три встречи

Николай Беспалов

                Три встречи 


















Встреча первая
(Пролог)


В этом окраинном районе города я оказался случайно. Увидел свою дочь в окно троллейбуса, заходящую в какое-то неказистое, выглядевшее среди ново¬строек анахронизмом здание. А она должны быть на лекциях в институте. От¬цовский рефлекс вытолкал меня из трол¬лейбуса и двинул в сторону кирпичного строения.
Вопрос, что в этот час и в этом месте делает дочь, прояснился скоро – я обоз¬нался. Как я материл себя, выйдя из цеха по пошиву каких-то курток. Потом на них пришьют разные ярлыки и станут прода¬вать как импортные втридорога. Прибыль у таких предприятий огромная. Рабсила сплошь мигранты и в основном нелегалы. Живут тут же, платят мало. Рабы.
Общественный транспорт представ¬лен одним троллейбусом. Даже маршрут¬ное такси не успело освоить этот район.
А предприимчивые люди успели. Не провести линии трамвая или проложить маршрут автобуса. Они успели взять в аренду это кирпичное старое здание и приспособить его под производство.
Середина осени. «Бабье» лето, не ус¬пев начаться, закончилось. Все двадцать четыре час небо заволакивают темные тучи.
Ветер с переменной скоростью дует с завидным постоянством с Запада. Влаж¬ность под сто процентов. Нет. Я осень люблю. Но не в таком, же качестве и ко¬личестве.
После полученной весной черепно-мозговой травмы; угораздило меня по¬пасть в аварию, я плохо переношу непо¬году. Точнее сказать, я плохо переношу просто погоду. В жару я тяжело дышу, в прохладу зябну. Любимый мною раньше дождь раздражает.
Жена говорит: Пей седативные сред¬ства.
Эти успокоительные сплошь на спирту, а врач мне запретил употребление спиртосодержащих жидкостей.
Мы с женой все не находим время пойти в ЗАГС и оформить наш развод. Её понять можно. После аварии, двух меся¬цев лежки в клиники, потравы почти всех резервных средств на лечение, потери ра¬боты я перестал быть привлекателен.
- Мне жить надо. Дочь довести до ума, - под последним жена подразумевает удачную женитьбу, а не успешное окон¬чание ВУЗ,а.
Вот и живем пока под одной крышей и в официальном браке.
Работу я все же нашел. Смешно и горько сказать, бывший директор сидит за перегородкой; сутки через трое. Мне бы пережить хотя бы годик. Верю я в своего Ангела. Выведет меня опять на широкую дорогу.
Нетерпеливость и спонтанная раз¬дражительность, вот две присущие мне сегодняшнему черты. Не пожелал я стоять и ждать троллейбуса.
Не везет! Троллейбус проехал мимо меня на середине перегона. Посеял мерз¬кий дождь. Тут и здоровый человек рас¬сердиться. А кокой спрос с ущербного. Набросив на голову капюшон, плетусь.
Откуда-то сверху из окна, какой не¬нормальный открыл его  такую погоду, доносится ноющий голос новомодного певца: кайфуем, сегодня мы с тобой кай¬фуем. А я опять тебя целую…
Я вспоминаю другие слова. Слова из песни моего детства: Стою на полуста¬ночке в цветастом полушалочке. А мимо пролетают поезда…
Дождь припустил. Скорее где-нибудь укрыться. Сворачиваю во двор. Бегом устремляюсь к шедевру современной ар¬хитектуры малых форм.
Ядовито-желтый зонт неправильной формы прикрывает зеленую скамью. По¬сидишь на такой и тебе обеспечен ско¬лиоз. Деваться некуда; не мокнуть же под дождем.
Врач запретил мне употребление спиртосодержащих жидкостей, но ничего не сказал о табаке. Я закуриваю. Сигареты маркированные, как light мою глотку продирают. Вот что значит долго не курить. Кашель одолевает меня.
Не замечаю, как рядом на лавку плюхается тело толстое и разящее дешевым парфюмом. 
- Мужчина, угостите даму сигаретой, - что-то знакомое. Где я слышал эту фразу? Кино, но какое?
Откашлявшись, я могу рассмотреть её. Смазливая физиономия скрыта под слоем косметики, пухлые влажные губы и белоснежные зубы. Определенно вставные.
- Спасибо, мужчина, - сигарету она вытаскивает из пачки двумя пальцами, отставив мизинец,  - А огонька?
Сейчас она попросит и выпить. Не просит. Глубоко затягивается.
- Ты ничего. Тебе дам скидку. Час тысяча. С минетом полторы.
Поразительно! В таком отдаленном от центра и трасс районе проститутка.
- Ты что тут промышляешь?
- Тут я, мужчина отдыхаю. Вон мой дом. Вышла за бухлом, а тут дождь, - смеется, - И ты. Такой симпатичный.
Женщина прижимается боком ко мне. Чтоб мне провалиться! С той минуты, как в мою «Нисан» врезался «Опель», я не знал близости с женщиной, и грехом, думал, что уж никогда меня не посетит это чувство. А тут толстая проститутка, и на тебе; взыграло. Есть у меня тысяча и не одна.
Определенно, минута другая и пошел бы с ней.
- Люся, Вы, что к приличному человеку пристаете? Мало Вам дальнобойщиков.
- Ах, ах, какие мы чистенькие. Самой захотелось, так и скажи.
- Не надо мне грубить, Люся. Идите домой. Дождь прекратился.
Люся ушла и смог обратить свой взор на блюстительницу моей  нравственности.
- Я присяду? – как чисто её лицо, как характерен голос.
Она садится.
- Вы заблудились? Район новый. Кое-где дома даже не пронумерованы. А, если и имеют номера, то полная путаница. Наш с мамой дом имеет номер пять, а в пятистах метрах многоэтажка с таким же номером.
Она говорит со мной так, как будто мы давно знакомы.
- Вообще-то мы постоянно живем в центре, а тут у нас усадьба, - коротко смеется.
Неведомая сила подвигает меня, и я рассказываю, как попал сюда.
- Мой сын далеко, но все равно тревожусь.
После этих слов она встает и протягивает мне руку.
