Вот так так
ВОТ ТАК ТАК !
Сериал дурацких событий
-1-
КРОВАВАЯ БАНЯ
Физиономия майора, начальника хозяйственной части небольшой военной части на берегу далёкой северной бухты, была круглой и улыбчивой. Оставив тело за дверью, физиономия улыбнулась, открыв ряд плотных, желтоватых зубов.
-Здравия желаю! Майор Грязнов приглашает вас в баню!! Нашу, военную!– физиономия улыбнулась ещё шире, и мелькнул чёрный проём в ряде зубов глубоко справа.
-А кто это «майор Грязнов»? - полюбопытствовал телеоператор Саша Шариков, продолжая расчесывать свою шикарную, почти марксовскую бороду.
-Это я, - прикрыла немного свою пасть физиономия, так и не втягивая в комнатёнку гостиницы тело.
-Отлично! – обрадовался молодой осветитель Юра Курышев. – А то, что делать вечером? Снимать начнём только завтра… Командир, ты как?
-А что? – поразмыслил интеллигентный и застенчивый руководитель этой группы телевидения по фамилии Шухер. – Попаримся, да и на боковую. А завтра с утра – махнём в порт.
-Банька вон там, сразу за шлагбаумом, - голова майора Грязнова стала оттягиваться за дверь. – Подваливайте в двадцать ноль-ноль! Веники, мыло и полотенце обеспечены! Часовой вас пропустит.
…Уютная зеленая банька на высоких столбах стояла на самом берегу бухты. Из узкой трубы заманчиво вился светлый дымок, уходя в мягкое и прохладное сентябрьское небо. В чистенькой, прекрасно пахнущей баньке, было всё приготовлено – лежали в ряд мыло, веники, заботливо замоченные в шайках, белела стопка вафельных полотенец. Людей не было вообще…
-Чего ждать? – засуетился, почесываясь в бороде и подмышками Шариков. – Начнём омовение?
-Начнём!- решил Шухер, в то время как шустрый Курышев уже скинул всю одежду и ринулся в мыльную.
Через пару минут мужчины принимали, окатившись горячей водой, первый пар.
- Гостеприимство в крови северного братства, - зафилософствовал Шухер. – Оно обусловлено и тем, что здесь мы, и местные и приезжие, не только вместе противостоим суровому климату, но и тем, что мы братья по разуму, мышлению и естественности физиологического равновесия…
-Тихо как, - прошептал романтик Курышев, все задумались, и тут раздался грозный, слегка приглушенный рёв.
-Кто посмел? Кто в бане? – донёслось до нас. - Кто позволил? Под арест! Всех! Мать…
Слово «мать» прозвучало раз пять, за это время моющиеся успели выскочить в мыльную, где в полной боевой форме стоял майор Грязнов, а слева от него, покачивались, стоял длинный, какой-то всклоченный капитан, тоже в полной форме. Увидев нас, Грязнов выкатил мутные глаза, а капитан выпрямился и отдал честь.
-Смирно! – заорал Грязнов, и баня наполнилась парами алкоголя. – Кто такие? Кто позволил? Кто пустил?
-Так вы же и позвали! – задохнулся от негодования Шариков. – Мы с телевидения, я – оператор Шариков!
Саша сделал шаг вперед и протянул руку. Майор вперил свой взгляд сначала в его бороду, затем в курчавый низ живота.
-Почему не по форме одет? – изумился майор. – Почему в бороде? Где трусы? С какого отделения? Кто командир?
-Вот командир, - ткнул дрожащей рукой в сторону ошеломленного Шухера Курышев.
-Честь имею! – майор так размашисто шаркнул сапогами, что сбил с ног капитана, продолжающего отдавать честь. Капитан нелепо взмахнул рукой и ударился кистью о край железной шайки. Легкая струйка крови протекла на уже испачканный сапогами пол.
-Боже! – вскрикнул Шухер. – Кровь!
