Лекарь. Глава 2

Солнце озорно заглядывало в грязные окна комнатки, в которой остановился лекарь. Однако, если бы Зигфрид не стучал беспокойно клювом по стеклу, просясь на улицу, чтобы позавтракать, уставший путник так бы и не просыпался ещё очень долго. Натянув полумаску, он открыл окно. В лицо ему ударил свежий ветер, который, после душной ночи, показался ему глотком воды в жаркой пустыне. Ворон посмотрел в лицо хозяину, как бы спрашивая разрешения. «Вот хитрец, – подумал лекарь, – будто и не просился вовсе». Ворон, не заметив со стороны хозяина возражений, взмахнул крыльями, через мгновение заложил вираж и скрылся за углом здания.
Лекарь снова снял маску, хорошо умылся, оделся, проверил содержимое рюкзака, мысленно прикинув, что ему может пригодиться, отодвинул комод и стал ждать. Его карманные часы показывали, что минут через 15 должен прийти Фрэнк.
Время шло. Фрэнка всё не было. Лекарь уже успел свериться с записями в книге, что носил в своей сумке. Старая книга в чёрном кожаном переплёте была с ним везде. Во всех передрягах первое, что он спасал, была эта книга. В сотый раз перечитав пожелтевшие страницы почти в самом конце книги и не найдя ничего нового, он снова аккуратно убрал её в сумку.
Часы показывали четверть одиннадцатого. Путник не выдержал и решил спуститься вниз. Вдруг Фрэнк не знает, ключ от какой комнаты выиграл вчера тот странный парень в полумаске. Спустившись вниз, путник обнаружил совершенно пустой зал. Лишь бармен меланхолично и чуть угрюмо протирал стойку. Заметив нелюбимого постояльца (более нелюбимого, чем все остальные), он лишь чуть скосил на него глаза, но не более. Не «Доброе утро, сер», «Как спалось, приятель?». Путник усмехнулся своим мыслям. Да, такого он уж точно не ожидал бы тут услышать. Неспешно подойдя к стойке, лекарь сел на высокий стул. Бармен на мгновение перестал водить тряпкой туда-сюда, лишь размазывая старую грязь, но только затем, чтобы направить все свои усилия на въевшееся пятно прямо перед ним.
– Утро доброе, – решил заговорить первым лекарь. – Сколько я должен за ночлег?
Бармен посмотрел на него, изучающее прищурив глаза, борясь, видимо с жадностью и страхом перед револьвером, который сейчас был не виден под длинным плащом. Он секунду колебался, прикидывая, не обманывает ли его этот странный человек.
– Один золотой, – наконец-то сказал он.
Лекарь вынул из кармана золотой и положил его на стойку. Огромная тяжёлая ладонь тут же накрыла его, и он исчез в кармане грязных брюк бармена.
– Фрэнк не приходил? – поинтересовался путник, осматривая бар, предполагая, что Фрэнк мог и не уходить, а спать где-нибудь прямо тут, за столом.
– Нет, – буркнул бармен, всем своим видом как бы говоря: заплатил за ночлег – проваливай.
– А где я могу его найти в столь ранний час? – оставив без внимания тон бармена, спросил путник.
– У сестры, – всё тем же тоном ответил бармен, принявшись ещё тщательнее полировать стойку своими ручищами.
Колоссальных усилий стоило путнику подавить в себе желание ненароком отодвинуть плащ, оголив рукоять револьвера, дабы напомнить про вчерашний случай.
– А как я могу её найти? – медленно сквозь зубы проговорил путник.
Бармен посмотрел на него и, убедившись, что иначе от него не отстанут, быстро объяснил, как добраться до дома сестры Фрэнка.

На улице было ясно, и уже начинало припекать. Людей было мало – на это и рассчитывал лекарь, назначая именно это время. Все на работе, и никому нет до него дела. Красота. Он достал из кармана круглые солнцезащитные очки и надел их прямо поверх маски. Очки закрыли отверстия для глаз полностью, скрыв их ото всех своей зеркальной поверхностью.
Поднимаясь вверх по улице, мимо невысоких домиков и маленьких магазинчиков, приветливо улыбаясь редким прохожим, лекарь думал, какая чудная вещь эти очки. Люди почему-то в большинстве своём считают, что раз они не видят глаз человека, то и человек их не видит, наивно полагая, что он смотрит куда угодно, но только не на них. Поэтому они не стеснялись глазеть на него, как на какую-то диковинную зверушку на ярмарке, которая наверняка заезжает сюда раз в год.
Более того, люди считают его чуть ли не слепым и, опять-таки по непонятной причине, глухим. Что-то заложено в людях, из-за чего они считают всех слепых глухими, глухих – немыми, а тех в свою очередь слепыми. Поэтому они мало того, что тыкали в него пальцем, так ещё и не стеснялись обсуждать его внешний вид, когда оставались позади.
