Абхазская тетрадь

Повесть (отрывок)

Пляж, на который привез нас Тимур, был песчаным. Это большая редкость в Абхазии, где почти все пляжи в крупных камнях и галечнике, и ходить по ним первое время очень сложно, тем более – бегать. Поэтому по пляжу в Пицунде мы могли носиться, чтобы парео развевались на ветру, и просто дурачиться, как в детстве. Но мы этого не делали, – ведь с нами был мужчина.
Надя все время была рядом с Тимуром, и я старалась им не мешать. В конце концов, они взрослые люди, и сами разберутся.
Я плавала одна. Море нежное, легкое, и заплывать далеко было совсем не страшно. Можно плыть себе и плыть. Тут главное – просто довериться морю и, как Ежик из любимого мультика, говорить:
– Я в воде, пусть волна сама несет меня...
Закрыть глаза и оказаться в центре всего этого пространства. И понимать, что море – оно живое. Что в нем – целые царства: рыбы, медузы, коньки, дельфины, если уж на то пошло. А мы – гости, поэтому нужно с этим царством общаться дружелюбно и спокойно. Море совсем не хочет напугать, оно не принимает и не ласкает, оно просто живет своей жизнью, и, если ты к нему дружественно настроен, оно ответит тем же.
Загорать я не очень люблю. Можно читать книгу, но обычно солнце яркое, поэтому глаза быстро устают. Приходится просто лежать и о чем-то думать.
Надя с Тимуром загорали недалеко от меня и о чем-то разговаривали. Я взяла фотоаппарат и начала снимать: море, волны, лежащие тела, камни, песок, горы. Мне это нравилось. Зато не нравилось Тимуру. Он попросил, чтобы я удалила все его фотографии. Я кивнула, но, конечно, не сделала этого.
Вечерело, когда он повез нас в центр Пицунды. Город представлял собой длинную аллею, которую окаймляли многоэтажки гостиниц и панисонатов, невысокие дома коренных жителей прятались в глубине. Пицунда, скорее всего, изначально строилась как город для туристов. На удивление, на вечерней аллее было много людей: русские, абхазы, мусульмане в традиционных одеждах, хиппи, туристы, приехавшие к морю с палатками, и богатые туристы  на дорогих машинах, – люди из самых разных слоев общества и самых разных национальностей, которых обьединило наслаждение морем и воздухом, подаренными Абхазией.
В тот момент, когда мы посреди аллеи вышли к морю, меня накрыла волна ностальгии по тем временам, когда я была маленькой и ездила в лагерь в Крыму. Картинка из детства: вечереет, вокруг много отыхающих и вкусно пахнет – запах сладкий-сладкий и хочется мороженого. Можно устроиться на скамейке, купив сладкую вату, можно сесть на камни и смотреть на небо. Вечереет, море переливается изумрудно-бирюзовым, над водою розовеет небо, цвет гор переходит из глубокого синего в светло-серый. Зажигаются первые фонари, легкий ветер раздувает еще влажные волосы, и бледной полоской выплывает белый месяц. Если посмотреть направо – еще видно край солнца, которое превращает горизонт в красно-желтое пятно, если посмотреть налево – горы уже темные. Тебе некуда спешить. Полное умиротворение.
Меня охватила волна внутренней радости, какого-то счастья, и снова в голову пришла мысль, что теперь действительно не страшно умирать. Я умру, но все равно на свете останется эта красота, которую люди вряд ли способны уничтожить.
Втроем мы заехали по пути домой в кафе и выпили не меньше трех литров сока – ананасового и персикового. Официантка угостила меня конфетой. Хотя, признаться, я сама на радостях попросила. Очень хотелось сладкого.
Возвращались уже по темной дороге. Когда подъезжали к Новому Афону, я почувствовала, что немного замерзла, – в машине были открыты все окна. Надя предложила пойти искупаться в ночном море, но я отказалась. Хотелось в кровать: писать или просто, наконец, побыть одной. Тимур отвез меня домой, а они с Надей поехали куда-то на побережье.
Пришла в комнату, разделась и легла. Но не спалось. Я думала о том, что надо сходить в монастырь и обязательно увидеть Юру. Это казалось очень важным.
