Магнитики на холодильнике

Я бросил жетон в верхнюю дырку турникета, но он в третий раз вывалился внизу. Я попробовал в четвертый раз. Это был мой единственный жетон, а очередь в кассу доставала хвостом чуть ли не до входных дверей метрополитена. Давай же, дружище, соглашайся и падай вниз. Я чувствовал, что сзади начинает расти очередь и вместе с ней общественное недовольство.
Жетон выпал снова.
Вдруг за спиной я услышал крик. Какой-то парень с огромной черной спортивной сумкой кричал: "Саня! Саня! Саня!". Он просто кричал и упирался всем телом. Руками и ногами он цеплялся за невидимые перила. А трое людей тащили его в сторону комнаты милиции.
Я вспомнил, как в детстве неоднократно наблюдал забой свиней. Сначала к свинье заходят и говорят, мол, выходи, иди погуляй. Но она-то знает, что раньше ее никто гулять не звал. И сегодняшний день ничем не отличается от вчерашнего. Зачем гулять? Эй, мужик, я 3 года сидела в своей вонючей клетке и мне было хорошо, зачем гулять? Ее подталкивают. Она поддается. Но сомневается. И тут на нее начинают набрасывать веревки, хватать за лапы и она окончательно понимает, что никуда она идти не хочет. Это подстава. "Саня! Саня! Саня!". Поздно.
Люди в гражданском видимо были ментами и они, наверное, хотели досмотреть сумку парня. Но этого никто из свидетелей происходящего не знал наверняка. А эти еще приговаривали: "Ты что сумасшедший?!". Мол, они-то ребята нормальные, а ты чего сопротивляешься? Чего смотришь, свинья? Мы же покормить тебя ведем, покормим и вернешься. Хрен там. Любая свинья чувствует, когда ей хотят засунуть шило между передних лап.
В крике свиньи столько отчаяния, сколько я не слышал больше ни в одном животном. Возможно, свинья слишком рано понимает о предстоящем ее убийстве и слишком долго живет с этого момента до конца своей жизни. Этот парень кричал так же.
И хвала небесам – мой жетон с пятой попытки был принят турникетом и я проскочил внутрь. Повернул голову. В очереди за жетонами стояла толпа: кто-то читал газету, кто-то писал смс, кто-то говорил по телефону. Многие люди все еще смотрели вслед закрытым железным дверям. Кто-то быстро спустился по ступенькам к уходящему поезду. Я успел купить свежий Armiger и увидел на обложке Фиделя. Дежурная зевнула. Милиционер крутил на пальце цепочку от ключей. Президент обедал. А парень в клетке ждал, что Саня хоть как-то ему поможет.
С журналом под мышкой я спустился на перрон и стал ждать поезда. Мой взгляд скользнул на парочку, целующуюся на скамейке. Эта грязная шлюшка смотрела прямо мне в глаза и целовалась взасос с этим неудачником. Я даже не знаю, что я в ней нашел, но она мне даже понравилась. Красивая. Стройная. Брюнетка. Я всегда был падок на брюнеток. И на блондинок. И на шатенок. И иногда на рыжих. Но больше всего меня сводили с ума брюнетки. Я взял журнал и хотел уже подойти и дать ей пощечину, но в этот момент подъехал поезд. Я зашел в вагон, а она продолжала на меня смотреть, выпивая слюни какого-то убогого мальца в нечищеных туфлях. Она просто вливала в него свои слюни и выпивала его слюни и смотрела на меня. Такой себе любовный треугольник.
Я открыл журнал. Как всегда – в нем было нечего читать. Я просто пролистывал этот журнал в надежде, что что-то меня зацепит. Он похож на рынок с поношенными вещами. Ты ходишь и смотришь по рядам, а потом понимаешь, что тебе здесь вообще нихрена не нужно, но ты надеешься, что вдруг ты найдешь вещь, о которой давно мечтал. Лотерейный билет для бедных.
Я закрыл журнал. Возле меня стала парочка. Ей где-то 45. Ему тоже. Она обчмокивала его, как убуханный подросток. Примерно один раз в 30 секунд она делала громкий слюнявый чмок, что даже шум поезда не мог его заглушить. После этого он, неприступно глядя перед собой, словно император, издавал чвик - так он пытался высосать остатки еды в прогнивших зубах. Так мы и ехали. Чмок. Чвик. Чмок. Чмок. Чвик. Под такой аккомпанемент особо не почитаешь.
И тогда я увидел в углу ее. Она сидела с краю на угловом сидении и смотрела по большому сенсорному телефону мультфильм про огромную панду. На ней были ее любимые светло-синие джинсы трубы, большая теплая куртка в мелкую клетку и большой теплый шарф, обмотанный вокруг шеи. Шарф закрывал ее рот, а не голове была шапка, которая закрывала ее лоб. Сзади висела коса золотистых волос. Она была с рюкзаком, который даже не сняла с плеч. Я вглядывался в нее и видел только ее нос и белую кожу. Я не видел ее глаз, но очень хотел в них посмотреть. Что там – счастье или грусть? Одиночество или ожидание?
