Солнечный удар

Долгожданный летный отдых с сыном, то есть в полной свободе без жены, совершенно неожиданно оказался на гране срыва.

За всю свою трудовую деятельность я ни разу не отдыхал летом в государственных учреждениях, то есть в санаториях или пансионатах, которые существовали в СССР, путевки для отдыха в которых распределялись через профсоюзные организации.

В то время Армения жила в военных условиях. Пансионат на северном побережье Озера Севан  находился на 100 км от эпицентра военных действий, и поэтому путевки были свободные. Высоцкий  бы сказал: «В который не заманят и награды»…

После снятия ЭКГ меня долго и с озабоченным видом осмотрела кардиолог заводской поликлиники – весьма привлекательная молодая аппетитная девочка. Я обратил внимание на ее чересчур длинные и ухоженные ногти, изумляясь и задаваясь вопросом, а кто же у них дома стирает, варит и готовит?

Как потом узнал, я был очевидцем и наблюдателем первых образцов искусственно наращенных ногтей.

Вердикт кардиолога - этой неопытной девчонки был убийственным и ошеломляющим:
- Вы совсем недавно перенесли инфаркт миокарды и этот процесс еще продолжается. Вас надо срочно госпитализировать.

- Побойтесь бога, врач,- слегка заикаясь и задыхаясь от одышки, пробормотал я,- я же себя великолепно чувствую и сюда зашел потому, что положено собрать массу бумаг, чтобы получить путевку.

-Как Вы можете так легкомысленно относиться к своему здоровью. Да еще и Севан, 2000 метров над уровнем моря. Там здоровый человек не выдержит, а Вы со своим инфарктом...

Каких  только мытарств  и хитрых ходов я не придумывал, чтобы преодолеть учиненные мне преграды этого кардиолога. Тогда я впервые серьезно задумывался над проблемой, как обозначить это явление? Это скорее подпадает под статью «Дурак с инициативой». Но я бы предпочел это обозначить как капризы и выпендрежи самодуры.

Как потом оказалось, будучи никудышной студенткой с троечным дипломом, эта самодура,  по великому блату устроилась в нашу заводскую поликлинику и я, как и следовало ожидать, оказался ее первым пациентом.

Я вообще отличаюсь редким качеством всегда быть на острие событий и прожить жизнь предельно напряженно даже в самых безмятежных и  не предвещающих беду обстоятельствах.
 
Пришлось обратиться в поликлинику ЦК КПСС Армении и принести оттуда справку, что я вполне здоров. После крупного скандала с главным врачом заводской  поликлиники, я подписал бумагу и взял  всю ответственность на себя (если что, во всем винить покойного).
 
Наконец, я получил  медицинскую справку, что давала возможность мне с сыном выбраться из знойной жары Еревана и наслаждаться прохладным горным воздухом под шум прибоя и крика чаек…

Как это свойственно армянской ментальности, для создания уютной компании потребовался всего один вечер. Такому благоприятному стечению событий способствовало отсутствие моей жены,  которая не вносила свои ценные коррективы и не управляла нашей жизнью. Сознание такой беспредельной свободы придавало мне и особенно сыну некоторое чувство  невесомости, преходящее в состояние свободного порхания.

Я с мужиками находился в перманентном состоянии празднования, сопровождающегося  игрой в азартные игры (в основном покер).

Вскоре мои способности зажигать компанию и устроить праздник души были замечены местным персоналом.

…Через пару дней, особо оценив мой «талант», мне с утра пораньше завтрак подавали на палубе прогулочной лодки, в течение которого, в окружении нескольких местных ребят из обслуживающего персонала пансионата, во главе с его руководителем, отдаляясь от берега,  я громко декларировал стихи про любовь и сопровождая это пением песен тоже про любовь и сочетал это тостами про любовь, выпивая при этом с ними водку.

Больше всех восторгался мой восьмилетний сын, который ощутив себя полновластным хозяином местности, сидел на месте гребца и с достоинством и медленно водил нас по волнам…

В народе говорят, что много счастья не бывает.

