Лев Давидович Боген

               

               
    После окончания Ленинградского Технологического Института им. Ленсовета, меня взяли на работу в институт ГИПРОНикель. На распределении я стоял третьим. Как и почему я попал в Отдел Металлургического Оборудования абсолютно не профильного НИИ сюжет для небольшого рассказа, и я здесь  не буду его описывать, скажу лишь, что в силу негласного запрета на некоторые места обучения, профессии, а главное на некоторые  места работы, ГИПРОНикель  являлся своеобразной "резервацией для индейцев", еврейского происхождения. До большого исхода 1990 года, в Ленинграде проживало более 150 тысяч представителей выше означенной группы населения, что при, мягко говоря, повышенном уровне грамотности, создавало для властей определённые трудности. Принять на работу огромное число людей с высшим образованием при постоянной декларации равенства, и  одновременно проводимой политике дискриминации, очень не просто. Как видите, даже я способен подобные трудности оценить.
   В силу вышеописанных причин, процент евреев в институте был значителен. Я лично был знаком с любителями этот процент повычислять. После загибания пальцев и решения несложного уравнения, человек обычно многозначительно смотрел на собеседников, а в случаях, когда речь шла о делении премии, или освободившейся соблазнительной вакансии, воспрошал  "До коле? ". Но т.к., над любителями подобных вычислений, создатель, при рождении, как говорится, "ладошку не простёр", да и порядки в институте были умеренные, вопрос обычно отклика в слушателях не находил.
    Вообще должен отметить, что ничто так благотворно не влияет на развитие нации, как дискриминация в разумных пределах. А на развитие идей сионизма - фашизация общества, разумеется, если дело не доходит до смертоубийства, при одновременном закрытии границ. Лично я только в Израиле видел детей с открытым ртом провожающих взглядом любой движущийся объект. В Питере его бы просто "съели без соли", а здесь, ну не хочет ребёнок учить предмет, ну и бог с ним, лишь бы ему нравилось всё вокруг. После того, как я разбился на работе, чтобы как-то себя занять, преподавал одно время математику. Так вот представьте себе, столкнулся с неразрешимой проблемой. С одной стороны я должен был подтянуть отстающего ребёнка, то есть передать ему знания, которые не влезли ему в голову с первой попытки. С другой стороны, как выяснилось в процессе преподавания, необходимо было понравиться ребёнку, то есть не нагружать его без меры и по возможности, приятно проводить с ним время. И в этом дуализме поставленных задач, неизменно проигрывал, т.к. ставил на знания, в то время как надо было развлекать дитя, или, в крайнем случае, научить технике - что на что перемножить, и на что поделить. Как правило, предстоящий экзамен был завтра, а объём пропущенного материала – месяца полтора. Ни о каком понимании предмета речи не шло. Деньги я брал символические, просто чтобы ребёнок не "плевал" на меня, и на занятия совсем, а главное, чтобы родители не забывали напомнить о предстоящем занятии. В конечном итоге, я так и не смог себя переломить, и брать деньги просто так. А т.к. с голоду я не умирал, то роль массовика - затейника предпочел бросить.
   Что касается идей сионизма, то с этим вообще очень просто. Попробуйте убедить профессора, д.т.н., сменить, пусть даже не по западному оплачиваемую, должность зав. лаб. в НИИ, на удовольствие  охранять ворота в институте Вейцмана, в городе Реховот. Шанс, что получится, конечно, есть, но он примерно равен шансу - быть убитым шаровой молнией, в центре зала Мариинского театра, в день премьеры. А вот если в течение года, в центре Ленинграда, в садике – том, что расположен на Первой линии Васильевского острова, где стоит колонна "Румянцева победам", регулярно проводить семинар на тему: "Кто продал Россию?", то неожиданно у огромного количества людей вдруг возникает непреодолимое желание изучать иврит. Разумеется, и Макашов и Баркашов обыкновенные русские фашисты, однако, как это ни цинично, для меня абсолютно очевидно, что для дела сионизма их выступления имеют ценность необычайную. Борясь с сионизмом, они на самом деле, идеям сионизма способствуют. Сладкоголосые сохнутовцы сами не верят в то, о чём поют. Господа фашисты, речи ведут  искренне, от сердца, а посему  достоверны и в плане убеждения - фашистам равных нет. Прослушав их выступления, люди пол жизни проводившие партийные собрания на тему "Израиль – оплот мирового расизма и империализма", неожиданно прозревают, обнаруживая в себе ростки национального самосознания. Эти – неожиданно исцеленные, по приезде в Израиль, что особенно противно, срочно надевают кипы, и рассказывают окружающим какие они "матерые сионюги". А, впрочем, я разошёлся напрасно – сам не безгрешен. Собрания не проводил, т.к. – был б.п., однако руки "против" не поднимал, и голоса не возвысил… Желая чего-то достичь в жизни, проповедовал идеи космополитизма, со стойкой тягой к мимикрии. Я и сейчас не националист, но думаю, окажись  в том времени, вёл бы себя определённо по-другому. Ну да что теперь руками махать. Идиша не знаю, да и с традициями на троечку.