-Поднять! - приказал Грязнов. – Помыть! Всем париться…
Тон приказа был так суров, что голые мужчины беспрекословно подняли капитана, который буркнул, что его зовут Михаил Михалыч, что жена его стерва немытая, раздели офицера, и всей гурьбой снова вошли в мыльню. Грязнов сразу же сел на теплую полку, окатился водой и стал яростно мылиться. Шухер вежливо подошёл к нему, подсел и только-только решил о чём-то спросить его, как тощий и длинный капитан, покачиваясь, почему-то лихо отдал всем честь, затем сделал шаг. Поскользнулся и также прямо, как стоял, рухнул на пол, по пути развернувшись и ударившись спиной об угол каменной лавки. Крови стал поболее. Она потекла, смешиваясь с мыльной пеной и грязью от сапог. Капитан же стал, сустав за суставом, как насекомое богомол, медленно вставать. Шариков и Юра подхватили скользкого офицера под мышки, вытащили в раздевалку и осмотрели рану. Это была ссадина, которая, была хотя и не глубокой, но кровоточила прилично.
-Может, домой пойдёте? – предложил Шухер, пытаясь приложить к ссадине носовой платок, но капитан пренебрежительно усмехнулся, снова отдал честь, оттолкнул его и прямым шагом вошел в мыльню. Упал он сразу, сбив с лавки майора и разбив себе кожу на правой лопатке. Грязнов же, упав, рассёк себе пухлую грудь. Кровь теперь была везде, даже на мокрой бороде оператора. Сама же мыльня стала неописуемо безобразной, в грязной пене с кровавым оттенком.
-На вас кровь! – испуганно заверещал Курышев, показывая на белые ноги Шухера.
Точно, ноги руководителя были в крови.
-Чья это кровь, коллеги? – поинтересовался Шухер. – У меня ничего не болит.
В это время майор медленно поднялся и стал подымать безжизненное, с болтающимися тощими и волосатыми руками, тело капитана. Приподняв его над полом, Грязнов точнёхонько звезданул товарища лбом об угол лавки, а сам, раскорячив ноги, рухнул на пол и разбил себе подбородок. Вот теперь крови стало намного больше, чем воды. Телеоператорская троица словно в ступоре замерла посреди этого кроваво-мыльного кошмара, но здесь случилось совсем уж непредвиденное. В мыльню ворвались две очаровательные женщины в кожаных пальто и изящных сапожках. Это оказались женами офицеров.
-Нажрались! – заверещала полная и красивая. – С бомжами нажрались! Вон отсюда, уроды!
-Мы журналисты, - зазаикался Шариков, пытаясь бородой закрыть срамное место, - мы в командировке…
-Мы же обнажены! – тонко крикнул Шухер. – Отвернитесь! Здесь… мужское место!
-На помойке ваше место, - неожиданным басом добавила маленькая и очень миленькая блондинка, - ну-ка катитесь отсюда…
Юркий Курышев оказался сообразительнее всех. Он проскользнул в раздевалку и вернулся, неся в руках удостоверения, которыми телегруппа сразу же прикрылась как фиговыми листиками. Шухер ещё и покраснел как рак и согнулся в три погибели, прикрываясь локтями. Это возымело действие.
-Совесть имейте, - уже мягче сказала полная, наклонившись и внимательно прочитав Юрино удостоверение, - посмотрит, во что баню превратили…
-Да мы трезвые! – возопил Саша. – Ни грамма!
-Мы не пили, сударыня, подтверждаю, - Шухер шаркнул ногой и поскользнулся, взмахнув руками и полностью раскрывшись.
-В бане да ни грамма? – не поверила маленькая. - Закройтесь! Страшно же. Эй?! Отделение! Ко мне!
В мыльную строем вошло семь солдат во главе с могучим сержантом. В мгновенье ока они ополоснули и одели слабо шевелящиеся тела отцов-командиров, взяли их за руки ноги и унесли из баньки.
-А вы домывайтесь, – разрешила полная, хихикнув – только потом баньку вымойте… Извиняйте нас.
Маленькая хмыкнула и, уходя, все-таки любопытно оглянулась. Как раз в тот момент, когда мужчины перестали прикрываться удостоверениями. Но никто уже ничего не боялся и не стеснялся. Через две-три минуты телекоманда уже летела по пыльной дорожке в направлении гостиницы, оставив сзади уютную баньку с нежно дымящейся длинной трубой…
А на следующий вечер, когда, отсняв три запланированных сюжета, телевизионщики в шесть часов вечера готовились по-холостяцки поужинать и разложили на столе консервы, хлеб, банки с пивом, дверь заскрипела, приоткрылась, и в комнате проявилась широкая физиономия с заклеенным пластырем подбородком.
