Госпожа тюрьмы, или слёзы минервы

Посвящается Роду…


М.В. ШВЕЦОВ

 ГОСПОЖА  ТЮРЬМЫ,
или  СЛЁЗЫ  МИНЕРВЫ 
(воспоминание о будущем)

Глядишь на тот берег, и кажется,
что будь я каторжным, то бежал
бы отсюда непременно,
несмотря ни на что.
А. Чехов.
 «Остров Сахалин»

ЧАСТЬ I

СОЦИО–ТИМИЧЕСКАЯ СТРУКТУРА ЛИЧНОСТИ 
И   ПРОБЛЕМА  ШИЗОФРЕНИИ (Ш).
ВЗГЛЯД  ПСИХОТЕРАПЕВТА


Понятие личности было введено в научный оборот как инструмент для теоретизирования о человеке. Но что такое личность, что это за  структура живого, отношения которой с природой и обществом являются типичными в такой степени, будто на неё можно навесить табличку: истероидная, шизоид-ная и т. д.? Что это – душа, разум, сознание или некая энергия?  К настояще-му времени известно много моделей личности. Среди их создателей великие имена. Но почти каждая новая модель переставала  быть живой и употреб-ляемой, как только заканчивался земной путь её автора, или иссякал (нередко искусственно подогреваемый) энтузиазм у её сторонников.
Некоторые представления о структуре личности находятся в широком научном обороте, а также удовлетворяют возрастающие практические инте-ресы. В многообразии воззрений проявляется не ограниченность их создате-лей, а относительность человеческого знания (читай: потребностей). Струк-тура личности в моём понимании проста как русская матрёшка, и почти лю-бой может узнать в ней житейскую почву.
 У каждого человека есть внутренний мир, не подверженный или мало поддающийся влиянию внешнего мира. Это – ядро (назовём его тимус), ко-торое есть наша  биологическая природа, значимая только тогда, когда пред-ставляет собой индивидуальность, - в отличие от бактериальной множест-венности (читай: ничтожности). Философ Шеллинг определял и саму жизнь (значит, и личность) как стремление к индивидуальности.
Тимус – это ядро, которое остаётся с человеком после его отдаления от общества в силу одиночества, тюремного заключения или заболевания. Это то, с чем человек рождается, - продукт генетически обусловленного содер-жания.
Появляющиеся на свет обречены жить среди себе подобных. С самого рождения формируется связь с обществом – невротическая или психопатиче-ская, вместе с ней и первый слой личности – невротический слой, – благода-ря чему окружающие знают: новый человек уже здесь, и родители, и предки должны расступиться…Первыми раздвигают свои ряды близкие родственни-ки. Молодое существо заявляет во всю мощь голоса о своей данности. Друго-го для общественной жизни не дано. Иной выбор порождает детский аутизм: душа ребёнка центрируется в его собственном мире, а окружающие лишь служат помехой в самонаблюдении (отсутствует или мало выражен невроти-ческий  слой, но возникает действительно патологический слой, назовём его аутический, или шизо-слой).
С годами у обычного ребёнка из благополучной и любящей полной се-мьи устанавливаются более адекватные условия контакта с окружающим ми-ром и людьми, да и старшее поколение, не только родственники, уже готовы расступаться. Молодёжь постепенно входит во взрослый мир, устанавливая полноправные деловые и взвешенные контакты с  неоднородным и могучим социумом (формируется следующий, социостремительный, или социабель-ный слой) личности. Отдельные же его представители (или даже группы) мо-гут проявлять агрессивность по отношению к новому индивиду, обоснованно или нет, грубо и даже античеловечно. Человек, подвергнутый неприятию или обструкции, вынужден сопротивляться (победить или проиграть), избегать контактов или вновь вернуться на болезненный путь взаимодействия с обще-ством через психопатии и неврозы. После определённого промежутка време-ни, когда индивид одерживает верх или над собой, или над обстоятельства-ми, он может вновь вернуться к здоровым контактам с обществом. В против-ном случае ему остаётся путь существования в слое неврозов и психопатий. В этот промежуток бытия (взаимодействие с социумом через болезнь) чело-век может пребывать до самой смерти. Но может сложиться ситуация, когда общество (в лице конкретных групп индивидов) будет рассматривать чьё-то существование даже на невротическом уровне как помеху для себя, или со-циум как носитель грубости и жестокости потеряет интерес для конкретного индивида. Такой человек постепенно может замкнуться в себе, и возникает шизофрения с общеизвестным клиническим течением как итог неудачного выхода «в люди» (разрастается обволакивающий ядро шизо-слой, который новорождённый когда-то проскочил, без задержки устремившись в невроти-ческое существование). Но это не «эндогенный процесс» и  не «эндогенный психоз», как принято утверждать в психиатрии: не можем же мы обвинять в недружелюбии людей, обстреливаемых со всех сторон и укрывающихся в крепости, за то, что они не ходят в гости к напавшим на них врагам!
 Шизофрения (Ш.) – это результат выпихивания индивида из социума (развитие ребёнка после незавершённого аборта, воспитание без родителей,  резервации, в том числе и для больных туберкулёзом, лепрой и пр.).
Представленная точка зрения на формирование личности находит под-тверждение в реальной жизни. Точнее будет сказать, сама жизнь подсказыва-ет существование такой структуры. Сегодня в сознании большинства людей общество не воспринимается родной мамкой. Но если социум всё-таки суще-ствует, этим мы обязаны нашим истерическим и истероидным проявлениям.
Девочки с детства кажутся более развитыми, чем мальчики, так как охотнее ищут чужого внимания. Им рекомендуется выходить замуж за муж-чину старше на 1-2 года. Смысл такой дискриминации не в том, что жених незрел в половом отношении в сравнении со своей одногодкой, а  в том, что женщина более умела в установлении социальных  контактов (читай: истеро-идна). Там, где сильной половине человечества требуется длительное время, лучшей его половине быстро удаётся наладить отношения с нужным челове-ком.
Сегодня на российских телеканалах часто демонстрируют рекламный сюжет о том, что император Великой Римской империи Конрад III с войском осадил один южно-немецкий город. И, якобы, во избежание ненужного кро-вопролития просил женщин покинуть город, забрав с собой необходимое. Те вышли из городских стен, неся на себе раненных в битве мужей… Хитёр им-ператор: ведь он знал, что без жён мужчинам легче умирать; но мудры и женщины, так как догадались, что Конрад III это знает…
Присутствие женщины вызывает желание защищаться. Истероидные проявления – это вызов мужчине и обществу, это перманентный жизненный порыв, прежде всего, и вовсе не то, что часто заслуживает  людского презре-ния.
В психиатрической литературе есть много данных, которые могут по-служить высказываемой гипотезе. Так, случаи семейной шизофрении, с од-ной стороны, указывают на роль микросоциума [1], с другой, психиатриче-ская парадигма считает это проявлением наследственных влияний. Извест-ный педагог и  психоаналитик, создатель онтопсихологии Антонио Менегет-ти писал [2]: «Возьмём две пары родителей, одна из которых больна раком, а другая туберкулёзом, и поменяем их детей, родившихся в один день. Каждая пара воспитывает ребёнка: через некоторое  время дети начинали приобре-тать признаки болезней  небиологических родителей. Я обнаружил, что при-ёмные дети также приобретают болезни воспитывающих их семей. Это, оче-видно, наносит удар по принципу наследственности, но я в своё время был ещё и директором детского приюта, и известные мне факты заставляют о многом задуматься». Роль общества проявляется и в том, что психически больные не принимаются на работу, сокращаются в первую очередь [3].
У больных параноидной и вялотекущей формами шизофрении, имев-ших низкий уровень социальной адаптации (преимущественно не работаю-щих и не учившихся) значительно чаще встречалась подверженность хрони-ческому алкоголизму и тяжёлым соматическим заболеваниям[4].
В рамках предлагаемой гипотезы хотелось бы коснуться роли алкого-лизации в развитии шизофрении. Известно, что употребление алкоголя под-ростками и взрослыми может играть адаптивную роль. И в этом проявляется истероидная потребность личности – заявить о себе, быть, как все (со всеми вместе), сделаться лидером. Но чрезмерная алкоголизация чаще приводит к неразрешимым конфликтам с социумом. Тогда «огненная вода» (или нарко-тические вещества) начинает выполнять другую волю подсознания – уйти от «непонятливого» или «холодного» общества в себя, чтобы забыться. Так мо-гут возникать причудливые сочетания алкоголизма и шизофрении. Специа-листы «ломают копья», доказывая друг другу преобладание в миксте либо шизофрении, либо алкоголизма. Если речь идёт о  желании пациента попра-вить здоровье, то точный диагноз остаётся, скорее, академическим занятием, а не терапевтической необходимостью. Когда же требуется экспертиза в ходе судебного разбирательства, тогда психиатр не может долго испытывать на прочность медицинские концепции: приходится делать суровый и нередко  далёкий от истины выбор.
На мой взгляд, злоупотребление алкоголем с целью забыться уже гово-рит о шизофрении. Но может ли юстиция (читай: общество) оправдать доб-рую половину преступлений?  Общество – это земной бог, и сегодня ему не-выгодно прислушаться к мнению В.П. Осипова о том, что дипсомания (за-пойное пьянство) – это проявление шизофрении [5]. Нелестно и судье или эксперту считать себя виновными в вынесении несправедливого вердикта, хотя … интересы для человечества всегда весят больше, чем истина. Неуже-ли навсегда?..
Современная психиатрия выделяет много форм шизофрении, всё труд-нее стаёт диагноз для понимания непосвящённого в таинство врачевания. Причины же заболевания остаются загадкой, которую особенно не пытаются разгадать – её надёжно бережёт концепция «эндогенного» происхождения шизофрении (однако известно, что академическая наука может успешно раз-виваться, если через 60-70 лет меняет свою главную парадигму). Психиатрия соглашаются с важной ролью туберкулёза в возникновении шизофрении, но акцентируют внимание на микобактерии как заразном начале или  патогене-тическом факторе, а  не на социальном положении больных туберкулёзом, которые методически изолируются от общества в силу «опасности» для ок-ружающих и содержания в специальных лечебных учреждениях. Среди за-ключённых тюрем много проявлений туберкулёза. А ведь это и есть изолиро-ванные и наказанные социумом индивиды.
С детства мы слышали о жестокости царских тюрем с их одиночными камерами, обитатели которых быстро сходили с ума. Что означает выраже-ние «сойти с ума» на языке обычных граждан, далёких от медицины? Не это ли простонародное обозначение шизофренического процесса? Конечно, есть очень крепкие индивиды, способные выдержать почти любые тяготы. Но это вовсе не мастера спорта, а те из числа людей, которые знают, для чего живут, и  которых кто-то или что-то очень ждёт на свободе. Истероидное желание явиться пред лицом света придаёт силы. Иным же при длительных сроках за-ключения уготован выбор между шизофренией, психосоматическими заболе-ваниями или изоляцией в полном разуме. Что лучше? Подсознание сделает верный выбор.
Русский философ И.А. Ильин в работе «О возрождении и обновлении России» вспоминает встречу на съезде криминалистов с человеком, который рассказал следующее: «Я психиатр по профессии, родом из России и работаю давно с дефективными обитателями тюрем. Я изучил их в Англии, в Испании и в Германии. Я беседую с ними так, как если бы я не принадлежал к тюрем-ному начальству, а приходил к ним как вольный гость и светский духовник. Я много наблюдал и немало пережил в этих беседах и мне не раз удавалось заглянуть в ожесточённые и действительно тёмные души. Среди этих людей есть множество несчастных, страдающих, внутренне раздвоенных душ, по-лушизофреников, которым иногда удаётся помочь».
У воспитывающихся в Доме ребёнка, лишённых нормального семейно-го очага детях [6] практически с рождения отмечаются нарушения контакта с окружающими, эмоциональная тусклость, индифферентность, пассивность, безучастность в сочетании с задержкой  развития речи и моторики, идентич-ные проявлениям психогенного аутизма. У детей, усыновлённых новыми ро-дителями, наблюдается резкое улучшение психического развития. Дети, ос-тающиеся в Доме ребёнка, проявляют признаки аутистического поведения, их нарушения носят стойкий характер и трудно отличимы от истинного ау-тизма. Готово ли сегодня российское общество (читай: государство) взять на себя ответственность за шизофрению его членов? Едва ли, но ведь в России сотни тысяч детей лишены родительского тепла! Поэтому предложенная ги-потеза возникновения шизофрении так и останется пока гипотезой.
Талантливая ученица Курта Левина Б.В. Зейгарник [7] приводит сведе-ния о том, что «он любил в своих лекциях ссылаться на феномен, который наблюдался у молодых правонарушителей, отбывающих наказание в трудо-вых лагерях. Некоторые юноши вели себя хорошо, им сокращали срок пре-бывания, но буквально за день-два до освобождения они совершали попытку к побегу. По мнению К. Левина, ожидаемая свобода была уже включена в «жизненное пространство» юношей, обладая побудительной валентностью, она становилась энергетической системой, которая действовала в данный момент. Будущее было представлено в виде  «вектора к свободе» в данный момент».
На мой взгляд, этот мифический «вектор к свободе» есть защитная ис-терическая реакция человека, находящегося в стеснённых условиях страха за своё существования, провоцирующих развитие шизофрении.
Но есть  ещё одна группа людей, которые в силу разных причин нрав-ственного или бедственного характера оказываются изолированными от об-щества. Вспомним старый лозунг – «церковь отделена от государства». Что это, как не политика, ведущая к гибели тех, кто не с большинством? И ведь погибли бы. Если бы иногда власть не вспоминала о том, что можно выгодно использовать и церковь. Истероидный порыв государства встречал истероид-ный порыв церкви – и снова жизнь, надежды, которые гонят прочь шизофре-нию. Известно, что бред, галлюцинации религиозного характера сопровож-дают многомесячное сидение в  тёмных монастырских кельях или пустынях. Они носят временный характер, если затворники готовятся к постижению ис-тины  и выходу на свет. И наоборот, станут постоянными, если возвращаться в общество уже нет ни сил, ни желания. Высказанные суждения могут быть кратко представлены следующим образом.
1. Шизофрения (Ш.) в большинстве своём не является жребием людей с определённой генетической программой. Утверждения о генетической предопределённости обрекают пациентов и врачей на пассивность.
2. Человек может страдать Ш., если к этому его подтолкнут усло-вия общественной жизни. Вместе с тем, само существование в дружественной индивиду среде есть условие для предупрежде-ния Ш. Силой, влекущей в сторону от этой болезни, являются истерические расстройства или истероидное поведение, кото-рое поддерживает удовлетворительное или гармоничное сосу-ществование в обществе - в отличие от затворничества.
3. Хроническая алкоголизация и тем более запойное пьянство с их галлюцинациями и утраченными иллюзиями способствуют «уходу» в Ш.  там, где общество не соответствовало ожидани-ям индивидов.

Представленные умозаключения являются гипотезой. Но у автора нет ощущения их абсолютной новизны. Уверен, что подобные мысли посещали многих психиатров и философов, не сумевших проникнуться почтением к незыблемым твердыням психиатрии. Но в доступной литературе отсутствуют указания на подобные идеи в концептуальном рассмотрении. Подчёркивая роль одиночества среди людей и изоляции в возникновении Ш., укажем и на позитивную роль социума в предотвращении этого страдания.
В заключение хотелось бы обратить внимание на то, что нормальный человек функционирует в общественной среде. Он живёт в соприкосновении с представителями противоположного пола. Семья – это и есть микросоциум, постоянно борющийся с шизофреническими уклонениями, а, значит, за про-должение здоровой человеческой жизни.
ЛИТЕРАТУРА
1. Гаращенко Е.Б., Кирьянова Н.И., Шивирёв Н.А. Психофизическое раз-витие у детей с повышенным риском заболевания по шизофрении// Тез. Докл. V съезда психиатров и наркологов Пермской области. – Пермь, 1994. – С. 13 – 15.
2. Менегетти А. Введение в онтопсихологию – Пермь: Хортон Лтд, 1993. – 64с.
3. Урюпин В.П. Роль социального фактора в реабилитации инвалидов с психическими заболеваниями// Тез. Докл. V съезда психиатров и нар-кологов Пермской области. – Пермь, 1994. – С. 34 – 35.
4. Сахно С.А. К вопросу изучения больных непрерывнотекущей шизоф-ренией по данным клинико-эпидемиологического обследования// Там же. – С. 32- 34.
5. Осипов В.П. / Цит. по: Виш И.М. Гипноз и внушение при алкоголизме. – Тамбов: Тамбовская правда, 1958. – 96с.
6. Просёлкова М.Е.. Козловская Г.В., Солоед К.В. Дизонтогенетические отклонения у детей-сирот раннего возраста// Тез. Докл. V съезда пси-хиатров и наркологов Пермской области. – Пермь, 1994. – С. 53-54.
7. Зейгарник Б.В. Теории личности в зарубежной психологии. – М. – Изд-во Московского ун-та, 1982. – 128с.



ЧАСТЬ II

МУДРОСТЬ ШИЗОФРЕНИИ –
ПРЕМУДРОСТЬ ПСИХИАТРИИ

Неопределенность является
профессиональным стилем ученых.
 Они постоянно говорят то так, то эдак.
 А врач должен быть выше науки.
***
Я забросил психиатрию из-за
недостаточной научной точности и
кажущегося средневекового догматизма.