Она смотрела мультфильм, а я смотрел на нее. Она была властной, независимой, строгой, безразличной к окружающим. Она смотрела на панду, а я смотрел на нее. Мультфильм должен был быть смешным, но она даже не улыбалась. Она не выдавала ни своих мыслей, ни эмоций. Я подошел к дверям и стал возле нее. На следующей мне выходить. Панда упала. Было похоже, что у панды начинались крупные проблемы и я решил проехать еще одну остановку. Она, не поднимая глаз от телефона, встала и приблизилась к дверям. Я продолжал смотреть на нее.
- Эй, крошка, ты что меня не замечаешь?
Она подняла на меня глаза, потом снова опустила их на телефон и пошла вперед. Конечно, я разозлился. Подбежал к ней и вырвал из ее рук телефон и нахрен выключил этот мультфильм.
- Его потом нельзя посмотреть? Когда меня не будет, например. Почему я всегда должен что-то ждать?!
Она повела бровью и едва заметно улыбнулась краешком губ. Вырвала назад свой телефон и молча пошла вперед. Я стоял посреди перрона, как случайно забытый ботинок. Как потерянная варежка. Вокруг все только на меня и таращились.
- Антонина, погляди, хороший ведь ботинок!
- Да уж, жалко только, что один.
- Глядите, какой ботинок пропадает…Ай-ай-ай…
- Да он же, как новый!
А ты стоишь и смотришь вслед ее быстрой походке. Ты видишь, как двигаются ее ноги, но длинная куртка не дает посмотреть на ее попку. Ее кругленькую аппетитную попку.
В лифте она на меня даже не смотрела. Просто теребила в руках ключи. Молодец, видимо телефон уже спрятала в карман, а то летел бы он вместе с пандой по мусоропроводу. Для нее поездка на 3-й этаж длилась минут 30, наверное. Насупилась.
Она открыла входную дверь и я вошел за ней. Быстро сбросила обувь, зашла в комнату и вышла оттуда с полотенцем и черными трусиками. Захлопнула дверь в ванную. Не успел я снять правый ботинок, как она вылетела оттуда, снова зашла в комнату и вернулась оттуда с халатом. Ну да, как же без него. А, между прочим, я любил этот халат – коротенький, тоненький, как накидка для гейши.
Ладно, хрен с ним, с халатом. Иди мойся.
Я снял второй ботинок и пальто. Зашел на кухню. На холодильники новые магнитики. Турция, Япония, какие-то острова. Ишь ты – разъездилась. То-то я не мог ее найти.
Я открыл холодильник. Там стояла открытая бутылка бехеровки, апельсиновый сок, сырок, мясо, творог, масло. Главное отличие мужского холодильники от женского: там всегда есть яйца. В этой квартире их не было давно и я этому был очень рад. Первый тост был именно за это.
Я подошел к двери ванной и постучал. За дверью шум поменялся, как будто душ направили на стену.
- Малыш, тебе взбить коктейль?
Шум приобрел обычный звуковой окрас.
Как хочешь.
Второй тост я сказал возле двери ванной. Я посмотрел на мои ботинки и сказал:
- Питер! Джон! Давайте выпьем за великую и неповторимую, а также непобедимую и недосмотренную Панду!
Пока я допивал второй коктейль, я включил радио. Там играл какой-то рок-н-ролл. Немного послушал и стал делать третий коктейль. Я начал нервничать в ожидании ее. Какой она сейчас выйдет? Я знал, что на ней будут черные трусики и мой любимый халатик. Я подошел к двери ванной и сел на пол. За дверью уже не было слышно шума воды.
- А я думал, ты вышла замуж за какого-нибудь узкоглазого япошку. Не спрашивай откуда я узнал – я все видел. И магнитик на холодильнике видел. Ты, кстати, нигде его семейные фотки не хранишь? А то я люблю поиграть в 10 отличий.
Я отхлебнул.
- Представлю, как бы вы спорили об имени ребенка. Он «Иво нана звать Сюн», а у тебя в голове одна мысль: «Его же в школе все будут называть писюн». Ты ему говоришь, что так нельзя, а он обижается. Сюн-писюн.
Я отхлебнул снова и услышал какой-то звук из комнаты. Как будто кто-то засмеялся. Я вскочил на ноги и открыл двери в ванную. Там было пусто.
- Какого…!
Она стала заливаться смехом и включила телевизор. Я обиделся и пошел делать себе новый коктейль. Пропустил самое интересное – как она мокрая и распаренная выходит из душа.
Смешав бехеровку с соком, я зашел в комнату. Она лежала на диване в спортивных штанах, футболке, на ней были серые носки. Все пропустил. Но и такой наряд мне показался очень сексуальным. Она лежала и смотрела в телевизор. Я сел в кресло и стал рассматривать ее квартиру. Книги, посуда, хозяйские фотографии, дешевые часы – она снимала эту квартиру.
- У тебя часы не работают.
- Там сели батарейки.
О, это было лучшее, что я слышал в моей жизни. Ее голос звучал немного обиженно, но в то же время она будто забыла о своей обиде.
- А у тебя есть батарейки? Я поменяю.
