Зарубки. Глава восьмая. Первопроходцы

                ПЕРВОПРОХОДЦЫ

   Выборы депутатов совета Амурской области в том году проходили при моем участии. Мне предложили быть доверенным лицом кандидата в депутаты Есаулкова Юрия Афанасьевича, и я с радостью согласился. Еще бы, первый секретарь Тындинского горкома партии оказал мне такую честь. Кроме того, Юрий Афанасьевич был строителем, и допереезда в Тынду был парторгом строительства Бурейской ГЭС, а главное был нашим земляком – уральцем и просто хорошим человеком. Мне приходилось не раз отчитываться за строительство станций на заседаниях бюро горкома. Никакого сравнения с нашими свердловскими партийными
разборками, хоть на районном, городском, или областном уровне. Все как-то по делу, без оскорбительных выпадов и устрашений: отобрать партбилет, испортить биографию, а то и выгнать из города и даже из области, не в пример нашим свердловским партийным боссам.
  Однажды Юрий Афанасьевич позвонил мне:
– Владимир Павлович, в Хорогочи запланирована встреча с избирателями. У меня просьба выступить на встрече самому и двум, трем рабочим. О чем говорить? Ну, не мне тебя учить. Хотя кое-какие детали обговорим в машине. Я за тобой заеду. Привет семье.
Начальнику строительного участка Аркадию Иванову на оперативке, специально посвященной, такому как считал нерядовому событию, я наговорил целую программу его действий. Иванов в конце моей тирады спросил:
– А вопросы задавать можно?
– Не можно. А нужно. Но, смотря, какие. Если ты опять о раскопках мехколонны, то лучше не надо. Земляк-земляк, но бог его знает, что там у него на уме.
Дело в том, что Аркадий Иванович был очевидцем случайной и страшной раскопки. К нему в прорабку прибежал весь «в мыле» бульдозерист мехколонны, которая проводила недалеко от нашей стройки расчистку, и планировку под будущую насыпь дороги и заорал:
– Эй! Связь есть? Срочно надо связаться с начальством. Там я такое откопал, такое, что до сих пор волосы на голове шевелятся.
– Связь есть. На, звони. Интересно, что ты там такое откопал, – спросил Иванов, подавая телефон.
– Подожди, дай отдышаться. Сейчас узнаешь. Алле, Иван Николаевич? Я тут такое откопал! Черепа. Какие, какие. Человеческие, вот какие. Не может быть, не может быть. Приезжайте срочно. Что делать, не знаю. Жду, – проговорил в трубку бульдозерист.
– Можешь себе представить, когда мы пришли к тому месту, у меня тоже волосы дыбом встали. Столько черепов и костей я в жизни не видел. Ни тебе крестов, ни гробов – одни черепа, кости и какие-то странные, как будто обглоданные бревна. То ли курган небольшой, то ли холм. То, что вывернул бульдозер, это только часть захоронения. Вдоль среза виднелись кости, переложенные бревнами в несколько рядов. Вскоре понаехала милиция. Место это оцепили и никого не пускали дня два или три. Нагнали техники. Всё куда-то вывезли, или перезахоронили – не знаю. Когда оцепление сняли, я был там. Захоронения как не бывало. Свежая насыпь под дорогу… Кого не спрашивал, никто ничего не знает, – рассказывал мне Аркадий Иванов.
– Мало ли какое захоронение и до нас, наверное, здесь жили люди. Свои обычаи, нравы и обряды, что тут такого. Ну, хоронили слоями и перекладывали послойно, чем придется. Что из того? Вечная мерзлота, пойди, выкопай могилу, как положено. Это тебе не на Урале, – отвечал я ему, но у самого как-то не укладывалось, что такое возможно. Из рассказов наших рабочих – заядлых охотников, слышал я не раз о каких-то заброшенных и полуразваленных деревянных строениях, кострищах и обглоданных деревьях. Но больше всего меня поразило, когда я поехал знакомиться с объектами СМП Свердловск на будущей станции Хорогочи. Пни и пенечки вдоль почти всей дороги и до самого горизонта.
  В машине, пока мы ехали из Кувыкты в Хорогочи, Юрий Афанасьевич рассказывал охотно разные истории из своей жизни. Я не удержался и спросил о людях, которые жили здесь до нас, показывая на заросшие вырубки за окном:
– Юрий Афанасьевич, судя по этим вырубкам, и до нас здесь жили люди. По истории, мне помнится, где-то здесь жили племена дауров, которые во времена ледникового периода откочевали в Китай. Один из них даже был знаменитым полководцем у Чингиз Хана.

 Наши охотники рассказывают, что и захоронения у них какие-то странные, не как у славян. Похоже, зря называют нас первопроходцами.
– Да ты прав, здесь и до вас жили, если все, что здесь происходило можно назвать жизнью. Здесь были лагеря для заключенных и непростых заключенных, а для командного состава Красной Армии. Были здесь и полководцы Гражданской, Финской войн. Все держалось в строгом
секрете. Мне, секретарю горкома партии толком никто не мог объяснить, что здесь происходило. Слышал, небось, о захоронении в Хорогочи? До 1937 года никто здесь не жил в радиусе более ста километров. Вечная мерзлота. Сплошные марь и болота. Дорог и в помине не было. Гнали этапы
зимой по льду, когда замерзали реки. По так называемому зимнику, пехом. Все, что на себе унесут, то и было достоянием лагеря. В основном несли, конечно, инструмент – топоры, пилы, гвозди. Ну и провиант. Еды хватало на два-три месяца. Особенно тяжко было весной. По зимнику хоть как-то подвозили еду. А весной связь с миром пропадала до следующей зимы. Вот они и питались, чем придется. С голоду всю кору с деревьев обглодали. На высоту, сколько рот достает. Умирали голодной смертью, а по зимнику пригоняли другие этапы. Те, кто оставался, стаскивали мертвых в одно место. Заваливали трупы, чем придется. В основном тем, что оставалось после заготовки строевого леса. Вот, онито – настоящие первопроходцы. А пни, как ты говоришь, пенечки, это все, что осталось после них. Лес здесь местами был хороший. На лиственницу и до войны спрос был огромный. Ценили, что называется, на вес золота. Мосты, катера и даже корабли делались из этого славного дерева. Вот и занимались заготовкой строевого леса наши полководцы. Старались из последних сил, особенно говорят во время войны.

                МОСТОВИКИ 

  Рядом с нашим временным поселком на станции Кувыкта располагался поселок мостовиков, которые строили грандиозный мост через речку Кованта. Речка вроде так себе, но мост поражал своими размерами и рос прямо на глазах. Работали мостовики круглосуточно и без выходных. Мне нравилось смотреть, как строят и как живут эти необыкновенные люди. Иногда я выходил ночью посмотреть на работу сварщиков. Надо сказать, незабываемое зрелище. Бенгальские огни сварки вспыхивали в темноте и гасли, как будто плясали под музыку, которая с утра и до позднего вечера не смолкала в вахтовом поселке мостовиков. Под эту же музыку поселок благоустраивался. Откуда только всё бралось: цветочные клумбы из отделочного кирпича, красивые веранды из строганных досок, тротуары из фасадной плитки и пиленого и ломаного мрамора. «Ну, – думал я, – богатая организация. Ничего не жалеют, чтобы скрасить быт своих рабочих. Не то, что у нас. Хлеба зимой не выпросишь». Мои размышления прервал начальник автобазы Шиндлер:
– Владимир Павлович, это форменное безобразие. Мостовики опять на автомагистрали, прямо за поворотом устроили «лежачего полицейского». Паразиты, то траншею прокопают, то насыпь устроят. Шофера жалуются, так и без рессор можно остаться. Еще до вас не раз ходил разбираться к начальнику отряда мостовиков. Так он одно талдычит: «А пусть не гоняют. Пыль от машин, дышать нечем». Надо,  что-то делать. На зиму останемся без автомашин.
– Ну, если пыльно, пусть поливают участок дороги. Это же проще.
– Вот и я ему: поливайте, благо водовозок хватает. А он опять за свое.
  Про себя я думал: «Надо же, какой заботливый начальник отряда. Даже о пыли подумал». Поселок мостовиков находился дальше от дороги, чем наш, но нам и в голову не приходило перекапывать эту единственную дорогу, можно сказать, артерию строительства магистрали на участке Тында – Чара, дорогу, по которой днем и ночью шли почти сплошным потоком автомашины с разными грузами для строительства. Делать нечего, я отправился на переговоры к мостовикам и по дороге повстречал старшего прораба Хорогочинского участка Аркадия Иванова. Узнав, куда я направился перед самой оперативкой, он рассмеялся:
– Палыч, какая пыль. Я до тебя уже третий год за ними наблюдаю. Они этих «лежачих полицейских» устраивают не от пыли, а совершенно в других целях. За поворотом да в
пыли шофера не замечают препятствия. Скорость, понятно, не сбавляют. Машину подкидывает так, что груз из кузова вываливается. Шофера, едут дальше. Иной даже не остановится. Иной выйдет, поохает, поглядит, в лучшем случае, на рессоры и едет дальше. А на груз махнут рукой. Да и где им погрузить все, что выпадет. Мостовики только этого и ждут. Тут же налетают, как воронье и быстро подбирают на дороге брошенные материалы.
  «Так вот, откуда материалы на веранды, клумбы, тротуары и пристройки», – догадался я. Заботу о быте мостовиков проявляет «лежачий полицейский», а начальство и здесь не причем.