Я его, кажется, очень любила, когда мне было девять лет. Это была детская, немного смешная любовь. Но это чувство мне тогда казалось очень серьезным. Когда мне было одиннадцать, бабушка спросила: кого ты любишь? Я ответила, что Юру и что это со мной уже давно: третий год. Она сказала, что я верная и что это правильно...
Я думала о том, что было бы, если бы мы и дальше с ним общались. Или что было бы, если бы он меня тогда тоже любил, а я этого не знала. А что если бы мы спустя много лет встретились и неожиданно для себя полюбили друг друга, и он бы принял решение уйти из монастыря. Потом я осеклась – так мечтают только дети, начитавшиеся сказок. Но, если уж хотите знать, дети себя ни в чем не ограничивают и верят в невозможное, поэтому с ними чаще случаются чудеса. Вот и я, стараясь уснуть, просто разрешила себе помечтать. Представила, как бы мы вместе купались в море, а потом как бы он мне первым сказал, что решил уехать со мной, как бы мы вместе переходили границу и впервые поцеловались...
Проснулась от громкого стука двери. Это Надя пришла. За окном было еще темно. Она смеялась, но в ее смехе было какое-то отчаяние. Она не могла остановиться и все говорила, говорила, говорила:
– Мы сидели на берегу, на пристани, смотрели на темное небо и даже успели заметить, как упала огромная звезда. Она была как комета – огромная и с длинным хвостом...
Я очень хотела спать и едва слушала.  Надя быстро поняла, что я не в силах отвечать, разделась и легла в кровать. Перед тем, как уснуть, я услышала, как она громко рассмеялась в темноте.
 
В городе сегодня свадьба. По дорогам туда и обратно ездят машины и громко сигналят всем встречным. Машин немного, но каждая украшена надувными шарами и бантами. Тетя Наташа сказала, что свадьбы в Абхазии проходят бурно. Приглашается до двух тысяч гостей, обычный подарок входящего – от трех до пяти тысяч рублей. Тогда после свадьбы жених с невестой могут купить квартиру или дом в горах. Но, как правило, деньги уходят на свадебное застолье. А квартиры и дома новобрачным родственники дарят уже без повода. Хорошим подарком считается кухня или прихожая.
На улице звуки клаксонов – они радостные, и в городе сразу появляется атмосфера праздника. Все улыбаются, когда видят жениха с невестой. Близко увидеть свадебную процессию нам с Надей не удалось, зато после плавания мы решили прогуляться до вокзала.
Возле железной дороги много зеленых деревьев и кустарников. На другой стороне железнодорожного полотна – горы, они высокие, синеватые. Поезда здесь давно не ходят, вокзал после войны разрушен. В рамах окон нет стекол, мусор, и только один милиционер смотрит за площадкой. Он немного пьян, он учит нас колоть орехи руками. По дороге сюда мы не удержались от покупки нечищенного фундука, который гораздо дешевле чищеного. Ни ножа, ни молотка у нас не было, и мы придумали колоть орехи ногами. Кладешь орех на асфальт, трескаешь по нему пяткой – и готово! Орех раскалывается, становится плоским, но вполне съедобным. Остается только очистить его от скорлупы. Вкуснотища!
Вообще-то милиционером подвыпившего дяденьку назвать нельзя. Он одет не по форме, и его слегка покачивает. Но сразу видно, что он тут главный. Увидев, как мы колем орехи, он сделал нам замечание. Но не в грубой форме, а очень осторожно, даже мило. Так мужчины в Абхазии относятся к приезжим девушкам. Они пытаются показаться важными, независимо от статуса, и в то же время внимательно смотрят на тебя, давая понять, что ты привлекательна.
Милиционер взял два орешка, положил их между большим и средним пальцами, закрыл ладонь и второй ладонью нажал сверху. Его руки были похожи на лопаты – неаккуратные и даже грубые. Ногти коротко острижены – так стригут свои ногти хирурги и музыканты. Треснул только один орех. Так бывает, когда в пасху христосуешься яйцами: всегда разбивается только одно – второе остается целым. Он расколол несколько орехов, а у нас не получилось: то ли орехи мы неправильно клали в ладонь, то ли руки были недостаточно крепкими.
