Пять ключей 2

Пять Ключей (предыдущая глава)  http://www.proza.ru/2012/12/24/383

                ДГ13 Пять ключей -2 
                - Моя мать сошла с ума из-за комбинации гипертрофированного чувства ответственности и полного неверия ни в какую помощь ниоткуда. Всякий раз, когда жизнь переполняла ее заботами и проблемами, у нее не было того живительного и светлого моста веры, который начинается там, где кончаются силы. И от безысходности она начинала истерически кричать на нас с отцом, часами. В конце концов крик для нее стал наркотиком, и вскоре она уже просто искала причины, по которым ей нужно было начать скандал. А причины найдутся всегда... – Ирис устало вздыхает, и зябко кутается в плащ. – Куда мы идем, Домиарн?
                - Шкатулку после обыска, как и все остальное, отнесли к Пэру Таонуру. Но после его смерти мой отец забрал из его дома, что захотел. Мы идем ко мне домой.
                Когда я открываю дверь родительского дома, с намерением порыться у отца в кабинете, пока он на службе, десять человек поворачивают головы, и десять пар глаз смотрят на меня в оцепенении. Смех затихает, и в повисшей тишине слышен только скрип чьего-то стула.
                - Очень приятно, мой дорогой! Как раз к обеду! – Мевилд даже приподнимается с кресла от неожиданности, и по его лицу становится предельно ясно, что ему совсем не приятно.
                Сидящие за большим столом советники улыбаются мне, но искренне радуется только Дар Ламансвиер.
                - Отец, нам нужно поговорить наедине. – Тихо говорю я, подходя.
                - Не о чем нам разговаривать. Впрочем, подожди, пока я закончу. Я в тебе очень разочарован. – Его тон резкий, так как он все время ищет причины сделать мне больно, мстя за то, что я стал не тем, кем он хотел меня видеть. 
                Он во мне разочарован. Возможно, это справедливо. Не то, чтобы был хоть один день в его жизни, когда он был мной «очарован». Но справедливо и то, что нам не о чем разговаривать. Шкатулки в доме нет. Она была вынесена отсюда. Кем?
                Дверь открывается, и на пороге появляется Леталуан. Казалось, он постарел еще больше, с тех пор, как я видел его последний раз.
                - Я все сделал, хозяин, но возникли некоторые сложности. Как вы и предполагали, он.... – Леталуан бросает взгляд на моего отца, вытирает ноги об коврик, и замечает меня.
                Тут же резко разворачивается, и убегает, сбив Ириса, которого я попросил подождать на крыльце. Я бросаюсь за ним.
                - Что происходит?! – Выкрикивает Лио, поднимаясь с земли, и отряхивая плащ.
                - Быстрее!
                Я его недооценил. Любимый слуга моего отца, слывший ленивым, оказывается, умеет бегать, когда хочет. Он выскакивает на улицу, и мчится через толпу, расталкивая людей, вскоре скрываясь из виду.
                Его запах, преследовавший меня в детстве, я мог бы узнать среди тысяч. Мне не нужно бежать за ним, я и так его найду, но захватывает чувство погони, неописуемо прекрасное чувство, когда время останавливается, и все, что тебе важно – это цель впереди.
                Я уверенно бегу по неровно уложенным, ассиметричным булыжникам древней мостовой, и не слышу шума толпы, а только стук своего сердца, и каблуков по камням. И еще –хрустальный звон крошащейся на куски души Леталуана. Он знает, что я его настигну, и что его вызов и непокорность оттянут расплату только на то время, пока он будет прятаться от меня – отчаянно и неумело.
                Его след в толпе, плывущий по морозному воздуху – невидимый глазу, но горький на вкус. Тьма, накрывшая его – леденящая и кромешная, недоступная пониманию того, кто никогда не бежал от возмездия, захлебываясь в страхе, понимая, что спасения нет. Весь вопрос только в том – почему он вдруг бросился спасаться? Вернее, почему именно теперь?
                Ветер несет ощущение пьянящей свободы – нереальной, феерической, восхитительной. Откуда-то тянет запахом смолистых поленьев, и незыблемостью стремления людей к теплу, такого чуждого мне.
                Я останавливаюсь на Дормаар Неор, оглядываясь. В быстро спускающихся сумерках чернильные кляксы фигур прохожих становятся нечеткими и расплывчатыми. Пытаюсь перевести дух, и понимаю, что от холода остановилось сердце.
                Ирис, наконец, догоняет меня. Черты его лица чарующе правильные и чистые, но я не могу отвлекаться. Шлейф запаха ведет к крыльцу ближайшего дома с правой стороны. Я открываю дверь, и Леталуан Чиль, взлохмаченный и измятый, стоит у стены. Его дикий, блуждающий взгляд застывает на моем лице.
                - Ты пришел... за мной...
                - Нет.
                - Только ты знаешь мою тайну, и я понимал, что ты заставишь меня платить по счетам рано или поздно. – Слуга моего отца переводит дыхание, и я вижу, как пульсирует сквозная рана его души. Рана, нанесенная не мной.
                - Я пришел не за этим. Два года назад ты украл у Мевилда деревянную шкатулку. Где она?
                Мысли Леталуана все еще несутся сбивчивыми, отрывистыми и изломанными волнами, когда до него доходит, что его сегодня не убьют.
                Он хватается за перила лестницы, и ведет нас с Ирисом в полутемную комнату с балконом, выходящую на Дортмаар Неор. Какое-то время роется в шкафу, и протягивает мне шкатулку.
                Его руки дрожат, а вечно вызывающее выражение лица, с которым он всегда ходил по нашему дому, стерлось, и под ним обнажился настоящий Леталуан – измученный, многострадальный, неуютный.
                Я беру шкатулку, и ухожу.
                На улице Ирис кладет на шкатулку руку.
                - Это и есть то, что нам нужно? Внутри нет никаких ключей, Домиарн. Я ничего не чувствую...  О какой тайне он говорил?
                - Он йер. Один из нас. В юности был влюблен в мужчину. Но из страха перед обществом женился на женщине. Всю жизнь был несчастен. Вымещал зло на сыне. Тайна в том, что он влюблен в меня. Но, вместо того, чтобы это принять, всегда жестоко мне за это мстил.
                - Значит, он думал, что ты пришел расквитаться за старое... Поэтому он от тебя бежал?
                - Леталуан бежал не от меня, Ирис. Он бежал от себя.

