Твари. Глава 11. Особенная ночь

     Вне Салема оказалось намного больше снега, возможно там небо было не только заколдованно на закат, но и, судя по всему, разгоняли тучи. Когда Мира прошла через портал, то оказалась почти по пояс в снегу. Её встречал Звёздочкин, среди всей этой зимы со своей копной седых пушистых волос и такой же бородкой он был похож на Санту, каким его делают для музыкальных фигурок, что ставят под ёлку. До Миры, словно только сейчас дошло, что скоро рождество, новый год. Они добрались до штаба, заснеженного, так же напоминавшего детскую игрушку. Казалось, падающий снег был сделан из ваты. Мира уже смеялась от радости, в сердце ворвалось новогоднее настроение. Ей не терпелось скорее добраться, она почти бежала впереди Звёздочкина, сердясь про себя, что он такой медленный.
     Внутри  всё было уже почти украшено. Отовсюду свисали гирлянды, волшебные сосульки, что не таяли от жара множества свечей укутанных в еловые ветки. Во всех залах стояли ёлки, по принципу, чем больше, тем лучше. Под потолком вокруг люстр летали существа похожие то ли на фей, то ли на мотыльков, писклявым голосом распевавших рождественские песни. Новогоднее настроение витало в воздухе вместе с запахом хвои и мандаринов, сами люди, будто стали добрее, окунулись в детство. Внучка Звёздочкина, рыжеволосая Анфиса помахала ей рукой и приветливо улыбнулась, хоть они и не были знакомы. Мужчины, легионеры с вечно суровыми лицами, теперь улыбались, украшали ёлки и подпевали мотылькам. Мира сама стала покачиваться в такт музыке и что-то мычать себе под нос. В голове у неё звучал радостный ликующий голос: «Я дома! Дома, дома, дома!» Теперь даже Кара её не волновала, казалось, что все, что было в академии, это было когда-то давно, год назад, два, и глупо обижаться на дела минувших лет.
     Когда Мира зашла в свою комнату, она заметила что и её не оставили без праздника, на окна кто-то налепил не самые красивые снежинки из фольги и туалетной бумаги, местами художник даже не потрудился их вырезать а просто развесил обрывки. Возможно, это была рука Геремена или Стёпки, или же обоих сразу. Мира обвела взглядом свою комнату, такую уютную и тёплую, как же она рада была вновь оказаться дома.
     Вечером, когда Мира спустилась в зал пиров, первое что она увидела это стремительно приближающиеся большие зелёные глаза, Карина её сжала в объятьях и всю расцеловала. Мира была рада её видеть, глубоко вдыхать запах её волос, который казался таким родным. Когда Карина отпустила её, следующее, что она увидела, это большую четырёхметровую ёлку, перед деревом, под которым когда-то играл на флейте Глеб. Вокруг ели вилась толпа народа, наряжающая её. Мире стало неожиданно как-то очень тепло, как если бы после мороза она зашла в дом и выпила рюмку хорошего коньяка. Там был «Гле-е-еб». Она растягивала его имя у себя в голове, произнося его со всей нежностью, на которую способна. Она вообще любила всех этих людей, а Глеб вызывал у неё какие-то странные приступы нежности и стыда одновременно. Она попыталась тут же переключиться, подумать о чём-то другом, испытывая такую неловкость, будто кто-то мог прочесть её мысли.
     Мира стала глазеть по сторонам, удивляясь почти всему что видела, будто она здесь оказалась в первый раз. Игрушки и гирлянды левитировали в воздухе. Одна из игрушек в виде ангелка никак не хотела сажаться на вершину. По залу раздался громкий голос похожий на лай собаки и карканье вороны.
     — Я предлагаю тогда наверх усадить Глеба.
     — Геремен! — отозвался кто-то из толпы.
     — Он наш главный праведник, так пусть сидит на ёлке, оттуда всё видно, он будет счастлив, если сможет за всем наблюдать, охранять нас... Мирка!
     Геремен как ураган, сметая всех на своём пути, промчался сквозь толпу, подняв и покружив Миру в воздухе вместо приветствия.
     — Да ты прям, возмужала, ты... Привет!
     Геремен сиял от счастья. Ей безумно хотелось запустить ему в волосы руки и потрепать его то ли как пса, то ли как непослушного брата. Он такой нелепый, но он такой настоящий! Не то, что Кара.
     Вскоре они вместе наряжали ёлку, теперь Мира знала некоторые заклинания, хоть и не так умело ими обращалась как Геремен, но прогресс её радовал. Геремен как всегда дурачился, показывая фокусы с появлением шариков из различных, даже самых неожиданных мест.
     К вечеру зал был полностью украшен. Мира и Геремен решили не покидать его после работы, а дождаться всех к ужину на балкончике, на котором Мира танцевала в свой день рождения с Глебом.
