Тайна Дедова Дивана. Цикл рассказов для детей

               
                Из цикла «ТАЙНА ДЕДОВА ДИВАНА»



               

 СОДЕРЖАНИЕ



ТАЙНА ДЕДОВА ДИВАНА
Тайна Дедова Дивана…………………………………………………2
Рассеянная……………………………………………………………..9
История повторяется…………………………………………………10
В поисках клада………………………………………………………11
СКАЗКИ ДЕДА ИВАНА
Жестокая девочка…………………………………………………….14
Рыжик и василёк……………………………………………………...16
Змей в сети……………………………………………………………17
Зеркальце капитана Немо……………………………………………17



    Тайна Дедова Дивана

Деду Ивану снились удивительные сны. Наутро он сладко потягивался, пряча улыбку в усы, цвета спелой-преспелой ржи, и отправлялся пить крепкий чай с сахарными сухариками.
Внучата окружали его, и, взявшись за руки, водили вокруг деда хоровод вприпрыжку:
– Деда, а деда, расскажи нам книжку!
– А вот садитесь-ка за стол, – говорил им он, – берите себе чай с сухариками, и слушайте. Рассказывал он им, конечно, сны.
Дети замирали.
На этот раз история была о мальчике по имени Матвей. «Мотя, Мотя, бегемотя», – звали его в школе, но он не обижался, наверное, потому, что совершенно ничем не напоминал бегемотика. Матвей читал «Трёх мушкетёров», носил шляпу с перьями и строил кораблики. Ещё он состоял в туристическом клубе «Рододендрон» и каждое лето ходил в походы. Его огромный белый пёс Ирис и два младших брата-близнеца в это время оставались дома, их не пускала мама. Жаль было расставаться, но что поделаешь: море и горы звали Матвея. Спать в палатке ему нравилось куда больше, чем на мягком диване…
На этом месте внуки деда Ивана переглянулись заговорщически. Дед сделал вид, что ничего не заметил, и продолжал:
– Этим летом поход ребят из клуба «Рододендрон» был на бухту Майскую, что расположена далеко-далеко на востоке. Идти туда предстояло долго, много испытаний ждало их на пути. Целых шесть дней шли рододендроновцы, а когда дошли, то сильно разочаровались.
– Что такое «разочаровались»? – спросила пятилетняя внучка деда Ивана – Эля. На неё шикнули.
– Это значит, расстроились от того, что увидели не то, что ожидали, - пояснил дед.
– А что они увидели? – переспросила Эля, после чего старший брат Тимоша посадил её к себе на колени, прикрыв рот ладошкой.
– Они увидели, что на бухте Майской стоит туристический отряд ребят из другого города. Их клуб назывался «Роза ветров».
«Роза», – подумал тогда Мотя, – звучит совсем не по-туристически, и бухту нашу заняли… Отвлёк его от грустных мыслей руководитель Серёжа:
– Матвей, натяни тент над костром, - попросил он. «Просьбы» Сергея выполнялись неукоснительно. Мотя задумчиво смотрел на верёвки, прикидывая, к какому дереву и каким узлом их привязать, когда к нему подошла девочка Роза из «Розы ветров». Подошла, чтобы помочь. Вдвоём они лихо натянули тент, и с тех пор проводили всё свободное время вместе. Вместе купались каждое утро в холодной-холодной воде с масками и трубками. Вместе ловили рыбу с камней, брошенных в море каким-то великаном. Вместе дежурили на кухне, когда приходило время кому-то из них дежурить. Роза с лёгкостью помогала рододендроновцам, а Матвей никогда не отказывал в помощи «Розе ветров». Клубы вообще на второй день жизни в Майской перезнакомились и перемешались. Замечательно то, что в «Рододендроне» было больше мальчиков, а в «Розе ветров» девочек.
– Деда, ну скорее, – не выдержал на этот раз Тимоша, – в чём история-то?
– А история в том, - неспешно продолжал дед, – что через 20 дней пришла пора расставаться. «Рододендрон» отправился в свой город, а «Роза ветров» в свой. Тут-то Матвей и понял, что расставаться-то ему совсем не хочется. Более того, он понял, что расставаться совершенно невозможно, что он умрёт скорее, нежели отпустит эту девочку.
– Что, так в душу запала? – совсем по-взрослому спросил Тимоша.
– Да, – проговорил дед Иван, – полюбили друг друга дети, а было им каждому чуть меньше тринадцати лет. Столько примерно, сколько Татьяне Лариной, в романе Пушкина «Евгений Онегин», читали такой? Ребята отрицательно и торопливо покачали головами: не отвлекайся, мол, дед Иван.
– И чем дело кончилось, поженились и жили долго и счастливо? – в нетерпении спросил Тим: то ли ему, правда, интересно было, то ли историй таких он уже слышал добрую тысячу.
– Не тут-то было, – проворчал дед. – Города их находились в трёхстах километрах друг от друга, и мама Матвея не разрешала ему ехать к Розе до тех пор, пока он не получит паспорт, то есть не достигнет четырнадцати лет.
– Вот злюка, – шмыгнула Эля. Для неё 14 лет, также как и 300 километров было ох как далеко. – И что же они делали?
– Что, что, жили. Писали друг другу письма на листочках формата А4, запаковывали их в конверты с марками.
– Пф, – хмыкнул Тимоша, а сам подумал, какие несовременные сны снятся деду.
– Роза рассказывала Матвею, что она увлеклась разведением роз. «Несколько кустов мне принесли осенью, – писала она Матвею, – но паутинный клещ заразил мои растения, и зиму пережил только один кустик (я поливала его вытяжкой из чеснока и бордосской жидкостью). Ещё один мне удалось посадить самой, взяв ранней весной черенок от выжившей розы. Так у меня получилось два прекрасных куста, являющихся, на самом деле, одним и тем же…».
Мотя зачитал её письмо до дыр. Тем более, что было оно последним. С тех самых пор перестали приходить письма от Розы. Не стало их, совсем не стало.
Мотя стал походить на растение, которому не хватает света. Чахнуть стал мальчик. Мама вызвала ему врача, но тот только головой покачал.
И вот, в один прекрасный день, когда мама сказала Матвею, что задержится на работе допоздна, а потом ещё и в театр с подругой пойдёт, Матвей решил действовать.
