45. Студенты о Солоноуце

Таня Янушевич, студентка первого набора, один из трех авторов-БЯФовцев сатирической газеты «Щелчок» и один из редакторов знаменитой еженедельной университетской стенгазеты тех лет (1959-1962), в своих воспоминаниях смотрит на БОСа из толпы тех, ради которых он жил:

«Университет набирал силу. С первых дней в его бравурном марше еще неразличимы были две темы.

Одну - вел декан общего тогда факультета естественных наук Борис Осипович Солоноуц - БОС, конечно, его называли. У него был тонкий, как говорят, бабий голос, который он никогда не повышал, – чтобы его услышать, притихали, - на вопросы он отвечал, как Маяковский: мгновенно, коротко, едко (я потом узнаю от него, что с их курсом математиков Московского университета Маяковский дружил, часто бывал у них. «Одного нашего переманил в литературу...» – БОС замечательно умел делать паузы, – «Льва Кассиля»).

БОС похож на крупного породистого лиса, его хорошо было рисовать в каждом «Щелчке». Он смеялся тонко, а ко мне обращался: "Главвред, милейший, я же обязан реагировать на Ваш бойцовский листок, прикажете всех стипендии лишать?" Никого не лишал, конечно.

БОС пребывал всюду, – куда ни прибежишь: в учебную часть, в библиотеку, в столовую, везде, – «как скажет Борис Осипович»...

В общежитие он приходил часто, с удовольствием пил с нами очень крепкий чай без сахара.

Собрания, вечера, праздники при нем были всегда общими, необходимыми, как совет общины, и он на них – наш старейшина.

Другие же преподаватели и профессора приходили читать лекции. Академик А.М. Будкер прилетал из Москвы на свои лекции, места в аудитории занимали с вечера...

БОСа побаивались. Правильнее, боялись, не оказаться достойными. Сдать ему математику на пятерку было очень непросто, а с тройкой – пожалуйста, получи и иди, только ведь со стыда сгоришь.

Кто-то вызнал, выискал и сделал акцент, что БОС – "всего лишь кандидат".

Цену себе он знал. Однажды при мне он говорил по телефону с вышестоящим:

– Нет, этого не будет. Пока я здесь... (пауза)..., этого не будет.

Он замечательно интонировал, – было сразу ясно, что "этого" не будет, и скоро стало ясно, что и его здесь тоже может не быть...

Вторая тема, – откуда взялись ее первые опасные аккорды?: «он всего лишь кандидат»; «разве это учебник?», в котором не сплошь тройные интегралы, которые мы еще официально не проходили; ...; а недодуманные задачки по физике, не имеющие решения, что сочиняли для нас аспиранты по дороге из сортира, когда-а уж мы осмелились пикироваться с ними, с аспирантами, и подлавливать их в свою очередь тупиковыми вопросами...

Откуда взялась эта тема «гениальности»?

Сначала – будто вспышки бенгальских огней: искры остроумия, блеск и бурлески, – все совпадает с тональностью БОСа; выдумки, артистический выпендреж, – все соответствует нашему естественному куражу; свобода слов и благородство действий, – все отвечает времени и чуть отдает временами Маяковского; и только чуть еще отдает снобизмом...

К четвертому курсу университет крепчает, набирает силу... и амбицию.

Два-три гения канули в психиатрическую клинику, подтвердив тезис о тождестве гениальности и сумасшествия; несколько хороших ребят оставило университет, стыдясь занимать места «настоящих»; кое-кто из нас стал на короткую ногу с академиками, – «пани-братство» оказалось ничуть не хуже просто «братства».

Так случилось, что к тому же времени бабий голос БОСа перестал звучать в стенах нашего университета, к нему теперь прислушивались в Физтехе, куда он снова вернулся, – это было первое детище нашего декана, откуда его пригласили, по-видимому, на тот срок, пока он был нужен...».

Тане Янушевич, по ее выражению, в университете стало «тесно, тесно, хоть кричи», и она убежала с «получетвертого курса». И «уже из «воли вольной», из «бродяжничества» она написала БОСу письмо, и получила от него такой ответ:

«Ну что сказать Вам, сударыня, – если хочется еще погулять в девках от науки, гуляйте. Будет нужда передохнуть - заглядывайте в Москву, – мой дом всегда к Вашим услугам. А «гордыня, смирение», – Вы пишете, – «сравнять свою вспучившуюся вершину с землей» – ...? Подумайте еще, прикиньте. Бегут ведь по-разному: кто от слабости, кто от избытка силы. Закономерная последовательность многих пугает. Бывает, что отступление помогает найти себя, но бывает, оно уводит в сторону. Не всякий уход есть смирение. Вот Поль Сезанн все уходил, чуть, что не по нему, надевает шляпу и уходит. Что это, – протест? гордыня? Есть еще такие слова: гигиена, чистоплюйство. Все они легко подменяют друг друга. В этом ли дело?

Важно верно поймать свой ракурс. А примеров того или иного толка хоть отбавляй. Мне по душе слово «убежденность». Впрочем, довольно назиданий. Погуляйте».

Комментировать я не буду.

Продолжение следует: [http://www.proza.ru/2012/12/24/93]