Кроме вокзала, мы побывали в заброшенных домах, стоящих между железной дорогой и храмом. Оттуда тропа вела вверх, к монастырю. Эти дома стали заброшенными после войны. Видимо, в них попали снаряды, потому что ни окон, ни дверей не было. Только деревья сливы выжили. На стенах что-то вроде граффити, выполненных совсем не художниками. Скорее всего, кто-то просто находил баллончики с краской и впервые, не зная как это делается, рисовал на стенах: «Здесь был Вася», или «Ахра был» (скорее Ахра, чем Вася). Так пишут у нас на заборах.
Неподалеку от этого места находится библиотека. Я все еще читаю «Завтрак для чемпионов» Воннегута, которую купила в Сочи. В книге полно сумасшедших рисунков.

Тимур сидел на скамейке возле аптеки под большим деревом – там тень и людей немного. Мы подсели к нему. Нам было жарко в купальниках и легких юбках. Тимур был одет в голубую рубашку с короткими рукавами и темные джинсы, на ногах ботинки, в которых в Питере большая часть населения ходит в сентябре. Видимо,  ему было совсем не жарко. Он прятался не только от людей, но и от солнца. И загар у него был глубокий, но только до половины предплечья – «загар тракториста».
Мы сидели под листьями большого дерева втроем, я читала, Тимур с Надей о чем-то разговаривали. Потом мы гуляли и домой вернулись уже во второй половине дня. Купили хачапури с сыром и мясом, похожие  по вкусу на макароны по-флотски, выпили кефира. Мы все еще ходим в тот магазин, который тетя Наташа показала нам в день приезда. Там есть практически все, что нам нужно: айран, сметана, сыр, овощи, хлеб, что-то к чаю.
После длительных прогулок начинаешь привыкать к тому месту, где живешь. Когда не в первый раз встречаешь каких-то людей и знаешь, что за поворотом будет кофейня или аптека, начинает казаться, что ты здесь свой и город этот для тебя роднее того места, откуда приехал. С каждым днем начинаешь чувствовать себя все свободнее, и уже легко идти дальше открывать новые пути, уже не боишься потеряться. Это называется освоением территории. Хотя меня посещала мысль, что здорово было бы жить в Пицунде среди таких же туристов, как мы, знакомиться с теми, кто в первый раз приехал в Абхазию, с кем ты бы мог завязать приятельский разговор и знать, что вы будете общаться и после возвращения домой. Так хотелось встретить кого-то, с кем можно было бы просто дружить. Ощущение какой-то покинутости не оставляло меня.
С нашей веранды видна церковь. Ее купола возвышаются среди гор, которые кажутся зелеными, все в деревьях и кустах. Каждый день оттуда доносится колокольный звон. Он напоминает мне о Юре, которого я хочу увидеть. И каждый раз, когда звонят колокола, я думаю о том, как он там.

Тетя Наташа говорила, что если ты хочешь купить что-то на рынке, – вставай с солнцем. Во-первых, на рынке все дешевле, а, во-вторых, – все свое, то есть с огородов и полей Абхазии. А значит, – без удобрений, химикатов и прочих вредных вещей. Это все равно что покупать в Питере фрукты и овощи у бабушек – они привезли их со своих дачных участков, они сами это едят.
Подняла себя с кровати около семи часов утра, умылась, тихо оделась, чтобы не разбудить Надю, и пошла, нацепив на спину рюкзак. Подумала, что в рюкзаке куда удобнее нести овощи и фрукты, – я собиралась закупить их в большом количестве, чтобы хватило надолго.
Солнце уже встало из-за гор, а людей на улице мало, только местные. Туристов привезти еще не успели, те, кто живет в Афоне, еще не проснулись. А город уже ожил – кто-то метет в своем дворе, кто-то едет на машине, кто-то несет пакеты с мусором. Я еще ни разу так рано здесь не поднималась, поэтому смотрела на Афон как на что-то новое, непривычное.
Рынок находится почти на краю города. Если идти от пещеры к вокзалу, как раз и окажешься там, где нужно. Вокзал в стороне Сухуми, рынок – чуть дальше.  У входа уже стоят машины, на крышах которых лежат пакеты с орехами на продажу. Ты еще не успел войти, а тебе уже предлагают товары. Абхазы умеют торговать – вовремя улыбнуться, пошутить, завоевать твое внимание, и вот ты уже достаешь кошелек и покупаешь то, в чем меньше всего нуждался. Просто не хочешь обидеть или показаться недружелюбной.