Деньги на поездку к Розе и даже на подарок для неё он собирал давно, экономил на школьных обедах. Так что на автобус туда и обратно ему с лихвой хватало.  Маме, на случай, если вернётся раньше, он оставил пространную записку, содержание которой сводилось к тому, что терпеть ему уже нет мочи. Впрочем, он обещал вернуться к ночи.
Так или иначе, а рванул Матвей. Не в школу пошёл, а надел свою мушкетёрскую шляпу с перьями, и поехал к подруге. Адрес знал наизусть. Сколько раз он видел его на конвертах! Сколько раз проводил по нему пальцами. Можно сказать, знал адрес на ощупь.
Путешествие прошло без приключений. Вот он Розин город, вот он Розин дом. Вот только девочки нет в нём, одни лишь розы. Оранжерея городская располагалась по этому адресу. Ботанический сад.
Мотя к охраннику бросился, потом к научному сотруднику, но они и слыхом ни о какой девочке Розе не слыхивали.
– Почудилось тебе, – говорят. – Влюбился ты в розу, как маленький принц.  И подарили ему на прощанье горшочек с цветочком алым. С розочкой.  Прижал его мальчик к груди, да так и не расставался с ним до самой старости.
– Гляди! – сказала Эля, толкнув брата в плечо. – А у деда-то Ивана тоже на всех подоконниках розы алые. И в саду тоже.
– Любимые бабушкины цветы, – пробормотал Тим.
Ни Эля, ни братец её двоюродный не заметили, как ласково смотрели в этот момент друг на друга дедушка с бабушкой, как по щеке у бабушки нечаянно стекла слеза, да и у дедушки глаза заблестели.
Ребята уже в сад улетели, и стали обсуждать, куда же могла деться девочка Роза.
– Я думаю, в цветок превратилась, – сказала Эля.
– А я думаю, что дед не всё нам рассказал, – сказал Тим. – И вообще, почему деду снятся такие интересные сны?
– Всё дело в диване, – сказала Эля. – Я когда на его диване сплю, мне тоже интересные снятся.
– И мне.
Оба они – и Эля и Тим, как только дед уходил – в кузницу ли, в гараж, в магазин – тут же плюхались на его диван, кто вперёд успеет, и засыпали на нём, или делали вид, что засыпают. Потом рассказывали друг другу удивительные сны.  Даже собака Дора, и та любила на дедовом диване подремать. Была в этом диване какая-то тайна.
– Надо обязательно её раскрыть, – сказала Эля. Да так отчаянно сказала, разве что ножкой не топнула.
– Пойдём, Тимоша, посмотрим, может, у деда Ивана машинка какая в диване лежит, которая ему сны нашёптывает?
Брат и сестра сосредоточенно разложили и сложили диван, выдвинули из под него ящик для белья, и внимательнейшим образом его исследовали. Обнаружили внутри шесть банок сгущёнки – бабушкин с дедушкой стратегический запас. В их доме сгущённое молоко считалось самым главным лакомством. Утром, для Эли с Тимом бабушка варила кашу на нём, а вечером все любили полакомиться орешками с варёной сгущёнкой.
– Тим, а, Тим, может это молоко специальное – волшебное, дед его на ночь выпивает, и ему сказки снятся?  Давай съедим по полбанки вечером, посмотрим, что будет?
– Давай, – согласился Тим.
Остаток дня прошёл в ожиданиях вечера. Однако эксперимент не принёс результатов. В своих кроватях, после дедовой сгущёнки, ребята спали точно также как и обычно. Разве что попить воды ночью вскакивали. Пересладились оба.
Зато днём, когда деда с бабушкой ушли, а ребята легли на волшебном диване валетиком, им снова приснились сказки.
– Да что же это такое, – не на шутку бушевала Эля, – а может быть, там фея? Фея сновидений?
Тимоше понравилась мысль.
–  Может. Но как же нам её извлечь?
– Феи, должно быть, любят что-то воздушное, что-то неземное…
– Зефир, - сказал Тимоша, – безе, «птичье молоко»…
Ребята пошарили по карманам, разбили копилку с мелочью, поклянчили у бабушки денег на конфеты, ни разу при этом не обманув, и  накупили в магазине воздушных сладостей для феи. Разложили всё это богатство возле дедова дивана, а сами на полу устроились, будто бы играть.
Сидят, для виду мячик мягкий друг другу катают по коврику, чтоб бабушка неладного не заподозрила. А бабушка нет-нет, да и зайдёт в комнату, всё удивляется: что это дети нынче такие тихие. Не задумали бы чего.
Вдруг: «Бах!». Под диваном сработала мышеловка.
– Ах! – в один голос вскрикнули Эля и Тим. Они совершенно забыли, что она там  всегда стоит.
– Фея!
– Вот дед!
– Да не дед, а мы.
– Мы же её убили!
– Вдруг успеем спасти?
Мальчик и девочка ринулись под диван, только ноги их оттуда торчали. Вытащили мышеловку из под дивана.
– Фея? – удивлённо спросила Эля.
– По-моему, мышь серая, обыкновенная, - ответил Тим.
– Может быть, заколдованная фея? Давай её в банку, Тим?
Тим согласился.
– Тимофей – спаситель фей, – засмеялась Эля. Заколдованная фея, тем временем, перекочевала в двухлитровую банку, тут же закрытую пластмассовой крышкой с прорезанными дырками для воздуха. Тимоша в неё мальков ловил для кота бездомного. Положит такую банку в речку, крошек хлебных в неё накрошит, мальки заплывают хлебцем полакомиться, а выплыть уже не могут. Ловушка.
Вот и фея теперь – в ловушке. Но все же лучше ей там, чем в мышеловке.
– Сегодня, чур, она мне сны навевает, – сказала Эля.
– Нет, мне первому, – воспротивился Тим.
– Нет, мне, – настаивала Эля.
И брат с сестрой совсем чуть-чуть подрались, отбирая друг у друга банку с мышью.
Бабушка, слыша их крики, подумала: «Ну, слава Богу, пришли в себя дети, а то молчали всё утро, уж думала, не заболели ли?».
Тимофей, на правах старшего брата, всё же забрал фею себе. Поставил банку под кровать, предварительно покрошив в неё зефиру. Остатки сладостей дети съели в знак примирения.