                В церкви тепло, и Релемилл плачет от переполняющего его счастья, и мнет листки бумаги из шкатулки.
                - Может, дождетесь, когда я прочитаю эту проповедь в воскресенье перед всеми? – в голосе Линна нет монолитной уверенности в своей непогрешимости, присутствующей у так многих священнослужителей. И в нем нет горделивой недоступности того, кто считает, что он – ближе к Богу, чем все остальные. Он просто уверен, что открытый им путь очищения души более эффективный, чем традиционный.
                Я качаю головой с улыбкой.
                - Ну хорошо. Слушайте. «Гордыня правит Домом Восьмиконечной Звезды. Принцы Звезды – Обида, Злость, Ревность, Зависть, Осуждение, Лень, Ненависть, и дочь их Месть. Помогают им Князи Страх, Стыд, Вина и сын их Отчаяние. Кто из нас хоть раз, да не заглянул в Дом Восьмиконечной Звезды, сверкающий упоительным холодом веры во тьму? Именно там мы подхватываем болезни души, рождаемые неверием в свет – имена их Одиночество, Уныние, Беспокойство и Жалость к себе.
                Голос Релемилла становится все громче, и сам он, ходя по комнате туда-сюда, обретает ореол необъяснимой силы и лучезарности.
                - Я сколько угодно могу просить и умолять вас освободиться от злости и обиды в душе, но если вы прикованы цепями гордыни к Принцам Восьмиконечной Звезды, то вы не сможете последовать моему совету, даже если очень захотите. И сегодня я не просто прошу вас. Я даю вам ключи от этих цепей. Их имена Любовь, Вера, Терпение, Сострадание, Прощение.
                Луч закатного солнца пробивается сквозь облака, и я вспоминаю свой сон о борьбе двух звезд. Линн поворачивается ко мне в солнечном свете с пламенным, ясным взглядом, продолжая свою драгоценную, потерянную, и вновь обретенную проповедь:
                - Всякий раз, когда вам хочется кого-то осудить или возненавидеть – не пачкайте душу грязью этого старого, тошнотворного круга. Выйдите из зова Восьмиконечной Звезды по мосту Сострадания. Тот, кого вы хотите осудить или возненавидеть, возможно страдает пороком, заставившим его совершить разозливший вас поступок, или имел свои, скрытые от вас причины.
                А если вы обижены на жизнь, и хотите позлорадствовать, то приложите Любовь к собственной душевной слабости, когда чувствуете, что вам нужно принизить другого, чтобы самому оказаться высоко. Не нужно унижать других. Нужно просто освободиться от власти Принца Обиды, простить и полюбить себя.