Встречь солнцу. Глава6. Тучи над Атту

Глава шестая
Тучи над Атту

1

Август 1745 года. Остров Атту. Поселок русской промысловой артели. Этот летний месяц на острове, по погоде, считается самым комфортным в году. Если конечно сее понятие можно вообще отнести к Алеутским островам. Но и без лукавства, солнышко чуть более радует островитян, чем в остальное время года.
Для жителей острова Атту этот месяц всегда был периодом праздников. Большие любители музыки и песен, они устраивали целые театральные представление под сенью святого древа.
Там звучали сказания, о духах моря и великих охотниках. Были и веселые! Например об охотнике, умершем от обжорства внутри кита.
Порою, в них принимали участие все жители поселка. Горловые выкрики, удары в ладоши, звуки бубна и струны чаяха сопровождали эти действа. А еще танцы! Бесконечные в своем плавном течении по кругу, покачиваниями тел и движениями рук, похожими на взмахи крыльев.
События этого года пока не особо коснулись вековых традиций и летние развлечения продолжали еще быть. Правда, все же с оглядкой на мнение преподобного отца Димитрия и страхом в сторону поселка русских промысловой ватаге.
Русское поселение обосновалось с противоположной стороны острова от алеутских улягам. Промысловые сторонились островитян, островитяне русских и все шло ладно до поры.
Как и обещал мореход Михаил Неводчиков, Темнак, брат Анканы, оказался под его покровительством. Не сказано повезло этому юному алеуту, попав в столь надежные руки. А главное совестливым мужиком оказался мореход, да и думы были подстать. Не каждый из тех людишек, что отправились за море встречь солнцу, думали о делах великих. Жадность стяжать немыслимые богатство вот та сила, что гнала русских мужиков за Восточное море. А дури, удали и отваги хоть убавляй!
Мореход, в ватаге промысловых, человек не последний. Его слово на море куда весомее передовщика. Сейчас на берегу оно конечно не так, но пять матросов, ребят крепких и отчаянных завсегда станут за старшего. Да и среди промысловых не мало людей совестливых. На диких островах, каждый помнит о дороге к родным берегам.
Так что Темнаку, будучи неотлучно при мореходе, жилось сытно и покойно. К тому же Михаилу Неводчикову, вскоре довелось стать крестным отцом. Крестил и его Преподобный Димитрий. Теперь он во кресте носит имя Павла, а все остальное досталось от крестного. Так что, если по всей форме с вичем, прозывается - Павел Михайлович Неводчиков. Звучит неплохо, и для молодого алеута столь длинное непонятное имя стало предметом гордости.
Если говорить о делах, что занимали моряков прошедшею зиму и весну, то и вовсе интерес к ним оказался не шуточный. Сметлив был новокрещенный Павлуша. Геодезические работы Неводчикова на Алеутских островах станут примером беззаветного служения отечеству. И хоть Павел в то время не мог понять суть ученых дел, но работу с инструментом усвоил подлинно исполняя все с должным прилежанием.
Но все же основной заботой для морехода и его людей был бот «Святой Евдоким». Зимовал тот за песчаной кошкой, в устье реки. Углубив дно, артельщики на сотню шагов затянули «Святого Евдокима» в русло той безымянной речушки.
Но даже столь надежное убежище оказалась неспособным уберечь бот от ветров острова Атту. Да то вовсе не ветра, а светопреставление! Они сметают растительность и рушат камень, изменяя формы скал. Человек не в силах устоять супротив него. Зазеваешься, мощным порывом собьет с ног и понесет несчастного, словно перекати поле. Вот и «Святому Евдокиму» досталось. Многие надстройки пришлось чинить, а уж о многочисленных реях и стеньгах и говорить нечего.
Остальных артельщиков занимал лишь промысел. Благо, что остров не маленький, а зверя в достатке. Удальство показали мужики не шуточное! Били зверя не меряно, всех к ряду. Лишь опосля разбирая шкуры, некоторые задумывались над содеянным. Молодой котик слаб подшерстком, не к чему вести за моря дальние.
Более всех свирепствовал в промысле Лукаха Беляев. Собрав до кучи своих дружков, он жил обособленно, куражливо. Гнался лишь за количеством вовсе не обращая на качество и не заботясь о сохранности шкур.
Пожалуй лишь половина из промысленного им котика попадало в суму артельщиков. Даже сам передовщик Яков Чупров, не раз матерно ругаясь, давал Лукахе зуботычину, уча уму разуму. Но то было понапрасну.
Не ладная у Чупрова получилась ватага. Не дал ему бог характера. Вот и вышло, что окромя его еще передовщики объявились.
- Неводчиков с матросами сам по себе. Остров все на бумагу срисовывает. Говорит дело Государевой важности, - возмущался Чупров. – Все купцу обскажу!
- Да с ним все не так скверно! – рассудил Чупров. – Главное, что бот в должном прилежании сдержит. А вот с Лукахой куда хуже. Совсем из послушания вышел. Народ баламутит. Сказывали, что зазывал на Охотск не идти, а самим проведать путь до Китая. А это уже «Слово дело», воровское дело супротив Государя, за такое в Преображенский приказ угадить можно.
«Святой Евдоким» готов к отплытию. Трюмы забиты шкурами котиков и морских бобров. Их так много, что передовщик со счета сбился. Велел, как в старину, вязать тюки на сорока. На круг пять десятков сороков вышло, более в трюм не вошло.
Остальное Чупров велел сжечь. Сколь сожгли не ведомо. Но пылали добро! Благо, что дым и смрад в море несло.
Теперь ждали лишь смену ветров, когда западный подует.
- Велик Восточный океан. Под стать ему и ветра. Нет им здесь препону. Оттого дуют беспрестанно многие месяцы, меняя направление тогда, когда повелел создатель.
Так считал мореход, вел наблюдения, строго все записывая в заветную тетрадь.
- Судя по прошлому году западный ветер сподобится не ранее сентября, - утверждал Неводчиков