Утром, ни свет, ни заря, Эля соскочила с кровати и в нетерпении нарезала круги вокруг двери в комнату Тима. Но разбудить не решалась – вдруг сон спугнёт, и фея на неё рассердится?
И вот, наконец, Тим проснулся.
– Ну как? – подскочила к нему сестрёнка.
– Никак, – буркнул Тим, – сны как сны, ничего особенного, я даже не запомнил.
– Эх… – вся радость нетерпения стекла с Элькиного лица… Она уселась на табуретку рядом с братом.
– Но ты не расстраивайся, Эль, – сказал Тим, – вдруг тебе больше повезёт и тебе нашлёт сновидений фея?
Элька нерешительно улыбнулась.
– Давай оладьи есть, Тим? Видишь, бабушка какие приготовила, вкусные…
– А потом на речку пойдем.
–  Пойдём!
Важные ребячьи дела до отказа наполнили день Эли и Тима. Они помогали бабушке собирать сливы, потом вместе с дедом чинили телевизор, потом с целой ватагой ребят купались на речке, потом играли в войнушку, и вот уже снова – вечер.
Элю даже не пришлось уговаривать идти в баньку. Едва-едва стукнуло девять, как она уже вымытая, причёсанная, в мягкой пижамке, лежала у себя в кровати, обнимая плюшевого медведя.
– Просто чудо, а не Эля, – всплеснула руками бабушка, а сама незаметно потрогала внучке голову. – Умаялась, видно, за день.
Не могла же знать бабушка, что под кроватью у Эли сидит фея и доедает «птичье молоко».
Стемнело за окном. Девочка уснула. Но не приснилось ей этой ночью ровным счётом ни-че-го. Ни единого соника.
Утром хмурая Эля сказала Тимофею: «Выпустить надо эту мышь – никакая она не фея».
– Давай выпустим её подальше, за речку, чтоб не вернулась, а сами на дедовом диване заснём. И если приснится удивительный сон, то дело точно не в фее. По крайней мере, не в этой.
– Правильно, - согласилась Эля, только дед же не пускает на своём диване спать?
– А у меня велосипед поломался, он починить обещал. Так что, как только я уйду ему помогать, ты быстро-быстро притворяйся уставшей, и иди нашу идею проверять, хорошо?
– Хорошо.
На том и порешили. Но и без феи, превращённой в мышь, Эле приснилась сказка.
– Ишь…, – проговорил Тим, повторяя интонацию деда. – Значит, в диване дело. Но что в нём такое?
– Давай его вскроем?
– Как это вскроем?
– Ну, ты же сам говорил, что, возможно, в нём спрятан «транслятор сновидений» - эдакая машинка.
– Молодчинка! Бери ножницы, режь обшивку.
– Запросто!
Так дети вскрыли диван. Взрезали и ткань, и поролон, добрались до самых до пружин.
– Бежим…, – проговорил вдруг Тим, но вопреки своим словам остался стоять на месте. На лице его, покрытом испариной, всё ещё читался задор первооткрывателя, но появилось на нём и ещё что-то. Нож жёг руку так, как может жечь только орудие преступления. В воздухе облаками летала пыль. Под ногами скопились обрывки обивки и маленькие кусочки изрезанного в крошку поролона.
Эля выглядела ничуть не лучше.
А на пороге стоял дед.
– Тааак, – произнёс он тоном, не обещавшим ничего хорошего. Он даже как будто потянулся за ремнём, который висел на дверце шкафа.
– Ой, – сказала Эля, –  ремнём её ещё не били, хотя, бывало, припугивали.
– Деда, а, деда, ну мы же транслятор сновидений в твоём диване искали.
Одна косматая дедова бровь полезла вверх. Эля посчитала это добрым знаком и продолжала.
– Ну ты же нам всегда рассказываешь свои сны, и на диване своём спать не позволяешь, значит, у тебя там «транслятор сновидений», правда, Тим?
Тим поспешно кивнул, и Эля продолжила свой рассказ.
– Сначала мы думали, что у тебя волшебное сновидческое зелье, и съели сгущёнку из под дивана. Потом решили, что у тебя там фея сновидений, но её заколдовали, и она превратилась в мышь. Мы мышку эту поймали, и с ней спали. Ну, то есть она спала в банке – под кроватью. А теперь мы решили, что у тебя там машина.
Тим, молчавший всё время, внимательно наблюдал за тем, как меняется лицо деда Ивана по мере того, как Эля говорила. Это трудно описать словами! Сначала у деда Ивана поднялась одна бровь, потом вторая, потом в глазах заплясали чёртики, потом стали подрагивать усы, и даже нос чуть-чуть сморщился. А уж какое напряжение возникло в мышцах, которым положено отвечать за улыбку… Только усы и спасали деда. Ему даже выйти из комнаты пришлось ненадолго, чтоб с мышцами улыбки справиться.
Ни Тиму, ни Эле уже совсем не было страшно. Диван только жалко – как же на нём теперь спать?
За диван дед Иван, конечно, внукам всыпал.
– Никакой, –  говорит, –машинки у меня в нём нет, а сны, которые я вам рассказываю, часто и не сны вовсе, а истории из жизни. Я сколько лет на свете прожил? Поди, раз в 15 больше, чем вы.
– А про Розу, которая в цветок превратилась, – спросила Эля, всё ещё не веря.
– Да вот же она – моя роза, – дед крепко обнял бабушку. Это я вам свою первую встречу с ней описывал. Ну, приврал, конечно, малость, для интересу.
Эля с Тимом удивлённо переглянулись.
– Погоди, погоди, дед, а ведь мы с Элей тоже на твоём диване спали, и нам тоже снились удивительные сны.
Глаза деда снова стали хитрющими.
– А это, милые мои, от того, думаю, что запретный плод – сладок. Я же вас гонял со своего дивана? Гонял. Поэтому вам и хотелось на нём поваляться пуще прежнего. И когда вам удавалось прикорнуть на диванчике, вы сами себе сны снили, получше фей всяких. Правильно я говорю, Тимофей?
– Правильно.
– То-то же, - сказал дед уже совсем весело.
– А ещё, может быть, потому вам тут спать нравится, что мне и самому нравится. Я сплю сладко, и вам та сладость передаётся. Без участия сладкого молока.
– Ох, и наспал же ты тут, дедушка, столько сказок наспал, – подвела итог Эля. Засмеялись и дед, и бабушка, и Тимоша.
А диван дедов они потом все вместе отремонтировали. Эля собственноручно зашивала обивку. Почти аккуратно вышло.

