В баре 2

Странное это место. Если повадился, то и за уши не оттянешь.
Ей богу не шучу.
Да, собственно, кто говорит о боге в баре.
Говорят о политике, глупо поминая последний пакт Молотова-Риббентропа, забывая о судьбе народов и подписантов. Напрочь, сволочи, забывая, что двадцать семь миллионов советских людей могли бы жить и плодиться, если бы пакт соблюдался.
Политика она такая. Сегодня целуем американцев в лендлиз, а завтра сажаем тех, которые целовали.
Я пил уже вторую кружку, а старик-сосед всё не унимался.
Судя по прикиду, был он из тех, кого по ошибке природы принято  называть шестидесятниками.
Почему по ошибке?
Так природа же не дура и шельму метит. Одно дело мыслить, как Соложеницын, и другое дело носить штаны попугайские. На себе проверял – мыслей не прибавляется. Проблем с ментами прибавляется, а мыслей, ну ни на это самое.
В общем, старик был тот ещё органайзер. И энергии не потерял ещё с первого старта Гагарина.
- Вот ты, - это он ловко переключился на меня, как самого близкого по барной стойке вероятного противника, -  Кто такой?
Хорошо так спросил. Вовремя. Учитывая, что я только что развёлся с женой и вою волком от случайных связей, разыскивая дорогу к новому домашнему очагу.
- Вот ты – буржуй?
Отличный вопрос для человека решившего забыться за кружкой пива и чего-то ещё. Но мне сегодня совершенно одновалентно.
- Ага, - говорю, - самый буржуюстый буржуй.
- Вот! – Резко обрадовался старик, отыскав жертву. – Вы Европу и продали евреям и неграм!
Мой сосед по стойке справа вытирает салфеткой полированную поверхность, на которую только что брызнул поперхнувшись, расплачивается и уходит. Не всякий еврей долетит до середины Днепра. Вот мой друг Санька скорее бы махач устроил в этом богоугодном заведении, чем сбежал бы при упоминании о своём народе.
Но мне уже любопытно.
- А чего негры-то? – спрашиваю. – Ну, с евреями понятно – Христа распяли. А негры-то чем не угодили, папаша?
Старик пропускает мимо ушей всё, кроме тона, которым я это говорю.
- Вот она – жидовская морда! – кричит он, почему-то совсем не глядя на моё вполне себе славянско-германское лицо.
Я начинаю потихоньку завидовать сбежавшему соседу, ибо все глаза всех посетителей обращаются в мою сторону. Причём, даже глаза тех, кому бы точно пошли пейсы. Эти глядят с особым ожесточением.
- Вот она проблема из проблем! – Продолжает вещать Вождь.
И я понимаю, что всех моих, воспитанных годами тренировок, бойцовских качеств не хватит на то, чтобы отбиться от разъярённых пивом и собственной  бескчёмностью люмпенов. Тут и Ямосито бы объегорился. И начинаю отступать к выходу.
- А деньги? – Кричит бармен, поддавшийся всеобщему ажиотажу. – Этот жид мне не заплатил! – Кричит он. – Рубите его, братья!
Вот интересно, а моё рубленое мясо почём у этого придурка в банке примут?
Понимаю, что мне не по пути даже не только с пролетариатом, но и с их потомками, и бегу. Как бы ни стыдно это звучало. А то убьют и не вспомнят, что в моих жилах кровь кого угодно – от поляков до тевтонов, но ни одной капли семитской. А даже жалко. Хоть не так обидно было бы.
Что ещё более интересно, так это то, что пыла внуков революции хватает ровно до дверей бара. Дальше ни один не вышел, хотя я уже обречённо и принял стойку погибающего боксёра.
Через несколько минут, осмелев до состояния любопытности, приоткрываю заветную дверь и слышу всё того же старика:
- Смотри, расфуфырилась, проститутка! Фильмов насмотрелась! Ноги-то как задирает! Я эту породу за километр чую!
Слышу уже привычное бурление народа, и привычно распахиваю дверь перед вылетающей, слава богу, без пинка, дамой.
- Спорю, что нам с вами по пути, - говорю я ей.
- Вот пять минут назад бы не подумала, что пойду с евреем, - отвечает она.
Да и ладно. Хоть с чёртом!