                ПЕРЕГОН

  Назначение возглавить строительно-монтажный поезд «Свердловск», который вел работы по строительству двух станций на БАМе, я получил в 1978 году. К этому времени были построены притрассовая дорога до наших станций – Кувыкта и Хорогочи – и временные поселки для строителей. К строительству постоянного жилья и других объектов станций приступили при мне. Условия строительства были, признаться, очень и очень сложными. Длинная, морозная зима. Вечная мерзлота. Коварные грунты. С трудом выкопаешь котлован под фундаменты, и думаешь: «Все, докопались до коренной породы». Через денек-другой на воздухе, на солнышке, «коренная порода» превращалась в грязь. И все-таки сложнее всего было создать работоспособный коллектив. Откуда только не ехали
на «стройку века»: из Грузии, Армении, Татарии, Башкирии, Украины, Белоруссии, Молдавии и других регионов нашей необъятной Родины. Кто только не ехал. И зачем только не ехали: одни бежали от сварливых или неверных жен, другие – от свирепых и пьющих мужей. Были даже уголовники, отсидевшие разные сроки. Ехали кто зачем, большинство – за талоном на легковую автомашину. Были среди них настоящие строители, были и просто прекрасные люди. Постепенно все как-то утряслось, и разные по национальности, возрасту и опыту люди сработались и преврати лись в дружный и деловой коллектив.
  Два пятиэтажных крупнопанельных дома в поселке Кувыкта были смонтированы довольно быстро. На монтаж следующих домов требовалось переустановить башенный кран. Специализированная бригада монтажников из Свердловска, по каким-то причинам, никак не выезжала.
  Работы по монтажу крупнопанельных домов остановились. Каких только решений мне не предлагали: монтировать краном «КАТО», отсыпав для этого временную насыпь на всю длину дома, демонтировать и смонтировать башенный кран своими силами. Ни то, ни другое не годилось. На монтаж автомобильным краном, даже таким как «КАТО», потребовалось бы в три раза больше времени, чем башенным.
Демонтировать и смонтировать кран своими силами, мы бы смогли, но сдать органам Госгортехнадзора – ни за что. Для таких дел требовались специально обученные и аттестованные монтажники. После некоторых раздумий я предложил свой вариант решения проблемы: перегнать кран по рельсам без демонтажа, монтажа и повторной сдачи башенного крана органам Госгортехнадзора. Благо шпал и рельсов транспортные строители завезли не на один десяток километров. Кран надо было перегнать по рельсовому пути с крутыми радиусами и на достаточно большое расстояние. Риск опрокинуть кран во время перегона, конечно, был, но была и значительная экономия по затратам на перемонтаж, а главное по времени – около двух месяцев. Пока бы ещё добрались из Свердловска монтажники, провели демонтаж, монтаж и сдали бы кран комиссии Госгортехнадзора. Неожиданно для всех, такой вариант встретил яростное сопротивление со стороны главного инженера, который на оперативном совещании заявил:
– Я категорически против перегона крана с такими крутыми радиусами разворота рельсовых путей. А если кран завалится, прибьет людей? Кто будет отвечать? Я сидеть в тюрьме не собираюсь.
Тут же он покинул оперативное совещание. Выгоды от данного решения для меня были очевидны. Риск при добросовестной подготовке рельсовых путей минимален. И я решил, на свой страх и риск, выполнить перегон крана. Меня поддержали и морально и делом очень мной уважаемый механик субподрядного участка Валов, электрик Алексей Неустроев и бригадир монтажников Евгений Грищенко. За двое суток, не считаясь со временем, бригада монтажников подготовила рельсовый путь.
  Утром перед перегоном мы собрались около крана провести короткий совет. На этот совет не пришли ни главный инженер, ни начальник производственного отдела, ни прораб участка. Главный инженер укатил в Тынду, как позже выяснилось, жаловался на меня: звонил начальству в Свердловск и ходил по кабинетам в Главбамстрое. Прораб и начальник производственного отдела забились по конторкам и не выходили до тех пор, пока мы не перегнали кран.
– Не дрейфь, Владимир Павлович, я когда-то сам работал крановщиком башенного крана. Побуду вместо крановщицы. Управлять ходом крана буду внизу, со щита. Так что, в кабину залазить не потребуется. На поворотах, если ходовые тележки прижмет к рельсам, подтянем кран лебедкой трелевщика. Парень на трелевщике надежный. Я его знаю хорошо. А то, что нет прораба и главного инженера, это даже и хорошо. Чем меньше перестраховщиков, тем лучше. Командуй. Все сделаем в лучшем виде, – успокоил меня Валов.
– Электрический кабель мы раскинули, по длине хватит. Не переживай. Всё «путем» будет. Если что, сидеть будем вместе, – шутил Леша Неустроев.
– Рельсовый путь подготовили на совесть. Сам проверял нивелиром не один раз. Радиусы поворотов выгнули, как могли. Лучше не сделать даже железнодорожникам. Так что, Павлович, мы с вами. «Бог не выдаст, свинья не съест». Давайте перегонять. Хватит трепаться, – добавил бригадир монтажников.
Все разошлись по ранее оговоренным местам. Валов со щита включил контроллер хода крана. Десятитонный башенный кран – чудовище высотой в тридцать метров и с такой же стрелой, качнулся и медленно тронулся с места. Я облегченно вздохнул:
– Слава, Богу, вроде перегоним.
  Но на первом развороте кран встал. Валов схватился за голову и со словами: «Тьфу, черт! Ходовые тележки-то забыли освободить для поворота», – схватив ключи, нырнул под платформу крана. За ним следом полезли и Леха, и Грищенко. Полез, было и я, но меня попросили не мешать. Через некоторое время они вылезли. Кран снова тронулся, и первый поворот минул без задержки. На втором повороте кран встал, как вкопанный. Монтажники, не дожидаясь команды, бегом подтянули трос от лебедки трелевщика и зацепили за кран. Тракторист, не мешкая, включил лебедку. Трос лебедки натянулся как тетива, но кран, поскрипев колесами, остался на месте.
– А ну, мужики, взяли ломы и дружно навалились, – прокричал Грищенко. Схватил лом, подбежал к крану, показывая, где и как подталкивать кран. Мужики последовали примеру бригадира и с криком:
– Раз-два дружно! На хрен нужно! – упираясь в шпалы ломами, стали, что есть сил, толкать кран.
Кран снова качнулся, заскрипел колесами, словно жалуясь кому-то на свою многострадальную судьбу, тронулся с места.
 Кран мы перегнали за каких-то два, три часа. Мне же казалось, прошла целая вечность. Когда кран встал на свое рабочее место, мы кинулись обниматься, жать друг другу руки и кричать:
– Ура!
А уже на второй день полным ходом монтировали панели следующего дома. Таким способом башенный кран перегоняли с объекта на объект еще не раз и в Кувыкте и в Хорогочи.


             РЫБАЛКА НА НЮКЖЕ

  Тындинский район богат реками: Олекма, Нюкжа, Нижняя Ларба, Гилюй, Уркан, Ларба, Тында, Джалинда, Геткан. Более четырех тысяч больших и малых рек несут свои воды по территории района, в Северный ледовитый и в Тихий океаны. Реки богаты рыбой на любой вкус. Говорили, что рыбу ловили и в речке Кованта, что протекает под окнами нашего коттеджа в Кувыкте, но сколько раз я не пытался поймать хоть одну, мне так и не удалось.
  Леха Неустроев, увидев меня с удочкой, добродушно ухмыляясь, спросил:
– А рыба где? Жены ждут не дождутся рыбки на уху. Не ловится? Так разрешение надо получить.
Увидев мой недоуменный взгляд, рассказал анекдот:
«Наши первопроходцы тоже, как только добрались до этих мест, бросились с удочками на речки, кто куда, ловить рыбу. Один из них выбрал место за кустами, забросил крючок с насадкой замер в ожидании клева. Вдруг почувствовал, что кто-то стучит ему сзади по плечу. Поворачивается, возмущенно спрашивает откуда ни возьмись возникшего пожилого эвенка:
– В чем дело, что надо?
– Дак, а разрешение на отлов рыбы имеешь, товарищ?
– А что надо? А где получить?
– Дак, уже у меня.
– Ну, так оформи. Видишь, клюет.
– Дак, уже, рыбачь, пожалуй...»
– А здесь на Кованте никакое разрешение не поможет,  даже от самого главного эвенка. – Улыбаясь, продолжал  Алексей в шутливом тоне, – Похоже, ушла рыба, а быть может, всю выловили. Мостовики в позапрошлом году как мост через Кованту приступили строить, первым делом стали сетями перегораживать речку во время нереста и сплава, а то и просто так. Перегородят и черпают хариус ведрами. Похоже, всего вычерпали. Говорят, в верховьях еще попадается, но туда не пройти. Заросли такие, что бригаде лесорубов не прорубиться. Наши рыбаки па попутках ездят за хариусом на Ларбу, а то и на Нюкжу.

