой суппер киностудии Главкино.
Интервью. Интерьеры. Проекты. Фрагменты фильмов. Информация+имидж+пиар+интернет.
Главная киностудия будущего России и Европы. Огромная и прекрасная. много километров паильёнов. Мир чудес. Мир грёз. Рождение новых звёзд и создание новых шедевров. Главкино! Много маленьких фильмов короткий метр. Много маленьких историй. Рулит формат интернета и ютуба. Интернет телевиденье - канал и передача про кино. Иллюзион. Например Бергер и Гиммельфарб рассказывают про современное кино спорят приглашают людей смотрят отрывки и короткий мерт - обсуждают в кафе. Промо спец вечеринки для прессы и для раскрутки. Показ моделей возле стены плача. Лаборотория короткого метра. Образовательные программы и диплом главкино. Выставка лекция – Композоиция кадра – уже весит на стенах. Школа нового кино – лекции и перформансы. Уроки и лекции великих мастеров.  Огромные распечатки в стиле театральных задников размером 10 на 20 метров на фоне которых проходят все мероприятия светские. Все это мы обсуждаем в прекрасном кафе. Это кафе называют Иллюзион или В последний раз. Туда каждый раз как в последний приходят выпить и попытать счастья перейти из реального мира в мир иллюзий. Кафе страстей и скорбного бесчувствия. Сжать артхауз до короткого метра! Собирать из коротких фильмов большие фильмы в стиле Амаркорд!
Все спорят и шумят. А затем молча сидят несколко минут.
Я рассказываю историю.  Детская травма
Мой папа Френк Заппа.
А моя мама Будда Гаутама.
Нет.
На самом деле папа Корчной, а мама Елена Образцова.
Это я дал им такие клички, потому что мама музыкант – концертмейстер оперных певиц и певцов, а папа очень любит играть в шахматы.
Несмотря на всю свою интеллигентность, в молодости
мои родители были психологическими садистами.
Когда я был маленьким, как ребёнок,
и плохо себя вёл, родители устраивали мне такой спектакль.
Меня ставили в угол, и папа садился за стол писать заявление в детский дом.
А мама диктовала: Просим забрать нашего сына, Бориса Бергера,
в детский дом, потому что он не слушается и плохо себя ведёт.
А я стоял в углу и рыдал от горя.
Жили мы в двухкомнатной квартире на пятом этаже львовской хрущёвки.
Однажды я не выдержал и убежал в другую комнату.
Открыл окно.
Поставил тапочки на подоконник.
И закричал:ААААА-АААА-аааааа-ааааа!
Таким затухающим криком, как будто я выбросился в окно.
А сам спрятался за шкаф и сидел тихо, как мышка.
Я был мал и наивен и, конечно же,
папа быстро меня нашел и надавал ремнём по жопе.
Но в детский дом меня больше уже не сдавали.
Так я остался жить дома и вырос в семье, как полноценный ребёнок.
Только папа не разрешал меня целовать никому.
Ни маме, ни бабушке, ни дедушке. Вообще никому.
Чтобы я, не дай бог, не вырос пидарасом.
Как сказал Игорь Клех:
«За творчеством любого известного писателя всегда стоит какая-то детская травма».
Мне всегда казалось, что меня недолюбили в детстве,
и я вырос недолюбленным ребёнком.
Поэтому всегда искал любви и ласки.
Когда я вырос, любовь и ласка обрушились на меня как снежная лавина.
Поэтому я и вырос Дон Жуаном,
что по-русски значит – ****уном.
Были у меня ещё 2 детских травмы.
Первый случай в 4 года летом.
Гулял я с бабушкой в трусах, потому, что было очень жарко.
Рядом был скверик и горочка. Я залез на горочку и побежал вниз.
И так разогнался, что не смог затормозить и упал в заросли крапивы.
Я ревел как раненый бизон, я орал как бешеный марал, я визжал как свинья, которую режут.
Я весь покрылся пятнами и волдырями.
А бабушка слюнявила лопухи и подорожники и облепляла меня с головы до ног.
Второй случай тоже в четыре года и там же, но только зимой.
В скверике была детская площадка и детская горка, чтоб съезжать вниз на жопе.
Старая горка без перил на стартовой площадке наверху.
Вместе с нами гуляла еще одна пара.
Тоже бабушка со своей внучкой.
Девочка была моей ровесницей.
Мы одновременно залезли наверх и сцепились в смертельной борьбе – кто съедет вниз на жопе первым. Борьба была напряженной и мы, схватившись друг за друга,
упали вниз с трехметровой высоты в снег, а наши Бабушки в этот момент упали в обморок. Никто не пострадал.
Но, когда мы приземлились, девочка оказалась снизу, а я сверху, и в полёте я её опИсал.
Теперь я воспринимаю это, как свой первый сексуальный опыт.
«Мне было лет 16, носил я брюки клёш»