А лекарь продолжал идти, погружённый в свои мысли. Будь это любой другой случай, он бы даже не подумал идти искать этого человека. Просто расплатился бы за ночлег и пошёл дальше по пыльной дороге. Но лаванда. Лавандовая настойка была очень сильным лекарством и столь же дорогим. Поэтому им лечили только серьёзные болезни. Даже больше – только лавандовая настойка лечила одну очень редкую и тяжёлую болезнь. И все те, кого путник примечал в пути по запаху лаванды, лечили именно эту болезнь. О, да. Врачи научились её быстро определять и выписывать курс настойки. Но был один фокус. Один нюанс. Именно из-за него сейчас лекарь и шёл к сестре этого выпивохи. Дело в том, что лаванда отлично справлялась со своей задачей, но бывали случаи, когда курс не приносил нужных результатов. Недолго думая, врачи прописывали второй, более мощный, но у людей либо не хватало денег, либо больной умирал раньше, чем успевал пропить его. И тут-то врачи ошибались.
В мире лет двенадцать назад появилась новая болезнь. Симптомы, начальная стадия и протекание были идентичны. Но вот лаванда её не брала. Её вообще не брала ни одна из известных на сегодняшний день настоек. К тому же врачи так и не научились выявлять её и ничего о ней не знали. А он знал. И знал, как с ней бороться. Лишь бы не было слишком поздно. Если дать болезни развиться, она может стать заразной. У первого больного, которого он лечил, болезнь развивалась несколько месяцев, и он успел заразить всю семью. Хорошо, что лекарь успел вовремя, а то и до эпидемии не далеко было. Он называл эту болезнь новой чумой.
Но вот он прошёл мимо старой церквушки, за которой нужно было повернуть направо, потом пройти два дома, и он на месте. Быстро стряхнув с себя ворох воспоминаний, он настроился на предстоящее задание.

Почему-то лекарь рассчитывал увидеть обветшалую лачугу, но вместо неё перед ним оказался средних размеров дом. Он не был дворцом, но и на жильё бедняков не походил. Видимо, сестра Фрэнка была успешнее брата. Вероятно, думалось лекарю, она выгодно вышла замуж и всё, что от неё теперь требовалось – безукоризненно вести домашние дела. С этим она блестяще справлялась. Перед домом была ухоженная лужайка, под окнами клумбы с какими-то ярко-жёлтыми цветами. Лекарь прошёл по гравийной дорожке к двери и постучал.
С той стороны послышались тяжёлые спешные шаги, и дверь открыла полная растрёпанная женщина в простом домашнем платье и стареньком фартуке. Она вытерла руки о фартук и удивлённо уставилась на лекаря.
– Мне сказали, что я могу найти Фрэнка тут, – заговорил первым лекарь.
Женщина чуть склонила голову набок. Было видно, что она обдумывает последствия своего ответа.
– Я – врач, возможно, Фрэнк говорил Вам, что у нас назначена встреча, – решил помочь ей с выбором лекарь.
Женщина всплеснула руками, на лице её читалось облегчение, затем удивление и после ликование.
– Батюшки святы! А я думала, это он опять бредит по пьяни! Вы не стойте, проходите! – начала тараторить она, пропуская лекаря в прихожую и провожая по коридору в большую комнату. – Вы представляете? Вваливается среди ночи, орёт не своим голосом: «Я нашёл врача! Марк поправится! Я нашёл врача!» и сразу к бутылке. Ну, думаю, допился. Совсем с катушек съехал. Ан нет, вот и вы! Чудо! Вы точно ему поможете?
Лекарь терпеливо слушал весь этот словесный поток, пока они шли по коридору. В большой комнате было уютно, но без изысков. У ближней к двери стены стоял диван, на котором дрых (именно дрых, а не спал) Фрэнк.
– Вставай, бездельник! Врач пришёл! – сестра ударила брата по спине маленькой подушкой, которая лежала на кресле рядом.
Лекарь решил не говорить, что это Фрэнк должен был прийти к нему, а не наоборот. Столь радикальный способ разбудить его не принёс ожидаемого результата. Фрэнк что-то промычал и перевернулся на другой бок. Лекарь решил не тратить зря времени и попросил проводить его к больному.
Женщина, которая представилась Анной, провела его наверх по неширокой лестнице.
В комнате, где лежал больной мальчик, было темно и прохладно. Вокруг кровати стояли всякие склянки, миски. Пахло смесью лекарственных настоек и домашней еды. Запаха пота или уксуса не было, значит, жара уже давно нет. Лекарь отметил про себя, что за мальчиком хорошо ухаживали. Язвочки по всему телу были профессионально смазаны заживляющей мазью, которая, как знал лекарь, в готовом виде нигде не продаётся.