2

Лагерь Лукахи Беляева. Тоже время. Скверным человеком был Лукаха, и вся его жизнь складывалась до сель скверно. Сам то он из Забайкалья, можно сказать потомственный Сибиряк. Места там добрые, хлебные, и торговля процветает. От китайских торговцев отбоя нет. Но не задалась у него жизнь крестьянская. Подмешала видимо его матушка дорогой из Резани в Сибирь, дикой воровской кровушки. Лихой народишко завсегда вдоль дорог шастает. По приезду разродилась тройней. От такого доброго придатка не отказался забайкальский казак, да и взял бабу с тремя детьми в жены.
Это дело выгодное. Три парня быстро подрастут и в хозяйстве толк будет. А раз не родные можно и по строже обходиться.
Только ошибся казак. Ребята подросли быстро, но к труду крестьянскому безразличные. Все шло из под палки против их воли. А воля требовала, поначалу баловства детского, а позже и дел воровских.
Спасибо создателю не дожил казак до позора. Сгинул в воинском походе на Алтын-Хана. После, приемыши всякий контроль потеряли, и пошли супротив всего хутора.
Ну, а народец в том поселении проживал весьма серьезный. За баловство и воровские делишки казнили братьев. По коллективной воли, взяли колотушки и забили насмерть. В тот день бросил Лукаха братьев и успел бежать. Повезло шельме, даже от погони скрылся. Видимо сам Сатана берег его до поры.
С тех пор гулящий человек Лукаха Беляев много где побывал. Там ныне везде помнят его лихо. Путанная дорожка и привела его на «Святой Евдоким» передовщика Неводчикова, а далее и на остров Атту.
Здесь только и почувствовал Лукаха свободу. Ни тебе воевод острожных, ни приказчиков царских. Собрал вокруг себе ватагу отчаянных людишек, да зажил как воровской атаман.
Промысел морского зверя пришелся Лукахи по сердцу. Для его жестокой и кровожадной натуры немалая услада. Да вот только закончилась работенка. Дело к концу идет, а до Большерецка ох как не охота подоваться. Можно за свои делишки и под кнут угодить.
- Нам бы хлопцы, передовщика Яшку сместить надоть. С таким добром, можно сладко зажить. На всю жизнь хватит, - вновь начинал свой разговор Лукаха.
- Где же ты сее добро запродаж. Охотские и Большерецкие приказчики дюже лютые в раз сыск учинят.
- Подадимся на «Святом Евдокиме» прямо на юг в теплые края. До самого Амура, до Маньчжурской землице.
- От кель ведаешь о тех землях, - спросил кто-то из мужиков.
- Сказывали Охотские мореходы! – молвил атаман.
- Кто же корабль поведет? Неводчиков супротив будет!
- А мы его к мачте прикуем, да принудим править куда хошь, - засмеялся Лукаха.
- То дела воровские. Царская рука длинна и на Амуре и в Маньчжурской земле достанет, - послышались разумные речи.
- Дома бабы с детьми дожидаются, а вы на юга собрались кочевать! – послышались голоса то же супротив атамана.
- Не готовы еще мужики для сего дела, - подумал Лукаха и решил сменить тему.
- Слыхали! Как ныне наш батюшка проживает?
- Слыхивали, что батюшка, преподобный Димитрий крестил всех дикарей, и ныне здравствует в их селении. Надо бы и нам до него. Причаститься на дорожку. С Господом оно покойнее, - вздохнули промысловые.
Лукаха зло рассмеялся.
- Да вы дурни! Знать ничего не знаете! Наш батюшка, во грехе с дикаркой прижился и ныне живет в сытости и с бабой под боком. А вы тут бездельники как агнцы в воздержании более года!
- Не может того быть! – загалдели мужики. - Батюшка Димитрий из монахов, ему не можно с бабой жить. Грех великий!
- Мне то, подлинно ведомо от Ивашки – толмача. Он в улягамах часто бывает.
- Скажу вам мужики, что бабы алеутские не хуже наших будут, - мечтательно начал один из ватажников по имени Петруха.
- Где же ты Петруха их рассмотрел! – громко рассмеялись мужики.
Эта тема беспокоила уже всех давно и от того вызвала повышенный интерес. Петруха, оказавшись в центре внимания возгордился и решил открыть маленькую тайну.
- Я тут место проведал в верстах трех от нашей бараборы. Бухта там тихая, и по берегу сплошь самоцветами усыпана, – начал осторожно Петруха, еще немного сомневаясь.
- Ты же про баб, хотел сказывать!? – возмутились мужики.
- Ну да! Я и говорю место там укромное и дюже красное!
Соседний мужик одарил Петруху подзатыльником.
- Сказывай раз начал!
- Я и говорю! Туда в хорошую погоду дикарки с детьми приходят. Нагие плещутся у воды, а плавают словно русалки бесовские, - выдохнул Петруха свою тайну.
- Однажды целый день там провалялся, глядучи из потаенного места. Оттого и знаю, что бабы дикарские дюже ловкие!
Тут загалдели все. Лукаха высказал предложение скопом отправиться и проведать ту бухту. Всем хотелось полюбоваться на нагих плавающих дикарок. Развлечение виделось весьма соблазнительным.

