Дневник контрольного мастера завода Гидромаш

               
       Грязь бывает, и есть, разная. Грязь на сельских грунтовых дорогах после дождей, на распаханных полях – тоже после дождей.  Через грязь грунтовой дороги, отделяющую одну сторону деревенской улицы от другой, перейти бывает трудно даже в резиновых сапогах – видел и ощущал такую, например, в деревне Рои Кировской области. Непролазная грязь сильно тормозила наступление  немецких войск осенью 1941 года – так что, от такой грязи даже польза  была. Грязь на пашне тоже вреда не причиняет, если по ней не тужиться пройти… Но есть, оказывается, и грязь иных сортов. Эту набирают откуда-то в вёдра, или в какие-нибудь иные ёмкости, и старательно льют на что-то  хорошее, дабы исказить это хорошее до неузнаваемости. Это – грязь политическая, чаще всего. Здесь бывает и так, что грязью называют чистую правду – это уже для того, чтобы скомпрометировать  правду и очистить ложь, грязную по определению, в чью-то пользу. Сложное явление, одним словом. Особенно когда речь идёт об истории… Здесь так или иначе из такой грязи высовывается чьё-то лицо. Впрочем, если в грязи, то уже не лицо, а морда или харя – это уж  кому как  захочется определить.
      Свой личный дневник я веду давно. С армейских лет. Продолжил даже после того, как довольно жестоко поплатился за такое крамольное занятие, как запись собственных наблюдений и мыслей, по поводу этих наблюдений.  Едва в дисциплинарный батальон не угодил.  Спасло только то, что был отличником боевой подготовки. О политической подготовке начальство так же сказать уже не могло – после прочтения моего дневника. Как он у начальства того оказался? Очень просто: поднятый по тревоге,  забыл сунуть его в карман – оставил в тумбочке, а проверявший её сержант полюбопытствовал: что это за книжечка в тумбочке в неположенном месте?.. Прочитав, ужаснулся и передал замполиту…
На ковёр пред грозные очи начальника полковой школы сержантов, всех её офицеров и, естественно, замполита, я был приведён едва не под конвоем  автоматчиков. С недоумевающей душой в пятках: за что?! Мне сказали за что – за…оскорбление Героя Советского Союза Валентины Борц!  Помните, кто это такая была? Член «Молодой гвардии»  - подпольной организации в Краснодоне. Так вот её я и «оскорбил». Просто ужасно как: назвал её в дневнике своём… «гибридом дамы с офицером». Дело в том, что она служила в нашем полку в звании капитана, то есть, была офицером. Но и женщиной в то же время, вполне симпатичной. Вот я её в дневнике и назвал «гибридом».  Офицеры-мужчины, услышав такое, захохотали, но тут же сникли под грозным взором замполита: какой тут может быть смех?!  Рядовой солдат оскорбил Героя – облил его грязью! Как может советский офицер каким-то «гибридом» быть?!
         Но это  ещё пол-беды. В том же дневника оказалась и другая запись – прямое «желание изменить родине»: «Скукота в полковой школе – хоть беги. Дезертировать, что ли?..» Шутка, конечно. Но и её собирались воспринять всерьёз. «Кто твои сообщники?!» - непримиримо  стукнул кулаком по столу тот же замполит.  Но он же дело и замял: иметь во вверенном ему полку, да ещё и в полковой школе, такого злыдня – скандал. Ладно ещё – были у меня по всем статьям боевой подготовки только отличные оценки. Отделался почти лёгким испугом. Даже на комсомольском собрании не «разбирали» - как бы и там до смеха не дошло… Дневник же в армии больше не вёл.  Вновь начал уже  только после службы, работая на нынешнем заводе «Гидромаш», на прошлом «а/я 69».
         Дневниковые записи делаются только для себя, любимого очень или не очень, но никак не для публикаций или какого-либо иного оглашения. Если  только не в руки замполита угодит. На заводе, и в рабочем общежитии, где я многие годы жил, такая опасность отсутствовала, слава Богу.  Записи делались почти ежедневно с 1967 года. В них есть и то, что сегодня некоторые называют «антисоветчиной». Но я был правоверным комсомольцем, забугорной радиоклеветы не слушал, антисоветчиком быть не имел никаких оснований – писал то, что видел, знал, испытал и – думал.

Итак: дневник  контрольного мастера ОТК цеха № 6 завода «Гидромаш» с комментариями автора.
       23 августа  1968 года. Суббота. (Температура воздуха + 21. Дождь). «Работали. «Восьмая» суббота. (Тут я подзабыл: что значит «восьмая»?  Потом, поднапрягшись, кажется, вспомнил: август – восьмой месяц. В месяце четыре субботы, в среднем, при пятидневной рабочей неделе, а при шестидневной, которую не так давно отменили, рабочая суббота прибавляется. Вот и получается восьмая рабочая суббота – то есть практически мы работали по шестидневке при пятидневно-законной рабочей неделе все восемь месяцев). Завтра тоже будем работать.
Вчера предъявленные детали сегодня только отправил. Забил двумя клеймами, что означает «подозрительно, сомнительно, принято по разрешению» - всё-таки брак детали. (Таким образом клеймили детали для снятия с себя ответственности  в случае аварии  или катастрофы  по вине пропущенной детали).  Работа на  участке №3 напоминает  потуги героев крыловских басен.
       «Скучная жизнь. Работа и работа. И ничего больше», - уныло бросил вчера Лёша Голубев (начальник техотдела).

