Брошу пить

               
              Сказка

     Решил как-то Михаил Иванович  пить бросить. Отчего такая мысль ему в голову пришла – про то никому неизвестно. А известно, что день был субботний, в окна светило ласковое июльское солнышко, в квартире царили тишина и летняя безмятежность. Срочных дел, как всегда не было. Срочные дела, я вам скажу, придумывают жёны, чтобы жизнь мужьям не казалась мёдом, но, судя по царившей в квартире тишине, жены тоже не было. Казалось бы, чего ещё человеку надо! Наливай да пей, выпивай да закусывай, живи да радуйся – тёплым денькам, тишине и покою, тем более в доме и выпить что было, и закусить чем имелось. Ан, нет! «Брошу пить!» - мрачно упорствовал Михаил Иванович, ноздри его широко раздувались, на лбу глубокие складки, дыхание стало неровным и частым, одним словом – грозавец! Грозен и красив становится мужчина в своей решимости что-нибудь сделать.
   Надо заметить,  пьяницей  Михаил Иванович Встельку никогда не был, выпивал как все, через день да к ряду, но зарплату домой приносил, иногда целиком, если жена,  подкараулив его у проходной, успевала отобрать. Впрочем, это только повышало самооценку супруга. Жена в ознаменование успешно проведённой операции готовила ужин и выставляла на стол бутылочку. Слегка размякший после трапезы Михаил Иванович миролюбиво произносил: «Кормлю вас, дармоедов, а благодарности никакой!» Но спроси его, какой благодарности он хочет, то растерялся бы Михаил Иванович, захлопал глазами и махнув рукой сверху вниз, типа: «Да чего с вами разговаривать!?», ушёл бы с кухни.
     Так что же случилось в тот день? Может, денег  у него не было, как-то по-особенному, так ведь нет, денег не было как обычно. То есть они были, но для счастья их не хватало. То ли счастья ему хотелось какого-то дорогого, то ли деньги приходили слишком быстрые. Говорят, что счастье – это оргазм, который мы получаем от жизни. Так вот, деньги у Михаила Ивановича всегда заканчивались раньше, чем наступал оргазм.
     Незаметно, за размышлениями о важных переменах в своей судьбе, он достал из холодильника коробочку своего любимого красного полусладкого и, потряся ею в воздухе, с сожалением отметил, что она наполовину пуста. В другой день он непременно бы обрадовался, что у него ещё есть полкоробочки, но сегодня решительно, хотя и недалеко, поставил её на стол. Впрочем, что это я на человека наговариваю, что значит недалеко, насколько руки хватило – там и поставил. «Ей Богу брошу!» - кобенился Михаил Иванович. А был он, надо (справедливости ради) заметить, человеком слова, сказал, как отрезал. Только форс-мажорные обстоятельства и могли изменить его решение. Впрочем, форс-мажора в нашей жизни столько развелось, что куда ни плюнь в него и попадёшь. Да вот хоть бы сейчас, во рту у Михаила Ивановича пересохло, а на столе стоит прохладное натуральное марьяновского разлива. Многие бы из вас устояли? Вот то-то и оно! «Все почувствуете, когда пить брошу, всем кисло станет» - отхлёбывая полусладкое, думал он, к счастью руки за это время  короче не стали. После нескольких глотков рассуждать стало гораздо легче. Вот, к примеру, Сергей Александрович позовёт пивка попить, а сам шасть в бутик  и бутылку портвейна тащит, а я ему тут: «Извини, дружище, не пью. Бросил». Мол, выходной летом не для того даётся, чтобы развалясь на травке с друзьями вино пить, да шашлычком закусывать.
     Или, к примеру, Дуля (Дульсинея, что ли?) соберёт обед, позовёт к столу, поставит стаканы, а я ей: «Пить не буду и тебе не советую». Представляю, как у неё лицо вытянется, а глаза шире очков станут, одной пить моветон, а больше не с кем. И так он разволновался от этих небывало смелых мыслей, что ладошки вспотели, а во рту снова пересохло. Ладошки Михаил Иванович ловким движением вытер о штаны, а во рту промочил тем, что в коробочке оставалось. Мысли в его голове стали роиться пуще прежнего, как мухи возле коровьей лепёшки.
     А уж как представил, какой фурор произведёт на Размякиных, когда те зайдут после баньки в картишки поиграть, так аж с табуретки подскочил. Ну, а коли всё равно подскочил, то достал из холодильника вторую коробочку, вспоминая, не без удовольствия, любимую присказку: «Между первой и второй промежуток небольшой!» С каждым новым глотком он становился всё смелей, а убеждённость в посильности поставленной задачи, росла. Ему рисовались картины триумфа, он упивался впечатлением, которое произведёт на всех. Упоение было глубоким.
     Когда пришла жена, кстати сказать, тоже Встельку, - святая женщина со всеми прилагающимися к ним удобствами, положение тела Михаила Ивановича в пространстве дивана  красноречиво говорило, что он опять принимал трудные решения. Местоблюститель семейного ложа хотел было встать и  приложиться к святым мощам, но быстро передумал и решил, что до утра не поднимется. Зачем прикладываться, коли и так лежишь? А то ещё, чего доброго, неправильно поймёт, и так приложит! Авантюризм, свойственный Михаилу Ивановичу в молодости, давно прошёл, и искать приключений на больное место ему не хотелось.               
    Все люди  знают, что Дуля человек выдержанный, но тут и она не стерпела, слово молвила, да не одно. Таких слов Михаилу Ивановичу никто не говорил. «Неискренний народ у нас» - подумал он, плотнее укутываясь в собственные ладошки. А ещё подумал, что завтра непременно попробует бросить снова. Почему нет? Попытка – не пытка! Надо только у Дули 100 рублей попросить. Странный народ, я вам скажу, эти женщины. Триста рублей на маникюр им потратить не жалко, а сотню на доброе дело непременно пожалеют. Во сне Михаил Иванович увидел картину: в облике ковбоя «Мальборо» его жена от бедра стреляет с двух кукишей. «Вот, вот тебе сто рублей, получи!» Взгруснулось. «Баба с возу – волки сыты!» - тут же во сне нашёл ассиметричный ответ Михаил Иванович, и хотел было, как всегда, решительно повернуться на другой бок, но в этот раз не получилось. В затухающем сознании его мелькнула знакомая мысль, что жизнь даётся человеку лишь раз и прожить её надо непременно так, чтобы утром было мучи-и-ительно больно. Звуковое давление, производимое женой на перепонки ушей, постепенно снижалось. Пара собственных ладошек согревала не очень, и в неясное завтра он отправился  негромко икая. Иногда он напоминал чайник со свистком, но в отличие от него, свистел не только носиком. Впрочем, спокойной ночи, Михаил Иванович!