Бернард Лоун, кардиолог,
лауреат Нобелевской премии


Прошло пятнадцать лет с тех пор, как были написаны эти немногочис-ленные и выстраданные страницы  первой части  публикации. Это было вре-мя ожидания, время забвения лечебной работой и время утерянных надежд. Надежд на то, что перестройка эпохи Горбачёва и начинающего врать Ель-цина (тоже, вероятно, «засланца» из врачебного сословия) способна поднять на служение истине не только потенциальных  пассионариев, но и способных внимать им.
НЕ  УЧИ  УЧЁНОГО…
Плодам моих наблюдений и размышлений было не суждено дожить до востребования. Я чувствовал, что мне не стать маршалом побед Жуковым (хотя он тоже, если верить Михаилу Задорнову и Виктору Суворову, был из коренных врачей). Тем не менее, все материалы были подготовлены и от-правлены в начале 1996 года в «Независимый  психиатрический журнал», ко-торый тогда сильно гордился тем, что старая идеология ему стала чужда. Это было время, когда у доктора не было денег на автобус, а уж на звонок в ре-дакцию – тем более.
Меж тем, заинтересовав местного профессора психиатрии  собствен-ным переводом с немецкого работ Блёйлера, получил от него обстоятельную рецензию на свою готовившуюся к публикации статью о возможных путях развития шизофрении (Ш). Кажется, он одобрял высказанные соображения, но чтобы они увидели свет, нужно было всё переделать. Постоянные перера-ботки и уточнения написанного в течение года сильно измотали меня. Я не понимал, зачем нужно тратить столько усилий на разъяснение простых ве-щей специалистам с максимальным стажем работы в психиатрии, если и не-которые профаны уже смекнули. Было неясно, почему не убеждает даже ус-тановление логической связи явлений, которой так поклоняются учёные. Ко-нечно, в головах специалистов шла борьба: чему служить – истине или своим интересам?
Нечто подобное, только более крупного масштаба, произошло в моей биографии позднее, когда я пытался доказать учёным акушерам-гинекологам, что предлагаемая методика психотерапии способна решить проблемы не только беременных, но и акушерства. К сожалению, время быть акушерству с человеческим лицом ещё не придёт и значительно позже опи-сываемых мною попыток подружиться с психиатрами. Пока же приходилось забыть об единоличной публикации даже в местном научном сборнике. Боги не дремали…
Есть у нас чудный специалист, любимый больными и врачами. Моё предложение ему «подковать» материалы под психиатрическую стать и быть соавтором оказалось отвергнутым. Оправданием ему, безусловно, могла быть и мысль о ненужности противостояния ради чужих идей.
Однако о публикации в Перми приходилось забыть совсем. «Независи-мый психиатрический журнал» молчал. Ни звука до сих пор. Верно, он не обязан говорить.
Конференция 1997 года в Московском  институте психотерапии свела меня с молодым, способным «альтернативщиком», решившим вовремя «рва-нуть» из психиатрии. Он знал все условности и проблемы психиатрии, и ему было предложено стать соавтором проблемной статьи. Мне было интересно его мышление; но, легко согласившись вначале, через год переписки он легко и отказался от своего слова. Стрелять в письмах остротами, не имея общей цели, едва ли имело для меня смысл…
 О публикации пришлось надолго забыть, тем более, что меня всё больше и больше захватывала работа с беременными женщинами. Всё гром-че и громче доносились до меня «стоны» из роддомов, и меня вовсе не успо-каивал штиль в моей любимой женской консультации.
Материалы моей неопубликованной статьи бесконечно перекладыва-лись с места на место в домашнем архиве, который непрестанно худел отто-го, что выбрасывались не принятые журналами наблюдения – в одних мес-тах, но полнели в других, где копились новые отказы. Чудом уцелел и этот самый неопубликованный манускрипт… Когда уже к началу миллениума женская консультация окончательно уснула, мне пришлось на цыпочках пе-ребраться в другую поликлинику, где, казалось, стены ходят ходуном. Но это только казалось.
Последние годы приходилось много читать и, прежде всего, художест-венной литературы, в которой удивляло обилие наблюдений, сходных с мои-ми: прежде всего шизофрения развивалась как следствие изоляции от людей. Вновь всколыхнулись забытые идеи. Настойчиво озадачивал маститых пси-хиатров, что им известно о шизофрении в тюрьмах, одиночных камерах и пр. Никто не знал об этом определённо. Нет и специальной литературы.
Кажется, наступал момент истины! Или гражданских психиатров в тюрьмы не пускают, или «на зоне» есть свои мастера «душевного» склада, которые не любят «сливать» информацию за ограждения – пиши любые ди-агнозы, делай любую статистику: «хозяин-барин»…
В наши дни уже и школьнику ясно, что обладающий властью узурпи-рует и право. Те же самые учёные поддерживают и власть, и юридическое право. Образ учёного сильно размыт… Вместе с тем, великие писатели и фи-лософы имеют дар заранее предупреждать о коррозии общества или профес-сии. Почти 100 лет назад Ромен Роллан  писал, что каста учёной «… интел-лигенции весьма вежливо снимает шляпу перед царящей в мире глупостью» («Очарованная душа»). Наш великий М.М. Пришвин замечал в дневниках: «На моём веку совершилась огромная перемена в сознании человека: в моё время ещё верили просто в науку, что человек овладевает законами природы себе на добро, и такое победное шествие человека как царя природы вперёд называлось прогрессом. В науке есть чары не меньшие, чем в искусстве, от-влекающие личность человека от конкретных условий добродетели (творче-ства добра), в том смысле, чтобы служить лучшему всех людей, как себе са-мому».
Любая деятельность учёных нуждается в контроле общества, особенно сегодня, когда появилась корпоративная мораль (в том числе в белых хала-тах), считающая себя выше общечеловеческих ценностей.
Ну, что ж, если учёных не интересовали наблюдения  специалиста, преследующего гуманистические цели в науке и практике врача, убедительно прошу их теперь не терять время на чтение последующих страниц. Они впрок не пойдут: не помогли же прозреть ни Роллан, ни Пришвин, ни Тол-стой и другие титаны. Где уж мне… Если всё же в среде учёных найдутся любители чужой откровенности, то хочу предупредить – ваши суждения ме-ня мало интересуют. Когда я понял, что с животрепещущими вопросами бы-тия надо обращаться не к академикам, а к самым простым людям, нашим скромным обывателям и обывательницам, тогда мне и захотелось снова за-няться, казалось бы, оставленной навсегда темой. Последние годы только подтвердили наблюдения прошлых лет.
Сегодня меня заботит отсутствие общественного мнения, без которого Россия легко может усилиями учёных превратиться или в пустыню, или в концлагерь, или в перевалочную базу человекоподобных головастиков (для межпланетных перелётов). Поэтому, вероятно, если эти заметки и прочтут сегодняшние обывательницы, то поймут, скорее, завтрашние. Это хорошо… Учёные, ставящие главной своей  задачей описание произошедшего события или случая и не умеющие смотреть в будущее (таковых всегда большинство) не поймут никогда. Тем и отличаются современные учёные (не только в Рос-сии) от обывателей, что не хотят и не могут предвидеть.
Как никогда папа Римский не уступит свой трон Христу, так и акаде-микам лучше отсиживаться в кресле, чем поклоняться Истине. Намного ра-нее моего подобное изумление испытал Омар Хайам, сказав:
«Когда я был молод, я часто посещал
Учёных и святых и слышал их споры
О смысле жизни. Но всегда
Выходил той же дверью,
Которой входил к ним»
Поэтому мой запал обращён к простым гражданам и читателям. К вам же обращались мыслители, с которыми вы встретитесь на виртуальных стра-ницах этой  публикации. Значит, их сильно волновало происходящее с чело-веком. Но учёные упорно делают и делали вид, что всё под их  бдительным контролем, а писатели им не указ. И ещё десятилетиями рискуют остаться невостребованными мысли Л. Толстого о том, что способом познания мира может служить и само искусство, плоды которого часто-часто остаются без семян, потому что падают в снег, а если уж и воздействуют – то на подсозна-ние человека, которое может долго укрывать их до прорастания в сознание.
Но продолжим следование основной цели наших заметок с самого по-следнего события, которое и привело к пониманию того, что затянувшаяся пауза в общении с вдумчивым  читателем не может быть полезна вечно.
Однажды букинист подарил мне набор книжек шестидесятых годов. Не сразу притянулась рука к одной из них. Для этого почему-то надо было дождаться поездки в Иркутск весной 2010 года. А вот когда я открыл её, то понял, чего мне не хватало все последние годы. Это было произведение Бориса Дьякова «Повесть о пережитом» (М.: Сов. Россия, 1966. – 264с.) Удивляло, что автор был мне незнаком, как и то, зачем власти времён Брежнева были нужны рас-тиражированные мастерским описанием преступления советского режима. Это книга о врачах и их пациентах за колючей проволокой, о том, как среди бесправных и униженных людей получает право прописки гражданка Ши-зофрения (или госпожа?). Б. Дьяков методически, почти назидательно опи-сывает возникновение и размножение шизофрении на благоприятной лагер-ной почве, как среди оклеветанных и вытесненных за край общества заклю-чённых, так и среди их притеснителей и опекунов. Ах, как здорово он рисует клиническую картину Ш. Вот бы психиатрам почитать! Да, и читали ведь, и гораздо раньше меня, но почему-то их мнение слышала только маленькая со-ветская кухонька. Обратимся же, наконец, к плодоносящим мыслям великих, жертвенных и страстных наблюдателей жизни, которые, несмотря ни на что, увидели свет… Но это был только свет снежной пустыни, а до вспаханного усилиями весны чернозёма было не близко. Ну, так вспашем же!
Ещё когда-то бедный Робинзон Крузо поведал о своих иллюзиях и гал-люцинациях, возникающих в изоляции на диком острове при отсутствии ин-формации: « Это напомнило мне первый день моего пребывания на острове. Точно так же я сидел тогда на берегу, дико озираясь кругом, и тоже считал себя погибшим. Я был уверен тогда, что меня растерзают хищные звери, вскарабкался на дерево и провёл там всю ночь. Вообще нет таких ужасов, ко-торые не мерещились бы мне в первое время. А между тем как безмятежно прожил я все эти годы! Но ничего этого я тогда не предвидел» (Дефо Д. Жизнь и удивительные приключения морехода Робинзона Крузо: Ро-ман/Переск. К. Чуковского. – Л.: Дет. лит, 1987. – 224с.)
Многие из нас слышали предания и народные сказания о страшных психических последствиях в судьбе людей, перенёсших неожиданную поте-рю родных и любимых. Вот и наша героическая женщина недалёкого про-шлого Дурова Н.А. писала: «С. 385. Все женщины в сопровождении своих мужей, братьев, сыновей пошли толпою в лес, нашли бедную Зеилу, всё в одном положении, стенающую и обтирающую волосами кровь с лица и голо-вы своего Дукмора. Горько плача, взяли они её на руки и понесли домой; она не делала никакого сопротивления и только стонала. Мужчины подняли тело Дукмора, донесли до рощи и там похоронили, недалеко от ключа.
  А другой день Зеила пришла в совершенное расслабление; она не стонала более, лежала без движения и без всякого признака жизни, исключая чуть приметное  дыхание. После трёх недель шептанья, колдованья и невнятного бормотанья всех деревенских шаманов и шаманок, с утра до вечера дежу-ривших у нар Зеилы, юная черемиска возвратилась к жизни, но рассудок её навсегда расстроился; она осталась сумасшедшею» (Избранные сочинения кавалерист-девицы. – М.: Московский рабочий, 1983. – 479с)
 Не так давно вся планета задрожала от грозного пожара в Перми в  од-ном из ночных клубов. Сто пятьдесят погибших. Около тысячи несчастных родственников. Среди них те, кто потерял единственного ребёнка или роди-теля. Говорят, психотерапевты  и психологи были тогда на высоте. Но прой-дёт несколько лет, и части, особенно одиноких людей, должны будут оказы-вать помощь уже психиатры.
Кажется, психиатрия не готова к такому сценарию, и предпочитает вместо терапевтического осмысления методы работы «скорой помощи». Из-вестный психоаналитик Эрих Фромм в середине прошлого века заключал: «Самые прекрасные, как и самые уродливые наклонности человека не выте-кают из фиксированной, биологически обусловленной человеческой приро-ды. А возникают в результате социального прогресса формирования лично-сти… Чувство полного одиночества ведёт к психическому разрушению, так же как физический голод – к смерти». (Фромм Эрих. Бегство от свободы. – М.: Прогресс, 1990. – 272с.).
Другие, хорошо известные и в России психоаналитики, писали:
 «Особый интерес в данном подходе связан с моментом, когда взрослый ре-бёнок покидает родительский дом (Haley, 1980). Считается, что часто прояв-ляющиеся в данной фазе серьёзные патологические феномены (шизофрения, преступность, наркомания и т. д.) являются продуктом тех трудностей, с ко-торыми человек сталкивается в момент, который он считает завершённым этапом в определённом цикле своего существования. Таким образом, все традиционные диагностические категории, рассматриваемые в контексте се-мейной ситуации индивида, находят новое определение в терминах трудно-стей перехода от одной фазы жизненного цикла к другой». (Нардонэ Дж., Вацлавик П. Искусство быстрых изменений: краткосрочная стратегическая терапия: пер. с ит. – М.: Изд-во Института психотерапии, 2006. – 192с.)
А что же у высокоорганизованных животных? Или учёные могут толь-ко гордиться общими корнями жизни, а общие страдания к делу не относят-ся? Интересны наблюдения великого естествоиспытателя современности Жака Ива Кусто: «Некоторые дельфины, оказавшись в одиночестве, не вы-держивали тоски и либо тонули, либо кончали жизнь самоубийством, ударя-ясь с разгона головой о стену. Если же в бассейне было одновременно два-три пленника, они быстро осваивались и, попостившись дней пять-шесть, на-чинали принимать пищу. Ели они только свежие сардины – самую дорогую рыбу на рынке» (Кусто Ж.-И., Дюма Ф. В мире безмолвия. /Пер. с англ. – М.: Мысль, 1975. – с. 6 – 153.).
Вот наблюдения другого исследователя морских млекопитающих: «Попыток поймать белокрылую морскую свинью почти не предпринималось, а сообщений об успешном содержании в неволе хотя одного экземпляра не было вовсе. По всей видимости, эти животные хуже всех других переносят так называемый «шок пленения». Только один раз ловцам «Тихоокеанского Мэрилэнда» удалось живым доставить пойманного дола в океанариум. По пути он неистово бился о стенки контейнера и умер на  следующий день… Долл прожил у нас 26 дней, а затем внезапно, за полдня, ослабел и умер.  Как выяснилось, от обширного внутреннего кровоизлияния, вызванного, по-видимому, стрессом пленения». (Вуд Ф.Г. Морские млекопитающие и чело-век. – Л.: Гидрометеоиздат, 1979. – 264с.)
При чём же здесь самоубийства?
Когда-то ещё в советские времена  институтские психиатры-наставники молодёжи, если поднимали этот вопрос перед студентами, могли делать и такие не слишком понятные намёки: самоубийство отражает скры-тую шизофрению. Было неясно: зачем вообще надо намекать, разве наука  не знает всё наверняка? Миф о всеведении науки был тогда в ходу. В годы пере-стройки стал виден смысл былых намёков: если человека незаслуженно ок-леветали и бросили по приговору какой-нибудь «тройки» в тюрьму (нередко вместе с малолетними детьми), подвергли  жестоким многолетним издева-тельствам, то акты самоубийства среди них (для отчёта перед вышестоящими начальниками, да на всякий случай перед «любопытными» родственниками и неугомонной молвой) вполне могли быть приписаны последствиям прогрес-сивного злокачественного развития скрытой шизофрении.
Но от чего же так быстро развилась самоубийственная Ш., не от изоля-ции ли? Ведь и растения без света, в темноте и холоде камеры погибнут, и дельфин предпочтёт смерть одиночеству, а человек, самое общественное жи-вотное, будет безмятежно переваривать тюремную баланду? А если и жевать в насильственной изоляции нечего?
Вот ещё отрывок из тех же записок Н.А. Дуровой: «Продолжительные несчастия, укоры совести в убийстве, хотя и не умышленном, но всё убийст-ве, и …безнадёжная любовь к дочери Павлищева сделали несчастному Дре-вичу жизнь его ненавистною! Недели через две после сентенции он застре-лился; его нашли в саду на плаще с разлетевшеюся на части головою: близ него лежал карабин».
Изоляция от объекта любви и человеческих устремлений  и есть глав-ная причина развития Ш. Поэтому насильственное отделение человека от общества (по велению закона или без оного) есть форма замедленного убий-ства. И не суть важно, что подсознательное в человеке выберет для прекра-щения страданий – инфаркт, туберкулёз или Ш. Точнее, Ш. выберет челове-ка. Ведь никто не сказал, что мучиться на земле надо вечно – это удел греш-ников в аду. А земной мученик ждёт избавления в раю.
Становится понятным, что добровольный уход из жизни обитателя страны Советов, объявленной столпами государства земным раем, был анти-государственным по сути. Этого власть не могла допустить. Значит, само-убийство следовало считать патологическим актом. И психиатрическая наука приподняла шляпу перед властью. С ней так случалось нередко. Если Совет-ская власть объявляла неврастению проявлением загнивающего буржуазного общества, то в отчётах такая болезнь или не отражалась, или цифры прироста заболеваемости стремились к нулю. Сегодняшние власти тоже не сильно знают, как относиться к неврастении. На всякий случай года три-четыре на-зад в практическое здравоохранение пришло распоряжение уменьшать про-цент выявления неврастении (читай по-научному: ввести более жёсткие кри-терии диагностики). Так в медицине всегда – с заболеваемостью борются и методами статистической  науки.
Заглянем в записки родной сестры известного советского режиссёра (Тарковская Марина. Осколки зеркала. – М.: Вагриус, 2006. – 416с.). Там есть и для нашего повествования вполне доказательные суждения. Вот письмо их родственника, Александра Карловича Тарковского, из тюрьмы,  писателю Виктору Гюго.
«…Господин  Гюго! Знакомо ли Вам душевное состояние заключённо-го, который долгие годы  находится в одиночестве?...Знакома ли Вам эта пытка?...
Вы в своей «Истории одного преступления» описали тюрьму Мазас. Вы представили нам её внешнюю картину, но не дали психологического иссле-дования жизни заключённых в одиночных камерах. Позвольте мне Вам пред-ложить слабый набросок этого ужасного положения.
Впервые я вошёл в тюрьму вечером. От одного только вида этого мрачного здания у меня сжалось сердце от страха и тоски…Щёлкнул ключ в замке, и я остался один…Сначала я впал в оцепенение, которое затем перешло в ужас. Звук замка вызвал во всём моём существе живую боль, ужасную тоску и бес-помощность, похожую на состояние человека, которого ведут на эшафот. В этот миг я понял, что для меня всё кончилось, что жизни нет, что впереди только бесцельное существование, медленное угасание… Я почувствовал, что перестал жить, что я – труп, у которого, к несчастью, есть чувства живого человека.
Одно из первых занятий заключённого – это чтение надписей, которыми ис-пещрены стены камеры, несмотря на тщетные старания надзирателей их сте-реть…Но вот все надписи прочитаны и изучены. Что делать? Писать? Но иметь бумагу и чернила строжайше запрещено. Читать? Но мне не разреша-ется получать книги из личной библиотеки, а в одесской тюрьме их совер-шенно нет….Однако узник изобретателен. О радость! Можно занять себя ча-са на два-три часа. Спички – вот средство для развлечения. Мои восторги бесконечны. Я высыпаю спички и начинаю их считать и пересчитывать по-русски, по-французски, по-немецки. Затем я складываю из них разнообраз-ные фигуры. Наконец спички сочтены, все фигуры сложены. Тогда я начи-наю изучать математику. С отвращением рисую квадраты, кубы, пишу фор-мулы…Наконец мне наскучили и спички, и надписи…, и математика. Тогда я начинаю ходить из угла в угол – час, два, три, пока у меня не начинают бо-леть ноги. Я ложусь, но тотчас снова начинаю ходить из угла в угол, вновь ложусь…Ужасная бездеятельность! Мне кажется, что я хотел бы оказаться в положении пусть худшем, но не таком однообразном. И я начинаю мечтать о Сибири. Там есть люди, здесь – полная изоляция.
Вообразите себе! Моя мечта – это Сибирь!!! Это однообразное бездействие убивает тело, разрушает душу человека и толкает его к безумию и к само-убийству, и подобные случаи не так уж редки. В этом положении я чувствую, что разрушаюсь и морально и физически. Одиночество невыносимо! Я хотел бы говорить, общаться с людьми, даже с уголовниками моей тюрьмы. Но это невозможно, я этого лишён.
Многие часы я слышу только звуки моего собственного голоса, потому что уже давно привык громко разговаривать сам с собой… Быть всегда одному, без человеческого общения, без чтения, без письма, без какого-либо занятия или развлечения, испытывать угнетающую изолированность – всё это для интеллигентного человека пытка, которую можно понять, только испытав её лично…Знаете ли Вы, что такое жажда жизни? Знаете ли Вы, что существо-вание человека превращается не в пытку, а в кошмар, если он не может её удовлетворить? Кажется, что не только моё существо, но и стены, мебель, сама тюрьма, всё вокруг меня повторяет: «Жить, жить, жить». Я сержусь, нет, я прихожу в ярость, я трясу решётку, я кусаю подушку, и я слышу толь-ко одно слово: «Жить, жить, жить». И очаровательные картины возможного счастья рисуются передо мной и прибавляют только горя к моему существо-ванию, и я думаю о самоубийстве…
Ваш читатель и поклонник Александр Карлович Тарковский.
18 февраля 1855. Россия. Одесса, Одесская тюрьма».
Вернёмся к книге воспоминаний сестры инакомыслящего кинорежис-сёра Андрея Тарковского. Вот  выдержка из его письма отцу:
 «…Когда на выставку Маяковского в связи с его двадцатилетней работой почти никто из его коллег не захотел придти, поэт воспринял это как жесто-чайший и несправедливый удар, и многие литературоведы считают это собы-тие одной из главных причин, по которой он застрелился. Когда же у меня был 50-летний юбилей, не было не только выставки, не было даже объявле-ния и поздравления в нашем кинематографическом журнале, что делается всегда и с каждым членом Союза кинематографистов…»
 Вот так сильное чувство одиночества толкнула химерического поэта на самоубийство. Так кинематографическая общественность пыталась по подсказке властей заставить режиссёра свести счёты с жизнью.
Давайте ещё покопаемся в литературе, там есть много ценных идей. Беда, что литературная критика, обласканная властью, многие из них утопи-ла, как и их носителей, обозвав мелкими и недостойными внимания неких подлинных ценителей их произведений – чтобы изолировать от важного зна-ния потомков, всегда потенциально способных сбросить старых кумиров (хо-тя бы потому, что их не успели приласкать). Вот выдержки из произведения известнейшего писателя девятнадцатого века Данилевского Гр. («Миро-вич».– Ташкент: Объед. Изд-во ЦК Компартии Узбекистана, 1965. – 816с.)
В нём говорится и об укрываемом в крепости от людей и властей подлинном наследнике престола Иване:
«Стр. 91. Пристав Миллер неотлучно находился при Иванушке, чтоб он в двери не ушёл, либо от резвости в окно не выскочил. Высокая деревянная ог-рада окружала двор, церковь, пруд и дома, где поселились несчастные. Воро-та постоянно были заперты тяжёлыми замками. В таком уединении, унынии и скуке пристав Миллер, как и капитан Чёртов, тоже было тронулся умом. Ему разрешили выписать и поместить с собой жену, но с тем, чтоб и она, блюдя секрет, в принцевых комнатах неисходна была…
Стр. 119.
- Как не быть зверем, коли выведут из терпения, - сказал Чурмантеев, - взба-ламутит его какая прижимка – зовёт всех еретиками, шептунами, сам плачет, говорит немо, невнятно так от смуты косноязычит, что и привычным не в си-лу его разуметь.
Стр. 122.
- Я не тот, за кого…Душно! – проговорил узник. – Повидать бы небуш-ко…зелень тоже…походить бы на земле, по цветам! От всего за то, всё от-дам…Я их прошу, а они …подло…
Стр. 137.
-Мою любимую супругу, - улыбнулся император [Павел I], - я постригу в мо-нахини, как сделал мой дед, великий Пётр, с первой денною, - пусть молится и кается! И посажу с сыном в Шлиссельбург, в тот самый дом, который для принца Ивана велел построить…Ну? Что ты скажешь? И дом тот будет им похоронный катафалк.
Стр. 155. Арестант силился взломать ржавую оконную решётку и до крови резал себе руки.
 Нет спасения, нет воли…Почернелая, закапанная воском книга разогнута на столе. Слабый утренний свет скользит по ней, и кропят её горькие, жгучие слёзы. Иванушка читает, но нет смысла и отрады в прочитанном. Стены глу-хи и немы, как могила. Кругом тишина…
-Не лев я – жалкая мошка, комар! А там, за стеной …тепло, воздух, люди и она… Ха-ха!.. звери, убийцы! звери… Дикий хохот, будя утреннюю тишину, нёсся из тёмного окна узника.
Стр. 158.
- А теперь он что? Телепень, бабий баловень, и только…
Вот так Г. Данилевский описывает шизофренический бред заключён-ного. А не шизофрения ли императора Павла I (отторгнутого своей матерью) и есть причина его насильственной смерти? Как иначе укротить сумасшед-шую власть?
Ещё одно хорошо упрятанное от потомков и фактически забытое имя. Речь о Фаддее Булгарине, блестящем и честном литераторе, сумевшем пере-жить клевету и хулу.  Есть у него роман «Мазепа». Красота прозаического стиля, правдивость и гибкость изображения человеческих чувств, поступков, достоверные свидетельства отношений Польши, Украины и России позволя-ют мне отдать предпочтение именно этому произведению в сравнении с од-ноимённой поэмой Пушкина. Там есть и касающиеся затронутой темы места: «
- В нём душа железная!
- А мы смягчим это железо в огне! – возразил Мазепа. – Ты знаешь, старый приятель, что душа столько же зависит от тела, как тело от души. Крепкое тело сначала изнурим мы постом и оковами, а твёрдую душу мраком и уеди-нением. Верь мне, что самый твёрдый, самый мужественный человек, при свете солнца, и даже готов выдержать жесточайшую пытку в крепости сил телесных, что этот самый  человек, лишённый пищи, движения, света и воз-духа, непременно упадает духом, по прошествии некоторого времени…Ведь тюрьма именно для этого и выдумана умными людьми».
А теперь попробуем взглянуть на проблему Ш. с театральной сцены. Власти всегда контролировали лицедеев из своих лож – ведь со сцены может прозвучать призыв преодолеть глупость, чинопочитание и трусость. Сцена может превратиться в общественный протест, она может сделать незаметное для профанов зримым. Сегодня театр переживает кризис по всей стране…
Вот уже добрых 20 лет со сцен звучат какие-то иностранные хохмы, а те, кто так и не научился играть, вдруг запели и затанцевали. Похоже, театр существует не для народа, а для порока (как в средневековье) и в угоду вла-стям. И тысячи детей уже  преждевременно научились угождать денежному мешку, а не истине. Много ли сегодня мест, где дети могут увидеть сказки Е. Шварца?
Как они хороши, как доступны для исполнения даже самодеятельными коллективами, в которых ребёнок и научится любить истину. Его пьесы про-сты, а старые добрые идеи не нуждаются для усвоения в перепашке челове-ческой целины. Вся  Советская страна была и без него распахана. Идеи дра-матурга  легко могли достигнуть человеческих сердец. А как сегодня живёт его знаменитая сказка «Тень»? В забытьи, не будучи запрещённой. Поэтому здесь и придётся вспомнить полезные для повествования места из его когда-то популярной «Тени». Эта пьеса с успехом шла в Ленинградском театре ко-медии и на многих других сценах.
Выберем лишь те места, которые пригодятся для основной идеи данной работы. Так, облачившаяся в тогу власти Тень учёного говорит своему быв-шему хозяину:
«Слушай, ничтожный человек. Завтра же я отдам ряд приказов – и ты ока-жешься один против целого мира. Друзья с отвращением отвернутся от тебя. Враги будут смеяться над тобой. И ты приползёшь ко мне и попросишь по-щады».
Вот он ключевой момент: власть сама запускает в инакомыслящих процесс развития Ш., угрожая или подвергая изоляции. А дальше –  как по нотам:
«Аннунциата. Ах, это такое несчастье! Мы переехали во дворец, и папа при-казал лакеям не выпускать меня. Я даже письма не могу послать господину учёному. А он думает, наверное, что и я отвернулась от него. Цезарь Борд-жиа каждый день уничтожает его в газете, папа читает и облизывается, а я читаю и чуть не плачу… Вы знаете что-нибудь о господине учёном, судары-ня?
Юлия. Да. Мои друзья министры рассказывают мне всё. Христиан-Теодор очутился в полном одиночестве». И далее:
«Министр финансов. Что учёный может сделать?
Первый министр. Ничего. Он одинок и бессилен. Но эти честные, наивные люди иногда поступают так неожиданно!» А вот и финиш:
«Первый министр. Довольно! Мне всё ясно! Этот учёный - сумасшедший! И болезнь его заразительна».
Сказочник публично расписал главнее этапы развития Ш. Но разве сказки служат уроком для психиатрии? Наш выдающийся мыслитель Павел Флоренский отмечал, что жизнь всегда тащила за собой упирающуюся науку («Столп и утверждение истины»). И это тем более верно сегодня, когда мно-жество называющих себя учёными людей существуют вовсе не для того, чтобы свои достижения возлагать к стопам богини мудрости. Наука стала ро-дом бизнеса, и, как говорится: «ничего личного». При таком подходе ждать от неё открытий едва ли нужно. Как ни странно, больше всего на бизнес-проект  стали походить докторские диссертации. И можно ли сегодня где-то получить такой отзыв о работе, которого удостоился сто лет назад наш вели-кий хирург (ещё задолго до своего мученичества) Войно-Ясенецкий от про-фессора Мартынова: «Мы привыкли к тому, что докторские диссертации пишутся обычно на заданную тему с целью получения высших назначений по службе и научная ценность их невелика. Но когда я читал вашу книгу, то получил впечатление пения птицы, которая не может не петь, и высоко оце-нил ее» (Войно-Ясенецкий Святитель Лука Крымский «Я полюбил страда-ние». – М., 2004. – 208 с.).
БЕРНАРД  ШОУ  ВОВСЕ  НЕ ЮМОРИСТ
У сегодняшних докторантов море таланта и энергии уходит на дости-жение цели, и совсем не  остаётся ни того, ни другого на то, чтобы проявить себя на посту то ли заведующего кафедрой, то ли практического врача. Ведь последние могут быть более полезными в лечении, так как не теряли годы на статистические расчёты и «притягивание за уши» (часто, в противоположную от истины сторону) уже давно известных фактов. Болезнь нашего времени – бедность населения и извращения богатства. И врач в основной своей массе в первой части этой суммы пороков существования. Приходит на ум высказы-вание Бернарда Шоу: «Никто так не опасен, как нищий врач, - даже нищий работодатель, даже нищий  домовладелец».
Не объясняет ли это всё происходящее со здравоохранением сегодня в России? Но тогда и будущее страны под вопросом…
В пьесе Б. Шоу («Врач перед дилеммой»), практически не знакомой подавляющей части докторов и учёных, находим: «Никто не предполагает, что врачи менее добродетельны, чем судьи, и однако судья, жалованье и ре-путация которого зависят от того, в чью пользу он вынесет приговор – истца или ответчика, обвинителя или подсудимого, -  заслуживает столь же мало доверия, что и генерал, подкупленный противником». И далее: «Рядовые врачи – не в большей степени учёные, чем их портные, или, если хотите, на-оборот, их портные не в меньшей степени учёные, чем они. Врачевание – ис-кусство, а не наука; любой специалист, интересующийся наукой настолько, чтобы выписать себе один из научных журналов и следить за научной лите-ратурой и развитием науки, разбирается в ней гораздо больше, чем врачи (вероятно, даже большинство врачей), которые вовсе ею не интересуются и практикуют только ради заработка. Врачевание – это даже не искусство со-хранять людей здоровыми (никакой врач лучше, чем его собственная бабуш-ка или соседская знахарка, не посоветует, что вам есть), это искусство зале-чивать болезни».
Великий Шоу показывает не только путь подлинного целителя («Ис-тинного врача вдохновляет ненависть к болезни вообще и божественная не-терпимость к любой бессмысленной затрате жизненных сил»), но и добавля-ет доказательств в высказанную ещё пятнадцать лет назад гипотезу:
«Риджен. Помните, что туберкулёз – заразная болезнь. Надеюсь, вы прини-маете все меры предосторожности?
Миссис Дюбеда. Разве об этом можно забыть? В гостиницах нас сторонятся, как прокажённых».  (Шоу Бернард. Врач перед дилеммой. – Ленинград: Ис-кусство, 1979. – Полное собрание пьес в 6 Т.Т. – Т. 3. – С. 157 – 284).
Пусть пьесы и сказки пригодятся для тех, кто далёк от науки. Ведь для простых людей  и сказы сказываются…
Режиссёр старой (собственной) школы В.И. Немирович-Данченко зна-ком немногим как драматург, но написал несколько пьес, одна из которых нас будет интересовать в большей степени («Цена жизни»).
Начинается пьеса с известия о самоубийстве молодого образованного человека. Одно из главных действующих лиц, г-н Солончаков (специалист, претендующий на издание собственного научного журнала), вероятно, выра-жая настроения самого  автора пьесы, говорит: «… если бы я вздумал читать по этому поводу лекцию, то читал бы не для тех, кто решил покончить  с со-бой, а, наоборот, для тех, кто любит жизнь, хотя и не знает её цены….Я гово-рил бы  о том идеальном обществе, в котором  фундаментом всей жизни бы-ла бы симпатия человека к человеку. О таком обществе, где никто не мог бы чувствовать себя одиноким и покинутым, потому что одинокость самая сильная отрава духа. Она создаёт и тоску и так называемое жизневраждебное миросозерцание, или пессимизм…Припомните всех ваших знакомых – про-фессоров, учителей, адвокатов, служащих, – все прекрасно знают, что такое долг, обязанности, любовь к ближнему. И, однако, число самоубийств – фак-тических или нравственных – нисколько не уменьшается». И заключает позднее: «Из этого следует, что внутренней связи между людьми всё-таки нет или очень мало, - той связи, которая избавила бы несчастного от его печаль-ного одиночества. Из этого следует, что долг, обязанности и любовь к ближ-нему в нашем обществе не что иное, как – мы называем на философском языке – школьная мораль. И как всякая мораль, заученная теоретически, яв-ляется безжизненным формализмом…. Не мораль, не теоретический разум, а чувство должно учить нас с вами, все эти понятия только тогда приобретут жизнь и силу, когда источником их явится искреннее чувство, нечто пережи-тое, а не школьная мораль».
Известный всем король Лир, вынужденный при жизни поделить свои владения и богатство между дочерями, сходит с ума в одиночестве, обману-тый и брошенный ими же: «Он ранен так, что виден мозг». Впадает в тяжё-лое душевное расстройство и король Эрик, свергнутый с трона, лишённый семьи и заключённый в тюрьму («Эрик XIV» А. Стриндберг).
От одиночества среди людей до самоубийства вовсе не длинный путь. Современное телевидение и прочие СМИ делают его ещё короче. Недавние исторические события тоже добавляют воду на  мельницу высказываемой гипотезы. Когда боевые действия во время гражданской войны в бывшей Югославии поутихли, вновь стали расти в числе случаи добровольного ухода из жизни. Развал СССР (потеря политической ориентации, дезинтеграция больничного ухода, кризис экологических систем, разрыв родственных свя-зей) стимулировал увеличение количества самоубийств в свободных респуб-ликах (Гундаров И.А. Пробуждение: пути преодоления демографической ка-тастрофы в России. – М., 2001. – 352 с.).
Франсуа Мориак отмечал: «Писатель – это прежде всего такой человек, который не смиряется с одиночеством…Литературное произведение – всегда глас вопиющего в пустыне, голубь, выпущенный на простор с посланием, привязанным к лапке, запечатанная бутылка, брошенная в море». А если пи-сателя загнали на каторгу, в тюрьму, в лагеря? Значит, в стране появятся до-полнительные случаи возникновения шизофрении. А что писатели сами ду-мали о каторге?
Пора обратиться к Ф.М. Достоевскому («Записки из Мёртвого дома»). Цитирую: «В преступнике же острог и самая усиленная каторжная работа развивают только ненависть. Жажду запрещённых наслаждений и страшное легкомыслие. Но я твёрдо уверен, что знаменитая келейная система достига-ет только ложной, обманчивой, наружной цели. Она высасывает жизненный сок из человека, энервирует его душу, ослабляет её, пугает её и потом нрав-ственно иссохшую мумию, полусумасшедшего представляет как образец исправления и раскаяния (выделено мною).
Только в остроге я слышал рассказы о самых страшных, о самых неестест-венных поступках, о самых чудовищных убийствах, рассказанные с самым неудержимым, с самым детски весёлым смехом».
Есть ещё находка: «Тягость и каторжность этой работы не столько в труд-ности и беспрерывности её, сколько в том, что она – принуждённая, обяза-тельная, из-под палки.
Мне пришло раз на мысль, что если б захотели вполне раздавить, уничтожить человека, наказать его самым ужасным наказанием,  так что самый страшный убийца содрогнулся бы этого наказания и пугался его заранее, то стоило бы только придать работе характер совершенной, полнейшей бесполезности и бессмыслицы.
Каторжный работник иногда даже увлекается ею, хочет сработать её ловчее, спорее, лучше. Но если б заставить его, например, переливать воду из одного ушата в другой, а из другого в первый, толочь песок, перетаскивать кучу земли с одного места на другое и обратно, - я думаю, арестант удавился бы через несколько дней или наделал бы тысячу преступлений, чтоб хоть уме-реть, да выйти из такого унижения, стыда и муки».
«На мои глаза, во всё время моей острожной жизни, А-в стал и был каким-то куском мяса, с зубами и с желудком, и с неутолимой  жаждой наигрубейших, самых зверских телесных наслаждений, а за удовлетворение самого малей-шего и прихотливейшего из этих наслаждений он способен был хладнокров-нейшим образом убить, зарезать, словом на всё, лишь бы спрятаны были концы в воду. Я ничего не преувеличиваю; я узнал хорошо А-ва. Это был пример, до чего могла дойти одна телесная сторона человека, не сдержанная внутренно никакой  нормой, никакой законностью….
Удивляются иногда начальники, что вот какой-нибудь арестант жил себе несколько лет смирно, примерно, даже десяточным его сделали за по-хвальное поведение. И вдруг решительно ни с того ни с сего, - точно бес в него влез, - зашалил, накутил, набуянил, а иногда даже просто на уголовное преступление рискнул: или на явную непочтительность перед высшим на-чальством, или убил кого-нибудь, или изнасиловал и пр. Смотрят на него и удивляются».
Повод для удивления может дать и благородное происхождение чело-века, оказавшегося на каторге. Нередко его чаша оказывается горше, так как «госпожа тюрьмы» уже тут: «Человек образованный, подвергающийся по за-конам одинаковому наказанию с простолюдином, теряет часто несравненно больше его. Он должен задавить в себе все свои потребности, все привычки; перейти в среду для него недостаточную, должен приучиться дышать не тем воздухом…Это – рыба, вытащенная из воды на песок… И часто для всех одинаковое по закону наказание обращается для него вдесятеро мучитель-нейшее. Это истина… даже если б дело касалось одних материальных при-вычек, которыми надо пожертвовать…Всякий из новоприбывающих в остро-ге через два часа по прибытии становится таким же, как и все другие, стано-вится у себя дома, таким же равноправным хозяином… Не то с благородным, с дворянином. Как ни будь он справедлив, добр, умён, его целые годы будут ненавидеть и презирать все, целой массой; его не поймут, а главное – не по-верят ему. Он не друг и не товарищ, и хоть достигнет он, наконец, с годами того, что его обижать не будут, но всё-таки он будет не свой и вечно, мучи-тельно будет сознавать своё отчуждение и одиночество».
И всё же положение советских каторжников было неизмеримо  тяжелее – многие умирали гораздо раньше, чем могли развиться симптомы Ш. Давай-те почитаем вместе «Колымские рассказы» Варлама Шаламова. Сегодня на них можно смотреть уже и с другой стороны, не как в годы хрущёвской «от-тепели» или горбачёвской перестройки. К сожалению, удел мучеников мало чему россиян научил. Демократии (народной) как не было, так и нет. Под-линный же смысл завещания Достоевского, Шаламова, Солженицына может состоять в том, чтобы показать опасный и верный путь превращения Homo sapiens в Homo schizophrenicus. Хочет ли сегодняшняя  демократическая (де-моническая?) власть остановить эту эволюцию?
Вот выдержки из рассказа  Шаламова «Татарский мулла и чистый воз-дух».
«В лагере для того, чтобы здоровый молодой человек, начав свою карьеру в лагерном забое на чистом зимнем воздухе, превратился в доходягу, нужен срок поменьше – от двадцати до тридцати дней при шестнадцатичасовом ра-бочем дне, без выходных, при систематическом голоде, рваной одежде и но-чёвке в шестидесятиградусный мороз в дырявой брезентовой палатке, при любых побоях десятников, старост, блатарей и конвоя. Эти сроки многократ-но проверены….На сон после тяжёлой физической работы на воздухе остава-лось всего четыре часа. Человек засыпал в ту самую минуту, когда переста-вал двигаться, умудрялся спать на ходу или стоя.  Недостаток сна отнимал больше силы, чем голод. Невыполнение нормы грозило штрафным пайком – 300 граммов хлеба в день и без баланды….
Все  знали, что нормы невыполнимы, что заработка нет и не будет, и всё же за десятником ходили, интересовались выработкой, бежали встречать касси-ра, ходили в контору за справками. Что это такое? Есть ли это желание обя-зательно выдать себя за  работягу, поднять свою репутацию в глазах началь-ства или это просто  какое-то психическое расстройство «на фоне упадка пи-тания»? Последнее более верно.
Светлая, чистая, тёплая следственная тюрьма, которую так недавно и так бесконечно давно они покинули, всем, неукоснительно всем казалась от-сюда лучшим местом на земле. Все тюремные обиды были забыты. И все с увлечением вспоминали, как они слушали лекции настоящих учёных и рас-сказы бывалых людей, как они читали книги, как они спали и ели досыта, хо-дили в чудесную баню, как получали они передачи от родственников, как они чувствовали, что семья вот здесь, рядом, за двойными железными воро-тами, как они говорили свободно, о чём хотели (в лагере за это полагался до-полнительный срок заключения), не боясь ни шпионов, ни надзирателей. Следственная тюрьма казалась им свободнее и родней родного дома, и не один говорил, размечтавшись на больничной койке, хотя осталось жить не-много: «Я бы хотел, конечно, повидать семью, уехать отсюда. Но ещё больше мне хотелось бы попасть в камеру следственной тюрьмы – там было ещё лучше и интересней, чем дома. И я рассказал бы теперь всем новичкам, что такое «чистый воздух».
Если принять во внимание и огромную моральную подавленность и безнадёжность, то легко видеть, насколько «чистый воздух» был опаснее для здоровья человека, чем тюрьма. Поэтому нет нужды полемизировать с Дос-тоевским насчёт преимуществ «работы» на каторге по сравнению с тюрем-ным бездельем и достоинств «чистого воздуха». Время Достоевского было другим временем, и каторга тогдашняя ещё не дошла до тех высот, о которых здесь рассказано».
Ещё один подробный пересказ будет нам полезен не только для узна-вания сущностных причин развития Ш., но и вывода о том, что умозритель-ное разделение души и тела в построении медицинских и христианских кон-цепций – тупиковый путь, который и привёл цивилизацию на грань выжива-ния/вымирания. Итак, читаем «Термометр Гришки Логуна»:
«Навстречу ему шла виноградовская бригада – работяги не бог весть какие, вроде нас. Состав её был точно такой, как и у нас, - бывшие  секретари обкомов и горкомов, профессора и доценты, военные работники средних чи-нов…
Сила начальника, который бьёт меня, - это закон и суд, и трибунал, и охрана, и войска. Нетрудно ему быть сильней меня. Сила блатных – в их множестве, в их «коллективе», в том, что они могут со второго слова зарезать (и сколько раз я это видел). Но я ещё силён. Меня может бить начальник, конвоир, блатной. Дневальный, десятник и парикмахер меня ещё бить не мо-гут.
Как-то настал праздничный день, а нас в праздники сажали под замок – это называлось праздничной изоляцией, - и были люди, которые встречались друг с другом, познакомились друг с другом, поверили друг другу именно на этих «изоляциях». Как ни страшна, как ни унизительна была изоляция – она была легче работы для заключённых пятьдесят восьмой. Ведь изоляция была отдыхом – пусть минутным, а кто бы тогда разобрался, минута или сутки, или год, или столетие нужно нам, чтобы вернуться в прежнее своё тело – в прежнюю свою душу мы не рассчитывали вернуться. И не вернулись, конеч-но. Никто не вернулся.
Колонизация края   требует твёрдой линии в создании всяких препятст-вий к отъезду, государственной помощи и постоянного внимания приезду, завозу на Колыму людей. Эшелон заключённых – просто наиболее простой путь обживания  новой трудной земли.
К нам подошёл Зуев, десятник.
- У меня к тебе просьба. Не приказ! Напиши мне заявление Калинину. Снять судимость. Я тебе расскажу, в чём дело.
Трудно мне было писать, и не только потому, что загрубели руки, что пальцы сгибались по черенку лопаты и кайла, и разогнуть их было  невероят-но трудно. Можно было только обмотать карандаш и перо тряпкой потолще, чтобы имитировать кайловище, черенок лопаты. Когда я догадался это сде-лать – я был готов выводить буквы.
Трудно было писать, потому что мозг загрубел так же, как руки. Потому что мозг кровоточил так же, как руки. Нужно было оживить, воскресить слова, которые уже ушли из моей жизни. И, как я считал, навсегда… Я не мог вы-жать из своего иссушенного лагерем мозга ни одного лишнего слова. Не мог заглушить ненависть. Я не справился с работой и не потому, что слишком велик был разрыв между волей и Колымой, не потому, что мозг мой устал, изнемог, а потому, что там, где хранятся прилагательные восторженные, там не было ничего, кроме ненависти. Подумайте, как бедный Достоевский все десять лет своей солдатчины после Мёртвого дома писал скорбные, слёзные, унизительные, но трогающие душу начальства письма. Достоевский даже пи-сал стихи императрице. В Мёртвом доме не было Колымы. Достоевского по-стигла бы немота, та самая немота, которая не дала мне писать заявление Зу-еву».
Примеров возникновения и развития клиники шизофрении в местах изоляции благодаря вневременному подвигу писателей-мучеников (а вовсе не докторов, молчаливых наблюдателей) сегодня накоплено уже предоста-точно. Просто надо захотеть видеть, читать и понять. А если прислушаться к тем, кто умеет постигать мир не только во время испытания страстями? Наш современник И. Гарин писал: «Сознание и подсознание, разум и интуиция неотделимы, а если отделены, то это симптом болезни». («Воскрешение ду-ха».-  М.: Терра, 1992. – 640с.)
Для тех, кто только хочет знать больше, поясню: «сознание» – совре-менное представление о «духе-душе», а «подсознание» – соотносится с поня-тием «тело». Таким образом, так называемый научно-медицинский подход, ещё несколько столетий назад, благодаря Декарту, отделившему душу от те-ла, создаёт предпосылки для возвращения к предкам, в шизофрению. Но ведь и полвека назад Ролло Мэй говорил: «Многие психотерапевты отмечают, что число пациентов, проявляющих шизоидные черты, неуклонно растет. «Ти-пичное» для нашего времени психическое затруднение – не истерия, как во времена Фрейда, а шизоидный тип, то есть человек, который отделен, ото-рван, утратил привязанность, имеет тенденцию к деперсонализации и выра-жает свои проблемы смысловыми интеллектуализациями и техническими формулировками» (May Rollo . Existence: A new Dimension in Psychiatry and Psychology. - New York: Basic Books, 1958. - P. 56).
В журнале «Психология. Пермь» (2010, № 19) опубликовано интервью известной общественной деятельности России, домашней акушерки Е. Ломо-носовой с психологом, ректором Московского института христианской пси-хологии А.В. Лоргусом, где он, в частности сказал: «Развитие [современных детей] дисгармонично, оно интеллектуально. К сожалению, это общемировой процесс в наших постхристианских цивилизациях. Он негармоничен, потому что развивает интеллект и не развивает эмоциональную сферу личности. По-этому у нас гораздо больше становится шизоидов. Посмотрите на 14-летних вундеркиндов, поступивших в ведущие вузы, где развивают теоретическую физику, математику, программирование. Они почти все – шизофреники. Их охотно берут в эти заведения, потому что шизофреники чрезвычайно эффек-тивны. Они нестандартно смотря на мир, но они – больные. Как раз об этой проблеме – американский фильм «Игры разума», об использовании больного человека «оборонкой»».
ШИЗОФРЕНИЯ 
ЖИВЁТ  ЗА  КОЛЮЧЕЙ  ПРОВОЛОКОЙ
Давайте всё же вернёмся обратно в концентрационный лагерь и опять в то страшное время, когда вдруг недавно здоровые, честные и успешные бор-цы за коммунизм (часто самого высокого общественного положения) начали испытывать на себе симптомы шизофрении – дезориентацию в пространстве, месте и времени,  впадать в бред и членовредительство, поедать отбросы вся-кого сорта. Только теперь поближе к столице «самых счастливых людей на свете», в Тайшетлаг и Озёрлаг. Кстати, постоянно говорить не то, что дума-ешь, жить с тем, кого ненавидишь, но целуешь ему ручки и прочее, раздваи-ваться между тем, что хочешь и не можешь иметь – это и будет неуклонная дорога к Ш. или уже сама Ш. (А. Менегетти «Клиническая онтопсихология» – Пермь: Хортон Лимитед, 1995. – 470 с.). Тот самый мученик Борис Дьяков, который совершил дважды героический подвиг: сначала выжил (хотя не по-лагалось), а потом написал для всех остальных (и даже напечатал), – нам за-вещал не терпение, а знание – как избежать превращения разумных людей в шизофреников («Повесть о пережитом. – М.: Сов. Россия, 1966. – 264 с.»).
Уже вначале читаем: «Как мы измолчались! – болезненно думал я. – Неужели никогда не сможем рассказать о себе и никто не узнает о наказан-ных без преступления и о преступниках без наказания?.. И меня вправду бу-дут считать справедливо осуждённым?.. Это же чудовищно: я – участник троцкистской группы Варейкиса?!»
Бывший до лагеря опорой режима командир корпуса Тодорский делил-ся своим горем: «Когда после приговора меня привезли в Бутырку, все в ка-мере горячо поздравляли: вырвался, мол, из петли!.. Вскоре отправили на се-вер… Был я грузчиком на пристани Котлас, землекопом на стройке шоссе. Вместе со мною оказались там замечательные люди: учёный-микробиолог Павел Феликсович Здрадовский, сердечный человек!.. Академик из Киева Шаблиовский Евгений Степанович… был он директором Шевченковского института… ну и всем известный писатель Остап Вишня».
В том воспитательном учреждении по «перековке» людей разрешали иногда даже читать газеты. Но это и приводило немалое число людей, не су-мевших примириться со страшной реальностью, к самоубийствам: «С нена-сытностью вконец изголодавшегося человека принялся я листать газеты. На-ходил фамилии друзей, товарищей по работе, узнавал, что творилось в мире, пока я сидел в тюрьме, чем жила страна… Возникало странное и страшное чувство: у себя на родине ты мучаешься смертельной тоской по родине! Со времён Софокла не было на арене человечества подобной трагедии…»
Автор делится и наблюдениями над заключёнными с дезориентацией в месте и времени: «Львовский невропатолог Бачинский умудрялся вести в ла-гере научную работу: писал диссертацию о гипертонии, ночами просиживая в четвёртом физиотерапевтическом корпусе, которым руководил».
Его мышление раздваивается: «И всё думал о своём…Страшен не лагерь. Он и должен быть строгим для преступников. Страшно другое: здесь – наказан-ные без преступления. Таких сотни. А может быть… ужасно об этом поду-мать… тысячи и тысячи!.. Кто загнал нас сюда? Кто объявил нас врагами?.. Фашисты, ненавистники советского строя? Так нет же! Это бесчеловечное и жестокое совершают люди, у которых такие же партийные билеты, какие бы-ли у нас… Мы вместе строили новую жизнь, защищали её! Вот что сводит с ума!»
«… И Сталин поверил, что это всё враги? Но если его могли так обмануть, значит, он не тот великий и мудрый, которому мы верили… А если всё исхо-дит от него самого?..» Далее о том же: «А я мучался от напряжённых мыслей: «Что же случилось со всеми нами?.. Мы члены ленинской партии, а нас тут называют фашистами?! Или произошло ещё неведомое сейсмологам  земле-трясение: дома, города, сёла – вся твердь осталась на своём месте, а люди, в силу каких-то подспудных тектонических сдвигов, внезапно переместились кто куда».
Конечно, мысли всегда приходят первыми. Но позднее на сцену выхо-дят и совсем невероятные поступки. Бедным доходягам вдруг стали платить небольшие деньги за их самоубийственные мучения, а те решили подарить их «любимой Родине»: «Необычайное известие: заключённым, имеющим деньги на лицевом счёте, разрешается подписка на заём…Я бегом в клуб… На стене – лозунг: «Заём укрепляет могущество нашей Родины».
В клубе собрались медики, работяги. Прибежали дневальные из корпусов. Как быть: больные требуют, чтобы и у них была принята подписка на заём…. В подписных листах появилось около четырёхсот фамилий. Не подписались только бандеровцы, власовцы и полицаи. Да им и не предлагали».
Воспоминания мучили: «Всплыл образ другого следователя – Мельни-кова. В чёрном штатском костюме стоит за столом, роется в бумагах. Худой, обвисшие щёки, красноватые глаза. Говорит с издевательской улыбкой:
- Докажите нам, что вы на сто процентов  кристально чистый, - получите де-сять лет, а иначе – кусочек свинца!»
Но сходить с ума было нельзя – потомки должны были услышать голос правды.
А воспоминания  всё плыли: «…Опять та же рука в обшлаге. Две мис-ки, ложка, хлеб – значит, день.
Одолевает назойливая мысль: «Это всё со мной. Я умер. Сейчас тут, на табу-рете, другой. Только с моим прежним именем, с моей прежней… Я и не я!..»
….
- Десять лет лагерей… Машинка холодно скользит по голове. На пол сып-лются волосы… Это не мои волосы. У меня не было такой седины…
- Никогда мы с вами не встретимся. Из лагеря вы не вырветесь! – Глухо, не глядя на меня, произносит Чумаков.
Вызывает конвоира:
- Уберите!»
Когда про тебя, живого (подлинного коммуниста), другие люди с парт-билетами в кармане говорят, как о падали, мир может обрушиться на тебя всей тяжестью. На то и расчёт у власти… И снова воспоминания:
«Душевный человек, одарённый журналист… Хорошо с ним работалось!.. Что думал он, коммунист с юных лет, когда его вели на расстрел?..».
Вынужденный многолетний разрыв с родными и близкими ни в чём не повинных перед властью людей мог ещё более отягчаться администрацией лагерей: «
- Знаешь, кто на кирпичном самый первый  бригадир? Писатель Исбах! Зна-ком с ним?.. Так вот, работяги на руках его носят. «Человек номер один»! К нему, передают, жена из Москвы приезжала. Добивалась свидания… Все зе-ки на заводе узнали имя этой женщины: Валентина Георгиевна. Но никто не увидел её. И муж тоже… Не допустили!»
И шизофрения скоро получает постоянную прописку в зоне отчужде-ния. А как ещё объясняется тот факт, что «опасный государственный пре-ступник», отправленный на смерть по «милости» «вождя народов», сочиняет любвеобильную поэму в честь всё того же Сталина? А ведь лагерник вовсе и не уголовник, а так называемая «милость» – это подлость главаря партии преступников, захвативших власть в самой большой стране мира! А как от-носиться к коллективному лицедейству заключённых?
«– Оформим концерт что тебе в Колонном зале!
- Может, и портрет Сталина разрешат? – улыбнувшись, спросил я.
- Портрета не будет, а вот кантату…слышите?
На сцене, за опущенным занавесом, репетировал хор. Стройные голоса пели: «О Сталине мудром, родном и любимом…»
- Ничего, товарищи не понимаю! – Тодорский  пожал плечами. – Ведь в хоре и полицаи, и власовцы, и чёрт его знает кто!
…- Чудовищный парадокс! – Александр Иванович нервничал, тормошил в руках кисет с табаком. – Кремлёвская башня, кантата о Сталине и … номера на спинах!»
Коллективный психоз на сцене – это вид досуга. А был ещё и карцер. И выживали после многолетних издевательств, прежде всего, те, кого родст-венники поддерживали своей любовью, письмами и тем немногим, что было позволено, не давая прижиться чувству полной изоляции:
«Ночью меня отвели в подвальный карцер. Отлогие стены покрывала сереб-ристая изморозь. Пол – в липком мазуте. Дверь, окованная железом, покрыта ржой. Коричневые крапинки на ней перемежались с морозными лепёшками. Вместо окна – узкая  щель вверху, почти не попускавшая света.
За дверью дежурил надзиратель в тулупе. Сидеть не на чем, спать нельзя, хо-дить невозможно, прислониться не к чему: стены дышали холодным огнём. Значит, только стоять. А я в одной сорочке, в летних брюках и в расшнуро-ванных туфлях на босу ногу. Что же делать?... Выход один: шагать на месте, высоко поднимая ноги, размахивать руками, растирать плечи, грудь. Я так и делал. Пища не выдавалась. Но голод был придавлен напряжением нервов. Время от времени в подвал спускался, стуча сапогами по каменным ступе-ням, дежурный офицер с пустыми глазами. Приходил с одним и тем же во-просом:
- Признаешься? Выпустим…
Уходил с одним и тем же ответом:
- Мне не в чем признаваться!
Минули, по приблизительному подсчёту, вторые сутки без сна и еды. От не-прерывной шагистики у меня вышла грыжа. Надзиратель вызвал тюремного врача…
В подвал принесли фанерный ящик из-под папирос. Врач оказал помощь, ушёл растерянный. А я наконец-то сидел! И вдруг почувствовал полнейшее расслабление всего организма. Лучше бы не садился! В глазах завертелись оранжевые круги, сознание выключилось.
Поднял меня стоявший за дверью старик с автоматом. По лицу моему  сочи-лась струйка крови.  Очевидно, падая, ударился головой о дверь…
На пятые сутки начались видения. Совершенно явственно вырисовался на мёрзлой стене перрон  Курского вокзала в Москве. Спешащие на посадку пассажиры, и среди них …мечущаяся Вера!.. Секунды две я понимал, что это болезненные иллюзии, но тут же мой мозг воспринимал всё это как  живую действительность. Я закричал: «Вера! Я здесь, здесь!»
Открылась дверь карцера. Дежурил молодой солдат.
- Чего кричишь? Спятил, что ли?
- Во сне я…
- Тут спать не положено!.. А будешь орать, заберу ящик…Снисхождение де-лают, а он… Встать! Руки по швам!.. Садись!.. Встать! .. Очухался? Ну вот…
Солдат закрыл дверь и начал «заочно» костить меня за то, что не даю ему спокойно дежурить.
А я хотел, хотел видеть Веру! Всматривался в стену, в углы…»
Да, за время мытарств автор этого страшной повести получил из дома несколько тысяч писем.  Потому и решил жить. «Спасибо» Советской вла-сти! Многие не удостоились права на переписку. Им было трудней сохранить силы в условиях изоляции. Да и там, на бывшей родине страдальца, ГПУ то-же не дремало: рвало и рвало связи заключённых с миром. Об этом пишет Ф. Искандер: «Нам было ясно, что оттуда кто-то приходил и приказал уничто-жить фотографию. Нас потрясло не только их всеведение, город у нас ма-ленький, но и само безжалостное желание вырвать последнее, что от неё  ос-тавалось по эту сторону жизни». («Искандер Фазиль. Стоянка человека. – М.: Правда, 1991. – с. 104 - 260с.)
У Б. Дьякова  есть и такое описание потерявшего связь с домом и большой Родиной человека: «Я сел у изголовья Конокотина. Он молча дер-жал меня за руку. И вдруг взглянул глазами, наполненными ужасом.
- Скажите… а если…всё это… все мы здесь… с ведома и указания его?! – спросил он сдавленным  голосом. – Я, кажется, с ума схожу!»
Да может ли интеллигентный человек постоянно чувствовать себя за-гнанным зверем? –
«Ворота раскрылись. В них – офицер конвоя.
- Внимание! Идти прямо. Шаг вправо, шаг влево считается побегом. Оружие будет применено без предупреждения!.. Взяться за руки!.. Шагай!
Согнувшись под тяжестью мешков, мы двинулись. Из ворот выползло как бы единое разноликое  и многоногое живое существо…»
Я думаю, следует внимательней присмотреться к обслуживающему персоналу концентрационных лагерей. В частности, медицинскому. Вероят-но, чтобы не прийти в сильное противоречие с клятвой Гиппократа и с Со-ветской властью, лагерные врачи должны были себе постоянно внушать, что находятся на работе в пионерском лагере, закрывать глаза на ужасы, строить иллюзии. Можно было бесконечно долго манипулировать с диагнозами. На-пример, алиментарную дистрофию (резкое физическое истощение) величать полиавитаминозом и кормить людей варевом из хвои (В. Шаламов «Колым-ские рассказы»). А можно и Ш.  в отчётах замаскировать под полиавитами-ноз на фоне аллергии на холод или комариные укусы. Эти стороны советской медицины ещё не подверглись серьёзному анализу. Но бесконечно долго раздваиваться сознанием нельзя. И кто-то из служителей медицины уходил в запойное пьянство или шизофрению. Это стаёт понятней, если вспомнить А. Менегетти, который писал, что люди сознательно сами выбирают болезнь. Но вернёмся к энциклопедически широкому повествованию Б. Дьякова:
«Череватюк [врач в зоне] не приедет… - с горечью  сказала Перепёлкина. – Попов, начальник санотдела… какой это чёрствый, бездушный человек! не разрешил. Даже в очередном отпуске отказал. – Клавдия Александровна тя-жело вздохнула. – Письмо прислала Нина Устиновна… Ужасное письмо. Ужасное!.. ! «Устала жить» - пишет… Я очень боюсь за неё…»
А потом пришла трагическая информация:
«Нина Устиновна нервно заболела. Очевидно, подействовала лагерная обстановка. А ведь фронтовичка была!.. Отвезли в Иркутск, в больницу. Она разбила окно в туалете и… куском стекла…
- Зарезалась?! – ужаснувшись, зачем-то спросил я.
- Да!
Передо мной, словно живая встала Череватюк:  молодое лицо с тёмно-карими глазами, шинель нараспашку, четыре ордена на груди… И как бы послышал-ся её вопрос: «Много, по-вашему, в больнице невиноватых?..»
Оказывается, Ш. может поражать и пассивных наблюдателей, и заме-чательных профессионалов: невозможно бесконечно насиловать совесть. Случаи укрывающейся под маской запойного пьянства (а то и наркомании) шизофрении у самих охранников из состава внутренних войск, думается, в памяти у всех, кто к ним близко имел отношение. Да, вот и воспоминания из-вестного советского диссидента Владимира Буковского после выхода из зо-ны: «Когда-то в детстве моём к нашим соседям приезжал дальний родствен-ник из Сибири - офицер  МВД, какой-то лагерный начальник. Он тоже не мог видеть людей, идущих по улице. Напивался, мрачно чистил сапоги на кухне и  говорил злобно, ни к кому не обращаясь:
- Ходят тут. Весёлые, смеются… ко мне бы их. У меня бы посмеялись…» («И возвращается ветер». – М.: АО «Демократическая Россия», 1990)
О шизофрении во власти будет разговор впереди. А пока ещё раз обратимся к Шаламову, в очередном рассказе показавшему ту тонкую грань, которая мо-жет отделять смерть от жизни, шизофренический бред от лёгкого изменения сознания («Сухим пайком»). Куда качнётся, зависит и от нас, от окружающей среды,  которая и является главным фактором биологической эволюции.
«Мы готовы были плакать от боязни, что суп будет жидким. И когда случа-лось чудо, и суп был густой, мы не верили, и, радуясь, ели его медленно-медленно. Но и после густого супа в потеплевшем желудке оставалась сосу-щая боль – мы голодали давно. Все человеческие чувства – любовь, дружба, зависть, человеколюбие, милосердие, жажда славы, честность – ушли от нас с тем мясом, которого мы лишились за время своего продолжительного голо-дания. В том незначительном мышечном слое, что ещё оставался на наших костях, что ещё давал нам возможность есть, двигаться и дышать, и даже пи-лить брёвна и насыпать лопатой камень и песок в тачки, и даже возить тачки по нескончаемому деревянному трапу в золотом забое, по узкой деревянной дороге на промывочный прибор, - в этом мышечном слое размещалась толь-ко злоба – самое долговечное человеческое чувство…Мы понимали, что смерть нисколько не хуже, чем жизнь, и не боялись ни той, ни другой. Вели-кое равнодушие владело нами. Мы знали, что в нашей воле прекратить эту жизнь хоть завтра же, и иногда решались сделать это. И всякий раз нам ме-шали какие-нибудь мелочи, из которых состоит жизнь. То сегодня будут вы-давать «ларёк» - премиальный килограмм хлеба, - просто глупо было кончать самоубийством в такой день. То дневальный из соседнего барака обещал дать закурить вечером – отдать давнишний долг».
Любимые простым людом (и мною) шестидесятые и семидесятые годы для кого-то были застойными, для кого-то  и «отстойными». Диссидентам жилось плохо. Как всегда на закуску их пользовала Госпожа тюрьмы. (Гу-берман И.М. Прогулки вокруг барака – М. : Изд-во Эксмо, 2003. – С. 361 – 608).
«В изоляторе нас кормили горячим  через день, а еда – специальная для шизо и бура (в бур на полгода опускают…,  а учитывая, что подвал этот – в болотной почве, неминуемы легочные осложнения, многих проводили мы на этап до Красноярской лагерной больницы, где лежат туберкулёзные из раз-ных зон)… В санчасти я был как раз, когда подняли двух ребят из бура. Од-ного – из-за сердечного приступа, а второго – чтобы просто отдышался. По-тому что он, отсидев полгода и всего дней двадцать побыв в зоне (она раем кажется после бура, потому что воздух, еда, пространство), снова был опу-щен на полгода – с кем-то счёты поторопился свести. Видел я, как они шли по коридору – того, что с сердцем, под руки вели, а второй шёл сам, но по-шатывался, ступал нетвёрдо, словно выпил, но старался не показать.
Именно в шизо и в буре в основном (и в тюрьмах-крытках) совершают зэки поступки, непонятные здравому рассудку, находя в них средство от тос-ки. Глотают костяшки домино, ложки, пуговицы, иголки, шахматные фигуры – и не одну…Главным образом (как я понял, расспрашивая делавших такое) – чтобы досадить надзирателям и начальству. Безусловная, очевидная глу-пость..., но в шизо и в буре куда-то утекает здравый смысл. И накатывается, как  умопомрачение: вопреки бессилию своему сделать что-нибудь из ряда вон – и немедленно, - возражающее этому бессилию. Острая жажда доказать, что ты хотя бы над самим собой властен, и таким вот образом от смертельной тоски уйти – кажется мне главной побудительной причиной совершенно не-объяснимых самокалечений….А в  камере предварительного заключения мой сосед по нарам (двадцать лет провёл в лагерях), рассказал мне, как они когда-то целой камерой (десять человек) прибили себе к нарам мошонки и сидели несколько часов».
Схожие зарисовки сделал и А. Солженицын («Раковый корпус». – М.: ИнкомНВ, 1991. – 414с.): «
- Один литовец проглотил алюминиевую ложку, столовую.
- Как это может быть?!
- Нарочно. Чтоб уйти из одиночки. Он же не знал, что хирурга увозят».
ТУБЕРКУЛЁЗ –
ПСИХОСОМАТИЧЕСКОЕ ЗАБОЛЕВАНИЕ
К сказанному писателями-мучениками, необходимо добавить и науч-ное наблюдение. По сведениям, почерпнутым на лекции в Роспотребнадзоре  Пермской области осенью 2010 года, заболеваемость туберкулёзом лёгких у лиц в местах лишения свободы в 33 раза выше, чем в среднем по России. И это при условии, что содержание людей под стражей значительно улучши-лось (в плане соблюдения санитарных норм) по сравнению с тем, что было полвека назад.  Не пора ли называть  вещи своими именами? Кто так упорно сопротивляется жизни? Туберкулёз – это не только социальное заболевание, ведущее к изоляции пациентов, а психосоматическое прежде всего. Для пу-щей убедительности пригодились бы и сведения  о распространённости ту-беркулёза у олигофренов и дебилов (отсылаю за поиском  этих данных лю-бопытных читателей). Прежде чем перейти к следующей  странице основно-го повествования, хотелось бы рассказать вот о чём. В 1992 году в Германии судьба свела меня с человеком, который был солдатом вермахта и в 1943 го-ду тяжело ранен в ногу на Волге. Он представился как  доктор Эрхардт. По-сле демобилизации обнаружились признаки открытой формы туберкулёза.  И он, овладев новым тогда методом аутотренинга, сам, без антибиотиков, вос-становил здоровье. Именно этот человек и финансировал мою поездку в 1994 году на всемирный конгресс по  психотерапии  в Гамбурге, определившем мою последующую судьбу.
Итак, есть она, эта Госпожа! И не замечать её бесконечно – чревато.. Перед тем, как обратиться к вершинам власти, ещё раз погрузимся в поисках Госпожи под землю вместе с героями романов Мамина-Сибиряка.
ШИЗОФРЕНИЯ  ЖИВЁТ  ПОД  ЗЕМЛЁЙ
Вот, например, «Горное гнездо». Там описываются события до и после отме-ны крепостного права на Урале: «…Самым любимым наказанием…служила «гора», то есть опальных отправляли в медный рудник, в шахты, где они, со-всем голые, на глубине восьмидесяти сажен должны были копать медную руду. Эту каторжную работу не могли выносить самые привычные и сильные рабочие, а «заграничные» в своих европейских обносках были просто жалки, и их спускали в гору на верную смерть… Вся эта чудовищная история закон-чилась тем, что из двенадцати «заграничных» в три года четверо кончили ча-хоткой, трое спились, а остальные посходили с ума».
Поистине! Великие люди умеют сказать просто о главном. В одном предложении – вся правда о шизофрении: туберкулёз и алкоголизация – её старшие и/или младшие брат и сёстра. Всё же следует разъяснить для глуби-ны понимания, что названные «заграничными» были крепостными людьми, некогда посланными в Европу для обучения наукам, и имели несчастье вер-нуться на родину. Но вот выдержки из другого романа писателя («Три кон-ца»): «Большинство из них переженились, кто в Париже, кто в Германии, кто в Бельгии. Мухин тоже женился на француженке, небогатой девушке, дочери механика… Всех «заграничных» рассортировали по отдельным заводам. Ге-ний крепостного управляющего проявился в полном блеске: горные инжене-ры получили места писцов в бухгалтерии, техники были приставлены при-ёмщиками угля и т.д. Мухин, как удостоившийся чести обедать с француз-ским королём, получил и особый почёт. Лука Назарыч ни с того ни с чего возненавидел его и отправил в «медную гору», к старому Палачу, что дела-лось только в наказание за особенно важные провинности. Первый ученик Ecole polytechnique каждый день должен был спускаться по стремянке с кир-кой в руках и с блендочкой на кожаном поясе на глубину шестидесяти сажен и работать там наравне с другими…
Нужно ли говорить, что произошло потом: все «заграничные» кончили очень быстро; двое спились, один застрелился, трое умерли от чахотки, а остальные сошли с ума. К этому тяжёлому времени относится эпизод с Сидором Кар-пычем, которого отодрал Иван Семёныч. Сидор Карпыч кончил сумасшест-вием, и Пётр  Елисеич держал его при себе, как товарища по несчастию, ко-торому даже и деваться было некуда. Уцелел один Пётр Елисеич, да и тот слыл за человека повихнувшегося…
Главный управляющий торжествовал вполне. Жена Мухина героически пе-реносила свои испытания, но слишком рано сделалась задумчивой, молчали-вой и как-то вся ушла в себя. Её почти не видали посторонние люди. Это не-людимство походило на сумасшествие, за исключением тех редких минут, когда  мелькали проблески сознания. К этому служило поводом и то, что первые дети умирали, и оставалась одна Нюрочка. Умирая, эта «немка» умо-ляла мужа отправить дочь туда, на Запад, где свет, и справедливость, и сча-стье. Ах, как она тосковала, что даже мёртвым её тело должно оставаться в русских снегах, хотя и верила, что наступит счастливая пора и для крепост-ной России».
Вероятно, М. Горбачёв и отменил крепостное право, хотя эту заслугу обычно приписывали Александру II. Но может ли считаться свободным врач, если у него нет своей квартиры и нет возможности поехать в отпуск туда, ку-да он хочет? Могут ли считаться свободными бывшие колхозники и крестья-не, если у них в деревне нет работы, а в чужом городе не будет квартиры или денег для её оплаты? Да, и  нужны ли нашему государству, вообще, свобод-ные и здоровые люди?
Блистательна и сама по себе история, рассказанная Маминым-Сибиряком, о том, как власть относится к «выскочкам», овладевшим знания-ми помимо её «воли». Точно так же властью (в том числе и научной) при-знаются лишь те открытия, которые делаются по её же указанию и, естест-венно, обязательно финансируются, а те, что рождаются по собственному почину учёного, да на личные сбережения и в свободное от службы время, - благополучно «закрываются» или замалчиваются. Иная система координат, другой ключ миропонимания, преследующие, прежде всего, постижение ис-тины, а не интересы научно подкованной группы  менеджеров, скорее будут отставлены в сторону. Как часто умели люди выбрасывать из лохани ребёнка вместо грязной воды! Итог подобной дереализации и деперсонализации – го-ре, пьянство и Ш. родителей. Когда-то Ленин со своим любимым «Иудуш-кой» предали идеи научного социализма, подменив его вооружённым банди-тизмом. Что оставалось Плеханову, Кропоткину и их сторонникам? Некото-рые  даже не успели сойти с ума от ужаса, как очутились за решёткой или ко-лючей проволокой, где им могли свободно устраивать «самоубийство на почве болезни».
Интересны суждения Вл. Буковского о Ленине: «У него просто не было принципов, кроме одного: всегда подвести теоретическую базу под какое-то своё конкретное решение. Эта вот беспринципность и называется ленинской диалектикой. Философия, чрезвычайно удобная для жуликов, но никогда не спасавшая их от расплаты» («И возвращается ветер». – М.: АО «Демократи-ческая Россия», 1990. - С. 81).
  Вернёмся из кровавой политической пропасти в научный «мир». Ах, как совпадает высказывание политического диссидента с заключением А.Н. Уайтхеда о науке: «Если наука не хочет деградировать, превратившись в на-громождение ad hoc гипотез, ей следует стать более философичной и занять-ся строгой критикой своих собственных оснований» (А.Н. Уайтхед «Наука и современный мир»/ Избранные работы по философии. – М.: Прогресс, 1990. – С. 73). И далее на стр. 555: «Ни одна наука не может быть более надёжна, нежели та неосознаваемая метафизика, на которую она неявно опирается… Всякое рассуждение, игнорирующее своё метафизическое основание, несо-стоятельно…Несомненность научных данных является иллюзией, ибо эти данные связаны с неисследованными ограничениями. Наши научные кон-цепции находятся под контролем общепринятых метафизических понятий эпохи. Вот потому-то наши ожидания так часто  не оправдываются. И когда появляется какой-нибудь новый способ наблюдения, наши старые концепции тонут в океане неточностей и ошибок («Приключения идей»)».
НАУКА  НЕ  СОМНЕВАЕТСЯ, 
НАУКА  ПОВЕЛЕВАЕТ
Попробуем в море научной информации разглядеть эти инвалидизирующие ad hoc (лат.: на данный случай, или, попросту, на злобу дня) концепции. Это почти всё, с чем сталкиваются граждане России в больницах и поликлиниках. Возьмём всего несколько обоснованных примеров из практики: концепции лечения дефицита гемоглобина и иммунокомпетентных клеток у беремен-ных, преимуществ кесарева сечения перед естественными родами, концепция лечения боли фармпрепаратами, преимущества инсулинового шока в лече-нии шизофрении.
Некогда величина мирового масштаба Рудольф Вирхов, патологоана-том, антрополог, основатель клеточной патологии, один из создателей совре-менной антропологии и этнологии заявил: «Дарвинизм должен быть вычерк-нут из ряда научных теорий!»  - с чем я бы, пожалуй, весьма охотно согла-сился. (Любопытствующим рекомендую отыскать книгу М.В. Швецова «Хи-мера и антихимера». - Пермь, 1992. Сегодня она уже есть на портале «Про-за.ру» : http://www.proza.ru/2011/04/04/1492). Да вот беда! Вдруг самые агрессив-ные из коммунистов так рьяно поддержали Дарвина, а на основании его мальтузианских теорий даже построили государство-рай для рабочих и к ним примазавшихся. (Тот же Р. Вирхов практически уничтожил «спасителя вен-герских матерей» И. Земмельвейса, обладая  большим влиянием на умы кон-формистских, традиционно мыслящих учёных и не желая вникать в суть его открытия, предвосхитившего наступление эры асептики и антисептики). Но если советские учёные, надёжно опершись на солдатские штыки, признавали  существование дарвиновской эволюции, почему они желали вмешиваться в процессы биологической эволюции при беременности, материальным носи-телем которой и могут выступать те самые иммунокомпетентные клетки? А какое настоящее слово надо подобрать к концепции лечения анемии при бе-ременности, приведшей к гибели не одну женщину, не говоря уже и о числе умерших внутриутробно детей? Сегодня научные грани размыты весьма сильно! Чего стоит одна только реклама на транспортных средствах, обе-щающая  избавление от боли фармпрепаратами... В этой рекламе, прежде всего, актуальность бизнеса, а результативность – как всегда: многократно меньше, чем общепринятые ожидания «пятьдесят на пятьдесят».
Концепция преимущества кесаревых сечений перед естественными ро-дами гораздо больше, чем иные, подходит под определение социально опас-ной. При условии, что кесарево сечение, согласно мнению передовых учё-ных, не только меняет направление эволюции человека (если она вообще су-ществует), но и может вести к вымиранию Homo sapiens как вида (Мишель Оден. Кесарево сечение: безопасный выход или угроза будущему? Москва, 2006. – 188с.), – сегодня частота кесарева сечения у беременных в Перми приближается к 30%, в Москве – давно больше 30%, а в Мексике достигает 80%.
Концепция лечения шизофрении инсулиновым шоком, если и устраи-вала в прошлом научных политиков (им нравились и гипотезы о необходи-мости тотального удаления здорового  червеобразного отростка, миндалин и крайней плоти - у мальчиков), то едва ли от неё умилялись больные. Подоб-ное действо вполне соответствует эффективности стрельбы из пушки по во-робьям, но… «рекомендовано учёными». Шоковая терапия отражает скорее беспомощность, чем учёность, касается это политических или прочих наук. Да и результаты, мягко говоря,  весьма сомнительные (для кого-то – гибель-ные).  На этом фоне едва ли хуже  будет выглядеть концепция о пользе чте-ния Библии при шизофрении.
Есть сообщения психиатров, что это лучшая терапия (Josh McDowell. More than a carpenter. Tyndale House Publishers, Inc.: Slavic Gospel Press, 1990. – 128p.). Но ведь у наших психиатров сегодня мало времени на общение с больными, «вкалывают» на две ставки и более. Откуда ещё берутся силы на проведение платных приёмов вне служебного времени? Это их тайна… Каж-дый психиатр читал И. Ялома, (Ялом И. Мамочка и смысл жизни: психотера-певтические истории. – М.: ЭКСМО, 2005. – 384с.) и помнит его наставления: «Почему врачи не понимают важности своего присутствия? Они представить себе не могут, как они нужны именно в тот момент, когда им больше нечего предложить».
Однако применять на практике то, что положено делать согласно при-званию или клятве Гиппократа…? По-прежнему остаётся актуальной кон-цепция Б. Шоу: «Никто так не опасен, как нищий врач».
Примеров, подобных этим, предостаточно. Смена одной теории на дру-гую – естественный процесс в науке. А.Л. Никифоров писал: «Ценность фи-лософского результата определяется не соответствием его фактам и научным данным, а его потенциальной способностью придавать новый смысл  поняти-ям, вещам, явлениям и показывать их в новом, необычном свете. Очень зна-чительный результат даёт возможность по-новому взглянуть на всё, на весь мир» (А.Л. Никифоров. Философия как личный опыт/Заблуждающийся ра-зум?. – М.:ИПЛ, 1990. – С. 317).
Настоящая беда в том, что конформисты или традиционно мыслящие учёные могут тормозить появление, а точнее доведение до сведения общест-ва или специалистов новых концепций или гипотез. Это уже коррупция и связанные с нею человеческие трагедии. Снова процитирую И. Ялома: «Враг истины не ложь, а убеждения!» (Ялом Ирвин. Когда Ницше плакал // Психо-терапевтические истории. – М.: Изд-во Эксмо, 2002. – С. 5 – 420.)
Давайте ещё раз погрузимся в места за высоким забором и железной решёткой. Для этого почитаем роман Льюиса Нормана «От руки брата его». Для чего-то он был нужен тогдашним советским идеологам, и его напечатал журнал «Иностранная литература». (Кстати, это было время, когда на Западе довольно мощно заявила о себе антипсихиатрия). Итак:
«Это он, ковёр, убедил доктора Джеддера, когда-то считавшего себя челове-ком  широких взглядов, что психиатрия – это,  в общем-то, жульничество. Это он, ковёр, внушил ему, что все сорок процентов психически ненормаль-ных обитателей Хэйхерста – ловкие симулянты, и заставил поддерживать од-ного из тюремных чиновников, который требовал снова ввести наказание плетьми.
…Судьи почему-то предпочитают наказывать преступников, а не ле-чить душевнобольных. И так оно и будет до скончания века…
- Ты слишком долго жил один, тебе вечно что-нибудь мерещилось. Случись всё это теперь, а не полгода назад, ты бы там у рощи никакого Иве-на Оуэна не увидел…
Нортфилдс считался не тюрьмой, а больницей для тех, кого к преступ-лению привела душевная болезнь, но Брон вскоре убедился, что даже и здесь плохо быть явно сумасшедшим. Оказалось, что и здесь существует своего  рода иерархия, почти такая же, что была знакома пациентам и вне этих стен, одним на радость, другим на беду. На верху здешней общественной лестни-цы стояли люди сравнительно  обеспеченные, спокойные, владеющие собой, внизу – немощные, бедные, безнадёжно слабоумные. И те, кто принадлежал к разным слоям, почти не общались между собой (выделено мной). Беспо-койные, буйные, «трудные» пациенты жили в плохих условиях, без удобств, точно в казарме, тогда как у привилегированных пациентов были отдельные комнаты и им разрешалось иметь кое-какие домашние вещицы. Пролетар-ские низы смотрели наверх с завистью, аристократическая верхушка относи-лась к ним со страхом и отвращением. Но всех их судьба отдала здесь на ми-лость Её Величества, и все были наказаны безбрачием. Мужчины и женщины встречались только на концертах, где были строго отделены друг от друга, а аристократы – ещё на бале по случаю рождества. Здесь постоянство выража-лось взглядами и жестами, обращая их всегда к одному и тому же предмету любви, а непостоянство – обращая те же знаки то к одному, то к  другому; этими кивками и улыбками и ограничивалась вся гамма отношений между полами. Во время танцев на рождество, к которым  допускались сравнитель-но нормальные пациенты, можно было осторожно прижаться друг к другу, обменяться записками. Так мотылька любви здесь неукоснительно заталки-вали обратно в кокон…
- Не поддавайтесь, - сказал Даллас. – Не опускайте руки. Как бы вас снова не затянуло.
- Пока держусь, - сказал Брон. Хотя это не так-то просто, и сам не заметишь, как тебя засосёт. Похоже, больше пяти лет тут не пробарахтаешься, начнёшь понемногу терять разум (выделено мною). Знаете, что мне помогает дер-жаться? Стараюсь понять, что волнует людей. Не верьте, будто стоит исклю-чить из жизни деньги и секс – и всё становится легко и просто. Это всё пус-тые разговоры. Даже те, которые вроде совсем уже ничего не смыслят, всё равно тревожатся о своих ребятишках….
Со служителем у него были самые добрые отношения, и тот не стал на-поминать о правиле, запрещающем физические контакты с посетителями (выделено мной)….
-Я знаю, Кэти. И у меня как раз есть к тебе просьба. Один мой друг по-лучил сегодня дурные вести, и мне хотелось бы что-нибудь ему подарить. У нас в киоске можно купить для него баночку варенья или там масло для во-лос.
- Дурные вести…а какие?
- Жена больше не будет его навещать. Директору пришлось  сказать ему об этом. Если ты на выходе оставишь десять шиллингов, я смогу что-нибудь ку-пить…
- Она ждала три года. Это, пожалуй, предел. Поначалу женщина может быть исполнена самых благих намерений, но муж в Нортфилдсе – это тяжкий крест. Женатому здесь худо, он всё время ждёт, что на него обрушится удар.
- Я бы ждала тебя до скончания века, Брон.
Он не понял.
- Ты-то наверно ждала бы, Кэти. Но таких, как ты, одна на тысячу.
…- Всё это очень сложно. Но надежда – яд. От неё тут столько народу гиб-нет. Всё равно мы до самой  смерти отсюда не выйдем, но кто сумеет изба-виться от надежды, тому умирать легче. Вот почему мне лучше с тобой больше не видеться...
- Брону грозит распад личности, - сказал Даллас.
- Как и всем здесь.
- Выходит, эта лечебница губит своих пациентов, так (выделено мною)?
- Неминуемо, Нортфилдс тоже кара, только под другим названием. Унасле-дованный от прошлого предрассудок...
В Нортфилдсе жизнь пациентов и служащих равно определялась и ох-ранялась всевозможными правилами. В своде здешних законов был готовый ответ на все вопросы, сомнения, непредвиденные случаи. Здесь жили, словно в пещере, где всё окаменело, и вода, сочась по капле, изменяла эти застыв-шие формы так медленно, что перемены невозможно было заметить. Раз в десять, двадцать, тридцать лет вот так же случалось что-нибудь из ряда вон выходящее, и тогда с трудом, с мучениями что-то придумывали, и вновь придуманное со временем тоже окаменевало….
Быть включённым в группу, оправляющуюся в город за покупками, оз-начало высшую награду за вновь обретённый рассудок – главное преимуще-ство горстки пациентов блока «А» в последние годы их официального вы-здоровления. Они прошли все испытания на нормальную психику, и их энцефалограммы внушали куда меньше опасений, чем у  любых девяти из десяти первых встречных (выделено мной). Однажды, передавая дирек-тору список кандидатов на поездку в город, доктор Симпсон сказал:
- Эти люди душевно здоровее меня. – Ему очень хотелось прибавить: «И вас тоже, сэр»…
Вот ещё одна энциклопедия больничной жизни. Различия по сравне-нию с тюрьмой лишь в степени выраженности негативных этиологических (причинных) и патогенетических факторов возникновения шизофрении: изо-ляция от внешнего мира, жестокость, внутрибольничная изоляция (касто-вость), равнодушие чиновников от психиатрии, отсутствие физических кон-тактов, - да разве что в месте действия – это Европа. Особенно хочется обра-тить внимание на отсутствие у больных (да и заключённых в тюрьме) физи-ческого контакта с прочими пациентами и здоровыми. Мак-Нили Д. в работе с интересным названием пишет: «Психотерапевты стремятся пробудить жизнь. Они стремятся оживить омертвелые души, воздействуя на тело, и оживить омертвелые части тела, воздействуя на душу…Художественные изображения объятий и прикосновений распространены повсеместно, дока-зывая, что физический  контакт – это архетипическая необходимость. Я счи-таю, что современные люди могли бы больше  прикасаться друг к другу; моя практика подтверждает, что и дети и взрослые страдают от недостатка при-косновений. Однажды на меня произвела глубокое впечатление незнакомая женщина лет шестидесяти. Мы сидели рядом в церкви, и я держала на руках своего ребёнка. Она образовалась, когда моя дочка вдруг крепко обняла её за шею. «Ко мне давно никто не прикасался, - прошептала она. – Когда стано-вишься старой, никто к тебе больше не прикасается»» (Прикосновение. – М.: Ин-т общегуманитарных исследований Алетейа, 1999. -  144с.).
Вспоминается семинар в институте психотерапии в Москве, когда ве-дущая сказала, что у итальянцев супруги совершают до 200 несексуальных контактов в течение одного часа!
Задумывался ли когда-нибудь читатель, почему тоталитарные режимы питали ненависть к телу как таковому? Почему они так любили изображать женщину с мужеподобными качествами? К чему такие извращения вкуса и общечеловеческой морали? Даже в потрясающем для середины прошлого ве-ка романе Ивана Ефремова (Лезвие бритвы.  Йошкар-Ола: Марийское кн. из-дательство, 1991. – 640с.) есть несколько интересных  и для данного повест-вования строк:
«Стр.58.  Художница:
- Женщина в новой жизни будет похожей на мужчину, тонкой, стройной, как юноша, чтобы быть повсюду товарищем и спутником мужчины, чтобы вы-полнять любую работу».
Вы уже догадались откуда происходит источник ненависти к телу?
Конечно, потому что тело обладает собственной мудростью, и потому что нет лучшего советчика, если ты хочешь избежать всеобщего сумасшест-вия.
Теперь позволю себе отойти от основной темы повествования и расска-зать о вещах, которые, казалось бы, так далеки от вопросов шизофрении у взрослых, а от концлагерей – тем более. Однако…психотерапевт редко гово-рит что-то просто так, чего бы не могло быть полезным для страждущего.
ПЕРИНАТАЛЬНАЯ  ПСИХОЛОГИЯ  ЗНАЕТ
Широко известный в научных кругах Станислав Гроф писал: «Мы, кажется, вовлечены в драматическую гонку времени, которая не имеет прецедента за всю историю человечества. Под угрозой находится будущая жизнь на этой планете. Если мы продолжим старые стратегии, которые по своим последст-виям являются чрезвычайно самоубийственными, маловероятно, что челове-ческая разновидность выживет. Однако, если достаточное число людей под-вергнется процессу глубокого внутреннего преобразования, мы могли бы достичь уровня развития сознания, когда мы заслужим гордое имя, которое мы дали нашей разновидности: homo sapiens» (цит. по книге «Феномен наси-лия (от семейного до глобального):  взгляд с позиции пренатальной и пери-натальной психологии и медицины» / ред. Г.И. Брехман и П.Г. Фёдор-Фрайберг. – Санкт-Петербург – Хайфа, 2005). Давайте почитаем эту редкую книгу вместе, тем более что власти стараются всячески не замечать достиже-ния перинатальной психологии, несмотря на то, что активно занимаются строительством перинатальных центров, (в которых не найдётся места новой психологии). Эти центры представляют собой всем известные роддома с но-вой вывеской и со старым акцентом на агрессивное ведение беременных. И не многим более. Всё как обычно: не верь глазам своим или, как писал А. Зи-новьев в «Зияющих высотах»  «…в центре нового района раскинулся старый пустырь». А сам редактор книги «Феномен насилия» пишет: «Настало время рождения в обществе новых знаний о том, что пренатальная и перинатальная стадии являются наиболее ответственными и решающими в человеческой жизни. Знание того, что неродившийся ребёнок уже личность, психологиче-ский и социальный партнёр своих родителей, а через них и общества как це-лостности – должно быть первостепенным». Перинатальная психология не-сёт много откровений, которые позволяют вскрыть корни человеческих про-блем и болезней. Далее П.Г. Фёдор-Фрайберг сообщает: «Нежеланные дети испытывают моральную угрозу и являются моральной угрозой для общества. В идеале ребёнок должен быть любим ещё до рождения. Нежеланных детей не должно быть. До тех пор, пока мы не достигнем этих ментальных и соци-альных условий, касающихся пренатальной стадии жизни, все позитивные изменения в мире будут поверхностными, и будет сохраняться опасность уг-розы основным человеческим потребностям и правам, культурным и тради-ционным ценностям, самой цивилизации и свободе».
