Анастасия

               
 Я медленно шла по темной и пустынной аллее. Мимо изредка проносились автомобили, а где-то в дали противно кричала ворона. Вокруг было тихо, и только шепот листвы и тихое завывание ветра одиноко звучали вокруг. Позади еще слышался говор моего малюсенького городка Фурманов и его гудки машин…
  Сумерки сгущались, и только где-то справа алой полосой на горизонте догорал закат. Я жила почти в центре города, но, когда папа уезжал в командировку, я ходила гулять по аллее с ее темными липами, разбитым вдрызг асфальтом 60-х годов и мрачными кустами по сторонам.
  Я встала и обернулась. Купола церкви неподалеку горели красным огнем. Разрывая сгустившуюся тьму светом фар, в сторону города пронесся дряхлый «Жигуль».
  Я посмотрела на часы. Почти десять, надо поторапливаться. И ускорила шаг.
  На конце аллеи, терявшемся в старом, всеми забытом парке стояло старое, но еще довольно крепкое здание.
  Его боялись все, даже местные готы, панки и сатанисты. Ходили слухи, будто в нем живут привидения. Но, назло всем предубеждениям, единственным, пусть и непостоянным, обитателем дома была я – шестнадцатилетняя девчонка, небоящаяся ничего, даже черта в банке.
  В сотый раз я воровато огляделась, перед тем как достать ключ из тайника, хотя знала, что в радиусе километра никого нет.
 Тихо поскрипывал на ветру кованый фонарь. Я покопалась в сумке в поисках свечи и заменила ею крохотный огарок. Ровное, чуть подрагивающее пламя успокоило мои явно пошаливавшие нервишки.
  Щелкнул старый замок и дверь заскрипела. И когда я только соблаговолю, наконец, смазать петли?
-Я дома! - Крикнула я, закрывая дверь. С тех пор как я вошла в этот дом я всегда это говорила. Тогда, пять лет назад, в нем гулял ветер, а старинная мебель была зачехлена.                Мне пришлось вставить новые стекла в оконные рамы, починить двери и замки, поставить   новые щеколды, залатать полы и крышу. Каждый раз я приносила с собой свечи, ведь привычного электричества здесь отродясь небыло.
  Я взяла со столика в прихожей свечу, зажгла ее и посмотрела в зеркало, потускневшее под гнетом времен. Миндалевидные карие глаза, распущенные пушистые каштановые волосы спадают на спину и плечи, бледное овальное лицо, губы, напоминающие тугой лук, чуть приоткрыты. И сегодня ни капли макияжа вместо привычной боевой раскраски индейца майя.
  Пройдя по дому и зажгя все свечи, я устроилась на огромной кровати под пыльным пологом.
  Что удивительно и посуда, и одежда, и постельное белье были здесь всегда.
  Я вздохнула, стянула с себя обыденную одежду и запихала ее в сумку. Вместо рубашки и джинс я надела мое любимое коричневое платье без кринолина и со шнуровкой спереди. Кроссовки заменили аккуратные кожаные туфельки на невысоком каблучке. Волосы же я забрала в тугую косу с вплетенной в нее черной лентой.
  С канделябром в руках я прошла в детскую на втором этаже. Здесь были две кровати и всего одна игрушка, бережно усаженная на подоконнике. Одернув тяжелую пыльную занавеску, я взяла ее в руки и ушла в соседнюю комнату-кабинет.
  Усадив куклу на стол, я опустилась в хозяйское кресло. Помедлив пару минут, я подскочила к камину и разожгла заботливо уложенные поленья.
  О хозяевах этого двухэтажного дома, словно прибывшего из старой доброй Англии, ничего и никому известно небыло, и откуда дом здесь вообще взялся тоже. В нем небыло ни одной фотографии, ни одного портрета хозяев, даже на чердаке! На стеллажах пылились сотни книг, а на камине стояли старинные часы, пошедшие, как только я переступила порог кабинета.
  В этом доме я была как в своей тарелке, словно бы это был мой дом. А само здание словно бы ожидало меня многие годы.
  Я снова села за стол, снова посмотрела на куклу. Это был, наверное, тысячный раз…
  Всегда фарфоровых кукол делают похожими на милых пятилетних девочек в шляпках и платьях с кринолинами. Но эта кукла была симпатичным юношей моего возраста в черных брюках и белоснежной накрахмаленной рубашке. Неведомый мастер создал его настолько реалистично, что мне иногда казалось, что он живой. Его узкие губы были чуть приоткрыты, нос прямой, лицо белое, но, почему то, живое. В стеклянных серых глазах было нечто неуловимо-притягательное, блондинистые волосы взъерошены…
  Я поймала на себе печальный взгляд его стеклянных глаз.
