Глава 7. Юбилей

Утром в понедельник Игорь позвонил на работу и рассказал Улофу о приключившейся с ним в выходные дни истории. Он сообщил, что потребуется определенное время на снятие швов и заживления раны. Улоф засомневался, но когда Игорь упомянул о том, что на «страже» бренда не может стоять человек с разбитой физиономией, от его сомнений не осталось и следа. Немного «приукрасив» свои травмы, он добился недели отдыха. Улоф еще некоторое время недовольно попыхтел в трубку и, пожелав скорого выздоровления, завершил разговор.
Игорь был рад неожиданно случившимся выходным и надеялся провести эти дни вместе с Леной. Его несколько беспокоил ее уход воскресным утром и то, что она до утра понедельника не дала о себе знать. Тем не менее Игорь старался не придавать этому слишком большого значения, памятуя о сумасшедшей субботе и тех неприятных переживаниях, которые он доставил ей своей выходкой. Игорю не хотелось навязываться, хотя спонтанная ночь, проведенная с ней, по его мнению, наделяла его некоторыми правами.
Наблюдая за Леной в ресторане, Игорь сразу отметил для себя ее своенравную натуру. Лена в тот вечер, несомненно, была самой очаровательной девушкой среди приглашенных гостей. Неудивительно, что она привлекала внимание мужчин, которые неоднозначно засматривались на нее, даже находясь в обществе своих спутниц. Игорю это льстило, и он испытывал чувство необыкновенного удовлетворения, замечая такие взгляды на «своей» девушке.
Она не много общалась с гостями, а если редкий собеседник и привлекал ее внимание, то удержать его стоило большого труда: взгляд ее скоро потухал и становился таким безразличным, что собеседник чувствовал себя неловко и ретировался почти сразу, как только случалась возможность. В самых крайних случаях Лена могла и вовсе отвлечься или, выражая полную безразличность к вопрошающему, уткнуться в мобильный телефон и заняться чтением бестолковых писем из навязчивых СМС-рассылок.
Уже после первой встречи Игорь отчетливо понимал, что Лена абсолютно свободолюбивая «кошка», которая позволит быть с собой рядом только тому, кто не станет ей навязчивым «хозяином». Все ее поведение – выдуманная история с ключами и приглашение в ресторан, первый поцелуй, случившийся тогда, когда она этого захотела, – убеждало Игоря в его правоте. Разгадка этой особенности заставляла его пересилить себя и сдерживать свой искренний и пылкий порыв.
Захлестнувшая Игоря любовь затмевала в нем все разумное. Его пугала эта навязчивая зависимость, и порой он был не в состоянии справиться со своими эмоциями, чего совершенно не позволял себе последние годы. Ее взгляд, прикосновения и облик разрывали его бережно и крепко сотканный противоречивый мир, который теперь трещал как старая простыня под натиском нахлынувших чувств.
Ему казалось неуместным «играть» и вести себя правильно, благоразумно, но другого выхода, по крайней мере сейчас, он не видел. Вся душа его была наполнена любовью и теперь страдала от разных стихий: одна из них заставляла мчаться к ней, сметая все на своем пути, и другая пыталась образумить его и не торопиться с чувствами, которые Лена еще не готова была принять.
Игорь захотел позвонить Лене и сказать ей совсем простые, прозрачные слова, которые сейчас обжигали его душу: обыкновенные существительные, прилагательные и глаголы, произносимые миллионами людей по всему миру, но… быть с ней рядом значило играть по ее правилам, и он смирился с этим в ожидании ответных чувств, к которым, как ему показалось, она была готова.
Позвонить ей он все же не решился. Было еще десять часов утра, и она точно находилась на лекции в академии и разговаривать бы не стала. Игорь написал Лене СМС-сообщение, отредактировав и переиначив скачанное минутой ранее стихотворение А.С. Пушкина.
«В глуши, во мраке заточенья
Тянулись тихо дни мои
Без божества, без вдохновенья,
Без слез, без жизни, без любви.
Передо мной явилась ты,
Душе настало пробужденье:
И сердце бьется в упоенье,
И для него воскресли вновь
И жизнь, и слезы, и любовь».