Столь глубокие, красивые заключения и заявления не всем могут быть по-нятны. Но они могут быть разъяснены работой другого автора, Людвига Януса, в той же книге: «Эмпирические исследования показали, что  люди ис-пытавшие насилие до и во время своего рождения, имеют тенденцию к про-явлению насилия в последующей жизни…Пренатальный ребёнок имеет воз-можность пережить нападение в виде попытки аборта. При неблагоприятных обстоятельствах это может проявиться у взрослых в виде акта терроризма.
В Германии известен случай Юргена Бартша, который убивал детей в пещере (в конце издания будет уделено достаточно внимания роли пещеры как пер-вобытного местообитания в возникновении шизофренического созна-ния/поведения – моя вставка). Он жил со следами восстановленной травмы аборта, пренатальные переживания были перенесены на жертвы через  сексу-альное извращение. Бартш сообщил, что он многократно испытывал галлю-цинацию (выделено мною) преступления прежде, чем он его осуществил… Он был рождён вне брака и оставался в клинике в течение всего первого года жизни. Его мать, категорически не желавшая его иметь, умерла вскоре после  его рождения».
Один из пионеров новой психологии Томас Верни писал: «Где человек с са-мого начала испытывает чувства любви, отвержения, тревоги и печали? Где человек с самого начала  учится взаимодействию с людьми и миром? Где формируются основные черты характера? Первая школа, которую мы посе-щаем, - Лоно нашей матери. Здесь мы получаем наш вводный курс любви, отвержения, ненависти, тревоги, доверия и сочувствия. И здесь мы должны искать корни насилия…Личность формируется, прежде всего, цепью факто-ров риска и/или  событий, которые нередко начинаются до зачатия и про-должаются в течение всей жизни. Поскольку каждый биологический процесс имеет психологический коррелят, всё, что случается с  нами, особенно в на-чале жизни, постоянно воздействует на нас. Была ли ваша мать активной или спящей, когда мы рождались, были ли мы рождены через естественные родо-вые пути или с помощью кесарева сечения, оставили ли нас в комнате с ма-терью или мы провели четыре недели в инкубаторе – это вопросы чрезвы-чайной важности».
И далее там же: «Но как мы, в человеческом сообществе приветствуем эти новые, много знающие, любознательные и проницательные существа?
Вместо темноты  и тишины матери мы обрушиваем на них ослепитель-ный свет, чрезмерные шумы и резкие голоса. Ранимые, всегда подвижные в матке, они испытывают подобие удара ремнём, когда мы захватываем их, только что родившихся, за лодыжки (спасибо великодушно практикам, реже пользующимся подобными приёмами). Далее мы наводим ужас на детей от-сасыванием слизи из их ртов и закапыванием в их глазки антисептиков, ко-торые не только жалят, но ещё и заволакивают пеленой. Если у младенцев обнаруживаются какие-либо признаки желтухи, их пятки пунктируют ланце-том, чтобы взять у них кровь для лабораторных исследований. После недол-гих минут успокоения у груди своих матерей (если женщине не вводились анестетики и болеутоляющие средства), младенцев, чья кожа в месте укола становится необычайно чувствительной, плотно заворачивают в ткани, кото-рые они воспринимают как наждачную бумагу. Наконец, их помещают в дет-скую палату, чтобы после перенесённых испытаний они пришли в себя среди им подобных двадцати или тридцати орущих новорождённых. И это называ-ется «хорошим рождением!»
Если младенцы появляются на свет недоношенными, или с врождён-ным дефектом, или с каким-либо заболеванием, их переводят в палату интен-сивного наблюдения и лечения. И да поможет им там Бог!
Как воздействует эта болезненная сенсорная перегрузка на младенцев? Во-первых, они не развиваются так, как должны были бы развиваться. Во-вторых, в психологическом отношении они оказываются травмированными. Беспомощность, печаль, вызванная отделением от матери, отсутствие при-косновений, постоянное опасение быть обиженными или травмированными, гнев, ярость – эти чувства они постоянно «записывают» в свой «банк памя-ти». Эти воспоминания не испаряются, не исчезают. Если впоследствии ре-бёнка любят и лелеют, то негативная нагрузка, связанная с этими воспомина-ниями, может быть постепенно уменьшена. Но если в дальнейшем ребёнка травмируют отвержением, физическим насилием и унижением, этот ранний опыт будет закреплён и впоследствии при определённых условиях будет вос-станавливаться, действуя подобно стимулятору мышления, ведущему ребён-ка ко всё более и более разрушительным способам поведения…Практически невозможно найти серийного убийцу или насильника, который был бы же-ланным ребёнком, воспитанным в нормальной, любящей семье….
В разных странах и в мире в целом слишком много детей умирает по-сле того, как их избили, замучили или напугали до смерти. Те из них, кото-рые остаются живыми, нередко оказываются травмированными на всю жизнь унижением, физическим, сексуальным и эмоциональным насилием. Дети, ко-торые выживают в процессе этого насилия, подготовлены к тому, чтобы вер-нуть нечто подобное планете и её жителям с гневом и разрушением». Т. Вер-ни делает заключение: «Наша единственная надежда на лучший мир состоит в усилении  и углублении этой врождённой способности заботиться, лелеять и сочувствовать другим….Что не является необходимым, так это борьба с уличным насилием с помощью государственного насилия. Мы не нуждаемся в большем количестве полиции, большем количестве судов и большем коли-честве тюрем. Мы нуждаемся в более сознательном воспитании» («Феномен насилия»).
В 1945 году Рене Спитц изучал две группы младенцев, которые полу-чили различные виды материнской заботы. В одной группе были заключён-ные в тюрьму юные матери, которым была предоставлена возможность еже-дневно заботиться о своих младенцах в тюремной детской. Большинство из этих девочек не обладали высоким интеллектом и никогда прежде не воспи-тывали детей. Они как могли оказывали своим младенцам непосредственное внимание и заботились о них, чтобы те росли и развивались.
В другой группе (смерть матери, болезнь в семье, трудное материаль-ное положение) младенцы были помещены на различные периоды времени (от нескольких месяцев до нескольких лет) в Дома младенцев. Об этих мла-денцах заботились интеллектуальные, опытные, высокообразованные медсё-стры, которые умело распределяли еду, одежду и физическую заботу, необ-ходимые детям. Однако на сорок пять младенцев имелись только одна глав-ная медсестра и пять медсестёр-помощниц. Ни одной минуты не тратилось впустую для игр или разговоров.
В то время как младенцы в тюремной детской были эмоционально во-влечены и оживлены, физически развивались, «подкидыши» лежали в своих кроватках в оцепенении (ступоре), смотрели в никуда, до тех пор, пока не увядали, а многие из них умирали. Выживали те, кто имел большую физиче-скую способность восстанавливать свои силы. Они испытывали отчаянный «голод» в отношении прямого человеческого контакта, развлекаясь в часы бодрствования переплетением своих пальцев перед глазами, как если бы гла-за и руки были заняты каким-то значащим диалогом.
Большинство младенцев, которые были подкидышами, начиная с рож-дения, никогда не испытывали человеческую привязанность, не могли опра-виться даже после того, как Спитц организовал специальное окружение, при-званное обеспечить их душевным (один-на-один) вниманием и заботой. Примечательно, что некоторые из лишённых привязанностей младенцев бы-ли ещё способны ответить на приглашение к диалогу, но их начальные кон-такты с добрым, отзывчивым воспитателем пробуждали у них интенсивное и неуправляемое беспокойство, они реагировали насилием, редко наблюдае-мым у детей. Младенцы рвали свою одежду и простыни в клочки, кусали других детей в детской и вырывали свои собственные волосы горстями.
Специалисты были озадачены вопросом, почему и как на младенцев воздействует потеря матери. В 70-х годах прошлого века Гарри и Маргарет Харлоу начали исследовать эту и связанную с ней проблемы в своей лабора-тории приматов в Университете штата Висконсин. Некоторые детёныши в их лаборатории воспитывались без матери, другим вместо настоящей матери подкладывали манекен (на проволочный каркас натягивалась шкура, за кото-рую  детёныш мог держаться; в шкуре были проделаны отверстия для сосков, через которую  обезьянка получала пищу; голова этого манекена весьма от-далённо походила на голову живой обезьяны). Как только молодняк подрас-тал, ставился опыт с целью выяснить, как поведут себя обезьянки в сложной, или экстремальной для них ситуации. В клетку впускалось нечто ужасное – механический медведь, оглушительно бьющий в барабан. Реакция малышей на это гремящее «чудовище» оказывалось совершенно различной. Те, кто воспитывался без мамы, в ужасе забивались в угол и замирали там в безза-щитном отчаянии. Те, кто воспитывался с искусственными мамами, тоже пу-гались, бежали к своей «маме» и прижимались к ней. Через некоторое время они, однако, в отличие от обезьянок-сирот успокаивались, начинали наблю-дать за пугающим предметом, потом подходили к нему, трогали его и, нако-нец, начинали разбирать игрушку. Иными словами, чувствуя за спиной даже искусственную мать, они находили в себе силы преодолеть страх, на смену которому приходило естественное желание познать новое и неизвестное. Позже, когда обезьянка переросла искусственную маму, опыт повторили, но на этот раз манекен  упаковали в полиэтиленовую плёнку. Результат оказался прежний. Обезьяна, выросшая в изоляции, панически забилась в угол. Обезь-яна, постоянно находившаяся рядом с  искусственной мамой, взяла в охапку манекен и понесла с собой свою «уверенность», чтобы под её защитой изу-чить бьющего в барабан медведя.
Что показали дальнейшие наблюдения в этой же лаборатории? У обе-зьян, выросших в полной изоляции, обнаружились тяжёлые психические рас-стройства. Особенно дико вели себя самки по  отношению к своим детёны-шам. Они нисколько не интересовались ими, грубо отталкивали их и били, причём тем яростней, чем отчаяннее пытались малыши найти у них защиту. Поведение самок производило настолько жуткое впечатление, что, как писал Харлоу, «даже опытные сотрудники лаборатории не могли смотреть на это без чувства потрясения».
  Таким образом, несложное изменение внешней среды (полная или час-тичная изоляция) выработало в подопытных  животных необратимые психи-ческие отклонения от нормы; если в раннем возрасте они воспитываются в изоляции, то это всегда вызывает нарушения в их поведении (выделено мною).
Описанный специалистами интегральный психологический портрет террористов во многом совпадает с психологическими особенностями, обна-руженными у нежелательных детей. Всё это наводит на размышление о роли нежелательности как фона для возрастания уровня агрессии в мире. Значение этого фактора трудно переоценить, если учесть, что треть детей сегодня рож-даются нежеланными (по данным Американского Департамента Здоровья). Именно в этой группе людей обнаруживаются индивидуумы, у которых ут-рачено чувство самоценности, имеется стремление к смерти, безразличие не только к своей собственной жизни, но и жизни других людей. При условии их последующего отвержения и жестокого воспитания, среди нежеланных людей могут формироваться убийцы и серийные убийцы (Sonne J.).
П.Г. Фёдор-Фрайберг делает и свой вывод: пренатальный период явля-ется уникальным временем профилактики нарушений физического и психи-ческого (выделено мною) здоровья.
Несколько лет назад, на волне общемедицинского интереса к пре -  и перинатальной психологии (и уже явно обозначившегося противодействия учёных и властей), почувствовав актуальность проблемы, решил по собст-венной инициативе провести пилотное исследование. Я задался вопросом: если агрессивность и антиобщественное поведение повзрослевших детей может быть следствием прямой угрозы невынашивания беременности у ма-тери  (стремление женщины сделать аборт медицинский или криминальный, мысли о нежелании рождения ребёнка или о самоубийстве), то нельзя ли считать и шизофрению, одним из основных симптомов которой является именно агрессивность в отношении себя или других, неким итогом устрем-лений женщины против своего неродившегося чада? Вот и А. Лоуэн писал, что у человека шизоидной структуры характера есть ненависть к матери («Биоэнергетика»).
Проведённое  в течение  последующих месяцев исследование показало, что у пациентов, чьи матери или они сами обратились ко мне на приём, в по-ловине случаев выявленной шизофрении имеет место явная негативная на-строенность против появления ребёнка. Для иллюстрации приведу несколько примеров.
 Первая история. Женщина среднего возраста имеет высшее образование. Обратилась в амбулаторную службу во время нахождения в психотерапевти-ческом отделении госпитального типа. Ей было предложено  посещение группы гипносуггестивной терапии, что обычно быстро приносит удовлетво-рение её участникам (хотя и временное). Мрачное настроение пациентки со-хранялось в течение всего курса, что и заставило пригласить её на беседу. Здесь она и рассказала, что имеет сына-студента, который рос и развивался обычно, но когда очутился на 1-м курсе ВУЗа, то резко обозначились при-знаки душевного заболевания (агрессивность  к матери). При обращении го-родской психиатрический диспансер был поставлен диагноз шизофрении.
Из рассказа женщины следовало, что сама она, учась на 1-м курсе того же ВУЗа, забеременела. Но времена были советские, и беременность вне брака считалась позором. Поэтому она серьёзно рассматривала возможность пре-рвать её, и только случай спас тогда ребёнка. Она заключила брак, родила и серьёзное потрясение испытала уже, когда и сын сам стал студентом.
Вторая история. Пациентка пенсионного возраста. Бывший сотрудник ВУЗа. Дочь больна шизофренией, находится на учёте в городском психиатрическом диспансере. Но длительно работала библиотекарем. Из рассказа матери сле-довало, что беременность была для неё неприятной неожиданностью, она се-рьёзно задумывалась об аборте (рассчитывая на успешный карьерный рост); всю беременность, которая осложнилась очень тяжёлым поздним токсико-зом, не могла принять дочь. Лечилась в акушерском стационаре у ведущих учёных. Ей было строго запрещено употребление соли, мяса; исключение сделали для творога и яблок. Роды преждевременные в 8 месяцев, вес ребён-ка 2200 г. Кормление грудью разрешено через неделю. Позднее родила лю-бимого сына – что ещё стало новым ударом для девочки в более позднем возрасте.
Комментарий ко второй истории. В последние годы, одобренный учёными метод содержания беременной в условиях, близких к голоду, тихо-тихо вы-шел из употребления. Вместе с тем, перинатальная психология и физиология  сегодня знает, что низкокалорийная диета в третьем триместре чревата по-следствиями, потому что после 30 недель особенно активно развивается го-ловной мозг (Гармашева Н.Л., Константинова Н.Н. Патофизиологические ос-новы охраны внутриутробного развития человека. – Л.: Медицина, 1985, 157с.). В обзорных работах западных психологов сообщалось, что голодомор, устроенный гитлеровцами в оккупированной Голландии зимой 1944 – 45 г.г., привёл к рождению детей, среди которых в последующие годы жизни было значительно выше обычного число страдающих диабетом и шизофренией (Инге и Ханс Кренц, 2003). Почему же никого не вразумил ленинградский голодомор? Почему низкокалорийная диета у беременной женщины счита-лась у учёных хорошо обоснованной рекомендацией?
Однако, если вернуться к исходной позиции, обусловившей появление  моей работы, а именно: изоляция человека как причина развития шизофре-нии или шизофренического развития личности, – то и здесь сугубо матери-альные вопросы питания, отнюдь, не противоречат высказываемой гипотезе.
Что такое голод, как не изоляция от источника поддержания жизни? По законам психоанализа отказ от еды может интерпретироваться как отказ от матери – на бессознательном уровне. В раннем детстве мать и есть весь мир ребёнка. Потому и лишение пищи на бессознательном уровне производит ра-боту отделения, изоляции себя от мира. Я – стаёт всем миром.
Вместе с тем, ситуация в медицине удручает: она сегодня больше по-ходит на экспериментальную, а вовсе не научную дисциплину.
Третья история. Женщина из центрального региона России рассказала о неудачной жизни и семье своего брата, который уже в зрелом возрасте по-вторно женился. Его супруга страдала бесплодием. Когда обоим родителям было под сорок, возникла неожиданная беременность, которую они реши-тельно хотели прервать, ссылаясь знакомым и  родственникам на болезни. Однако по настойчивому совету близких друзей и трезвому расчёту беремен-ность была оставлена – о чём будущие родители никого не поставили в из-вестность. История всплыла на свет, когда родился недоношенный 8-месячный ребёнок. Это событие всеми было встречено с радостью. Но физи-чески ребёнок развивался плохо, отставая от сверстников. К тому же  впер-вые годы обозначились хронические заболевания желудочно-кишечного тракта. Однако в умственном отношении ребёнок опережал всех детей. К 4 годам он разбирался в вопросах эксплуатации компьютера лучше отца, а к 6 годам мог вести беседу со взрослыми едва ли не на равных. В детском саду он обгонял всех. В возрасте мальчика около 10 лет трагически умирает отец. А ещё через пару лет ребёнок стаёт самым последним в классе: задания не выполняет, грубит учителям, регулярно пропускает занятия. В условиях от-сутствия отца и из сочувствия семье учителя долго терпели подобное  деви-антное поведение, но всё же он был исключён из школы до окончания 9 клас-са. Всё это время мальчик упорно поглощал компьютерные знания, отучился держать в руках книгу. Увлекался так называемой анимацией, китайским языком и прочей «чертовщиной» (со слов женщины). По телефону незнако-мому человеку отвечал на китайском языке – многие бросали трубку, пола-гая, что ошиблись номером. Мальчик не признавал близких, прочая (не вир-туальная) жизнь мира его не интересовала, но весьма охотно собирался по-служить для родины в армии. Всё так и продолжалось до момента моего зна-комства с женщиной.
Комментарии к третьей истории. Мать мальчика (инвалид) ещё не обращалась к психиатрам, однако его положение практически ничем не от-личается от такового у воспитанников детского дома. И если сильно не пове-зёт, то повзрослевшему сироте придётся пройти и этот путь.
ВЗГЛЯД  НА  МИНЗДРАВ 
ИЗ  ЗАЛОВ  КОНГРЕССА
Вот такая интересная отрасль психологии (перинатальная) возникла на рубеже перестройки, благодаря которой и проникла в бывший СССР через проржавевший «железный занавес». Она показала каждому думающему чле-ну общества, какие радужные перспективы ожидают человечество; что не пресловутые экономика и машины сделают мир богаче и счастливее, что гармония в стране достижима без насилия над классами и без коммунистиче-ских вывертов.
Моментом истины для России стал XVII Всемирный конгресс в Москве в мае 2007 года Международного Общества пренатальной и перинатальной психологии и медицины «Внутриутробный ребенок и общество. Роль прена-тальной психологии в акушерстве, неонатологии, психотерапии, психологии и социологии», на котором мне посчастливилось быть участником и членом оргкомитета. Поражало как большое число приглашённых ведущих ино-странных специалистов, так и ничтожное количество участников и слушате-лей с российской стороны (200-300 человек). Но если первое было заслугой оргкомитета, то второе – на совести московских властей. В прессу не просо-чилась информация о конгрессе. В течение года до открытия  министерство здравоохранения регулярно получало приглашения на конгресс. Но из Моск-вы на конгрессе не было ни одного профессора от акушерства: какой-то за-кулисный режиссёр «комедии» сказал «Нет!».  Для «оправдания» придумали какое-то ведомственное совещание, на конгресс же прислали молодую сим-патичную чиновницу, вчерашнюю выпускницу ВУЗа, которая заслонила сво-ей «мужественной» грудью расслабленный Минздрав. Конечно, акушеры-гинекологи там были. К примеру, профессор Абрамченко из Питера. Он с упоением  рассказал о быстрых и эффективных методах производства абор-тов, которыми успешно овладел. Участники конгресса почти единодушно за-хлопали его, а кто-то из зала назвал его выступление кощунственным. Не для всех этот конгресс прошёл благополучно. Через несколько дней после кон-гресса скоропостижно скончался один из членов оргкомитета.
ДЕТСКИЙ  ДОМ: СПАСИТЕ  НАШИ  ДУШИ
А сейчас хотелось бы предложить вниманию выносливого и терпели-вого читателя выдержки из книги выдающегося педагога Ларисы Мироновой («Детский дом: Записки воспитателя». – М.: Современник. 1989. – 496с), ко-торую хотелось бы сравнить по значимости с повествованиями Достоевского. Правдивость, мужество (да простит читатель подобную характеристику за-мечательной женщине) и талант писательницы позволяют поставить её рабо-ту в один ряд с «Записками из Мёртвого дома». Именно мёртвым (точнее, поражённым шизофренией) нашла она в начале своей «карьеры», будучи ря-довым сотрудником, московский детский дом семидесятых годов прошлого века, смогла его оживить, заложила основы добродетели в воспитанниках. Читатель увидит, какие реакции, поведение и болезни возникают у брошен-ных на поруки государству (изолированных на годы или навсегда от родите-лей) детей, поймёт, как легко стать (или считаться) шизофреником и как трудно стать здоровым, если… Давайте по порядку, по мере живого повест-вования от лица автора и участницы событий. А в скобках курсивом будут обозначены мои комментарии к сказанному выдающейся подвижницей.
Ларису детишки встретили, как и всех прочих воспитателей до неё. «С. 18. В небрежно застёгнутой на одну пуговицу кофте и сбившейся юбчонке, задрав на спинку кровати ноги, обутые в испачканные глиной кеды, девочка лет че-тырнадцати-пятнадцати возлежала с царственным видом поверх белоснежно-го покрывала, видно только что застеленного…Глина, обсыхая и слоями от-валиваясь от подошв, щедро сыпалась на постель… (Увы! Это было их лю-бимое времяпрепровождение: воз-ле-жать. Предпочтительно – в верхней одежде и уличной обуви. Можно и в сапогах. И совершенно неважно – на чьей постели. На чужой даже уютнее.)
С. 23. Нестройный гул голосов, грохот придвигаемых стульев, позвякивание ложек о тарелки – весь этот характерный шум перекрыл надсадный вопль:
- Па-а-ашла во-о-он! Жрать хочу!
Оттеснив от двери медсестру, безуспешно пытавшуюся проверять руки, во-рвалась команда мальчишек. Впереди – всклокоченный, донельзя закопчён-ный обладатель лужёной глотки.
С. 26. И ещё долго – недели две или три – они мигом разбегались в разные стороны при моём приближении. Звать без толку: не слышат. Слышали они – это я уже в первый день стала замечать – только то, что им хотелось слышать (Что это? Отрицательные галлюцинации? Вероятно, шизофрения испод-воль прописалась там давно).
С. 28. Пока застилала свободные постели, он возлежал молча. Но стоило мне взяться за веник, чтобы вымести окурки, арбузные корки и прочий столетней давности мусор, бывший выразил активное недовольство:
– Пылить могли бы и поменьше. Апчхи!
Столь галантные манеры надо чтить. (Местный стиль – «пошла вон!») ».
(Вот первые страшноватые зарисовки воспитательницы: почти как в тюрьме или психиатрической больнице – разве что «чистоту» в последних достигают побоями или их угрозой).
«С. 30. Поразительное  спокойствие хранили органы правосудия, когда дело касалось маленьких граждан, рождённых от матерей-злодеек. Никто не бил в тревожный колокол, никто не возмущался разнузданным попиранием прав маленького человечка, которому уже от рождения была уготована участь пойти по стопам родителей.
С. 38. После рассказов «трудовика» о жизни детского дома у меня сложилось довольно нелестное мнение о [директоре детдома] Людмиле Семёновне. Да я уже и сама стала замечать, что она была полновластной правительницей это-го заведения и единолично решала все вопросы. Однако власть эту она ухит-рилась делить с бывшими – отдавая им на откуп некоторые сферы  детдомов-ского бытия. Это был удивительный в своём цинизме «воспитательный» тан-дем: диктатура официального начальства сверху и деспотия снизу со стороны бывших, бессовестно обворовывавших и терроризировавших тех, кто пом-ладше. Конечно, между  директрисой и бывшими отношения были «ноже-вые». Но как я понимала – больше для виду: «Милые бранятся – только те-шатся»…Директрисе нужны были уголовно настроенные бывшие, а им было на руку её бросовое отношение к детдомовскому хозяйству. Для бывших это служило оправданием – в  большей степени моральным – их собственного поведения. А для директрисы бывшие  являлись теми самыми козлами отпу-щения, на которых при случае можно было списать любую пропажу: воров-ство здесь  процветало… Воспитанники детского дома, поначалу огульно не-навидя и «верхи» и «низы»  эшелонов деспотической власти, оставались практически беззащитными между «молотом» и «наковальней». В этой си-туации самые «сообразительные» быстро смекали, какому богу надобно слу-жить, - и охотно шли в шестёрки к бывшим, а то и к Людмиле Семёновне. Уже к десяти-двенадцати годам они усваивали нормы детдомовской этики – здесь царит закон джунглей, если не ты сверху, то – тебя подомнут… (Вот так просто делаются автором открытия: власть, которая путает правых и виноватых, которая сама порождает дурные «игры» и защищает интере-сы «грабителей» - и есть избранница шизофрении).
«С. 41.- Бывает, - ответила она грустно. – Ведь дети не всегда понима-ют, кто виноват в том, что им плохо. Чаще всего винят воспитателя. Да и ди-ректор старается при случае намекнуть на это – при детях. Разумеется! Не все выдерживают такую нагрузку. Лучшие уходят, садисты приживаются… И вот их почему-то Людмила Семёновна всегда выгораживает – и перед ко-миссиями, и перед детьми». (Начальство опять путает – где «свои», где «чужие»? Или это обыватели, такие как Лариса Миронова, ошибаются на счёт функции власти? Пока она заворожена детьми и собственными педа-гогическими ухищрениями).
«С. 50. По квартире летала как вихрь – и соседи смотрели на меня с не-хорошей ухмылкой (что это со мной происходит?). Свою новую профессию пока не афиширую. В трёх словах не объяснишь, ради чего бросила престиж-ную работу у известного академика. Неужто чтобы возить грязь за полсотней малолетних головорезов? Не дура ли? В наш прагматический век такое сродни умопомешательству.  Потому предпочитаю помалкивать. (А если добавить, что у Ларисы есть свои дети, но нет мужа? В отличие от под-линной шизофрении она сохраняет контроль на чувствами и мыслями - вы-делено мною).
«С. 50. Ровно в семь начинаю обход спален. Сначала захожу к мальчи-кам – ужасные сони! – Доброе утро!
 Никакой реакции.
- Просыпайтесь поживее. Как бы в школу не опоздать!
- А пошла ты… - и натягивает одеяло на голову». (А вот воспитанники ут-ратили контроль, хотя и не полностью.)
«С. 57. С «ликбезом» ясно, что делать, а вот с отбоем сущий кошмар…
Уложить детей в постели ровно в десять – полная  безнадёга.
Но как только на смену заступала ночная дежурная, совершенно ошалевшая орава мелюзги начинала ходить на головах. Продолжалось это до полной по-тери пульса….Ночью жизнь в детском доме (выделено мною) бьёт ключом. Главное развлечение – традиционные походы на кухню. Отмычки есть у всех «основных». («Основной» - условное обозначение неформального лидера. Чтобы остановить завравшегося, говорят: «Основной, что ли?»)
«Шмон» на кухне – самый безобидный промысел. Случались и настоящие погромы. Проводили их бывшие, конечно же, не без помощи наших воспи-танников. Делали это так: взламывали замок на двери кладовой. Затем ломи-ком сбивали навесной замок на холодильнике – и тогда на следующий день детский дом оставался без масла, сыра и колбасы, в общем – без всего, что можно унести из кладовки в сумках. Ну, ещё мясную тушу пообрежут, фи-лейные части.
Подъём – дело каторжное. Старших не разбудишь, а младшие почти все «жа-воронки». Едва рассветёт, уже вскочили с постелей и унеслись куда-то – главное, чтобы  подальше от детдома! Ускользали через окна – лазать по карнизам обучались с первых дней  пребывания в госучреждениях. Это со-вершенно необходимое условие: чтобы и от воспитателя скрыться, и в чужую бытовку забраться». (В детском доме получают развитие функции, возвра-щающие человека к далёким предкам, или  атавизм. Усилиями разумных взрослых проложена дорога в шизофреническую жизнь).
С. 68. Самое страшное, что дети  воспринимали это как норму (выделено мною). Почти после года работы кое-кто мне рассказывал, что «знакомство» с противоположным полом у них начинается буквально «с пелё-нок»….Матрона просветила: «Никому до них дела нет, в случае чего – по-шлют девочку на аборт…» Так оно и было. Когда я, впервые обнаружив та-кой вандализм в столь деликатном вопросе, примчалась к  [директору] Люд-миле  Семёновне и сказала, что надо срочно что-то делать, она усмехнулась своей обычной в таких случаях загадочной улыбкой Джоконды и спокойно сказала: «А что вы хотите? Они – дети  алкоголиков и проституток. А у нас – не пансион для благородных девиц».
- Но это же вовсе не означает, что каждый из них тоже должен стать алкого-ликом или проституткой! – завопила я, едва сдерживая себя, чтобы не запус-тить в Людмилу Семёновну чем-нибудь тяжёлым.
- Станет, - всё так же спокойно ответила она, откровенно любуясь моим бес-сильным гневом. – Станет! Не может не стать…У каждой династии своя пла-нида.
К сожалению, «династии» такого рода сегодня уже имеются – и в третьем поколении. Рожать начинают рано, лет в пятнадцать. И часто – сразу же ос-тавляют детей в роддоме, почти наверняка обрекая своих чад на генетическое беспамятство. (Вот так шизофрения ходит по кругу, захватывая и саму власть). Тогда я ещё не понимала, каких масштабов достигло это явление. Мне всё ещё казалось, что наверху об этом не догадываются…Какая же я была простофиля! Не только догадывались, но и делали всё, чтобы язва как следует, разрослась, всеми способами, старательно маскируя её наличие на теле общества».
Теперь посмотрим, как государство даёт «жизнь» шизофреническим рост-кам…
«С. 94. Бывшие – полновластные правители дома (что и говорить - взаимовы-годный тандем с директрисой!). И все молчаливо принимали этот правопоря-док. Расстановка акцентов была такой: педагогами заправляла Людмила Се-мёновна, в среде воспитанников верховодили бывшие…В иерархии детдо-мовского уклада бывшие – высшая каста. За ними следовали те, кто находил-ся в детском доме последний год. Особое положение занимала группа воспи-танников, уже побывавших в местах  изоляции – в детприёмниках (для уст-рашения), в спецшколах, в колониях. Несколько отдельно от них, но всё же рядом – те, кто прошёл «курс лечения» в психиатрической больнице.
…Привыкнув жить на всём готовеньком, они не могли распределять свой скромный бюджет так, чтобы на всё хватало.
С. 96. Бывшие обычно приходили к кормёжке и, сидя перед входом в столо-вую, ждали, когда шестёрка вынесет чью-нибудь порцию. Некоторые так и жили годами, прикармливаясь в детском доме. Одежду тоже здесь добывали. В день выдачи новых вещей жди шмона. Налётчики уносили куртки, сапоги, шапки. Районная милиция знала об этом; и про рынок, где всё сбывалось, тоже знала, но особого рвения в борьбе с воровством не проявляла, когда-то, давным-давно, отчаявшись пресечь злодейство на корню (Что же это, как не отрицание реальности? Неужели шизофрения власти? – Ну, да!) Относи-лись к выходкам бывших как к неизбежному стихийному бедствию.
Но справедливости ради надо сказать, что наш участковый не раз выручал воспитателей. Так было и с Олей Тонких…
Прошла первая «осенняя» полоса краж. Только-только разобрались с одеж-дой – вдруг пропала малогабаритная мебель. Без фургона её не увезёшь, зна-чит, где-то здесь стульчики-полочки, поблизости. А поблизости жила только одна бывшая – Ольга Тонких. Вожак женской половины бывших. В своё время она держала в страхе весь детский дом – кому охота ходить с отбиты-ми почками? Жила по-королевски: еду ей подавали «в постель», собирая лучшие куски с чужих порций. Но вот уже второй год Ольга обитала отдель-но, в маленькой комнатке за выездом….Её устроили на АТС, но работать она не хотела. Зачем? Рано вставать, корячиться за  девяносто рублей в месяц (Шизофрения прижилась…)… Ведь всегда можно взять, что плохо лежит. Покупать вещи за деньги для Ольги было чем-то безнравственным. Когда ей понадобилось благоустроить свою комнату -  почти год она жила в четырёх стенах, ничего не имея. Кроме кушетки и платяного шкафа (дали шефы из гостиницы), - она быстро организовала на это дело шестёрок, ещё не забыв-ших силу и жестокость Олиных кулаков, и… проблема с мебелью решилась. Вынесли всё спокойно, ведь охраны в детском доме никакой!
…История Ольги Тонких обычная. Дикая. Жили они втроём – мать, Оля и се-стрёнка-пеленашка.
Как-то осенью, когда отключили батареи, восьмимесячная кроха простуди-лась и заболела. На третий день умерла. Мать в это время пребывала в оче-редном загуле….Так они провели у батареи двое суток – Оля спала в обним-ку с мёртвой сестрёнкой….Мать объявилась через десять дней. Оля была уже в детприёмнике….
К отсутствию матери она скоро привыкла и не очень переживала, что долго не видит её. Но с другими детьми играть не хотела. Однажды, когда Олю по-тормошили за плечо, она неожиданно зло крикнула: «Не бей меня!» И укуси-ла воспитательницу. Её отправили в психиатрическую больницу – на три ме-сяца….Прошёл ещё год, и уже не только Олины ровесницы стали держаться от неё подальше. Она тигрицей бросалась на каждого, кто только осмеливал-ся сказать ей что-либо обидное. Сначала и Ольге доставалось порядком. Но сражаясь с отчаянием человека, которому нечего терять, потому что всё худшее, что могло произойти, уже свершилось. Она неожиданно пришла к страшному выводу: если хочешь, чтобы тебя не мучили, научись это делать сама! После недолгой тренировки изловчилась попадать в самые болезнен-ные места, и с  ней теперь уже боялись связываться. Сама же она становилась всё агрессивнее и злее. К шестому классу была грозой детского дома. Стар-шие и более сильные, конечно, здесь были. Но не было в детском доме ни одного, кто рискнул бы сцепиться с нею в  единоборстве.
Шли годы, Ольга взрослела, набиралась ума – и к выпускному классу была  некоронованной королевой этого приюта отринутых собственными родите-лями и всем миром сирот.  Сирот при живых родителях. Никто из взрослых обитателей детского дома – а они и составляли для детей «весь мир» - не смог, да  и, наверное, не захотел понять, что же скрывается за убогой, вуль-гарной даже, отталкивающей своей озлоблённой решимостью в любой мо-мент дать отпор личиной-оболочкой. Потому что жизнь Оли уже давно  раз-двоилась (выделено мною), и тот чуткий и трепетный ручеёк, что ещё едва журчал на самом донышке её запутавшейся и усталой не по годам души, с каждым днём становился всё тише и незаметнее…Она больше не скучала, не тосковала, не искала привязанности и тепла. Она научилась лавировать среди сильных и держать в страхе слабых – она научилась главному. Она усвоила закон джунглей….
С. 109. Озлоблённые на весь белый свет, они  [бывшие] в воспитателях виде-ли врагов номер один. Облить помылками – милое дело, могли даже  избить и изувечить (дезориентация в пространстве и собственной личности)…А  вот к преступным родичам своим относились если не с любовью, то с опре-делённой долей заботы (дезориентация личности?). Частенько украденные в детском доме вещи пополняли гардероб как близких, так и не очень близких родственников – тех, что принять юнцов в семью не хотели, зато краденое из их рук брали охотно (шизофрения у родственников?).
Бывшие в свою очередь делились на две касты: оседлых и бродячих. Бродя-чие появлялись  в детском доме только осенью, чтобы вновь исчезнуть с на-ступлением весеннего тепла. Именно в эти дни, когда я успешно налаживала отношения с отрядом. И прибыла первая группа бывших – бродяг…
С. 113. Случалось – и не редко! – что бывшие так отделывали сотрудников, что те приходили в себя уже в больнице. К ответственности «деток» призвать  трудно: вопрос щекотливый (да и месть незамедлительно последует. И тогда уж вряд ли  больница поможет). К тому же почти у всех в медицинских кар-тах значилось: задержка в умственном развитии. Судили же их, главным об-разом, за воровство….
С. 122. В октябре началась самая дикая за всю мою бытность здесь кампания по определению «интеллектуальной  сохранности» воспитанников.
Как раз в это время к нам прибыл ещё один новенький – Игорь Жигалов. Игорь был не совсем такой, как другие ребята. Вежливый, доброжелатель-ный. Исполнительный! А это чрезвычайно редкие качества у детдомовцев (Я говорю не о шестёрках, готовых по первому зову ринуться исполнять  пору-чение). Он не перекладывал своей работы на других, хотя был далеко не сла-баком и мог бы при желании подчинить себе десяток шестёрок. В отличие от всех прочих, сразу же начал называть меня по имени-отчеству. К тому же был приятной наружности и всегда опрятен.
Но вот что удивительно: именно его невзлюбила по-лютому Людмила Семё-новна! Ни к одному воспитаннику она не испытывала такой нескрываемой неприязни (шизофрения власти). Отчего это шло – я не могла понять.
Как-то решила вступиться за парнишку…Отчего она рассвирепела - мгно-венно и без удержу, - я не знаю. Но щёки её мелко-мелко тряслись, губы кри-вились, а массивный торс колыхался так, что я на всякий случай отступила на шаг назад. Открыла глаза на это её свойство – ненавидеть непохожих на всех – конечно же Нора, как всегда, очень тонко разбиравшаяся  в самых сложных хитросплетениях особенностей человеческих характеров.
- Да её просто бесят люди, имеющие  развитое чувство собственного достоинства! Ведь над такими не поизгаляешься.
На третий день пребывания в детском доме Игоря отвезли на обследо-вание в психиатрическую больницу. Увезли в моё отсутствие – сняли с тре-тьего урока. Из больницы он не вернулся – поместили в отделение для «трудных». Ради профилактики…
Для Игоря настали тягостные времена. Он был до того домашний, что жить в государственном учреждении, спать на казённой  койке, есть в общей столо-вой – было для него совершенно непереносимым. Бывают ведь дети, устав-шие от постоянного пребывания на людях, в режиме.
Из больницы приходили тревожные вести – плакал (пятнадцатилетний под-росток, не нюня!) дни и ночи напролёт (А психиатры то что? Соблюдают интересы пациента, как положено по клятве Гиппократа, или блюдут ин-тересы власти?). Ни аминазин, ни другие нейролептики не помогали (а должны «помогать»?) – тосковал и рвался на волю, домой.
Вот что он писал директору.
«Дорогая Людмила Семёновна!
Очень прошу вас – заберите меня отсюда. Обещаю, что буду вести себя хо-рошо. Мою маму и сестру ко мне не пускают. Только воспитательницу. А я очень скучаю по дому. Заберите меня отсюда, очень вас прошу. Я буду хо-дить на все уроки и брошу курить… У меня дома собака осталась, с ней надо гулять. И обучать её надо. А то пропадёт. Заберите меня, пожалуйста!!!
Ваш воспитанник Игорь Жигалов».
…Надо было, однако, за два часа успеть в четыре отделения – всего той осе-нью положили только из моего отряда восемнадцать человек.
Пробегая мимо отделения «трудных», увидела Игоря в окне палаты. Весь  приплюснулся к стеклу. Смотрит так дико, отчаянно, что по коже мороз… Помахал рукой и что-то выбросил из окна (форточки, хоть и зарешечённые, всё же открывались). В пакете было письмо – мне. Видно, решил, что я к не-му уже не зайду. И ещё там была бумажка, свёрнутая в трубочку. На мятом листке из школьной тетрадки в клетку с большим старанием был  нарисован довольно точно Ленин. Под ним подпись: «Дорогой Ольге Николаевне от воспитанника Игоря Жигалова. Поздравляю с днём Седьмого ноября!» А в углу маленькая приписочка: «Возьмите меня отсюда! Пожалуйста».
Отделение для «трудных»…Игорь считался «трудным». Наверное,  потому что сразу же, как только попал в детдом, пытался бежать. И на следующий день – тоже. Убежал в первый раз. Убежал во второй, а на третий… попал сюда, в больницу. Искать его не составляло труда – убегал он всегда только домой, к матери и сестре. Людмила Семёновна [директор] тут же звонила ин-спектору по делам несовершеннолетних районного отделения внутренних дел – и беглеца под конвоем  водворяли на место.
В детский дом Игоря поместили потому, что мать его поставили на учёт в психдиспансер. Диагноз – шизофрения. Параноидальная, вялотеку-щая…
Что меня больше всего изумляло в детдомовских детях и было нераз-решимой загадкой? Страстно-нежная привязанность к матерям (конечно, не все были такими пламенными патриотами своего дома, но всё же…).
С. 132. «Самое милое дело для детдомовца – работать в обслуге», - го-варивала в узком кругу дамочка из роно. Татьяна Семёновна в этот круг была вхожа и на первых порах «зарабатывала» авторитет в педколлективе тем, что добросовестно передавала нам, о чём шепчутся «наверху». Год спустя я, вспоминая эти «побрехушки», как их называла воспитательница первого класса, вдруг подумала: а может, не только в авторитете дело было? Может, ей было негласно поручено формировать наше  мнение? Исподволь внушая нам, что мы должны были думать по этому или тому вопросу? Одна инспек-триса из наробраза (по её словам) в открытую говорила о детдомовце: «Он генетически привык быть  холопом, подчинённым, так что права качать не будет» (социальная  изоляция навсегда?).
Или ещё один «трудный» - Олег Ханурин…
С. 134. Олега отвезли в детприёмник, а труп матери – в морг….Курил с пелёнок. В детском доме промышлял бычками. Молчун молчуном – понача-лу его голос я слышала, лишь когда он кашлял. С наступлением осенних хо-лодов кашель превратился в глухое буханье – «как в бочку»…Однако осмот-реть себя врачу не давал….И начала лечить сама, как умела, – на ночь стави-ла горчичники, поила молоком с мёдом. Принимать лекарства отказался на-отрез – рефлекс на «курс лечения» в психиатрической больнице, где в про-шлом году ему устроили инсулиновый шок (как и большинству детдомов-ских пациентов)….
В психиатрическую больницу попал  обманом – как и все остальные, впрочем. Бывало это так: ребят (чаще всего из школы) заманивали в автобус, подвозили к самому крылечку больничного корпуса, а оттуда два дюжих са-нитара тащили прямиком в отделение. И уже там (за двойной дверью) с ними беседовал врач.
Олегу повезло – врач в отделении была новенькая, установившихся там порядков не знала и потому лечила детей добросовестно. Олега – внимани-ем и заботой (моё выделение). На этот раз инсулинового шока ему удалось избежать («Отшибает память, когда в себя  приходишь, – просвещали меня дети из других отделений. – А потом жиром обрастаешь, как свинья»…)
Их видно было за версту – по застывшему, без проблеска мысли, взгля-ду и по непомерно укрупнившейся фигуре. Одутловатые лица, жирные не по возрасту талии, на которых не сходились вчерашние одежды, - эта нездоро-вая полнота делала детей на год, а то и больше уродцами и превращала их в посмешище для всего детдома (а что в школе над ними творили – ужас!)
Проходило время, и они снова становились всё теми же «трудными», что и до «курса лечения». С тем только отличием, что в своём новом качестве были ещё тупее и нахальнее, чем обычные олигофрены, – работать ни под каким предлогом не хотели. Зато всякие гадости и «заподлянки» вершились ими с ещё большей охотой (потеря контроля и дезориентация в простран-стве в большей степени, чем до лечения).
У Людмилы Семёновны [директора] была усиленно и щедро подкарм-ливаемая ею и завхозом (которые, не будучи обременены господствующими научными теориями развития шизофрении, - в отличие от медицинских спе-циалистов - прекрасно чувствовали, к чему приведёт изоляция детей) «армия наёмников» из «шизов» - так они этих ребят называли: их обычно использо-вали для  укрощения непокорных. На моих глазах такая расправа была про-делана над Игорем  Жигаловым…»
Однако мощная воля лучшего учителя и воспитателя (пусть ей позво-лили творить чудеса  всего лишь один год), обречённого любить детей (а значит и защищённого от шизофрении – ведь любящий и любимый не оди-нок!), дала настоящую жизнь лучшим росткам. Вот что пишет Лариса:
«С. 42. У Лили Кузенковой семья получилась хорошая. Очень. Хотя и не сра-зу. Родила дочку почти сразу после выхода из детского  дома. Через год по-няла, что помощи от отца ребёнка ждать не дождаться. Растила кроху в ма-люсенькой комнатушке коммунальной квартиры, воюя с соседями за право занять ванную для купания ребёнка или стирки. Себя не жалела, но делала всё, чтобы дочка росла здоровой, развивалась нормально. Когда я пришла к Лиле на «именины» ребёнка (дочке исполнился месяц), мои  страхи - спра-вится ли? – сами собой развеялись: эта мама ребёнка не бросит.  Как бы трудно ни было! А ведь ей тогда едва исполнилось  семнадцать!»
 «С. 143. – Здрасьте! Не узнали? Ольга Николаевна!.. Это мы!
Куда там! Только по улыбке, чуток асимметричной и чертовски обаятельной, я узнала Олега. Своего дикарёнка… Из романтического юноши он теперь превратился во взрослого мужчину (с усами!), за широкой спиной которого надёжно и безбедно шествовали жена и двое детишек – сын и дочь. Работал он столяром-краснодеревщиком. Если бы у всех так сложилась судьба! Если бы всем удалось избежать сумы и  тюрьмы!...Если бы…»
Уместно теперь познакомиться и с выводами-рекомендациями вы-дающегося педагога:
«С. 72. Не верю прекраснодушным фантазёрам, которые ратуют за исключи-тельно «гуманные» методы: уговоры, добрый пример… Всё это хорошо. Но если ребёнок за проступок не наказан, подобное отношение его развращает. Сильной и гордой личностью никогда не наказываемый ребёнок не вырастет, уж будьте уверены! Оскорбляет детей не само наказание, как бы тяжело оно ни переносилось, - а несправедливость наказания, несоответствие тяжести наказания и проступка (Такие выводы не понравятся сегодняшним поборни-кам ювенильной юстиции, потому что едва ли ими движет подлинная лю-бовь к детям – а скорее, всё те же интересы).
Многие педагоги подмечали, что личностно-состоятельные люди, альтруи-сты вырастают чаще всего из детей, воспитывавшихся строго. В нравствен-ной строгости, а не в страхе перед наказанием – вот что важно. Этой тонко-сти многие не понимают, а кое-кто сознательно на этом спекулирует.
 С. 74. Авторитаризм оправдывает себя только и только на очень коротком переходном периоде – от состояния хаоса к самоуправляемому коллективу. Чуть-чуть засидишься на этой фазе – и конец всем твоим благим замыслам! Далее – либо назад, к анархии, либо – к деспотии административной власти».
Детский дом прочно вошёл в сознание россиян как территория  или «городок контрастов» (сегодня вместо привычного, поэтому до конца непо-нятого, в прошлом речевого оборота, употребляют убийственное слово «шок»). Мы узнаём, что
 «С. 289. Однажды Татьяна Степановна мне сказала:
- Вы знаете, сколько у Людмилы [директора] всего дома?
И глаза её сделались размером со стёкла дымчатых очков. – Настоящая вы-ставка! Антикварный магазин. И как это всё ей досталось, если  приехала в Москву, простите, без смены нижнего белья? А сейчас – не прошло и  десяти лет! – трёхкомнатная квартира! И причём – дети с нею не живут….Шефы да-рят, а она  половину самых ценных подарков к себе  свозит.
- Если всё действительно так, то этим вопросом должна заниматься прокура-тура.
-О! Прокуратура! – изумилась она моему дремучему невежеству. Знаете, в какую историю влипла ваша любимица Нора два года назад?.. С группой воспитателей, отчаявшись найти правду в наших инстанциях, они отправи-лись к одному заслуженному работнику МВД… поделиться своими сомне-ниями. И среди шефов нашлись люди, готовые подтвердить, что часть цен-ных подарков, переданных детскому дому, перекочевали в обитель дирек-трисы….Знаете, что он сказал?: – «Пусть каждый имеет столько, сколько хо-чет. И не дело граждан – считать чужие доходы!»
- В чём-то он прав, наверное… - нерешительно сказала я, очень удивлённая её рассказом.
- В «чём-то»? Да в том, что милиция заодно с ворами! Вот в этом он прав. (Когда власть начинает регулярно путать «принцип» реальности с принци-пом «удовольствия», то и ей можно посочувствовать). Они сговорились красть то, что плохо лежит, а плохо лежит всё. А чтобы совестливые гражда-не не вякали, они тут же политику шить начинают…Мол, пережитки стали-низма! Так что механизм хорошо смазан. И органы правопорядка, и Мин-прос, и пресса – все на стороне воров. Вон опять очерк в газете тиснули – про «счастливое детство» под крылышком педагогини милостью божьей!
- Простите, а что было тогда, с милицией…Помните, когда ходили воспита-тели по вопросу хищения шефских подарков?
- А! Тогда…И пошли эти дуры набитые – как же! Самые  честные, самые принципиальные…Пошли четверо, вернулась в детский дом одна – Нора. Но уже не в воспитатели – в ночные…Интеллигентная женщина, а из упрямства работает сторожем….А остальные сейчас кто где: одна в дурдоме – признали паранойю, другая – вылетела с волчьим билетом. А две другие, и одна из них - Нора, получили такие анонимки, что хоть из города уезжай».
«С. 201. Вот наступила весна. И Лена опять заколобродила….Из милиции со-общили, что водит дружбу с ворами. А воры, надо сказать, жили себе не ту-жили весьма вольготно в нашем районе. Все знали, где притон, знали, куда они относят вещи на продажу, но… никто с ними войну не начинал (шизоф-рения власти?)».
«С. 203. Глазастая Фроська в раннем детстве была уморительно хорошень-ким ребёнком. Льняные кудряшки, пухленькие щёчки – ангелочек, а не дитя!
Кончила своё «образование» в детдоме в ранге профессиональной воровки. Дело, между прочим, обычное…
С. 205. Воровские дела были после бегов самым тяжёлым наследием про-шлого. Очень часто бега сопрягались с кражами».
(Сегодня и неспециалистам становится ясно, что бомжевание – это одна из масок шизофрении. Но ведь и склонность к воровству – не исключение, как и другие черты поведения, определяемые обществом как аморальные или ан-тисоциальные).
Ещё более поражает то, что детский дом  выполняет функции фи-лиала психиатрической больницы. Основная идея моего повествования, была гениально предусмотрена Ларисой Мироновой:
«С. 157. Если кто-либо из детей жаловался на плохое самочувствие, дирек-тор, как врач по совместительству, назначала: принять таблетки и полежать. Все без исключения получали в больших дозах аспирин и аминазин (или его аналоги), кое-кого отправляли в медпункт на укол магнезии – чтоб не ша-лил… Я тогда ещё не представляла, сколько «хроников» в нашем детдоме! Больных, ни разу не получавших полноценного лечения».
«С. 165. У детдомовцев рано появляется желание обзавестись семьёй, надёж-ной половиной». Но вместо подлинных отношений они чаще попадают впросак и в главный офис психиатрической больницы.
«С. 166. - Аборты в пятом-шестом классе – это катастрофа! – возразила я . – Нора говорила, что в прошлом году делали трём девочкам. Это же преступ-ление!
Матрона: - У них должен быть рефлекс на страх наказания, ясно?
- Ну хорошо, до пятнадцати лет мы стоим над ними с кнутом. А потом, когда они выходят в самостоятельную жизнь, первое, чем начинают в охотку зани-маться – как раз тем, что раньше было запрещено. И плодятся детишки без роду-племени…Это дело?»
Все страницы книги  Мироновой исписаны сценами неукротимой дет-ской жестокости. Но ведь безрассудная агрессивность служит докторам указанием на скрытую или явную шизофрению…
Вместе с тем деятельность честного передового педагога в детском доме (а в обычной школе?) - это не только движение по тонкому льду. Он чувствует себя инородным телом, агентом или шпионом, которого будут рано или поздно «обезвреживать»…
«С. 220. Дошла до редакции журнала «Человек и закон». Меня долго посыла-ли из одной комнаты в другую, наконец я встретила как раз того, кто зани-мался детскими домами и детьми, лишёнными родительского попечения… После разговора с этим типом, откровенно циничным и безоглядно самоуве-ренным в расчёте на полную безнаказанность. Я шла, как помоями облитая. Как это? Я тут из кожи лезу вон, стараюсь воспитать в них, с раннего детства отделённых жестокими условностями от «нормального» общества непреодо-лимой преградой, гордость, стойкость и совестливость, чтобы помочь выка-рабкаться из социальной пропасти, а оказывается – всего этого не надо? Надо «воспитывать» либо трутней, готовых вести полуживотный образ жизни и плодить себе подобных, либо «формировать» безгласную рабсилу, тупо и бездумно выполняющих всё, что от них потребуют «благодетели». Будущий контингент ЛТП и психушек…
Когда пришла на дежурство Нора, я ей всё рассказала, и она, тоже почему-то схватившись за носовой платок, долго сморкалась, откашливалась. А потом сказала:
- К сожалению, он был прав. Нет у этих детей другого пути. И никто не по-зволит, чтобы он был. Поймите, это действительно так!
Я просто взбесилась от этих слов, но промолчала. Нора зря говорить не ста-нет.
С. 223. Я неожиданно для себя поняла, что чем больше я надрываюсь, чем больше делаю для детей, вытаскивая их из социального болота, в которое они должны были с каждым днём погружаться всё глубже, тем больше раздраже-ния и даже откровенной злобы я встречаю со стороны тех, кто, казалось бы, в первую очередь должен быть  заинтересован в моём подвижничестве. Я всё чаще припоминала рассказы о том, как и кого выжили до меня, и складыва-лась довольно удручающая картина: активные, самостоятельные люди не ко двору! Ни взрослые, ни дети!.. Теперь про всё говорят: не знали! Ложь это! Прекрасно знали чиновные и сановные  «охранители детства», что творится на школьном подворье, в том числе – и на детдомовском. Ведь ходили воспи-татели и шефы в роно, в исполком, в горком, в ЦК писали… А что там гово-рили? Разберёмся, не волнуйтесь! И «разбирались». Месяц спустя приходила копия акта проверки: всё в порядке, тревожные сигналы оказались ложными. Только мне кажется, что с некоторых пор у некоторых ответственных деяте-лей понятия «ложь» и «правда» поменялись местами (шизофрения власти). И они эту мену провернули сознательно. Ах, как складно лгут и сегодня «са-мые правдивые»!
Лариса Миронова придумывала всё новые и новые способы противо-стояния шизофрении у подростков, оживляла педагогическую работу и су-ществование в детдоме. Но и власть уже давно замыслила …расправу.
Поводом может служить абсолютно всё. Даже героическое поведе-ние воспитателя по спасению детей… во время пребывания на отдыхе в Со-чи. Разгулявшиеся детдомовки раскачивали побережье не хуже 9-балльного шторма, во всём обвиняя  своих воспитателей.
 «С. 400. Какое право имели они, эти дети, быть такими после всего? После всего, что было с нами? С нашим отрядом? Какое право?! А?»
 (Лариса Миронова далее описывает, как на фоне недосыпания передозиро-вала снотворное и едва не погибла от интоксикации. Была реанимация. О суициде она сознательно и не помышляла, но позже коллеги стали подозре-вать и у неё шизофрению).
«С. 404. У психиатра тоже побывала. Он меня попросил заполнить две анке-ты: в одной с помощью трёх десятков вопросов анонимные авторы пытались выяснить наличие сексопатологии, в другой – паранойи. Судя по недоволь-ному и разочарованному  лицу врача, я поняла: экзамен выдержан. А он-то обрадовался – какая рыбина в сети идёт! – куча пороков и букет предраспо-ложенностей!
- Всё-таки меня смущает ваша ригидность… - неохотно отпуская меня, ска-зал он. – Упёртые люди – это потенциальные шизофреники. Ваша фанатич-ная вера…
- Почему фанатичная? Моя вера зиждется на прочном фундаменте убежде-ния, а убеждения – на знаниях.
- И во что же верите больше всего?
- В человека, простите за банальность. И за это готова драться».
 «С. 411. Татьяна Степановна:
- Да к психиатру её надо, Людмила Семёновна! Без разговоров…Вот точно в психушку, как этих хануриков. И память отшибить (выделено мною). Чтоб не портила общий вид…».
Возвращение после отдыха на море  детей в родные стены детдома
«С. 414. - Хотели на вас списать смерть Ринейской. Ваше счастье, что это случилось до вашего приезда. А то бы закатали в тюрьму ни за понюх табака.
- О! Валера, что за ужасы?
- Так уже было здесь, мне мастер по труду рассказывал. Всех, кто не вписы-вается в  их систему, запихивают или в психушку, или за колючую проволоку (Вот она истина! Начальство и без учёных  светил чувствует,  как вверг-нуть человека в шизофрению – и никаких видимых следов насилия). Они на-дёжно снюхались с самым верхним начальством. Одна контора. Вор на воре и вором погоняет! Разве им нужны люди с принципами? Они вас за них и не-навидят (опять шизофрения во  власти). И ищут, к чему бы придраться».
«С. 415. Ирина Дмитриевна:
- Сегодня была на исполкоме, в комиссии по делам несовершеннолетних…от парторганизации школы. Всех этих девиц…Надежду и компанию… уже до-просили, пригрозили колонией, несколько дней назад. Они дали показания против вас. После чего их отпустили, и они тут же отправились в бега.
- Что за показания?
- Что это ваша личная месть – отправить их из Сочи.
…
-Сказать по совести, я не верю в вашу победу. И вообще – в успех вашего де-ла. Думаете, вы такая первая?... Ну и где они теперь? Как вы думаете?
- Судьбе их не позавидуешь, - согласилась  я. – Мне рассказывали.
- Вот. А Людмила Семёновна живёт и здравствует. И знаки отличия получает за боевую деятельность на ниве просвещения….Бросьте детдом! Выживут ведь, поймите. И в душу наплюют. И никому ничего не  докажете.
- Как это – «бросьте»? А смерть Лены. Это тоже – «бросить»?
- Смерти не было. Её списали. Ясно? И нигде ни при каких обстоятельствах о Лене даже не заикайтесь!...
(Тайной власть способна покрыть не какую-то мистическую шизофрению, но даже  смерть. Однако Лариса продолжает бороться за будущее детей, как некогда врачи-гуманисты жертвовали собой ради победы над болезнью.)
«С.  419. Эти дети не имеют права расслабляться! Они с младых ногтей должны научиться  драться за себя, за своё право быть такими, как нормаль-ные, «домашние»…Не позволять делать из себя «сырьё». А для этого в пер-вую очередь они должны быть  самоорганизованными, образованными людьми. Хватит баек про «дефектный интеллект»! Про «отягощённую на-следственность», которая «ставит крест» на всей последующей жизни. Хва-тит!
Они должны  научиться разрывать кольцо «обстоятельств», в которое их за-мыкала вся система нынешнего воспитания. Они будут «ходить по кругу», начертанному для них чьей-то недоброй и хищной рукой. Пусть лентяи-хозяйственники решают свои кадровые проблемы сами. Эти дети будут ле-пить свои судьбы так, как сочтут нужным. Они будут хозяевами своей жизни. И никто – ни одна сила на свете! – не помешает нам!»
 «С. 430. Ждать больше нечего, надо обратиться в газету.
«Ув. Т.В.! – писала я зав. отделом школ…Речь идёт о судьбе ста пятидесяти детдомовских детей. Нарушения, допускаемые администрацией, лежат, как говорится, на поверхности. Тем не менее результаты проверки районными комиссиями и горкомом профсоюза не подтвердили наличие нарушений. Кратко перечислю наиболее острые моменты:
2. Совместительство директором ставки врача, а то и – завхоза. (Начальник тюрьмы  тоже  может подрабатывать психиатром?- моя вставка).
3. В октябре прошлого года в детскую психиатрическую больницу было на-правлено «на обследование» более тридцати воспитанников нашего детдома (более 20%). «Оздоровительная» кампания была предпринята с целью преоб-разования нашего детского дома общего типа в специнтернат – чтобы иметь законную возможность прикрывать слабый уровень воспитательной работы и нежелание достойно организовать быт детей. Однако несмотря на то что по заключению врачей большинство детей всё-таки признаны психически  здо-ровыми, подобные акции проводятся ежегодно. В больницу кладут «труд-ных» - детей с «характером», но фактически здоровых. При этом они прохо-дят полный курс лечения наравне с больными детьми (шизофрения  у докто-ров?).
4. В августе этого года в нашем детском доме погибла воспитанница первого отряда Ринейская Лена. Девочке было пятнадцать лет. Официально эта тра-гедия объявлена несчастным случаем. Но  утверждаю, что это было само-убийство. Девочка, в силу  семейных обстоятельств, находилась в крайне тя-жёлом психическом состоянии. Затяжная  депрессия на фоне непрекращаю-щихся конфликтов с директором детского дома вполне могла стать причиной такого её решения. …Уже больную девочку хотели отправить в  другой го-род на обучение в спец. ПТУ.  В результате – смерть.
С. 434. Звонок из газеты: «Пишите в горком».
- Но ведь всё пойдёт по кругу! Техника известна! Воспитатели писали даже на имя Генерального секретаря, а всё возвращалось в роно…» (Шизофрени-ческая ригидность власти).
С. 454. Не сразу в моём сознании выкристаллизовалась мысль, пожалуй, са-мая главная (что и было сверхзадачей для меня) – пробудить в них совесть (выделено мною). Потому что именно совесть и делает человека человеком.
Верно замечено: самый чуткий индикатор рождения совести – когда человек начинает ощущать на себе господство слова – «должен». Мои же воспитан-ники жили в деформированном мире – должны были все остальные. Им. Они – никому. В том-то и заключалась трагедия».
Но вот наступает и расплата за неординарность. Шизофрения вла-сти и её сателлитов сбрасывает свою обычную маску и рыгает бредом рев-ности и отношений…
«С. 482. Татьяна Степановна:
– Проснулась! Ку-ку твоя Нора! С сегодняшнего дня уволена….Матрона против неё дело хочет возбудить. Судебное. У неё в отряде девочка  забере-менела. Так, Матрона считает, что здесь Нора и не досмотрела.
- Что с тобой, Татьяна? Ты какая-то странная сегодня…
- Не со мной «что», а с тобой! – с вызовом ответила она. – Ну, подыскала что-нибудь подходящее? .. Что смотришь? Я сама список педсостава в роно отво-зила – тебя в нём нет...Я тут один интернатик поблизости заприметила. У них как раз воспитатель гробанулся. Инфаркт – и привет! Так что можешь туда, если что.
-Выйди вон и закрой дверь с той стороны!..
Я уже ничего не видела перед собой, кроме этой нелепой фигуры, которая почему-то не воспринималась мною как живое человеческое существо, наде-лённое людским именем и другими индивидуальными признаками. – передо мной был фантом…Т.С., тс-тс-с…
И вот Т.С. торопливо и сбивчиво запричитала:
- Хватит морочить людям голову!.. Вы вечно будоражите общество, вечно сеете в нём неприязнь, нетерпимость, насаждаете насилие. Вот для чего вам нужны послушные массы, бездумно идущие за вами!...Самая страшная фор-ма эгоизма та, которая якобы защищает всеобщее счастье, коллективизм! Но это же чушь, милочка! Вам власти хочется над чужими  душами и жизнями! Вот за что вы готовы положить собственную жизнь! Вся ваша жертвенность – это ложь! В ваших душах – пустота! Нет, не гуманизм, а пу-сто-та! Нет, милочка, вы звери и очень жестокие звери!.. Вам, завистникам и неудачни-кам, трезвые люди, практики с хорошей хваткой, ненавистны, потому что они разоблачают ваши подлые утопии, дешёвые иллюзии!.. Им, отбросам жизни, ты морочишь голову, внушаешь, что и они люди! А те верят, с радостью! Вот где самое подлое преступление перед обществом! Ведь потом эти ублюдки требуют своей доли, и общество из-за таких, как ты, обязано делиться с на-глыми скотами тем, что им не принадлежит!.. Но  скажи честно, что вы на самом деле хотите миру доказать? Всего лишь то, что нормальный быт, на-дёжное благополучие – есть  пошлое мещанство? Мол, все погрязли в грехах эгоистической обывательщины, и только вы, святоши, несёте свет человече-ству…Но слава богу, ваш век кончается! Вас осталось не так уж много, что-бы вас принимать всерьёз. Скоро, скоро человечество вздохнёт свободно! Избавится от непрошеных спасителей!.. Наши беды кончатся тогда, когда общество осмелится сказать правду самому себе – нас губят мифы. Мифы о всемогущем человеке! Человек слаб и беспомощен, и незачем ему внушать бред о его крылатости. Мы уже избавились от  вашего гипноза! Мы хотим жить, а не бороться. Жить! Сегодня. сейчас!...Чихать мы хотели на ваши ду-ши! На ваши дурацкие идеалы! Да вы просто больны этим! Вы просто ду-шевнобольные! Но ничего, мы вас вылечим!».
СОВЕСТЬ – БАРЬЕР  ОТ ШИЗОФРЕНИИ
Закончилась гениальная книга, которая могла бы изменить судьбу Рос-сии. Лишь вернусь чуть назад и напомню прекрасную мысль автора:
«Не сразу в моём сознании выкристаллизовалась мысль, пожалуй, самая главная (что и было сверхзадачей для меня) – пробудить в них совесть (вы-делено мною). Потому что именно совесть и делает человека человеком».
Добавлю: совесть не только формирует человека, но и защищает его от ска-тывания в шизофрению, совесть -  барьер от шизофрении.
Наши учёные  психиатры по-прежнему бьются и будут биться в уста-новлении «единственно верного» диагноза: эндогенный процесс или реак-тивный психоз, шизотимия, шизоаффективное состояние или алкогольный психоз? (разве эндогенный процесс не может развиться под влиянием резко-го потрясения? А есть ли  понимание, что эти состояния представляют со-бой в отдельности по причине происхождения или по патогенезу?). Агрес-сия, которой уделено основное внимание Ларисы Мироновой, сегодня и спе-циалистами признаётся одним из определяющих симптомов болезненных со-стояний шизофренического круга.
Агрессивность как маска шизофрении может выступать не только в морально-нравственном аспекте, но и в прямом вредительстве своему телу. (Что говорят или сказали бы учёные в отношении исполнителей заказных убийств?). Всем известный эпизод с отрезанием собственного уха великим Ван Гогом давно стал медицинским приговором художнику – «шизофрения». Предлагаю взглянуть на проблему членовредительства шире. Как относиться к столь распространённому сегодня явлению в обществе, как прокалывание языка, уздечки, пупка, ноздрей кольцами и другими металлическими предме-тами? А матерщина в устах юных девушек и женщин в быту и общественных местах?
Да, это содержимое сточной канавы, которое перелилось через тюрем-ный вал и залило общество клиникой шизофрении. А как относиться к тако-му распространённому явлению, как аборт?
АБОРТ – ДОРОГА  НАВСТРЕЧУ  ШИЗОФРЕНИИ
В работе, вышедшей  с кафедры биомедицинской этики Российского государственного медицинского  ун-та (Силуянова И.В., Першин М.С., Ляуш Л.Б., Макеева И.М. Статус эмбриона. //Человек. – 2007. - № 2. – С. 98 – 108), читаем: «Со времени первого русского уголовного кодекса 1832 года до 1917 г. изгнание плода квалифицировалось как вид смертоубийства. Но после 1917 года в России относительно абортов в законодательстве произошла подлин-ная революция. Происходит первая в мире легализация абортов, то есть про-изводство абортов теряет юридический статус преступления «против  жизни, против семьи и общественной нравственности». Однако в 1936 г. аборты в стране запрещаются. Но это запрещение абортов сменилось их новой легали-зацией в 1955 г., которая сохраняется до сих пор.
Признание «права женщины распоряжаться своим телом» весьма сомнитель-но не только по юридическим, но и по медицинским критериям. Искусствен-ное прерывание беременности – это не терапевтическая, целебная, излечи-вающая от болезни процедура. Искусственное прерывание беременности – это «распоряжение своим телом», которое весьма трудно отличить от члено-вредительства. Перечень медицинских осложнений, следующих после по-добного «распоряжения», велик, вплоть до смертельных исходов. Например, в психиатрии известно, что стремление пациента распоряжаться своим телом, вплоть до нанесения себе повреждений, увечий, проведение над собой кале-чащих и болезненных процедур может рассматриваться как разновидность расстройства личности, как синдром психопатоподобной шизофрении».
Давайте ещё почитаем литературу. Вот замечания углублённого экс-перта-писателя (Поль де Крюи. Борьба с безумием. – М.: Изд-во иностранной литературы, 1960):
 «Стр. 47. Джек ответил грустным голосом:
- Шизофрения – это не болезнь и даже не болезни; это мусорная корзи-на для различных мозговых симптомов». И далее:
«Стр. 48. Больных не считают шизофрениками до того момента, пока ненормальное поведение не приведёт их на приём к учёному светилу. А  так как светилам неизвестна  причина ненормального поведения, они придумали грандиозную классификацию разных форм шизофрении, основанную на раз-нообразных симптомах. Поскольку двум учёным трудно прийти к одному и тому же диагнозу относительно формы шизофрении, получается нечто поис-тине смехотворное… «Шизофрения – великая загадка психиатрии» - писал доктор Вальтер Л. Брюич, учитель Фергюсона…. Доктор Брюич показывает, как шизофреники могут проявлять любую форму умственных рас-стройств…Они могут быть восторженными или наоборот, склонными к уе-динению, лживыми, тупыми, агрессивными или галлюцинирующими. Могут вести себя параноиками или меланхоликами»...
Вот так вековая премудрость психиатрии разбивается о крепость (а может, мудрость?) шизофрении.
Двадцатый век – апофеоз логического знания (не приёмлющего вопро-сы нравственности в науке), на значительной части суши опиравшегося на стальные штыки режимов. И где уж тут было понять вчерашнему крестьяни-ну или рабфаковцу, что наука может громко и утвердительно говорить толь-ко о том, что ей самой кажется выгодным или понятным. Всё прочее, подвер-гается хуле или замалчиванию (а сами носители «ереси» часто оказывались в тюрьме или были уничтожены властями). Под прикрытием знаменитого из-речения («Истина рождается в споре») учёное начальство расправлялось с несогласными диссидентами  известными силовыми методами. Великая сила горбачёвской «перестройки» на первом этапе в том и состояла, что явления жизни обозначили своими именами. Тех, кого до этого считали лучшими слугами народа, вдруг предстали врагами народа. Самые передовые учёные породнились с мракобесами средневековья. Значит, всеобщее  враньё властей при социализме и было тотальным культивированием шизофрении? Но об-новлённую страну захлестнула новая волна  шизофрении - невиданное число самоубийств, брошенных  родителями детей, наркоманов и преступников всех мастей. Значит, люди снова почувствовали себя обманутыми?
Психиатрия – самая главная отрасль медицинского знания в любом го-сударстве. И от её воззрений на здоровье и болезнь зависят судьбы самих го-сударств. Недаром Антонио Менегетти написал: «Психология часто играла роль «государственной религии» перед тем, как стать естественной наукой» (Введение в онтопсихологию. – Пермь: Хортон Лтд , 1993. – 64с.).
Своим появлением в России имя Менегетти обязано перестройке, без которой и шизофрения, сконструированная в головах чутких к нуждам вла-сти психиатров, осталась бы навсегда заболеванием, колеблющемся только вместе с курсом правящей партии. Хотя сегодняшнее воззрение главных пси-хиатров на шизофрению не отличается от того, что было двадцать и пятьде-сят лет назад, но сегодня  есть хотя бы возможность обсуждать  иные воз-можности для шизофреников и шизофрении – естественно, вне рамок офици-альных учреждений. Кстати, можно вспомнить и то, что не так давно мини-стром здравоохранения России была директор Московского института пси-хиатрии им. Сербского, из-за нарушения прав личности пациентов (нередко инакомыслящих) в котором с Россией не желали иметь дела западные психи-атрические ассоциации. Главных держателей научных «акций» (хоть в пси-хиатрии, хоть в акушерстве) вовсе не пугает, что наука перестаёт быть тако-вой, если в течение полвека не меняет своей научной парадигмы.
Благодаря Менегетти мы можем разглядеть то, что все видят, но не за-мечают или проходят мимо: «От нашей культуры и науки мы унаследовали набор  стереотипов и, к сожалению, эта культура носит не цельный, а ши-зофренический характер (выделено мною). Наше «Я» контролирует лишь незначительную долю нашего сознания и нашего бытия» (там же).
Кстати, Менегетти не проводит больших различий между неврозом и шизофренией. Там, где он повествует о первом состоянии, почти всегда сле-дует и второй. Это говорит не только о схожести путей их возникновения, но и благоприятных перспективах для обоих: ведь искусный психотерапевт  при обязательном участии больного справится с тяжёлым неврозом или психосо-матическим заболеванием.
«Личность, стремящаяся к зрелости, растёт, а невротик стремится остаться в детском состоянии…Невротик или шизофреник, наоборот, стремятся под-черкнуть свои слабости. Как ребёнок добивается помощи взрослого, упорно настаивая на своём капризе, так и невротик или шизофреник требуют от взрослых исполнения своих  капризов.
Однако их болезни – это не отклонение от природы (выделено мною), а стратегия извращённого инфантилизма, направленная на то, чтобы взрослый человек проникся сочувствием и помог. Мамы рядом нет, но зато есть врач, психолог, общество, пенсионное обеспечение. С другой стороны, они не умеют делать то, что делают взрослые, не умеют по-взрослому говорить, одеваться, работать, устанавливать отношения. Они не могут строить жизнь на положительной основе, потому что с детства не желали адаптироваться: это нежелание постоянно укреплялось, вызывая соответствующие последст-вия.
Итак, если мы хотим вылечить такого человека, мы должны пробудить в нём чувство ответственности, сказать ему: «Тебе плохо не потому, что ты таким родился, а  потому, что ты виновен перед своей жизнью. Перед своим созна-нием». Это и есть знаменитая «терапевтическая пощёчина» онтопсихологии: считать болезнь  тактикой поведения (выделено мною) (там же).
В других своих работах Менегетти говорит, что расщепление чувств человека, частое использование лжи для получения выгоды, измена другу или супругу, угнетение истины и правды – всё это может приводить к разви-тию Ш. Именно поэтому он и называет человеческое общество шизофрени-ческим. Сегодня русские умирают слишком рано и не успевают дожить до старости, когда случаи Ш. могут чаще выявляться. Но психотические сим-птомы (в частности, галлюцинации) всё чаще на Западе стают уделом пен-сионеров и не только.
Внимательный читатель увидел, как схожи эти заключения с заметками Ларисы Мироновой. Двух выдающихся новаторов роднит и их профессио-нальная линия жизни: Менегетти тоже начинал свою деятельность в детском доме.
Обратимся к материалу наших дней. Осенью 2010 года психолог ГУВД по Пермскому краю на семинаре со специалистами говорила, что лица, слу-жившие  в горячих точках планеты, в частности, в Чечне, и перенёсшие ранее посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР), «дали» вторую волну осложнений –  среди них стали чаще случаи самоубийств; перед роковым со-бытием бывшие «чеченцы» испытывали сильное чувство одиночества. Такая же волна самоубийств прошла ранее у бывших ликвидаторов Чернобыльской АЭС.
Настало ли время сказать открыто, что «реакция» не может длиться вечно, и шизофрения, придя на смену продолжительной ПТСР, дождалась своих очередных жертв?  Приведу публикацию «Гибельная жатва Чернобы-ля» из американской газеты, выходившей в 1992 -1993 годах на русском язы-ке (вырезка из неё всегда с тех пор передо мной), а вот название издания мне не удастся вспомнить. Зато есть автор этой заметки – Людмила Торн, дирек-тор программы по изучению СНГ для Freedom House, редактор сборника о Чернобыле, Нью-Йорк): «Редактору: … Вы не упоминаете о ещё по меньшей мере 7000 человек, которые в  числе 600 тыс. молодых людей  занимались дезактивацией заражённой территории. В основном это были военнослужа-щие – резервисты, шахтёры и ветераны Афганистана. Их послали к месту ка-тастрофы, не выдав им защитной одежды и даже не предупредив об опасно-сти  радиации. Эти люди уже умерли. Более того, сообщалось, что 80% ос-тавшихся в живых «ликвидаторов» страдают заболеваниями спинного мозга, нервными расстройствами, теряют зрение, у них развивается бесплодие. Представитель Чернобыльского комитета при правительстве России при-знался в этом году, что 18 % из погибших (то есть примерно 1250 человек) покончили жизнь самоубийством».
К этому сегодня можно добавить и запойное пьянство, нередко имею-щее место среди бывших «ликвидаторов», которое, согласно  мнению автора классического учебника по психиатрии Осипова, является проявлением ши-зофрении.
Непросто будет психиатрии признать самоубийственные жертвы ПТСР жертвами шизофрении. Для этого есть много причин: политические, корпо-ративные, психологические. И они все могут встать в полный рост, чтобы не сказать правду простым и страдающим людям, которые слишком поздно на практике узнают жестокий закон политики: «Слова даны, чтобы скрывать наши мысли». А если и наука вдруг осознала себя «главной прислужницей власти» (Ромен Роллан)? Каждый солдат, вероятно, мечтает о «ране неболь-шой», как в старой песне. Много ли найдётся добровольцев служить в «горя-чих точках», если они будут знать, что вместо награды или мгновенной смер-ти позднее будут страдать от Ш.? Поэтому «всего» не говорят и специалисты. Банальная ложь ещё долго останется в политическом арсенале. «Хотят ли русские войны?» А кто сказал, что в Чечне и в Грузии сошлись «русские» интересы?
 Представители художественного творчества, писатели, одними из пер-вых осознали двойственную, шизофреническую душу современной политики и науки. Так М.М. Пришвин в середине 20 века писал: «На моём веку совер-шилась огромная перемена в сознании человека: в моё время ещё верили просто в науку, что человек овладевает законами природы себе на добро, и такое победное шествие человека как царя природы вперёд называлось про-грессом. В науке есть чары не меньшие, чем в искусстве, отвлекающие лич-ность человека от конкретных условий добродетели (творчества добра), в том смысле, чтобы служить лучшему всех людей, как себе самому».
Можно встретить и  устрашающие мысли: «На все эти вопросы «наука» нам не отвечает, и ответить не может, не идя на своё кастовое самоубийство. Ибо ответить – это значит признаться в том, что она, «наука», нам врала соз-нательно, намеренно и систематически» - (Ив. Солоневич. Народная монар-хия. - Минск, 1998. – С. 131.)
В конце двадцатых прошлого столетия великий русский невропатолог и психиатр В.М. Бехтерев посетил «вождя всех народов и лучшего друга со-ветских учёных» товарища Сталина. И сделал заключение не о качестве заку-сок и вина, а о психическом состоянии своего клиента: это была паранойя. Вероятно, он захотел поделиться своим открытием со специалистами (и не только), но был через несколько дней убит. За  десять лет до трагической смерти Бехтерев сумел заложить фундамент новой науки, которую назвал коллективной рефлексологией. Он считал, что если нервные рефлексы свой-ственны отдельному  индивиду, то они  точно так же могут быть характерны для человеческих групп, больших и малых. Попросту говоря, толпы. И на примерах войн и революций доказывал действенность коллективных рефлек-сов. Советское время – период больших потрясений. После смерти лидера новой науки и сама она заглохла. А страх учёных до сих пор жив. Наше пове-ствование в какой-то степени продолжает идеи Бехтерева: Шизофрения есть не только индивидуально больное, но и коллективное.
Затронем вопрос о нравственности  в науке. Собственно, что трогать-то, если её там и не должно быть? Именно гегельянская философия проло-жила путь русской науке и философии, в том числе диалектическому мате-риализму, который и уничтожил  несогласных. Именно суждения Гегеля о всемогуществе логического знания пришлись по духу любителям экстреми-стских социальных экспериментов. Диамат занимает ещё много места в голо-вах учёных. И психиатрия - не исключение.
Гегель покончил с искусством: дух, вознёсшийся до вершин абсолютного по-знания, не может снизойти к художественному творчеству, этой низшей сту-пени его бытия. Для поэзии и искусства места теперь нет. А заканчивается гегелевское учение обожествлением государства (Гулыга Арсений. Шеллинг. – М.: Молодая гвардия, 1982. - 317с.).
Одним из самых мощных оппонентов Гегеля был его современник,  немец-кий философ Шеллинг, также имевший множество продолжателей в России. Среди самых именитых писатель  Вл. Одоевский, поэт Тютчев, философ Вл. Соловьёв, литератор Григорьев, которые оказали незначительное влияние на судьбы России в 20 веке, но могут быть снова востребованы в 21 веке. Из трактатов Шеллинга вытекает, что знания недостаточно, а наука может слу-жить злу; поэтому науке нужен нравственный  ориентир. А человеку тем бо-лее. Он не верил, что культ разума возможен: «все умрут от скуки!», - и гово-рил, что ум может содержать нечто негативное, бесцельное, а рассудочный ум и мудрость – вещи различные. «Мудрость не припишешь тому, что на-правлено к безнравственному или стремится достичь благие цели, используя безнравственные средства». Аполлон Григорьев писал: «Каким образом из явлений частных складываются типы в душе художника – вопрос далеко ещё не разрешённый: дело в том только, едва ли они складываются сознательно, аналитически. Я верю с Шеллингом, что бессознательность придаёт произве-дениям творчества их неисследимую глубину. В душе художника истинного эта способность видеть орлиным оком общее в частном есть непременно синтетическая, хотя и требующая, конечно, поддержки, развития, воспита-ния….Тип, каков бы он ни был, есть уже  прекрасное». (Гулыга Арсений. «Шеллинг». – М.: Молодая гвардия, 1982. -317с.).
Вероятно, общество, опирающееся на творчество бессознательного, имеет гораздо большие перспективы, но 20 век сделал свой примитивный выбор.
Итак, волею большевиков наука оказалась без нравственных ограниче-ний. А что же психиатрия? Последняя придавала значение морали (от слова «мор»?), но, прежде всего, когда речь шла не столько об интересах больного, сколько об интересах тогдашнего общества или государства. И от этих «нож-ниц», кажется, ещё не избавилась. Достаточно вспомнить, как Советская  власть «лечила» под стражей диссидентов в психиатрических лечебницах. Представьте себе и ситуацию, что хронический алкоголик убил  одного или несколько человек в состоянии опьянения. Если он не докажет (часто это не-возможно), что находился в  приступе белой горячки (галлюцинации и  про-чее), то его будут судить как обычного преступника. Да, и будут ли заинтере-сованы родственники убиенных в нахождении посредством психиатрической экспертизы доказательств, что убийца был настоящим шизофреником и дол-жен вместо тюрьмы отправиться на длительное лечение в больницу? А будет ли эксперт сам кропотливо искать эти доказательства, ведь, он тоже  сочув-ствующий жертве человек? А если убийца рос в детском доме? А если таких убийц становится всё больше? А если наука не становится нравственнее?
И ещё представление. Вдруг в цивилизованном обществе завёлся каннибал, который съел человека, или на худой конец представителя власти, с  погона-ми на видном месте. А если им же были съедены нескольких лучших пред-ставителей человечества? И случайно оказался пойман. Кто из наших согра-ждан и им сочувствующей науки не захочет, чтобы людоед оказался в тюрь-ме или, что лучше, был казнён (ныне такое реально невозможно)? А сомне-ваются ли обыватели, да и врачи не из корпуса экспертов, что каннибализм – это и есть лицо шизофрении, или попросту сумасшествия? Едва ли. Потому что или человек разумный (как это объявлено), или…. Вот и получается, что каннибалу нельзя ставить диагноз шизофрении (а что-то попроще, из разряда психопатий), иначе его не засадишь в тюрьму (может, когда-нибудь разрешат и казнить). Вот и сидят эти каннибалы где-то в районе Соль-Илецка  и др. В шизофреническом обществе люди стесняются быть шизофрениками. Это Ш. в квадрате. Люди забыли, когда говорили правду себе и другим. Не только диссиденты, но и Гёте без толку поучал: «Чем больше я знакомлюсь с естест-вознанием, с его каждодневным прогрессом, тем чаще сами собой напраши-ваются мысли о том, что движение вперёд и движение вспять происходит в нём одновременно. Здесь я выскажу лишь одну из них: мы не выбрасываем из науки даже заведомые заблуждения. Причина этому есть очевидная тай-на. Если бы многие не чувствовали себя обязанными повторять неправду только потому, что однажды она была уже ими сказана, то люди были бы другими» («Годы странствий Вильгельма Мейстера, или отрекающиеся». – С.С. в 10-ти  Т.Т. – Т. 8. - М.:ХЛ, 1979. – 462с.).
  Теперь почитаем вместе ещё одну книгу, которая на первый взгляд не обещала сильных потрясений. Её автор Михаил Ефремов (это псевдоним, и вы не удивитесь, почему), её название «Осторожно! Вредные продукты». Хо-тя изумляет число переизданий – 11, если верить Интернету. Вот цитаты:
«В условиях сплошного правового бурелома, для российского едока нет более занятнейшей и любопытнейшей  задачи, нежели поесть. А после обеда – выжить… Ныне диетология (причисляемая к сонму научных дисцип-лин – моя вставка) «остепенилась» и окончательно стала тем, чем, собственно она всегда и была – мощным средством одурачивания в руках недобросове-стных производителей продуктов питания, которых и продуктами-то – даже условно, при всём желании, – назвать трудно.
 «Научная» теория питания появилась в Германии в конце XIX века. Немецкий физиолог Фойт, решив определить, сколько же пищи необходимо человеку, взял среднемесячный заработок немецкого рабочего и… прикинул, сколько еды на эти деньги можно купить. Полученное количество снеди он, слегка подкорректировав для мужчин, женщин и детей, окрестил физиологи-ческой нормой. Так тихо и без затей появилась на свет «научная» теория сба-лансированного, правильного питания.
 Согласно «сбалансированной» теории, современному человеку нужно получать в сутки 3000-5000 килокалорий. Цифры, неоднократно опровергну-тые самой жизнью. Но… На теории Фойта, как ни в чём не бывало, парази-тирует не только основной популяризатор генетически изменённых сурро-гатных продуктов питания – институт питания РАМН, но и скопище всяче-ских «диетологов». Вовсе не важно – имеют они высшее «диетологическое» образование или нет. «Потолочным методом» и поныне конструируются «кормовые теории» и «рекомендации»».
Да, государственная и даже научная система ригидна (как мозг шизоф-реника), и если угодно, «мертва»…Но не в этом ли состоит весь кризис дове-рия науке и не здесь ли причина крушения государств? И гегелевская диалек-тика вместе с логикой не способны разрешить эти противоречия внутри сис-темы, они, скорее всего, и являются причиной кризиса. А не является ли се-годня сама система управления государством причиной роста психических заболеваний в стране?
Всё же вернёмся снова к книге Михаила Ефремова «Осторожно! Вред-ные продукты». Читатель должен начать понимать, что современная наука и благолепная статистика неуклонно ведут человека к гибели. Это и есть само-убийство цивилизации. О последствиях применения ядерных технологий в военное и мирное время говорить излишне – всё уже давно сказано. (Но можно заглянуть и в мою книгу 90-х годов «Химера и антихимера» на порта-ле «Проза.ру»).
«В сложившихся условиях следует принимать и бессмысленное слово-сочетание «Экологически чистое» только лишь, как факт, настораживающий и не заслуживающий доверия.
Помните: симбиоз «экологов» и производителей съестного, как и по-ложено всякому симбиозу взаимовыгодный. «Товаровед – товароеду не това-рищ».
«Трансизомеры жирных кислот (трансжиры) содержатся в разрыхлите-лях теста, баночно-бутылочных соусах и абсолютно всех майонезах. Во всех рафинированных и гидрированных продуктах обязательно находятся от 25% до 50% трансжиров от всего количества жирных кислот, тогда как в нату-ральных продуктах их не более 2%... Ни в коем случае нельзя покупать май-онез в полиэтиленовых тубах, это стопроцентное нарушение технологии. Майонез не хранят в полиэтилене, так как уксус и растительное масло в со-ставе майонеза вступают с полиэтиленом в реакцию и разъедают его.
Трансжиры чрезвычайно токсичны, обладают свойством накапливаться в организме и порождают тяжкие последствия: стресс,  болезни сердца, рак, атеросклероз, гормональные сбои (к примеру – ожирение) и т.д.
Многолетние исследования установили, что  трансжиры повинны:
1.в ухудшении качества молока у кормящих матерей; кроме того, трансжиры с молоком передаются младенцу;
2. в рождении детей с патологически малым весом;
3. в увеличении риска развитие диабета;
…
6. в ослаблении иммунитета;
7. в снижении уровня мужского гормона тестостерона и ухудшении качества спермы.
«Переизбыток холестерина в организме опасен – никто не спорит. Но доказан факт – более опасен недостаток холестерина. Снижение уровня холе-стерина напрямую связано со значительным увеличением несчастных случа-ев и неврозов. Новомодная бесхолестериновая диета ведёт к раннему кли-максу у женщин и. увы, импотенции у мужчин. Низкий уровень холестерина напрямую связан с высоким риском суицида и развития депрессии.
Научных свидетельств, что холестерин (в бытовых, пищевых дозах) вызыва-ет атеросклероз, инсульт или сердечный приступ, как не было, так и доныне нет. Холестериновый бум связан, в первую очередь, с рекламной деятельно-стью маргариновых монстров.
Наше же мнение таково – маргарин существует только для тех, кто уже ниче-го хорошего не ждёт от жизни. «Диетический» маргарин можно рекомендо-вать только как растянутый (или затянутый?) способ самоубийства».
Воистину, прав Л.Д. Ландау, когда говорил: «Науки бывают: сверхъестест-венные – естественные – неестественные». Но догадывался ли он с высот своей математики, что общество страдает болезнью, которую все боятся на-звать? А я продолжу цитатами из книги М. Ефремова знакомить с её симпто-мами.
«Выдача патентов на генно-инженерные продукты (ГИ-продукты) – грубейшее нарушение Конвенции ООН «О биологическом разнообразии (ст. ст. 1,  3 и  п.  1 и 7 с. 15). Выдача патентов на ГИ-продукты – нарушение Ев-разийской патентной конвенции, принятой в 1973 году, запрещающей патен-тование растений и животных.
Первое место в мире по производству ГИ-сои  прочно занимает США. Но первое место в мире по потреблению ГИ-сои столь же прочно занимает Россия….Разгадка феномена проста – россияне потребляют сою в огромных количествах и в любом виде, даже не догадываясь об этом.
О присутствии в сое (натуральной!) веществ, губительных для щитовидной железы известно аж с конца 50-х годов…. Изофлавоны сои разрушают щито-видную железу, они опасны для детского организма и беременным женщи-нам, оказывают антиэстрогенное действие, влияющее и на менопаузу…
