Дядя Боря

               
               

    С Борисом Яковлевичем Красильщиком я познакомился по долгу службы где-то в районе 1980-81 года. Его представили нам как заказчика и научного руководителя нашей будущей работы. Внешне, с первого взгляда,  как руководитель он мне не показался совсем. Ниже среднего роста. Ничего атлетически внушительного. Голос не громкий, слабо интонированный. Глаза, скрытые толстенными линзами очков, и плюс не пропорционально большая, как мне показалось, голова. Причем с годами, общаясь с Б.Я., я утверждался всё больше и больше в её не пропорциональности. Кажется, в психологии это называется предварительной установкой, когда в зависимости от социального статуса,  фотографию одного и того же человека описывают по-разному.
Знающий столько человек, по моим понятиям, просто не мог обладать головой обычной. Проработав четырнадцать лет конструктором "за доской", я на глаз без линейки, почти безошибочно, мог откладывать миллиметры, поэтому думаю, что, хотя бы частично, объективен. Зав. лаб., и непосредственный начальник Б.Я. характеризовал  его как большого лентяя, имея в виду,  необычайные способности дяди Бори, при его абсолютном пренебрежении формальной стороной вопроса. В нашем формализованном мире, где без бумажки человека просто не существует, Б.Я. позволял себе не защищаться, заниматься исключительно делами "правильными", по возможности не обращая внимания на внешние раздражители. Абсолютное большинство, и я в том числе, считало данные его действия, а точнее бездействие безобразием, т.к. для того, чтобы он творил, пару человек должны были его прикрывать. Извиняло его лишь то, что видимо борьба за бумажки просто была не совместима с его характером. А ценность мыслительного аппарата в сочетании с абсолютной безвредностью, что в научном мире тоже встречается не на каждом шагу, обеспечивало ему массированную поддержку. Я вообще думаю, что по части интриги, с наукой может сравниться разве что политика. Не потому, что в политике люди умнее, просто в политике интрига является, на мой взгляд, основным предметом внимания и "продуктом производства". Как говорится работа профессиональнее, ну и средства изощреннее.
   Себя Б.Я. просто "загнал в угол", т. к. не имел права на ошибку. Представьте себе, что будет, если ошибся кандидат или доктор  технических наук. Сразу на память приходят всякие там "не ошибается тот, кто ничего не делает", "отрицательный результат, это тоже результат". В случае с дядей Борей это резко меняло окраску от "кто не досмотрел?! ", до "кому доверили финансирование". Короче Б.Я. в науке был как сапёр… Самое любопытное, что это отражалось и на обыденной жизни тоже. Лично присутствовал на инструктаже моего непосредственного начальника - Георгия Иосифовича Рубинштейна на тему "как солить капусту". После подробнейшей инструкции было сказано, что на килограмм капусты надо добавлять 16,5 грамм!!! соли. А на мой вопрос "почему?" последовало исчерпывающе – ироничное "потому, что 16 грамм – мало, а 17 грамм - много". Оборудование для взвешивания предполагало необходимую точность. Точно также сажались на даче огурцы, и люди, всю жизнь прожившие на земле, приходили советоваться насчёт улучшения почвы, и обработки семян раствором марганцовки. Это, как оказалось, сдвигало появление первого листа  с одиннадцатого дня на девятый, а первого огурца с пятьдесят четвёртого на пятьдесят первый (с цифрами могу напутать, т.к. прошло более двадцати лет, но общий стиль изложения, сохранён).
   Обладая такими данными, Б.Я., одно время, в обеденный перерыв, пил чай с двумя друзьями - докторами технических наук. Это происходило само собой, т.к. люди при общении ищут, как правило, товарищей, равных себе по интеллекту. Я имею в виду интерес в общении, а не уважение, и не любовь. Я могу поверить в академика, который демократично сел попить чаю с лесорубами, однако в прочность таких контактов не поверю, хоть режь. Исключение составляют, по времени совместного общения с гегемоном, разве что этнографы и филологи . Да и то люди простые, а точнее сказать, их не рафинированный язык, в этом случае скорее является объектом исследования, а не контакта. Иначе придется предположить, что И.П. Павлов вообще ... Ещё раз повторяю, что не имею ввиду уважение и любовь – тут интеллект может  запросто уйти на второй план, а может не приниматься в расчёт вообще.