3

В тот день погода не удалось. Артельщики целый день пролежали под моросящим дождем так и не дождавшись желаемого зрелища. Все были разочарованны и озлобленны. Лукаха смотрел на осерчавших мужиков и в его голове, способной только на дурные мысли, стал появляться план. Еще не определенный, но по дрожи в теле и волнительному состоянию обещающий большие возможности.
- Ты Петруха узрел тогда с какой стороны бабы приходили.
Тот закрутил головой по сторонам, но все же твердо указал рукой на еле заметную тропинку, набитую на скальном грунте, и вся ватага с удивительной поспешностью устремилась за своим вожаком.
Не более чем в версте оказалось летнее жилище островитян. Несколько алеутских семей ютилось здесь в хижинах, занимаясь ловлей нерки и приготовлением юколы.
Юкола один из немногих продуктов, что унанганцы запасают в зиму. Дело идет к осени и нерки становится все меньше. Женщины ловко потрошат рыбу, разрезают вдоль до самого хвоста, и свешивают на жерди под навесом. Нежное, мясо быстро завялится на ветру. Жирная, вкусная вяленная нерка будет серьезным подспорьем в жизни алеутов и главным продуктом, что берется в длительные плавания на соседние острова.
Но сегодня у островитян юколы не прибавится. С утра только и разговору о том, что два молодых унанганца будут оспаривать право обладать одной избранницей. Редкий на острове случай. Не смогла девушка определить избранника, скверный видать характер.
Теперь молодым алеутам предстоит схватиться по старому обычаю островитян, и только борьба выявит достойного претендента.
Борьба произойдет на специальной площадки в круге из копий, воткнутых в землю так, что острие направленно вверх. Обнаженный борцы, демонстрируя силу и ловкость, должны оторвать от земли противника и бросить его на копья. Так что у молодых людей все обстоит очень серьезно.
Когда в поселке объявился Лукаха с дружками борьба уже окончилась. Один из юношей ликовал, обнимая суженную, и увлекая ее в танце победителя, а другой медленно умирал, пронзенный копьям.
Лукаха объявился на пару с Петрухой. Остальных, подельников он предусмотрительно спрятал в засаде. Русских было немного, в аккурат пять человек. Вооруженные ружьями и ножами по сравнению даже с двумя дюжинами островитян сила не малая.
Лукаха сам вызвался говорить с алеутами, и взял лишь одного Петруху, что по молодости лет во всем уступал атаману.
Дело шло к вечеру, все островитяне толпились возле места недавней схватки. Одни радовались результату поединка, другие были опечалены, и неожиданное появление русских для всех было не к месту.
Эти двое салигунгин вторглись не звано в их владения, и стали бесцеремонно разглядывать женщин.
Лукахе сразу приглянулась та, что была причиной недавней схватке. Подойдя к ней он схватил девушку за рука и попытался отнять у жениха. Хоть алеуты и не отличались особой нравственностью, но столь бесцеремонное поведение пришельцев их озадачило и рассердило.
- Умнак лана кинугих каннах! – молвил старший из родников и указал на победителя.
Тот выдвинулся вперед загородил девушку и гордо выпятил грудь. Это был весьма сильный юноша. Лукаха с завистью посмотрел на его мощные мышцы груди, тренированные непрерывными упражнениями в гребле на байдаре.
Петруха тут же струхнул, но Белов упрямо продолжал злить дикарей. Он уже смекнул что здесь произошло. Поверженный, не получив помощи, только что испустил дух.
- Одного жениха уже кончили! – порадовался он, оскалив желтые прокуренные зубы. – А другого мне придется утихомирить!
Юноша, с готовностью далее биться за невесту, смело вошел в круг и бросился на нового противника.
Лукаха же, скаля зубы, выхватил пистолет и хладнокровно выстрелил в алеута. Тот рухнул наземь, бездыханно, так и не утолив созревшую страсть. Телесная мощь, какой бы она не была,  не в состоянии противостоять пороху и свинцу.
Не выдержав более оскорблений, островитяне бросились с копьями на Лукаху. Хотя копья вида не грозного, но яд делал их смертельным оружием.
Надо сказать, что к сему времени отношение алеут к русским было уже подпорчено. Даже усилия Димитрия не могли спасти ситуацию. Виною был промысел котика и бобра. Если колонии котика лишь поредели, то морской бобр вовсе сменил лежбище испуганный ружейным грохотом. Теперь вблизи острова пустующие рифы лишь напоминали о некогда богатых колониях морского бобра.
Алеуты метнули копья в салигунгин. Ожидая этого, Беляев закрылся Петрухой как щитом, и копья вонзились в грудь парня. Петруха дико взвыл от боли, и крик эхом полетел по ущельям острова Атту. Лукаха же выхватил второй припасенный пистолет и, взывая к ватажникам о помощи, выстрелил в ближайшего алеута.
Петруха еще бился в конвульсиях, когда залп ружей срезал дикарей, превратив их в кровавое месиво.
Далее было и того хуже. Лукахина ватага обезумев от крови и жажды мщения за Петруху, уничтожала разбегающихся дикарей. Напуганные до смерти ружейной пальбой, они даже не пытались защищаться. Падая на колени островитяне крестились по православному, видимо надеясь на помощь Создателя, но все было напрасно. Их кололи ножами, били прикладами ружей и вскоре все мужчины поселка были уничтожены.
Женщины в ужасе бросились бежать прочь с места бойни. Как волки преследующие добычу, Лукаха с дружками бросился им вслед. Загнанные на край скалы и не видя более спасения алеутки бросились в низ на острые камни. В живых из родников остался лишь один малец, которому удалось вовремя схорониться. Теперь он бежал во всю прыть в сторону главной улягамы, что бы принести страшную весть.
- Асх акух! Салигунгин асх атикуу! – далеко разносился его крик.

