Мацоха

Ветру неуютно в объятьях скал, он словно страшится потеряться здесь, опасается исчезнуть, лишиться силы, боится заиграться и соскользнуть в ущелье, что в наступающих сумерках похоже на раскрытую пасть. Ни густые сочные травы, ни мягкие тени деревьев, ни пение птиц не в состоянии укрыть того, что можно лишь вдохнуть, почувствовать кожей, ощутить холодком на затылке. И чем ближе край, тем соблазнительнее ресные кусты, тем больше и слаще на них ягоды. Старые камни, как умелые соблазнительницы, что подводят губы свекольным соком, украшают себя диковинными цветами и редкими травами: вдруг путник залюбуется, неосторожно потянется рукой, вдруг не испугается, не заметит черного озера, что на самом дне ждет падения своей жертвы.
 
Ветер успокоится лишь тогда, когда увидит худого седовласого старика, что приходит к обрыву каждый вечер: изо дня в день, в тот самый час, когда закат оставляет от солнца лишь тонкую оранжевую дугу над зеленой макушкой леса. Пан аккуратно разложит принесенный с собой сухой мох и хворост. Перед тем как зажечь огонь, старик обязательно рассмотрит получившийся шалашик, а потом, когда пламя вспыхнет и займутся тонкие ветки, он подложит, также тщательно и неторопливо, одинаковые поленья. Поглаживая бороду, постоит несколько минут, глядя на то, как жаркий ручеек устремится вверх, озарит все вокруг, рассыплет в воздухе быстро тающие искры. Затем странный пан уйдет не оглядываясь, растает в лесу, будто его и не было. В тот самый миг солнце исчезнет, смолкнут птицы, а ветер спрячется в густых еловых зарослях – подальше от Мацохи.

Но оставленный очаг не погаснет, жар его не иссякнет попусту, к костру придут двое: высокий мужчина в простой суконной рубахе, подвязанной поясом, и, под стать мужу, скромно, по-деревенски одетая женщина. Они без суеты, молча устроятся подле огня. При этом молчание их не выйдет тягостным или унылым, наоборот – будет казаться, что эти двое говорят без слов или ждут чего-то.

Тишину нарушил мужчина. Его жена, удрученно вздыхая, привычным жестом поправила невидимый платок:
- Хана, не грусти, он отыщется, а не отыщется – не велика потеря. Я на ярмарке куплю тебе новый - с богатыми узорами, с кистями - какой пожелаешь.
- Мне его так жаль, Халек, так жаль. Как я могла потерять твой подарок?
- Глупости.
Мужчина ласково погладил жену по рыжим волнистым волосам.
– Дай хоть полюбуюсь на тебя простоволосую.
Хана смутилась еще больше, с удивлением рассматривая густые локоны, струящиеся по плечам. Секунду назад ей казалось, что волосы туго собраны в косы. Женщина покраснела и скромно потупилась, разглаживая фартук.
- Расскажи мне одну из твоих историй, Халек?
- А ты не устала их слушать?
- Нет, не устала и никогда не устану, - уверенно ответила Хана.
- Никогда? Никогда – это то, что надо, - сказал Халек, одобрительно подмигнув жене. - Ну что же, тогда слушай. Было это давным-давно: может, когда правил король Карел-Воинствующий, может, когда стал у власти его отец Яцвал-Бездушный, а, может, еще раньше. Пошли крестьяне в лес. Гуртом, не по одному пошли, с кольями да палками, с ножами и луками, потому что лес тогда кишел зверьем, а в горных расщелинах прятались огромные хищные птицы, которые запросто могли утащить хоть теленка малого, хоть дитё подросшее.

Хана поежилась, но рта не раскрыла, боясь перебить мужа.
- Вот идут они и вдруг слышат страшный грохот, будто гром среди ясного неба. Испугался народ, хотел сбежать тут же, только любопытство пересилило. Первыми смельчаки пошли, за ними жены, чей интерес, порой, сильнее смелости, а за ними уж ребятня. Пришли они на гору и видят, что чрево ее разверзлось, что там, где когда-то  скала была, зияет дыра огромная. Держась за руки, подошли люди к самому краю и ужаснулись тому, что увидали: пропасть жуткая, а на дне ее озеро, а из воды голова торчит драконья - черная, как смоль.

