В бывшей Ленинке

       В читальном зале слышен тихий шелест книг. И мягкий клавиатурный трепет. Светятся зеленые настольные лампы с золотыми держателями. Тех времен, наверное. Или точная копия. Мягкие, удобные стулья. Все двигаются осторожно.
      Ленинскую библиотеку построили в 29-м году, с квадратными римскими колоннами. Двери очень тяжелые, как двери знаний. Зал номер 1 – профессорский и для академиков. Сколько их здесь, интересно? Думаю, ни одного. Но зато разные пронырливые аспиранты и докторанты составляют небольшую, но активную часть читателей. Остальные – разные бездомные чудики, которые ходят туда как на работу, часто засыпая за столом. Есть девочки-аспирантки. Стреляют глазками.
      С четырех сторон квадратного зала с высоченными строгими потолками стоят шкафы: универсальные справочные издания, отраслевые справочные издания. Языковые словари. Ленин тоже стоит на прежнем месте.
      Новое в читальных залах – компьютеры. В них информация об РГБ, библиотеке. Может даже и электронные издания. Но электронных версий книг сейчас, как я понял немного, может тысячи. И несмотря на компьютерный бум, здесь, в профессорском зале встречаются чудики, которые ходят с чернильницами и пишут перьевыми ручками.

      Залы читальные я люблю. Когда учился в техникуме связи – в Алма-Ате ходил в читальный зал библиотеки иностранной литературы, когда писал дипломный проект. Старался, под серьезного, будущего ученого подстраивался.  Сидишь спокойно, как в храме, где-то шумит улица. Да и точно, храм это. И народ одинаковый, почти верующий. Так и религиозный народ  дружит вместе, один народ.

     Когда в Москву приехал, в 1972 году, первыми были Историческая библиотека, Политехническая библиотека (меньше понравилась), Пашков дом, Библиотека иностранной литературы, где я выискивал такую литературу, которая бы пахла свободой. Уж никто меня всему этому не учил, а все равно ковыряться начал в каталогах, и особенно в Энциклопедиях. Зарывался в них с большим интересом.

     Работать в библиотеке - это не дома сидеть, пылью дышать. Здесь чисто, воздух какой нужно, температура видно градусов 18-20. Даже тепло.

       В РГБ нынче столовая работает по полной программе – с утра до вечера. А при несчастных коммунистах стояли здесь угрюмые очереди, как везде, и давали стандарт: борщ и щи, котлеты и кисель.
Уже в 90-е, как раз в эпоху перехода от котлет к тортам, начал я ходить в РГБ, чтобы встречаться с Виктором Ивановичем Лосевым, работающим в рукописном отделе РГБ. Это самый дорогой отдел библиотеки. Если читатель допущен, он может, например полистать рукописи «Мастера и Маргариты».
Рукописный отдел тогда располагался здесь, в здании РГБ. У Лосева был кабинет. Как никак он был начальник сектора, а с учетом того, что сектор, кажется был единственный в рукописном отделе, он был самым главным, самым работающим. Лосев начал работать в отделе примерно в 1985 году, и работал до конца своей жизни. Умер, по нынешним понятиям, в молодые годы, и еще много мог бы сделать на благо нашей исторической и литературоведческой науки. 
Недавно один булгаковед, Николай Николаевич Богданов выступал на вечере и рассказывал о Лидии Яновской. Яновская и Лосев работали над одной темой, но между ними шли искры и слышен скрежет зубов. Если они и дружили, то  дружили, как волк с собакой.
В те незабвенные годы Лосев зажимал меня в угол или к стенке рукописного отдела, брал за галстук, или за то место, где галстук должен был быть, и внушал, что евреи самые опасные меньшие наши братья. Уж он от них-то настрадался.

     РГБ напоминает дом престарелых. Старички, да и академического типа старушки ходят сюда как домой. Мне близки эти старики-чудики.С белыми бородами, белыми головами, с пролысинами и черными бровями. На семинаре у профессора Нефедова Евгения Ивановича, на Кузнецком мосту, такие же чудики ходят и рассуждают про шаровые молнии, продольные волны, которые могут убить одним взглядом. Один профессор Прахов чего стоит. Уже поборол Эйнштейна, теперь взялся за Лоренца. Издал свою книгу «О происхождении мира и Земли» в 100 экземпляров и теперь его часто можно видеть где-нибудь у метро, продающего свой труд, пополняя свой пенсионный бюджет.

      Еще категория-класс, работающий в РГБ – аспирантки. Это даже более приятная публика. Вот как раз девочка в обтянутых джинсах потащила три толстые книги, которые она и не раскрывала. Наверное время вышло, пора на свиданье. Научный план на сегодня выполнен. А вот - молодой кандидат наук, татарин, в доктора устремился. Тема - о величии татарской нации. В столовой он сидит со своей посудой, выскребает кашу. Я вспоминаю, что даже Лосев ел из своей кастрюльки, которую приносил из дома. Вот время-то было. И это выдающие ученые! Сейчас они там, на том свете и не представляют, что у нас здесь творится.

     Еда в столовой, или кафе, или буфете, как он раньше назывался, стала лучше, по сравнению с перестроечными временами. И гламурный ремонт  проведен. Столы стали маленькие, на одного- двух человек. Рабочий персонал сплошь таджички. Посуда одноразовая. И выбрасывается сразу и начисто, в полиэтиленовый мешок. Движущейся ленты, как раньше, уплывающей за стенку, уже нет. Так что проще. Посуду мыть не надо. Так же и я, в помятой клетчатой рубашке, в которой сегодня спал, не раздеваясь, сижу, пишу впечатления в своей измятой записной книжке, и готовлюсь на выброс.

    Сейчас библиотека работает до 8 вечера, а было раньше – работала до 10. И каждый день заполненные читальные залы пропитывались пОтом. Люди не рвались к телику. Они воспитывались здесь, в РГБ. Что их вело сюда и держало до 10 вечера?  Да и в научно-техническую библиотеку на Кузнецком мосту. И в РГБИЛ – библиотеку иностранной литературы, где я тоже несколько раз продлевал билет. Сколько же я там время потратил на перевод с английского статьи Курокавы, посвященной волнам мощности, совсем не зная английского языка. В общем я, как истинный лох, рвался, хотел в щелочку красивой, интересной жизни заглянуть. И заглянул ведь, кажется.

     В столовой чудики любят посидеть долго, поговорить, особенно на политические темы. И на темы образования в России. Я уже выделил одного довольно молодого еврея, который часто сидит за первым столом в столовой, перед ним вода в полиэтиленовых бутылках. Под стулом у него мелькают дырявые носки, тем не менее, вид у него гордый.
     Другой чудик в запонках, все время поправляющий свои челюсти тоже пьет из двух полиэтиленовых бутылочек холодную и горячую воду, рассуждая и утверждая, что это мертвая и живая вода, и их нужно пить в определенной пропорции, как Менделеев мешал спирт и воду.

     Я привык к своему профессорскому залу. И сажусь часто на одно и то же место. Книг я не выписываю. А просто считаю на компе, работаю по дисеру. Это последний шанс, получить страховку на конец жизни. Сейчас мое жизненное положение очень шаткое. И потенциальная защита – хотя врят ли – но может стать моим спасительным кругом.

     В пол-восьмого во всех залах раздается долгий звонок. Это значит, пора дать отдохнуть и старушкам-персоналу. Мы становится в небольшую очередь сегодняшних посетителей РГБ, многие из которых излучают тихий кошачий запах. И они спешат к своим питомцам.