– А кто делал мазь? – поинтересовался он у Анны.
– Моя дочь – Патриция, – в голосе прозвучали нотки беспокойства, и лекарь поспешил успокоить Анну.
– Мазь прекрасна. Передайте Патриции мои комплименты.
– Да Вы и сами её можете увидеть, – успокоившись, сказала Анна. – Она пошла в церковь, молиться за брата. Скоро вернётся.
Лекарь осмотрел бутылки из-под лекарств на тумбочке у кровати.
«Ага. Вот и лаванда. Раз, два, три…»
– А где четвёртая бутылка? – взволнованно спросил он Анны.
– Этот оболтус купил только три. Видите ли, не хватило ему! Всё ему хватило! Сидеть ночами напролёт в баре ему хватает, а на родного сына не хватает. И всегда одно и то же: «Анна! Мой сын болен! Я так несчастлив! Оставь меня!», – начала она вновь передразнивать брата.
« Это плохо. Очень плохо, – думал про себя лекарь, - в лучшем случае это не новая чума. Тогда мне просто нечего тут делать, все проблемы решаться после четвёртой бутылки. В худшем же болезнь может быть в очень запущенном состоянии».
Он покосился на Анну, пытаясь выявить в ней малейшие признаки заражения. Но она выглядела здоровой, и лекарь почти успокоился. Возможно, ему и не придётся сегодня много работать. Если это не новая чума, то он быстро с ней справится и пойдёт дальше.
Всё это время мальчик спал. Да, болезнь высасывала из него жизнь. Он был бледный, даже чуть зеленоватый. Глаза глубоко впали, кожа натянулась на скулах, дыхание частое.
– Анна, закройте окна во всём доме. Я начну через пару минут.
Анна закивала и с лёгким недоумением на лице побежала исполнять просьбу лекаря.
Когда в комнате остались только он и мальчик, лекарь поставил свою походную сумку на кровать в ногах у мальчика и достал из неё книгу. Пролистав её немного, он вынул лист бумаги, сложенный вчетверо, служивший закладкой. Лекарь развернул его и положил рядом с мальчиком на уровне груди. Затем он высыпал содержимое мешочка, висевшего у него на ремне, на этот лист. Лист был весь исписан непонятными, отчасти даже лекарю, символами. В центре была нарисована большая, почти на весь лист, пентаграмма. Лекарь начал неспешно расставлять небольшие предметы по местам, которые были известны ему одному. Фигурку человека он положил в самом центре.
Когда все приготовления были завершены, он почувствовал, что кто-то стоит у него за спиной и наблюдает. Он чуть заметно повернул голову и увидел в дверном проёме дивное создание. Девушка лет семнадцати. Её густые рыжие волосы, заплетённую в тугую косу, доставали почти до поясницы. Лицо, покрытое озорными веснушками, было одновременно детским и, в то же время, каким-то по-взрослому серьёзным, сильным. Она была высокая, наверное, ростом с лекаря, а ему нечасто доводилось встретить человека, с которым бы он общался снизу вверх. Девушка стояла, прислонившись к косяку двери, скрестив на груди руки. Никакой застенчивости, робости перед малознакомым мужчиной в чудаковатом наряде. Интерес. Вот что читалось у неё на лице. Интерес, но с неким стальным азартным блеском в её изумрудных глазах.
– Ты, должно быть, Патриция? – спросил лекарь, не поворачиваясь и проверяя все ещё раз.
Девушка молчала.
– У тебя хорошо получается заботиться о брате. Ты где-то училась медицине? – продолжил лекарь, поворачиваясь к ней.
– Нет, нигде, – строго ответила девушка.
Лекарь поймал на себе её оценивающий взгляд.
– Ты мне не доверяешь?
Патриция не успела ответить. Сзади подбежала Анна и снова начала о чём-то болтать. Её монолог начался с фразы: «О, смотрю, вы уже познакомились!»
Лекарь решил, что лучше поскорее начать. Он повернулся к женщинам спиной, встал на колени перед кроватью больного, и положил между собой и листом с символами книгу, раскрытую на той странице, где лежал лист. Затем она протянул руки вперёд так, что его ладони были сантиметрах в двадцати от листа. И принялся негромко читать текст из книги. Делал он это скорее в силу привычки, некой традиции – на самом деле он мог бы прочесть этот текст даже если бы его разбудили среди ночи. Пожалуй, он знал этот текст лучше всех подобных ему лекарей. Но всё равно он внимательно читал каждое слово. Когда текст заканчивался, он начинал читать его заново. Снова и снова. Сзади, изумлённо глядя на него, стояли мать и дочь. Патриция прижалась к косяку двери, а мать к ней. Голос лекаря становился громче, руки начали подрагивать от напряжения. Вдруг полумрак комнаты озарила яркая вспышка. Молния выстрелила из руки лекаря и ударилась в один из металлических конусов, затем из второй рукой молния устремилась к другому. Анна взвизгнула и выбежала из комнаты. А Патриция наоборот, заворожённая этим зрелищем, подошла на пару шагов к лекарю. Вскоре десятки молний плясали под руками лекаря, выстреливая во все предметы на листе и перескакивая с одного на другой. Патриция перевал взгляд на брата. Того била сперва мелкая дрожь, но вскоре она переросла в припадочные судороги. Девушка закрыла рот руками, чтобы не вскрикнуть. Ей стало очень страшно за брата.
