Храмовник 4

*   *   *
Арассан проснулся легко и, впервые за последнее время, почувствовал, что выспался. Не хотелось даже валяться на мягкой траве, настолько бодрым и полным сил было его тело!
Чтобы никого не будить, мальчик тихо поднялся и пошел по тропинке, которая, как он помнил, вела к старейшему дереву Вебулы.
Минувший день изрядно озадачил Арассана. Все были ему рады, все были доброжелательны и предупредительны. Но загадочные надежды, которые на него возлагались,  словно окружили мальчика невидимой стеной, за которую никто не решался переступить.  Это особенно огорчало тем, что не удалось поговорить с орелем. Летающий юноша держался поодаль, внимательно присматриваясь, но близко не подходил. А ведь Арассану так хотелось узнать Летающего поближе!
И все-таки, все-таки, что за ожидания с ним связывают? Это пугало и, одновременно, будоражило воображение. Но расспрашивать кого-либо мальчик не решался. Он понимал, что рассказать обо всем должен только Таб-Хаир, и, если тот до сих пор этого не сделал, значит, время еще не пришло. И, может быть,  хорошо, что не пришло, потому что Арассан, где-то глубоко внутри себя ощущал страшную пустую дыру от того ужаса, который вырвал из него отец. И пока эта дыра не затянулась окончательно, никто не смог бы убедить мальчика в том, что он готов к принятию какой бы то ни было тайны.
Внезапно высокий куст в стороне от дороги затрещал, зашатался, испуганно раскинул ветви и выпустил наружу перепачканную ягодами рожицу маленького сфинкса.
- Тсс! – зашипел сфинкс. – Не говори, что я здесь!
Арассан присел на корточки.
- Я бы и так не сказал, - улыбнулся он. – Здесь никого нет, и я тебя не видел.
- А я нарочно вылез, - сообщил малыш. – Мне с Туном надоело играть – он никогда меня не находит, нюха нет. Но ты ему, все равно, не говори.
- Так ты от Туна прячешься? – спросил Арассан. – Он кто?
Но маленький сфинкс вдруг тихо пискнул и нырнул обратно в куст.
В следующее мгновение на дорожку опустился высокий крылатый юноша, сунул руку в негодующие от постоянных вмешательств ветки, и вытащил за шкирку сфинкса.
- Вот ты где! – воскликнул юноша. – Так и знал, что в кустах засядешь!
- Пусти, пусти! – верещал, извиваясь, сфинкс. – Ты с нами не играешь! Так не честно!
- А обижать Туна честно? Он совсем маленький, по кустам лазить не может, а ты этим пользуешься! Сейчас же иди к нему и играй, как положено.
Юноша опустил малыша на дорожку и придал ему ускорение легким шлепком. Потом повернулся к Арассану.
- Представляешь, каков хитрюга – играет в прятки с Туном, а тот – нохр, совсем маленький! У него шерстка нежная, как пух, по кустам лазить никак нельзя! Вчера залез в колючки – весь изранился. А этот пользуется…
Юноша  ласково похлопал куст по ближайшей ветке и погрозил озирающемуся сфинксу пальцем. Арассан же не мог отвести взгляда от его крыльев поэтому, собравшись с духом, восторженно спросил:
- Ты настоящий орель?
Юноша усмехнулся.
- А разве есть ненастоящие?
Арассан покраснел.
- Я вас никогда не видел. Но отец часто рассказывал… Один из ваших спас его во время Катастрофы.
- Да, мы многих тогда спасли.
- И ты!... Ты тоже спасал?! – Арассан чуть не задохнулся от восторга. – Ты из первого поколения?!!!
Тут уже покраснел орель.
- Нет, я из третьего. Но мой дед… Он спасал. И спас очень многих.
- Может быть, и моего отца тоже! – подхватил Арассан. – Я так счастлив, что говорю с тобой!
В ответ юноша протянул руку.
- Меня зовут Санихтар. Я внук Барагдира Великого, созданного лучшим из Праотцев.