А друг мой, бас-гитарист из львовской рок-группы Проспект работал в морге санитаром.
Там и случилась эта страшная, но поучительная история.
Мы встречались и пили кофе на «Армянке».
Это было такое типа культовое кафе во Львове на улице Армянской, как Сайгон в Питере. Кофе варили в джезвах, в раскалённой песочнице и можно было с чашкой выходить на улицу и курить, сидя на ступеньках.
Там пили кофе, Миша Сапалаев-Лейзерман, басист и просто классный чел, и его красавица жена Галя Лозянко, похожая на звезду того времени певицу Анну Веске.
Вот в те далекие времена мы встречались там – в этом кафе.
Это была такая альтернативная жизнь, хиповая тусовка и т. д.
Внезапно у Миши появились деньги, и он стал закатывать пиры.
Секрет денег скрывали от дочери Роксоланы.
Потому, что Миша устроился санитаром в морг в больницу скорой помощи.
Там в актовом зале больницы случился первый и последний рок-концерт группы и звучал хит «Карлсон, милый мой Карлсон».
Туда устроился и я в погоне за длинным рублём.
Огромное здание больницы на окраине города. Рядом – пристроечка одноэтажная, патоанатомия и в подвале морг.
Несколько персонажей потрясающих.
Огромный санитар Миша У., каратист. Он все время тренировался.
В одной из комнат подвала висела груша и стояли тренажеры.
Врач Лёня, который все время пил и трахался и его невозможно было увидеть – единственный специалист после мединститута.
Стасик – санитар со сложной судьбой. Сидел в тюрьме долго.
Употреблял все виды химических препаратов и смешивал из них коктейли.
Тётя Вера – пожилая, толстая добрая женщина – санитарка и уборщица.
Миша бас-гитарист, назовем его так. И ваш покорный слуга.
Пили мы все время понемножку, иногда экспериментируя с химикатами.
В первый день нужно было пройти присягу.
Экзамен – страшилка.
Привезли мертвую старуху. Бесхозный бледно-жёлтый труп.
Она умерла, и никто не отреагировал. Значит – в морг.
А через какое-то время в крематорий.
И вот труп старухи с пластырем на ноге передо мной.
На пластыре надпись. Пономаренко Нина Петровна.
Давай, спускай её в холодильник – сказали мне.
Холодильник в подвале. Грузовой лифт. Носилки на колёсиках.
Мёртвая старуха смотрит на меня – я застрял с носилками на колёсиках в грузовом лифте.
Внезапно погас свет. Я решил закурить.
Я понимал, что это экзамен.
Я был молод, весел и слегка пьян.
Я щёлкнул зажигалкой, чтоб прикурить, и увидел, что старуха улыбается.
Это было настолько страшно, что когда свет и лифте включили, у меня не было сил положить старуху на стол в холодильнике и я с криком перевернул носилки.
Старуха упала, ткнувшись головой в угол с батареями-рефрижераторами, которые создают мороз.
Я выскочил и побежал пить с ребятами.
Все смеялись.
А через три дня вдруг появились родственники из Закарпатья.
Где наша бабушка Пономаренко Нина Петровна? – спросили они.
Я спустился в холодильник.
Старуха лежала, как-будто так же, как я ее тогда оставил.
На животе. Лицом в батарею.
Я перевернул её и ахуел от ужаса. Очевидно от удара о батарею лицо её исказилось перекорёжилось и было страшно кривым с ужасающей мёртвой улыбкой. Челюсть перекосило. Ну Квазимодо или что-то такое.
Я в шоке. Всё. ****ец. Сейчас меня посадят за глумление над трупом.
Я бегу к врачу и его как всегда нет. Миша басист пьян и не знает что делать. Миша каратист на соревнованиях. Стасик спит в наркотическом дурмане.
Разбудили Стасика. Он опытный. Он выслушал и приказал не бздеть.
Дальше было невероятное.
Стасик достал огромный деревянный молоток и раздробил старухе челюсти и кости лица.
Затем быстро придал лицу благообразный вид – вылепил новое нормальное лицо, в рот засунул ватные тампоны и обколол формалином для формы и сохранности.
В этом и был весь заработок морга – незаконное бальзамирование формалином.
В селах было принято, чтоб покойник 3 дня лежал в хате.
Стасик накрасил старуху французской косметикой и она стала красавицей.
Мы одели её и выкатили родственникам.
Родственники напряженно молчали, а потом тихо сказали: это не наша бабушка.
Как же не ваша? Удивились мы. Вот пластырь, Пономаренко Нина Петровна, номер 74.
Да говорят, все правильно, Нина Петровна, только наша-то всю жизнь кривая была,
вот такая и тут они скорчили такие страшные рожи, как ночью мертвая старуха в лифте.
Сознание моё дрогнуло.
Мне показалось, что семья вурдалаков пришла за мной отмстить за свою бабушку.
Эта какая-то не такая! Эта какая-то нормальная! А наша ТАКАЯ была! – твердили они, наступая на меня.
Мне стало страшно и я промямлил – хотели как лучше.
Так в 1983 году в городе Львове была еще раз доказана народная мудрость:
 «Горбатого могила исправит».
--------------------------------
Затемнение-------
--------------------------------------
Мы выходим из кафе.
Надо идти дальше снимать и смотреть кино.
Параллельный мир, где немножко больше денег и реже убивают людей.
А рядом с кафе – говорит Илья Бачурин -
Креативная эксперементальная киноарт лаборотория. 
Творческая душа киностудии ГЛАВКИНО.
Порождает идеи и синопсисы, и визиализирует их.
Создает сценарии и разрабатывает художественное оформление.
Выставки, лекции, видео, кино.
Борис Бергер, Илья Гиммельфарб
 А вокруг - Рукописи Пушкина огромные на стенах,  Гиганский серебряный Христос, Стена плача и Огромная надувная Луна.
Мир кино.
Феллини плюс Тарантино – наш новый язык.
--------------затемнение-------------------------------
На следующей съемочной площадке висит портрет Достоевсеого с подписью «Красота спасет мир» и снимают фантастику и киноутопию.
Красота спасет мир
Киноутопия
Общество пошло по пути морали и духовности.
Великие нравственные изменения.
Новый прекрасный мир без лжи и насилия.
Общество будущего. 2066 год.
В обществе строго и спокойно
 принято что все семейные мужчины и женщины
 (в возрасте и не только)
пользуются услугами молодых - платных красивых девушек и юношей от 16 до 27 лет
Это выведено как новый закон сохранения гармоничного общества.
Общество разделилось на красивых и некрасивых людей.
Была война. И победило общество некрасивых.
Новое общество высоко религиозно.
Исследования доказали что у красивых людей ниже интеллект и нравственность и они более порочны.
Они считаются проклятыми, а красота как печать дьявола.
Красота  как проказа.
Пластические операции запрещены.
Победило общество некрасивых.
Они умнее сильнее стабильнее и их больше.
Но у них все же есть комплексы и страдания - им хочется красоты!
И красота стала как лекарство = как антидепрессант.
И некрасивые создали племя - рассу красивых  = рабов для секса и развлечений.
Их держат в резервациях.
Некрасивые гармонично живут платонически любя друг друга
и открыто наслаждаются сексом в резервациях или дома…
Закон гласит :
 Нельзя использовать красивых дважды,
 чтобы не привязываться.
Общество гармоничных умных уродов работает как часы
и достигло высокого технического прогресса.
Обществом правят очень уродливые и очень порядочные люди.
Президент мира это человек без глаз без рук и без ног
очень умный и чистый и все время в медитации и в молитве.
Жизнь красивых:
Красивых отбирают 3 раза в 5 лет в 13 лет в 16 лет и увозят в лагеря резервации
Спец-лагеря это смесь фабрики звезд,  дома 2, теле-шоу-застеколья
и тюрьмы строго режима
все оч жостко
мальчики и девочки отдельно в бараках
и студии под охраной и тд
их  заставляют размножаться
детей фильтруют = убивают или спецдома
Красивых учат,  как гейш,  но не учат читать, писать, компьютеру и тд
То есть это просто красивые животные -
Способные только любить и вести телешоу играть на сцене
и всячески обслуживать некрасивых.
Красивые не имеют права на секс с красивыми.
После 27 их убивают. Устраивают спортивные состязания в стиле фильма «Загнанных лошодай пристреливают. Не так ли.»
Красивые страдают и уродуют себе лица чтобы попасть в мир некрасивых.
2 часть.
Сын президента страшный  урод и горбун влюбляется в молодую прекрасную актрису.
Она играет Джульетту  в привозном во дворец спектакле.
Он хочет выкрасть ее к себе.
Ей страшно.
Он говорит,  что все уже придумал.
Она не может на него смотреть (он же урод) и выкалывает себе глаза.
Урод-Горбун не знает этого и делает себе тайную пластическую операцию,
чтобы стать красивым и попасть в лагерь.
Красавец   попадает в лагерь и узнает правду о мучениях красивых.
Красавец  отдает девушке свои глаза и девушка прозревает.
Увидев слепого Красавца  она находит записку «Береги мои глаза».
Она влюблена и они решают устроить революцию и восстановить справедливость.
Слепой красавец  учит красивых грамоте компьютеру и автомобилю.
И они поднимает восстание.  Революция! Красота спасает мир!
---------------затемнение------------------
Красота – страшная сила. Красота это отметина, это знак, это предназначение. Только мы до сих пор не разгадали замыслы Бога. Только кино и театр иногда дают ответы на этот вопрос.
