Губернские университеты

               
                СУХОЙ ЗАКОН

В 1985-м генсек Горбачёв заявил неслыханное: перестройка, ускорение! Патриоты ответили: есть! Началась новая эпоха. Первая её глава - телемост «Москва – Вашингтон», где русская баба крикнула на весь мир: в СССР секса нет! Патриоты опешили, растерялись. А компартия поправила бабу: Советский Союз – страна без пьянства! Патриоты побежали впереди паровоза. Вырубили, вытоптали виноградники и взялись за лечение народа. Коммунистам-патриотам помогали активисты-комсомольцы – они стучали на своих. Самые дальновидные учились на юридическом факультете.
  Там под колёса паровоза чуть бы ло не угодил бедолага из активистов. Когда в общежитие ворвались его факультетские друзья, он вечеровал в своей комнате с любимой невестой. Жених развалился на кровати и потягивал «Клинское», невеста сидела у него в ногах, и оба смотрели телевизор. В эти минуты их «застукали». Позор, заключили друзья, пьянство и бордель на четвёртом курсе.
  Об ужасном ЧП разнесли по факультету. Активисты загнали курс на комсомольское собрание. Аудиторию сотрясало от гнева:
  - Бутылки в общежитии юридического факультета – какое варварство!
  - Мы возмущены!
  - И, подлец, что он мог бы сотворить с девушкой, если бы выпил вторую?
  - Возможно, уже выпил, сотворил и заставил её молчать и улыбаться?
  - Раз он пьёт пиво, он способен на всё.
  - Генеральная линия партии о трезвом советском обществе - для тебя пустой звук? И после этого ты юрист?
  - А ведь девушке нет двадцати одного года, ей только через три месяца исполнится двадцать один, ей, будущей матери, нельзя и нюхать пробку.
  - Вы позорите, молодой человек, звание советского солдата-запасника и звание советского студента-юриста. Но вы, юная леди, как вы могли? Общежитие – не притон, мы будем искоренять алкоголь и разврат. И обязательно искореним.
  Этих двоих осудили все присутствующие, а потом встал главный комсомолец факультета и сообщил, что открытым голосованием осудил и весь факультет, чем вызвал овации товарищей. Приговор был суров: аморально. Их «наказали условно», до первого замечания. Партия и комсомол честны и великодушны.
  - На сей раз простим.
  Комсомольцы вскакивали с мест: да, раньше грешили, бывало такое, заблуждались, но сейчас прозрели, уличив наглецов. Те прилюдно каялись и благодарили друзей-комсомольцев и преподавателей-коммунистов. Сто пятьдесят пар глаз горели злорадством и лицемерием. Самый воинствующий дед из Политбюро удивился бы, побывав на том комсомольском собрании. А жениху и невесте предстояло каяться и на партийном активе.
  Вечером в общежитии было темно и тихо – пили не зажигая света и беседовали шёпотом. Активисты смеялись в жилетку, Облако в штанах ликовало. Студенты прозвали Облаком в штанах заместителя декана за его безобразную полноту и неглаженые брюки, но больше за лицемерие. Его ненавидели и перед ним заискивали.
  - Если бы у нас цвёл виноград, он первым бросил бы клич и первым взял бы топор, - говорили о нём вполголоса.
  - Но сначала оглянулся бы: видят ли меня, отметят ли в газетах мою страстную любовь к закону и верность партии, - язвили смельчаки и замолкали при его появлении.
  …В студенческом кафе отмечали свадьбу. Не  эти – другие. Молодожёны не числились ни в активистах, ни в блатных, ни в медалистах, но среди гостей могли быть провокаторы. Даже в посуду из-под сока не решились набулькать водку. И в чайниках на стол подали не вино, а какао. Тамада пытался веселить светское общество, свидетель обещал набить ему репу. Застолье походило на поминки. А жених с ближайшими друзьями зачастил в туалет. Когда их стало шатать, к унитазам рванули все парни. Дивчины держались стойко, но недолго. Из туалета перешли в подсобку, а дежурным приставили отца невесты. Тот наливал каждому с шёпотом: «Не болтай на людях, прокурор». Кому-то надоело бегать туда-сюда, и водка появилась на столе. Сперва в чайниках, следом в бутылках. На опасность плюнули, гостям захотелось танцевать. Тамаду прогнали: он был даром не нужен. Гулянка по-русски удалась – иные ребята уронили носы в винегрет. Отец невесты готовился порвать их на куски: «Какие прокуроры? Свиньи. Ты погляди, как они нажрались на дармовщину».
  …На свой день рождения Андрей выудил у барыг всё, что надо. Активисты ослабили вожжи, и рядовые глушили стаканами «Пшеничную», запивали «Жигулёвским». Ёрш возбудил бойцовский дух, русские витязи пошли на таран с монголами. В общежитии юрфака советских и монгольских студентов селили вместе: в четырехместках двое на двое, в двухместках один на один. Даже активисты не могли отделаться. Это не радовало, но люди мирились и вполне дружили. Монголы не бегали от советского сухого закона, они загуливали чаще. Что произошло в тот вечер – никто не помнил. Похихикали наутро и опять забыли. Но история всплыла. Активисты донесли, Облако в штанах воскликнуло: международный скандал. Андрея назначили заводилой. Сообщили монгольскому консулу, созвали партийный актив. На разговор по душам в общежитие явился комсомольский вожак факультета - законченный пьяница. Ему дали понять: если он не уйдёт – помогут уйти. Хлопец сбежал.
   Андрей повесил голову: на юридическом ему не учиться. Выгонят. Ходить на их фальшивые сборища?.. А монголов жаль – они смотрелись виноватыми… И перед родителями стыдно. Допекали же соседи отца: кому, чем заплатил он за сыновье поступление? Рыбой? Валютой? Отец и не знал, что такое - валюта. И вдруг сын привезёт повод для соседской радости: не хватило мозгов бедняге. Ишь ты, лепёшка сунулась во калашный ряд – в прокуроры, в люди…
  Но самое горькое – Андрей потерял девушку Элю. Она активистка, но не лицемерка. Вечный двигатель, её большие синие очи пылали творческим огнём. Как-то раз она вытащила его на сцену - он играл своё соло на гитаре. Волновался так, что темнело в глазах, а она вытирала пот с его лица. Вместе они надели повязки ДНД, Андрея обозвали на улице ментом позорным. «Не отвечай. Я с тобой», - шепнула Эля и нежно взяла его под руку. Она умела сказать ему лучшие на свете слова. Но любовь жестоко оборвалась…
  Назло Эле и судьбе Андрей женился на другой девушке - Наташе. Их семейная жизнь не заладилась  -  тёща мечтала о зяте-прокуроре, зачем ей студент-неудачник?
  …А студент терял счастье за счастьем. Но поступив на филологический, он скоро обнаружил, что нашёл себя на всю жизнь, вовремя перепрыгнул на свои рельсы…
             
               
             
               КУРСОВЫЕ РАБОТЫ

Все собрались у Михея в общежитии филфака. Речь зашла о курсовых работах.
  - Ты расскажи нам о твоём достижении, - попросил Михей юриста Максима.
  - О достижении? О каком? Моя тема - «КПСС - ядро советской политической системы».
  - Я не о политике. Ты легче всех отделался. Как?
  - Меня надоумили: иди вон к той молодой. Мигом отстреляешься. Она не зануда, она ещё не заматерела. Я и ушёл к ней. И там меня поняли. Иные записались к профессорам, по шестому разу ходят. Скулят в ярости. Зачем добровольно усложнять себе жизнь?
  - А ты с какой попытки?
  - Со второй. А как нашёл тему? На субботнике моя группа чистила архив курсовых работ. Там я и выбрал. Но переписал собственной рукой, а один наш сунул ей старую. Поменял титульный лист и сунул.
  - И сработало?
  - Он ей цветы, конфеты. А я пустой. Прихожу на консультацию, она мне: вы неплохо потрудились, надо лишь немного доработать. Я сделала на полях пометки, замечания, есть и вопросы. Подумайте над вопросами с научной точки зрения, и всё ляжет в порядок… Я заглянул в свою «работу» – через каждую страницу поправки зелёным цветом. А исправлять совсем не хочется. Протянул неделю, потом списал чистенько все правленные листы и вставил их на свои места.
  - Врёшь…
  -  Ну, изменил кое-что и отдал ей. Она пожурила: долго, мол, работали. Дел навалилось, сказал я: одно-другое, пятое-десятое. Понимаю, говорит, первый курс – тяжёлый.  Я и не буду вас томить, приходите послезавтра. Вот такое достижение - я получил «отлично».
  - Она хоть читала?
  - Ещё бы. Вижу, мол, на этот раз вы поработали вдумчиво. Тема ваша сложная, многогранная, ответственная. И вы справились почти блестяще. Я даже обиделся: «почти». Нужны они им триста раз, наши курсовые. Она молодая, незамужняя, а тут мой «труд» под рукой. Поставить оценку и забыть. Никто не в обиде.
  Выкурили по сигарете за курсовую Максима.
  - А у тебя как, Михеич? – юристы и филологи ждали хохмы.
  - Таперича не то, что давеча, - брякнул тот.
  Максим рассмеялся, а Михеич добавил:
  - Если не можешь поднять потолок – опускай плинтус.
  - Бросаешь?
  - Её - да, бросил.
  - Ты же восхищался ей, - вспомнил Максим.
  - Восхищался. Но она очень умная.
  - С такими женщинами приятно иметь дело.
  - Приятно, если она не твой научный руководитель. Мои уже обмыли свои курсовые, а я только понял: влип по уши.
  - А какая тема?
  - «Диалекты народов Прибайкалья».
  - Твоё! У тебя бабка оттуда.
  - Ты же помнишь, я гостил там на зимних каникулах? Меня поили брагой, и я записывал частушки, редкие словечки, поговорки, скороговорки, анекдоты.
  - И правильно…
  - Да она по этой теме кандидатскую защитила, нацелилась на докторскую. Лет десять ездит по дальним деревням. И бурятские, и эвенкийские, и русские диалекты и фольклор изучает. Говорят, даже пляшет под них.
  - Вы не сошлись?
  - Моя мазня для неё – детский лепет.
  - Так и сказала?
  - Намекнула. Как твоя тебе: я сделала вам пометки между строк, поработайте над ними серьёзно, я прочитаю и посоветую, затем вы доработаете, переработаете и можно будет сказать: одна часть почти готова. - Как так: почти? - спрашиваю. - О боевой готовности мы поговорим только в полном контексте, когда вы сделаете черновой вариант всей работы. Думаю, эту вашу часть следует отнести ко второй. Какая, на мой взгляд, должна быть первой, я скажу после совместной доработки черновика. Для начала, полагаю, вы написали неплохо. И мне кажется, вы задумали актуальное научное исследование. Впрочем, данная глава может оказаться и не второй, а третьей или четвёртой  -  смотря какую концепцию вы построите при дальнейшей работе. - То есть смотря что взбредёт мне в голову? - думал, что рассмешу её, но она оскорбилась. Я и забыл, что лезу в дело всей её жизни. А что, занимались же другие учёные проблемой фонематичности русского "щ", и ничего, писали диссертации и жили неплохо. - Я хотел сказать, - поправился я перед ней, - что деревья умирают стоя. Да, позвольте задать вам острый научный вопрос: сколько частей и глав должно войти в моё исследование? - Думаю, четыре-пять плюс вступление и послесловие… - Плюс заключение, предисловие, эпилог, эпиграф, - подхватил я…
  Максим захохотал, остальные тоже.
  - Ну, Михеич... И что было дальше?
  - Я сказал ей: по моему алгоритму, это и есть готовая курсовая работа. Она приняла мои слова за шутку, улыбнулась и ответила: я спешу, желаю вам успеха в дальнейшей научной деятельности… Когда я развернул своё исследование - увидел  густую красную мазню. И сжёг все листы в курилке. 
  - А как без курсовой? Не отчислят?
  - Мне девчонки из группы уже пишут. К утру закончат.
  - У мужика устроился?
  - У бабы, у новенькой. К той я за версту не подойду. В гроб загонит… Мы полкурсом утонули в «Илиаде», «Одиссее». Ночами сидим, готовимся. Все дипломники благодарят ту кафедру: спасибо, мол, за строгость. После вас остались крепкие и вечные знания. Но эвенкийским диалектам я не захотел посвящать лето. С ними и лета не хватит. А зачем мне хвост? Если бы оно хоть когда-нибудь пригодилось…
  - Жизнь подкинет, пригодится.
  - Не моё.
  - Ты ей симпатичен. Но сдулся, опозорился.
  - Ей не до меня. Или она непроницаема.

