История одной любви

Я был самым популярным парнем в классе, играл в футбол, зависал с «друзьями» в сомнительных районах нашего маленького города. В то время меня ничего не интересовало, я как-будто плыл по быстротечной реке, даже не проявляя малейших сопротивлений. Честно говоря, я бы назвал себя самовлюбленным. Помню, тогда в Америке было нечто «переездного бума», семьи часто уезжали в другие штаты за большей долей, более высокой зарплатой, лучшему отношению к себе. В школе ребята наплывали с разных штатов - от Вашингтона до Флориды. Их уже никто не старался запоминать, потому что через шесть - семь месяцев они снова уезжали. Только в выпускном классе все успокоилось, и тогда я заметил ее.
Она была невообразимо красива, полагаю, что все мальчики тайно по ней вздыхали. Но на нее лилось слишком много грязи. Столько, что если даже обозвать каждого жителя Нью-Йорка, и то не раз, вы все еще не сможете представить себе это число. Полагаю, что все это было из-за ее «идеальности», все ее считали странной и даже опасной. Но никто не знал ее по-настоящему. По секрету сказать, угнетение остальных тоже было моим хобби, но это было до.
Мы ходили вместе на литературу и историю, и я часто наблюдал за ней. Она никогда не отвечала, если даже точно знала ответ, она ни на кого никогда не смотрела, лишь изредка обводила класс своим холодным взглядом. Она была разговорчива словно полярный медведь. Ее звали Ви.
С каждым днем, который я проводил в ее окружении, мое желание познакомиться с ней все росло. Однажды я просто сел рядом с ней в библиотеке и начал болтать без умолку. Я просто не мог остановиться, думаю, это было невротическое. Ви не встала, не ушла, она не проигнорировала меня, а просто поддержала  беседу. Потом я понял, почему она так поступила: она была особенной. С того момента в библиотеке и началась наша дружба.
Я, как мог, старался защищать ее от нападок со стороны остальных ребят, отчего и стал изгоем. Но мне было наплевать, как было наплевать и Ви.
Мы гуляли босиком под дождем, ужинали на крыше одного из домов, лежали между стеллажами в библиотеке, мы были самыми счастливыми людьми на свете. Она была моим самым близким другом.
Больше всего мы любили лежать под раскидистой ивой у озера в городском парке или зависать в кафе «У Мика» за нашим любимым столиком в самом левом углу под фотографией Чарльза Дарвина. Она его обожала. А я обожал проводить время с ней.
Как-то раз, в кругу ее семьи, мы вечером играли в скраббл. Тогда ее мама посмотрела на меня, в самую глубь души, и сказала: «Хорошо что вы есть друг у друга и никогда не останетесь в беде». Так оно и было. Когда мои родители разводились, какое-то время я жил в ее доме, подальше от грязных семейных споров и разделов имущества. Оказалось, что я тоже был их имуществом. Но Ви тогда меня спасла. Мы читали книги и проживали чужие жизни, гуляя по другим мирам. Мы становились свидетелями того, как сотворялась история. Но больше всего мы любили простые детективы. Обычно Ви читала вслух, и, когда появлялось что-то загадочное или необъяснимое, мы пытались угадать наперед, что же это могло бы значить. Я любил смотреть на то, как меняется ее лицо при чтении. Она была бела как снег. Позже она объяснила, что это все генная мутация, и что белая кожа, волосы и светлые голубые глаза - шутка природы, как она любила говорить. Иногда я долго мог смотреть на ее волосы с жемчужным отливом и сравнивать их со своей копной каштановых. Также я сравнивал черноту своих и чистоту ее глаз. И всегда мне казалось, что она не может быть реальной. Но она была.
Ви рассказала, что переехала сюда с семьей как раз в самом разгаре того самого «бума» из Нью Касла, того, что в Пенсильвании. Отец открыл здесь маленький книжный магазин, а мать сидела дома и воспитывала двух младших детей. Они не были богаты, но всегда давали своим детям только самое лучшее. Ее родители любили меня и всегда считали родным сыном. А я, в ответ, любил их сильнее собственных отца с матерью.
Тот год был невообразимым, самым чудесным временем моей жизни. Но все когда-то должно было закончиться. Она хотела изучать креативное письмо в Пенсильванском университете, а мои родители давно все решили за меня: мне предстояло возиться с учебниками по праву в Гарварде.