     25 августа 1968 г. (Температура +27. Солнечно). Воскресенье работали до 14 часов. На этот раз сидеть почти не пришлось. Сделали не мало, но почти вхолостую. У нас не хватает рабочих, а те, что есть – неопытны и не очень старательны. Но это вина не только их. Само руководство своими действиями развращает трудовую сознательность рабочих.
      Руководство… Сейчас на участке нет ни одного умного и по-настоящему делового мастера. Люди бегут с завода, не выдержав напряжения и системы бессистемности, вынуждающей их работать по 10-12, а то и больше часов.  Последний, умный и  честный мастер Астафьев ушёл контрольным мастером в цех № 9 ( цех покрытий, кажется, – менее трудоёмкий, чем наш - механический). И его отпустили. А надо бы удержать, чем-нибудь привлечь к его работе. Хотя бы оклад повысить, что ли. Но куда там…
      Сейчас нам предъявляют продукцию чуть ли не случайные прохожие. Два мастера болеют – надорвались. Вместо них временно поставили двух рабочих. Все знают, что они временные, и они тоже это знают и требовать с них многого – бесполезно. И это на труднейшем участке!

      1 сентября 1968 г. (Температура + 19. Ночью гроза)  Примечательные события  1-е – грандиозный шум и скандал в цехе.  Инициатор я.  2-е – В «Горьковском рабочем» моя статейка «Пьянству – бой!»
      Скандал: причина – не могу примириться с тем, что вытворяют наши РУКОводители. Недоволен, возмущён и даже оскорблён, ибо такая «Организация труда» может только оскорбить достоинство, честь, совесть и даже мировоззрение.  Вот из-за этого сегодня и состоялись крик, рёв и горячка – результат так называемого «убыстрения тех. процесса», а заодно, надо полагать, и тех. прогресса.  Отделу технического контроля была предъявлена партия брака якобы принятая нашим отделом с клеймом приёмки, не значащимся в ОТК нашего цеха.  Я их затормозил, из-за чего скандал и воспылал – эти детали должны были пойти в счёт прошлого месяца для показухи  выполнения плана…
    2 октября 1968 г. (Температура +11)  Опять «32» сентября для завода «Гидромаш».
Борис Каштанов утром внезапно закашлял и заплевал кровью. Жуткое зрелище. Лицо посерело, осунулось. «Душу», - говорит, - «сразу перевернуло». Ещё бы. От перенапряжения, наверное,  при штурме плана прошлого месяца. Бронхи и лёгкие у него больны ещё с войны. Домой Каштанов, тем не менее, не пошёл. Объяснил это тем, что надоело дома сидеть и по поликлиникам бегать. Это - да: порядки и правила в поликлиниках такие, что больной «спокойно» поболеть не может – через день к врачу, да анализы чуть не каждый день, да комиссия ВКК для продления больничного листа (словно врач сам не в состоянии решить этот вопрос), А это – нервы, толчея и усталость, и  опасность заразить других или заразиться самому. В поликлиниках меньше полутора часов не пробыть, а часто и по 5-6 часов приходится выстоять-высидеть.
      3 октября. (Температура + 9).  С грустью, скорбью и тоской смотрю сквозь брюки на часть моего голого правого колена…Дыра в брюках обозначилась. Вся «гамма чуйств» - из-за перспективы покупать новые штанцы. Сразу вопрос: где? В магазинах, если и есть, то не те, которые мне нужны и не в ту стоимость: от 24 до 40 рублей. При моих ресурсах «кусок» слишком жирный. Да и нужны мне брюки «универсальные»:  для работы и после. Двое штанцов не потяну.
        Чего сейчас, вообще, в магазинах  нет?  Мужских шапок меховых нет. Если есть, то вида мерзопакостного: или с матерчатым, или, как дефицит, с кожаным верхом. Тем самым, что за сезон обретают такой обшарпанный вид, словно их не только на голове носили, но играли ими в футбол вместо мяча. Мячей, между прочим, тоже нет. Нет никаких перчаток и рукавиц. Нет плащей, кроме грубо сшитых, бывших «в моде» лет 10-15 назад. Нет пальто нужных размеров и покроя: ищи – не найдёшь. Нет обуви мужской – той, что нужно, и по цене ( я получал аванс в  тридцать рублей), а часто и вообще никакой – пустые полки. Шампунь исчезла давно и надолго. Все виды батареек обретаются неведомо где, а, может быть, и вовсе нигде. Короче: чего бы ни задумал купить – найти почти невозможно. Дефицит «выбрасывают» только в конце месяца и тогда магазины работают без выходных – план жмут»…
       Много ещё чего интересного записано в моих дневниках. В том числе и о результатах планового хозяйства для населения страны – как это выглядело на самом деле. И о так называемых «социалистических соревнованиях», и о «наставничестве» опытных специалистов-рабочих. К слову о рабочих на должности  инженеров кроме описанного случая. Назначили на тот трудный участок ещё одного из рабочих, с восемью классами образования. Но с высшим опытом работы.  И он вывел участок из трудного положения.
       Личные дневники не для публикаций пишутся. В них не может быть ничего преднамеренного. Они – крик и вопль  души и только правда. Она очень может кому-то не нравиться до такой степени, что и правду может грязью назвать. 
                Станислав Козлов