-Здравия желаю! – лихо улыбнулась физиономия. – Майор Грязнов приглашает вас в баню! Нашу, военную!
-2-
ОЗВЕРЕВШАЯ ЗМЕЯ
Маисовый полоз появился в квартире Дмитрия Шухера полгода назад. Принесла красивую желтую и немного напуганную живую ленточку дочка -студентка Василиса, назвала змейку Мусей и приказала:
-Прошу не обижать девочку. Она совершенно безобидна.
-Откуда тебе известно, что она девочка? – хмуро поинтересовался папа, пыхтя сигареткой.
-Известно! – отпарировала дочь. – И чтоб больше не курил в комнате. Мусе это вредно.
-И правильно, - подтвердила мама, выталкивая мужа на балкон, - и верно, и наконец-то…
Особых изменений змея в дом Шухеров не принесла. Тихо и скромно она жила в обширном террариуме, раз в две недели убивала и съедала принесенную Василий или мамой крысу, приобретенную в зоомагазине, спала вволю, ползала слегка, запаха от неё в квартире не было, но глава семьи тем не менее привык курить на балконе, что устраивало всех, жизнь наладилась и почти не изменилась. Змея за полгода выросла до метра, и вносила даже какой-то своеобразный уют в эту небольшую, тесно заставленную мебелью квартиру, когда внимательно, сквозь стекло, оглядывала всех. Хозяин её все-таки побаивался, а мама и дочка души не чаяли в твари. Развязка наступила посреди июля…
В этот субботний вечерок приехал Дмитрий Шухер к полуночи. Был он слегка взбудоражен после ряда важных для его небольшого, гостиничного бизнеса встреч, поэтому дома, на кухне, сразу же выпил пару рюмок коньяка, разделся до трусов (жарко было) да и вышел в темноте на остеклённый балкончик покурить. Вышел босиком, не зная того, что Муся впервые в жизни выбралась из террариума и тоже выползла на балкончик, поближе к свежему воздуху. Наступив на змею, Шухер сначала ничего не понял. Лишь тревожный холодок пробежал по ступне, ногам и тронул позвоночник. Муся испугалась сильнее и мгновенно обернулась вокруг голени хозяина вплоть до колена. Шухер не закричал, нет! Он издал трубный глас, похожий одновременно на крик слона, рёв медведя и заячий вскрик. Локтем он выбил стекло балкона, уронил наружу окурок, который описал плавную дугу и втянулся в окно нижней квартиры, где были приготовлены материалы косметического ремонта, то есть обои, краска, разные деревяшки. Сам хозяин вбежал в комнату, на ходу отчаянно сдирая с ноги змею другой ногой (рукою он боялся). А змея как раз начала линять и под яростными ударами ноги выскользнула из шкуры, юркнула за шкаф, оставив старую шкуру как скотч на ноге человека.
Вбежавшая жена включила свет и, увидев ноги подпрыгивающего мужа, закричала:
-Что ты сделал с Мусей?
-Он убил её! – ахнула дочь, укладываясь в обмороке на пол.
На неё стал медленно заваливаться платяной шкаф. Дмитрий, продолжая бить ногой об ногу, успел встать под шкаф, растопырить руки и остановить падение мебели. Сам он остался в позе Атланта. Очнулась Василиса, опрысканная мамой из цветочного пульверизатора.
-Где Муся? – слабо спросила она, поводя вокруг затуманенными глазами.
-За шкафом, - прохрипел, пошатываясь, Шухер.
Дочь и мать ринулись за шкаф, но змеи там не было.
-Отодвигай диван! – приказала мать. – Дима, помоги!
-Как я помогу? – возмутился хозяин. – Помогите поставить шкаф!
-Вот ты не починил ножку шкафа, а сколько раз я говорила?- мстительно вспомнила жена. – Вот так и держи его!