4

Страшная весть быстро разнеслась по всему острову. Казалась даже чайки и прочие пернатые обитатели островных скал, все поднялись в воздух и горланят что есть мочи: «Асх акух! Они все убиты! Люди в шапках убили их».
Все люди унанган острова Атту услышали этот крик. Бросив дела, хоронясь в тени скал от всего живого, они спешили в поселок. Их переполнял страх. Это был тот природный страх, что делает самое безобидное существо опасным, а упорство и кровожадность безрассудным. Ведь это их остров, и уходить некуда.
Вождь племени и главный таен острова Гидгих, что ныне крещеный в православную веру Сергием, пребывал в молчании.
Охотники унанган собирались в поселок. Они доставали луки, ладили боевые копья и собирались вокруг летней хижины вождя. Их становилось все больше и больше. Даже старики уж не помнили, что бы так дружно собирались воины острова Атту. Дивно было видеть всем сколь много крепких и смелых воинов. Это вселяло надежду победить страшных и опасных Салигунгин.
Сколько бы не уходил в думы тоен Сергий, как глубоко в них не зарывался, народ ждал решения. Шум толпы, напоминающий рокот приливной волны, заставил его выйти из хижины.
Диво, дивное! Перед ним стояло несколько сот воинов. Молодые и крепкие, вооруженные острыми копьями, они внушали уверенность в силе племени острова Атту.
- Братья! Моими устами сейчас говорит старый вождь Кодах и все наши предки, что когда либо жили на острове Атту. Мы приняли салигунгин с миром! Позволили бить морского зверя и ловить рыбу на нашей земле. И что же мы видим теперь! Рифы, опустели! Кругом высятся горы мяса, что гниют и отравляют воздух острова. Шкуры морского зверя заполнили всю крылатую байдару салигунгин. Морской зверь ушел от нашего острова. Теперь нам предстоит охотиться на дальних островах, и вспоминать о сытой жизни прошлых лет. Но морского зверя для салигунгин оказалась мало, им нужны и наши шкуры. Они перебили всех наших людей, что ловили рыбу на Гремучем ручье. Они хотят уничтожить всех нас и завладеть островом! Но воины острова Атту не испугаются огненных стрел пришельцев. Эти стрелы подобны молниям и разят на повал! Но они мокнут от сильных дождей острова и теряют силу! А числом салигунгин много меньше чем наши воины.
Неожиданно вождь замолчал. Отец Димитрий, тоже прознавший о беде спешил к месту сбора островитян. Преподобный чуть ли не бежал сюда. Его долгополая черная ряса развиваясь по ветру, лишь усиливала трагизм ситуации.
Высоко подняв крест, как бы прокладывая им дорогу, отец Димитрий бесцеремонно прервал речь вождя. Островитяне молча расступались перед ним, пропуская иеромонаха в круг собравшихся.
Димитрий сознавал, что лишь здравая проповедь, сказанная им сейчас способна остановить грядущую бойню. Но нужные слова ни как ни шли на уста. Будто ком заткнул горло, либо создатель вовсе лишил его дара речи.
Он стоял посреди вооруженных дикарей и молчал. Кругом были знакомые лица. Обычно они смотрели добро и с послушанием. Ныне они были вовсе другими. Злобные дикие глаза, жаждущие отмщения.
Тоен Легкий Ветер, удивленный молчанием монаха, указал на него рукой и продолжил речь.
- Главный Салигунгин, преподобный Димитрий рассказал нам о вере, что несет его народ. Мы познали заповеди божьи и приняли их веру. Не убий! Салигунгин убивают наших братьев! Они изменили вере и Господь покарает их.
- Господь? Да! Но вам такого права не дано! – в отчаянии вскрикнул Димитрий.
Слова Димитрия заставили таена Гидгих глубоко задуматься. Но он был хорошим учеником и внимательно слушал проповеди черного монаха.
- Мы слепое оружие господа! – авторитетно заявил тоен. – Под прикрытием утреннего тумана воины унанган подберутся к бараборам салигунгин, и тучи отравленных стрел поразят пришельцев.
Воины ликовали, услышав столь хитроумный план мудрого тоена. А вот Димитрия связали и отвели в главную улягаму. Правда надзирать за ним поручили женщинам, что рядом возились по хозяйству. Худа ему никто не желал, так от греха подальше, что бы не вышло чего.