    А может ничего бы и не изменилось. Это здесь у всех на цепочке по магендавиду,  величиной с баночку из под гуталина. А ты его в Питере надень, рубашечку расстегни, и сходи на вступительный экзамен в университет, вот тогда и поговорим.
   Я думаю, надо строить  из того, что есть, а не из того, что хочешь. Есть конечно и карасский мрамор, но если не хватает оного, известняк тоже не плохо, а можно даже из кизяка. Это я про здание сионизма. А то мой Борис из Балтимора пишет, что у них тамошние "сионисты" считают нас вовсе не чистыми. Дескать, у нас много не кашерных магазинов и смешанных браков и т.д. Правда, стреляют и взрывают у нас, и даже девочки пару лет  в обнимку с автоматом, но это, конечно же не столь важно, как написание гневных статей в местной газете… А вообще, как уже давно обещают, а большинство верит –  будет хорошо. По правде сказать, уже сейчас будь здоров, но это понимаешь особенно отчетливо, когда в дом приходит беда. Как я писал ранее, я сильно разбился на работе, хотя работал в проектной конторе. Ну да как говориться: "на грех и курочка пукнет". Так вот все те, кто "с меня соки высасывал" неожиданно кинулись помогать, вплоть до, абсолютно неизвестной мне ранее, организации, начавшей переводить деньги на помощь, при умывании. Редко, видимо боясь, что я начну хныкать, меня спрашивают
"как, и чем я живу"? В случае, если я объясняю, даже друзья из Америки "чешут репу" теряясь в вопросе "в каком направлении расположен  центр Мира? ". Видимо с Нью-Йорком не всё вырисовывается. Израиль подушистее будет. Во всяком случае, похоже, что это справедливо в отношении: стариков, бездомных, безработных, матерей-одиночек и инвалидов.
   Ну да я, как всегда, отвлёкся от темы. Начальником отдела был Лев Давидович Боген – человек редкой биографии и очень редких, на сегодняшний день, идеалов. Причем идеалов не декларируемых, а исповедуемых, что совсем не одно и тоже. До десяти лет Л.Д. рос в очень благополучной профессорской семье. Папа маленького Лёвы был начальником кафедры Ленинградской Военно Мединской Академии и, по положению, одновременно, зам. зав. здрав. г.Ленинграда. В 1937 году Зав. Гор. Здрав. оказался человеком лишним, а некоторые, посовещавшись, решили даже вредным для советской власти и Лёве, неожиданно, вышло повышение - он стал сыном не зама, а Самого. Первый серьёзный жизненный урок получил неожиданно скоро – через пол месяца. Папу Лёвы тоже посчитали не вполне соответствующим… и расстреляли. Справку выдали 43-м годом. Я  подозреваю, что потери в Великой Отечественной были чуть-чуть меньше, а от батьки Сталина чуть-чуть больше, чем принято считать официально. Лёвину маму, с полутора годовалой сестрёнкой на руках, посадили в тюрьму под Москвой. Ей сильно повезло, так как, во-первых - не расстреляли, во-вторых – тюрьма, а не лагерь, а в-третьих – хорошая компания. Лёвина мама сидела с женой Михаила Ивановича Калинина, и когда Всесоюзный Староста, сиречь -  Президент СССР, после посещения шоколадной фабрики, получал в подарок шоколадную курицу, половину её съедали в подмосковном каземате. Выполняя заветы гр. Ульянова,  гр. Джугашвили держал под замком в качестве заложников близких, из числа большинства действующих членов правительства. Так что в области диктатуры и диктаторов Россия тоже была "впереди планеты всей". Куда там Каддафи или Саддаму Хусейну - мальчишки.