(23.08.12 - 09.09.12)






Рассеянная


Внучка деда Ивана Эля была рассеянной девочкой. Если садилась в трамвай со скакалкой в руке, то обязательно забывала на сидении скакалку – приходилось маме покупать ей новую. Если закрыв двери квартиры, шла с ключами гулять, то обязательно теряла их где-нибудь. Один раз, за неделю утеряла три комплекта ключей: пришлось папе замки менять на дверях. Был ещё случай, когда выходя, она хлопнула дверью так сильно, что та защёлкнулась изнутри, и снаружи невозможно было её открыть. До самого вечера девочка не могла попасть домой, ждала что мама с папой справятся с капризным замком, но и у них не получилось. Тогда Элин папа пошёл к соседям и через их балкон забрался на свой, и выдавив стекло двери балконной, проник в конце концов к себе в квартиру.
В общем, доставляла Эля себе и другим неприятности. То рюкзак школьный со всем его содержимым потеряет, то форму спортивную оставит в автобусе, а потом просит водителя следующего автобуса догнать предыдущий. А уж потерянных Элей перчаток и головных уборов и вовсе не счесть. Но сердце у неё было доброе. Водитель автобуса и сам не мог понять, почему соглашается помочь ей и устраивает гонки по городу за своим «коллегой», абсолютно бесплатно, теряя выручку и нарушая расписание при этом. Заплаканное Элино лицо с голубыми, небесного цвета, глазищами, производило в его душе некую трансмутацию, переворачивало что-то. После, уже не только люди стали откликаться на Элины «чары», но и стихии природы. Так, например, она научилась успокаивать море, но это мало имеет отношения к её рассеянности, а вот случай другой: заснула Эля как-то рядом с горной рекой. Вода шумит, цветы источают свои ароматы, воздух насыщен пеньем цикад – благодать.
Уснула Эля. Ей, как на дедовом диване, снились волшебные сны. Проснувшись, потянулась сладко, осмотрелась кругом: ничто не нарушало прежний покой. Облачка одуванчиками белыми проносились над головой. «Пора и домой», - подумала девочка и отправилась по знакомой тропинке. «Постой, - зазвенел колокольчиком внутренний голос, - ты так сладко спала под сосной, вернись, поблагодари место, - реке, дереву, траве поклонись». Эля послушалась.
Каково же было её удивление, когда возле корня сосны, на примятой траве, она увидела свой фотоаппарат, он лежал как ни в чём не бывало.
«Спасибо, место, спасибо сосна, спасибо одуванчик», - Эля поклонилась до земли. Больше она ничего не теряла.