- Пойдемте к нам. Чаем напою. Люся определенно предлагала кое-что другое. Я этого предложить не могу, - и опять она смеется. Я до травмы любил общаться с дамами, обладающими здоровым чувством юмора. Оказывается, эти предпочтения я сохранил.   
- У Вас сильная рука, - и у неё рука не «кисель». Мы идем по дорожке, выложенной так называемой итальянской плиткой.
- Я по профессии архитектор. Но теперь архитекторы не нужны. Знать компьютер и довольно; можно творит шедевры. В таких рекреациях предпочтительнее отсев и кирпичная крошка. Они гигроскопичны и не так подвержены температурным переменам. Но мы сейчас головы свернули, глядучи на Запад. Мы и крыши устраиваем без учета снеговой нагрузки. Для нас снег зимой теперь аномалия.
Дорожка обрывается, и мы идем уже по тропинке.
- Один поворот и наш дом.
Дом стоит в «гордом» одиночестве. Вокруг руины, остатки разрушенных коттеджей.
- Тут раньше был поселок работников театра и кино. Этакий наш ХЛАМ, - я в недоумении гляжу на нее, - В тридцатые годы в дачном поселке Загорянка под Москвой был создан поселок художников, литераторов, артистов, музыкантов. Вот вам и хлам. Живем мы с мамой в хламе, но сами мы не хлам, - честное слово, она мне нравится.
У входа в дом она остановилась. Медленно повернулась ко мне. Склонила голову, тряхнула русыми локонами и сказала вполне серьезно.
- А Вы мне нравитесь, - гром и молния! Она что колдунья?
- И Вы мне нравитесь, - отвечаю я.
- Будем считать, наши энергетики совпали. Пройдемте же в дом. Я не из тех, кто, приглашая в дом, просит прощения за беспорядок. Что есть, то есть. Замечу, мы с мамой обе творческие люди. Но об этом потом. Мне кажется, у нас впереди будет много встреч.
Так и мне казалось в тот момент, когда я впервые переступал порог её дома. 
- Прежде чем мы войдем в комнату, - говорит она почти шепотом, - давайте познакомимся. Я Римма.
- Я Анатолий.
- На первый случай достаточно.
Мы вошли. В полумраке большой комнаты, окна зашторены плотной тканью, у окна в кресле сидит пожилая женщина.
- Римма, ты не одна? Милая предупреждать надо. А если бы я была в дезабилье? Молодой человек был бы шокирован. Я не в том возрасте, когда можно демонстрировать свое обнаженное тело.
- Мама, о чем ты говоришь? Анатолий вполне современный человек.
- Анатолий? Секунду, - женщина подносит указательный палец к виску, - сейчас вспомню, - проходит не более трех секунд, - Вспомнила! Анатолий от греческого восточный, восходящий. Римма! Берегись его. Он замкнут и уверен в себе. И ещё он алкоголик.
- Мама, как ты можешь так? С порога обижать человека.
- Ничего обидного. Мы все, творческие люди немного алкоголики. Но твой Анатолий умеет ладить с людьми. Вы, Анатолий босс?
- Был боссом, а сейчас вахтер. Сутки через трое.
- Ничего, Анатолий, с нами Вы скоро опять станете боссом. Римма, мечи на стол.
Женщина встает, и я вижу перед собой высокую статную женщину, сохранившую привлекательность.
- Если вы Анатолий, то я Анастасия. Будем знакомы, - протягивает руку. Я просто жму её, - Твой Анатолий лишен пошлой комплиментарности.
Мама Риммы ушла вглубь дома.
Раздвижной стол «книжка» мы устанавливали с Риммой.
- Вы не сердитесь на неё. Она преподавала в театральном институте историю театра. Дважды ходила замуж. Я от первого брака. Её идол Фаина Раневская.
Через тридцать минут стол готов. Разносолье, домашний шпик, забытый мной городской батон.
- Живем, как Вы, Анатолий видите, на подножном корму. Ужасно боюсь этих ГМО. Так и думаю, съем генномодифицированный помидор и сама стану им.
- Мама вообще в вопросах поглощения пищи придерживается консервативных взглядов, - хорошо видно, как любит и уважает Римма свою мать.
Женщины пили обыкновенную водку, я морс.
- Вы так испугались меня, что не пьете водки? – спрашивает Анастасия Ивановна.
Не в моих правилах делиться таким, но тут я рассказал об аварии.
- Не знаю, - задумчиво начала мама Риммы, - Может быть врачи и правы в Вашем случае, но мой второй муж после инсульта пил. Не литрами, но пятьдесят граммов за обедом, да.
Наше застолье продолжалось почти два часа. Я успел узнать, что Анастасия Ивановна кандидат наук, что она ушла из института по всей воле.
- Пришли реформаторы. Начали рушить все подряд. Даже историю они пытаются переписать. Им нипочем, что князь Яков Одоевский любимец царевны Софьи и князя Голицына создал театр с труппой из крепостных. Зачем им знать, что в Петербурге во времена Елизаветы в доме графа Ягужинского существовал театр. Что им память о первой звезде русского театра, блиставшей на сцене театра графов Шереметьевых Прасковье Жемчуговой-Ковалевой!
Два часа… И все это время говорила Анастасия Ивановна.
Я тишком глянул на часы; пропустил уже один прием лекарства, но вечернее пропускать не желательно.
- Я виновата перед Вами, слова вставить не дала. Но обещайте приехать ко мне ещё раз. Живу затворницей.
Римма вызвалась проводить меня до остановки. Светились окна в домах новостройках. Небо очистилось от облаков.  Наглый овал Луны окрашивал в сиреневый цвет округу.
- Дальше я не пойду, - Римма остановилась у той скамье, где днем проститутка предлагала мне свои услуги, - Остановку видно.
Я не находил слов, чтобы выразить посетившие меня чувства. Сорока семилетний мужчина, а веду себя как мальчишка.
Римма обеими руками взяла меня за лицо, прикрыла глаза и крепко поцеловала в губы.
- Я буду ждать тебя в центре, у Портика Руска, во вторник в семнадцать часов. Посмей не прийти, убью. 