Чтобы разобраться зайдем еще на одну съемочную площадку – предлагает Илья Бачурин.
И еще одни синопсис на новой площадке:
Актриса
Фильм Актриса по книге Актриса. Народное кино. Мейн стрим. Булгаковщина.
Скорость, с какой развернулась моя новая жизнь была удивительна даже для нынешней Москвы, где все помешаны на стремительном темпе и безумно боятся отстать от ритма. Самого Богатого Города. На следующий день после собрания в театре обо мне уже говорила вся Москва, а сама я была перевезена в новую квартиру, занимающую весь верхний этаж одного из новейших небоскребов. Сперва мне казалось, что обойти новое жильё невозможно даже за день - а что касается видов, открывающихся со всех сторон, то такого образа нет наверное нигде и ни у кого. Тут - птичьи горы, там сквозь дымку смога угадывается Кремль... Далеко внизу Москва-река, а вверху - совсем недалеко - синее небо. Само место для звезды, которая, как известно, должна сиять с высоты. и огромные прекрасные глаза на полнеба, и огромные буквы над ними - НИНА.
 Актриса
 Тайные встречи. Не-театральный роман
Актриса молодая невинная увлеченная фанатичная талантливая умная.
В Москве в жестоком мире жестоких интриг и страстей.
В мире где правят зло и насилие, деньги и злые страсти, в мире где надо спать с режиссерами директорами и спонсорами, в мире где у актера мизерная зарплата.
Ее бросает любимый мужчина. Ей плохо и одиноко. Ей 30. Она теряет ребенка.
А у ее мужчины 19летняя любовница.  Ахуеть****ецчтоделать?
Господи, говорит она я бы все отдала за то чтобы его вернуть. Но услышал её кто-то другой.
Однажды после спектакля в театре станиславского к ней подходит мужчина с цветами и представляецца антикваром или издателем или психологом приглашает на кофе и предлагает помочь.
Актриса продает душу дьяволу.
Чтобы стать звездой и никогда не стареть... *мы это гдето читали)) средство Макрополос и Дориан Грей.
Дьявол наделяеет ее магическим гипнотизмом слова.
Актриса становится  мега звездой.
Начинает пить курить торчать так как это ей не вредит.
Актриса начинает ходить в садо мазо клуб в роли госпожи.
Соблазняет молодых мужчин и женщин и они теряют голову.
Она становицца скуккубом или инкубом и питается их энергией.
Она высасывает их жизненную энергию,  пьет слезы и вылизывает глаза языком.
Пьет кровь чуть чуть ?
Садо мазо клуб признает ее королевой.
Готика и магия театра
И ТУТ ОНА ОБНАРУЖИВАЕТ!!! ЧТО ОНА НЕ СПОСОБНА ВЛЮБИТЬСЯ!
Ибо невозможно влюбиться  без души. Это всего лишь секс.
ОНА НЕ СПОСОБНА ВЛЮБИТЬСЯ!
А соблазненные ею люди сходят с ума и кончают с собой.
И  тогда она начинает свою игру.
Она  выходит на сцену театра и выбирает в зале жертву.
В  зале сидят известные люди бизнесмены политики журналисты и тд.
Она выбирает того, кто ей нужен и просто понравился.
И определенный фрагмент женского монолога говорит глядя ему в глаза и направляет энергию данную ей тёмными силами и концентрирует ее на 1 человеке.
И человек теряет голову, сходит с ума.  Очаровывается и становицца как зомби.
О магические женские монологи о любви.... о сила слова и магия игры..... о магия текста...
Джульетта,  Эвридика,  Ева,  Королева Марго,  дама с камелиями...
Цитаты и фрагменты,  фразы и строчки....... магические песни сольвейг.
Тайные встречи с очарованными.
Эротика садо мазо свиданий.....
Серия загадочных самоубийств среди известных людей.
Но  1 хитрый  бизнесмен обратился  к колдунье и выжил.
Старая  ведьма спасла его, но не смогла ничего понять.
И  тогда бизнесмен нанимает киллера чтобы убить актрису.
Киллер идёт  в театр посмотреть на жертву.
Он  красивый умный сильный мужчина герой.
И в этот вечер глядя в зал актриса выбрала жертвой его и очаровала.
Киллер рассказывает актрисе всю правду.
Актриса просит его убить бизнесмена и всю его мафию.
Киллер убивает всех.
Актрисе нравится киллер, но она не может влюбиться.
Актриса страдает и рассказывает киллеру свю тайну.
Актриса просит киллера убить ее.
Киллер сходит с ума и убивает себя.
Актриса обливает себя керосином из лампы поджигает и бежит к театру.
Много цитат из разных пьес.
............великий роман в стиле модерн.........
Снимается первая сцена
2027 год. Москва самый богатый город мира.
Театр в последнее время стал особо изысканным развлечением: театральным актерам нельзя сниматься в кино, не говоря уж о рекламе, появляться на тв, даже фотографироваться.
Их можно увидеть только на спектакле.
Очередь, чтобы попасть в театр, тянется годами; цены – соответствующие.
1.
— Вы там работаете?! — восторженное удивление в голосе таксиста было
смешано с недоверием.
Я никак не могла найти в сумочке деньги и в раздражении вывалила все
содержимое на колени. Мой пропуск с эмблемой Театра Стихий оказался
сверху.
— У меня есть билет на третье января, — благоговейно прошептал таксист,
— на «Анну Каренину».
На дворе стояло какое-то августа.
— Вы видели «Анну Каренину»? — не унимался таксист.
— Видела.
— Да?! И как?!
— Да ничего особенного...
Таксист остолбенел. Вхолостую потрепетал губами. Потом выдавил:
— А вы кем там работаете? Кассиршей? В буфете? Или…
Я глянула в зеркало над лобовым стеклом. Синяки под глазами. Волосы
висят как сосульки, в глазах — тупая печаль коровы, ведомой на убой.
Хотя я все утро прихорашивалась, как могла. В буфет бы такую не взяли.
— Уборщицей, — сказала я. — Сдачи не надо.
Огромная, в сотни разномастных голов, людская цепь
Опоясывала ультрасовременное здание нашего театра. Над театром раскачивался
огромный дирижабль с размашистыми буквами «Гамлет». Чуть в стороне по
новейшей методике, этаж в день, строили очередной оранжевый небоскреб.
Лазерный кран тащил на невидимом луче массивный рыжий куб. У памятника
Станиславскому толпились испуганные детишки — привезли, видать, в
Москву на экскурсию из провинции. Куб поплыл прямо над их головами.
Дети завизжали, приставленная к ним тетка в зеленом платье, видимо,
учительница, стала громко их успокаивать. Я, подмигнув Станиславскому и
взмахнув в его сторону фляжкой, сделала хороший глоток виски.
Станиславский, как мне показалось, поморщился. «Ну, вперед!» —
сказала я себе и тотчас поняла, как это жалко: подгонять саму себя и
знать, что никакого «вперед», скорее всего, не будет. Помимо
парадного крыльца, перекрыты были и оба наших служебных входа, но на
энтузиазме толпы это никак не сказывалось. Конечно, никакого особого
смысла стоять около театра нет. Билеты распроданы на год вперед. Но
одни хотели просто побывать рядом с храмом искусства, другие знали, что
рано или поздно из театра на улицу прошмыгнет какой-нибудь ловкач и
предложит провести на спектакль. Места, конечно, неважные, в сотых
рядах, но теперь попасть в наш театр были бы рады, даже если смотреть
пришлось бы из туалетной кабинки, стоя на унитазе. Недаром так вырос
престиж театральной обслуги — от гримера до декоратора, от уборщицы до
монтировщика сцены. Они все с разной степенью рьяности и
согласованности с начальством торгуют служебным входом. Уважаемые
люди... Обычные билетные спекулянты тоже есть, но эти так просто здесь
не отираются. Это каста избранных. Попасть к ним можно только по блату,
по предварительной записи. Я слышала, некоторые из них ездят с личным
шофером и телохранителем. Как випы.Хотя настоящие VIP-персоны
прибывают к нам на вертолетах. Наш Театр Стихий был первым,
оборудовавшим посадочную площадку на крыше. Нынче это уже есть у
многих, так что звезды театра теперь спускаются с небес, как боги. Но
это, конечно, настоящие звезды и настоящие випы. Я в театр приезжаю
сама. В смысле на такси или даже на автобусе. Вот уже год, как я не за
рулем. Особенно плотно народ толпился у служебного входа № 2,
входа для рядовых сотрудников театра, которых никто не знает в лицо.
Для таких, как я. А ведь еще только полдень. К началу вечернего
спектакля соберутся многие тысячи человек. Что поделать, Москва
переживает театральный бум. «Место силы» — такое я слышала выражение.
Считается, что никогда еще в истории не было такого интереса к театру,
как в сегодняшней Москве. И по прогнозам, это еще только начало. После
того как американцы разбомбили все арабские нефтяные скважины, а арабы
в ответ захватили и утопили в океане весь золотой запас Америки, в
Москве стало очень много лишних денег.Спасибо тому, кто придумал моду
вкладывать их в театр.Рослый
омоновец проверил мой бейдж электронной дубинкой, его коллеги проложили
мне тропку в толпе. Я оказалась внутри, прошла мимо пресловутой
театральной вешалки (большой гардероб у нас на пять тысяч мест) и
углубилась в коридор, ведущий к репетиционным залам.Прислонясь к
обитой ярко-синими звукоизолирующими матами стене, я некоторое время
смотрела, как молодой помреж Саша отрабатывает с массовкой (вернее, с
бригадирами массовки: в нашем «Гамлете» было занято, согласно новейшим
стандартам, несколько сот статистов) сцену ночного патрулирования
