Нет Необходимости

I.

На моей памяти, ещё ни один человек не смог верно составить обо мне первое впечатление. Хуже всего в этом отношении пришлось родителям. Они упорно видели меня в будущем успешной образованной личностью, пока окончательно не убедились в том, что я писатель.
Мы возвращались в город уже за полночь. Ливень колотил по стёклам автомобиля. Диме приходилось ехать медленно. Дороги здесь не ремонтируют уже давно. Создаётся ощущение, что в этом городе вообще пренебрежительно относятся ко всему старому. Новые дома и торговые центры строят повсюду, где только есть свободный кусочек земли. Зато на окраине рядами стоят заброшенные полуразвалившиеся здания. Когда я ещё постоянно жил в этом городе, дети любили там собираться, устраивали игры, а порой и просто прятались, прогуливая уроки. Наверняка и теперь в этом отношении ничего не изменилось.
Весь город, как и его жители, всегда казался мне заброшенным. В этом есть своя эстетика. Ценители мрачного, и я в том числе, могли наслаждаться оттенками серого повсюду. В ночное время эта атмосфера усиливалась.
Я не был здесь почти два года, а теперь решил навестить родителей. Откровенно говоря, по своей воле, мне бы и в голову не пришло ехать ночью. Но обстоятельства сложились именно так. Моё финансовое положение слабо удовлетворяет даже мои ничтожные потребности. А Дима, мой друг детства, работает водителем, и ему периодически приходится перегонять машины с грузом из города в город. Воспользовавшись случаем, я уговорил его подвезти меня. Пришлось, правда, всю дорогу выслушивать его жалобы.
– Предлагаю всех, кто так ремонтирует дороги, торжественно расстреливать!
– Остынь, дружище, – отвечаю ему. – Последний, кто этим занимался, наверняка уже умер от старости.
– Именно это меня больше всего и печалит, – вздохнул Дима. – Ох, уж эта проблема поколений.
– Выход есть. Бросай работу, займись укладкой асфальта. Глядишь, кто-нибудь и тебя однажды с любовью вспомнит.
– И рад бы, да душа не лежит, – усмехнулся Дима. – А если уж душа не лежит, то асфальт и подавно не ляжет как надо.
– Зато всякий хлам возить на развалюхе, несомненно, твоё призвание?
– За это мне хотя бы платят, как следует. Не забывай, у меня теперь семья, кормить надо.
– Ах, да, прости. Нам, униженным и одиноким, не понять.
– Поменяемся ролями? – съязвил мой друг.
– Не стоит.
На въезде мой телефон издал последний судорожный вздох, и мгновение спустя его аккумулятор скоропостижно скончался.
– Извини, не могу до дома подбросить, – не поворачиваясь ко мне, тихо произнёс Дима. – Мы и без того задержались в пути. Где тебя высадить?
– Ерунда, могу пешком дойти, – я не стал настаивать, хоть и не рассчитывал, что придётся посреди ночи добираться в одиночку. – Как тебе удобней будет.
Дима высадил меня в нескольких кварталах от дома. Я уже протянул ему руку, когда он начал что-то искать в карманах. Наконец, Дима извлёк оттуда небольшую карточку и передал мне.
– Знаю, всё равно ведь ни черта ты своим писательством не зарабатываешь. Можешь у нас в фирме на полставки подработать. Адрес и телефон офиса указаны.
– Так ведь я ничего не умею.
– Меня шеф просил журналиста толкового подыскать. На твоём месте я бы не отказывался от лишнего заработка.
– Художник должен быть голодным, – возразил я.
– Художник никому ничего не должен, – Дима улыбнулся и пожал мне руку на прощание. Затем, обернувшись, добавил: – На то он и художник.
Выспаться в дороге мне не удалось, и теперь сонливость одолевала меня. И только когда Дима скрылся, я немного пришёл в себя и зашагал к дому, где мне довелось вырасти.
Дождь к этому времени уже стих совсем, успев разбросать по улицам города множество луж. Теперь дул страшный ветер. В такт его завываниям, шёпот деревьев срывался на крик. Меня начинало преследовать ощущение, что кто-то непрерывно дышит мне в спину. Я постоянно оглядывался и следил за тенями, но не видел вокруг ни души. Тем не менее, я был уверен, что кто-то преследует меня.
Этот запах мне знаком. Запах смерти. Когда кажется, что воздух пропитан кровью. Организм отчаянно требует кислорода, но впитывает лишь испарения этой выкипевшей красной жидкости. Хочется дышать как можно глубже, мозг одолевает сумасшедшая пульсация. Но с каждым вдохом только больше пропускаешь внутрь себя молекулы смерти.
Вот-вот уже задохнёшься, лишишься последних сил, твоё тело отдастся гибельному урагану, будет кружиться с ним в последнем танце; а затем последует долгое падение, и ты, раскроив свой череп ударом об асфальт, уже никогда не поднимешься. И только после этого перестанешь бояться смерти, потому что станешь с ней одним целым. Более того – неделимым целым.
На самом деле, ничего этого не происходит. Ноги продолжают давить землю, одна за другой, продираясь сквозь уничтожающее пространство. Смерть становится параболой. С каждым мгновением её влияние усиливается, но она так и не решается охватить тебя полностью. Единственный выход – уноситься прочь, как можно дальше. И, в конце концов, ей надоест тянуть к тебе свои ветви, она решает, что в данной задаче строить дальше график уже не нужно, и отступает. До следующего раза.
Ночью все чувства обостряются. Страх ¬– в их числе. Огни в окнах давно погасли, на улицах не было никого, кроме меня и смерти. Теперь я был уверен, что в эту ночь ни за что не усну. Фонари судорожно мигали, шепча мне: «Беги! Спасайся, пока ещё можешь!» И я ещё мог.