5

Поселок русских промысловых. То же время. О воровских делишках Лукахи Беляева в поселке прознали от самих же его подельников. Народец у него дрянной, как умолчишь коль свербит на языке. А в должной компании и за геройство пойдет!
Все было готово к отплытию, и ждали лишь попутного ветра. Но пока он все дул и дул на полуношник. Томительное ожидание и так трепало нервы передовщика, а тут еще душегубство Беляева с дружками. Ждать приходилось только беды. И по сыску, что скрадом учинил передовщик выяснялось, будто дикари собрались идти войною на русский поселок. От монаха никаких вестей, да и Ивашка - толмач запропал куда-то.
- Дикари осадили весь поселок, - доложили мужики только что вернувшиеся из охранения. – Чуть зазеваешься, тут же стрелка летит костяная. Царапнули малую зверушку для пробы, так тут же и околела. Знать ядом те стрелки смазаны!
- Нам бы упреждая врезать дикарям, - загалдел народ. - Да так что бы и на перед не повадно было!
- Супротив царских указов идти не можно, - буркнул передовщик, и взглянул на Неводчикова.
- Ты на меня Яков зенки не пяль! – тут же отозвался мореход. – За дела лихие отвечать требо! Вели Лукаху в железо заковать, да дикарям выдать как виноватого. Глядишь все и успокоится.
- Не гоже своих выдавать! Хоть и душегуб, а все же русский человек! – послышалось мнение самых сердобольных.
- Шибануть по дикарям ружейным залпом, да из пушки картечью! - вновь послышались воинствующие речи. - Пустое дело супротив нас идти. Что их костяные стрелки, даже кафтан пробить не могут. Только и годны линялую птицу бить.
- Нечем шибать вздохнул передовщик. Не уследили! На промыслах весь порох пожгли! – вздохнул передовщик. – Только и есть по два выстрела на человека, а на пушку и одного заряда мало.
Эта новость ни кому не пришлась по сердцу.
- Выходит, что в дикарей и пальнуть не чем!? С топором, и саблей малым числом супротив не устоять! – растерялись промысловые.
По настоянию Михаила Неводчикова, Беляева все же заковали в железа, но решение оставили до царских приказчиков.
- Эх беда! Сейчас бы батюшка Димитрий весьма сгодился. Уладил бы все, словом божьим. Только вот запропал некстати!
- Да вот он! – обрадовались мужики. - Легок на помине! Жить ему долгие годы.
Действительно, к промысловому поселку брел его преподобие батюшка Димитрий. Изорванная одежда пораненное в кровь лицо говорили сами за себя. Бежать сил более не было. Так он и брел по камням, а с обеих сторон, молча взирали на него новоявленные враги. Островитяне и русские при виде черного монаха накладывали животворящий крест, воздавая надежду на Димитрия и Создателя.

