Любкины истории

Жила-поживала на берегу мелкой, прозрачной и ласковой речушки маленькая девчонка. Любкой звать. И происходили с ней разные истории. Вот некоторые из них я вам и расскажу.
***
Нет, вы только подумайте!
Вы только представьте! Живёшь на берегу речки, жара на улице страшенная, а искупаться нельзя.
Ну, не совсем нельзя… Просто мама не разрешает. Говорит, если рядом нет взрослых или Ольги - это сестра Любкина старшая, то купаться тебе нельзя. Маленькая ещё.     Купайся в ушате, он в огороде стоит. Ага, в этом ушате вода тёплая и противная. После такого купания ещё больше в речку хочется.   А то ещё в погреб залезть посоветует – охолонуться. Там же сыро и холодно! Бррр!

Подумала Любка и улыбнулась. Какая же я маленькая? Пошла на берег Тарханихи, а там два дядьки сидят. Но они скоро ушли. И  накупалась девчонка, сколько хотела. Прибежала домой, сарафан, его мамочка на Любкин День рождения сшила, надела. Скоро и мама пришла.  И давай дочку  расспрашивать, почему она её не слушается? Купается! Ничего Любка  не понимает, видела же, что дядьки ушли. А больше никто и не видел, что она купалась? Откуда же мама узнала?
Дочка прямо так её и спросила. А та улыбнулась и показывает на сарафан. А он, предатель, мокрый. 

Любка подумала и улыбнулась. Какая же я маленькая? В следующий раз, дождавшись, когда на речке никого не будет, девчушка опять всласть накупалась. Одевшись в сухое, с удовольствием ждала прихода мамы. Любка вообще-то всегда её очень ждёт. Но тут мама пришла и сразу заругалась. Почему опять купалась?! Смотрит малышка – сарафан сухой совсем. Откуда мама всё всегда знает? А мама треплет проказницу ласково по мокрым волосам и смеётся. По- доброму так смеётся. Любка
 тоже засмеялась.

        Ох, и умная же мама!


***
        Скрипнула калитка, и в ней показалась голова брата. Он смотрел на сестрёнку и глаза его быстро становились круглыми.
- Любка! Ты чего сидишь-то! Аптека- то скоро закроется!
- Странный ты какой-то, Вовка. Зачем мне эта аптека? Я в неё и не 
ходила-то никогда.
- А, так ты ничего не знаешь! В аптеке ведь комаров принимают. За сто
 штук целый рубль дают!Если вы и не знаете, что на эти деньги можно купить много хрустящих вафельных стаканчиков с белоснежным вкуснейшим мороженым, то Любка-то знает! Сколько, правда, не знает. Но много!
  Бегом в дом. Разноцветные пуговицы из жестяной коробки из-под леденцов летят на газету.  Скорее, скорее обратно во двор.
И охота началась. Первый, второй, третий… Считать до ста Любка умеет, потому быстро поняла, что во дворе она и до ночи не наберёт нужное количество. Но взгрустнуть не пришлось. Перед глазами, как живая, встала Зорька. Мама её кормилицей зовёт. Понеслась Любка в стайку. Так и есть. Жуёт Зорька свою нескончаемую жвачку, хвостом своим длиннющим размахивает. А размахивает не просто для развлечения, а комаров сгоняет. А их и на ней и рядом тьма тьмущая. Вот где для девчонки началась работа. Постепенно коробка наполняться стала. Комарики прибитые не только дно укрыли, но и к верху жестянки подбираться стали. Дрожат ручонки у Любки от напряжения, спешит девчонка, аптека ведь и правда закроется. Напоследок оставила она комаров на Зорькином вымени, это откуда мама молоко выдаивает. А комаров сидит там видимо-невидимо. Прямо как люди в кино друг возле дружки сидят.
         Но пришёл  черёд и этих комаров. Решительно прихлопнула Любка первую комариную кучку на вымени.
         Тут Зорька как подпрыгнет! Как лягнёт сначала одной задней ногой! Как лягнёт другой! Целилась-то, наверно, в Любку, да промахнулась. Зато, стоявшаяна полу стайки коробочка с добытыми комарами, несколько раз в воздухе перевернулась и улетела в дальний угол. Лежит там, пустое дно девчонке кажет.
         Так уж обидно Любке стало, что заревела она в полный голос. Да так заревела, что мама в доме услышала и выскочила на помощь своей младшенькой.
- Тебя Зорька лягнула?