     — Геремен, я видела странный сон.
     — Хех, тоже мне новость!
     — Нет, Геремен, теперь это был сон про тебя.
     — Да? И что же со мной случится? — Геремен улыбался во все тридцать два зуба, для него это было как будто игра.
     — Я не уверена что это будущее, — Мира пересказала ему свой сон.
     Смешливость с его лица тут же сползла.
     — Я думаю, в тот момент это было настоящее, — она не знала почему, но внутренний голос ей подсказывал что это так, — Геремен, что это за комната? И куда ты летал?
     — Это моя комната, я с детства в ней живу. Зато у меня теперь хоть есть сосед, пусть и пёс, но куда лучше вдвоём коротать время в этой тюряге...
     — Тюряге? —  Мира говорила почти шёпотом, сама не понимая зачем. Ей представился Геремен в полосатой пижаме и с гирей на ноге, это казалось бредом, он же здесь, делает что хочет, в тюрьме такого не позволяют, что дозволено Геремену.
     — Мира, не делай вид, что ты только узнала? Я тебе говорил, меня там держат с детства подальше ото всех. Пока ты не появилась, меня вообще почти не выпускали... Но я как бы уже не мальчик, да и к чему штабу тебя пугать? Ты надежда и должна верить в то, что все белые и пушистые.
     «Надежда», опять старая песня, они уже достали своей надеждой, и Геремен теперь туда же. Лучшее, как ей казалось — это уже не спорить, Геремен ведь любит переводить темы как будто невзначай, а сейчас её больше волновал сам Геремен, нежели всякие «надежды».
     — Я не понимаю. Кто это делает? Юрген? Да как он...
     — Да какой нафиг Юрген! Кто он, по-твоему? Никто, сегодня есть, а завтра станет моим сокамерником.
     — Господи, Геремен, что ты несёшь?
     — Тебе этого не понять, и лучше не пытаться. Так спокойнее, поверь.
     — Нет, я хочу понять. Геремен, твою же мать, ты мне друг или кто? — Миру обижало то, что он тоже пытается играть в человека, который знает какую-то тайну, но не может сказать, все вокруг словно играли в одну и туже игру, по которой они таинственные и мистичные, а Мира маленькая наивная дурочка должна проходить квесты и отгадывать загадки. То ли детский сад, то ли дурдом, она не могла дать этому точное название, но это её уже начинало, мягко говоря, бесить.
     — Мира, — Геремен перешёл на крик, — Не надо, просто не надо! Я смирился, и мне даже нравится моя комната, ты сама знаешь, что дверь мне не помеха, если я захочу выйти погулять. Просто есть вещи, которые ты сейчас не поймёшь, я и сам толком не понимаю и, честно говоря,  стараюсь им не верить. И ты не верь ничему, особенно мне! Забудем об этом?
     — Геремен... — на щеках Миры проступали слёзы, ей было жаль его, да и крик на неё всегда плохо действовал, она почувствовала себя маленькой девочкой, на которую наругалась мама, ей хотелось ныть, топать ногами, сколько уже можно издеваться над ней бедной и несчастной? —  Куда ты летал, Геремен?— она уже ныла.
     — Так, просто летал, — он улыбнулся, но при этом его взгляд смотрел куда-то в сторону, — Серьёзно, я просто летал! Пошли, пора.

     Мира поплелась вслед за мрачным Геременом. Когда они приземлились на своё любимое место, Мира  вертелась по сторонам, словно сидя на иголках, то осматривая столы, то переводя взгляд на вход, она искала глазами Глеба, сердце бешено билось в предвкушении встречи. Она видела, как в зал входили Карина с Сергеем и Стёпа, Юргена, что в знак приветствия лишь сухо махнул головой на ходу к своему столу, других ангелов, наконец, Глеб, он шёл одним из самых последних. Русая чёлка слетела с пронзительно голубых глаз, на мгновение его взгляд будто застыл, Мира не знала, как это долго происходило, но это мгновение ей казалось вечностью. Когда он прошёл мимо, будто не заметив её, она продолжала в голове прокручивать этот взгляд, как если бы он был адресован именно ей.
     Мира сунула машинально руку в карман, и тут её что-то обожгло, она вскрикнула и достала миниатюрную серебряную розу и начала рассеяно вертеть её в руке.
     — Что это такое? — Геремен заглянул ей в ладони.
     — Это подарок.
     — Чей?
     — Какая разница, Геремен? Подарок и всё. Ты же меня не хочешь посвящать в свои дела! — она мысленно поставила себе плюсик, представив это маленькой местью, ей хотелось отыграться, показать ему насколько это обидно когда у друга от тебя тайны.