    Да, так вот случай с моими  докторами, вышел совершенно анекдотичный, т.к. участников чаепития вскоре вызвали в партком, где языком, значительно более изощрённым, чем язык Эзопа, порекомендовали чай вместе более не пить!? На беду фамилии трех "преступников" оказались: Красильщик, Вайсбурд и Шейнин, так что состав преступления, был очевиден. Наши умники, как потом мне рассказывал дядя Боря, поняли это только со второго  озвучивания – слишком круто было, даже для парткома. Мне, честно говоря, при пересказе, тоже понадобилось повторить текст дважды. Тут может быть две причины… Лично мне нравится думать, что это, потому что я тоже о-го-го. Но в этом последнем утверждении со мной согласны не многие. Гораздо чаще я слышу: "чего тут не понять-то? ". Последнее утверждение сводит на нет мой внутренний рейтинг, что более правдиво, однако менее приятно.
   Работа, которой нам предложено было заниматься, было создание реактора для производства специальных, карбонильных никелевых порошков. Тут я вынужден сделать небольшое отступление, чтобы было хоть немного понятно, о чём идёт речь. Никель получают двумя способами, один из которых предполагает сложные металлургические процессы с последующим получением товарного никеля путём электролиза. Второй способ предполагает менее сложные химические, и физико-химические процессы, в результате которых получается жидкость, под названием карбонильный никель. Затем жидкость испаряют и нагревают. Под действием температуры, жидкость разлагается, с получением самого чистого никеля 99,99%, причём в зависимости от режима нагрева, никель может получаться в виде снежинок, ваты,  покрытия и т.д. Процессы, как я уже отметил не очень сложные, но сам карбонильный никель – материал противный, до без предельности – при температуре выше 45 градусов, взрыво-  пожаро -опасен, и всегда ядовит, с предельно допустимой концентрацией в 1000 раз меньшей, чем печально известный хлор. Иными словами, чтобы отравить тамбовских крестьян, маршалу Тухачевскому понадобилось бы баллонов с газом в 1000 раз меньше, понимай он хоть чуть чуть, в карбонильном никеле.
   Техническое задание, как потом рассказывал дядя Боря, он получил в крайне причудливой форме. Его вызвали к руководству, где вручили коническую 50-и миллилитровую колбочку с никелевым порошком, и любительскую фотографию некоего комбината, сделанную, очевидно, с частного самолёта, под углом градусов 45 к горизонту. Смех смехом, но фотография сыграла в последствии свою, не последнюю, роль. Предлагалось изготовить такой же порошок. О происхождении колбы и фотографии много не болтали. Было ясно, что их добыли люди, с горячим сердцем и холодной головой… Порошок был предназначен для изготовления компактных батареек, повышенной ёмкости, как я теперь понимаю, что-то типа energaizer, аккумуляторов, искусственной почки, и ещё чёрт знает чего, с повышенными требованиями, к быстроте обменных процессов. Эк задвинул, без химического образования и не разберёшь. Ну да из песни слова не выкинешь. Ещё было известно, что подобными вещами, с 1902 года, занимается американская фирма "Инко". Дяде Боре предложено было заграничную премудрость разгадать, а, по силе возможности – превзойти. Определённые исследования в этой области велись и в нашем институте. Полигоном служил комбинат Североникель в городе Мончегорске. Самое любопытное, что за три года строительства опытной установки, и два года исследований, имея один эксперимент в два месяца, дядя Боря порошок получил, и пришёл к нам с заданием разработать промышленную установку. Как он сам объяснил - процесс практически не масштабировался, и проектировать приходилось, полагаясь в значительной мере на интуицию. Достаточно сказать, что после того, как, технический проект нами был практически закончен, его пришлось тут же переделать.  Борис Яковлевич смотрел на общий вид установки дня два, после чего, пришёл к нам в растрёпанных чувствах и почти с порога заявил - "Знаешь, Жора, так он называл шефа, а реактор на фотографии (тогда о загадочной фотографии, я услышал впервые) выглядит в других пропорциях. Пришлось срочно добавить две секции нагрева, и реактор, из шестиметрового, стал высотой десять метров. Наука, как известно, имеет много "гитек".