6

Главная улягама. Немногим ранее. Димитрию не пришлось долго скучать в заключении. Супружница, Татьяна во кресте, тут же объявилась рядом спасая монаха от пут и всяческих неудобств. Ни кто даже не обратил внимание. Рожденная в море, дочь главного тоена, без того обладала не малыми правами и все посчиталось за должное.
Все попытки Димитрия уговорить тоена на переговоры были пустыми. Тот будто становился глухим, когда речь заходила о войне, а между тем подготовка воинства шла к концу.
- Отец объявил всем, что завтра головы салигунгин будут торчать на кольях по всему острову. Так, чтобы хорошо видели с моря, и байдары салигунгин, убоявшись, обходили наш остров стороной, - сообщила девушка последнюю новость.
- Они нападут на поселок? Русские сильные, смелые воины. От их ружей нет спасения. Племя потеряет многих своих охотников!
- Наш вождь мудрый и осторожный воин. Утром, скрываясь в тумане, он велел поджечь корабль. Все бросятся спасать шкуры, тут их и поразят отравленные стрелы наших воинов.
Бедный Димитрий. Его положению стороннего наблюдателя было невыносимым. Он не мог допустить гибель своих русских братьев из-за шайки смутьянов и душегубов.
- Они убьют твоего брата.
- Разве мореход Михаил допустит этого. Ведь он его крестный, - молвила Татьяна без всякой надежды.
- Там все погибнут! Послушай меня! Есть лишь один способ все исправить!
Анканы удивленно взглянула на Димитрия. Она веровала в него как в создателя. Но что может поделать один человек если сотни все уже решили без него!
- Какие красивые глаза, - подумал Димитрий. Сколько в них чистоты, надежды, удивления. А я собираюсь просить ее об измене.
Но выхода не было. План родился само собой и требовал быстрого действа.
- Представь! Завтра отец приводит воинов, а русских там нет. Они уже уплыли.
- Было бы очень хорошо!
Лицо девушки осветилась мечтательной улыбкой.
- Но ты должна меня отпустить! Я обещаю, что уговорю их уплыть с острова.
- Димитрий не уплывет с русскими? – молвила Анканы неожиданно возникшее опасение.
- Я тут же вернусь обратно, никто и не заметет моей отлучки, - твердо пообещал монах.
Чисты были помыслы отца Димитрия, не хотел он допустить кровопролития, но скверно то, что вмешивается неумолимое проведение, и зачастую происходящее против нас. Будто сам сатана выиграл в зернь этот остров и теперь все делает наперекор добру и здравому смыслу. А создатель не вмешивается, желая в очередной раз примерно наказать грешные человеческие души.

7

Как и ожидал Димитрий, весть о намерениях островитян сжечь бот «Святой Евдоким» повергло всех в ужас. Ведь речь шла не только о гибели ценного груза, но и о самом возвращении к родным берегам.
Даже поддержка Михаила Неводчикова не понадобилась, сам передовщик Яков Чупров рьяно принялся за организацию ухода судно. Да и особых усилий не требовалось и без того все было готово к отплытию. Ну а уж попутный ветер придется в море дожидаться, беда не великая.
А вот Лукахе Беляеву сея поспешность, что кость в горле.
- Не гоже передовщику труса праздновать. Сих дикарей проучить требо, что бы наперед бунтовать неповадно было.
- Оно так! – соглашался передовщик. – Только пороху у нас нема. Сам же пожег без счета на промысле. Вернемся, другой черед, там и посмотрим.
В этот момент и узрел Лукаха в море парус. Он даже подскочил от восторга.
Глянь! Яшка глянь! Никак православных нам господь на выручку прислал! – кричал обезумевший от радости Лукаха.
На боте приспустили паруса, судно сбавило ход, но изменять курс неведомый мореход явно не собирался. Тут уж не зевай.
Беляев тут же вызвался и со своими людьми пустил байдару наперерез проходящему боту. Откуда только и взялась морская сноровка у гулящего мужика?
Все происходило с головокружительной быстротой. Ватажники налегли на весла так, что Яков Чупров, и оглянуться не успел, как был доставлен под борт проходящего судна.
Эй, православные! Погодите чуток! - вопил Лукаха.
Даже волнение моря столь обычно сильное, на этот раз было пустяковым и не стало чинить препятствий. Им бросили канат, по которому Яков и Лукаха взобрались на борт.
- Да это Чупров! Жив чертяка!
На судне за старшего оказался Андреян Толстых, то же ходивший в передовщиках, и старый приятель Чупрова.
- Жив покудова! Тебя сам Господь послал нам на выручку! Дикари взбунтовались супротив нашего промысла стали! – соврал Яков.
- Нам бы пороху да подмагнуть чуток! - встрял в разговор Лукаха.
- Ты же знаешь, что велено с иноземцами миром все решать! Ныне еще строже грамота пришла от государыни Елизаветы Петровны. Да и некогда мне! Пока ветер попутный до островов обильных добежать треба. Тут, небось, всего зверя уж распугал да побил.
Судно продолжало медленно дрейфовать вдоль острова. Было ясно, что не уговорить Андреяна задержаться на несколько дней.
- Ну, коли так хоть пороха бочонок дай! – вяло попросил Чупров.
- Пороха можно одолжить. Запасов довольно. После вернешь! Только не дело иноземцев бить. Большерецкие приказчики прознают не миновать сыска.
Вот так, нежданно негаданно заполучил Лукаха с Яковом бочонок пороха. Этого было довольно, что бы из ружей вволю палить да с пушки не один раз шибануть.
- Теперь и погодить можно! – заявил Яков по возвращению в лагерь, и затем шепнул Беляеву. – Ты запри монаха под замок, что бы смуту среди люду не чинил.