     — Разница есть, это не простая безделушка. Мира, это очень серьёзный артефакт! Ты не видишь, но на нём просто тонна магии! Кто его изготовил?
     — Глеб... —  неожиданно для самой себя сказала Мира и тут же поджала губы, ведь ненадолго её хватило хранить тайны.
     — Значит, у него были на то причины дать тебе это. Он не мог не знать.
     — И что же это?
     — Я не знаю. Но он, думаю, знает. Тебе стоит с ним поговорить.

     Вечер близился к концу, гости расходились, Мира несколько раз пыталась заговорить с Глебом, но его постоянно окружали люди. Поникнув, Мира отправилась в спальный корпус. Геремен отказался её провожать, сказав, что у него срочные дела.  Он зачем-то накинул плащ и побежал в сторону своей башни.
     Следующее утро настало для Миры, как ни странно поздно, она проснулась ближе к полудню. Она давно так не высыпалась, в Салеме приходилось вставать рано, а сегодня её никто не будил, даже погода, казалось, старалась быть тише, вьюга прекратилась, снег крупными хлопьями беззвучно падал на подоконник. Мира с минуту вглядывалась в окно, всё ещё кутаясь в тёплое одеяло, а потом её лицо озарила улыбка, ведь сегодня грядёт новогодняя ночь. Волшебная ночь и предвкушение чего-то воистину чудесного, наконец, заставили её подняться.
     Мира оделась потеплее и спустилась вниз. На лестнице она встретила Стёпу, который обклеивал скотчем одну из дверей. В голове сразу промелькнула мысль навестить Карину. Оторвав ребёнка от разбойства, она заставила его проводить её, ибо до сих пор не знала, где же живёт её подруга.
     Апартаменты  Карины, как, оказалось, располагалась в глубине замка рядом с учительскими. Это была довольно спокойная часть штаба, здесь за исключением Стёпы больше не бегали дети. Стёпа побоявшись, что Мира расскажет обо всём маме, прямо у дверей дал дёру. Мира так была ошеломлена этим моментом, что забыла постучаться. Дверь была слегка приоткрыта, поэтому она застала ни о чём не подозревающую Карину за весьма странным занятием. Она стояла у зеркала, нежно улыбаясь, поглаживала себя по животу и смотрела на него то спереди, то с боку.
     — Прости, дверь была открыта... — Мира слегка смутилась, она никак не могла отвести взгляда с живота Карины, которая до сих пор на нём держала руку.
     — О, не беда дорогая.
     — Карина, — Мира начинала смеяться, — неужели... ты беременна?
     — Ну, — вокруг глаз Карины ласково сложились морщинки, — пусть это будет наш маленький секрет! Сергей ещё не знает. Это будет мой подарок к нашей годовщине.
     — Это, это же так здорово! Поздравляю!
     — Ну, это ты ещё успеешь.
 
     Мира ликовала, она была так рада за неё, она знала, как давно этого ждала Карина, и вот... Мира сама себя не узнавала, она радуется, причём радуется за других. Столько много эмоций и сразу! Мира уже и забыла, когда в последний раз ощущала что-то подобное.
     Карина отошла от зеркала, и прошла вдоль светлой и такой уютной комнаты к маленькому антикварному шкафчику, внизу она нашла белую коробку и поднесла её Мире.
     — Раз уж так повелось — дарить тебе платья, то не буду изменять традиции. Извини что заранее подарок, но, думаю, вечером оно тебе уже пригодится, —  глаза Карины искрились, будто два больших тёплых зелёных солнца, — Знаешь, всегда хотела дочку, одевать её... думаю, у меня будет девочка.
     — Я... Спасибо! — Мира в ответ лучилась улыбкой, она не могла себе представить ничего приятнее, чем в хороший счастливый день, узнать что-то радостное. А потом ещё получить подарок, будто это радостное она сделала, да, причём не какой-нибудь подарок, а подарок от Карины, которая делает настоящие произведения искусства. Мира взяла бережно коробку, затаив дыхание, словно в руках держала настоящее сокровище.
     Позже Карина налила им кофе, пока они пили, Мира ей рассказывала о Салеме. Карина всё время нежно улыбалась, хотя, когда ей Мира рассказала о визите Руслана, она забеспокоилась, пыталась выяснить подробности. И  Мира уже пожалела, что заговорила об этом, ведь причину по которым она ничего не помнит, ей выдавать не хотелось. Стыдно было бы признаться Карине, что не такая уж она хорошая девочка. А вообще, ей стало интересно, Карина хоть когда-нибудь напивалась? Это казалось не реальным, она не могла себе представить её пьяной. И нет, она всё-таки не обрадуется правде.