Среди детей, страдающих диабетом, в два раза больше тех, кого в детстве кормили соей….Соевые фитоэстргены вызывают слабоумие…. Анализ со-держания изофлафонов сои в детском питании показал, что их концентрация в расчёте на килограмм веса в 6-11 раз (!) превышает дозу, вызывающую гормональный сбой у взрослого человека.
Углубимся в «витаминный» вопрос и ради любопытства откроем про-фессиональный медицинский справочник «Vidal». Что мы увидим? Необхо-димые ежедневные дозировки витаминов для женщин 25-50 лет, то есть для основной и самой активной части населения. Внимательно читаем….. До-тошный читатель может спросить – а откуда взяты эти цифры? Как откуда? - удивимся мы и ответим – Как обычно, с потолка.
Эти цифры, всего лишь, отражают очередное личное мнение и пристрастья неких «светил», с подачи которых и пошли гулять по свету эти «рекоменда-ции» и угодили даже в такой серьёзный медицинский справочник.
Большинство витаминных добавок синтезировано из каменноугольных смол и производных нефти. Хотя химически они идентичны натуральным витами-нам, их биологическая активность значительно ниже. Синтетические вита-мины не могут выполнять все функции, свойственные витаминам натураль-ным.
Первые сомнения в полезности витаминов (витаминных препаратов) возникли в 1984 году. Тогда финские учёные обследовали 29 тысяч куриль-щиков. Которые получали витамин Е, бета-каротин и плацебо. Через восемь лет исследований оказалось: те, кто принимал витамины не стали меньше бо-леть раком, в группе принимавших бета-каротин увеличилось число стра-дающих раком лёгких, а среди принимавших витамин Е резко возросло число инсультов. Этот результат ничего не изменил для советских (ныне и для рос-сийских) медков, считавших и считающих, что витамины А и Е препятству-ют образованию злокачественных опухолей и сосудистых заболеваний. Дат-ские учёные всерьёз и обоснованно полагают, что витамин Е, бета каротин и витамин А может повысить риск преждевременной смерти.
Все витамины выполняют функцию катализаторов биохимических процес-сов. А отсюда следует: при избытке в организме витаминов, нормальная био-химия нарушается, реакции убыстряются, следом происходит убыстрение старения всего организма».
Как назвать эти вопиющие факты иначе, чем каннибализм производи-телей и их покровителей, который обрушил свои красные от крови зубы на ничего не подозревающих потребителей, привычно внимающих голосу све-точей от науки? Как можно относиться к тому, что усиленно рекламируемые    и насаждаемые властью любой страны в течение столетий  вакцинационные мероприятия по «защите» населения от инфекционных заболеваний порож-дают новые болезни и не защищают от старых, увеличивая общую смерт-ность при эпидемиях? Здесь время обратиться к теперь уже довольно извест-ной книге А. Котока «Беспощадная иммунизация» (М.: Гомеопатическая ме-дицина, 2004. – 448с.).
Книга была настолько опасна для привычной демагогии санитарных врачей, что её (из страха перед властью – и это в стране,  называющей себя демократической!) отказались распространять все книжные магазины страны (согласно  сведениям, полученным лично от автора). Так она и продавалась самим издательством в течение нескольких лет. И это при тираже всего 1000 экземпляров. Блокада сделала своё известное дело: смерть собрала свои жертвы. Для тех, кто ещё не видел книги, будут полезны мои заимствования  из неё.
«Фальсификация данных, передёргивание фактов, беспринципность и неразборчивость в средствах, алчность в погоне за наживой, навязывание обществу законов, противоречащих фундаментальным представлениям о свободе личности, - всё это неотъемлемые черты прививочного «убеждения» как-то мало вязались с представлениями о благе, принесённом  в мир Джен-нером.
Доктор Виера Шайбнер говорит: «Иммунитет не является результатом введения патогена. Уже около ста лет официальные иммунологические ис-следования демонстрируют, что вакцинные инфекции не иммунизируют. Они сенсибилизируют, делают прививаемого более восприимчивым к тем болезням, защищать от которых были призваны, превращают его в хозяина чужеродной бактериальной и вирусной инфекции. Привитые дети страдают от бесконечной течи из ушей.
Сколько же детей должны пострадать от аутоиммунных последствий прививок, чтобы это удовлетворило «научным критериям» - столь строгим, когда речь заходит о том, чтобы признать связь прививок с болезнями и смертями после них, и столь мягким, когда обсуждается польза приви-вок….Не связано ли увеличение количества лимфом с прививками? В свете появления «новых вирусов» - нет ли замены старых болезней, вытесняемых прививками, на новые, более опасные?
Вакцины не проверяются ни на канцерогенный, ни на мутагенный эф-фекты. В вакцины добавляются высокотоксичные вещества (ртуть, формаль-дегид, фенол, алюминий), хотя никто  и никогда не показал безвредность их применения у детей.
Покровский В.И. и др. пишут (2003): «Совместными усилиями челове-честву в двадцатом веке удалось ликвидировать только одну инфекцию – на-туральную оспу и получить 36 новых инфекций».
Порочна, противоестественна сама концепция массовой профилактиче-ской вакцинации.
Жестокое разочарование постигло англичан и других европейцев в са-мом начале 1870-х годов. Страшная, невиданная доселе эпидемия натураль-ной оспы, случившаяся на фоне почти тотально привитого британского насе-ления, полностью развеяла прививочные иллюзии. Насчитывая свыше 200 тыс. заболевших, из которых 42 тыс. скончались, по своим размерам она пре-взошла тяжелейшие «допрививочные» общенациональные эпидемии.
Разговоры об улучшении санитарно-гигиенического состояния городов и сёл, о приведении в порядок канализации и водоснабжения, об изменении характера питания и повышении жизненного уровня населения предполагали прежде всего социальные реформы и не обещали прямого заработка меди-кам, в то время как наличие такого чудесного и осязаемого с помощью науч-ных приборов врага, как микробы, гарантировало, что врачи продолжают иг-рать одну из главных ролей в обществе.
Выдающийся российский педиатр Нил Филатов (1847 – 1902) в 1899 г. писал: «Оспа принадлежит в настоящее время к числу довольно редких бо-лезней».
Япония имела самые жёсткие прививательные законы и при этом стра-дала от тяжелейших оспенных эпидемий. Пример Японии  подтвердил вывод некоторых исследователей: при неменяющихся санитарно-гигиенических ус-ловиях смертность населения от оспы возрастает по мере увеличения коли-чества прививок от неё…
В СССР последний случай ввозной оспы был зарегистрирован в  1960 году…Из 46 заболевших в Москве в детстве получали прививки все, 23 чело-века – в том же самом году, в каком заболели (ай да эффективные привив-ки!), десять человек – за три года до болезни, и ещё 14 прививки, сделанные на фоне уже имевшегося заражения, также не помогли. Трое заболевших скончались, остальные перенесли оспу разной степени тяжести (в основном, вариолоид). Ну, и какой же вывод? Вот он, изумительный перл вакцинатор-ской логики: « Преобладание лёгких, стёртых форм заболевания при вспыш-ке оспы в Москве в 1960 году ещё раз подтвердил огромное значение обяза-тельных в СССР прививок против оспы» (Гальперин Э.А., 1962).
 Когда факт бессмысленности и повторных прививок стало уже невоз-можно отрицать, тогда в ход пошло новое изобретение: да, заболевания они вообще не предотвращают, но зато уменьшают смертность среди привитых и делают течение болезни у них мягче. Это последняя линия прививочной обо-роны, дальше этого идти уже некуда: следующим  логическим шагом остаёт-ся только заявить, что прививки вообще никакого влияния на заболеваемость и смертность не оказывают.
В 1971 году Англия и США вообще прекратили прививки против нату-ральной оспы. В США при фактическом отсутствии самой болезни за 1959 – 1968 годы противооспенные прививки стали причиной только официально зарегистрированных 68 смертей – 60 при первичной вакцинации и 8 при ре-вакцинации…
Д-р Элеонор Мак-Бин в своей книге приводит такие высказывания специали-стов: «Главной, если не единственной причиной чудовищного роста заболе-ваемости раком являются прививки»
Наличие прививки БЦЖ в анамнезе, по данным зав. кафедрой фтизиат-рии Донецкого государственного медицинского университета проф. Б.В. Но-рейко, не улучшает, а ухудшает прогноз течения «нормального» туберкулёза: «У невакцинированных детей деструктивные формы первичного туберкулёза практически не развиваются…Ребёнок, вакцинированный хотя бы однажды, приобретает стойкую гиперчувствительность к туберкулёзной инфекции, по-скольку вакцина БЦЖ получена из бычьего штамма МБТ…Развитие по-ствакцинального иммунитета проводит в к тому, что все случаи туберкулёза у детей и подростков стали протекать по сценарию вторичного иммунного ответа клеточного типа, в арсенале которого заложена программа отторжения очага казеозного некроза. Если в прошлом за 20 лет я видел 1 первичную ка-верну в Донецкой области, то сейчас просто страшно смотреть на детей и подростков, у которых нет  будущего, поскольку деструктивный туберкулёз стал основной формой туберкулёза для этого возраста».
Д-р  Жан Эмильгар писал в своей книге: «Каждый раз, когда вы слы-шите о трагической смерти младенца в первые недели жизни от «вирусного менингита», у вас есть право подозревать, что дело здесь не обошлось без БЦЖ. Моя жена пережила эту трагедию, когда работала в крупном шведском госпитале. Вскрытие ребёнка обнаружило туберкулёзную природу этого «ви-русного» менингита, развившегося после прививки БЦЖ, но все санитары и медсёстры получили совершенно чёткие инструкции ничего об этом не гово-рить. Иначе им не поздоровится. Как и во всех тайных сообществах, закон молчания имеет абсолютную власть среди врачей!» (1998).
ШИЗОФРЕНИЯ  ПРОПИСАЛАСЬ ВО ВСЕМИРНОЙ  ОРГАНИЗАЦИИ  ЗДРАВООХРАНЕНИЯ
Настоящим похоронным звоном по вакцине БЦЖ должно было стать крупнейшее за всю её историю и единственное оформленное согласно всем необходимым научным критериям исследование, проведённое в южной Ин-дии при участии ВОЗ, Службы общественного здравоохранения США и Со-вета по медицинским исследованиям Индии. Для изучения были взяты два самых широко используемых штамма М. бовис – «Париж/Пастер» и «Да-ния/Копенгаген». Исследование показало нулевую эффективность вакцины БЦЖ как раз в той стране, где она в силу сложившейся эпидемической си-туации могла бы оказаться полезной. Мало того. Заболеваемость туберкулё-зом оказалась выше среди привитых!
Отказ ВОЗ немедленно и навсегда покончить с этой прививкой после проведённого исследования очень показателен. Более того – прививка БЦЖ… была включена в Расширенную программу иммунизации (РПИ) в по-следующие годы!»
Вот это и есть шизофрения властных, в том числе и медицинских, структур, которые дезориентированы во времени, пространстве и собствен-ном представлении о полезности деяний.
 «Эксперты при американском Институте медицины: «Факты подтвер-ждают, что привитые взрослые являются превалирующим источником зара-жения [коклюшем] новорождённых и детей в развитых странах».
Вряд ли существует иная современная вакцина, которая могла бы срав-ниться с коклюшной по количеству тяжелейших осложнений и смертей у ею «спасаемых» по весьма сомнительной эффективности, а также по сложно-стям механизма её действия в целом.
В 1948 г. Уже около десятка фармкомпаний производило вакцину DPT (АКДС). Е. Кёнг в 1953 г. Собрал из литературы сообщения о 82 ставших из-вестными случаях мозговых реакций после прививки против коклюша (К.). Итог: 11 смертей, 24 стойких поражения нервной системы в виде эпилепти-ческих припадков, спастических параличей, умственной отсталости, измене-ний характера. В Англии и Уэльсе за 1958- 1965 г.г. было зафиксировано  7 смертей в результате энцефалита, менингоэнцефалита или энцефалопатии после прививок, включавших в себя коклюшный компонент. В Англии выяс-нилось, что К. вакцина если и эффективна, то лишь тогда, когда нет настоя-щей угрозы К. Когда же на горизонте появляется вспышка или эпидемия, то прививка бесполезна для предупреждения дальнейшего распространения бо-лезни.
Несмотря на то, что каждая вспышка К. в очередной раз доказывает, что привитые заболевают ничуть не меньше непривитых, некоторые пре-стижные учебные пособия продолжают заявлять, что К. встречается исклю-чительно у непривитых.
Шведский эпидемиолог Б. Троллфорс тщательно изучил вакцину про-тив К. и в 1984 г. заявил, что максимальный её защитный эффект не длится более двух-пяти лет и что она не способна предотвратить заболевания К. да-же в таких странах с 90-95%-ным «охватом» прививками, как США. Он ука-зал, что смертность от К. в индустриально развитых странах крайне низка и никоим образом не связана с процентом привитых в них, а также отметил тот факт, что смертность от К. в начале 1970-х в Англии и Уэльсе и Зап. Герма-нии, когда процент привитых был выше, превосходила смертность от него в конце 1980-х, когда процент привитых значительно снизился.
В Голландии дети дисциплинированно прививаются родителями и «ох-ват» оценивается в 96% - выше, чем любой установленный вакцинаторами необходимый процент для прочного «коллективного иммунитета». В 1995 г. было зарегистрировано 325 случаев К., 1996г. – 2778, к ноябрю 1997г. – 3747.
ДВЕ  СЕСТРЫ - 
ИЗОЛЯЦИЯ  И  ШИЗОФРЕНИЯ
Теперь давайте от пищеварительных или трудно перевариваемых ме-дициной и обществом проблем вновь вернёмся к тому, с чего начали – пси-хическим последствиям пережитых ситуаций одиночества. (Кузнецов О.Н., Лебедев В.И. Психология и психопатология одиночества. – М.: Медицина, 1972. – 336с.). Итак, читаем:
«Французский философ Этьен Кондильяк в 1954 г. описал литовского  мальчика, который жил среди медведей. Когда мальчика нашли люди, он не проявлял никаких  признаков разума, не умел говорить и ходил на четверень-ках. Прошло немало времени, пока мальчик научился понимать человече-скую речь и разговаривать, но тогда оказалось, что он ничего не может вспомнить о своей  прежней жизни среди животных.
Случаи, когда детей вскармливали животные, были известны не только в Литве, но и в Швеции, Бельгии, Германии, Голландии, Ирландии и Франции. Все дети, жившие среди зверей, издавали нечленораздельные  звуки, не уме-ли ходить на ногах, обладали большой  мышечной силой и ловкостью, быст-ро бегали. Зрение, слух и обоняние у них были хорошо развиты.
В XVIII веке великий естествоиспытатель Карл Линней, впервые отважив-шийся включить вид «разумного человека» в систему животных, выделил в качестве  вариации этого вида «человека одичавшего» (выделено мною). В эту вариацию он включил все известные к тому времени случаи, когда дети человека были вскормлены вне человеческой  среды дикими животными. Хо-тя Линней и не помышлял о сущности скачка, который отделяет человека от животных, но, обобщив известные ему случаи, пришёл к выводу, что у оди-чавшего человека не развита не только речь, но и отсутствует человеческое сознание.
Никто из «диких» детей так и не стал по-настоящему человеком. Их удалось довести в процессе воспитания лишь до уровня слабоумных пред-ставителей человеческого рода.
Рождаясь и попадая в человеческое общество, ребёнок сразу уходит от звериного прошлого. Это общество в лице родителей, воспитателей, товари-щей как бы за руку выводит ребёнка в люди. Когда этого не случается, он ос-таётся за порогом человечества и уподобляется своим животным предкам.
Небезынтересны в плане развития, по всей вероятности, реактивного психоза выдержки из дневника, заимствованные нами из работы Merrien. Дневник был найден капитаном Моусоном в 1748 г. рядом со скелетом на ос-тове Вознесения. Насколько можно понять из дневника, речь идёт о голланд-ском моряке, который был высажен на остров в 1725 г. с минимумом вещей и продуктов питания. В пищу моряк употреблял яйца птиц и черепах. Когда оставленная ему вода в бочке была израсходована, он нашёл небольшой род-ник, который протекал среди голых и раскалённых скал. Воду приходилось носить в котелках под лучами экваториального солнца.
15 июля, как он записал в дневнике, что после своего  очередного «водяного похода», более убийственного, чем спасительного, уснул в изнеможении. Его разбудили возгласы, смешивавшиеся с богохульствами и непристойными выражениями. Ему стало  казаться, что его окружают демоны. Весь в холод-ном поту, он не смел заговорить, боясь, чтобы какое-нибудь чудовище, страшнее прочих, не избрало его жертвой. Моряк чувствовал на своём лице прикосновение дьявольского хвоста. Один из дьяволов заговорил с ним голо-сом его убитого друга. Смятение утихло только к утру. На следующий день он среди бела дня «увидел» своего убитого  друга, голос которого слышал в предыдущую ночь. Друг заговорил с ним о бесовской жизни природы, о сво-их страданиях. В один из последующих дней, когда моряк начал вытаскивать выброшенный на берег ствол дерева, видение вернулось, вызвав у него чув-ство ужаса. Призрак появляется в дальнейшем каждый день и стал для него привычным.
Аналогичные изменения, как указывал Дж. Б. Фурст (1957), в психике можно найти у пастухов, одиночных старателей и отшельников, которые жи-вут изолированно от общества длительное время….
Большое  мужество проявил Джошау Слоком, который на парусной ях-те «Спрей» в конце прошлого века, совершил кругосветное путешествие в одиночестве. Плавание началось 24 апреля 1895 г. и длилось 3 года 2 месяца 2 дня. После плавания моряк написал книгу «Один под парусом вокруг све-та» (М., 1960)…Перед ним возникали страницы прошлого, позабытого, и ка-залось, что это относится к иному, давно минувшему существованию. Сме-ющиеся и плачущие голоса рассказывали ему о том, что он слышал в разных уголках земного шара.
О перипетиях спортсмена в таком плавании рассказывает Вэл Хауэллз (Хаулз) в книге «Курс – одиночество» (М., 1969).
Французский врач А. Бомбар считал, что множество людей, которые во время кораблекрушения  спасаются на аварийных средствах, гибнут задолго до того, как их покинут физические силы. В своей книге «За бортом по своей воле» (М., 1964) он писал: «Когда корабль тонет, человеку кажется, что вме-сте с его кораблём идёт ко дну весь мир; когда две доски пола уходят из-под ног, одновременно с ними уходят всё его мужество и весь его разум. И даже если он найдет в этот миг  спасательную шлюпку, он ещё не спасён. Потому что он больше не живёт. Окутанный ночной тьмой, влекомый течением и ветром, трепещущий перед бездной, боящийся и шума и тишины, он за ка-кие-нибудь три дня окончательно превращается в мертвеца. Жертвы леген-дарных кораблекрушений, погибшие преждевременно, я знаю: вас убило не море, вас убил не голод, вас убила не жажда! Раскачиваясь на волнах под жа-лобный крик чаек, вы умерли от страха (с. 14)».
В плавании А. Бомбар похудел на 25 кг, ему  пришлось перенести не-мало тяжёлых недомоганий и болезней, он достиг берега с серьёзной анемией (5 млн. красных кровяных шариков перед началом путешествия и 2,5 млн. – по возвращении) и с общим количества  гемоглобина, граничащим со смер-тельным…Ужасающий понос с немалыми кровяными выделениями мучил его  в течение 2 недель. Дважды он едва не терял сознание. Ногти на пальцах ног выпали. В течение 65 дней А. Бомбар питался исключительно тем, что мог взять у моря. Дождевая вода появилась у него в лодке только на 23-й день. В течение этих 23 дней он утолял жажду соком пойманных рыб и планктоном. «Когда я оказался в океане и напряжение спало, я почувствовал первый приступ одиночества. Одиночество – мой старый враг, не вдруг об-рушилось на меня: постепенно, неумолимо оно заполнило все дни моего пла-вания» (1964, с. 102).
Очень интересно описание его ощущений в тумане, относящихся также к на-чалу плавания: «В результате мои попытки определиться в тумане кончились  плачевно, что, однако, не испортило мне настроения. Зато завывание судовых сирен в туманной мгле бьёт по нервам. Теперь это уже не одна сирена, как было тогда, возле островов Колумбретес: эхо повторяет и множит их вой без конца. Кажется, что вокруг бродят стада чудовищ., которые перекликаются между собой. Первый раз за все дни я по-настоящему чувствую, что значит остаться в лодке одному… В самом деле, мне кажется, что я  стал жертвой миража и никогда уже не смею отличить действительность от галлюцинации. Мне не хватает присутствия человека» (там же, стр. 106).
В середине  плавания он опять возвращается к описанию чувства одиночест-ва: «Одиночество!.. ты начало меня тревожить не на шутку. Я прекрасно по-нимаю  разницу между одиночеством и изолированностью. В нормальных условиях я всегда могу покончить с изолированностью самым простым спо-собом: достаточно выйти на улицу или позвонить по телефону, чтобы услы-шать голос друга. Изолированность существует лишь до тех  пор, пока ты этого хочешь. Но одиночество! Полное  одиночество невыносимо. Горе тому, кто одинок! Мне кажется, что одиночество наваливается на меня со всех сто-рон, непомерное, бескрайнее, как океан, словно сердце моё вдруг стало цен-тром притяжения для этого «ничто», которое тогда казалось мне «всем». Одиночество…
В день отплытия из Лас-Палмаса я думал, что могу с тобой справиться, что мне нужно только привыкнуть к твоему присутствию в лодке. Но я был слишком самонадеян! В действительности не я принёс тебя с собой в океан – разве я или моя лодка могли тебя вместить?! Ты пришло само и овладело мной. Ничто не в силах разорвать кольцо одиночества; сделать это труднее, чем приблизиться к горизонту. Время от времени я начинаю громко гово-рить, чтобы услышать хотя бы свой голос. Но от этого только чувствую себя ещё более одиноким, терпящим бедствие в океане молчания» (там же, стр. 146 – 147).
Опыт Бомбара был продолжен немецким врачом Хансеном Линдема-ном, предпринявшим два плавания в условиях, воспроизводящих обстановку потерпевшего кораблекрушение.
Христина Риттер находилась  в изоляции более 60 суток. В книге «Женщина в полярной ночи» (1954) она сообщила о своих переживаниях. У Риттер возникли образы из прошлой жизни. В мечтах она рассматривала свою прошлую жизнь, как в ярком солнечном свете. Риттер как бы слилась воедино со вселенной и очень часто беседовала с Луной. У неё развилось со-стояние любви к этой ситуации, которое характеризовалось очарованием и галлюцинациями. Она неохотно покинула Шпицберген. Эта «любовь» напо-минала собой состояние, которое испытывают люди при приёме  наркотиков или находясь в религиозном экстазе.
Во всех случаях географической изоляции, будь то  жизнь в одиночест-ве на острове, в Арктике или Антарктике, небольшой лодке или на плоту, у различных людей возникают необычные психические переживания, которые по своему феноменологическому характеру имеют много общих черт.
В 1895 г. В.Г. Короленко в рассказе «Без языка» в образной форме опи-сал имевший место в действительности случай необычного поведения чело-века, попавшего в среду с чужим для него языком, обычаями и нравами. По клинической картине такие состояния укладываются в картину параноидного синдрома П.Б. Ганнушкин в своей книге «Острая паранойя» (1904) писал о том, что реактивные параноиды проявляются там, где по той или другой при-чине слабая, неустойчивая, внушаемая личность попадает в ложное, изоли-рованное положение. …Имеются в виду военнопленные, попавшие в чужую среду без всякой возможности речевого контакта и заболевшие острым пара-ноидом.
Интерес представляют работы Д. Мюллера - Хегемана (Шизофрениче-ские психозы и социальная изоляция. – в сб.: Актуальные проблемы психи-атрии. – М.. 1959, 259; К вопросу о психопатологии социально  изолирован-ных групп населения. В сб.: Актуальные вопросы  психиатрии и невропато-логии. М., 1963, 270), который изучал психопатологические картины, возни-кающие при относительной социальной изолированности с окружающими, например, когда оказывались поколебленными или в большей степени унич-тоженными семейные и другие взаимоотношения. Он пишет: «Мы отметили у наших  пациентов … настоящий голод по социальному контакту».
Наблюдавшиеся этим автором у лиц параноидные, а иногда и галлюцинатор-ные явления, как правило, выступали лишь как элементы переживаний угро-зы и преследования и стояли в связи с установкой недоверия к окружающим людям. Наиболее трудно в дифференциальной диагностике этих состояний, по мнению автора, отграничить их от шизофрении (Как я благодарен этому автору, что он захотел озвучить то, чего избегают делать почти все ос-тальные психиатры, пусть это  и чисто академический интерес без каких-либо важных терапевтических последствий для больного – моя вставка)… Учитывая хорошо сохранившуюся аффективную жизнь, он поставил диагноз реактивного галлюцинаторно-параноидного психоза, близко относящегося к шизофреническому кругу.
Так как у больного нельзя было отметить аффективного распада, его заболевание было расценено как реактивный шизофренный  психоз в начале инволюции….Критерием для определения границ шизофренического круга при этих условиях остаются: наступление эмоционального дефекта и едино-образное, шубами, протекание болезни, без преобладания реактивных мо-ментов.
…. Все члены семьи страдают резко выраженной тугоухостью… Изло-женное свидетельствует, что полная изоляция в кругу семьи явилась патоге-нетическим фактором развившегося у больного параноидно-депрессивного психоза.
Наиболее чётко влияние изоляции на развитие психозов прослеживает-ся у заключённых, вынужденных длительное время отбывать наказание в ка-мерах одиночного заключения.
Один из первых, кто разглядел за внешним  «благополучием» пенсиль-ванской системы одиночного заключения все душевные муки и страдания людей, был Ч. Диккенс. Посетив в Филадельфии (штат Пенсильвания) оди-ночную тюрьму, он привёл её описание (СС.- М., 1955, 9): «Я считаю, - писал он, - это медленное, ежедневное давление на тайные пружины мозга неизме-римо более ужасным, чем любая пытка, которой можно подвергнуть тело; оставляемые им страшные следы и отметины нельзя нащупать, и они так не бросаются в глаза, как рубцы на теле; наносимые им раны не находятся на поверхности и исторгаемые им крики не слышны человеческому уху, - я тем более осуждаю этот метод наказания, что, будучи тайным, оно не пробужда-ет в сердцах людей дремлющее чувство человечности, которое заставило бы их вмешаться и положить конец этой жестокости» (с. 125).
Декабрист Зубков тягостные переживания в период своего заключения в Петропавловской крепости  описал так: «Изобретатели виселицы и обез-главливания -  благодетели человечества; придумавший одиночное  заключе-ние – подлый негодяй; это наказание не телесное, но духовное. Тот, кто не сидел в одиночном заключении, не может представить себе, что это такое» (М.Н. Гернет. История царской тюрьмы. - М., 1961, 1-3).
Революционер М.А. Бакунин в своих письмах, переданных секретно при свидании с родными, писал друзьям: «Ах, мои дорогие друзья, поверьте всякая смерть лучше одиночного заключения, столь восхваляемого амери-канскими филантропами…Заприте самого великого гения в такую изолиро-ванную тюрьму, как моя, и через несколько лет вы увидите, что сам Наполе-он отупеет, а сам Иисус Христос озлобится… Вы никогда не поймёте, что значит чувствовать себя погребённым заживо» (там же, стр. 430).
М.Н. Гернет (1961) пишет о том, что история одиночного заключения в цар-ской тюрьме знает много случаев, когда вышедшие на свободу люди на-столько сильно чувствовали себя отвыкшими от самостоятельного существо-вания и политической борьбы, что кончали жизнь самоубийством.
История одиночного заключения знает много случаев, когда у людей наступал срыв высшей нервной деятельности и развивались реактивные пси-хозы. По данным М.Н. Гернета, с 1826 по 1870 г. в Шлиссельбургской  кре-пости за государственные преступления находилось 98 человек, из которых 26 умерли или  заболели душевными болезнями.
Крупнейший психиатр прошлого столетия Крафт Эбинг считал, что «чрезвычайно строгая пенсильванская система келейного заключения, с на-ложением абсолютного молчания, устранением всяких впечатлений внешне-го мира, конечно, может считаться причиной многих случаев помешательст-ва».
Врачи Дельбрюк, Гутш и Кирн (цит. По А.Н. Бунееву, 1950), впервые описавшие психические расстройства в условиях одиночного заключения, полагали, что они имеют дело с самостоятельной группой заболеваний, обу-словленных влиянием специфических вредностей строгой изоляции, и назва-ли её «тюремными психозами».
Однако с прогрессом психиатрических знаний (читай: государственной дес-потии) выяснилось, что группа «тюремных психозов» не является отнюдь однородной. С одной стороны оказалось, что значительное число «тюремных психозов» относится к шизофрении. С другой стороны было установлено, что истинные реактивные состояния, возникающие в заключении, чрезвы-чайно разнообразны по своей клинической картине и генезу. Значительное число реактивных состояний, развивающихся в тюрьме, относится к истери-ческим реакциям.
Э. Крепелин (1929) выделил группу собственно «тюремных психозов», к которым он отнёс галлюцинаторно-параноидные психозы, протекающие при ясном сознании и возникающие обычно при длительном строгом оди-ночном заключении. Под влиянием лишения свободы, по его мнению, могут развиваться различные психические  расстройства, из которых только часть может считаться характерной для рассматриваемых случаев… У лиц, забо-левших этим психозом, Э. Крепелин не отмечал типичные выраженные исте-рические и дегенеративные стигмы. Поэтому, по его мнению, упомянутые психозы связаны с психотравмирующими факторами заключения, а не зави-сят от дегенеративной формы. Он указал, что перевод  больного с «тюрем-ным психозом» из одиночной камеры в общую камеру или психиатрическое отделение большей частью даёт быстрое выздоровление.
С.С. Корсаков (1901) также подчёркивал  качественную специфику «тюремного психоза». Для заключённых в одиночную камеру он считал ха-рактерным угнетение, подавленность, бессонницу, страх, яркие слуховые и зрительные галлюцинации.
Советские авторы (А.Н. Бунеев. Реактивные состояния. Судебная психиат-рия. М., 1950. -311с.) и др. показали, что термин «тюремный психоз» являет-ся чрезвычайно условным, потому что по своему патогенезу так называемые тюремные психозы не являются самостоятельным заболеванием, а относятся к группе реактивных состояний и лишь отражают в своей картине специфи-ческие условия заключения.  У лиц в условиях одиночного заключения, как показал в своей диссертации А.Н. Бунеев (Шизофреноподобные и шизофре-нические реакции на судебно-психиатрическом материале. Докт. дисс. М., 1943), наиболее часто развиваются параноидные и галлюцинаторные состоя-ния, реактивные депрессии, ситуационные истерические реакции и бредопо-добные фантазии.
П.Б. Ганнушкин указывал на две причины, больше всего способствую-щие развитию галлюцинаций и параноида у заключённых:
1) нахождение под подозрением в совершении какого-нибудь преступления и 2) изолированное положение.
Как отмечает Бунеев, очень трудно найти  группу психических заболе-ваний, которая бы вне тюремных условий впервые проявлялась клинической картиной полностью совпадающей с изложенной выше. Именно этот факт, по его мнению, и дал возможность Э. Крепелину говорить о «тюремных пси-хозах»».
Закончим чтение этой очень полезной и интересной книги О.Н. Кузне-цова и В.И. Лебедева. Из неё видно, что психиатры сталинского времени должны были в диссертациях показать, как советские люди стойко выдержи-вают одиночное заключение без риска «свалиться» в шизофрению. Но учё-ные, которым не было запрещено выражение своего мнения, видели в оди-ночном тюремном заключении, а также длительной изоляции от общества, в условиях кругосветного плавания  и др. угрозу существования человека ра-зумного. Самые свои главные выводы в психологическом исследовании вли-яния изоляции на человека в процессе моделирования космического полёта всё же, думается, они приберегли для своих последующих книг.
Как видим, многолетнее, если не сказать, многовековое  исследование психики человека клиническими методами способно лишь поддерживать ин-терес (страх?) общества к проблеме шизофрении, но не способно разрешить её. Разные научные дисциплины складывают свои достижения к стопам пре-мудрой психиатрии, которая и выбирает,… и ждёт, ждёт, ждёт… Сегодня, когда философы говорят о том, что человек разумный уже умер, заклинания об интеграции наук так и остаются лишь красивой фразой в устах чиновни-ков от науки (В.А. Лекторский // Человек. – 2004. - №4).
А есть ли действительный выбор у психиатрии? Вот выдержки из кни-ги, потрясшей воображение людей конца прошлого века (Гроф Станислав. За пределами мозга. – М.: Изд-во Московского трансперсонального центра, 1993. -  500с).
«Уайлдер Пенфилд… в книге «Тайна сознания» (Penfield,1976), подво-дящей итог работе, которой посвящена вся его  жизнь, выразил глубокое со-мнение в том, что сознание является продуктом мозга и его можно объяснить в терминах церебральной анатомии и физиологии.
Современная медицинская модель… уверенно отвергает передачу сложных воспоминаний о специфических событиях, предшествовавших зача-тию индивида… и отрицает возможность того, что опыт биологического ро-ждения записан в памяти ребёнка; и обычный довод в медицинских учебни-ках – недоразвитость коры головного мозга у новорождённого, не закончена миелинизация оболочки церебральных нейронов.
Сегодня у меня почти не осталось сомнений в том, что современное понимание Вселенной, природы, реальности и человека является поверхно-стным, неверным  и неполным.
Так как в переживаниях под действием ЛСД присутствует сознание растений и  неорганической материи, вплоть до её молекулярной, атомной и субатомной структур, а также космогенетические события и геологическая история, приходится,  в конечном счёте, заключить, что вся вселенная каким-то образом закодирована в сперматозоиде и яйцеклетке.
Восприятие и знание, включая научные теории, есть творческая дея-тельность, сравнимая с художественным процессом, а не объективное отра-жение независимо существующей реальности. Истинная реальность неизме-рима, и подлинная интуиция видит в неизмеримости сущность бытия….
Считается, что телесные травмы не оказывают непосредственного вли-яния на психологическое развитие человека и непричастны к развитию пси-хопатологии. Это резко противоречит данным, полученным при глубокой эмпирической проработке, когда воспоминания о телесных травмах обретают первостепенное значение. В сеансах с психоделиками…более чем обычны повторные переживания опасной для жизни болезни, травмы, операции или происшествия с утопанием, и они явно весомее, чем обычные психотрав-мы….Сопряжённые с опасностью для жизни травмы…. в большой степени влияют на развитие эмоциональных и психосоматических расстройств - де-прессии, тревожности и фобий, садомазохистских склонностей, сексуальных нарушений, мигрени или астмы.
Фрейд не сумел найти убедительного объяснения таким антропологи-ческим и историческим явлениям, как шаманизм, ритуалы перехода, визио-нерский опыт, мистериальные религии, мистические традиции, войны, гено-цид и вооружённые восстания. Ни одно из них нельзя понять правильно без использования концепции перинатального (и трансперсонального) уровня психики.
В экзистенциальном анализе Виктора Франкла, логотерапии, основное внимание уделяется смыслу жизни. Хотя Франкл не признаёт перинатальную динамику и  подразумеваемые ею родственные проблемы рождения и смер-ти, очень важно, что на развитие его терапевтической системы во многом по-действовал тяжёлый опыт пребывания в  концентрационном лагере. Крайние страдания узников концлагерей – характерная перинатальная тема….
Гуманистическая психотерапия базируется на положении, что люди стали слишком интеллектуалистичными и технократичными, отдалились от эмоций и ощущений…В гуманистических подходах сделан решающий шаг в направлении к холистическому пониманию  человеческой  природы - осо-бенно в сравнении с характерным для традиционной психологии и психиат-рии односторонним акцентом либо на теле, либо на душе.
Данные, полученные при проведении исследований с ЛСД, также ясно подтверждают основной тезис гуманистической психологии о единстве ума и тела.
Алкоголизм и наркомания часто описывались как растянутые во времени, медленные формы самоубийства (выделено мною)…Склонные к алкоголю и наркотикам пациенты, испытавшие на психоделических сеансах состояние космического единства, сообщают об интуитивных прозрениях, весьма похожих на интуицию пациентов с тягой к самоубийству. Они осоз-нают, что стремились к трансценденции, а не к наркотической интоксика-ции….После  переживания смерти  Эго и космического единства злоупот-ребление алкоголем и наркотиками видится трагической ошибкой. вызван-ной неузнанным или неправильно понятым стремлением к трансценденции… Можно предположить, что индивидуальная стихия употребления алкоголя  и других наркотиков основана на введении анестетиков или седативных препа-ратов в ходе финальной стадии рождения….
При бациллофобии и страхе грязи (мизофобия) патологический страх сосредотачивается на продуктах жизнедеятельности, запахах тела и нечисто-тах. Органическое сцепление в БМП – III  смерти, агрессии, сексуального возбуждения и биологических отходов является ключом к пониманию этих фобий… Не понимая, что имеет дело с памятью о биологических нечистотах, индивид верит, что борется с реальной гигиенической проблемой в  настоя-щем. Подобно этому, страх смерти, представляющий собой память о реаль-ной  биологической опасности, ошибочно воспринимается как присутствую-щая в данный момент угроза, якобы связанная с инфекцией.
Терапевтическая стратегия, освобождающая перинатальную энергети-ку, может не только разрешить симптомы травматического невроза, но и спо-собствовать процессу глубокого исцеления и трансформации. Лучшие из традиционных подходов в этих условиях – гипноанализ и наркоанализ, кото-рые приводят пациента в соприкосновение с  исходной угрожающей жизни ситуацией, позволял прожить её повторно. И всё же идеальный терапевтиче-ский подход должен приводить дальше – к перинатальным матрицам, кото-рые были вскрыты экстремальной ситуацией. Эти наблюдения особенно зна-чимы с точки зрения того факта, что десятки тысяч ветеранов Вьетнама, страдающие от длительных эмоциональных нарушений, вызванных войной, представляют в США серьёзную проблему ментального здоровья….
Понятие психоза прямо зависит от текущего научного представления о реальности.
Яркие психотические состояния имеют гораздо больше шансов быть излечимыми, чем протекающие вяло… Некоторые группы психотических пациентов имеют лучшие показатели выздоровления, когда подвергаются ле-чению неактивными препаратами (плацебо), чем в случае приёма транквили-заторов.
Повторное проживание ненарушенного внутриутробного опыта тесно связано с некоторыми  мистическими и религиозными состояниями, а эпизо-ды эмбриональных кризисов родственны шизофреническим и параноидаль-ным состояниям….
Диагноз решающим образом зависит от того, к какой школе  принад-лежит психиатр, от его  индивидуальных предпочтений, от суммы доступных оценке данных и от многих других факторов.  Некоторые психиатры прихо-дят к диагнозу только на основе существующего комплекса симптомов. дру-гие – на основе психодинамических соображений, третьи – пользуются и тем и другим… В конечном счёте, выбор терапии будет отражать ориентацию психиатра, а не клинический диагноз. Психиатр, ориентированный на орга-нику, стандартно воспользуется биологическим методом лечения неврозов, а  психологически ориентированный  - может избрать психотерапию даже при лечении психозов.
Психиатрический диагноз слишком расплывчат и гибок, так что может быть приспособлен к разным обстоятельствам. Его можно использовать и до-вольно легко отстоять, когда психиатру нужно оправдать невольное преступ-ление или доказать в суде, что пациент является невменяемым. Эта ситуация резко отличается от строгости, которую мог бы проявить психиатр в интере-сах обвинения или при комиссовании с военной службы. Такой же изменчи-вой  может быть психиатрическая диагностика в уголовном судопроизводст-ве и в практике  страхования; профессиональная аргументация может зави-сеть от того, на чьей стороне психиатр.
…В США гомосексуализм определялся как душевное заболевание до 1973 года, пока ассоциация американских психиатров не пришла к выводу, что это не так».
Закончим наше путешествие в безбрежности сознательного и бессозна-тельного, дабы не потерять интерес к событиям очевидным.
ВИД  НА ШИЗОФРЕНИЮ  ИЗ-ЗА  ОБЛАКОВ
Сейчас я предлагаю читателю на некоторое время унестись в небо, что-бы лучше было видно, как расползается по Земле шизофрения. Заглянем в грандиозное произведение Марка Солонина, полезное не только для тех, кто интересуется авиацией, но и для тех, кто хочет видеть человека разумным («Разгром. 1941». М.: ЯУЗА, ЭКСМО, 2009).   
« «С первых дней Великой Отечественной войны немецкая авиация за-хватила господство в воздухе». Этот тезис никогда не подвергался сомнению в советской военно-исторической литературе…
Во всей советской историографии исчезновение авиации Красной Ар-мии неизменно  рассматривалось как событие абсолютно естественное, неиз-бежное и единственно возможное в сложившихся обстоятельствах («внезап-ное нападение…отсутствие радиосвязи… огромное численное превосходст-во врага…массированные удары по всем аэродромам западных округов…»).
Была ли советская авиация уничтожена в первые дни войны?
Обратимся к солидному источнику, к монументальному исследованию «1941 год – уроки и выводы». Эта монография вышла в свет в конце 1992 го-да под эгидой Генерального штаба тогда ещё «объединённых вооружённых сил СНГ»… Так вот. На стр. 151 мимоходом, в придаточном предложении, авторы монографии обронили такую интересную фразу: «…из 250 тысяч са-молёто-вылетов (с/в), выполненных советской авиацией за первые три меся-ца войны…»
Это – «уничтоженная» авиация?
…За три самых драматичных месяца грандиозного воздушного сражения в небе Британии (августа, сентябрь, октябрь 1940 года) немецкая бомбардиро-вочная авиация произвела всего 22 тысячи с/в. Рекордным по интенсивности стал для люфтваффе июнь 1942 года, когда немцы на Восточном фронте вы-полнили (по данным советских постов ВНОС) 83 949 вылетов боевых само-лётов всех типов. Ещё раз подчеркнём – это рекордный, пиковый уровень бо-евой активности немецкой авиации (обстановка обязывала – на земле шло решающее судьбу войны наступление от Харькова на Сталинград).
Для советских ВВС рекордным по интенсивности боевых действий стало сражение на Курской дуге. За 40 долгих летних дней 1943 года совет-ские лётчики выполнили 89 300 с/в. Другими словами, «разгромленная и уничтоженная на земле» советская авиация летала летом 1941 года с такой интенсивностью, которую позднее и немцы, и советские ВВС смогли достиг-нуть только в одном месяце за всю войну!
К 1944 году (не за три, а за все 12 месяцев года) истребители люфтваф-фе выполнили на Восточном фронте 69,8 тыс. вылетов, бомбардировщики и штурмовики – 226,5 тыс. вылетов. Всего 296 тысяч вылетов. За целый год.
У каждой медали есть, как известно, две стороны.
250 000 боевых вылетов – это непостижимо много. Много в сравнении  с легендой об «уничтоженной авиации».
Пресловутый «внезапный удар по мирно спящим аэродромам» числен-ность дальней бомбардировочной авиации (ДБА) не уменьшил ни на один самолёт…22 июня на эти аэродромы не было совершено ни одного налёта, и о начале войны с Германием лётчики ДБА узнали на митингах, прошедших во всех частях  после выступления Молотова по Всесоюзному радио.
После того как эти и многие, многие факты стали достоянием гласно-сти стало  особенно понятно, сколь мудро и прозорливо поступили советские историки, заблаговременно заготовившие кучу баек про «безнадёжную тех-ническую отсталость» советской авиации. Без этих заготовок пришлось бы им отвечать на множество неприятных вопросов. А так и без вопросов всё ясно – фанерные этажерки, не идущие ни  в какое сравнение с немецкими са-молётами. Вот их и перебили, как куропаток… Почему проиграли войну в воздухе? Да потому что  самолёты были плохие. А из чего видно, что самолё-ты плохие? Потому что войну в воздухе проиграли…
Автор глубоко убеждён в том, что если бы нашу авиацию полностью перевооружили «мигами» - и не тогдашними «Миг-3», а современными «Миг-29», то результат был бы тем же самым.
Невероятную живучесть невежественного бреда про «убогие фанерные самолёты» объяснить доводами разума (моё выделение) трудно. Может быть, она поддерживается «практическим опытом» - каждый знает, что стальная труба крепче деревянного черенка лопаты, каменный забор прочнее деревянного штакетника…Всё это чистая правда, но применительно к авиа-ции сравнивать можно только силовые элементы РАВНОГО ВЕСА. Т.е. стальной рельс надо сравнить не с доской от забора, а с качественным (без единого сучка) деревянным брусом такого сечения, при котором вес бруса станет равен весу рельса. Вот это бревно и желательно попробовать сломать ударом кулака или ноги. А ещё лучше – головы… После этого навсегда за-помнится то, что по удельной прочности качественная авиационная сосна превосходит углеродистую сталь, примерно равна дюралю и уступает только высокопрочной легированной стали…
В конечном итоге цельнодеревянный самолёт отличился самым низким уровнем потерь Королевских ВВС – в 26255 боевых самолёто-вылетах от ог-ня немецких зениток и истребителей было безвозвратно потеряно всего 196 самолётов, т.е. вероятность благополучного возвращения на родной аэродром составляла для экипажа «Москито» 99, 25%. Остаётся только добавить, что такая фантастическая живучесть была достигнута на самолёте, лишённом всякого оборонительного вооружения!
Ослепительно ярким примером использования дерева в конструкции боевого самолёта стал немецкий ракетный истребитель «Мессершмитт» «Ме-163». Крыло и вертикальное оперение (горизонтального не было вовсе) само-го быстрого истребителя Второй мировой войны были цельнодеревянными…
К моменту начала советско-германской войны скоростных пикирую-щих бомбардировщиков «Ар-2» было очень мало. Бомбардировщиков «АНТ-58/59» (он же «Ту-2») в боевых частях не было ни одного…. Он был лучшим из лучших…Загадочную, на первый взгляд, судьбу лучших советских бом-бардировщиков «Ар-2» и «АНТ-58» невозможно понять в отрыве от истории того погрома, который был учинён на рубеже 30-х40-х годов в советской авиапромышленности и руководстве ВВС»….
Далее автор подробно описывает для укрепления своей точки зрения технические характеристики самолётов мира, которые я буду  опускать, а также показывает неимоверные трудности, стоявшие на пути конструкторов в условиях существования в соцлагере или в концлагере. С целью экономии объёма изложения, на основании книги М. Солонина я отклонюсь от основ-ной формы моей публикации и буду иногда вместо цитат делать собственные замечания. Продолжаем читать книгу.
««Лучший истребитель – это самолёт, в кабине которого сидит лучший пилот». Это правило на все времена. Оно остаётся в силе даже в нашу эпоху, эпоху радиолокаторов, тепловизоров, баллистических вычислителей, самона-водящихся ракет и прочих чудес электроники. Ключевым элементом эффек-тивности… был опыт. Реальный боевой опыт лётчика. Но для того, чтобы приобрести такой опыт, надо было каким-то образом выжить в первых бое-вых вылетах…Как и почему появлялось то статистически ничтожное мень-шинство лётчиков (один на сотню), которые становились асами? Едва ли кто-то знает ответ на этот вопрос…
Невозможно обнаружить хоть какую-нибудь связь между тактико-технической характеристикой (ТТХ) вооружения и результатами воздушных боёв и войны в  воздухе в целом. Самым слабым было вооружение американ-ского истребителя «Кертисс» «Р-36» (во Францию он поставлялся под назва-нием «Хоук-75»). Но именно это истребитель в мае-июне 1940 года оказался лидером по числу сбитых немецких самолётов!...Перед лицом этих фактов остаётся только в очередной раз повторить прописную истину: воюют не са-молёты, воюют лётчики…
Хочется надеяться, что после очень короткого «ликбеза» читателю уже стало понятно, что сама логика традиционной для советской военно-исторической литературы оценки качества истребителей по одному-единственному показателю (максимальной скорости) абсурдна. Совершенно абсурдна….
Объективные предпосылки к тому, чтобы наступление на англо-французских союзников стало для вермахта «триумфальным маршем», были созданы в Москве, в августе-сентябре 1939 года…
Когда на 15-й день наступления у немцев возникли проблемы с бензи-ном, товарищ Молотов утешил немецкого посла в Москве тем, что «вопрос о желаемом количестве нефтепродуктов не вызывает возражений с совет-ской стороны…все предложения германского правительства приняты. Дано полное согласие».
В таких условиях немцам удалось 10 мая 1940 года создать на Запад-ном фронте самую большую группировку сил люфтваффе за всё время Вто-рой мировой войны…Много ли это - 3641 боевой самолёт в составе 85 авиа-полков? Всё познаётся в сравнении.
Для нас важнейшим является сравнение с 22 июня 1941 года. В тот день для вторжения на фронте в 1400 км от Риги до Одессы немцы не смогли выделить хотя бы такое же число боевых самолётов, какое 10 мая 1940 года поддерживало с воздуха их наступление на фронте в 300 км.
Что могла противопоставить такой воздушной армаде авиация Фран-ции? Могла много….Сделано же было на удивление мало…В сентябре 1939 года французская   компартия, получив очередное руководящее указание от своих московских содержателей, начала организовывать забастовки на воен-ных заводах и клеймить позором «англо-французских поджигателей войны, не желающих прислушаться к мирным предложениям Гитлера»….К началу Второй мировой войны ВВС Франции имели на вооружении всего 1400 бое-вых самолётов (советские ВВС имели к 1 октября 1939 года 12 677 боевых самолётов), причём почти 40%  авиапарка французских ВВС составляли са-молёты-разведчики….Самый массовый французский истребитель уступал «ишаку» (советский «И-16») практически во всём.
Правды ради надо признать, что 10 мая французские лётчики сража-лись не одни, у них ещё были союзники. Прежде всего - истребительная авиация Голландии. Это не шутка. Именно крохотная авиация маленькой, но гордой и свободолюбивой страны превратила 10 мая в «чёрный день» для люфтваффе, день, когда оно понесло самые большие потери за всё время Второй мировой войны….Люфтваффе потеряло над Нидерландами по мень-шей мере 189 самолётов всех типов! Есть и другие оценки – согласно данным Р. Джексона, голландские ВВС и ПВО уничтожили 315  немецких самолётов. Всего с 10 мая по 24 июня французские истребители выполнили 9987 боевых вылетов и достоверно сбили 684 немецких самолёта…Французские лётчики-истребители сбили вдвое больше самолётов противника, чем потеряли в воз-душных боях сами.
Даже гитлеровцы не смогли не признать стойкости, мужества и боевого мастерства своих противников. В преамбуле к условиям  к условиям Согла-шения о перемирии (которое советская историография вопреки логике и фак-там с маниакальным упорством называла «капитуляцией») говорилось: «Германия не намеревается придать условиям перемирия или переговорам о нём оскорбительный для такого храброго противника характер…»
По календарю памятных дат сталинской империи осень 1938 года – это финал, это самый драматичный момент самого грандиозного в её истории (да, вероятно, и во всей мировой истории) мероприятия по выведению «кры-синых королей».
По состоянию на 15 августа 1938 года куча трупов внутри НКВД на-считывала 1862 чекиста, арестованных за контрреволюционные преступле-ния (опустим на это раз кавычки). Из 37 руководителей НКВД, которым в ноябре 1935 года были  присвоены персональные звания «комиссар ГБ 1-го, 2-го, 3-го ранга» (что соответствовало генеральскому званию в армии), до 1941 года дожили только двое…
В начале большой схватки самый большой «задел» был у товарища Бе-рия. Ещё до его прихода в руководство НКВД чекисты  успели арестовать практически весь цвет советской авиационной мысли: Туполев, Егер, Петля-ков, Мясищев, Королёв, Глушко, Чижевский, Бартини, Назаров, Чаромский, Путилов, Стечкин, Неман. Их арестовали, но не расстреляли.
В августе 1938-го был создан «спецтехотдел» (СТО) НКВД, куда нача-ли собирать арестованных конструкторов. К несчастью, так повезло не всем. Только в 1938 году были  расстреляны: начальник ЦАГИ Н.М. Харламов, на-чальник НИИ ВВС комбриг Н.Н. Бажанов, начальник Главного управления ГВФ И.Ф. Ткачёв, старейший авиаконструктор, создатель гигантских самолё-тов по типу «летающее крыло» К.А. Калинин, разработчики твёрдотоплив-ных ракет (будущих «катюш»)  Г.Э. Лангемак и И.Т. Клейменов…
В Москве  определился первый победитель Больших Гонок. Им стал Анастас Иванович Микоян.
Тихо, скромно и незаметно выполнял товарищ Микоян самые деликат-ные поручения товарища Сталина. Например, именно он провернул с помо-щью западных спекулянтов грандиозную аферу по продаже за границу кол-лекций Эрмитажа, Музея нового западного искусства в Москве, а также цен-ностей, конфискованных у царской семьи и высших представителей россий-ского дворянства. Так же скромно, не создавая лишнего шума, в сентябре 1937 года А.И. Микоян просил увеличить на 1500 человек лимит на расстрел по Армянской ССР дополнительно к «плану», установленному знаменитым приказом Ежова № 00447 в размере 500 человек (и это действительно скром-но учитывая, что в ряде регионов «по заявкам с мест» лимиты на расстрел были увеличены в 10-15 раз). После заключения пакта с Гитлером не кто иной, как А.И. Микоян, контролировал реализацию всей финансово-экономической составляющей сделки двух диктаторов….
А уж на такую мелочь, как место главного авиаконструктора для своего родного брата Артёма Ивановича, Анастас Иванович имел «по понятиям» полное право.
Но не хотели ОНИ, как лучше, и сделали, как всегда: по-хамски, грубо и глупо.
В 1931 году Артём Иванович, не имея законченного среднего образо-вания, поступает на учёбу в Военно-воздушную академию им. Жуковского. По завершении учёбы работает с 1937 года военпредом на московском авиа-заводе №1. Здесь и пересеклись пути Микояна и Поликарпова»….
Автор книги называет Поликарпова самым талантливым советским авиаконструктором, которому пришлось много претерпеть  от клана Микоя-нов и даже распроститься со своим брендом «И», как сказали бы сегодня. Для него важно выяснить, «что именно, какой проект, какого самолёта ста-щили, стырили, скоммуниздили у Поликарпова». Марк Солонин едва ли  не впервые в отечественной литературе воздаёт должное А.С. Яковлеву,  рефе-ренту Сталина по вопросам авиации, и нарекает его «крысиным королём» за то, что он старательно уничтожал лучшие разработки советских самолёто-строителей во время Второй мировой войны.
«Уж чего-чего, а тюрем и тюремно-конструкторских «шарашек» в им-перии Сталина хватало. Для С.П. Королёва нашлась казанская, для Р.Л. Бар-тини – недавно освобождённая от немецко-фашистских оккупантов таганрог-ская. Удивительно другое. Лишённая всякой поддержки «в верхах» команда Туполева одновременно строила завод, перерабатывала «проект 103» под ус-тановку моторов воздушного охлаждения М-82 (тех самых, которые были спасены мужеством главного конструктора и секретаря Пермского обкома), налаживала производство и испытания самолёта. И что самое удивительное – построила, наладила и испытала! Первый серийный самолёт выпущен в кон-це февраля 1942 года…В ходе войсковых испытаний ни один «Ту-2» не был сбит истребителями противника!
Но огромная работа по постройке и испытаниям «Ту-2» была в конце 1942 года сведена к нулю интригами А.С. Яковлева, успешно «захватывав-шего» в тот момент один авиазавод за  другим…
«Ла-7» стал лучшим советским истребителем Второй мировой войны. По внешнему виду он оказался как две капли похож на поликарповский «И-185» с мотором М-82…. По всем ТТХ «Ла-7» чуть-чуть, но недотягивал до уровня «И-185».
Николаю Николаевичу Поликарпову повезло дожить до запуска «Ла-7» в крупную серию. Он умер 30 июля 1944 года. Патриарху советской авиации было тогда всего 52 года».
Волею судеб гениальному конструктору удалось избежать насильст-венной смерти. Но к другим участникам борьбы за коммунизм в небе и на земле судьба была менее жалостлива.
«Почти в полном составе арестовано в 1938 году руководство КБ перм-ского авиамоторного завода. Чем-то особо приглянулся чекистам авиамотор-ный завод № 29 в Запорожье – там за три года сменилось пять главных кон-структоров: Назаров, Владимиров, Филин, Туманский, Урмин. В тюремной «шарашке» творили свой турбодизель Чаромский и его коллеги…
Надо полагать, что если бы немецким инженерам в то время сказали, что их советские конкуренты обдумывают новые конструкции на тюремных нарах, в промежутках между допросами «с пристрастием» и расстрельными приговорами, то они бы сочли это лживой и слишком уж разнузданной анти-коммунистической пропагандой…
С 1 января 1943 года по 9 мая 1945 года (т.е. уже на завершающем эта-пе войны, когда налёты авиации противника на «мирно спящие аэродромы» и «котлы окружения» 41-го года ушли в прошлое) безвозвратные потери лич-ного состава ВВС Красной Армии составили:
- убито 9456 человек;
- погибло в авариях и катастрофах 4438 человек;
- пропало без вести 10941 человек.
Даже если предположить, что только половина от «пропавших без вес-ти» фактически погибло вследствие технических аварий, то и в этом случае численность убитых собственным самолётом оказывается немногим меньше числа убитых противником. Вот что пишет в своих мемуарах авиаконструк-тор А.С. Москалёв: «…Война кончилась, но обстановка не была спокойной. Производились регулярные полёты наших истребителей. И вдруг было обна-ружено, что убыль истребителей Яковлева почти не уменьшилась, хотя бое-вые действия уже не велись. В чём дело? Оказалось, что самолёты разруша-лись в воздухе в процессе маневрирования, так как на них ломались крылья и, как правило, лётчики даже не успевали выбрасываться на парашютах…»
Далее Москалёв рассказывает, что А.С. Яковлев «перевёл стрелки» на промышленность, которая, якобы, клеила крылья не тем клеем, что надо, по-сле чего «виновные понесли суровое наказание»…
И по сей день нет внятного объяснения того, почему именно в начале лета 1941 года новый вал истребительных репрессий накрыл руководство во-енной авиации и военной промышленности. Совершенно непонятно – чем на этот раз не угодили Хозяину новые, молодые генералы, которых он сам же расставил на ключевые посты всего несколько лет (или даже месяцев) назад. Так называемый «заговор авиаторов» поражает своей иррациональностью даже на фоне других абсурдных и кровавых деяний сталинского режи-ма…Никаких свидетельств измены или хотя бы тривиального шпионажа найдено не было. Руководителей советских ВВС, героев воздушных боёв в небе Мадрида и  Халхин-Гола убили просто так. Точнее говоря, по причинам, которые Сталин унёс с собой в могилу…
В «обвинениях», предъявленных арестованным генералам, нет ничего конкретного, ни одного документа, нет мотива совершения столь страшного преступления, нет сообщников «на той стороне фронта», которым мнимые «шпионы» передавали секретные сведения. Нет ничего, кроме шаблонных фраз: «уличается как участник антисоветского военного заговора показания-ми» Петрова и Сидорова. Более того, сплошь и рядом появляются примеча-ния: «от показаний отказались». А ведь даже с точки зрения средневекового «правоведения» товарища Вышинского, отсутствие признания – при полном отсутствии других улик – свидетельствовало о невиновности обвиняемого.
Во что же мог тут «поверить» товарищ Сталин? В показания тех, кто «сознался»? Мог ли Сталин не понимать цену этих «признаний», если он са-молично санкционировал  использовании «мер физического воздействия» и даже не погнушался лично проинформировать об этом нижестоящие партий-ные инстанции?.. Остаётся в очередной раз констатировать, что далеко не все действия Сталина могут быть поняты и объяснены с позиций нор-мальной человеческой логики (выделено мною)…
Трудно сказать, является ли это случайным совпадением, но после 24 мая аресты пошли один за другим. 30 мая 1941 года арестован Э.Г. Шахт, 1904 г.р., член ВКП(б) с 1926 года, генерал-майор авиации…. В возрасте 22 лет вступил в партию большевиков. Воевал в небе Испании, … был удостоен звания Героя Советского Союза.
В тот же день арестованы нарком боеприпасов Сергеев и его замести-тель Ходяков.
31 мая 1941 года арестован П.И. Пумпур, генерал-лейтенант авиации,… командующий ВВС Московского ВО. В числе самых первых удостоен звания Герой Советского Союза.
3 июня 1941 года приняты важные организационные решения. Дело в том, что с весны 1941 года военная контрразведка организационно входила в состав Наркомата обороны. Это создавало трудности и задержки в фабрика-ции «дел». Поэтому 3 июня  Политбюро принимает следующее постановле-ние: «Удовлетворить просьбу НКГБ о том, что до слушания дела Пумпура в суде передать это дело для ведения следствия в НКГБ». Аналогичные реше-ния были приняты позднее и по другим арестованным, таким образом «чеки-стам» были созданы все условия для интенсивной работы.
4 июня 1941 года арестован Юсупов, генерал-майор авиации, замести-тель начальника штаба ВВС РККА…
7 июня 1941 года арестован Г.М. Штерн, генерал-полковник, начальник Управления ПВО СССР, Герой Советского Союза. В тот же день, 7 июня арестованы нарком  вооружений Б.Л. Ванников (будущий руководитель со-ветского Атомного проекта), А.А. Левин, заместитель командующего ВВС Ленинградского военного округа.
8 июня 1941 года арестован Я.В. Смушкевич, генерал-лейтенант авиа-ции, дважды Герой Советского Союза (всего в СССР до начала войны было только пять дважды Героев).
9 июня 1941 года арестован А.Д. Лактионов… - командующий Прибал-тийским Особым ВО…
В воскресенье 22 июня начались известные события, но они ни в коей мере не остановили и не затормозили волну арестов. Более того,  смертонос-ная волна стала приближаться к самой вершине военного руководства стра-ны.
24 июня 1941 года арестован Герой Советского Союза, заместитель наркома обороны (до этого – начальник Генштаба РККА) К.А. Мерецков. В тот же день арестован П.В. Рычагов, генерал-лейтенант авиации, Герой Со-ветского Союза.
26 июня продолжилось истребление руководства наркомата боеприпа-сов. Арестован Д.А. Ирлин, начальник планового отдела наркомата, и Г.А. Толстов, начальник управления снабжения наркомата боеприпасов. 26 июня арестован А.П. Ионов, генерал-майор авиации, командующий ВВС Северо-Западного фронта (Прибалтийского ОВО).
27 июня 1941 года арестован П.С. Володин, генерал-майор авиации. В тот же день арестован И.И. Проскуров, генерал-лейтенант авиации, коман-дующий ВВС 7-й армии. В тот же день арестован Е.С. Птухин, генерал-лейтенант авиации, командующий ВВС Юго-Западного фронта (Киевского ОВО), Герой Советского Союза.
28 июня 1941 года арестован Ф.К. Арженухин, генерал-лейтенант авиа-ции. 8 июля 1941 года арестован А.И. Таюрский, генерал-майор авиации, за-меститель командующего ВВС Западного фронта.
Арест генерала армии Д.Г. Павлова был, скорее всего, связан именно с «военным заговором», а не с фактом разгрома Западного фронта. 30 июня 1941 года Павлова сняли с должности, вызвали в Москву, «пропесочили» там как следует, но после этого (всё в том же звании генерала армии!) отправили воевать на тот же самый Западный фронт. Арестовали же Павлова 4 июля…. На суде Павлов отказался от выбитого из него самооговора и был приговорён к расстрелу за «… развал управления войсками». Но раскручивалось-то, судя по напору «следователей», совсем другое дело – дело о заговоре высшего командного состава РККА.
Ничего общего с расследованием причин и поиском виновных в раз-громе советской авиации в начале войны нет и в «обвинительной справке» на командиров ВВС западных округов. Они – точно так же, как и арестованные до 22 июня авиационные генералы – «уличаются показаниями» расстрелян-ных в 37-39 годах Белова, Урицкого, Бергольца, Уборевича. Им вменяется в вину «участие в право-троцкистском заговоре», шпионаж в пользу почти уже несуществующей Франции, «вредительство в аэродромном строительстве».
Представленный список, разумеется, далеко не полный. А ведь были ещё  десятки других командиров, инженеров, управленцев, которые были арестованы и убиты в рамках «дела авиаторов»….Никто не знает почему, но Сталин помиловал двух обречённых: Ванникова и Мерецкова.
Всех остальных, кто выдержал и дожил до расстрела, расстреляли в че-тыре захода»…
ПОЦЕЛУЙ  ШИЗОФРЕНИИ
Прервём на время чтение книги. Представленные в ней свидетельства людоедской деятельности первого коммуниста планеты позволяют мне вы-сказать суждение, что шизофрения шла за Сталиным по пятам, вероятно, ещё со времён его неоднократных ссылок и тюремных заключений – до Октябрь-ской революции. А к чему вела жизнь, скрытая от глаз, на дачах, похожих на неприступные крепости – после переворота?  Справедливо ли при этом оче-редную главу репрессивного аппарата бывшего СССР, а именно: Дзержин-ского, Берзина, Ежова, Ягоду, Берия и др. – причислять к счастливчикам, из-бежавшим поцелуя шизофрении?
Теперь и рядовому читателю будет понятно, почему советским психи-атрам надо было во что бы то ни стало отвести любую пытливую мысль, дерзнувшую связать тюремное заключение  человека с последующим весьма вероятным возникновением у него шизофрении. Сама власть эту тайную связь знает, но будет сохранять секрет до последнего.
Едва ли государственная психиатрия сегодня бы захотела подписаться под представленными мною описаниями реальности  недавних времён. Но с такой ли уж  высокой надёжностью они могут считаться прошедшими?  Вот и Лев Гумилёв спрашивал: вчерашний день – это современность или про-шлое? А год и десять назад? То же самое в утвердительной форме написал П. Флоренский: «В будущем нет ничего, чего бы не было в прошлом» («Столп и утверждение истины»).
Так ли уж только шизофрения – удел индивида из толпы, и хорошо ли защищены власти (человек в аппарате) от этой напасти? Из сказанного выше можно вывести суждение, что чиновники тем более защищены от Ш., чем более прозрачны её действия для рядовых граждан, чем развитей в обществе гласность. Но если прав и Гёте, то правитель всегда будет заинтересован в секретах, и Ш. его пугает не больше, чем венерические болезни сегодня – пьяных любовников.
Сегодня, да и всегда раньше, для нейтрализации каких-либо не выгод-ных кому-то суждений применяется тактика контраргументов. Иногда бьют ломом, выражений могут не выбирать, а причины возводят в следствия: хо-зяин – барин. Предвижу и возражения в свой адрес: какому-то не равноуда-лённому от власти эксперту может быть предложено молвить за неё слово. Вместе с тем, власть имущие уже давно усвоили уроки того же самого Сол-женицына: чем больше топали на него ногами, тем больше появлялось лю-дей, способных не только смотреть, но и видеть, не только слушать, но и слышать. На меня никогда публично не топали...
Власть требуется народу для того, чтобы знать и тем самым предвидеть лучшее будущее или катастрофу, а не для того, чтобы создавать частные предприятия по предотвращению отдалённых последствий произошедшего ЧП и выражать соболезнование семьям. Но власть может оставаться безуча-стной даже тогда, когда решается ключевой вопрос существования нации. Уже много сказано о том, что денежные вливания в здравоохранение на са-мом деле обогащают, прежде всего, торговцев медицинским оборудованием и их лобби. Предложения, которые действительно обещают здоровье, оста-ются неуслышанными чиновниками (словно,отрицательные галлюцинации). А ведь увеличения здоровья, в частности, беременных женщин можно дос-тичь без дополнительных денежных средств. Скорее, наоборот! Избавьте женщин от употребления препаратов железа или вакцин во имя мифической профилактики – и вы увидите больше здоровых детей и их матерей. Но это-го-то власть и не слышит уже более десяти лет. Уже почти пять лет на сайте московских домашних акушерок,  с которым сотрудничают всемирно извест-ные специалисты, в том числе учёные из Западной Европы и России, нахо-дится обращение к бывшему и нынешнему президенту об оптимизации и об-легчении родовой помощи, но ответа нет. А ведь у домашних акушерок по 4-8 собственных детей. И почти все они русские! Вот уж у кого учиться ро-жать, и жить, и воспитывать! Но власть всех уровней нема. На том же сайте есть тревожное за судьбы женщин письмо хорошо известной и в Америке профессора Н.В. Старцевой к бывшему президенту Бушу с супругой, которое было неоднократно получено в Белом доме, но ответа нет даже частным по-рядком  и теперь, когда, казалось бы, в этом дружном семействе могли бы проснуться не только глобалистские, но  и человеколюбивые тенденции.
Что означает заведомое отстранение от предупреждающей информа-ции? Значит ли это, что у власти какие-то совсем другие цели, нежели те, что она декларирует? Неужели и правда, что язык дан для того, чтобы скрывать наши мысли? Но именно затянувшееся молчание власти и порождает катаст-рофы. Если б только молчание. Власти упорно что-то делают: то укрупняют, то дробят. Вот и два года назад произвели разукрупнение лечебных учрежде-ний. В результате многие люди перестали понимать, куда им надо обращать-ся за медицинской помощью. А если это одинокие пенсионеры и помощь нужна срочно? В результате такой работы в одном крупном городе, также подвергшем дезинтеграции лечебные учреждения, смертность возросла в два раза. Вот только отчёт в Москву не содержал этих страшных цифр (как со-общил мне в беседе один хорошо информированный источник из  недр самой бюрократической машины). То есть Москва и не узнает, что в итоге имита-ции бурной деятельности Минздрава смертность в городе сильно возросла. А значит и шизофрения  там, наверху, будет укрепляться и расширяться. На-против, десять лет назад власти занимались укрупнением больниц…
Впору снова вспомнить А. Менегетти («Мудрец и искусство жизни». - Пермь: Хортон Лтд., 1993):  ««Шизофрения» означает «разделённый разум». По-гречески «схизо» - разделять, а «фрин» - разум, мозг. Возникает противо-речие между требованиями бытия и требованиями социума, и личность в конце концов подчиняется социальным правилам (школе, семье, традиции, законам) в ущерб своему Ин-се, которое, хотя и является реальной внутрен-ней силой, почти не проявляет себя во внешней среде. Он ведёт себя соглас-но существующим нормам,  а ощущение  тоски и тревоги остаётся».
Требуется только под словом «личность» понимать скованные одной цепью агрегаты-узлы бюрократической машины.
Если попытаться сложить в кучу книги, написанные  в советское время о Второй мировой войне, но с условием, чтобы там был только единственный экземпляр творения одного названия, то получилась бы многотонная пира-мида. А в основании такого сооружения, заваленные другими предметами, покоились бы всего несколько изданий, повествующих правду о минувшей войне – но, естественно, и недоступных читателю.
Ах, сколько прочитано было мною в детские и более поздние годы о войне! Но как все доступные книги были похожи одна на другую, будто пи-сались одним лицом (без лица). Отличались только местом, временем изда-ния, именами авторов. Какие гигантские усилия больная шизофренией пар-тия прилагала, чтобы благоприятный для неё мираж, в том числе и о собст-венной мудрости, постоянно прописался в головах строителей коммунизма. Какие гигантские народные средства затрачены на вколачивание лжи. Какие огромные деньги получали за свою полуправду (которая страшнее лжи) об-ласканные властью писатели… В каких огромных квартирах они жили… Но всё равно стрелялись и стрелялись: шизофрения не прощает сделок с сове-стью.
О жизни богемы узнавалось случайно. Да и то из уст диссидентов (В. Некрасов).
Но вернёмся же, наконец, к М. Солонину, который утверждает в своей книге, что представленная им информация «…безоговорочно опровергает миф об уничтожении советской авиации в первый день (в более мягком вари-анте – «в первые дни») войны. Даже после потери 911 самолётов (и с учётом реальных потерь противника) ВВС Юго-Западного фронта превосходили по численности 5-й авиакорпус люфтваффе в 2,5 раза. С учётом самолётов 4-го корпуса ДБА это превосходство становится ещё большим…Ещё раз под-черкнём, что 21% от исходной численности самолётов был потерян не на рассвете 22 июня и не в первый день войны, а на протяжении девяти дней!
Снова обратимся к составленным «по горячим следам» событий докла-дам «особых отделов». Оказывается, не только безымянные рядовые воины, но и командиры в больших званиях не могли найти следов авиации Северо-Западного фронта: «Авиационные части ВВС фронта, вследствие вывода из строя всех аэродромов (с которых в момент написания этого донесения впол-не успешно действовали истребительные группы люфтваффе) на территории Литвы и большей части Латвии, передислоцировались в различные пункты аэродромов Псковского узла, однако на 28 июня к 11.00 связь с авиаполками и управлениями авиадивизий не установлена и об их действиях ничего не из-вестно….Некоторые командиры авиаполков и авиадивизий, не получая при-казов фронта, переезжают с места на место  самостоятельно и этим ещё больше вносят путаницу в отдачу приказов…»
Три-четыре дня лётчики-истребители, «золотой фонд» Вооружённых сил, бродили по пыльным дорогам. В то время как противник «оглашал воз-дух рёвом немецкой авиации». А кто должен был этому воспрепятствовать? И, кстати, о связи. Связь была. Точнее говоря, была техническая возмож-ность установить связь. …Процитируем начальника управления связи Севе-ро-Западного фронта полковника Курочкина от 26 июля 1941 года: «Радио-связь с первого дня войны работает почти без перебоев, но штабы не-охотно и неумело в начале войны пользовались этим средством связи… Пе-рерыв проводной связи квалифицировался всеми как потеря связи…»
Чем объяснить то, что самолётов-истребителей, «пропавших без вес-ти», оказалось больше, чем сбитых в воздушном бою и зенитками, вместе взятых?
Самые драматические события произошли в Западном ОВО….
Утром первого дня войны кто-то «перенацеливал» истребительную авиацию в глубочайший тыл. Неужели был такой приказ? Неужели столько сил, столько денег… и интриг  было вложено в создание истребительной авиации только для того, чтобы после первых же выстрелов начать безоста-новочный «выход из-под удара»?
Три авиадивизии были наголову разгромлены и уже на второй-третий день войны исчезли из докладов и оперативных сводок советских штабов. Остаётся только согласиться с традиционной версией советской историогра-фии – молниеносное уничтожение первого эшелона авиации Западного фронта произошло не в воздухе, а на земле. Причиной разгрома следует признать не «внезапное нападение противника», а хроническую пре-ступную халатность командования (выделено мной).
Дезертирство – это когда без приказа. Если приказ был, то дезертирст-во превращается во вполне законное перебазирование. Был ли приказ? Это ещё одна «загадка июня 41-го». В любом случае повсеместная массовость явления позволяет предположить, что какой-то приказ о выводе авиации из зоны боевых действий был.
Вот такая странная война. Не только авиационные части, но и наземная ПВО стремительно «перебазируются в тыл» - причём в то самое время, когда немецкая авиация буквально свирепствует над полем боя…И что совсем уже странно, генерал-полковник Л.М. Сандалов утверждает, что эти удивитель-ные «перебазирования» были произведены с  санкции командования Запад-ного фронта!
Очень важно отметить – зависимость между темпом отхода наземных частей Красной Армии и «перебазированием» авиации была взаимной. В ар-миях XX века авиация выполняет (должна выполнять) функцию арьергарда отступления – она должна уйти с поля боя последней. В июне 41-го всё было сделано точно наоборот, и безнаказанно бесчинствующая в небе немецкая авиация стала важнейшим инструментом деморализации Красной Армии. С другой стороны, беспорядочный отход наземных частей сплошь и рядом подталкивал авиационных командиров к принятию решения о срочном «пе-ребазировании»…
В полосе Южного фронта темпы продвижения противника в июне 41-го  были нулевыми (полномасштабное наступление румынских и немецких войск началось там только 2 июля), соответственно, никакого «перебазиро-вания» ВВС Южного фронта в июне 1941 года просто не было – в результате и потери авиации оказались минимальными. По состоянию на 10 июля. ВВС периферийного Южного фронта по числу истребителей превосходил три другие фронта, вместе взятые! 69-й ИАП провоевал 115 суток в небе над Кишинёвом и Одессой….Никуда не перебазировались в первые недели вой-ны и авиация Ленинградского округа, Балтийского и Северного флотов. В ре-зультате эффективность ударов немецкой авиации по аэродромам советских ВВС оказалась на этом участке нормальной, т. е. весьма и весьма низкой.
Первый день «триумфального марша» (10 мая 1940 года) стал днём са-мых больших за всё время Второй мировой войны потерь люфтваффе – без-возвратно потеряно 304 самолёта. Потери лётных экипажей составили 607 человек убитыми и пропавшими без вести, 133 ранеными…Всего за время кампании на Западе (10 мая – 24 июня 1940 года) было безвозвратно потеря-но 976 боевых самолётов, в том числе 250 одномоторных истребителей. За сопоставимый промежуток времени (с 22 июня по 31 июля 1941 года)   без-возвратные потери немецкой авиации на Восточном фронте составили 583 боевых самолёта, в том числе 189 одномоторных истребителей….Другими словами, французские и английские истребители (суммарно 650 – 700 лётчи-ков) нанесли противнику потери большие, нежели 3,5 тысячи «сталинских соколов».
Миф о «внезапном нападении», долгие годы культивируемый в совет-ской историографии, вымышлен от начала и до конца. Вплоть до самого мая 45-го советские ВВС оставались огромным, но малоэффективным механиз-мом войны».
Вот такой разгром власти учинил М. Солонин. Но панорама шизофре-нического управления Россией будет не полна, если не вспомнить Виктора Суворова, который ведёт войну за весь русский народ. Именно так и хочется сказать. Но ведь ещё до торжества Советской власти народу начали внушать песенную мысль, что освобождения ждать от героя нечего, что народ – реша-ет всё. История войны, рассказанная М. Солонином, сокрушает и это ложное утверждение: регулярная, многократно превосходящая противника Красная Армия за несколько дней превратилась в ревущее стадо двуногих животных – без должного (психически полноценного) военно-политического управле-ния. Оба эти правдолюбца идут на битву с официальной военно-исторической наукой (и не только). Именно  Суворов впервые коснулся темы поражений и побед под углом зрения, который никогда не должен был быть доступен обывателю. Тому, который голосует, бунтует и не повинуется. Ложь, возведённая в степень науки, услаждала  уши прошлых властителей, и продолжает плодоносить  в наши дни.
Прежде чем воздать дань мужеству первопроходца, сделаем маленькое отступление. Осенью 2009 года на приём пришла девчушка, студентка чет-вёртого курса исторического факультета одного из ВУЗов города. По ходу беседы о вопросах здоровья я захотел выспросить у неё, как она относится к книгам В. Суворова. Ответ был таким: «О нём всякое пишут в Интернете. Но самих книг я не читала, мы ещё не проходили тему Великой отечественной войны».
Действительно, Интернет сегодня служит не только для укрепления знания, но и для его нейтрализации. Тех, кто не умеет читать, не надо и ней-трализовать. Пускай себе живёт попрыгунья-стрекоза…, если не грянет новая демографическая политика.
Итак, снова обращаемся к источнику (Суворов Виктор. «Святое дело». – М.: АСТ, 2008. – 349с.)
Процесс одурачивания народа зашёл так далеко, что никто уже не за-мечает топорной работы кремлёвской идеологической обслуги.
У нас во всём так заведено: с воровством борются воры, да не мелкие, а центровые, а с продажностью  чиновников – самые из них продажные. И правду истории защищают те, кому по должности положено её извращать.
…Одна из главных причин распада Советского Союза – военная ди-кость высшего стратегического и политического руководства страны.
…Граждане критики, разоблачайте меня, обличайте и  опровергайте. Но не забывайте и наших стратегов, на погонах которых сияют звёзды первой ве-личины. Если я допустил ошибку, ничего страшного от этого не произойдёт. Это никому не повредит. А вот безответственное отношение к военной исто-рии и свои публичным выступлениям отражённым светом выдаёт столь же безответственное  отношение к выполнению прямых служебных обязанно-стей. А ведь в их руках судьба России.
…За три года до 1936 года в Советском Союзе свирепствовал чудо-вищный  голод, сопровождаемый людоедством, трупоедством и открытой торговлей человеческим мясом. И советских людей это никак не волновало. (Массовое управляемое сумасшествие, как сегодня известно, входило в пла-ны ленинско-троцкистской гвардии – моя вставка)… Наш неравнодушный народ несёт ответственность за судьбу всех людей на земле при полной без-ответственности за собственную судьбу.
Никаких планов нападения на Советский Союз у Гитлера до подписа-ния пакта Молотова - Риббентропа быть не могло. А посему выходит, что в августе 1939 года товарищ Сталин оттягивал войну, которую Гитлер ещё не замышлял.
На севере – Балтика. Из Швеции и Финляндии шли потоки стратегиче-ского сырья, но весьма ограниченного ассортимента: никель, железная руда, древесина. Всё остальное – с востока. И вот бы тут товарищу Сталину ней-тралитет соблюсти: тебе, Адольф, хлопок для военных нужд требуется, и вольфрам для бронебойных снарядов? Извини, родной, самому не хватает. Вот и всё. На том бы Третий Рейх и угас. Но Сталин Второй фронт не откры-вал. В отличие от тех, кто «войну объявил, но ничего не делал», товарищ Сталин войну не объявлял, но делал много. Слишком много. Он снабжал Гитлера всем, что ему требовалось для ведения войны [в Западной Европе] ».
Прервём чтение. Ах, как нелегко ветеранам войны читать такое. Тяже-ло понимать, что тираны их использовали в чудовищной борьбе за сферы влияния в мире. Да только цели указали лживые. Но так уж всегда – кто не успел понять, тот принёс  в жертву тиранам себя, своих близких  и будущее своего рода.
Многие обратили свой гнев против Виктора Суворова – так обычно ве-дут себя люди (ах, простите!) с рабской психикой, которая оказывается весь-ма схожей с психикой шизофреника: кусать руку, подающую хлеб.
«Начиная с 1927 года Советский Союз не строил ничего, кроме концентраци-онных лагерей и военных заводов… И аукнулись рекордные призывы тем, что жизненные силы нации бесповоротно подорваны. Нация вымирает…
На 21 июня 1941 года Красная Армия имела 25 тысяч танков. Это вы-нуждена была признать даже «Красная звезда» (29 мая 2001 г.). Германия бросила против Советского Союза 3712 танков….
По приказу генерал-полковника Волкогонова только 13 апреля 1990 года в Институте военной истории было сожжено 7 тонн военных докумен-тов 1941 года…. Главная задача кремлёвских Геростратов – превратить народ в дебилов. Такими легко управлять. Ради этого они сжигают историю своей армии, своего народа, своей страны.
Правильность любой теории измеряется её объясняющей силой. Моя теория разъясняет многое из того, что раньше объяснению не поддавалось. «Ледокол» даёт ключ к пониманию даже тех проблем начального периода советско-германской войны, которые в моих книгах не затронуты.
Только за 1937-1938 годы Щербаков [начальник Советского информ-бюро]  побывал главным партийным воротилой, а, следовательно, и членом «тройки», в Ленинграде, в Восточной Сибири, в Донбассе, в Москве и Мос-ковской области. В количестве расстрелов Щербаков старался угнаться за главным чемпионом в этом деле – Никитой Хрущёвым.
Великий Стратег (Тухачевский) считал, что для управления оккупиро-ванной Россией следует всё население страны превратить в подлецов. Пусть каждый думает только о себе, только о своём спасении. Пусть каждый живёт по принципу мелкой уголовной шушеры. Сам он считал себя оккупантом России, так о себе и писал в своих гениальных творениях. Главное для него – отучить мыслить самостоятельно, отбить охоту верить друг другу  и стрем-ление помогать друзьям, братьям, соседям.
Империи Ленина-Гитлера – близнецы-братья. И там, и тут ложь была тем связующим материалом, тем цементом, который превращал структуру в монолит.
Империя, которую создал Гитлер, рухнула и рассыпалась в  пыль. Одна из главных причин крушения: концентрация лжи была недостаточной.
Империя, которую создали Ленин, Троцкий, Дзержинский живёт и процвета-ет, хотя и в урезанном виде. У нас с концентрацией полный порядок.
…Нас десятилетиями приучали к формуле «вероломно без объявления вой-ны», а теперь даже Министерство обороны РФ в своём центральном органе вынуждено признать: Германия войну  объявила («Красная звезда», 25 нояб-ря 1998 г.). Та же газета в номере от 23 июня 2001 года уточняет: «Офици-альные обвинения в адрес СССР зазвучали в меморандуме, вручённом мини-стром иностранных дел рейха Риббентропом советскому послу в Берлине 22 июня 1941 года в 4 часа утра».
Многих-многих заставит такая страшная правда испытать на себе оче-редное обострение приступа одиночества среди людей или депрессию…
Сталин готовил нападение на Гитлера и этим спасал честь нашего на-рода. Подготовкой такого поворота истории гордиться надо. Напасть на Гит-лера – дело святое. Вот если бы Сталин не готовил нападение, тогда бы его следовало считать гитлеровским холопом. …Каждый, кто пытается доказать, что Сталин нападение не готовил, является предателем и платным агентом иностранных разведок»!
ГЕНОЦИД –
ФОРМУЛА  «ОПТИМИЗАЦИИ» 
ДЕМОГРАФИЧЕСКИХ  ПОКАЗАТЕЛЕЙ?
Таких вывертов исторической мысли не всегда способен выдержать даже трезвый ум. Но трезветь необходимо, иначе некоторые политические проходимцы даже геноцид могут выдавать за оптимизированную модель улучшения демографической ситуации на континенте. Полтысячелетия назад
потомки древних ацтеков тоже приняли испанских конкистадоров за послан-цев богов. Все знают, чего им это стоило, но едва ли больше, чем Руси – всё та же христианизация («не убий!») - шизофренизация.
Жестокая информация В. Суворова подтверждается свидетельствами известной политической персоны из стана кровного противника: «С 1929 го-да Сталин дал указание германской коммунистической партии считать своим главным врагом не национал-социалистическую партию Гитлера, а социал-демократов, с тем, чтобы поддержать германский национализм и противо-поставить Германию западной буржуазии» (Шелленберг Вальтер. Лабиринт. Мемуары гитлеровского разведчика. – М.: СП «Дом Бируни», 1991. – 400с).
Есть в той книге места, способные удивить и подготовленного читателя: «Организация СС была построена Гиммлером по принципу ордена иезуитов. Устав службы и духовные отправления, предписанные Игнатием Лойолой, служили образцом, который Гиммлер пытался скрупулёзно копировать. Высшим законом было абсолютное подчинение; всякое приказание и распо-ряжение должно было восприниматься безоговорочно». Стаёт более понят-ным, почему христианство из рук Лойолы принесло столько страданий ин-дейцам, а идеи Христа, воплощаемые при  построении социализма в Герма-нии и России – мучения всей Европе двадцатого века.
Вальтер Шелленберг оказался  способен налить воды и на мою мельницу. Он вполне определённо говорит, что Рудольф Гесс, заместитель Гитлера, стра-дал душевным расстройством. Но ведь именно эта парочка несчастливчиков после неудачливого «Пивного путча» на много месяцев оказалась в одной тюрьме. Гессу удалось уже  в 1941 году проникнуть на территорию враждеб-ной Англии, где он был интернирован (находился под стражей) на пятилет-ний срок – до Нюрнбергского суда, перед которым делались попытки отвести его от присутствия в суде в силу невменяемости. Но так можно было и суд провалить ещё до его начала: главные немецкие палачи Европы уже давно страдали душевными расстройствами.
Советское информбюро обожало «крестить» Гитлера  словечком «бес-новатый». И всё тот же намёк на сумасшествие или паранойяльное расстрой-ство бывшего зэка…Вот и писательница из бывшей Германской Демократи-ческой Республики оставила свой след там, куда не рисковали заглядывать и многие психиатры: «Она задушила своего ребёнка, из страха перед матерью-шефом, говорили люди, она не была замужем, старуха избила бы её до смер-ти…В тюрьме она сошла с ума, я думаю, она и раньше была не совсем нор-мальной, деловая мамаша забила её, раздавила, доконала. Теперь она полно-стью ушла в себя и жила тихо, как мышь, без прошлого и без будущего, была здесь, и ничего больше…(Райман Бригита. «Франциска Линкерханд». –М. : Прогресс, 1977. – 568с.). Совсем по Менегетти…
Предоставлю слово и советским диссидентам, не тем, что умели не-слышно злопыхать на своих кухнях или на нарах, оставаясь безвестными, а тем, чей голос через преграды долетел и до наших времён. Немало известный писатель так описывает шизофрению у верховных вседержителей (Некрасов В.П. Как я стал шевалье: Рассказы. Портреты. Очерки. Повести. – Екатерин-бург: У-Фактория, 2005. – 688с.):
«Сталин в доверительной беседе с Некрасовым:
- Про Гитлера. Ты назвал его бандитом. И солдаты так его называли. Пра-вильно называли. Конечно, он бандит, но я думал, что бандит умный, а ока-зался глупый. Вот если б мы вместе да против всех этих наших союзничков, Черчиллей, Рузвельтов, весь мир покорили бы, понимаешь, весь мир! А по-том поделили бы пополам! А он, дурак, не понял. И полез. И по зубам полу-чил».
«Кто может дать точное определение понятия «антисоветский»? В своё время антисоветскими были такие писатели, как Бабель, Зощенко, Ахматова, Бул-гаков, Мандельштам, Бунин – сейчас же их издают и переиздают, хотя и не злоупотребляют размерами тиражей.
Ну, а речь, допустим, ныне здравствующего В.М. Молотова на сессии Вер-ховного Совета в октябре 1939 года – как надо рассматривать: как про – или антисоветскую? А ведь он в ней…говорил, что  воевать против гитлеризма нельзя, так как война с идеей (гитлеризм – это идея!) – абсурд и преступле-ние. Если бы нашли, например, у меня газету с этой речью – её изъяли бы или нет?...А миллионы погибших при Сталине – это что, советские или анти-советские действия? Кто ответит за это?».