Где-то вдалеке мне почудился женский крик. Я принял его за обычную галлюцинацию.
– Не убивай меня...
Крик настойчиво повторялся и усиливался. Мою голову уже насквозь просверлил ветер. Я, казалось, перестал ориентироваться в пространстве и ориентировался лишь на источник крика.
– Не надо! Не убивай…
У этого крика был источник! Это не галлюцинация. У всех галлюцинаций единственный источник – моё собственное сознание. А теперь я сам, уже перепуганный, направлялся в лапы смерти! Неужели у неё женский голос?
– Нет! Отпусти…прошу…
Я уже не ощущал жизни внутри себя. Меня засасывало в одну из грязных неосвещённых подворотен.
Мои глаза различили полного мужчину, который прижимал к стене хрупкую женскую фигуру и пытался сорвать с неё одежду. Девушка всё время вырывалась и кричала. Кроме меня, вмешаться было некому.
Я подошёл к маньяку со спины и схватил за руки. Мне удалось застать его врасплох, и девушке удалось вырваться. В этот же миг она бросилась прочь, а я получил такой удар локтём в грудь, что не удержался на ногах. По счастливой случайности, лёжа на земле, я нащупал рукой обломок кирпича. Я крепко сжал этот обломок, поднялся и, пока маньяк не успел ничего сообразить, огрел его по голове, что было сил. Шансов победить в честном поединке у меня мало, поэтому теперь лучшим выходом было бежать.
Я остановился, когда убедился, что за мной никто не гонится, и только тогда позволил себе отдышаться. Мой слух уловил лёгкий стук каблуков.
– Спасибо Вам, – прозвучал мягкий женский голос.
Я поднял взгляд.
Передо мной стояла девушка, лет девятнадцати, светловолосая, ростом немного ниже меня. Её одежда была немного порванной, местами растянутой и, как мне показалось, чересчур лёгкой для нынешней погоды. Заплаканными глазами она впилась в меня, теперь почти не двигаясь.
– Это ведь Вы меня спасли, – она неуверенно шевелила губами, слова звучали еле слышно, но различимо. – Я знаю, что это Вы.
Я не знал, что следует ответить, поэтому просто кивнул.
– Если бы не Вы, я бы уже мёртвая была. Как же хорошо, что Вы пришли мне на помощь.
– Мир не без добрых людей. Если бы не я, на моём месте мог оказаться другой.
– Вы, разве, нездешний?
Я не знал, как правильно ответить на этот вопрос.
– Нет, – определился я.
– Тогда Вы, наверное, не знаете. Люди у нас в городе злые. Никто друг другу не помогает. Вся надежда на вас, приезжих.
«Ничего подобного, – подумалось мне, – город как город, я здесь вырос всё-таки. И нечего осуждать, если видишь только плохое».
– Мне так страшно одной ночью. Вы не проводите меня?
– Отчего же нет? Конечно, я Вас провожу, – ответил я, хотя это совсем не входило в мои планы.

II.

– Подумать только, – задумчиво выговаривала Юля, когда мы сидели у неё на кухне и уже в третий раз за ночь заваривали чай. – Сколько всего может случиться за один только день!
– Что ж, всем нам свойственно недооценивать важность собственных судеб.
– Вот уж да, – она закрыла глаза и в этот момент напоминала довольную кошку, которую только что почесали за ушком. – Так, когда ты собираешься уехать?
– Пока сам точно не знаю. Я свободный автор, жёстких условий издательство мне не ставит. Могу и задержаться, если хочешь.
– Я хочу, чтобы ты оставался здесь столько, сколько тебе нужно. А потом мы вместе уедем из этой дыры. Ведь правда?
– Похоже, ты совсем не любишь свой родной город.
– Только не пойми меня неправильно, – Юля говорила осторожно, боясь случайно произнести что-то лишнее и тем самым меня обидеть. – Как я могу любить то, что не любит меня? Нет, такое я любить совсем не могу.
– А говорят, способность любить проявляется только при отсутствии взаимности. Взаимность – не источник любви, а лишь один из возможных результатов.
– Ты совсем меня не понял. Ведь я люблю этот город, всем своим сердцем. Да, пусть здесь тяжело живётся. Я лишь хотела своими словами подчеркнуть, как много ты для меня значишь. Гораздо больше, чем весь город, в который я до безумия влюблена.
Я опустил свою голову на стол, где передо мной стояла чашка недопитого чая. Я  пронзил своим взором эту чашку, словно пытаясь извлечь из неё истину.
– Любовь не бывает большей или меньшей, – говорил я это скорее самому себе, не глядя на собеседницу. – Она просто разная, либо отсутствует вовсе.
– Милый мой, конечно, ты прав. Именно это я и хотела сказать. Не придирайся, пожалуйста, к словам. Я устала и хочу спать.
Юля решила завершить наше затянувшееся чаепитие и встала из-за стола. Она трепетными шагами приблизилась и погладила меня по голове.
– Как хорошо, что мы теперь есть друг у друга. Пойдём спать, мой хороший.
– Да, конечно. Иди, я только чай допью.
Я совершенно растерялся, поскольку это был мой первый подобный контакт с девушкой. Слишком уж быстро сложилось. Наверное, даже неправдоподобно быстро. Несколько часов назад я увидел её впервые, а теперь уже сижу в гостях. Она зовёт меня в свою постель. Меня, который поклялся подобно Гоголю умереть девственником! А ведь мы едва знакомы. Неужели это и есть любовь на всю жизнь? Или только так кажется?