     После кофе пришло время для сборов. Карина настояла на том, чтобы Мира осталась, и они вместе готовились. Карина расчёсывала её волосы, у неё были необыкновенно нежные руки. Мире нравилось, с какой лёгкостью она всё делает, как легко держит чашку кофе, подняв мизинец, как легко заплетает в волосы заколки в виде лилий. Она была нежной и аккуратной, лучащейся от счастья и полная материнской заботы, от неё вкусно пахло, чем-то ванильным, сладким, но ускользающим... Мира не сомневалась, что Карина будет прекрасной матерью.
     Когда Мира с Кариной спустились в зал пиров, бал уже начался. Лишь несколько человек сидели за столами у стен, остальные же кружились в танце. Сверху медленно падали искусственные снежинки и блёстки. Рядом с елью на стеклянной сцене играли музыканты, огоньки светомузыки отражались от неё во все стороны, что казалось, будто в зале сотня радуг. За ними плавно покачивались в воздухе  большие серебряные часы, говорящие, что до полуночи остался лишь час. Мира разглядела за столом Геремена. Он был в нелепом ярко бирюзовом пиджаке с оранжевым галстуком. Его цилиндр лежал перед ним на столе. Он теребил его в руках, с яростью смотря из под взъерошенных волос на рыжеволосую девушку, танцующую с кем-то из легионеров.
     — Геремен...
     — Мира, ты такая, такая красивая!
     Не успела Мира его поблагодарить, как он тут же схватил её под руку и потащил в центр. Не совсем прилично распихивая народ по пути, он остановился в паре метров от Анфисы. Мира ни сразу догадалась, что он задумал. Она в замешательстве оглядывалась по сторонам, ничего не понимая. Крепкие руки Геремена, будто со злостью сжали её талию и несколько раз подняли в воздух, прежде чем Мира поняла, что они танцуют, и поддалась ему. Танцевать ей вначале абсолютно не хотелось, ей хотелось врезать Геремену за такую бестактность и убежать подальше. Но она теперь понимала к чему весь этот цирк, Геремен собирался подразнить Анфису. Мира не рада была этому детскому саду, но Геремен теперь был её единственным другом: «Что ж, если твой друг хочет копаться в песочнице, либо найди себе другого, либо составь ему копанию!»
     Он несколько раз чуть не опрокинул её на пол, когда пытался разглядеть Анфису. Хотя при этом вёл он легко, даже Мира не умеющая танцевать с ним чувствовала себя увереннее, будто Геремен заколдовал её тело, которое с такой же лёгкостью двигалось в такт музыки несмотря на скользкий пол, позже даже получалось выписывать какие-то пируэты.
     — Сейчас повернёмся, посмотри, смотрит ли она?
     — Геремен, ты ей богу как ребёнок, пригласи  же её!
     Мира радостно вскрикнула, когда Геремен её закрутил в танце, они поменялись местами. Анфиса действительно не сводила с них взгляда и выглядела рассерженной, от чего сама стала ещё импульсивней танцевать, теперь не кавалер её вёл, а она его.
     — Видит она, видит! Геремен, не-е-ет!!!
     Геремен вёл её на манер танго через весь зал, от чего она случайно толкнула Анфису и не только её. Когда танец закончился, Мира воспользовалась паузой и попыталась улизнуть, но Геремен и не думал её догонять, у него неожиданно оказалась в руках гитара, и он уже лез на поставленный у ёлки подиум. Начался долгожданный рок-н-ролл. Большинство людей поддержало этот порыв, прыгая у сцены, люди же постарше воспользовались паузой, чтобы выпить. Мира сама мчалась сквозь зал, пока не заметила в углу одиноко сидящего Глеба. Он был одет во фрак в лучших викторианских традициях, русые волосы по-прежнему падали на лицо, закрывая глаза, он что-то писал. После танца с Геременом Мира, словно сама стала ребёнком, будто безумие могло передаться по воздуху. Ей было весело и смешно от всего происходящего и, казалось, она теперь способна на любую глупость. Мира поняла, или сейчас или никогда, она бесцеремонно выхватила у него перо из рук.
     — Пока не потанцуешь, не отдам! — она стала размахивать пером у себя над головой.
     — Я бы и так... — Глеб покраснел, но при этом весь лучился, он положил скомканный листок в карман и взял её за руку, — Знаешь, я как-то упустил 70-е, да и вообще много чего упустил. Я плохой танцор.
     — Молчи! Пернатый, —  «пернатый», Мира не могла поверить, что это сказала. Она убьёт Геремена, не убьёт, так покалечит.

     Они танцевали, долго танцевали, ноги затекли и болели уже, хотя возможно по большей части от того, что Глеб действительно был очень плохим танцором, что касалось музыки двадцатого века, однако когда снова заиграл вальс, равных ему не было. В один из вальсов вышли все ангелы и поднялись в воздух со своими партнёршами, Глеб последовал их примеру. Он стал на одно калено, приглашая её на танец, Мира кивнула, и Глеб расправил крылья, они словно выросли у него из-за спины в считанные секунды. Мира уставилась на него, будто в первый раз видит его крылья.