Вторая встреча
(Начало исступления)

На вторник приходилось мое дежурство и пришлось мне выдумывать причину, чтобы вместо меня вышел сменщик.
Волновался ли я, собираясь на встречу с Риммой? Пожалуй, нет. Так действует лекарство, что принимаю я. Но готовился тщательно. Потратился и посетил Салон красоты. Купил новую сорочку. Галстуки я не ношу с того момента, когда перестал быть директором. 
Метро в час «пик». Давно я не спускался в подземку. Отвык от давки, мелькания лиц. Запахи тревожили меня. До места я добрался не расчетливо быстро.
Хожу у здания бывшей Городской Думы. Вспоминаю. Тут я стоял в очереди за билетами на поезд до города Сочи. Наше с женой свадебное путешествие. Давненько то было. Так давно, что кажется нереальным.
Позавчера жена заявила, что нам надо разъезжаться.
- Будет верхом безнравственности, если я приведу сюда мужчину. Ты забыл, что я женщина.
Разъезжаться так, разъезжаться. Мои мысли и чаяния лежат в другой плоскости. Меня не волновало, сколько будет стоить съемная квартира. А то, что мне придется покинуть нашу жилплощадь, я не сомневался. Меня сей факт не волновал.
Так что, прохаживаясь по тротуару, я думал о другом. Что я скажу ей? Мне не пришлось говорить первому.
- Ты красив, чертяга. Небось, от дам нет отбоя. Я шла сюда и думала, куда нам пойти. В ресторан? Не терплю современные рестораны. Гулять под ручку? Уволь. Идем ко мне. Я девушка без предрассудков. 
Уверено Римма берет меня под руку и ведет куда-то.
- Я по мужу Паршина, а в девичестве я Берг. Мой прадед приехал в Петербург, как сказали бы сейчас, делать  свой бизнес. Тут нашел жену, тут и венчался. Принял православие и венчался.
Мы свернули на улицу Марата.
- Тут я живу. Учти, я живу активно. Так что никаких недоуменных вопросов, если обнаружишь в ванной что-то из предметов мужской гигиены.
Откровенно. А что я ждал?
По широкой пологой лестнице мы поднялись на второй этаж.
- Видишь, я живу на бельэтаже. Так жили буржуи. Войдем, и ты увидишь мои хоромы.
Вошли. Большая прихожая. По одной стене книжные полки. Такого количества книг в частном собрании я раньше не видел.
- Что, впечатляет? -  я киваю в знак согласия.
- Моя бабушка по материнской линии рассказывала, как плакала, когда брала отсюда книги для топки «буржуйки».
Она ведет меня за руку дальше, дальше по коридору.
- Тут моя опочивальня.
Молчит.  Вдруг «выдает» такое.
- В ванну кто первый пойдет? – шок. Что это распущенность? - Фаина Раневская, идеал мой и мамы как-то сказала: лесбиянство, гомосексуализм, мазохизм, садизм – это не извращение. Извращений, собственно два – хоккей на траве и балет на льду. Так что не смотри на меня как на монстра. Отношения между мужчиной и женщиной проверяются в постели.  Ты думаешь иначе?
Я не пуританин и папа мой был не из них, но все же. Но со своим уставом в чужой монастырь… И меня проводят в ванну. Шикарная посудина, я доложу. Таких ныне не делают. Предметов мужской гигиены я не обнаружил. А обнаружил идеальную чистоту.
- Умылся? – доносится голос Риммы откуда-то из глубины квартиры.
- Умылся, - отвечаю я.
- Иди на кухню.
Какой же я, а не она, извращенец. Что надумал себе? Просто Римма предложила мне умыть руки перед едой. Она шутница, я улыбаюсь и иду на голос Риммы. Она напевает арию из оперы «Травиата» - Высоко поднимем все кубок веселья и жадно прильнем мы устами. Как дорог душе светлый миг наслажденья…
- Мама живет на выселках до первого покрова. Не праздника, а настоящего снежного покрова. Так что снедать будем моим. Надеюсь, ты не отравишься, - что-то очень веселая сегодня Римма.
Я и не гурман, и не всеяден, но, то, что приготовила Римма, было по-настоящему вкусно.
- Спасибо. Послушайте Анатолий, мы с Вами перешли на ты без ритуала. В этом я виновата. Так что спешу исправиться, - Римма встает с бокалом в руке, и мы осуществляем это древний обычай германцев, выпиваем на брудершафт. То есть пьем по-братски. Первый раз за последние месяцы я пью вино.
Потом была её опочивальня. В её объятиях я воскресал, как мужчина.
- Ты мое наваждение. После развода я пустилась во все тяжкие, - её откровенность несколько смущает, - Я пыталась понять, все ли особи с мужским набором хромосом самцы.
- Каков результат эксперимента? - мне сильно захотелось покурить, и я пошлел с одра.
- Стой так, - Римма выскочила с постели, подбежала к столику. В руках её большой профессиональный фотоаппарат.
Я стою как истукан с острова Пасхи. А она-то крутится вокруг меня и аппарат стрекочет.
- Хорошо, и так хорошо.
- Ты что производством порнографии занимаешься? 
- Порнография это когда совокупление с отображением половых органов. А это мужское ню.
Знал бы я в тот момент, что скоро свое изображение, естественно обработанное, увижу на рекламных щитах мужской парфюмерии.
- Я покурить встал, - тут же поспешил одеться.
- Сейчас принесу сигареты, - Римма одеваться не спешит. Красива женщина.
Мы стоим у окна, выходящего во двор, и курим.
- Когда я увидела тебя рядом с Люсей, я сразу поняла, этот мужчина несет в себе особую энергетику. Что-то внутри меня завибрировало. Ты веришь в судьбу? Не отвечай. Ваш мозг устроен так, что окружающий мир вы воспринимаете прагматично. Редкие индивидуумы сохраняют детскую непосредственность, и тогда является миру гений.
Я не стал уточнять, каковы были результаты её эксперимента. Мне было это просто неинтересно.
За окном темно. Редкие окна в доме напротив продолжают светиться.
- Останешься?
- Нет, мне завтра рано утром на дежурство заступать.
- Я вызову такси. Нечего так поздно болтаться по улице. Я боюсь за тебя.
Римма стала первой женщиной, которая сказала такое.
Мы стоим у машины такси. Её руки у меня на плечах. Своими я обнимаю её стан.
- Я позвоню тебе. Ты не забывай меня. Не теряйся. Я нашла тебя и мне страшно потерять.
- Я не кошелек. Не потеряюсь.
- Иди, - Римма резко поворачивается и входит в подъезд.

