31. Жители Золотой долины

Проблема с питанием Иринки решилась на удивление просто. Гуляя с Иринкой, мы с Любочкой спустились с нашей горы в поселке Кирова в Золотую долину, легко перешли речку-реченьку, скорее ручей, Зырянка, а там оказалась столовая для ее жителей. Нам не отказали, но мы ни у кого и не спрашивали разрешения. В столовой готовили хорошо и вкусно. Продукты были свежими. Поэтому Любочка с Иринкой стали ходить туда ежедневно. Я же бывал лишь изредка.

Любочка рассказывает, что с нашей горы до Золотой долины они с Иринкой всегда шли не менее полутора-двух часов. На склоне горы деревья росли лишь изредка, и повсюду была сочная зеленая трава с обилием цветов. Эти цветы привлекали внимание Иринки. Она бегала от цветка к цветку и при этом вскрикивала:

– Ой, цветочек! Еще цветочек.

Так они и шли от одного цветочка до другого. В Золотую долину ребенок приходил, нагуляв аппетит. А если Иринка хотела есть, она начинала кричать. И это был не просто крик, а трубная басовая нота, весьма громкая.

– Почему этот ребенок плачет? – не выдержав, спросил Михаил Алексеевич, услышав Иринкин плач первый раз

– Кушать хочет, – ответила Любочка.

– Дайте уже, наконец, этому ребенку что-нибудь поесть, – сказал Михаил Алексеевич.

Еда была принесена немедленно. С первой же ложкой, отправленной ребенку в рот, плач прекратился.

Когда я уже написал этот эпизод, оказалось, что он есть и в кратких воспоминаниях Любочки, которые я привожу чуть ниже. Все же каждый из нас помнит одни и те же события чуть по-другому. Но я пишу мою правду, а у Любочки - своя.

Воспоминания Любочки я привожу в следующей главке, а  за небольшой повтор прошу извинить.

В Золотой долине в ту пору жило много детей. Так что в столовой иногда стоял детский гомон. Они бегали и между финскими домиками, очень похожими на дома-бараки.

На крыльце одного из домов часто можно было видеть Юру Решетняка с ребенком на одном колене. Остальные четверо играли рядом. Одной рукой он придерживал ребенка, в другой была книга или научный журнал, которые он читал, а иногда он даже ухитрялся что-то записывать в тетрадь. Время от времени Катя, жена Юры забирала у него ребенка, но вскоре он снова оказывался на юрином колене. Юра был кандидатом наук. Он работал в Институте математики, и про него говорили, что он очень серьезный ученый.

Иногда из дома выходил Паша Белинский и шел в столовую за питанием для ребенка. Он тоже был кандидатом наук и тоже работал в Институте математики.

Обращал на себя внимание высокий, плотный слегка угрюмый, смотревший всегда немножечко вниз Богдан Вячеславович Войцеховский, которого все, но только за глаза называли Богданом. Вообще он производил странное впечатление. Но все про него говорили, что он очень талантливый ученый с совершенно нестандартным мышлением.

Иногда появлялся долговязый и насмешливый Дерибас. Было ощущение, что он критически посматривает на весь этот беспорядок в нашем мире. И готов иронизировать абсолютно над всем. Держался он независимо и более двух фраз в разговоре не произносил. Поворачивался и уходил. Реакция на то, что он сказал, была ему неинтересна.

К тому времени я уже многих знал, и ко мне относились как к своему. Тем более, я работал в Институте гидродинамики.

Любочка с Иринкой иногда после завтрака оставались в Золотой долине до обеда. А потом и на какое-то время после. И только к вечеру возвращалась домой. Я же мог там надолго задержаться только в воскресенье (суббота была тогда обычным рабочим днем).

Время шло, и постепенно я все ближе и ближе знакомился с обитателями Золотой долины. С некоторыми мы стали друзьями, например, с Тришиным, Лукьянчиковым, Топчияном. С остальными – добрыми знакомыми: Мишей Лаврентьевым, Пашей Белинским, Юрой Решетняком, Богданом Войцеховским, Андреем Дерибасом, Володей Титовым, Володей Кузнецовым, Владиком Мининым, Славой Истоминым, Славой Митрофановым, Борей Луговцовым, Юрой Фадеенко, Наташей Притвиц, Сашей Ковалем, Женей Биченковым, Толей Бузуковым, Борей Заславским.

Нам с Любочкой не нравилось жить в пос. Кирова, в августе в доме стало холоднее, встал вопрос о дровах для печки, но июль и август мы все же там прожили.

В Золотой долине иногда освобождались комнаты, жители которых переезжали в сданный в эксплуатацию дом №4 в микрорайоне А. Это уже был второй сданный дом, но мне в нем ничего не светило. Тогда я закинул удочку насчет комнаты в финском домике. Тем более ребята из отдела гравитационных волн говорили мне:

– Попроси у Михаила Алексеевича. Кроме него, никто не может разрешить.