     — Это у вас, что фишка такая у ангелов?
     — Есть некоторые прелести профессии.
     Мира никогда не видела такой красоты: белый снег, сотни ослепительно белых крыльев, дамы в полупрозрачных гасовых платьях. И она вначале держалась в воздухе только благодаря Глебу, пока не появились странные ощущения, воздух под ногами стал словно упругим, будто она сама стала воздушным шариком. Мира могла, уже не держа его за руку, танцевать в воздухе. Она смеялась, кружилась, ощущая себя птицей. А чего ещё для самого счастливого дня надо? Она в любимом месте, танцует, ей весело даже без всякого алкоголя, а за руку её держит Глеб, о котором Мира постоянно думала последние месяцы.
     Когда очередной танец подошёл к концу, все спустились. Музыка остановилась, Мира пошла к столам, ожидая, что больше ничего не будет, немного расстроенная тем, что танец закончился. Ведь с ним она готова была бы вечность танцевать, хотя вдруг подумала она: «если сейчас так ноги болят, то, что будет через вечность?» Всё это никак не выкидывалось у неё из головы. Часы показывали без трёх минут двенадцать. Все люди подтянулись к сцене, на которой Звёздочкин передавал слово Юргену. Ей не хотелось толпиться с остальными, Мира стала подносить руку к шампанскому, как сзади замолкли идущие за ней шаги. Глеб еле коснулся её плеча, но этого было достаточно, чтоб это прикосновение отпечаталось на её коже.
     — Эй, пошли к остальным! Говорят, как встретишь новый год, так его и проведёшь! Или ты хочешь провести его в гордом одиночестве? Это будет красиво, поверь,— Глеб подал ей руку.
     Она была готова кинуться ему на шею, но устояла. Этот день... Мира не могла припомнить ещё более удачного дня и ночи, казалось, что сегодня смогут сбыться все её мечты.
     Они вместе вернулись к толпе. Вокруг все улыбались, и жадно смотрели на Юргена, он заканчивал свою речь. Потом все дружно подняли бокалы вверх и хором считали «четыре, три, два ...».
     Неожиданно по залу прокатилась ослепительная вспышка света, свет заполнил весь зал, Мира не могла понять, откуда он идёт, откуда-то конкретно, или от всех людей сразу? Люди стали казаться белыми фарфоровыми куклами, серебристое конфетти ещё быстрее закружилось, создавая ощущение большой ядерной вспышки. Мира застыла в удивлении, открыв рот, ещё вчера она думала, что её уже ничто не способно удивить в этом мире, но нет, она ошиблась. Свет! Свет, он словно проникал внутрь неё, и что-то нежное радостное поднималось в ней, что-то росло внутри неё, дыхание перехватывало. Рука Глеба медленно, скромно и неловко коснулась вначале руки Миры, а потом целиком её сжала. Он повернулся, он улыбался, хотя это тяжело было понять, Глеб сам весь лучился светом, он был белой призрачной фигурой, только ярко голубые пронзительные глаза разбавляли весь этот свет. 
     — Я же говорил! — он улыбался как пятнадцатилетний мальчишка.
     И Мира вдруг для себя поняла — или сейчас или никогда! Это тот день, и сегодня возможно всё, любое чудо! Сейчас никто не увидит, никто не узнает ни её, ни Глеба. Она поднялась на мысочки, готовясь поцеловать его. Он смотрел, как и все в потолок, под которым струился свет похожий на северное сияние. Роста не хватало, она попыталась подтянуться на больших пальцах, но не получалось. Мира подпрыгивала как ребёнок за конфетой, но безрезультатно. Тогда она просто на кончиках пальцев, подавшись вперёд,  потянула его руку на себя…
     Но свет погас, все словно расколдовались, перестав  глазеть в потолок, люди начали петь хором песню, а Мира так и застыла на цыпочках ощущая себя полной дурой, в голове звучало как затянутая магнитофонная лента «а как же день...», это был настоящий облом.
     — Что? — удивлённо на неё смотрел Глеб, не понимая в чем дело.
     — Я слов не знаю,— Мира попыталась как можно правдивее улыбнуться, но это всё равно вышло нелепо. Её будто только что ударили по голове, и она пришла в себя после долгой болезни, в которой весь мир ей казался мультиком, и теперь она вынуждена признать, что её зовут Мира, и облака это вовсе не кисель.
     Он достал из кармана клочок смятой бумаги, на которой писал, пока Мира его не утащила танцевать. Буквы с него исчезли, словно растаяли и проявились другие.