Вся ночь прошла в кошмаре. У меня были галлюцинации, закрывал глаза, а передо мною как фейерверк, кружились яркие искры. Тошнило, и были признаки отравления. Глаза слезились, в горле першило так, как бывает при острой ангине.

К утру, температура поднялась. Руководство пансионата было в замешательстве…
- Солнечный удар,- медленно и без колебаний диагностировала медсестра, которая первая пришла мне на помощь.

- Слишком знакомые симптомы, чтобы еще и колебаться. Почти каждый четвертый отдыхающий на третий или четвертый день получает такой удар.

Мне как будто стало легче от мысли, что это не простуда и не отравление. Подумаешь, солнечный удар.

Но жалко было времени. Необъятная свобода, вот вокруг тебя, а она уплывает и уходит как мелкий песок сквозь пальцы…

В наш блок поселилась семья, муж с женой и мальчик возраста моего сына.
Это было спасением для меня, так как мой сосед - Юра оказался отличным и заботливым отцом. Он заботился и следил и за моим сыном тоже.

Пока я лежал и лечился, Юра, как хозяин, заходил к нам, приносил лекарства и пищу. Иногда сидел, беседовал.

У меня была хандра и она усугублялась тем, что я не мог читать, хотя книг брал я с собой предостаточно. Очень болели глаза.

Как только  в горле стало легче от тоски или от скуки вдруг мое нутро потянуло мне на такую грустную струну, что не знаю, как, но я запел армянскую народную песню «Только бы мама не узнала о моей смерти»…
 
 
Для армяноязычного читателя нет смысла передать всю трагичность содержания, но для русскоговорящего читателя есть необходимость перевести хотя бы последний куплет…

Пусть волки
Загрызут мое сердце,
Только бы моя мама
Не узнала о моей смерти…

Я с трудом закончил последние ноты, ибо мой голос захлебнулся в собственных слезах.
 
Кажется, я заснул, когда ко мне зашел Юра и присев на постели тихо спросил, как самочувствие?

Вопрос был дежурный, ничего не значивший, поэтому, не дождавшись, когда я так же отвечу дежурной фразой:- ничего, спасибо,- сразу перешел к своей теме.

- Дорогой, у меня к тебе несколько странная просьба. Ты знаешь, что мы здесь с женой и с сыном. Жена очень плохо переносит перемену климата и высоты. Практически с первого же дня лежит в пастели. Хандра.

Сделав некоторую пауза, вдыхая большой объем воздуха перед тем, как выдать сложную фразу, Юра продолжил:

- Сегодня с женой случилось, как она признается, нечто невероятное. Послушав твою песню она почувствовала потоки каких - то теплых волн по всему телу и она ожила. Даже находится в некотором возбуждении. Она говорит, что твоя песня ее вылечила.

-Юра! Мне очень приятно слушать столь высокую оценку моего вокала при таком воспаленном горле. Но я не понимаю, ты это к чему? Что ты хочешь?

- Жена просит пригласить тебя к нам, на чай и чтобы ты спел что-либо еще. Она уверена, что слышать и лицезреть певца одновременно, будет иметь более сильный лечебный эффект…

Все остальные дни отдыха в пансионате, я и сын практически неразлучно проводили в компании с Юрой и его семьей.

 Она была бледной и весьма миловидной женщиной с  болезненной внешностью.
В ее поведении меня раздражала ее строптивость и капризность, что отчасти, усугублялось чересчур чутким отношением ее мужа. Он делал все, чтобы ей угождать и исполнять все ее капризы и прихоти.

-Юра, почему у тебя в семье вы с женой поменялись местами? Глядя на ее капризное поведение, я удивляюсь, как она согласилась рожать тебе сына. Это же хлопотно и больно, не говоря, что рискованно,-  устав созерцать на строптивое  поведение этой дамы, переходящая грань приличия и превратившуюся в издевательство над Юрой, в сердцах поинтересовался я у Юры.

-Дорогой мой человек. Я тебя умоляю, относись ко всему с пониманием. Да, глядя на наши обычные армянские семьи, моя кажется уродливой. Да, я согласен, я во всем виноват, так как позволил моей жене так себя вести.

Юра сделал паузу, а я не хотел рассеять его концентрацию и терпеливо ждал, когда он продолжит разговор.

