Застольные истории. Пьяный Рональд Рейган

Застольные истории вспоминаются в минуты дружеских посиделок, когда на все вопросы «как дела» и «как живешь» уже получены исчерпывающие ответы. Перемыты кости всем знакомым. Рассказаны все свежие анекдоты. Тогда в ход идут они – застольные истории, или Table Talks, как называл их когда-то очень давно Александр Сергеевич Пушкин. Иногда самые неожиданные, вне всякой логики. Одна из студенчества, следующая - армейская, третья - из далекого детства. Если порыться в глубинах своей памяти, нарыть таких историй можно великое множество, вот лишь некоторые из них…

Пьяный Рональд Рейган

1986 год. Лето. Окрестности села Засопка. Уже знакомый по застольной истории «Косточка», лагерь студентов-археологов. Работы на раскопе  идут своим чередом: днем работа, вечером – жизнь в свое удовольствие. Одни едут домой, благо до Читы недалеко, другие плещутся в Ингоде, ловят рыбку большую и совсем маленькую, играют в футбол, волейбол и прочие подвижные игры. Лафа, одним словом.

Жизнь в археологическом лагере устраивала всех в полной мере. Но по прошествии двух недель махания лопатой на раскопе в умах некоторой части студенческого народонаселения созрел план по устройству грандиозной вечеринки. «За знакомство!» - таковой была обозначена ее основная тема.

 Надо отметить, что в тот год состав студенческой практики подобрался почти чисто мужской, большая часть составляли люди, отслужившие в армии. Кто-то вернулся из рядов доблестной Советской Армии несколько лет назад, другие дембельнулись буквально за несколько дней до начала археологической практики. Многие были друг с другом незнакомы и первые знакомства происходили именно на раскопе. Все это нужно было надежно закрепить на студенческой «хмельной пирушке».

Сказано, сделано? Но не тут, то было. Стоит помнить, что на дворе 1986 год, самый разгар горбачевского сухого закона. В Чите в ту пору вино, и уж тем более водку, можно было купить только по большому блату. Ну, или на вокзале по спекулятивной цене, 25 рублей за пол-литра, при том, что в магазине 4 р. 70 коп. стоила знаменитая «Андроповка»», 5 р. 30 коп. – «Русская» и 6 р. 20 коп – «Пшеничная». Таких денег ни у кого не было, решили «бражничать».

Деньги собрали быстро, а вот с ингредиентами для бражки вышла накладочка – сахар и дрожжи в условиях «сухого закона» тоже попали в разряд остродефицитных товаров. С полок магазинов исчезло все, что могло быть использовано для приготовления хмельного напитка: конфеты, включая любую карамель, варенье, повидло, сиропы и др. Но выход вскоре был найден, в качестве основного ингредиента было решено использовать фруктовый сок, который в то время продавался исключительно в трехлитровых банках. Взяли 12 банок яблочного. Дрожжи кто-то нашел через знакомых на хлебозаводе. Общими усилиями наскребли некоторое количество сахара.

Все это было залито и засыпано в 40-литровую флягу-термос, которую со всеми мерами предосторожности установили в одной из палаток, и процесс пошел. Днем на летнем солнце палатка раскалялась до невообразимых температур и к тому моменту, когда студенты возвращались с раскопа в ней стоял стойкий бражный дух. Процесс шел.

Прошло три или четыре дня. Мужская часть населения уже сгорала от нетерпения – всем хотелось испробовать древнейшего русского напитка, но люди, отвечавшие за его приготовление, были неумолимы:

- Рано! Надо еще подождать. До нужного градуса брага не подошла, - говорили знатоки, отвечавшие за конечный результат. Остальные тяжело вздыхали, но соглашались.

И тут в дело вмешались сторонние силы. Студентам стало известно, что расположение экспедиции покинет ее руководитель – Игорь Иванович Кириллов. Вернуться он должен был только через два дня. После этого сдались даже те, кто призывал не торопиться с бражничанием. Более удобного случая невозможно было себе представить. Во время «сухого закона» с этим делом было строго и пойманного пьяным студента могли из института исключить на раз-два. Рисковать никто не хотел. А тут такой удобный случай. Грандиозную вечеринку было решено устроить в тот же вечер, даже, несмотря на то, что бражка еще полностью не вызрела.

