Кузница счастья

Капли пота, отражая блеск раскаленных углей, россыпью золотых росинок украсили хмурый лоб крепкого широкоплечего мужчины. Кузьма тряхнул головой. Отложив молоток, он опустил заготовку в холодную воду, подбросил  в разогретый горн угли и поставил чайник. Так он делал изо дня в день сорок лет подряд. По старой легенде, услышанной от отца, чай, приготовленный на жаровне кузни, раскрывал мастеру тайны кузнечного ремесла.

Присев на табурет, он потянул затекшую спину, прикрыл подслеповатые глаза и погрузился в неотступно преследующее видение. Перед его глазами стоял образ дверной ручки, - кованная  в  форме дубового листа, свернувшегося после дождя, - она была родом из детства.  Все сорок лет, что Кузьма провел в чужих краях, он прорисовывал в воображении каждый ее штрих, каждый изгиб, каждую   царапинку. За эти годы он выковал сотню таких ручек, но  каждый раз сталь секрета закалялась все крепче и крепче.

Впервые он увидел ее морозным январским утром, - игриво сверкая, она улыбалась солнечному свету. В тот день, поспорив со старшими братьями, шестилетний Кузя лизнул промерзший дубовый лист и,- …прилип.  Прикованный к ручке, он чувствовал, как гордыня сковала горло и распалила строптивый нрав. Привыкнув к  жгучей боли,  Кузьма рассматривал ее сквозь прозрачный хрусталь капель, срывающихся с ресниц. Что в тот день растопило железные тиски: теплое дыхание матери, или искристая улыбка ручки, он не знал до сих пор. 

Вечером семья пила липовый чай с душистым малиновым вареньем. В глазах отца читался немой укор, братья  подшучивали над ободранным языком «коваленка», а он сидел у окна и, постукивая выигранным в споре молоточком, представлял, как уйдет из этого дома, как выкует себе такую же ручку  и закроет ей дверь от этих смеющихся глаз.


Через год эта же ручка спасла Кузю от зубной боли. Кузьма Петрович до сих пор помнил,  как проявив свою самость, резко пнул дверь. Как звенящей струной натянулась и обмякла шелковая нить; как проглотив соленую боль, он получил облегчение и благодарно погладил ручку в ажурном манжете.

Шипящие угли вернули его в реальность. Чайник кипел от возмущения. Мужчина заварил липовый чай, опустился на скамейку и разразился рыданием,- вздрагивая всем телом, впервые за много лет, он дал волю терзающим чувствам. Его не покидала память о том дне, когда в порыве горделивой ярости он хлопнул дверью,  как  в след голосила молодая жена и мать, как требовательно окликнул его отец. Он ушел, - ушел от черновой работы подмастерья, отстаивать самобытность потомственного кузнеца Кузьмы Петровича Коваля. И он им стал. Имя Коваля знала и уважала вся округа. Кузьма Петрович славился своей  работой и невиданным талантом на  весь край, но это не приносило ему счастья. Пригвожденный тисками страсти, он прожил полвека между молотом и наковальней.

***
Кузьма откинулся на спинку плацкартного сиденья: в окне, словно годы, мелькали города, деревни, села.  Он возвращался в отчий дом.

***
Тяжело ступая по пыльной проселочной дороге мужчина чувствовал себя уставшим, одиноким скитальцем. Солнце, пытаясь воскресить всполох некогда золотой шевелюры, припекало упавшую на грудь голову путника. Каждый шаг, отзывался стуком стального молоточка, монотонно отсчивающего в висках дни разлуки. Чем ближе он подходил к дому, тем лихорадочней стучал молоточек, готовый лишить его сознания.  И лишь тяжелый, уверенный голос кувалды, раскрывающий почерк мастера, вернул Кузьму в реальность. Собрав в кулак остатки ускользающей воли, он ускорил шаг и, переведя дух, распахнул дверь кузницы. Перед ним стояла точная копия отца. «Кто Вы?», - выдавил он, опираясь дрожащими руками на наковальню. «Петр Кузьмич Коваль», - добродушная улыбка озарила дружелюбное  лицо молодого мужчины.

 "«Этого не может быть», - вскрикнул Кузьма. "Может быть... может быть", - эхом отозвалась истина, вонзившись  в трепещущую грудь.

Взгляд Петра был прикован к незнакомцу. Профессиональные шрамы и красные узелки на руках всколыхнули в памяти образ деда. Догадки по-хозяйски распахнули радушное сердце, поселив в нем волнение и трепет. Поддерживая необычного гостя, он вел его к дому.

***

Поднявшись по знакомым ступеням, Кузьма поймал одобряющий взгляд сына и, крепко стиснув дверную ручку, просиял. Ему открылся секрет ручки, - она была отполирована прикосновениями близких.

 Навстречу гостям вышла сухая сгорбленная старушка и женщина с глазами его жены Маши. Вот она, - кузница счастья, подумал Кузьма, виновато обнимая  дорогих сердцу людей.