Дни

Дни истончались. Легкой дымкой в приглушенных тонах заполняли время. Время двигалось неуклонно и практически незаметно. Оно мягким покрывалом окутывало острые углы мгновений и выходки отдельных человечков. Шелковистой шерстью наполняло рты, тяжелыми блоками спрессовывало в кассеты. Сортировало по полочкам. Истончая дни до бестелесных образов.
В какой-то день Сергей почувствовал, что может смотреть на мир вокруг второй парой глаз. То есть глазами, которые находились как будто сзади тех, что дают привычную картинку. Сергей мог наблюдать за собой со стороны. Поначалу это испугало и удивило его. «Все, совсем заработался, надо на следующие выходные, наконец, нормально выспаться и отдохнуть» -  пришла успокоительная мысль.
Но тревога не отступала и ледяным комочком перекатывалась где-то в районе желудка. Временами она растворялась под напором насущных дел, но каждый день по нескольку раз навязчиво возвращалась. Тело зудело, и невозможно было спокойно оставаться на своем месте. Хотелось зажмуриться и хотя бы ненадолго совсем потерять чувствительность, вырубиться. Хуже всего было ночью. Рядом со спящей женой, после секса или алкоголя или всего вместе, отдохнувший или буквально падающий от усталости накануне Сергей часами не мог заснуть. От природы рационалист, он боялся за себя и пытался проанализировать происходящее, а, с другой стороны, наиболее полноцветно и подробно видел свои мучения со стороны. Этот взгляд не вызывал никакой реакции, просто показывал, не только картинку, но и ход мыслей Сергея, монотонно записывая их как на пленку. Закрывая глаза и неуютно переворачиваясь в кровати, он наблюдал за собой, пока беспокойный сон не брал верх.
Прошли выходные, которые Сергей провел в безделье дома, прошло еще много дней и недель, но способность смотреть на себя со стороны никуда не пропадала. Напротив, теперь Сергей мог, если хотел как будто оделяться от своего тела и наблюдать за собой сверху, научился анализировать и оценивать происходящее. Страх уходил, с какого-то момента Сергей просто принял свой новый дар и решил раз и навсегда не задавать вопросов. Не рассказывать никому, не обращаться за советом, сам по себе открытый, это он решил сохранить втайне.
Дни шли своим чередом. Сергею стало приятнее смотреть на мир второй парой глаз, оставляя все привычное на произвол автоматических реакций. Он изучал себя, вся жизнь превратилась в огромный эксперимент. Вместе с тем он стал отдаляться от других людей, все, что происходило вокруг, имело все меньше значения. Сергей смотрел за бесконечной суетой всех и вся, и ему становилось невыносимо одиноко и скучно. Как-то все было бестолково.
Друзья хлопали по плечам и глупо призывали – «Взбодрись! Не кисни. Ты чего такой квелый?» или смотрели с омерзительной жалостью в глазах и спрашивали – «Может, что случилось? С Ленкой все в порядке? Ты давай, если что расскажи – я всегда помогу.». Сергей даже не знал, что  его раздражало больше. Иногда он, не меняясь, сидел отрешенно в углу, но чаще ему нравилось идти на поводу, и наблюдать за этим.
Вот на лице появляется неопредленная улыбка, оловянно заблестят глаза, лицо принимает хищный вид:
- Все отлично! Так, подвис немного. Че, текилы на всех?
- О! Узнаю. No pasaran!
- Пятница, трэш, угар и содомия!
Сергей смотрел, как он нахлестывается с друзьями, с их и не их девушками, женами, знакомыми, коллегами и заблудыгами. Стол залит, хороводом идут рюмки, кружки, стаканы, бокалы. Распаленные лица, сальные взгляды, выкрики, откровения, шлепки и слюнявые облизывания, потные танцы, потасовки, обжимания. Он видит, что уже изрядно пьян, как пьяно обнимает целует такую же пьяную Лену. Показывает большой палец или «ОК» Андрюхе, который сзади лапает смазливую девчонку лет семнадцати на вид. Заливается смехом, дышит в ухо Ленке, пытаясь сказать очередную чушь, язык не слушается. Дикие движения в толпе беснующегося народа, лица в экстазе, возбуждение, покачивание…Таксист, рвота, сон как яма.