Сами перипетии процесса пития описывать не буду, поскольку многого не помню. В среднем на каждого пьющего студента пришлось около двух литров бражки. Пьяными были все, включая, наверное, прибрежные кусты и Луну, которая всю ночь взирала на студенческий разгул.

Утром археологический лагерь представлял из себя печальное зрелище: две палатки завалились на бок, под кухонным навесом на скамьях спали два человека, в тени раскидистой ивы еще двое. Завершала картину фляга из-под браги. Под утро она почему-то оказалась посреди лагеря и стояла у костра.

На завтрак поднялось всего несколько человек. Очередной рабочий день археологической практики был безнадежно сорван. Но самое страшное заключалось в том, что утром вернулся Кириллов. Мрачным взглядом обвел он картину ночного побоища, молча позавтракал и уселся на лавочку возле костра. Бочка, в которой оставалось еще литра два браги, стояла рядом. В это время начали просыпаться ночные бражники, но выходить из своих палаток и попадать под раздачу никто не решался. Все ждали вердикта руководителя экспедиции. То, что он будет страшным, понимали все, даже те, кто еще не протрезвел. 

Игорь Иванович докурил сигарету и начал звать своего кота, которого перед своим отъездом оставил в лагере:

- Ронька, - кричал он на весь лагерь, но кот не появлялся. Полное имя классического представителя трехцветной кошачьей породы – белый, черный, рыжий - звучало как Рональд Вилсон Рейган, по имени американского президента. – Ронька, твою мать!

У всех кто это слышал, зашевелились волосы на затылке – если что-то произошло с котом, то кара будет страшной, все ужасы средневековой инквизиции и сталинского ГУЛАГа в сравнении с этим милое и безобидное пошлепывание по попке провинившегося.

Минут через десять безуспешных взываний из дупла ивы, росшей недалеко от того места, где сидел Кириллов, выпал (именно выпал, не выполз или не вышел) Рональд Вилсон Рейган. Вид его был жалок: трехцветная шерсть торчала в разные стороны, его шатало из стороны в сторону. В довершение всего, он жалобно мяукал,  точнее, пытался это делать, звуки, исходившие из Роньки, были мало похожи на мяуканье. Он то ли рычал, то ли мычал, то ли вовсе блеял. Как выяснилось позже, кто-то из сердобольных студентов, вместо того чтобы дать Роньке рыбки, до которой он был большой охотник, дал ему полакать бражки. Коту она, кстати, понравилась (Ронька, вообще, был котом уникальным, например, молоко он на дух не переносил, если что и лакал то только бражку, но чаще все-таки воду). Хмельной напиток ему еще два раза доливали в миску, до краев. В пересчете на массу не самого крупного кота, он, по всей видимости, выпил почти смертельную дозу.

- Ронька, что с тобой? – воскликнул Кириллов.

Ронька поднял на него свою морду, посмотрел затуманенным взглядом, открыл было пасть, чтобы что-то промяучить, или проблеять, но в этот момент он увидел флягу. Перемена в образе кота была поразительной: глаза его запылали огнем и Ронька, заплетаясь в собственных лапах, понесся к фляге. Минут пять Рональд Рейган терся о флягу, запрыгивал на крышку, выгибал спину, поднимал хвост трубой, жалобно мяучил и умоляюще смотрел на своего хозяина.

- Фиг тебе, а не опохмелиться, - Кириллов рассвирепел и после этого заорал уже на весь  лагерь: - Подъем! Все на раскоп!

Махать в тот день лопатами было очень, очень тяжело, но, ни с практики, ни с института никого не выгнали.

В то лето Роньку больше ничем кроме воды не поили. Остатки сезона кот, как и вся экспедиции я,  провел образцовым трезвенником.


Рецензии