– Прости, Александр Сергеевич, дорогой мой, – улыбаясь, вслух сказал Игорь и посмотрел на дисплей телефона. – Влюбился, дурак, не ведаю, что творю.
На удивление Игоря ответ пришел совсем быстро, и небольшая СМС-переписка продолжилась.
«Пушкин?»
«Носов :-)»
«Не стыдно Носову Пушкина калечить?»
«Что делать? Разве скажешь лучше?»
«До вечера. Целую»
«Люблю…»
Игорь откинул телефон и растянулся в кровати. Сказочное утро понедельника ему казалось таким прекрасным, что его охватила настоящая эйфория, случавшаяся с каждым «по-настоящему» влюбленным человеком, существовавшим до тех пор в бездарном одиночестве. Душа, словно освободившись, рвалась из груди, повторяя только ее имя, вспоминая только ее глаза, ожидая только ее появления.
Игорь встал с кровати, подошел к книжному шкафу и посмотрел на маститые имена, красовавшиеся золотом на корешках книг. Он небрежно провел рукой по книгам, которые, сопротивляясь, издавали неповторимый скрип. Кто эти люди, жившие с ним годами? Зачем они? Чему могут научить эти бесконечные умы человека, в сердце которого поселилась любовь? Ах, если бы они знали, то не толпились бы теперь на полках, а разбежались бы куда глаза глядят.
Лена позвонила Игорю около трех часов дня и еще раз поблагодарила за «оригинальные» стихи, сообщив при этом, что к шести часам она должна быть в школе, так как Федор Андреевич взял с нее слово. Игорь пообещал проводить ее, и они договорились о встрече.
– Привет, любимая. Я еле дожил до вечера, – Игорь обнял Лену. – Как же долго я тебя не видел, кажется, целую вечность. Ну, где ты была?
– Училась, к маме ездила, – улыбалась Лена, утопая в его объятиях. – Игорь, ты меня раздавишь!
– Не могу сдержаться. Я ужасно по тебе скучаю, даже сейчас, когда ты в моих руках, – улыбался Игорь, вдыхая аромат духов Лены и игриво укусив ее за мочку уха.
– Ну, хватит, Игорь, люди кругом.
– Да плевать на них.
– Игорь!
– Хорошо, отпущу, но только до вечера, а вечером всю тебя выпью до дна, – они оба засмеялись и, взявшись за руки, направились к школе.
– Расскажи мне историю Города.
– Конечно, расскажу, – Игорь нарочито стал изображать экскурсовода. – История нашего угрюмого и одинокого Города ничтожно коротка в пределах истории вселенной и крайне скудна для глубокого изучения. У этого города нет своих героев, которыми он мог бы гордиться или именами которых он мог бы называть свои редкие улицы. У Города нет спортивной команды, даже какой-нибудь мало-мальской женской волейбольной команды, которая смогла бы бороться за титул чемпионов района. Ничего этого у нас нет. Дети наших трех школ не участвуют в математических олимпиадах, а их родители к тому и не стремятся. Наши улицы опасны и темны, как, собственно, и сами горожане, наполняющие их своими тенями.
Город наш стал городом не сразу. Сначала это было небольшое поселение людей, искусственно созданное и возведенное в конце шестидесятых годов прошлого века неизвестным и, пожалуй, бесталанным архитектором. Город имел всего две центральные улицы, первая из которых начиналась на железнодорожной станции со стороны путей, ведущих из Москвы, и носила имя Владимира Ильича Ленина. Вторая улица была чуть моложе, и исток ее находился на стороне других путей, ведущих в Москву, и носила гордое имя другого вождя мирового пролетариата – Карла Маркса. В конце каждой из улиц, растянувшихся на несколько километров, находились заводы – главные виновники и первопричины рождения Города.
Заводы росли, обеспечивая прирост горожан год от года. Увеличение числа проживающих в Городе привело к необходимости строительства нескольких школ, больниц и целого ряда других объектов городской инфраструктуры. Школы демократично возвели на середине каждой из центральных улиц, чтобы дети со всех концов каждой из сторон города добирались до них одинаково мучительно и долго.