На рынке торгует много женщин. Чего только нет на их прилавках! И зелень, уже нарезанная и связанная пучками, и перец, и яблоки, много инжира. Я накупила целую кучу персиков, зеленых яблок, в которых  много железа и витамина С, повышающего настроение и помогающего гормонам счастья работать. Долго ходила от одной лавочки к другой, чтобы прицениться и выбрать лучший товар. Надо сказать, что рынок в Новом Афоне небольшой – едва ли тридцать торговцев наберется, зато сразу чувствуешь себя уютно, охватывая взглядом все сразу и зная, на что можешь рассчитывать.
Затолкав в рюкзак помидоры, огурцы, кинзу, петрушку, укроп, персики, яблоки, я вышла с рынка опустошенная. Потратила много, а купила всего-ничего. На какое-то мгновение мне показалось, что я купила действительно очень мало, что можно было бы потратить те же деньги более продуктивно. А может быть, мне просто стало грустно, что все закончилось. Выходя с рынка, я услышала за спиной:
– Девушка, девушка, красавица, подожди!
Это был мужчина лет пятидесяти в светло-голубой рубашке. Он подошел ко мне, взял за плечо и предложил:
– Фундук, хороший, свежий, за пятьдесят рублей отдам, на вот, – он протянул пакет с орехами. Пакет оказался довольно тяжелым, а фундук крупным. Я взяла.
– Спасибо! – улыбнулась я, потому что мужчина мне понравился. Он был хорошим и добрым. Бывает же так – видишь человека, совсем его не знаешь, а он тебе нравится. И не красавец, а все равно нравится. Было в нем что-то. А иногда человек нравится, потому что ты нравишься ему.  Одним словом, орехи я у него сразу купила, даже как-то оправдываться перед собой не стала, что они-то мне как раз и не нужны.
С огромным рюкзаком фруктов, орехов и зелени я отправилась в монастырь. «Мне обязательно нужно увидеть Юру, – подумала я. – Просто узнать, как он теперь живет...».
Иногда нам хочется, чтобы в жизни случались удивительные совпадения. А когда они случаются, нам очень хочется знать их причину. И я цеплялась за каждую ниточку, за каждый факт, находя обьяснение, почему Юра уехал из дома в Новый Афон, а я, спустя некоторое время, приехала сюда отдыхать, хотя никогда об этом не мечтала. То есть не то чтобы не позволяла себе мечтать, просто не думала об этом месте, как если бы его не было.
До монастыря длинная дорога – вверх по горе. Говорят, Екатерина II поднималась за грехи на эту гору на коленях. Мне и представить страшно, как долго она это делала и как больно ей было. Дороги к монастырю ведут неровные, увалистые, выложенные камнями.
Перед тем, как отважиться подняться туда, я зашла в кафе на берегу моря, выпила маленькую чашечку кофе, разделила фрукты и орехи в два пакета: один для нас с Надей, другой для Юры.
Для Юры я выбрала самые спелые и самые красивые персики и яблоки. Мне хотелось, чтобы он ел их с удовольствием. Я представляла, что мы встретимся, о чем-то поговорим и быстро разойдемся, чтобы думать о следующей встрече. Нет, мы ни за что не будем о ней договариваться, но каждый внутри будет знать – мы, конечно, снова увидимся и будем этой встрече рады. Я буду представлять, что мы встретились на берегу моря, и вдруг пошел дождь и заставил нас скрываться под мостом. Этот дождь был ловушкой, чтобы два давно знакомых и близких друг другу человека остались наедине. А он будет есть самое спелое яблоко, вспоминать, как мы в детстве ругались в подъезде из-за его фамилии (я говорила, что у него дурацкая фамилия из трех букв, а он доказывал, что в его фамилии четыре буквы и она самая распрекрасная), лазили по деревьям и кидали на спор в землю острые ножи. Откусывая от яблока, он представит, что мы встретились у подножия горы – он шел в пещеры, а я шла домой: так и встретились. Одним словом, сортируя фрукты, я мечтала.
Солнце уже разгоралось. Еще пару часов, и оно будет обжигать, а пока оно совсем нежное – не греет, а будто гладит. И легкий утренний ветер. Все это радовало меня.