Жаль ветеранов войны: ведь им приходилось выбирать – или признать существование иной правды или правду отправить в тюрьму, за границу, на небо! Такие поступки – обычное дело не только для героев сражений: подоб-ным образом поступали цари, генсеки и их многочисленные опричники, с учёными степенями или без них. Но ведь и Некрасов был ветераном вой-ны…Остаётся лишь с сожалением вспоминать древнее утверждение: граж-данское мужество встречается реже, чем героизм на войне!
Конечно, и тот же самый рационалист может сказать: даже немцев раз-ведка подводила. Ведь писал же маршал Мерецков в своих смешных  (по се-годняшним моим меркам) воспоминаниях, что блокаду Ленинграда можно было «снять» на полгода раньше известного срока, если бы… ну, конечно, если бы разведка донесла, что немцы уже давно драпанули в сторону родного фатерланда. А может, отсидка в сталинских застенках в начале войны сильно дезориентировала в пространстве и собственной личности несчастного вои-теля и ему жутко понравилось сидеть в блиндажах и окопах? Чем не архаи-ческий сюжет?..
Именно с постижения блокадных событий начинает разворачиваться в романе «Раковый корпус» диссидентская мысль А. Солженицына (М.: Ин-комНВ, 1991. – 414с.).
«С. 28. Что Гитлер – проклятый, это не требует повторных доказательств. Но всё же ленинградскую блокаду я на него одного  не списываю.
- Как?! Почему?
- Ну, как! Гитлер и шёл нас уничтожать. Неужели ждали, что он приотворит калиточку и предложит блокадным: выходите по одному, не торопитесь: Он воевал. Он враг. А в блокаде виноват некто другой.
- Кто же?? – прошептала поражённая Зоя. Ничего подобного она не слышала и не предполагала.
Костоглотов собрал чёрные брови.
- Ну, скажем, те…, кто получал зарплату десятки лет и предусмотрел угловое положение Ленинграда и его оборону. Кто оценил степень будущих бомбар-дировок и догадался спрятать продовольственные склады под землю. Они-то и задушили мою мать – вместе с Гитлером».
Дальше – больше видна шизофреническая мудрость вождей:
«Кончилась война – и тот дезертир был отпущен по великой сталинской ам-нистии 1945 года (историки будут голову ломать – не поймут, почему именно дезертиров простили прежде всех – и без ограничений)….А Кадминых та ам-нистия нисколько не коснулась: ведь они были не дезертиры, они были вра-ги. Они и по десятке отбыли – их не отпустили домой: ведь они не в одиноч-ку действовали, а  группой, организацией – муж да жена! – и полагалось им в вечную ссылку».
Вся страна купалась в шизофрении, вот только тех, кто понимал это, не принято было слушать…
«– Я вам так скажу: вы хоть врали меньше, понимаете? Вы хоть гну-лись меньше, цените! Вас арестовывали, а нас на собрания загоняли: прора-батывать вас. Вас казнили – а нас заставляли стоя хлопать оглашённым приговорам. Да не хлопать, а – требовать расстрела, требовать! Помните, как в газетах писали: «как один человек всколыхнулся весь советский народ, узнав о беспримерно-подлых злодеяниях…» Хлопать-то надо ручки повыше задирать, чтоб и соседи видели и президиум. А – кому не хочется жить? Кто на защиту вашу стал?  Кто возразил? Где они теперь?.. Если такой воздержи-вается, не против, что  вы! Воздерживается, когда  голосуют расстрел Пром-партии, - «пусть объяснит! – кричат, - пусть объяснит!» Встаёт с пересохшим горлом: «Я думаю, на двенадцатом году революции можно найти другие средства пресечения…» Ах, негодяй! Пособник! Агент!.. И на другое утро – повесточка в ГПУ. И – на всю жизнь….
- А сколько это – верили? Сколько это – не понимали? С пацана и не спрос. Но признать, что вдруг народишка наш весь умом оскудел – не могу!.. То все профессоры, все инженеры стали вредители, а он – верит? То лучшие комди-вы гражданской войны – немецко-японские шпионы. А он - верит? То вся ле-нинская гвардия – лютые перерожденцы, а он – верит? То все его друзья и знакомые – враги народа, а он – верит?.. Так сам-то он кто, простите – ду-рак?! Да неужели ж весь народ из дураков состоит? Народ умён – да жить хочет. У больших народов такой закон: всё пережить и остаться!...
- Ну, значит – облагороженная стадность. Боязнь остаться одному. Вне кол-лектива. Вообще это не ново. Фрэнсис Бэкон ещё в шестнадцатом веке вы-двинул такое учение – об идолах. Он говорил, что люди не склонны жить чи-стым опытом, им легче загрязнить его предрассудками. Вот  эти предрассуд-ки и есть идолы. Идолы рода, как называл их Бэкон. Идолы пещеры… (моё выделение).
С. 336. – А над всеми идолами – небо страха!.. В серых тучах – навислое небо страха….Я двадцать пять лет жил под таким небом – и я спасся только тем, что гнулся и молчал. Я двадцать пять лет молчал…, то молчал для жены, то молчал для детей, то молчал для грешного своего тела. Но жена моя умерла. Но тело моё – мешок с дерьмом, и дырку будут делать сбоку. Но дети мои выросли необъяснимо черствы, необъяснимо! И если дочь вдруг стала писать и прислала мне вот уже третье письмо … - так оказывается потому, что парт-организация от неё потребовала нормализовать отношения с отцом, пони-маете? А от сына не потребовали…
Водя косматыми бровями,…Шулубин повернулся к Олегу – ах, вот кто он был! Он был сумасшедший мельник из «Русалки» - «Какой я мельник?? – я ворон!»…
– Сколько я отступил! – но всё-таки я жив, но дети мои кончили институты. А библиотекарям спускают тайные списки: уничтожит книги по лженауке генетике! Уничтожить все книги персонально таких-то! Да привыкать ли нам? Да разве сам я с кафедры диамата четверть века назад не объявил тео-рию относительности – контрреволюционным мракобесием? И я составляю акт, его подписывает мне парторг, спецчасть – и мы суём туда, в печку – ге-нетику! Левую эстетику! Этику! Кибернетику! Арифметику!
Он ещё смеялся, сумасшедший ворон!..
– Зато я вырастил семью. И дочь моя, редактор районной газеты, написала такие лирические стихи:
Нет, я не хочу отступаться!
Прощенья просить не умею.
Уж если драться – так драться!
Отец? – и его в шею!»
Велик А. Солженицын, велик и тем, что очень просто сказал, что путь постижения неправды, утрата совести и есть инструмент превращения чело-века разумного в существо, не способное внимать земному языку:
«– Должен же кто-то думать иначе! Пусть кучка, горсточка – но иначе! А ес-ли только так – то среди кого ж тогда жить? Зачем?.. И можно ли!..
– Если десятки лет за десятками лет не разрешать рассказывать то, как оно есть, – непоправимо разблуживаются человеческие мозги, и уже соотечест-венника понять труднее, чем марсианина».
Писатель заканчивает роман такими мыслями:
«С. 387. Мир зверей ощущал Олег как-то более понятным, что ли. Бо-лее на своём уровне».


