Сказка 3. Когда падает занавес

- А, скажи-ка мне, хранитель традиций прекрасного, – хихикнул Чёрный кот, – а не кажется ли тебе, что в твоей пьесе мало реализма? Не мешало бы вдохнуть в неё новую жизнь! – заявил Мур своему новому компаньону, находясь в благодушном состоянии после чудесного обеда, на котором и состоялось незабываемое знакомство…
- Это только тебе кажется, или так уже говорят? – поднял очки, живо отреагировавший на реплику, Бульт.
- Мне не кажется, я вижу, – снова хихикнул Чёрный кот, - где кота не хватает! А давай поставим театральный жизненный эксперимент! – предложил он.
- Что наша жизнь? Театр! – начал рассуждения Мур. – Все играют свои роли, кто плута, кто роль мышиного короля, и только единицы остаются собой. Остальные так входят в роль, что им самим уже кажется, что настоящие они – это не они, а их роли. Маски на мордах вместо лиц!
- А что наша жизнь без театра? – спросил Бульт. – Скука смертная, и жизни нет! Реальности маловато! В театре актёр может прожить множество жизней, сыграть море ролей, но только единицы могут сыграть роль шута и не остаться в ней навечно! Впрочем, - продолжил рассказ мэтр, - роль короля ничем не лучше, может быть, даже хуже, потому что шут вправе смеяться и над собой, а король лишён даже такой малости… Величие не позволяет, - вздохнул серый мышь, - быть собой. Маска золотая держит крепче цепи! И это и есть истинная трагедия! – признал он.
- Все мои лучшие актёры не выходят за пределы своих амплуа и навечно остаются лучшими в одной роли, - поведал Бульт, - жреца, злодея, фата, мота, почему-то эти роли получаются у них лучше всех прочих, а вот настоящего в них мало. Даже самый великий мышиный король Арлаух Великолепный, бывший при жизни весьма посредственной мышью, однажды настолько удачно вошёл в свою роль, что слился с ней совершенно, и предстал перед потомками великим королём. Но только он, а остальные короли, - сказал тихо Бульт, - так ни на шаг и не отошли от роли маленького серого мышонка. Что скрывается внутри, то непременно выйдет наружу, - вздохнул он, - когда придёт пора … сбросить маски.
- Я тебе помогу! – живо отреагировал на откровение театрального мэтра Мур. – Внесём новую струю жизни в замшелое царство теней! Кота на арену! Настоящего кота!
- Пустить кота на сцену мышиного театра? – задумался Бульт на мгновение. – Я буду предан анафеме, Мур! После первого спектакля от меня сбегут все актёры.
- Но зато как удивятся зрители, когда жизнь придёт к ним со сцены! – хихикнул Мур. – Прямо в зал! А то сидят себе, орехи да семечки щёлкают, - смеялся кот, - а я - тут как тут, настоящий кот. И не буду прятаться за портьерой, как в прошлый раз!
- Сама жизнь, говоришь? – Бульт замер. – Скорее уж сама смерть! – решил он. – Но что наша жизнь без смерти? Просто мышиный театр! А настоящий театр – это всегда жизнь! В нём должны быть проиграны пьесы, на которые в жизни может не хватить времени. Театр – это место учёбы зрителей. Духовная школа или даже храм роста, - делился сокровенным мэтр, - в котором каждый зритель должен почувствовать себя настоящим учеником … жизни. Или он так и прощёлкает её, как орехи, - сказал серый мышь и кивнул головой Муру…
А вечером на следующий день, в мышином театре шёл второй акт классической постановки известной пьесы «Мышиный Король» Брухо Бульта  - «Мышь в тени кота». В этом акте знаменитый мышиный актёр Скарамух должен был пройти мимо спящего непробудным сном кота и стащить у него кусочек сыру. Но никто в зале не знал, что по ходу пьесы произошла замена…
А пока зал откровенно скучал. Много раз сыгранная пьеса уже не возбуждала в зрителях былой остроты чувств. Прекрасная игра актёра Скарамуха оставляла их равнодушными. Они щёлкали семечки и грызли орехи, а также втихомолку перемывали косточки своим близким и дальним, знакомым и не очень, как вдруг… Актёр, который должен был давно ловко и легко пройти мимо спящего кота замедлил шаг. А потом и вовсе остановился, потому что в лежащем коте ему почудилось внутреннее движение, которое всегда предшествует движению внешнему. Скарамух замер и превратился в слух. Зал замер тоже, но потом, тишком начал обшушукивать необычный ход пьесы. Скарамух всё стоял и не решался пересечь некую только ему видимую линию, за которой, как он понимал, у него не останется никакого шанса. Потому что он чувствовал. Это – настоящее. Это – не игра! И он упивался этим мгновением жизни, которая в любой момент могла кончиться здесь и сейчас. Он понял, что такое настоящая жизнь и игра актёра. Только в шаге от смерти всё становится настоящим и спадают маски. Но он был в шаге от смерти, а зрители – нет. Долгая пауза, внутренней сути которой они не понимали, им быстро наскучила, и в зале стали раздаваться смешки, сначала робкие, а потом уже и откровенное улюлюканье и смех.
