Тепла хочется

   Васе Малышкину отчаянно, до судорог в скулах, захотелось тепла. Причем, тепла не женского, в ожидании женского внимания Вася пребывал в постоянной боевой готовности. И не простого человеческого тепла. Давно известно, что от окружающих подобного проявления чувств не дождаться, окружающие сами жаждут, чтобы их окружали теплом и заботой. Малышкину хотелось атмосферного, так сказать, тепла. А еще лучше — жары. Градусов под тридцать. Чтобы лежать, обильно истекая потом, в ажурной тени пальмы, смотреть, как где-то вверху зреют финики и неспешно потягивать ледяное пиво “Tuborg” из запотевшей жестянки. Однако единственная пальма, под которой можно было гипотетически лечь, росла в деревянной бочке в приемной директора вагоноремонтного завода, где Вася работал токарем шестого разряда. Тропический экзот не мог похвастать ни высотой — чуть выше Малышкинской макушки, — ни статью. Голый, как грудь дистрофика, ствол — всю мохнатость со временем ободрали томящиеся в ожидании приема сотрудники — венчал пучок вечно пыльных серо-зеленых листьев. Гордая уроженка Африки, в отличие от своих черных соконтинентников, вывезенных в свое время в Америку в качестве рабов, в неволе не желала размножаться. Поэтому ни Вася, никто другой на заводе не знал, чем бы могла порадовать пальма при удачном раскладе: финиками, бананами, а может и какими неизвестными плодами-ягодами. Понятное дело, если бы любитель ровного загара разделся в директорской приемной до трусов и улегся на пол под пальмой, заканчивать прием ультрафиолета пришлось бы в солярии ментовки, на нарах. Но вероятнее всего, в палате городского психдиспансера.

   В родном же городе и его окрестностях росли только тополя, березы и ели. Еще осины, на которых можно было от тоски повеситься. К тому же весь этот лиственно-хвойный разнобой был густо занесен снегом, жалобно потрескивал от лютого мороза и чертил скрюченными пальцами голых веток (кроме елей, понятно) по низкому сумрачному небу прошение о пощаде.

   Ничего иного не оставалось, как взять на работе отпуск без содержания, снять в сберкассе часть трудовых накоплений и махнуть туда, где тепло.
 
   — В конце концов, — рассудил Малышкин, — не только главный галерный раб имеет право на отдых. В Конституции это право и про меня прописано.

   Придя домой и с трудом отогрев озябшие руки на едва теплой батарее, Вася выволок из чулана алюминиевую стремянку, стоя на которой он помогал маме вешать шторы на окна, взобрался по ступенькам и снял с антресолей пыльный школьный глобус, чудом избежавший помойки. Поставив круглую карту Земли на стол, Малышкин в смятении уставился на шар из папье-маше. В общих чертах парень еще со школы помнил, что мир велик. Но только сейчас, скользя взглядом по глянцевой поверхности стран и континентов, Вася в полной мере осознал, НАСКОЛЬКО он велик!

   Куда поехать? В какой стране мира оставить свои честно заработанные деньги? Решив положиться на волю Случая, Малышкин раскрутил глобус, крепко зажмурился и, выждав для надежности пару десятков секунд, опустив руку, резко прервал вращение земного шара. Все еще не открывая глаз, провернул ладонью глобус в одну, потом в другую сторону и ткнул пальцем. Случай, на который так уповал Вася, оказался большим шутником: палец уперся в точку где-то между Минском и Пинском. Ехать в царство батьки Лукашенки и менять родные рубли на неведомые зайчики, или что у них там, Малышкин категорически не хотел. Поскольку твердо был уверен, что на берегах Немана пальмы, как и в его родном городе, не растут. Вторая попытка замерзла во льдах Гренландии. И хотя, как оказалось, Случай, как и Бог, любит троицу, и Васин палец угодил наконец на территорию ЮАР, где было тепло и росли вожделенные пальмы, путешественник отверг и этот вариант.

   — В ЮАРе, — рассудил Малышкин, — с ихним Манделой белым, поди, еще хуже приходится, чем черным во времена апартеида. Аборигены до сих пор годы угнетения забыть не могут, еще в полон какому племени угодишь.

   Оставалось одно: прекратить заниматься отсебятиной, купить туристическую путевку и как цивилизованный человек отправиться отдыхать в отведенные для этого места. Застегнув под горло полушубок, опустив у шапки уши и натянув шерстяные, связанные мамой рукавицы, новый Пржевальский отправился в Бюро путешествий и экскурсий, благо располагалось оно всего в трех кварталах от Васиного дома. В Бюро вполне могли оказаться горящие путевки.

   Встретили Васю приветливо. Молодая красивая сотрудница, сидя за однотумбовым канцелярским столом, радушно кивнула на стоящий рядом стул. Посетитель, прежде чем воспользоваться приглашением, невольно запутался взглядом в декольте, на треть открывающем взору пышную грудь с белоснежной, даже на глазок нежной кожей. Мелькнула шальная мысль послать к бесу жаркое тропическое солнце, пальмы и, возможно страдающих СПИДом и желтой лихорадкой, шоколадных красоток. Вот же оно, любезное русскому сердцу тело цвета родных березок, сулящее океаны женского тепла. Впрочем, взгляд, с трудом выбравшись из тесного плена, опустился на правую кисть красавицы. На ее безымянном пальце поблескивала золотом металлическая окова обручального кольца. Малышкин загрустил.

   Как Вася и рассчитывал, горящая путевка нашлась. Уже через три дня можно было отправляться в турпоездку. В Монголию. И хотя слово «тугрики» звучало почти так же по-пиратски, как «пиастры» и от него веяло заграничной романтикой, Вася знал, что в Монголии пальм тоже нет. Там есть овцы, бескрайние степи и резко континентальный климат с ветрами и сорокаградусными морозами. Вдобавок оказалось, что для поездки даже в эту бывшую «шестнадцатую республику СССР», необходим загранпаспорт. Паспорт у Васи был только общегражданский, кондовый, для обращения Васиного организма внутри родной страны. Получение загранпаспорта, грозило растянуться на месяц, а то и полтора. А там уж и свое русское тепло наступит.

   По пути домой Малышкин завернул в гастроном и купил бутылку водки. Раздевшись, включил электрический нагреватель, все конфорки газовой плиты, набулькал полный граненый стакан и одним махом опрокинул водку внутрь туловища. Жидкость ручейком скользнула по пищеводу, по телу медленно разлилось столь желанное тепло.