ПСИХИАТРИЯ 
БОИТСЯ  ПОЦЕЛУЯ  ШИЗОФРЕНИИ
В романе рассказывается и о том, как совестливому человеку, главному герою, удаётся преодолеть неизлечимую опухоль. Последняя славная мысль Солженицына звучит как вызов:
«С. 401. Человек умирает от опухоли – как же может жить страна,  прора-щённая лагерями и ссылками?»
Великий мыслитель говорит, что без «инакости» жизнь теряет всякий смысл. Для психиатра неординарность есть указание на шизофреническое развитие личности. А уж оригинальность, склонность к реформаторству едва ли не приговор, отсроченный лишь на время. Не в этом ли причина того, что психиатрия боится самоё себя, а желающие мыслить находят себе другую область медицины? Вот и великий кардиолог писал: «Я забросил психиатрию из-за недостаточной научной точности и кажущегося средневекового догма-тизма» (Бернард Лоун, кардиолог, лауреат Нобелевской премии. «Утерянное искусство врачевания». – М.: Крон-Пресс, 1998. – 367 с.).
Другой высланный из страны советский писатель Виктор Некрасов также доносил  нам правду о том, как в изоляции «выпекалась» шизофрения у диссидентов:
«Есть люди, друзья, о которых мало сказать скучаю. Им просто плохо. И кое-кому опять-таки из-за дружбы со мной. (И ты, Некрасов, знай, будем твоих друзей сажать!) Славику Глузману впаяли семь лет (чтение, мол, и распространение Самиздата!)…А Лёня Плющ в «психушке» - слишком уж разносторонние были у него интересы и книги не те читал. Плевать, что по убеждениям марксист, не нужны нам такие марксисты. Вот и колют его вся-кими, якобы, лекарствами, называется лечат, а жена с двумя детьми без рабо-ты, а ней с улыбочкой: «Вот вылечим мужа, тогда можете куда угодно ехать…»
А что если прикоснуться к святому облику В.И. Ленина через призму известной напасти?
В последние годы Ленин жил в изоляции в Горках. Зачем? Говорят, происки Сталина. А может, чтобы никто не увидел, как вождь превратился в психически больного? В молодости он неоднократно находился в сибирской глуши, да и бегство за границу – это не только сидение в пивнушках на день-ги сумасшедших русских фабрикантов, но всё та же изоляция, это всё тот же плевок с родины, на которую пришлось и вернуться в запломбированном немцами вагоне.
Наверное, читатель уже давно понял, что предательство, служение вра-гам родины не может пройти бесследно для душевного состояния любого че-ловека. А как бы вы думали обстояли дела с психикой у тех самых бывших советских разведчиков, пойманных немцами и сотрудничавших с ними в войне против России? Вальтер Шелленберг писал о полусотне бывших со-ветских радистов, переметнувшихся к врагам, которые засыпали  дезинфор-мацией Москву с территории Германии. Очень просто можно понять и при-чины последовавшего затем самоубийственного поведения среди оборотней, и причины запойного пьянства.
Есть понятие совести, которому близко очень слово древних «табу». Его нарушение и чревато расстройствами души.
Ах, как тяжело жилось в первые послереволюционные годы ин-теллигенции, гениальным её представителям. Вот и Константин Циолков-ский, голодный и одинокий, потерявший сына (скончавшегося раньше отца от истощения) творил и творил во имя прекрасных идей. Он тоже мог бы за-болеть психическим расстройством, но совестливость (отличавшая его от со-ветских выдвиженцев – «из грязи  в князи»), любовь к людям, к их будущей  свободной  жизни не позволила ему порвать духовные связи с жизнью. Именно любовь – и как основа его творчества и как основа жизни. Ведь сло-во это (по слогам) переводится  с древнеславянского как: «люди богов веда-ют». Но почитаем вместе ученика Циолковского (Чижевский А.Л. «На берегу Вселенной. Годы дружбы с Циолковским. Воспоминания». – М.: Мысль, 1995. – 715с.):
«Слова «учёный» для  Константина Эдуардовича не существовало, он был просто человеком!
– Какой я учёный, – говорил он. Я просто неудачник. Редко кому в жизни не везёт так, как мне, но я – человек!
…Жизнь великих людей протекает не только в поисках законов природы, но и в изнурительной, истощающей и бесконечной борьбе с противниками. Та-кая жизнь обычно бывает трагична. Она либо заканчивается в молодом воз-расте, ибо общество не может долго выносит дерзости гения и так или иначе убивает его, либо приводит к преждевременной старости и лишает его сил, необходимых для творчества…
Мы обрекаем гения на холод и голод, на непрекращающуюся борьбу с отбросами человеческого общества, карьеристами и завистниками…. И мы наблюдаем с интересом и увлечением за этой дикой борьбой, как римляне – за кровавыми боями гладиаторов с дикими зверями. Мы в 20 веке допускаем инквизиторские приёмы и требуем от Галилея отречения. Мы заточаем гения в тюрьму или доводим его до самоубийства….Покрывало Исиды, за которым часто прячутся тёмные дела и люди, должно быть сорвано с них, и их по-ступки представлены в соответствующем свете.
ТЮРЬМА  ИЛИ  ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ
 БОЛЬНИЦА  –   ДЛЯ  ТЕХ,
КТО  НЕ  ДРУЖИТ  С  СИСТЕМОЙ
Тюрьма или сумасшедший дом часто принимали великих людей в свои объятия. Огонь и дыба, моральные издевательства – вот что стоит на пути великих учёных и великих художников.
Константин Эдуардович хорошо знал по собственному жизненному опыту, как бывает опасно выступать перед учёными мужами с незакончен-ными теориями и опытами и как всё это потом дорого обходится такому на-ивному смельчаку. Оказывается, только время способно помочь борцам за  передовую науку. Другого действенного, справедливого  фактора именно для этих несчастливых не существует. Только время! Только – время? Да, только его ход. Когда последовательно отмирают лицедеи и клеветники, обнаружи-вается созданная ими фальшь и клевета, и торжествует истина и справедли-вость.
Пусть эта книга послужит утешением и поддержкой всем тем, кто страдает за свои научные идеи, за своё новаторство, за свои изобретения, за то доброе, что он даёт нашему обществу, над кем смеются, кого гонят за идеи, как чуму, кого считают сумасшедшим, невеждой или самоучкой, но кто твёрдо и непоколебимо верит в своё дело в правоту своих мыслей, верность своих идей, концепций, построений, в значение своих обобщений, исканий, теоретических творений. Пусть эта книга поможет такому человеку преодо-леть все трудности, перейти через все преграды, стоящие на его пути, и побе-дить, да, именно победить для блага своей родной земли….
Никто так не презирал и не поносил Константина Эдуардовича, как крупные представители научной мысли. Поток клеветы и дискредитации был буквально нескончаем. Один выпад против Циолковского сменялся другим, причём в то время, когда ему ещё не удавалось отпарировать первый, Кон-стантина Эдуардовича били с другой стороны, находили его идеи бредовыми, расчёты неверными, математические доказательства недостаточными. За вторым выпадом следовал третий и т.д. Даже самые здоровые и физически крепкие люди могли бы пасть костьми под напором сильнейших атак врага...
Крайняя независимость сопровождала наши искания и резко отрезала нас от остального мира. Этим объясняется наше одиночество среди цветни-ков науки, где нам не было отведено ни единой точки для произрастания. Мы должны были расти особо, отдельно, на невозделанной почве – как бы жите-ли иной планеты, всеми оставленные, нелюбимые и проклятые за свои идеи, не принятые другими.
О том, чтобы в защиту К.Э. Циолковского поднялось высшее научное учреждение страны – Академия наук, –  тогда не могло быть и речи. Акаде-мия наук и Циолковский! Такое сопоставление привело бы в 1923 году в ужас. Да, К.Э. Циолковский, подобно Иову, был прокажённым! И одиноким!
Учёные во главе с Академией наук, единогласно отвергли все его рабо-ты и считали их бредом. Поэтому для защиты этих работ требовались особые силы».
КСТАТИ,  МОЙ  ПРАДЕД
Переместимся с читателем в тот же период истории из центра на пери-ферию, в места  страшной ссылки, в  Пермскую губернию. Но только чело-век, который здесь временно прописался, попал сюда  по «доброй» воле (в его любимой Одессе царил голод). Этим человеком был мой прадед, бывший учитель народного училища, Григорий Волков.
За несколько недель до своей смерти, впервые в жизни, он начал вести дневник. Вот несколько страниц из него, которые будут полезны и для наше-го рассказа. Дневник  писался набело и посвящён моей  матери  Валентине 1922 года рождения. Мною сделаны лишь правки с учётом современной ор-фографии. Итак,  он писал 20 ноября 1923 года:
«Пока чувство самосохранения не подсказывает своих правил, до тех пор ре-бёнок предпочитает говорить правду или вернее не считает нужным лгать. Вот Валечка, хотя учинит непозволительное, а спросишь её: «Кто это сде-лал?» - «Я» отвечает она, конечно, не подозревая, что рано или поздно её бу-дут родители наказывать за такие проделки. Сейчас же она не видит опасно-сти и говорит «Я», всё равно, как если её спросили бы: «Кто пил молоко?»
Родители, желающие воспитывать своих детей честными и правдивыми, должны особенное внимание обращать на этот возраст и принимать все меры к тому, чтобы правда всосалась в плоть и кровь своих детей, чтобы дети были правдивы и в тех случаях, когда за эту правду они могут пострадать.
Но является вопрос – нужна ли эта правда миру? Станет ли лучше отдельным личностям или целому обществу от этой правды? Когда читаешь историю то-го или иного государства или историю международной политики, видишь, что политикой народов не правда руководит, а ложь, лицемерие, обман. Ди-пломатическое отношение между государствами построено на хитрости и обмане. Одно государство старается перехитрить другое, чтобы усилить себя и послабить другое, чтобы завоевать себе лучшее положение за счёт другого. Внутренние дела государства в свою очередь показывают, что лица стоящие во главе правления меньше всего думают о благополучии массы; они только пекутся об укреплении своей власти, об удовлетворении своего честолюбия, а до интересов массы, когда эти интересы не связаны с их личными интере-сами – нет никакого дела. Спрашивается, зачем и кому нужна эта правда, о которой так много пишут? Мне думается, что проповедование веры, правды, любви и т.п. добродетелей имеет определённую цель – держать массу в цепи добродетели, что бы легче было владеть ею. В стране, где каждый обыватель пренебрёг бы выше названными добродетелями, гораздо труднее подчинять массу своей власти.
22 ноября
Наконец то я удостоился стать пенсионером. Врачебная комиссия признала у меня потерю трудоспособности на 90%, а потому социальное обеспечение признало, что к труду не способен и за мои тридцатилетние труды на обще-ственной службе подлежу и общественному обеспечению. На днях выдали мне за ноябрь месяц ровно 800 руб. или 1 руб. золотом. Ничего, можно жить! На эти 800 руб. можно купить на базаре ровно пол пуда ржаной муки – и больше ничего. Нечего сказать – обеспечили здорово… Странно, согласно кодексу законов по социальному обеспечению, инвалид по 1-й группе полу-чает средний месячный заработок, по 2-й – 2/3, а по 3-й –1/2 средней зара-ботной платы. Средний заработок по местным условиям считается 6 руб. зо-лотом, следовательно, мне надлежит получать по 3 р. золотом, а так как курс руб. в то время был 800 руб., значит я, согласно закону, должен был получить 2400 руб. Выдали почему-то только 800 руб. Куда же пошли 1600 руб., т. е. 2/3 следуемого мне? Я склонен думать, что эти 2/3 идут в пользу учреждения. Не много ли? Центр, конечно, не знает об этом (Сознательное игнорирование и есть проявление  шизофрении власти – моя вставка). Попробуй оповестить об этой вопиющей несправедливости! Никакая газета об этом печатать не бу-дет. Это называется сор выносить из избы. Подать об этом заявление? Беспо-лезно…Только себе повредишь… Смотри, тебя совсем лишат пенсии, найдут тебя трудоспособным и – конец. Что с ними поделаешь? Подать в суд? Веро-ятно, они будут правы. Если очень будешь бунтоваться, беспокоить власть имущих – тебя и упекут куда-нибудь, откуда никто не услышит твой ропот. Вот тебе социальное обеспечение! Между тем, Советская власть ставит себе в заслугу, что в нашей республике [нет] беспомощных, нуждающихся. Раз только гражданин в течение последних 8 лет трудился, значит, общество должно содержать его на свой счёт. В самом деле, многим выдают пенсии, но какая польза от этой пенсии? Зато посмотришь, как живут лица, стоящие во главе учреждения? Прелестно! Им и воду везут на казённой лошади, им дро-ва достаются, если не совершенно бесплатно, то очень дёшево, им мука и мя-са доставляется в большом количестве и по цене, известной только им, а по-смотреть, как они сами или их жёны одеваются – не хуже бывших графов. Инвалиды же сами, которых эти лица обслуживают, и мечтать не смеют о мясе или об одежде. Это, по–моему, не социальное обеспечение, а – себя обеспечение. А попробуй кому сказать об этом! Тебя назовут сейчас контр-революционером и привлекут  к ответственности по известной статье.
Ух! Хоть бы скорей конец! Я искренно хочу поскорей уйти от этой горькой жизни. Да что мне эта жизнь даёт кроме сомнений и огорчений?
23 ноября
Чьи заслуги выше: декабристов или большевиков? Вот вопрос, который меня интересует. Мне думается, чем бескорыстней стремление к осуществлению той или другой идеи, чем рискованней выполнение той или другой задачи на пути борьбы со злом и насилием, тем выше заслуги борцов. Впрочем, об этом двух мнений быть не может. Человек, идущий на верную гибель лишь только для того, чтобы завоевать благополучие для ближнего в евангельском смыс-ле, зная заранее, что ему не придётся пользоваться плодами своих трудов; со-знательно отдающий свою молодую жизнь в жертву для блага другого, дос-тоен имени святого. Декабристы, когда вышли с требованием свержения са-модержавия, хорошо знали своё бессилие побороть врагов народов, хорошо знали, что за такой протест они погибнут, тем не менее, ни у одного из них на минуту не промелькнула мысль отказаться от этого рискованного шага. Они решили открыто заявить протест, указать публично, сказать громоглас-но, что самодержавие есть преступление, дабы будущие поколения видели  пример открытого протеста. «Мы сложим свои головы за правое дело, но наше дело не умрёт с нами», - говорили декабристы. Большевики же боро-лись и борются с капиталистами за благо, коим они также рассчитывают пользоваться наравне с другими или даже больше других. Бывшие рабы вос-стают против своих владельцев и хотят завоевать себе положения владель-цев, а последних обратить в рабов или совсем уничтожить. Тут мы наблюда-ем борьбу не за идею, а чисто реальную борьбу, борьбу за своё материальное благополучие. Следовательно, заслуги декабристов сияют, как лучи солнца над всеми заслугами борцов всех времён.
6 декабря
Почему, думаю я, большевизм победил в России, во всех отношениях отстававшей от других западных государств? …Дело в том, что управление государством в одних странах находится в руках бюрократии, а в других – буржуазии. Бюрократы, управляя государством, преследуют одну цель: дер-жат власть в своих руках; они требуют от всех подданных абсолютной по-корности, рабского подчинения. Эксплуатация народной массы у них на ка-ждом шагу. Законы, составляемые в кабинетах на бархатных креслах, сидя за столом, имеют определённую цель - держать народ в тисках, не позволяя ему стонать от боли. Пусть народ гибнет, пусть истекает кровью от ран, нанесён-ных дикой расправой – бюрократов это не трогает. Малейшее проявление протеста со стороны рабочих или крестьян против произвола пугает бюро-кратов. Но последние не интересуются знать причину, вызвавшую протест, а сжимают ещё больше тиски народного гнёта. Наконец, гнёт становится не-выносимым, и народ, потеряв всякую надежду на милость бюрократов, вос-стает против угнетателей с желанием отомстить жестоко последним, сверг-нуть эту ненавистную власть, уничтожить деспотов. Это естественный конец власти, находящейся в руках бюрократов, которые чужды нуждам рабочих. Другое дело в странах, где в кормиле правления стоят капиталисты. Хотя по-следние тоже сосут из рабочих, елико возможно, но они  понимают, если вы-сосут сразу всю силу и кровь рабочего, то рабочий сделается не способным на дальнейшее обогащение карманов капиталистов.
Капиталистическое правление старается рабочих держать в более менее удо-влетворительных условиях, старается устранять от рабочих всякую нужду, которая могла бы отразиться отрицательно на трудоспособности и вызвать ропот или даже только неудовольствие со стороны рабочего. Словом, на бла-гополучии рабочего капиталисты создают своё богатство. Поэтому в этих странах, за весьма редкими исключениями, рабочие не стают против своих работодателей-капиталистов. В России в кормиле правления всегда стояли бюрократы. Хотя они тоже обладали огромными капиталами, тоже пользова-лись трудами многочисленных рабочих, но так как это богатство доставалось или по наследству или как дар от казны за какие либо услуги при дворце, то они смотрели на рабочих не как на источник своего богатства, а смотрели на себя, как на благодетелей рабочих. Когда чаша терпения рабочих переполни-лась, рабочие восстали и беспощадно отомстили своим «благодетелям», а по-следние, видя это озлобление со стороны рабочих, в бессилии разводили ру-ками: «за что, за что?!»
Большевики и воспользовались этим случаем и сделали своё  дело. В Запад-ной Европе – во Франции, Англии и других, -  в кормиле правления состоят главным образом капиталисты, которые создали капиталы сами на плечах, конечно, рабочих, а потому смотрят на рабочего, как на необходимое зло, без энергичного содействия которого всё их богатство, все капиталы обратятся во прах. Поэтому они считаются с требованиями рабочих и представляют им довольно хорошие условия жизни. Рабочие в свою очередь знают, что в ком-мерческом деле требуется предприимчивость, изворотливость, и что капита-листы именно обладают этими качествами, а потому им нет расчета уничто-жить капитал, ибо с уничтожением капитала, уничтожат они и своё благопо-лучие. Принимая всё это во внимание, я склонен думать, что мечта больше-виков завладеть всем миром неосуществима, пока в кормиле правления стран Западной Европы будут стоять капиталисты».
Читатель, вероятно, уже привыкший к параллелям и аналогиям  в моём повествовании, решит, что я буду сравнивать капитализм конца девятнадца-того века с таковым миллениума – и ошибётся. Меня будут интересовать иные сферы. И всё же цитата: «Последователи Маркса переинтерпретировали и теорию, и свидетельство с тем, чтобы привести их в соответствие. Таким путём они спасли свою теорию от опровержения, однако это было достигну-то ценой использования средств, сделавших её неопровержимой. Таким об-разом, они придали своей теории «конвенционалистский характер» и благо-даря этой уловке разрушили её претензии на научный статус». Эти слова принадлежать гениальному философу двадцатого столетия К. Попперу («Ло-гика и рост научного знания: избранные работы». – М.: Прогресс, 1983. – 606с.), который к двадцатым годам уже сумел сформулировать свои осново-полагающие «выводы:
1. Легко получить подтверждения, или верификации, почти для каждой теории, если мы ищем подтверждений.
2. Подтверждения должны приниматься во внимание только в том слу-чае, если они являются результатом рискованных предсказаний, то есть когда мы, не будучи осведомлёнными о некоторой теории, ожидали бы события, несовместимого с этой теорией, - события, опровергающего данную теорию.
3. Каждая «хорошая» научная теория является некоторым запрещени-ем: она запрещает появление определённых событий. Чем больше теория за-прещает, тем она лучше.
4. Теория, не опровержимая никаким мыслимым событием, является ненаучной. Неопровержимость  представляет собой не достоинство теории (как часто думают), а её порок.
5. Каждая настоящая проверка теории является попыткой её фальсифи-цировать, то есть опровергнуть. Проверяемость есть фальсифицируемость.
6. Подтверждающее свидетельство не должно приниматься в расчёт за исключением тех случаев, когда оно является результатом подлинной про-верки теории. Это означает, что его следует принимать как результат  серь-ёзной, но безуспешной попытки фальсифицировать теорию («Подкрепляю-щее свидетельство»).
7. Некоторые подлинно проверяемые теории после того, как обнаруже-на их ложность, всё-таки поддерживаются их сторонниками, например, с по-мощью введения таких вспомогательных допущений ad hoc или с помощью такой переинтерпретации ad hoc теории, которые избавляют её от опровер-жения. Такая процедура всегда возможна, но она спасает теорию от опро-вержения только ценой уничтожения или по крайней мере уменьшения её научного статуса. (Позднее такую  спасительную операцию я назвал «кон-венционалистской стратегией» или «конвенционалистской уловкой»)
Всё сказанное можно суммировать в следующем утверждении: крите-рием научного статуса теории  является её фальсифицируемость, опро-вержимость, или проверяемость».
 Я позволю себе ниже привести ещё несколько важных выдержек из его работ. Это многое объяснит читателю из того,  с чем он успел познакомиться, и что питало направление моих интересов в течение последних двадцати лет. Взгляды Поппера сформировали и видение проблемы, за которую я взялся в данном повествовании.
Ясная оценка того, что можно получить (и потерять), используя кон-венционалистские методы, была высказана за сто лет до Пуанкаре Блэком, который писал: «Тщательный подбор условий может сделать почти любую гипотезу согласующейся с феноменами. Но это результат работы нашего во-ображения, а не успех нашего познания».
В эмпирическом базисе объективной науки нет ничего «абсолютного». Наука не покоится на твёрдом фундаменте фактов. Жёсткая структура её теорий поднимается, так  сказать, над болотом. Она подобна зданию, постро-енному на сваях.
Прогресс науки обусловлен не тем, что с течением времени накаплива-ется всё больший перцептивный  опыт, и не тем, что мы всё лучше использу-ем наши органы чувств….Смелые идеи, неоправданные предвосхищения и спекулятивное мышление – вот наши единственные средства интерпретации природы, наш единственный органон, наш единственный инструмент её по-нимания. И мы должны рисковать для того, чтобы выиграть. Те из нас, кто боится подвергнуть риску опровержения свои идеи, не участвуют в научной игре.
Старый научный идеал episteme – абсолютно достоверного, демонстра-тивного знания – оказался идолом. Требование научной объективности дела-ет неизбежным  тот факт, что каждое научное высказывание должно всегда оставаться временным… Однако не обладание знанием, неопровержимой ис-тиной делает человека учёным, а его постоянное и отважное критическое стремление к истине.
Когда Кант говорит, что наш разум не выводит свои законы из приро-ды, а налагает их на природу, он прав.
Наука должна начинать с мифов и с критики мифов; она должна начи-нать не с совокупности наблюдений и не с придумывания тех или иных экс-периментов, а с критического обсуждения мифов, магической техники и практики.
Итоги моего рассмотрения проблемы  индукции я могу теперь сумми-ровать следующим  образом:
1. Индукция, то есть вывод, опирающийся на  множество наблюдений, представляет собой миф. Она не является ни психологическим фактом, ни фактом обыденной жизни, ни фактом научной практики.
2. Реальная практика науки оперирует предположениями: возможен скачок к выводам даже после одного-единственного наблюдения (что отме-чалось Юмом и Борном).
Инструментализм утверждает, что теории являются не более чем инст-рументами, в том время как точка зрения Галилея состояла в том, что теории представляют собой не только инструменты, но также – и главным образом – описания мира или его определённых аспектов.
…Наука ценна своим освободительным влиянием как одна из вели-чайших сил, делающих человека свободным.
Когда я говорю о  росте научного знания, я имею в виду не накопле-ние наблюдений, а повторяющееся ниспровержение научных  теорий и их замену лучшими  и более удовлетворительными теориями».
Следующая мысль Поппера определит и наш дальнейший путь, но не к звёздам, а  в древние миры: «Я убеждён, что… наши открытия направляются нашими теориями, и теории не являются результатами открытий, «обуслов-ленных наблюдением». Наблюдение само имеет тенденцию направляться теорией. Даже географические исследования (Колумба, Франклина, Нансена, Хейердала на «Кон-Тики») часто предпринимались с целью проверки неко-торой теории».
Я воспользуюсь открытиями великого Хейердала (и других антрополо-гов) для того, чтобы моя гипотеза возникновения и развития шизофрении была видна не только «от печки», но с другого континента и  из других вре-мён. В том путешествии он оказался в Южной Америке, на острове Пасхи и близлежащих морских пространствах. Как много сказано и написано об этом чуде Света! Однако Хейердала можно читать и между строк. А помогал ему в экспедиции неуловимый и вездесущий  аку-аку, которого автор описывает только в конце книги (Хейердал Тур. Аку-аку. – М.: Мысль, 1970. – С. 139 – 431):
«Как представить себе аку-аку бургомистра? Вряд ли Педро Атан сам сумел бы чётко описать его невидимую оболочку. А суть аку-аку, наверно, составляли собственные мысли дона Педро, его совесть (выделено мною), интуиция – всё то, из чего слагается понятие о незримом духе, что-то крыла-тое, бесплотное, способное вести тело на удивительные дела, покуда оно жи-во. И сторожить пещеру после того, как владелец её исчез, и кости его истле-ли…
Обращаясь к своему аку-аку за советом, бургомистр стоял так же смирно и безмолвно, как при переговорах с покойной бабушкой. Стоило мне тогда за-говорить и нарушить ход его мыслей, как бабушка пропала. Да, погрузив-шись в раздумье, он вопрошал свою совесть (выделено мною), прислушивал-ся к собственной интуиции – говорил со своим аку-аку. Назовите как хотите  всё то в человеке, чего не измеришь метрами или килограммами. Бургомистр называл это аку-аку. И обычно помещал его у своей левой ноги. А что тут та-кого? Ведь этот аку-аку вечно скитается в самых удивительных  местах!»
Хейердал застал на острове древнюю, изолированную от цивилизации и, возможно, не знавшую цивилизации культуру (?). Одной из особенностей островитян в прежние времена являлась пещерная жизнь, отчасти сохранив-шаяся и доныне, которая несла в себе  многие атрибуты, характерные для  людей, страдающих психическими расстройствами. Это и каннибализм,  и мистицизм, граничащий с явлениями бреда. Причём сам  исследователь мог без труда включаться в эту галлюцинаторную «игру». А теперь по порядку:
«На острове Пасхи у каждого разумного человека (выделено мною) есть  аку-аку, там и у меня появился свой аку-аку.
Подле него лежал мешочек с обугленными человеческими костями.
- Всё те же следы примитивной культуры, - сказал Билл, доставая из земли два коренных зуба. – Посмотри, эти выродки пожирали здесь друг друга и выплёвывали зубы на пол.
На острове Пасхи человеческое мясо ели не только в связи с ритуалами. Пас-хальцы до сих пор рассказывают предания о воинах, которые предпочитали человечину рыбе и цыплятам. И есть легенды, упорно говорящие о предше-ствовавшем тем временам периоде величия, когда бок о бок с предками ны-нешних островитян короткоухими  мирно жило племя длинноухих. Но длин-ноухие слишком нещадно заставляли короткоухих работать на себя, и дело кончилось войной, почти все длинноухие были сожжены во рву. С того дня кончилось ваяние статуй, из уже воздвигнутых многие свалили. Гражданская война, родовые усобицы и каннибализм не прекращались до той поры, когда на острове появился патер Эухенио и собрал пасхальцев в деревне…
В музеях мира хранится не больше двух десятков таких дощечек, и до сих пор ещё ни один учёный не сумел расшифровать надписи. Замысловатые письмена острова Пасхи не похожи на письмо других народов….Почти все хранящиеся в музеях ронго-ронго получены на острове давно, прямо из рук владельцев. Но последнюю дощечку… нашли в запретной пещере… Англи-чанин купил дощечку, но пасхалец вскоре лишился рассудка и умер. С тех пор, заключил патер Себастиан, островитяне больше прежнего боятся вхо-дить в хранилище ронго-ронго».
«Чем дальше, тем загадочнее! А Эстеван уже говорил о том, что он с женой опять слышал в деревне: дескать, я прислан на остров высшими сила-ми. Какой-то вздор. Да и только!
- А где вы хранили эти камни после смерти отца твоей жены? У себя дома?
Эстеван поёжился, помялся, наконец, сказал:
-Нет, в пещере, в родовой пещере.
…[Эстеван говорил, что] жена непреклонна в этом вопросе. Даже его ни разу не пускала в пещеру.
А сегодня на глазах у всех случилось такое, чего прежде не видели: не-зримый аку-аку помог поднять истукана. Это песня принесла удачу…
Но Альберто нарушил табу, взяв таблицы из пещеры, и ночью, когда он уснул, к нему подобрался аку-аку и стал его щипать и колоть, пока не разбу-дил. Альберто выглянул в окно и увидел тысячи крохотных человечков, ко-торые лезли в дом. Он чуть не свихнулся от страха, бегом отправился в пе-щеру и положил обе ронго-ронго на место. Пещера эта находится где-то по-близости от долины… Я стал было уговаривать Лазаря провести меня в эту пещеру…Наградив меня уничтожающим взглядом, он объяснил тоном на-ставника, что тогда нам обоим конец. В пещере обитает родовой аку-аку. Там же лежат скелеты двух предков, и, если туда попробует проникнуть посто-ронний, аку-аку его страшно покарает. Вход в пещеру – самая священная тай-на…
- Видишь, аку-аку нам помогает, пробормотал бургомистр. – Если бы не кол-довство, мы бы одни не справились.
Я услышал, что сегодня они изжарили курицу в земляной печи около пеще-ры, чтобы статуя поднималась быстрее.
…Аку-аку доводили до помешательства многих островитян, щипая их по но-чам. – и всё за попытки нарушить табу родовых пещер…
– Лазарь происходит из очень знатного рода, - похвастался за своего друга бургомистр. – У них много пещер. Они богатые….
Атан с перевязанной бинтом рукой отворил мне и тут же закрыл дверь поплотнее. Мы сели друг против друга за столик, на котором горела свеча. Под скатертью что-то лежало, Атан отдёрнул её, Ия увидел осклабившуюся мёртвую голову. Она была из камня, до жути правдоподобная: оскал зубов, торчащие скулы, пустые тёмные глазницы, дыры ноздрей… На черепе – две непонятные ямки с ноготь большого пальца.
- Принимай, - сказал Атан, указывая пальцем на мёртвую голову. – Вот ключ от пещеры. Теперь она твоя.
От неожиданности я не мог сообразить, как себя повести. Впрочем. Атан волновался не меньше моего и сам пришёл мне на помощь, прежде чем я ус-пел сказать что-нибудь невпопад. Показывая на ямочки на черепе, он объяс-нил, что в них лежал порошок из костей аку-аку, смертоносный для всякого, кто посмел бы притронуться к «ключу». Но бабка Таху-таху сходила в пеще-ру и убрала костяную муку, всю до последней крупинки, так что мне ничто не грозит. Дальше Атан сказал, что мёртвую голову – он всё время называл её «ключом» - я должен пока хранить у себя под кроватью, а через два дня мы пойдём в пещеру, и тогда надо будет захватить «ключ» с собой.
Атан попросил меня устроить ему в день перед посещением тайника курандо – угощение на «счастье»…Атан сказал, что возьмёт ещё кого-то из своих. Чтобы нас было шестеро. Дескать, два, четыре, шесть – счастливые числа. Но больше никого не надо брать, не то мы, сами того не желая, можем разгневать аку-аку, охраняющих пещеру (выделено мною)…С округливши-мися глазами Атан прошептал, что брат обращается к местным аку-аку, что-бы заручиться их благоволением. Возвратившись к нам, «деревенский шки-пер» строго-настрого велел всем говорить только шёпотом, когда сойдём с тропы. И ни в коем случае нельзя улыбаться, лицо всё время должно быть се-рьёзным.
…После этого Атан объявил шёпотом, что всё в порядке, встал и попросил меня взять «ключ» - сейчас мы откроем вход в пещеру. Кажется, я ещё нико-гда в жизни не волновался так, гадая, что мне предстоит увидеть….Мы при-сели на корточки. Я держал на коленях осклабившуюся мёртвую голову.
Атан попросил меня …громко произнести:
- Открой ворота в пещеру!
Я послушался, хотя при этом чувствовал себя последним дураком (моё вы-деление). С каменным черепом в руках я нагнулся и произнёс подсказанный мне Атаном магический пароль… После этого Атан взял у меня мёртвую го-лову и предложил «войти».
Бургомистр однажды рассказывал мне, что, если в тайную пещеру при-дут сразу несколько человек, аку-аку её покинут. А без  аку-аку  конец вол-шебству, охраняющему тайну входа, любой прохожий сможет его обнару-жить.…На Пасхе чуть не все так или иначе родня. И любой казус может быть истолкован как прямое или косвенное возмездие нарушителю древних запре-тов…
– Это не такая пещера, где прячут вещи, сеньор, - вдруг сказал старик, наде-ясь, что я передумаю.
- Разве в ней совсем ничего нет?
- Есть…немножко. Я с семнадцати лет не бывал там. Одна старая бабка перед смертью показала мне эту пещеру.
…Скелеты лежали на полу беспорядочно….Мы насчитали только десять скульптур. Все они были завёрнуты в камыш. Две из них,  изображающие маленького человечка с клювом, были очень похожи друг на друга… Скуль-птуры мы хорошенько завернули и подняли на верёвке. Когда подъём был закончен и Сантьяго удостоверился, что в тайнике оставлен один предмет, я вдруг вспомнил про жареную курицу. Лёжа на камне, она пахла так соблаз-нительно, что я не устоял. Оставлять аку-аку такой лакомый кусок? Ну, нет! Разделив курицу по-братски с товарищами, я принялся уписывать за обе ще-ки, и аку-аку меня не покарали. Правда, пасхальцы наотрез отказались при-тронуться к курице и испуганно жались в сторонке, пока последняя обгло-данная косточка не полетела в море.
Так прошла моя последняя встреча с доном Педро Атаном. Самой за-мечательной личностью среди пасхальцев, последним знаменосцем «длинно-ухих». Человеком, в голове у которого столько секретов, что он и сам вряд ли сумел бы провести грань между правдой и вымыслом» (моё выделение).
Так пишет великий открыватель земель и людей. Но то, чего он не мог произнести вслух, вернувшись в цивилизацию, осталось в его мыслях и меж-ду строк  книги: в течение года он жил в атмосфере первородного шизофре-нического сообщества. Если Менегетти называет даже цивилизованное чело-веческое общество шизофреническим, то, очутившись на о. Пасхи, трудно оставаться лучезарным Homo sapiens.
Мало, кто знает, что у современных туземцев Центральной Австралии средняя масса мозга составляет 750г.
Первобытному человеку негде было жить надёжнее, чем, спасаясь от агрессии окружающей среды в пещере. Мистические ритуалы, граничащие с бредом, суеверия, порочная склонность к воровству, примитивный язык, расщепление сознания, страх жизни и смерти, каннибализм, раскрашивание тела и членовредительство – всё это сопровождает клиническое течение ши-зофрении и у цивилизованного человека. Наблюдения Хейердала позволяют укрепиться в моей первоначальной гипотезе о том, что изоляция человека (на острове, в гетто, в тюрьме) способна вызвать развитие шизофрении, в том числе и  вследствие активизации старой доминанты пещерной жизни, когда прачеловек  имплицитно носил негордое звание Homo schizophrenicus. А мог ли он  быть кем-то другим? В конечном счёте, скачок в развитии и объёме мозга с 0, 5 кг (как у обезьяны) до 1,5 кг у человека не мог произойти одно-моментно с формированием всех современных функций мышления (и не только). А кем был в психическом отношении человек с объёмом мозга в 1 кг?
Если вообразить себе, что человек приходит в мир для радости - с этим не будут (?) согласны  иудейские и христианские религии - то кропотливая деятельность Ленина и большой кучи его пособников по сокращению рос-сийского народонаселения в прошедшем Веке Разума может быть сравнима с усилиями пациентов психиатрической больницы, сбросившей власть персо-нала,  захватившей власть в стране и протянувшей руки в Европу и Азию. А не являются ли порождающие геноцид человеконенавистнические теории превосходства одних людей над другими, которые издревле изрекают нераз-борчивые в средствах  носители прозвания Homo sapiens, продуктом сума-сшествия? 