- Нет... Комаров жалко!

- Каких комаров?!

          Всхлипывая и заикаясь, выплакала Любка маме своё горе горькое. Не знала мама – плакать или смеяться. Но не кинулась искать рассыпанных комаров, не стала прибивать новых, а почему-то сказала: «Ну, Вовка, погоди!»
         А потом пошла домой и принесла дочке целый бумажный рубль. Сказала, чтобы бежала Любка в киоск к тёте Гале и купила себе порцию мороженого. Только Вовке чтобы не покупала.




***

Любка сидела на крыльце и сосредоточенно гоняла щепкой по мёрзлой ступеньке ледяшку, отвалившуюся от чьего-то валенка.  Грустно было, вот и гоняла. Мама опять обеспокоилась бледностью Любкиных щёчек и, как водится, прописала свой рецепт:
                «Любушка, сегодня пятнадцать раз!»
     Это означало, что нужно взять санки и, в подступившей синей полутьме зимнего вечера, выйти за ворота и много-много раз скатиться с крутого берега  замёрзшей Тарханихи на её зеркальный лёд. Нет, конечно, если бы вышли Танька с Нинкой, Надька, Энверка – вот тогда, можно было бы не считать, сколько раз скатились. Но ведь они сидят по домам…Потому-то и гоняла уныло Любка ледяшку по ступеньке.

      Подняла голову, а там, на темнеющем небе огромная круглая луна. Опустила голову – перед ней Спутник. Сидит и смотрит прямо в глаза. Спутник – это Любкина (или мамина, или папина?) собака. Сам он большой и чёрный, а в потёмках ещё больше и чернее. Тут Любке показалось, что Спутнику тоже грустно. И она решила с ним поговорить.
                «Ууууу-ююю…»- Любка старательно подражала вою собак.
       Спутник коротко взлаял, но разговор не поддержал.
                «Уууу-ююю-уууууу»- тоненько подвывала девочка.
       Спутник непонимающе молчал.
       И, вдруг, из соседнего двора донеслось: « Ууууу-ююю!»

       Обрадовавшись собеседнику, Любка продолжила вокальные упражнения. Соседский пёс с удовольствием подвывал. Довольно долго дуэт радовал окрестности разучиваемыми гаммами.
        Домой девочка вернулась с таким посвежевшим и жизнерадостным лицом, что мама и подумать не могла, что её задание не выполнено.

       Где-то через неделю, или… Да разве упомнишь? Любка услышала, как соседка жалуется маме: «Пёс-то наш совсем сдурел. Каждый вечер усядется у конуры и воет. Я уж и косточку ему подбрасывала, и била. Нет – сидит и воет! Что с ним случилось?!»

       Любку как ветром сдуло – ещё подумают, что она научила!



***



Почему они так летят? Почему не прямо, а кидаясь из стороны в сторону? Очень занимал Любку этот вопрос, когда она издалека смотрела, как мальчишки запускают ракеты. А издалека потому, что прогоняют Любку мальчишки. Уходи, мол, мелочь пузатая! Подумаешь, большие нашлись! Четвероклассники! Вон брат уже в десятом, а так не задаётся!
        Но обиды – обидами, а как делают ракеты, Любка рассмотрела. И затеяла она свой космодром открыть.
Всего-то и нужно, что ролик горючей фотоплёнки найти, да фольгу от шоколадки. С плёнкой-то вообще вопросов нет. Баба Лида в поселковой фотографии работает. Если придумать что-нибудь, да жалобно рассказать – обязательно даст! С золотинкой труднее. Лежит в этой фольге у мамы в буфете начатая плитка шоколада. Но, не съедать же шоколад? Нехорошо!