-Шкаф успеется, папа, - возмутилась дочь, - сначала Мусю надо спасти…
Спасение Муси превратилось в перестановку всей мебели, и Мусю смогли найти только в прихожей за тумбочкой, вываленную в пыли и безумно перепуганную. От испуга полоз вцепился в руку мамы, вывихнул ей большой палец руки и яростно извивался, когда его запихивали вновь в чудом уцелевший террариум. Дмитрий всё стоял под гнётом шкафа. В это время в квартире ощутимо запахло гарью. Дымом тянуло из нижней квартиры.
-Эй! – закричала, свешиваясь балкона мама, - соседи! Это не у вас пожар?
-Вызываете пожарных! – прохрипел Дмитрий и, наконец, упал на колени, всё ещё держа шкаф на плечах. – Соседи на даче…
Огонь загасила пожарная команда, ущерб оказался небольшим, жертв не было, соседи удовольствовались небольшой компенсацией. У мамы осталось небольшое искривление пальца. Муся, сменив шкуру, зажила лучше прежнего, так как Василиса купила ей более просторный террариум. А Дмитрий Шухер, проведя две недели в психиатрической клинике, бросил курить и совсем перестал выходить на балкон.
-3-
НОГОТЬ БОЛЬШОГО ПАЛЬЦА ЛЕВОЙ НОГИ
-Завтра пойду в поликлинику, - сказал Дмитрий Шухер, закусывая виски кусочком лимона, - надо ноготь удалить. Заколебал, зараза, болит и носки рвёт.
-Покажь палец, - приказал его друг, хирург престижной городской клиники, Андрей Носочков, детина почти двухметрового роста, - снимай носок.
Ноготь был обыкновенно некрасив, грязен и впился одним краем в кожу.
-Да-а-а… –глубокомысленно протянул Носочков. - Дело швах! Нужна операция в стационаре
-Да зачем? Простейшая же штука? Врач мне сказала – десять минут и всё!
-Я тебе друг или не друг? – Андрей Носочков был упрям и туповат. – Сделаю все сам и по высшему классу! У нас же клиника! Всё стерильно. А в поликлинике – чёрт его знает, какими руками тебе будут делать. Не отказывай, друг, профессионалу! Лады?
-Хрен с тобой, - согласился Дмитрий. – Не посрамлю твоего профессионализма
-Тогда, - Носочков встал со стаканом в руках, - выпьем за удачную операцию! По высшему классу!
Шухера друг устроил в белоснежную отдельную палату вечером в четверг. Принёс маленький телевизор. Молоденькая, сверкающая чистотой и свежестью, медсестра омыла его ноги и вечером, и утром следующего, операционного дня. В девять утра ему сделал укол в ягодицу, смерили температуру, запретили завтракать, а в десять пришла новая, также невероятно чистая и миловидная медсестра. Два могучих санитара в зеленой униформе вкатили хромированные носилки на колесиках.
-Здорово! – не удержался от восхищения Шухер. - Но я же могу и сам дойти. К чему эти церемонии?
-Всё по высшему классу! – гордо ответствовал Носочков. – Фирма есть фирма! Положите больного на каталку.
Обнаженного Дмитрия санитары легко вздёрнули на носилки, прикрыли простыней и медленно вывезли в коридор. Носочков шёл впереди, сестра сбоку каталки. Любопытные больные, пораженные столь торжественным вывозом больного, перешептывались:
-Какого-то начальника везут.
-Операция сложная. Мужик при смерти.
-На головной мозг операция, это уж точно.
-Да нет, выпрямление позвоночника.