- В молодости я влюбился и был без ума от нее. Она меня не любила. У нее была безответная  любовь и горькое разочарование. Именно в эти тяжелые для нее дни мы встретились, и как-то повелось так, что она потерпевшая и страдающая. А я все время ее утешаю. Потом это стало обыденностью и привычкой. Когда она согласилась стать моей женой, была поставлена задача, что она позволяет мне ее любить и делить с ней пастель. Согласилась даже родить ребенка, за что я ее боготворю, как богиню. Но есть условие. Я никогда не буду вмешиваться в ее личную жизнь или обсуждать с ней ее поступки. Вот потому и она так живет, независимой жизнью.

Юра опять сделал паузу, надеясь, что я не дам ему унижаться настолько, что бы ему меня попросить  ухаживать за его женой.

Я  догадывался, к чему ведется этот разговор, но всячески старался не сосредоточиться над этой бредовой мыслю. Хотя дилемма с интригой сохранилась. Юре все труднее было переходить на конкретную тему, но и я не хотел верить, что возможен такой вариант.
 
Наконец не выдержали Юрины нервы и он, стараясь быть сдержанным,  предложил мне ухаживать за ее женой, так как это является ее волей.

За три дня плотного семейного общения я уже догадывался, можно сказать, что ощущал плотный прессинг с ее стороны и  ощущал ее симпатию ко мне. Однако, что это будет преподнесено именно так, все равно было несколько неожиданно…

Наши взаимоотношения ограничивались интимными беседами во время прогулок.

Говорил я о поэзии, живописи, театре и о  кинематографии. Я ей рассказывал о своих любимых авторах. Много было обсуждений и споров вокруг трактовки Библии, особенно при трактовке Нового Завета.

Не скажу, что была полной дурой, но все же базовые знания были весьма скромные. Так что наши беседы можно отнести к рангу уроков для ликвидации безграмотности.

Хотя, по ее признаниям, всякие разговоры со мной, на любые темы ей доставляли неописуемые приятные ощущения. Даже признавалась, что еще никогда не была настолько счастливой.

Естественно, что при таком трепетном восприятии моего присутствия рядом с собой, не могли в ней не вызвать необходимость испытать более острые ощущения, что выражалось нежными и ласковыми прижиманием во время прогулок, когда она практически ходила со мной почти что в обнимку.

Опередив любопытного читателя спешу ответить, что отвращение к ней я не испытывал. Любой мужчина лишний раз не откажет себя ощущать свое превосходство и услышать, как его хвалят.

Мне несколько не удобно об этом признаться, но получилось так, что я позволял ей меня любить, выражая свои чувства восторгом от общения и позволяя ее легкие эротические соприкосновения.

Не надо забывать, что это все происходила на глазах всех отдыхающих и наших малолетних детей…

…Она сидела рядом со мной, плечом прижавшись ко мне. Наши друзья, как будто привыкли к такому «аморальному» общению армянской женщины с посторонним мужчиной в присутствии своего мужа. Хотя  она постоянно пыталась заверить присутствующих, что меня никак нельзя рассматривать как постороннего, так как ей кажется, что она меня знает всю свою жизнь и удивляется, как она могла до этого жить без меня, без общения со мной…
 
В очередной раз мы собрались за столом, чтобы слушать мои беседы, непонятно о чем, так как они развивались спонтанно, при беседе, как результат моей реакции от некоторой ассоциации…

Мой сын в это время со своими друзьями где-то в речке ловили рыбу.
 
Я был весь поглощен беседой, а рядом сидела она прижавшись ко мне. На ее плечах была моя куртка.
 
Естественно, что я не заметил, как рядом со мною встали моя жена и моя сестра.

Племянник, который их привез на машине из Еревана, видимо предчувствуя бурю или скандал, стоял на стороне и с любопытством наблюдал за тем, что будет дальше?

Слава богу, моя жена на публике умеет себя достойно держать.
 
Вежливо поздоровавшись и пожелав нам приятного аппетита,  с нарочитой скромностью спросила, а где мой сын?

Мой ответ поверг в шок не только мою жену и сестру.