     — Держи, — Глеб протянул ей листок.
     Мира взяла, это были слова песни. Они пели, Мира пела, рассеянно и пропуская слова потому, что не могла сосредоточиться, ей было стыдно и неловко, а вдруг кто её заметил? А вдруг Глеб понял и сейчас про себя над ней смеётся?
     — Не парься ты так! — вдруг тихо выпалил Глеб, стараясь чтоб никто кроме Миры его не слышал, хотя это и так было не возможно. Все слишком громко пели.
     — Я не... что? Ты...
     — Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь.
     Мира застыла, разинув рот, ей хотелось провалиться под землю, неужели он раскрыл её секрет? В кармане неистово пульсировала роза, она её достала, расправив на ладони, смотря то на Глеба, то вновь на неё.
     — Что она делает? —  Мира испугалась.
     — Спрячь, — он сжал её руку, закрыв розу, — идём!

     Глеб потянул её за собой, они молча спускались по лестнице, он выглядел серьёзным и озадаченным. Мира не решалась задавать ему вопросов, она боялась произнести вообще хоть слово, боясь, что может что-то разрушить, что вдруг он отпустит её руку.  У больших дверей, ведущих из замка, он снял плед с одного из кресел и укутал им Миру, она даже «спасибо» не могла из себя выдавить, настолько всё это ей казалось не реальным, быть может, она спит? Тогда пусть этот сон не кончается!
     Они вышли во двор, снег медленно кружился в такт доносившегося веселья из замка. Глеб привёл её к старому фонтану.
     — Глеб, что это значит? — её губы замерзали, выговаривать слова становилось сложно, да и не хотелось. Сердце Миры так неистово билось, что ей казалось, он может это услышать, поэтому она пыталась дышать как можно глубже и успокоиться.
     — Я сам не знал. Я лишь предполагал. Не говори никому о ней.
     — Почему?
     — Не важно. Просто держи её при себе, договорились?
     — Глеб, ну сколько можно! — Мира говорила уже навзрыд, ей было так обидно, что все от неё что-то скрывают, даже он, ангел которому не положено врать. В голове представились Юрген, Глеб и Фабиус, а в углу где-то сидел Геремен, все приветливо улыбались и говорили: «Мира ты наша надежда, на тебе бластер, и иди воюй, против кого мы тебе потом скажем, главное не беспокойся, сохраняй спокойствие и не задавай вопросов, а для пущего экшена мы тебе ещё и глаза завяжем». Гнев закипал в ней, и она уже просто рычала, наставив на Глеба палец, будто угрожая ему им, — Пожалуйста, хватит уже! Ты можешь хоть раз сказать мне напрямик, хватит этих загадок, я уже и так запуталась, моя голова вот-вот взорвётся, а сердце... Глеб! Я ТРЕБУЮ ПРАВДЫ! Сейчас же! Я останусь здесь замерзать, пока ты всё не расскажешь!
     Глеб будто повстречал Медузу Горгону, он застыл как статуя с открытым ртом. Ангел, судя по всему, не ожидал такой реакции, смутился, секунду другую думая, колеблясь, он решился.
     — Был один очень опасный артефакт, а именно меч. Долгая история, как и кому, он принадлежал, но могу сказать, история эта очень кровавая. Он хранился в Салеме до недавнего времени...
     — Что с ним случилось? —  Мира старалась говорить как можно твёрже, чтоб не дать ему поблажек, чтоб он вновь не увильнул от ответа, это стало походить теперь уже на допрос.
     — Он был похищен! —  выпалил смущённый Глеб, — Страшный артефакт, он не только убивает плоть, но и душу, он забирает её, что даёт этому артефакту ещё большую силу. Чем сильнее душа, тем сильнее меч.
     — Это,—  по её телу пошли мурашки, теперь уже не от мороза. Она вспомнила, что не так давно видела сон, в котором Руслан держал меч, нет, этого просто не может быть. Зачем ему её душа? И цветок... Мира вновь принялась допрашивать Глеба, — причём  здесь цветок?
     — Опасно, Мира, само лезвие меча. Поэтому, чтобы человек, держащий его, не стал ему подвластен, его рукоять сделана из другого метала. Можно сказать, антидот. Самая чистая белая магия в ней, и однажды один кусочек от этой рукояти отломился, это было очень давно, но всё это время он хранился у меня, пока я не сделал из него тебе подарок.  Я не знал, но надеялся, что этой магии хватит, что бы защитить тебя от зла. Но, сейчас, я думаю, в этом цветке ещё много скрытых свойств, я понял это, когда ты его достала. Как он реагирует на проявления твоих чувств? На чувства остальных? Не замечала?
     — И на что ещё он способен?