        В конце концов, прищемив где-то собственную совесть, иначе говоря, немного соврав бабе Лиде, плёнку затейница добыла. Уговорив себя, что плотная бумага из её любимого альбома для хранения шоколада ничуть не хуже фольги, завернула шоколад в бумагу.
Наступил волнующий момент создания ракеты. Девочка плотно свернула ролик фотоплёнки. Затем аккуратно потянула внутренние слои плёнки на себя. Ролик вытянулся и стал походить на взаправдашнюю ракету. Она видела, что с этого момента мальчишки действовали вдвоём. Один держал плёнку,  другой плотно обматывал её фольгой, оставляя нижние слои плёнки открытыми. Любка же была одна. Не один, и не два раза ролик вырывался из  рук. Вырвавшись же, злорадно разматывался в длинную спираль. Но не затем она затевала это дело, чтобы легко сдаться какой-то фотоплёнке.

        И вот, в руках у ракетчика готовый к запуску космический корабль. Осталось определить время старта. Внутренний голос подсказывает, что ни маму, а, тем более, папу приглашать на запуск не нужно. Вот может Вовку, брата старшего, позвать? Да нет, ещё отберёт ракету.
        Итак, нужно дождаться, когда мама с папой уйдут на работу. А Вовка куда-нибудь смоется по своим пацаньим делам.
        Плохо Любке спалось в эту ночь перед стартом. Но под утро так поспалось, что не услышала она, как ранёхонько брат ушёл на рыбалку, а за ним и родители на работу.
        Разбудило солнышко, через чисто вымытое окно заглянувшее девочке в глаза. Открыла она глаза, отвернулась от солнышка. Решила ещё поваляться. И тут пришла к Любке мысль, которая выбросила её из постели. Сегодня же старт! Хорошо летом, сарафанчик накинула и бегом на улицу. Обежала весь дом, потом двор, в огород заглянула. Никого…Понятно, родители вернутся только к обеду. А Вовка, кто его знает, где он. Но, даже если и вернётся не вовремя, не выдаст. Разве что-нибудь взамен попросит?

        Космодромом, это уже заранее было решено, будет служить прогретая  ласковым солнышком  крыша летней кухни. Она ведь гораздо ближе к небу, чем двор или даже крыльцо. Любка привольно на ней расположилась, предварительно достав из тайника ракету. И вдруг поняла, что запуск срывается. Ведь, чтобы поджечь плёнку, нужны спички! Спичек на кухне  много, но Любке запрещалось их брать!
        А вы можете представить состояние человека, обошедшего множество преград на пути к цели и, вдруг, упёршегося в бетонную стену?!
        Сначала ракетостроительница  хотела поплакать, но не получилось. Она сильно пожалела себя, но слёзы всё равно не шли.
        Тогда она встала. Пошла на кухню. Взяла спички.
        Наступил решающий момент. Повсюду гремел гимн страны. Люди всей Земли ждали старта Любкиной ракеты. Гордо подняв голову, ракетчица чиркнула спичкой по коробке и подожгла кончик плёнки, торчащий из-под фольги.
        Сначала ничего особенного не произошло. Пошёл серовато-синий дымок, и кто-то внутри ракеты негромко, но внятно зашипел. Зато потом! Ракета вырвалась из Любкиных рук и по сложной спиральной траектории, отмечая свой путь чёрным дымным шлейфом, резко начала набирать высоту.

        Из распахнутой калитки, ещё более распахнутыми глазами, на этот феерический запуск смотрел папа, забежавший проведать дочку.

        Много узнала Любочка в этот день от папы о пожарах и о бестолковых маленьких девчонках. Но ярче всего перед глазами девочки встала её ракета, коварно забившаяся за стреху на чердаке дома и потихоньку поджигающая крышу. Образ ракеты, влетающей на сеновал, почему-то показался не таким впечатляющим…

