Санки, нос и злые цыгане

    На горке уже собрались все ребята со двора. Кто скатывался на попе, кто на картонке… Галка что-то кричала, отпихивая мальчишек, которые норовили прыгнуть в единственные санки вне очереди. Самодельные, крепкие, с толстым прутом вместо спинки, они были гордостью всего двора, а их хозяин Игорь – королём на горке.
    - Ты чего у окна стоишь? – услышала Маринка за спиной мамин голос. – Иди к ребятам! Санки новые бери!
     -  Жалко, - тихо призналась Маринка. – Отберут…
     - Ну, уж отберут! – засмеялась мама. – Это же твои друзья. Вместе кататься будете!

     Маринка павой выплыла из подъезда, везя за собой на верёвочке не санки, а самое настоящее чудо: сидение  из тонких цветных реек, а спинка просто ажурная, из белого металла.
     - Ух ты! – сразу окружила её ребятня. – Откуда такие?
     - Мама из Москвы привезла, - скромно потупилась она.
     - Из самой Москвы?
     - А покататься дашь?
     - А мне?
     - А я? – слышалось со всех сторон.
     Только Игорь не выказывал ни любопытства, ни восторга. Угрюмо стоял позади ребят, то притягивая к себе за верёвку, то отталкивая ногой свои санки…
     - Так, давай считаться, кто первый! - перекричала всех главная заводила во дворе Галка.
    Маринка и пикнуть не успела, как оказалась пятой по очереди. Первой скатилась Галка, за ней Петька, Васька, Колька… Маринка еле дождалась,   когда он отдаст ей санки и стала карабкаться на горку. Но перед ней ловко проскочил и уже приближался к вершине Игорь.
     - Ты куда без очереди? – возмутилась Галка.
     - А я на своих! – огрызнулся Игорь и помчался вниз.
     Маринка уселась на санки, блаженно облокотилась на спинку, но съезжать не торопилась – внизу почему-то не вставал со своих саней и не освобождал дорожку Игорь.
      - А ну, вали с дороги! – кричали Игорю.
     - Чего расселась, езжай уже! – подгоняли  девочку.
     Она и не заметила, как поскользила вниз. Дух захватило от скорости, снежные брызги залепили ресницы… И вдруг – дикая боль, хруст, яркие искры из глаз… 

    В больнице врач сделал обезболивающий укол и пытался сквозь опухоль, накрывшую лицо, прощупать нос.
     - С горки съезжала, мальчишка дорогу не уступил…  Носиком прямо по толстенному пруту… Весь снег в крови … Крик её дома услышала,  - уже в который раз сквозь слёзы мама рассказывала об одном и том же.
     - Вы, мамаша, помолчите, эти подробности к делу не относятся, - остановил её врач. – Вот что - кости молодые, срастутся моментально, так что ждать, пока спадёт опухоль, не будем. Сейчас и наложим лубок…
    Маринка истошно вопила от страха, что опять будет больно, не на жизнь, а на смерть дралась со своим мучителем и два раза укусила его за палец.
     - Угомоните ребёнка! – отбивался от больной врач.
     Пока  девочку крепко держали за руки, он  сжал нос с двух сторон жесткими, обтянутыми марлей, палочками, и крепко накрепко закрепил их на лице лейкопластырем – от уха до уха.
    Теперь Маринка не выходила из дома. То тоскливо смотрела во двор, то без всякого интереса писала палочки, буквы и цифры в школьной тетрадке.  И вот через десять дней она с мамой опять оказалась в кабинете врача. Опять вопила, пока медсестра сдирала с её щек лейкопластырь и снимала лубок. Наконец замолчала. И тут пронзительно закричала мама:
    - Да ведь нос-то кривой!  Вы видите - криво-о-й!
    - Ну, мамаша, рентгеновского аппарата у нас нет. Что смогли, то и сделали, - развёл руками врач.