Что-то не давало мне просто встать и пойти в спальню. Я пошарил в кармане и извлёк оттуда ручку. Затем дотянулся до своей дорожной сумки, откуда вытащил записную книжку. Я использую её иногда, чтобы фиксировать литературные наработки, когда поблизости нет компьютера. Сейчас как раз такой случай.
Меня одолевало невозмутимое желание творить, именно здесь и сейчас. Неважно, о чём писать, главное – сам процесс. Я перекручивал в голове все недавние события, пытаясь откопать в них поистине захватывающий сюжет. Ночь, когда не хочется спать – лучшее время для творчества. А после пережитого я был уверен, что не сомкну и глаз, несмотря на более чем благополучное окончание истории.
Несколько минут спустя лёгкий шум приближающейся женщины отогнал мои размышления.
– Радость моя, где ты? Я уже заждалась. Что-то случилось?
– Всё в порядке, – я сделал ещё глоток чая, а затем поднялся. – Обычная бессонница. К тому же, мне хотелось бы сейчас немного поработать. Прости.
– Скажи, я тебя пугаю чем-то? – Юля с каждой секундой подавалась вперёд, всё ближе ко мне. – Почему ты не хочешь идти со мной в постель? У меня некрасивая фигура?
– Нет, что ты? Очень красивая. Лучше я и представить не могу. Просто…
– Что случилось? – она обняла меня за плечи. – Мы же договорились, что будем во всём честны друг с другом. Расскажи, что тебя тревожит?
– Не знаю, – я не мог смотреть ей в глаза, она же только крепче прижимала меня к своему телу. – Хорошо, я обещал говорить тебе всю правду. И я держу своё слово.
Я немного замялся, не зная, с чего начать.
– Понимаешь, всё слишком быстро и… неожиданно. Прежде, чем вступать в серьёзные отношения, я хотел бы пообщаться, привыкнуть. Чтобы быть уверенными, что мы подходим друг другу и всегда будем вместе.
– Ну, что за глупости? Конечно, мы всегда будем вместе!
– И всё же подумай. Я бедный писатель, еле свожу концы с концами. Мне нужно теперь перестраивать всю свою жизнь, чтобы в ней нашлось место для тебя. У меня тяжёлый характер. Я не могу пока дать тебе гарантий будущего.
– Милый мой, мне не нужны никакие гарантии. Мне нужен ты.
– Я понимаю. Просто…просто подожди немного. Мне нужно привыкнуть, – я окинул взглядом лежащие на столе ручку и блокнот. – А теперь мне бы хотелось немного поработать, если не возражаешь.
– Конечно, – Юля разочарованно отдалилась от меня. – Как скажешь.
– Ты ведь не злишься на меня?
– Совсем нет, – с этими словами она зашагала в спальню, а я остался там, где стоял.
– Всё будет хорошо, – сказал я. То ли ей вслед, то ли самому себе.

III.

Как я и подозревал, уснуть в эту ночь не удалось. Зато мой блокнот пополнился набросками для новых рассказов.
Утром мне пришлось разбудить Юлю и попросить закрыть за мной дверь. Мои родители ждали меня, и я должен был их навестить. Юля спросонья обняла меня и даже небрежно поцеловала, к моей несказанной радости. Я обещал зайти вечером.
Теперь же настало время выйти на знакомые с детства дорожки, растянувшиеся по всему городу вдоль и поперёк. Когда-то я каждый день топтал их по пути в школу и обратно домой, где меня дожидался горячий обед и солнечная улыбка мамы. За два года я не забыл этих мест. Скорее наоборот, они находили отзыв в каждом из моих чувств. То, что раньше казалось обыденным, на самом деле въедалось в моё сердце, заполняло собой меня самого. И возможно именно потому я тогда этого не замечал, что был с ним единым целым. А теперь мы разные.
Всё было прежним. Но теперь старые краски казались мне свежими. И дело не только в сроках моего отсутствия. Ведь я и сам становлюсь всё более древним, стремясь к этим стенам.
Что-то мешало мне нажать на кнопку дверного звонка. Я мог воспользоваться ключом, который по старой привычке всегда прятался в кармане брюк. Но после нескольких лет, проведённых вдалеке от дома, уже не получается вернуться так же, как делал это раньше, каждый раз. Что-то изменилось навсегда, и глупо было бы это отрицать. Я вытащил из кармана ключ, повертел его в руках как некую реликвию безвозвратно ушедшего прошлого, убрал его назад и позвонил в дверь. Послышались нарастающие по громкости торопливые шаги.
– Сынок, где ты был? – мама тут же бросилась с порога обнять меня. – Я всю ночь глаз не сомкнула, ждала, когда ты приедешь.
– Всё в порядке. Мы задержались. Погода отвратительная.
– Но ты мог и предупредить меня. Знаешь же, как я волнуюсь каждый раз, когда жду тебя.
– Я хотел позвонить, но разрядился телефон. Прости.
– Ты всегда у меня был такой рассеянный! Можно было зарядить телефон, чтобы я не переживала. Но теперь уж проходи, на кухню. Я столько всего наготовила к твоему приезду!
Мы переместились из прихожей на кухню.
– А где отец?
– Ты знаешь, его буквально вчера внезапно вызвали в командировку. Он так хотел повидаться с тобой, но пришлось уехать. Нам теперь очень нужны деньги.
– Я понимаю. Ничего тут не поделаешь. Как там Лиза поживает?
– Всё как и прежде. Усердна в учёбе, на красный диплом идёт. Замуж собирается.
– Вот как? – я улыбнулся, в очередной раз поражаясь успехам сестры, которая всегда радовала родителей больше, чем я. – Хоть из кого-то из нас толк вышел.
– Прекрати! Ты обязательно когда-нибудь станешь известным писателем, я уверена.