Шухеру стало стыдно. Он даже сделал попытку натянуть простыню на голову. Это движение стало роковым. Как раз в этот момент носилки заворачивали на лестничную клетку, куда выходили и двери лифтов. Операционная была двумя этажами выше. Сестра, заметив, что больной, закрыв голову, открыл ноги, посунулась вперёд, дабы эти ноги и закрыть, и неловко толкнула первого санитара. Тот поскользнулся на только что протертом кафельном полу, невольно опёрся на каталку да и толкнул её автоматически вперёд. Не ожидавший этого второй санитар взмахнул рукой и влепил тыльной стороной ладони по торжественной физиономии медсестры. Сама же каталка как по снежной горке рванула на лестничный марш и загрохотала вниз. Она врезалась в окно, обрушив осколки прямо на ступни Щухера, распоров кожу на обеих ногах и, каким-то образом, на щеке. Заодно, падая с носилок, он умудрился сломать лодыжку правой ноги, где не было вросшего ногтя. Санитары, рванувшиеся за каталкой, смели по пути медсестру и общим клубком рухнули на лестницу. Носочков, попытавшийся догнать всю компанию, споткнулся, вонзился лбом в косяк двери, разбил очки и переносицу, вывихнув, вдобавок, кисть руки. У одного из санитаров оказался сломанным палец правой руки, у другого – левой. На лестничной клетке и в коридоре почему-то сработала система пожаротушения, включилась сирена и началась эвакуация больных…
Через пару часов наглухо забинтованный, загипсованный, Шухер снова оказался в той самой отдельной палате. Его аккуратно накрыли простыней, словно нарочно оставив наружу тот самый, чисто вымытый палец с вросшим ногтем.
-А ведь всего лишь ноготь хотели удалить, - прошептал Дмитрий, - по высшему классу…
-4-
САМОГОННЫЙ СЫСК
В семье бульдозериста Владимира Безбашенного пили все и всегда. При этом ни глава семьи ни его жена, ни уже взрослые, заматеревшие сыновья, Колян и Толян, тридцатилетняя дочь Галина с мужем Архипом, не считались в станице ни пьяницами ни бездельниками. Но ежедневно все они выпивали по стакану - два самогона или водки или по бутылке дешевого портвейна, завершая свой трудовой день или же так начиная его. И ничего! Благодатный воздух Азовского моря, а станица располагалась на самом бережку, словно проветривал их тугие мозги, и Дмитрий Шухер, приехавший погостить на пару недель с пятилетней дочкой Машей, не уставал удивляться железным фамильным здоровьем всех Безбашенных, включая тетку Марусю – жену бульдозериста. В свой приезд Шухер привез восемь бутылок водки, так настойчиво посоветовала жена, приходившаяся племянницей тетки Маруси, что вызвала сразу горячую родственную любовь Безбашенных. Гостей поселили в зале, устроив их на необъятной кровати, хозяева стали спать в маленькой смежной комнате, сыновья откочевали во флигель, Галина и Архип вообще на время переселились к родителям Архипа.
Так и прокатилась первая неделя отдыха Шухеров. Днем отец и дочка загорали, купались, гуляли, вечером, когда все собирались в обвитой зеленью беседке, объедались борщами, курятиной, салом, соленой или свежей рыбой, варениками, баклажанами, помидорами, огурцами, свежим луком, выпивали, пели песни, а в девять вечера, словно оглушенные, падали спать. И не знали столичные гости, что придёт тот день, когда тётка Маруся будет варить самогон. А день этот был неизбежен, так как все деньги и у хозяев и у гостей заканчивались (Шухер старался угодить гостеприимным хозяевам и продолжал поставлять на ужин хорошую водку), а уменьшать суточный рацион никто не собирался.
В этот день глава семьи ушел как всегда на работу, Колян и Толян уехали продавать рыбу в Азов, а Маруся стала гнать самогон из прекрасного трехведерного аппарата, гордости семьи. Когда Маша и Дима Шухер вернулись с дневного купания, Маруся уже продавала трехлитровую, предпоследнюю, банку мутного зелья самому дальнему забулдыге соседу, сухопарому и очень вежливому библиотекарю Григорьичу. Свои три литра он выпивал за воскресный вечер, последовательно, стакан за стаканом, закусывая только черным хлебом с солью, никого не угощая. Он вежливо поклонился вошедшим и спокойно вышел со двора, крепко прижимая к себе драгоценную бутыль.
-Куды прятать? – горестно воскликнула при виде Шухеров тетка Маруся, показывая пальцем на последнюю банку.
-Зачем прятать?- удивился Дмитрий, а Машка эхом подтвердила:
-Зацем плятать?