- А я Арассан, - поспешил представиться мальчик.
Но орель покачал головой.
- Я знаю, кто ты. И знаю, что твой отец Таб-Хаир – достойнейший из племени людей. Но, честно скажу, мне не верится, что Последний должен воплотиться в тебе. Это несправедливо! Мы, орели, созданы им, и любой из нас достоин принять его Душу. Ты же, всего лишь человек… Прости, но именно ваше племя принесло нам столько горя.
Арассан смутился. Про Катастрофу отец рассказывал мало и очень неохотно, а мать… Тут он ничего не помнил и понимал, что возвращать воспоминание нельзя. Но теперь любопытство боролось в нем со здравым смыслом и уважением к отцу. Если спросить, этот орель наверняка ему все расскажет, но будет ли это правильно? Хотя…, другого такого случая могло и не представиться, и, кто знает, может Судьба нарочно послала ему встречу с Санихтаром, чтобы можно было избавить отца от  разговора, явно, тягостного, иначе он б давно все рассказал… И Арассан, утешая себя и, одновременно, замирая от предчувствия, что делает нечто непозволительное, попросил:
- Расскажи мне об этом.
Орель изумленно вскинул брови.
- А ты разве не знаешь?!
- Нет… То есть, знаю, конечно, но мне кажется далеко не все, или не так.
Орель с сомнением осмотрел Арассана.
- Тогда я  вообще ничего не понимаю! Может, сын Зиги прав, и священный камень действительно затухает, потому что ты совсем не тот, которого ждали?
Арассан смутился, видя неподдельное разочарование на лице Санихтара. Он готов был расплакаться от того, что совсем перестал ощущать себя Знающим. Возможно, отец еще и потому ничего не рассказывал? Просто понимал, что сын ничьих надежд не оправдает, а значит, не надо ему вникать в то, что могло бы быть, но уже никогда не сбудется.
- Ты совсем ничего не знаешь? – уточнил орель.
- Совсем ничего, - прошептал Арассан.
Разочарование на лице юноши сменилось жалостью, но недоумение осталось. Он пожал плечами.
- Странно. Твой отец едва не погиб в Катастрофе, он должен бы был….Ну, ладно, ладно, - добавил быстро, заметив первые слезы на глазах Арассана, - я все тебе расскажу, и с самого начала. Только нам нужно дойти до священного дерева – там играет малышня, а нохр Ваан просил присмотреть за маленьким Тавой. Я не должен оставлять его надолго. Пойдешь со мной?
Арассан кивнул и направился следом за Санихтаром, который благородно не воспользовался крыльями. По дороге оба молчали. Однако, мысли не скроешь, и очень скоро орель смог разобрать все сомнения и отчаянные предположения своего нового знакомого. На какое-то время он даже засомневался – в праве ли рассказывать то, что родной отец мальчика до сих пор держал в тайне. Но юношеская уверенность в своей правоте, да еще и подкрепленная происхождением от самого Последнего, быстро разметали всю неуверенность. «Пусть знает, - убеждал сам себя Санихтар. – Меня никто не прочил в последователи великого Праотца, но одного знания о нем достаточно, чтобы хотеть стать и лучше, и мудрее, чем я есть теперь. Может, и у него уверенности прибавится, а то он совсем какой-то…, не знаю даже… Какой-то он…, какой-то не тот».
Пока орель подбирал нужное слово, заросли, окружающие тропинку, расступились, и древнее дерево Вебулы предстало во всей красе. Поляна вокруг него, даже без внушительной толпы Знающих, которые собирались здесь вчера, все равно выглядела величественно и торжественно. Словно вся растительность Вебулы, как почтительные потомки, обступила своего прародителя, защищая, поддерживая и. одновременно, набираясь мудрости.
Санихтар тоже остановился на опушке, любуясь зрелищем.