***

 Всё-таки необыкновенная курица, эта Ко-ко-ко.
Почему Ко-ко-ко? Да потому, что каждое  летнее утро, покидая своих соплеменниц, она уверенно забирается на крыльцо и входит в распахнутую дверь летней кухни.
        Высоко задрав голову, напыжась, она громко и чётко проговаривает: «Ко-ко-ко!» После этого визит считается завершённым, и гостья уходит во двор. Во дворе она не даёт спуску ни одной курице.  И даже гордый петух приближается к ней с поклоном.
Нет, необыкновенная это курица!
        Любка уже хорошо читает. Достав из почтового ящика очередной номер «Пионерской правды», она усаживается за столом и внимательно прочитывает газету от первой строчки, до последней. И, вдруг, статья, рассказывающая о способе повышения яйценоскости кур. Оказывается, чем больше курица скачет и прыгает, тем больше она яичек снесёт.
         «Пап, а пап, сделай мне из доски и палочек деревце»,- попросила Любка отца.  Да и нарисовала на земле что ей нужно. Отец удивился.  Но просьбу младшенькой дочки исполнил.
        Дождавшись, когда взрослые ушли на работу, девочка вкопала своё деревце в землю, чтобы оно не падало. К кончику каждой ветки-палочки прикрепила шарики мятого хлебного мякиша с вдавленными в него очищенными семечками.
       В выборе кандидатуры подопытной сомнений у естествоиспытателя не было. Конечно, умница Ко-ко-ко!
        Ко-ко-ко с удовольствием склевала угощение с нижней «ветки». Приподняла голову. Склевала повыше. А вот следующий шарик висел высоковато. Ко-ко-ко обошла «дерево» вокруг в надежде дотянуться. Нет, не достать! И тогда она …подпрыгнула!

        День за днём тренировала Любка свою любимицу. Взрослые лишь улыбались, проходя мимо.  «Чем бы дитя ни тешилось…»
Зато старший брат изощрялся в остроумии. Любка пыхтела, надувалась, обижалась, но тренировок не прекращала.

        И день триумфа пришёл!
Мама объявила, что Ко-ко-ко стала нести крупные двух желтковые  яйца!
Весь день Любка плавала на волнах всеобщего уважения и любования.

        Только Вовка отворачивал лицо и что-то ехидное бормотал себе под нос.


***


Кто-нибудь  любит, когда ему в попу укол ставят? Аууу! Что молчите? Да, знаю я – никто не любит.
А сразу несколько одновременно? Да жгучих!
То-то!

Так думала Любка, сидя на земле и держа в руках обломки ботала. Да нет, не того брякающего колокольчика, что у коров на шее болтается. А настоящее рыболовное ботало. Им рыбу в сеть загоняют. Это длинный ровный шест, к  концу которого прикреплена железная воронка. Этим концом ботало в воду опускают и ботают. Плавно-плавно опускают. А потом резко вниз. Если в это время перевеситься через борт и засунуть голову в воду, то услышишь глухой такой удар.  Буух! Правда, вытащив голову из воды, можно ещё и от папы этим же боталом «бух» получить. Ну, а рыба пугается этого буханья и прямо в сеть.
Так вот теперь ботало разделено на две части, и Любке почему-то казалось, что папе это не понравится.

        Да все сегодняшние Любкины неприятности из-за мальчишек. Сидели всей компанией на берегу. Тут Надька давай жаловаться, что ночью спать не может, душно, мол. Пацаны наперебой закричали, что они давно уже на сеновалах спят. Как это можно летом в доме спать…Любка тут промолчала, она уже знала, чем будет заниматься в ближайшие часы. Скоренько распрощалась и домой.

        Дело в том, что на крыше бани с прошлого года лежал гимнастический мат. После пожара в клубе многие попорченные вещи раздавали населению. А чего он порченый?
Ну, дыра большая с одной стороны.   Но,  если дырой вниз положить, так мат – как новенький! Никакого сена не надо.
        Любка набрала в ведёрко воды, взяла тряпку. Приставила к окошку на чердаке бани лестницу. Собрала свои снасти и полезла в окошко. До чего же оно маленькое, удивилась девочка. Как папа сюда влезает?

        Старательно промыла-протёрла верхнюю сторону будущей постели. Промыла боковые стенки. Подумала, подумала и решила хоть немного протереть низ. Отвернула угол мата и…Отчётливо услышала она знакомый злобный гул. Зная, что это значит, Любка стремительно метнулась к окошку. Шлёпнулась на пятую точку, свесив ноги на улицу. Но окошко такое маленькое, что пришлось низко нагнуть голову, чтобы и она оказалась на улице. В этой нелепой позе, почти сложившись пополам, Любка не знала, как развернуться, чтобы поставить ноги на лестницу. Однако долго думать не пришлось. Пожалуй, вообще не пришлось. Жгучая боль от укуса осы в оставшейся на чердаке части тела заставила громко заорать. Но когда уж её атаковали одновременно несколько тварей!
Никогда позднее бедолага не могла понять, как без помощи рук и ног смогла отлететь от окна на добрый метр. Пролетела она над прислонённой лестницей и плюхнулась на землю. Да вот по пути зацепила это злосчастное ботало!