– Но ведь ты совсем не этого всегда от меня ждала?
– Я лишь хотела, чтобы ты был счастлив. Как ты там теперь живёшь, один? Денег хватает? Невесту не нашёл себе?
– Невесту? Да откуда же? – тут я усмехнулся, а потом тут же вспомнил Юлю. Но решил пока о ней не упоминать.
– Когда-нибудь ты обязательно её встретишь. И порадуешь нас с отцом внуками.
– Не хочу расстраивать, но всё же, лучше рассчитывай в этом вопросе на Лизу. А насчёт меня – там видно будет.
– Дай Бог.
Впервые за два года я наелся досыта, ни в чём себе не отказывая. С моими текущими доходами приходилось экономить даже на еде. Но ведь что-то хорошее кажется особенным только когда случается нечасто.
– Ты куда-нибудь собираешься сегодня?
– Не знаю ещё. Куда мне идти?
– Позвони друзьям, сходите куда-нибудь вместе.
– Шутишь всё. Мои старые друзья, поди ж ты, уже и не помнят о самом факте моего существования. А впрочем, – я вспомнил, что обещал Юле зайти вечером. – Наверное, всё же прогуляюсь по городу. Приятно вспомнить старые времена.
– Я помню, как ты раньше всё время торчал дома, не вылезая.
– Надо же иногда изменять своим привычкам. Не скучай. Постараюсь вернуться не очень поздно.
– Уж постарайся. Иначе ждёт тебя холодный ужин.
– Это серьёзное предупреждение. Буду иметь в виду.
Я вышел из дома и направился…куда бы вы думали? Разумеется, к Юле.

IV.

День как по заказу был с самого утра на редкость солнечный. Тем более, для осени. Ливень этой ночью явно взял своё и отправился на заслуженный отдых. Пусть и временно. Меня это волновало в меньшей степени. Я знал, что с этого дня всё в моей жизни изменится раз и навсегда. И сам город как будто менялся вместе со мной.
Подумать только: сколько лет мы с Юлей жили в одном городе и не замечали друг друга? Гуляли по тем же улицам, дышали тем же воздухом, насквозь промокали под теми же дождями. Быть может, даже однажды столкнулись лбами где-нибудь в магазине или проходили совсем рядом. Но даже если так, ничего не произошло тогда. Стоило мне уехать навсегда, чтобы вернуться, и мы нашли друг друга. Раньше всё вокруг было слишком привычным, чтобы в нём можно было найти прекрасное.
В конце концов, у меня появился стимул писать лучше и больше. Когда живёшь ради одного лишь себя, то соглашаешься терпеть любые лишения, лишь бы заниматься любимым делом. Но когда приводишь в свою жизнь другого человека, всё меняется. И позволять себе спокойно смотреть на то, как твоя семья голодает, нельзя.
Я преодолевал улицы города одну за другой, с жадностью сокращая расстояние, разделявшее меня с Юлей. Она так не хотела расставаться, даже когда я пообещал ей, что скоро вернусь и останусь в её жизни навсегда. И вот уже отворилась дверь её подъезда, незаметно пролетели лестничные ступени. Впереди только одна волшебная дверь – в сказку, в новую жизнь.
Два звука моей души перебивали друг друга. Это бешеное биение влюблённого сердца и учащённое дыхание человека спешащего. Отдышавшись, я сперва прижался ухом к двери, в надежде услышать звуки её шагов…и остолбенел!
Она снова кричала. Там, внутри собственной квартиры. И если ночью я ещё мог её спасти, то теперь у меня не оставалось ни шанса. Я лихорадочно оглядел пространство вокруг и осознал, что даже выломать дверь было нечем. Я готов был умереть от собственной беспомощности ещё до того, как убийца внутри сделает своё дело. И тут мой слух уловил второй голос, потише, мужской. Только теперь я понял, что никто Юлю убивать не собирается…
Моё тело беспомощно рухнуло и распласталось по коврику перед дверью её квартиры. Хотелось выть. «Но ведь это может быть не она. Быть может, её сестра или подруга, а голос просто похож. Просто похож…Так похож…»
Как только звуки изнутри стихли, я встал на ноги и позвонил в дверь дрожащей рукой. Мне не открыли. Тогда я нажал кнопку звонка ещё раз. Послышались шаги и скрипящий отголосок открывающегося замка.
Передо мной стоял потный молодой мужчина в халате с зализанными назад волосами. Со стороны душевой комнаты я слышал шуршание струй воды.
– Вы что-то хотели? – спросил меня тот, стоящий передо мной.
– Нет… – ответил я, едва шевеля языком. – Простите…Ошибся.
И только теперь я действительно понимал, насколько ошибся. Всего несколько минут перечеркнули все планы на будущее. А если бы я пришёл чуть позже? Мне бы пришлось жить в обмане и принимать его за счастье. Но этот обман никогда бы по-настоящему не стал счастьем. Он бы так навсегда и остался прекрасной имитацией.
А может, она специально это подстроила. Ведь знала же, что я должен прийти. Выходит, всё так, как и должно быть. За считанные минуты я лишился будущего, но и это не самое страшное. Самое страшное – что вместе с будущим в таких случаях человек лишается ещё и надежды вновь его обрести.
Мне хотелось умереть. Моё тело оказалось чужим, неподвластным мне, а душа требовала, во что бы то ни стало от него избавиться.
Я мог бы рассказать, как пытался выброситься из окна на лестничной клетке, но не смог открыть его. Как до крови расцарапал себе пальцы обеих рук найденным осколком стекла. Как пытался лбом расколоть стены дома и упал без сознания. Я мог бы обо всём этом рассказать в подробностях, если бы помнил сам…

V.