- Мой дед говорит, что на земле есть еще несколько таких деревьев, - сказал он. - Но я не верю. Ведь Вебула одна, выходит, те деревья не смогли защитить свои местности во время Катастрофы и, значит, они слабее. А здесь даже Роющие не дерзнули копать свои жилища… Говорят, они не выжили вне стен Вебулы… Я не хочу в это верить, хотя, будь сам на месте Роющих, тоже предпочел бы умереть от рук дикарей, но ничем не осквернить это место… Дед говорит, что зло на земле становится все сильнее, и скоро наш народ совсем перестанет покидать Сверкающую Вершину. Но, пока стоит Вебула, этого не случится.
- А если зло проникнет и сюда? – спросил Арассан.
Лицо Санихтара помрачнело.
- Раньше я думал, что такое вообще невозможно, - тихо проговорил он. – Но, после того, что случилось у вас в Сепа, после вестей, доходящих с севера, тоже стал задумываться, что будет, если и здесь тоже… Не могу даже вообразить, что дикари будут когда-то топтаться по этой траве! Скорей, все будет так, как говорит Мак-Ран, и, когда стены Вебулы не смогут больше ее защищать, дерево покинет землю навсегда и заберет с собой все, что живет на его корнях.
Арассан попробовал вообразить, как вся эта огромная поляна, с треском и стоном, срывается с обжитого места и плавно поднимается вверх, к небу, роняя кусочки почвы с осиротевших корней. И тут же, в глубинах его подсознания, полыхнуло короткой вспышкой воспоминание о каких-то радужных, незнакомых мирах, о Гармонии, о счастье и детстве, о Пирамидах и о…, о…. Он зажмурился, чувствуя, как завозился ужас в не затянувшемся еще провале памяти.
- Идем же, - потянул Арассана орель, тоже что-то почуявший. – Малышня на месте. Там, под деревом, я тебе все и расскажу.
Действительно, уже знакомый Арассану маленький сфинкс и совсем крошечный нохр, сладко спали, привалившись к мощному стволу. На его коре проступали какие-то фигуры, силуэты деревьев и волн. Они казались совсем живыми, то ли из-за того, что дерево дышало, то ли из-за игры света, пробивающегося сквозь листву.
Это то, что нельзя забывать. - сказал орель. - Дерево Вебулы хранит разные образы. Если кому-то дорого какое-то воспоминание, он может поручить его Дереву, с тем, чтобы даже спустя многие, многие годы любой, кто пожелает, мог увидеть то, что помнил он.
 Их там много? - почему-то шепотом спросил Арассан.
 Кто ж это знает. Воспоминания нужно отдавать наедине, иначе они не будут до конца искренними. А такие Дерево не примет....
Молодые люди, ещё стоя в отдалении, почтительно поклонились, потом подошли и сели возле ствола. При этом Арассан не удержался, провел рукой по серебряной пушистой шерстке Туна.
- И правда, как пух, - сказал он и тут заметил глубокие царапины на боку малыша.
- Это от вчерашних колючек, - пояснил орель. – Я же говорю, нельзя ему по кустам…
Арассан всего мгновение жалостно смотрел как вздымается и опадает расцарапанный бочок Туна, потом сложил ладони крест-накрест, подержал их так немного и бережно, словно боялся что-то растерять, перенес одну на бочок малыша. При этом глаза мальчика налились темнотой, а золотые искорки вспыхнули в их глубине, как звезды на ночном небе.
- Что ты делаешь? – заинтересовался орель.
Но Арассан не ответил. Он что-то сосредоточенно шептал, замкнувшись в себя от целого света, а через пару мгновений, так же бережно и плавно, убрал ладонь с израненного бока нохра. Глубокие царапины, прямо на глазах, начали затягиваться.
- Ты это умеешь?! – изумился Санихтар. – Надо же! Мой дед это умеет, а вот отец уже нет. И у меня ничего не получается. Это великое Знание!
Теперь орель посмотрел на Арассана с уважением. Он явно о чем-то задумался, но мальчик, встряхнув ладонями, устроился поудобнее и напомнил:
- Ты обещал рассказать мне о Катастрофе и Последнем. Я готов тебя слушать.