- Как зачем? – удивилась тетка Маруся. – Чтобы эта собачья кровь не выдула! А я назавтра обещала отдать три литра Серёге-газовику! Он мне новый баллон ставил. А он найдёт и выдует…
-Так прячьте, вон двор какой!
-Больсой двор, - подтвердила Машенька.
-Найдёт…
-Неужто? А если в колодец?
-Найдет. Ужо было.
-Закопать…
-Откопает. Ужо было.
-Ко мне в чемодан?
Маруся задумалась, потом решительно затрясла головой:
-Учует. Ужо было.
Машеньке стало скучно, и она ушла в дом. Тётка Маруся бесплодно побродила пор двору, чуть ни шлёпнулась, споткнувшись о громадный чан с недавно сваренным вишневым вареньем, и раздумчиво замерла над ним.
-Точно! – крикнул Дмитрий. – В варенье.
Была банка радостно утоплена в громадном чане, придавлена камнем. Густая, красно-коричневая жидкость наглухо спрятала в глубине самогонный клад. От греха подальше, тетя Маруся, Машенька и Дмитрий легли спать пораньше. Владимир Безбашенных ворвался домой после десяти вечера и первым делом яростным шёпотом вопросил уже улегшуюся жену:
-Де он?
-Ты о чем, кровь собачья? – ласково, притворяясь сонной, ответствовала жена. – Ложись спать, намаялся же… Самогону нет. Всё продала.
-Врешь! Такого быть не может. Все равно найду, - ночным, толстым вихрем Безбашенный рванул во двор. – Найду…
Тетя Маруся продолжала лежать на кровати, не шевелясь, но явно напряженно слушая. Шухер же сел и тоже стал слушать. Безбашенный сначала погромыхал на летней кухне, затем стал острой штыковой лопатой с чавканьем прореживать мягкие участки двора. После этого он долго светил в колодец мощным фонарем. Покопошился в сарае, роняя инвентарь и вёдра, потом надолго исчез в кабинке туалета. Весь сыск он проводил молча, яростно дыша, часто сплёвывая, особенно после туалета. Вскоре он начал ворошить стог сена. Затем взялся за огород.
-Теть Марусь! – позвал Дмитрий. – Это ж какую работу он проделывает!? На всю ночь хватит.
-Он работящий, собачья кровь, - гордо прошептала хозяйка. – Он многое могёт.
Безбашенный ввалился в дом после полуночи. Шумно сопя, прошел в спаленку, содрал штаны и грузно завалился на кровать (тётя Маруся ойкнула). Наступила тишина. «Неужели всё?»- мелькнула в уже отуманенной сном голове Шухера. Но хозяин вдруг вскочил и рванул во двор.
-Ты куда, собачья кровь? – крикнула жена.
-Я в варенье ещё не искал, - глухо донеслось со двора, - больше негде!
Очухавшись от столбняка, тётя Маруся выскочила из спаленки. Вышел и Шухер. Счастливый Безбашенный в одних трусах стоял ярко освещенный перед беседкой, весь облепленный вареньем, слизывал густую жидкость с кистей, а в ладонях переливалась диковинными, красно-желто-голубыми блёстками, банка с самогоном.
-О-о-о-о! – потрясал посудиной бульдозерист. – О-о-о-о! Нашёл!
-Вовка, собачья кровь! – завизжала вдруг тётя Маруся. – Она же едет! Едет!
Ехала в скользких руках мужика банка, а он, радостный и торжествующий, не замечая этого, ещё и потрясал её. Неизбежное пришло неизбежно. Посудина тяжко выскользнула из ладоней Безбашенного, тюкнулась краем о железный борт чана и, разбившись на пяток кусков, мгновенно исчезла в сладко-болотистом месиве…
Попытки хозяина восполнить потерю поеданием громадного количества варенья с растворённым в нём самогоном ни к чему не привели. Его стошнило так, что варенья он не мог потом вообще есть. Душа не принимала. Тётя Маруся отдала долг Серёге-газовику парой бутылок покупной водки. А Дима Шухер на всю жизнь запомнил облепленного вареньем мужика, роняющего трехлитровую, переливающуюся волшебным блеском, банку в металлический чан…
Свидетельство о публикации №212122501100