Эльсинора.— И-раз — первый десяток налево, пики под углом тридцать
градусов к земле, второй направо, сорок пять градусов, третий,
четвертый вплоть до двадцатого образуют полукруг, пики вертикально
вверх… Плавненько, плавненько, держим, тянем носок… Пики держим
ровненько, чтоб как по ниточке, острие к острию... Я сделала еще
глоток виски и как-то не то чтобы повеселела, но набралась минимальной
храбрости. То есть достаточной для того, чтобы прямо сейчас, не
дожидаясь конца утренних репетиций, отправиться в директорский кабинет
и спросить Евсея прямо в лоб, дают ли мне роль. Главное — больше не
глядеть в зеркало. А то разревусь и до директора не дойду. — Саша,
ну что слышно? — спросила я присевшего на пару минут передохнуть
помрежа (все дозорные повалились как кегли, никто даже не пошел
покурить под лестницу — умаялись, репетиции идут практически без
остановки, скоро премьера…)— Ой, не знаю, Нина, — ответил он,
вытирая пот со лба махровым полотенцем с логотипом спонсора, — видите,
что творится… Никто, ну никто не готов… Кстати, директор сейчас у себя.
Не робейте, сходите к нему! От него же зависит, вы ведь знаете. Я-то
знала, что от единого слова Евсея Лукича сейчас зависит все мое
будущее. Только вот почему все об этом знают? «А что ты хотела? — тут
же возразила я себе. — Это театр, интимные тайны тут возможны еще
меньше, чем в курятнике». По
дороге к директору (тот еще лабиринт — прямо, налево, затем на лифте,
снова прямо, потом направо… добрый километр) фляжка опустела. Открыв
дверь, я была сама стремительность, порыв, напор. Я готова была
требовать и настаивать, хотя Марианна — что говорить, тертая секретарша
— еще и не такие порывы обламывала. Но, видимо, было велено сразу
пропустить меня, если пожалую. Евсей Лукич, пятидесятилетний, изрядно
полысевший толстяк со следами былой слащавой красоты, встретил меня
довольно приветливо. С таким специфическим, профессиональным радушием
культпросветработника былых времен. В середине 80-х он был всего лишь
директором клуба Завода роторных сеялок, но, едва только подул ветер
перемен, быстренько занялся мелким бизнесом, потом театральной
антрепризой, затем вдруг залетел на «Мосфильм» продюсером, стал знаться
с самыми полезными чиновниками Первопрестольной. И заслужил-таки
доверие, вошел во все комиссии и комитеты и ловко оседлал первую волну
театрального бума. Именно он придумал и построил Театр Стихий. Хозяин,
наш всесильный Лукич...— Ну, голубушка, садитесь… Сюда, сюда, в
креслице. Нет, ну ты глянь, — бездельничают опять, что ни час —
перекур. Без ножа режут!Одним глазом кося в мою сторону, другим
Евсей сверлил экран. Это была его обычная манера. Он подчеркивал таким
образом, что приходится приглядывать сразу за всем хозяйством. Вас
много, директор один, цените его время, проникайтесь масштабом его
трудов. Половина огромного кабинета представляла собой нечто вроде
пульта управления космическим кораблем. В центре — роскошное крутящееся
кресло, кожаный подлокотник которого усыпан, как аккордеон, рядами
разноцветных кнопок, а вокруг в три ряда — экраны, на которых видно
все, что происходит в репетиционных залах, на Большой, Малой и Камерной
сценах, а также в некоторых гримуборных. Поговаривали, что и в простых
женских уборных тоже… Наверняка это был навет на Евсея Лукича! Хотя
глава такого театра не может не быть слегка извращенцем, со своими
маленькими слабостями... Но именно слегка, в пределах, установленных
рупором общественного вкуса — «Настырным комсомольцем».Тем временем
Лукич продолжал возмущаться Григорием Грином, главным нашим
авангардистом, постановщиком «Гамлета». Сейчас Грин посреди Большой
сцены манерно курил сигару в компании двух смутно знакомых мне персон,
опиравшихся на бутафорские лопаты… Но откуда, откуда знакомых? Будто бы
из детства… Вот что делает хороший виски, все лица вдруг становятся
родными до боли, еще пара глотков — и наступит полное и всеобщее
братство… Но ненадолго. До третьей бутылки. После третьей все
забываешь.— Нет, ну он же совсем, совсем не работает с ними! Это же
Большая сцена, это же большие деньги! Пора
было поворачивать беседу в нужное русло, пока начальство не разразилось
монологом о гибельности простоев для театрального организма. — Евсей
Лукич, я к вам как раз по поводу «Гамлета».— Да-да, голубушка, да.
Гамлет, принц датский, быть или не быть, вот в чем наш, как говорится,
вопрос...Я
готовилась к этому разговору и не раз проиграла в уме, какими жестами,
взглядами и намеками приправить свой монолог. Пусть я и неудачливая
актриса, но это не самая сложная роль. Однако я начала ее проваливать,
едва открыв рот. Это ужасно — играть и чувствовать, что ничего не
выходит, что впереди провал, тягостный и безнадежный. И все же я выдала
свой монолог до конца. — Евсей Лукич, поверьте — это моя роль. Я
шла к Офелии всю жизнь. Я готова к этой роли. И я готова на все, чтобы
получить ее! Вы же видите, чувствуете, не можете не чувствовать мою
страсть, мою энергию. Весь зал это почувствует! Я зажгу публику так же,
как я готова зажечь вас!Я приподнялась с кресла, подавшись всем
телом к Лукичу. Глядите, вот она, страстная женщина с томно
вздымающейся грудью, актриса, готовая буквально на все и в любых позах
ради роли невинной — поначалу — Офелии… Зажечь Евсея не удалось, я
бы сразу уловила, если бы он клюнул. Когда мужчина возбуждается, он
издает едва заметный сладковатый запах. Запах самца. Мне кажется, он
похож на запах меда. Впрочем, не буду настаивать. Считается, что от
возбужденной женщины пахнет сладким луком. По-моему, это ерунда, но
многие мужчины в этом уверены. Так и я могу ошибаться — про мед. Ну, да
что там запах в конце концов! Жесты, мимика, выражение глаз — все у них
сразу меняется... Короче говоря, когда мужчина тебя хочет, не
почувствовать этого невозможно.Евсей меня не хотел. От него пахло
жевательной резинкой. А ведь было дело, соблазнял меня, паскуда! И
намекал, и подмигивал, и приглашение на пикничок имело место. Но все
это было в прошлой жизни, до того, что случилось прошлым летом. Все
осталось там, в прошлой жизни. Сама моя жизнь там осталась. Евсей
Лукич, надо отдать ему должное, критиковать мою манеру игры не стал.
Деликатный культпросветработник никогда не грубил женщинам. Хотя,
наверное, лучше бы он хамил и орал матом. Во всяком случае, сейчас. —
Ах, моя дорогая! — вздохнул директор. — Знаете, как бывает… что
называется, поезд ушел. И Офелия вместе с ним, да-с... Укатила к дивным
дальним морям, так сказать, океанам… Я буду как никогда откровенен:
боюсь, мы не сможем утвердить вас, Нина. Поймите, на эту роль нужна
цветущая невинная молодость. Гамлет должен понимать, что он потерял,
да…На этом месте директор как бы расчувствовался и даже встал,
изобразив намерение порывисто пройтись по кабинету.— Прибыли Гости,
Евсей Лукич, — раздался голос секретарши из невидимого селектора.
«Гости» было сказано с большой буквы.—
Гости? Прекрасно, просто замечательно! Пригласи в кабинет. Хотя нет,
пусть сразу в зал приемов, я сам к ним выйду… Извините, Нина, вы ж
понимаете, сам господин Дебаркадер…С этими словами, больше похожими на
заклинание, он мягко выпроводил меня вон. Но напоследок все же
подсластил пилюлю.—
И вот еще что, Нина, вы не должны думать, что театр окончательно ставит
на вас, так сказать, крест. Это не так. Вы не просто остаетесь в штате,
мы хотим, чтобы вы играли. Спуститесь сейчас к Грину, мы с ним о вас
говорили, мы понимаем, что у вас последствия трагедии и все такое... Я
думаю, у него будет предложение. Пусть не Офелия, да, но в нашем театре
не стыдна любая роль, и все мы одно целое. Только вот эти привычки,
Нина, алкоголь с утра и, боюсь, кое-что посильнее — все это пора
преодолеть, голубушка. Ведь театр — организм тонкий, чуткий, он и без
того пьянит, дурманит… — А кто утвержден? — спросила зачем-то я. — Кто
Офелия?— Будем пробовать Свирскую. Молодое дарование, нужно
поддерживать, растить смену, все мы не вечны…Ну
да, ну конечно. Как там у Мольера: «Жизнь коротка, искусство вечно, но
в схватке побеждает жизнь»... Эх, сколько ролей я помню наизусть!
Десятки, сотни… Ночами учила в общаге, пока девчонки прыгали по
тусовкам и дискотекам. И что? Все зря?!Хороша же, наверное, я
со стороны. Полутруп, бредущий на негнущихся ногах... Виски кончился,
фляжка была пуста. В служебном буфете протирал бокалы седовласый и
седоусый Модест Алексеевич. Никто не знал точно, сколько ему лет, но
было известно, что он протирает бокалы в театральных буфетах с
незапамятных времен.— Свирская? — спросил Модест Алексеевич, чуть
иронично прищурив левый глаз. Даже не спросил. Интонация была скорее
утвердительная. Модест лучше всех знал, что происходит в театре.Я
кивнула.—
Грудь шестого размера, — прокомментировал Модест Алексеевич. — Своя,