8

Утро следующего дня. Остров Атту. Бот «Святой Евдоким», прячась за кошкой от морских волн, стоял на якоре. Казалось простое для мореходов дело, как якорная стоянка, здесь вовсе не этакое. На острове все что связанно с морем дела весьма хлопотные. Вот и сейчас, завалившись на борт, судно ожидала прибойную волну. Команды не видно, лишь слышны голоса.
Да и как их увидишь? Утренний туман стелется низко, оставляя глазам лишь контур судна, что размытым пятном высится над водой темной громадой.
- Петруха, не прозевай прибойную волну. Негоже, чтоб с якоря сорвало, - послышался над водой голос.
- Как ее прозеваешь? Коль рокот издали слыхать!
Это вахтенные матросы от безделья затеяли пустую перепалку.
Солнце еще не объявилось над горизонтом, чтобы осмотреть эти глухие уголки великого океана, но ее хозяйское неусыпное око уже чувствовалось во всем.
Светает еще рано. Погода ладная и день обещает быть добрым. Послышался рокот прибойной волны. С моря потянуло ветром. Все не спеша без суеты приходило в движение.
Первым среагировал туман. Заколыхался просыпаясь, и заскользил по воде небольшими облаками, прячась по бухтам и расщелинам.
Вот и волна. Длинной пенящейся полосой она по хозяйски шла к берегу. Привычно перевалила через песчаную кошку, на этом потеряв свой пыл, и заполнила водой небольшую лагуну, где стоял «Святой Евдоким».
Но эта идиллия оказалась лишь сценой, а не самим представлением. Люди в то утро решили сыграть главное действо.
Из-за рифов робко показалась стайка каяков. На этот раз двухместных, затеявших устроить утреннюю гонку. Гребцы, что сидели на задах, отчаянно махали веслами, стараясь набрать скорость. Но груженные чем-то легкие кожаные лодки, да еще с пассажирами, что и не собирались помогать в гребле, шли весьма вяло. Все это выглядело загадочно, и где то даже нелепо.
Русские будто не замечали утренних гостей, что тоже портило общее впечатление от действа.
До бота оставалось еще сажень сто, когда над каяками появился густой едкий дым. Расстояние приличное, и для каких то враждебных действий невозможное.
Прячась за бортом судна, русские промысловые люди во всю следили за алеутами. Было еще далече и для ружейной пальбы, и для лучного боя. Оттого и загадкой стала возникновение дыма. Меж тем дым усиливался и его запах достиг корабля. Вновь послышались невидимые голоса.
- Хлопцы! Да это ж сера горит! Вонь-то, как из преисподней!
- Откуда взялась у дикарей!
- Этого добра на острове хоть отбавляй, сам видел
- Готовь ружья! Сказано, до бота близко не подпускать. Видать и вправду хотят запалить.
Между тем, дымя серой, алеуты вновь продолжили движение к боту. И то что последовало далее привело русских в ужас.
Неожиданно с каяков впереди сидящие воины дружно метнули неведомое оружие в сторону судна. Это были некие устройства. Они развернулись кругом, представляющим летящее колесо телеги, и с пугающим шумом, отчаянно дымя горящей серой, удивительно ловко полетели на палубу «Святого Евдокима».
- Это болы! Они мечут болы снаряженные горящей серой! – закричал один из промысловых, видимо бывавший ранее в Анадырском остроге.
Действительно, то были болы. Древнее метательное оружие островитян для охоты на птицу. Изобретательный тоен приказал лишь изготовить полые костяные шарики и набить их серой. Опытный охотник способен метнуть болу на сто шагов, а то и более.
Русские не ожидали такого. Несколько бол успели пасть на палубу бота. Ружейный огонь срезал отчаянных смельчаков, но было уже поздно, горящая сера своим адовым пламенем зажгла корабль.
Что бы спасти хоть часть судна  пришлось пробить дыры в трюме и затопить «Святого Евдокима» в лагуне.
На берегу то же все разворачивалось не по писанному. Алеуты подступали к бараборам русских. Но защищенные каменным валом они оказались неплохой крепью.
Правда, видя гибель бота русские запаниковали, и пустили противника в поселение, но ярость взяла свое. Ожесточившись русские дружно встали супротив врага. Грянул залп ружей, и ни одна пуля не пропала даром, а пушка сотворила такое, что на всегда осталось в памяти островитян. Пушечная картечь срезала всех кто в тот момент оказался против нее на волу.
Грохот, дым, разорванные тела братьев привели дикарей в ужас. В панике они бросились бежать, что бы укрыться от страшных салигунгин и на веки забыть, что такое месть и вражда. И если Господь от ныне для них стал единым богом, то салигунгин его воинством, карающим за грехи. Отныне греховно любой непослушание, и это станет еще одной заповедью для алеут.
Все закончилось так же неожиданно как и началось. Островитяне разбежались по острову потеряв несколько десятков человек, а русские бросились спасать добро, забыв позаботиться об убитых и раненых.
Заслышав ружейную пальбу и крики, отец Димитрий пришел в неистовство. Он вышиб плечем дверь и кинулся к месту баталии. С крестом и библией в руках он восстал против дерущихся сторон. Но напряжение всех оказалось так велико, что он был вовсе никем ни замечен. Пушечная картечь срезала и его. С пробитой грудью бездыханный Димитрий упал среди дикарей, сравнявшись во всем со своей паствой.

