В моей записной книжке есть один номер

Нет, конечно в моей старой записной книжке, хранящейся у меня еще с тех пор, когда сотовый телефон еще не был обязательным аксессуаром, есть много номеров. С тщательной аккуратностью заполненные странички А, Б, В, привычно полупустые Э, Ю, Я. Имена, фамилии, номера. Некоторые из них вспыхивают в памяти яркими, насыщенными воспоминаниями. Некоторые приходится старательно припоминать – морща лоб раздувать почти потухший уголек памяти. Некоторые имена навсегда уже остаются чужими.

Я дохожу до страницы с «этим самым» номером и останавливаюсь. Я прекрасно помню этого человека. Мы познакомились так, как и знакомятся дети – без подвоха, необходимости отстоять свой интерес, без интриг. Случайно.

Была середина лета 1999 года. Тогда тоже, как и сейчас, обещали близкий «Конец Света». Но люди уже слишком давно говорят о нем слишком много, чтобы заметить, что он уже наступил. Мы были в лагере, который тогда еще не перестали называть «пионерским», и попали в один отряд. Не сразу, но мы стали близкими приятелями. Перед отъездом домой мы все обменивались друг с другом номерами своих телефонов, вписывая их на самодельные памятные открытки, заботливо приготовленные для нас вожатыми. Мы старательно выписывали каждую циферку. Только для того, чтобы никогда по этим номерам не позвонить.

Это были времена последнего счастливого детства без интернета, когда мы ходили друг к другу домой чтобы позвать гулять. А единственной формой связи с новыми, найденными за лето, друзьями были сентябрьские встречи в парке Горького, пропуская одну из которых ты выпадал из «обоймы» уже навсегда. Потому что узнать, когда состоится следующая встреча (и состоится ли вообще) ты уже не мог.

Я мну большим пальцем желтеющие страницы, раздумывая, а может быть все-таки позвонить? Вот этой, Полине, с которой целовался первый раз, под мелким моросящим дождем за старым дощатым бараком. Решено. Моя рука тянется к трубке, останавливаясь на пол-пути. Я понимаю, что прошло 12 лет.

И это ты все эти 12 лет гулял, пил и веселился, меняя друзей, подруг и занятия. Стараясь ухватить все и сразу. Опуститься на самый низ и взмахнуть к самому верху. Шатаясь от заграницы до белых больничных стен. В инфантильном поиске самого себя, самого себя же по пути и теряя, вечно гонимый вожжами направленной вовнутрь рефлексии. И это ты сейчас сидишь на пустой кухне посреди холодной декабрьской ночи, вспоминаешь, и, главное, можешь вспомнить, кого ты там тискал 12 лет назад. Словно и нет у тебя других забот. А нормальные люди?

А нормальные люди нормально закончили за эти 12 лет школу. Нормально выбрали какой-нибудь нормальный факультет в каком-нибудь нормальном университете. Нормально отучились 5 лет, параллельно нормально найдя себе нормального жениха или невесту, с которой успели нормально поженится и нормально родить нормальную двойню, нормально взяв ипотеку и простенькую (для начала) иномарку в кредит. Для того, чтобы спустя 12 лет услышать… Привет, а ты… ты меня помнишь?

Я продолжаю листать исписанные страницы, полные уже «мертвых» для меня душ. Понимая, что для кого-то я уже тоже точно также «мертв». Жизнь в провинции тиха и неспешна. Значимых событий (за исключением ЧП) здесь не происходит. Мир здесь словно законсервирован. И так легко вползает в душу яд заблуждения, что «всё» - «навсегда». И попадая на крючок этого сладкого обмана, так хочется снова вернуться Туда. На ту развилку, где, как тебе сегодня кажется, ты свернул «не туда». Снова вернуться. Чтобы снова попробовать. Снова ощутить. Снова испытать. Ведь внешне, казалось бы, ничего и не изменилось!

И ты снова проходишь по этим, таким же «как и тогда», дворам, но только шаги людей, которых ты так жаждешь тут увидеть, давно остыли, а следы – стерлись. И ты снова поднимаешь свой взгляд на то же, «как и тогда», окно. Но вместо лица, которое ты так жаждешь там увидеть, ты видишь лишь бледный призрак своего лишь только воспоминания. О недоделанном, недодуманном, недочувствованном. Лишний хлам, копящийся годами в твоей голове. Хлам, в котором уже завелись мыши. Хлам, от которого невозможно избавиться.

И эта старая записная книжка тоже никуда не выбрасывается, как невозможно выбросить часть себя, и убирается в самый дальний угол шкафа воспоминаний, занимая свое место рядом с остальными скелетами.