– Алексей, а что за рыба – хариус? Слышать, слышал, а вот ловить ни разу не приходилось.
– Хорошая рыба. Не таймень, не форель, понятно, но что жаренная в сливочном масле, что в пироге – вкусная, ум отъешь. Моя Алла не нахвалится: чистится легко и не костистая. И на вид очень красивая рыба: спина серо-зеленая усеяна ясными чёрными пятнами, бока светло-серые с продольными буроватыми полосками. У нас большие специалисты по рыбе отец и сын Беспаловы. Отец за тайменем ходит. Каких только приспособлений не наделал, какой-то пароходик изобрел. Тот плавает с берега на берег речки с блесной и наживкой на поводке, а Саша только и всего, что за лески дергает. Сынок его, Женя, тот большой специалист по ловле хариуса. Приспособил бензиновую лампу. Горит ярко-синеватым пламенем. Как стемнеет, он ходит с лампой «лучить» по перекатам. Хариус при свете замирает, а он бьет хариуса острогой. Только собирать успевай. Так что, если хочешь побывать на настоящей рыбалке на хариуса – это к Жене. Научит и на удочку ловить, и «лучить».
  На рыбалку c Женей Беспаловым мне удалось съездить только в последние дни золотой буйной осени с туманами по утрам. Весь день мы рыбачили с берега в верховьях реки Нижней Ларбы. Женя – добродушный, здоровый и очень проворный малый, оказался действительно опытным рыбаком. Осмотрев мою удочку, он тут же заменил крючок с грузилом на самодельную блесну. Мою наживку – малинку,
которую я, готовясь к рыбалке, с большим трудом разыскал на рынках в Тынде, Женя забраковал:
– Настоятельно рекомендую белые личинки жука-дровосека.
Личинки он при мне наколупал в прелой еловой плавнине. Благо плавнина валялась причудливыми нагромождениями по всему берегу.
– Для рыбалки личинки лучшая наживка. Хариус, Владимир Павлович, очень проворная и живучая рыба. В солнечные дни выскакивает из воды и хватает насекомых. Кормится только днем. Насекомые, падающие с веток, нависших над водой, вот его основная пища. Из кустов и ловить будем. Любит он и личинки, и водяных насекомых, и улиток. Тыкается о каменья головой за ними – кузнец, да и только. Не брезгует красавец и икрой. Там где хариуса много, там другая рыба водится редко. А как стемнеет, Палыч,
попробуем лучить.
  День пролетел не заметно. Мы брели против течения реки, Женя впереди, часто меняя места для рыбалки, а я за ним, присматриваясь к его приемам ловли хариуса на удочку. Уже начинало пахнуть зимой. Леса были здесь в основном лиственничные, с примесью белой и ребристой рябины и северный стелющийся кедр-стланик. Лиственницы горели золотым огнем, так ярко раскрасила их осень.
Потянуло холодом. Лужи покрылись первым ледком. Подмерзла маревая корочка земли. Посыпалась дождем хвоя, устилая землю и воду рыжими иголками. У одного залома из выветренной плавнины Женя остановился, – Палыч, вижу, замерз ты совсем. Давай передохнем. Место – лучше не придумать. Вон, какой большой завал в виде подковы. Разведем костер, здесь и переночуем. А пока перекусим у костра.
Место, которое выбрал Женя, оказалось удивительно пригодным не только для короткого отдыха. На мой взгляд, здесь можно бы запросто жить всю зиму. Настоящее зимовье – просторная ниша в заломе, и даже готовая постель изо мха. Дров навалом. Живи не тужи. Мы развели костер, перекусили, отогрелись. Я незаметно для себя задремал.
– Палыч! Палыч! Смотри! Смотри, какой красавец! Вот это да! Жаль, что ружья не прихватили, были бы и с рыбой, и с мясом, – кричал Женя, высунув голову из залома. Не понимая, что увидел Евгений, но услышав чей-то тяжелый, неторопливый топот, я спросил его:
– Кого там еще нелегкая привела к нашей стоянке?
– Лось, да какой лось. Такого красавца впервые вижу.
Высунув голову из залома,  я увидел буровато-черного, довольно крупного, рогастого лося
с полтонны весом, который, не спеша, вышагивал по берегу реки, пощипывая иван-чай, кипрей, ветки березок и осин. Высоконогий, с мощной грудной клеткой, относительно коротким туловищем и тяжелой горбоносой головой. Верхняя губа, – вздутая и оттопыренная. Рога как две большие лопаты на коротких черенках с отростками-гребнями по краям. Ноги от середины голени и до предплечья светло-серые. Удивительно красивое животное. Настоящий таежный король. Вдруг неожиданно Женя выскочил из залома, заорал и застучал палкой по бревну.
– Ты чего орешь, Женя, дай налюбоваться на это чудо.
– Палыч! Удочки мы оставили на берегу, смотри он уже рядом с ними. Не дай бог наступит, в раз все переломает. Чем рыбачить будем?
  Сохатый повернул в нашу сторону свою рогастую голову, повертел большими и широкими ушами, присел на задние ноги и вдруг со всего маху прыгнул в реку и поплыл, задрав высоко губастую голову. Лось довольно быстро переплыл не очень широкую в этом месте реку, вышел на берег, отряхнулся и ломанулся в чащобу густого подлеска.
  Мигом исчез из виду, как будто его и не бывало. Только громкий треск поломанного сухостоя еще долго доносился до нас.
– Палыч, хорошо, что удочки целы. Пойдем к костру. Наладим остроги и лампу. Скоро стемнеет, пробуем лучить хариуса. Крупные хариусы выходят из ям ночью. И днем выходят, но редко, – обрадовано бурчал мой приятель, подхватывая удочки.
У костра Женя довольно ловко привязал самодельные трезубцы к удилищам и обмотал изолентой. Получились довольно-таки хорошие, легонькие остроги. Он проверил самодельную керосиновую лампу, что-то подкрутил, подкачал, поднес к небольшому соплу огонек от горевшего сучка. Лампа чихнула, а из горелки появилось причудливое яркое пламя...
Быстро темнело, и Женя повернулся ко мне:
– Всё готово, Палыч, пора испробовать наши остроги.
– Ну, что ж, Женя, пойдем, благословясь.
Мы спустились к реке и у ближайшего переката вошли в реку.
– Хариус обыкновенно отдыхает на дне ямок поблизости перекатов. Лежит спокойно и луча не боится, но при шуме бросается шустро в бегство. Бить острогой надо с задержкой, легонько. Сильно ударишь, переломишь рыбину пополам или острогу поломаешь. Ни рыбы, ни остроги, – шептал мне на ухо Женя, держа почти над головой острогу. По примеру Жени я тоже приготовился ударить острогой по рыбе. Минуты через две мы одновременно увидели довольно крупного хариуса. Он лежал в воде действительно
спокойно, только еле заметно пошевеливал хвостом. Женя взглядом, как бы скомандовал: «Бей». Я ударил – и промазал. Еще не раз попадались нам хариусы, но, к сожалению, мне удалось зацепить всего лишь двух небольших. Мало того, я оступился, набрал в сапог холодной воды. Женя огорченно посоветовал:   – Палыч, иди-ка ты к костру. Обсушись, а я получу еще немного. Одному сподручней.
У костра я обсушился и улегся на мягкий мох. Через некоторое время пришел довольный Женя:
– Смотрите, какой хариус. Мелковатый, правда, ну, да ничего. Для первого раза сойдет.
Добродушно улыбаясь, он подсел к костру и вывалил на мох с десятка два, как мне показалось, довольно крупных хариусов.
Мы поужинали, и я незаметно для себя уснул. Проснулся я, а над головой чистое, синее-синее небо. Вдруг подул ветер, который метался, трепал березы и срывал золотистую хвою лиственниц, а из сизых вдруг налетевших туч стеной повалил снег. На кустах багульника ярко проглядывали розовые цветы, присыпанные снегом, они навевали тревожное чувство. Цветы под снегом, еще живые, но уже обреченные. Вокруг – куда не глянешь всё в черно-белых красках: белый, белый снег и внезапно ставший черным и голым лиственничный лес, да черные, местами обгорелые пеньки.
Следующий раз на рыбалку удалось выбраться только зимой, перед Новым годом, с главным инженером нашего СМП «Свердловск». Борило Илья Иванович удивительно спокойный, рассудительный человек, прекрасно знал свое дело, к тому же, как, оказалось, был еще и знатным рыбаком.
В этот раз по совету знающих рыбаков рыбачили мы в низовьях реки Ларба. Илья в выходной день организовал коллективный выезд на рыбалку на машине, специально оборудованной для перевозки людей зимой. Когда наши рыбаки успели оборудовать легкую, но достаточно утепленную будку, один черт знает, не иначе, как ночью. От желающих поехать не было отбоя. Всем хотелось порадовать своих жен и детишек чем-нибудь вкусненьким. А что может быть вкуснее, чем пирог с рыбой. Всем хотелось порадовать своих жен и детишек чем-нибудь вкусненьким. А что может быть вкуснее, чем пирог с рыбой.
  Река в том месте, куда мы добрались на машине, представляла собой довольно широкое ледяное поле. Рыбаки наши тут же разошлись кто куда. Кто-то на середину реки, кто-то – поближе к берегу. Одни ушли подальше в низовья, другие, наоборот, в верховья Ларбы. Место, которое выбрал Илья, поначалу мне не показалось, но я остался с главным инженером – не будет клевать, хоть поговорить есть с кем, и есть о чем. Илья, не спеша, пробурил несколько лунок в разных местах, присел к ближней ко мне лунке и, увидев мой вопрошающий взгляд, пояснил:
– Места лучше, Владимир, не найти. Хариус зимой спит в ямах, но изредка выбирается покормиться у перекатов или у притоков реки, да и то ближе к вечеру. А пока половим, что попадется.
– Илья и откуда ты знаешь, что делает хариус зимой? Ты ж к нам прибыл только этим летом. Да и не до рыбалки было. Работаем практически без выходных, в три смены. Кому-кому, а тебе-то какая уж там рыбалка.