 
               
                ВРЕМЕНА
            РОМАНТИЧЕСКОЙ СВОБОДЫ

 В первой трудовой книжке Андрея появилась первая запись: санитар. Уже не юрист, ещё не филолог. Хорошее было время…
  В 1988 году он служил санитаром приёмного покоя областной больницы. Эта работа даётся не всем, иные блюют. А ему нравились больничная чистота, стерильность, накрахмаленные белые халаты, колпаки и медсёстры в коротеньких платьях. Вечерами он ходил к ним на ужин, а ночами украдкой с ними в бассейн. Который только для белых - для врачей, но санитары легко вскрывали замки. В больницу Андрей бежал как на праздник. Ради медсестёр он ушёл от жены и тёщи.
  Дисциплину в их смене держала Любовь Петровна - семидесяти лет, фронтовичка. Железная старуха сидела на приёме больных. Перед ней раздевались и переодевались, а Михей с Андреем доставляли больных по этажам.
  Днём шли из поликлиники с путёвками от врачей. И тащили в палаты всякую всячину.
  - Ну-ка открой мне сумку, - повышала голос Любовь Петровна. - Так, это нельзя, и это, и это. А пурген для чего? А водка? А гондоны? Сдавай сумку на хранение. Ты, когда стоял ко мне в очередь, инструкцию на двери не читал, что ли?
  - Ну, мать, уж разреши.
  - Я тебе не мать, я на рабочем месте. И не тыкай мне, мы с тобой за одним столом не сидели.
  - Но вы же меня на «ты», - робел пациент.
  - Доживи до моих лет... Запоёшь...
  Больные смирели, а то, наоборот, спорили, грозились. Но бабка работала строго по инструкции. И по-военному жёстко, быстро, чётко, на грани фола, но не фолила. Ребята уважали её. И в их бригаде ничто не терялось. В других – да: украшения, ботинки, меховые шапки больных, у санитаров вычитали из зарплаты, и те жили без денег. Порой Андрею казалось, что он пашет за Петровну, а она только сидит. Но заменив её раз-два, понял: пусть сидит. Очень ответственное дело, где требуется женское терпение. Старуха обломает любой гонор, заносчивость, строптивость. Люди же разные, и все иногда болеют.
  Часов в шестнадцать поток больных кончался, наступало затишье. Санитары попеременно бегали к медсёстрам, но были всегда на связи.
  - Михеич, я у Кати на седьмом, в терапии, - звонил Андрей.
  Потом он дежурил, а Михей уходил на этажи. Любовь Петровна шутила с пониманием. А после семи вечера наступали большие дела… Люди пришли с работы, выпили, закусили, снова выпили, покурили, опять выпили и потеряли мозги. Ночами больных везли на «Скорых». Носилки, проклятья, каталки, рентген, анализы, подготовка к операции... Кого только не привозили  -  порезанных, простреленных, оттраханных, выброшенных из окна, сбитых машиной. Одного сняли с петли соседи, и доктора зацепили его с того света. В реанимации полумёртвый ожил и едва не раскидал по сторонам шестерых врачей и санитаров. Так и должно, объяснили врачи, жизнь в человека возвращается. Тяжёлых случаев за ночь набиралось не меньше десяти, а в дежурные дни больше - раненых везли санавиацией из всей области. Но по субботам и воскресеньям дежурили другие больницы, а в областной бывало спокойно. Любовь Петровна тёрла полы в смотровых комнатах и в фойе.
  Они держали марку образцовой бригады. Во второй и третьей сменах работали женщины. Мужики не шли в санитары приёмного покоя, несмотря на хорошие заработки. Как-то бригаду пытались разбить - бросить Михея в женскую смену, а оттуда вытащить пьющую тётку на воспитание к Петровне. Но бабка проявила военную стойкость:
  - Если вы переведёте кого-нибудь из ребят, я напишу заявление об уходе, - сказала она старшей медсестре.
  - Я тоже, - добавил Михей.
  - Но почему? - спросила старшая. - Это производственная необходимость.
  - Если есть одна сильная бригада, значит, и её надо разрушить? Чтобы не осталось ни одной нормальной? - отрезала бабка.
  Бригада сохранилась в своем составе...
  Утрами хотелось спать, но Михей ехал в университет, Андрей в библиотеку. А вечерами они спешили в шахматный клуб - там дежурил Максим. В клубе рубились мужики, приезжавшие со всех концов города. Проиграл партию - с тебя рюмка. А сторож с компанией резались в бильярды на втором этаже. Самое трудное в Максимовой работе - выпроводить в девять вечера опьяневших игроков. Они только входили в азарт, проигравшие рвались отыграться. А бабушка-заведующая требовала: в девять часов зал должен быть свободен. Часто приходила в клуб к десяти, гнала шахматистов и делала выговор сторожу. Но на второй этаж тактично не поднималась.
  Следующим вечером заступал на дежурство Борька. И не куда-нибудь, а в пищеблок. Жизнь была несытная, перестроечная. Повара волокли домой полные сумки, но оставляли и сторожам. Уходили повара - приходили студенты. Из кастрюль вкусно пахли остатки рабочего обеда. Борька разогревал, все ели, набивали свои пакеты, угощали в общежитии товарищей, утром завтракали, Михей с Андреем собирали сухпайки и ехали на свои двадцать четыре часа. Любовь Петровна готовила из пайков обед, а ужинали они у медсестёр…
  Так и жили с деньгами, продуктами и женским вниманием. И не боялись никакой работы.
  Осенью того же года они стали поломойками, вахтёрами и дворниками в большом НИИ под руководством завхоза Борьки. И опять им выписали новые трудовые книжки. Студенты познакомились с заведующей библиотекой. Она показала им зачитанные до дыр журналы. В «Октябре» и «Новом мире» печаталась проза Пастернака, Солженицына, Гроссмана, Войновича. Эта проза вошла в моду. Нет, больше - любой интеллигентный человек понимал: прочесть её - как вернуть долг. Однажды Андрей слышал в курилке среди научных сотрудников: «Ты не читал «Живаго»? И «Чонкина» тоже не читал? Ну-у-у». За журналами в библиотеку выстроилась длинная списочная очередь, каждому отвели на чтение три дня. А чернорабочие придумали свой ход: один очередник приносил журнал утром, и Борька выпрашивал его до вечера. Под честное слово, которое сдержал десятки раз. Покуда следующий очередник трудился до пяти часов, студенты читали вслух в общежитии у Михея, заперевшись в комнате, пряча нелегала-Андрея от коменданта и пропуская учёбу. Они хотели жить по-современному и на равных участвовать в обсуждениях. Самые яростные споры бушевали в курилках. Книга была роскошью, о литературе говорили с уважением. Славные несколько лет романтической свободы! Всё опальное стало доступным, ожидалось что-то светлое, люди мечтали о скорых великих переменах. Сухой закон и продуктовые талоны омрачали народу жизнь, но сам воздух наполнился предчувствием новизны. Известные отпетые шестёрки тоже заиграли в свободу.
   Ничего светлого не пришло, люди разочаровались, вспоминают конец 80-х с содроганием. А студенты любили, дышали полной грудью. Золотая пора их юности!


