Ёлочки-ёлки

     Давным-давно, когда мир был заполнен чудесами и сказками, жила- была девочка. Так уж получилось, что жила она в старом купеческом доме, хотя купцов в её роду не было. Но в то время она ещё не задумывалась о древности своего рода. Потому ли, что была мала, или потому, что никто ей не говорил о прабабушках и прадедушках. А, может, и потому, что за многие годы родители привыкли молчать о своих дальних родственниках.

     Дом был удивительный:  ворота, огромные, украшенные деревянными резными цветами, почти никогда не открывались, потому что рядом была калитка, через которую и попадали во двор.

     Двор по-уральски и по-купечески был основателен: деревянный настил, сараи: для дров, для скота, для сена; погреб... Всё было сделано на совесть, для себя, а не для скорой продажи и быстрой выручки.

     Из двора ещё одни ворота – в огород, который зимой заносило снегом. Перед домом был палисадник с высокой старой черёмухой. Через её ветви проглядывали окна с резными ставнями и наличниками из деревянного кружева.

     В дом проходили через сени. Сначала- ступеньки. В сенях – широкая резная лавка, оставшаяся от прежних хозяев. Тут же – вход в кладовую, где хранились припасы. Ох, какое замечательное слово! Припасли, позаботились, за зиму и весну всё съели, а летом и осенью  знай опять запасайся!

     Главное чудо в доме – печка-голландка. Она находилась в комнате, которую мама девочки  называла торжественным и гордым словом «зало». Отчего слово было среднего рода, как-то не приходилось задумываться. Его величавое звучание вполне отражало богатство обстановки: по правую руку от двери стоял фанерный шифоньер со скрипучими дверцами,  поближе к голландке – обитый чёрным дермантином диван с высокой прямой спинкой, полочками и длинным узеньким зеркалом.

     У стены стояло пианино – гордость папы и мамы, радость старших сестёр и ужас младшей дочери.

     В углу, напротив двери, стоял трельяж – три зеркала на одной тумбочке! Можно было в них разглядеть себя и в фас, и в профиль, да ещё умудриться увидеть спину. За-ме-ча-тельно!

     И! Главное! Круглый стол посреди комнаты! Над столом - абажур, обтянутый оранжевым китайским шёлком с вышитыми на нём павлинами! Мягкий-мягкий-мягкий  круг света падал вечером на стол.

     Папа приходил с работы и читал девочке книги про железного дровосека, спящую красавицу и про Незнайку в Солнечном городе.

     Счастье – это когда нет телевизора. Потому что есть время для книг. Великое счастье – это когда нет компьютера. Потому что есть время читать книги. Или не так: счастье – когда есть папа, который читает дочери книги. Большие. Красивые. С удивительными картинками.

     Вот такой счастливой была девочка. У неё было всё: папа, мама,  две сестры, пёс Майк, который жил во дворе и караулил хряка Борьку, кур и задиристого петуха. Был дом со скрипучими половицами, голландской печью в одной комнате и русской в другой.

     А ещё у девочки был Новый год. Именно в этом доме. Такой, которого, пожалуй, теперь нигде и не встретишь.

     Накануне вечером мама, папа и старшая сестра закрывали «зало» и строго-настрого запрещали до времени туда заходить. Закрывалась и дверь в комнату, где сидела девочка с ещё одной старшей сестрой. Вернее, средней. Но это для мамы с папой так. А для неё – всё равно старшей.

     Комната чисто-начисто вымыта. Домотканые дорожки выбиты на снегу и ровно расстелены по центру комнаты. Выстираны и открахмалены белоснежные шторы. Ставни уже закрыты, печь натоплена. На кухне поднимается тесто.

     А там, куда нельзя заглядывать, что-то необыкновенное творится. Слышно, как открываются двери, появляется аромат снежной хвои. Мама со старшей сестрой о чём-то переговариваются то выходя, то входя в таинственное «зало».

     Сестрёнки знают, в чём дело. Но секрет куда интереснее. Поэтому и прислушиваются, и пытаются подглядеть. Средняя важничает: через год и она будет приобщена к таинственным шорохам и звукам, к  тонкому звону разбившегося стекла. Ведь там наряжают ЁЛКУ!
Сколько волнения! Как томительно ожидание! Скорее бы распахнули двери и сказали: «Девочки…» Другого приглашения не надо!

     И вот он – миг абсолютного счастья! Взявшись за руки, сёстры входят туда, где круглый  стол сдвинут в сторону, а посередине комнаты  стоит ёлка – в игрушках, флажках, стеклянных бусах, закреплённых ровными дугами на ветвях!

     Мама улыбается. Папа тоже. Старшая сестра полна особой гордости: она приобщена к чуду. Младшие восхищённо смотрят на ёлку. Вот стеклянный космонавт присоседился к кукурузе. Чуть поодаль – самоварчик. Почти как настоящий. Чайничек сверху. Тоненький краник. Кажется: откроешь его, и польётся игрушечный чай.  Клоуны, самолёты, голова негра, Красная Шапочка, баклажан и горох, самолёт с красными звёздами на крыльях, картонные золотые рыбки и петухи, распушившие хвост, Черномор в тюрбане мирно соседствуют с шарами, конфетами, золочёными шишками и орехами.

     Но главное украшение – маленькие картонные коробочки, сделанные в виде книжек. На них написано: «Сказки Пушкина». Каждая коробочка – отдельная сказка: про спящую красавицу, про царя Гвидона, про золотого петушка, про рыбака и рыбку…

     Там, в этих коробочках – конфеты в разноцветных фантиках. Шоколадные –новогодняя роскошь! Там розовые пряники! Но коробочки можно будет открыть только завтра! Ах, как долго ждать!

     Завтра – это утро, когда по радио будут читать сказку про девочку Лёлю и трёх снежных баб. Завтра – это день, когда мама будет печь пироги, вынимая их из русской печи, смазывая маслом, в которое обмакивается гусиное перо, раскладывая под полотняное полотенце «отдыхать».

     Завтра – это вечер, когда придут девочки из соседних домов. Все будут красивые и нарядные. Старшая сестра будет играть на пианино. Вместе  с гостями  будут водить хороводы и петь песни, разученные в школе, будут играть в фанты и «Вам барыня прислала сто рублей …» , «Я садовником родился, не на шутку рассердился…»

     А потом каждой загадают по строчке из сказок Пушкина, кто первой отгадает, тот и выбирает, какую коробочку открывать…

     Это было давным- давно, когда Гагарин полетел в космос, когда писали ручками с железными пёрышками, выводя под диктовку учителя: «Нажим… волосная…»; когда носили с собой в школу чернильницы-непроливайки, кассу букв и слогов.
 
     Это было, когда девочки копили фантики, а мальчики – марки, когда двор старого дома казался огромным миром. Это было, когда зима была морозной без аномальных холодов. Просто минус сорок или двадцать пять. Это было, когда носили пуховые платки и валяную обувь, а детям лицо завязывали шарфами, чтобы они не отморозили свои носы.

                25 декабря 2012 года. Много-много лет спустя…