ГДЕ  СПАСАТЕЛЬНЫЙ  ПЛОТ  ДЛЯ  ПЛОТИ?
Читатель, вероятно, уже привык к моим броскам с одной проблемы на другую: из акушерства  - в психиатрию, из общества – в акушерство и снова в психиатрию. Всё это, верно, напоминает первый опыт катания на слонах, пе-режитый Еленой Блаватской в своих путешествиях по дебрям Индии. Он то-же нам пригодится, но в рамках другого, более глубокого исследования. А сейчас хотелось бы сделать ещё один экскурс из общества в перинатальную психологию и наоборот. В этом мне поможет знаменитый американский док-тор  (Чемберлен Д. «Разум вашего новорождённого ребёнка». М.: Класс, 2004. – 224с.)
«Вероятно, наиболее насильственная практика, связанная с родоразре-шением в больницах Америки в течение всего XX столетия, - практика обре-зания у мальчиков, хирургического удаления чувствительной кожи, которая покрывает головку полового члена. В прошлом эта операция всегда проводи-лась без обезболивания; сегодня она часто делается  без анестетиков, хотя медицинские исследователи, работающие с младенцами, фактически едино-душно признают необходимость местной анестезии. Опросы показывают, что акушеры и педиатры, которые продолжают делать эту мучительную опера-цию без адекватной анестезии, всё ещё полагают, что младенцы не нуждают-ся в анестетиках и утверждают, что их впрыскивание могло бы способство-вать занесению инфекции (аргумент, противоречащий исследованиям).
Шестьдесят процентов американских мальчиков (снижение после высокого девяностопроцентного уровня в прошедшем десятилетии) всё ещё подверга-ются этой болезненной косметической операции, которая отнимает у них функциональную и радостную часть их сексуальной анатомии. Перечень «причин», приводимых медицинскими авторитетами для обоснования этой операции, следующий: это предупредит появление астмы, алкоголизма, ноч-ного недержания мочи, ревматизма, эпилепсии, сифилиса, психических бо-лезней и приостановит мастурбацию. Всё это оказалось ошибочным и аб-сурдным. Однако в последние годы американские врачи продолжают тради-цию страшных предупреждений, основанных на необоснованных свидетель-ствах, что неповреждённая крайняя плоть может вызывать сексуальные бо-лезни, рак, мочевые инфекции и даже СПИД. Не существует ни одного ис-следования, которые может оправдать увечье большинства американских мальчиков, рождающихся ежегодно.
Поскольку новорождённые – особенно хорошие ученики, бессовестно подвергать их сексуальному нападению в самом начале жизни, когда отно-шения, модели и привычки формируются на глубоком уровне мышления и тела. В обществе, где увеличивается насилие, особенно против женщин. Мы должны рассмотреть возможность того, что часть этого насилия может быть результатом систематического сексуального насилия по отношению к амери-канским мужчинам в первые дни жизни вне матки».
ОТ ОБРЕЗАНИЯ – К ГЛОБАЛИЗМУ ?
Я ранее уже цитировал весьма важную книгу из области перинатальной психологии: «Феномен насилия (от семейного до глобального)» (СПб, Хайфа, 2005). Как и авторы того издания, мы вправе задать вопрос: Не питает ли аг-рессивную внешнюю политику США, среди прочих факторов, такая «без-обидная» «детская» операция, как обрезание?
Пока читатель будет раздумывать, я снова предлагаю бросить взгляд на 100 лет назад.
Через завалы, устроенные официальной наукой, нам поможет про-браться выдающийся сын отечественной богини мудрости  и его законы до-минанты (Ухтомский Алексей. Доминанта. С-Пб: Питер, 20002. – 448с.). Вот лишь некоторые заключения корифея:
«Господствующий очаг возбуждения, предопределяющий в значитель-ной степени характер текущих реакций центров в данный момент, я стал обо-значать термином «доминанта».
Внешним  выражением доминанты является стационарно поддерживаемая работа или рабочая поза организма.
В высшей степени  выразительную и устойчивую картину представляет до-минанта полового возбуждения у кошки, изолированной от самцов в период течки. Самые разнообразные раздражения, вроде стука тарелок накрываемо-го стола, призыва к чашке с пищею и т. п., вызывают теперь не обычное мяу-канье и выпрашивание пищи, а лишь усиление симптомокомплекса течки. Введение больших доз бромистых препаратов…неспособно стереть эту по-лезную доминанту в центрах. Когда животное лежит уже в полном расслаб-лении на боку, разнообразные раздражения по-прежнему вызывают всё тот же симптомокомплекс течки. Установившаяся доминанта, очевидно, очень инертна и прочна в центрах. Состояние сильного утомления также не унич-тожает её… Под влиянием утомления или броматов доминанта может стано-виться ещё выпуклее, чем в норме, и она гаснет последнею.
Получается впечатление, что в  связи с формированием доминанты к ней как бы утекает вся энергия возбуждения из прочих центров. И тогда эти послед-ние оказываются заторможенными вследствие бессилия реагировать.
Среда поделилась целиком на «предметы», каждому из которых отвечает оп-ределённая, однажды пережитая доминанта в организме,  определённый био-логический интерес прошлого. Я узнаю вновь внешние предметы, насколько воспроизвожу в себе прежние доминанты, и воспроизвожу мои доминанты, насколько узнаю соответствующие предметы среды.
 В высшей психической жизни инертность господствующего возбуждения, т.е. доминанта переживаемого момента, может служить источником «преду-беждения», «навязчивых образов», «галлюцинаций» (выделено мною)…
Доминанта характеризуется своей инертностью, т. е. склонностью  поддер-живаться и повторяться по возможности во всей своей цельности при всём том, что внешняя среда изменилась и прежние выводы к реакции ушли. До-минанта оставляет за собою в центральной нервной системе прочный, иногда  неизгладимый след…
След однажды пережитой доминанты, а подчас и вся пережитая доми-нанта могут быть вызваны вновь в поле внимания,  как только  возобновится, хотя бы частично, раздражитель, ставший для неё адекватным. Старый и дряхлый боевой конь весь преображается и по-прежнему мчится в строй при звуке сигнальной трубы.
Доминанта  есть не привилегия  высших нервных этажей, но общий рабочий принцип нервных центров.
Мать, крепко спящая под гром артиллерийской пальбы, просыпается на лёг-кий стон своего ребёнка.
Старая доминанта возобновляется или для того, чтобы при новых данных обойтись при помощи старого опыта или для того, чтобы по новым данным переинтегрировать старый опыт».
Идеи и эксперименты А. Ухтомского стали полезными и для объясне-ния секретов беременности, родов и причин неоднократных самопроизволь-ных абортов (Аршавский И. А. Физиологические механизмы и закономерно-сти индивидуального развития. - М.: Наука, 1982. - 270 с). Будут они необхо-димы и моей основной гипотезе, но об этом - позднее. А сейчас попытаемся достижения Ухтомского и пренатальной психологии перенести на жизнь вы-дающихся людей (которая хорошо документирована).
Обратимся книге, ранее недоступной (впервые увидела свет в 1928 го-ду), а ныне переизданной. (Жданов В. Толстой и Софья Берс. М.: Алгоритм, 2008. – 448с.).
Лев Толстой и его жена были людьми любвеобильными. Всех детей Софья Андреевна благополучно рожала сама дома (не в лондонской супер-клинике – а ведь могла бы!) – на существующем и доныне в музее-усадьбе «Ясная поляна» кожаном диване. Но вот после появления пятого ребёнка хо-тела остановиться. То ли трудности надоели, то ли симулировала, то ли мужа разлюбила. Но Лев Николаевич требовал рожать, настаивая на божественно-сти выбора. Жена тоже оказалась личностью (какой?)… Все дети, начиная с шестого (трое или четверо) умерли в молодом возрасте. Как их не хотела  Софья Андреевна! Но и этого мало… В возрасте  около тридцати лет умирает Мария Львовна (из первородков), которая была едва ли не единственная из детей, преданно любившая отца. Но мать питала к ней неприязнь!
Если есть доминанта любви, то, вероятно, есть и доминанта ненависти. Если первая лечит и поддерживает человека, то вторая – убивает через годы и расстояния, через отвержение, изоляцию, лишение благотворного источни-ка духовной жизни.
Ускорение, которое придала жизни советская эпоха, не преминуло от-разиться и на акушерстве. Партия сказала: «Надо делать солдатиков для ро-дины!». Учёные сказали: «Есть!». И сумели так изменить природную жизнь за каких-то сто лет, что роды теперь протекают почти в два раза быстрее. За полвека число кесаревых сечений в России от 1-2% возросло до 30%, что ду-мающими специалистами называется агрессией против женщины, а  самими женщинами – вандализмом (Н.В. Старцева «Материнство под угрозой. Аг-рессивный акушерский вандализм». – “Status Praesens” (Москва). – 2010, № 5. – С.72, а также сайт www.naturalbirth.ru).  Число новорождённых имеет тен-денцию к мизерному росту, и большинство из них – нездоровы.  Именно акушерство ставит человечество на грань выживания (Мишель Оден «Кеса-рево сечение: безопасный выход или угроза будущему?» - Москва, 2006)).
Вот и я добавлю свой голос в нестройные вопли из человеческой пус-тыни, но диагноз современному родовспоможению (?) я поставлю чуть позднее, когда читатель и сам догадается, в каком доме он появился на свет.
Теперь, когда конец хорошо уже виден из тьмы нашего повествования особо прозорливым и находчивым, вновь обратимся к антропологии, которая ненавязчиво сама будет подтверждать высказанные нами основные мысли (Линдблад Ян. Человек – ты, я и первозданный. М.: Прогресс. 1991 . – 264с). Автор этой книги прославился своими открытиями в дебрях Южной Амери-ки, в местах, весьма удалённых от Мехико и  Рио.
«Тесные торговые связи объединяли все племена. Все, кроме акурио. Объяс-няется этот примечательный факт тем, что когда-то в далёком прошлом это племя не поладило со своими соседями. С тех пор минула не одна сотня лет, но акурио продолжали жить в уединении в наиболее труднодоступных рай-онах так называемого «Зелёного ада», куда редко проникали посторонние. А тех, кто всё-таки наведывался, встречали летящие из зарослей отравленные стрелы. Легендарные «белые индейцы» - страшные акурио – пребывали в полной изоляции с таких давних пор, что до них не дошли никакие орудия нового, «металлического» века.
Акурио не умеют добывать огонь! От стоянки к стоянке переносят тлеющие угли, и на новом месте первым делом разводят костёр…
И с какой стати прикрывать какую-либо часть тела? Чувство стыда – более позднее изобретение. У индейцев исстари, пока некоторые миссионеры не взялись учить их «приличиям», было заведено ходить нагишом (Нагота сформировала у прачеловека доминанту, едва ли нужную сегодня – моя вставка). В мире акурио «запретная любовь» и угрызения совести – неведо-мые понятия. Искусный охотник продолжает род не потому, что «богат», а исключительно в силу своих наглядных реальных достоинств».
Вот лицо примитива, не стремящегося к самосовершенствованию, и вполне возможно, утратившего влечения на уровне рода. Кто-то скажет, что пребывание голых особей вида Homo sapiens «в обществе» без признаков взаимного стыда – норма для данного племени (и не только), это не Европа, где утрата интимного стыда приписывается далеко зашедшим формам  рас-пада личности (при шизофрении). Верно. Но это суждение не отрицает и то-го, что первобытный человек был шизофреником.
Продолжим интересное чтение.
«Скотоводство явно достигло расцвета задолго до возникновения историче-ски известного земледелия, начало которого относят примерно к восьмо-му  тысячелетию до нашей эры, и переход от скота как важнейшего источ-ника питания к зерновым культурам, наверное, был поэтапным, причём не-малую роль играла случайность. (А не это ли ключевой момент истории, ко-гда человек получил  возможность  выбраться из пут шизофренического развития личности и стать разумным? – моя вставка).
Земледелие влекло за собой не только рост  достатка, оно изменило образ жизни человека как в материальном, так и в социальном отношении. Хоро-шие урожаи позволяли большему числу людей постоянно жить на одной тер-ритории. Города появлялись всюду, где земледелие рождало достаток. За редкими исключениями именно возделывание растений обусловило рост на-селения и возникновение городов…
Ныне большие города достигли таких гигантских размеров, что их на-зывают раковыми клетками в общественном организме. …Для представителя животного мира, миллионы лет жившего небольшими группами, такое раз-бухание и впрямь представляется чем-то нездоровым и неестественным. Английский поэт Шелли писал: «Ад – местечко, весьма похожее на Лондон» Он не видел Мехико!
Шутки в сторону:  что же  всё-таки случилось с человечеством за те максимум пятнадцать тысяч лет с той  поры,  когда вид начал своё шествие вверх по эволюционной лестнице от исходной численности самое большее около пяти миллионов до нынешних пяти миллиардов? Ни один другой вид фауны не способен на столь крутой популяционный скачок без катастрофи-ческих последствий…. Как я уже говорил, численность леммингов достигает предела каждый четвёртый год, после чего они регулярно почти полностью вымирают. Принято считать, что аномальное поведение несчастных зверу-шек вызывается … СТРЕССОМ!
Каждое соприкосновение особей одного вида, включая человека, вле-чёт за собой маленький, практически незаметный рост выделения адренали-на: организм настраивается на контакт, который может оказаться приятным или неприятным ….Стресс, поражающий популяции грызунов, в высшей степени присущ и миру людей, особенно в наиболее крупных городах, где трудно прижиться изначально здоровым формам поведения человека».
Далее известный антрополог повествует об открытиях других учёных.
«В 60-х годах Джейн Гудолл приступила к изучению жизни шимпанзе… Она обнаружила, что шимпанзе отнюдь не вегетарианцы.  Их добычу составляли больше двадцати видов животных, главным образом молодые бушбоки, по-росята кистеухой свиньи, а также птенцы и яйца!...[Но изучение нормального образа жизни диких шимпанзе кончилось, когда обезьян стали прикармли-вать бананами, вместо привычного, добываемого ими самими корма]…
Джейн Гудолл должна была уяснить себе, что не следует использовать бана-ны как приманку, когда  начались жестокие драки между шимпанзе и павиа-нами, которые тоже стали приходить за угощением. В обычных условиях вряд ли есть причины для стычек между этими двумя видами. Всё это можно увидеть в телефильме, снятом по заказу Национального географического об-щества США. Показано, как шимпанзе убивает детёныша  павиана, после че-го вся стая поедает своего далёкого родича…
В фильме Джейн рассказывает про необычные жуткие явления. Стая, которая привыкла ориентироваться на станцию прикормки, постепенно раз-делилась на две группы. Одна (её называли Касакелской) закрепилась на тер-ритории  вокруг «бананового центра», другая, поменьше числом, обоснова-лась по соседству. Ставшая уже  обыденной агрессивность, в конце концов, приобрела совсем жестокий характер.
 От трёх до шести самцов из большей, Касакелской группы, соединяясь вме-сте, стали систематически преследовать и избивать отдельных особей из меньшей группы. Это были кровавые драки, совсем не похожие на нормаль-ные для шимпанзе часто демонстративные выпады во время споров за гла-венство…Жертву избивали до полусмерти. За четыре года побоищ погибли от ран семь самцов и минимум одна самка!
Джейн комментирует в фильме: «Теперь, когда мы знаем, какими агрессив-ными могут быть шимпанзе, нельзя без содрогания не отметить, что это де-лает их ещё более похожими на людей, чем мне представлялось раньше».
К этим ужасам добавились другие пагубные для стаи черты поведения. Одна взрослая самка и её дочь похищали детёнышей у других самок из той же группы и поедали их! [Ещё Гёте писал: «Мы есть то, что мы едим!» Теперь читателю уже и совсем будет понятно, почему я  в своё время  так много внимания уделил вопросам качества питания современного российского че-ловека, а производителей вредоносных продуктов назвал каннибалами  и не только в метафорическом смысле - моя вставка].
Исследователи наблюдали четыре подобных случая каннибализма; по-хоже было, что такая же участь постигла ещё шестерых детёнышей.
Не странно ли, что бригада исследователей, включая саму Джейн Гудолл, не разобралась в случившемся и не поняла, что скопление многих особей в од-ном месте нарушило нормальные поведенческие реакции и что вызванный частой конфронтацией стресс как раз и явился причиной совершенно ано-мальных явлений – убийств и каннибализма. Ярчайший пример гибельных последствий стресса!»
От экспериментов с высшими животными  - снова к примитивному (?) человеку…
«Деревни индейцев яномамо – интересное явление, очаг  нестерпимого стресса. Круглая площадка диаметром до пятидесяти метров и больше обне-сена сплошной наклонной стеной. Живущие на этом участке семьи (у янома-мо утвердился семейный образ жизни) сооружают свою часть общей стены. Четыре столба… служат опорой для кровли. Каждая такая секция сообщается с соседней, и всякие перегородки отсутствуют, так что соседи постоянно ви-дят, что происходит в «смежных квартирах». Не ахти какие условия для «личной жизни».
Как мог возникнуть такой странный тип жилища?
Сами по себе описанные секции ничем не отличаются от навесов, какие со-оружают акурио и какие сам я много раз строил  вместе с моими друзьями из племени макуси…
Немаловажная составная часть жизни яномамо – постоянные войны с соседями! Плюс ссоры и драки между живущими в тесноте обитателями кол-лективного «дома», шабоно. Юный член этого племени вырастает в обста-новке постоянной агрессии и с самого начала настраивается на буйный, жес-токий лад. Став взрослым, он уже на всю жизнь агрессивен по своему складу. Эгоизм, жадность, нетерпимость определяют всё его поведение. Прямая про-тивоположность доброжелательству, отличающему образ жизни суринам-ских индейцев. На мой взгляд, причина такой агрессивности – стресс, вы-званный скученностью в рамках шабоно. Драки – повседневное явление, и чаще всего они возникают из-за кражи бананов. Или из-за женщин.
Нужда в сыновьях так велика, что женщины нередко убивают девочек. которых рожают, уединившись в лесу за пределами шабоно. Если принесут домой дочь, рискуют получить хорошую взбучку… А потому спокойнее убить новорождённую – либо задушить, либо со всего маху ударить головой о дерево! (Скученность, порождающая стресс и панику, как в тюрьме, ве-дёт к агрессивному поведению против себе подобных – разумных людей, ну-ждающихся в ласке, - заставляет весы склониться в сторону шизофрениче-ского развития личности – моя вставка).
Дефицит женщин делает их весьма желанным товаром. Мужчины не-заметно подкрадываются к чужому шабоно, высматривая женщину, которая вышла за ограду собрать хворосту. В сопровождении вооружённого супруга она направляется домой с тяжёлой ношей; внезапно её спутника поражает град стрел, и женщину уводят в плен. Отойдя подальше, участники набега успокаиваются и по очереди насилуют несчастную. Приведя добычу к себе в шабоно, её передают другим мужчинам, и она переходит из рук в руки, пока не достанется кому-то по жребию в жёны. (Хотя все знают, что бомбарди-ровку находящихся вне зоны боевых действий городов Нагасаки и Дрездена осуществили не летающие звероящеры и даже не австралопитеки соответ-ствующего психического развития, тем не менее, едва ли образ жизни  дан-ного племени индейцев может относиться к разумному. Скорее, это ши-зофрения как норма примитивной жизни - моя вставка).
Сравнивая поведение «свирепых» яномамо с  мирной жизнью трио в селении Алалападу, видишь огромную разницу. Агрессивные общины яномамо явно  стали такими после того, как бывшие кочевники перешли на оседлый образ жизни и численность групп возросла с пятнадцати-двадцати до ста пятидеся-ти – двухсот человек. Такой рост сам по себе оказался пагубным для прежних норм поведения».
Вместе с тем Ян  Линдблад обнаружил не только свойства замечатель-ного наблюдателя природы и людей, но и прекрасного метафизика.
«Погружаясь в пучину времени, не рассчитывайте на хорошую види-мость. Если мы ограничимся констатацией фактов на основе чётких доказа-тельств, далеко не продвинемся. А, опираясь на косвенные улики, поневоле приходится оперировать догадками и предположениями. Никуда не денешься от того, что проводимые ныне с применением всё более совершенной техни-ки энергичные исследования – колосс на глиняных ногах по той простой причине, что «доказательства» слишком малочисленны и не поддаются одно-значному толкованию…
Весьма трудно делать надёжные  выводы при оценке костного мате-риала, если таковой вообще существует. Дело в том, что в ряду окаменело-стей  гоминидов (человекообразных) зияет громадный пробел размером в че-тыре миллиона лет, где мы располагаем весьма смутными следами в виде ос-колков, которые уместятся в хорошем спичечном коробке.
Как ни странно, человек, даже строго приверженный науке, не распо-ложен изменять своё представление о …человеке. Что почитатели Библии не склонны подвергать сомнению священные и неприкосновенные тексты двух-тысячелетней давности, понятно, но готовность науки держаться избитой ко-леи частенько служила серьёзной помехой для расширения горизонтов по-знания...
Вероятно, так называемые «всезнайки» не замедлят указать на крича-щие ошибки в моих суждениях. Заметьте – на свет выдающейся новой мысли всегда слеталось множество критически настроенных всезнаек, которые вы-глядели жалкими мотыльками, когда свежая гипотеза в конце концов обрета-ла признание. Вспоминаются слова уважаемого физика, американца Фридома Дойсона: «Предположения, на первый взгляд не кажущиеся сумасбродными, ныне обречены на крах».
 Совершенно неожиданно  Я. Линдблад перемещает своё внимание на проблемы перинатальной психологии, столь тесно связанных с развитием че-ловека. Оказывается, достижения отечественного учёного Чарковского ему тоже знакомы: «У Чарковского рождённые в воде дети продолжали днём на-ходиться в надёжной жидкой среде вместе с матерью. Очень скоро младенцы начинали самостоятельно плавать… Чарковский считает, что помимо чисто физических преимуществ, тренировки в воде явно  способствуют развитию интеллекта детей. Думаю, что в этом что-то есть. Возможно, произвольные плавательные движения адекватно включают и стимулируют  умственные процессы, которые многие  ошибочно полагают не зависящими от мышечной активности».
Ян Линдблад умеет обобщать не только свои труды, но и достижения смежных дисциплин, которые также будут  здесь уместны.
«Развитие черепа и мозга – вот главные факторы, которые определят измене-ние линии гоминидов. А на это потребуется время.
При раскопках под Ниццей на юге Франции обнаружен след нашего родича Homo erectus, жившего четыреста тысяч лет назад.
Когда в 1856 году, то есть до опубликования труда Дарвина, в Неандертале под Дюссельдорфом обнаружили необычный череп и  непривычной формы бедренную кость, некоторые исследователи заключили, что этот череп при-надлежал «патологическому идиоту», а кривая бедренная кость – монголь-скому казаку из конных отрядов, преследовавших армию Наполеона в 1814 году… Лишь в 1902 году было признано, что рисунки выполнены около три-дцати пяти тысяч лет назад  представителями нашего вида Homo sapiens sapiens, так называемыми кроманьонцами. Находка четырёх скелетов в 1868 году на холме Кро-Маньон в юго-западной Франции вызвала широкий инте-рес и содействовала  раскопкам по всей Европе. Всего в Испании, Франции и Италии обнаружено около двухсот пещер с древними изображениями.
Старт  «обезьяны-убийцы» нетрудно себе представить. Как мы видели, съедобно всё, что можно убить. А способом убийства, скорее всего, был сильный удар достаточно длинной палкой, дубинкой. Кто-нибудь возразит: как можно изготовить дубинку без острого инструмента? Но если акурио об-тачивают зубами топорище, то для австралопитеков с их огромными зуби-щами обработать дерево было пустяковым делом.
Насколько я понимаю, начало новому образу жизни линии гоминидов поло-жил смертельный удар….
Что же определило развитие всё более крупного и специализированно-го мозга у низших предшественников? Можно уверенно ответить: причиной послужил меняющийся пищевой рацион, когда понадобилось осваивать но-вый способ добывания пищи – охоту.
Поднимаясь вверх по генеалогическому древу приматов, видим, что практически все мелкие обезьяны не прочь отведать животного белка.
Раймонд Дарт был убеждён, что австралопитеки выделялись невероятной кровожадностью. Он писал: «Предшественники человека отличались от со-временных обезьян постоянной склонностью к убийству; плотоядные живот-ные, они грубо хватали свою добычу, безжалостно умерщвляли её, разрывали на части, утоляли жажду горячей кровью жертвы и жадно пожирали живое, трепещущее мясо».
Когда Луис Лики в 1964 году сообщил о своих находках и предложил название Homo habilis – «человек умелый», – он располагал  всего лишь че-тырьмя далеко не полными черепами.
Отсюда было уже недалеко до  Homo erectus, от которого произошёл совре-менный  Homo sapiens. Еrectus появился около полутора миллионов лет на-зад; объём его мозга возрастал постепенно от приблизительно семисот куби-ческих сантиметров до тысячи ста, после чего erectus двести – сто тысяч лет назад то ли сошёл со сцены, то ли трансформировался… Чем больше стано-вился мозг, тем дольше длилось развитие плода, что могло стать возможным только при ярко выраженном половом диморфизме…Давно установлено, что прямохождение намного опередило по времени развитие мозга.
Давайте посмотрим, как вообще строится жизнь группы приматов.
Сила группы в том и состоит, что она группа. Естественно, при условии, что среда может прокормить много особей; в зависимости от этого варьируют размеры группы. Чувство безопасности в коллективе играет важную роль для обоих полов. В этом я вижу главный сплачивающий фактор.
Можно уверенно утверждать, что erectus и его преемники, современные люди, обязаны ледниковой эпохе небывалым ростом объёма мозга и его спо-собностей. Холод вынудил привычное к тропикам безволосое существо при-спосабливаться к суровым условиям, но в то же время открыл ему путь к изобилующим дичью новым угодьям.
Erectus положил начало крестовому походу, который потом столь энер-гично продолжил sapiens, ставя крест на многих видах животного мира. На-ши прямоходящие предки не просто охотились на представителей так назы-ваемой мегафауны, они истребляли их. Там, где в Азии и Европе найдены окаменелости erectus, вместе с ними лежат кости в основном крупных  жи-вотных… Еrectus и сменивший его sapiens были одинаково жестокими охот-никами. Наш вариант человека «разумного» в ответе за великий финал ис-требления, развернувшийся в последние столетия с их всё более действен-ными способами уничтожения – не только животных, но и среды обитания (массовое сумасшествие как норма существования?– моя вставка).
Что до губительного фактора, имя которому огонь, то уже в руках erectus он стал средством разрушения.
Похоже, любование «красным петухом» - своего рода инстинкт у рода чело-веческого. Индеец макуси, заполучивший коробок спичек, опасен для сухой степи. Поджигая траву без нужды тут и там, он может стать виновником ги-гантского степного пожара. В каждом человеке кроется пироман (Шизофре-ник тоже может страдать тягой к поджигательству – доминанты,  веро-ятно, живут вечно – моя вставка). Лагерный костёр, разведён он по необхо-димости или просто так, удивительно греет душу. И с чего-то ведь началось, независимо от участия Прометея…(Весной,  в сушь по всей России горит прошлогодняя трава и, вместе с ней, и попавшие на пути огня селения – да, эти пожары сделаны «разумным» человеком, периодически впадающим в шизофрению  на почве пьянства или просто одиночества от скуки заурядной жизни– моя вставка). Не мешает исправить широко распространённую в научной литературе, даже весьма солидной, ошибку, будто первые люди разводили большие костры для охраны своих стоянок от диких зверей. Ничего подобного! Звери ничуть не страшатся огня, в чём я не раз убеждался.
Что касается мозга, будем помнить, что большие размеры ещё никак не при-знак высокого интеллекта. Средняя цифра для неандертальцев – тысяча че-тыреста кубических сантиметров, для современного человека – тысяча триста шестьдесят (при максимуме до двух тысяч).
Вряд ли можно считать конечным известный нам сегодня тип человека; будем хотя бы надеяться, что станет возможным рождение нового типа – бу-дущего человека. Действительно ведомого голосом разума. Сумеем выжить до той поры, тогда, быть может, появится вид, заслуживающий названия Homo sapientissimus – подлинно разумного человека…
Вообще, среди животных лишь немногие способны воспринимать изо-бражение. Покажите своему умному-разумному пёсику лакомую косточку на картинке -  никакого впечатления. В моих опытах я установил, что тигр узна-ёт другого тигра на большой – только на большой! – фотографии, может также распознать зверей на экране телевизора, хотя большинство кошек и собак  никак не реагируют (если картинка не сопровождается звуком, напри-мер, лаем).
 Способность изображать вещи, воспроизводить увиденное - отличи-тельная черта нашего вида.
Замечательнейшие рисунки животных украшают стены многих пещер Франции и Испании, однако наскальная живопись обнаружена и в Северной Африке, и дальше к югу. Древнейшим рисункам, если говорить о Европе и Африке, тридцать пять тысяч лет. Явное совпадение с датой нашествия sapiens на континенты. История этого искусства охватывает двадцать пять тысяч лет, его вершина достигнута пятнадцать тысяч лет назад, но десять тысяч лет назад, когда окончилась последняя (пока) ледниковая эпоха, ему внезапно пришёл конец.
(Ледники не только и не всегда  способствовали развитию мозга, как полагал   Линдблад. Из-за похолодания «замёрзли» чувства,  произошла утрата изо-бразительных способностей; может быть, эволюция пошла вспять или пра-человек вдруг осознал, что дальнейшее развитие невозможно, если он  не по-кинет пещеры? – моя  вставка)
Сколько существует наш вид на Земле, столько даёт себя знать безмер-ная воинственность человека…. В чём суть этого инстинкта, этой убийствен-ной, почти ритуальной беспардонности нашего вида? После выхода на арену Homo sapiens на каждом «завоёванном» им материке исчезала мегафауна. Очевидно, человек продолжал охотиться с копьём, каким убивал крупного зверя наш праотец erectus. Крупным животным на обширных свободных про-странствах труднее выжить, чем укрывающемуся в лесах зверю меньших размеров. Что ни  континент, повторялась одна и та же история.
Ко времени вторжения человека в Европу там водилось много крупных животных. По мере роста населения совершенно исчезли бегемоты, лесные слоны, носороги, за ними последние мамонты, пещерные медведи, овцебыки, зубры. В Азии вымирание шло по несколько отстающему «графику».
В Австралии был истреблён крупнейший представитель сумчатых, напоми-нающий  бегемота, исчезли так называемый сумчатый лев и огромный, вели-чиной с медведя, вомбат, а также многие другие гиганты…Мадагаскар ока-зался на пути расселения человека сравнительно поздно, и вскоре там исчез-ли большие колонии эпиорнисов, которые несли яйца объёмом восемь-девять литров! Вымер также гигантский лемур, был истреблён мадагаскарский бе-гемот.
Одним из последствий сокращения ресурсов животного белка стало то, что сей примат (как sapiens, так и его предшественник erectus) принялся система-тически охотиться на своих сородичей. Известны находки, говорящие о кан-нибализме среди erectus.
Когда карибы заселяли острова, названные потом  Карибскими, им предстал мир, бедный животным белком, если не считать рыбу. Возможно, именно отсюда их хорошо известное пристрастие к человеческому  мясу. (Кстати, слово «каннибал» - искажённое «кариба»). Постепенно случаи лю-доедства стали редкостью или перешли в «эндоканнибализм», как у яномамо. Однако предания индейцев  сохранили воспоминания о страшных людоедах.
Нашему виду приматов присуща уникальная в мире животных способ-ность навязывать свою волю сородичам и представителям других видов. Потребность опекать животных, особенно детёнышей, выражается не только в позитивных действиях, и негативная сторона её страшна. Оттенков много. И начинается всё так мило – с кормления и защиты оленёнка. А там – содер-жать коров на скотном дворе, учить слонов и медведей не свойственным их сородичам трюкам, держать людей в плену, убивать заложников, приме-нять пытки. Таковы всё более негативные проявления инстинкта, присуще-го из всех приматов, да что там – из всех живых созданий, одному лишь че-ловеку.
Откуда эта всё более ярко выраженная агрессия, которая медленно и верно овладевает нами подобно тому, как анаконда сжимает свои кольца?
В ответе  на этот вопрос заложено решение важнейшей проблемы че-ловечества. Да только вся беда в том, что человечество сегодня не очень-то склонно прислушиваться к советам.
Пагубные для вида действия совершают под влиянием стресса не толь-ко грызуны. Звук низко летящего реактивного самолёта может довести не-счастных норок – жертв людского тщеславия, живущих в тесных ящиках, до такого состояния, что они загрызают насмерть собственное потомство.
Когда другие животные предают себя смерти из-за перенаселённости и стресса, их невозможно остановить на этом самоубийственном пути. Сумеет ли человечество избежать катастрофы? Шансы невелики.
Возвращаясь к людям первозданного склада, индейцам в тех частях Суринама, где не знают ещё ни стресса, ни перенаселения, видим человека на стадии его ранних функций. Готовность помочь – здесь закон, гость издалека всегда может рассчитывать на стол и кров. У яномамо с их слишком густонаселёнными территориями дело обстоит иначе, там в чести  норов и жестокость! Ужасно, что стресс воздействует даже на первозданного человека.
Мы стайные существа. У членов стаи развивается поведение, сбли-жающее особи, служащие благу стаи и, тем самым, вида. Животные, ведущие одиночный образ жизни, очень плохо ладят между собой, кроме самца и сам-ки во время брачного периода».
Ради целей нашего  рассказа вновь будет полезным вспомнить другого великого путешественника Кусто Ж.И., который в книге  «Сюрпризы моря» делает интереснейшее заключение про склонность  всех живых существ к пещерной жизни. Пора и нам делать вывод, к которому стремилось это про-должительное повествование. Вот он:
Жизнь в пещере, в изоляции снежной или песчаной пустыни, тюрь-мы, чувство одиночества среди людей, с одной стороны, и тяга к людям, общественные связи, коллективный труд и быт, с другой,  вот те чаши весов, на которых  взвешивается болезненный и здоровый дух человека, те грани, по которым проходит его развитие  от шизофренического до разумно-здорового и наоборот.