     На следующий  день родители везли дочку в большой город, в районный центр.  Всю дорогу папа нервно теребил газету,  мама плакала, а Маринка сидела, отвернувшись к окну, чтобы пассажиры в электричке не видели её кривого, как галочка, носа. 
      Пожилой доктор, профессор, осторожно взял Маринку за подбородок  и внимательно рассматривал  нос, поворачивая её голову то вправо, то влево. Но только его рука поднялась выше, Маринка крепко вцепилась в его запястья. 
     - Что, не дашь дотронуться? Ну и не буду! И так всё видно – операция, и немедленно! – сказал он и что-то написал на бумажке. – Вот, мою записку отдадите в приёмном покое, я буду после обеда. Возможно, кости ещё не срослись, а так – придётся ломать…
   -  Не дам ломать! – девочка залилась слезами.
    - А тебе сколько лет? – спросил доктор.
    - Семь… Семь с половиной!
     - Понимаю, понимаю…  Боишься, значит? А с кривым носом остаться не боишься? Что скажешь маме и папе лет через пять? –  улыбнулся доктор.
     Не теряя времени даром, в больницу ехали на такси. Маринка сидела с мамой на заднем сидении и без устали ревела – от страха перед операцией и от обиды, что её родители ну ни капельки не жалеют её. И вдруг до этого ехавшая всё время быстро машина стала притормаживать.  «Не дам ломать!» вдруг мелькнула мысль и Маринка  с криком «Вы мне больше не мама и не папа, раз везёте в больницу!» открыла дверцу и сейчас бы уже вывалилась на дорогу и пусть её потом ищут… Но вывалиться не получилось. Она зависла вниз головой над чёрным асфальтом, слышала, как что-то кричали водителю мама и папа, чувствовала, как мама крепко держала её за край пальто, и видела, как полы пальто разъезжаются на её глазах, отрывая одну пуговицу за другой…
    В приёмном покое пожилая медсестра крепко взяла девочку за руку и повела на рентген. Он оказался совсем не больным, Маринка повеселела.  Вернувшись, уселась между мамой и папой и даже позволила угостить себя шоколадкой. Сначала откусывала нехотя, всем видом показывая, что они не заслуживают прощения, а потом забылась и быстро умяла всю плитку.
      И тут  появился знакомый доктор.
     - Ну что ж, оставляем вашу дочку недели на две.  Да что вы, мамочка,  так убиваетесь? Вы, кажется, издалека?  Вот и отправляйтесь спокойно домой! Нужно будет –  вызовем. Девочку навещать будут?
    - А как же! Мама моя, её бабушка то есть, у родственницы здесь поселилась,- всхлипнула мама.
     - Вот и хорошо! Пусть завтра приходит!
     Операцию сделали в тот же вечер. Маринка не понимала, чему радовался профессор, почему говорил, что всё прошло очень успешно. Два больных  укола, тошнота, головокружение, жесткий и холодный операционный стол… И этот страшный хруст, который она заглушала собственным визгом. 
      