         И, то ли от боли, то ли от ожидания папиного выговора, поплакала Любка маленько.
Но не такой это человек, чтобы долго печалиться. И не такой, чтобы не видеть выхода из любого положения. Всё ещё поёживаясь от действия осиного яда, девочка тщательно уложила ботало на прежнее место, старательно соединив сломанные половинки.

       Вот теперь можно дождаться, когда собираясь на рыбалку, папа возьмётся за ботало.
И искренне-искренне вместе с ним удивиться, отчего это совершенно целое ботало вдруг развалилось на две половинки!?


***

  Два дня во дворе, захлёбываясь, визжала круглая пила. Глухо чавкал топор, впиваясь в берёзовую чурку. Зато сосновые поленья разлетались на две стороны со звоном.
            Это Любкины папа и брат Вовка заготавливали дрова на долгую морозную сибирскую  зиму.
            Любка отчётливо представляла себе, как сидят они всей семьёй на кухне,  пьют чай с земляничным вареньем. А, может быть, с душистым мёдом с пасеки деда Прокопыча. Окно на кухне всё в затейливых морозных узорах. В печке что-то потрескивает и, иногда, шевелится. Как будто в печке кто-то сидит. Но, по тому, какое ласковое тепло идёт от печки, ясно, что сидит там кто-то очень добрый. Лучики света прорываются в щели дверцы печи, играют в поддувале, выскакивают на потолок и стены кухни. В догонялки играют.
И так уж  тепло и славно на душе у Любки стало от представленной картины, что она запела. По правде говоря, поёт-то она всегда, когда не спит. Ну, любит человек петь! Что тут такого?! Вот и мама сказала:
- Видно певицей будешь!
И записала Любку в музыкальную школу.
            Но, вот как раз сегодня, Любке не пелось. Сегодня дано ей задание напиленные да наколотые дрова в поленницу сложить. Раньше-то она это с кем-нибудь делала, а тут ей сказали:
            - Ты уже большая! Вот интересные эти взрослые! Как на лыжах за Енисей пойти, так маленькая. Как на свадьбу к Вовке, так маленькая! А огромную кучу дров в поленницу уложить – уже большая!
            Складывает Любка поленья. А они неровные, извилистые. Так и норовят рассыпаться. Мухи в глаза лезут. И пот солёный туда же.
            А тут скачут, поскачут двойняшки, Нинка да Танька.
            - Люб! Пошли купаться.
            - Не…а. Видите, поленницу укладываю.
Поскакали девчонки дальше.
            А мухи ещё пуще в глаза лезут. Пот уже ручейками течёт. Носит Любка поленья. Укладывает.
            Идёт, спешит куда-то Энверка.
            - Любка! Мы тут с пацанами на Моховскую гору собрались. Айда с нами?
- Ну, что ты! Не видишь – дрова складываю!
            - Ну, как знаешь…
И ушёл Энверка.
            А мухи совсем озверели! Уже не только в глаза – в уши лезут! И такая грусть-печаль на девчонку навалилась, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Живут же люди тихо-мирно. Книжки читают, купаются, по горам бродят. А тут – эти дурацкие кривые поленья!
            Только так Любка подумала, как, откуда ни возьмись, налетела на неё оса. С малолетства не любит Любка этих жужей. Метнулась девчонка в сторону, да запнулась за выпирающее из-под поленницы полено. Упала Любка, а на неё неспешно  повалилась вся с таким трудом уложенная поленница. И не больно совсем, зато обидно-то как! Заревела тут Любка во весь голос. Потом, представив, как мама услышит её плач, стала плакать с переливами. Затем попробовала на два голоса. Поочерёдно, конечно. Увлеклась – красиво плакала. Потом спохватилась – где же мама? Почему не спешит пожалеть младшенькую? Неужто дома нет?
            Пришлось встать, стряхнув поленья. С чёрной грустью-тоской вошла певунья в родительский дом. А там – мама:
            - Что, Любушка, устала?
            - Мама! Я так плакала, так плакала. Ну, почему ты не пришла?!
            - Ты плакала? А мы с тётей Наташей слушали и всё думали, какая ты у нас певучая растёшь!

