Про когнитивный диссонанс и мебельное производство

            
Я извиняюсь.
Я всегда извиняюсь. Мне постоянно за себя неловко. Это результат  когнитивного диссонанса.
Откуда мне известно это понятие?
Вот в этом и состоит диссонанс.
Забыло представиться. Я пианино. Или фотрепьяно. Производства Кондровской мебельной фабрики.
Мало того что мне посчастливилось родиться на одном заводе со шкафами и диванами, но я еще и среднего рода.
Неодушевленное.  ОНО. It.
То что производили на фабрике, фортепиано никто не называл.
 Мы все звались пианино.
Пианино марки "Лира", цена 240 руб. черное матовое, 285 руб. коричневое под дерево, полированое.
Я-матовое черное. На передней стенке гравировка. Тюльпан в страстном порыве свивается со скрипичным ключом.
Считалось дизайнерским украшением. Я так не думаю.
Все это необузданные фантазии мебельной технологини.Ей за эту красоту,как за рацпредложение,в конце года премию выдали. Она ее сразу же в гастроном отнесла. А я до сих пор мучаюсь.
Стесняюсь я своего происхождения.
Дворняга я и есть дворняга.
Но с возвышенной душой.
От кого мне это необычное свойство передалось?Не понимаю до сих пор.
Может быть дерево, что на фанеровку стенок пошло, было из Венского Леса?
Шучу, конечно!
У меня еще и характер ироничный.
А что остается, если к романтичной моей душе и пламенному характеру на этой фабрике мне не дали ГОЛОС!
Вернее, голос то у меня есть. Но это конвеерный, плоский, упрощенный вариант. Окуда ж взятся талантливому ГОЛОСУ? Наследственность из молоточков технического фетра,струн неизвестного происхождения, корпуса конвеерного мебельного производства.
Дворняга! Увы.
Когда меня выставили в продажу, то даже транспортировочную тару не стали снимать. А что там смотреть?
 Надорвали край  картонной упаковки,приоткрыли крышку, вот и вся предпродажная подготовка.
А рядом,на витрине, стоял настоящий Стейнвей. Его заказали для концертного зала местной музыкальной школы, и задержались с выкупом.
Мы,"Лиры" черные матовые и коричневые полированые,с восхищением поглядывали  из под опущенных век инструментальных крышек на этого красавца.
Это был великолепный ОН! Сделанный,вернее сотворенный,влюбленными в свое дело мастерами. Из лучших пород дерева. По выверенным чертежам и планам. С прекрасными струнами,натянутыми на чугунную раму. Имеющий свой неповторимый и индивидуальный ГОЛОС.
О как он был красив! Аристократ среди нас,дворняжек.
Вечерами,когда магазин закрывался, он оставался стоять на освещенной витрине. Хрустальный подсвечник и нотный лист на подставке крышки дополняли декорацию. И всем становилось понятным,что он создан для  МУЗЫКИ. Да,для музыки с большой буквы!
Мы, "Лиры" роптали в темноте от зависти.Одни выкрикивали что-то оскорбительное,пытаясь задеть его за живое,оскорбить, вовлечь в склоку. Другие заискивающе любезно шептали комплименты, стараясь подружиться на равных, или хотя бы поприятельствовать.
Я же молчало. Мне было неловко и стыдно за своих сородичей. Извините меня,  извините!
Я только слушало и наблюдало за ним, за его реакцией.
А  реакции не было. Он просто стоял. Стоял во всей своей красоте и блеске, мощи и могуществе. Стоял и ждал.
Ждал своего часа. Часа когда музыка,заключенная в нем, возникнет под руками виртуоза. А в нем была заключена великая музыка!
Это в нас,в "Лирах", хранились гаммы,"Собачий вальс",технические упражнения и пассажи,ну и разве что этюдики Черни и "Детский альбом" Чайковского,если кому повезет на продвинутого владельца.
А в нем залегала вся великая музыка мира! Он мог все! Главное дождаться. И не дать растрепать себя тырканием неумелых рук.
Поэтому каждый раз при открытии магазина, мы,"Лиры", заинтересованно и заискивающе разглядывали покупателей,равнодушно тыкающих пальчиком в наши клавиши, пытаясь угадать кто же из них нас купит.
Может та женщина с пухлым мальчиком,который все время отвлекался на блестящие барабаны в соседнем отделе?