(25.08.2012)






История повторяется



Двоюродные брат и сестра Эля и Тимоша все каникулы проводили у деда Ивана в деревне. Дед им каждый вечер сказки рассказывал или просто истории из своей жизни. В один из вечеров рассказал он, как с друзьями-мальчишками в детстве на кладбище ночью ходил. Точнее, не на кладбище, а в кино, но возвращаться оттуда поздно надо было – по темноте, а дорога лежала, в аккурат, через кладбище. Весело шли они, вдруг кто-то споткнулся и вскрикнул. Вся ватага, не чуя ног, бросилась бежать. Три километра за три минуты преодолели. Около столба с лампочкой остановились, и начали выяснять, а почему же они побежали-то.
–  Ты побежал, а я за тобой
–   Нет, ты первый...
–   Нет, ты! Так и не выяснили.
Эля с Тимом слушали-слушали деда, а потом вышли на крыльцо, переглянулись, и не сговариваясь, припустили со всех ног к ближайшему кладбищу. Недалеко оно было – за соседним селом. Сходить туда и не испугаться,  теперь было делом чести.
Вот идут они, идут, луна как раз полная в небе висит, звёзды путь освещают, собака воет где-то в дали. Одним словом, само-то атмосферка для похода на кладбище.
– Хоть бы еды с собой взяли, - нарушил молчание Тим, - под ложечкой у него сосало, и он ошибочно принял это ощущение за голод.
Обошли Эля с Тимом кладбище по периметру, вошли внутрь по центральной аллее, и уже было в сторону дома направились. Шаг их непроизвольно ускорился. Вдруг, хрусть! Под ногой у Эли поломалась ветка. Тимка схватил сестру за руку и как помчится вперёд, что есть мочи. Только возле озера лесного, от которого уже и до дома неделеко, остановился.
– Ты зачем побежал?! – спросила, запыхавшись, Эля.
– А ты зачем?
– Это ты первый, а я за тобой уже.
Рассмеялись брат с сестрой. История, рассказанная дедом Иваном, повторилась через поколения в точности.

(5.09.2012)