Или:
 - Да, знаешь, действительно как-то устал я. Раздражает многое. Ну че щас вечер портить…?
- Да нет, расскажи как чего, пойдем в «Бурбон», там поговорим спокойно, друзья же. Тут все и баз нас нормально отдохнут.
 - Давай, пошли.
Сергей наблюдал за собой, слушал свои речи, жалобы, фиксировал водянистый взгляд, ловил жалостливые реплики. Смотрел, как бьет по столу, как обнимается с другом. Как постепенно становится бодрее, вспоминает о прошлом. Строят планы – куда поедут, что сделают. Обмениваются впечатлениями. Гуляют по улице, почти в обнимку. Пьют на лавочке, как раньше. Путаясь в ногах, с отключенным мобильником домой. На пороге – Лена, встревоженная и красивая. Отчитывает. Да пофигу, пусть себе, она замечательная, сейчас – спать.
 Проиграв пару раз подобные сценарии Сергей утомлялся и больше не искал встреч. Не отвечал на звонки, перестал ходить на сходки и праздники. С Ленкой было сложнее. Она действительно переживала. Жаловалась, что он совсем не уделяет ей внимания, не замечает каких-то необходимых мелочей. Сергей бы и не против, но почему-то постоянно забывал об этом. Жалобы Лены начинали бесить, хотелось сказать «Да и хрен с ним, чего ты все грузишь-то», но Сергей держался. Смотрел за собой как покупает цветы в ларьке, хотя тут же вспоминал, что так вот сложилось, что Лена не любит цветы. Ведет в ресторан, одевает костюм, запонки и как-то запоздало приходят на ум ее слова о том, как ей не нравится все эти чопорные «развлечения», которыми хотят придать блеск и интерес жизни многие люди. Сергей ошибается и переживает за свои ошибки. Он правда не хотел доставлять никому неудобств.
Большой проблемой стал секс. Наверное, это сильнее всего расстраивало Лену, да и немало беспокоило самого Сергея. Проблема была в том, что он просто не мог наблюдать за своими движениями, за колыханием своего тела, слушать похотливое клокотание и урчание, разглядывать себя голым, следить за извивами и внимать Ленкиным стонам. Это вызывало отвращение и было выше его сил. Хуже было только, если в отчаянии Лена хотела придумать что-нибудь «новенькое», чтобы вывести Сергея из ступора и он, бессильный, брел блевать в туалет, а она горько рыдала в скомканной постели.
- У тебя есть другая?
- Нет, что ты? Просто я устал, плохо себя чувствую. Спокойной ночи, солнце, завтра все будет хорошо.
Завтра становилось только хуже.
На работе Сергей тихо писал свои отчеты, которые уже давно ему надоели и на самом деле никого абсолютно не интересовали. Он и раньше-то не выделялся из коллег особой словоохотливостью, а теперь и вовсе потерял интерес к разговорам. Вплоть до того, что сидел в кабинке туалета чуть дольше нужного, ожидая, когда выйдут другие посетители и ему не нужно будет с ними общаться. С ним начинали забывать здороваться, а когда он уходил, то лишь еле слышно бормотал себе что-то под нос.
С каждым днем на Сергея находила все большая апатия. Казалось, он знал наперед, что будет. Он мог рассказать, с разной правда подробностью, что будет через час, через день, неделю, год иди десять лет. Он буквально видел это в картинках. То, что приходилось следовать сценарию очень утомляло. Сергей раздражался. С завидным постоянством следовал. Части, на которые обычно делят время постепенно стирались, жизнь пошла единым потоком.
Постепенно его перестали замечать. Друзья уже почти никуда не звали, Ленка не болтала оживленно как раньше, часто смотрела молча в пространство или мимо каким-то неземным взглядом. Сергея это устраивало. На работе забывали о его презентациях, его забыли поздравить на Новый Год и почти никто не позвонил на день рождения. Даже контролеры в автобусе не всегда подходили к Сергею, а многие старые знакомые в упор не узнавали. Сначала Сергей радовался, он смотрел, как сходило на нет мельтешение вокруг его фигуры и как сам он перестает мельтешить. Это доставляло удовлетворение. Лучшим временем были часы абсолютного одиночества ночью в квартире (Ленка стала часто пропадать, ну да ладно). Главным развлечением – остаться незамеченным когда-нибудь, когда это почти невозможно.