На выпускной мы пошли вместе. Никто из нас не стал королем или королевой бала, естественно. Но мы протанцевали весь вечер. Помню, как из ее глаз ручьем лились слезы, а я лишь пытался сказать ей, что никогда не оставлю ее. Мы оба знали, что это не так. Потом мы ушли в городской парк и уснули там под деревом. Она - в моем пиджаке, а я - в ее объятиях. Я точно знал, что это была любовь. Но не такая, какой ее рисуют в романах Остин и Бронте, а другая. Этот человек казался частичкой меня самого. Мы никогда не целовались, конечно, потому что это было табу. И, между прочим, табу негласное.
Когда пришло время уезжать, мы как будто не могли надышаться воздухом, который делили вместе. Но это случилось, как бы мы того не хотели.
Годы учебы в университете не были чем-то значимым для меня. Мы все корпели над учебниками, зубрили и старались как можно больше времени проводить за учебой. Я окунулся с головой в этот новый мир, потому что мне больше ничего не оставалось. Мы с Ви слали друг другу письма, как делали это наши родители и родители наших родителей... Она писала о своих успехах, а я - о своих. Мы не теряли контакт, но за три учебных года мы ни разу не встретились вживую. Так что к тому моменту, как мы выпустились из университетов, мы желали увидеть друг друга как никогда. Тем летом я уехал в свой родной город из-за проблем в семье. А она приехала туда, потому что просто соскучилась по родным. Я встречал ее в зале ожидания. Когда люди толпой повалили из А16, у меня будто начался нервный тик. Помню это волнение, это чувство, такое прекрасное чувство.  И когда она появилась, все такая же красивая и хрупкая, с огромной улыбкой на лице, я встал и ничего не мог сделать. Она побежала, уронив по пути свой чемодан, ее руки обвили мою шею, а ухо обожгло ее дыханием. «Фред» - «Ви» - «Я скучала. Сильно» - «Знаю. Я тоже» - «Ты теперь крутой адвокат?» - «Замолчи, крутой журналист». Мы ужинали в кругу ее семьи. Ее родители постарели, а младшие братья выросли. С криками «Фред! Мама, мама, Фред! Эванджелина! Фред! Эванджелина! Они здесь!» два маленьких урагана пронеслось по всему дому. Из кухни выбежала женщина в фартуке, вытирая на ходу руки полотенцем. Ее с медным отливом волосы были собраны в пучок, но несколько локонов выбивались и спадали на лицо. Она сжала в объятиях дочь, а потом и меня. «Здравствуй, Фред, милый! Мы рады тебя видеть! Как ты вырос! Ох, вы все так быстро растете!»  - «А вы только молодеете, миссис Блэк» - «Чушь несусветная! Раздевайтесь, проходите. Вещи оставь здесь, милая». И, покраснев, женщина снова скрылась на кухне. «Она тебя любит» - с улыбкой произнесла Ви и, обняв меня за талию, повела в гостиную. Ее отец похлопал меня по плечу и пригласил посидеть с ним у камина. Он расспрашивал меня об учебе и о том, куда я хочу устроиться. Тогда я понял, что мой  отец никогда так не делал. Ему было наплевать на то, как у меня идут дела. Я до сих пор вспоминаю мистера Блэка как самого лучшего папу в мире.
После ужина мы с Ви остались убирать со стола. Она мыла посуду, а я вытирал и ставил на место. Мы говорили о всем том, чего не сделали вместе. О всем том, чему свидетелями не стали. Тогда-то она впервые и упомянула его. «Мы с Нэдом часто гуляли в том парке» - «С каким Нэдом?». Его имя отзывалось гулом в моей голове. Нэд. Нэд. Нэд. Это имя казалось мне самым глупым именем в мире. «Ты с ним... встречаешься, да?» - «Да» - «Понятно» - «Угу» - «Кажется все» - «Да, мы закончили». Она вытерла руки, а я не мог посмотреть ей в глаза. Для меня было неожиданностью узнать, что с кем-то еще она могла вот так говорить и вот так смотреть.  Кто-то кроме меня наблюдал за каждым ее движением, наслаждался ее голосом. Кто-то... «Он хороший. Он никогда меня не обидит, Фред» - «Иначе быть и не может».  Наши взгляды встретились. «Прости меня» - «Тебе не за что извиняться, Ви. Это ты прости меня» - «Уже» - «Ты лучшая» - «И ты». Всю ночь мы просидели на террасе, укутавшись в плед. Мы смотрели на звезды и придумывали им названия. «Вот, смотри. Ту, большую и самую яркую, я бы назвала Пенни» - «Почему?» - «Это очень красивое имя. Надеюсь, у меня когда-нибудь будет дочь по имени Пенни». Я положил голову ей на колени, а она перебирала мои волосы своими тонкими белыми пальцами.  Казалось, прошла вечность, но звук ее охрипшего голоса будто прорезал ночь:
«Пора, мой друг, пора! покоя сердца просит -
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия, а мы с тобой вдвоём
Предполагаем жить, и глядь - как раз - умрем.