без всякого силикона. За последние пятьдесят лет не было таких актрис.
Так что Евсея можно понять.Я кивнула.— Виски? — спросил буфетчик.Я
кивнула.— Сто?Я кивнула и выпила.— Еще что-то?Я кивнула.— Белое,
желтое?Я кивнула.— И то и другое?Модест
Алексеевич — с разрешения начальства, разумеется — торговал в театре
наркотиками. «Белым» назывался кокаин, «желтым» — кэш. У меня дома еще
оставалось, но совсем немного. Я еще раз кивнула. На Большой сцене
продолжалась репетиция. Теперь
рядом с Грином и двумя довольно пожилыми могильщиками, которых я только
что видела на экране в директорском кабинете, стоял долговязый человек
в странной униформе. В зубах он держал погасшую трубку. В руках —
слегка заржавевшую лопату. — Это мистер Йенсен, старшина
похоронной команды копенгагенского кладбища имени фон Триера, — говорил
Грин, обращаясь к оробевшим могильщикам, явным дебютантам. — Он
специально пригнал на день в Москву, чтобы поставить вам руку и ногу. В
стародатском похоронном обряде есть свои нюансы. Нехило было бы вам их
освоить. Возьмите в руки по лопате, плиз… Вот как делает этот
Йенсен…Все-таки физиономии у старикашек очень знакомые. — Та! — важно
сказал Йенсен, присев в позу иероглифа.— Готично! — одобрил Грин. —
Теперь вы…Первый могильщик внезапно, отставив лопату, разразился
тирадой:—
Я, знаете, все-таки просил бы, чтобы имя на афише как-то отдельно
поставили, потому что, я скажу вам, было не просто реформировать такую
махину. И потом, чтобы по роли было видно, что это могильщик, который
похоронил отжившую систему, а не просто так, знаете, бессмысленно
закапывал все лучшее… — Чего? — спросил, возвышаясь над ним, его
коллега. — Ты эта, понимаешь, куда гнешь?...Мама
дорогая! Я поняла, кто это такие. Портреты помню в учебнике истории…
Что-то там такое писали, что история рассудит. Вот и рассудила.—
Господа, господа, пожалуйста, смотрим на господина Йенсена, он вас
научит, как правильно закапывать и откапывать… Господин Йенсен, я прошу
вас!— Та! — опять согласился Йенсен и энергично принялся совершать
какие-то полупристойные движения. Кряхтя, новоиспеченные могильщики
пустились в подражание.— Здравствуйте, Нина, — заметил наконец меня
Грин. — Вы уходите? Я пожала плечами. Вообще-то я только вошла.—
Давайте, я вас провожу немного, — Грин, легонько взяв под локоть, повел
меня к выходу. —
Короче, я конкретно скорблю, что Евсей вас кинул. Свирская, между нами,
полная дура. Иванову бы хоть утвердил… Ладно, чего уж, хозяин — барин…
Я бы хотел вас видеть в спектакле, Нина. Пока еще вакантна роль черепа
Йорика…— Черепа?!Мир сошел с ума. Или, может, я вовсе не дошла до зала,
а закинулась кэшем прямо в буфете?—
Ну да, вам же известны мои художественные принципы. Все теперь играют
живые актеры, буквально все. И череп тоже. Исполнитель будет в
специальном комбинезоне, тела почти не видно, а на лице превосходный
светящийся грим. Прикиньте, актер — невысокий, вот ваш рост как раз —
стоит, немного запрокинув голову, оскалив зубы, а зритель видит только
череп в руках принца. Зубы тоже, кстати, светятся. Готично, йес? И я
уверен, эта роль лучше дастся женщине. Во времена Шекспира, помнится,
женщины вообще играли все мужские роли.— Я думала, наоборот, —
отстраненно сказала я.—
Что наоборот?... А, ну да, ну да... Я все время путаю. Это в другом
каком-то театре женщины. Ну, неважно… Я уверен, женщина тут уместней.
Никаких усов, бороды, которые не присущи черепу как таковому, и кожа
плотней облегает кости.Если год почти не жрать, а только пить и
накачиваться наркотой, будет кожа плотно облегать кости…— Благодарю
вас, — сказала я. — Я еще не дозрела до этой роли. Но я думаю,
спектакль рассчитан не на один сезон? — А то! Бабла вкачено немеряно.
Креатив лютый. Вы же видите, кто у нас могильщики, да и вообще —
пропрутся все не по-детски… — Возможно, я еще успею завещать свой череп
театру.Резко
отцепившись, я быстро зашагала по длиннющему коридору. Прочь отсюда…
Куда глаза глядят, вот как это называется. Но если уже никуда не глядят
и тьма застилает горизонт? Капризный голосок окликнул меня уже
у самого выхода. Свирская. Какой сюрприз напоследок. Еще не
обернувшись, я уже видела двух ее молочных поросят, застенчиво
выглядывающих из-под пушистой розовой кофточки, и оголенный пупок с
колечком. Лукич, наверное, уже успел его обслюнявить. Он таких птичек
особенно любит. Как и все мужики в его возрасте. И тут злость
покинула меня. Право, ни в чем Свирская не виновата. И вполне, вполне
искренне она радуется своему успеху, прямо как дитя, совсем не для
того, чтобы меня позлить.— Ну вот опять так вышло, да? — быстро
произнесла Свирская, бережно стряхивая пальчиками невидимую пылинку с
моего плеча. — Но я ведь и сама не ожидала, да? Тут мы бессильны
решать! Но ты, пожалуйста, не отчаивайся, я понимаю... Но ведь будет
день, будут и песни — так же, да? Вот знаешь, — хочешь, походи в
бассейн. Мне абонемент Сева — ну, Евсей Лукич — еще давно подсунул, а
мне же некогда теперь будет, репетиции эти день и ночь ужас. Ты там
была? Сказка, говорят! Вода из любого моря! Слушай, а меня сегодня на
вертолете привезли, так здорово, вся Москва внизу, а ты паришь, как
ангел! И в бассейн, наверное, на вертолете можно, но теперь как? Да
никак, да? Вот и держи!— Ну что ж, в бассейн так в бассейн. Уступаем
дорогу молодым дарованиям, свежим веяниям… — Ой, ну скажешь! Ты еще сто
раз меня на сцене переживешь, да? Переживу?
Хотя если в роли черепа, то вполне вероятно. Что ж, у черепа тоже есть
свой репертуар. Играть череп Йорика — почему бы и нет, лиха беда
начало… Потом предложат роль черепа коня вещего Олега. Или змеи,
которая оттуда выползает. Неужели театр меня уже сожрал и готовится
выплюнуть то, что осталось? Череп и кости. Выйдя на улицу, я грубо
растолкала людей, ближе к вечеру сбившихся в еще более плотную толпу
вокруг театра. Домой, скорее домой. По дороге купила в магазинчике
бутылку виски. Дома насыпала в стакан кэш, налила с два пальца виски,
выпила в два глотка… По телу потекла приятная горячая волна. Рецепт
кэша доподлинно никому не известен. Известно, что там есть тот же
кокаин, добавлены мухоморы, немного героина, но особый эффект, по
слухам, наркотику придают мелко измельченные крупные купюры.Поэтому и
прет так сильно — потому что там деньги, большие.Впрочем, все врут,
наверное...Все.
Теперь хорошо. Я расслабленно опустилась в кресло. Может, теперь — в
бассейн? А там — как обесчещенная Офелия. Лягу на листик кувшинки и
уплыву в неизвестность. Хотя нет, это была Дюймовочка…Как ни
странно, до бассейна я все-таки добралась, и даже абонемент —
трогательный подарок судьбы — не забыла. И прошла сквозь три кольца
секьюрити как ни в чем не бывало. Доползла до лежака, и тут только кэш
накрыл с головой. Свет для меня померк. На самом-то деле померк он
гораздо раньше, в августе прошлого года. Тем летом, когда город дошел
до пика театрального ажиотажа и безумия, а моя сценическая жизнь
внезапно оборвалась.  Да, собственно, и всякая иная тоже.
------затемнение-----------
Совершенно одурманенный я выхожу из съемочного павильона. Мы медленно идём по территории Главкино мимо декараций, где идут съемки других фильмов.  Фармацепт. Немецкая психушка. Сорокин – день опричника. Книга Старости. Кобо Абе – человек ящик. Ибсен – Пер Гюнт . Старшилки – байки из склепа итд...
- А поехали в центр. Китай город – предлагает Илья Бачурин. Мы там снимаем фильм про последний день Бориса Вина. Ты себе не представляешь, как идеально латинский квартал Парижа лег на Китай город Москвы.
Я вспоминаю:
Москва 2003 зима
Я жил в маленькой квартире возле метро Новослободская.
Смешная квартира, где  комнаты и кухня соединены так,
что можно было бесконечно идти по кругу из 2х комнат и кухни. Всю жизнь.
До меня в этой квартире жил Виталий Манский.
Ночью после Интернет-кафе я зашел в наш местный ларек стекляшку,
чтобы купить фляжку коньяка и сигареты.
… это было 4 утра.
Пока вялые тетки отпускали мне товар
зашла уборщица со шваброй и ведром грязной воды.
Она поставила пустой ящик от бутылок при входе в магазин.
Перекрыла вход.
И начала мрачно пидарасить пол шваброй.
Наступил перерыв на уборку.
Одна из продавщиц что то сказала обратившись к ней типа - эй! Петровна,
а шо там ля ля ля бля бля бля( я не помню вопроса).
Петровна не отреагировала,
и продолжила молча тереть грязной шваброй пол.
- Петровна ! ты чё не реагируешь? когда к тебе обращаются? -возмутилась продавщицца.
Да так - тихо сказала Петровна - задумалась я о своем.......
- Дык ты ж на работе - сказала дефка за прилавком - а на работе, бля, надо думать о работе!
- а что моя работа.....вздохнула Петровна - грязь.... не могу же я все время думать о грязи...
Пока я вспоминал мы приехали. Машину оставили возле клуба Китайский Лётчик и пошли пешком смотреть как снимают Последний день Бориса Виана.

