Неотправленные письма

Эти письма я нашла в кипе старых документов. В пожелтевших конвертах, на листах тряпичной бумаги, высохшей и потрескавшейся от времени. Все они датированы апрелем-августом 1922-го.
Письма никогда не были отправлены, и вот теперь я беру на себя прав опубликовать их.


«Дорогой мой, N!

Я так скучаю, когда от Вас далеко. Море, солнце и люди – иллюзия.
Красочная декорация на безжизненном пустыре. А за закрытыми веками – Вы. В том моменте, когда не пробуете казаться лучше, делать специальное лицо.  Когда забываете, что где-то рядом я. Картинка чёрно-белая, и поэтому я ей верю.
Вы или самое настоящее в моей жизни, или самая главная из иллюзий. Впрочем, это одно и то же, если учесть, что всё остальное – обман по определению. В любом случае Вы остаётесь главным. Главным… Жизнь пуста без главного. И расстояния всё-таки играют роль. Ваш голос тише во мне, когда Вы далеко. А когда Вы появляетесь реально, внутри меня происходит что-то, и облако доброкачественной радиации долгое время наполняет тело-душу-дух. Я даже начинаю думать, что жить с Вами мне было бы опасно. Не справится нить накаливания – перегорит…».

***

«Дорогой мой, N, снова пишу к Вам.

Чаще всего я не пишу, а говорю мысленно, но в такие особые моменты как сейчас, это проливается и на бумагу.
Не так давно мы ездили в горы, там установили новые металлические подъёмники, так что можно считать, что я испытала чувство полёта. Я сидела на маленькой деревянной скамеечке, уложив на неё коврик и подушку, а лёгкая, но прочная, металлическая конструкция поднимала меня от земли.
Сначала немного страшно было – боялась я не высоты, а насекомых. Думала, вот налетит на меня оса – что делать? Отбиваться нельзя – упаду, отбиваясь. Придётся дать укусить. И только я закончила об этом думать, как тут же налетела оса. Кружит, кружит вокруг меня, опять кружит. Всё ближе и ближе. Я сижу. Видимо, проверяла она, насколько я своему решению не реагировать на неё, соответствую. Когда выяснила, что на все сто – улетела.
А может, это и не оса вовсе проверяла, а Бог? А оса – это его слово? Бог говорит словами событий. Иногда и словами людей, но чаще – шире.
Вот, например, драка – это громкое слово. Резкое. Недавно видела как дерутся деревенские парни.
А сейчас за лёгкими оконными занавесками виден садовник, стригущий газон. Газонокосилкой.  В саду цветов – целое море. Вижу подле себя оранжевые глазки календулы. Очень полезные цветы, они прям посреди грядки с чесноком разнежились. А вот дельфиниум – большой, красивый и ярко-синий. Астры, георгины и золотые шары. И беленькие ещё какие-то маленькие, но много-много (вроде на хризантемки похожи, но мельче). Я из них в прошлый раз букет сделала, добавив в центр три розовые лилии. Удивительно красиво вышло и похоже на букет невесты.
А ещё у нас проводят электричество. Лазает по столбам мастер и говорит, что линия электропередач пройдёт прямо под моими окнами.
Так что скоро наш сад будет со светом. Приезжайте. У нас пустует целый этаж.
Остаюсь преданной Вам,

А.О.»

***

«Здравствуйте, милый мой,  N!

Вы просите рассказать вам ещё что-нибудь о саде. С радостью выполню Вашу просьбу, тем более, что рассказать есть о чём. О птицах. Кажется, их называют горихвостками.
Они свили гнездо на крыше нашей веранды. Очень скоро у них появились птенцы. Птенцы быстро выросли, и вдруг один из них выпал. С характерным звуком: «Хряп!».
 Мы думали – убился. А он ничего, очнулся, головой завертел и встал на ножки. Яйцо на ножках! На тоненьких таких, как травинки. Я его аккуратно, в чистых белых перчатках  обратно в гнездо опустила. Но тут второй: «Хряп!» на коврик. И ну давай головёнкой вертеть.  Я колышек в землю вбила, со взлётной площадкой для птенцов, и опять его туда подсадила.
Мама-птица: «фрррр», – и увела от меня малыша за собой. Не знаю, взлетел ли, уполз ли…  Червяков она ему потом уже в цветник носила.
И вдруг ещё один птенец под ноги: «Хряп!».
Первый ли? А, может, третий, кто же их теперь разберёт? Сидит между досточек, перья пушит. Тут к нему папа подсел (папа –  ярче), и червяка ему  предлагает… Длинного такого – белого. Говорят, это есть личинка майского жука. Но я не знаю.
Птенец на глазах подрос. «Прыг, прыг», – и сбежал под куст. Тут дождик с неба закапал. Капли на листья падают, а потом на птенца ручьём. Сидит он. Хорохорится. Я его опять белыми перчатками на взлётную полосу подсадила. Думала, родители заберут. Но нет. Они ему туда червяков носят, а летать не учат совсем.
Он сам сверху вниз прыгает – но не умеючи, почти вертикально.
И вот теперь я уже не в саду, а в городе. Здесь туманище сильный-пресильный, и дождь. Но  я люблю эту воду. Я умею ей дышать.
Подумалось вдруг, как страшно, когда русалка любит солнечного принца. Или ихтиандр земную принцессу.  Завершусь сегодня на такой грустной нотке. Всегда жду Вас.