На свете счастья нет, но есть покой и воля.
Давно завидная мечтается мне доля -
Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальную трудов и чистых нет»
«Кто это?» - «Русский поэт, Пушкин» - «Мне нравится» - «Да, мне тоже». И мы оба рассмеялись.
Как-то раз тем летом, сидя на крыше одного из высотных домов, мы долго смеялись над когда-то сказанными нами смешными фразами. Я уже и позабыл все, честно говоря. Но тогда это было настолько естественно - помнить те шутки. «Стой, Фред» - «Что?» - «Скажи мне одну вещь» - «Какую?» - «Скажи мне, что ты нашел свою вторую половину» - «Ви, давай не сейчас» - «Нет, постой. Просто скажи это» - «Я нашел ту самую» - «Теперь я спокойна». На самом деле никого у меня не было, да я и не планировал... И тогда я понял, что не зависимо от того, кто мы друг другу, мы должны строить каждый отдельно свою жизнь. Мы должны были найти человека, который был бы для нас опорой. Для Ви это был Нэд. Она мало о нем говорила, я был не против. Но и мне нужна была будущая жена, мать моих детей. Признаться себе в этом было настолько легко, что у меня внезапно закружилась голова. В тот день мы веселились как могли. Да и вообще все то лето было похоже на сон. Я помню, как мы пошли гулять с ней и с ее младшими братьями в парк развлечений. Мы покупали им сладкую вату, не разрешали кататься на опасных каруселях, а еще я выбил им двух маленьких дракончиков. Наверное, со стороны казалось будто мы с Ви - муж с женой, только слишком молодые. Все мы были тогда счастливы.
Где-то в конце июля ей позвонил Нэд и предложил провести месяц в  Калифорнии. Тогда между ними состоялся долгий разговор, после которого Ви пригласила и меня ехать с ними. Я согласился.
Мы должны были собраться буквально за два дня, и мистер с миссис Блэк не особо были этому рады. Честно говоря, по ним было видно, что встреча с Нэдом - не то, чего они искренне хотели. Однако они смирялись со всем.
Нэд прикатил к дому на огромном оранжевом пикапе «Додж», который заставил поволноваться двух младших Блэков. «Мама, мама, я хочу там посидеть»  - «Да, мама, и я тоже! Пожалуйста» - «Успокойтесь, дети. Ведите себя прилично». Нэд вышел из машины, такой высокий накачанный брюнет с наивным и добрым лицом. У меня на душе будто бы похолодело, когда я увидел, как он целует ее в щеку и как берет из ее рук чемодан. Я представился своим полным именем. «Фредерик» - «Приятно познакомиться. Меня зовут Нэд». Мое лицо искривилось в подобии улыбки. Я казался себе мерзким. Нэд не казался плохим, и я точно знал, что поступаю как идиот. Мне нужно было научиться держать себя в руках. Миссис и мистер Блэк обняли меня на прощание, а братья отдали мне серию из шести фотографий, которые мы вместе сделали в фотокабинке. «Это было в парке развлечений, помнишь?» - «Как же я мог забыть, это ведь было пять дней назад». Я рассмеялся и сел в машину. Там было нечто вроде дивана, так что мы все с комфортом поместились. Нэд за рулем, я  у окна, и Ви между нами.  Она положила голову мне на плечо так, чтобы могла видеть его лицо. Я врубил альбом Bon Jovi «Lost Highway». Мы с ней подпевали, потому что знали слова наизусть. А Нэд, улабаясь, изредка посматривал на нас. Все было так, как должно было быть.