Лекарь не мог ничего понять. Никогда прежде эта процедура не была такой мучительной. Болезнь всячески сопротивлялась, упрямилась. Не желала покидать тело мальчика. Лекарь был сильно вымотан, силы стремительно покидали его. Из-под маски начали появляться капли пота.
– Пат-риция! – еле выдавил он из себя. Каждое слово, каждый вдох давался ему с трудом. Казалось, что он пытался удержать на краю пропасти, хватаясь кончиками пальцев за маленький выступ в твёрдой острой горной породе. – Патриция! Срочно принеси таз с горячей водой и острый нож!
Голос лекаря такой хриплый и уставший, но в то же время полный силы и энергии, вывел девушку из ступора, и та бросилась вниз исполнять его поручение. Она сбежала вниз по лестнице, мимо зала, где храпел дядя, мимо спальни, где за кроватью пряталась мать, на кухню. Трясущимися руками с третей попытки зажгла спичку, развела огонь под котлом, в котором обычно грели воду для мытья и побежала искать самый острый нож, который был в доме. Порывшись в ящике со столовыми приборами, она нашла старый отцовский нож, с которым он ходил на охоту. Тут же сотни острых игл воспоминания пронзили её сердце, но она отбросила все дурные мысли, отгородилась от них щитом и вернулась к котлу. Вода всё никак не нагревалась. Патриция начала бегать вокруг него в поисках дров, но все дрова были во дворе за домом, и ей почему-то казалось, что если она выйдет из дома сейчас, случится что-то страшное.
Когда на поверхности воды, наконец, начали появляться маленькие пузырьки, Патриция схватила котёл за ручку одной рукой и побежала наверх.
Лекарь всё так же стоял на коленях перед кроватью, руки его были согнуты, локтями он упирался в кровать, а от ладоней всё так же стреляли молнии.
– Вот. Я принесла воду! – выпалила Патриция, подбегая к кровати.
– Сделай надрез на руке у брата, глубокий, и положи её в воду, – еле выдавил из себя лекарь. Голос его был хриплый и еле слышный.
– Что?!
– Делай, как я говорю! – голос стал ледяной, видно было, что лекарь не приемлет споров. – Болезнь слишком глубоко, мне не справиться – нужно пустить кровь. Делай!
Патриция на ватных ногах подошла к брату, который теперь лежал неподвижно, лишь изредка вздрагивая. Не веря, что она это делает, взяла его за левую руку и подняла её с кровати. Она посмотрела брату в лицо, измождённое долгой болезнью и покрытое потом, будто от жара, затем на лекаря, который из последних сил сражался с болезнью. И вдруг у неё в голове что-то щёлкнуло. Он отчётливо поняла, что нужно сделать и что это действительно нужно сделать. Она поняла, что лекарю можно и даже нужно верить. Её подсознание, которое руководило ей, когда она делала лечебную мазь, растирала тело брата раствором и поила его настойкой лаванды, точно подсказало, что нужно сделать. Уверенным движением она полоснула ножом по руке брата чуть ниже локтя. Кровь прыснула на её белое платье, в котором она пришла со службы. Не обращая внимания, девушка подставила тазик под руку брата и опустила её туда. Кровь причудливыми завитками начала расплываться по поверхности воды. Напряжённую тишину в комнате разрезал дикий крик лекаря.
Почувствовав, что болезнь отпрянула назад, дрогнула, сжалась в озлобленный комок, лекарь усилил напор и закричал, что есть сил. Он знал, что осталось совсем чуть-чуть, но это «чуть-чуть» надо было ещё выдержать. Никогда прежде схватка не была такой долгой и напряжённой. Про то, что можно ослабить болезнь, пустив кровь, не говорилась ни в одном фолианте, десятки которых он прочитал за свою жизнь. Но это помогло.
Лекарь дожимал её. Давил из последних сил. И через пару мгновений болезнь сдалась. Наконец он смог расслабиться. Обессиленный он рухнул на кровать и сполз на пол. Он потерял слишком много сил.
– Наложи брату жгут, – чуть слышно прошептал он прежде, чем отключиться.