Таможенный союз

Родители моего мужа живут в Казахстане. Люди они весьма преклонного возраста, часто болеют, поэтому Олег навещает их почти каждый месяц. А это значит проезжает две таможни, проводя зимой по нескольку часов на морозе. Иногда я езжу с ним, но чаще работаю телевизионным навигатором, отслеживая полезную информацию для упрощенного пересечения границ.
 
– Опять полтора часа стояли на улице, – сообщает он мне в очередной раз. – С сумками таскались от одной будки к другой: таможенники велели все на снег выложить. Мы, естественно, подчинились, но они не торопились подходить. Выжидали, властью наслаждались. Потом нехотя приблизились, с брезгливым видом потыкали вещи и дали обнюхать собакам. И морды очень довольные были: и у тех, и у других.

– Так это, наверное, из-за наркотиков или взрывчатки, – поначалу пыталась я оправдать странные порядки.

– Не смеши меня. Приграничная территория огорожена километра на полтора, а дальше степь – куда хочешь езжай, и что хочешь провози. Или просто плати, тогда никто никуда смотреть не будет. А физиономии будут еще довольнее.

Я только качаю головой.

– Людей жалко. Что такое три дня без регистрации? Чем это лучше визового режима?

– Мало чем, – соглашаюсь я. – Только пыль в глаза пускают. «У нас безвизовое сообщение», – копирую я противный голос чиновника из телевизора.

– Со мной пожилая пара с похорон возвращалась, – продолжает рассказывать Олег. – Просрочили эти три дня на два часа, заплатили по две тысячи. Последние деньги отдали. Она так плакала… Говорит, пенсия всего шесть тысяч… В общем, не до похорон и не до родственников, о бумажках думать надо.

– Ужас какой!
– Девчонка сзади меня в автобусе сидела, сухую траву везла, отобрали.

– Почему?

– Почему, почему, – национальное достояние, вот почему. Девчонка чуть не ревела, ей этот гербарий в университет надо. Теперь, говорит, к экзамену не допустят. Хоть возвращайся…

– Да ты что! Но это же не по-человечески!

– А кто тебе обещал человеческое обращения? Ты хоть от одного политика такие слова слышала?
 
– Не помню, – честно призналась я.

И вот на горизонте замаячила идея Таможенного союза.

– Ура! Олег, – закричала я, не помня себя от радости, – теперь Таможенный союз будет, с нового года проезд свободный!

– Не скажи «гоп», пока не перескочишь, – остановил мои восторги более рационально устроенный муж.

– Почему?

– Слышишь, что говорят? Свободное прохождение товаров. А мы с тобой разве товары?

– Так мы же еще лучше, мы люди!

– Это ты так считаешь. Проснись, светик! В какие годы живешь? Выгода теперь заменяет дружбу, а товары гораздо ценнее людей.

– А как же Европейский союз? У них же не так?

– Там не так, а у нас по-азиатски: будут врать все время, юлить, хвалить друг друга в глаза и за глаза, а все таможни останутся на своих местах.

 Муж как в воду глядел. С нового года ничего не поменялось. Перенесли отмену границ на следующий год. Но Таможенный союз стал для меня как героин для наркомана, и я уже не могла от него оторваться. Правда, мажорный тон пришлось вскоре сменить.

– Ты посмотри, что говорит этот мерзавец! – кричу я мужу в очередной раз, не отрываясь от экрана.

– А, опять этот пустобрех...

– Нет, ну как может этот Грязьев так нахально врать, глядя мне прямо в глаза?

– У него опыт большой. Фамилию его ты, положим, переврала, а суть уловила верно.

– А еще ученый…

– Ученые тоже разные бывают. Был Вавилов, но был и Лысенко...

Я немного сбавляю обороты.

– Но он говорит, что с нового года нет уже никаких границ.

– Ну да, таможни же у него исчезли еще в прошлом году…

– Расцарапать бы его бессовестную рожу!

– Не получится, – флегматично возражает муж. – Передача в записи идет.

– Тогда тапком стукну.

– Телевизор сломаешь.

– Плюну тогда!

– Это можно. Только потом экран вытри. Тряпка на подоконнике под цветком лежит.

Боюсь, если эти разговоры будут продолжаться и дальше, мне грозит неизлечимая таможносоюзная наркомания. Пусть тогда его инициаторы назначают таким как я пожизненную пенсию, оплачивая невосполнимые нервные затраты. Раз все теперь измеряется деньгами, у вранья тоже должна быть своя такса.