– Да ты прав. За все это время я сумел всего два раза сходить порыбачить раза два. С утра пораньше вместо утренней зарядки. На нашу речку Кованту.
– Ну и как? А разрешение в поселковом совете получал? Без разрешения в Кованте рыба не ловится, – пошутил я.
– Ловится, ловится, но только там, где Кованта впадает в Геткан, а анекдот про разрешение на отлов и мне Алексей рассказывал. Рассказывали и про то, как ты лучил рыбу на Ларбе с Женей Беспаловым.
– Ну и шустрый ты, Илья, до Геткана-то километров пять с гаком.
– Да ничего, бегом туда и бегом обратно. А про хариуса я могу рассказывать не один день. У нас на Урале хариус водится не только в Сосьве, но и в Чусовой. Я на своем мопеде объехал Чусовую вдоль и поперек. Так, подожди-ка, кажется, клюет.
Илья за несколько минут одну за другой вытащил несколько небольших рыбешек, а радовался как большому улову.
– Ну, свезло. Ну, свезло. Самое то, на самоловы. На живца берет только крупный хариус, а не будет хариус клевать, дай бог, щучка попадется, –приговаривал он, ловко просовывая крючки самоловов несчастным рыбкам в открытые рты и аккуратно поддевая их за жабры. Интересно было наблюдать, как достаточно грузный рыбак в унтах и полушубке, быстро и ловко бегает по льду и аккуратно опускает рыбок в подготовленные лунки. Закончив с самоловами, Илья подсел ко мне, и мы продолжили,
прерванный разговор.
– Илья, а что, правда, ловил хариуса на Чусовой?
– Еще как ловил. Летом на удочку и с берега и с лодки и на стрекоз, и на паутов, даже на таракана прусака. Осенью хариус хорошо ловится на быстрине или перекатах и на блесну без насадки. Почти на такую же, как у тебя. Небось, Женя подарил. Хороший парень, что на работе, что на рыбалке. Да тебе лучше знать. Кстати, как только хариуса не называют: башкиры называют его – кутема, якуты –
джерга, пермяки – кумы, а японцы – учуй. Хариус это тебе не лосось не форель. Ранней весной, еще и до вскрытия реки, хариусы выходят из мест, где зимуют в низовьях, и поднимаются вверх на нерест. Нерест длится долго, больше месяца. После нереста отправляются обратно в низовья и быстро отъедаются. Днем держатся в глубоких местах, покидая их ближе к вечеру кормиться на перекаты.
– Илья, а вот я видел такую рыбалку на Нюкже, что и в страшном сне не приснится. Прошлой зимой начальник «Главбамстроя» Мохортов проводил выездное совещание строителей на станции Усть-Нюкжа. Не ближний свет, а что делать. На БАМе он и бог, и царь, и воинский начальник Хорошо Шиндлер Леня, наш начальник автобазы подсказал, что ехать будет лучше всего по зимнику реки Нюкжа. Так и ближе и скорее. Это не по косогорам петлять, подниматься и спускаться. По карте, которую я прихватил тогда с собой, Нюкжа берет начало в отрогах Джелтулинского Становика, течет в северо-восточном направлении на протяжении около трехсот километров, а там где в неё впадает Верхняя Ларба, круто поворачивает на северо-запад. Река течет через стации Лопча, Чильчи, Дигабюль, Талума, Усть-Нюкжа и так до самой Олекмы. Утром рано поехали мы с Лёхой на УАЗике на это совещание. Проехали поселок Хорогочи и
за поселком Ларба спустились на Нюкжу. По зимнику, оказалось, ехать действительно намного лучше, чем по притрассовой дороге, лучше даже, чем по асфальту. Светало, когда мы доехали до того места, где впадает река Лопча, а может быть Чильчи. Мы остановились размять ноги, и тут услышали какой-то странный гул со стороны притоки. Такой гул можно услышать, когда подходишь к рынку или базару. Мы поехали посмотреть, что за шум. А там страшно возбужденные красномордые мужики, таскали, каждый из своей проруби, похожую на черные поленья рыбу. Кто-то бил в прорубь длинной острогой, кто-то вытаскивал рыбу длинной бечевкой с навязанными на неё крючками. Мужики то визжали от восторга, когда получалось вытащить очень крупного хариуса, то матерились площадной бранью, когда рыба срывалась с крюка или остроги. Леха уговорил меня уехать поскорей и подальше от этих страшных мужиков, которые могли запросто побить нас, как ненужных свидетелей ужасного браконьерства.
– Да ладно тебе, Владимир, подумаешь, невидаль, какая. Испокон веку так повелось. Самому мне, правда, не приходилось участвовать, но не один раз слышал о такой зимней рыбалке. Крупные старые хариусы, что твои медведи, впадают в спячку почти на всю зиму. Рыбаки, когда найдут такую яму, собираются артелью, разбирают места по номерам, кому как выпадет, и быстро отлавливают рыбу, пока та не проснулась и не покинула яму. Дело обычное. Лучше расскажи, как прошло совещание и что за мужик Мохортов.
– Да, в общем-то, как всегда. Ни чего нового. А про Мохортова слушай анекдот, который мне рассказали в Усть-Нюкже. В 1976 году Тынду впервые посетили иностранные корреспонденты: японцы, поляки, чехи, румыны. Один поляк спрашивает: «Скажите, пожалуйста, магистраль будет построена в одну колею или в две?».
   Мохортов пошутил: «Строительство идет от Комсомольска – на Амуре, на востоке и от Байкала на западе. И если коллективы, ведущие его, сойдутся – будет один путь. А если встреча не состоится – значит, будет два».
 За разговорами время летело быстро, к тому же и хариус клевал достаточно часто. Так много хариуса я поймал впервые. Вечером, перед самым отъездом, напомнил Илье о самоловах:
– Илья, что-то ты давненько не проверял свои самоловы. Вдруг что-нибудь поймалось?
– Тьфу, ты черт, надо же так увлекся, что совсем забыл про самоловы. Пошли, проверим.
На один из самоловов действительно поймалась довольно-таки крупная щука. Илья, щедрая душа, отдал её мне:
– Бери, бери, Владимир Павлович, дарю от чистого сердца. Отвези молодой жене и дочке Анюте щуку. Пусть знают, какой знатный рыбак их отец.
Несмотря на позднее время, Надя и Анна не спали, ждали меня с уловом.
– Слава богу, вернулся, добытчик ты наш. Давай скорее, показывай, что поймал. Аннушка спать не ложится без твоих сказок о Емеле, ждет не дождется отца с рыбалки…
Ничего себе, вот это да, полный мешок рыбы! Володя, вываливай рыбу на стол. Пусть Аннушка посмотрит. Анюта внимательно стала разглядывать хариусов и щуку, даже потрогала пальчиком:
– Ах, какой молодец наш папка. Смотри, мама, а щука-то дышит. Давайте нальем воды в ванну. Пусть она поживет у нас.
Мы так и сделали. Щука первое время в ванной лежала спокойно, как полено. Аня, совсем еще маленький ребенок, в марте ей будет всего три года, склонилась над ванной и стала внимательно разглядывать, как щука шевелит жабрами, изредка пошевеливая хвостом. Вдруг неожиданно щука прыгнула из воды, обдав Аню брызгами. Аня радостно завизжала, отпрыгнула от ванны:
– Ой, ой, ожила! Мама, папа, давайте загадаем желания. Папа рассказывал, что щука все исполняет.
Не знаю, какие желания загадали Надя и Аня, а я просебя загадал: «По щучьему велению, по моему хотению – дай Аннушке здоровья, красоты и счастья».


                ЛЕСНЫЕ ПОЖАРЫ

        Пожар – охват и истребление огнем строения и еще чего-нибудь горючего, но в таких размерах, что   огонь берет верх над усилием человека. Пожар от Божьей милости, от молнии, от грозы. Лесной пожар, степной, пал или напольный огонь. В. И. Даль

