Письмо В. Г. Белинскому

               

   Милостевый государь,  Виссарион Григорьевич!
   Давно хотел Вам написать, да возможности никакой не было по причине состояния здоровья моего. Тому третьего дня уж и бумагу взял, и перо сыскал с чернилами, но руки так предательски тряслись, что вместо букв одни кляксы, да запятые выходили, и я в сердцах оставил своё намерение до лучших времён. Ну, да Бог милостив, малую толику совести всякой шельме вложил, так что сегодня трактирщик отпустил мне в долг, и я, приведя себя, можно сказать, почти в первородный порядок и в «приподнятом» настроении, тот час метнулся к конторке, чтобы писать Вам.
   Одно только смутное сомнение меня гложет. Один единственный вопрос, прочтя статью вашу, мне хочется задать Вам, Виссарион Григорьевич!
   А любите ли Вы водочку! Нет, я спрашиваю: любите ли Вы водочку, как люблю её я, то есть всеми силами души вашей, со всем энтузиазмом, со всем исступлением, к которому только способна пылкая душа, жадная и страстная до впечатлений! Или, лучше сказать, можно ли её не любить больше всего на свете? Не сосредотачиваются ли в ней все чары, все обаяния, все обольщения, не есть ли она самовластный властелин наших чувств, готовый во всякое время и при всяких обстоятельствах возбуждать и волновать? Поднимать над бездной бытия и мелочной суетой забот и тревог наших?
   Коньяк, виски, ром, джин, шнапс, саке: отдаёте ли Вы чему-нибудь из них решительное предпочтение или всё это любите одинаково? Трудный выбор? Не правда ли? И, однако же, я люблю водочку предпочтительно, и, кажется, это общий вкус. Водка между ними есть  то же, что математика между науками! Она являет человека в его вечной борьбе со своим Я, в его вечном стремлении к какому-то идеалу блаженства, впрочем, редко им достигаемого.
   Что же такое водка? О, это истинный храм, при входе в который вы мгновенно отделяетесь от земли, освобождаетесь от житейских отношений!
   Представьте большую залитую светом залу с рядами красиво сервированных столов, звон последних расставляемых приборов, как звуки настраиваемых в оркестре инструментов томят вашу душу ожиданием чего-то чудесного, сжимают ваше сердце предчувствием какого-то неизъяснимого сладостного блаженства.  Народ,  постепенно наполняющий залу, разделяет ваше нетерпеливое ожидание, вы сливаетесь с  ним в одном чувстве. Наконец, откуда-то из глубоких погребов, возможно со льда, на подносах в пузатеньких графинчиках и строгих штофах появляется Она. Холодное стекло в жарко натопленной зале тот час становиться мутным, матовым. Мельчайшие капельки влаги, неразличимые глазу человеческому, укрывают содержимое их, подобно тому, как фата укрывает от любопытных, назойливо алчущих взглядов толпы, юное и прекрасное лицо невесты. Влага на стекле становиться всё толще, ей с каждою минутою всё труднее удерживаться и, вдруг, одна из невидимых нам капелек, возможно, тронутая неуловимым движением воздуха, срывается. Увлекая за собой соседние, подобно снежному кому, в движении своём вниз, она быстро увеличивается, оставляет на стекле блестящую полоску, подобную тем, что оставляют первые слёзы счастья на щеках юных дев, вступающих в новую для них,  доселе неведанную жизнь. Через полоски в глаза вам ударяет искрящийся внутренним холодным огнём свет, с чистотой которого поспорить может редкий бриллиант, и вы сливаетесь с ним, и душа ваша предощущает в этом блеске впечатления, которые готовятся поразить её.
   Наконец-то раздаётся: «Прошу к столу, господа!» Всё, занавес поднят, прошлого больше нет! Перед вами бесконечный мир страстей и желаний! Отныне вы живёте не своею жизнью, не страдаете своими скорбями, не трепещите перед опасностями, ваше прошлое Я исчезает в пламени холодного напитка. Если вас мучила тягостная мысль о трудности вашей жизни и слабости ваших сил, вы тот час забудете всё. Если ваша душа алкала когда-нибудь любви и упоения, если в вашем воображении мелькал пленительный образ, давно забытый, как мечта несбыточная – здесь этот образ снова явится вам, и вы увидите его напротив или немного наискосок. Увидите очи,  устремлённые на вас с тоскою и любовью, упьётесь её обаятельным дыханием, содрогнётесь от огненного прикосновения её руки.
   Но возможно ли описать всё очарование, всю магическую силу водки над душою русскою. Только она открывает перед взорами нашими бесконечный мир страстей и судеб человеческих, она, как величайший драматург творит затейливые сюжеты: вот умоляющие крики кроткой и любящий супруги мешаются с бешеными воплями ревнивого мужа; вот среди глубокой полночи появляется соседка с обнажённой грудью, с растрёпанными волосами, и тщетно старается стереть с рук своих кровавые пятна; вот выходит бледный, едва держащийся на ногах, юноша с его вечным вопросом: «быть или не быть». Благодаря водке - вся Русь одна большая сцена, с добром и злом, с высоким и смешным, героями и злодеями. О, как было бы хорошо, если бы у нас была своя национальная идея! Но зато у нас есть свой национальный напиток! Он дарит тысячу идей, сто тысяч идей! Пейте водку в гостях и дома, в трактирах и ресторанах, в трудных походах и на пикниках. Пейте её с родственниками и друзьями, знакомыми и незнакомыми, коллегами и  попутчиками, в дни празднеств и горькой тризны. Любите водку, живите с водкой и пока стоим на том – жива будет Русь наша!

   За сим, с уважением неизменным и почтением к талантам Вашим, кланяюсь низко
                Михаил Иванович Встельку.

   PS: письмо сие писано автором в белогорячечном состоянии и опущено было в собственный почтовый ящик, откуда извлечено на свет Божий и суд приятельский благоверной супругой его.