А.О.»

***


«И снова здравствуйте, дорогой, N! Рада Вашему письму.
Вы спрашиваете, почему я пишу так редко. Что ответить? Увидеть бы Вас, и сразу потянулась бы к перу. Потому что письмо для меня ничем не отличается от жизни, а когда Вас нет, какая жизнь?
Когда Вы рядом, то воздух будто становится чище. Вот только не пойму, Вы ли сам – этот воздух, или рядом с Вами у меня орган, воспринимающий его, открывается. Наверное, это называется Любовью. Только почему тогда она так сильно зависит от вашего присутствия рядом. Если это Любовь, то должна ни от чего не зависеть. И я должна уметь писать даже тогда, когда Вас нет рядом.
В подтверждение того, что я могу это, я попробую сейчас написать сказку.  Самую-самую сказочную сказку – такую, чтоб чистой правдой была – просто потому, что так невозможно выдумать. Да, но я совсем не умею писать сказки; лишь представляю как это: впитывать губкой (языка), и выжимать потом. А губка что трубка, через которую происходит общение. Не словами говорим, но сквозь слова. То же, что скажем словами, скажем ими очень простыми.
– Тотем – это то тем, а злато, наверное, Зла то. «Язык, который красной нитью сквозь все языки тянется, смотри в него», – не раз говаривал мне Старик-Сказочник – от века живущий у Моря.
Он с детских лет был ловцом жемчуга – других ремесел не знал. Нырял на такие глубины, где не каждый подводник бывал. Возвращался всегда с жемчугами.
Иногда, и чем старше становился, тем чаще, его одолевали вопросы, и он спускался за ответом на самое дно своих мыслей. Обязательно находил. Плохо было только тогда, когда не мог сконцентрироваться на вопросе – ясно его задать. В такие моменты  взывал о помощи, но в ответ получал:
– Кому помогать? Тому, кто молит о помощи, я помогать не желаю, а тот, кому помочь хотел бы, сделает все сам.
Тогда Старик шел спать, и во сне ему обязательно снился вопрос…

На моей велосипедной трассе Старик появлялся всякий раз тогда, когда я со всей силы давила на тормоз, страшась крутить педали в гору. Он подходил, и рассказывал мне как летать. Говорил, что полёт – это когда хватаешься за хвост кометы-мысли, и мчишься с ней, расталкивая все другие, прочие:  твои, чужие,  медленно копошащиеся, как рыбёхи в аквариуме.
– Спасибо, – отвечала я, – и, умывшись своим отраженьем, – скользила вокруг – по льду. Так перо скользит по глянцу бумаги, выписывая  контекст  вокруг крупицы смысла (крупицы соли). Старик же, как всегда, искал глазами Море:
– 515 – вестник Бога, – зачем-то повторил он, спрашивая:
– Знаешь, что такое блуждающая улыбка? Это, наверное, ты…
– Видела, как маленький птах клюёт гусеницу на дереве? А  ведь это случается прямо за твоим окном.
– И ещё… На грани боли, когда теряешь разницу между ожогами от льда, огня или слова, ты услышишь, как чпокнула почка, и появился ещё один лист. Запиши на нём свою сказку. Ты наконец-то можешь убрать зазор, отделяющий желание от желаемого процесса. И не забудь: сегодня ночью… ждет кто-то.
Старик опять повернулся к Морю, и теперь я не стану его торопить. Теперь я знаю: «Мой путь длинней, чем эта тропа за спиной»…. Я сочиняю сказку, и если она лишь тень от той, что так хотелось написать, то разве тень ни для того и существует, чтоб подчеркнуть яркость света своего источника?

Такая получилась история, милый N. Скажите, понравилась ли она Вам?
С нетерпением жду ответа
Ваша А.О».

                ***

«Милый N!
Целый день улыбаюсь, получив Ваше послание. Спасибо за высокую оценку моей сказки. Да, такие вещи писать интересней, чем вести хронику происходящего в саду.
Даже захотелось предпринять ещё одну попытку. Впрочем, мой столик расположен у окна, так что взгляд всё равно обращён в сад. Я вижу человека, который идёт по дороге из леса к деревне, в которой живёт. И вот, его вдруг окружают чёрные кошки, которых он, судя по всему, боится до смерти. Но кошки совсем его не боятся. Они уселись вокруг него, так что он шага не может сделать, и рассказывают ему что-то важное на своём кошачьем языке.
Человек стоит час-два-три, потом, видимо, замёрзнув, и устав стоять на одном месте, берёт и… взлетает. Кошки посидели-помяукали, да и тоже полетели вслед за ним. Так до сих пор все вместе и летают. Мне из окна это хорошо видно. И я почти не придумываю.

Как Вам новая история, дорогой мой N?
С нетерпением жду Вашего ответа,

А.О».

(Продолжение следует)

(2005-2009)