Хана заерзала, опять поправила отсутствующий платок и пододвинулась поближе к мужу. На мгновение Халек залюбовался ее красотой, а потом продолжил:
- С криком кинулись селяне спасаться, прятаться от чудовища. Неделю просидели в подполах, да чуть что в ледники прятались, а потом расхрабрились – собрались всей деревней и решили послать разведчиков, чтоб узнать, можно ли добраться до озера, есть ли до него тропки потайные. Долго ли коротко, возвращаются посланцы с хорошей новостью: нашли-таки храбрецы дорогу к логову дракона. Собрались тогда крестьяне, вооружившись, напасть на чудище внезапно и убить. Все сложилось, как задумали: и добрались, и засаду устроили. Как только вылез дракон на сушу, стали колоть его, бить, резать, кромсать, пока огромная туша, покрытая черной чешуей, не упала замертво, уперев свой незрячий взор в далекую полоску голубого неба...

Тут Халек намеренно замолчал, рассчитывая на внимательность жены, и Хана не заставила его долго ждать:
- Как незрячий?
- Точно так, панночка, точно так. Пещерный дракон тысячу лет жил в темноте и был абсолютно слеп. Не нужна была ему свобода, потому что он и не знал, что пленник.
- Жестокие какие, - заметила Хана, грустно вздохнув.
- Да уж, доброта в наших краях большая редкость.

Халек тайком подсматривал за женой, умиляясь тому, как по-детски она прячет от него выступившие слезы. Он уж было хотел рассказать ей новую сказку, чтобы порадовать и рассмешить, но Хана вдруг сама продолжила беседу:
- А ты знаешь, почему пропасть нашу Мацохой кличут?
- Мацоха - это неродная мать, а вот почему место так назвали, нет, не знаю.
- В деревне нашей сказывают, что когда-то один крестьянин горе мыкал, потому что жена его умерла, оставив ему память добрую и сыночка Мартина. Прошло время, женился тот крестьянин второй раз, да зажил счастливо. Не повезло только сироте горемычному: невзлюбила его мачеха и решила сжить со свету. Заманила она мальчика в лес, посулив полянку показать с ягодами сладкими, и привела его вот сюда, - Хана окинула взглядом вкруг костра. - А как только подошел Мартин к краю пропасти, столкнула его.
Тут рассказчица воспользовалась старым приемом мужа и на секунду замолчала.
- И что? Что стало ей? Узнал муж, какую змею пригрел?
- Узнал, Халек, - вздохнула Хана, - потому что в тот же миг, как мальчик сорвался, как услыхала мачеха жуткий крик его, тут же раскаялась. Поняв, какой грех совершила, бросилась вслед за ним. Так и погибла. А Мартин жив остался, удалось ему смерти избежать. Отец пришел и вытащил его из пропасти. В ненастные дни здесь слышится плач...

Хана хотела сказать еще что-то, но Халек неожиданно поднялся во весь рост. Жена последовала его примеру: они напряженно всматривались в ту сторону, откуда на поляну выходила тропинка. Хруст веток, быстрые шаги и вот в свете костра появился молодой человек. Лицо его было таким бледным, таким уставшим, а глаза так лихорадочно блестели, что супруги сразу же поняли, зачем юноша искал это место, пробираясь в темноте сквозь лесные кущи. Пан, ни на что не обращая внимания, шел к обрыву, как заколдованный. Хана бросилась вперед и преградила незваному гостю дорогу:
- Стой, дальше нельзя!
Молодой человек замер в испуге и сделал шаг назад.
- Правильно, пан, правильно, возвращайся домой. - Иди туда, где тебя ждут, - женщина говорила спокойно, но с нажимом. – А если нет у тебя никого, ты, пан, все одно уходи отсюда. Здесь горе не заканчивается, как ты думаешь, а только начинается.

Опасливо глядя на Хану, юноша молча отступал. Вдруг Халек, внимательно наблюдавший за  происходящим со стороны, схватил горящее полено и ринулся к самому краю пропасти. Огромная, размером с голову быка, безобразная чешуйчатая голова, открыв пасть, угрожающе шипела, не сводя своих белых, затянутых бельмами глаз с лица бедного юноши, который остолбенел от ужаса. Хана, что было сил, толкнула несчастного, выводя из оцепенения и, громко крикнув «Беги!», поспешила на помощь мужу, который, орудуя поленом словно броардом, пытался прогнать чудовище.      