В поисках клада



Однажды, когда Эле было пять, а Тиму целых девять лет, пошли они на речку купаться. Дед Иван разрешил. Жарко было, так что на Тиме одни шорты, а на Эле трусики с маечкой.
Речка в их деревне горная, холодная, течение сильное. Хорошо, что мелко, иначе бы ребят одних не отпускали. А так что, даже если потянет, то на ноги становишься, за ветку дерева хватаешься, и вот уже не страшно тебе никакое течение.
Одного только не смогли учесть ребята. Того, что резинка-то на шортах у Тима слабая. Зацепился он штанами за ветку, и выплыл из них, как из мешка. А шорты, тем временем, поплыли вниз по течению, в океан впадать. То-то было Тиму стыдно. И как из воды выходить? Люди же кругом. Девчонки деревенские, незнакомые мальчишки. Хорошо, что Эля тут. Подозвал он сестру, стал объяснять проблему. Элька расхохоталась, было, но братову беду быстро поняла.
– Погоди, Тим, я тебе сейчас свою майку принесу. Она синяя, будешь в ней, как монах в синих трусах!
Тимка быстро понял, что другого выхода им не найти.
– Тащи, говорит, Эля, свою маечку скорее. Но не на пляж выйдем, а подальше – в лесу.
Эля сбегала на берег, принесла маечку. Тим смастерил себе из неё что-то вроде штанов, и бочком-бочком, огородами, пока никто не заметил, дёрнули они домой.
Дед долго в усы смеялся, а потом говорит:
– Ничего, Тим, мы тебе сейчас новые портки найдём, и полез на чердак.
– Вот тебе, пожалуйста, новые – с пальмами.
– Да какие ж они новые, - засмеялась Эля, - они старые; это же папы моего шорты, он их носил, когда был маленький.
– Пустяки, - сказал Тим, ему ли было превередничать. – Отличные штаны.
Надел он их, сунул руки в карманы, а там бумага какая-то старинная, пожелтевшая, с краями обгорелыми.
– Это же карта! – воскликнула Эля.
– Тссс, – Тим приложил палец к губам. – Нельзя, чтобы кто-то об этом узнал.
На карте красным крестиком был обозначен дом деда Ивана. Рядом струилась синяя лента реки, чуть дальше начинался лес, пруд и какое-то поле с крестами.
– Да это же кладбище, - опять вскрикнула Эля.
– Тихо ты! – во второй раз остановил её Тим. – Нам не кладбище сейчас интересно, а вот смотри, за ним, возле соседнего посёлка значок какой-то.
– Похож на солнце…
– Да. А под значком сундук.
 – С золотом?! – Эля опять почти закричала. Ну не умела она тихо шептать, когда тут происходит такое!!!
Тим рассердился и спрятал карту в карман:
– Я лучше с пацанами пойду клад искать, а то ты, Эля, всё разболтаешь.
– Ах так? А карту ты где нашёл? В папиных шортах нашёл! Значит, это моя карта, а ну-ка отдай…, – и Эля с Тимом немного подрались.
Но потом их бабушка позвала вареники с вишней есть, и они помирились снова. И стали думать, как им клад искать.
– Смотри, солнце нарисовано над деревом, а сундук под деревом…
– А как же мы поймём, под каким деревом? Там же настоящий лес!
– На дереве тоже нарисовано маленькое солнце.
– Но дерево могло с тех пор вырасти, или его могли срубить…
– Стой, Элька, видишь, цифры? От кладбища стрелка, а над ней – «90». Девяносто шагов?
– А вдруг километров?!
– Ты что?! Девяносто километров это знаешь где, это аж в Индии, это дальше, чем море…
– Значит, 90 шагов.
– И опять рядом с кладбищем. Ты не боишься снова туда идти?
– Не, я всё придумала, пошли! Видишь, солнце в зените, как на карте нарисовано!
– Нет, Эля, стой. Так, без подготовки мы на кладбище уже ходили с тобой. Помнишь, что из этого вышло?
– Помню! Ничего-ничего не вышло. Ты сначала есть захотел, а потом убежал как трусишка, и меня за собой уволок.
Тимке некогда было сердиться. Он уже пробирался к холщовому мешку, в котором бабушка хранила сухарики.
Добрая треть сухарей из мешка перекочевала в его оранжевый рюкзак.
Туда же легла литровая бутылка ледяной воды из родника.
– Готово! – сказал Тим. – Теперь надо незаметно взять две лопаты. Сам-то он уже умел орудовать большой, а Эля пока только специальной, маленькой – из набора «юный огородник». Конечно, лопатка её была не малышовая, для песочницы, а настоящая, железная, с длинной ручкой, только чуть-чуть меньшего размера, чем взрослая.
В общем, собрались кладоискатели. Инструмент через плечо, за плечами рюкзак с сухарями, опять к кладбищу направились. Но солнце светило так высоко и так ярко, что ни страха ни интереса к этому месту ребята не испытали. Они шли за кладом.
– Смотри, Тим, тропинка! И как раз в том месте, где нарисовано на карте.
– Точно. Начинается у забора и уводит в пустырь, потом в лес. Еле заметная.
Ребята двинули по тропинке. Вот уже и первый ряд деревьев перед ними. Но нет, дерево, помеченное солнцем, отнюдь не в первом ряду! Эля с Тимом постепенно углублялись в лес.
– А вдруг мы заблудимся, - прошептала, а скорее простонала Эля.
– Тсс… - сказал Тим, – 80 моих шагов по тропе мы уже прошли, но тропинка под ногами потерялась. Дай руку, Элька. Эля послушно взяла брата за руку.
Под ботинками хлюпало болото. Ребята прыгали с кочки на кочку и внимательно осматривали каждую попавшуюся на дороге сосну.
– Тим! Смотри, какой большой червяк! - вскрикнула Эля.
– Стой, Элечка, это гадюка, змея! – Тим ещё крепче стиснул маленькую руку двоюродной сестры, и они далеко обошли опасную соседку.
– Зачем мы только пошли, - всхлипывала Эля. – Как мы теперь отсюда выйдем?
– Я компас у деда взял. Наш дом – на севере. Но смотри, что там на дереве?!
На стоящей перед ними сосне, на высоте примерно в два Тимкиных роста, виднелся срезанный участок коры. И там, будто ножом, вырезаны какие-то знаки.
– Нет, Тим, на «нашей» должно быть солнце, – всё также всхлипывая, проговорила Эля. – А тут нерусские буквы.
– Ну-ка, ну-ка, тут ведь написано SUN – Тим уже умел читать по-английски. – Я точно не помню, но, кажется, это и есть солнце.
– А я думала, сан – это по-английски, сын.
– Кажется, по-другому пишется, но сан ещё и в церкви бывает. В армии, полковник, например, это тоже сан, только он называется чин, или звание. Ну, в общем, я про это не знаю точно, а вот то, что 90 шагов мы от кладбища прошли – это факт. Даже 100 шагов.
– И солнце как раз над нашей головой повисло, – уже более уверенным тоном подхватила Эля.
– Копаем? – спросили они друг у друга в один голос. И тут же принялись за работу.
Долго копали. Ямку такую вырыли, что Тим даже сказал, что похожа на колодец. И вот как раз в тот момент, когда совсем уже они разочаровались, под Элиной лопатой что-то звякнуло.
– Тим! Коробочка! – закричала Эля. Они и правда отыскали грязную железную коробку. Когда отряхнули от неё землю, - оказалось, что когда-то она была выкрашена ярко-зелёной краской. Краска облупилась. Замок немного заржавел от долгого лежания в сырой землице, но когда по нему стукнули камнем, поддался.
В коробочке лежала тетрадь. Пожелтевшие от времени листы в ней сплошь были исписаны крупным детским почерком. «Сказки, которые рассказывал папа», - значилось на первой странице. А на обложке читалось:
Горячев  Иван, сын Иванов.
– Горячев Иван – это же мой папа…, - задумчиво проговорила Эля.
– А мой дядя, - добавил Тим. – И он сын деда Ивана!
– Значит, это папа закопал?
– Значит так.
– И значит, тут сказки деда Ивана, которые он рассказывал папе, которых мы с тобой ещё не слышали?
– Значит, – задумчиво повторил Тим, перелистывая страницы.
Жестяная коробочка, окрашенная некогда зелёной краской, долго хранила свою тайну. Теперь пришло время передать её в надёжные руки. Дочь прежнего владельца Тетради как нельзя лучше подходила для этого.