   Слава богу, изготовление реактора происходило при моём шефе. Потом ему, вдруг исполнилось шестьдесят, и он ушёл на пенсию. Номинально у меня были начальники, однако слова карбонильный никель, они произносили с трудом. Те же, кто понимал, что это такое, сами были заняты. Неожиданно получилось, что в группе, которая занималась проектированием реактора, фактически отвечая за проект,   я – самый маленький - конструктор первой категории, а остальные "участники движения" – начальники… Так я получил должность ведущего конструктора, и тут же уехал на совещание в Мончегорск. Основное в этой командировке было то, что я ехал с дядей Борей, его начальником – Мнухиным Александром Самуиловичем, и ещё двумя товарищами. Начальство упоминаю подробно, т.к. от него зависело, куда нас поселят.
    Заполярье, неожиданно, поразило меня своей удивительной похожестью на картины Рокуэла Кента – был такой канадский художник. Когда я смотрел на репродукции его картин, мне казалось, что он искусственно формирует "свой" стиль, и только приехав в Мончегорск, я понял что его живопись – настоящее искусство. Дело было не в похожести ландшафта, а в общем духе края. Необычайная свинцовая налитость неба.  Почти полное отсутствие цветовой гаммы, в сочетании с крайне скудными проявлениями всего живого. Я вспоминаю, как в Ленинграде, под Новый год, торговали ёлками. В конце дня, на огороженной площадке, всегда оставалось несколько деревьев, которые никто не брал. Люди предпочитали встречать праздник вообще без ёлки, чем с оставшимися остовами, на которых чудом уцелело несколько ветвей, суеверно полагая, что если так начать год, то в конце получится вообще звездец… Вот такие деревья росли на расстоянии 6-8 метров друг от друга, в Заполярье. После чудо-елей, с линии Манергейма, на Карельском перешейке, глядя на это "буйство флоры", настроение создавалось удручающее.
   Кроме всего прочего мне впервые пришлось как бы увидеть проявления феодализма в реальной жизни, что тоже не способствовало бодрости духа.
   Борясь за габариты реактора, я в качестве теплоизоляции поставил лучшее, что было об ту пору в СССР – базальтовое волокно. Данного материала, конечно, никто загодя не заказал, полагая, что, при необходимости, его не сложно достать. Оказалось, что получить его можно только где-то в Литве, и меня вызвали на общее совещание руководства комбината. На форумах такого уровня, я никогда не был, а посему изрядно нервничал. Ответ на вопрос, который мне предстояло выслушать, был известен заранее, что несколько успокаивало. Однако  форма проведения совещания, повергла меня в совершеннейший ужас. Вопрос был в общем простой "можно ли чем-нибудь заменить базальт?". Ответ тоже не сложен - "нет". Нужно только было прослушать вводную часть, дождаться своей очереди и ответить. Вот тут-то и началось. Директор комбината, мужчина повышенных габаритов, после первых двух предложений обычного официоза, неожиданно повернулся к начальнику отдела снабжения, и без всякого перехода начал тому выдавать текст - "Ты что, козёл! … твою мать! Ты, б…ь, о чём думал?.." -Я, в своё время, учился в восьмом классе обычной школы, с одним оторвой, которого звали Серёга Евсеев. Этот молодой "бармалей" был знаменит тем, что из пяти сказанных слов, умудрялся не матерное сказать одно слово, как максимум два. Сергей не употреблял смысловых глаголов, а матерные слова, как правило, были сложные, объединяющие зачастую два понятия. Попробуйте представить глагол "пошли" двумя способами, пользуясь исключительно ненормативной лексикой. Вот видите, не выходит, а у Серёжи это происходило, как говориться, само собьём. Из наиболее простых выражений могу привести для примера его излюбленное – мудараст. Так что сказать, что меня поразило что-то неизведанное, я не могу. Однако было и коренное отличие. Если Сергей, будучи добродушным парнем, изъяснялся, таким образом, как бы для общей приятности, то у директора комбината была определённо задача - объект нападения - словесно растоптать, унизив до невозможности. После начальника отдела снабжения, было роздано почти "всем сестрам по серьгам", за исключением разве что Главного инженера. Затем, практически без всякого перехода, директор повернулся ко мне и, голосом Вячеслава Тихонова попросил, - "Марк Романович, будьте добры, просчитайте пожалуйста, возможность замены теплоизолятора, на что-нибудь более доступное. Вы главное не торопитесь. Пойдите в гостиницу и в спокойной обстановке посчитайте". Сидя тихонечко в КБ, я конечно, к такой шокотерапии, был не подготовлен. Вся моя речь сразу куда-то улетучилась, и я безропотно, зная, что считать нечего, пошёл в гостиницу,  полагая, что завтра моё "нет" будет не столь опасно для жизни, а главное, оно будет выглядеть продуманно, и научно обоснованно.