Первое, что я услышал, когда очнулся, было биение капель дождя об асфальт. А вокруг – всё тот же подъезд, всё те же стены. В любом другом месте кто-нибудь бы уже давно вызвал скорую или попытался привести меня в чувство. Или, на худой конец, пнул бы ногой бездыханное тело. Но, увы, не то место, не те нравы, не та эпоха!
Прошло всего несколько часов. Я понял это, когда взглянул на свои раны. Они были ещё вполне себе свежие, можно даже сказать, пахнущие. Снова этот запах крови, только теперь источник его происхождения оказался естественным. Я хотел сперва оказать себе какую бы то ни было первую медицинскую помощь, но вспомнил, что сам же себя и изувечил. Поэтому решил оставить всё как есть.
Оглядев стены подъезда в очередной раз, я понял, что надо нестись отсюда прочь, туда, где ничто не будет напоминать мне о ней. Я прекрасно знал: несчастье в сочетании с памятью образует лишь смерть. Чтобы позволить существовать одному, необходимо избавиться от другого. И чаще всего приходится идти по пути наименьшего сопротивления.
Снаружи ливень. Темно. Всё вернулось на круги своя. Вода стремительно проникала в меня. Спустя всего несколько минут она успела впитаться во все уголки моей одежды и стекала по волосам и по коже. Но я был уверен: вода не несёт с собой зло. Зло несёт тот, кто вызывает дожди. И я был благодарен воде за то, что она смывала с меня отпечатки пережитого. Кто-то скажет, что это только меньшее зло? Тогда я, пожалуй, с ним соглашусь. Я пытался согреть в душе угасающую надежду на что-то. Что, выбирая меньшее зло, я оставляю внутри себя место для чего-то большего.
Мои ноги брели сами по себе. Не домой, а куда-то, им одним известно куда. Мне не хотелось в таком виде появляться перед родителями и сестрой. Я и так всегда был для них сплошным разочарованием. Они хотели видеть меня преуспевающим бизнесменом или на худой конец каким-нибудь офисным работником, стремительно рвущимся вверх по карьерной лестнице. Думали, буду встречаться с девушками, женюсь, заведу детей, стану примерным семьянином. Но нет же. Я возьми да разрушь все их ожидания и стань писателем! Высшее образование? Зачем? Оно отнимает столько времени, так нужного мне для чтения книг и оформления собственных литературных идей. В общем, всё наперекосяк. Пишешь рассказ, потом страдаешь и пишешь ещё один рассказ. Такая вот я, чёрт возьми, творческая личность!
На пути у меня и моих размышлений возникла одинокая фигура невысокого роста. Глаза человека впились в меня, точно хотели сами собой что-то сказать, но не могли. Наконец, рот человека исполнил волю его глаз:
– Слушай, мужик, – нервно пробормотал он. – Может, надо тебе чего?
На нём был капюшон, а по моим глазам стекали капли дождя, поэтому черты лица своего собеседника я разглядеть не мог. Но, похоже, парень, совсем молодой ещё. Впрочем, в этом городе нельзя никогда ни в чём быть уверенным. Да и какая мне теперь разница?
– А что есть? – спросил я, пытаясь изобразить заинтересованность.
Мне теперь всё равно, куда идти. Даже если это очередная авантюра, то, по крайней мере, она поможет мне забыть всё. Пусть даже придётся вляпаться. А вляпаться, судя по всему, придётся непременно.
– Пошли, покажу.
И паренёк повёл меня за собой. Мы поднялись на пятый этаж. Остановились у одной из дверей. Когда он доставал ключи и попытался ими воспользоваться, я обратил внимание на его дрожащие руки. На моё предложение помочь разобраться с замком парень ответил резким отказом. И только позже я сообразил, что мои изрезанные руки немногим лучше. В конце концов, замок был побеждён.
Мой спутник тут же исчез в дверном проёме, а вот мне удалось зайти не сразу. Густой дым заполнял квартиру уже на пороге. Негромко играла музыка, повсюду слышались разные голоса, мужчин, женщин. Все молодые. Человек, который привёл меня сюда, быстро исчез из поля моего зрения, поэтому я решил изучить обстановку и начал глазами ощупывать пространство.
Всюду беспорядок. Люди пьют, курят (боюсь даже уточнять, что именно). Я заглядывал в комнаты, но обстановка везде была однотипная. Лишь одна дверь оказалась запертой изнутри. Прильнув к ней ухом, я услышал звуки, которых больше всего боялся. Мужчина и женщина. Двое. В голове снова против моей воли завертелись всевозможные непристойные картины. Казалось, теперь они будут преследовать меня повсюду, где бы я ни оказался. Словно вселенский заговор против меня единственного.
Я ещё немного побродил по квартире, стараясь не приближаться больше к той самой, роковой двери. Но спустя какое-то время я увидел, как она открывается, и любопытство взяло своё. Передо мной появились две фигуры: мужская и женская. Почему-то мне захотелось внимательнее изучить их и…о, Боже!
– Лизонька, почему этот ободранный хрен на тебя таращится?
– Успокойся ты! Вообще-то этот ободранный хрен – мой братец. Но это не мешает ему действительно быть ободранным хреном. Хай, бразе! Ты какого чёрта тут забыл? Вспомнить родственничков решил? Или, дай догадаюсь, денежки закончились?
– Лиза? – я был потрясён, когда увидел существо, отдалённо напоминающее мою сестру. – Ты ли это?
– А что ты думал, старичок? Ждал, что уедешь, а когда вернёшься, всё останется таким, как прежде?
– Лизонька, может, я ему всё-таки вломлю разок? – поинтересовался её спутник.