-Владимир, что вас так тревожит? - Спросила я у куклы. Я всегда с ним разговаривала с тех самых пор как дала ему первое пришедшее на ум имя, насмерть за ним закрепившееся. И всегда на «вы», и всегда полным именем.
  Я осторожно взяла фигурку с пересела в кресло у камина. Накрыв колени клетчатым пледом, я прикрыла его краешком усаженную на коленки куклу.
-Вы переживаете о моих бедах? Простите мне, что я заставляю вас тревожиться … Спокойной ночи…
  И я в который раз заснула перед камином. И в который раз чьи то мягкие ласковые руки перенесли меня на кровать в спальной и заботливо накрыли теплым одеялом…
  Где бы я не оставляла Владимира, когда я возвращалась то неизменно находила его на подоконнике в детской. Это окно как раз выходило на аллею; и, возвращаясь, я всегда встречала его печальный взгляд.
…В этом заброшенном доме из живых обитателей была только я. А вместо ватаги неупокоенных душ в нем жил один единственный призрак, заключенный в хрупкую фарфоровую оболочку – Владимир Смолин…


  Я открыла глаза и осмотрела залитую мягким утренним светом комнату. Старинные обои, медленно вальсирующая пыль…
  На кухне кто-то напевал печальную песню. На кровати было приготовлено красивое персиковое платье.
  Одевшись, я спустилась на кухню. В столовой молодой человек накрывал на стол на одного. Я тихонько прислонилась к дверному косяку и молча следила за его движениями, четкими, быстрыми и красивыми.
  Так я стояла минут пять, как вдруг Владимир обернулся. Его и без того большие глаза широко распахнулись, бледная просвечивающая кожа стала еще белее. Юноша то открывал рот, то закрывал его в тщетных попытках хоть что-то произнести.
-Доброе утро, Владимир, - Сказала я, делая глубокий реверанс. И откуда во мне столько учтивости? Изо всех щелей прет! Владимир слегка поклонился и, наконец, сказал:
-Доброе утро... Анастасия!.. Э-э…
-Э-э?
-Присаживайтесь! – Скооперировался парень, отодвигая мне стул.
-А вы разве не будете? – Я вопросительно посмотрела на юношу.
-Призраки не едят, - С печальной улыбкой ответил он, поклонился еще раз и собрался уйти прочь, но я схватила его за рукав.
-Владимир, прошу, останьтесь со мной. Останьтесь таким, какой вы сейчас…
  Юноша осторожно взял мою ладонь, прижал к своей щеке и припал на одно колено.
-Анастасия… Вы не боитесь меня? – Со слезами на глазах спросил он.
-Нет, что вы! – я улыбнулась. – А давайте перейдем на ты, а то как-то неудобно.
-Как скаже…ешь! -  Он сел напротив меня и улыбнулся. Я быстро и с аппетитом уплетала завтрак.
-Куда пойдем? - Спросила я, прикончив омлет и кофе.
-Куда скажешь, Анастасия. Я предлагаю прогуляться по парку. В конце августа он особенно красив.
-Предложение принимается!- Я слегка ударила ладонями по столешнице. На губах юноши тут же появилась слегка смущенная улыбка, но она тут же перелилась в звонкий заразительный смех. Смех, которым смеются не от того что смешно, а что бы разрядить обстановку.
  В парке действительно было красиво. Листва была еще зеленой, но трава уже пожелтела; тут и там алели крупные гроздья рябины, а наверху голубело чистое безоблачное небо.
  Мы шли по парку, стараясь не нарушать его благоговейной тишины, слушали щебет еще не улетевших птиц, шорох потревоженной ветром листвы…
-Анастасия, завтра ведь тридцать первое августа. Ты еще надолго задержишься в доме?
-Ты гонишь меня?
-Нет, скорее наоборот, - Мы уже возвращались домой. – Просто соображаю, сколько мне тебя ждать.
-В этот раз я хотела забрать тебя с собой.
-Не получится, - Отрезал Владимир.
-Почему? – Раздался жуткий гром. Гроза в августе? Это невозможно! Но небо все-таки заволокли черные тучи, и все вокруг озарила яркая вспышка молнии.
-Надо поторапливаться, а то вымокнем до нитки, - И мы понеслись к дому, хотя нам с платьем делать это было решительно неудобно.
Владимир придержал мне дверь.
-Ты не вымокла? – Спросил парень, поддерживая меня пока я разувалась.
-Нет, а ты?
-Нет, конечно, - С усмешкой ответил он.