     ***

        Нет, видели вы когда-нибудь такое?! Конечно, нет. И не слышали наверняка.
Представьте себе. По длинному коридору мирной, спокойной советской школы несётся парень-старшеклассник, размахивая ножом.
Любка, улепётывая вместе со стайкой одноклассниц, никак не может разобрать, что он рычит - то ли «Зарежу», то ли «Отрежу»?
Да и как тут было разобрать на бегу, причём, кроме страха, прислушиваться не давал топот удирающих рядом девчонок. Поэтому в очередной раз оглянувшись и опять увидев этот нож, Любка только прибавляла скорости.
А ведь начиналось-то всё совершенно безобидно. Девчонки вернулись в класс с урока. Производственная практика назывался тот урок. Девчонки учились профессиональному шитью, а пацаны осваивали умение отличать ноль от фазы в электротехнических цепях и искусство возвращать к жизни поражённого током.
Так вот девчонки в классе одни, пацаны задержались. А так как класс обожал шуточки друг над другом, упустить такой момент было невозможно. Канцелярские кнопки на стульях давно потеряли свою актуальность. Карбид в чернильницы не насыплешь – чернильниц уже нет, авторучками все пишут.
Вот тут взгляд проказниц упал на гардеробную вешалку, удобно расположившуюся на стене класса. Позже при разборках как-то не мог никто вспомнить, кто подал идею. Правда глаза допрашиваемых почему-то набегали на Любку, но никто этого имени вслух не произнёс.
А идея была проста – отрезать пуговицы у пальто и курток мальчишек. Разумеется, пуговицы аккуратно сложить в карманы, иначе негуманно.
Сказано-сделано. Двенадцать девчонок, двенадцать мальчишек. Времени хватило лишить пуговиц почти всю мальчишечью одежду и успеть надеть свои пальтишки, застегнув их на все пуговицы.
В класс с обычным шумом и гамом ввалилась мужская половина класса. Их нисколько не удивил вид девчонок, готовых к выходу – урок-то был последний. А проказницы никак не могли, победив любопытство, удрать из класса. Уж больно интриговала реакция пацанов.
А она быстро перешла от непонимания к удивлению, переросшему в негодование.
Вот и мчался по коридору, размахивая ножом, один из пострадавших, мечтая срезать все пуговицы со всех пальто удирающих девчонок.

На следующий день в классе вспыхивали искры негодования, которые, нужно отметить, быстро гасли. Класс-то был дружным и шутки понимал.
Шли, бежали последние месяцы последнего школьного года. Все уже понимали, что расставание не только неизбежно, но уже и на пороге. А уроки шли, как и все предыдущие одиннадцать лет по расписанию.
После урока физкультуры девчонок отпускали пораньше парней, чтобы в классе они могли без хлопот переодеться.
Вот и в этот раз шумной хлопотливой стайкой они влетели в класс.
И тут на класс навалилась такая тишина, какой не бывает на самых страшных экзаменах. Только оттаявшая муха нудно долбилась об оконное стекло.
Было от чего замолчать.
Вся форменная одежда: платья и фартуки примостились высоко под потолком помещения, привязанные к свисающим проводам ламп освещения. Мальчишечью одежду как корова языком слизнула.
Глазомер подсказывал, чтобы достать одежду, недостаточно влезть на парту. Необходимо как минимум две парты, одна на одной. Причём эту пирамиду нужно передвигать от одной лампы к другой. Позже выяснилось, что узлы были завязаны добротно, и развязывать их, стоя на пирамиде из двух парт было весьма сложно. А уж как выглядели платья и фартуки после развязывания, лучше промолчать.
Что тут скажешь.
Месть состоялась.