  Лето в 1980 году выдалось исключительно жарким, градусов под сорок в тени. Вечерами температура немного снижалась, но было невыносимо душно. Мало того, загорелся лес в трех километрах от Кувыкты. Об этом сообщил мне один из шоферов Краснотурьинской автобазы, только что приехавший с грузом из Тынды. Пришлось собрать дежурных слесарей, электриков, чтобы на «уазике» выехать к месту пожара.   
  Слесаря похватали лопаты, а Саша Самниев зачем-то взял топор. В «уазик» набилось восемь человек, и
мы отправились к месту пожара. Пожары мне приходилось видеть с малых лет. Особенно запомнился один, когда рядом с нашим домом сгорел огромный трехэтажный деревянный дом – контора Омутнинского леспромхоза. Пожар и все, что осталось после него: высокие, черные от сажи печные трубы и груда тлеющих головешек еще долго вызывали во мне животный страх.
  На лесной пожар я ехал впервые. Что делать, и как тушить? Я представления не имел. Кроме костров, которые тушил пацаном известным всем способом, опыта тушения в лесу у меня не было. В машине спросил у наших рабочих:
– Кому-то из вас, друзья мои, приходилось тушить лесной пожар?
Откликнулся только Саша Самниев:
– Владимир Павлович, мне приходилось. Ничего страшного. Судя по рассказу шофёра пожар низовой. Заходим в лес навстречу огню, идем цепочкой по краям пожара и сбиваем пламя ветками, а угли присыпаем землей. Топор есть, ветки какие надо – нарублю.
– Ну, что ж, бойцы, все поступаем в распоряжение Самниева. Командуй, Саша, будем делать все, что скажешь и что покажешь, – обратился я к Саше и новоиспеченным пожарным.
  Лес горел на небольшом участке возле реки Геткан, где любили порыбачить, а то и просто провести время у костра студенты и рабочие стройотрядов.
  Самниев быстро нарубил увесистых березовых веток, показал, как нужно сбивать
пламя. Разделившись на две группы, мы стали захлестывать и засыпать огонь землей одновременно с двух боковых сторон. Погода стояла жаркая, а здесь к тому же с речки дул ветерок. Дождя не было уже несколько недель. Подхваченные ветром, маленькие огоньки быстро распространялись по толстой подстилке из сухих веток, иголок кедрача и опавших листьев. Приехали мы сюда вовремя. За какие-то
полчаса - час пожар был потушен. Мы чумазые, но веселые и гордые вернулись в Кувыкту.
   По Кувыкте ползли тревожные слухи о пожарах в разных местах громадной стройки. Говорили, что полностью сгорел временный поселок тамбовских строителей станции Могочи на участке магистрали, которую возводили армейские строители. Говорили и том, что корейцы специально поджигают леса поближе к поселкам и притрассовой дороге. Мало того, главный бухгалтер Колесникова Маргарита
Николаевна требовала и всячески настраивала конторских работников перебазировать контору управления в Тынду. Там у нас остались два жилых вагончика, что-то вроде гостиницы. Каких только доводов она мне не приводила: «Как будем достраивать и сдавать построенные объекты, отчитываться за истраченные деньги и материалы, если сгорит техническая и бухгалтерская документация?» Не знаю, за что больше переживала властная Марго: за отчеты и техдокументацию или сдачу объектов. Я был склонен
думать, что эта в годах уже, худая, блондинистая женщина переживала все-таки больше за свою жизнь. До приезда в Кувыкту Марго работала главным бухгалтером в СУ 22 нашего треста, а главным инженером был в то время Клопов Владимир. Как оказалось позже, в прошлом году Клопов был причастен к той напасти, что пережили за год до этого наши строители – напасти не хуже лесных пожаров – к пожару в человеческих душах. Что страшней, это еще надо взвесить, но, к сожалению, таких весов пока не изобрели. В тот год приказом по тресту меня неожиданно понизили в должности и вызвали в распоряжение управления трестом. Начальником СМП назначили главного инженера Балаева Геннадия Ивановича.
  В тресте, когда я прибыл, мне рассказали, что начальником СУ-12, которое я возглавлял до отъезда на БАМ, стал Владимир Клопов. Он, не разобравшись толком в причинах убыточной работы стройуправления, обвинил меня в приписках объемов строительно-монтажных работ. Разбирались в тресте с этим недолго. Всего через 10 дней приказом по тресту меня восстановили в должности начальника СМП «Свердловск» и отправлен обратно, достраивать станции Кувыкта и Хорогочи. Однако за время моего короткого отсутствия произошел раскол в нашем, как мне казалось, дружном коллективе, – коллективе, который только-только стал дружно работать, не считаясь со временем. Большая часть коллектива ждала моего возвращения, считая, что произошла нелепая ошибка, но были и те, кто попал
под влияние самолюбивого и властного Геннадия Балаева, в общем-то, неплохого и технически грамотного руководителя. Что тут началось – уму непостижимо. Ну, чисто, Монтекки и Капулетти. Склоки, кляузы, жалобы. Правда, слава богу, до рукопашной не дошло. Маргарита Николаевна, хотя и была в курсе закулисной возни, происходившей в тресте, виду не подавала. Мне пришлось поставить вопрос ребром перед управляющим трестом Стихиным:
– Николай Николаевич, после моего отъезда по вызову в трест, в стройуправлении произошел раскол. – Николай Николаевич, после моего отъезда по вызову в трест, в стройуправлении произошел раскол. Вернулся я и вместо того, что бы заниматься строительством, только и делаю, что разбираю склоки в коллективе. Не сработались мы с главным инженером Балаевым Геннадием. Сделайте выбор, кому продолжить работу в должности начальника стройки: мне или Балаеву? Доверите мне – даю слово довести строительство станций до ввода в эксплуатацию. Балаеву Геннадию? Работник он достойный, и он тоже справится. Вместе у нас не получается.
Управляющий, после недолгих раздумий, направил комиссию из залуженных работников управления трестом. Комиссия, выполняя указания Стихина, замучила Балаева придирками, да такими, что тому ничего не оставалось делать, как подать заявление об уходе.
О том, что у нас произошло в Кувыкте я рассказал Волковинскому:
– Станислав Николаевич, очень прошу Вас взять Балаева на работу. Но, если возьмете, прошу, ставьте сразу начальником. По природе своей не может он ходить под кем-то, такой уж него характер, – говорил я ему убедительно. Спасибо Волковинскому Станиславу Николаевичу, который внял той моей просьбе и уже через два дня Балаев отбыл в Чильчи в должности начальника управления транспортных строителей в тресте «Тындатрансстрой». На внеочередном заседании штаба по строительству трассы на участке Тында-Чара Станислав Николаевич хвалил Балаева за умелое руководство стройкой и благодарил
меня за поручительство. На том совещании Волковинский долго говорил и о лесных пожарах, неторопливо прохаживаясь по кабинету, потягивая трубку и, усмехаясь в черные прокуренные усы,
– Загорелся лесок рядом с временным поселком шефских строителей станции Могочи. Вместо того, чтобы погасить небольшой пожар своими силами, тамбовчане вызвали пожарников, а сами собрали пожитки и дружно двинулись по дороге в Тынду. Пожар перекинулся на поселок. На дороге строители встретились с пожарными машинами. Их на всю Тынду и Тындинский район (территорией с Германию) всего две машины. Когда пожарная команда и часть строителей, приехали в Могочи, тушить там уже было нечего.
Временный поселок строителей выгорел практически полностью. Надо всем хорошо усвоить, что надеяться можно только на свои силы. А главное, не ждать, что пожар сам собой затухнет, или что доблестные пожарники доберутся до вас быстрее, чем до Могочи. Что, Николаю Кузьмичу
не терпится дополнить мою информацию? Слушаем.
– Что-то, Станислав Николаевич, часто стал лес гореть. Раньше такого не было. У нас, после организации корейцами леспромхозов, лес горит то тут, то там. Лес они, сволочи, поджигают специально.
– Зачем?
– А затем, чтобы получить порубочный билет по заниженной цене, а то и бесплатно. Им пожары выгодны
вдвойне. И дороги строить не надо к выделяемым глухим делянкам. Попробуй-ка, построй дорогу через топи и мари. Водопропускных труб и мостов, это ж сколько надо? Кроме того, при таких пожарах сгорают только кроны или корни, а это даже облегчает валку, – убежденно говорил Николай Кузьмич, начальник транспортных строителей, которые параллельно с нами строили локомотивные депо, котельные и многое другое.
– С корейцами, Кузьмич, и без нас хватает, кому разбираться. А вот со своими рыбаками и охотниками разберитесь основательно. Это касается всех. До тех пор, пока в районе пожароопасная обстановка – запретить охоту, рыбалку и выезды поразвлечься на лоно природы. В такую погоду лес может загореться не только от костров, достаточно и незатушенного окурка. Особенно это касается СМП «Свердловск». Вам это понятно, товарищ Лагунов? Слышал я, что прибыли стройотряды из Свердловской области. Интересно сколько же человек?
– Триста пятьдесят человек и еще ждем два отряда студентов, около ста бойцов, Станислав Николаевич.
– Вот видите? Это только свердловчан. И в другие строительные организации прибывают рабочие. Так, что, корейцы корейцами, про своих рабочих не забывайте.
   Совещания в Тынде проводились довольно часто. То в тресте «ТТС», то в Главбамстрое, то в горкоме партии, то в райисполкоме. Мне приходилось почти ежедневно мотаться по пыльной тряской притрассовой дороге в Тынду и в Хорогочи, и я настолько к ней привык, что даже успевал подремать.            В этот раз не дремалось. «Нет, пока я начальник, переезжать конторе в Тынду не дам. Прав Волковинский – если не мы, то кто спасет поселки и тайгу от пожара. Что-то надо делать. Заградительные полосы, чего проще. Наши организации имеют не по одному бульдозеру. Отпашут заградительные полосы только так. Устроим дежурство, народу, слава богу, хватает», – размышлял я, разглядывая тайгу. Местность от невысоких сопок до гор, речки, ручьи и в низинах болота. Вот и Петькин перевал. Березы стоят кудрявые, ну, чисто, как на Урале. Плачут, родимые, о Петре, который разбился здесь на автомашине «Магирус».
«Магирус» – это тебе не наш «Лапотник», с грузом и в гору бежит за семьдесят километров в час и не чихнет ни разу. Молодой, малоопытный Петька летел здесь, радуясь новой машине, и слетел с перевала в обрыв. Разбился насмерть.
  В Кувыкте я заскочил в сельский совет посоветоваться о профилактике пожаров. Секретарь исполкома Васюткина Нина грустно сообщила:
– Владимир Павлович, как хорошо, что заехали к нам. Знаю, знаю, что были в Тынде. У нас беда. Корейцы, паразиты, в такую жару придумали на лесоучастке жечь сучья. Не уследили, загорелся лес. Ветер слабый, но в нашу сторону. Валентина Алексеевна срочно собирает всех руководителей поселка посоветоваться, как быть. Может быть, правда, по примеру тамбовчан провести организованную эвакуацию жителей. У неё сейчас находятся заместитель райисполкома и главный лесник района.
На совещании в исполкоме заместитель райисполкома, поглядывая в сторону главного лесника, рассказал о возгорании леса, на лесоучастке корейцев:
– Кто их надоумил сжигать в такую погоду отходы лесозаготовок, один бог знает. Мало того, они, побросав свои пожитки и времянки, уехали в Тынду. Тушить лес практически некому, да и нечем. Пожарные все заняты на других пожарах района. Давайте думать, что будем делать? У кого
какие будут предложения?
– В первую очередь надо срочно выполнить заградительные противопожарные полосы вокруг Кувыкты и установить круглосуточные дежурства на закрепленных за организациями участках, – предложил я, памятуя слова Волковинского Станислава и действия нашего пожарника Саши Самниева.