  Вечер мы провели в столовой. Я пила очень крепкий и очень сладкий чай, а мой спутник отрешенно смотрел в окно.
  Дождь тоскливо стучал по крыше, ветер напрасно искал щелей, выл в трубе камина, прибивал к оконному стеклу одинокий листок.
  Я молча сидела в кресле в кабинете, подобрав под себя ноги. Владимир хозяйничал на кухне. Потихоньку мягкая пелена сна накрыла меня. Сквозь нее я почувствовала теплые руки юноши заботливо уложившего меня на кровать и накрывшего одеялом.
-Не уходи, - Сонно промямлила я, пытаясь схватиться за руки Владимира.
-Не уйду, - Юноша сам взял меня за руку и присел на край постели. – Теперь не получится.
-Ты правда не уйдешь?
-Правда, Анастасия, правда…
               
  Еще один день в самом классном доме на земле.
  Весь день в окно стучался дождь и мы с Владимиром сидели у камина. Он вслух читал мне свою любимую книгу, а я рисовала его портрет на старинном листе бумаги кое-как добытым, не менее древним, огрызком карандаша.
  Штрих за штрихом на бумаге отпечатывалась реальность. Вот проведена прямая линия носа, гордый изгиб губ, тяжелый взгляд исподлобья…
-Что-то не так? – Мягко спросила я, отрываясь от своего занятия.
-Нет, просто ты очень похожа на одного человека… В прочем это не важно. Продолжим, - И Владимир продолжил зачитывать Сенеку, а я – рисовать юношу сидящего передо мной.   
   В этот портрет я вложила, кажется, всю свою бессмертную душу, в безумной надежде оживить его. Как и за что его постигло такое наказанье вечно жить в хрупкой оболочке, вечно смотреть на мир и вечно ждать чего-то. Чего-то неведомого и прекрасного, способного заменить собой пустое никчемное существование юноши. Этого доброго и отзывчивого человека… Кто же так посмеялся над его судьбой и бросил одного? Или он сам избрал этот пустой бессмысленный путь. Мне этого никогда не понять. Даже по прошествии сотен, тысяч лет я так и не пойму его до конца. Владимир на веки останется в моем сердце и памяти Великой Загадкой, которую никому не разгадать.
   Его голос, спокойный и немного растерянный, мягко стелился по кабинету. Я не понимала латыни, на которой он читал, я понимала лишь отдаленный смысл по интонации голоса юноши, по выражению его глаз, бывшее в каждую секунду разным. Я уверенно провела последнюю линию штриховки. С листа бумаги на меня смотрел молодой человек со взглядом полным любви и необъятной заботы и ласки. Он был горд, смел и мужествен. И в тоже время он был настолько слаб и беззащитен, что хотелось его спрятать от всех бед, защитить, спасти от самого себя. Господи, неужели так бывает?!
-Владимир, а как ты стал таким? – Спросила я, укладываясь спать.
-Это длинная история…
-Я никуда не тороплюсь.
-Хорошо, но учти, я буду тебе еще и показывать, - С этими словами он коснулся губами моего лба и перед глазами поплыли его воспоминания. Девушка в персиковом платье обнимает маленького мальчика, поворачивается ко мне, что-то говорит. – Много-много лет назад в этом доме жил граф Смолин со своим единственным сыном. Его жена Анна Смолина, урожденная Стокерлофф, умерла при родах. Так же у Смолина был друг, граф Сахаров, который удочерил осиротевшую племянницу своей жены. Девочку звали Анастасия Турина. Графы уговорились поженить детей. Чуть ли не с младенчества дети знали, что их женят насильно, но не знали на ком. Анастасия и я росли вместе, дружили. Потом эта дружба вылилась в нечто большее…А там и Октябрьская революция 1917 года подоспела. Наших родителей схватили, а мы с Анастасией и ее сводным братом укрылись здесь. А однажды она ушла. Поклялась мне что вернется, но не пришла. А я все ждал ее и ждал, - в моей памяти проплыли тоскливые дни его ожидания. – Андрейку, ее брата, забрал один наш знакомый. А я сидел на подоконнике в детской и медленно-медленно умирал. А через четыре года пришел тот старик, забравший Андрея. Он сказал мне : « Ты так и будешь сидеть здесь вечно, пока она не придет?»-«Да» ответил я и он ушел. А я все сидел и ждал, постепенно становясь куклой. Почему куклой? Я не знаю. Ждал я долго - годы, десятилетия. Моими гостями были только дождь и ветер. А пять лет назад пришла ты, так похожа на ту Анастасию…Знаешь, она была волшебной, умела возрождать то, что возродить, казалось бы, невозможно. Ладно, нечего зря душу травить. Спи, - он провел ладонью по моим волосам, поцеловал в лоб и я погрузилась в долгий, мучительно долгий сон.