 *   *   *
То, что рассказал Санихтар, с малолетства, было известно каждому Знающему, но с разной долей понимания. Те немногие, кого теперь называли Первым поколением,  застали и зарождение Изначальной жизни, которую поминали, как счастливейшее время на земле, и Праотцев, и Катастрофу со всеми ее последствиями. Второе поколение хорошо помнило только Катастрофу, а третье довольствовалось одними рассказами. И, естественно, отношение ко всем этим событиям, у разных поколений сложилось не одинаковое.
А началась история с того, что появились как-то на Земле десять Звездных Странников. Возможно, они хотели только передохнуть, а возможно свернули с пути нарочно, чтобы рассмотреть получше молчаливую, незнакомую планету. Но, что бы ни стало причиной их появления, все знают, что Странники решили остаться, покоренные земной красотой.
Десять гигантских фигур, сотканных из света, приседали на корточки над горными хребтами и, раздвинув облака, любовались скрытыми в недрах этих гор сокровищами. Они проводили сияющими ладонями над густыми лесами, зачерпывали горстями воду из океанов и поражались тайнам в глубинах и тому великому единению, которое существовало во всем…
И только одно огорчало Странников – в прекрасной планете не было Души. Она лишь молча впитывала гармонию Вселенной, не сливая с ней собственного голоса. И Странники решили дать ей этот голос.
Изо всех существ, обитавших на Земле, они отобрали по несколько представителей от десяти разных видов и вложили в них по частице своей души, наделив высочайшим разумом. Так и появилось первое поколение Знающих.
Путь познания долог, и нет нужды расписывать все этапы постепенного срастания Звездных душ с земными обитателями. Но путь этот был прекрасен! Новые Знающие не нуждались в еде, не знали страха смерти, как и страха вообще. Им не требовались физические усилия, чтобы постичь суть вещей, достаточно было одного прикосновения. И ко всем их врожденным способностям, каждый день прибавлялись все новые и новые…
Быстрее и дальше других в этом процессе познания, как ни странно, продвинулись люди - существа, чьим Праотцем стал старший Странник. Несчастные земные обитатели не имели ни клыков, ни когтей, ни даже теплой шерсти, укрывающей от холода. Они в страхе прятались по темным пещерам и боялись всего и всех, обрекая свое племя на неизбежное вымирание.
Старшему Страннику показалась очень интересной возможность понаблюдать, как высоко поднимет Разум это запуганное существо. А может, он их просто пожалел…. Но, как бы там ни было, а получив частицу Звездной души, первые Знающие из рода человеческого очень скоро стали почти равны самим Странникам. И это было началом заката счастливой Изначальной жизни.
Многие потом задавались вопросом: «почему?».Но только Знающие первого поколения понимали, в чем истинная причина падения Человека. Видимо, страх, появившийся прежде разума, был слишком силен, а высокое Знание и чистая душа Странника лишь ослабили его, да и то, в одном только первом поколении людей. Уже во втором, он снова поднял голову, хоть и робко, но только теперь изменился, приняв уродливую личину гордыни.
Превосходство над другими – вещь опасная. Оно порождает столько пороков, что способно поработить даже Знающего, с той лишь опасной разницей, что Знающий умеет обернуть порок покровами добродетели. И требуется совершенно особая проницательность, чтобы эти покровы рассмотреть, и особая смелость, чтобы их сорвать, являя всем уродливую сущность.
 Но Странники, полностью лишенные представления о том, что, хоть косвенно, может считаться пороком, не заметили зародыша опасности.
Между собой они уже давно решили, что предоставят земным обитателям самим довершать дело, начатое ими, но лишь после того, как частицы их душ окончательно приживутся в Знающих, станут их душами, и каждое новое поколение получит возможность рождаться уже с подаренным светом. Пока же, новое, второе поколение, значительно увеличившихся Знающих, следовало обучать, едва ли не заново, и Странники без устали трудились, облекая великое Знание в материальные формы.
Так и появились на Земле сооружения, которые впоследствии назвали Домами Праотцев.