Уже совсем скоро Город обзавелся сносным стадионом, кинотеатром и третьей школой, но и она не облегчила жизнь пролетарским детишкам. Там, где множится жизнь, тут же разрастается смерть. Город облагородил старое кладбище, на котором теперь покоятся останки первых старожилов, ежегодно поминаемые последующими поколениями в День города.
Город строился, и уже совсем скоро на главных улицах появились первые автобусы. Они курсировали по незамысловатому маршруту: от станции до «своего» завода и обратно, совершая бесконечно кольцевое движение, что было очень символично для Города, словно вся жизнь горожан и была тем самым замкнутым кольцевым движением с короткими и всегда неизменными остановками, даже если на них никто не выходил.
Так незаметно, выполняя из года в год планы пятилеток и самоотверженно сражаясь в соцсоревнованиях, Город «дотянул» до девяностых годов прошлого столетия, окончательно перечеркнувших грандиозные замыслы своих старожилов, бережно погребенных на городском кладбище, где теперь, кстати сказать, места уже были ограничены. Перестройка, воздвигнувшая по всей стране немало производственных могил, подобно чуме, добралась и сюда. Заводы, кормившие и наполнявшие город бытием, сначала обветшали, а потом и вовсе обанкротились. Совсем недавно дефицитную продукцию заводов было не достать: люди записывались в очередь по всей некогда великой стране, боясь думать о том, что их счастье все же настанет. Теперь весь этот, как оказалось, хлам можно было встретить лишь в магазинах самого Города. Люди все меньше и меньше высовывались из своих унизительных квартирок, позабыв про былые спортивные баталии на новеньком стадионе и походы в кинотеатр за индийскими грезами, своевременно утолявшими культурный голод рабочего.
Со временем господствующая роль пролетария в городе сменилась, и на сцену вышло новое племя, самим пролетарием и порожденное. Племя, пестрое и несчастное. На их плечи свалилась вседозволенность краха империи со всеми своими пыльными заповедями.
Новое племя в долгу у Города не осталось и отомстило за гибель отцов, начав неистовую борьбу с ничтожным бытием. Кинотеатр скоро спалили подчистую, а стадион зарос сам по себе. Надо заметить, что одно светлое событие все же случилось – на окраине Города восстановили старую церквушку, где теперь по субботам горожане замаливают грехи, забыв о том, что Бог давно умер.
– Gott ist tot, – вдруг сказала Лена.
– Ого! – Игорь остановился и игриво спросил Лену. – Матушка, да откуда же вы про это изволите знать?
– Знаю, знаю, – улыбнулась Лена, заметив неподдельное удивление Игоря, – правда, самую малость. Папа считал, что я должна знать основы философии, ну и так, для общего развития.
– Ницше для общего развития… неплохо. Интересный у тебя папа, а он кто? – спросил Игорь.
– Он умер, несколько месяцев назад.
– Извини, – Игорь почувствовал неловкость. – Прости, я не хотел тебя обидеть.
– Ничего, я не обиделась, ты же не знал, – Лена задумалась. – Лучше закончи свой рассказ про Город. У тебя здорово получается, мне правда интересно.
– Подожди, так это к вам ездил Федор Андреевич на похороны, твой отец был его, кажется, двоюродным братом?
– Да, – Лена замолчала.
Игорь почувствовал, что данный разговор ей не совсем приятен. Он хотел было продолжить свой саркастичный рассказ про Город, но прежний задор покинул его и говорить дальше он не стал, к тому же их путь к школе уже почти был закончен.
– Мы пришли. Вот она, школа. Пойдем. – Игорь подошел к двери и что есть силы начал стучать в дверь ногами. Лена сначала удивилась, но он успокоил ее, рассказав о бессменном глухом школьном стороже Тимофее, охранявшем школу еще в бытность Игоря первоклассником.
– Может, все же не стоит так стучать по граниту науки? – волновалась Лена.
– Тимофей! Открывай, твою мать! Извини, это наш городской диалект, как в маршрутке. Здесь без него никак. Никто ничего не понимает. – Игорь продолжал кричать и стучать в дверь.