От встречи до встречи
(Пауза)

С первым снегом, а он выпал в том году рано, в последней декаде октября, я переехал на новое место жительства. Жена и есть жена. В наш дом она ввела своего нового партнера по сексу. Это её выражение. А в его квартиру поселила меня.
- Думаю, тебе в однокомнатной квартире будет не тесно, - так шутит моя уже бывшая жена. Районный отдел записей актов гражданского состояния оформил наш развод без суда.
Сутки через трое, сутки через трое. В таком режиме я живу. Но, если раньше до встречи с Риммой он меня не угнетал, то теперь, стыдно признаться, я желал видеть её каждый день. Каждый час. Более того, каждую секунду. Сижу в своей каморке за стеклом, а сам думаю, вот сейчас она мне позвонит. Но мой старенький мобильный телефон молчит.
В таком напряженном ожидании прошли две недели. Выпавший снег, как у нас водится, сошел. Засветило солнце. Особо смелые дамы опять надели легкие плащики и курточки.
А я как влез в свой пуховик, так и продолжал ходить в нем.
Тревожное ожидание, монотонность бытия, как ни странно, подвигли меня к активным поискам новой работы. Пять дней я, как слепой котенок тыкался в разные газеты. Но, куда, ни позвоню, везде отказ.
Пути судьбы неисповедимы. Сижу я как-то за стеклом и, отчаявшись найти новую работу, разгадываю сканворд. «Заклинило» над названием футбольного клуба из Махачкалы.
- Может быть, я Вам смогу помочь? – поднимаю глаза, а за стеклом женское лицо. Читаю вопрос.
- Я тоже не футбольный фанат. Я больше по части недвижимости.
- Так это вас называют риелторами?
- Точно. Но я предпочитаю русское – специалист по обороту недвижимости. А Вы по специальности кем будете?
Я отвечаю.
- Это Ваше образование, а кем Вы фактически трудились до этого места? – называю должность, - Это то, что нужно мне. Беру Вас на должность своего заместителя.
- Вы отважная женщина. Что Вы обо мне знаете? И почему я тут?
- Я трусиха. О Вас разузнала все, что мне нужно. Естественно, я не интересуюсь Вашей интимной жизнью. Можете не опасаться, домогательств с моей стороны не будет, - открыла рот в улыбке, - Во всяком случае, первое время. Вот Вам моя визитка, - удалилась. Я грешен, оглядел её фигуру. Хороша!
Домой я вернулся в приподнятом настроении.
Приняв душ, проделав несколько упражнений, решил, была, ни была, устроить праздничный ужин.
С удовольствием поглощаю салат и с вожделением смотрю на стопку водки. Это постыдное занятие прервал звонок мобильного телефона.
- Дорогой, - родной голос Риммы, - ты успел позабыть меня? – ответить не успеваю, - Я уезжала за пределы России. К сыну ездила, - и дальше скороговоркой, - Я и мама желаем видеть тебя.
- Буду, - успеваю произнести одно слово.
- Бери такси и мчись к нам. Расходы компенсирую.
Небо очистилось. Мириады звезд освещали мой путь. Такая метафора.