Дома эти представляли собой гигантские каменные пирамиды, где сохранялись основы Знания. Они было словно законсервированы, зашифрованы в символах, значках, числе перекрытии, балок и ступеней, и легко понимались любым, кто обладал Звездной душой. Так Странники надеялись облегчить задачу для будущих поколений и их учителей.
Но события стали вдруг развиваться совершенно непредсказуемо и так стремительно, что даже те, кто мог что-то исправить, ничего не успели сделать.


Уже давно Знающие всех девяти родов стали замечать, что второе поколение человеческого племени словно раздвоилось. Одни жили, как все, следуя естественному ходу событий, но другие… Те тоже, вроде бы, ничем не отличались от своих соплеменников, вот только процесс познания стал приобретать у них все более странные формы. И если любому другому Знающему вполне хватало одного аромата цветка, чтобы понять все его устройство до самого корня, то этим новым людям обязательно требовалось подтверждение, при котором цветок безжалостно врывался и «разделывался» на части.
Подобную бессмысленную жестокость  объясняли тем, что постигли, дескать, все, чему могли научить их Странники, но никто ведь не говорил, что знание это единственно верное. И теперь они желали постичь само познание, убеждаясь в его верности. А мучения, которые при этом испытывал цветок, поваленное дерево, или разрушенная скала, и любое другое живое существо… Что ж, они должны были понимать, что все это ради великой цели. Еще чуть-чуть, совсем немного, и Человек станет выше Странников! И сможет, в отличие от других родов, сам дарить Знание, причем, не только своим потомкам, но и диким соплеменникам, все еще дрожащим в пещерах от страха. А еще они смогут создать новое Знание, дополненное, добываемое безо всяких ограничений! И, кто знает, может, скоро новые Странники прилетят из Вселенной затем, чтобы поучиться у землян уму-разуму…

Никто и никогда уже не узнает, как случилось первое убийство. Но все, жившие в то время, и Знающие первого поколения и, уже появившиеся, Знающие поколения второго, все они почувствовали, как содрогнулась от ужаса Земля. И частицы их душ, подаренные Странниками, содрогнулись тоже.
 Словно ураган пронеслось в воздухе первое, мгновенное недоумение, а потом…
 Трудно обозначить словами то, что сделалось потом.
Сила вселенского единства мгновенно сплотила светлых гигантов воедино, притянув их друг к другу, словно магнитом. Всех, кроме одного, самого молодого. Он был слишком увлечён, выращивая Сверкающую Вершину – горную пирамиду для своих возлюбленных крылатых орелей - поэтому только девять сияющих фигур попытались создать заслон злу, которое фальшивым ревом прорезало только-только зарождающуюся земную мелодию.
Увы, это была попытка, с самого начала обреченная на провал. Совершенно растерянные перед злодейством, недоступным для их понимания, светлые  Странники не умели бороться с явлением, природа которого была им абсолютно чужда. Как, впрочем, и само понятие «бороться». Невозможно победить глухоту песней и вычистить грязную лужу одним лишь отражением в ней радуги… Несчастные светлые души стали вдруг наливаться чернотой, и, одновременно с этим, наполнялись страхом и души их созданий. Все постигнутое видоизменялось, приобретало уродливые очертания, мысли путались, и Страх заползал в них безнаказанно, не встречая заслонов Разума.
Кто знает, к чему бы все это могло привести….
Но связь, существовавшая между Странниками и их созданиями, позволила Старшему прочувствовать опасное смятение. Собрав силы, которые в нем оставались, Праотец человеческого рода раскрыл, все еще ослепительную, но уже слабеющую собственную Душу и, словно бы обнял ею гибнущих Странников. Он «втянул» в себя собратьев, пытаясь, , уничтожить расползающееся зло, хотя бы так… Хотя бы в них самих, чтобы не отдавать ему Живущих!  Но и эта попытка не удалась….
Разумное Зло оказалось всесильным.