Мы ехали три дня. Три самых клевых дня в моей жизни. Сперва новость, что Ви умеет целоваться, меня поразила. Но потом я привык к их телячьим нежностям. Честно говоря, в моей душе происходила буря. Но это было поначалу. Потом я научился все контролировать. Мне стало легче еще и от того, что она никогда меня не игнорировала, всегда поддерживала беседу и говорила шутки, понятные только нам двоим.
В Калифорнии мы остановились в прибрежном бунгале тети Нэда. Сначала все казалось беззаботным и вечным, мы днями лежали на пляже, играли в волейбол, плавали, смеялись и катались на велосипедах по городу. Но потом все изменилось. Я потерял контроль над всем происходящим. Мне хотелось зависать в барах  до полуночи, хотелось тратить деньги и я не мог остановится. Когда мы были на разных пляжных вечеринках, Ви с Нэдом всегда уходили раньше, а я оставался чуть ли не до утра. Мне было откровенно плохо.  Тогда полное предложение из моих уст было просто достижением.
Как-то раз она не выдержала и вывела меня на улицу до того, как я успел бы заказать еще бутылку виски.
«Ты пьян, Фред, пьян», - казалось, она сейчас заплачет, - «Что с тобой?». «Я себя прекрасно чувствую» - «По тебе не скажешь» - «Ви, перестань быть такой нудной! Веселись!» - «Я не хочу это слышать. Иди. Иди обратно. Можешь не возвращаться. Тебя там больше никто не ждет» - «Даже ты, Ви? Ах да, я забыл, теперь у тебя есть Нэд, теперь ты у нас взрослая» - «Что ты несешь?» - «Что Я несу? Я - Фред, и ты можешь быть только со мной! Понимаешь?» - «Ты не Фред. Когда он объявится, скажи, что нет у него больше лучшего друга, хорошо? Я ухожу». Она убежала и я видел ее удаляющийся силуэт. Перед глазами все поплыло. Кажется, я уснул на скамейке в двух метрах от бара.
Утром, как только все в моей голове прояснилось, я бросился к бунгалу, я стучал во все двери и окна. Но их там не было, как и не было оранжевого «Доджа». Они не оставили ни записки, а мой чемодан покоился слева от лестницы. Я сел на ступени и схватился за голову. Боже, что я наделал? Я сломал все, что строил столько лет. Было такое чувство, что на сердце висели стотонные гири.
Денег осталось ровно столько, чтобы долететь до Гарварда и остаться там в общежитии. Мое обучение не заканчивалось, а всего лишь переходило на новую ступень. Так что мне было куда податься.
В университет наплывали первокурсники, новые умы. Я тоже постарался окунуться в учебу, но ничего не получалось. В то время я был особенно уязвим. Тогда меня и поймала в свои сети Эллейн.
Она была новенькой  студенткой третьего курса, которая только что перевелась из Кембриджского университета. Сначала она спросила как ей найти библиотеку, хотя я был полностью уверен, что она знает это. Не буду лгать, Эллейн красива. У нее средней длины темные каштановые волосы, большие зеленые глаза и лицо, каким обладают только люди из высшего общества. Она знала себе цену. Не знаю, что меня привлекло в ней. Но она  казалась мне  той опорой, которая мне так необходима. Наши отношения не были похожи на отношения Нэда и Ви. Сперва она познакомила меня со своими родителями, которые жили в трехэтажном особняке в Гарварде. Я умолчу о том, как они восприняли меня. Никаких объятий, никаких похлопываний по плечу.
Мы ходили на свидания в самые дорогие рестораны,  я покупал для нее самые роскошные розы, а она надевала самые лучшие платья. Я не был уверен в том, что люблю ее.
Но что стало для меня совершенно неожиданным, так это ее обиды по пустякам. "Этот галстук не подходит. Смени его на тот бордовый" - "Я так не думаю. Может, я сам решу?" - "Ну и прекрасно". И неделю после этого не было для меня Эллейн. Она могла обидеться на что угодно - начиная от того, что я пью молоко из пакета и заканчивая тем, что не знакомлю ее со своими родителями. Мне иногда начинало казаться, будто я одно большое недоразумение. Мне так и не удалось изменить ее крутой нрав.
