Васька

 
Глава из романа "C'EST LA VIE(се-ля-ви) МАЛЕНЬКИХ ЧЕЛОВЕКОВ"
            (Полностью  роман размещен  здесь же)

                Я люблю свиней. Собаки смотрят на нас снизу вверх. Кошки смотрят на нас сверху вниз. Свиньи смотрят на нас как на равных.
У. Черчилль

         Как-то Маняша, моя тетка, она тогда шоферила на полуторке, привезла из поездки поросенка. Маленького, несколько дней от роду. Ей дали его в оплату за подвоз. Был он  черненький, как уголек, с розовеньким пятачком, но  очень слабенький, полуживой. Его, наверно, потому и отдали, что посчитали нежильцом.

         Выхаживали его как ребенка: держали в тепле и кутали, чтобы сквозняком не прохватило, поили молоком из соски. Назвали его Васькой. Поросят бабушка всегда называла Машками или Васьками. Выжил наш Васька, стал ласковым, общительным. Мог подойти и вкрадчиво похрюкивая, выпросить подачку или почесывание за ушком. Он смог установить приятельские отношения со всеми обитателями нашего дома. А я с ним вообще подружилась. Обедая, я обязательно утаивала что-нибудь, чтобы угостить его, таскала из сада и огорода яблоки или морковки. Он за это ко мне благоволил, даже разрешал на себе покататься, что не позволялось делать моим двоюродным братьям.
        У него был всего один недостаток, который можно ему простить за все его достоинства - он упорно пытался проделать проход в огород, чтобы самому добывать себе пропитание. Делал он это,  несмотря на вживленное ему в верхнюю часть пятачка проволочное колечко.
К Рождеству Васька превратился в свина, имевшего из-за своего черного окраса весьма свирепый вид, хотя и оставался очень добрым и ласковым. Жил и не ведал, что участь его уже решена: настал его черед превратиться в окорока, колбасы и студни.
Однако он почувствовал что ему уготовили его «друзья»,  и в черный для него день с самого утра был возбужден, не стал есть, забился в угол двора и никого к себе не подпускал, а если кто-либо  все же пытался к нему приблизиться (жалостливые все), он угрожающе рычал, забыв о ласковости и общительности, и показывал клыки.
Одному из двух резалей (мужиков, за плату нанимавшихся для заклания и разделки свиней) удалось все же подкрасться. Изловчившись, он ударил его обухом по лбу. Но кабан только потряс головой еще больше разъярился. Только после третьего удара он обмяк и уткнулся лбом  в  землю. Воспользовавшись этим, резали завалили его на бок и один из них воткнули нож ему в грудь.
Из раны хлынула кровь.
До самого этого момента я не понимала, что к чему, но увидев обливавшегося кровью милое мне животное, я сама заорала, как резаная.  Услыхав мой вопль, бабушка спохватилась и увела меня в дом. Но было уже поздно. Я билась в истерике.
Мне силой влили в рот чего-то успокаивающего, и я затихла: сидела в кухне и тихонько скулила: "Васька, Васенька, Хрюшечка моя родная. Что они с тобой сделали, гады такие."
  Вдруг со двора донеслись испуганные крики и топот ног. Бабушка кинулась к окну и прошептала:
- Конец света. Так и дом могут спалить.
Я тоже к окну и увидели такое!  По двору носился разъяренный, окровавленный Васька, а от него в разные стороны летели клочья горящей соломы. Пес Шарик, хотя и был на цепи, но рвался и отчаянно лаял. Они с Васькой были ровесниками, вместе выросли, были дружны и нередко ели из одной посудины. В сарае ревела корова Зорька.
- Как бы теленок не родился раньше времени,- сказала бабушка и увела меня в комнату, окна из которой выходили в сад.
А получилось следующее6: после удара по ножом, не попал несчастному животному в сердце. Но поскольку после ударов по лбу тот был без сознания, они посчитали его заколотым и приступили к опаливанию. Но когда припекло, Васька очнулся, вскочил и кинулся на своих обидчиков. Спасаясь бегством, они вскочили на приготовленный для разделки стол, который разъяренный свин пытался повалить.
На шум вышел бабушкин жилец, офицер.  Оценив происходившее во дворе, он, ничего не сказав, ушел в дом, но минуту спустя вернулся с пистолетом в руке. Также молча, он присел перед истекавшим кровью Васькой и выстрелил несчастному животному в лоб. Все было кончено. Васька был мертв. Также, не произнеся ни слова, жилец подобрал гильзу и ушел к себе. Обрадованные горе-резали слезли со стола и продолжили свое дело.
Только Шарик продолжал скулить, забившись в будку, да корова никак не могла успокоиться. Но с ней обошлось, и через месяц она принесла теленка.
Картина расправы над Васькой потрясла меня: со мной, по словам бабушки, случилась горячка. Выздоровление мое шло медленно, так что Новый год и Рождество прошли без меня. Я их даже не заметила. Поправилась я только к Пасхе, но и она была мне не в радость.