-Откуда я знаю. Где-то наверно гуляет.

Моя сестра чуть не упала в обморок и истерично кричала, чтобы мы немедленно отыскали ее племянника (его мы назвали в честь нашего отца, поэтому мой сын в нашей семье воспринимается как идол), чтобы он  сейчас же был  представлен ей.

Через 15 минут поисков, которые взялась осуществить наша шальная компания, недовольно прерывая наше приятное общение (разве что из-за уважения ко мне), наш сын был представлен к моей жене и сестре. Все отдыхающие, которые каким - то образом узнали о скандале, высунулись и зависли на балконах и оказались очевидцами новой трагикомедии.

Внешний вид моего сына не мог оставить равнодушным любого черствого человека.
В таком виде сын смог бы без всякого грима сыграть роль Гекльберри Финна в спектакле Марка Твена «Приключения Тома Сойера». Вместо пояса его брюки держались на похудевшей талии алюминиевой проволокой. Штаны были приподняты до колен, ниже которых голые ноги, которые не были видны из-за грязи. Рубашка вся в грязи. Лицо тоже.

Сестра обняла сына и стала плакать, с возгласами, о, боже мой. Как такое могло случиться? Жена при этом была более сдержанной.

Мою сестру можно было понять. Мой сын находился под пристальным контролем трех женщин: моя теща, жена и сестра. Он был образцовым мальчиком, как по поведению, так и по одежде…

И не случайно, что до сих пор, спустя 20 лет, он признается, что эти дни для него останутся самыми счастливыми, переполненные чувством ощущения безграничной свободы…

Следующее утро весь пансионат обсуждал скандальную историю о моем разоблачении.

С женой разговор был в основном по поводу моего разгульного поведения, что привело к безрадостной внешности нашего сына. Её совсем не интересовало, что при этом два человека, я и наш сын, в течении 12 дней испытали неописуемые чувства свободы и радости от того, что жили своими инстинктами, и не мучили себя вопросами, а как я выгляжу при этом?
 
В присутствии моей жены наши отношения с семьей соседей, естественно, стали более сдержанными. Наш сын по-прежнему стал примерно и аккуратно одетым.
 
Прощаясь с Юрой и с его женой мы обменялись телефонами и дали друг - другу заверения, что в Ереване обязательно встретимся.

Потом в Армении начались самые мрачные дни всеобщего холода и голода. Блокада привела к полной дестабилизации экономики.
 
Обнищание людей и отсутствие средств передвижения привели к тому, что люди переставали ходить даже на похороны друзей и знакомых.

Жизнь в Армении стала не возможной и каждый, кто имел хоть некоторый вариант перебраться в Россию или еще куда, уезжали, оставляя свои дома и квартиры, тем самым, оставляя слабую надежду на возвращение…

Вскоре и моя семья покинула Армению.

У меня никаких сведений не было  о том, как далее жили Юра со своей семьей...

...Я нечасто возвращаюсь к этой истории, так как она мне не очень приятная.

И до сих пор не пойму, почему этот эпизод жизни я вспоминаю с раздражением.

Мне тяжело еще раз пережить унижения Юры. Может быть, надо было послать Юру со своей женой подальше, чтобы они не лезли в мою душу и не устроили это шоу с мои участием.

Однако, стараясь обелить себя и оправдать  свои поступки, я утешаю себя тем, и очень хочу  верить, что я действительно для этой женщины оказался тем, как она уверяла мне, спасательным кругом, без которого она задохнулась бы…

Достоевский в своих альтруистических рассуждениях  предпочитает покой и счастье одного ребенка при сравнении с любой революцией.

А то, о чем я рассказал, в результате чего, как я хочу в это верить, одна женщина себя почувствовала настоящей и счастливой, может быть оправданием моих поступков?

До сих пор мне не удается решить для себя терзающий мою душу вопрос: - могу ли  я впредь,   вспоминая эти события, раскрепоститься и отбросить чувство несовершенной вины, и ощущать некоторое облегчение от совершенного доброго и позитивного поступка?

Вот так и живу с чувством вины за несовершенный мой грех…

Уверяю Вас, мой читатель, не простое это дело так жить и страдать…

22.12.12