  О лесных пожарах: о том, как надо тушить, о последствиях пожаров и чего надо остерегаться при тушении главный лесник прочитал нам такую лекцию:
«Стоит отметить, что далеко не все пожары представляют угрозу для лесов. Пожары малой интенсивности могут даже пойти на пользу, выжигая подлесок, «вскрывая» семена и возвращая в землю питательные вещества. Взрослые деревья, как правило, без проблем переживают такие «низовые» пожары. Но если в очаге возникновения пожара оказывается слишком много мертвой древесины и сухих листьев – огонь может распространиться и на кроны, вызывая «верховой пожар», уничтожающий все на своем пути.
Еще одним важным элементом является погода. Влага и ветер могут раздуть, а могут и затушить лесной пожар, поскольку влага задерживается почвой. Причиной пожаров являются зачастившие поджоги не только корейцами, но и нашими браконьерами. Они жгут лес, чтобы потом воспользоваться системой льготного получения лицензий на эксплуатацию лесных угодий. Москва выдает разрешение по заниженной цене, если соответствующая территория пострадала от пожара, несмотря на то, что после него остается еще очень много вполне пригодной для работы древесины. Часто бывает так, что сгорают только кроны или корни деревьев, а это даже облегчает их валку. Корейцы, например, скупают древесину из выжженных и нетронутых районов по одинаковой цене. Ученые предупреждают, что масштаб
пожаров в самых крупных лесах Сибири за последние 20 лет увеличился в несколько десятков раз. В этом году возгорания снова могут выйти из-под контроля. По их словам, нет ни средств, ни оборудования для того, чтобы ликвидировать гигантские лесные пожары, которые часто начинаются в результате действий лесозаготовителей. У нас пока что произошел низовой пожар, который распространяется по надпочвенному покрову, но вполне может перейти и в верховой. В этом случае огонь будет двигаться сплошной стеной от надпочвенного покрова до крон деревьев. Выход один, надо устроить заградительные полосы вокруг поселка. Заградительные полосы прошу выполнять по просекам оставленными геологами при изысканиях привыборе площадки под строительство станции. Не надо будет валить излишне лес, и просеки давно пора расчистить от старых завалов. Расчистить надо до самого грунта и установить на просеках круглосуточное дежурство. Если огонь перекинется через полосы, необходимо кромки пожара забросать грунтом или залить водой. Несмотря на сильную жару, в лесу достаточно луж и заболоченных
участков. Из-за камней и вечной мерзлоты земля слабо впитывает воду. Дежурных прошу соблюдать особую осторожность, не терять друг друга из виду. Ходить в лесу осторожно, так как можно провалиться в выгоревшую яму».
Нашему СМП «Свердловск» достался участок с южной стороны от дороги в карьер и до самого въезда в поселок. К дежурству все – и рабочие, и студенты, и конторские работники на просеках – отнеслись серьезно, ответственно. Надо отдать должное Атагаеву Александру, который на бульдозере «КАМАЦУ», проделал огромную, поистине ювелирную работу по расчистке просек. Ухитрился Саша на своем мощном и громадном бульдозере расчистить их так, что не тронул ни одной березки, лиственницы и кедрача, но зарыл и присыпал грунтом старые сухие завалы, оставленные геологами. Удивительный человек этот Саша Атагаев. В короткий срок освоил довольно сложную японскую технику. Без Саши, мне кажется, мы бы до сих пор «долбали» вечную мерзлоту и скалистый грунт под фундаменты зданий и под инженерные сети «клин-бабой» маломощного экскаватора, что отправил на БАМ трест «Стромеханизация 2».
Многие жители поселка отправили детей, кто к родственникам, кто в пионерские лагеря, от греха подальше. Уехали и Надя с Анютой к матери на Урал. Только-только проводил я их, ко мне приехали мои сыновья Сережа и Дима, помогать отцу строить станции на БАМе. Мало того, что они усердно работали на стройке, как и все дежурили на просеках, сыновья мои скрасили мое вынужденное одиночество. Помогали мне во всем. Готовили еду, мыли и стирали, давая мне без остатка отдаться работе. А работы хватало. В этом году мы готовили к сдаче в эксплуатацию три 36-квартирных дома и очистные сооружения. После того, как были устроены заградительные полосы и установлено дежурство, несмотря на приближающийся лесной пожар, панические разговоры прекратились, казалось, что все работали еще с большим усердием, хотя дым от пожара добрался и до нашего поселка. А когда до нашего заградительного участка дошел-таки верховой пожар, дежурные самоотверженно тушили разносимые ветром за десятки метров искры, горящие ветви и хвою, не давая возникнуть новым очагам пожара. К моему удивлению даже Маргарита Николаевна, еще недавно так настойчиво требовавшая покинуть Кувыкту, приняла самое активное участие в тушении. Ни в тот день, ни в другие дни, мы не дали огню перебраться через нашу заградительную просеку. А пожар так же внезапно, как налетел на нашу станцию, так же неожиданно прекратился. Но дежурство на просеках мы не прекращали почти все лето, пока не наступили дождливые дни. В том году, несмотря на лесной пожар, мы сумели сдать в эксплуатацию первые три 36-квартирных дома, пожарное депо, инженерные сети и очистные сооружения, а главное – стали намного дружней и сплоченней.


                РУКАВИЦЫ
 
  На оперативном совещании в тресте «Тындатранстрой» Станислав Волковинский всегда удивитель-
но спокойный, обстоятельный человек, объявил, не скрывая волнения:
– К нам прибывает с дружеским визитом делегация активистов социалистической партии Японии во главе с заведующим международным отделом Ясухиро Ноборо.
Принято решение после осмотра Тынды показать строительство станции Кувыкта.
– А в Хорогочи поедут? – брякнул я неожиданно для себя, зная о том, что перебивать управляющего в тресте было не принято.
– Только Кувыкту. Горкому партии и руководству Главбамстроя виднее, кого и куда везти. Ближе по готовности станций нет. Не везти же их к тамбовчанам, на Маревую.Там пока показывать, прямо скажем, нечего. Так что, уважаемый, езжай к себе и готовься к встрече. Время у вас в обрез – один день. Не мне тебя учить, как встречать дорогих для строителей БАМа гостей. Японской технике слышал, и ваши строители не нарадуются.
  По дороге в Кувыкту в голову лезли разные мысли о предстоящей встрече. Готовиться особенно вроде и не надо: только-только проводили журналистов из Германии, Италии, Франции и Португалии. Прибраться, конечно, не помешает. Небольшой приветственный транспарант, что-то вроде: «Привет трудовой Японии», наш художник напишет мигом. Лозунги типа – «Даешь БАМ!», «Сдадим Кувыкту досрочно!» висят, еще с той встречи с корреспондентами Запада. Слава Богу, дела по строительству станций идут неплохо. К осени 1983 года строительный поезд «Свердловск» передал в эксплуатацию в Кувыкте четыре 36-квартирных жилых дома, школу на 192 места, детский сад на 50 мест, а в Хорогочи – детсад на 50 мест и три жилых дома, таких-же как в Кувыкте. Государственная комиссия оценила наши старания хорошей оценкой, а школу на 192 уч-ся в Хорогочах – даже отличной. Отпраздновали новоселье семьи железнодорожной эксплуатации, учителя и воспитатели детсадов. Готовятся к сдаче Торгово-общественные центры и вокзалы. Два студенческих отряда из Свердловска работали на благоустройстве поселков, что называется, не покладая рук. Как-то само собой сложилось:
Строить два поселка - это не шалаш.
Накидаешь веточек и «адью» - шабаш.
Два поселка – город, город небольшой.
И студенты строили, строили с душой.
До чего ж мне нравился их отрядный вид
И работа славная, и прекрасный быт.
Помнят реки БАМа, ночи у костра.
Песни, танцы, музыку до самого утра.

  Сентябрь в здешних краях – начало зимы, а в этом году – настоящее бабье лето. Очень повезло всем. Особенно студентам, и, думаю, японцам. В конторе поезда меня поджидали работники СМП.
Выслушав информацию о приезде делегации, стали, не торопясь, задавать вопросы.
– А в Хорогочи поедут или нет? Прошлый раз иностранные журналисты, вроде, тоже не собирались, а приехали. Как-то неудобно. Ни плакатов, ни речей. Всё бегом и наспех, – первым заговорил Иванов Аркадий.
– Задавал такой вопрос. Сказали – далековато. Не повезут. Все же, Аркадий Иванович, на всякий случай прибраться надо. Кто их знает, этих японцев, тем более, наше руководство.
– Ну, а нашу технику, как в прошлый раз Западу, Японии демонстрировать будем? – съехидничал Иванов.
Ну, ехидна! И то правда, в тот раз журналисты, осмотрев Кувыкту, стали дружно просить показать и Хорогочи. Сопровождающие лица с большой неохотой уступили. Журналисты, надо отметить, достаточно неплохо говорили по-русски, но общаться с ними было не просто. Особенно достал меня молодой, красивый, настырный француз, журналист газеты Юманите-диманш. Его: «А, правда, что..?», – слетали с улыбчивых губ, не переставая. Увидев на стройке японскую технику: кран «КАТО», бульдозер «КАМАЦУ» и германский «Магирус», он вежливо, но достаточно ехидненько, спросил:
– А, правда, что БАМ строится только благодаря иностранной технике? Что русская техника не выдерживает суровых условий?
– Ну почему, и нашей техники на БАМе достаточно.