     — Думаю, на любую белую магию...  Я знаю лишь, что настоящая белая магия не терпит предательства, обмана, и помогает только честным людям. Она своенравна, лишь чистый умысел делает её поистине сильной, она чувствует зло и ограждает от него.
     Мира смотрела в его бездонные глаза, казалось, она понимает, как выглядит настоящая белая магия, она окрашена в цвет его глаз, множества переливов красок, пульсирующих жилок на радужной оболочке. Он словно гипнотизировал её, когда он на неё смотрел, ей казалось уже не важным какие-то там убивающие души мечи.
     — Держись ближе к свету. Лишь немногим удаётся выбраться из трясины тьмы, не стоит соблазняться тем, что легко, делай то, что тебе сердце говорит, это и будет правильным, следуй за ним...
     Его слова на неё подействовали как пощёчина. В голове, словно крик маленького ребёнка звенело: «К свету значит?»
     — А если я не знаю что правильно? Если сердце это всего лишь мышца качающая кровь? — Мира встала в позу,— А если я всего лишь человек? Тебе это не приходило в голову, а, Глеб? Ты хоть когда-нибудь делал неправильные поступки? У-у-у-у…— она шевелила пальцами, пытаясь изобразить то ли привидение, то ли сумасшедшего, —  у-у-у, магия, свет, абра-кадабра, ничему не удивляйся, улыбайся шире!
     Мира окончательно вышла из себя и собралась идти к штабу, наверно она ошиблась, это такой же тупой день, как и все остальные. Ничего не меняется, от неё чего-то хотят, но не говорят чего, даже Глеб. И с какой стати она в него... ей не хотелось говорить это слово, она его боялась до дрожи в коленках, тем более что Глебу по ходу дела было всё равно. Он, как и остальные лишь промывает ей мозги, делает вид, что о ней заботится, строит из себя великого гуру, мудреца, и всё это её уже достало!
     Глеб одёрнул её за подол пледа, он упал, но Мира так и не повернулась,  а лишь молча, полная решимости, быстрыми и твёрдыми шагами помчалась в замок. Слёзы не успевали соскользнуть по щекам, замерзая на глазах. В замке было тепло, но её всё равно трясло от нервов, хотелось курить, она решила найти укромное местечко и тайком там покурить. Завернув за один из углов, она спряталась и шепнула «Хайа». Из её комнаты перенеслись её сигареты. Она нервно курила, меньше чем за полминуты, как паровоз, просто выдула сигарету. Затем, более менее, собрав мысли в кучку, она поняла, что ей нужно срочно что-то сделать, и ничего оригинальней, как пойти спать, в голову не приходило. В голове вообще почему-то стала играть какая-то рождественская песня, Мира уже решила, что она совсем чокнулась, пока не поняла, что это доносилось из зала, и в таком сумбуре она приняла это за внутренний голос. Она наступала на подол юбки, спотыкаясь, но, не останавливаясь, Мира шла в свою комнату. Пройдя полпути, она передумала и помчалась в зал. Глеба там не было. Она вновь рванула на улицу. Но и там никого не было.
     Из-под снега виднелось что-то красное. Она вытянула из сугроба заледеневший плед и крепко сжала в руках, ей было так больно, так хотелось что-то порвать, терзать, кричать. Сзади еле слышно хрустел снег, она испуганно вздрогнула и обернулась. Из дверей замка падал свет, и в этом свету приближалась фигура, она смотрела, не шевелясь, пока не стало ясно, что это Глеб.
     — Я искал тебя.Ты не права Мира. Я делаю неправильные вещи, и если не делаю, то думаю о них, часто. Просто кем мы будем, зависит лишь от нашего собственного выбора.
     « Выбор? Да уж, как будто ты Глеб выбирал себе профессию. Сдохну-ка я за добро» — думала про себя Мира. Он такой, от природы такой, разве может он хоть о чём-то думать кроме добра? Как он может понять, что чувствует человек, что чувствует сейчас она?
     — Да, и о чём же таком постыдном ты думаешь? — Мира затаила дыхание.
     Он долго всматривался в её глаза. Его рука будто нарочно скользнула по её ладони.
     — О тебе, — его рука становилась всё ближе, пока неловкие прикосновения не стали умышленными. Её ладонь нескромно оказалась в его ладони, и расстояние между ним и её глубоко дышащей грудью сокращалось. Все мысли из её головы моментом ушли. Мира ждала, что будет дальше. Даже сердце, казалось, остановилось и тоже вместе с ней ждало. Она могла уже слышать его дыхание. Всё ближе, её тело будто было отдельно от неё, она тянулась к нему, и одновременно боялась, врастая ногами в землю. Холод словно приподнимал её волосы, пока он не сжал её в своих крепких руках. Они смотрели с минуту друг другу в глаза, чувствуя как каждый глубоко дышит. Она хотела что-то сказать, но глаза невольно закрылись, а губы растворились в нежном поцелуе.