Несмотря на поднятый Игорем шум дверь отворилась только через несколько минут. На пороге школы показался человек в телогрейке, чем-то похожий на старого крота. Он пристально посмотрела на Игоря и, вспомнив его, заговорил.
– Чего шумишь? – фраза эта вероятно до того часто употреблялась Тимофеем, что Лене она показалось репликой из старого кинофильма.
– Тимофей, Федор Андреевич здесь? – громко спросил Игорь.
– Здесь, все здесь, не шуми.
– Пусти нас, мы на юбилей.
– На юбилей, – недовольно кряхтел сторож, – налей и дуй на юбилей. На юбилей, понимаешь…
Кряхтя и глубоко кашляя, он исчез в своей каморке за школьным гардеробом, освободив дорогу Лене и Игорю. Игорь повел свою спутницу в учительскую на второй этаж, где остались самые преданные друзья семьи Сомовых. Присутствующих было немного: помимо Федора Андреевича в кабинете находился сам Сомов, Вероника Ипполитовна, его жена, Казаков и учитель физкультуры Безруков.
Игорь аккуратно приоткрыл дверь в учительскую, тускло освещенную настольной лампой. Лампа стояла на «праздничном» столе и придавала атмосфере встречи конспиративный шарм. Игорь и Лена тихо проскользнули в кабинет, присев на первые два стула при входе. Они остались незамеченными, растворившись в темноте за огромным шкафом с верхней одеждой, который стоял торцом к стене рядом с дверью, выгораживая своим массивным «телом» небольшой коридор при входе в учительскую.
Казаков тяжелой поступью ходил из угла в угол, что-то напряженно обдумывая. Сомов сидел за столом рядом с Вероникой Ипполитовной, спиной к Игорю с Леной. Федор Андреевич и Безруков находились на соседних местах с юбиляром и заворожено наблюдали за Казаковым, который заметно покраснел от внутреннего напряжения. Очевидно, что собравшиеся слушали Ивана Павловича уже некоторое время до прихода Игоря с Леной. Казаков же, войдя в роль, картинно сложил руки за спиной и, задумчиво прохаживаясь по кабинету, незаметно для себя продолжил начатый ранее спектакль.
– Вас всех, вероятно, интересует, как это преступление случилось, – вдруг переспросил Казаков, хотя вопроса никто не задавал. – Все это случилось на прошлой неделе. Ну кто бы мог подумать, что такое возможно в нашей… в нашем городе. Подумать только?!
– О чем вы, Иван Павлович? – спросила Вероника Ипполитовна. – Вы нас интригуете своим таинственным поведением уже десять минут, а толком ничего не говорите. Вы уже либо начинайте, либо заканчивайте и садитесь чай пить.
– Как о чем? Что за вопрос, Вероника Ипполитовна?! – воскликнул Иван Павлович и обтер синим клетчатым платком вспотевшее лицо. – В общем, дело происходило примерно так. Соснин, закончив дежурство, направляется к своей невесте Ирине Малышевой, которая проживает в Банном переулке, в доме номер десять. Было примерно около полуночи. Пройдя опасными темными подворотнями большую часть пути, он, наконец, выходит к пятиэтажке возлюбленной. Уставший после сложного дежурства, он по роковой случайности ошибается подъездом и…
Неожиданно Иван Павлович остановился, повернулся лицом к слушателям и резко поставил руки на стол, сдвинув скатерть. Нахмурив брови, исподлобья он разглядывал недоуменные лица коллег. Игорь и Лена тем временем едва сдерживали смех, подглядывая за удивительной сценой с «галерки».
– В подъезде, куда вошел Соснин, проживает наш горе-выпускник Николай Дятлов, с отцом которого, как вы помните, у нас случались постоянные инциденты. – Иван Павлович многозначительно наморщил и потер лоб. – Кстати, до сих пор неизвестно, где же все-таки был этот Дятлов в то время, когда было совершено преступление. Мне кажется это очень важным, и следствие зря не задумывается над этим фактом. Ну да ладно. Значит, входит Соснин в подъезд и начинает подниматься, как вдруг…
– Что вдруг? – нервно спросил Безруков, внимательно слушая рассказ Ивана Павловича.