Третья встреча.
(Вхождение в «Эдем»)

Погода изгаляется, как хочет; с утра плюс один, днем с ветром пришел снег пополам с дождем, позже подморозило. И вот сейчас гололед.
Машина такси французский «Рено», за рулем которого мужчина то ли туркмен, то ли узбек. Что ему наши морозы, снега и сопутствующие им атмосферные явления?! Рулить в условиях гололеда он не обучен. Мало мне одной аварии, он норовит совершить вторую в моей жизни.
- Милейший, Вы, где получали права?
- Это зачем еще? – что же, справедливый вопрос, если иметь в виду нашу действительность.
- Тогда прошу Вас, остановитесь. Я выйду. А Вы езжайте дальше. До того  момента, пока не угробитесь.
- Плати всю сумму.
- Вы остановитесь.
Машина юзом останавливается.
Сую ему сотенную купюру и выхожу.
- Убью! – шипит псевдошофер.
- Попробуй, - отвечаю я и опускаю правую руку в карман.
- Русский сумасшедший, - газанул и тут же в него влетает маршрутка. Ну и хай! Тороплюсь покинуть место происшествия. Запишут ещё в свидетели. А мне это надо?
От бывшего дома генерал-полицмейстера господина Чичерина, то есть от кинотеатра «Баррикада» до улицы Марата я добирался пешком. Иногда скользя по наледям, как  мальчишка.
Стою у  дверей квартиры Риммы и её матери. Перевожу дыхание. Сверху спускается женщина. Она далеко не девушка и потому одета по погоде.
- Анастасия Ивановна, может быть, на променаде, а Риммочку я что-то давно не видела.
Я не успеваю ответить заботливой даме, как дверь распахивается и перед нами предстает во всей красе Анастасия Ивановна.
- Марфа Ильинична, не отбивайте у нас Анатолия.
- Упаси меня Бог, - восклицает дама.
Тут из-за спины Анастасии Ивановны выглядывает Римма.
- Риммочка! – восклицает дама, - Вы дома?
- Сегодня утром прилетела, Марфа Ильинична. Вам низкий поклон от Севы.
- Ах, как это мило. И что наш Всеволод? Прижился у англосаксов?
Теперь мне ясно, куда ездила Римма. Великобритания. Мечта моей юности. Не сбывшаяся мечта.
- Потом, потом, Марфочка Ильинична. У нас гость, - Римма затаскивает меня в прихожую и бесцеремонно закрывает перед соседкой дверь.
- Как я рада тебя видеть, - Римма обнимает меня, а мне неловко. Мама рядом же. И что же? Да то. Мама тоже обнимает меня. Отмечу не по-матерински. Впрочем, это я так чувствую. Это я извращенец.
- Идите умываться, - на этот раз говорит Анастасия Ивановна, но мне вновь слышится в её традиционном предзастольным предложением что-то интригующее. Определенно, мне надо обратиться к психотерапевту.
В этот раз стол был накрыт, как и положено, в столовой. Чувствовалось присутствие Анастасии Ивановны. Масса солений и прочих домашних заготовок. Отличие одно, там, на выселках они подавались в банках, тут в вазонах.
- Вы продолжает блюсти себя по части алкоголя? – спрашивает Анастасия Ивановна, взявшая на себя роль хозяйки стола.
- Римма позвонила в тот момент, когда я с вожделением смотрел на стопку с водкой.
- Дорогой, у тебя что-то произошло? – Римма в очередной раз проявила чуткость.
- Произошло. Я меняю работу, - тут я возьми и расскажи о той женщине и её предложении.
Женщины за столом перестали есть и замолчали. Молчание прервала Анастасия Ивановна.
- Видишь, Римма дочь моя, Анатолия оставлять без присмотра надолго нельзя.
Это заявление меня возмутило.
- Мне странно слышать такое от Вас, Анастасия Ивановна.  Вы образованный человек, а меня держите за какое-то домашнее животное.
- Все мы, человеки млекопитающие животные. Поспорьте.
Что мне возразить. Уважая возраст женщины, я промолчал. Не промолчала Римма.
- Мама, Анатолий все-таки наш гость. И по законам гостеприимства надо уважать его.
- В жилах моей дочери, Анатолий течет немецкая кровь, а в моих кровь сванов. Мы, горцы, люди решительные и прямые.
Я начинаю понимать, что Анастасия Ивановна так шутит.
- А в моих жилах течет татаро-монгольская кровь.
Римма! – восклицает Анастасия Ивановна, - твой Анатолий обыграл меня вчистую.
Дальнейшее наше застолье проходило в обстановке взаимного уважения и внимания. Я позволил себе выпить три маленькие, граммов по тридцать стопки водки. Анастасия Ивановна в этом себя не ограничивала. Я поражался, как эта достаточно изящная женщина, театровед, пьет и не пьянеет.
- Дети, - начала Анастасия Ивановна, и запнулась, - кажется, я напилась, как извозчик. Проводи меня, дочь в спальню.
Уже в дверях она обернулась, подмигнула мне и попыталась что-то сказать. Не вышло, и она руками показала мне, что я должен делать. Было весьма странно видеть такие манипуляции от столь интеллигентной женщины.
- Мама стала пить, - грустно сказала Римма, вернувшись в столовую, - А у неё печень с детства больна. Чай будем пить?
Я видел, что Римма устала и чем-то встревожена. 
- Нет. Ты устала. Как говорится, с корабля на бал.
- Ты прав. Я добиралась до Питера на пароме.
- Приляг.
- Не хорошо так. Пригласила в гости, а сама улеглась.
- Пустое. Я пока помою посуду, а потом почитаю.
Что-то семейное послышалось в этой фразе. Это уловила Римма.
- Как будто мы с тобой муж и жена, но я пойду. Посуду не мой. Даже если ты и станешь моим мужем, я не позволю тебе встать к раковине.
Столовая опустела. В одиночестве сижу в квартире со своей историей. Как говорила Римма, тут её бабушка пережила самые тяжелые дни блокады. Тут она книгами растапливала печку «буржуйку». Варила на ней столярный клей.
- Бабушка рассказывала, как она устраивала обед. Все как до войны, накрывал скатерть, клала вилки и ножи на специальные подставки, и начинала есть маленький кусочек хлеба так, как будто на тарелке сочный бифштекс. 