               
                ИНДИЙСКИЙ ДРУГ

Весь сентябрь первый курс филологов прожил в деревне, помогал умирающему колхозу копать картошку.
  Половина урожая вместилась в хранилище, а вторая половина, отсортированная студентами, валялась кучами на открытом воздухе. Ранние октябрьские заморозки убили картошку, она загнила. Студенты, не зная того, нагребли полную машину, а колхозный шофёр развёз её по иркутским адресам.
  О них забыли в общежитии, на семерых досталась четырёхместка. В двадцать лет это весело – они сколотили двухэтажные нары, под все низы рассовали мешки с картошкой. Через неделю из-под низов пошёл запах гнилья. На запах в комнату заглянул индус Пэри.
  Он будто с другой планеты - у него национальный балахон, забавный акцент и, как у всех иностранцев в России, море денег и сигареты «Мальборо».
  - Садись, - предложили ему. - А как ты попал в Прибайкалье?
  - Что такое Прибайкалье? - растерялся индус.
  - Тут тебе не там.
  - Так бы сразу и сказал.
  - Но ты сам выбрал Иркутск?
  - Сам. Очень хотел.
  Они познакомились. Пэри зачастил в их комнату:
  - У вас харашо.
  - Семь человек в четырёхместке - хорошо, конечно! 
  А он скучал на своём первом этаже. Там единственная жилая комната между кабинетами, хозблоком, буфетом. Пэри широк душой, лёгок в общении, щедр, и комендантша смекнула - ему в сентябре эту жилую, а в неё мебель, телевизор, красивые шторы, тюль. Индусу прислуживали заведующая, кастелянша, вахтёрши, буфетчицы. Варили ему, стирали, гладили. Пэри внимательно «рылся» в пище, в одежде, ходил в своих широких балахонах. 
  Индусом он оставался полгода, а с весны начал русеть. Первый признак - освоил русские маты, второй - припал к водке, третий - обеднел. Богатый папа, узнав про водку, обрезал финансирование. Кто-то и в Индию стуканул. А Пэри не экономил и быстро «подсел». Бабушки не бросили его, надеясь на лучшее.
  Когда стало не на что покупать водку, Пэри заходил к друзьям без водки. В еде уже не «рылся» - ел всё, что ели они. И вёл дневник «Моя русская жизнь».
  - Михей, - спросил однажды Пэри. - Что такое сукин сын?
  - Значит: дешёвка, - отмахнулся Михей.
  - Как понять дешёвка? - настаивал Пэри.
  - В переводе на твой: сучья морда.
  Пэри оценил и записал что-то в своём дневнике.
  - Вася, а как так: ты мужик или не мужик? – продолжил индус.
  - То есть: ты настоящий мужчина или так себе?
  - Что такое так себе?
  - Вроде: никакой.
  - Что такое никакой?
  - Отстань.
  - Скажи ты по-русски.
  - Мужик – значит, смелый, надёжный, умеющий защитить женщину.
  - А-а, вот какие дела! Не мужик - который сучья морда.
 Интеллигентный Вася предупредил:
  - Ты не говори этих слов в институте.
  - Так бы сразу и сказал. 
  Или они отсылали его к девчонкам: пусть объясняют. Те ставили чай. Пэри тянулся к ним. А старухи обиделись.
  - Что это? - удивился раз индус за русским ужином.
  - Картошка в бушлате.
  - Как понять?
  - Варится прямо в шкуре.
  - Так бы и сказал. Дай кушать.
  - Кушай.
  Пэри полюбил картошку. А частик в томате, лук и чеснок нравились ему и раньше.
  В другой раз он зашёл к ним выпивши и в грязных кроссовках. Его отпихнули:
  - Пэри, снимай обувь. Мы только что мыли полы.
  - Я гости, мне можьно, - он сел и закурил.
  - Слушай, мы решили курить в коридоре.
  - Я гости, мне можьно.
  Такой он всегда - бесцеремонный. В троллейбусе тоже не платил.
  - Пэри, тебе не холодно в Сибири после Индии? - спрашивали его.
  - Харашо.
  И правда, зимой он одевался легко: тёплый свитер и джинсовая куртка на меху, а на голове лишь шерстяной ободок.
  В праздник Пэри снова надел свой балахон - они всей компанией пошли в театр. На него оборачивались, посматривали. Он устал от людских взглядов, расстроился, уснул в креслах.
  Его прозвали новым русским индусом. Ценили за искренность.
  - Пэри, сколько ты можешь скушать, чтобы опьянеть?
  - Опьянеть? Это как?
  - Когда всё и всех забыл, когда утром ничего не помнишь.
  - Так бы и сказал сразу. Одна бутылка - мало.
  - А две?
  - Много.
  - Почему папа не шлёт тебе деньги?
  - У нас пьяница - плохой. Позор семьи. Дочь свою замуж никто не отдаст.
  - А кто сообщил твоему папе?
  - Не знаю.
  Папа всё же захотел увидеть сына и выслал деньги. Наши спорили: вернётся - не вернётся. Отпустит в Россию папа или нет? Пэри вернулся, да не один - с друзьями-индусами.
  - Будут учиться, - объяснил он.
  - Тебе не хотелось уезжать из дома? - окружили его русские друзья.
  - Хотелось. К вам бы скорее. Скучал.
  - Любишь Сибирь?
  - Да. И вас тоже.
  Под Новый год он влюбился в русскую девушку. Вычеркнул из жизни водку и маты, а весной съехал из общежития. Иногда заходил на чай. Андрей полюбопытствовал однажды:
  - Ты увезёшь её в Индию?
  - Нет. Хочу жить здесь. Судьба.
  …Их семёрка распалась. Один кинул учёбу, второй ушёл на заочное, третий женился и снял квартиру, четвёртый купил комнату, пятый уехал в Москву... К «золотой середине» в общежитии жил только Андрей. С бывшими из семёрки он общался в «школе», а Пэри оформил академ по семейным причинам, надолго исчез.
  Они встретились в городе. Индус гулял под руку с той русской девушкой и катил детскую коляску. После бурных объятий Пэри выдрал из блокнота листок, написал на нём слова, протянул его Андрею:
  - Мой адрес. Очень приходи. Мечтаю сделать благодарность.
  - Приду. А какую благодарность?
  - Вы настоящие други. Я был бедным, матерился, кушал водку – вы не бросили…
               

             
             СВАДЕБНЫЕ ТУФЕЛЬКИ

Перестройка, ускорение, свобода... Все говорили о свободе. Полки магазинов  освободились от тяжестей, полегчали, в залах больших универмагов хоть играй в футбол, хоть бегай кроссы. Красивые вещи не перевелись только в «салонах для новобрачных». Женщин влекло в них как в музеи. Но хочешь купить? Подавай заявление в ЗАГС. Счастливые пары уходили из ЗАГСа с двумя талонами: один в этот музей, второй - в вино-водочный магазин.   
  Влюбчивый Андрей ухаживал за однокурсницей Алёной. Жизнь привела их в ЗАГС. Тот майский день его друзья и её подруги обставили по-свадебному. Оделись в парадное и всем народом прибыли к Дворцу бракосочетаний. На последние рубли Андрей купил своей невесте букет пионов. У дворца уже стояли в очередь пары, с цветами и без цветов. Алёна бережно держала букет, а Андрей светился от ярких чувств. Её улыбка, её ножки нравились много кому. Сыну директора маслозавода тоже нравились, Андрей знал об этом.
  …Заполняя анкеты, невеста смутилась перед графой «Ваша  фамилия в будущем замужестве?» и написала «Своя». «Вы не ошиблись?» - уточнила сотрудница ЗАГСа. Алёна исправила: «Фамилия мужа». Андрей торжествовал: пусть так и будет! А почему нет?
  Сразу из дворца Алёна отоварилась в музее чудесными туфельками. И обула их на «свадебный» вечер.
  - Королева! - сказал ей общий друг Радик.
  Затем королевами перебывали одна за одной из сидящих.
  - Царица! - крикнул Радик. Всё, он уже ничего не помнит. К этому привыкли: после «царицы» Радик отключен и непредсказуем. Начиналось второе отделение.
  …Утром парни убежали в водочную лавку. Там, как всегда, штормило. Самые нахальные в огромной очереди лезли по головам самых смирных. Смирные делали вид, будто им весело.
  Студенты гоголями прошли мимо толпы к чёрному ходу. Но и там пришлось потолкаться, льготников тоже хватало. С записками «От Петровича», «От Ильича», с загадочными конвертами «Милой Наденьке». Эти отгружали не по два ящика, а по двадцать, по сорок. Водители машин строго следили за льготной очередью. Наконец, студенты выцарапали свои два и уехали торговать в общежитие. Каждый этаж имел собственные «лавки». Барыг недолюбливали, но не трогали, их крышевали местные мужики. Все барыги жили трезво и к окончанию института скопили себе капиталы.   
  Общежитская цена бутылки вдвое дороже магазинной. «А мы чем дурнее?» - подумали новые коммерсанты. Но кто-то из них же повесил на кухне объявление: «Дети - цветы жизни. За семенами, водкой и хорошим настроением обращайтесь в комнату 310». Народ сначала пошёл, а вечером повалил.
  Малую часть товара они успели продать. И махнули на торговлю рукой. Двое суток картина в комнате не менялась: посредине стол, на столе хлеб, десяток банок кильки в соусе, графин воды, сигареты и водка. И в чьих-нибудь руках гитара. Слегка голодно, зато празднично.
  Весть о большой вечеринке прилетела на факультет, и к ним понаехали гости. Местным городским бывает тоскливо дома, а в общежитии не дадут тосковать. По дороге из комнаты в туалет и назад можно влезть в драку, можно поскользнуться, можно войти не в ту дверь - дверей много… Чтобы удивить прибывающих, хозяева купили водку этажом ниже. Такая состоялась коммерция.
  Несколько дней коммерсанты мучились головной болью, но не жалели ни о чём. Праздник-то был? Был. Праздниками и живём.
  Неделю спустя они собрали в ЗАГС Радика с Гулей. Часть убытков удалось возместить. Крупных сборищ не делали, но не забыли о комендантше, вахтёрах и кастелянтше. Очень уважаемые жильцами люди, столь же уважаемые, как продавщицы водки и пива…
  Четыре пары отметились в ДБ, и увлечение прошло. Выгодным бизнесом его не назовёшь. Но женские туфельки из свадебных салонов… Игра стоила того.
   В дождливый июньский вечер они сидели мужской компанией за столом. Нашёлся повод: это день бракосочетания Алёны и Андрея. Вспомнили, что дождь сулит удачу. И через неделю произошло событие - Радик со своей царицей расписались по-настоящему.
  …В сентябре Алёна вышла замуж. Её свекровь – директор маслозавода; свадьба, говорят, была широкой.               
               
       
               