Или эта платиновая дама с плешивым мужем, которая настойчиво допрашивала продавца нельзя ли коричневое полированое купить по цене черного матового и в чем меж ними отличие?
А может одинокая маленькая девочка в синей нейлоновой куртке и с нотной разлохмачанной папкой, перетянутой резинкой?
Он же не уделял покупателям никакого внимания из своей обособленной витрины. Наоборот, покупатели сами подходили к стеклу,за которым он стоял, и как бы представлялись ему полупоклоном, нагибаясь чтоб рассмотреть ценник,стоящий на полу возле его сияющей черной ножки.
Он не жаждал чтобы его купили. Он ждал своего времени. Чтобы воцарить в музыке!
Мы всем отделом музыкальных инструментов знали,что его скоро заберут. Вернее, что он скоро уедет.Что шефствующий над музыкальной школой завод проплатит счет и его торжественно увезут в красивый зал с белыми французскими шторами, бархатным занавесом и расписным задником сцены.
Я,тайно его любя, уже начало скучать, грустно представляя себе опустевшую без него витрину.
Но меня забрали первым.
Да-да. Одинокая девочка в синей куртке пришла со своим отцом. Погладила пальчиком тюльпан,выглядывающий в дырку картонной упаковки, поиграла до-мажорную гамму и высокий,с седеющими висками мужчина оформил кредит в кассе,сроком на год.
Так я попало к Леночке.
С этого момента я продолжу  рассказ от третьего лица женского рода.
Не то что бы я сменило пол. Не улыбайтесь, мне и так не удобно!
Просто Леночка стала звать меня "моя пианинка". Она.
И вообще была так мила,непосредственна и резва, что я снова влюбилась.Нет,не той возвышенной любовью, которую я испытывала к Стейнвею. Не упрекайте меня в непостоянстве и изменчивости!
Я скорее полюбила как женщина-мать. Полюбила ребенка. Талантливого и непростого.
А непростота начиналась с семьи.
Дело в том что меня купили взамен.
Отец девочки попытался мной заменить отсутствующего себя.
Был-был у Леночки отец. Любящий, веселый, красивый. А потом ушел.
Хоть и не от девочки, а от ее мамы, но к другой женщине,в другой дом,в другую жизнь.
В тот год родители бурно выясняли отношения между собой и им некогда было услышать Леночкину просьбу записать ее в музыкальную школу.
И та пошла на экзамены сама. Смешная, с кривым  бантом на макушке и недоросшим зубом, она смогла убедить комиссию из двух теть взять ее на подготовку по классу фортепиано.
А когда маме позвонили из музыкальной школы с вестью что дочь поступила и надо приобретать инструмент, мама схватилась за голову.
С упреками "ты вся в своего непутевого отца", мама вызвонила папу и передала ему эту проблему с рук на руки.
Как папа все разрулил,я уже рассказала.
Поняв куда я попала,я быстро стала забывать прежнюю любовь. И немудрено. Меня почти не оставляли одну!
Прибежав из школы, Леночка сразу же бежала ко мне с возгласом "ты ж моя пианинка"!
Протирала тряпочкой,аккуратно вырезанной из старого фланелевого халата, и начинала терзать. Я чувствовала себя подаренным на день рождения котенком,которого тискают все приглашенные дети.
Ребенок пока ничего не умел,нот почти не знал, но желал играть "как тетя в телевизоре". И играл. Громко и долго.
Благо мама целыми днями теперь была на работе,-кормить и ростить дочку теперь приходилось в одни руки.
Выручил сосед. Подошел к Леночке на улице и сказал:"Если не прекратишь какафонию,пожалуюсь твоей маме. А это,сама знаешь..."
Леночка знала. И боялась. Потому что с тех пор как папа ушел,мама стала бить Леночку за малейшую провинность. Достаточно было любого повода. А уж если бы сосед пожаловался, то расправы бы не миновать.
Папа думал что оставил вместо себя меня. Но мама так не думала. Вместо папы у нее была Леночка, похожая на него лицом и характером.
Поэтому всю силу и глубину своих к нему чувств мама вкладывала  в удар. Загоняя ребенка в пучины отчаянного страха.
Любить мать и бояться ее, это тот еще диссонанс! Потом его стали называть по умному,когнетивный,  но я в терминах не очень.