Но дни бежали и, наконец, Сергею надоел его покой. Он изучил себя вполне. Люди вокруг его мало интересовали, но, казалось, и их повадки он знает наизусть. Смотреть стало не на что. Взгляд больше не отдыхал, как прежде, когда перед ним было свое бездумное тело на диване, в кресле или в ванной комнате. Для него требовалось что-то новое, хоть какая-то пища.
Сергей захотел измениться и проверить окружающих, отреагируют ли. Он начал отпускать усы и бороду. Сбрил волосы на голове. Надел очки вместо привычных контактных линз, стал вычурно и намеренно неподобающе одеваться. Забил несколько татуировок. С трепетом наблюдал, как идет ряженый, с просто кричащим видом, а его не видят, обходят как пустое место, скользят взглядами мимо. Сергей пил, попробовал наркотики, вопил и распевал песни на улицах  и всячески пытался обратить на себя внимание. Не мылся, приставал к прохожим. Все бес толку.
Почему-то перестал работать пропуск на работу, перестали отвечать телефоны родственников и друзей, Лена больше не приходила. Ему не открывали двери, его не слышали, отодвигали с дороги. Он специально заливал соседей, но те не приходили разбираться. В отчаянии по ночам сверлил стены в доме и бил молотком круглые сутки, переворачивал мебель и включал на весь звук аудиосистему – ни единого результата. Сергей смотрел как опустившийся дикий человек пьяный, обросший, грязный и осыпанный штукатуркой с бешенными глазами метался по квартире и крушил все вокруг, пока не уставал и пожухлым кульком укладывался в кучу хлама. Как гротескной фигурой, пугалом и шутом перекатывался в толпе, которая, расступаясь, сразу поглощала пустое место за ним. Безмолвно и без эмоций. Сергею стало невыносимо. Он валялся в ногах и в исступлении дергал проходящих за штанины, хватал руками, те косились, одергивались и как ни в чем не было шли своей дорогой дальше.
Как то раз Сергей вернулся домой и не смог открыть свою квартиру. Он неистово бил в дверь, колотился как полоумный, скреб дерматиновую обивку, выкрикивал проклятия, но ключ даже не входил в скважину, а проклятая дверь стояла монолитом. Обессиленный, он прислонился к косяку и съехал по стене на вытертый коврик. Через несколько минут, а может и через час он увидел склоненных над собой людей. Они что-то говорили, смотря мимо. Сергей наблюдал за шевелящимся ртом одного из них – как видно – главного, но слов не различал. Напрягшись, разглядел себя, похожего на бомжа в окружении полицейских на лестничной клетке. Главный властно положил ему руку на плечо с отсутствующим видом. Сергей вскочил, скинул с себя руку и бросился на полицейских. Он ударил одного, зацепил другого, пытался вмазать головой третьему…Потом ноги как подрубили и опустилась темнота.
В следующий раз Сергей увидел себя, как он выходит из отделения полиции – побитый, грязный, заросший и совершенно больной. Дома больше не было (по крайней мере, желание ломиться в свою квартиру начисто пропало), работы тоже, как и близких людей, да и самого его как будто не существовало. Через несколько дворов пустым улицам Сергей вышел к угрюмой мертвой реке и долго смотрел на стоячую черную воду и на себя. Зрелище было тяжелым. Наверное, меньше, чем за год он полностью опустился и потерял себя. Возненавидел мир вокруг и сам себе наскучил. Перегнувшись через перила набережной, Сергей цедил сквозь зубы в воду вязкую слюну. Ему ничего не хотелось. Даже умирать. Если бы он мог так вот застыть навечно, как на фотокарточке, и чтобы все остановилось – это был бы его выбор. Но так не бывает.