               АФГАНСКИЙ БАРОН
 
Эпоху перестройки оттеснила эпоха реформ. Продовольственные и водочные талоны ушли в прошлое, а на ларьки и магазины обрушились импортные продукты и вина.      
   В их студенческом общежитии мало что изменилось. Как и прежде, соседствовали русские, буряты, лаосцы, монголы, индусы, афганцы. Жили мирно. Очень загадочны эти парни из Лаоса. Все мелкие, щуплые, как пятиклассники, но все до одного женились на русских девчонках. Лаосцы и не денежные, но наши студентки любили их и рожали от них детей. 
  Самые весёлые и самые нищие в том интернационале - русские. У себя на Родине. Весёлого-то ни капли, но так было. И другое было: богаче и интеллигентней всех - афганцы. Их четверо, держались они корректно и слегка отчуждённо, учились на журналистском, неплохо говорили по-русски...
  - Дружище, - попросил Андрея ответсекретарь газеты Коля. - Напиши Мирру три заметки! Не откажешь? Ему для зачёта надо.
  - Конечно, как не помочь? Живём на одном этаже. Соседям не откажу.
  - И он обещал хорошо заплатить.
  - А почему Мирр сам не подошёл ко мне?
  - Он и не знает, что ты работаешь со мной.
  - Сколько платит?
  - Ты обрадуешься.
  - Теперь вопрос: о чём писать? Есть у меня черновик о вытрезвителе. Это медицинское или милицейское учреждение?
  - Не надо. Менты ещё прилипнут. Скажут: никакой иностранец у нас не валялся.
  - Или вот: завтра начнётся китайская выставка бытовой техники.
  - Отлично! Ты давай быстренько об открытии, я сразу её в номер, и с Мирра первая оплата. Запомни: пиши меньше и проще.
  …Коля показал газетную заметку Мирру, тот долго отжимал ему руку. Андрей молча курил в стороне. А вечером встретил пьяного Колю, вышедшего из комнаты афганцев. Если бы не его малая нужда, Андрей и не узнал бы, что Мирр накрыл стол за первую.
  - О, заходи,  -  по-хозяйски крикнул Андрею товарищ. - Мирр, вот автор заметки. И двух следующих.
  - Коля, а почему ты не сказал этого раньше? - смутился афганец.
  - За делами я запамятовал. А наших заслуг здесь пополам: он пишет, я размещаю в газете. Всё висит на мне и зависит от меня, Мирр. Вот такая, брат, жизнь.
  Андрей увидел на столе бутылки «Мартини», «Амаретто», блюдца с «Салями», сыром, ветчиной и виноградом.
  - Обыкновенный для них ужин, - шепнул Коля. - А для нас чудеса.
  Главный герой за столом - он. Потому что много выпил. Андрей попал в заморский мир незванно. И зачем он здесь? На пирушке афганского народа в российском общежитии, да с изюминкой - развязным Колей. Они сидят на своей земле за богатым чужим столом. Почему же так? Что-то не до чудес. Андрей влил в себя три бокала «Амаретто». После третьего чуть не обблевался. Мирр, наверное, смотрел на него осуждающе и снисходительно. «Амаретто» пьют залпом одни русские недотёпы. «Он ещё и девочек нам предложит наших же, - подумал Андрей. - Как обозвать реформы в моей стране? Что ни иностранец - то при деньгах, что ни русский студент - то нищий. И русские подруги весь день с нами, а в ночь незаметно уходят к ним…».
  - Анри, ты напишешь мне две других статьи? - вежливо спросил Мирр.
  - Напишу. Обязательно, - ответил Андрей.
  Утром Коля восхищался щедростью афганца.
  - Чего ты млеешь? Тебе не обидно, что ты ел с барского стола? - оборвал его Андрей. - Почему они живут намного лучше нас? За них кто-то платит. А мы пашем ночами кочегарами, грузчиками и всё равно живём без денег. Почему мы, русские, такие? Наши девчонки бегут вечерами к ним. Зачем? Да, беседуют там ночи напролёт. Мирр никогда не будет кочегарить. А на хрен мне, журналисту, разгружать вагоны? Потому что журналистской зарплаты и студенческой стипендии хватит  на китайскую туалетную бумагу. Ну, в крайнем случае, на один вчерашний стол с «Амаретто» и «Мартини». А у них каждый день такой досуг.
  - От горечи и пьём, - согласился Коля. - Сейчас время хоть и тёмное, но деньги заработать можно. У меня возникла идея. Я обмозгую её и расскажу тебе. Я тоже не хочу жить в нищете. Вся эта весёлая студенческая бытность скоро кончится, и что нам останется? Работать журналистами за гроши? Меня не привлекает наша работа.
  - Люди без пяти минут с университетским образованием, акулы пера, двигатели общественного мнения, а у самих штаны сменить не на что.
  - Но Мирру ты напишешь?
  - Что ты печёшься о нём? Он много пообещал тебе? Напишу-напишу. Я дал слово. На днях встречаюсь с директором технического лицея. Мы поговорим о профессии инженера. Есть ли у неё будущее?
  - Для Мирра тяжёлая тема. Не поверят. Он не сможет побеседовать с директором.
  - Поверят. Он хорошо владеет русским. И сколько лет уж в России.
  - Но пиши проще.
  - Стой. Не надо о лицее. Мирру пригодится другая тема: велопробег «Пекин - Париж» через наш Иркутск. Шестнадцать тысяч километров за сто пятьдесят дней. Этот пробег - демонстрация возможностей человека и реклама самого экологичного транспорта - велосипеда. Поедут люди со всей Европы.
  - Я восхищён твоей темой!
  …Андрей получил благодарность от Мирра, и ему осталось сделать третью статью. Надо сдержать слово. Пусть дойдёт до всех, что русские парни отвечают за свои языки.
  Он придумал. В библиотеке откопал книгу 30-х годов «Чины, ордена, титулы Российской империи». Книга чуть не в единственном экземпляре. На дом её не взять, Андрей сидел два дня в читальном зале, накопил ума.
  - Кого раньше звали «Ваше благородие»? - блеснул он перед Колей.
  - Не помню. Из петровской «Табели о рангах»?
  - Молодец! Так и есть.
  - Это что: титулы или звания?
  - Титулы. Самый высший из них: «Ваше высокопревосходительство».
  - А «Ваше сиятельство» к кому обращались?
  - К графам и князьям.
  - А «Ваша светлость»?
  - К светлейшим князьям. А самый высший орден царской России знаешь?
  - Не знаю.
  - Орден Андрея Первозванного. А какой бытовой титул был в России?
  - Тоже не знаю
  - Сударь.
  - Он не французский ли?
  - У них месье, мадам, мадемуазель. А сударыня, сударь - у нас.
  - Умный текст получится. Дорогой.
  …Под газетным материалом стояли две подписи: Мирр Энжетулла, Мария Мухина. Андрей удивился:
  - Кто такая Мухина?
  - Я решил: этому барону сильно кудряво будет, - сказал Коля. - А Машка - моя родственница. Нынче хочет поступить на журфак.
  - Она иркутятка?
  - Ага, в Юбилейном живёт. Красавица.
  - Да?
  - Да. Просит написать ей несколько публикаций. Не откажешь?
  - Не откажу. Ты пообещал, чего теперь икру метать? Сколько ещё надо?
  - Статейки две-три бы. Как ты настроен?
  - По-деловому. Но никому без меня не обещай. Хоть мы с тобой и приятели, и коллеги, но я не машина по написанию текстов.
  - Гонорар-то всё равно же получишь. Не задаром пишешь. А чья там фамилия стоит под текстом - какая тебе разница?
  - Ну да, верно. Большой разницы нет.   
  - Мирр зовёт сегодня в ресторан. Тебя и меня.
  - Я предпочёл бы деньгами. Но ресторан? Давай ресторан. И приглашай твою Машку. Посидим журналистской семьёй…

               
               
              РУССКАЯ «ВОЛГА»               
               
В 93-ем году все хотели стать брокерами, не совсем понимая, что это такое. Через два-три года брокеров сменили менеджеры… 
  Так вот – о брокерах. Андрей тоже занялся бизнесом. Началось с того, что его нашли в иркутской редакции одноклассники. Они привезли продавать «Волги».
  - Вы своим ходом? - поинтересовался Андрей.
  - Ну конечно.
  - Прямо с автозавода гоните?
  - Нет, из Улан-Удэ.
  - Там «Волги» дешевле, чем в Иркутске?
  - Двадцать процентов разницы. В Улан-Удэ есть официальный дилер ГАЗа - у него минимальные наценки.
  - А в Иркутске нет такого дилера?
  - Нет.
  - Деньги-то где нашли?
  - Взяли кредит в банке.
  - Ух ты! Как непривычно.
  Главный редактор Андрея появлялся на службе раз в неделю. Он страдал алкоголизмом. Газетчики отвели брокерам кабинет шефа, те сели за телефоны, открыли справочники и стали звонить во все организации. Звонили два дня, три, четыре, пять. И продали.
  Сделав в редакции щедрое застолье, они собрались за второй партией. И сказали Андрею:
  - Оформить бы машины на тебя.
  - Зачем?
  - Мы же ставили их на учёт по своей прописке в Ольшанске. Потом снимали с учёта.
  - Ну и что?
  - У ментов глаза по пятаку: откуда, пацаны, шальные деньги? Мы за всю жизнь столько не видели, а вы щёлкаете «Волги», как семечки.
  - А при чём тут менты? У них своя работа, у вас - своя.
  - Сам знаешь, что такое райцентр и что такое зависть в районе...
  Вторую партию машин зарегистрировали на Андрея по его иркутской прописке. И началась продажа. Двое уехали, а Володя остался брокером и засел в том же кабинете. Однажды он к Андрею:
  - Там какой-то бродяга зашёл. И мучится с похмелья. Жалко мужика. Не купить ли ему пива?
  - А что он сказал? И что делает?
  - Просто сидит, молчит.
  - Ты оставил чужого? Утащит всё.
  - Или он заблудился? Или свой какой? Иди, посмотри. Мне кажется, начни его гнать - он рассыпится.
  Андрей побежал по коридору. Войдя в кабинет, он увидел своего главного. Узнав журналиста, шеф обрадовался как дитя:
  - Слушай, забыл твоё имя, сходи за пивом! Уважь старшего! Я решил уж послать этого молодого, но неудобно. Мы же незнакомы ещё. Он хорошо пишет?
  - Очень.
  - А то какие-то машины продаёт по телефону.
  - Рекламу в газету ищет.
  - Я приехал - думал, Светку застану. У неё деньги в кассе есть? До получки занять бы. Видно, не дождусь, - главный порылся в карманах. - О, да тут на вино хватит. Принеси тогда «Изабеллу».
 Андрей купил ему литровую коробку. Шеф вскрыл её и сказал:
  - Давай два стакана.
  - Нет, я не буду. Работаю.
  - Характер! Вот характер! Я не могу так.
  Он надоедал целый час, грустил, уснул, очнулся и тяжело потопал на автобус…
  Из этой партии две машины продались, а две зависли. Одну они выменяли в стройконторе на лесовоз УРАЛ, вторую - на «Ниссан». Подержанный, но это же «Ниссан». Брокеры выехали к партнёрам в небольшой городок, что в  пятистах километрах от Иркутска.
  …Хозяева «Ниссана» - отличные ребята. Они подготовили машину, доплатили Андрею денег. Иркутяне оставили им «Волгу»,  перекинулись с ними доверенностями, потом все вместе пообедали и дружески расстались. По хорошей зимней дороге японка не шла - летела. В её салоне куда комфортнее, чем в «Волге». Вечером в Иркутске их встретят друзья. Но на середине пути машина заартачилась, запыхтела, завизжала, затряслась. Комфорт кончился, начались мучения. Сгорела печка, и все стёкла заледенели. Володя вёл «Ниссан», пассажиры шоркали ватой лобовое.
  Телега сдохла у Слюдянских гор, в ста километрах от Иркутска. Путники промёрзли всю ночь. Утром никто не хотел буксировать их - в горах угробишь собственную машину. Согласился молодой водитель «Волги». Опять «Волга». Сильная она, русская «Волга»! По горам ехали часа три-четыре, неустанно скобля окно. Часто не успевали, и две-три секунды Володя рулил вслепую.
  В иркутском «штабе» на окраине города шумели все свои. В доме топилась печь, пахло пивом, кто-то напевал под гитару, подруги жарили картошку. А автогонщики продрогли и почернели от усталости. Умереть им не дали, отпоили водкой.
  …«Ниссан» они утянули в спецмастерскую. Оказалось, те ребята впарили им хлам, а не машину. Лохи так и бросили её в мастерской.
  …С УРАЛом тоже не посчастливилось. Он простоял полгода в комиссионном автомагазине и не вызвал ни у кого интереса. От ветров и дождей лесовоз потерял внешний вид. Друзья послали машину к чёрту и занялись мелкой торговлей. На Андрее повис долг - всё-таки УРАЛ охранялся эти полгода. Забрать бы его, хоть девчонок покатали бы в посёлке. А из чего заплатить?
  Но пришли славные дни - Володя привёз покупателя. Тот представился начинающим фермером. Он погасил аренду, они сделали бумаги в ГАИ, и фермер с брокером уехали в район. Через неделю Володя снова приехал на старой «Тойоте».
  - Где ты взял это гнильё? - испугался Андрей.
  - Купил по дешёвке.
  - У кого?
  - В деревне у одного.
  - У того фермера?
  - У его брата. С тех денег, с УРАЛА. Ещё есть немного - тебе привёз.
  - И куда машину? Себе?
  - Нет, хочу продать. А здесь куплю дешёвый «Жигулёнок». Надо же на чём-то ездить до лучших времен.
  Они загнали «Тойоту» во двор «штаба». Когда ужинали - в окно стукнули. Володя пошёл встречать и вернулся с гостем.
  - Здравствуйте вам! Приятного аппетита! - сказал незнакомец.
  - Спасибо! Садитесь за стол! - предложил Андрей.
  - Я по делу. Это не ваш лесовоз продавался в автомагазине?
  - В каком?
  - У церкви.
  - УРАЛ?
  - Да.
  - Наш.
  - Мужики, заплачу любые деньги хоть сегодня. Лесовоз нужен.
  - Да нет его.
  - Продали?
  - С грехом пополам.
  - Кому? Куда?
  - Фермеру, в район. Почти даром.
  - Но у кого же мне купить?
  - А вы съездите к нему. Может, наш фермер и продаст вам.
 Мужик ухватился:
  - Едем! Я уговорю его. И вам заплачу вознаграждение. Понимаете, нужен лесовоз.
  Володя и гость заключили брокерскую сделку…               
               