– На него набросились несколько человек и принялись его бить, бить безбожно. Вот так, так! – учитель неуклюже махал руками, изображая действия преступников. – Соснин не смог выстоять и потерял сознание. Но! Преступники не знают одного «но»! В пылу борьбы милиционеру удалось захватить улику, очень важную улику, которая поможет выйти опытным сыщикам на след этих подонков.
– Что же это за улика? – спросил Федор Андреевич.
– Этого я вам, дорогой мой Федор Андреевич, сказать не имею никаких полномочий, хоть от вас я в жизни секретов не имел. Скажу лишь, что улика хоть и мала, но крайне важна. – Игорь перестал улыбаться и внимательно слушал Казакова, стараясь запомнить все детали.
– Послушайте, друзья, я не понимаю, а как Соснин вообще в милицию попал? – удивилась Вероника Ипполитовна. – Он, простите, дурак дураком в школе был!
– Зачем вы так, Вероника Ипполитовна, интеллигентный человек и такие вещи говорите. Люди нашу с вами жизнь охраняют, а вы… – Иван Павлович сел за стол.
– Зато силищи в нем было хоть отбавляй, – вступился за Соснина Безруков. – Сколько же на него человек навалилось, что смогли такого медведя завалить?
– Ну, разве что силищи, а ума-то ни на грош, и интеллигентность моя здесь совсем ни при чем. Давайте называть вещи своими именами, – вновь выступила Вероника Ипполитовна. – Он и у вас, Иван Павлович, кажется, твердую двойку имел?
– Да, не так талантлив был, как некоторые, ну и что? Родину защищать особых талантов не надо, потому что это уже само по себе талант. Нам с вами сейчас здесь с тортиком хорошо говорить, а на «передовой» борьбы с преступностью тортиками да талантами не отобьешься, – кипятился Иван Павлович.
– А я слышал, что Соснин ваш был смертельно пьян и историю эту уже потом придумал в свое оправдание. Будь он трезв, как он мог оказаться в подъезде Дятлова, если Ирка живет в другом? И потом, кто бы его мог ждать в другом подъезде для специального нападения? Это абсурд. Байки эти он сам придумал. За «пушку» его вообще выпрут из органов, а про улику он потому и придумал, чтобы внутреннее расследование затянуть. Нет никакой улики, – убедительно закончил Игорь, желая вызвать Казакова на диалог и узнать, о какой улике идет речь.
Иван Павлович удивился неожиданному появлению Игоря и замолчал. Он некоторое время думал, как можно было парировать его аргументы, но так и не нашелся.
– Игорь, Лена, что же вы там прячетесь?! Проходите к нам, – многозначительную паузу, в течение которой Игорь ждал ответа от Казакова, нарушил Федор Андреевич. Увидев Лену, он обрадовался и вытащил ее за руку в центр учительской. – Друзья, прошу познакомиться с моей племянницей. Леночка, присаживайся.
Федор Андреевич усадил Лену за стол, а Игоря пристроил рядом с присмиревшим Казаковым. Представляя Лену, Федор Андреевич развел такую суету, что ей самой было уже неловко. Пока все внимание было приковано к Лене и Федору Андреевичу, Казаков незаметно подвинул свой стул к Игорю и зашептал на ухо.
– Ты зачем про улику спрашиваешь? – Казаков посмотрел Игорю в глаза. – Тебе это зачем?
– Да потому что ерунда это, – безразлично ответил Игорь.
– Как же ерунда, если я сам ее видел. – Казаков пристально смотрел на Игоря. – Носов, ты что-то не договариваешь, я же вижу.
– О чем вы, Иван Павлович, я не понимаю?
Иван Павлович хотел было наброситься на Игоря с расспросами, но в это время к Казакову подбежал Федор Андреевич и начал представлять Лену. Казаков еще некоторое время рассчитывал на объяснение с бывшим учеником, но так и не получил его. Все его последующие старания прерывались либо Федором Андреевичем, либо кем-то, кто вдруг встревал между ними.