Падал первый снег. Он таял на грязном асфальте, растворялся в воде, каплями собирался на куртке. Равнодушно проезжали машины, город давил камнем и бетоном, тяжелое небо заставляло горбиться спину, редкие прохожие мелькали слабыми тенями. Сергей, казалось, ощущал, как сквозь него струится время. Оно оставляло влажный след на лице, как легкий морской бриз. Окружающее потеряло реальные очертания, расплылось в туманные образы. Секунды пшикали маленькими вспышками. Сливались струйками от каждого здания, каждого человека и уносились потоком прочь от города. Тени золотыми монетами выкатывали звонкие часы на мостовую и они, подскакивая, катились в сторону набережной, вниз по улице, ссыпались в ливнестоки, наполняли ямы и забивали ниши. Как с губки вода, с проносящихся фигур стекали годы. Некоторые фигуры сочились влагой, другие разбрасывали вокруг брызги. Фигуры таяли, город дряхлел. Слышались звуки тысяч, миллионов мелодий. Все они были разной частоты и громкости. Сергей мог захватить взглядом любую из них и проследить весь ее цикл от зарождения до крещендо и затухания. Скрежет, вой волынки, органный реквием, нежная флейта, бой барабанов, зовущие трубы, чувственные скрипки и терпкий контрабас…Улица выстилалась шелухой. Шелуха плавно плотным потоком сыпалась с неба, разбала на земле. Шелуха поднималась до щиколоток и колен, выше, смачивалась потоками и вязла в ногах. Шлеп-шлеп-шлеп – шлепали монеты. Мелодии глохли. Фигурки растворялись…За горизонтом не было ничего.

Сергей очнулся и поднял голову, упавшую на перила. Осмотрелся. Что-то удивило его. Только через несколько мгновений он понял, что именно. Сергей видел все вокруг только своими глазами. Безликий свидетель пропал. Нетвердым шагом Сергей пошел вдоль набережной. Случайно задел проходящего мимо мужчину.
- Смотри, куда прешь!
Сергей остановился и удивленно проводил взглядом удаляющегося человека. Внезапная догадка осенила его. Чтобы проверить себя он быстро нагнал другого прохожего и вежливо спросил, сколько сейчас времени и какое число. Молодой парень в легкой куртке удивленно вылупился, быстро ответил и посеменил дальше. Сергей понял, он вернулся. Других мыслей пока не приходило. Он тихо брел по бесконечным улицам и все повторял про себя: «А что же теперь? Что же теперь? Что же, что же теперь?».
А снег не прекращался и река все также стыла в своих искусственных берегах.

Сергей увидел, как его голова опустилась на ограду набережной и тело безвольно повисло. Про себя он отметил, что с этим человеком все кончено. Его скорченная фигурка стала постепенно отдаляться. Отдалялась река, набережная, дома вокруг, уплывал город. Сергей теперь был только маленькой черной точкой, которую не было бы видно, если не знаешь, что она там есть. Вскоре и город превратился в точку, лека – в ленту, лес – в грязноватые кляксы размытого пейзажа. Навеяло старый детский вопрос, который Сергей много раз задавал маме:
- Мама, а если много-много микробов соберутся вместе, мы сможем их разглядеть?
- Нет, сынок, они очень-очень маленькие.
- А если миллион?
- Все равно нет.
- А если миллион миллионов?
- Нет.
- Даже через лупу?
- Да, даже через очень хорошую лупу...
Взгляд остался. Но это был уже не Сергей. И город был совсем другой – солнечный, с пальмами, на берегу океана. Приближалась нарядная улица с пылающими витринами и толпами народу. Приближалась девушка в открытом красном платье. Она шла в большой веселой компании беззаботной молодежи. Она была красивой, ее улыбка было просто ослепительной. Глаза лучились. Спина в ее вырезе все ближе и ближе. Все. 
Саманта внезапно вздрогнула и удивленно оглянулась. Как будто что-то кольнуло ее. Вдруг она увидела себя в кругу друзей. Но…зеркала не было. Ракурс странный. «Надо притормозить с выпивкой и вечеринками» - пролетело в ее голове.