9

Анканы со страхом ожидала дальнейших событий. Вера в Димитрия и его правоту ни покидали ее даже на мгновенье. Как все женщины, и дети она укрылась в потаенных пещерах острова. От прибежавших в панике мужчин она и узнала о случившемся. О том, что стало с монахом, никто из них не ведал. В великом смятении Анканы оставила спасительную пещеру и пошагала к русским бараборам. Волнение и страх за любимого предавали ей силы и отвагу.
Все русские барахтались в воде, доставая тюки пушнины из трюма «Святого Евдокима». Уже весь берег был застлан ими для просушки. А ведь год назад здесь лежали их владельцы, жмуря глаза на непривычно яркое солнце.
Кругом разруха и мертвые тела. Как трудно созидать и как легко все развеять в прах!? Скоро она нашла своего любимого. Смерть не обезобразила Димитрия. Рану прикрыла мантия, бледное лицо и библия в руках. Тело уже закоченело, и рука держала библию мертвой хваткой.
Крепкая телом Анканы взвалила на себя монаха и потащила его прочь от всех глаз, где она спокойно сможет проститься с любимым.
Слез не было. Девушки унанган не знают такой слабости. Анканы ощущала страшную грусть по ушедшему так неожиданно любимому человеку. Именно грусть, но столь сильную, что она охватывала весь мир. Это была грусть обо всем живом. Теперь для нее все стало мертвым, все стало прахом.
Но кроме грусти, ощущалась еще слабая растерянность, которая переросла в беспокойство. Девушка не знала, что же делать с Димитрием далее. Она не ведала обрядов салигунгин. Живым обычно недосуг до мира мертвых.
- Здесь недалеко пещера Малухакс, - подумала она. Там тихо и уютно. Старый вождь добрый охотник и друг. Им будет хорошо вместе.
Но после размышлений этот вариант был отвергнут. Она вспомнила о том, что русским привычнее хоронить своих в земле. Около бараборы она даже видела холмик с крестом. Но это показалось ей вовсе недостойным для любимого. Лежать в мокрой, черной грязи, что наполовину с птичьим пометом казалось ей попросту омерзительным.
Темнело, вечерняя прохлада опустилась на остров Атту. Заботливая девушка распалила костер. Огонь отогнал сырость и мягким оранжевым светом осветил труп Димитрия и печальную Анканы склонившуюся над ним. Костер всегда ей казался живым существом и добрым другом. Потрескивая горящими дровами, он мягко ей нашептывал:
- Анканы! Воспользуйся услугой своего давнего друга!
- Через огонь прямая дорога к Господу! – пришла к ней ясная мысль, и она без дальнейших сомнений принялась собирать все, что любимо огнем.
Только к рассвету ей показалось, что дров довольно. Они лежали большой раскидистой кучей. Плавник, вперемешку с сухой травой показался ей неплохим ложем для любимого. Она была довольна.
Теперь ждали лишь восхода солнца. Ей хотелось что бы и святило стало свидетелем этого трагического момента.
Как сигналом для начала действа вспыхнули первые солнечные лучи. Анканы зажгла погребальный костер. Пламя с какой то торжественностью, медленно стало окружать Димитрия со всех сторон.
Костер разгорался все больше и больше. Пламя издавая загробный гул взметнулась выше Анканы.
В этот момент девушка и шагнула в костер. Без всякого крика, страха она пошла вслед за любимым. Костер уважительно взметнул пламя до небес будто салютуя в честь двух прекрасных душ, полюбивших друг друга и ушедших вместе на небеса.
После увиденного в тот день, солнце более не желало лицезреть на человеческие страдания. Ветер нагнал свинцовые тучи, закрыв все небо над островом, и весь день шел проливной дождь. Его воды смыли остатки погребального костра и пепел, что стали навечно частичкой острова Атту.