Поздравив еще раз Сомова и допив чай, «гости» стали расходиться и к семи часам вечера они покинули школу. Лена, Федор Андреевич и Игорь пошли вместе. К ним еще некоторое время пытался присоединиться Иван Павлович, но Игорь сумел-таки его отвадить.
– Лена, ну как тебе у нас? – спросил Федор Андреевич.
– Неплохо. Честно говоря, я думала, что будет хуже. Новый дом, этот странный Город, о котором мне рассказал Игорь, все это еще неделю назад не существовало для меня, а теперь стало частью моей жизни, пусть даже и временной. Федор Андреевич, спасибо вам, впервые после смерти отца у меня получилось отвлечься и не теряться в этих ужасных мыслях о жизни и смерти.
– Что ты, Лена, – Федор Андреевич прервал племянницу, – да разве можно думать о таких вещах! Это плохие мысли, и их надо гнать от себя как можно дальше.
– Вы даже не представляете, о чем я думала первые дни после похорон. Если бы не… – Лена осеклась, не желая упоминать об Артеме при Игоре, – если бы не мать, то я бы точно что-нибудь натворила. Странно как-то получилось, она уберегла меня, но, к сожалению, не уберегла себя.
– Леночка, часто жизнь распоряжается нами не так, как мы предполагаем или даже того заслуживаем. Однако это не повод унывать и останавливаться на месте. Много лет назад я потерял Веру, свою любимую жену, и находился в глубоком отчаянии целую пропасть времени, пока не понял предопределенность таких событий, не смирился и не начал жить заново, – Федор Андреевич грустно улыбнулся. – Вы еще так молоды и вся жизнь лежит перед вами белым листом. В вашей жизни столько возможностей: мир теперь такой открытый, разве возможно это было в моей молодости? Вы должны найти краски и писать свою жизнь всеми цветами, а не простым карандашом, как это делают многие.
– Да, вы правы, Федор Андреевич, – Лена согласилась, в то время как Игорь продолжал идти молча, слушая их диалог. – Вы правы, но краски надо купить, а увидеть мир могут немногие. При всей открытости не так много возможностей написать достойную картину своей жизни, а бесплатно повсюду валяются только простые карандаши, как вы высказались.
– Да, и еще один креативный творец с ластиком, который экономит бумагу, – в разговор вступил Игорь.
– Деньги, карандаши, ластики… Игорь, зачем всегда помнить о них. Неужели нет иных ценностей, которыми можно дорожить?
– А какие это ценности, Федор Андреевич? – спросил Игорь, посмотрев на Лену.
– Молодость, любовь! – Федор Андреевич находился в самом лучшем расположении духа.
– Ага, только любовь не отыщешь, а молодость проходит! – цинично ответил Игорь. – Любовь вообще самое непостоянное чувство.
– Ты все еще максималист, Игорь. Вот когда встретишь настоящую любовь, тогда таких глупостей говорить не станешь, – Федор Андреевич говорил убедительно и одухотворенно. – Любовь к человеку, любовь к жизни, любовь к Богу, в конце концов, меняют нас и заставляют жить. Что нового я открываю тебе, Игорь? Разве не об этом ты читал в книгах?
– Я много о чем читал и поэтому мало во что верю. Еще я живу, если вы помните, Федор Андреевич, и жизнь совершенно не такая, какой виделась мне в студенческие годы. – Игорь, чувствовал, что пытается спорить с Федором Андреевичем в силу старых инертных мыслей. Сейчас, с появлением Лены, ему хотелось согласиться с Федором Андреевичем, но он упрямился. – Надоело мне черную кошку в темной комнате искать, да и к чему это? Жизнь гораздо проще, чем ее выдумывают философы.
– Игорь, ты сам веришь в то, что говоришь?
– Не очень, – Игорь улыбнулся желая разрядить обстановку и вся компания засмеялась. – Просто привык с вами спорить…
Некоторое время они шли, обсуждая историю Ивана Павловича и его рвение в расследовании преступления и участия в судьбе старшего лейтенанта Соснина. Федор Андреевич был по-прежнему воодушевлен беседой и с удовольствием отвечал на вопросы Лены о том, каким странным человеком был Иван Павлович, в то время как Игорь отстранился от беседы и размышлял о таинственной улике, обнаруженной на месте преступления.