Пан бежал не оглядываясь, страх проникший в него был беспощаден. Юноша не разбирал дороги, не чувствовал ног, он спасался, пока силы не оставили его. Тяжело дыша, привалившись к дереву, молодой человек разглядел вдали слабый огонек и, надеясь на защиту и глоток воды, поспешил туда.

Едва ступил беглец на порог, как дверь избушки со скрипом отворилась. Седовласый старик подхватил испуганного юношу под руки, не говоря ни слова, завел в дом. Усадив гостя поближе к огню, хозяин согрел ему пива с медом и только тогда спросил:
- Расскажи, пан, что стряслось, почему глаза твои полны ужаса?
- Спасибо тебе, отец, за убежище, - голос юноши тонко дрогнул, сорвавшись на секунду. – Разреши мне остаться у тебя до утра?
- Конечно, разве можно человека в ночь выгнать? Даже отшельник, что дичится людей, не станет обрекать путника на тягжды такие.
- Я сегодня, отец, смерть видал, - сказал гость и сделал большой глоток. – Вот уж неделю живу с невыносимым грузом на сердце, вот уж неделю нет мне ни сна, ни покоя. Совесть во мне шипит и жжется, словно адские угли. Обессилев от стыда, пришел я к Мацохе, чтобы покончить с этим голосом и искупить вину свою перед братом.

Старик слушал внимательно, не перебивая и не задавая лишних вопросов.
- Уже затемно добрался я до обрыва, вышел на поляну, где, будто нарочно, горел костер. Но, стоило сделать пару шагов, как дорогу мне преградила волчица.
- Волчица? – уточнил старик, не выказав никакого удивления.
- Да, огненно-рыжая волчица. Она утробно рычала и скалилась, оттесняя меня назад в лес. И тут, добрый пан, я увидел над пропастью глаза,  - юноша передернулся от воспоминаний. - Не приведи господи еще когда-нибудь заглянуть в них: два бездонных холодных озера с отравленным  молоком, два колодца, падение в которых мучительно, а боль бесконечна. - За мутной белизной скрывается такая чернота, такой ужас и холод, что... - гость обхватил голову руками и застонал.
Старик тут же укутал его в одеяло и подлил пива.

- Я окаменел, а сердце мое остановилось, - продолжил пан, собравшись с силами. – Вдруг на поляну выскочил еще один волк: большой, сильный, свирепый. Он кинулся к самому краю пропасти, а волчица напала на меня. Я бежал, что было сил, но мне до сих пор кажется, что они гонятся за мной.
- Нет, сынок, они не гонятся. Стражи Мацохи тебя не обидят.
- Стражи?
Старик подкинул в очаг дров, немного помолчал, а потом рассказал гостю свою историю:
- Жил когда-то в Вилемовицах крестьянин по имени Халек. Жена у того крестьянина умерла, и он женился снова - на красавице Хане. Сын Халека невзлюбил мачеху, вспоминая покойную мать и ревнуя отца к новой жене. Хана была ласкова, послушна и во всем старалась угодить мужу и пасынку, но чем больше она старалась, тем больше мальчик злился на нее. Пошли они как-то раз в лес. Пока Халек охотился неподалеку, увидал пасынок, что над обрывом растет Королевский башмачок – цветок редкий, целебный - и сказал мачехе, что отец будет очень рад, если им удастся добыть его, чтобы потом выручить у знахаря несколько монет или отвар от хвори. Хана послушала мальчика и попыталась сорвать цветок. Непрочные камни обрыва осыпались и женщина, едва успев схватиться за корни, повисла над пропастью. Мальчик, испугавшись за свой поступок и жалея Хану, попытался ей помочь, но мачеха не приняла руки его, опасаясь увлечь пасынка за собой. На крик прибежал отец и кинулся спасать жену.
- Спас? – спросил гость, заворожено вглядываясь в испещренное морщинами лицо старика.
- Нет, у этой истории, пан, печальный конец. Мальчик остался сиротой, зато у пропасти теперь есть и имя, и стражи.
- Стражи охраняют жителей деревни от Мацохи?
- И нас от нее, и ее от нас. В людях, пан, подчас не меньше зла, чем в иной самой глубокой и беспощадной пропасти. – Ты сегодня получил хороший урок и сможешь искупить свою вину перед братом по-другому.

Полуночники еще немного посидели, наблюдая за огнем, потом легли спать. Несмотря на страх, юноша уснул быстро, а старик еще долго вглядывался в причудливые узоры, вышитые на старом, выцветшем от времени платке, что висел над его кроватью.