  Вон там, смотрите, на строительстве пожарного депо наш башенный кран. Кстати, крановщицей работает Валова Александра, а муж её – крановщиком на 16-тонном пневмоколесном кране. А если разрешат, в Хорогочи поедем со мной на «уазике». Без ремонта уже не один год гоняю на нем по БАМу.
Журналисту и работнику горкома разрешили ехать со мной на «уазике». По дороге до Хорогочи я рассказал о шефстве Свердловской области над строительством двух станций. Рассказал и о начальнике мехколонны, который отказался арендовать импортную технику и работает только на отечественной. О том, как не раз слышал от механизаторов о плюсах такого выбора. Во-первых, заводы-изготовители поставляют запчасти своевременно и за свой счет. Своеобразная плата за предоставляемую мехколон-
ной возможность заводам исследовать работу техники в условиях вечной мерзлоты. Во-вторых, арендная плата за импортную технику гораздо выше, чем за отечественную. Судя по поведению француза, ему мои рассказы, «уазик» и грунтовая, тряская дорога не очень понравились. Как-то он приутих, разглядывая за окном бушующую зеленью тайгу и с расспросами ко мне не приставал…
  В Хорогочах я успел шепнуть Аркадию Ивановичу:
– Позвони в мехколонну попроси от моего имени пригнать, что могут, из нашей техники. Надо показать иностранцам. А то «забодали», будто бы работаем только на импортной.
  Пока я водил журналистов по торговому центру, более похожему на дворец культуры, технику уже подогнали на площадку перед школой. Боже мой, надо видеть, как облепили старый «КРАЗ», называемый у нас «лапотник», журналисты. Как они охали и качали головами, заглядывая даже под кузов. Как они засыпали и меня и шофера вопросами: какая грузоподъемность, сколько весит, какой расход топлива и так далее. Как будто перед ними не трудяга большегрузный самосвал, а, по крайней мере, танк Т-64.
Самосвалу Минского завода «МАЗ» и бортовому ЗИЛу-130 они такого внимания не оказали. Чем уж так поразил их наш «лапотник», и о чем писали в своих газетах корреспонденты западных СМИ, похоже, я так и не узнаю. Были и как будто в воду канули. Ни слуха, ни духа.
– Хорошо бы, после осмотра поселка, посадить алею дружбы, – прервал мои размышления Олег Пономарев, начальник Кувыктинского стройучастка. С Олегом мы знакомы давно. Вместе работали в СУ-12 треста «Свердловскхимстрой». Грамотный, опытный строитель. Один из десантного отряда, начинавшего с первого колышка станцию Кувыкта. Человек с развитым чувством юмора.
– Алею не алею, а три-четыре дерева посадить не помешает. Только, Олег Константинович, подготовьте ямки, деревья, лопаты и земли хорошей заранее. И студентов, и рабочих своих предупредите, чтобы работали, как ни в чем не бывало. Никаких митингов и праздных шатаний. Японцы – нация трудолюбивая, думаю, им это больше понравится. Да, и рукавицы вручить надо, мало ли что. Черенки у наших лопат сам, знаешь какие.
– Неплохо бы, Владимир Павлович, что-нибудь вручить на память. Например, железнодорожный костыль, те же рукавицы.
– Костыль и рукавицы – не знаю, а вот небольшую картину художника, того, кто расписывает панно на ТОЦе, было бы очень неплохо. Сам переговорю с ним. Очень хорошо рисует наш художник пейзажи Кувыкты.
Японская делегация прибыла поездом в императорском вагоне Николая Второго, в так называемом «царском салоне». Из вагона вышли всего три японца и с десяток «сопровождающих лиц».
Заведующий отделом соцпартии Японии – небольшого роста, худощавый пожилой японец приветливо улыбнулся и поздоровался по-русски:
– Здрасьте.
– Здрасьте, – ответил я.
–Здрасьте, здрасьте, – сопровождающие одобрительно закивали непокрытыми головами, и мы отправились осматривать поселок.
Осмотрели жилые дома, детский сад, школу, и торгово-общественный центр. По всему было видно: японцам построенный нами поселок понравился. Председателю особенно пришелся по душе торговый
центр. Здание торгово-общественного центра «Уралец» и в правду представляло собой законченный архитектурный образ в общем архитектурном ансамбле всего жилого поселка. Здесь в одном здании разместились почта и сберкасса, дом быта и сельский Совет, столовая и магазины, библиотека и кружки спортивный и киноконцертный залы. В общем, все то, что необходимо для жителей поселка. Внутренние и наружные отделочные работы практически были закончены. Художники Свердловского отделения «Росмонументискусство» расписали стены залов и фойе маслом, а перегородки выполнили из цветного стекла по мотивам сказок П.Бажова. Председатель соцпартии долго стоял и внимательно рассматривал и расспрашивал и о художниках, и о Бажове. Расспрашивал дотошно и о применяемых материалах.

 Переводчик частенько переспрашивал меня: откуда гранит и мрамор, и чугунные литые решетки с изображением соболя – старинного фирменного знака прославленного уральского железа. Не знаю, насколько мои пояснения в переводе были понятны председателю, но он согласно кивал головой, цокал и улыбался, не скрывая восхищения.
С хорошим настроением мы подошли к скверу возле торгового центра. Там нас ждали Илья Борило, Олег Пономарев и группа девушек из студенческого отряда, были готовы ямки, деревья, лопаты и новенькая пачка белоснежных брезентовых рукавиц.
«Какие, молодцы. Все подготовили, как надо. Студентки, ну просто красавицы. Деревца для посадки такие славные: русские березки, лиственницы и даже где-то в тайге отыскали несколько елочек. Рукавицы новенькие из белого тонкого брезента», – радовался я про себя. Каких только рукавиц я не перевидал, но привык работать в них не сразу. Голыми руками выполнять какую-либо работу сподручнее, правда до первых мозолей. Мать не раз ругала меня, смазывая руки йодом:
– Что же ты делаешь, сынок? Что у нас, рукавиц нет?
Отец нашил нам каждому не по одной паре и из сукна, и из овечьей кожи. На любое время года. Не нравятся отцовы – надевай мои, вязаные.
– Товарищ, заведующий отделом социалистической партии Японии, просим Вас посадить на память о посещении Байкало-Амурской магистрали дерево дружбы между нашими народами, – звонким голосом обратилась к гостю Валентина Гумарова – председатель сельского совета.
Все радостно закивали головами и захлопали в ладоши. Студентки раздали рукавицы, Олег Пономарев вручил по лопате. Ясухиро Ноборо взял рукавицы и стал разглядывать их так внимательно, как будто впервые рукавицы увидел. Затем быстро сунул руки в рукавицы, взял лопату, и попытался кинуть земли под установленную студенткой елочку. Вертел лопату председатель и так – и эдак, но у него ничего не получалось. Лопата не слушалась нашего уважаемого гостя. Тут я догадался, что студентки забыли вывернуть карманы под большие пальцы рукавицы. Так шили рукавицы в России испокон веку. Сначала кроили нижнюю часть, к которой пришивали карман для большого пальца, затем вырезали верх рукавицы. Верх и низ рукавицы пристрачивали друг к другу по периметру. Для нас это настолько привычное дело, что никому и в голову не пришло подготовить рукавицы перед работой. Другое дело – японцы, похоже, они с давних пор работали в перчатках. В тех самых, в которых и мы стали работать, но не так давно.
Быстренько помог я вывернуть карманы под большой палец и показал на себе, как надеть злополучные рукавицы. Дело пошло на лад. Ноборо довольно ловко стал орудовать лопатой, и за каких-то полчаса все деревья были посажены. Алея – неалея, а скверик получился приличный. Японцы снова заулыбались довольные уже своим трудом. Под аплодисменты мы вручили председателю железнодорожный костыль
с гравировкой «Кувыкта 1983 год». Художник Юрий Петров, тот, который расписывал стены в торговом центре картины по мотивам сказок Павла Бажова, и чьей работой только что любовалась японская делегация, подарил свою картину «Осень в Кувыкте». Были оставлены на память и те самые рукавицы, немного посеревшие от кувыктинского торфа.
  Не знаю, что написали о посещении делегации социалистической партии Японии Байкало-Амурской магистрали (в частности станции Кувыкта) японские журналисты. Хранятся где-либо или нет наши скромные подарки: железнодорожный костыль, картина и брезентовые рукавицы. Знаю одно, в моей памяти японцы оставили очень приятные, незабываемые впечатления. Теперь-то я знаю о Японии гораздо больше, чем в то время и не перестаю удивляться их уму и трудолюбию, их прекрасной технике. Как нас выручали тогда два автомобильных 75-тонных крана КАТО с гидравлическими, 80-метровыми стрелами! А что вытворял на бульдозере КАМАЦУ бульдозерист Саша Атагаев! Ломал он клыком бульдозера вечную мерзлоту, скальные грунты, как репу. Без этой японской техники и Саши «долбались» бы мы нашей «клин-бабой» до сих пор. Знаю из газет, что с 14 по 21 сентября 1985 г. по приглашению ЦК КПСС в Советском Союзе находилась делегация Японии. Выступая во время этого визита в ИМЭМО
АН СССР, Ясухиро Ноборо заявил: «В сегодняшней реальности приоритетной задачей следует считать ликвидацию тех нерешенных проблем, которые служат причиной политической напряженности между Японией и СССР, в том числе решение вопроса о северных территориях».
В ответ на это министр иностранных дел СССР А.А. Громыко произнес знаменитые слова: «Страна у нас большая, но свободной земли у нас нет». Какая у нас большая страна Ноборо видел своими гла-
зами, побывав на строительстве Байкало-Амурской магистрали, но насколько он убедился в том, что свободной земли нет, я не знаю и не узнаю никогда. А я убежден в том, что распорядиться нам свободной
землей с пользой для России – надо. Верю, что настанут такие времена и придут люди, которые сумеют выполнить для России столь непростую миссию.