    Потом мне объяснили ситуацию. В Ленинграде человек это гражданин, обладающий кое-какими правами. Не понравился тебе, скажем, директор института совсем. Попереживал ты день другой, да и ушёл искать себе счастья. Другое дело заполярный город-комбинат. Всё что там движется, так или иначе связано с комбинатом. А в одном кинотеатре, двух парикмахерских и трёх магазинчиках, что кустятся вокруг комбината, работают либо родственники, либо знакомые Самого. Даже обком КПСС обладал в таких местах несколько заниженными правами. Поссорившись с этим удельным князем, Первый секретарь как бы ссорился со всеми представителями промышленности вверенного ему района. Кроме всего прочего, у секретаря тоже была семья, и ближний круг, кормящихся от щедрот… Так что ссора по серьёзному, это была бы не ссора вовсе, а бой двух "семей" не на жизнь, а на смерть. А кому это надо? Короче – местный колорит.
    Гостиница, в которую нас поселили, тоже была местом своеобразным. Как я описывал ранее, основной способ получения никеля на последнем этапе предполагает процесс электролиза. Представьте себе огромные цеха-поля. В цехах установлены тысячи ванн с раствором, через который непрерывно идёт электрический ток. Режим работы – 24 часа в сутки, примерно 320 суток в год. Небольшие перерывы на загрузку, разгрузку и на незначительный ремонт. В случае забастовок, а как я выяснил после командировок на комбинаты, такие случаи имели место, просто про них не писали. Поэтому, проживая в городах, более, менее пригодных для жизни, мы в большинстве своём считали забастовку экзотикой. Так вот, в случае забастовки, ничего наверстать  было  нельзя. Ни объявить аврал, ни вывести людей в третью смену - всё и так работало непрерывно.
   Именно поэтому забастовка в таком месте была делом крайне болезненным. Видимо, однажды в Мончегорске наступил предел долготерпению.
    Когда я там находился, в магазинах можно было купить не плохую рыбу, и нутряное, перчёное сало, на котором можно было пожарить яичницу. Чтобы съесть кусок мяса, надо было работать на комбинате. Чтобы мясо увидели дети, надо было принести свою порцию домой. Наверное, детей так же подкармливали в школах и детских дошкольных учреждениях. Это положение считалось нормальным. Но, иногда, пропадало ещё что-то, что вызывало народное возмущение. Не знаю, что ещё должно было пропасть, чтобы люди проснулись от спячки, а расспрашивать я не стал, т.к. несколько стыдился своего ленинградского благополучия. Лично я, вроде не был виноват в происходящем, однако всё же понимал, что, если я съедаю кусок мяса, и аплодирую актёрам "Таганки", так это частично потому, что эти люди не доедают, на работе дышат парами хлора, а возвращаются в потёмках в скудные жилища, где единственным развлечением является пьянка, по случаю чего-либо дня рождения… Причём всё это происходит, не в, известном большинству по анекдотам, Гондурасе, с полу-индейцами, обдолбанными кокаином, а в десяти часах езды от Питера, с моими соотечественниками… Видимо слишком долго меня учили диким идеям о всеобщем равенстве и братстве, в результате чего мне  хотелось натянуть "одеяло на всех". При этом было очевидно, что, в Прибалтике те же законы, что и везде, а результаты получаются явно другие. Однако, сделать вывод о том, что люди сами виноваты в том, что имеют, мне как-то не позволяло воспитание.