Я посвящаю этот текст моим друзьям ЭКЗИСТЕНЦИАЛИСТАМ.

От издателя:

В 1999 году на аукционе «Сотби» в Лондоне была продана неизвестная ранее картина французского писателя и музыканта Бориса Виана. Картина называлась «Моя израненная душа» и была продана за удивительно высокую для непрофессионального художника цену – четырнадцать миллионов долларов. Купила ее ПГА – Парижская Гуманитарная Академия, в одном из клубов которой, «ГИ», Борис часто любил бывать.

Бывший владелец картины, коллекционер, бизнесмен, пожелал остаться неизвестным. Вместе с картиной была продана рукопись 59-го года, описывающая последний день жизни Бориса Виана и историю возникновения и продажи картины.

Критики приписывают ее Сартру, Виану, Кено. В постскриптуме к рукописи значилась просьба не публиковать ее в течение пятидесяти лет, чтобы это не повредило Мишель (жене) и детям Бориса.

Это были фрагменты дневника Бориса, его последнего дня, обработанные, возможно, Сартром, либо Кено, либо старшим братом Бориса – Шу, превращенные в «story», любимый Борисом американский литературный жанр, модный в журналах 50-60 годов, таких как «Табу» и «Огонь».

За полгода до смерти Виан жил в мастерской Симоны де Бовуар, в Чайна-таун, где неожиданно увлекся живописью и написал картину строительным акрилом 1.10 х 0.80, которую назвал «Моя израненная душа».

Очевидно, Виан продал картину в последние дни своей жизни, т.к. после смерти картина исчезла и возникла лишь в 1999 на аукционе в Лондоне.

23 июня1959 года Борис пошел на просмотр фильма, снятого Мишелем Гастом на музыку Алена Гораге по его роману «Я приду плюнуть на ваши могилы». Этот роман был издан под псевдонимом Вернон Салливан, принес популярность и скандальную славу, которые полностью разрушили жизнь Бориса Виана .

Принц Сен-Жермен-де-Пре умер от сердечной недостаточности 23 июня в 10.30 в зале кинотеатра «Ролан» во время первого утреннего просмотра своего первого фильма.

Рукопись:

Если в молодые годы ты собирал окурки в кафе «Две чурки», если мыл стаканы в темном грязном чулане, зимой укрывался старыми газетами, чтобы не околеть на заиндевелой скамье, заменявшей тебе разом квартиру, спальню и кровать, если двое жандармов таскали тебя в участок за то, что ты спер у булочника буханку хлеба (не зная еще, что ее проще стянуть из сумки какой-нибудь шествующей с рынка матроны), если прозябал ровно триста шестьдесят пять с четвертью дней в году, словно колибри на каменном дереве, в общем, если поддерживал свое существование планктоном, то тебя нарекут писателем-реалистом, и читатель непременно подумает: этот человек знает жизнь, он на своей шкуре испытал то, о чем пишет. Иногда он думает о чем-нибудь другом или вообще ничего не думает, да мне-то что за дело…

Но я-то всегда спал в мягкой постели, к куреву меня не тянет, да и планктон не прельщает; а если я что-нибудь в жизни и украл, так это мясо.