Когда я дошла до середины горы, пришлось остановиться, чтобы восстановить дыхание. А ведь сюда и старики поднимаются. Как им это удается? Настоящее чудо! Вдоль дороги расставлены палатки с медом, иконами и другой утварью. Я обошла их стороной, перекинула рюкзак через плечо и тронулась дальше.
Честно говоря, подниматься было не столько тяжело, сколько страшно. Я совсем не знала, как себя вести, что говорить, у кого спрашивать про Юру и как объяснять, зачем я тут. Я не знала, как он отреагирует на мое появление и понравлюсь ли я ему. И если мы начнем разговор, – что уместно спросить, а о чем лучше промолчать. Одним словом, я была напугана, но шла вперед, полная сил и надежд.
У входа в церковь стояла немолодая пара. Рядом стояла их серебристая машина.
– Церковь еще закрыта, она открывается, – мужчина посмотрел на часы, – через полчаса, ровно в десять.
– Понятно, – говорю, а сама думаю: как странно ощутить первую преграду на пути. До последней минуты я сомневалась и в глубине души отговаривала себя идти на встречу, хотела повернуть обратно. В конце концов, можно фантазировать, но в настоящей, реальной жизни мне этого совсем не хотелось. Я вспоминала слова мамы – сделай, чтобы потом не сожалеть о несделанном, – и шла дальше.
Монастырь представляет собой несколько соединенных между собой зданий, образующих полукруг.  Откуда-то сверху спускался молодой человек, совсем не похожий на священника: в обычной одежде, с ведерком в руках. Я сразу подумала, что это такой же, как Юра, послушник, и решила не упустить возможность что-нибудь выяснить:
– Здравствуйте. Скажите, а вы знаете такого Юру, Юрия, он здесь работает.
– Из Ижевска что ли?
– Да, – говорю радостно, – конечно, из Ижевска!
– А что? – он даже не улыбнулся.
– Просто мне надо с ним увидеться, мы друзья детства.
– Выходной у него, не будет его сегодня, – сказал молодой человек и ушел дальше со своими ведрами. Я, растерянная, осталась стоять в шортах с рюкзаком за спиной, наматывая платок на плечи и голову.
– Ищете кого-то? – мужчина сделал шаг вперед. Он явно был не меньше меня удивлен поведением этого равнодушного человека, служащего богу. В его вопросе я услышала желание поддержать.
 – Да, – говорю растерянно, но стараюсь улыбаться, чтобы не показывать своего внутреннего отчаяния. Неужели это все? И сейчас мне придется развернуться и идти домой? А как же фрукты?! Нет, думаю, останусь и буду ждать до вечера.
– Здесь служит мой друг, мы знакомы с самого детства, я хочу его найти, не виделась с ним десять лет.
Мужчина улыбнулся. Женщина давно ушла под арку смотреть виды Нового Афона с вершины горы, а мужчина остался. Он меня очень поддержал.
– Вы подождите, храм откроется, все и узнаете.
Я пожала плечами:
– Да, наверное.
У нас был короткий разговор, но я успела узнать, что они с женой путешествуют вдоль моря на машине. Приехали из Коми и вот уже седьмой день в пути – с остановками, ночевками, кафе и плаванием. Я подумала, что это настоящая находка для пожилой пары вот так взять и уехать путешествовать. Ехать себе в машине, пить клюквенный морс, говорить обо всем или молчать, потому что без слов все понимаешь, смотреть на закаты солнца, на приливы и отливы моря, ругаться с другими водителями, пропускать пешеходов, разворачивать огромную карту и искать кафе, чтобы пообедать, переодеваться и бежать к морю, закапывая ключи поглубже в песок, чтобы никто не украл. Они оба мне сразу понравились.
Когда к монастырю начали подходить люди, я прошла дальше к входу и вдруг увидела, что возле скамеек на земле работает несколько молодых людей. Они были чуть старше меня, и я снова решила, что они могут быть Юриными друзьями. Не боясь отказа, со знанием дела, как большая, я подошла и снова спросила:
– А вы знаете Юру такого?
– Какого такого? – ко мне повернулся бородатый упитанный мальчик. Он улыбался и воспринимал все, как ребенок, с радостью, как будто каждая фраза – возможность ввязаться в какую-то игру.