(06.09.2012)





СКАЗКИ ДЕДА ИВАНА

 


Жестокая девочка

Жила-была девочка. Когда она научилась ходить, то первым делом  стала выдёргивать цветы на клумбах возле своего дома. В три года она уже была грозой всего района. Девочка выдирала лепестки так, как сумасшедшие дамочки рвут на головах волосы. Цветы никли при её приближении, заранее захлопывая бутоны.
Когда девочке исполнилось пять лет, она растрепала все цветы на бабушкином огороде.  Прекрасный сад в мгновение ока был превращён в поле битвы. То тут, то там виднелись жёлтые, голубые, розовые кучки разорванных в клочья лоскутков живой ткани – останки лепестков. Растения оплакивали своих собратьев. Пчёлы оплакивали друзей, не раз угощавших их сладким нектаром. Даже птицы, и те перестали петь, и с удивлением смотрели на девочку, поражённые странной жестокостью.
Когда девочке исполнилось семь, она сломала в лесу семь дубков. Зелёная кровь сочилась из их совсем ещё тонких стволов, и вся дубрава оплакивала в тот день своих ни в чем не повинных сынов. Самое главное, что умерли они без пользы. Дубы давно знают, что одно из их жизненных предназначений в том, чтобы помогать людям. Сгореть в огне, обогревая жилище человека, считается достойной смертью. К тому же люди, как правило, с уважением относятся к своим зелёным защитникам, и берут на растопку только стволы, высохшие от старости. Лес до сих пор был благодарен людям, но появление девочки изменило всё вокруг.
Листья шумели. Деревья передавали друг другу страшную весть.
А девочке, тем временем, мама подарила двух хомячков. Девочка играла с ними весь день, не выпуская из тёплых ладошек, называла друзьями, а к вечеру одного задушила.
– Я нечаянно, – объяснила она маме, – я хотела посмотреть, как он устроен.
Мама ничего не возразила на это, но растения и животные не на шутку взволновались.
Хомячок, оставшийся в живых, убежал из квартиры. В подъезде он всё рассказал котёнку. Котёнок рассказал яблоньке, которая росла во дворе. Об её ствол котёнок обычно точил когти, а потом забирался на ветви и грелся на солнышке.
Яблонька всё рассказала растущему неподалёку дубку. А дубок итак уже был наслышан о  бесчинствах девочки от своих лесных сородичей.
– Что же нам делать? – задумались деревья, цветы и животные.
– Я знаю, – сказал хомячок, – давайте нашлём на неё сны! Проведём в наше царство, быть может, она думает, что мы – пластмасса. Но и с пластмассой нельзя обращаться так!
Все согласились. На следующую ночь, чуть только девочка уснула, её превратили в хомячка. Она ощутила, как роет землю передними лапами, как попадаются ей в земле муравьи, которые расспрашивают её на пахучем языке, как пройти к водоёму. Она растерянно молчит, и тогда муравьи уходят, угостив её на прощание капелькой мёда.
Она видит земляного червя, благодаря работе которого и сама может дышать под землёй. Потом она видит крота, который чем-то похож на неё, но совсем её не видит. И, наконец, она находит корни яблони – той самой, которая знает про неё всё.
Яблоня медленно пьёт воду из глубин земли, и рассказывает девочке-хомячку о том, как долго живёт на свете. Как много девочек и котят повидала, и сколь многих кормила своими яблоками. Рассказала яблоня и о своём детстве. О том, как проросла из семечка, как долго двигалась и развивалась под землёй, прежде чем увидела солнце. Как развернулись первые два её листочка, как развернулись вторые. Яблоня позволила девочке стать на минуту собой, а потом показала, как это больно, когда тебя ломают.
Прозрачная кровь текла из ноги у девочки, когда она проснулась.
– Мама! Я была яблоней, – закричала она. – А ещё хомячком, а ещё васильком. Тут её синие глаза потемнели и наполнились слезами – Мама! Это так больно! – девочка ощупывала руками лицо. – Я больше никогда не буду рвать цветочки! Они такие красивые, когда живые. И такие добрые! И когда умирают цветы от старости у себя на клумбе, они тоже красивые и добрые. С ними тогда их братья и сёстры. Их дети и родители. Их не надо разлучать. Они все на одном кусте. От одного корня. И знаешь, я была у этого корня.
Вернувшийся в квартиру хомячок внимательно прислушивался к разговору. Чувствительные усики его подрагивали, скрывая улыбку радости.