– Остынь, любезнейший. А ещё лучше – вали отсюда. Ты своё дело сделал. Дай мне с братишкой пообщаться.
– Но…
– Никаких «но»! Пшёл отсюда! – этими словами Лиза убедила своего кавалера покинуть нас.
– Ловко ты, – я не знал, что ещё сказать в такой ситуации. – А что это ещё за пёсий хвост был?
– Не твоего ума дело! Я уже не девочка!
– Насчёт этого я уже в курсе. В следующий раз прикрывай, пожалуйста, дверь плотнее.
– Завидуешь? Сам-то, небось, до сих пор и не целовался ни с кем, «праведник» ты наш. А впрочем, в любой семье не без…ну, ты понимаешь, о чём я?
– За что ты на меня так обозлилась? Что вообще, чёрт возьми, в этом сумасшедшем доме произошло? Ты всегда была приличная, добрая, школу с медалью закончила. Одна надежда у родителей на тебя была, а ты…
– Нет, братец, не я. Ты! Очень по-джентльменски, должна заметить! Свалил всё на меня, а сам он, дескать, писатель теперь, что с него возьмёшь? Отдувайся, Лизавета, за двоих!
– Ты прекрасно знаешь, что это не так. В голове не укладывается. Раньше ты всегда меня понимала, была на моей стороне, даже защищала в спорах с родителями. Теперь-то что?
– Как видишь. Бросила институт, взялась за наркоту.
– Что-о?!
– Да не дрейфь. Химией не занимаюсь, так, траву иногда только.
– Чёрт тебя! А родители вообще-то в курсе?
– Ха! – Лиза сначала только слегка усмехнулась, а потом разразилась истерическим, нездоровым смехом. – Да тут все обо всём знают, видимо, кроме тебя! Только мамаша наша ничего тебе не рассказывала. Бережёт сыночка любимого своего. А ты же ничего не знаешь, совсем.
– Да что случилось, можешь ты мне объяснить, в конце концов, или нет?!
– Что ж…история древняя. Началось всё ещё задолго до того, как папаня наш откинул копыта. Да-да, не смотри на меня так, это правда! Тебе ведь никто не сказал, все боялись. А ведь всё началось именно с тебя. С самого твоего рождения.
Так вот, в те времена, когда наши родители занимались наркобизнесом…прошу, не смотри на меня таким невинным и недоумевающим взглядом. На чём я остановилась? Ах, да. В те времена работали наши родители на авторитета Чёрного. Он же – Чернов Валерий Михайлович. Познакомились однажды, а потом, как-то само собой, поженились. А когда мать забеременела тобой, то начала уговаривать отца выйти из бизнеса. Переживала за твоё будущее, всё-таки ребёнку нужны живые и здоровые родители.
Представь себе, им это удалось! Они были на хорошем счету. Отец устроился на нормальную работу, мать занималась твоим воспитанием. Они поклялись никогда не рассказывать детям правду о своём прошлом. Помнишь, красивую сказку о том, как они познакомились? Забудь. Сказкам конец.
А потом родилась ещё и я. Ты всегда был мальчиком способным, если не сказать, гениальным. Родители пророчили тебе светлое будущее, семью, деньги, зарабатываемые честным путём. Я же большими способностями никогда не отличалась, однако всегда была старательной. И всё равно всё их внимание было приковано к тебе, продолжатель рода.
А потом ты вдруг торжественно заявил, что стал писателем, и свалил. И спустя несколько месяцев о себе напомнил Чёрный. Посылал к нам домой пару своих горилл, которым велел некий старый должок с отца стрясти. Отец, естественно, всё отрицал. Говорил, все долги свои отдал давно. Но они каждый раз приходили снова.
А потом отец пропал. И его нашли. Не сразу только нашли. По частям…тогда я обо всём этом и узнала. Мы скрыли это от тебя. Боялись, что приедешь, задумаешь отомстить. А закончилось бы…сам знаешь, чем. Я с тех пор бросила учёбу, всё бросила, что было, только бы забыть. И понеслось: сначала пила, потом на траву перешла. Ей же и торговала. Не всё ли равно, как забыться?
Чёрный же с тех пор нас не трогает. Мы ему платим каждый месяц, но не такие большие деньги. Справляемся, одним словом.
– Оно и видно, – говорить после всего услышанного мне было тяжело, в горле пустыня. Я перешёл на полушёпот. – Такие небольшие деньги, что тебе приходится ради них дурью торговать…
– Предложи что-нибудь получше, раз ты у нас самый умный!
– Почему?.. Почему вы все врали мне? Каждый день, изо дня в день…
– Потому что правда бы убила тебя. А ложь, в данном случае, нейтральна.
– Ложь не бывает нейтральной. Она может только принимать форму нейтральности. Но сути это не меняет.
– Умничать ты всегда хорош был! Только когда твоя помощь была по-настоящему нужна, тебя не было.
– Если бы только меня не обманывали…если бы сказали правду…если бы…
Я ощутил дыхание за своей спиной и обернулся.
– А, вот он где, – сказал высокий лысый мужчина. Рядом с ним стоял парень, который, судя по всему, привёл меня сюда. – Сорри, чувак, что так долго. Товар брать будешь?
Я поколебался, не зная, что ответить, после всего. Наконец, выдавил из себя:
– Нет, извините. Я пойду.
После чего пулей вылетел из дверей этой злополучной квартиры.

VI.

Больше всего мне хотелось посмотреть в глаза матери. В те самые глаза всю жизнь дарили мне море любви, теплоты. И, как выясняется, ещё и лжи. Теперь понятно, почему я так и не стал тем, кем меня пытались воспитать. Мы все обманули друг друга, начиная с самих себя.