ПУСТЬ  ГОВОРИТ  ЛУЧШИЙ
Теперь предоставлю слово выдающему психиатру, работы которого, воспринятые вскоре после окончания института, и подвигали меня все про-шедшие годы на размышления (А. Кемпиньский. Познание больного / Пер. с польск. – Минск: Вышейшая школа, 1998. – 207с).
«Диагноз в психиатрии не так однозначен, как в других медицинских дисциплинах. Довольно часто он ставится условно.
В общем  можно сказать, что диагноз в психиатрии выполняет роль символа, облегчающего общение врачей между собой. Это категория, включающая целый комплекс симптомов, Например, термином «шизофрения» врач определяет ряд основных, особых симптомов, которые могут проявляться у данного больного.
Врач не знает (за исключением некоторых органических процессов) ни этио-логии, ни патогенеза, ни даже клинической картины, которая при одном и том же диагнозе может быть разной, а лечение проводится больше на уровне симптоматики (например, депрессивный синдром, маниакальный синдром и т.п.),  чем на нозологическом уровне (нозологический диагноз, например, в случае шизофрении, эндогенной депрессии и т. п.). К тому же ряд психиатров считает, что нозологический диагноз в психиатрии – чисто условное понятие, которое не имеет значения для определения терапевтического воздействия. Они выступают за возвращение к симптоматической диагностике, а старым термином versania хотят охватить все формы психозов.
Ставя диагноз, психиатр «помещает» своего больного, а вместе с ним и свои сомнения, «на полочку», и, таким образом, как бы обретает видимость внут-реннего покоя и равновесия. Но это не тот покой, которого может достигнуть терапевт или хирург. Поставив диагноз, они имеют некоторую определён-ность. Психиатр же обречён на сомнения.
БЕСКОНЕЧНОСТЬ  ПРОЦЕССА  ДИАГНОСТИКИ
Несмотря на то, что уже во время первой встречи с больным врач поставил диагноз, спустя недели, месяцы и даже годы общения с пациентом он не достигает цели своего «путешествия» - познания другого человека. Часто у врача появляется впечатление, что он всё более от неё отдаляется. Если вначале ему всё казалось понятным и простым, то чем больше времени он посвящает больному, тем быстрее уходит уверенность, открываются новые дали, требующие  нового взгляда и пересмотра старой точки зрения. Психиатр не может занять жёсткую позицию, он должен быть достаточно самокритичен, чтобы испытывать готовность постоянно пересматривать своё мнение и изменять его в случае необходимости.
Если психиатр не довольствуется подбором диагноза – «этикетки», а ставит дерзновенную цель – познать другого человека, войти в мир его пережива-ний, понять, почему его мир сформировался именно таким образом, тогда он заранее должен признать своё поражение. Цель бесконечно далека! И чем более врач к ней приближается, тем дальше она отступает. Это – погоня за солнцем, которое, заходя, прячется за морем, - кажется, достаточно проплыть несколько километров, чтобы коснуться золотистого щита. Нет ничего уди-вительного в том, что психиатрия превосходит все другие области медицины по количеству гипотез и теорий. Это естественная защита от фрустрации, связанной с недостижимостью цели.
СХЕМАТИЗАЦИЯ  ПРЕДМЕТА ПСИХИАТРИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ
На пути к недостижимой цели есть три «зоны искушения»: диагноз, биологическая гипотеза и психодинамическая гипотеза.
Врач всегда найдёт в больном нечто, что будет укладываться в избран-ную им схему, благодаря чему растёт его доверие к исповедуемым психиат-рическим канонам. В подобных случаях врач видит не пациента, а опреде-лённую книжную схему, украшенную деталями, наблюдаемыми у больного (например, психиатр  конституциональной школы наблюдает у больного кречмеровские черты, психодинамических школ – те или иные механизмы патологического развития личности, а психиатр-диагност – детали, подтвер-ждающие диагноз). Так разнообразие превращается в однообразие: те же ди-агностические ярлыки, типы конституции, комплекс Эдипа и т.д. В результа-те странной реакции необозначенность цели превращается в чрезмерную обозначенность. Mens abhorret incerta (разум боится неведомого). В неясной ситуации психиатр судорожно цепляется порой даже за фиктивные аргумен-ты. Подобные мыслительные реакции встречаются в психопатологии, напри-мер, при бреде.
НЕОПРЕДЕЛЁННОСТЬ  ДИАГНОСТИЧЕСКОГО  МЕТОДА
Когда цель бесконечно далека, путь к ней не может быть однозначно определённым. В прочих областях клинической медицины, где цель диагно-стически ясна, понятны и пути постановки диагноза. Врач выполняет рутин-ные действия часто автоматически, значит, подсознательно придерживается установленного порядка. Отклонение от принятого пути он считает невоз-можным. Трудно представить себе, скажем, терапевта, который забыл по-слушать или пропальпировать своего больного.
В психиатрии подобная рутина невозможна. Её цель – познание боль-ного человека. Цель, как уже сказано, бесконечно далека, поэтому и путь к ней не может быть жёстко определён, к ней ведёт множество тропинок как истинных, так и ложных, прямых и петляющих. Психиатр о своём пути знает только то, что он бесконечен и что он должен слушать и смотреть, т. е. на-блюдать больного и беседовать с ним, чтобы как можно больше узнать о нём и понять его. А как именно врач это делает – его личное дело.
…Самые подробные обследования, которые продолжаются месяцами и годами (например, психоанализ), нельзя назвать исчерпывающими – всегда можно узнать о больном нечто новое, увидеть его в ином свете, ибо нельзя полностью познать человека.
Видя перед собой готовую схему, синдром или психодинамическую структуру, можно не заметить действительно существенных проблем больно-го и в результате обследования вместо реальной картины болезни получить её схему, т. е. попросту вернуться к отправной точке…
***
Известно, что психиатры, которые панически боятся бегства и само-убийств, несмотря на навязчивое применение предотвращающих мер  пре-досторожности, имеют наибольшее количество подобных случаев.
Для психиатра самое трудное вероятно, - освободиться от давления со-циума. Общество требует от него, чтобы он решил, что сделать с этим чело-веком, который своей общественной группе мешает, который стал varius или alienus. Лучше всего было бы его изолировать, запереть в психбольнице, и пусть психиатр думает и волнуется, чтобы выпустить больного здоровым, т.е., чтобы больной был таким, как прочие нормальные люди, чтобы перестал быть другим.
Общество хочет знать ещё и то, почему человек – винтик в обществен-ной машине – сломался. Всё очень просто, когда вину можно приписать ге-нетическому дефекту или «органическому» повреждению. Хуже, когда при-чин много, и большинство невозможно объяснить рационально, увязать в простую причинную цепочку.
В нашем обществе, в нашей цивилизации дремлет страх перед психи-ческой болезнью. А вот так называемые первобытные народы его не прояв-ляют, поэтому течение психозов в этих обществах более благоприятно – бы-стрые ремиссии и отсутствие хронических случаев.
Этот страх специфически окрашивает образ психически больного. В глазах невежд это человек, опасный для окружающих. О таких рассказывают страшные истории про садистские убийства. Приступы бешенства, от кото-рых стынет кровь в жилах, или скверные анекдоты; Всё это играет роль за-щитного механизма от чувства страха (так же рассказывают о властелинах деспотах, возбуждающих ужас). Понятие «опасен для окружающих» - одно из общественных суеверий, не подтверждённых реалиями. Криминальная статистика не подтверждает, что преступность, особенно преступления про-тив жизни и здоровья граждан, выше среди психически больных. У здоровых и психически больных шансы равны, и те и другие могут, скажем, совершить нападение на улице».
Такими титанами, как А. Кемпиньский, держится любая наука. Именно подобные умы побуждают очных и заочных учеников к творчеству. Но пси-хиатрия сегодня едва ли может называть себя научной, ведь уже давно минул тот рубеж (50 лет), когда наука обязана сформировать новую парадигму раз-вития или перестать называть себя таковой: она становится нормой (ремес-ленной) жизни.  Психиатрическая наука превратилась в обыденную практи-ку. Она не способна ни предсказывать события, ни основательно предотвра-щать их последствия. Хорошо ещё, если новой парадигмы нет, а что, если она есть, но её не решаются высказать вслух, так  как она может повергнуть население в ужас?
Скоро нам расставаться, читатель. Но так уж получается, что в конце статей и книг у меня всплывают вновь те авторы, которые питали повество-вание вначале.  Вот и Лариса Миронова устами своего непутёвого подопеч-ного детдомовца по кличке Огурец когда-то сказала: «Новый фашизм под-крадётся в «мягких тапочках» и во всеоружии демагогической болтовни о гуманизме».
Тогда, ещё в самом начале перестройки, когда многие в СССР благо-душествовали на перспективы своего будущего (включая и меня лично), она уже знала, что нас ждёт. Это что-то  давно уже на пороге, а  где-то и в России стало нормой жизни. Как нельзя, кстати, Интернет вновь неожиданно пред-ложил встречу с Л. Мироновой и её работой «Психиатрия как террор, страх как продуктивная сила»  («Проза.ру») Вот некоторые выдержки оттуда:
«Бессилие культуры перед идеями террористов имеет источник. Этим источ-ником являются идеи и методы психиатрии.

Сегодня эти идеи и методы остаются столь же бездоказательными,  как это было в восемнадцатом веке, когда с легкой руки французского психиатра и якобинца Пьера Кабаниса в европейской медицинской науке,  культуре и фи-лософии укоренился тезис о том, что «мозг выделяет мысль также, как пе-чень выделяет желчь». Позднее голландский физиолог Якоб Молешот  при-дал этой идее почечный оттенок: «Мозг вырабатывает мысль, как почка вы-рабатывает мочу».
Сегодня эти тезисы кажутся нам дикими. Они кажутся дикими потому, что мы понимаем: это не наука, это философия, то есть, предположения, которые кому-то показались очевидными, и тем не менее, не удостоверенные факти-чески.
Практически за каждым терактом – в которых средства массовой информа-ции часто обвиняют те или иные религии – стоит психиатр.
Уильям Саргант, основатель и директор Управления психологической меди-цины в госпитале Св. Томаса в Лондоне, в подвале которого Саргант создал лабораторию по контролю над разумом. По ряду сообщений, переводы рабо-ты Сарганта «Битва за разум» были найдены на тренировочных базах Аль-Каиды в Афганистане.
Франц Фанон – психиатр, который в 1954 году участвовал в войне за незави-симость в Алжире, известен следующими словами: «Терроризм подразумева-ет смерть, но терроризм так же имеет и положительные цели».
По данным расследований, люди, которые употребляют психоактивные ве-щества, более склонны к убийствам и самоубийствам, а психиатрические ве-щества типа зипрексы, вызывают в человеке бред, галлюцинации, безудерж-ную агрессию.
С тех пор ситуация изменилась от плохого к худшему. Вслед за другими странами, в России распространилась эпидемия вытеснения нелегальных наркотиков легальным психиатрическим препаратом «коаксил», от которого у наркоманов развивается омертвление конечностей, требующее ампутации.
Несколько тысяч человек погибли и еще больше получили ранения в резуль-тате стрельб в школах и общественных местах развитых западных государств за последние 10 лет. Подавляющее большинство стрелявших получали пси-хиатрическое лечение и принимали антидепрессанты.
Чем хуже будут идти дела у глобалистов, тем активнее они будут продвигать на рынок наркотики.
Чем бы дитя (народы мира) не тешилось, лишь бы не совало свой нос в поли-тику.
Именно под флагом борьбы с педофилией с середины 70-х 20 века началось изгнание из школ и детских домов активных педагогов - так общеобразова-тельные и воспитательные учреждения лишились лучших своих учителей, "обабились", что, само собой,  весьма поспособствовало застою и развалу всей системы некогда лучшего образования в мире. Сотни молодых учите-лей  и воспитателей тогда по ложному обвинению отсидели срока в тюрьме - при полной недоказанности их вины. В то время как настоящие педофилы переместились из учительских в высокие кресла руководителей системой на-родного образования и многие из них продолжают  оттуда пагубно рулить и посейчас.
По меньшей мере 54 человека погибли и 105 были ранены на протяжении минувших десяти лет людьми, которые получали накануне преступления «психиатрическую помощь»  — начиная с убийства в мае 1998 года четырех человек 15- летним американцем Кипом Кинкелем в Спрингфилде, штат Орегон, и до расстрела 17 человек в немецком городе Виннендон в марте 2009 года.
Современная психиатрия не нарушает права человека,
она есть само воплощение попранных прав гражданина.
Психиатрия, как вид глобального террора, существует, да!
И это факт.
Человека в США, к примеру, могут схватить прямо на улице, лишь потому, что кто-то его оболгал, и отвезти в психушку, где его тут же начнут «лечить», а потом родственникам пришлют счёт.
И протесты родственников не будут иметь никакого значения.

Сенатор штата Техас, сенатор Майк Монкриф сделал доклад в конгрессе на тему великого разнообразия преступных схем заполнения пустующих коек в психушках. Главное, чтобы деньги шли, а больные найдутся. И их будут держать в психушке до тех пор, пока не иссякнут страховые начисления на их полисах. Подделки документов бывают так грубы, что в них может стоять в графе «количество часов, отработанных в сутки», 30 или 40 часов!!!
*** В Австралии широко применяется практика выставлять счета и отправ-лять их в страховые компании, за секс с пациентами, как за отдельную меди-цинскую услугу.

От общего числа преступлений, совершаемых сотрудниками сферы психиат-рии, 32% приходятся на насилие, 6% на убийства пациентов, как непреду-мышленные, так и по умыслу. Что же касается самих врачей, претендующих на звание знатоков чужой души и сознания, на их долю приходится наи-больший процент среди врачей наркоманов и самоубийц.

Отдельно стоит бизнес под названием «выдуманные болезни».
И психиатрия здесь в самом выгодном положении – ведь вообще нет объек-тивных тестов или анализов, с помощью которых можно точно подтвердить наличие того или иного психиатрического заболевания! «Международный классификатор болезней» имеет в своём составе самый преступный раздел - «психические расстройства», который является прямым пособием по мошен-ничеству в области психиатрии. Поэтому диагноз ставится, очень часто, именно тот, за который можно получить побольше денег. Психиатры, при желании, без особого труда, найдут любое заболевание у всех и каждого, а введение практики диагностических кодов делает и вообще невозможным для пациента проверки того, что пишут в страховках врачи.
Дело в том, что психиатрические расстройства вообще не являются медицин-ским заболеванием в прямом смысле этого слова. Ведь в медицине сущест-вуют четко формулируемые критерии и условия, при которых то или иное состояние может быть названо заболеванием. Должны быть предсказуемые симптомы и понятны физиологические процессы, к ним приводящие. Ну и, наконец, должны быть объективные показания и анализы. Ничего такого в психиатрии нет, и никто пока не доказал, что психическое расстройство су-ществует в виде реального медицинского заболевания. А расстройство может происходить по разным причинам, скорее уж психическое расстройство можно назвать социальным заболеванием, то есть происходящим по причине неверного устройства связей с обществом, другими людьми.

Ведь человека в одиночку в природе не существует, он, конечно, – существо душевное, но сугубо социальное.
Пока психиатрия не установила точные причины психических расстройств, не умеет от них избавлять, а также никогда не знает наперед, как именно на пациента будет воздействовать то или иное лекарство или «лечение». Часто ссылаются на изменение химии мозга, как причину психических расстройств. Но до сих пор нет методов точного определения этой самой химии (!!!) у жи-вого человека.

По этой причине лечить психические расстройства химическими препарата-ми – чисто безумие. Но в конце 50-х, когда «невинные» барбитураты были решительно вытеснены «агрессивными» транквилизаторами, и тысячи тысяч психически больных покинули лечебницы – с больной по-прежнему душой, но зато полными карманами дорогих транквилизаторов, улицы больших го-родов стремительно стали заполняться бродягами и бездомными, т.к. этот контингент становился лёгкой добычей жуликов и аферистов.

Однако психологи и психиатры щедры на предложения, только чаще всего они же и ускоряют уход талантливого человека в мир иной – ведь психо-тропные препараты формируют с неизбежностью наркозависимость. Так в мире искусства проводится вероломная «зачистка».
*** Сегодня в мире 17 миллионам детей назначены для постоянного приме-нения психотропные препараты, включая антидепрессанты, которые (на ми-нуточку!!!) вызывают у большинства пациентов приступы буйства и желание покончить с собой или убить кого-то. Психиатры всегда обманывали и пре-давали людей искусства – похоже, им это в кайф. Психиатры и психологи идут рука об руку с политикой и пропагандой. Каждый крупный политик или заметный общественный деятель непременно должен общаться с психоло-гом, гражданам США уже навязали в обязательном порядке иметь всегда под рукой трёх главных людей – бухгалтера (уводит от налогов), юриста (уводит от тюрьмы) и психолога (который держит пациента на коротком поводке).
На Голливудских бульварах и светских раутах только об этом и говорили.
Все актёры теперь регулярно направляются на психоанализ, что, как правило, заканчивается назначением мощных психотропных препаратов, а это, в свою очередь, формировало наркозависимость и постепенно разрушало карьеру и жизнь актёра. Нацистские психиатры написали немало сценариев, позднее ставших известными как «фильмы-убийцы», и использовали киноиндустрию Германии для расовой пропаганды.

Этому действию предшествовал показ большого количества пропагандист-ских фильмов-убийц, сценарии которых были написаны психиатрами. В них показывалась извращённая теория Дарвина:
право на жизнь имеют только сильные, здоровые и успешные.

Чем опасен психоанализ?

Казалось бы – что плохого, покопался актёр в себе, нашёл схожий эпизод, а потом воплотил вновь пережитое чувство на экране. Метод Станиславского, на самом деле, был заимствован у Рибо, автора методики аффективной памя-ти (памяти чувств). А ведь это не так безобидно! Если ещё и психоанализ до-бавить.

Мерилин Монро это просто убило – после общения с психиатрами она стала совсем другим человеком, работоспособность упала. Появилась постоянная депрессия и прочие прелести бездонного «погружения в себя».
Рибо отвергал философию, активно комбинировал психологию и биологию, пропагандировал психологию без души, эгоистичную жизнь, здесь и сейчас, по чисто прагматическим мотивам.
За психиатрами прочно укрепилась дурная слава: яркому таланту, гению они охотно ставят ложный диагноз – «психические расстройство», гениальность вообще предлагают считать формой безумия!!
Актёрское дарование предлагают рассматривать как… невроз.
С начала своего возникновения психиатры клеймят творческий ум как в чис-том виде психическое заболевание, а неудержимый талант и страсть к работе в профессии – как маниакальную фазу сумасшествия.
Видение ситуации и проницательность ими заклеймено как «галлюцинация». Психологи называют расстройствами всё, что им не нравится, что отличается от схемы, принятого стандарта.
Хэма, автора бессмертного «Старика и моря», именно психиатры довели до самоубийства, ложью заманив в психиатрическую клинику и проведя там бо-лее 20 сеансов электрошока над его мозгом.
Через несколько дней после выписки из клиники Эрнест Хэмингуэй покон-чил с собой.
Эта методика хорошо описана в романе «Полёт над гнездом кукушки», где психиатры ложно утверждают, что 20 сеансов шокотерапии полностью сти-рают память и позволяют начать жить чистого листа. Причём количество ле-тальных исходов после таких процедур – страшная профессиональная тайна. И даже если пациент не умрёт, продолжительность его жизни всё равно сильно сократится.

И никто не отвечает за сотни и тысячи уничтоженных талантов,
которые после этой процедуры уже не смогли вернуться в профессию.

***
Жизнь не есть некий недвижимый шест, вокруг которого «кипит» смерть, не жизнь.
Жизнь – это и запрограммированное колебание, отклонения вокруг этого не-движимого остова.
Жизнь – это движение и колебания, которые не могут разрушить саму здоро-вую основу. Когда же колебания жизни стают резкими и большими, посте-пенно разрушается и сам остов. Психика способна  отклоняться быстрее и чаще, чем тело. Как волны морские дыбятся под влиянием ветра и Луны из водной толщи, так и психика на теле индивида и на теле нации. Поэтому представленные в статье суждения о причинах видимых (не глубже  пещер-ного времени) в развитии шизофрении – желание убежать от жизни или страх выйти в неё – а также пути преодоления шизофрении предков - воля к жизни в обществе и на открытых пространствах – говорят о возможности обратимо-го движения: пещеры – степь – пещеры – степь (соответственно шизофрения – человеческий разум – человек шизофренический). Другое дело, что в усло-виях современной цивилизации мы чаще видим уход в болезнь без права воз-врата в общество. Вместе с тем, примеры древней жизни в наши дни (монах – келья – выход в мир и обратно) говорят о соответствующем движении изме-нённой  или здоровой психики. Говоря  проще, шизофрения – это общест-венная норма сегодня. Шизофрения общества и его членов не есть плоды ге-нетической метаморфозы, а искусственный (принудительный) возврат (ис-кусственный отбор) современной цивилизации на десятки, сотни тысяч лет назад, туда, откуда и вышел предок человека разумного.
В ближайшем будущем шизофрении станет ещё больше. Хотя офици-альные психиатры и настаивают на цифре в 1%.  Ещё бы, для этого и сущест-вует государственная статистика и спускаемые сверху диагностические кри-терии, которые колеблются вместе с курсом правящей партии, ведомым только избранным. Даже когда всё население станет запойными пьяницами, государственные стратеги всё равно будут усматривать только один процент шизофрении. Поэтому тщательно - в нужную сторону, согласно курсу -  и проводится дифференциальная диагностика между «алкоголизмом» и «ши-зофренией». Если процент низкий, то государственные мужи и бабы спят спокойно.
А вот в акушерских коридорах, где статистики усмотрели такой низкий процент преждевременных родов, что он оказался  меньше, чем в передовых странах Европы, - случился прецедент. Состоявшийся три года назад в Сочи конгресс настоял на официальном увеличении реального процента прежде-временных родов. Государственная ложь отверзает и немые уста.
Низкий процент негативных показателей медицинских стараний или сложностей общественной жизни обеспечивает спокойную жизнь министрам и позволяет оставаться свидетелями народного бедствия.
Процент больных шизофренией будет расти. А в условиях последствий возможной ядерной войны – тем более. Хорошей иллюстрацией служит фильм А. Тарковского «Сталкер», где несколько шизофреников, охваченные сверхценной идеей, бродят по подземельям, зонам отчуждения, свободным от естественных форм жизни. Существование в гетто и резервациях едва ли уменьшает процент психически больных и шизофреников. Но и там есть от-ветственные за статистику шаманы, которые следят, чтобы всё было  «в нор-ме».
А что же детский дом, это маленькое гетто?
Сегодня психиатры свободно делятся информацией о том, что 10% вы-ходцев (и «бегунов») из детского дома кончает жизнь самоубийством. Явный прогресс в сфере открытости. Так ли было 16 лет назад, когда писалась пер-вая часть работы (и, я думал, окончательная)? Загляните снова туда, чита-тель, в научные отчёты психиатров – там нет и намёка на самоубийства среди детей и подростков. А ведь были, особенно после вступления в самостоя-тельную жизнь! Скрывая от обывателя то, что ему и так было известно, они воздвигали ложные научные построения и тем самым легализовали шизоф-рению, делали её постоянной спутницей жизни в закрытых коллективах, в том числе среди персонала. Если добавить к вопиющему факту самоубийств, ставших бичом детдомовцев, лиц без определённого места жительства (30%) и правонарушителей (20%), то станет ясно, что более 50% из них имеют ши-зофреническое развитие личности. Мечты В.И. Ленина именно сегодня во-площаются в реальность. Всё наше общество неуклонно движется туда, куда уже давно ступили  многие детдомовцы.
ЖИВЁМ  В ЛЕСУ,  МОЛИМСЯ  КОЛЕСУ
Научные авторитеты России, которые, как всегда, больше всего в жиз-ни любят свою семью, заклинают: «Один процент… шизофрении среди насе-ления, как в Европе… как в Америке…» (См. интервью с VIP  в Вестнике неврологии и психиатрии «Нейрон», 2011, № 12, с. 5)
Сегодняшняя психиатрия всё та же, что и полвека назад. В числе её ли-деров персоны, что ещё при Советской власти попав в обойму системы, уже не могут из неё выпасть никогда. Значит, и цели у них те же. И вовсе их не смущает, что раньше они поносили  Фрейда и Ницше, а теперь хвалят; преж-де «допекали» диссидентов и их семьи в закрытых лечебницах до развёрну-той картины рукотворной (ятрогенной) шизофрении, а теперь блистают рас-хлябанными  мыслишками; когда-то скрывали правду о детдомах, а теперь её обнажают. Значит, факты, которые раньше угрожали существованию систе-мы, теперь не опасны. Пока система провозглашает  один процент, она будет нужна власти. Да, собственно, она и сама власть (правда, невидимая). Под обаянием этой магической цифры, которая ещё долго будет прикрывать бес-помощность учёных, может происходить хоть Содом, хоть Гоморра (которые сами по себе являли примеры поражённого шизофренией общества).
Вместе с тем маститый российский биолог  Н.Я. Данилевский (1822-1885), автор капитальной работы «Дарвинизм. (Критическое исследование)». С.-Петербург,1885), принудительно выведенной из научного оборота совет-ской политической системой, писал:
«Не одни только страсти ослепляют людей, заставляют их не видеть прямых последствий их деяний; то же самое ослепляющее действие имеет и теория на человеческий ум, - она лишает возможности видеть самые неиз-бежные последствия их мыслей...».
Выдающийся физиолог Алексей Ухтомский также напрасно поучал  ведущих инженеров человеческих душ: «Истина для человека не «подушка для усталой головы», а обязывающая и увлекающая за собой объективная правда, не зависимая от нас, как возлюбленное и влекущее за собою  лицо…
Каждая человеческая истина, каждая теория есть только временная доми-нанта, направленная на свой «разрешающий акт» - на проверку в ближай-шей будущей реальности; она ложь, поскольку утверждает себя как оконча-тельная и последняя».
Конечно, VIP знает имена Кемпиньского и Ухтомского. Но стоит ли поднимать пыль?
Сегодня русская жизнь – это не энциклопедия. Это просто учебник психиатрии.
О том, что такое  возможно, прочитаем в рассказе хорошо упрятанного от потомков В.Ф. Одоевского  («Город без имени». - Повести и рассказы. – М.: ХЛ,   1988. – С. 95 – 109). В нём говорится о встреченном группой путе-шествующих  в удалённом от  цивилизованных людей  месте  одиноком че-ловеке, единственном, оставшимся в живых после распада некогда процве-тавшей, густонаселённой колонии бентамитов (содомитов?). Далее предоста-вим слово автору  и главному  действующему лицу.
«…Вид незнакомца был строг и величественен: в глубоких впадинах горели чёрные большие глаза; брови были наклонены как у человека, при-выкшего к беспрестанному размышлению…
Незнакомец… начал так: «Давно, давно… все умы были взволнованы теориями общественного устройства; везде спорили о причинах упадка и благоденствия государств…. Тогда один молодой человек в Европе [его зва-ли Бентам] был озарён новою, оригинальною мыслию. Нас окружают, гово-рил он, тысячи мнений, тысячи теорий; все они имеют одну цель – благоден-ствие общества, и все противоречат друг другу. Посмотрим, нет ли чего-нибудь  общего всем этим мнениям?..  Одно - собственная его [человека] польза! Тщетно вы будете ослаблять права человека, когда к сохранению их влечёт его собственная польза; тщетно вы будете доказывать ему святость его долга, когда он в противоречии с его пользою.  Да, польза есть сущест-венный двигатель всех действий человека! Что бесполезно – то вредно, что полезно – то позволено. Вот единственное твёрдое основание общества! Польза и одна польза – да будет вашим и первым и последним законом! Пусть из неё происходить будут все наши  постановления, ваши занятия, ва-ши нравы; пусть польза заменит шаткие основания так называемой совести, так называемого врождённого чувства, все поэтические бредни, все вымыслы филантропов – и общество достигнет прочного благоденствия.
…В это время гора, на которой мы теперь находимся, была окружена со всех сторон морем. Я ещё помню, когда паруса наших кораблей развевались в га-вани. Неприступное положение этого острова понравилось  нашим путеше-ственникам. Они бросили якорь, вышли на берег, не нашли на нём ни одного жителя и заняли землю по праву первого приобретателя.
…Некоторые из первых колонистов находили необходимым устроить храм для жителей. Разумеется, что тотчас же возродился вопрос: полезно ли это?  И многие утверждали, что храм не есть какое-либо мануфактурное заведение и что не может приносить никакой ощутительной пользы. Первые возражали, что храм необходим для того, чтобы проповедники могли беспрестанно на-поминать обитателям, что польза есть единственное основание нравственно-сти и единственный закон для всех действий человека. С этим все согласи-лись – и храм был построен.
В обществах был один разговор – о том, из чего можно извлечь пользу? Поя-вилось множество книг по сему предмету – что я говорю? Одни такого рода книги  и выходили. Девушка вместо романа читала трактат о прядильной фабрике; мальчик лет двенадцати уже начинал откладывать деньги на со-ставление капитала для торговых оборотов…
Противоположные выгоды встречались; один не хотел уступать другому: для одного города нужен был канал, для другого – железная дорога; для одного в одном направлении, для другого в другом. Между тем банкирские операции продолжались, но, сжатые в тесном пространстве, они необходимо, по есте-ственному ходу вещей, должны были обратиться уже не на соседей, а на са-мих бентамитов; и торговцы, следуя нашему высокому началу – польза, при-нялись спокойно  наживаться банкротствами, благоразумно задерживать предметы, на которые было требование, чтоб потом продавать их дорогою ценою; под видом неограниченной, так называемой священной свободы тор-говли учреждать монополию. Одни разбогатели – другие разорились….
Нужда увеличивалась и поражала равно всех, богатых и бедных…
От общих и частных скорбей общим чувством сделалось общее уныние. Ис-тощённые долгой борьбою, люди предались бездействию. Никто не хотел ничего предпринимать для будущего. Все чувства, все мысли, все побужде-ния  человека ограничивались настоящей минутой. Отец семейства возвра-щался в дом скучный, печальный. Его не тешили ни ласки жены, ни умствен-ное развитие детей. Воспитание казалось излишним. Одно считалось нужным – правдою или неправдою добыть себе несколько вещественных выгод… Божественный, одушевляющий язык поэзии был недоступен бентамиту. Мать не умела завести песни над колыбелью младенца…
Все понятия в обществе перемешались; слова переменили значение; самая общая польза казалась уже мечтою; эгоизм был единственным, святым пра-вилом жизни; безумцы обвиняли своих правителей в ужаснейшем преступ-лении – в поэзии…
Купцы сделались правителями… Исчезли все великие предприятия, которые не могли  непосредственно принести какую-либо выгоду или которых цель неясно представлялась ограниченному, корыстному взгляду торговцев. Нау-ки и искусства замолкли совершенно; не являлось новых открытий, изобре-тений…Обман, подлоги, умышленное банкротство, полное презрение к дос-тоинству человека, благотворение злата, угождение самым грубым требова-ниям плоти – стали делом явным, позволенным, необходимым. Религия сде-лалась предметом совершенно посторонним; нравственность заключилась в подведении исправных итогов; умственные занятия – изыскание средств об-манывать без потери кредита; поэзия – баланс приходно-расходной книги; музыка – однообразная стукотня машин; живопись – черчение моделей. Та-инственные источники духа иссякли…»
Наш незнакомец остановился.  «Что вам рассказывать более? Недолго могла продлиться наша  искусственная жизнь,  составленная из купеческих оборотов.
Протекло несколько столетий. За купцами пришли ремесленники.  «Зачем, - кричали они, - нам этих людей, которые пользуются нашими трудами и … наживаются? Мы работаем в поте лица; мы знаем труд; без нас они не могли бы существовать. Мы приносим существенную пользу городу – мы должны быть правителями!»  И все, в ком таилась хоть какое-либо общее понятие о предметах, были изгнаны из города; ремесленники сделались правителями – и правление обратилось в мастерскую.
За ремесленниками пришли землепашцы. И все, кто только имел руку, не привыкшую к грубой земляной работе, все были изгнаны вон из города… Гонимые из края в край, они собирались толпами и вооружённой рукой до-бывали себе пропитание. Нивы истаптывались конями. Земледельцы вынуж-дены были, для охранения себя от набегов, оставить свои занятия… Голод бурной рекою разлился по стране нашей… Землетрясения довершили нача-тое людьми… Жители удалились в леса, где ловля зверей представляла им возможность снискивать себе пропитание. Разлучённые друг от друга семей-ства дичали; с каждым поколением терялась часть воспоминаний о прошед-шем…. Наконец, погибли последние остатки нашей колонии, удручённые го-лодом болезнями или истреблённые хищными зверями. От всей отчизны ос-тался этот безжизненный камень, и один я над ним плачу и проклинаю. Вы, жители других стран, вы, поклонники злата и плоти, поведайте свету повесть о моей несчастной отчизне…»
Мой любознательный и досужий читатель!
Пора заканчивать, а я ещё не ответил на ваш давнишний немой вопрос: почему вдруг в художественном повествовании нередки ссылки на перина-тальную психологию и акушерство? Во-первых, потому, что акушерство классическое (не современное, глобалистское), предлагает решение для на-шей цивилизации не только проблем здоровья, в том числе и психического, но и вообще человечества, которое зашло в тупик (если таковым считать не-прерывные войны, раздуваемые высокопоставленными выродками, выдаю-щими себя за благодетелей). Кажется, разум уже бессилен что-либо изменить в предстоящей истории. Упования на совершенствование экономики как спо-соба разрешения проблем жизни для всех есть лишь обман и самообман или завуалированная форма поощрения подготовки к войне.
Во-вторых, а это, наверное, и должно было бы быть первым, моя пра-бабушка Волкова Евгения Владимировна в своё время считалась в Южной Пальмире искусной акушеркой. Но вот беда (и радость!), об её профессио-нальной деятельности узнал лишь совсем недавно, когда были написаны де-сятки работ, посвящённых вопросам беременности. Полученные результаты позволяли не только заявить о себе, но и практически решить проблему не-вынашивания беременности (преждевременные роды,  самопроизвольные выкидыши). Однако официальное акушерство  ждало вовсе не того «проро-ка» и уже десять лет отворачивается от методов, могущих резко снизить тем-пы депопуляции страны. Вот и последнее научное событие страны, конгресс в Петербурге «ДИСКУССИОННЫЕ ВОПРОСЫ СОВРЕМЕННОГО АКУШЕРСТВА» (июнь 2011г.), отказался напечатать тезисы нашей работы, выполненной совместно со специалистом мирового уровня, где даются отве-ты на основные вопросы акушерства, над которыми оно безуспешно «бьёт-ся». Поэтому приведу их полностью в этой публикации.
***
Н.В. Старцева, М.В. Швецов
АКУШЕРСТВО -  НЕ ЛУЧШАЯ  СРЕДА
ДЛЯ  ПСИХОТЕРАПЕВТИЧЕСКИХ  ИНВЕСТИЦИЙ
ГОУ ВПО ПГМА Росздрава,
МАУЗ ГБ № 8, г. Пермь

Прошло около десяти лет с  того времени, когда были проведены, сис-тематизированы, представлены научным кругам и общественности исследо-вания, посвящённые влиянию методов комплексной психотерапии, и, прежде всего, телесно-ориентированной, на течение угрозы невынашивания бере-менности (М.В. Швецов, Н.В. Старцева, 2003). Наши данные свидетельство-вали об улучшении самочувствия  и возрастании чувства уверенности жен-щин, сокращении числа преждевременных родов в три раза, снижении по-следствий раннего и позднего токсикоза, отсутствии повторных самопроиз-вольных выкидышей и случаев гибели матерей. Несмотря на положительные результаты, полученные в условиях женской консультации, и использование методов, в основе которых лежали принципы биоэнергетики и хатха-йоги, медицина ответила затянувшимся молчанием.
Сложившаяся ситуация едва ли устраивает тех, кто воспринимает кри-зис деторождения как угрозу существования нации. Хотя десять лет назад обнаруживался интерес учёных Челябинска, Иваново, Волгограда и др. к предложенным методам безлекарственного ведения беременных с угрозой прерывания беременности, однако сегодня его можно считать угасшим. Вме-сте с тем, население, прежде всего беременные и их семьи, с интересом отне-слись к нашим разработкам коррекции угрозы невынашивания. Накоплен опыт применения этих методов психотерапии отдельными практическими врачами-педиатрами, акушерами-гинекологами и домашними акушерками Москвы, Ярославля и даже Украины.
Едва ли следует здесь повторять результаты наших работ, изложенных в двух монографиях и опубликованных в центральной печати,  но хотелось бы вновь задуматься о причинах отсутствия видимого интереса к ним науч-ных кругов и практического здравоохранения страны в жизненных условиях депопуляции. К сказанному можно добавить, что сегодня в недрах самого здания  научной медицины разработаны и внедрены методы лечения  лакто-феррином (белком, связывающим ионы железа и препятствующим воспали-тельным проявлениям), которые уже нашли успешное применение в стома-тологии. Однако практическое акушерство продолжает массированное на-ступление на «анемию» посредством назначения комплексных железосодер-жащих витаминных  препаратов. Известен и результат – 40% беременных страдают генитальными и экстрагенитальными воспалительными заболева-ниями. Складывается впечатление, что интересы носителей научного знания и потребителей могут сильно отличаться. Преимущество получают те, кто располагает большими  информационными и рекламными ресурсами, неза-висимо от их достоверной полезности. По-прежнему перинатальная психоло-гия в перинатальных центрах остаётся в роли падчерицы, хотя именно она, скорее, чем родовые сертификаты, способна решать не только актуальные вопросы вынашивания беременности, но и антропологические проблемы. Демонстрируемая забота о беременных (бесплатные ультразвуковые иссле-дования, железосодержащие препараты и др.) нередко оборачиваются ущер-бом здоровью.
Развитие существующих медицинских технологий не привело к стати-стически достоверному увеличению рождаемости, а резкий рост частоты ке-саревых сечений как метода родоразрешения способен перечеркнуть многие действительно полезные достижения отечественного акушерства и гинеколо-гии.
***
Вероятно, после знакомства с кратким содержанием работы, даже у не искушённого читателя может возникнуть резонный вопрос: а может, акушер-ство, под чьим-то мудрым руководством,  и не хочет решения проблемы? Ведь столько лет оно старается, бьётся и трудится над депопуляцией,  и на тебе: всё насмарку! Оказывается, кто-то ещё сопротивляется, хочет жить сам и дать жить другим! 
Или акушеры повредили себе голову сильным сотрясением воздуха на бесконечных и бесплодных конгрессах? А может, это и есть болезнь, име-нуемая шизофренией у так называемых учёных, не замечающих очевидного и предпочитающих держаться на расстоянии от тех, кто предлагает жизнь вместо научного подсчёта человеческих потерь?
Российские женщины, пока ещё не в массовом числе, а, в основном, в центральных регионах – Москва и города в том же часовом поясе – дали аде-кватный ответ – стали рожать дома, под руководством домашних акушерок, сделавших своей целью здоровье женщины и ребёнка, а не поживу на болез-нях, порождаемых самой медициной и официальным акушерством, в частно-сти. Такие дети проявляют недюжинные способности, становятся лидерами в своём окружении, не благодаря захватам, наездам или денежной прокачке, а вследствие высоких физических и умственных способностей. Сами же аку-шерки рожают детей чаще в несколько раз, чем среднестатистическая жен-щина в России. И этот 10-летний положительный опыт замалчивается и под-вергается хуле! Гениальные открытия Чарковского по-прежнему остаются востребованными только в среде начитанных, самодостаточных и зрелых в духовном отношении женщин (которые и без него родили бы неплохо), а для основной массы беременных являются не доступными на практике.
Что можно ждать от государственного акушерства, если под видом «Информированного согласия на способ ведения родов» («Хотите быстрее родить, тогда вскроем плодный пузырь, - или будете так же мучаться всю ночь?») женщин склоняют к выбору, чреватому самыми тяжёлыми осложне-ниями, включая смертельный исход? А если к этому добавить, что едва ли не главное ноу-хау последних десятилетий (ускорение родов окситоцином – 40%) является одной из основных причин родового травматизма ребёнка и последующих нарушений развития функций головного мозга?  Научная ме-дицина способна с лёгкостью отказаться от собственных открытий в пользу сомнительных бизнес-проектов.
Сегодня медики уже в родильном доме готовят для себя будущих па-циентов. М. Фомин в этой связи пишет («Домашние роды – здоровый ма-лыш». – СПб: Питер, 2005): «Хочется верить, что это не злой умысел, а ис-креннее заблуждение, наказание медикам за то, что они отвернулись от ис-кусства врачевания и повернулись лицом к науке…» Есть у него и важней-шее суждение: «Для прожившего на земле час второй час – полжизни. По-этому когда ребёнка из родильной палаты уносят на время в детское отделе-ние, его уносят навсегда. С этого момента у матери начинается раздвоение личности». 
Добавлю от себя: у ребёнка тоже, и открываются ворота  для шизофре-нии… М. Фомин заключает: «По сути дела, весь первый год своей жизни че-ловек посвящает не развитию, а восстановлению утраченных навыков и адап-тации к новым условиям существования».
В науке, оказывается, порой, действуют те же законы, что и в тюрьме: если авторитет говорит «люминий», то металл называть алюминием не  будет никто.
Сделаю вывод и я, он напрашивается сам собой: официальное акушер-ство должно обрести своё место в психиатрической лечебнице, иначе там окажется вся страна.

;КРЫЛЬЯ;
Вот и заканчивается тайная жизнь моего сочинения, укрывавшегося за четырьмя стенами. Теперь оно уже поплывёт в эфире самостоятельно, тем более что два крыла уже выросли из некогда плоских лопаток. Одно – это мощь духа Э. Фромма: «Пока не будет достигнута полная свобода и незави-симость, человек будет принимать за истину то, что считает истинным боль-шинство; его суждения определяются потребностью контакта со стадом и страхом оказаться в изоляции. Немногие могут выдержать одиночество и го-ворить истину, не боясь лишиться  связи с другими людьми. Это – истинные герои человечества».
А второе крыло –  сила любви к роду, которой я учусь у Ларисы Миро-новой, той самой, из «Детского дома», которая знает: «Кто контролирует прошлое, тому принадлежит и будущее».