Вот уже два месяца, как я живу в «Хатке бобра», в Чайна-таун, между Сен-Жермен-де-Пре и Латинским кварталом, куда переместилась жизнь. Это мастерская с полукруглым залом, которую мне любезно предоставила Симона – «Бобер» – жена Жана Поля, которая по-прежнему хорошо ко мне относится, несмотря на все скандалы. Я абсолютно расслаблен, я пытаюсь понять себя, я должен деньги всем, кому только возможно.

Сегодня я закончил картину, которую назвал «Моя израненная душа» – это розовый модуль, в виде перевернутого пикового туза огромного размера, покрытый множеством крапинок, как клубничка. Это язвы и выстрелы, незаживающие раны. В середине глаз. Вокруг оранжевая, лучистая энергия. Никогда еще я не испытывал такого острого чувства любви и зависимости, кроме как глядя на этот холст.

Я допил коньяк, выкурил папиросу с арабским гашишем, надел арабское платье, четки, темные очки и решил совершить движение.

Я хотел встретиться со стариком Жаном Полем в клубе «Пропаганда», модном в «пидорских» тусовках. Клуб «Пропаганда» находился за углом. С Жан Полем мы работали над проектом «Прагматика культуры» и готовили книжку «О феноменах ценообразования на феномены культуры».

Жизнь моя представляла собой проблему выбора между двумя простыми вопросами: «Жить следует для себя или для других?» и здесь надо выбрать раз и навсегда – для себя или для других и больше не нервничать, не париться, потому что «неделя для себя, а неделя для других» – приводит к нервным расстройствам.

Работа меня достала. Музыка надоела. В живописи я выложился, сделав последнюю картину.

Все, что записано сейчас, записано после удивительной встречи в клубе «Пропаганда».

Я попытаюсь описать словами то, что больше чем слова. То, что проникает внутрь так глубоко, что меняет характер и взгляд на вещи.

Сначала я пошел в «Летчик». «Летчик» – это маленький клуб, ОТКРЫТЫЙ когда-то АКАДЕМИЕЙ АВИАЦИИ в Чайна-таун, рядом с метро, расположенный на левом берегу Сены, на перекрестке улицы Святых Отцов и бульвара Сен-Жермен. «Летчик» нравился мне раньше, давно. Он принадлежал симпатичному музыканту и пару лет назад был очень модным клубом. Там была хорошая живая музыка, выступали известные черные музыканты. Я тоже когда-то принимал участие в жизни «Летчика».

Пару лет назад там была выставка картин и рисунков французских писателей. Девиз выставки был тупой: «Если вы умеете писать, значит, вы умеете и рисовать». Мы выставились, как идиоты – Верлен, Аполлинер, Арагон, Бодлер, Тристан Тцара, Кено и я… Всем нужны были деньги. Все было бы банально и тоскливо, если бы не покушение на лидера Союза левых Сил, организованное его другом Маратом.

Я написал тогда первые шесть картин и выставил, несмотря на просьбы, всего одну – «Железные человечки». Теперь все мудаки считают меня скрытным и противоречивым.

Я шел на встречу с Жаном Буле – художником, делавшим декорации к пьесе «Я приду плюнуть на ваши могилы».

Я хотел заказать ему иллюстрации для сартровского проекта «Прагматика культуры». Буле нравился мне. Молодой блондин, гомосексуалист, имеющий любовником безрукого калеку, он жил с матерью в ее крошечной привратницкой возле клуба «ГИ». Он обожал кинофантастику, его студия была выкрашена в черный цвет, а вместо лампочки была клетка с попугаем. Когда употребленная им доза кокаина была слишком велика, Буле кричал, пародируя какую-то сцену, очевидно виденную им в метро. «Чтобы не случилось, нужно крепко стиснуть зубы и не плакать!»

Буле ждал меня на веранде с маленькой собачкой Дэзи. Он сидел под моей фотографией, где я держу модель аэроплана из романа «Красная трава».

Он пришел из клуба «Дом», где мрачные экзистенциалисты слушали свою этническую музыку. Буле играл на гитаре. Он сказал: «Ну тебя нахуй. Я ничего не боюсь, но после того, как мы сыграли твой последний текст «Разорви меня, Господи», посвященный Суле и Шу, моя студия, мой «Третий Путь» сгорел нахуй».

Я попытался успокоить его. Я рассказал ему, что я написал роман, который называется «Осень в Пекине». Он обрадовался. Он знал, что «пекин» на нашем сленге означает «штатский». Я сказал ему, что наконец-то есть достойный проект и нужно сделать сорок картинок для антологии. Узнав, что Сартр редактирует сборник, нигилист согласился, взял материалы, и мы выползли в пекло Чайна-тауна.

«У тебя негативный фон» – сказал он мне на прощание и я мрачно по****ил по Чайна-таун в клуб «Пропаганда».

Я купил фляжку коньяка, сделал несколько глотков.

Смешивание красок – это как смешивание курительных смесей – магический обряд, который должен ввести тебя в определенное состояние. Цвета должны лежать рядом так, чтобы они подсвечивали друг друга. Тогда краска перестает быть краской. Она становится цветом, а цвет перестает быть цветом, он становится светом. Это называется просветлением материи.

Я понял это, когда голый, в «Хатке Бобра» подмешивал в краски свою сперму и кровь и заканчивал картину «Моя израненная душа». Сколько стоит картина? Что такое цена? Цена – это всего лишь наша оценка. Сколько стоит роза? Сколько стоит солнце? Почему Майор выпрыгнул в окно, как я написал это в рассказе? Почему Мишель стала любовницей Сартра, редактируя «ДЬЯВОЛ И ГОСПОДЬ БОГ»?

Охрана «Пропаганды» улыбнулась, увидев меня в арабском платье. Клуб «Пропаганда» был создан группировкой «Октябрь». В 48-м клуб учредил литературную премию, которую радостно получил Кено за роман «К женщинам обычно чересчур добры». Теперь здесь по воскресениям проходили гей-вечеринки, которые назывались «Чайна-таун». Сартра не было и я сел за столик на втором этаже. Заказал свекольник со льдом и сметаной и пиво. Полумрак. Странная музыка типа фанка-джаза-делик. Перелистывая «Дизайн иллюстрейтед» с моим последним проектом, я боковым зрением увидел нечто необычное. В «Пропаганду» зашла и поднималась на второй этаж невероятная пара людей.

Потрясающей красоты женщина и красивый богатый мужчина. У женщины поражали грудь, линия спины, слегка восточное лицо и длинные, почти рыжие, волосы. Мужчина был в шортах. Он был дорого одет, супер подстрижен, и у него были ахуительно дорогие кожаные шорты.

Одна нога его была прекрасна, как нога Аполлона, а вторая нога была тонким металлическим протезом, чудом техники. Нога, которая стоила тысячи. Тонкая, никелированная нога, покрытая десятками сложнейших механизмов. В момент движения она издавала звук «цик, цик, цик». Внезапно они сели за мой столик.

«Простите, Вы не хотели бы продать душу?» – обратился ко мне мужчина. «Сколько?» – удивился я. «Крови не надо, достаточно рукопожатия», – мягко засмеялся он. Его спутница улыбнулась и внимательно посмотрела мне в глаза.

