Кораблики

Поднявшись на крышу 10-этажки по знакомой до боли лестнице, Он с удивлением обнаружил, что на этот раз не один. У самого края, вцепившись одной рукой в бортик, а второй отправляя бумажных журавликов в небо, сидела девочка в желтых ботинках…  И она напоминала Саньку. Родную, безмерно любимую старшую сестру, которая в детстве мастерила для него кораблики из спичечных коробков, и запускала их в ванну. А он с восторгом устраивал там морские сражения – брызги достигали соседей с верхнего этажа. Тогда ему было четыре года, а Саньке, наверное, восемь.
Она погибла в сентябре. В юридической конторе, куда зашла по делу, начался пожар. Офисные соты вспыхнули, как семечко. Люди к окнам – за спасением. 7-ой этаж. Висели на карнизах. Падали. Разбивались.
Кто-то уже горел. Горел как факел, но не прыгал. И прыгал потом все равно. Это очень сложный выбор: сгореть или разбиться. Иллюзия выбора, и прыжок здесь – всего лишь отсрочка. Санька разбилась, сгорев. Он никогда не говорил об этом, только чаще стал подниматься на крыши. Один.
Её кораблики продолжали звать:
– Разве мы не будем вместе, даже если мои травмы окажутся несовместимыми с жизнью? Я слышу тебя даже там, где меня нет. Человек не исчезает бесследно в этом  энергоинформационном пространстве, как энергия и информация, конечно. Помнишь парадокс ЭПР (Эйнштейна, Подольского, Розена)?  Если частицы «А» и «Б» характеризуются одной волновой функцией, то изменения, произошедшие с «А» сразу же скажутся и на «Б». Даже если расстояние между ними в тысячу световых лет.  Я оставлю в твоей руке пригоршню своего тепла… Я искала тебя по мирам, я слышала голос в ночи…  – Выше, выше, – шепот её ветра, – он слушал и учился мастерить свои кораблики.
Им не было надобности разговаривать, чтобы понять друг друга. В детстве ещё предпринимали попытки объяснить родителям, что они – это единое сильное-пресильное существо, само себе отправляющее кораблики, что Санька – рождена раньше только здесь, а в большом времени она родилась позже брата. Она – его следующая жизнь.
Родители пригласили психиатра, который высказал идею о том, что это возрастное, сродни вере в Санта-Клауса. Советовал прекратить читать сказки…
И вот теперь эта девочка в жёлтых ботинках напоминала ему Саньку. Нескладная, детская, сидела на крыше, вцепившись одной рукой в бортик, а второй пускала бумажных журавликов.
Одернул себя: не похожа! Санька без тени боязни болтала ногами с крыш.
–Выше, выше, – шепнул он, отзвуком потерянного мира
–Пусть корни останутся в земле, – отвечала девочка знакомыми до боли словами.
– Страшно?
– Страшно…
– Почему тогда не уходишь?
– Потому что мне страшно здесь нравится.
Ему тоже. Он часто приходил сюда. Один…
– Ты напоминаешь мне сестру.
– Знаю.
– … …!?  – вздрогнул, хотя думал, что давно уже не умеет.
– Мы одно сильное-пресильное существо, которое отправляет само себе журавликов. И ты – только здесь старше, а в большом времени твоя жизнь следующая за моей.
–  Но как…?!
– Представь, что я вижу тебя во сне. Часто.
– И что же (он сглотнул), ты видишь?
– Вот, например…
Она начала говорить, как будто продолжала давно начатый разговор, как будто они знали друг друга тысячу лет и никогда не разлучались.
– Сегодня мне снилось, что мы оказались в одном ночном клубе, в котором «все началось», несмотря на раннее время. Впрочем, «время» там не имело значения, точно также как законы гравитации. Ты попросил меня снять часы, сложить их в сумочку и подождать тебя. Сам же устремился к танцполу и уже через секунду кружился в фантастическом, стихийном танце в самом центре зала.
– Сейчас вспыхнет, – пробормотал бармен. Но вместо этого вспыхнуло все: бармен, бар, клуб – все исчезло.
– Поворот во времени разрешен элементарным частицам в малых масштабах, ну и нам с тобой тоже, – ты протянул мне руку, помогая выбраться из воронки.
– Мы где? На луне?
– Что-то вроде… Мы в прошлом. И, кажется, именно сейчас собираемся на Землю. Смотри внимательно.
Теплая, золотисто-сверкающая субстанция стояла в центре круга таких же сияющих облаков. Она переливалось, переплавлялось, перетекала сама в себя. На миг приобрела форму символа инь-ян, и закрутилось так же, как только что крутился ты на танцполе.
– Кажется, оно желает разделиться, – сказала я.
– Да, на меня и тебя, смотри дальше. Только не забудь, что формы выдумываешь ты сама. С учетом культурных традиций и жизненного опыта… А мысль, да, такая. Я вот, например, сейчас вижу девушку, которую лепят из чьего-то ребра. А теперь вот то облако в центре показывает «нам», что нам должно успеть …
– Помощник, хранитель, проводник, научиться принимать решения.
– Да, и если мы останемся здесь еще чуть-чуть, то точно ничего не успеем, «вспыхнем», аннигилируем, помнишь?
– Да... но почему мы «тот» нас «этих» не видим, и как мы и мы можем быть в одном месте …
– Стоп! Не важно. Держись!
И вот мы уже у бара, и потягиваем коктейль, и бармен как ни в чем ни бывало, протирает стаканы. Мы переглянулись и промолчали друг другу: «пора». На этот раз все происходило быстрее.
Пространство закружилось, изменилось – мы обнаружили себя в каменном храме.
– Смотри, кажется, «мы-оно» опять собралось воедино.
– Я ничего не вижу! Сплошное сияние.
 Ты провел рукой у моих глаз.
Человек, или луч, или сноп света «всматривался» в круг рядом с собой. В нем картинка сменялась картинкой. На мгновенье мы различили клуб и танцпол, на котором каждый кружился также как ты.
–  Ты делаешь так, чтобы это сумели другие?
–  Или ты…
Договорить не успели: вспыхнули, вспыхнуло, возникло ощущение себя танцующих…
– Настоящее! – сказали мы друг другу одними глазами, и абсолютно синхронно закружились по залу, активизируя изменения вокруг…
–  Ничего так тебе сны снятся, – только и смог выдохнуть Он после некоторой паузы.
Девочка отправила последнего журавлика в полёт, и застучала желтыми ботинками по железной лестнице, ведущей на чердак, и далее – до лифта.
–  Стой! Оставь хотя бы свой телефон… пожалуйста.
– Давай, я сама наберу. Он протянул ей свой старенькие Siemens и она нащёлкала на нём несколько цифр. Нажала вызов. Где-то в глубине кармана её куртки заиграла мелодия звонка.
– Знакомая песня…
– Не прощаемся.

(22.01.2006 – 07.12.12)