               
 
                ЗОЛОТОЙ МАЛЬЧИК

  - У тебя опять новая? Или ту, свою белую, перекрасил? - люди окружили машину товарища, студента-юриста Игоря Неудачина, со смешной кличкой Фома.
  - Зачем мне перекрашивать? - удивился он. - Новая, конечно.
  Сперва Игорь ездил на синей «Ладе», с синей  пересел на белую, а с белой на красную.
  - Ты меняешь их, как носовые платки.
  - Чаще. Платок уж не помню, когда менял.
  - Снова папа дал денег?
  - Нет, не папа. Сам заработал.
  - Ты умеешь зарабатывать? - народ повеселел.
  - Папа слегка консультировал. Нынче зарабатывают мозгами. Горбом и руками никогда не заработаешь. Вообщем, эту машину я не купил, а отсудил.
  - Применив на практике свои юридические знания? - студенты ещё больше повеселели.
  - И заодно воспользовался глупостью других. Они создают фирмы, а законов и правил не ведают. И не любят судиться: или по незнанию, или по нехватке времени, или нечисты на руки. Пользуйся! Не умеешь? Иди на стройку подсобником. Но стройка  -  не моё.
  Полгода назад папа купил ему синюю «Ладу» в коммерческой фирме. А через три месяца в фирму пришла партия красных машин. Игорь захотел красную, папа-юрист подсказал идею. Игорь сочинил иск в суд с претензией, что у синей «Лады» заводской дефект - стук в двигателе. В исковом заявлении он сослался на «Закон о защите прав потребителей» и требовал заменить машину. А на период судебной волокиты выдвинул второе требование: предоставить во временное пользование другой автомобиль. В личном разговоре с директором он пояснил, что привлечёт к делу прессу, а пресса любит подобные споры и чаще выступает на стороне потребителя. Пока то да сё, престиж фирмы упадёт. Газеты раздуют и лихо добьют. А в условиях 1994-го года, когда на 600-тысячный город десять таких фирм, что грозит тебе? Разорение. Газета даст через месяц опровержение в своём дальнем уголке среди рекламных блоков - кто его заметит? 
  Всё просто, и простота напрягла директора. Так Игорь получил во временное пользование белую «Ладу», а две недели спустя - уже в постоянное красную.
  - Ты отъездил полгода и вдруг обнаружил заводской дефект? И тебе заменили машину? Это же не утюг, - не поверили сокурсники.
  - Есть закон. А мне по кайфу «обувать». Кайф отменный!
  - Ты зажрался. Но папа твой не вечен…
  - Я всего лишь работаю по новым правилам новой жизни. Разве это зажрался? Все, кто посмелее, так и делают.
  Минула неделя, Игорь приехал в институт на УАЗе.
  - Опять отсудил? - ахнули сокурсники.
  - Купил. Не заплатив ни рубля.
  - Купил – не заплатив…
  - Я создал свою фирму.
  - Ты? Свою фирму?
  - Папа нашёл хороший заказ.
  Игорь увлёкся ремонтно-строительным бизнесом. А говорил: не моё. Папа зарегистрировал фирму на имя сына и принёс ему подряд на отделочные работы. Объём большой - трёхэтажное здание торгового дома, которое выкупил у города папин приятель, директор фирмы «Грейс». Приятель приятелем, но никто не должен влипнуть от инфляции, и папа настаивал: пусть директор передаст фирме Игоря новенький УАЗ в счёт предоплаты. Директор как директор - очень осторожный, он предложил оформить машину на себя, а Игорь хай пользуется ей по доверенности. И когда работы по договору закончатся, стороны переоформят УАЗ на Игоря.
  Скрепили договор рукопожатиями и шампанским. Игорь срочно нанял рабочих, те взялись за дело, а сам он сел за руль УАЗа. Могучего, как танк! Для русской души и русских дорог.
  Игорь водитель, но не шофёр. Водитель только ездит, а шофёр ещё и смотрит за машиной, как за родным ребёнком. …Через три месяца УАЗ «захромал», Игорь решил поменять его. Он снова подал судебный иск о том, что ему подсунули бракованный автомобиль. Но ответчик - владелец автомагазина «УАЗ-центр» - потребовал экспертного заключения о дефекте из специализированной мастерской, единственной в городе.
  - Там-то определят, по чьей вине после трёх месяцев езды ухудшилось качество машины, - посмеялся он в лицо Игорю, - а я тебя уверяю: проколешься. Ты плохой юрист. Папа твой - тоже дурень. Знаю ваши проделки с «Ладой». Привлечёшь прессу - получишь по башке ломом. Разве дважды входят в одну воду?
  - Бывает, входят.
  - Бывает. Но не ты. Ты не из тех.
  Игорь смекнул: в этот раз будет сложнее. Однако не думал отступать. «Как он меня опустил… Как последнюю суку. Теперь моя очередь», - размышлял юрист.
  Хозяин спецмастерской – не кто иной, а брат хозяина «Грейса», которому в те дни рабочие Игоря «валили» заказ. Рабочие не виноваты, они совсем не строители, а Игорь не годен ни в строители, ни в предприниматели. Понимая, что соваться в мастерскую - себе во вред, он пошёл напролом - опять настрочил исковое заявление на «УАЗ-центр» по той же статье того же закона, в котором просил обязать ответчика заменить машину и взыскать с того неустойку за просрочку исполнения двух его требований: во-первых, о замене автомобиля, во-вторых, о предоставлении во временное пользование другого автомобиля. В ответ директор «УАЗ-центра» сообщил, что с этим покупателем никогда не имел дела. Истец машину не покупал, денег «УАЗ-центру» не платил и его претензии не имеют никаких оснований. Тут-то Игорь вспомнил, что владельцем УАЗа является ТД «Грейс», а он гробил машину по доверенности. «Грейс» перечислил «УАЗ-центру» всю сумму сполна и подписал акт приёмки-сдачи, в том акте указано: работы по купле-продаже автомобиля выполнены во всём их объёме, документы оформлены в надлежащем порядке, качество и комплектность соответствуют нормам завода-изготовителя. А в договоре между «Грейсом» и фирмой Игоря уточнено, что УАЗ передаётся в собственность Исполнителя как оплата за ремонтно-строительные работы, но по их завершении, вместе с подписанием акта сдачи-приёмки.
  Игоря ждала вторая неудача: «Грейс» не принял отделочные работы по причине их низкого качества, требовал неустойку за просрочку и за порчу материала. Ни о какой оплате и передаче УАЗа Игорю ни слова. 
  «На сей раз облом, - расстроился Фома. -  К чёрту стройку, займусь другим делом. Зря папа навязал мне ремонт и «Грейса». Не моё. И почему папа так легко лоханулся? Со своим огромным юридическим опытом».
Зазвонил телефон.
  - Ты, что ли, Игорь Неудачин? - развязно спросили в трубку.
  - Ну я.
  - Из «УАЗ-центра» звонят. Ты хотел развести нас. А зря, пижон. Тебя предупреждали… Придётся ответить. Что молчишь? Свою «Ладу» гони-ка нам. Дёрнешься - пожалеешь. Завтра в десять утра будь дома, - трубку бросили.
  Он нашёл в холодильнике бутылку коньяка. Его поразила сильная дрожь. Выпил рюмку, вторую, но дрожь не прошла. Снова раздался звонок:
  - Фома?
  - Я Игорь.
  - Золотой мальчик?
  - Я Игорь Неудачин.
  - Из «Грейса» беспокоят. Неустойку-то когда заплатишь? А, мажор?
  - У меня сейчас ни рубля, - униженно сказал Игорь.
  - Для начала отдашь нам свою «Ладу», папин сынок. Потом уж поговорим об остатке. Завтра утром, в десять, ждём тебя. Убегать и не думай, - там повесили трубку.
  Он налил коньяк в стакан. Выпивая, задохнулся, закашлялся. Телефон опять зловеще зашипел.
  - Хозяин, когда бабки отдашь? - это пьяный голос бригадира его строителей.
  - Твоя халтура - полнейший писец. За это не платят. Заказчик не принял объект.
  - Меня заказчик не волнует. Мы работали - плати. Ты же не хочешь себе непоняток?
  - Я пока без денег.
  - Ишь оно как, мы ему про Фому, а он нам про Ерёму. Надоели твои обещания. УАЗ отдавай. Я не шучу, хозяин. Не мальчик я - шутить с тобой.
  - Нет УАЗа, он в «Грейсе» остался. «Грейс» хозяин машины. Я круто лоханулся.
  - Папе своему звони. Или рассчитайся «Ладой». Согласны на «Ладу». Даём оттяжку до утра. Часов в десять перезвоним…
         
               
             