    Короче говоря, во время очередной забастовки, в Мончегорск с инспекцией засобирался зам. министра, а это вовсе даже не пустячки. Должен был приехать тот самый человек, который непосредственно благословляет на княжение. А, как известно, "чирей на собственной заднице, важнее засухи, в Китае", а посему, срочно в пятиэтажке, там, где была общага, выделели два этажа, один из которых – пятый, предназначили для московского боярина сотоварищи. В два дня полы покрыли ковролином. В каждый номер – однокомнатную квартиру, поставили цветной телевизор и холодильник. Главный же номер представлял собой квартиру трёхкомнатную, в которой одна комната, метров шестнадцать, была превращена в ванную комнату.
   После того, как буря стихла, рабочие получили перчёное сало, а боярин укатил в Москву, этаж практически закрыли и отпирали его исключительно для людей уважаемых… Зав. лаб. и одновременно начальник нашей командировки был человеком уважаемым. Уважаемым настолько, чтобы пустить на пятый этаж всех нас.
    Этому было несколько причин: во-первых, второго такого Александра Самуиловича, а равно и Борис Яковлевича можно было найти где-нибудь за 14-16 тысяч километров, в той самой стране, где согласно официальной версии, проживают малообразованные простачки, а во-вторых, человек учёный, да ещё с бумагой – это на комбинате экзотика. В  Израиле,  я    слышал,    как   один   парень  говорил другому  - "Поехали в Эйлат (курорт на Красном море), на голых шведок посмотрим" -. Что можно обнаружить у синюшных, слегка примороженных шведок, чего нет в загорелых, пышущих здоровьем и либидо местных, убейте не пойму. Но видно это просто тяга к чему-то необычному, как тяга у нормального человека привычному к лангету, обязательно поесть суши. В нашем эпизоде это был тот редкий случай, когда отношение к человеку, соответствовало его действительной значимости. А т.к. Мнухин Александр Самуилович был, как говориться, "того же разлива", т.е. воспитан на тех же идеалах, что и я, только в более первозданном, я бы сказал незамутнённом виде, мы все поселились на пятом этаже.
    С термоизоляцией реактора вопрос разрешился неожиданно тихо. Просто сгоняли грузовик в Литву. Весь предварительный спектакль оказывается был сыгран для своих в профилактических целях, чтобы не дремали и понимали, кто в доме хозяин, а для меня, чтобы лишний раз убедиться в правильности выбора.
………………………………………………………………………………….
    Когда оборудование монтировали, пригласили и нас посмотреть. Ездили, практически, в том же составе. Т.к. установка была наша, а я больной (одна рука у меня не работала), монтировать нагреватель полез дядя Боря, что не мешало мне стоя на стремянке, заглядывать внутрь нагревательной секции, и отпускать соответствующие замечания. Один раз заспорили не на шутку, а т.к. я был молодой и горячий, а скорее всего немного наглый, то Борис Яковлевич не выдержал, и возопил -"Как ты со мной разговариваешь?! "- Я ответил - "А как вы со мной? "- Не найдя достойного аргумента, изрёк Бабелевское - " Я старше тебя на субботу…"- , затем добавил просительно - " Немного уважения, пожалуйста…"- Мне стало стыдно и больше я не "возникал" до конца командировки. Видимо, частично поэтому, нагреватель работал безупречно.
    Как-то, чтобы доказать, что я крайне необходим коллективу, я спровоцировал покупку, в продуктовом магазине, живой зубатки. Пришлось договориться, чтобы её запаковали в двойной крафт пакет. Иначе Мнухин отказывался её нести, утверждая, не без основания, что трёх килограммовый малёк оттяпает ему палец. Затем Борису Яковлевичу пришлось её чистить (помните у меня была больная рука), и только после этого, я сделал зубатку-орли, т.е. окуная в тесто, запёк в кипящем масле. Вообще, надо отметить, что я был тот ещё перчик. По прошествии многих лет, я думаю, что вытерпеть меня могли только необычайно добрые, мягкие люди. Самое любопытное, что съев зубатку до последней крошки, Мнухин "очень последовательно" изрёк - " Вот за это вас евреев и не любят…" – А на мой вопрос - " Кого это вас?! " – тут же легко согласился - " Ну хорошо, нас, нас…" – Надо признать, что кипящим, не рафинированным, подсолнечным маслом, я действительно этаж провонял. Правда и то, что этаж был пустой. Потом, на отъезд, не имея сковородки, я ухитрился накормить коллектив яичницей, поджаренной в чайнике. Затем чайник вымыл, и напоил всех чаем. За этот подвиг мне простили всё… Наверное, это был мой наиболее значительный вклад в общее дело.