Она замолчала. Поняла, что рано сдала позиции.
- Малыш, я на улицу не пойду, а то ты меня потом не пустишь. Поэтому если эти часы простоят на отметке в 7 утра 40 минут еще лет 20 – я совершенно не расстроюсь.
- Батарейки у меня в сумке. Сумка в коридоре.
Я пошел в коридор и залез в ее сумку. Эту сумку нельзя считать женской – в ней лежал чехол с визитками, портмоне, чьи-то визитки, служебное удостоверение, помада, упаковка жвачек, ключи, мелочь. И упаковка батареек. Никакой косметички. Никакого хаоса и бардака. Мне это нравилось.
Я поменял батарейки и поставил на 23:57. Какое метро – уже поздно. Не выгонит уже.
Она продолжала лежать и смотреть телек, а я решил пока больше не пить.
- Тебе сделать коктейль?
- Сделай.
Глаз от телевизора она не отвела. Ага, подуйся еще.
Сок в пакете заканчивался и я сделал себе покрепче. Принес два стакана в комнату и присел на кровать.
- Спасибо.
Она сказала это и, слегка прищурившись, отпила.
- Вкусно?
- Угу.
Она улыбалась и смотрела телевизор. Я даже не знал, что там показывали. Я сделал глоток, а потом поставил стакан на подоконник.
- А где пульт? Я хочу переключить.
Она дала мне пульт, а я стал клацать. По телевизору показывали всё, чтоб скрасить человеческое одиночество: футбол, бокс, эротику, секс по телефону, фильм с Брюсом Уиллисом, фильм с Дэвидом Духовны, историческую документалку, мистику, расследования, политическое шоу. Я выключил телек. В комнате стало тихо и темно.
- Тебе ничего не понравилось?
Она спрашивала, как бы заигрывая со мной – слегка улыбаясь и поддразнивая. Легко, спокойной. Не боясь темноты, не боясь меня. Как будто она доверялась мне и специально меня дразнила.
Я отбросил пульт и подсел к ней ближе. Провел рукой по ее щеке и поправил волосы. Они были еще влажные. Она не сопротивлялась и смотрела в мои глаза. Потом допила коктейль и поставила стакан на пол. Я приблизился к ней своим лицом. От нее пахло свежестью и гелем для душа. Я поцеловал ее в щеку и краешек губ. Из ее рта пахло бехеровкой и апельсиновым соком. Я поцеловал ее снова, но уже в половинку губ. Потом снова. Она ответила мне. От нее веяло жаром, как будто я целовался с костром, который вот-вот разгорится. Но это было так горячо, мокро и чудесно, что я не смог бы от этого оторваться, даже, если бы это был настоящий огонь. Я провел рукой по спине, футболке. Она была без лифа и мне это очень возбудило. Я забрался рукой под футболку и провел ей по ее левой лопатке. На спине было горячо. Как на углях. Эти угли разожгли меня. Я стал целовать ее еще сильнее и страстней. Потом сорвал с нее футболку и на меня пошел поток запахов от ее тела. Я сорвал с нее штаны, потом трусики и носки и целовал ее тело без остановки. Я переворачивал ее, бросал, лизал, кусал, обнимал, царапал, входил в нее, выходил из нее, тер ее, гладил ее. Мне очень нравилось целовать ее губы, ее рот. Мне казалось, что там так горячо, что я не обжигаюсь лишь по большому ее снисхождению. Мы целовались так долго и страстно, что когда мы кончили, то несколько минут просто пытались отдышаться.
Я встал, чтобы выпить воды.
- Дай и мне, пожалуйста.
Я принес ее воды, а она пила, как будто 40 лет ходила по пустыне. Я тоже выпил воды, но выпил неаккуратно и она разлилась, стекая по подбородку вниз. Я лег и обнял ее. Ужас, как горячо. Я поправил ее волосы и слегка прикусил спину.
- Тебе во сколько завтра вставать?
- В 8 часов.
- Что? Малыш, я никогда не встану в такую рань!
- А ты и не вставай. Я дам тебе ключи, а ты оставь их у консьержа.
Ну, и ладно. На часах было начало четвертого. Я закрыл глаза и моментально уснул.
Мне снилось, что я дерусь с каким-то японцем, а она смотрит на это и хохочет. Гадкий узкоглазый оказался проворным и регулярно в меня попадал. А она смеялась. Я разозлился и со всей дури попытался дать ему по морде, но он снова увернулся. А потом я взял палку и япошка стал убегать.
А когда я проснулся, ее уже не было. Кофе тоже не было. Не было и завтрака. В бутылке оставалось немного воды. Я сходил в душ, потом оделся, вышел и закрыл за собой дверь.
Внизу сидела пожилая консьержка и смотрела телевизор. Показывали вчерашний фильм с Брюсом Уиллисом. Я положил ей ключи и спросил:
- А вы не знаете как зовут девушку из 32 квартиры?
Она нехотя оторвалась от фильма и подвинулась ко мне:
- Что?
- Говорю, вы не знаете как зовут девушку из 32 квартиры?
- Не, не знаю, — бросила старуха и продолжила просмотр фильма.
Я пошел к метро.