             СЕВЕРНЫЙ ДИРЕКТОР

   Мужики-заочники приезжали на свои сессии с деньгами и платили очникам ресторанами. Те писали им рефераты, сдавали за них экзамены и зачёты. Андрей, гуманитарий, был героем в Политехническом. Там для технарей-северян история, философия и политэкономия - как зубная боль. Они лучше трижды сдали бы сапромат, что для гуманитариев темнее ночи.
   Общежития университета и политеха в трёх километрах одно от другого. Бегали туда-сюда, оставляли записки.
  «Надо сдать экзамен по истории», - писали Андрею.
  - Когда? - спрашивал он, придя к ним.
  - Завтра.
  - Завтра я кто?
  - Евгений.
  - Который из Бодайбо?
  - Который из Таксимо.
  В 90-е годы преподаватели общественных наук вызывали у студентов сочувствие. Законы математики и физики не меняются со сменой власти, до этого не дошло. А законы общества, история Отечества время от времени переписываются. И профессора, что всю жизнь молились Марксу, обесценились. Маркса уже можно, даже модно критиковать, уже и Ницше не враг, и из Соловьёва приведи цитату - не укажут на дверь. Говори хоть что, но чуть аргументируй - получишь «отлично».
  - Как вы оцениваете революционера Ивана Васильевича Бабушкина? - задали Андрею дополнительный вопрос на экзамене в политехе.
  - Он террорист. И с позиции той, царской, власти, и с позиции любой власти. Его схватили и расстреляли. А если бы не схватили - сколько народу он порешил бы?
  - И народовольцы...
  - Они подняли руку на самое святое в России - на самодержца. Возможно, у них были благородные цели, но они заблуждались. Террор не приносит блага.
  - Ваша точка зрения актуальна.
  В советскую эпоху такую точку зрения назвали бы изменой родине, а в первой половине 90-х она была одной из множества - за неё в зачётку Евгению ставили не «отлично», а «хорошо». О терроризме в России только-только заговорили.
  А как же Андрей заходил в аудиторию с чужой зачёткой? Да заходил, и всё. На фотографию не смотрели. Умные люди играли в дурака. Всем неловко, но всем удобно. Зачем преподавателю с его нищенской зарплатой искать истину, которой нет? Он ставил «зачтено» после двух минут разговора, и Андрей прощался с ним.
  Вечером студенты куролесили в ресторане. Заочники платили. Андрею они не позволяли платить, берегли его.
  Своим заочникам-филологам он тоже помогал. Раз в курилке успел перессказать им роман Руссо «Юлия, или новая Элоиза». Роман, во-первых, огромный, во-вторых, скучный, в-третьих, он в письмах. Мужчина и женщина не от мира сего пишут друг другу сахарные послания. Попробуй пересскажи такое, да за пятнадцать минут. Но в курилке возможно всякое. И один вытянул билет с Руссо, получил «хорошо» и расстроился: ждал «отлично». Он старше других лет на двадцать, с северного угольного разреза. А для студентов просто Палыч.
  - Ты собирай женский пол, без мужиков, мы в магазин и на квартиру, - сказал Палыч Андрею после Руссо. - Я тут у родни остановился.
  - А как примет нас твоя родня?
  - Их нет. Они купили эту однушку для дочери. Той шестнадцать, она школьница, с ними живёт. Квартира не люкс, мебели мало. Но много всякого тепла и газовая печь.
  - А матрасы? Не на холодном же полу.
  - Ты не расслышал: есть много тепла.
  За женским полом идти не пришлось - он подошёл сам. Отправились в знакомый магазин, что был закрыт, а на днях открылся как маркет. Его отделы завалены импортом. Охранники, тележки, самообслуживание - новизна смущала. В крови жила готовность брать прилавки с боем.
  - Девочки, вам в ту сторону, - указал Палыч на продукты и толкнул им тележку, - а мы вон туда.
  - Что покупать? - оробели девочки.
  - Всё вкусное. На цены не смотрите. И не стесняйтесь.
  Мужчины пошли по виноводочным рядам. Палыч ставил в тележку бутылку за бутылкой.
  - Творческий будет вечер, - сказал Андрей.
  - А то, - хохотнул Палыч.
  Когда приблизились к кассе, Андрей сунул было руку в пустой карман. Но Палыч, слава богу, остановил. Руссо, мол, дорогого стоит.
  Они поймали такси и уехали на квартиру. Через час их нашли однокурсники. Стало всех не пятеро, как хотел северянин. Уже не творческое застолье, а широкий разгуляй. Девчонки-очницы с Палычем на ты:
  - Илья Павлович, тебе сколько?
  - Сорок четыре.
  - И что заставило учиться?
  - Однажды я решил: чтобы не сдуреть на своем Севере, я должен раза два в год выезжать оттуда. И поближе сойтись с нынешней молодёжью. Чем мы отличались от вас в свои двадцать лет? Хотелось понять.
  - И чем? Понял?
  - Пусть оно останется при мне. Самое главное, рядом с вами я молодею. Три недели сессии - потом три месяца молодости. Мы же разные поколения, а я не чувствую. Когда вам будет за сорок, вы поймёте меня сегодняшнего.
  - А там, на Севере, ты кто? - девушки почти влюблены в Палыча. Он благородный, галантный, с мужественным лицом. Северный красавец! - У тебя внешность и осанка начальника.
  - Угадали. Я заместитель большого директора.
  - Второй человек?
  - Нас трое замов. Значит, я в первой пятёрке.
  - А почему решил на филфак?
  - Высшее техническое у меня с молодости. И всю жизнь пишу для себя. Тянет к писанине. Возможно, когда-нибудь опубликую.
  - Северную романтику? Северные рассказы?
  - Не так и романтично, как вам кажется. То не Север Джека Лондона. Самая обыденная жизнь. Работа, семья, привычки… Мало соли, пресновато. Для меня романтика здесь, среди вас.
  Студенты зависли на сутки. Потом уезжали и возвращались в квартиру. И никто не был против, чтоб сессия не кончалась.
  - Если бы не учёба на филфаке, я никогда не прочитал бы столько великих книг. Даже не услышал бы о них. В нашей библиотеке их нет. Я счастлив, дамы и господа, что я с вами, - день за днём Палыч прибавлял в галантности.
  Они спорили и ругались о литературе. О большой литературе. Но всё проходит, всё кончается. Прошла и эта сессия, заочники уехали.
  …Праздники всегда кажутся короткими. На то они и праздники…

       
               
                РЕЦЕНЗЕНТ

В списке рецензентов на дипломные работы Андрей увидел фамилию Гали. Конечно, она и напишет рецензию на его проект. В редакции областной газеты он зашёл к однокурснику - спортивному обозревателю.
  - Будешь? - предложил тот и плеснул в кружку.
  Андрей выпил и сказал:
  - Буду. А Галя в редакции?
  Кажется, он не вовремя, у неё срочная работа. И Галя неприятно удивлена списком рецензентов:
  - Какая у тебя тема? - спросила она.
  - «Реформы и издержки в зеркале прессы».
  - Да я в этом не разбираюсь.
  - Ельцин в Кремле, кто сейчас в чём разбирается? А меньше владеешь сутью - лучше пишется. Известная истина.
  Галя задумалась, а в кабинет ввалился двухметровый Егор:
  - Освободите компьютер, у меня созрело начало статьи. Боюсь забыть.
  Егор набрал несколько предложений и вздохнул облегчённо:
  - Ух. Заголовок удачный: «Город продался».
  - О чём статья? - начал разговор Андрей.
  - О приватизации. Все предприятия проданы. Хороший заголовок?
  - Хороший, - согласилась Галя. - Егор, тебе надо поработать. Срочный заказ.
  - Рекламный? Сколько платят?
  - Нисколько. Но работать всё равно придётся.
  - Ты что? Седьмой час уже. Голова совсем деревянная.
  - Не спорь с женщиной, - укорила Галя. - Проиграешь.
  - А что надо сделать?
  - Написать рецензию.
  - Какую рецензию?
  - На дипломный проект.
  - Кому?
  - Мне, - уверенно сказал Андрей.
  - А почему я-то?
  - Кроме тебя некому. Ты же мастер в приватизации и во всём нынешнем.
  - Я не дорос пока до рецензента. Молодой специалист - называли таких недавно…
  Галя перебила его:
 - Рецензент – я. Ты сочинишь, а я подпишусь. Теперь ясно, Егорка?
  - Это всего-то странички полторы, - добавил Андрей.
  У Егора большое достоинство: он не умеет отказывать. И опять не сумел.
  - Тогда уж наливай. И расскажи, о чём ты писал. Не читать же всё. Сколько времени уйдёт, - недовольно обратился он к Андрею.
  Тот разлил по стопкам и начал излагать Егору содержание. Егор схватил на лету:
  - Всё,  приступаю. Не отвлекайте.
  Он уселся за компьютер, Андрей с товарищем - за вечерний столик, Галя тоже ненадолго, потом ушла к себе. Рецензент безмолвствовал около часа и, наконец, взорвался:
  - У-ух, есть идея!
  - Я понял, - и Андрей налил ему. Егор пьёт не закусывая. - Ты работай, а мы сходим.
  Идти пришлось на улицу - местный бар уже закрыт. Они не спешили, а когда вернулись - Егор заканчивал.
  - Всё, порядок, - сказал он через минуту. - Читать будешь? - и расплылся в улыбке.
  - К чему? Знаю, ты плохо не сделаешь. Посылай скорее на принтер, да я к Гале за визой.
  Галя заждалась. Она взяла бумагу, быстро пробежала её глазами и поставила свою подпись. Андрей вручил ей бутылку шампанского.
  - За что? - якобы удивилась она.
  - Как за что? За твою красоту. Которой требуется шампанское.
  - Отдай Егору.
  - Зачем переводить добро? Ему всё равно не достичь твоей красоты. Да он и не любит сладкого, предпочитает горькое.
  - Мурлыканье молодого котяры... Как приятно... Заходи чаще к нам на огонёк.
  Галя попрощалась.
  - Дело сделано, не грех и отдохнуть, - пошутил Егор.
  - Намёк ясен, - пошутил и Андрей. И достал следующую...
  Они вышли из редакции к утру...
  А Егор пишет умнее, чем пьёт.