       В отношении Л.Д. неожиданно обнаружилось, что сын врага народа никому не нужен. Он  как бы существует,   но  в  каком-то параллельном
мире, видимый для незнакомцев, и прозрачный для людей близких, и даже бывавших в доме. В четырнадцать лет бывший "барчук" стал учеником фрезеровщика. Однако лисица – не ворона. Гены, плюс первоначальная закваска, взяли своё, и Л.Д. закончил Ленинградский Политехнический по специальности "проектирование турбин", что позволило ему со временем руководить в "резервации" отделом. Женат Л.Д. был на женщине с удивительно редким и, одновременно, каждому известном именем – Арина. Жена была доктором филологии, и всю жизнь занималась в "Пушкинском доме" декабристами. Происхождение и, как я думаю, влияние темы исследований супруги, привело к тому, что отделом Лев Давидович руководил "по совести"!?! Я думаю, такое редко кому доводилось видеть. В отделе работала женщина, почти потерявшая зрение. Представляете себе почти слепого ведущего конструктора – вот и я нет. На руках у неё была больная дочь. Женщине было под пятьдесят. То, что "на улице", они с дочкой безусловно пропали бы, в той или иной степени, понимали все. Но одно дело понимать, а другое дело заслонять… На моей памяти, Лев спасал их лет десять, если не больше. Ещё работала женщина, которая до восемнадцати лет считалась скрипачкой, подающей надежды. Всё было хорошо, пока её сестра не заболела менингитом и Светлана, так  звали женщину, была вынуждена сидеть у постели больной - мама, временно, потеряла способность ориентироваться в ситуации. Через два месяца о скрипке пришлось забыть, т.к. чтобы восстановить 128 звуков на смычок, при таком перерыве, надо лет пять. Светлана ездила за всех в колхоз и наводила порядок в бумагах. Чертить отказывалась наотрез. Лев молчал, видимо  проявляя очередной раз милосердие. У отдела была ещё одна интересная особенность. Из четырёх главных конструкторов проекта, три были, как тогда было принято говорить, инвалиды пятой группы. Попали они в отдел по разным причинам. Мой шеф – Георгий Иосифович Рубинштейн, например, проектировал в пятидесятых годах подводные лодки. Неожиданно в конторе сократили человек десять.  Через два месяца всех взяли обратно, кроме него и ещё одного инородца. Система Станиславского в СССР была в почёте всегда. Один раз я даже работал с человеком, которого, при приеме в ГИПХ, заставили пописать в баночку,
"определили" хронический пилонефрит, и отказали по болезни.
   Четвертым главным был Валентин Николаевич - человек с анкетой чистой, а посему неприкасаемым – эдакая священная корова. Валя обладал определёнными качествами – амбициозностью, в умеренных дозах, и необычайным упорством в сочетании с чрезвычайной работоспособностью. Сев утром за стол, он, с небольшими перерывами, на зарядку и обед, работал до вечера как лошадь. Дело было в том, что Валя писал диссертацию… Но, как говорится, сколько землю ни удобряй и ни поливай, не имея арбузного семечка, арбуза не вырастишь. Валя "арбузного семечка" не имел. Последствия этого обстоятельства были просто катастрофические. Валя долбил как дятел то, что не мог ни обосновать, ни защитить. Я даже один раз присутствовал при публичном прогоне данной научной работы. После часа занудного повествования, выяснилось, что несколько перемноженных и поделённых между собой цифр, представляют собой не что иное,  как перевод вне системных единиц измерения в системные, т.е. часов в секунды, килограммов силы в ньютоны и т.д. Дальше следовал простенький коэффициент – предмет исследования, и несколько параметров. Защитить это было невозможно, и даже люди из соседних отделов – не пострадавшие непосредственно от Валиной деятельности, а посему настроенные благодушно, по-отечески едва заметно улыбались. Всё это происходило в рабочее время… Разгребать же завалы, возникшие в результате такого "трудового подвига", должен был Л.Д. Точнее сказать, разгребали  неизменно группы Рубинштейна и Марголина, но перед этим, Л.Д. предстояло провести тяжелейшее собрание отдела. На собрании Л.Д. в интеллигентной форме объяснял, что группа В.Н.Старостина в очередной раз в ж…е, и если мы его всем миром оттуда не вытащим (взгляд в сторону Рубинштейна), то Родина в опасности… Объяснить это моему шефу было непросто. Несмотря на то, что он понимал всю безысходность положения, и что придётся в очередной раз спасать отдел и Родину, огрызался как мог.