Неспешным шагом они приблизились к палатке с игровыми автоматами, в окнах которой находились яркие светодиодные ленты, светящиеся всеми мыслимыми и немыслимыми цветами. Над небольшим козырьком мигала разноцветная, собранная наспех из разнокалиберных лампочек, вывеска «Игровые автоматы». Из открытой двери доносился густой мат вперемешку с шумом игровых аппаратов.
Недалеко от палатки стоял огромный рыжеволосый пластиковый клоун с красным носом. Клоун был одет в желтый комбинезон, и на животе у него находился большой красный круг, ударив в который каждый желающий мог проверить свои силы.
Игорь прикурил, когда на всю площадку перед палаткой раздался громкий, издевательский смех. Присмотревшись, он увидел возле клоуна Гошу и отца: оба они были пьяны. Гоша остервенело бил клоуна в живот, а отец, Сергей Юрьевич, безуспешно пытался его оттащить. Издевательский электронный смех клоуна привел Гошу в исступление. Наконец, Гоша разбежался и со всей силы уткнулся клоуну в живот головой, после чего отскочил от него, как резиновый мячик от стенки, и упал на асфальт.
Игорь услышал, как засмеялась Лена и отвлекся от отца, еле стоявшего на ногах. Лена продолжала звонко смеяться, с трудом сдерживая себя. Игорь заметил, что Федор Андреевич узнал отца, но не сказал ни слова. Игорь был застигнут врасплох. Он понимал, что им надо будет сейчас переходить на другую сторону, и если он не окликнет отца, то им не доведется встретиться. Лена продолжала смеяться, а Игорь посмотрел на Федора Андреевича, который нарочито разглядывал по сторонам, как обычно это делают люди намеревающиеся перейти оживленную улицу.
– Лена, пойдем, вон наша улица, – Федор Андреевич кивнул на небольшую улочку между домов. – Игорь, ты догонишь нас?
– Нет, я пойду с вами, – твердо ответил Игорь, отвергнув тактичный ход Федора Андреевича, – я хочу домой.
Дом был уже близок. Как только они перешли дорогу, телефон Лены подал резкие признаки существования. Она очень коротко поговорила и сказала, что будет через несколько минут. Игорь попытался взять Лену за руку, но она аккуратным движением отклонила его предложение, не желая, чтобы Федор Андреевич заметил их «связь». Игорь счел свое рвение неуместным и почувствовал смятение. Приблизившись к дому, он обратил внимание на черный внедорожник с черными литыми дисками и номером 010.
– Федор Андреевич, меня сегодня не будет, мне надо съездить в Москву. Я останусь ночевать у подруги, – Лена обратила внимание на то, что Артем вышел из автомобиля. – Я буду завтра, а заодно и продуктов куплю. Игорь, пока.
Лена, поднявшись на мыски, поцеловала Федора Андреевича в щеку и холодно попрощалась с Игорем, который в одночасье помрачнел и почувствовал, как комок обиды подкатил к горлу. Жуткая душевная боль охватила его, пронзив почти физически. Те ожидания, которыми он жил еще утром, развеялись мгновенно. Словно оказавшись в машине времени, он вернулся в те дни, когда вязкая и густая, как кисель, пустота окружала его.
Лена направилась к автомобилю, стоявшему в нескольких метрах от Федора Андреевича и Игоря. Она открыла дверь и на мгновение остановилась. Взгляд ее был направлен на Игоря, но в свете ксеноновых фар он этого уже не видел. Лена помахала рукой и исчезла в темноте тонированного внедорожника.
Игорь попрощался с Федором Андреевичем и остался один во дворе. Он закурил и, отвлекшись от внезапного отъезда Лены, задумался о ситуации с Сосниным.
