Безмолвие

Один стоял и молча протягивал руку, другой – с удивлением взирал на эту самую руку. Безмолвная пауза затянулась, а они всё стояли, даже не шевелясь. Первый ждал, второй – думал. Вот так всё и происходит, когда люди, стараясь забыть прошлые обиды, пытаются заново строить отношения. Наконец, повинуясь арбатским ветрам, они пожали друг другу руки и улыбнулись. День стоял достаточно прохладный. Ветер гонял вокруг странной пары обрывки газет и одинокий пакет. Арбат. Обычно шумный, был сейчас безлюден и холоден. Наверное, туристов напугал долго собирающийся дождь, и даже местные праздные зеваки попрятались по ресторанчикам вдоль улицы. Двое и одинокая корова у входа в кафе, выразительно смотрящая в пустоту. Они всё стоят, не разжимая рук. Им есть что обсудить – без слов. Глазами. Они давно не виделись. У них накопилось много слов, которые сейчас вовсе не нужны. Иногда между людьми существует какая-то особая связь, на уровне флюидов. И даже спустя годы эти люди понимают друг друга, если справятся с эмоциями. Это тот самый случай. Тучи брызгами грязной кисти были раскинуты по небу на близком расстоянии друг от друга. Густые и не очень. Тёмно-серые и почти белые. Разные. Где-то вдалеке вдруг завыла скрипка. Истошно и противно. Они повернулись на звук. Всё ещё молча. Наконец опустили руки и как по команде пошли в сторону инструментального плача. Шли медленно. Один из них озирался по сторонам, жадно вглядываясь в до боли знакомые очертания домов и скамеек. Другой просто шёл рядом. Размеренно и ровно. Они, казалось, были погружены каждый в свои мысли. На самом деле лишь в одну – общую мысль. Настал момент, и всё встало на свои места. И им от этого настолько легко, что они боятся спугнуть этот момент облегчения. Они издали заметили сидящего возле большого рекламного щита скрипача. Совсем ещё юного. Чем ближе они подходили, тем он становился всё юнее и юнее. Маленький стульчик и картонная коробка у самых ног. Аляповатая одежда на пару размеров больше. Нет-нет, он не бездомный. По всей видимости, это вещи старшего брата. Налаченная скрипка и озябшие пальцы, держащие этот музыкальный кусок дерева. Поблизости ни души. В коробке – ни рубля. И только эти двое, которые пришли на зов инструмента.
- Я ведь был неправ тогда, – и отвернулся в другую сторону.
- Да и я тоже, – прилетело в ответ.
- Забудем? – короткий вопрос и долгая пауза.
- И не помнил даже. Я рад, что ты тут. Всё, как и должно быть!
Мальчишка решил сделать паузу и согреть руки. В образовавшейся тишине было отчётливо слышно, как он шумно дышит на задубевшие пальцы и как бьётся его горячее сердце. Ручонки у него были маленькие, размером с небольшой лист каштана, и белые. Такие же белые, как носовые платки, лежащие в кармане у одного из стоявших перед ним мужчин. Скрипач стал вытирать о штаны влажные от дыхания руки и поднял глаза. Голубые-голубые. Как воды Байкала или небеса в самую ясную погоду. Голубые и уставшие. Глаза взрослого уставшего человека. Теперь они втроём молча смотрели друг на друга. Думая. Каждый о чём-то своём и все вместе об одном. О жизни во всех её проявлениях. С высоты на самую брусчатку спикировал голубь и приземлился между всеми героями. Разом моргнув троица смахнула дремоту мыслей и инстинктивно стала производить бесполезные действия. Кто полез в карман, кто стал проверять часы, а кто и тереть нос. Голубь важно прогуливался вдоль какой-то видимой только ему линии и сиюминутно раздувал шею. Ветер вновь махнул плечом сквозь весь колодец Арбата и, наткнувшись на группу людей, с любопытством стал обнюхивать их и пытаться залезть в рукава. Все поёжились. А ведь вроде ещё и не осень вовсе. Мальчонка вновь взял скрипку и одним взмахом смычка разбудил гулкие закоулки старого Арбата и мирно спящих в обед стариков. Так и не проронив больше ни слова, странная пара как и прежде синхронно достала монеты и принялась поочередно кидать их. В коробку. Вслушиваясь, как одни гулко бьются о дно, а другие звонко, ударяясь о те монеты, что были кинуты ранее…