Не взять ли мне томик со стеллажа? Задаюсь вопросом, продолжая сидеть на стуле с высокой спинкой и кожаным сиденьем. Удобно же. Умели делать вещи старые мастера. Так бы и сидел. Я не то чтобы лентяй и сибарит, но люблю, знаете, понежить свое тело удобными и красивыми вещами.
- Сударь, Вы спите? – Анастасия Ивановна собственной персоной. Свежа, бодра и как всегда, чертовски привлекательна. Ей не нужна особая косметика и дорогие убранства. Она в простеньком платье выглядит королевой.
- Мог бы, и уснуть, - встаю и делаю два шага в её сторону.
- Стойте. Не ровен час согрешу. Мне пятьдесят девять, а гормоны так и играют. Вы же, юноша чертовски притягательны именно для таких особ как я.
Я отступаю и тем вызываю неожиданную для меня реакцию женщины.
Она, напротив, стремительно приближается ко мне. Мгновение и мой рот запечатан горячим поцелуем. Дыхание перехватывает. Такого поцелуя я не переживал никогда.
- Теперь идите и разбудите Римму. Будем пить чай, - все это произносится спокойно. Так как будто только что она не целовала меня страстно и нетерпеливо.
Послушно иду в спальню. Римму застаю лежащей абсолютно голой поверх одеяла. Куда я попал? Вертеп? Садом и Гоморра?
Трогаю Римму за плечо.
- Иди ко мне, - шепчет она, не открывая глаз.
  - Анастасия Ивановна зовет пить чай.
- Проспалась хищница, - какая метаморфоза, от дочерней любви к такой не прикрытой неприязни.
- Зачем ты так? Мама все-таки.
- Мама, которая прыгала с подножки трамвая, лишь бы был выкидыш. А знаешь ли ты, что с трех лет меня воспитывал один отец. Мама ушла от нас, - Римма называет фамилию когда-то известного актера. Он был старше её и скоро скончался. Приползла как побитая кошка, но скоро опять начались её, как она выражалась, экзерсисы.
- И что отец?
- Отец? Он запил. Не только русским свойственно это.
Я слушаю Римму, а она одевается. Отмечаю, свою красивую упругую грудь она ничем не обременяет. Длинная юбка из тонкой ткани прикрывает ноги, но боковой разрез всякому любопытствующему типу предоставляет возможность любоваться ногами Риммы.
- Пошли пить чай. Будем надеяться, что мама опять напьется. Я же не подкачаю, - что за стервочка моя Римма.
Чай мы пили молча. Каждый «молчал» о своем. Такое молчание тяготило меня, и я не выдержал.
- Анастасия Ивановна, расскажите что-нибудь. В Вас такая богатая встречами жизнь.
- Римма наплела. Да, моя жизнь была богата встречами. Одни приходили для мимолетного общения. Другие надолго входили в мою жизнь. Но то не значило, что они сами значили в моей жизни больше. И сами стали для меня более значимыми. Вот такая тавтология вышла.
Анастасия Ивановна встает из-за стола и уходит в коридор.
- Пошла тяпнуть. У неё схроны везде.
Что мне сказать? Надо молча принимать их такими, какие они есть. 
Анастасия Ивановна скоро вернулась; за столь короткое время нельзя открыть «схрон», тяпнуть, привести себя в надлежащий вид и вернутся.
- Анатолий, вручаю Вам эту книгу. Для прочтения, не насовсем. 
Беру томик в руки. Красная обложка с тонкой золотой окантовкой. На ней шрифтом Антик – Борис Гуральник, и ниже крупнее: Повесть.
Гляжу недоуменно на Анастасию Ивановну.
- Понимаю Ваш вопрос во взгляде. Сейчас принесу штофик, выпьем и я расскажу историю этой книги.
Анастасия Ивановна выходит из столовой.
- Что ж, этого следовало ожидать, - обречено говорит Римма.
- Ты окончательно определила мать в алкоголики.
- Да пускай бы, но у неё печень больная. Кто будет сидеть с ней, когда она сляжет? Мне работать надо. У меня богатого мужа нет, - глянула на меня хитро, - И не предвидится.
- Вот он, мой заветный. Кто со мной? – голос бодрый.
- Никто, мама. Мне завтра на съемку рано, а Анатолию достаточного того, что было днем.
Анастасия Ивановна жестом известного советского комика открыла графин, осторожно налила в стопку и по-мужски, крякнув, выпила.
- Было время, - начала она без предисловия, - когда я работала в типографии корректором. Печатали и эту книгу, а я трудилась над корректурой текста. Ничего особенного. Что-то о Зощенко, что-то Ильфа с Петровым. Бытописание. Острое, на грани дозволенного, но не криминальное. Даже эротика в пределах тогдашней морали, - Анастасия Ивановна выпила ещё стопку, - Но учтите, какие, то были времена. Торкнет в башку иди в другое место какому-нибудь чинуше и каюк произведению. Так и с этой книгой получилось. Мало ли что Горлит пропустил, ему показалось и баста. Десять тысяч экземпляров под нож. Я украла три штуки прямо из-под носа дядечек в штатском. Почитайте. Там Вы найдете для себя много интересного, - ну и хитра улыбка женщины.
- Ты мне её не показывала, - с обидой говорит Римма.
- Не было случая. Кроме того, это скорее интересно Анатолию. Автор мужчина и пишет от своего имени.
Как и днем за обедом, Анастасия Ивановна быстро захмелела и пошла спать.
В эту ночь мы с Риммой почти не спали. Ласки её были нежны и бесконечны. У меня хватило сил отвечать ей.
- Выйдем вместе, - говорит Римма, допивая кофе, - И тихо. Чтобы маму не разбудить.
Последние дни октября. Мелкий колючий снег. Порывистый северный ветер. Голая земля и скользкий асфальт. Вереница машин на Невском проспекте. Злые спешащие люди. И только я, до краев наполненный чувством удовлетворения, тихой радости иду рядом с Риммой.
- Мне кажется, - говорю я ей,
 - я побывал в Раю.
- Так оно и есть, мы оба прожили ночь в Эдеме, - она коротко обнимает меня, целует в щеку и скрывается в массе прохожих спешащих во чрево метрополитена. 
Она ни слова не сказала, когда мы опять встретимся. Мне горько.