  При всём этом Валя совершенно не комплексовал, и даже, однажды, во время повышении зарплаты, позволил себе обвинить Л.Д. в национализме, прошипев "своим повышаешь!", и успокоился, когда обнаружил, что евреев в списке нет. Находясь в командировках, в гостинице одного из комбинатов, представлялся главным конструктором института. Разница примерно такая же, как между дежурным по платформе и начальником вокзала. Обнаружили самозванца случайно. На комбинат позвонил настоящий главный, и был сильно удивлён, узнав, что у них уже один главный остановился с визитом. Когда же Валю спросили, зачем он так сделал, тот, не моргнув глазом, ответил, что в гостиничной анкете не хватило места  написать должность полностью - главный конструктор проекта. Подобное объяснение удовлетворило бы разве что человека с размягченным мозгом. Однако скандал замяли, помятуя бессмертные строки "мы метим все в Наполеоны … ", а также "все мы слабы, ибо человече суть…"
   Вот так они и существовали в одном отделе, символизируя противоположность морально этических принципов. Л.Д., желая, так сказать, личным примером… регулярно ходил на овоще базу (было в те годы такое развлечение). Имея нездоровый позвоночник, лез под тяжёлые мешки с картофелем. Писал черновики на обратной стороне старых чертежей, и регулярно в обеденный перерыв выключал свет, заявляя, что культурный человек не будет просто так уничтожать бумагу и энергию. Любил, в назидание, приводить в пример картину И.Е.Репина - "Бурлаки на Волге", справедливо полагая, что если один не тянет, то другой должен упираться вдвойне. Валя, запросто выпивая два стакана водки, в три приёма, вовремя позаботился о соответствующей справке, и регулярно, в соответствующие моменты, прикладывал руку к сердцу. Ни на какие базы не ходил вообще, и был жизнью доволен.
   Вот так мы и работали: частично по Пестелю, частично по Репину…
  Даже я, пользуясь мягкостью Л.Д. и по молодости лет увлекаясь, позволял себе говорить с ним, иногда, в совершенно недопустимом тоне. Затем, правда, стесняясь содеянного, приходил извиняться. Причём, даже извинение доставляло удовольствие. Было занятно наблюдать изменения в лице Л.Д., происходившие за считанные секунды: от почти детской насупленности, до радости  победы доброго, моего начала, над недостатком воспитания.
    За все свои "подвиги" Лев Давидович Боген имел двухкомнатную хрущёбу, в одной комнате которой проживала Лёвина восьмидесяти летняя мама - кандитат исторических наук. Другую занимала библиотека на три тысячи томов литературы, необходимой для жёниных исследований, а также сам с женой и сыном, лет двадцати пяти. Один раз я позвонил Л.Д. домой. Трубку взял сын, и по тому, как зевнул "папа тебя", мне почему-то показалось, что тандем Пестель-Репин, в молодом поколении, отклика не нашёл. Иногда, сыну надо было встретится с девушкой, и два раза в неделю Л.Д. с женой, по расписанию, ходил погулять. Остаётся только догадываться, о чём могли думать эти тогда уже пожилые люди (Л.Д. было под шестьдесят). Что они должны были чувствовать? Остаётся загадкой, как я сам, мог долгое время считать ту жизнь нормальной? До какой степени унижения надо довести человека, чтобы он это унижение осознал… И какой мерзавец мог называть грабёж – равенством, а клетку - свободой?   
   На днях мне из Германии звонил мой бывший шеф. В разговоре со мной, он рассказал о том, что месяц гостил в Питере, где встречался с Львом Давидовичем, который не изменился совсем. Почему-то мне стало очень грустно от этого, как мне кажется, бесконечного "затмения". Но видит бог, в Питере осталось совсем не много людей, с которыми мне бы хотелось поговорить так же, как этим, семидесяти пяти летним, стойким "оловянным солдатиком "…

                Посёлок  Ган-Нер, Израиль.
                11.10.2003