– Такого, из Ижевска, – говорю. А сама уже и не спрашиваю, а играю, как будто мне уже и не интересно по-настоящему узнать, где же Юра, а интересно быть вовлеченной в эту игру.
– А, – он закачал головой, – высокий такой, шоколадки все время лопает?
– Не знаю, – я улыбнулась. Мне очень понравилось, что Юра высокий и ест шоколадки, как маленький.  – Я вообще-то его с девяти лет не видела и каким он вырос, не знаю.
– А зачем он вам тогда? – спросил с удивлением бородатый мальчик.  Работавшие рядом послушники отвлеклись от своих дел и, кажется, заинтересовались.
– Мы в детстве дружили, и так случайно оказалось, что я приехала сюда, а он уже здесь. Я подумала, хорошо бы  нам увидеться.
Он улыбнулся:
– Ну-ну… Юра здесь по утрам мусорки убирает, но сегодня у него выходной.
– Ясно, спасибо! – и только я повернулась, чтобы уйти, как он громко крикнул мне вдогонку:
– Да вы подождите батюшку, он вам все расскажет.
– Ладно, – говорю, – спасибо. Спасибо!
Я пошла вдоль дороги, мимо главного входа, смотрела на скамейки, на мусорные баки, в которых чего только не было, и представляла, как Юра аккуратно достает пакет из бачка, вытряхивает из него мусор в огромный мешок, укладывает в бак новый пакет, достает из кармана плитку шоколада, разворачивает ее, откусывает огромный кусок и смеется: такой высокий, что приходится сильно наклониться, чтобы бросить в мусорку хрустящую сребряную фольгу. И сразу после этого разговора и Юра, и люди, и монастырь этот стали как-то роднее.
Открытия церкви я так и не дождалась. Увидела, как пускают женщин-торговок в арку главного входа, и рванулась за ними. Человек, открывший дверь, меня не пустил, сказал, что рано. Я осталась стоять у дверей с тяжелым рюкзаком и небрежно наброшенным на голову платком. Человек в темно-зеленом платье с длинной бородой стоял у входа с ключами, как охранник.
– Чего? – он смотрел на меня так, будто я воровка, пришедшая просить милостыню.
– Я ищу одного человека, может, вы знаете…
И в который раз рассказала историю нашей с Юрой дружбы. Я ждала, что он мне поможет – все-таки он был ближе, чем другие, к тому месту, куда мне хотелось попасть, – монастырю. Но не тут-то было. Он вышел ко мне через дверь, стал рядом и долго мучительным голосом рассказывал о том, какой это грех – искушение.
– Человек спастись приехал, а вы его обратно тянете. Так и утянете. – Помолчал немного и спросил: – Вы платья красивые любите?
– Нет, – говорю, – не очень. 
Я не понимала сначала, о чем он, но он настойчиво продолжал:
– А что любите?
– Книги, – говорю.
– Вот представьте, увидели вы книгу где-то, но купить не можете. Будете о ней думать?
– Буду, наверное, – говорю.
– Так и здесь, увидит он вас, думать будет не о спасении души и не о боге, а о мирских делах, мечтать будет, искушаться. Так что идите отсюда, живите дальше, как хотите, а парня не трогайте...

Дома никого не было, когда я вернулась. Надя ушла к морю. Я заправила кровать, положила фрукты в холодильник на кухне, быстро поела.
Надя лежала на расстеленном на горячих камнях парэо. Она только что искупалась – вода еще не успела высохнуть на теле – и загорала. Она повернулась ко мне и, щурясь от солнца, сказала:
– Привет!
– Привет, – сказала я и расстелила свое парэо рядом.
Когда солнце было в зените, мы накрылись платками и пошли гулять. По пути встретили лавку с надувными шарами, плавательными кругами, матрасами и купили новый круг. Он был в мелкий голубой горошек, с прозрачным верхом и плотным голубым низом.
К морю мы вернулись около двух часов и сразу залезли в воду. С новым кругом я заплыла дальше обычного. То отпуская, то догоняя его, доплыла с Надей до места, где море меняет цвет – становится прозрачным, глубоким, ультрамариновым. Наверное, именно здесь заканчивается просто море и начинается море Черное.
Рядом летали чайки. Они играли с рыбами – стремительно подлетали к поверхности воды, хватали рыб, взлетали вверх и отпускали свою добычу обратно, тут же пускаясь за ней вниз...