Не одним увлечением жив человек.
(вторая пауза)

Моя служба в качестве вахтера заканчивалась. Мария Петровна Сазонова заявила, что она не желает иметь конфликта с моими работодателями и потому я должен отработать положенные по закону дни.
Вот и сижу я за стеклом. Читаю книжку, что дала мне Анастасия Ива¬новна. 
Начало мне показалось нудным, он пошел, он сказал, он сел и так далее. По потом эта нарочитая монотонность захватила меня. Прерываясь иногда, служба есть служба, я дочитал книгу почти до половины. Страниц в ней ровно двести сорок.
Поразительно! Сто двадцатой страницы нет. Сто двадцать первая страница начинается с конца слова: ться не было смысла. Вот и гадай; возвращаться? оборачиваться? Или что иное. Читаю дальше  надежде прояснить это в контексте.
Вот что написано далее, дословно:  Марина обеими руками взяла меня за лицо, прикрыла глаза и крепко поцеловала в губы.
Что это? Какое-то шаманство. Заглядываю на исходные данные книги, издательство, тираж, год издания – 1964.
Анастасии Ивановне сейчас пятьдесят девять. Выходит, ей тогда было восемнадцать.
Читаю дальше и все более поражаюсь. Такого быть не может. Возлюбленной героя около тридцати, она работает в газете фотокорреспондентом, живет с матерью, историком.
Может быть, эта книга прекрасно исполненная мистификация. Сейчас техника и не такое может.
- Увлечены книгой? – за стеклом Мария Петровна, - А я пришла сообщить Вам, что с понедельника Вы работаете у меня. Так что додежуривайте и милости прошу на раут в теперь уже наш офис. Дрескода не будет. Можете являться, в чем есть.

Увлечение, как искупление.
(встреча четвертая)

В ночь с воскресенья на понедельник повалил снег. Утром вся уборочная техника, скреперы, хапы и прочая выползли на улицы и проспекты и все равно авто создали небывалые заторы. Уборщики дворовых территорий, так почему-то стали называть дворников, едва проложив тропки от подъездов, вновь начинали войну со снегом.
Проснувшись как всегда по гимну СССР, что заряжен у меня в телефоне, не выглянув в окно, а зачем, я начал день с привычных гимнастических упражнений. Потом душ, дыхательные упражнения и завтрак.  Допивая чай и дожевывая бутерброд с сыром сулугуни, я слушал по радио Вести FM новости.
Телефон пропел песню о молодости нашей, этот сигнал установлен на звонки Марии Петровны.
- Как тебе снегопад? Опять наши цари скажут: аномалия.
- А я ещё в окно не смотрел, а по радио до погоды не дошли.
- Святой человек. Живешь, как  Раю. Сиди дома. Офис все равно замело. Мне охранник позвонил. Подожду, когда мне тропку прокопают, и приеду к тебе. Жди. Вчера в duty free купила бутылку Текилы. Будем пережидать непогоду. 
Мария Петровна добралась до меня за сравнительно короткий срок; не прошло и двух часов, как она вошла в ту квартиру, что милостиво предоставила мне моя бывшая жена, не спросив разрешения у своего любовника.
- Ты живешь плохо, - профессионально заявила Мария, - будем решать вопрос. Но это после, после. А сейчас жажду забыться. Осточертели наезды. Тебя берегу.
Валил и валил снег. Призванные держать город в относительном благополучии люди устали бороться с ним, но продолжали сжигать бензин и дизельное топливо, ибо самый главный начальник в городе пригрозил всех уволить. А работать, кто будет? Резонно спросить его, да некому. Ему указ сам Бог в лице Президента республики. У того своих забот хватает. ВВП не хочет расти, как он задумал. Иностранные дельцы, businessman’s, артачатся и не хотят тащить мешками свои капиталы ему в казну. Свои же дельцы сплошь хапуги. Ни копейки не отдадут; все наоборот, увозят за границу. Так что вертись, крутись городовой начальник сам как-нибудь. 
- Напьемся, Толя, - Мария испросила разрешение и разделась до лифчика сверху. Топят тут исправно. Сам бы разделся, да субординация не позволяет.
Мой опыт общения с пьющей женщиной ограничен. Хорошо помню Анастасию Ивановну.
Мария пьянело весело.
- Толя, что ты такой грустный? Хочешь, я станцую? – не дожидаясь от меня ответа, Мария выходит на середину комнаты. Честное слово, она была прекрасна. Ритмичные движения плечами, руками и бедрами кого хочешь, приведут в состояние возбуждения…
- Сколько сейчас времени? - спрашивает меня Мария, не снимая руки своей   с моего живота.
- Не знаю. Сейчас темно и днем и вечером.
- Ты не прогонишь меня?
- Я похож на садиста?
- Да, да, - радостно отвечает женщина, - Настоящий садист. Живого места не оставил.
- Аналогично, - нам весело.
Потом мы долго ужинали. Я с удовольствием наблюдал, как Мария хозяйничает на кухне. Все, что она приготовила, было вкусно.
- Пойдем на двор. Хочу подышать ночным воздухом, - возражать Марии не было оснований.
Снегу навалило так, что пройти можно было только на лыжах. Но мы, проваливаясь по колено, все, же двинули вглубь двора. Поразительно однообразие фантазий архитекторов. Детский грибок почти точно повторял черты того, под которым проститутка Люся предлагала мне вои услуги. В какой-то миг мне почудилось, что вот сейчас появится Римма и прогонит её. Рядом тесно прижавшись, сидела Мария.
- Хорошо. И совсем не холодно.
Мы отпили из фляжки по глотку хорошего коньяку.
Снег продолжал валить.
Утром я провожал Марию.
- Дальше я пойду одна. Я позвоню тебе, - поцелуй её был короток.
Я не стал смотреть ей вслед. Нечего следовать словам давнишний песни: я обернулся посмотреть, не обернулась ли она, чтоб посмотреть, не обернулся ли я.
Неужели, история повторяется? И следом я невольно сравнил эту ситуацию с сюжетом книги Бориса Гуральника.