Оно высасывало могущество гигантов, наполнялось им и делалось сильнее и сильнее, грозя окончательно поработить и их создания.
И тогда Старший сделал последнее, что мог.
Он обратился в камень, вместе со Странниками, которых «вобрал» в себя, и души их мгновенно окаменели тоже. А следом прервалась связь со Знающими, и зло, ползущее по их душам, приостановилось. Мертвеющий камень, какое-то время еще источал сияние, но вскоре потух, и всем, кто чувствовал, стало ясно -  Странники погибли.
Горе от потери было так велико, что защитило Знающих. Зло, в их душах остановилось, а потом и вовсе стало уходить, изгоняемое чувством более сильным.
Однако, мир уже изменился.
Казалось, даже воздух был пропитан отчаянием и гневом. Стало трудно дышать, будто, осознав утрату, он сжался в кулак, то ли защищаясь, то ли для ответного удара. А потом восстала и сама Земля. Почернело небо, из него хлынули потоки воды, и океаны выплеснулись из границ, ломая берега, которые, в ответ, принялись изрыгать огонь и сотрясаться. И свирепый ветер помчался надо всем этим безумием, довершая начатое огнем и водой. Земля словно стремилась очиститься, стряхнуть с себя все, и казалось, никому не будет спасения.
Ослепшие и оглохшие Знающие метались среди разгневанных стихий, чувствуя, как страшно и безнадежно рвутся вчерашние связи, и гибли тысячами в огне и воде, под опадающими деревьями и обломками скал, с которыми, совсем еще недавно они составляли единое целое.
Напуганная озлоблением Жизнь уничтожала саму себя.
 Но тут с высоких гор, изливающих огонь, как раскрытые раны, спустились орели во главе с последним, оставшимся в живых Странником. Взмахами крыльев они успокаивали огонь, выхватывали из облаков пыли и бушующих волн тех, кого можно было спасти, и уносили их к Сверкающей Вершине, спокойной и величавой, наполненной разумом последнего Странника. Там, в глубоких тоннелях и пещерах, спасенные Знающие, пережидали гнев земли, один на один со своим горем и искали ответы на вопрос: а что же дальше?.
Был среди них и отец Арассана.
Совсем еще ребенок, он не слишком хорошо помнил события тех страшных дней.  Только и осталась в памяти огромная пыльная туча, вместе с которой летели прямо на него обломки деревьев и гигантские камни. Да, невесть откуда взявшаяся, крылатая тень, метнувшаяся наперерез смертоносной туче. Тень подхватила испуганного мальчика и понесла его выше и выше…


Много горя свалилось тогда на Землю.
Когда утихли все извержения и вернулись в свои берега океаны, осиротевшие Знающие осознали, что спасением от Катастрофы обязаны еще одному несчастью, отобравшему у них последнего Странника.
В момент убийства, которое так переменило мир, он ТВОРИЛ, и зло, ползущее по земле, не тронуло его душу. Но смятение собратьев, их растерянность, отчаяние, а затем и гибель, Последний почувствовал. Та же сила, что сплотила Странников, призвала и его. Однако, путь от Сверкающей Вершины не скор, а беда всегда случается мгновенно. И все, что оставалось Последнему, это спасать от гнева Земли то немногое, что еще можно было спасти. Но, исправить и сделать так, как было прежде, он уже ничего не мог.
 И сознавая это, чувствуя чужую боль, как свою собственную, сердце Последнего не выдержало. Оно разорвалось. Развеялось в сияющую пыль, которая, словно сетью накрыла земное безумие и наполнила воздух величайшей Любовью.
И Земля утихла, устыдившись собственного гнева.
Легким дождем, как горькими слезами, смыло с ее лица все последствия Катастрофы. Бессильно опустились гигантские волны, вулканы, горестно вздохнув последний раз, перестали содрогаться огненным кашлем. И печаль воцарилась в мире, где, совсем недавно, все дышало покоем и разумом. А Знающим, разом потерявшим основу жизни, ничего другого не оставалось, как создавать все заново.