   
               МЫ ОСТАЛИСЬ С ТОБОЙ ВДВОЕМ

- Да, Марина, буду у тебя в полседьмого. До встречи! – Андрей положил трубку. У неё какой-то праздник, и она вспомнила о нём. Он попал в круг приглашённых, но должен купить сухое вино к столу. «Опять заболтался. Давал же себе слово: не говорить долго по телефону. Всегда скажу глупость или, наоборот, не скажу о главном. Надо было выдумать причину. Что мне там делать? Смотреть на её нового друга, почти жениха? И грызть локти? А почему ей жениха не послать за вином? Я и не понимаю в десертных напитках», - обругал себя Андрей.
На планёрке редактор поручил ему:
- Сегодня срочно езжай в Усть-Оку. Вечером Макаев соберёт своих сторонников. Напиши хотя бы заметку, но быстро. Ты же умеешь. И сфотографируй обязательно.
- Когда сдать заметку? – спросил Андрей.
- Завтра до одиннадцати. Сразу пойдёт в номер, мы опередим другие газеты. Тебе выпишу премиальные.
- Где он собирает людей? И в котором часу?
- В Доме культуры в семнадцать ноль-ноль. Ты бывал там?
- Нет.
- Побываешь. Первый раз – всегда интересно. Правда?
- А на чём туда ехать? И откуда?
- С автовокзала. Не жди автобус, прыгай в любую маршрутку, – он протянул журналисту пятисотку. – Держи.
Вечер у Марины пройдёт без него. Оно и лучше. Редактору не отказать  – это работа. Зато есть причина отказать даме. Не поверит, обидится. Да всё равно отношения кончились.
Её телефон не ответил…
- Сашка, набери к вечеру этот домашний номер. Там девушка по имени Марина, передай, меня срочно командировали в Усть-Оку, - попросил Андрей коллегу и отбыл.
До Усть-Оки семьдесят километров. Макаев рулит Усть-Окинским районом. Через месяц там выборы, соперники тоже рвутся порулить…
…Макаев напугал. Злой бульдог, загрызёт любого конкурента. Собрание закончилось в восемнадцать часов. У Марины сядут за стол в девятнадцать. Но кто-то опоздает. Где у нас начиналось вовремя? Успею, - обнадёжил себя Андрей. - Бежим в маршрутку!
Но не тут-то было… На дворе декабрь, в седьмом часу уже темно. Ни автобусов, ни маршруток до Иркутска. Ближайшая в семь утра.
- Поедем, довезу! - предложил таксист.
- Много сдерёшь?
- Договоримся.
- Ты что? Нет у меня таких денег. Я студент.
- Полторы готовь. Или как?
- Никак.
   Ну и приплыл! В кармане бренчит, но отдать их за такси? А к Марине явиться пустым, даже без цветов? Домой за деньгами? Но какая уж потом, ночью, Марина? Успокойся, - шепнул он себе. – Ей и без тебя неплохо. Соображай, как отмучиться до утра.
   Ему указали: вон там гостиница. Пошёл:
- Сколько стоит самый дешёвый номер?
- Две.
- Как в Лондоне.
- Мы работаем не для нищих.
   Вот тебе и Усть-Ока, приветливая деревенька в степи. Летом в Москве он находил дешевле. Нет, купить цветы Марине. Предательская надежда не умирала.
- Где центральная дорога до Иркутска? - крикнул он единственному прохожему.
- По прямой иди километра два и выйдешь на центральную. Там машины ходят, ещё не поздно, уедешь.
Для крупного города это ранний вечер, но здесь жизнь замерла. На шоссе Андрей голосовал без устали час-полтора. Машин мало, и все они пролетали мимо. Он замёрз, несмотря на активные движения руками-ногами. Холодало с каждой минутой. Отдать к чертям все деньги, лишь бы сесть в машину. Но никто не тормозил. Боятся ночью? Журналист забеспокоился: в поле один, без оружия, в сумке редакционный фотоаппарат, в брюках диктофон. Может быть, назад в Усть-Оку? Укрыться где-нибудь в подъезде? Стоп, там же частные дома, многоэтажек нет и подъездов, значит, тоже нет. Стучать в окна? Времена не те – кто пустит? Но и на свежем воздухе заледенеешь. А хорошо сейчас у Марины! Давай-ка в Усть-Оку, есть же в деревне магазин. Где гостиница – там и ночной магазин. Гостиница без магазина – такого не бывает. 
Вдали, навстречу ему, засветились фары и заиграла музыка. И это всё приближалось. Старенький «Москвич-408» тормознул – там сидели те, кого он не хотел встретить: трое выпивших парней. Андрей снова нащупал в сумке дорогой фотоаппарат…
- Вам куда? - вежливо спросили парни.
- В Иркутск, - опрометчиво ответил он.
- Сотню дадите? Отвезём до заправки, оттуда проще уехать. Наша инвалидка по-любому не вытянет к Иркутску. А то увезли бы.
Андрей залез к ним, и они направились к АЗС, по ходу шумно беседуя. Узнав, что он журналист, ребята  зауважали. На заправке стоял РАФик, ещё раздолбаннее «Москвича». Один из парней пошёл договариваться.
- Зёма, двести рублей им плати. Возьмут до города, - сообщил он Андрею, вернувшись. - И нам двести. Мы выпьем за твою удачу.
- Конечно, благодарю вас, - Андрей отдал им деньги.
- Но фильтруй свой базар в дороге. Они слегка закинутые.
Из Иркутска в Усть-Оку Андрей ехал около часа. На РАФике в город – больше двух часов. РАФик - не машина, а старое дырявое корыто. Мужики везли рыбу в мешках и спирт в бутылях. Но не сказать, что они закинутые, держались вполне дружелюбно. Андрей провонял рыбой и продрог до полусмерти – во все дыры сквозило. Когда полез в карман за деньгами, пальцы не слушались. Они высадили его на окраине города и скрылись в темноте. Пробежав минут двадцать по улице, он нарвался на такси. Его замёрзший язык с трудом шевелился. Не возьмёт, наверное, решит, что в стельку пьяный. Но таксист не обратил внимания. Андрей назвал ему адрес Марины…
  …Как тепло в её подъезде! Какая чудесная зимняя ночь! Какой аромат у последней сигареты! Чуть согревшись, он ожил и вспомнил: зачем я здесь? Его решительность пропала. Не сбежать ли на такси домой? А ноги сами собой пришли на третий этаж. Вот она, любимая дверь. Там звучит классическая музыка. Вивальди! Марина! И с ней кто-то живой…
     Дверь открыла Марина:
- Наконец-то! Я так соскучилась. Устроила вечер для нас, а ты исчез. Мне нужен только ты. Мы остались с тобой вдвоём.
         
            
               
                КАШПО В ПИВЕ

Этих мастеров-самородков он встретил на выставке народных ремёсел. До чего же утончённы и благородны изделия из ивы! Всевозможные косички, дорожки, орнаменты… Здесь же присутствовали авторы изделий – мужчина и женщина. Наверное, муж и жена.
- Талантливые руки согнут обычный прутик в любой рисунок, порой непредсказуемый? - начал Андрей.
- Да что прутик? Я тебе и палку согну как пластилиновую. Уметь надо, - ответил мужчина.
- От меня к вам два предложения. Первое: я сделаю о вас очерк с фотографиями. Когда прийти? Где ваша мастерская?
- Какая мастерская? Дома работаем, - объяснил мужчина. - Выставка сегодня закончится. Ты позвони в понедельник, я и сотовый заимел, типа крутизна. А второе твоё предложение?
- Хочу заказать два кашпо по моему эскизу. На подарки.
- Да легко, - мастер хлопнул Андрею по руке. - Тащи эскизы.
- Сколько будет стоить?
- Да ну… О чём речь?
- Как вас зовут?
- Лена и Геныч, - сказала женщина
«Вот за что мы любим свою профессию! - восхитился Андрей. - Не за подарки, а за возможность иметь дело с личностями. О подарках же чаще забывают. Вышла статья в газете – её прочтут и о своём обещании замолчат. У меня должны уже быть голливудская челюсть задаром, новый БМВ в треть его цены, полный склад коньяка… Много чего сулили. Конечно, я не верю и не в обиде. Работа моя такая - писать о людях и не обижаться…».
В понедельник он звонил им, а пришёл субботним утром… Во дворе частного дома дремучий сарай с буржуйкой – это их мастерская.
- Проходи, будь своим, - встретила его Лена и провела в сарай.
- Вы не готовы для фотографий, ребята…
- А мне бальное платье напялить? Не обессудь, в жизни платья или юбки не носила. Как мужик, в штанах да в штанах.
- Воля ваша. Можно щёлкнуть и в рабочем виде. Наш дизайнер подретуширует.
- Знаешь что, мы вчера маленько накатили, сегодня нефотогеничны, сам видишь. Давай отложим эту штуку на другой раз, - сказал Геныч, поигрывая сотовым. - Ты займи нам деньжонок, хоть пивка выпьем да потрещим душевно.
За пивом отправились Лена с Андреем.
- Что возьмём? Крепкое, светлое? - поинтересовался он.
- Конечно, крепкое. Покупай вон то, «Губернаторское».
Купили три больших. Устроились в мастерской. Андрей спросил:
- Вы муж и жена?
- Двоюродные мы. Дыши ровнее, Геныч не заревнует.
- Я не вижу готовых изделий. Их отснять бы на камеру.
- На выставке всё продали. Новые вещи только завтра начнём. После выставки расслабились чуть-чуть. К следующей субботе что сплести?
- Гарнитур: два кресла, журнальный столик, а на нём вазу. И кресло-качалку.
- Всё-то не успеть. Наше дело не быстрое. Но что-нибудь сплетём.
- И кашпо мне, да? - неловко напомнил гость.
- Какие кашпо? - удивилась Лена.
- О которых я просил на выставке.
- А, да-да, обязательно сделаем.
- Но когда и как вы начали заниматься своим ремеслом?
- Обижаешь. Не ремесло, а музыка. Застывшая в плетении музыка. Слыхал такое сравнение?
- Теперь услыхал. Красивые слова! Ну и с чего вы начали?
- С аттестатом сельской школы, семь лет назад, я приехала в город. Остановилась у Геныча в этом самом доме. Как-то случайно увидела книгу «Плетение из лозы». Полистала её, задумалась: ведь интересней, чем посудомойкой в кафе. Изучила книгу. Ну-ка, попробую плести. Неделя прошла, месяц. Я и не заметила, что у меня стало получаться. И продаваться. Увлекла Геныча. Сперва плели корзинки, вазочки, хлебницы, а потом и стулья, столы, кресла. За материалом далеко ездить не надо, его вокруг города много.
- И он дармовой…
- Не скажи. Материал нужно заготовить, доставить, сварить, высушить, сделать шаблоны. Работа, работа...
- Слушай, давай ещё угощай, раз уж начал, - вступил в беседу Геныч. - Мы же тебе кашпо сделаем. Отличные кашпо.
- У меня и эскизы при себе, - обрадовался журналист.
- Какие?
- На выставке мы с тобой решили: по моим эскизам.
- Ну-ка покажи. - Геныч взглянул на рисунки. - Всё сделаем как надо, брат. Ну что, пива?
- А может, винца? – предложила Лена.
Двое ушли в магазин, Геныч остался заваривать вермишель… После второго стакана Андрей возобновил разговор:
- Сложно освоить плетение?
- Когда уже освоил – кажется просто. А сначала всякое было. Раньше для крестьянина что расколоть дрова, что сплести корзину или лапти. С детства умели. Значит, не так и трудно, - беседу опять вела Лена.
- Каждый способен научиться?
- Да, если захочешь. Приходи, расскажем-покажем, хотя бы корзину сплетёшь себе. Своими руками.
- А столы, кресла, качалки – работа серьёзнее, пожалуй?
- Самое непростое – изготовить каркас. Декорация на каркас будто сама собой вьётся, но нужна усидчивость. От заготовки до продажи около двадцати операций. Быстро захочешь – не выйдет. Ручной труд от начала до конца. Ещё никто не придумал станок.
- Спрос на продукцию высокий?
- Есть. Он всегда был. То меньший, то больший, но всегда. И конкуренция растёт. Мы же не одни такие умные.
- Раньше я думал, что это дело подзабыто.
- Оно не забудется, когда есть спрос. Но ты наливай, а то прокиснет, - сострил Геныч.
- Вино, да прокиснет?
- Не вино, а голова. Или треснет надвое от ломки, не выдюжит.
- Геныч, а для кресла-качалки основу как загибать? - спросил Андрей, наливая.
- По специальному радиусу. Подзагни лишнее – сядешь и кувыркнёшься на спину.
- Или, наоборот, мордой вниз, - добавила Лена. – Гнутьё - ой, тягомотина. Порой не успеваем заказ выполнить.
- И вы сами всё гнёте?
- А то кто же? Мужиков, что ли, соседских просить? Они же не умеют.
- Найдите кого-нибудь, обучите. Для гнутья нужна мужская сила.
- Его полгода надо учить, а он запьёт и сбежит. Мужики все пьют. Где найти непьющего? Ты женись на мне, будешь с нами жить. Обучим.
- Я женат.
- Зачем тогда пришёл? - она резко встала и выскочила из сарая.
- Баба захмелела, - буркнул Геныч.
Возникла неловкая пауза. Лена вернулась.
- Я шучу, - успокоила она.
- Остынь, - сказал Андрей. - Я же у вас не по женитьбе, а по работе.
- Ну и спрашивай.
- Кору выбрасываете?
- Вообще-то она - корм для домашнего зверья. У нас некого кормить. Сжигаем.
- Отвар от ивы, я слышал, полезен…
- После трёх-четырёх варок сливаем, меняем. Но если подышать им раза два-три – грипп как рукой снимет. А подержи ноги в отваре – и усталости никакой.
- Волшебное дерево - ива! - заключил Андрей.
- Волшебное, - согласилась Лена. - В хлебницах неделями не черствеет хлеб, в коробах месяцами остаётся свежим бельё.
- Зёма, на сегодня хватит болтовни, - устало бросил Геныч.
- Да мы только разогнались. А ты чаще молчишь. С чего сомлел-то?
- Я на измене, херово себя чувствую. Ты уж угости ещё раз. Не бойся, мы же в долг.
Андрей с Леной вновь потопали в магазин, где он ласково гладил её задницу. В сарае общий разговор зашёл на второй круг, на третий, Лену понесло замуж, и гость засобирался.
- Вы свободны, - сказал он.
- Ты хотя бы одолжи нам. Через неделю же придёшь. Вернём, - Геныч опьянел. - И кашпо тебе сделаем. Начал угощать – так заканчивай.
- Нет уж, отвали.
- Ну и скупердяй. Знал бы я – не стал бы делать кашпо. Все вы такие: давай-давай, а как платить – бабла нет.
- Ты выполни заказ, потом языком молоти.
- Да легко. Запросто. С полпинка, за два часа. Плохо обо мне думаешь. Ты за неделю-то наскребёшь бабло по сусекам?
             