Закономерный конец влечения
(встреча пятая) 

- Вам надо бы лечь в стационар. Недельки на две под капельницу, физиотерапия.
Я посетил врача невролога просто так, профилактически.  Чувствовал себя превосходно. Иначе и быть не могло. Квартира уже бывшего любовника отошла мне. Мария постаралась, и я быстро оформил её в собственность. Более того, как только акт вступил в силу, я продал её и приобрел другую.
- Теперь ты застрахован от любых посягательств. Ты добросовестный собственник.
Агентство недвижимости «Валдай» теперь в нашей с Марией совместной собственности.
- Пожалуй, я соглашусь с Вами, доктор, - есть средства, так почему же не отдохнуть две недели?
Палата на две койки, душ и туалет один на две палаты. Чистота, порядок, вежливое обращение персонала.
Врач ординатор осмотрев меня, констатировал полное восстановление всех функций моего мозга.
- Назначим Вам укрепляющие процедуры. Такие обычно назначают в санатории, но для Вас сделаем исключение, - в последнюю фразу врач вложил какой-то ему только ведомый смысл.
Я хорошо переношу внутривенные инъекции. Процедурная сестра не перестает хвалить мои вены. И на физиотерапии меня хвалят. Ванна с солями и душ. Что может быть приятнее?
Осталось упомянуть питание. И тут все прекрасно. Диета и режим сотворили свое; через пять дней «окреп» на три килограмма.
Дочка навестила меня как раз в эти дни. 
- Отец, ты потолстел, но тебе это к лицу. Настоящий босс.
Доложив, что у неё все «ок», это у них значит все хорошо, надавив мне сока, она поспешила, - Дел по горло.
Мария слала мне, чуть ли каждый час пресловутые СМС,ки.  Честно говоря, я не хотел, чтобы она навестила меня. Я не кокетка, но и предстать перед ней в больничной одежде мне не хотелось.
Две недели для меня буквально пролетели.
- Завтра на выписку. Жалобы есть? – спросил меня врач. Я ответил отрицательно, - Тогда попрошу Вас, напишите отзыв.
Вот ведь как. Рынок рынком, а авторитет остается в ходу. Выражаясь вычурно – реноме.
Настал час выписки. Как приятно переодеться в цивильное платье. Больничную одежду оставил. Зачем тащить её домой, пропахшую хлоркой?
Середина мая. В лесу пробились подснежники и расцвели ландыши. Хорошо бы поехать на озеро. Рыба изголодалась, и будет хорошо клевать.
Выхожу на парадное крыльцо. Глаза зажмурил, солнечный свет ослепил. А, когда открыл их, то увидел стоящую передо мной Марию.
- Я тебя встречаю, как роженицу, - протягивает букет цветов, - Пошли скорее, покажу нашу обновку.
Обновкой была автомашина. Насторожило слово – наша. Фирма в совместной собственности это одно, но совсем другое дело предметы персонального пользования.
- Едем к тебе?
- Конечно. Мне надо релаксироваться после больницы.
В машине я коротко поведал о больничной жизни.
  - А ты пополнел.
- Это поправимо, - обмениваемся малозначащими фразами, но я чувствую, Мария хочет мне что-то важное сообщить. Не тороплю.
Мы проезжаем мост и тут Мария говорит.
- Прошу, поедем ко мне. Я готовилась, - и столько мольбы было в её голосе, что я согласился.
Стол был накрыт как на прием важных персон. Были даже свечи.
После обязательных тостов Мария встала и так, стоя тихо сказала.
- У нас будет ребенок. Если даже ты не согласишься быть моим мужем, ребенка я оставлю. Мне тридцать один год. Я прошла точку возврата, - откуда она знает о точке возврата?

Эпилог.

Венчал нас батюшка Михаил в Чесменской церкви, когда у Марии было уже пять месяцев.
А что Римма и её мать? О них и их жизни я узнал много позже рождения у нас с Марией сына. Анастасия Ивановна умерла от цирроза печени, а Римма уехала к сыну в Канаду.


 
.