Большинство этих ребят были моими сверстниками, выпускниками МФТИ. Некоторые только в феврале 1959 года, как и я, защитили дипломные работы – Биченков, Истомин, Тришин, Лукьянчиков, Митрофанов и др. Причем, как они рассказывали мне, защиту им организовали прямо в Золотой долине. Была создана экзаменационная комиссия в составе Михаила Алексеевича Лаврентьева, Сергея Алексеевича Христиановича, Богдана Вячеславовича Войцеховского и Павла Петровича Белинского. А председатель комиссии профессор Георгий Иосифович Покровский, крупный ученый, признанный специалист в области взрыва, специально приехал из Москвы.

Володя Титов был ненамного старше меня, но уже побывал и в аспирантуре и даже поработал на каком-то предприятии. Он, в отличие от Дерибаса, Овсянникова, Войцеховского, Решетняка и Белинского, еще не был кандидатом наук.

Мне ближе всего были Тришин, Топчиян и Лукьянчиков. С каждым из них я подолгу разговаривал, каждый рассказывал мне о себе, о том, что делал раньше и чем занимается теперь. С интересом слушали и меня.

Марлен Топчиян рассказывал о своем детстве, о войне и том, что он был сыном полка. Военная тема была близка мне, и я не просто его слушал, но даже расспрашивал.

– Какой замечательный парень! – думал я. – Как с ним легко.

Юра Тришин рассказал мне о своем первом задании, когда он попал в группу Михаила Алексеевича на полигоне Московского физико-технического института Орево под Москвой. Ему Богдан поручил достать танк. Да-да, нормальный боевой танк. Я уже не помню, зачем. Наверное, они собирались испытывать его на бронепробиваемость. Ведь кумуляция и пробитие брони, равно как, все аспекты взрыва, высокоскоростного соударения, ударных волн – все это занимало мысли Лаврентьева, и все задачи, которые он поручал своим ученикам, были именно отсюда.

Юра был вначале в полной растерянности. С чего начать, кому звонить, по какому телефону? Он просто не представлял себе, за что можно зацепиться. Самое интересное, что Юра Тришин достал-таки танк. Через месяц танк стоял на испытательной базе.

Я смотрел на Юру, он был, пожалуй, самым скромным из всех ребят группы Лаврентьева. Но эрудиция у него была отменная. И интуиция при поиске верного решения задачи, была потрясающей. Он был молчалив, очень деликатен и улыбался доброй улыбкой.

А Леня Лукьянчиков производил впечатление рубахи парня. Всегда с улыбкой нараспашку, всегда радующийся встрече с тобой, энергия из него просто истекала. И рядом с ним я мгновенно заряжался бодростью, желанием немедленно что-то сделать, и передать его доброжелательность и заряд энергии дальше.

Владик Минин тоже жил в Золотой Долине, но он был чуть постарше. Он тоже окончил МФТИ, но раньше других ребят. Еще в Москве Михаил Алексеевич поручил ему курировать все вопросы, связанные с оборудованием Института гидродинамики.

Инженерное оборудование, которое устанавливали строители, заказывало Управление капитального строительства СО АН. А вот заказы на это оборудование и приборы от всех отделов собирал Владик. Особенно тщательно прорабатывались им вопросы приборов и оборудования для отделов гравитационных волн и быстропротекающих процессов.

Владика я часто встречал в кабинете заместителя директора Института гидродинамики по общим вопросам Сергея Васильевича Токарева. Когда они встречались, оба блистали эрудицией и знаниями приборов и оборудования до деталей. Я слушал их разговор, открыв рот. Вот это да! Вот это знатоки! При этом, никакой похвальбы, просто деловой технический разговор о том, как и что лучше сделать.

Я послушался ребят и пошел на прием к Лаврентьеву. В Золотой Долине я не счел возможным отвлекать его и записался на прием у Тани Луговцовой. Он меня выслушал и сказал:

– Да, у нас есть две квартиры в финских домиках. Но они уже обещаны. Мы ждем две семьи со дня на день.

Я извинился, что побеспокоил его. Конечно, я не заслужил, чтобы Лаврентьев бронировал для меня квартиру. Кто я такой? Но все же, я видел, он не отмахнулся от меня, а даже объяснил. Более того, у меня сложилось впечатление, что, если бы квартира была свободной, я бы ее получил. Михаил Алексеевич говорил со мной по-доброму, правда, мне от этого не стало легче. Но и обидно не было.

С приближением зимы ситуация становилась все сложнее. Жить нам было негде, и мысли о Любочке, дочке и о наступающей зиме гвоздем сидели в мозгу.

Продолжение следует: [http://www.proza.ru/2012/12/23/301]