   По условия процесса, полученный никелевый порошок, надо было отсеять, запечь, а затем спёк растереть. Не найдя ничего подходящего, а главное, не обладая нужными средствами, оборудование для измельчения, изготавливали самостоятельно, из подручных материалов. Институтский столяр сбил бункер из фанеры. На опытном заводе сделали ворот, как для сельского колодца, а цилиндрическую щётку, по договору, изготовили на заводе по производству сапожных щёток. Этот образец "сельского творчества" смонтировали в подвале лаборатории. В таких условиях был получен первый порошок, который отправили куда-то на пробу. Где-то, через четыре месяца, на имя начальника лаборатории – Мнухина Александра Самуиловича, пришло письмо из какой-то известной американской компании, по производству электронных микроскопов. В письме писалось примерно следующее - " Уважаемый, господин Мнухин! Восхищены вашими значительными достижениями в области порошковой металлургии. Предлагаемый нами электронный микроскоп (разрешающая способность …..), позволит вам, как мы надеемся, подняться, в Ваших исследованиях, на ещё более высокий уровень. Ориентировочная цена 400 тысяч долларов США.               С уважением, имярек и подпись.
   Ах, если бы они смогли, хоть один раз, увидеть двух "гномов"(Мнухин тоже был великан, под 1метр 60 см), черных от пыли, растирающих никелевый спёк, в полутёмном подвале, института ГИПРоникель, при помощи ворота от сельского колодца. Я думаю, что, даже своими американскими мозгами, они бы допёрли, что присылать такое письмо  - довольно грубый поступок. Ну, хотя бы, не  на  такой  дорогой  бумаге. В те дни доллар стоил 1:12, а средняя зарплата была 186 р. На 400 тысяч долларов, по-моему, можно было купить всю научно исследовательскую часть института.
…………………………………………………………………………………..
 В Израиль я уехал раньше Бориса Яковлевича. Уже значительно позже узнал, что порошок, который дядя Боря изготовил, на нашем оборудовании, оказался, по своим свойствам, слегка "душистее" американского. Это, однако, никак не повлияло на конечный результат.  Из-за очередного раздолбайства, а может быть потому, что количество борис яковлевичей, на квадратный километр, стало резко убывать, батарейки так и не изготовили. Около двухсот тонн порошка, правда, продали во Францию, чем наверняка смогли оплатить шикарную отделку чьего-нибудь кабинета, или покупку нескольких "шестисотых меринов". Ну да мы не в обиде. Вон Мнухин Александр Самуилович, съездил в Америку, да и вернулся в тот же ГИПРОникель. То ли ездить надо раньше, когда тебе 25 лет, то ли "нет правды на земле, но нет её и выше"… Во всяком случае, на эту тему,  болтают разное…

                Посёлок  Ган-Нер, Израиль.
                19.03.2004
   


   P.S. В Израиль, дядя Боря приехал с двумя дочерьми.
   Старшая, Яна – программист. С двумя дочками и мамой проживает в Израиле. Младшая, Люся - тоже программист, за мужем за программистом, который сегодня в Америке помогает Биллу Гейтсу сделать компанию  Microsoft ещё круче, хотя куда уж ещё…У неё дочка и сын. Я искренне надеюсь (как известно "яблоко от яблони…"), что им удастся придать папиному имени новый блеск, хотя должен отметить, что это задачка не из простых. Ну да, может быть, "заграница им поможет", поставив на жизненном пути тот "микроскоп", который судьба задолжала Борису Яковлевичу.