Не смотря на мою совершенно новую жизнь, я никогда ни на одну секунду не забывал о Ви. Я абсолютно точно знал, что живет она не с родителями, а они в свою очередь обычно исчезали тогда, когда я был где-то в районе города.
После учебы в университете мы с Эллейн решили пожениться. Это было наше общее желание. К тому времени я успел окончательно и бесповоротно в нее влюбиться. Я понял, что внутри она совсем другая, добрая и нежная, настоящая.
Чем быстрее приближалась наша свадьба, тем больше мне не давал покоя тот факт, что в списке гостей отсутствовал один важный мне человек.
Эллейн перебирала эскизы свадебных тортов, сидя на ковре у камина. Теплое сияние мягко очерчивало самые красивые линии ее лица. «Мне нужно рассказать тебе кое-что» - «Что произошло? С тобой все в порядке?» - «Меня кое-что мучает, Элли. Ты давно должна была услышать эту историю». Она ни разу не перебила меня, внимательно вслушиваясь и все дальше откладывая бумаги. И когда я закончил говорить, она крепко обняла меня. «Ты должен поехать к ней» - «Отпускаешь меня?» - «Конечно» - «Я люблю тебя» - «И я».
Я помню, как сильно сжалось мое сердце при виде их дома. В окнах мелькали силуэты, в глазах немного помутнело.
Стук. Еще. И еще раз. Слышны легкие быстрые шаги. «Ви». Ее руки с жадностью сжимали меня, казалось, будто она меня никогда не отпустит. Я вдыхал ее аромат, каждую частичку. Она, все такая же хрупкая, содрогалась от рыданий, и я успокаивал ее прямо как на выпускном.
Когда мы успокоились и разомкнули объятия, за ее спиной показалась миссис Блэк, пускающая слезы в синий помятый платок. Мистер Блэк приобнимал ее за плечи и улыбался. Из гостиной показался очень повзрослевший младший Блэк с ребенком на руках. Было очевидно, что они не были братьями.
 II
Все оказалось до ужасного просто. Ребенок, Артур, был сыном Нэда. Как получилось, нежеланным. Он ее ударил, а она, собрав чемоданы, ушла к родителям. И больше они не виделись. Родители Ви оказались, как всегда, правы. 
Мы провели вместе целый день, болтая о простом и понятном, не вдаваясь в прошлое, и не говоря о том, что у каждого наболело. Ви была рада слышать о моей свадьбе, даже прослезилась. Она сентиментальна до невозможности.  Мы лежали на траве в городском парке, как когда-то в школе. Мы были молодыми стариками, усталыми, но счастливыми.  Я помню каждую деталь того дня. Ее белые мраморные руки, сжимающие своего сына, голубые ясные глаза, тонкий стан и тихий уверенный голос. Она рассказывала мне о том, чем занималась в свободное время, я хотел это знать. Ви была тем, что связывало меня с чем-то чистым и ярким, с тем, что я когда-то потерял и не смог найти.
  Мы уснули под пледом на качели, считая звезды. И она снова повторила мне стих того русского писателя.  Кажется, я до сих пор слышу ее голос, хриплый, с придыханием. Мои пальцы помнят холодок ее кожи,  тонкость души. Прощаясь, все понимали, что это надолго. Ви меня сразу предупредила, что не сможет приехать на свадьбу, в частности из-за Артура, в частности из-за моей новой жизни. 
Желтый хлопок платья, аромат снежных волос,  голубая бездна глаз – все до мельчайших подробностей врезалось мне в память.
И наши жизни завертелись, полетели по рельсам, ведущих к одной станции. Перед моими глазами будто сцена из спектакля, на которые мы, бывало, ходили в школьные годы. Казалось, будто перед нами «бушующая бездна», которую надо переступить, и мы жили в спешке, протирая нашу молодость.
Она иногда слала мне письма с фотографиями, как и я ей, в конвертах, настоящих, бумажных. Артур рос, у нас с Эллейн появилась Адель, мы справляли праздники, вели тихую семейную жизнь. Когда дочь подросла, я стал питать к ней невероятную любовь, на ней сосредоточился весь мой мир. Она играла на фортепиано и гитаре, читала множество книг, интересовалась всем подряд – от истории искусств до молекулярной физики. Адель стала для меня отдушиной, она часто слышала от меня про «тетю Ви», и даже видела ее несколько раз на фотографиях. Подобно мне, она считала ее волшебной женщиной.