  По случаю открытия сквозного движения на трассе БАМа проводилось всесоюзного масштаба мероприятие. Из крайних точек трассы: городов Усть-Кут (ст. Лена) и Комсомольск на Амуре – отправились два пассажирских поезда, которые встретились в Тынде – столице БАМа в 11 часов 27 октября 1984 года.
 День стоял ясный, морозный, под тридцать градусов. На привокзальной площади состоялся многочисленный митинг. Машинисты тепловозов доложили комиссии по проведению праздничных мероприятий о прибытии первых поездов. Под восторженные крики член Политбюро КПСС Долгих Владимир Иванович разрезал красную ленту, символизирующую открытие движения на всем протяжении Байкало-амурской магистрали. На выносном балконе вокзала собрались почетные участники строительства и почетные гости. Среди них были и представители Свердловской области: заведующий строительным отделом обкома партии Б.А. Фурманов и я.
  Прозвучали фанфары «Слушайте все!» Первый секретарь Амурского обкома КПСС Авраменко С.С. объявил об открытии торжественного митинга. Все пели Гимн Советского Союза, не обращая внимания на мороз. С докладами выступили начальник управления БАМа В.В. Горбунов. и В. И. Долгих. Затем выступали представители партийных, хозяйственных органов, передовики производства, воины-железнодорожники и эксплуатационники БАМа. Несмотря на морозный день, участники митинга активно хлопали в ладоши и кричали: «Ура! Слава строителям!»
  После митинга первый секретарь Тындинского горкома КПСС Юрий Афанасьевич Есаулков отозвал в сторонку председателя райисполкома В. П. Антюхина и меня и объявил:
– Член Политбюро изъявил желание осмотреть станции Кувыкту и Хорогочи. Вам надо ехать и подготовить встречу. Мы приедем поездом сразу после торжественного обеда участников митинга, через час-полтора. Вам выпала большая честь. Из сорока трех станций Владимир Иванович выбрал Кувыкту и Хорогочи. Фурманов? Фурманов не поедет. Говорит, приболел. Простыл, видать, на митинге. Работников сельсовета и руководство СМП инструктор горкома предупредит по телефону. Распоряжение ему от-
дано. Готовить особо ничего не надо. Главное, надо встретить нас на перроне станции в Кувыкте. Посещение станций пройдет без шума, по-деловому. Так что не теряйте времени – в машину, и отправляйтесь, не мешкая.
– Ну, вот не было печали, так черти накачали. Все за стол пить и обедать, а нам Владимир на станции бегать, – пошутил, небольшого роста, худощавый, подвижный, чуть постарше меня председатель Тындинского райисполкома, – Садись ко мне в машину. В моем «уазике» теплей. Дорогой переговорим.
Притрассовая грунтовая автодорога к разговору особенно не располагала. Утомительная тряска. «Грейдер», он и в Африке «грейдер». За окнами «уазика», словно на экране документального фильма замелькали чудные дали. Лиственница уже успела сбросить свой золотой убор. Кедрач улегся на зимовку. Редкие ели и сосны не закрывали обзора белоснежной гористой местности. Приехали мы в Кувыкту достаточно быстро и без приключений. Завернули на площадку перед торгово-общественным центром и, не мешкая, направились, было, к вокзалу, но тут дорогу нам перегородили незнакомые молодцы в штатском:
– Вы куда это, товарищи, направились. Проход на станцию временно закрыт. Так что поворачивайте и уберите машину с площадки.
Я оторопел: «Вот тебе и на – строил, строил почти восемь лет и меня, начальника СМП, не пускают на вокзал. Ну, ладно я, а как быть с председателем райисполкома и его в лицо не знают? Что за охрана такая?» Изучив наши документы, один из молодцев связался с кем-то по рации и нас, наконец, пропустили на перрон вокзала. На перроне нас уже поджидала, с улыбкой на миловидном лице, Гумарова Валентина Алексеевна – председатель сельского совета Кувыкты;
– Ну и как вам охрана? Такой охраны не было даже при посещении нашей станции делегацией видных партийных деятелей Японии, не говоря уже о посещении журналистов из Германии, Франции, Италии и Канады. Как охраняли Брежнева на БАМе, врать не буду. Не была, не знаю. Надо же, людей не пускают посмотреть: ни строителей, ни эксплуатационников. Меня тоже пустили не сразу.
– Да ладно тебе, Валентина Алексеевна, какая тут охрана, с десяток милиционеров и те в штатском. Все-таки член Политбюро, секретарь ЦК КПСС – полагается. Давайте обговорим, о чём беседовать будем при встрече и что смотреть станем.

– Сказали, никаких торжественных речей и далеко водить не надо. Утомились, видать, на митинге в Тынде. Вокзал, школу и быть может торгово-общественный центр.
За разговорами о предстоящей встрече время летело не заметно. Раздался звук сирены тепловоза и показался поезд.
– Смотрите, смотрите, – закричала Гумарова, – вот это охрана!
На противоположной стороне железной дороги, на всём протяжении станции: от вокзала до локомотивного депо, как из-под земли, появилась цепь вооруженных автоматами солдат в белых полушубках. Впечатляющее, незабываемое, фантастическое зрелище. Когда они, и на чем пришли или приехали? Как долго, где и как прятались в снегу до приезда поезда солдаты, – уму непостижимо.
  Поезд, из тепловоза и трех вагонов, остановился перед станцией. Штабной вагон начальника «Главбамстроя» – я узнал сразу. И как было не узнать. Как-то и мне посчастливилось проехать в этом дореволюционном вагоне последнего императора России Николая Второго – своеобразная награда Константина Владимировича Мохортова за все мои старания на строительстве двух станций. Не каждому выпадала честь проехать по БАМу в царском салоне. «Спасибо, мудрый «дед» за доброту и внимание. Дорогого стоит такая поездка», – говорил я себе, оглядывая «царский салон», отделанный шпоном из ценных пород дерева, дорогие зеркала и мебель. Особенно мне понравилось остекление. Из широких окон вагона всё было видно как на ладони. В тот раз, всю дорогу от Кувыкты до станции Чара любовался я незабываемыми красотами природы и масштабами великой стройки... «Какой все-таки молодец Мохортов, и на память потомкам царский салон сохранил, и строительство дороги и станций видит, не вылезая из вагона. «Ай да «Мохортов», ай да сукин сын», – думал я в ожидании делегации.
  Странно, поезд стоял уже минут пять, а двери вагонов были закрыты. Наконец, дверь штабного вагона открылась. На тамбурной площадке появилась в распахнутой, норковой, до пола шубе моложавая, статная дама. Ну, чисто императрица. Дама подала мне руку, спустилась на перрон и выдохнула приятным голосом: – Сейчас выйдут. Одеваются. Достаточно холодно, а дышится легко.
И пошла по перрону, не обращая на встречающих никакого внимания. «Ничего себе, проводники в штабном вагоне. В прошлый раз вроде не было», – пронеслось у меня в голове, но тут появился веселый, приветливый Есаулков. А за ним – В.И. Долгих, К.В. Мохортов, И.Д. Соснов – министр транспортного строительства, Н.С. Конарев – министр путей сообщения, и сопровождающие их лица. Гости не торопясь, осмотрели вокзал, торгово-общественный центр, школу, пяти этажные жилые дома и, судя по разговорам, остались весьма довольны увиденным. На перроне остановились кружочком.
– Владимир Павлович, а вам не кажется расточительством облицовка вокзала рядовой станции мрамором, – иронично спросил меня член Политбюро.
– Да, нет, не кажется, Владимир Иванович. Строим ведь не на один год, на века. Вон на малом БАМе вокзалы каждый год штукатурят и красят. Если посчитать все затраты – дороже мрамора обойдутся, – не задумываясь, ответил я.
– Да, да, Владимир Иванович, это так. Поэтому и согласовали свердловским строителям облицовку вокзала мрамором, да и для придачи Уральского колорита, в порядке исключения, – неожиданно поддержал меня министр путей сообщения Конарев.
– Ну, хорошо, хорошо. Ишь, какие заступники у свердловчан. А вот, как вы смотрите на предложение продолжить строительство на других станциях. Не везде так хорошо, как у вас. Вот грузинские и молдавские строители изъявили желание продолжить строительство и построить еще по одной станции. Мы такую инициативу одобрили, – продолжил Долгих. 
- У нас, Владимир Иванович, в обкоме партии, строгая партийная дисциплина. Инициатива такого рода наказуема. А строители и области ой как нужны, - отвечал я, поглядывая на похмуревшее лицо члена Политбюро.
 - Владимир Иванович, а Хорогочи смотреть будем? - обратился Мохортов, прикрывая меня. Долгих взглянул в сторону бравого с выправкой военного человека и, как бы, попросил разрешения.
- Владимир Иванович, я, категорически против поездки. Осмотр Хорогочи не планировался. За такой короткий срок обеспечить охрану не смогу, - отрапортовал бравый в штатском. 
  Все как-то притихли в ожидании продолжения не очень приятного разговора. Разрядила обстановку Гумарова Валентина. Как-то очень взволновано и громко обратилась к Долгих:
 - Владимир Иванович, а сфотографироваться на память о такой значительной встрече можно. Очень просим.


- А почему нет. Давайте сфотографируемся. Только фотографировался  я много, а фотографий ни разу не получал, - пошутил, добродушно улыбаясь, член Политбюро.
  Все обрадовано закивали головами, довольные и тем, что неприятный разговор так быстро закончился. Похоже, больше обрадовались и тому, что ехать в Хорогочи не надо. В Тынде пир горой, а им тут мерзнуть, разглядывая станции уральских строителей. Мы выстроились возле небольшой стелы «Урал - БАМу», сфотографировались. На этом посещение представительной  делегации рядовой станции Кувыкта закончилось. Любительскую фотографию я храню, как память о том, не забываемом времени. Фотография скажем прямо не очень, и посылать её члену Политбюро, не имело никакого смысла.
 Доложив управляющему трестом Елисееву Константину Николаевичу о митинге в Тынде и посещении Долгих станции Кувыкта, я упомянул и о любительском фото на память. Об этой истории доложили Борису Фурманову, а он доложил Ельцину. Буквально на третий день я вместе с профессиональным фотографом был отправлен на съемку обратно на станции Кувыкта и Хорогочи. Фотографии получись очень даже хорошими. Позже я узнал от инструктора обкома Пономарева Геннадия, что в обкоме ждали Долгих с предложением ЦК партии Ельцину Борису занять место первого секретаря Московского горкома партии. Шутка Долгих о фото на память в обкоме понравилась. Решили при встрече вручить хороший альбом фотографий станций. Изготовили отличные альбомы. Один из них был вручен Борисом Ельциным при встрече Владимиру Долгих. Достался один из альбомов и мне. Не знаю, вставили или нет в альбом ту любительскую фотографию делегации, возглавляемой Владимиром Долгих, а в моем альбоме эта фотография есть. Она согревает мне и душу, и сердце.
  Нет, не зря прожил и я на нашей многострадальной  земле.


               
О прошедшей жизни я не плачу:
Мелочи, космическая пыль.
Что нашел, что приобрел, что трачу?
Что открыл в себе и что зарыл.

Нет не плачу я о прошлой жизни,
Что внушали мне и что я сам?
Но усвоил – мы идеалисты
Снявши голову, ревем по волосам.

Стелем черепами в рай дорогу.
Слава Богу, нет моей вины.
Если верить в Бога, все от Бога,
Если нет - то все от сатаны.