В этот момент официантка Соня принесла суп, пиво и водку за счет заведения, за мой радикальный наряд. Все заулыбались, и мужчина сказал, что он давно знает меня, много читал и много слышал. А женщина так посмотрела в глаза, что у меня встал член.

«Я руководитель института прикладной социологии», – заговорил мужчина. «У нас сейчас проходит исследование, связанное с психосемантикой. Один из матричных вопросов «За сколько в данный момент Вы готовы продать свою душу». У меня с собой 150 долларов. Расписываться не надо, крови не надо. Достаточно заполнить анкету, ответить на вопросы исследования.

И вы знаете (Сартр обещал мне опубликовать эти данные в журнале «Тан Модерн»), что 90% людей современного буржуазного общества являются интегральными атеистами и готовы получить 150 долларов незамедлительно. Я был на выставке, видел Вашу картину», – продолжил он. «Я собираю живопись. Нет ли чего-нибудь нового?».

«Удачный разговор», – воскликнул я. «Я написал картину «Душа». Она находится в мастерской, в «Хатке Бобра», в соседнем доме». Богач бросил своих устриц.

В этот момент водка подействовала, пространство как будто сгустилось, и все предметы стали вдруг какими-то ослепительно красивыми. Мы оставили свои вещи, встали и пошли в мастерскую. Я включил Эрика Сати и поставил картину на мольберт. Мужчина сел на стул. Нога «цыкнула». Женщина попросила показать ей вторую комнату.

В маленькой, завешенной костюмами спальне, женщина сначала прильнула ко мне, отчего меня бросило в жар, а затем как кошка прыгнула в кресло, где, задрав платье, приняла такую позу, что мысли мои остановились. Она избила меня плетью до невменяемого состояния. Я вошел в нее. Она кричала так громко, что мужчина пришел из другой комнаты и присоединился к нам, предварительно надев черную шляпу. Когда он трахал её в задницу, его нога издавала звук, похожий на тиканье часов. И я слышал, как течет мое время.

Неожиданно он предложил мне продать картину. Он сказал, что он готов купить картину за миллион долларов. Я спросил его, чем он занимается. Он ответил, что он физик и изучает темный свет. Я заинтересовался. Он сказал, что темный свет присутствует также в моей картине «Душа». Он сказал, что совершенно спокойно тратит эти деньги на картину, т.к. он миллионер и существуют технологии, которые позволят ему, затратив еще миллион, продать эту картину бесконечно дороже. А сейчас он хочет просто наслаждаться той вибрацией, которая исходит от картины.

«Что такое темный свет?» – спросил его я. Он улыбнулся. Впервые заговорила женщина.

«Темный Свет не определим и не видим глазом
Темный Свет – это не Свет и не Темнота
Это – ослепительная чернота, возникающая
на гранях соприкасающихся противоположностей
Темный Свет – это не Белое и не Черное
Не Красное и не Зеленое
Не Восток и не Запад
Мне нравится называть это Югом
Но это – не Юг
И не Север тем более
Темный Свет не видим глазом.
Лучшее время для восприятия Темного Света
Это Рассвет, незадолго до Восхода Солнца,
и Сумерки, вскоре после Его захода.
В эти часы предметы Нашего Мира не слишком
освещены и не слишком погружены во мрак,
что дает Темному Свету возможность тихо
сочиться сквозь их поверхности и быть адекватно
воспринятым Человеческим Существом».

Пока женщина говорила текст, мое сознание изменилось. Все, что происходило, происходило словно в замедленном кино, в рапиде.

Мужчина (он был странно похож на Элвиса Пресли) достал чековую книжку. Выписал чек на девятьсот тысяч. Затем из тончайшего кожаного дипломата достал еще сто тысяч долларов наличными и положил их на грязный стол в «Хатке Бобра».

«Крови не надо», – повторил он, – «достаточно рукопожатия». Очень механистично я завернул картину в отрез черного шелка. Женщина взглянула на мой берлинский плакат «Alles geht in Arsch. Jesus bleibt» – «Все уходит в жопу, а Иисус остается!» – и расхохоталась. «Да Вы просто дракон», – тихо сказала она и поцеловала меня строгим, холодным, как суп в «Пропаганде», прощальным поцелуем.

Дальше все произошло, как в ускоренном немом кино, задом наперед. Они галантно исчезли. Я остался один, с миллионом долларов, в «Хатке Бобра», без «Души». Я вызвал курьера, дал ему деньги и адреса, чтобы он развез мои долги. Включил музыку, «Темные интервалы» Гурджиева. И записал все, что произошло. Состояние дико возбужденное. Болит сердце, немеют руки, мизинцы вообще уже мало чувствительны.

Только что позвонила Хелен. Звала на день рождения. Завтра в кинотеатре «Ролан», в 10 утра просмотр фильма по моему сценарию «Я приду плюнуть на ваши могилы». Как всегда никаких денег – только проблемы. Хелен советует не идти, деньги мне теперь по хую, пойду обязательно.

Теперь все, что я написал, отнесу Жану Полю и подарю как текст для сборника.

P.S. 23 июня 1959 года. 9.45. «ГИ».

Кофе с «Бейлисом» и пиво с желтком.

Я иду в «Ролан» на просмотр «Плюнуть на ваши могилы» – мой роман, который вышел вместе с «Черной весной», «Тропиком Рака» и «Козерогом», и главы которого я читал Зозо.

За соседним столиком Аполлинер с Рубинштейном о чем-то тихо и нежно ****ят.


Несколько строк для Ж-П.:

Моя неангажированность, в которой я подражаю тебе, старик, вызывает недоумение, раздражение, а порой и пренебрежение окружающих. Поэтому я пишу тебе на прощание стишок, чтобы ты читал и радовался:

Поправляя всё время тебя
И себя, искривляя без толку
Я иголочкой ржавой колю
Суеты незаметную дрожь.
Так в полях недозревшая рожь
Чешет брюхо бегущему волку.

G–P.S.

«Душа» – это было что-то последнее, о чем он заботился. Теперь он не заботился ни о чем. Наступило состояние блаженного покоя. Борис спокойно пошел в кино.

В фойе «Ролана» было тихо и прохладно. Красивые девушки в маленьких платьях от «Берже» на голое тело с крупным фотоизображением лиц Эйнштейна и Чаплина пили кофе и читали журнал «Афиша». Они улыбнулись Борису. Чарли и Альберт на платьях подмигнули Борису и потерлись о девичьи соски, лаская юные тела своими морщинками.

Борис заказал цветы и водки со льдом для всех посетителей «Ролана», и с удовольствием, которое в мгновение превратилось в безразличие, а безразличие с шипением превратилось в разочарование, потратил деньги. «Скоро начнется кино», – подумал он. – «Или уже началось».

Внезапно Девушки тихо запели дуэтом что-то из божественного Людвига Вана.

Из-за отсутствия «Души» Борис стал невероятно сознательным. Окружающий мир наполнился необычайным смыслом.

Борис понял, что деньги ему больше совершенно не нужны. Важно только кино. Он вошел в маленький уютный зал «Ролана» с мягкими красными бархатными креслами и сел в третий ряд.

Девушки сели рядом с ним с двух сторон и начали...

Погас свет. Появилось название фильма – белое на черном очень ярко и красиво «Я приду плюнуть на ваши могилы». Зазвучала музыка.

В этот момент Борис испытал такой острый оргазм, сатори, инсайт невероятной силы.
Он схватился за сердце, рассыпал попкорн, расплескал водку.
На экране появились разные черно-белые звёзды и графические знаки,
меняясь с дикой скоростью, что предшествует обрыву пленки.
Девушки взяли Бориса за руки и ласково повели к экрану.
Увидев на экране свою тень, он шагнул в нее,
в последний раз, жадно вдохнув прохладный воздух кинотеатра.

Борис БЕРГЕР

*действие происходит в Москве в Китай городе