И когда так пролетело добрых пятнадцать лет, я не смог больше терпеть все  напряжение. Эллейн видела, как я медленно задыхаюсь в круговороте нашей жизни, как я теряю контроль надо всем – компанией, семьей, самим собой.  И тогда она сделала то, что я никогда ей не забуду – она предложила мне съездить к своим родителям. Конечно, я сразу пошел к Ви.
 Ранним утром она распахнула передо мной дверь. Ее лицо постарело, на нем появились морщинки в уголках глаз, и сама она стала уютнее. В ее крепких объятиях я почувствовал себя дома.  Шестнадцатилетний Артур, копия матери, улыбнулся мне и сказал, что сегодня она может вернуться поздно.
Мы бродили весь день по нашим местам, смеялись над нашими шутками, в тот день мы были молоды.
К вечеру, благодаря пабу «Красный лев», каждый из нас был чертовски пьян.
И снова крыша одного из самых высоких домов в округе прогнулась под нашими ногами, и все те же звезды улыбнулись, при виде своих старых друзей.  Я тогда обнял ее, крепко прижав к себе, и из ее ясных глаз текли слезы долгих лет, проведенных порознь.
Наверное, отпустить ее было самой моей большой ошибкой. Знаете, что я до сих пор прокручиваю весь тот день у себя в голове и думаю, чтобы я мог изменить? Спустя двадцать лет, с неуверенностью могу сказать: ничего.
Она утверждала, что Артур ее встретит, и что ее не стоит провожать, но я прошел с ней полпути. Мы долго стояли и обнимались на тротуаре в ночной тьме, пока до отъезда моего поезда не осталось пятнадцать минут. В тот день я поцеловал ее. И сказал, что любил, люблю и буду любить ее всегда. И она сказала мне «Фред», и больше слов не понадобилось. Стремглав, я бросился на вокзал, а она пошла домой.
Утром, уже будучи в кругу семьи, на столе как всегда лежала их местная газета. Я выписывал ее с того момента, как Эллейн вышла за меня замуж.
Сначала я не понял, о ком была речь. Потом до меня дошел смысл слов. Авария? Сбита женщина? Эванджелина? Кто такая Эванджелина? Почему она шла одна темной ночью в опасном квартале? Я не знал, что делать, я не знал, что говорить. Адель с испугом на меня посмотрела. «Пап? Все в порядке? Пап?». Она схватила из моих рук эту ужасную вещь  и пробежалась глазами по строчкам. Я никогда еще не читал таких жутких статей. Она сразу поняла, моя дочь очень сообразительна. Из моих глаз потекли слезы. Не может быть.  Я не хотел в это верить.
«Да». Это «да», сказанное юношеским голосом, отзывалось во всем моем сознании. Я хотел услышать все, кроме этого.
Вся наша жизнь – одна большая пьеса. И когда-то она закончится, для кого-то рано, для кого-то поздно. Глупо это говорить, все это знают.
Когда все мы собрались на изумрудном поле возле этого серого монолита, я, наконец, осознал всю мою потерю. Миссис Блэк рыдала, как и все в тот день. Эллейн с горечью в глазах поглядывала на меня, а в моей голове проносились все те моменты, которые мы провели бок о бок. Я вспоминал, как мы провели всю свою жизнь в вечных поисках себя, но нашли мы друг друга. И когда мне дали слово, я громким, хриплым, прерывающимся голосом произнес:
«Пора, мой друг, пора! покоя сердца просит -
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия, а мы с тобой вдвоём
Предполагаем жить, и глядь - как раз - умрем.
На свете счастья нет, но есть покой и воля.
Давно завидная мечтается мне доля -
Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальную трудов и чистых нет»
Я чувствовал ее улыбку на себе в тот момент, будто солнце, светлую и теплую. В тот момент я любил ее как никогда.
Знала бы Ви, что наши дети познакомились в тот день, сбежав и всю ночь проговорив под нашим деревом. Кажется, наша история могла бы повторится, однако у этих двоих другой род любви – они нуждались друг в друге как я и Эллейн, как когда-то Ви нуждалась в Нэде.
И, спустя столько лет, я не смогу забыть каждую черту ее лица, голос, взгляд. Ничто хорошее не забывается. И Ви была и остается самым лучшим в моей жизни. Она всегда жива в моем сердце.