Одежда на мне высохнуть не успела, поэтому вновь войти в пространство ливня было легко. Мне не нужны были слёзы, когда уровень влажности и без них зашкаливал.  Казалось, я вот-вот и сам перейду в жидкое состояние. Так ведь кому до этого будет дело? В такую погоду все сидят дома.
Я растаптывал лужи одну за другой, беспощадно давил их ногами. И мне становилось легче. Совсем чуть-чуть. И лишь до того момента, когда я снова оказался на пороге дома, в котором вырос.
Мне хотелось выбить дверь, сорвать с петель, сломать и никогда больше не возвращаться. Но делать этого нельзя. Человеческие кулаки не созданы для борьбы с металлом. Для этого нас наделили душой.
Моя рука надавила на кнопку звонка и застыла на ней. Мать открыла мне и едва не упала в обморок.
– Бог мой, что с тобой случилось? Откуда все эти синяки? Тебя что, избили?
В ответ я не мог вымолвить ни слова, только покачал головой.
– Ещё и вымок весь. Почему ты не носишь с собой зонт? Наверняка простудился теперь. Проходи скорее, снимай с себя мокрую одежду.
– Где Лиза? – спросил я, не глядя на мать.
– Она сегодня собиралась ночевать не дома. Но завтра обязательно зайдёт. Твоя сестра так хочет повидаться с тобой.
– Не нужно. Уже повидались.
– Где же это? Неужели ты?..
– Успокойся, – мне приходилось каждое слово выдавливать через силу. – У тебя теперь нет необходимости каждый раз что-то выдумывать. Лиза мне всё рассказала.
– Что? Что она тебе рассказала? Я же её просила.
– Не ругай дочь. Она же у тебя теперь одна осталась. Так это правда?
– Мы с отцом никогда не желали тебе зла. Всё, что мы делали, было только ради тебя и Лизы.
«Могла бы меня спросить, нужна мне эта ложь или нет», – подумалось мне, но вслух я произнести это уже не мог. Вместо слов, я заглянул матери в её заплаканные глаза, всего на секунду. Но эта секунда была больше других. Только это мгновение хранило в себе правду. А потом оно навсегда скрылось за спиной настоящего – в прошлом. И тогда я развернулся, так и не переступив до этого родной порог, и двинулся прочь.
Мать кричала мне в след, выкрикивала моё имя, которое разбивалось о капли дождя на мелкие кусочки. Я ускорил шаг, только бы не слышать, как хрустят эти осколки.
Завернув за угол, я полез в карман и извлёк оттуда ключи, с которыми не расставался всю свою жизнь. Мои руки ощупали несколько раз все их изгибы, все узоры, делающие ключ особенным, подходящим к одной-единственной на свете двери. Теперь я знал, что никогда больше близко не подойду к ней. И нет смысла хранить отголоски безвозвратно ушедших времён. Я размахнулся и вышвырнул ключи из моей жизни в ночь, туда, где человеку не найти ничего, кроме тьмы.

VII.

Я стёр из памяти телефона уведомления о пропущенных вызовах с маминого номера, а потом и вовсе выключил свой мобильник. Прошлое беспощадно. Можно его ценить, хранить в памяти, если очень хочется, но возвращаться нельзя ни в коем случае. Теперь я понимал, что у меня нет ничего, кроме настоящего. Потому что всё остальное – ненастоящее. А как порой хочется упиваться иллюзией, настолько реалистичной, что её можно держать в руках. За удовольствие наслаждаться прошлым или будущим приходится платить упущенным настоящим. Я и так слишком много потерял за один день.
Пришло время обратиться к своему настоящему. Прошлое – оно у тебя за спиной, ему легче нанести тебе предательский удар. Но не настоящему – оно всегда с тобой. Это мой друг Дима.
В кармане куртки я нащупал вымокшую карточку, которую получил от него почти сутки назад. Спрятавшись под деревом, я извлёк её и внимательно изучил. Дождь способен на многое, однако же, стереть буквы адреса ему не удалось. Я не знал точно, где находится это здание и что собой представляет, поэтому шёл интуитивно. Этот метод никогда меня не подводил.
Нужное здание обнаружилось на самой набережной, одиноко держащееся на расстоянии от других домов. Несмотря на то, что было уже за полночь, свет в некоторых окнах горел. Я без особого труда проник внутрь, самым традиционным способом.
Коридоры пустовали, не было даже сторожа. Я брёл наугад в поисках нужного мне офиса, оставляя за собой мокрые следы. Гроза снаружи никак не желала уняться. Наконец, нужная дверь оказалась прямо передо мной. Я робко постучался, а потом заглянул внутрь.
За столом передо мной сидел мужчина в белой рубашке, в очках и при галстуке. В его власти располагалась кипа бумаг, которую он разбирал уже, казалось, не один час. Только спустя минуту он обратил на меня внимание.
– Вы по какому вопросу?
– Я насчёт вакансии.
– Вам назначено?
– Вообще-то нет. Но мне сказали, что вам нужен хороший журналист.
– Журналист? – мужчина недоверчиво посмотрел на меня поверх своих очков.
– Да. Мой друг у вас работает, сказал, есть вакантное место.
– Одну минуточку, – после этих слов он встал и удалился за дверью кабинета, располагавшегося слева от меня. Спустя несколько минут, мужчина пригласил меня пройти внутрь, после чего сам вернулся на своё рабочее место.
Внутри кабинета меня ждал седой старик, тоже одетый по-деловому. Вид у него был довольно свежий, несмотря на поздний час. Стол, за которым расположился пожилой господин, оказался девственно чист, не считая пепельницы и бутылки с жидкостью золотисто-коричневого цвета. Старик, увидев меня, откинулся на спинку кресла, закурил и жестом пригласил меня пройти. Я плотно прикрыл за собой дверь и принял приглашение. Старик заговорил:
– Не врал, Димка, значит. Сказал, что зайдёшь. А я и не ждал. Присаживайся, будем о делах говорить.