               
                БАННЫЕ ДНИ

В тот вечер Андрей остался ночевать у дяди. Квартиранты пришли ночью и привели девушку. Рано утром хлопнули двери – кто-то ушёл. Андрей заглянул в спальню – там один дремал, второго и девушки след простыл. Андрей с дядей неспешно сели завтракать. В спальне что-то задвигалось, зашумело.
- Доброе утро! – внезапно прозвучал женский голос. В кухню вошла девушка.
- Здравия желаем! - мужчины в секунду преобразились. - Давайте пить чай! Мы-то думали, кто-то из ребят спит.
- Вы обалдели?
- Да, есть немного. Но тем приятнее, - заволновался дядя.
- Меня зовут Наташа.
Она не из стеснительных. За чаем рассказала: ей двадцать один, выросла в деревне. Семнадцати лет от роду вышла замуж. Через год родила дочку и убежала с ней от мужа к отцу и матери. Муж догонял-догонял её, но отстал – встретил другую. А Наташа доверила трёхлетнюю дочь родителям и уехала в город искать работу. Устроилась в круглосуточный ларёк и торгует пивом, табаком, жвачкой, фруктами. Работает по графику неделя через неделю.
- А недельный отдых где проводите, где живёте? – спросил дядя.
- Там же. Днём брожу по городу, а на ночь в ларёк. У нас есть кушетка. Часто подменяю Таньку, она к парню бегает.
- Но как это: неделю работать круглые сутки? Без перерыва и сна?
- Кимарим слегка. Ночами людей меньше.
- А ночью не жутко?
- Жутковато. Все пьяные лезут. Но есть тревожная кнопка, и  менты рядом.
- А как с моими ребятами познакомились?
- В городе. Они предложили выспаться здесь. Сказали, поговорят с хозяином. Вы хозяин? Можно хотя бы вещи оставлять в вашем доме? Заработаем – что-нибудь снимем с Танькой.
- Значит, вы не подруга никому из них?
- Вчера случай свёл. Но ничего такого не было, я с кем попало не играю ниже пояса. Отдельно от них спала, ни с одним не снюхалась.
- Да я-то не против, чтоб вы жили тут. Но как жена отнесётся? К обеду приедет, я спрошу. Вместе спросим.
- А я с двенадцати на работу в ларьке. У Таньки свидание, я подменю её. Вы уговорите супругу, ладно?
Андрей вызвался провожать Наташу до остановки и следом за ней сел в автобус. Они вышли на самой конечной. Ларёк притаился за новыми высотками на окраине города. Рядом свалка и поляны грязи.
- Неуютно, - поморщился Андрей. - Здесь живёт много людей. От клиентов у тебя отбою нет?
- Почти всегда есть народ. А ты будешь пить пиво? Посиди с нами.
- Ну ладно, продайте мне что-нибудь.
- Тогда купим блок «Мальборо-лайт»? Поштучно они мигом летят. Двойной-тройной навар за сутки.
- А хозяин знает?
- Нет, конечно. Мы сдаём ему выручку точно по списку в тетради. Как он отследит, сколько сигарет мы продаём поштучно? И жвачку поштучно, ночью и пиво наценяем, тоже навар к утру.
- А водкой не торгуете?
- Боимся. Все бичи тогда соберутся. Я здесь месяц и уже дважды мне били окна. Пиво и то в долг просят. Привяжутся как мухи.
- И отдают долги?
- Не всегда. Забывают. Приходится напоминать. Нам вся округа должна. И в залог оставляют часы, плееры, сотовые телефоны. Мужики тащат из дома книги, посуду, шампунь, даже полотенца и нижнее бельё своих жён. Потом жёны приходят, отдают деньги и забирают всё это.
- Матерят вас?
- Нет. Им известно: ну-ка ночью не дай чего-нибудь пьяному – сожгут ларёк.
- Вы здесь как на передовой.
- И бабьё тоже просит в долг. Бабы в этих домах пьют круто, вечно с бодуна. Не из новостроек, а вон из тех гнилых бараков. Целый посёлок алкоголиков. И все мужики курят траву. Иногда приходят вконец обдолбанные, не соображают ни грамму, назавтра ничего не помнят. Один сунул мне телефон за бутылку пива. И даже не спросил про него. Где-то украл, конечно. Не свой же. Зачем ему телефон? И на что он купит?
Появилась Танька. Сверкнула Андрею белыми зубами, как давнему другу:
- Привет! Что желаешь?
- «Клинское светлое».
С третьей банки он перестал платить. От мощного обогревателя и пива они размякли, но торговля шла бойко. Андрей не мог выбрать: к кому он начнёт приставать? В обеих влюблён.
- Хэллоу, Танюха! – в окошко пролезла пьяная голова. – Ой, и Натаха здесь. Хэллоу! Девчонки, у меня всего двадцать рублей.
- А что хотел-то?
- Самую дешёвую большую. «Жигулевское», наверно.
- Двухлитровая есть.
- Остаток потом закину.
- Ты уже сколько должен? – Таня заглянула в тетрадь должников. – Сто девяносто два.
- И курево прибавь. «Беломор» дай, траву забить хочу.
- Когда отдашь?
- Послезавтра. Я распохмелюсь, и баста.
…Приехал хозяин – Гамлет.
- Мой старший брат из деревни, - указала на Андрея Наташа.
- Сколко у тебя братьев, Натаща?
- Много. Родня вся плодовитая. Груши привёз, как я просила?
- Да, грющи пять килограммов.
- А «Клинское», «Балтика» есть?
- Всё, всё есть, что ты говориль, Натаща. Дэньги давай.
Гамлет будто стеснялся. Быстро выгрузил товар, отметил в тетради, сгрёб выручку и уехал.
- Всё, до завтра его не будет. Сейчас шпана попрёт, - вздохнула Таня.
- Где тут у вас туалет? – вспомнил Андрей.
- Какой тебе туалет? Ведро вон...
- А моетесь где?
- Сюда же, в ведро. Бабушка по утрам ходит, весь хлам выносит, пустые банки-бутылки собирает, и даёт нам канистру питьевой воды. Тридцать рублей в день платим и в душ к ней ходим. Она же и вокруг ларька метёт. Ночами-то здесь пьют и гуляют, песни орут под гитару, машут кулаками, железяками. Всё, что хочешь, и бесплатно. Шпана поёт серенады и нас делит. Забавно так. А если два-три дня у ларька не убирать – к нему не подойти.
- Наташа, ты не истосковалась по сельской жизни? Работа у тебя – как дурдом.
- Ещё какой! Но в деревню свою не поеду. Там к тридцати годам старухой будешь. В деревне крепкой семьёй да большим хозяйством жить – работой себя занять. А так… И бывший муж грозился убить. Если невзначай встречались где-то – он злобно шипел: всё равно я прикончу тебя.
- Но здесь ты не заработаешь. Всем в долг даёшь. Хозяин уволит.
- Не уволит, - вставила Таня. - До нас у него разгульные девки работали, Гамлет ловил их под мужиками на кушетке. Одну выгнал – меня взял. Когда я привела Наташку – он и вторую выгнал. Мы для него идеальные. Доверяет, ночами не ездит. К тем ездил.
- Не пристаёт?
- Иногда заигрывает.
- Воспитанный?
- Больной.
Они перепробовали все до одного сорта пива. Девчонки, как опытные торговцы, совмещали беседы с продажами.
- Таня, ты которые сутки не спишь как следует? – посочувствовал Андрей.
- Третьи или четвёртые. Да я привыкла.
   Вечер наступил незаметно. Стали подходить кавалеры. Некоторых хозяйки запускали по одному в ларёк. Наташка захмелела и обращалась с ними строго, даже грубо. Они слушались и получали в долг пиво.
- А ты и есть её парень? – Таня тихонько толкнула Андрея.
- Ага. Десятый. Или пятнадцатый.
- Нет, правда, она о тебе рассказывала. Ты ей нравишься.
- Когда она обо мне рассказывала?
- Позавчера. Все уши прожужжала.
- А я впервые увидел её сегодня утром. И она меня тоже.
- Где?
- У дяди на даче.
- Как она попала туда?
- Наливай – скажу.
- Бери с полочки любую. А дяде твоему сколько? Он молодой?
- Моложе тебя.
- Врёшь?
- За пятьдесят ему.
- Значит, она с ним дружит? Да-да, говорила, что нашла парня старше себя.
- Этот парень дважды дед.
- Ну и что? Возраст ни при чём.
- А если семьдесят мужику - опять ни при чём?
- Не лови на слове.
- Сегодня чья смена?
- Я уж и не знаю. И моя, и Наташкина. Мы и живём здесь же. У дяди есть баня?
- Есть.
- Можно мне вымыться? Далеко она, дача?
- В черте города. Дом от матери в наследство достался, он его за дачу держит. Ты когда хочешь помыться?
- Сегодня. Едем? А жена где? Там?
- Нет. Она в квартире живёт. К нему наезжает, продукты возит, но не ночует. А усечёт тебя в его бане – поднимет рёв на всю улицу. Взбалмошная какая-то.
- Я быстро успокою. С чего она будет кричать на меня? На нас?
- Ей все молодые девки – проститутки. Квартирантов селит на зиму, но только парней-студентов. И ставит условие: никаких баб. Если нагрянет и учует женский запах – гонит всех жильцов. Эта женщина люто ненавидит женский пол.
- Твой дядя не отлюбил её – она и бесится. А он живёт в домике?
- В летнее время. Скоро съедет. Жена и квартирантов уже нашла.
- Студентов?
- Ага…
Таня заторопилась:
- Поехали скорее!
- Но их ещё нет, - соврал Андрей.
- Зачем они нам? Есть мы с тобой.
- Доложи Наташке.
Подруги долго шептались. Потом Наташа твёрдо сказала Андрею:
- Завтра еду я. И ты со мной.
- Куда?
- В баню. Мы так решили. Завтра – мой банный день.
- Андрюша, пройди мимо шпаны незаметно, - попросила Таня.
- Я невидимка, что ли?
- Они ревнуют. Накинутся на тебя.
- Сказали бы: дескать, брат.
- Говорили. Не верят.
     Под окошком пацаны запели серенаду…
            
                2005 г.