Но во время этих сцен, я камертоном отзывалась на беду малышки!
Чем могу помочь ей я, черная матовая пианинка?
Вернуть ее папу ее напреклонной и ярой на расправу маме?
Мне оставалось только верой и правдой служить, айнне майне кляйн мюзик... Музыкальные занятия снимали напряжение, приносили удовольствие, давали надежду.
Дела в музыкальной школе шли неплохо. Девочка оказалась очень способной и по окончании первого класса перешла в третий. По результатам годового отчетного концерта.
Мой возлюбленный Стейнвей уже стоял в концертном зале и Леночка взахлеб рассказвала маме как он замечательно звучит на репетиции, как ей все удалось на концерте,и как прекрасно играл Концерт Баха N84 заезжий известный пианист.
Я сушала это с интересом. Мне было небезразлично. И только.
Его величество Стейнвей, с его высокой музыкой и аристократическим качеством классического звучания,отошел далеко в сторону от моих ежедневных насущных интересов.
Шли годы и проблема когнитивного диссонанса в моей семье(не улыбайтесь, раз я стала женщиной и у меня появидся ребенок,то это уже семья) приобретали все более серьезные масштабы.
Леночка делала прекрасные успехи. Фуги Баха, "Лунная соната "Бетховена, "Серенада" Шуберта, "Ноктюрн" Шопена, сыгранные на концертах в музыкальной школе и местном Дворце Культуры, примеряли ее маму с неизбежностью внесения платы за музыкальную школу.
Папа, приходя в гости, плакал над последними аккордами бетховенской нетленки и оставлял на кухне под сахарницей пятьдесят рублей на продолжение музразвития дочери.
Меня распирало от гордости. Ведь и мой посильный вклад присутствовал в этих достижениях! Я уже мечтала о развитии! О поступлении талантливой девочки в консерваторию! О дальнейшей концертной деятельности! Москва! Ленинград! Берлин! Вена!... Далее везде...
И тут все как обломалось. Страх. Страх перед матерью, перед непредсказуемостью ее поведения, перед яростными нападками по пустякам, перед ее тычками и затрещинами,перешел в другую область психики ребенка. Леночка стала бояться выступлений.
На репетициях,радуя моего далекого любимого Стейнвея, Леночка отлично справлялась с произведениями. Играла хоть с листа,хоть наизусть одинаково хорошо и с чувством. Но на концерте...
Как только вставала проблема быть оцененной, проблема сравнения с другими, вылезал мутный,делающий ватной голову и ноги,страх.
И девушка скисла. Нет,она не бросила музыкальную школу. Она еще долго занималась, пела в хоре, играла в школьном оркестре. Но потеряла к музицированию интерес как к профессии.
А потом уехала поступать в технический ВУЗ. Подальше от бедной потерявшейся мамы и ее показательных выступлений.
И я осиротела. Опять затосковала о своем Стейнвее. Стала жалеть свой недолгий бабий век. Вспоминать как же хорошо было в том то году,когда мы играли Шуберта. Или в том то,когда разучивали Моцарта... Ностальгировала и впадала в депрессию.
Никто ко мне не подходил и не играл. Только раздражались что такая огромная черная и мешаю.
А потом Леночка позвонила и сказал что у нее родился малыш и ей нужен холодильник. И меня радостно продали. Недорого. Но на холодильник хватило.
Теперья уже много лет работаю в детском саду. И мне нравится.
Вокруг меня дети, праздник.Про Кузнечика играю и про Чебурашку. Фетр на молоточках совсем стерся и настраивать меня никто не спешит. Говорят бесполезно. Старуха.
Про Стейнвея давно ничего не слыхала. Он уехал(язык не поворачивается сказать "его увезли", как-то это не о нем) в районную филармонию, в постперестроечную пору,когда музыкальную школу рапродали по кирпичику.
 Думаю что он и сейчас по прежнему где- то блещет своей красотой и неповторимым голосом. Аристократизм ведь это дорого и надолго!
А Леночка, говорят, в писательницы подалась. Да. Жалко девочку.
И я,наверное, понимаю причины. Все этот когнитивный диссонанс. Видать от страха своего все еще бегает.
В писательстве том  ведь выступать и концертировать не надо. А значит и страха нет. А где страха нет,там покой и счастье. Там Музыка с большой буквы!