Дуб

Всё в мире происходит случайно. Лишним доказательством этому может послужить такое неказистое обстоятельство, что неизвестно каким ветром или диким зверьём, но на опушку лесного массива занесло и желуди дуба, и семя берёзок, и семя разного хвойного племени. Место было ничейным, почва, истосковавшаяся по растениям, была доброжелательна к пришлым, дожди шли обильно и своевременно, солнце не только светило, но и вовремя прогревало землю, и потому все эти семена по весне дали дружные всходы.
Первые годы по утрам юная поросль доброжелательно приветствовала друг друга, рассказывая шелестом своих изумрудных листочков и нежным шевелением мягких иголочек кто, что видел вокруг, какой зверь пробегал – всё им было интересно, занимательно и заманчиво.
Но, то ли семя дуба попало в более благодатную почву, а может быть гены его предков напомнили о себе, но на глазах у своих соседей дуб начал стремительно рваться ввысь. Не успели ростки оглянуться, как дубочек, шаля, в одно мгновение вымахал выше некуда, затмив собой всё растущее на опушке леса. Вместе с его непомерным ростом и вызывающей толщиной ствола начали проявляться в характере дуба ранее не так явно выраженные неприглядные черты. По мере вознесения он сперва как бы невзначай принялся поглядывать свысока на своих бывших товарок, потом, потехи ради, стал заслонять от них лучи солнца своей необъятной буйной кроной. Его природная чванливость исподволь проявилась очень быстро.
Но это бы ещё полбеды, беда сказалась в том, что дубина мощным насосом своих корневищ, захвативших общее поле агрессивной паутиной корней, стал высасывать живительные соки, которыми обильно была насыщена плодородная почва.
А вся эта пичужная поросль, соседствующая с дубом, тем временем еле-еле сводила концы с концами, чтобы хоть как-то выстоять, чудом выжить рядом с таким прожорливым другом.
Бедные берёзки, резонно являющиеся символом русской души, стали выглядеть хуже бледных поганок. О какой-либо былой красоте речи вообще теперь не было. Из квёлых сосен, природой созданных для изготовления корабельных мачт, можно было в лучшем случае сделать пару вёсел, такие они были неказистые.
Особенно дуб резвился, насмехаясь над своими соседками, когда налетал сильный ветер. И не было случая, чтобы он пытался защитить своих товарок, приняв на себя удар неразумной стихии, наоборот, глядя на то, как худосочные тонкоствольные соседки под напором ветра прогибаются до самой земли, прося у насильника пощады, дубина, изгаляясь, сбрасывал на них свои сухие ветки. От его метких ударов они были искалечены донельзя и потом ещё долго залечивали свои раны тонкими струйками истекающего живительного сока.
Дуб тем временем рвался ввысь, украсив свою дубовую голову неохватной шевелюрой, в тени которой запросто мог расположиться на отдых целый цыганский табор. А своими загребущими ветвями он рассыпал вокруг себя семя, чтобы молодые побеги захватывали всё новые и новые участки земли.
Дерево было дубом и потому не слышало плачевной легенды о планах амбициозных строителей Вавилонской башни, и всё рвалось ввысь, пытаясь достигнуть заоблачных высот.
Чтобы осадить его непомерную гордыню, завистливый хулиганистый ветер, к тому же раздосадованный дубовой величавостью, призвал на помощь свирепый ураган, который устроил самый настоящий дебош и светопреставление. Трещала и стонала вся округа, зачумлённые деревца стелились по земле, как простая трава, роняя листья и слабые веточки, лишь бы сохранить жизнь, а дуб, уверовав в свою исключительность и величие, решил потягаться с ураганом на равных. Упёрся дубом, напрягся своим необъятным стволом, зашумел угрожающе кроной, строча по урагану пулемётной очередью зелёными желудями.
Только силы противостояния были явно неравны, и вместо того, чтобы вовремя уничижительно прогнуться (чего дубу не позволяла сделать его родословная, да и подкузьмила обыкновенная спесь), он под очередным беспощадным напором неистового урагана в одночасье грохнулся наземь, вывернув такой комель земли, что образовалась солидная воронка, как после взрыва артиллерийского снаряда.
Сумасбродный ураган порезвился душевно и основательно. Изогнутые деревья напоминали свисающую с ушей лапшу, всё на земле было закручено, как бельё в стиральной машине, но буян постепенно утихомирился, опять засветило солнышко, искалеченные деревья начали потихоньку выпрямлять свои изувеченные спины, и лишь самодовольный истукан лежал поверженным, подмяв под себя выпестованное им же „младое племя“.