(03.09.2012)




Рыжик и василёк

Цветок-василёк проснулся – мокрый весь – в переливающихся капельках росы. Оглянулся удивлённо: где это я? Засыпал, вокруг темно было, а теперь, смотри-ка, день и лето. И рядом кто-то босыми ногами ходит.
Вдруг этот кто-то склонился над озирающимся с любопытством цветком. Он –  этот кто-то –  был большим и рыжим. И в конопушках.
–  Рыжик! –  подумал василёк.
– Василёк! – подумал Рыжик.
Кажется, они друг другу понравились. Рыжик даже решил, что именно за таким – тоненьким и беззащитным, глазастым и задиристым цветком он и вышел в такую рань в поле. Не зря же этот синенький цветочек так и норовит забраться к нему в руку. Будто чувствует…
Да, василёк чувствовал. Всем собой чувствовал, что кому-то нужна его помощь.  Поэтому он и позволил Рыжику себя сорвать.
– Ах, какой милый цветок! Какой ароматный, – тихим голосом вымолвила девочка, когда они с Рыжиком пришли домой. Она была такая же рыженькая и в конопушках, но гораздо бледнее, чем Рыжик. Бледнее были её глаза, её веснушки, её волосы. «Она как будто выцвела», – подумал василёк. И только потом догадался, что она болеет.
– Девочка больна, и от этого в доме Рыжика поселилась грусть, –вздохнул вдруг поникший цветочек, выглядывая из стакана, в который заботливо посадил его новый друг.
Стаканчик стоял на маленьком белом столике, прямо возле кроватки Рыжиковой сестрёнки.
– Я тебя спасу! – сказал отважный василёк. Я тебе отдам все-все свои силы!
Сказано-сделано.
Наутро девочка ни свет ни заря вскочила с постели. Вскочила сама, пооткрывала окошки и принялась готовить завтрак. Веснушки на её лице горели, волосы тоже отливали огоньком.
– А где же тот милый цветок, что принёс ты мне вчера утром?
–Посмотри-ка в зеркало, – ответил ей Рыжик и рассмеялся.
Глаза у его сестрёнки были васильковыми!

(2007)








Змей в сети


Красавец-уж, заслышав шум шагов, решил из любопытства оглядеться. Из дома он свободно выползал ещё неделю или две назад, и также просто возвращался в детство. А жил в тепле – внутри компостной кучи. Полно и жара и еды от разложенья трав, и вряд ли где найдёшь местечко лучше. Вот он ползёт, ползёт ужом наружу, ещё не зная, что его там ждёт. Не зная, что мешком из целлофана накрыл ужиный дом хозяин сада, а сверху сетку тонкую надел – не для того, чтоб уж остался не у дел, а для того, чтобы компост не рассыпался. Вот в эту сетку змей наш и попался. Он головой в ячейку сетки влез, да в той ячейке узкой и остался. И ни туда и ни сюда, как будто кто схватил за голову клещами. Не помогают сильные движения хвоста, напротив, хватка стала крепче стали. Теперь и хвост, как дрозд, в сети увяз. Ах, кто же тот паук, что ставит эти клети?! Как ужику теперь домой попасть? Как без него в гнезде ужата-дети?
Вот так и люди, влезши в интернет, порвать не могут часто тех тенет. И наказуемо плененьем любопытство.

(21.09.2012)







Зеркальце капитана Немо

Один самый обыкновенный мальчик, по имени Мальчик, без дела слоняясь по улицам города, нечаянно обнаружил перед собою Порт. У причала, качаясь, стояла готовая к отбытию барка, команды не было на корабле, ничто не заслоняло Мальчику путь. Мальчик ступил на теплую палубу, и под ложечкой засосало от легкого пока любопытства. На тонкой веревочной лестнице, спускавшейся вдоль высоченной (до самого неба) мачты, светилось прикрепленное кем-то зеркальце. Оно было так высоко, а Мальчик так мал ростом, что не мог видеть отраженного в нём. Лесенка же рвалась из рук, играя в прятки с ветром. Её звали – Язык. Мальчик боялся взбираться по ней, но ему так хотелось увидеть, что же отражено в зеркальце, что он стал умалять его спуститься хоть на пару ступенек вниз.
– Каприз, – отвечало зеркало, – так ничего не увидишь, ты должен подняться ко мне.
– Боюсь, - всхлипнул мальчик, - не переставая молить.
– Пусть так, можно и уступить, - проворчало зеркальце, решаясь изменить свое место.
– Ха! – крикнул мальчик, лишь только оно опустилось до уровня его глаз, – в тебе нет ничего, кроме отражения меня, да еще того, что сзади.
– Плохое зеркало! – и,  ррраз, –  швырнул его на теплую палубу.
Тысячи осколков до сих пор лежат там, лицом к небу.
– Нем будь! – повторяют они всякий раз.

(16.01.2004)