«Что ты встал?» – кричали зрители. – «Кота испугался плюшевого?» - в зале всё громче раздавались смешки. Наконец, в незадачливого актёра полетели смятые конфетные обёртки и свёрнутые самолётиками фантики. Какой-то расфранченный мышонок бросил в него надгрызанное яблоко, но не попал. Другой смелый зритель даже выбежал на сцену и закричал, словно он был на матче по мышиболу: «Требую замены игрока!» - и зал его активно поддержал, но в этот миг, он сам, не замечая того, пересёк некую внутреннюю черту неприкосновенности, за которой и началось внешнее. Оказавшись в непосредственной близости от кота, зритель решил сделать то, о чём в тайне мечтал каждый мышонок - дёрнуть кота за усы! Потому что в жизни он никогда бы не решился на подобный шаг… Но как только он протянул лапы, плюшевый кот открыл глаза и немигающим взглядом уставился на смелого зрителя. И в этом взгляде мгновенно растерявшему всю свою храбрость мышонку почудилось, что его жизнь повисла на кончиках усов кота, за которые он так и не успел взяться.
- Мур! – вдруг промурчал Чёрный кот. – Кот Мур! – добавил он и в этот миг на зал опустилась настоящая тишина. Оторопевшие мыши смотрели, как со сцены к ним в зал шагнула сама жизнь. А точнее - сама смерть на кончиках кошиных усов. Потому что в зале было всего два выхода, один – в конце зала, а другой – за сценой, за спиной кота, и оба были закрыты по старинной мышиной традиции. Пока на сцене шёл «Мышиный Король» никто из зрителей не мог покинуть зал. Но жажда жизни сильнее традиций. И толпа обезумевших от страха мышей снесла все установленные запреты и, разломав стены театра, выплеснулась наружу, оставив в зале, казалось, навеки застывшего в проникновенном мгновении Скарамуха и страшного Чёрного кота.
- Волна жизни! – сказал Чёрный кот. – Я, конечно, не Творец, с его незабвенным «Да будет Свет!», - хихикнул Мур, - но тоже уложился в три слова! Ну как тебе, Бульт, - спросил кот, глядя на подходящего, с сияющими глазами театрального авторитета, - я вдохнул новую жизнь в твою пьесу?
- Грандиозный успех! Как я угадал с заменой! – со слезами на глазах обнимал Чёрного кота расчувствовавшийся мэтр. – Ни одного зрителя в зале*! Мур, я в тебе не ошибся! Это был мой лучший спектакль!
- Это был мой лучший выход! – скромно признал очевидное Чёрный кот.
- И мой лучший сбор! – добавил Бульт, обозревая брошенные в панике бесценные мышиные сокровища. - Занавес! – крикнул он, ставя жирную точку в споре о жизнеспособности мышиного театра.
P.S. По традициям мышиного театра, зрители не уходят с непонравившегося им спектакля. Они, по понятным причинам, не могут это сделать, пока идёт «Мышиный король», но и в этом случае, когда падает занавес, требуют на сцену автора и актёров, и очень бурно высказывают им всё недостатки постановки пьесы и игры актёров.
И только в случае, если спектакль понравился, принято уходить тихо, незаметно, выражая тем самым высшее восхищение мастерством актёров, оставляя им на своих стульчиках вознаграждение. И в тайне каждый зритель ожидает, что именно его дар будет самым приятным и дорогим, поскольку тому зрителю, чей дар придётся актёрам по душе больше прочих, театр навсегда дарит именное место в партере и именной билет на все спектакли…