     Потянулись больничные дни. Палата была длинная и узкая, шесть кроватей – по три у каждой стены – прилипли спинками друг к другу. Маринкино место было у окна. Соседки - пять взрослых женщин - целыми днями  толковали о чём-то своём, непонятном.  Но некоторые разговоры Маринка  даже ждала.   Женщины часто рассказывали о цыганах. Мол, повадились они  в последнее годы бродить тут и там. В деревнях уводили коней и коров, в городах заходили во дворы, проникали в квартиры, добро уносили, да детей малых воровали. Вот таких, примерно, как  девочка у окна: голубоглазых, кудрявеньких…
      Маринка слушала и пугалась. И всё равно слушала.  Вспоминала, как летними вечерами они с ребятами садились на бортик песочницы и заводили страшные разговоры – про чёрную комнату, чёрные руки на чёрной-чёрной стене… Особенно любила всех пугать Галка, то вскрикивая, то зловеще понижая голос. Игорь – так тот и слушать не мог, уши кулаками затыкал, домой убегал, Колька с Петькой хихикали, а Маринка поджимала к подбородку колени, натягивала  на ноги сарафан до самых сандалий…
     И теперь Маринке про цыган очень нравилось. Она сворачивалась на кровати клубочком, пряталась с головой под одеяло – и боялась…
      - Да вы что глупые разговоры заводите? Девочку зря пугаете! – пристыдила как-то больных медсестра.
    - Та, что она понимает?- отмахнулись женщины. Но разговаривать стали тише. 
     Всему услышанному Маринка свято верила. Бывая с бабушкой на рынке, сама цыганок видела.  В ярких платках и пышных цветастых юбках, они ходили группами, приставали к прохожим. Бабушка, завидев их, хватала внучку за руку и обходила  десятой стороной.
   Единственной радостью в больнице были визиты бабушки. Правда, из-за карантина в палату её не пускали, но утром и вечером медсестра приносила  авоськи с гостинцами: игрушки, игры, книжки, конфеты и апельсины, булочки и пирожки, жареную курочку и печеную картошку…  Девочка и половину не съедала, читать и играть не успевала. Постепенно гостинцы заняли весь подоконник, половину кровати. Засыпая в обнимку с новенькой куклой, Маринка вспоминала о маме и папе. Как они нежно целовали её каждый вечер перед сном, как мама водила её в парк на качели, а папа, когда грыз тараньку, отдавал ей самые вкусные и жирные кусочки …  День ото дня обида таяла, и родители казались ей, как и прежде – самыми лучшими на свете. Слова «Вы мне больше не мама и не папа» теперь пугали её саму. А вдруг ей поверили и никогда не заберут из больницы?
     Однажды утром медсестра, заглянув в палату, сообщила:
     - Тебя сегодня выписывают, собирай вещи.
     Вскоре пришёл  доктор. Он и раньше навещал Маринку, ласково держал за руку, спрашивал, что беспокоит… Но сегодня  явился не один, а с женщиной, которая… Да она только прикидывалась медсестрой! Это Маринка поняла сразу, только увидела её чёрные большие глаза, чёрные кудрявые волосы, выбившиеся из-под белой косынки, и оборку синей в красных розах юбки, которая виднелась из-под края халата.  «Цыганка» улыбнулась и протянула к ней руки.  Девочка и не заметила, как оказалась под своей кроватью, и стала на четвереньках быстро пробираться в противоположный угол комнаты.
      - Выходи, не бойся,- слышала она голоса соседок.
     - Иди ко мне, -  сладким голосом пела  та, что в пёстрой юбке. Она уже стояла на коленях и заглядывала в Маринкино убежище. Её глаза блестели, а   накрашенные красной помадой губы растягивались в улыбке.
     - Ну, иди ко мне,- она тянула к девочке руку и манила её пальцем.
     - Не отдавайте меня цыганам! – зажмурившись, закричала Маринка. - Я к маме с папой хочу! Я слушаться буду!
      Наверху все почему-то засмеялись… Приоткрыв один глаз, Маринка увидела, что  вместо «цыганки» под кровать заглядывает сам доктор.
    - Что ты, милая, придумала? Это же наша медсестра, самая опытная. Будет тебе лубок снимать!
     - Больно? – на всякий случай плаксиво поинтересовалась девочка.
     - Совсем не больно! Ну, если только чуть-чуть…
     Маринка показала сначала голову, посмотрев в добрые глаза доктора,  наконец вылезла сама.
    «Цыганка» быстро, одним махом сорвала лейкопластырь, и хотя было больно, девочка даже не вскрикнула.
    - Ну вот, чудесный носик получился! – удовлетворенно оценил свою работу доктор. - Теперь можно и домой…
     Маринка почти бежала к приёмному покою, где её ждали родители. Сзади шла «цыганка» и несла четыре авоськи, битком набитые добром.  Маринка, хоть и торопилась, а оглядываться не забывала – эти цыгане такие хитрые, глазом не успеешь моргнуть, как уведут коня, не говоря уж об играх и апельсинах…