  Словно в ускоренной съемке мне виделись года, проведенные Владимиром здесь. Только сейчас я поняла: он не умер до конца, потому что поклялся ждать Ее.
  А за окном его воспоминаний медленно кружась, опадала листва, таяли снежные заносы и вновь цвели кусты терна, скрывающие огромный дом от посторонних глаз. А потом еще и еще. Но вдруг тонкий девичий силуэт появился вдали…
…Солнечный свет заливал комнату. Все было также как и накануне, только Владимира недоставало. Никакого. Вообще. Я подскочила и принялась натягивать привычные черные джинсы, рубашку, галстук. Волосы я заплела, что само по себе случается со мной крайне редко.
  В столовой было пусто, только горячий завтрак дымился на столе, но мне кусок в горло не лез. Владимир ушел, пропал, исчез! «Что имеем - не храним, а потерявши плачем» - вспомнились мне слова какого-то мудрого человека. Что верно, то верно. Я даже не успела осознать насколько же Владимир дорог мне, насколько его может не хватать в жизни. Я так привыкла к нему, что считала его неотъемлемой частью своего мира, абсолютно забыв, кто он на самом деле, что его мир умер очень-очень давно. За эти два быстрых дня моя жизнь перевернулась с ног на голову, и я уже ничего не в силах изменить.
  Я обошла весь дом в поисках юноши, но тщетно. Ни на чердаке, ни в подвале, его нигде нет! Только в кабинете появились фотографии его семьи, а в детской чудесным образом оказались игрушки. Из всей этой весьма пыльной кучи плюшевых собачек и кроликов я достала средненького потрепанного бурого мишку со стеклянными глазами.
-Гррр! – задумавшись, я наклонила милого плюшевого зверя, и он сделал попытку зарычать. Я слегка улыбнулась и прижала игрушку к груди.
  Уходя, я бросила прощальный взгляд на осиротевший подоконник детской и пошла прочь, в город, к своей прежней жизни.
  Я шла по аллее, то и дело спотыкаясь. Ноги отказывались идти, и мне требовалась вся моя воля, чтобы сделать еще хоть шаг. К груди я по-прежнему прижимала медведя, а в сумку было аккуратно сложено мое любимое платье и туфли; ленточка развевалась на ветру вплетенная в прическу. По щекам струились предательские слезы.
  Сегодня первое сентября и я, как обычно, немного опоздала. На полчаса. Мои шаги гулким эхом разносились по школе. Я робко постучала в наш кабинет.
-Можно?
-Да, входи.
  Я села за свое родное место за второй партой второго ряда. За пеленой слез я не сразу заметила смущающегося парня у доски.
-Познакомьтесь, - Сказала классная, - Наш новый ученик, Владимир Смолин.
  Я в упор посмотрела на новичка. Черные джинсы, синяя рубашка в клеточку поверх белой футболки, деревянный крестик на шее, ухо проколото. Тонкие плотно сжатые губы, отросшие блондинистые волосы, безумно родные серые глаза…
-Владимир, - почти беззвучно произнесла я и пулей вылетела из кабинета, обливаясь слезами и плюхнулась на лавочку. Парень вышел вслед за мной, присел на корточки.
-Ну, чего это ты разревелась? – Мягко сказал он, стирая слезинки с моих щек.
-Разве ты не помнишь?
-Смотря, что я должен помнить.
-Вот это, – Я на автомате протянула ему медведя. Парень осторожно взял игрушку, словно она была хрустальной и на пару секунд его лицо побледнело.
-Насть, - спустя пару мгновений сказал Вова, хотя я ему не представлялась.- Я вспомнил. Не все конечно, но вспомнил.
-Сходишь туда со мной?
-Конечно…

  На месте дома  мы обнаружили только две обвившееся друг о друга березы. У их корней  лежал старинный фотоальбом и букетик подвядших ромашек.
Вова снял с ветки старый кованый фонарь; я осторожно подобрала альбом и цветы.
-Вот и все, - Сказал парень, когда мы шли по аллее к себе домой, в город. – На этом мистика кончается. Начинается наша с тобой жизнь,- Он улыбнулся и притянул меня поближе, приобняв за плечо.
  А я молча шла рядом, прижимая к себе цветы, альбом и  мишку, радуясь тому , что мы с Вовкой вместе, что он никуда не делся, не бросил меня одну, просто осовременился немного.