– Как скажете, – я разместился на единственном свободном стуле.
– Коньячку не желаешь? Глотку промочить?
– К сожалению, не употребляю.
– А зря. К чему лишать себя удовольствий, которых в этом мире имеется в достатке, – после этих слов старик повертел в руках стоящую на столе бутылку, налил себе коньяку, выпил и снова откинулся на спинку кресла. – Впрочем, тех, кто злоупотребляет, я люблю ещё меньше.
– Согласен с Вами. Но хотелось бы всё же поговорить о работе.
– Рвёшься в бой? Раньше-то бывал в деле хоть?
– Как сказать. Журналистикой конкретно не занимался никогда, но рассказы пишу, издаюсь.
– Вот как ты это называешь? – старик усмехнулся. – Творческий подход? Мне нравится. Назови свою сумму.
– Сколько предлагаете?
– Для начала, скажем, тысяч двадцать. А дальше – видно будет.
– В месяц?
– Видно будет, – он понизил голос, словно я крайне неудачно и не к месту пошутил. – А теперь слушай внимательно.
Димка твой треплом редким оказался. Не знаю уж, сболтнул ли по пьяни кому-то или нарочно продал конкурентам, но теперь все знают, что за товар у него в багажнике на самом деле. Деньги я терять, сам понимаешь, не люблю.
Работал Димка раньше неплохо, претензий к нему не было. Поэтому ты уж постарайся, чтоб не мучился, – с этими словами старик достал из ящика стола тряпочку, под которой скрывался, как несложно было догадаться по форме, пистолет. – Справишься – получишь свою двадцатку. Валерий Михайлович честный бизнесмен, обманывать не станет. Но и предательства не потерпит.
«Эх, Димка… вот ты какой, – подумалось мне. – Втирал, что технику возишь. А что там на самом деле? Наркотики? Оружие? Яд? Никому теперь нельзя верить. А ведь ты был последним, к кому я мог пойти, и…»
– И ты, Брут? – вдруг сорвалось с моего языка.
– Что, прости, ты сказал? – седой явно насторожился, затушил недокуренную сигарету и своим взглядом заставил меня окаменеть.
– Я сказал: «иду работать», – поспешил исправиться я и взял в руки завёрнутое в ткань оружие.
– И будь любезен, сделай это тихо, – произнёс мне вслед Валерий Михайлович, вновь расслабившийся. – Хороший автор славится своим громким именем. Лучший же – всегда анонимен.
– Непременно, – ответил я, остановившись около двери и не оборачиваясь.
В этот момент словно какая-то неведомая сила овладела мной. Я не отдавал себе отчёт в том, что делаю. Моя рука сама развернула тряпку и извлекла пистолет. Корпус повернулся на сто восемьдесят градусов. Перед глазами всё, что окружало меня, расплывалось, давало понять, что и глаза больше мне не принадлежат. Не помня себя, я дважды выстрелил в грудь старику. Он так и не успел понять, что произошло.
На звуки выстрелов тут же прибежал мужчина, который встречал меня на входе в офис. Пистолет был у него наготове. Мы выстрелили почти одновременно. Я рефлекторно повалился на пол, чтобы уклониться от выстрела. Мой противник тоже упал и я, уже лёжа, выстрелил наугад ещё несколько раз.
Мгновение спустя я ощутил тепло в районе левого плеча. Красная жидкость стекала по мне, прилипая к одежде, перекрашивая её в свой тон. И только теперь я испытывал настоящий страх за свою никчёмную, никому не нужную жизнь. От этого моя рука крепче сжимала пистолет в руке. Но бояться было уже нечего – тем двоим повезло куда меньше.
А руки дрожат от холода. Да, наверняка от холода. Всё пройдёт. Всё обязательно забудется, станет прошлым. Но уже мёртвым прошлым. А мёртвые не беспокоят живых.
Я пытался уйти как можно дальше от того места, где только что совершил двойное убийство. Пытался свыкнуться с болью, как с чем-то естественным и необходимым. Но не так-то это просто. Боль, даже та, к которой привык, не перестаёт от этого быть болью. И это главное её свойство. Боль есть константа, а жизнь зависит от способности её воспринимать…
Точно в тот момент, когда я отворил дверь на улице, в небе ярко сверкнула молния, и раздался гром. Как будто небеса и впрямь стреляли в меня и хотели убить, но в очередной раз промахнулись. А, может, и не промахнулись…
Может, они давно уже поразили меня в самую душу, и теперь мне, несчастному и больному, лишённому всего, больше ничего не остаётся, кроме как ждать своей смерти. А, может, эта смерть уже наступила? Я слишком долго проклинал её запах, слишком долго сопротивлялся…
Я спустился вниз, поближе к реке, чтобы как можно лучше укрыться от взглядов окон незрячих домов. Пытался оставить всё, что произошло, в своём мертворождённом прошлом. Но ведь мёртвое оно только потому, что родилось из мёртвого настоящего! Что может быть хуже, чем мёртвое настоящее?!
…
И вот теперь я стою под этим нескончаемым ливнем, крепко сжимая в правой руке пистолет. В это же время по левой стекает кровь, уже смешавшаяся с дождём. А река…дождь безжалостно неустанно хлещет по ней, но ей всё равно. Потому что и то, и другое – вода.
Может, и мне, наконец, перестать бояться той силы, что постоянно колотит меня, оставляя вмятины на душе?.. Ведь и она, и я – смерть…
И я понимаю только одно: у меня больше нет необходимости жить.