До встречи Игоря с Казаковым на юбилее Сомова вся эта дерзкая игра с пистолетом казалась ему уже забытой, но история с таинственной уликой опровергла его предположения. Доводы Казакова относительно возможного участия Николая Дятлова в нападении были малоубедительными, но такой человек, как Казаков, мог придумать что угодно и убедить в этом Соснина. Игорь решил во что бы то ни стало узнать все подробности рассказа Ивана Павловича.
Игорь всегда знал, что жизнь, по крайней мере его, была устроена таким образом, что даже глупейшие и ничтожнейшие ситуации могли иметь самое глубокое продолжение. Несмотря на то, что Иван Павлович пытался построить все свои рассуждения на смешной и малозначимой улике, он опасно приблизился к Дятлову и готов был уже выставить его подозреваемым, и, возможно, он так уже и поступил.
Мысли о краже пистолета и избиении Соснина переплетались с нахлынувшими страданиями, причиной которых стала Лена. Ее хладнокровность все глубже поражала его. Еще в субботу вечером он обнимал эту беззащитную, перепугавшуюся девушку в такси, а теперь…
Он зашел в квартиру и, наспех раздевшись, отправился на кухню. За окном вновь пошел снег. Игорь выключил свет и подошел к окну, закурив сигарету. Совершая затяжки, Игорь заметил, как его двойное отражение появляется в стеклах окна. Он пытался тщетно разглядеть свое лицо, но красные двоящиеся блики исчезали каждый раз, как только Игорь переставал затягиваться. Эта символичная двойственность напугала его. Ему вдруг показалось, что он так и состоит из разных сущностей, занимающих в разное время главенствующую роль.
Маска, к которой он привык на работе, теперь стала его будничным образом, под которым Игорь носил маску одиночества, натянутую в свою очередь на…
– Что там, за этими масками? Кто там? Раздавленный бытием одиночка? Параноик, пытающийся найти ответы на вопросы? Чьи вопросы… какие ответы… – вслух произнес Игорь.
Он испугался того, что мысли его, как и неделю назад, до встречи с врачом, становятся хаотичными, неуправляемыми: они молниеносно возникали и исчезали сами по себе, проживая в сознании Игоря всего несколько мгновений.
Он до сих пор не мог объяснить себе, зачем он направился на другой конец города в поисках Соснина, о котором ему рассказал Дятлов, наткнувшись в подъезде на мертвецки пьяного милиционера.
Игорь часто вспоминал тот вечер, когда они с Николаем в компании друзей крепко выпили и употребили наркотики. Что-то тогда пошло не так, и алкоголь, наркотики и антидепрессанты, на которых уже «сидел» Игорь, превратили его в обезумевшего зверя, вырвавшегося за пределы клетки. Очевидно, что он находился в неадекватном состоянии, и этого мотива ему было достаточно, чтобы остановиться в поисках других причин своего поступка.
Сигарета была докурена почти до фильтра, когда мобильный телефон Игоря разразился входящим звонком. Это была Лена.
– Игорь, прости меня, – извинилась она.
– Зачем ты так поступила? Ты сделала мне очень больно. Я не ждал этого от тебя, – начал разговор Игорь, оставаясь в темноте.
– Что ты делаешь?– тихо спросила Лена.
– Курю.
– Игорь, только не спрашивай меня, где я и почему я не с тобой. Прошу, не надо.
– Не буду, ты ведь скажешь мне сама, если захочешь, правда?
– Правда, Игорь, правда, – голос Лены стал еще тише, – знаешь, ты удивительный. Мне очень хорошо с тобой, но сегодня я не могла остаться. Пойми меня.
– Любимая моя девочка, я безумно скучаю по тебе, и я сейчас опять один. Уже много лет я почти всегда один. – Игорь закрыл глаза. – Знаешь, там за окном опять пошел снег, невыносимо белый снег.
– Я тоже вижу его.
– Я могу попросить тебя кое о чем?
– О чем? – спросила Лена.
– Ты встретишь со мной Новый год?
– Встречу, обязательно встречу, – тихо ответила Лена.
– Лена, я скучаю по тебе, очень скучаю…
– Я знаю и чувствую это, – после некоторой паузы сказала Лена. – Извини, я больше не могу говорить. Целую, до встречи.
– Лена…