     Глеб гладил её шею, другой рукой заслоняя от ветра, бережно и ласково. Мира могла бы поклясться, что её ноги, наконец, оторвались от земли. Холод ушёл, страх ушёл, а потом и он ушёл. Глеб грубо оттолкнул её и отступил на шаг как от прокажённой.
     — Приятный был поцелуй с тёмным? Не остыл ещё? — он, будто  обезумев, сверлил её взглядом.
     — Я не понимаю... — Мира застыла в растерянности, — Что-то случилось? Какой поцелуй? Какой тёмный?
     — Не понимаешь... Конечно, не понимаешь, — он говорил уже спокойно, но его выдавал взгляд, грустный и сверлящий, Глеб постоянно сглатывал подступающую к горлу горечь, —  А я ведь чуть не пожертвовал всем, — он усмехнулся, но смешок не был весёлым, он был отчаянным, Глеб развернулся и, не оглядываясь, быстро направился в сторону замка.
     — Глеб! Глеб! — она бежала по сугробам, крича навзрыд, длинный подол платья мешал его догнать,— Постой, что, что случилось?
     Мира не понимала в чем дело, она даже не могла ни плакать, ни бояться, она просто не знала что чувствовать, секунду назад он её целовал, а теперь что? Она уже почти дошла до него, подол оторвался, но Мира даже не заметила, — Я не понимаю, Глеб?
     Он обернулся и поджал губы, рассеянно мотая головой, будто сам себе не мог поверить.
     — Я думал, я знаю тебя. Я ведь действительно подумал… — Глеб вдруг осёкся, — А тебе даже всё равно мрак или свет? К чему тогда я перед тобой распинаюсь? Да, я действительно ошибаюсь и делаю неправильные вещи, —  Он вновь усмехнулся, подняв глаза к небу, нервно взял себя за голову будто сумасшедший, но тут же отпустил и уставился вновь на неё, — Мира, люди не игрушки! —  он направился к дверям, но вдруг застыл. Выражение отчаянья  неожиданно сменилось спокойной грустью, которую можно было бы принять даже за равнодушие, — Прости меня. Это изначально было глупо и безответственно.
     — Глеб! Я не понимаю! Глеб!!! —  она сделала рывок, но поскользнувшись, упала на колени, звала его, но он ушёл, он, словно не слышал больше её, а она всё звала и звала его, не сдаваясь.
     Слёзы градом сыпались из её глаз. Мира только сейчас осознала, что он ушёл, что-то такое случилось, что-то серьёзное, что означало конец, и в этом была виновата она, но в чём? Обида, страх, отчаянье, всё смешалось. Она карала себя за то, чего сама не знала. Мира всё ещё надеялась, что он вернётся, что он действительно так хорошо знает её и чувствует. Что он поймёт, сможет объяснить ей всё как обычно. Что он почувствует, что её чувства действительно искренни, что она его и только его любит.
     Она не двигалась долгое время, сама не зная сколько уже прошло, Мира сидела замерзая, не чувствуя пальцев, иногда она вставала, ходила вокруг фонтана в надежде согреться и не уснуть, она искренне надеялась, что он вернётся, хотя и понимала что это «глупо». Она вновь села. Тихим охрипшим голосом стала напевать песню, которую они пели. Её голос переходил в шёпот, глаза, словно остекленели от холода и медленно закрывались. Мира уже не понимала, где она, теряя связь с реальностью. Она, то блаженно улыбалась, когда ей казалось, что опять танцует с Глебом. То ей казалось, что она маленькая и сидит на качелях. То она видела Руслана с мечом, а рядом стоял Юрген и говорил ей, что нечего не бояться. Одни образы сменялись другими, пока неожиданно кто-то не укутал её в зелёный пиджак, Геремен её поднял, но Мира уже почти ничего не понимала что происходит.
     — Ты, что совсем с ума сошла? Заболеешь же!
     Мира в ответ лишь уткнулась ему в плечо и зарыдала уже в голос.
     — Тише, ну... — Геремен прижал её груди, —  что у тебя с коленками?—  её колени были расцарапаны снегом, Мира ещё сильней заныла, —  Ну, не убивайся ты так, мы купим тебе пластыря, будут как новые!
     — Геремен, —  качала головой рыжеволосая Анфиса, только что появившаяся из света, идущего от распахнутых дверей, —  Геремен, это не подходящий момент для шуток!
     — Нет, —  Мира сквозь слёзы пыталась улыбаться, — я хочу шутить, очень хочу шутить.
     — Поехали, шутница! — Геремен её словно пушинку усадил себе на спину и повёз в сторону дверей.